Иосиф Ромуальдович Григулевич
ЭРНЕСТО ЧЕ ГЕВАРА
И РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПРОЦЕСС В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ
Он оставил нам свои революционные идеи, он оставил нам свои революционные достоинства, он оставил свой характер, свою волю, свою настойчивость, свое трудолюбие. Словом, он оставил нам свой пример!
ФИДЕЛЬ КАСТРО РУС
Предисловие
Революцию творят массы. Они порождают и революционных вождей — ярких по своим способностям и поведению личностей, как правило отличающихся искренностью, мужеством, беспредельной преданностью делу, которому служат. Жизнь вождей насыщена всякого рода коллизиями, столкновениями, часто заканчивается трагически. Но грядущие поколения не забывают их имен, чтят их память, стремятся впитать в себя все лучшее, что было в них и в их деятельности.
История Латинской Америки выдвинула немало выдающихся борцов за народное дело. В колониальную эпоху это индейцы Кауполикан, Куаутемок, Тупак Амару. В XIX в. — Симон Боливар, Бернардо О'Хиггинс, Хосе Марти и десятки других героев борьбы за независимость. XX век навсегда занес в почетную книгу истории имена Панчо Вильи, Эмилиано Сапаты, Аугусто Сесара Сандино, Фиделя Кастро Рус, Эрнесто Че Гевары, Камило Съенфуэгоса, Сальвадора Альенде и многих других.
Наша книга — об Эрнесто Че* Геваре и его месте в Кубинской революции и в революционном процессе Латинской Америки. В. И. Ленин, которого оппортунисты обвиняли в том, что Советская Россия развивается не по привычным «марксистским» схемам, указывал, что революция — это не Невский проспект. Жизнь Эрнесто Че Гевары, развитие революционного процесса в Латинской Америке, история Кубинской революции еще раз подтверждают эту истину. Революции, хотя развиваются согласно одним и тем же закономерностям, идут обычно путями, которые трудно заранее предугадать как самим революционерам, так и их противникам. Если бы было иначе, то революция, вероятно, не могла бы победить, ведь враг, зная заранее пути ее развития, сумел бы легко задушить революционный процесс в зародыше.
(*Че — характерное для аргентинцев междометие, выражавшее и удивление, и восторг, и печаль, и нежность, и одобрение, и протест, стало сначала прозвищем Эрнесто Гевары, а потом боевым псевдонимом, сросшимся с его именем и фамилией. После победы Кубинской революции, будучи президентом Национального банка, Гевара подписался па новых банкнотах Кубы «Че», вызвав возмущение контрреволюционеров. В ответ Эрнесто сказал: «Для меня Че означает самое важное, самое дорогое в моей жизни. Иначе и быть не могло. Ведь мои имя и фамилия — нечто маленькое, частное, незначительное».)
14 июня 1983 г. Эрнесто Че Геваре исполнилось бы 55 лет. Он родился 14 июня 1928 г. в аргентинском городе Росарио. Для тех, кто знал Эрнесто, трудно вообразить его пожилым, а тем более старым человеком. Всем своим обликом он олицетворял молодость — мужественную, бесстрашную, жаждущую героических свершений, подвигов, побед. Вместе с тем он терпеть не мог трескучих фраз, псевдореволюционной позы, самолюбования, рисовки. Против этого он боролся оружием смеха, иногда даже издевки. «Революционерами из кафе» презрительно называл он болтунов, рассуждающих о революции с позиций постороннего зрителя и критикана. Че Гевара считал настоящим революционером только того, кто принимал активное участие в революционной борьбе, в строительстве нового общества, однако в нем не было ничего от аскета, исключительной личности, героя, возвышающегося над толпой. Он не страдал комплексом отчужденности, ему были чужды и прочие комплексы, столь характерные для многих мелкобуржуазных интеллектуалов, вступающих на революционную стезю. А ведь Че тоже являлся одним из них. Врач, книжник, писатель, публицист, он был «стопроцентным интеллигентом», но в первую очередь он был коммунистом, и это определяло в нем все остальное.
Жизнь Че Гевары была яркой и драматичной. Аргентинец, он связал свою судьбу с Кубинской революцией, вместе с Фиделем Кастро участвовал в партизанских боях, стал крупнейшим специалистом по вопросам герильи — партизанской войны, а после победы революции занимал высшие должности в партии и правительстве Республики Куба. В 1965 г. ушел со всех постов, а в 1966 г. оказался в Боливии, где во главе отряда добровольцев-партизан вел военные действия против реакционного режима и его союзников — империалистов США. 9 октября 1967 г. Че был убит американскими советниками, действовавшими в этой стране.
Гибель Эрнесто Че Гевары вызвала возмущение и негодование во всем мире. В то время популярность героя достигла апогея. Эти породило беспокойство в Вашингтоне, где приложили немало усилий, чтобы исказить подлинный образ Че. Его пытались выставить супергероем-одиночкой, революционером-самоубийцей, выдавали за анархиста, троцкиста, последователя Мао Цзэдуна, как это делает, например, выполняя поручение ЦРУ, Даниэль Джеймс2 в биографии Че. Этот автор, пытающийся всячески исказить и принизить образ Че в угоду тем, по приказу кого он был убит, с наивным притворством вопрошает в своей книге:
«Почему столь широкий и глубокий ум, как Эрнесто Гевара, не обратился к опыту стран, где предпринимались или по крайней мере намечались попытки предпринять другие, мирные решения социального вопроса? Если его ненависть к Соединенным Штатам исключала возможность объективного изучения американского общества, то почему не обратился он к опыту таких стран, как Швеция, где осуществлялись социальные эксперименты, более близкие его настроениям? Почему он оказался неспособным смотреть на вещи шире, не сквозь призму парализующей латиноамериканские страны монокультуры? Почему его ум в столь раннем возрасте исключил иные решения и иные ответы на извечные вопросы человечества?» 3. Автор воздерживается от ответа на эти патетические вопросы. Ведь ответ может быть только один: причину того, что Че избрал путь социальной революции, следует искать в политике порабощения и произвола, которую на протяжении десятилетий проводили в Западном полушарии империалисты США. Их монополии, банки, тресты захватили основные богатства стран Латинской Америки. Пентагон, госдепартамент, ЦРУ сделали нормой вмешательство в политическую жизнь этих государств. Правящие круги Соединенных Штатов боятся не только «коммунистической революции» в Латинской Америке, но и любой серьезной буржуазной реформы, если она задевает интересы их монополий, бьет по карману магнатов Уолл-стрита.
( 2James D. Che Guevara: A biography. L., 1970.)
( 3 Ibid., p. 123.)
На любую попытку реформ Вашингтон отвечает экономическими санкциями и вооруженными интервенциями. По приказу Вашингтона были убиты такие политические деятели, выступавшие с независимых позиций, как Франсиско Мадеро, Эмилиано Сапата и Панчо Вилья в Мексике, Аугусто Сесар Сандино в Никарагуа, Антонио Гитерас на Кубе и Эльесер Гайтан в Колумбии. На протяжении десятилетий местные тираны в угоду Вашингтону и олигархии загоняли в подполье, гноили в казематах, пытали, уничтожали коммунистов и других борцов за подлинную демократию и счастье своих народов. Все это видел Эрнесто Че Гевара, и он сделал для себя единственно правильный вывод: чтобы добиться справедливости, нужно изменить социальный порядок.
Немало ложных версий и клеветнических утверждений содержится о Че и в книге испанского автора Орасио Даниэля Родригеса 4, неоднократно переиздававшейся с 1968 г. Автор пытается доказать, что Че был своего рода Дон Кихотом, искателем приключений. Его «Боливийский дневник», утверждает Родригес, был передан кубинской стороне агентами ЦРУ, чтобы скомпрометировать и Че и Фиделя Кастро. По словам Родригеса, этот дневник якобы свидетельствует, с одной стороны, об ответственности Кубы за организацию «партизанского очага» в Боливии, а с другой — о полном провале этой затеи. Но ведь ни Фидель Кастро, ни Че никогда не скрывали своего участия в боливийских событиях, это было очевидным для всех. Кроме того, и Че и Фидель Кастро откровенно говорили, что к подобного рода действиям они прибегали исключительно в целях самообороны от непрекращающихся попыток правящих кругов США задушить Кубинскую революцию. Что касается поражения партизанского отряда в Боливии, то такую возможность его создатели и руководители не исключали: оно еще не означало поражения антиимпериалистической борьбы на континенте в целом. И последующие события в Чили, Никарагуа и других странах Латинской Америки подтвердили это.
(4 См., напр.: Rodriguez H. D. Che Guevara: ¿ Aventura o Revolucion? Barcelona, 1979, p. 244—246.)
В нашей работе мы попытались показать Че таким, каким он был в действительности: подлинным революционером, верным светлым идеалам коммунизма и пролетарской солидарности, скромным и храбрым бойцом против империализма, искренним другом Советского Союза.
Как каждый ищущий новых путей революционер, Че иногда ошибался, но всякий раз он был готов признать это, если жизнь подтверждала, что он на неверном пути. Даниэль Аларкон (Бенигно), сражавшийся вместе с Че в Боливии, так характеризовал его в одном из интервью в 1978 г.:
«Вопрос журналиста: Какими качествами, по мнению Че, должен был обладать революционер?
Аларкон: Он считал, что для борьбы человек должен обладать многими качествами. Во-первых, это должен быть до конца мужественный человек. Ему нравилась в людях не безудержная удаль, а именно мужество. Он говорил нам, что просто храбрый человек может в определенный момент потерять контроль над своими нервами, чего никогда не случится с истинно мужественным человеком. Мужественный человек выделяется среди других не тем, что быстрее всех стреляет, а тем, что способен в любой момент трезво оценить обстановку... Мужественный человек может полностью управлять своими нервами и благополучно избегнуть любой опасности. Ему нравились также серьезные люди. Люди, которые обладали тактом в отношениях с людьми. Человечные люди, которые оставались бы людьми и на командных постах. Люди, способные быть хорошими солдатами и одновременно с пониманием относящиеся к чувствам своих подчиненных. Физически крепкие, выносливые люди, умеющие проявить себя на поле боя. Люди, хорошо знающие природу и партизанскую борьбу. Мужественные, решительные, выдержанные люди. Одновременно с этим Че большое значение придавал верности и даже изучал ее психологические аспекты. Ему нравились люди, которые, отвечая всем перечисленным качествам, обладают четкой политической позицией, люди, верные своему долгу, не имеющие тех отрицательных свойств, которые могут свести па нет все их положительные стороны. Он с восхищением отзывался о людях, которые и в дни мира, и во время войны способны пойти на жертвы, всегда стремятся принести пользу. Он восхищался людьми, которые не избегают ответственности и смело взваливают на свои плечи всю тяжесть революционных задач. Потому что Революция — это самый тяжелый путь, какой может избрать для себя человек. Нужно иметь поистине железную волю, чтобы быть революционером.
Вопрос: Каким вам видится Че сейчас?
Аларкон: Че Для меня — прирожденный революционер. С раннего детства присутствует в нем это качество — стремление бороться за того, за кого необходимо бороться. Его отличал также совершенно особый подход к людям, он умел проникнуть в души людей. Он был человеком, который в определенный момент мог повести за собой людей на смерть. Но он никогда не переставал любить жизнь, он всегда ее любил. Это был человек, один из людей, который по-настоящему хотел жить, он любил жизнь такой, какой, по его мнению, она должна была быть. Это был человек, обладавший всеми необходимыми возможностями для того, чтобы прожить жизнь спокойно, ведь он стал одним из главных руководителей нашей Революции. Однако он мечтал о свободе не только для маленького острова, но и для всей Америки. Он был очень простым человеком и легко приспосабливался к любым условиям жизни, какими бы трудными они ни были. И для этого ему не нужно было делать больших усилий. Когда нужно, это был кремень. Но в других обстоятельствах он был сама доброта и благожелательность. Че был тем самым человеком, о котором он говорил, хотя сам он об этом не подозревал. Он был тем самым новым человеком, о котором он говорил, тем самым новым человеком, о котором он мечтал» 5.
5 См.: Куба, 1978, № 10, с. 18—19
С победой Кубинской революции в рядах борцов за национальное освобождение, среди коммунистов разгорелась дискуссия: применим ли кубинский опыт к другим странам, какой путь является правильным: «мирный» или немирный? Эти вопросы обсуждались серьезно и всесторонне.
Революционный опыт масс за истекшие после победы Кубинской революции годы многое прояснил в ответах на данные вопросы, еще раз подтвердив, что выбор пути, т. е. правильной тактики и стратегии революции, зависит от марксистско-ленинского анализа конкретной обстановки в той или другой стране.
Поражения только закаляют настоящих революционеров, учат их избегать ошибок. Отряд Че потерпел поражение в Боливии, но его опыт, жертва не пропали даром. После гибели Че начинается новая страница в истории Латинской Америки, новый этап в развитии революционного процесса континента.
Несколько слов об источниках настоящей работы. Она написана на основе произведений самого Эрнесто Че Гевары, изданных на Кубе. Широко использованы и такие книги, как «Боливийский дневник» Че и биография Тамары Бунке («Таня — незабвенная партизанка») 6. Многие из них переведены па русский язык и опубликованы в Советском Союзе. Важное значение имеют высказывания Фиделя Кастро, без которых невозможно попять и правильно оценить происходящие в Латинской Америке процессы; широко использованы кубинская печать, воспоминания, мемуары, другие документы7. Много ценного материала автор почерпнул, знакомясь в 1970 г. с уникальным архивом Комиссии по увековечению памяти Эрнесто Че Гевары при ЦК Коммунистической партии Кубы, а также во время бесед с отцом Че, Эрнесто Геварой Линчем8, и другом его юности Альберто Гранадосом. Особую признательность автор хотел. бы выразить профессору Антонио Нуньесу Хименесу, ныне заместителю министра культуры Кубы, а в прошлом капитану повстанческой армии и одному из ближайших соратников Че во время боев в провинции Лас-Вильяс. Антонио Нуньес Хименес передал нам рукопись своих неопубликованных воспоминаний о боях за кубинский город Санта-Клара. Этот важный источник положен в основу рассказа о сражениях бойцов Че против диктатуры Батисты.
6 El Diario del Che en Bolivia. La Habana, 1968; Rojas M., Rodrlgaet Calder6n M. Tania la Guerrillera inolvidable. La Hahana, 1970.
7 Особенно хотелось бы отметить книги о Че: Iglesias Leyva J. De la Sierra al Escambray. La Habana, 1979; Rodrlguez Herrera M. Ellos lucharon con el Che. La Habana, 1980; Mendez Capote R. Che comandante del alba. La Habana, 1981; Alarc6n Ramlrez D. De Yure a Manila. La Habana, 1981.
8 Воспоминания отца Че Гевары неоднократно печатались в кубинской и зарубежной печати, а затем вышли отдельной книгой. См.: Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981.
Автор считает своим долгом поблагодарить всех товарищей, оказывавших ему доброжелательную помощь в процессе работы над настоящей книгой.
Че—аргентинец
Когда на Кубе победила Революция и Эрнесто Че Гевара стал знаменит, газеты начали писать о нем всякие небылицы. Некоторые журналисты даже высказывали сомнение, что он аргентинец. Нашлись и такие, которые утверждали, что он русский, выдающий себя за аргентинца. Но Че был коренным аргентинцем. По отцовской линии Че — аргентинец 12-го поколения, по линии матери—8-го. Среди его предков были ирландские мятежники, испанские завоеватели, аргентинские патриоты. По-видимому, Че передались по наследству некоторые черты его беспокойных предков. У него в характере было нечто такое, что влекло его к дальним странствиям, к опасным приключениям, к новым идеям.
Предки Че по отцовской липни, испанцы, поселились в Аргентине еще в колониальное время 1. Они обосновались в пограничной с Чили провинции Мендоса и занялись земледелием. В начале прошлого века Мендоса служила базой освободительной армии генерала Хосе де Сан-Мартина, которая свергла испанское господство в Аргентине. Основателем аргентинской ветви Линчей был ирландец Патрик, участник освободительной борьбы своего народа против английского господства. От преследования англичан он бежал в Испанию, а оттуда в Аргентину, или, как ее тогда называли, вице-королевство Рио-де-ла-Платы, где женился па богато» креолке. Это было во второй половине XVIII в., еще в период владычества испанцев.
Отец Че, Эрнесто Гевара Линч, был шестым ребенком в семье Роберто Гевары 2 и Анны Линч.
Эрнесто-старший учился па архитектурном факультете Национального университета в Буэнос-Айресе, но с перерывами — приходилось работать. От былых асьенд его предков остались к тому времени лишь одни воспоминания.
Мать Че, донья Селия де ла Серна-и-де ла Льоса тоже, как и се муж, принадлежала к старинному аргентинскому роду. Ее отец, Хуан Мартин де ла Серпа, вошел в историю Аргентины как основатель города Авельянеды, соседствующего с Буэнос-Айресом.
В роду Селии имеется даже свой испанский гранд — генерал Хосе де ла Серна-э-Инохоса, последний испанский вице-король Перу. Это его войска были разгромлены колумбийским маршалом Сукре в памятном сражении при Аякучо. Имя этого генерала упоминается К. Марксом и Ф. Энгельсом в статье «Аякучо» 3, где описаны подробности исторического сражения, завершившего 15-летнюю войну за независимость Латинской Америки.
Селия была независимой натурой, не считалась с условностями аргентинской аристократической касты. Ее интересовала политика, по всем вопросам она высказывала свои собственные суждения. В юности она принимала участие в феминистском движении, боролась за предоставление женщинам избирательных прав. Одной из первых среди женщин Аргентины она села за руль автомобиля; одной из первых в стране она отрезала косы, стала подписывать своим именем банковские чеки.
В конце 20-х годов Эрнесто-старший, получив от отца в наследство небольшую сумму денег, купил 200 га земли в районе порта Карагуатай (провинция Мисьонес), что на границе с Парагваем 4. Он хотел превратить эти земли в образцовую плантацию по производству йерба-матэ (парагвайский чай) 5. Цены тогда на йерба-матэ были высокими, не даром ее называли «зеленым золотом». Эрнесто Гевара купил самые современные машины, попытался облегчить труд рабочих-сезонников, занятых сбором этой культуры.
Поселившись в Мисьонес, Эрнесто-старший отменил талоны, начал выплачивать рабочим заработную плату деньгами и запретил продавать спиртное на своей плантации. Окрестные плантаторы поначалу сочли его за сумасшедшего, потом стали называть коммунистом 6. По политическим симпатиям Гевара-старший тогда был сторонником партии Гражданский радикальный союз, глава которой Ипполито Иригойен, бывший в то время президентом, сделал много полезного для страны, выступал за независимую внешнюю политику. Но плантаторы в те времена жили по своим законам. В Мисьонес царил полный произвол. Местные власти, полиция были в руках плантаторов.
В 1930 г. семья Гевары переехала в Сан-Исидро, городок на реке Ла-Плате, неподалеку от столицы. Там Эрнесто-старший владел на паях со своим родственником небольшой верфью.
Вскоре в связи с болезнью Тэтэ7 (у ребенка обнаружилась астма) по совету врачей семья перебралась в Кордову, самую «здоровую» аргентинскую провинцию, расположенную на западе страны в гористой местности. Ее чистый, прозрачный воздух, насыщенный ароматом хвойных лесов, считается целебным. Гевара приобрел дом — «Виллу Нидию» в местечке Альта-Грасия, расположенном близ города Кордова, на высоте 1000 м над уровнем моря. Эрнесто-старший стал работать подрядчиком по строительству домов, Селия смотрела за ребенком. У Че почти еженощно повторялись приступы астмы. Отец спал рядом с его кроваткой и, когда малыш начинал задыхаться, брал его на руки, качал и успокаивал, пока не проходил приступ.
Вслед за Тэтэ у Гевары родилось еще четверо детей — Селия, Роберто, Анна Мария и Хуан Мартин. Все они, как и Тэтэ, получили высшее образование. Дочери стали архитекторами, Роберто — адвокатом, Хуан Мартин — проектировщиком. Росли они нормально, особых забот родителям не доставляли.
С Эрнесто было совсем иначе. Он даже не смог поступить в школу. Два года мать занималась с ним дома. Читать он начал с четырех лет и с того времени стал страстным любителем чтения.
В доме была большая библиотека, в которой наряду с классикой — от испанской до русской — имелись книги по истории, философии, психологии, искусству, работы Маркса, Энгельса, Ленина, Кропоткина, Бакунина. Аргентинские писатели были представлены Хосе Эрнандесом, Доминго Сармьенто и другими. Были книги на французском языке. Селия свободно владела французским, знала английский. Она учила языкам детей, в частности Тэтэ.
У Че были свои излюбленные авторы. В детстве он читал книги Сальгари, Жюля Верна, Дюма, Гюго, Джека Лондона. Затем он увлекся Сервантесом, Анатолем Франсом. Знал и любил Толстого, Достоевского, Горького. Он прочел и все модные тогда латиноамериканские социальные романы (перуанца Сиро Алегрии, эквадорца Хорхе Икасы, колумбийца Хосе Эустасио Риверы), повествующие о тяжелой жизни индейцев и рабском труде рабочих в поместьях, на плантациях.
Че любил и поэзию, зачитывался Бодлером, Верленом, Гарсия Лоркой, Антопио Мачадо, Пабло Нерудой, множество стихов он знал наизусть. Он и сам писал стихи. Он как-то назвал себя революционером, который так никогда и не стал поэтом. В письме к испанскому поэту-республиканцу Леону Фелипэ, книгу стихов которого «Олень» обычно держал у изголовья, Эрнесто охарактеризовал себя как «неудавшегося поэта». Кубинец Роберто Фернандес Ретамар, сам известный поэт, рассказывает, что незадолго до того, как Эрнесто навсегда покинул Кубу, он одолжил у Роборто антологию испанской поэзии, откуда выписал стихотворение Пабло Неруды «Прощай!»
Че не расставался с поэзией до самой смерти. В Боливии в рюкзаке вместе со знаменитым «Боливийским дневником» была обнаружена тетрадь с его любимыми стихами. Об Эрнесто, таким образом, можно сказать словами Мартина Фьерро, свободолюбивого пастуха-гаучо, героя популярнейшей в Аргентине поэмы Хосе Эрнандеса (1834—1888):
С песней жил я, с ней умру,
С ней я странствовал повсюду,
С ней я похоронен буду...8
(пер. М. Донского)
Эрнесто увлекался также живописью, знал хорошо ее историю, сам неплохо рисовал акварелью. Больше всего ему нравились импрессионисты. Увлекался он и шахматами. Только в музыке он не разбирался. У него не было слуха. Он не мог отличить танго от вальса и не умел танцевать, что вовсе нетипично для аргентинца. Когда Че был министром промышленности и его попросили высказать мнение о качестве новых пластинок, он ответил: «Я не могу высказать о музыке никакого мнения, мое невежество в этой области стопроцентно».
Тэтэ увлекался не только поэзией и искусством. Он был силен и в математике и в других точных пауках9. Родители думали даже, что со временем он станет инженером.
С раннего возраста Тэтэ занимался спортом. Он любил плавать, когда семья проводила лето на побережье, в Мар-дель-Плате. Море он называл своим старым другом. Он словно стремился доказать, что способен, несмотря на свою астму, делать не только все то, что делают другие его сверстники, но даже больше и лучше их: играл в футбол, регби, занимался конным спортом, альпинизмом, увлекался гольфом и даже планеризмом, а главной страстью его детских и юношеских лет был велосипед.
Будучи студентом, Че совершил на мопеде путешествие в 4 тыс. км по Аргентине. Фирма «Микрон» предоставила ему мопед своей марки в целях рекламы и частично покрыла расходы, связанные с путешествием. Потом он нанялся матросом на аргентинское грузовое судно и некоторое время плавал на нем, побывал на Тринидаде, в Британской Гвиане. Затем обошел добрую половину Южной Америки. В 1941 г., когда Че исполнилось 13 лет, он сдал экзамены в государственный колледж имени Деан-Фунеса10 в Кордове. В 1945 г. он поступил на медицинский факультет университета в Буэнос-Айресе, здесь трудился в лаборатории известного аргентинского специалиста в области аллергии доктора Сальвадора Писани. Вместе с тем он стремился подработать, чтобы самому платить за учебу: служил в муниципалитете, оборудовал дома производство инсектицидов, торговал обувью..."
В эти годы олигархические и военные правительства в Аргентине сменяли друг друга. В 1930 г. был свергнут президент Ипполито Иригойен и к власти пришел первый аргентинский «горилла» — генерал Хосе Феликс Урибуру, обещавший «избавить страну от коммунизма». Затем президентом стал генерал Хусто, после которого непродолжительное время страной правили два олигарха — Ортис, настроенный проанглийски, и Кастильо, поддерживавший пронемецкий курс. Последнего в 1943 г. сверг триумвират «горилл» в генеральских мундирах — Роусон, Фаррель и Рамирес, на смену которым в 1946 г. пришел полковник Перон. В 1955 г. Перона убрала хунта генералов и адмиралов во главе с Лонарди и Арамбуру.
Экономика Аргентины была тесно связана с лондонским Сити и нью-йоркским Уолл-стритом. Значительная часть па-селения страны — эмигранты или дети эмигрантов (в основном из Италии и Испании). Кроме того, имеется большая немецкая колония, много евреев, поляков, англичан, выходцев из стран Ближнего Востока. Естественно, что все эти национальные группы живо откликались на события, происходящие в странах, откуда были родом они или их родители. Интеллигенция же, в особенности творческая, всегда тянулась к Франции. Париж был Меккой аргентинских интеллектуалов, писателей, артистов, художников. Поэтому и судьба Франции была им небезразлична. События в Советском Союзе тоже всех интересовали. Коммунистическая партия Аргентины возникла сразу же после Октября. Она, как правило, подвергалась жестоким преследованиям, но тем не менее активно действовала. Вообще идеи социализма довольно широко распространены в Аргентине. Социалистическая рабочая партия появилась еще в конце прошлого столетия, и ее основатель Хуан Б. Хусто впервые перевел на испанский язык «Капитал» Карла Маркса. В Аргентине издавалось и издается много книг по социализму, марксизму. Многие из них имелись в семейной библиотеке отца Че. Кроме того, аргентинские газеты широко освещали зарубежные события — даже шире, чем события внутренней жизни. Все это позволяло семье Гевары быть в курсе важнейших перемен в мировой политике.
Широкий отклик в Аргентине имела испанская гражданская война. Отец и мать Че сотрудничали с Комитетом помощи республиканской Испании. Семья Че горой стояла за республиканцев; принимала участие в аргентинском движении против фашизма и антисемитизма. По соседству жил доктор Хуан Гонсалес Агиляр, бывший заместитель премьер-министра Негрина в правительстве республиканской Испании. После поражения Республики он эмигрировал в Аргентину и поселился в Альта-Грасии. Дети Гевары дружили с детьми Гонсалеса Агиляра, учились с ними в одной школе, а затем в одном и том же колледже в Кордове. Тэтэ дружил и со своим сверстником испанским юношей Фернандо Барралем, отец которого погиб, сражаясь с фашистами. Известный республиканский генерал Хурадо одно время гостил у Гонсалесов. Он часто бывал в доме Гевары и рассказывал о перипетиях гражданской войны, о зверствах франкистов и их союзников — итальянцев, немцев. Все это оказывало соответствующее влияние на формирование будущих политических взглядов Тэтэ.
Во время второй мировой войны вся семья Гевары и их друзья горячо сочувствовали союзникам, Советскому Союзу, желали поражения странам «оси» и радовались победам Красной Армии. Огромное впечатление произвела на них Сталинградская битва.
Аргентина тогда была наводнена агентами и шпионами «оси», располагавшими тайными радиостанциями. Власти не только не пресекали их подрывной деятельности, но ее покрывали и ей содействовали. Друзья же союзников, а в их числе семейство Гевары, помогали выявлять и разоблачать фашистских агентов.
Родители Че принадлежали к числу активных участников оппозиционного демократического движения. Селия даже была арестована во время одной демонстрации в Кордове.
Тогда в Аргентине существовало множество подпольных боевых организаций, выступавших против полицейского террора. В одной из таких организаций, действовавших на территории Кордовы, участвовал и отец Че. В доме, где жила семья Гевары, изготовлялись бомбы, которые использовались для защиты от полицейских во время Демонстрации. Все это делалось на глазах у Тэтэ, который однажды сказал отцу: «Папа! Или ты разрешишь помогать тебе, или я начну действовать самостоятельно, вступлю в другую боевую группу». Отцу пришлось разрешить, чтобы иметь возможность контролировать действия сына и таким образом обезопасить его от провала и полицейских репрессий.
1 Че не придавал никакого значения своей родословной и если упоминал о ней, то только в шутку. В 1964 г. на письмо одной корреспондентки из Касабланки — Марии Росарио Гевары, спрашивавшей, откуда родом его предки, он ответил: «Товарищ! Откровенно говоря, точно не знаю, из какой части Испании пришли мои предки. Они давным-давно покинули те места „в чем мать родила". И я не хожу сейчас в таком виде лишь потому, что это не особенно удобно. Не думаю, что мы с Вами близкие родственники, но, если Вы способны трепетать от негодования каждый раз, когда совершается несправедливость в этом мире, мы с Вами — товарищи, а это гораздо важнее» (Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 685).
2 Землемер по образованию, Роберто занимал довольно видный пост, возглавлял комиссии по уточнению границ с Чили, Боливией, Парагваем и Уругваем. Можно сказать, что нынешние границы Аргентины были установлены при его непосредственном участии (Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981, p. 11—14).
3 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 14, с. 176—177.
4 Guevara Lynch E. Op. cit, p. 14—17.
5 Аргентинцы большие охотники до матэ, они пьют его столь же много, как другие народы чай или кофе. Страстным любителем матэ был и Че. Аргентинский поэт Фернан Сильва Вальдес писал об этом приятном и целебном напитке:
Есть в тебе грубоватая резкость
И крепость ладони мужской,
Горький матэ.
Ты везде и повсюду со мной,
Когда весело мне и печально...
Я пригублю тебя, и отхлынет от сердца тоска,
Сгинут беды, и радость придет,
В моем доме невзгоды растают.
(пер. Г. Шмакова) Этот напиток доставляет людям радость. Но тем, кто выращивает эту культуру, он причинял неисчислимые страдания. Рабочие плантаций йерба-матэ находились на положении каторжников. Хозяин распоряжался их жизнью и смертью, мог безнаказанно избить и даже убить. Работали они за талоны — «вале», взамен которых получали в хозяйской лавке продукты второго сорта и всякую мелочь, сбываемые им хозяином втридорога. К тому же хозяин отравлял их спиртным, которое имелось в лавке в неограниченном количестве. Любое организованное сопротивление рабочих жестоко подавлялось плантаторами и полицией.
6 Ibid., p. 24.
7 Так домашние называли первенца четы Гевара, нареченного в честь отца Эрнесто.
8 См.: Эрнандес X. Мартин Фьерро. М., 1972, с. 26,
9 Guevara Lynch Е. Ор. cit., p. 102—105.
10 Грегорио Фунес (1749—1825)—настоятель собора (dean) в Кордове, участник воины за независимость Аргентины.
11 Guevara. Lynch Е. Ор. cit., р. 110—129.
Его университеты
В школьные и университетские годы у Эрнесто было немного близких друзей. Он отличался резким характером, едким, разящим юмором. В то же время ему были свойственны такие качества, как мужество, готовность всегда постоять за товарища, романтизм, фантазия. Несмотря на недуг, он был не только «как все», но и впереди других в играх, забавах, юношеских проделках. Все же существовал какой-то невидимый барьер, отделявший его от друзей, и отнюдь не каждому было дано перешагнуть его. Почему? Не потому ли, что за внешней резвостью скрывалась поэтическая, легко ранимая душа ребенка, страдающего неизлечимой болезнью.
Самыми близкими друзьями Че были Чинчина, его юношеская любовь, и Альберто Гранадос1. Судя по воспоминаниям сестры Чинчины и другим свидетельствам, Че собирался на ней жениться. Чинчина, дочь одного из богатейших помещиков Кордовы, принадлежала, как говорят в Аргентине, к «коровьей аристократии». Она обладала всем тем, чего был лишен юный Тэтэ: завидным здоровьем, ослепительной красотой, изяществом и... огромным состоянием. А Че являлся в дом Чинчины на званые вечера, как обычно, лохматый, в потрепанной куртке и рваных башмаках, эпатируя местных снобов не только своим внешним видом, но и едкими репликами в их адрес и в адрес их политических кумиров.
На что надеялся Че? На любовь Чинчины. Он предлагал ей покинуть отчий кров, забыть о своем богатстве и уехать с ним за границу (это было после его возвращения из пер вой поездки по Южной Америке), в Венесуэлу, где намеревался работать в лепрозории и вместе со своим другом Альберто Гранадосом лечить прокаженных, как это делал в далекой Африке Альберт Швейцер, перед подвигом которого Че преклонялся.
Но Чинчина соглашалась стать женой Эрнесто лишь при условии, что он останется с ней, вернее, при ней. Его донкихотский проект переселиться в венесуэльские дебри и посвятить себя лечению прокаженных казался ей трогательным, благородным, но совершенно нереальным. Вошли в непримиримый конфликт возвышенное и обыденное, поэзия и проза жизни. Это не могло закончиться компромиссом. Ни Эрнесто, ни Чинчина не сдавали своих позиций. И они расстались: она — чтобы благополучно выйти замуж, он — чтобы вступить на путь, с которого нет возврата к прошлому.
Альберто Гранадос, или Миаль2, как его называли друзья, был старше Тэтэ на шесть лет. Что же их сблизило? Свойственные Альберто оригинальность суждений, стремление к познанию неизведанного были, вероятно, созвучны Тэтэ. Кроме того, Альберто работал в лепрозории. Выбрать такую работу мог только человек высоких моральных качеств и гражданского мужества. К тому же этому самаритянину одновременно была присуща неиссякаемая жизнерадостность, роднившая его с Кола Брюньоном, на которого он и внешне был похож. Не эти ли черты больше всего привлекали Че в Миале?
Альберто родился в местечке Эрнандо, что на юге провинции Кордова. Он закончил фармацевтический факультет университета. И все же карьера аптекаря его не прельщала. Миаль увлекся проблемой лечения проказы, проучился в университете еще три года, стал биохимиком. И в 1945 г. начал работать в лепрозории, расположенном в 180 км от Кордовы.
Миаль познакомился с Че в .1941 г. через своего брата Томаса, который учился с Эрнесто в одном классе в колледже Деан-Фунес. Миаля и Че сдружили страсть к чтению в любовь к природе. Миаль стал частым гостем в доме Гевары, где ему было разрешено пользоваться библиотекой. Че был завзятым спорщиком, и друзья очень много спорили о прочитанном, нередко засиживаясь до утра.
Миаль и его два брата, Томас и Грегорио, все свободные дни проводили в живописных окрестностях Кордовы, где жили как робинзоны. Че часто присоединялся к ним. Родители охотно отпускали его. Чистый горный воздух облегчал его постоянную борьбу с астмой, а длительные переходы пешком закаляли организм и приучали к выносливости. Эрнесто быстро постиг все премудрости жизни па лоне природы: научился сооружать из ветвей шалаш, быстро разжигать костер и т. д. Все это пригодилось ему впоследствии, когда он партизанил в горах Сьерра-Маэстры, а потом в Боливии, хотя в те далекие годы ему в голову не приходило, что придется когда-либо воспользоваться этим опытом.
И Миаль и Че знали, что в начале XIX в. аргентинцы вели партизанские действия против испанцев. Они знали о партизанской войне под предводительством крестьянских вожаков Панчо Вильи и Эмилиано Сапаты во время мексиканской революции и о борьбе никарагуанцов во главе с легендарным Аугусто Сесаром Сандино против интервентов-янки. Доходили до них сведения о партизанских боях в Китае. Они восторгались подвигами советских партизан в тылу немецких войск в период второй мировой войны. Но никто, включая Че, тогда не предполагал, что и теперь в Латинской Америке подобное возможно. Молодые люди, однако, не стояли в стороне от политической борьбы. Наоборот, они принимали в ней самое активное участие. Студенты считали себя антиимпериалистами и антифашистами, устраивали забастовки, демонстрации, вступали в столкновения с полицией.
Кордова — крупный культурный центр Аргентины. В этом городе находится один из старейших в Америке университетов — он был основан в 1613 г., имеются Музей естественной истории, большой зоологический сад, Академия художеств. Местные жители гордятся своими свободолюбивыми традициями. Именно в Кордовском университете зародилось в 1918 г. революционное студенческое движение за университетскую реформу, проходившее под антиимпериалистическими лозунгами и охватившее затем все высшие учебные заведения Лантинской Америки. Там же в 1930-х годах образовалась влиятельная группа во главе с публицистом и адвокатом Теодоро Рокой, смело выступавшая против полицейских репрессий и фашизма. С сыном Роки, Густаво, дружил Тэтэ. В Кордове активно действовал Комитет помощи Советскому Союзу.
Альберто Гранадос участвовал в антифашистском студенческом движении. В 1943 г. его и еще нескольких студентов арестовали. К нему на свидание в полицейский участок пришли Томас и Эрнесто. Миаль предложил им попробовать вывести на улицу учащихся колледжей с требованием пе медленно освободить арестованных студентов. Его удивила реакция Че на это: «Что ты, Миаль, выйти на улицу, чтоб тебя просто огрели полицейской дубинкой по башке?! Нет, дружочек, я это сделаю, только если мне дадут „буфосо" (пистолет. — И. Г.)!».
Миаль давно мечтал побывать в странах Южной Америки, о которых даже местные жители знали очень мало, — их больше интересовали события в Испании, Франции или Соединенных Штатах, чем то, что происходило в соседних республиках. К тому же у Миаля был и сугубо личный профессиональный интерес к этой поездке: он намеревался побывать в лепрозориях соседних стран, ознакомиться с их работой и, может быть, потом написать об этом книгу. Денег у Миаля на такую поездку не было, но зато был «транспорт» — старый мотоцикл, который непрестанно приходилось чинить. Что касается расходов па пропитание, то Миаль рассчитывал на случайные заработки, а также на солидарность коллег — врачей в лепрозориях.
В то время семья Гевары уже жила в Буэнос-Айресе, где Че учился на медицинском факультете университета и стажировался в институте по изучению аллергии. Семья испытывала тогда материальные трудности, и Эрнесто подрабатывал в муниципальной библиотеке. На каникулы он приезжал в Кордову, навещал Миаля в лепрозории. Он интересовался новыми методами лечения прокаженных и помогал другу в его опытах. В один из таких приездов, в сентябре 1951 г., Миаль предложил Че отправиться вдвоем в путешествие.
Эрнесто, который учился тогда на последнем курсе, с восторгом принял предложение Миаля, попросив, правда, подождать немного, пока он не сдаст очередные экзамены. Родители не возражали отпустить Эрнесто при условии, что он будет отсутствовать не больше года и возвратится к сдаче выпускных экзаменов.
29 декабря 1951 г., нагрузив мотоцикл поклажей и вооружившись автоматическим пистолетом и фотоаппаратом, путешественники тронулись в путь, направившись сначала к Мар-дель-Плате, где отдыхала Чинчина, а затем вдоль Атлантического побережья Аргентины еще дальше на юг, от порта Баия-Бланка до озера Барилоче, где свернули на запад, в сторону Вальдивии, чилийского города на побережье Тихого океана. В дороге им пришлось изрядно помучиться. Мотоцикл непрестанно выходил из строя, путешественники не столько ехали на нем, сколько волокли его на себе. На ночлег останавливались в поле или в лесу — смотря по тому, где оказывались в это время. Хуже было с едой. Деньги, с которыми друзья отправились в путь, улетучились в первые же дни. Миаль и Че мыли посуду в ресторанах, лечили крестьян, выступали в роли ветеринаров, нанимались грузчиками, носильщиками, матросами, чинили радиоприемники в селениях. Спасительными оазисами служили лепрозории, где они утоляли не только физический, но и духовный голод, так как, обмениваясь опытом с местными коллегами, узнавали много для себя интересного и полезного. Эрнесто псе больше и больше увлекался проблемой исследования и лечения проказы. Как и Миаль, он не боялся прокаженных, не испытывал к ним отвращения. Наоборот, вид этих отверженных, забытых близкими и обществом, вызывал в нем живейшее участие, и он все больше склонялся к мысли о необходимости посвятить свою жизнь их лечению.
18 февраля 1952 г. друзья прибыли в чилийский город Темуко. На следующий день местная газета «Диарио Аустраль» опубликовала о них статью, в которой сообщалось, что Миаль и Че собираются отправиться па о-в Пасхи. Однако в Вальпараисо они узнали, что парохода на о-в Пасхи пришлось бы ждать полгода, что вынудило их отказаться от идеи посоперничать с Туром Хейердалом. Остров Пасхи, правда, занял определенное место в биографии Че. Но это уже имеет отношение к его боливийской эпопее.
Из Вальпараисо друзья продолжали свое путешествие уже без мотоцикла. Их двухколесный Росинант испустил дух недалеко от Сантьяго-де-Чили. Никакая починка уже не могла его оживить. Друзья соорудили ему «гробницу» в виде шалаша, попрощались с его бренными останками и двинулись дальше — пешком, попутным транспортом и «зайцами» на поездах или пароходах.
Добравшись до медного рудника Чукикаматы, принадлежащего американской «Браден коппер майнинг компани», путешественники провели ночь в казарме охранников рудника.
В Перу Че и Миаль наблюдали жизнь индейцев качуа и аймара, прозябавших в беспросветной нужде, забитых, эксплуатируемых помещиками и властями, отравленных кокой3, которую потребляют, чтобы заглушить голод. Аргентинцы заинтересовались и прошлым индейцев. В Куско Эрнесто часами просиживал в местной библиотеке, зачитываясь книгами о древней империи инков. Несколько дней друзья провели среди живописных развалин индейского города Мачу-Пикчу, грандиозные размеры которых так поразили Эрнесто, что он вознамерился посвятить себя изучению прошлого инков. Че с упоением декламировал вдохновенные строки Пабло Неруды, посвященные этому городу.
Мертвый город Мачу-Пикчу им казался полным жизни. Само его существование вселяло веру в светлое будущее народов континента. Потомки строителей Мачу-Пикчу рано или поздно сбросят с себя оковы векового рабства. Миаль и Че были в этом убеждены и фантазировали, как индейские армии под водительством нового Тупака Амару4, конечно при их самом деятельном участии, пробудят наконец Перу к счастливой и свободной жизни...
Из Мачу-Пикчу путешественники направились далеко в горы, в лепрозорий, основанный ученым-подвижником доктором Уго Песче, членом Коммунистической партии Пору. Он принял аргентинцев очень тепло, ознакомил со своим хозяйством и снабдил рекомендательным письмом в другой крупный центр по лечению проказы — близ перуанского города Сан-Пабло.
Дорога до Сан-Пабло оказалась совсем непростой. В селении Пукальпа, что на р. Укаяли, они устроились на судно, которое шло до Икитоса — порта на Амазонке. В Икитосе они были вынуждены задержаться на некоторое время, так как у Эрнесто начался очень сильный приступ: астма его буквально душила, и он был вынужден лечь в местный лазарет. Но железная воля позволила Че преодолеть не только этот приступ, но и многие другие препятствия, встретившиеся в пути. В госпитале Икитоса его быстро поставили па ноги, и вскоре друзья возобновили путешествие по Амазонке в направлении Сан-Пабло.
Несмотря па недуг, Че разделял с Миалем все тяготы путешествия и не разрешал себе каких-либо поблажек и скидок на болезнь. В трудностях проявлял завидное упорство и если брался за какое-нибудь дело, то обязательно доводил его до конца.
В лепрозории Сан-Пабло им оказали сердечный прием, предоставили в их распоряжение лабораторию, пригласили участвовать в лечении больных. Аргентинцы попытались применять психотерапию: организовали из больных футбольную команду, устраивали спортивные состязания, охотились в их компании на обезьян, беседовали с ними па самые разнообразные темы. Их внимание и товарищеское отношение к этим несчастным резко подняло тонус больных. В благодарность больные построили плот, с тем чтобы аргентинцы могли добраться до следующего пункта их путешествия — Летисии, колумбийского города, тоже расположенного на берегах Амазонки.
В канун отъезда Че и Миаля в Сап-Пабло попрощаться с ними прибыла делегация прокаженных — мужчины, женщины, дети. Они подплыли на судне к причалу, где стоял плот, названный в честь аргентинцев «Амбр-Танго» 5. Это название должно было символизировать аргентино-перуанскую дружбу. Шел дождь, но энтузиазм провожающих от этого не уменьшился. Сперва они пели в честь отбывающих гостей песни, а потом выступили с прощальными речами. Говорили они не очень складно, но зато искренне. Ответную речь держал Миаль. Он очень волновался, ему, как и Эрнесто, было жаль покидать этих людей, с которыми они крепко сдружились во время непродолжительного пребывания в Сан-Пабло.
Отсюда Че направил своим родителям письмо в свойственном для него стиле: «Если через год не получите от нас вестей, ищите наши засушенные головы в каком-нибудь американском музее, так как мы пересекаем зону индейцев хиваро» 6.
21 июня 1952 г., уложив свои нехитрые пожитки на «Мамбо-Танго», друзья направились вниз по течению величественной Амазонки в направлении к Летисии. Эрнесто много фотографировал и вел, следуя примеру Миаля, дневник7. Увлекшись созерцанием буйной тропической природы, они не заметили Летисию и опомнились только тогда, когда «Мамбо-Танго» пристал к большому острову, который оказался бразильским. Плыть обратно па плоту (против течения) — затея безнадежная. Незадачливым Колумбам пришлось обменять плот на лодку и еще в придачу отдать вес свои скудные сбережения.
В Летисию наши путешественники прибыли до предела измотанные и без сентаво в кармане. Их непрезентабельный вид вызвал подозрение полиции, и вскоре они очутились за решеткой. На этот раз выручила слава аргентинского футбола. Когда начальник полиции, страстный «инча» (болельщик), узнал, что арестованные «бродяги» — аргентинцы, он предложил им свободу в обмен на согласие стать тренерами местной футбольной команды, которой предстояло участвовать в районном чемпионате. И когда команда выиграла, благодарные фанатики кожаного мяча купили билеты на самолет, который благополучно доставил Миаля и Че в столицу Колумбии Боготу.
В то время президентом Колумбии был Лауреано Гомес. Армия и полиция вели войну против непокорных крестьян. Ежедневно сообщалось об убийстве неугодных властям деятелей. Тюрьмы страны были переполнены политическими заключенными. За решеткой оказались и Миаль с Че. Чтобы обрести свободу, им пришлось пообещать немедленно покинуть Колумбию. Знакомые студенты собрали деньги на дорогу, и они на автобусе направились в пограничный с Венесуэлой город Кукута. Из Кукуты перешли по международному мосту границу и очутились в венесуэльском селении Сан-Кристобаль, откуда 14 июля 1952 г. благополучно добрались до Каракаса — конечной цели своего путешествия. За месяц до этого Че исполнилось 24 года.
Пришло время возвращаться на родину. Миаль, однако, решил остаться в Венесуэле. И причиной тому была не только интересная работа, которую ему предложили в лепрозории Каракаса, но и то, что здесь он познакомился с местной девушкой Хулией, на которой вскоре женился. Денег на дорогу для Че у друзей не было. Но им продолжала сопутствовать удача. В Каракасе Че встретил своего дальнего родственника, торговца лошадьми, который вез скакунов самолетом из Буэнос-Айреса в Майами (США) с остановкой в Каракасе. В Майами он обычно закупал лошадей-ломовиков, которых переправлял затем самолетом в венесуэльский город Маракайбо, где продавал их, и откуда самолет порожняком следовал в Буэнос-Айрес. Он предложил Эрнесто сопровождать очередную партию лошадей из Каракаса в Майами, а оттуда вернуться через Маракайбо в Буэнос-Айрес. Че согласился и в конце июля расстался с Миалем.
В Майами Че задержался на целый месяц. Деньги, полученные на мелкие расходы, быстро иссякли. Живя впроголодь, Че тем не менее купил обещанное Чинчине кружевное платье. Свободное время он проводил в местной библиотеке.
По возвращении в Буэнос-Айрес в августе 1952 г. Че засел за учебники. Ему предстояло подготовить дипломную работу о проблемах аллергии и сдать добрую дюжину экзаменов. В марте 1953 г. Эрнесто получил наконец диплом доктора-хирурга, специалиста по дерматологии.
Миаль был уверен, что Че, как и обещал, после получения диплома врача вернется в Каракас, и они будут вместе работать в лепрозории. Но этим планам не суждено было сбыться. Друзья увиделись вновь лишь через 8 лет, уже после победы Кубинской революции, в Гаване, в кабинете президента Национального банка Кубы, пост которого тогда занимал Че.
19 августа 1960 г. Че говорил кубинским врачам в Гаване: «Когда я еще только приступил к изучению медицины, те взгляды, которые присущи мне сейчас как революционеру, в арсенале моих идеалов отсутствовали. Я, как и все, хотел одерживать победы, мечтал стать знаменитым исследователем, мечтал неустанно трудиться, чтобы добиться чего-то такого, что пошло бы в конечном итоге на пользу человечеству, но это была мечта о личной победе. Я был, как все мы, продуктом своей среды» 8.
Перелом произошел во время первого путешествия по Америке. Что больше всего поразило Гевару в странах Тихоокеанского побережья Южной Америки, на медных рудниках, в индейских селениях и в лепрозориях? Нужда и забитость крестьян, индейцев, простых тружеников этого огромного континента, которым противостоят черствость, продажность, распущенность верхов, эксплуатирующих, грабящих, обманывающих народные массы. «... Я видел, — продолжал Че, выступая перед кубинскими врачами, — как не могут вылечить ребенка, потому что нет средств; как люди доходят до такого скотского состояния из-за постоянного голода и страданий, что смерть ребенка уже кажется отцу незначительным эпизодом... И я понял, что есть задача, не менее важная, чем стать знаменитым исследователем или сделать существенный вклад в медицинскую науку, — она состоит в том, чтобы прийти на помощь этим людям» 9.
Но какими средствами можно помочь угнетенным, что нужно сделать для того, чтобы облегчить их участь, избавить от бесправия и нищеты, сделать полноправными гражданами и хозяевами своей судьбы и огромных природных богатств? Путем благотворительной деятельности, «малых дел», постепенных реформ? Все это уже пытались сделать до него разного рода буржуазные политики. Но реформатор ская деятельность приводила только к еще большему закабалению стран иностранными монополиями. Нет! Чтобы изменить судьбу народов Латинской Америки, высвободить их из тисков нищеты и бесправия, чтобы освободить их от империализма, — для этого есть только одно средство, один выход— вырвать с корнем зло, совершить социальную революцию. Именно к такому выводу приходит Эрнесто Че Гевара после первого путешествия по странам Латинской Америки. Он еще не знает, где, кто и когда совершит такую революцию, у него еще много неясного, неопределенного на этот счет в голове, но одно он уже твердо решил для себя:
если когда-нибудь, кто-нибудь и где-нибудь начнет такую революцию, то он будет ее солдатом. И, покидая во второй раз Аргентину, он, прощаясь с родителями и друзьями, говорит им; «С вами прощается солдат Америки» 10.
В июле 1953 г. Че садится в поезд, идущий в столицу Боливии Ла-Пас11. В кармане у него билет на «молочный конвой», как называют в Аргентине поезда, останавливающиеся на всех полустанках, где фермеры грузят бидоны с молоком. Выбор столь необычного маршрута в Венесуэлу он объяснял отсутствием денег на покупку авиа- или пароходного билета. В действительности же причина, почему Эрнесто Гевара не отправляется прямиком в Каракас, иная. Он едет в Боливию потому, что еще там не был, а он задался целью познакомиться воочию со всеми латиноамериканскими странами. Но сейчас в Боливии его привлекают не только руины древних индейских храмов 12 — ему не терпится собственными глазами увидеть боливийскую революцию.
До начала 50-х годов Боливией за ее пределами мало кто интересовался, за исключением агентов оловянных и нефтяных монополий. Эту страну называли «нищим на золотом троне». В ее недрах кроются неисчислимые богатства — нефть, олово, золото, но все эти сокровища были захвачены иностранными монополиями, получавшими от их эксплуатации огромные прибыли. Народ же жил в беспросветно в нужде и невежестве, забитый, терзаемый болезнями, отравляемый кокой. Жизненный уровень миллионов местных жителей, в основном индейцев и метисов, оставался одним из самых низких в мире, а детская смертность — самой высокой.
Город Ла-Пас, расположенный на высоте около 4000 м над уровнем моря, почти недоступен европейцам, его называют «кладбищем иностранцев». Иностранцы посещали Боливию столь же редко, писал в начале 60-х годов боливийский писатель Луис Луксич, как дебри Центральной Африки или Тибет.
Вот что писал о боливийской столице шведский путешественник Артур Лундквист: «Крутые улицы ведут к площади Мурильо, вокруг нее — дворец президента, дом правительства и собор. Фонарные столбы словно специально приспособлены для того, чтобы вешать на них президентов и министров. Вы как бы чутьем угадываете тайные выходы, скрытые на окраинных улицах городов: через них в самый последний момент улепетывают всякие важные господа, прихватив с собой государственную казну или еще более солидную сумму денег. Горняки устраивают на этой площади демонстрации, набив предварительно свои карманы динамитом, предъявляют здесь ультиматум правительству. Нередко случается и так, что государственных деятелей разрывают па куски или просто пристреливают, а потом выбрасывают с балкона па каменную мостовую» 13.
Такой город не мог не привлечь внимание молодого, жадного до новых впечатлений аргентинского доктора, к тому же его, как уже отмечалось, весьма заинтересовали события, происходящие в этой стране в последнее время.
9 апреля 1952 г. здесь совершилась очередная, 179-я по счету «революция». В отличие от 178 предшествующих эта революция и в самом деле продвинула Боливию по пути прогресса благодаря участию в ней шахтеров и крестьян. К власти пришла партия Националистическое революционное движение, и ее лидер Пас Эстенсоро стал президентом страны. Новое правительство национализировало оловянные рудники, правда выплатив иностранным компаниям щедрую компенсацию; приступило к осуществлению аграрной реформы, организовало милицию, состоящую из шахтеров и крестьян. В Боливию за опытом потянулись многие прогрессивно настроенные интеллектуалы, политические деятели.
В Боливии Че бывал в шахтерских поселках, горных индейских селениях, встречался с представителями правительства. Некоторое время он даже работал в управлении информации и культуры и в ведомстве по осуществлению аграрной реформы. Боливийская революция разочаровала Че. И прежде всего потому, что коренное население Боливии — индейцы продолжали влачить такое же жалкое существование, как и в те далекие времена, когда здесь хозяйничали испанские завоеватели.
Буржуазные деятели, руководившие этой революцией, стремились не углубить, а затормозить революционный процесс, раболепствовали перед Вашингтоном, многие из них занимались разного рода финансовыми махинациями и спекуляцией. В то же время в профсоюзах заправляли ловкие политиканы. Коммунистическая партия, основанная в 1950 г., еще не успела приобрести заметного влияния на трудящиеся массы страны.
Конечно, Эрнесто Гевара не думал, что ему в будущем суждено вернуться в Боливию, чтобы сражаться за лучшую долю этих индейцев, потомков некогда могучих инкских племен, и что именно здесь закончится его короткая, но славная жизнь революционера. Нет. Но то, что в 1953 г. он посетил эту страну, объехал и изучил ее, «почувствовал» ее проблемы, сыграло определенную роль в его решении вернуться сюда в середине 60-х годов.
1 См. воспоминания А. Гранадоса, перепечатанные в кн.: Che: Una vida у un ejemplo. La Habana, 1968, p. 28—36.
2 Сокращенно от исп. mi Alberto — мой Альберто.
3 Кока — лпстья одноименного кустарника, содержащие кокаин.
4 Индейский вождь Тупак Амару II (Хосо Габриель. Копдорканк ок. 1740—1781) возглавил восстание против испанского владычества во второй половине XVIII в.
5 Танго — аргентинский национальный танец; мамбо — танец, популярный во многих странах Латинской Америки.
6 Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981, p. 131.
7 Че довольно часто писал в пути родным. Отец опубликовал пространные выдержки из его дпевника путешествия и писем в своих воспоминаниях: Guevara Lynch E. Op. cit., p. 130—186.
8 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, p. 70.
9 Ibid., p. 72.
10 Bohemia, 1975, N 41, р. 5.
11 Официальной столицей страны является город Сукре, фактической же—Ла-Пас, местопребывание правительства и законодательных органов.
12 Разумеется, он интересовался древностью и посетил развалины святилищ Тиауанаку (близ озера Титикака), сделав много снимков «Ворот Солнца» — храма, где некогда поклонялись божеству огненного светила.
13 Лундквист А. Вулканический континент. М., 1961, с. 186.
Выбор пути
В поезде, шедшем в Мексику, Эрнесто Че Гевара познакомился с Хулио Роберто Касересом Валье, или Патохо. Попутчик оказался начинающим журналистом, членом Гватемальской партии труда; он направлялся в Мексику, спасаясь от преследований. Патохо стал одним из самых близких друзей Че, вторым после Альберто Гранадоса. Патохо привлекал Че неиссякаемым оптимизмом, верой в конечное торжество коммунистических идей1.
21 сентября 1954 г. Че и Патохо прибыли в Мехико, огромный, чужой для них город, где ни у того, ни у другого не было ни друзей, ни знакомых. В поисках пристанища друзья познакомились с пуэрториканцом Хуаном Хуарбэ, который и сдал им скромную комнатушку. Хуан Хуарбэ оказался видным деятелем Националистической партии, выступавшей за независимость Пуэрто-Рико, острова, оккупированного янки в 1898 г. и фактически превращенного ими в свою колонию. Пытаясь привлечь внимание общественности к бедственному положению пуэрториканцов, деятели Националистической партии открыли стрельбу на одной из сессий конгресса в Вашингтоне. Их партия была объявлена вне закона, а ее лидер Альбису Камнос осужден на длительное заключение и томился в одной из каторжных тюрем США.
Пуэрториканские революционеры привлекли внимание аргентинца тем, что не испугались бросить вызов самой могущественной империалистической державе мира, объявив ей войну, а также готовностью в любой момент Припять смерть. Их горячая вера в правоту своего дела, их идеализм, мужество, искренность, фанатизм при полной безнадежности в то время добиться какого-либо успеха не могли не вызывать восхищения. Че проникся к ним симпатией и потому, что это были люди не звонких революционных фраз, а дела, готовые с оружием в руках сражаться за свободу.
На квартире у Хуана Хуарбэ проживал еще один политический изгнанник — молодой перуанец Лючо (Луис) до ла Пуэнте. Ярый противник господствовавшего тогда в его стране диктатора полковника Одриа, Лючо мечтал поднять на борьбу за социальное освобождение индейские массы. Со временем он станет сторонником Кубинской революции, возглавит партизанский отряд в одном из горных районов Перу и 23 октября 1965 г. погибнет в бою с «рейнджерами» — вымуштрованными американцами специальными частями по борьбе с партизанами.
Жизнь Че и Патохо в Мексике поначалу была нелегкой. «Мы оба сидели на мели...—вспоминает то время Че.— У Патохо не было ни гроша, у меня же всего несколько песо. Я купил фотоаппарат, и мы контрабандой делали снимки в парках. Печатать карточки нам помогал один мексиканец, владелец маленькой фотолаборатории. Мы познакомились с Мехико, исколесив его пешком вдоль и поперек, пытаясь всучить клиентам свои неважные фотографии. Сколько приходилось убеждать, уговаривать, что у сфотографированного нами ребенка очень симпатичный вид и что, право, за такую прелесть стоит заплатить песо. Этим ремеслом мы кормились несколько месяцев. Понемногу наши дела налаживались...» 2
Из Гватемалы приехала Ильда. Они поженились. Необходимо было искать постоянный заработок. Че вновь стал торговать вразнос книгами известного в Латинской Америке издательства «Фондо де культура экономика», выпускавшего литературу по общественным наукам, в том числе и по социальным проблемам. Книги по-прежнему захватывают его и как читателя. Чтобы иметь возможность познакомиться с новинками, он нанялся ночным сторожем на книжную выставку, где по ночам «глотал» одну книгу за другой. Но он был не только увлеченным читателем.
Время от времени Че брался за перо и сочинял стихи. О чем? О древних индейских цивилизациях, о латиноамериканской идиосинкразии, о нежности, о тоске... Он оставался в душе поэтом, лириком, но его волновали все больше и вопросы будущего народов Латинской Америки: кто они, какими путями будут развиваться, сумеют ли освободиться от груза отсталости, предрассудков, невежества... некоторые его стихи той поры сохранились и были опубликованы Ильдой Гадеа в 1972 г.
Без колебания от счастья отстранясь,
я зов Европы для себя отринул.
Вином, музеями нисколько не прельстясь,
Я материк родимый не покинул.
Увидел я так много новых стран,
вплотную ощутил я то влиянье,
которое Маркс, Энгельс дали нам,
а Ленин обессмертил созиданьем!3
— писал он в одном из стихотворений. Как следует из этих строк, Че уже тогда считал себя последователем Маркса, Энгельса и Ленина. Это подтверждается и следующим фактом, который приводит Н. С. Леонов, хорошо знавший Че еще по Мексике: «Примечательно, что однажды летом 1956 г., находясь в эмиграции в Мексике, Че зашел в советское посольство и попросил дать ему „лучшие произведения советской литературы", которые, как оказалось, нельзя было достать в книжных магазинах Мехико. На вопрос, какие произведения он считает лучшими, последовал четкий ответ:
„Чапаев" Д. Фурманова, „Как закалялась сталь" Н. Островского и „Повесть о настоящем человеке" Б. Полевого. Немного позже Гевара, мало кому известный тогда аргентинский врач, говорил, что герои этих произведений нравятся ему прежде всего своей целеустремленностью и он хотел бы походить на них» 4.
Стихотворение «Паленке» отражает постоянный интерес Че к индейскому прошлому Америки. Паленке — древний город майя в граничащей с Гватемалой провинции Чьяпас. Там были открыты замечательные постройка древних майя— дворцы, храмы, погребения. Посетил эти места по дороге из Гватемалы в Мексику и Че5:
Что-то живое хранят твои камни.
Ты — как сестра изумрудным рассветам.
И вот молчание времен первозданных
вызов бросает могилам и склепам...
Есть ведь в тебе что-то очень живое!
Но я не знаю, что это такое.
Сельва могучим объятьем схватила,
Камни своими корнями обвила,
Храмы, украсив, в престол превратила,
И ты теперь никогда не умрешь!
Силы ль какие хранят на века?
Яркой, живой и трепещуще юной!
Где божество, что вдыхает пока
Жизнь в эти камни истории бурной?
Будет ли в тропиках солнце сиять?
Но почему его нет в Чичен-Итце?
Лес ли объятьями будет сжимать?
Иль чаровать будут пением птицы?
Но Киригуа уснул глубоко.
Будет ли звук родниковый услышап,
Бьющий средь скал в тех горах глубоко?
Майя исчезли — историей дышим!
Только год спустя после прибытия в Мехико Че удалось устроиться по специальности. Он получил по конкурсу место в аллергическом отделении городской больницы. Некоторое время он читал лекции на медицинском факультете Национального университета, затем перешел на научную работу в Институт кардиологии.
Че полюбил Мексику6, ее тружеников, ее художников и поэтов, ее древнюю индейскую культуру, ее живописную, буйную природу, горный чистый и прозрачный воздух -- лучшее лекарство от астмы. Но царившая тогда в Мексике политическая атмосфера не вселяла особых надежд. Мексиканская революция 1910-х годов, свергнувшая реакционный режим диктатора Порфирио Диаса, давно отгремела. К власти пришла так называемая новая буржуазия, широко открывшая двери страны американскому капиталу и маскировавшая свои интересы псевдореволюционной демагогией. Левые силы были расколоты, раздроблены. Коммунистическая партия, подвергавшаяся постоянным преследованиям, не обладала достаточной силой, чтобы объединить прогрессивные силы страны в мощное антиимпериалистическое революционное движение.
В Мексике Че познакомился с Раулем Роа, кубинским писателем и публицистом, ставшим после революции министром иностранных дел. Рауль Роа так вспоминал об этом:
«Он только что прибыл из Гватемалы, где впервые принимал участие в революционном и антиимпериалистическом движении. Он еще остро переживал поражение.
Че казался и был молодым. Его образ запечатлелся в моей памяти: ясный ум, аскетическая бледность, астматическое дыхание, выпуклый лоб, густая шевелюра, решительные суждения, энергичный подбородок, спокойные движения, чуткий, проницательный взгляд, острая мысль, говорит спокойно, смеется звонко...
Мы говорили об Аргентине, Гватемале и Кубе, рассматривали их проблемы сквозь призму Латинской Америки. Уже тогда Че возвышался над узким горизонтом креольских национализмов и рассуждал с позиций континентального революционера»7.
В конце июня 1955 г. Эрнесто Гевара неожиданно встретил кубинца Ньико Лопеса, своего друга гватемальского периода. Ньико рассказал, что его товарищи по нападению на казармы «Монкада» освобождены из тюрьмы по амнистии и теперь съезжаются в Мехико. Они намерены подготовить вооруженную экспедицию па Кубу. Это известие заинтересовало Че, и Ньико предложил познакомить его с Раулем Кастро.
Несколько дней спустя встреча Че с Раулем Кастро состоялась. Кубинец рассказал о штурме «Монкады», о бойне, учиненной батистовской солдатней, и речи Фиделя Кастро на суде, ставшей впоследствии известной под названием «История меня оправдает», о злоключениях осужденных в тюрьме на острове Пинос и, наконец, о твердой решимости продолжать борьбу против тирана Батисты. Рауль сразу увидел в своем собеседнике человека, который может оказаться полезным в проектируемой экспедиции. Че обладал «гватемальским опытом» и был к тому же врачом. Договорились, что Рауль познакомит его с Фиделем, когда тот прибудет из Нью-Йорка. Фидель в Соединенных Штатах собирал деньги среди кубинских эмигрантов для будущей экспедиции.
Выступая в Нью-Йорке на одном из антибатистовских митингов, Фидель заявил: «Могу сообщить вам со всей ответственностью, что в 1956 г. мы обретем свободу или станем мучениками». На что же надеялся молодой кубинский патриот? Во-первых, па свой собственный парод, ненавидевший Батисту, на мужество и решимость кубинцев, примеры чего они неоднократно давали на протяжении своей истории. Фидель надеялся также на поддержку своих последователей, участников созданного им «Движения 26 июля» (день нападения на казармы «Монкада»), и на сочувствующих. В основном это были учащаяся молодежь, молодые рабочие, служащие, ремесленники. Они не обладали политическим опытом, у них не было ясной программы, но зато было другое очень ценное качество: они беззаветно любили свою родину и ненавидели Батисту. Для этих молодых людей Фидель был настоящим вождем. Он тоже был молод, владел ораторским искусством, обладал железной волей и был безрассудно смел. Фидель блестяще знал прошлое Кубы и безошибочно ориентировался в лабиринтах современной кубинской политики. Он точно знал, против каких зол следует бороться, о чем с такой убедительностью и говорил в речи на суде.
Фидель Кастро прибыл в Мехико 9 июля 1955 г. в день, когда Аргентина празднует провозглашение независимости. Рауль сообщил ему о знакомстве с молодым аргентинским врачом, участником гватемальских событий, и посоветовал с ним встретиться. Встреча произошла в доме у Марии-Антонии Гонсалес, кубинки, горячо сочувствовавшей молодым патриотам. Один из ее братьев, Исидоро, участник подпольной борьбы против Батисты, был подвергнут пыткам в застенках тирана. Эмигрировав в Мексику, он вскоре умер. Мария-Антония была замужем за мексиканцем. Она предоставила свою квартиру в распоряжение сторонников Фиделя, которые превратили ее в свой штаб. Для посещавших квартиру была выработана целая система условных знаков и паролей.
Во время первой встречи речь, по свидетельству Че, шла о международной политике. Фидель ознакомил Эрнесто со своими планами и политической программой. Он собирался начать боевые действия в провинции Орьенте — самой боевой, революционной и патриотически настроенной из всех кубинских провинций. Именно там началась в XIX в. борьба за независимость.
Фидель впоследствии отмечал, что во время их первой встречи Че имел более зрелые по сравнению с ним революционные взгляды. «В идеологическом, теоретическом плане он был более развит. По сравнению со мной он был более передовым революционером» 8.
О том, какое впечатление произвел Фидель на Че в эту их встречу, Че рассказывал так: «Я беседовал с Фиделем всю ночь. К утру я уже был зачислен врачом в отряд будущей экспедиции. Собственно говоря, после пережитого во время моих скитаний по Латинской Америке и гватемальского финала не требовалось много, чтобы толкнуть меня на участие в революции против любого тирана. К тому же Фидель произвел на меня впечатление исключительного человека. Он был способен решать самые сложные проблемы. Он был глубоко убежден, что, направившись на Кубу, достигнет ее. Что, попав туда, он начнет борьбу, что, начав борьбу, он добьется победы. Я заразился его оптимизмом. Нужно было делать дело, предпринимать конкретные меры, бороться. Настал час прекратить стенания и приступить к действиям ... Победа казалась мне сомнительной, когда я только познакомился с командиром повстанцев, с которым меня с самого начала связывала романтика приключений, Тогда я считал, что не так уж плохо умереть на прибрежном пляже чужой страны за столь возвышенные идеалы» 9.
Вскоре после первой встречи с лидером «Движения 26 июля» Че написал «Песнь в честь Фиделя», которую впоследствии поэт Евг. Долматовский перевел так:
Пойдем
Встречать зарю на острове твоем,
Похожем на зеленого каймана...
Рванемся в бой неведомым путем.
Пойдем
И, все преграды прошибая лбом,
Увенчанным повстанческой звездою,
Победу вырвем или смерть найдем.
Когда раздуешь тлеющие угли
Костра
И вздрогнут, пробудившись, джунгли,
Когда ты берег огласишь пальбой,
И мы—с тобой!
Когда пообещаешь ты народу
Аграрную реформу и свободу
И гуахиро * увлечешь борьбой,
И мы — с тобой!
Когда свершится — поздно или рано —
Сверженье ненавистного тирана,
Навяжешь ты врагу последний бой,
И мы —с тобой!
Опасен недобитый хищник будет,
Но за тобой пойдут простые люди,
Горды солдатской честною судьбой.
И мы — с тобой!
Мы победим во что бы то ни стало,
Гавана слышит клич твой боевой.
Дай мне винтовку
И укрытье в скалах,
И больше ничего.
А если нас постигнет неудача,
Мы встретим поражение не плача.
Платком кубинским бережно накроем
Останки воевавших как герои
За честь Америки — она светлей всего
И больше ничего.. .10
(* Гуахиро — крестьянин Кубы.)
Вскоре после встречи Че с Фиделем в Аргентине произошел военный переворот. Перон бежал за границу. Новые власти предложили эмигрантам — противникам Перона вернуться на родину. Рохо и другие аргентинцы, жившие в Мехико, стали собираться домой. Они уговаривали Че сделать то же самое. Че отказался, так как не верил в возможность коренных изменений в Аргентине в тогдашних условиях. Теперь все его мысли были заняты только одним — предстоящей экспедицией на Кубу. Необходимо было проделать гигантскую работу: достать деньги, собрать в Мексике будущих участников экспедиции, проверить и законспирировать их; обеспечить питанием и организовать их в отряд; подготовить отряд к партизанским действиям; приобрести оружие и судно; обеспечить поддержку отряду на острове. Предстояло осуществить сотни других больших и малых дел. И все это приходилось делать в условиях строжайшей конспирации, скрываясь от батистовских ищеек и от агентов доминиканского тирана Трухильо, опасавшегося, как бы успешное восстание против Батисты не перекинулось и на его вотчину.
Подготовка Фиделем экспедиции в Мексике была вполне закономерным явлением, так сказать, в духе стародавних традиций, как и участие в ней иностранца Гевары. Еще в XIX столетии, в период борьбы за независимость, кубинские патриоты организовывали такого рода экспедиции, опираясь на Соединенные Штаты, Доминиканскую Республику, Гондурас, Мексику. В 40-х годах нашего века было предпринято несколько вооруженных экспедиций из Гватемалы против тирана Трухильо. Противники диктатора Никарагуа Сомосы вторгались в эту страну из Коста-Рики. Противники венесуэльского тирана Гомеса организовывали против него повстанческие экспедиции на острове Тринидад. И во всех подобных экспедициях участвовали латиноамериканцы из других республик.
Ожидалось, что одновременно с высадкой отряда неподалеку от Сантъяго-де-Куба патриоты, возглавляемые Франком Паисом, молодым конспиратором, соратником Фиделя, поднимут восстание и захватят власть в городе. Это могло вызвать падение режима Батисты. По-видимому, во время подготовки экспедиции в Мексике не планировалось, что основной базой повстанцев станут горы Сьерра-Маэстры. Но возможность затяжной партизанской борьбы не исключалась, и именно к этому следовало подготовить будущих повстанцев. Необходимо было найти специалиста, знатока партизанской войны (геррильи), который взялся бы обучить бойцов отряда и подготовить их физически к условиям партизанской жизни.
Фидель познакомился с мексиканцем Арсасио Ванегасом Арройо, хозяином небольшой типографии, где стали печатать денежные боны, манифесты и другие документы «Движения 26 июля». Арсасио к тому же оказался спортсменом-борцом. Фидель предложил ему заняться физической подготовкой будущих участников экспедиции «Гранма». Арсасио не возражал. Он стал совершать с кубинцами многодневные походы по окрестностям Мехико, обучать их дзюдо, снял зал для занятий легкой атлетикой. Кроме того, члены отряда слушали лекции, по географии, истории, о политическом положении и на другие темы, ходили в кино на фильмы о войне.
Арсасио, хоть и был полезным человеком, все же в главном помочь не мог. Нужного специалиста Фидель Кастро нашел в лице бывшего полковника испанской армии Альберто Байо, который родился в 1892 г. в испанской семье на Кубе, а в детство уехал вместе с родителями в Испанию. Закончив военное училище, он воевал в Марокко, служил в Иностранном легионе, потом стал авиатором. Одновременно с этим дон Альберто занимался литературной деятельностью: писал стихи и рассказы из солдатской жизни. В годы гражданской войны в Испании Байо встал на сторону народа и храбро сражался с франкистами: участвовал в десанте на о-в Мальорку, захваченный мятежниками, руководил подготовкой партизанских групп и отрядов. После падения Республики Байо вначале эмигрировал па свою родину — Кубу. Вскоре, однако, переехал в Мексику, где, приняв мексиканское гражданство, занимался предпринимательством, стал владельцем мебельной фабрики. Служил инструктором в школе военной авиации, время от времени принимая участие в качестве «дипломированного специалиста» в попытках свергнуть того или иного диктатора в банановых республиках Центральной Америки. В 1955 г. Байо выпустил в Мехико своеобразное учебное пособие под названием «150 вопросов партизану». Это сочинение являлось своего рода энциклопедией партизанской науки. По нему можно было овладеть навыками не только устраивать засады, взрывать мосты, приготавливать ручные бомбы и адские машины, но и строить подкоп из мест заключения, запустить мотор самолета и взлететь на нем...
Подобного рода специалист был подлинной находкой для будущих повстанцев. Фиделю Кастро не стоило большого труда убедить Байо взять па себя задачу соответствующе подготовить будущих освободителей их общей родины от тирании Батисты. Правда, вначале для солидности Байо запросил за свои услуги 100 тыс. мексиканских песо (около 8 тыс. американских долл.), потом согласился на половину этой суммы. Кончилось тем, что полковник Байо не только не взял ни гроша, но даже продал мебельную фабрику и вырученные деньги передал своим ученикам.
Вскоре дон Альберто, выдав себя за сальвадорского политического эмигранта, купил за 26 тыс. американских долл. асьенду «Санта-Роса», расположенную в гористой, поросшей диким кустарником местности в 35 км от столицы. Туда перебазировались участники отряда Фиделя, в их числе и Эрнесто Че Гевара. Фидель назначил его «ответственным за кадры» в «университете» полковника Байо, а по существу — комендантом этого лагеря.
Началась усиленная подготовка будущих партизан. Байо, которого в целях конспирации стали именовать «профессором английского языка», был неутомим, настойчив, строг со своими подопечными, требуя от них строжайшей дисциплины, физической закалки, воздержания от алкоголя, чуть ли не монашеского образа жизни. С утра до вечера тренировал Байо своих учеников: обучал стрельбе, чтению карты, маскировке и тайным подходам, изготовлению взрывчатых смесей, метанию гранат, караульной службе, навьючивал их оружием, вещмешками, палатками, в любую погоду, в любое время суток заставлял предпринимать изнурительные переходы.
Че относился к партизанской науке со всей серьезностью и ответственностью. С первых же занятий у него исчезли, как он отмечал впоследствии, всякие сомнения в победе11. Он являл собой пример дисциплины, лучше всех выполнял задания «профессора английского языка». Последний ставил отметки своим ученикам. Че всегда удостаивался высшего балла — 10 очков. «Мой самый способный ученик», — говорил о нем с уважением бывший полковник испанской Республиканской армии. Че не только сам учился, но и обучал своих товарищей лечить переломы, делать перевязки и инъекции. Он предлагал себя в качестве «подопытного кролика» и в ходе «практических занятий» ему было сделано свыше 100 уколов.
Че выполнял и функции политического комиссара. Кубинец Карлос Бермудес вспоминает о нем: «Занимаясь вместе с ним на ранчо „Санта-Роса", я узнал, какой это был человек — всегда преисполненный самым высоким чувством ответственности, готовый помочь каждому из нас... В то время я еле-еле умел читать. А он мне говорит: „Я буду учить тебя читать и разбираться в прочитанном...". Однажды мы шли по улице, он вдруг зашел в книжный магазин и на те небольшие деньги, которые у него были, купил мне две книги — „Репортаж с петлей на шее" и „Молодую гвардию"». Другой товарищ по партизанской школе в «Санта-Росе», Дарио Лопес, отмечает в своих воспоминаниях, что «Че сам подбирал марксистскую литературу в библиотеку для политзанятий».
Фидель Кастро в «Санта-Росе» появлялся редко. Он был по горло занят подготовкой экспедиции: добывал деньги, оружие, посылал и принимал курьеров с Кубы, вел политические переговоры с различными оппозиционными по отношению к Батисте группировками, писал статьи, воззвания, инструкции.
На Кубе Батиста продолжал зверствовать. Полиция подвергала противников тирана изощренным пыткам, а трупы замученных выбрасывала на улицы или в море. Диктатор стал марионеткой американских империалистов. Он порвал дипломатические отношения с Советским Союзом и другими социалистическими странами, закрыл Общество кубино-советской дружбы, загнал в глубокое подполье Народно-социалистическую партию — партию кубинских коммунистов. В стране орудовали американские капиталисты, в армии — американские офицеры, в полиции — агенты ЦРУ. Остров был наводнен антикоммунистической, антисоветской пропагандой. Куба действительно превратилась в колонию янки. Следует ли удивляться, что тогдашний вице-президент США провозгласил Батисту за столь «доблестные» деяния падежным «защитником свободы и демократии», а посол США А. Гарднер не постеснялся назвать диктатора, известного казнокрада и взяточника, «самым честным человеком» из всех политических деятелей Кубы.
Кубинские трудящиеся, интеллигенция, студенты, школьники все активнее включались в борьбу против тирана и его американских покровителей. Подпольная печать разоблачала преступления Батисты. Все чаще проводились митинги, демонстрации, забастовки против режима. Диктатор был вынужден закрыть все высшие учебные заведения страны. Подкупом, шантажом, угрозами он пытался заручиться поддержкой оппозиционных буржуазных лидеров, заигрывал с церковью, затеяв строительство монументальной фигуры Христа у входа в Гаванский порт. В своих выступлениях говорил о прогрессе, о благоденствии нации, о патриотизме, кощунственно ссылаясь на пример Хосе Марти, великого патриота, отдавшего жизнь в борьбе за независимость. Но ни жестокий террор, ни социальная демагогия, ни политические интриги, ни благословения кубинского кардинала Артеаги и других католических иерархов не могли приостановить ширящегося движения против самозваного президента.
Фидель знал все это и стремился как можно скорее завершить приготовления к экспедиции.
Но агенты Батисты и ЦРУ тоже не дремали. Как потом выяснилось, в ряды конспираторов проник батистовский шпион Венерио. 22 июня 1956 г. мексиканская охранка арестовала Фиделя Кастро, а на квартире Марии-Антонии устроила засаду, задерживая всех входящих. Был совершен полицейский налет и па ранчо «Санта-Роса», где полиция захватила Че и некоторых его товарищей. Печать крикливыми заголовками сообщила об аресте кубинских заговорщиков. Разумеется, всплыло и имя полковника Байо12 — «профессора» партизанских наук.
26 июня в мексиканской газете «Эксельсиор» был опубликован список арестованных — среди них фигурировало и имя Эрнесто Гевары Серпы. Газета характеризовала его как опасного «международного коммунистического агитатора», подвизавшегося ранее в Гватемале чуть ли не в роли «агента Москвы» при президенте Арбенсе.
Казалось, что Фидель Кастро еще раз потерпел поражение в своем стремлении свергнуть диктатуру. Его враги и недоброжелатели потирали руки от удовольствия. К тому же незадолго до ареста Фиделя и его друзей, 29 апреля, на Кубе группа юношей попыталась, следуя примеру героев «Монкады», захватить казарму «Гойкурия» в городе Матансас, и все участники этой операции погибли от рук палачей Батисты.
Но Фидель воспринимал неудачи как неизбежные издержки революционной борьбы. Поражения еще более укрепляли его веру в конечную победу дела, которому он решил посвятить свою жизнь. Его одержимость и оптимизм передавались его последователям. «Никогда мы не теряли личного доверия к Фиделю Кастро» 13, — писал Че, вспоминая свое заключение в мексиканской тюрьме.
Арест кубинских революционеров вызвал возмущение прогрессивной мексиканской общественности. За них стали ходатайствовать бывший президент Ласаро Карденас, морской министр его кабинета Эриберто Хара, рабочий лидер Ломбарде Толедано, знаменитые художники Давид Альфаро Сикейрос и Диего Ривера, известные писатели, ученые, университетские деятели. Батиста был к тому же слишком одиозной фигурой даже для мексиканских властей. Сочтя, что аресты и газетные разоблачения похоронили планы Фиделя Кастро, полицейские власти проявили свой «гуманизм» и после месячного заключения выпустили на свободу всех задержанных, за исключением двоих — Эрнесто Гевары и кубинца Каликсто Гарсии, которым инкриминировали нелегальный въезд в Мексику.
Фидель с прежней энергией стал готовить свой отряд к переброске на Кубу — он вновь собирал деньги, покупал оружие, организовывал конспиративные квартиры, устанавливал явки и пароли. Бойцы, разбитые на мелкие группы, проводили военные занятия в отдаленных и глухих местах страны. За 15 тыс. долл. была куплена яхта «Гранма», на которой предполагалось осуществить переброску отряда па Кубу. Хозяин продавал яхту при условии, что вместе с нею купят его виллу на Атлантическом побережье, в небольшом рыбацком городке Туспане. Пришлось согласиться, хотя это означало добавочный расход в размере нескольких тысяч долларов. Однако это совпадало с планами повстанцев:
ведь из Туспана можно было отплыть на Кубу...
Построенная в 1943 г. прогулочная яхта «Гранма» представляла собой небольшое деревянное судно 15,25 м длиной и 4,76 м шириной и была снабжена двумя 6-цилиндровыми дизельными двигателями. В нормальных условиях на ее борту могло разместиться не более дюжины пассажиров. В 1953 г. яхта попала в зону действия урагана, обрушившегося на Атлантическое побережье Мексики, и затонула. Через некоторое время она была поднята на поверхность с довольно значительными повреждениями. Необходимо было заменить оба двигателя, электромотор, баки для воды и горючего, а также целиком отремонтировать палубу14.
Итак, подготовка шла полным ходом в обстановке полной секретности. Шилась форменная одежда, приобретались обувь, патронташи, фляжки, вещевые мешки и другие необходимые вещи. Разрабатывался план переброски людей, оружия и боеприпасов к месту отплытия, при этом учитывались все необходимые расходы. Велся окончательный отбор бойцов в отряд: одни ехали как признанные руководители, другие — как дисциплинированные, хорошо тренированные бойцы, наконец, третьи — потому, что они ... были легче своих товарищей. Хорошо подготовленных бойцов оказалось гораздо больше, чем могло принять маленькое суденышко15
Фидель использовал все свои связи, чтобы добиться скорейшего освобождения Че и Каликсто Гарсии. Эрнесто уговаривал Фиделя не терять времени и не тратить на него средств, опасаясь, как бы это но задержало отплытия «Гранмы». Фидель решительно ему сказал: «Я тебя не брошу!». Мексиканская полиция арестовала и Ильду Гадеа. Но все кончилось относительно благополучно. Некоторое время спустя Ильда и Че обрели свободу. Че пробыл за решеткой 57 дней.
Полиция продолжала следить за кубинцами. Время от времени она устраивала налеты на конспиративные квартиры. Следовало спешить с приготовлениями, иначе все предприятие могло сорваться. Но еще имелось столько недоделок: не хватало оружия, боеприпасов, не было денег и т. д. На помощь пришло кубинское подполье. Франк Паис привез из Саптьяго-де-Куба 8 тыс. долл., он доложил, что его люди готовы поднять в городе восстание.
В начале ноября 1956 г. полиция вновь нагрянула на несколько конспиративных квартир. Фидель узнал, что человек, на имя которого куплена «Гранма» и па хранении у которого находится радиопередатчик, согласился за 15 тыс. долл. выдать всю группу кубинскому посольству в Мехико. Фидель отдает приказ: провокатора изолировать, а всем бойцам со снаряжением и оружием немедленно сосредоточиться в Туспане. Следует последнее распоряжение Фиделя: направить в Сантьяго-де-Куба Франку Паису условленную телеграмму со словами: «Книга распродана». Теперь Паис должен в назначенный срок поднять восстание в столице Орьенте.
24 ноября 1956 г. в Туспане идет посадка отряда на «Гранму». На пристани шум, смех, беспорядок. Местная полиция, получившая «мордиду» — «кусок», или попросту взятку, отсутствует. Проходит некоторое время, и 82 человека с оружием и амуницией погружаются па яхту, которая явно напоминает консервную банку, плотно набитую сардинами.
Че, Каликсто Гарсия и еще трое будущих повстанцев прибыли к месту посадки на «Гранму» последними. В Туспан можно было добраться только на автомобиле. Сойдя на одной из железнодорожных станций, Че и его друзья стали ловить попутный транспорт. «Найти машину оказалось очень трудно, — вспоминает Каликсто. — Мы долго ждали на улице. Наконец остановил»,, одну свободную машину и попросили довезти нас до порта. Тот запросил 180 песо. Мы согласились, но на полпути водитель, очевидно, струсил и отказался ехать дальше. Наше положение было тяжелым: и так уже было потеряно много времени, а тут еще непредвиденное осложнение...
Тогда Че сказал мне: „Наблюдай за дорогой, а шофера я беру на себя". С трудом уговорил он его довезти нас до Поса-Рика, что составляло немногим более половины пути, а оттуда, пересев на другую машину, мы поехали дальше к месту назначения. Наконец впереди показался маленький городок Туспан. При въезде нас встретил Хуан Мануэль Маркес и повел к реке, где у берега стояла яхта „Гранма"» 16.
В 00 час. 20 мин. 25 ноября 1956 г. перегруженная донельзя «Гранма» с потушенными огнями отходит от берега и ложится курсом на Кубу.
1 Патохо погиб в Гватемале, куда он вернулся после победы Кубинской революции, чтобы сражаться за свободу своей Родины..
2 Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 431.
3 См.: Gadea Н. Che Guevara: Anos decisivos. Mexico, 1972, р. 226 (стихи переведены А. Д. Полумордвиновой).
4 Лат. Америка, 1978, № 6, с. 82.
5 См.: Gadea H. Op. cit., p. 235—236 (стихи переведены А. Д. Полумордвиновой).
6 «Когда родилась моя дочь в городе Мехико (15 февраля 1956 г. — И. Г.),—говорил Че в сентябре 1959 г. в интервью корреспонденту мексиканского журнала «Сьемпре», — мы могли зарегистрировать ее как перуанку—по матери, или как аргентинку—по отцу. И то и другое было бы логично, ведь мы находились как бы проездом в Мексике. Тем не менее мы с женой решили зарегистрировать ее как мексиканку в знак признательности и уважения к народу, который приютил нас в горький час поражения и изгнания». См.: Siempre, 1959, sept., p. 8.
7 Casa de las Americas, 1968, N 46, р. 36,
8 Juventud Rebelde. 1967, 19 oct
9 Che Guevara E. Op. cit. La Habana, 1970, t. 1, p. 192, 193,
10 Лит. газета, 1972, № 40, с. 15.
11 Героическая эпопея: От Монкады до Плайя-Хирон. М., 1978, с. 149.
12 После победы Кубинской революции Байо вернулся на Кубу, где
умер в 1965 г.
13 Героическая эпопея..., с. 149.
14 Granma, 1981, 28 nov.; 1 dic.
15 Куба, 1981, № 12, с. 41.
16 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников Кубинской революции. М., 1965, с. 9—10.
Сьерра-Маэстра
Фидель рассчитывал высадиться вблизи Сантьяго-де-Куба и 30 ноября направиться в город, где Франк Паис и его единомышленники именно в этот день готовились поднять восстание. Но 30 ноября «Гранма» находилась еще в двух днях хода от берегов Кубы. Дело в том, что в самом начале пути яхта попала в шторм.
«Судно, — писал Че в воспоминаниях, — стало представлять собой трагикомическое зрелище: люди сидели с мученическими лицами, обхватив руками животы, одни уткнулись головой в ведра, другие распластались в самых неестественных позах. За исключением двух или трех матросов да четырех или пяти пассажиров, все остальные из 82 человек страдали от морской болезни»1.
Каликсто Гарсия так писал об этом плавании: «Нужно иметь очень богатое воображение, чтобы представить себе, как могли на маленьком суденышке разместиться восемьдесят два человека с оружием и снаряжением. Яхта была набита до отказа, люди сидели буквально друг на друге. Запасы продуктов были скудными. В первые дни каждому выдавалось полбанки сгущенного молока, но вскоре оно кончилось. На четвертый день каждый получил по кусочку сыра и колбасы, а на пятый день остались лишь одни гнилые апельсины» 2.
На «Гранме» Че страдал от острого приступа астмы, но крепился и находил в себе силы шутить и подбадривать других.
30 ноября 1956 г. в 5.40 утра в Сантьяго-де-Куба бойцы Франка Паиса вышли на улицы города и захватили правительственные учреждения. Но удержать власть не смогли. В тот же день самолеты Батисты «засекли» у берегов Кубы «Гранму».
«Ночью 1 декабря, — писал Че впоследствии, — мы развернули яхту и взяли курс прямо на Кубу, нетерпеливо высматривая огни маяка на мысе Крус: у нас не хватало воды, топлива и провизии. Находясь в два часа ночи в сплошной темноте при плохой погоде, мы испытывали беспокойство. Марсовые сменяли друг друга, тщетно пытаясь обнаружить луч света на горизонте... Некоторое время спустя после возобновления движения мы увидели огни, однако астматический ход нашей скорлупки сделал нескончаемыми последние часы похода» 3.
Только 2 декабря днем «Гранма» подошла к берегу. Высадка началась неудачно. Яхта села на мель. На воду спустили было шлюпку, но она тут же затонула. Бойцы добирались до берега вброд, вода покрывала им плечи. С собой удалось взять только оружие и немного еды. «Это была не высадка, а кораблекрушение»,—говорил впоследствии Рауль Кастро. Революционерам пришлось долго и медленно пробираться по заболоченному, илистому побережью. Ванда Василевская, посетившая это место в 1961 г., так описала его: «Болото и мангровые заросли. Рыжая вязкая топь, над которой поднимаются причудливые переплетения голых корней и мангровых веток, покрытых мясистыми глянцевыми листьями. Это не ольховые заросли, которые нетрудно раздвинуть, и не заросли ивняка, легко сгибающиеся под рукой, — это частая твердая решетка, а вернее, сотни решеток. Своим основанием они уходят далеко в ил. Местами грунт кажется более твердым, местами мангровые ветки переплетаются над водой, разливающейся маленькими озерцами, но и здесь на дне — рыжий ил»4.
Преодолеть эту преграду голодным, испытывавшим жажду, обессиленным бойцам стоило воистину нечеловеческих усилий.
Несколько суток бойцы Фиделя Кастро продвигались, вверяясь случайным проводникам и стараясь укрыться от искавших их вражеских самолетов.
«Всю ночь на 5 декабря, — рассказывал Че, —мы шли по плантации сахарного тростника. Голод и жажду утоляли тростником, бросая остатки себе под ноги. Это было недопустимой оплошностью, так как батистовские солдаты легко могли выследить нас.
Но, как выяснилось значительно позже, нас выдали не огрызки тростника, а проводник. Как раз накануне описываемых событий мы отпустили его, и он навел батистовцев па след нашего отряда. Такую ошибку мы допускали не раз, пока не поняли, что нужно быть осторожными и крайне бдительными.
К утру мы совсем выбились из сил, решили сделать кратковременный привал на территории сентраля5, в местности, которая называется Алегрия-де-Пио (Святая радость). Едва успели расположиться, как многие тут же уснули.
Около полудня над нами появились самолеты. Измученные тяжелым переходом, мы не сразу обратили на них внимание.
Мне, как врачу отряда, пришлось перевязывать товарищей. Ноги у них были стерты и покрыты язвами. Очень хорошо помню, что последнюю перевязку в тот тяжелый день я делал Умберто Ламоте.
Прислонившись к стволу дерева, мы с товарищем Монтане говорили о наших детях и поглощали свой скудный рацион — кусочек колбасы с двумя галетами, как вдруг раздался выстрел. Прошла какая-то секунда, и свинцовый дождь обрушился на группу из 82 человек. У меня была не самая лучшая винтовка. Я умышленно попросил оружие похуже. На протяжении всего морского пути меня мучил жестокий приступ астмы, и я не хотел, чтобы хорошее оружие пропадало в моих руках.
Мы были почти безоружны перед яростно атакующим противником: от нашего военного снаряжения после высадки с „Гранмы" и перехода по болотам уцелели лишь винтовки и немного патронов, да и те в большинстве оказались подмоченными... Помню, ко мне подбежал Хуан Альмейда. „Что делать?"—спросил он. Мы решили как можно скорее пробираться к зарослям тростника, ибо понимали — там наше спасение!..
В этот момент я заметил, что один боец бросает на бегу патроны. Я схватил было его за руку, пытаясь остановить, он вырвался, крикнув: „Конец нам!". Лицо его перекосилось от страха.
Возможно, впервые передо мной тогда возникла дилемма:
кто же я — врач или солдат? Передо мной лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с патронами. Взять и то и другое не хватало сил. Я схватил ящик с патронами и перебежал открытое место, отделявшее меня от тростникового поля...
Между тем стрельба усилилась. Прогремела очередь. Что-то сильно толкнуло меня в грудь, я упал. Один раз, повинуясь какому-то смутному инстинкту раненого, я выстрелил в сторону гор. И в этот момент, когда все казалось потерянным, я вдруг вспомнил старый рассказ Джека Лондона. Его героя, который, понимая, что все равно должен замерзнуть, готовился принять смерть с достоинством.
Рядом лежал Арбентоса. Он был весь в крови, но продолжал стрелять. Не в силах подняться, я окликнул Фаустино. Тот, не переставая стрелять, обернулся, дружески кивнул мне и крикнул: „Ничего, брат, держись!".
Превозмогая страшную боль, я поднял свою винтовку и начал стрелять в сторону врагов. Твердо решил, что уж если приходится погибать, то постараюсь отдать свою жизнь как можно дороже.
Кто-то из бойцов закричал, что надо сдаваться, по тут же раздался громкий голос Камило Съенфуэгоса: „Трус! Бойцы Фиделя не сдаются!".
Вдруг появился Альмейда. Он обхватил меня и потащил в глубь тростника, где лежали другие раненые, которых перевязывал Фаустино.
В этот момент вражеские самолеты пронеслись прямо над нашей головой.
Ужасающий грохот, треск автоматных очередей, крики и стопы раненых — все слилось в сплошной гул.
Наконец самолеты улетели, и стрельба стала утихать. Мы снова собрались вместе, но теперь нас оставалось пятеро — Рамиро Вальдес, Чао, Бенитес, Альмейда и я. Нам удалось благополучно пересечь плантацию и скрыться в лесу. И тут со стороны зарослей тростника послышался сильный треск. Я обернулся: то место, где мы только что вели бой, было объято густыми клубами дыма.
Мне никогда не забыть Алегрия-де-Пио: там 5 декабря 1956 г. наш отряд получил боевое крещение, дав бой превосходящим силам батистовцев» 6.
В бою погибла почти половина бойцов, около 20 человек попало в плен. Многие из них были подвергнуты пыткам и расстреляны. Но, когда оставшиеся в живых, собрались в крестьянской хижине на подступах к Сьерра-Маэстре, Фидель сказал: «Враг нанес нам поражение, но не сумел нас уничтожить. Мы будем сражаться и выиграем эту войну».
Горечь поражения несколько смягчалась дружелюбием гуахиро. «Все мы почувствовали симпатию и сердечное расположение к нам крестьян, — писал Че. — Они радушно нас принимали и, помогая пройти вереницу испытаний, надежно укрывали в своих домах... Но чья пера в народ была поистине безгранична, так это вера Фиделя. Он продемонстрировал в то время необыкновенный талант организатора и вождя. Где-нибудь в лесу, долгими ночами (с заходом солнца начиналось наше бездействие) строили мы дерзкие планы. Мечтали о сражениях, крупных операциях, о победе. Это были счастливые часы. Вместе со всеми я наслаждался впервые в моей жизни сигарами, которые научился курить, чтобы отгонять назойливых комаров. С тех пор въелся в меня аромат кубинского табака. И кружилась голова, то ли от крепкой «гаваны», то ли от дерзости наших планов — один отчаяннее другого» 7.
Не все уцелевшие повстанцы разделяли оптимизм Фиделя. Тяжелые потери угнетали, длительные переходы изматывали, бойцам недоставало дисциплины, в бою — решительности. Как оценивал Че создавшееся положение? В 1963 г. он писал о первых днях после высадки на остров:
«Действительность опровергла паши планы: не было необходимых субъективных условий для успешного осуществления предпринятой попытки, не были соблюдены все правила революционной войны, которые мы потом усвоили ценой собственной крови и крови наших братьев по борьбе в течение двух лет тяжелой борьбы. Мы потерпели поражение, и тогда началась самая важная часть истории нашего движения. Тогда стала явной его подлинная сила, его подлинная историческая заслуга. Мы поняли, что совершали тактические ошибки и что движению недоставало некоторых важных субъективных элементов; народ сознавал необходимость перемен, но ему не хватало веры в возможность их осуществления. Задача заключалась в том, чтобы убедить его в этом» 8. А для этого следовало атаковать врага и выиграть хотя и небольшой, но все-таки серьезный бой. Ведь ничто так не бодрит людей, не внушает им веру в себя, как победа.
И повстанцы одержали победу 16 января, атаковав и захватив военный пост на р. Ла-Плата. В этой операции участвовал и Че. Результаты боя: у противника — двое убитых, пять раненых, трое взято в плен; у повстанцев — ни одной потери. Кроме того, победители захватили винтовки, пулемет «томпсон», патроны, амуницию и продукты. Фидель приказал оказать врачебную помощь раненым солдатам противника; их и других пленных оставили на свободе.
Положение повстанцев лишь в малой степени изменилось к лучшему. Че отмечал в дневнике, что крестьяне, хотя и относились благожелательно к людям Фиделя, «еще не созрели к участию в борьбе и связь с нашими единомышленниками в городе тоже отсутствовала»9. Батистовские войска, авиация, полиция продолжали упорно преследовать повстанцев. В этих условиях Фидель принял решение уйти в горы Сьерра-Маэстры, укрепиться там и начать партизанскую борьбу.
Известный кубинский писатель-коммунист Пабло де ла Торрьенте Брау 10 писал, что, если кто-либо пожелает познать другую страну, не покидая Кубы, то пусть посетит Сьерра-Маэстру. Там он найдет не только другую природу и другие обычаи, но и человека, воспринимающего жизнь по-иному, человека свободолюбивого, мужественного и благородного. Именно там во время войны за независимость, еще в XIX в., находили поддержку кубинские патриоты. «Горе тому, кто поднимает меч на эти вершины, — предупреждал Пабло де ла Торрьенте Брау. — Повстанец с винтовкой, укрывшись за несокрушимым утесом, может сражаться здесь против десятерых. Пулеметчик, засевший в ущелье, сдержит натиск тысячи солдат. Пусть не рассчитывают на самолеты те, кто пойдет войной на эти вершины! Пещеры укроют повстанцев. Горе тому, кто задумал уничтожить горцев! Как деревья, приросшие к скалам, они держатся за родную землю. Горе поднявшему меч на жителей гор! Они совершили то, что еще никому не удавалось. Воспитанные своей землей, всей историей своей нищей жизни, они покрыли себя неувядаемой славой, проявляя чудеса храбрости. Пусть знают все: как вековые сосны, неколебимо стоят горцы» 11.
Фидель Кастро, хотя и родился в провинции Орьенте, никогда до этого в горах Сьерра-Маэстры не бывал и знал о них только понаслышке, впрочем, как и все остальные участники экспедиции на «Гранме». В эти незнакомые для них, но казавшиеся спасительными горы направились уцелевшие после разгрома у Алегрия-де-Пио повстанцы. И они не ошиблись. Сьерра-Маэстра стала непобедимой для батистовской армии крепостью, первой Свободной территорией Кубы и Америки.
22 января 1957 г. при Арройо-де-Инфьерно (Адском ручье) повстанцы уже нанесли поражение отряду правительственных войск, которым командовал один из самых кровожадных батистовских карателей — Санчес Москера.
О своем участии в этом бою Че пишет: «Вдруг я заметил, что в ближайшей ко мне хижине находится еще один вражеский солдат, который старается укрыться от нашего огня. Я выстрелил и промахнулся. Второй выстрел попал ему прямо в грудь, и он рухнул, выпустив винтовку, воткнувшуюся штыком в землю. Прикрываемый гуахиро Креспо, я добрался до убитого, взял его винтовку, патроны и кое-какое снаряжение» 12.
Под натиском повстанцев каратели Санчеса Москеры были вынуждены поспешно ретироваться, оставив на поле боя пять убитых, повстанцы же потерь не понесли.
28 января Че пишет письмо Ильде, которое доверенный человек опустил в почтовый ящик в Сантьяго-де-Куба. Это первое известное нам письменное свидетельство того, как оценивал Че события, происшедшие за два месяца после высадки с «Гранмы»;
«Дорогая старуха!
Пишу тебе эти пылающие мартианские 13 строки из кубинской манигуа 14. Я жив и жажду крови. Похоже на то, что я действительно солдат (по крайней мере, я грязен и оборван), ибо пишу на походной тарелке, с ружьем на плече и новым приобретением в губах — сигарой. Дело оказалось нелегким. Ты уже знаешь, что после семи дней плавания на „Гранме", где нельзя было даже дыхнуть, мы по вине штурмана оказались в вонючих зарослях, и продолжались наши несчастья до тех пор, пока на нас не напали в знаменитой теперь Алегрия-де-Пио и не разметали в разные стороны, подобно голубям. Там меня ранило в шею, и остался я жив только благодаря моему кошачьему счастью, ибо пулеметная пуля попала в ящик с патронами, который я таскал на груди, и оттуда рикошетом — в шею. Я бродил несколько дней по горам, считая себя опасно раненным, кроме раны в шею, у меня еще сильно болела грудь. Из тебе знакомых ребят погиб только Джимми Хиртцель, он сдался в плен, и его убили. Я же вместе с известными тебе Альмейдой и Рамирито испытал семь дней страшной голодухи и жажды, пока мы не вышли из окружения и при помощи крестьян не присоединились к Фиделю (говорят, хотя это еще недостоверно, что погиб и бедный Ньико). Нам пришлось немало потрудиться, чтобы вновь организоваться в отряд, вооружиться. После чего мы напали на армейский пост, нескольких солдат мы убили и ранили, других взяли в плен. Убитые остались на месте боя. Некоторое время спустя мы захватили еще трех солдат и разоружили их. Если к этому добавить, что у нас не было потерь и что в горах мы как у себя дома, то тебе будет ясно, насколько деморализованы солдаты, им никогда не удастся нас окружить. Естественно, борьба еще не выиграна, еще предстоит немало сражений, но стрелка весов уже клонится в нашу сторону, и этот перевес будет с каждым днем расти.
Теперь, говоря о вас, хотел бы знать, находишься ли ты все в том же доме, куда я тебе пишу, и как вы там живете, в особенности „самый нежный лепесток любви"? Поцелуй ее и обними с такой силой, насколько позволяют ее косточки. Я так спешил, что оставил в доме у Панчо твои и дочкины фотографии. Пришли мне их. Пиши мне на адрес дяди и на имя Патохо. Письма могут немного задержаться, но, я думаю, дойдут» 15.
Преследуемые вражеской авиацией и солдатами, повстанцы продолжали блуждать по Сьерра-Маэстре; они избегали населенных пунктов, опасаясь предательства. Но предатель был среди них. Им оказался Эутимио Герра. Ему батистовцы обещали большую награду, если он убьет Фиделя Кастро. Темный, забитый крестьянин, соблазненный посулами карателей, выжидал удобного момента и только случай помог разоблачить его.
Первые месяцы в горах физическое состояние Че было плачевным. В феврале его свалил с ног приступ малярии, а затем очередной приступ астмы, который нельзя было остановить из-за отсутствия лекарств. Во время одного из переходов повстанцы были настигнуты карателями и были вынуждены отступить, ища укрытия от огня. Че не мог двигаться. Взвалив себе на спину, его вынес из-под огня крестьянин Креспо. Повстанцы оставили Че в доме одного фермера -- противника Батисты, приставив бойца для охраны. Фермер раздобыл немного адреналина, это помогло Че встать на ноги и отправиться к товарищам. Он был настолько слаб, что расстояние, которое здоровый человек мог бы покрыть за несколько часов, он одолел только за десять дней. «Это были, — отмечает Че, — самые горькие для меня дни на Сьерра-Маэстре. Я с трудом передвигался, опираясь на стволы деревьев и на приклад ружья, сопровождаемый трусливым бойцом, который дрожал всякий раз, когда слышал стрельбу, и впадал в истерику, когда астма вызывала у меня кашель, который мог привлечь к нам внимание карателей» 16.
В апреле 1957 г. во время очередного приступа астмы Че едва не попал в плен. Отстреливаясь, он с трудом добрался до укрытия. «Астма, — вспоминает он, — сперва сжалилась надо мной и позволила пробежать несколько метров, но потом отомстила: сердце мое стучало так, что, казалось, выскочит из груди. Вдруг я услышал хруст веток, но уже не смог побежать, хотя намеревался это сделать. На сей раз это оказался один из наших новых бойцов — он заблудился. Увидев меня, он сказал: „Не бойтесь, командир, я умру вместе с вами!". Мне вовсе не хотелось умирать, а хотелось послать его к чертовой бабушке, что я, кажется, и сделал. В этот день мне казалось, что я трус» 17.
Капитан Антонио Нуньес Хименес писал: «Я не понимаю, как он мог ходить, его то и дело душила болезнь. Однако он шел по горам с вещевым мешком за спиной, с оружием, с полным снаряжением, как самый выносливый боец. Воля у него, конечно, была железная, но еще большей была преданность идеалам — вот что придавало ему силы».
Если приступ астмы настигал его на марше, Че не разрешал себе отстать от отряда. Самое большее, что он допускал, это чтобы кто-то нес его рюкзак. Он считал, что отряд не должен задерживаться из-за того, что он болен. Это правило было общее для всех.
Когда астма окончательно одолевала Че, он, чтобы не стать обузой для товарищей, оставался отлеживаться в какой-нибудь крестьянской хижине. В таких случаях руки его стискивали уже не ружье, а книгу или блокнот, в котором он отмечал важнейшие события дня. На одной из сохранившихся фотографий того периода мы видим его лежащим с биографией Гете, принадлежащей перу Эмиля Людвига, в руках. Его боевые товарищи вспоминали, что он много читал, часто жертвуя сном, чтобы почитать или сделать запись в дневнике. Если он вставал с зарей, он принимался за чтение. Среди его любимых стихов были «Всеобщая песнь» Пабло Неруды и поэтический сборник Мигеля Эрнандеса 18.
Этот повстанец — чужестранец, врач, страдающий от приступов астмы, привлекал к себе особое внимание гуахиро, вызывая уважение и сострадание. Старая крестьянка Понсиана Перес, помогавшая повстанцам (ее Че в шутку называл «моя невеста»), вспоминает:
«Бедный Че! Я видела, как он страдает от астмы, и только вздыхала, когда начинался приступ. Он умолкал, дышал тихонечко, чтобы еще больше не растревожить болезнь. Некоторые во время приступа впадают в истерику, кашляют, раскрывают рот. Че старался сдержать приступ, успокоить астму. Он забивался в угол, садился на табурет или на камень и отдыхал. Иногда, разговаривая с ним, я замечала, что он начинает делать паузы между словами, сразу догадывалась, что у него приступ астмы, и спешила приготовить ему что-нибудь тепленькое, чтобы он выпил, согрел грудь. Ему становилось легче. Пресвятая дева! Было так тяжело смотреть как задыхается, страдает этот сильный
и красивый человек!
Но ему не нравилось, когда его жалели. Стоило кому-нибудь сказать: „Бедняга!", — как он бросал в ответ быстрый взгляд, который вроде бы и ничего не означал, а в то же время говорил многое. Ему надо было подать какое-нибудь целебное варево без вздохов и взглядов, без жалостливых слов...» 19.
Если Че говорил о своей болезни, то всегда с шуткой. «Я заметил, что порох — единственное лекарство, которое мне по-настоящему облегчает астму», —любил повторять он20.
Несмотря на то что этот повстанец был так не похож на них самих и говорил на «чудном» для них языке аргентинцев, гуахиро относились к нему с доверием. Многих крестьян Че покорил присущими ему простотой, мужеством и справедливостью — человеческими качествами, ценимыми на всех широтах мира. Один из повстанцев, Рафаэль Чао, рассказывает: «Он всегда был в хорошем настроении, говорил не повышая голоса, никогда ни на кого не кричал. Хотя в разговоре он часто употреблял крепкие слова, но никогда не кричал на человека, не допускал издевок. И это несмотря на то, что он бывал резок, очень резок, когда это было необходимо... Я не знал менее эгоистичного человека. Если у него бывал всего один клубень батата, он готов был отдать его товарищам» 21.
Партизан должен быть аскетом, говорил Че, и таким был он сам всегда. Партизанский командир, учил Че, должен быть образцом безупречного поведения и готовности к самопожертвованию; и таким он был сам всегда. Партизан, писал Че, должен обладать железным здоровьем, что позволит ему справляться со всеми невзгодами. В этих словах невольно слышится сожаление, что он сам был больным человеком.
Фидель Кастро говорит, что Че отличался тем, что, не раздумывая, брался за выполнение самого опасного поручения. Этот человек, посвятивший себя служению возвышенным идеалам, мечтавший об освобождении других стран Латинской Америки, поражал бойцов своим альтруизмом, готовностью осуществлять самые трудные дела и повседневно рисковать жизнью.
На протяжении всей войны Че вел дневник, который послужил основой для его знаменитых «Эпизодов революционной войны». Эта правдивая книга, насыщенная драматизмом и поэзией, повествует о суровой партизанской жизни, о горестях, мечтах и надеждах людей, пришедших сюда, чтобы победить или умереть в неравной борьбе. Эти — книга и о самом Че, мужественном, скромном и добром человеке, хотя автор говорит о себе скупо, чаще всего с улыбкой или иронией. Воспоминания Че по своему стилю — необычное явление в латиноамериканской мемуарной литературе. В них нет ни многословия, ни мелодраматизма, ни стремления автора представить себя идеальным героем. Мужество Че не нуждалось в рисовке, хвастовстве, преувеличениях и саморекламе. Комментируя бой у селения Буэйсито, которым он руководил, Че писал: «Мое личное участие в бою было незначительным и отнюдь не героическим -- те немногие выстрелы, которые враг произвел по мне, я встретил не грудью, а совсем наоборот» 22.
* * *
Постепенно партизанам Фиделя удалось наладить связь с подпольной организацией «Движение 26 июля», действовавшей в Сантьяго-де-Куба и Гаване. Руководители подполья я активисты — Франк Паис, Армандо Харт, Вильма Эспин, Айде Сантамария, Селия Санчес — прибыли в горы, где встретились с Фиделем. Подпольщики обязались обеспечивать повстанцев оружием, боеприпасами, одеждой, лекарствами, деньгами, направлять в горы добровольцев. Они также должны были мобилизовать массы на борьбу с Батистой.
С первого дня высадки повстанцев Батиста заявлял чуть, ли не ежедневно, что «разбойники» окружены, разбиты, уничтожены. Но бои в горах не прекращались, а значит, оставалась надежда на то, что еще не все потеряно и что из высеченной Фиделем Кастро искры может в конце концов возгореться пламя всенародной освободительной борьбы. Чтобы опровергнуть измышления Батисты о разгроме повстанцев, Фидель Кастро послал в Гавану Фаустино Переса с поручением установить связь с каким-нибудь авторитетным американским журналистом и доставить его в горы. Выбор пал на Герберта Метьюза, корреспондента газеты «Нью-Йорк таймс», который пробрался в горы и 17 февраля 1957 г. встретился с Фиделем Кастро.
Метьюз опубликовал сенсационный репортаж о вожде повстанцев через неделю. Он подтверждал, что Фидель Кастро жив и успешно сражается в горах Сьерра-Маэстры. «Судя по всему, — пророчески писал Метьюз, — у генерала Батисты нет оснований надеяться подавить восстание Кастро. Он может рассчитывать только па то, что одна из колонн солдат невзначай набредет на юного вождя и его., штаб и уничтожит их, но это вряд ли случится...» 23
Статья Метьюза, сопровождавшаяся фотографиями Фиделя и его бойцов в горах, еще больше подорвала и без того пошатнувшийся авторитет диктатора. Активизировали свою деятельность его противники за рубежом. Нарастала борьба против диктатора в столице Кубы и других городах острова. 4 января в Сантьяго состоялась массовая демонстрация
женщин против диктатора, которые несли плакаты с надписями: «Прекратите убивать наших сыновей!». В Гаване 13 марта 1957 г. члены организации «Революционный директорат» предприняли нападение на радиостанцию, университет и президентский дворец, где надеялись захватить батисту. Попытка окончилась неудачно — большинство восставших погибло в бою с полицией и армией.
И все же антибатистовские настроения продолжали расти. Террор, произвол, коррупция, казнокрадство и пресмыкательство перед американскими бизнесменами, перед Пентагоном и госдепартаментом, характерные для режима Батисты, вызывали возмущение и негодование среди широких слоев населения острова, за исключением преданных диктатору полицейских и армейских чинов, продажных чиновников, богатых сахарозаводчиков и части местной буржуазии.
В середине марта повстанцы получили подкрепление. Франк Паис снарядил им в подмогу отряд в 50 добровольцев. Новое пополнение не было подготовлено к сложным условиям партизанской войны в горах. Горожане с трудом передвигались по гористой местности, быстро уставали и, стремясь избавиться от груза, часто выбрасывали даже необходимое.
Все же прибытие отряда увеличило силы повстанцев чуть ли не вдвое. Фидель разделил теперь своих бойцов на три взвода, поставив во главе их капитанов — Рауля Кастро, Хуана Альмейду и Хорхе Сотуса, прибывшего во главе пополнения 24. Авангардом было поручено командовать Камило Съенфуэгосу, арьергардом — Эфихенио Амейхейрасу, начальником охраны генштаба был назначен Универсо Санчес, а Че был оставлен официально врачом при главном штабе, а фактически как бы советником или офицером-порученцем при Фиделе Кастро.
Когда повстанцы пополнили свои ряды, Че предложил Фиделю немедленно начать наступательные действия против батистовцев. Но Фидель Счел, что сперва необходимо закалить новобранцев, приучить их к трудностям горной жизни, к преодолению длительных расстояний, научить хорошо владеть оружием, и лишь после этого можно будет предпринять нападение на один из гарнизонов, расположенных;
у подножия Сьерра-Маэстры. Взятие такого гарнизона произвело бы большое впечатление на всю страну. Че согласился, что решение Фиделя обоснованно. Началась подготовка бойцов к предстоящим военным действиям.
Армия и полиция Батисты старались вовсю, чтобы покончить с повстанцами на Сьерра-Маэстре и подавить оппозиционное движение в стране. Террор, однако, не приносил тирану желаемых результатов. Горы оказались для его войска непреодолимым препятствием. О смелых налетах повстанцев на гарнизоны батистовцев сообщала печать, передавало радио. К бойцам Фиделя спешили присоединиться! добровольцы самых различных политических взглядов. 3a рубежом кубинские эмигранты собирали для них средства, закупали медикаменты и оружие, которые тайно переправлялись на Кубу.
В мае 1957 г. из Майами (США) должно было прибыть. судно «Коринтия» с добровольцами во главе с Каликсто» Санчесом. Фидель решил отвлечь внимание карателей, рыскавших по побережью в ожидании «Коринтии», и дал приказ взять штурмом казарму, расположенную в селении Уверо, в 15 км от Сантьяго-де-Куба. Гарнизон в Уверо преграждал повстанцам выход со Сьерра-Маэстры. Взятие укрепленного пункта в Уверо открыло бы им путь в долинные районы провинции Орьенте и доказало бы их способность не только обороняться, но и наступать.
Че, принимавший участие в бою за Уверо, подробно описал его в своих «Эпизодах революционной войны». После того как был намечен объект для нападения, повстанцам осталось уточнить детали предстоящего боя. Для этого необходимо было определить численность противника, количество постов, вид используемой связи, пути подхода к нему и т. д.
27 мая Фидель объявил, что отрядам надлежит быть готовыми к маршу. Поход начался вечером. За ночь предстояло пройти около 16 км. Путь был нелегким: горная дорога, извиваясь, круто спускалась вниз. На передвижение ушло около 8 часов.
Бойцам Фиделя было известно, что вокруг казармы расставлены посты, каждый в составе не менее четырех солдат. Но кустарник позволял подойти очень близко к противнику.
Казарма Уверо расположена на берегу моря, и, чтобы окружить ее, надо было наступать с трех сторон.
Атаковать пост, прикрывавший дорогу, идущую по берегу моря из Пеладеро, должна была группа под командованием Хорхе. Сотуса и Гильермо Гарсии. Альмейде было поручено ликвидировать пост, находящийся напротив высоты.
Фидель расположился на высоте, а Рауль со своим взводом должен был атаковать казармы с фронта. Группа Че находилась между ними. Камило и Амейхейрас должны были действовать между группой Че и взводом Рауля, но в темноте они плохо сориентировались и оказались справа от Че вместо того, чтобы быть левее. Взвод Крессенсио Переса должен был овладеть дорогой Уверо— Чивирико и воспрепятствовать подходу вражеских подкреплений.
Предполагалось, что бой будет коротким, поскольку нападение должно было быть абсолютно внезапным. Однако повстанцы не смогли занять боевые позиции вовремя. Уже светало, а бой все не начинался. Наконец, атакующие группы стали продвигаться вперед в поисках более выгодных позиций.
Противник заметил движение и открыл огонь. Но повстанцы продолжали двигаться вперед.
Огонь противника все усиливался. Группа Че вышла на открытый участок местности, огонь батистовцев стал более прицельным, и партизаны стали нести потери. Остановившись, они залегли и стали вести огонь по замаскированному вражескому окопу. Взять окоп можно было только смелой атакой. Че принял решение атаковать окоп, и этот очаг сопротивления противника был ликвидирован. По словам Че, ему показалось, что бой продолжался несколько минут, на самом же деле от первого выстрела до захвата казармы прошло 2 часа 45 минут.
При подведении итогов боя оказалось, что повстанцы потеряли убитыми и ранеными 15 человек, а противник 19 человек ранеными и 14 убитыми25. Для повстанцев бой на Уверо стал переломным моментом26. Окреп боевой дух отряда, возросла вера в победу. Победа при Уверо определила судьбу мелких гарнизонов противника, расположенных у подножия Сьерра-Маэстры. За короткое время эти гарнизоны были уничтожены.
Бой при Уверо еще раз показал, что Че обладал природными качествами бойца: смелостью, хладнокровием, умением быстро оценить обстановку боя. Недаром «профессор партизанских наук» Байо считал его своим лучшим учеником. Но то было в теории, а теперь это подтвердила практика.
Однако бой для Че не был самоцелью. Каликсто Моралес так характеризует Че-бойца: «Для него бой был всего-навсего частью работы. После того как смолкнут выстрелы, даже в случае победного исхода боя, нужно продолжать работу. Нужно подсчитать потери, составить военную сводку и список трофеев. Только это. Никаких митингов. Лишь иногда, спустя несколько дней, мы собирались вечерами, чтобы потолковать о бое. Даже и эту беседу он использовал для того, чтобы указать на ошибки, отметить, что было сделано плохо, подвергнуть детальному анализу прошедшие события27.
Как ни стремился Че стать только бойцом и забросить свои обязанности врачевателя, это ему не удавалось: лечить бойцов все равно приходилось. Делал это он основательно, насколько, разумеется, позволяли обстоятельства и условия партизанской жизни. Че лечил не только партизан, но и крестьян. Гуахиро обычно страдали авитаминозом, желудочными расстройствами, туберкулезом. Никто из них никогда в глаза не видел врача. Облегчить тяжелую участь этих обездоленных людей, живущих во власти предрассудков, могли не столько лекарства и врачебная помощь, сколько коренные социальные изменения. Че был убежден в этом и старался вселить свою убежденность в других повстанцев.
1 Че Гевара Э. Эпизоды революционной войны. М., 1974, с
2 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников Кубинской революции. М., 1965, с. 10.
3 Героическая эпопея: От Монкады до Плайя-Хирон. М., 1978, с. 151.
4 Василевская В. Архипелаг свободы. М., 1962, с. 59.
5 Сентраль — сахарный завод вместе с плантацией.
6 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 1, р. 197—300,
7 Ibid., p. 201.
8 Che Guevara E. Escritos у discursos. La Habana, 1977, t. 7, р. 6.
9 Ibid.,
10 Пабло де ла Торрьенте Брау (1901—1936) сражался добровольцем в рядах интербригад в Испании, погиб в одном из сражений с франкистскими войсками.
11 Цит. по кн.: Нуньес Хименес А. География Кубы. М., 1960, с. 183.
12 Che Guevara E. Obras, t. 1, р. 215.
13 Мартианские — слово произведено от фамилии Хосе Марти (1853—
1895), поэта и борца за независимость Кубы.
14 Манигуа — заросли дикого колючего кустарника,
15 Gadea H. Che Guevara: Anos decisivos. Mexico, 1972, p. 198—199
16 Che Guevara E. Obras, t. 1, р. 237.
17 Ibid., p. 389.
18 Мигель Эрнандес (1910—1942) — испанский поэт-республикапец,
умер во франкистской тюрьме.
19 См.: Куба, 1968, № 2, с. 24.
20 Ларин Е. А. Повстанческая армия в Кубинской революции. М., 1977, с. 109.
21 Cuba, 1967, nov., p. 41.
22 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 109 23 New York Times, 1957, Febr. 24.
24 Сотус, ярый антикоммунист, стал предателем, после победы революции был осужден, затем бежал в США, где подорвался на мине во время подготовки диверсионного акта против революционной Кубы.
25 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 77—81.
26 Среди отличившихся в бою при Уверо был повстанец Хуан-Виталио Акунья Нуньес (друзья звали его Вило), который впоследствии под именем Хоакина будет сражаться с Че в горах Боливии и погибнет там. Более подробно об этом бое см.: Bohemia, 1977, N 21, р. 44-75.
27 Che: Una vida у un ejemplo. La Habana, 1968, p. 77.
Рассвет близок
Провинция Орьенте, Сьерра-Маэстра и ее самая высокая вершина — Туркино становились все популярнее ни только среди кубинского народа, но и далеко за пределами острова. Они стали символом стойкости, мужества, несгибаемой воли, предвещавшим будущую победу над силами империализма и его местных слуг. Николае Гильен писал тогда в своем «Романсеро революции»:
Орьенте, сеньора наша,
земля голубых нагорий,
бездонных узких ущелий
и шумных рек непокорных,
плечи твои — из меди,
руки твои — из гранита,
здесь золото яркого солнца
на тысячи брызг разбито.
И словно поток бурлящий,
бегущий с вершины Туркино,
мимо лесов и плантаций
в дремлющую долину,—
отряды Фиделя Кастро
спускаются вниз по склонам,
идут волна за волною
сурово и непреклонно,
бесстрашный ветер свободы
их развевает знамена.
Словно поток бурлящий —
батраки и юристы —
словно поток бурлящий —
студенты и журналисты —
словно поток бурлящий
с горной водою чистой —
отряды Фиделя Кастро
спускаются вниз по склонам,
и революции знамя—
над ними огнем раскаленным.
Их речи честны, как руки,
а руки сильны, как песни,
а песни ясны, как звезды,
зажженные в выси небесной...1
В бою при Уверо повстанцы поняли, что регулярная армия вовсе не непобедима, как громогласно заверяли сторонники батистовского режима. Разъяренный диктатор приказал согнать крестьян со склонов Сьерра-Маэстры, надеясь таким образом лишить повстанцев поддержки местного населения. Но крестьяне сопротивлялись эвакуации, многие из них тянулись к повстанцам, вступали в их отряды или оказывали им разнообразную помощь — обеспечивали провиантом, вели наблюдения за действиями противника, служили проводниками.
Сближение крестьян с повстанцами носило сложный и противоречивый характер и было длительным процессом. Иногда было достаточно одного неосторожного слова, жеста, необдуманного поступка, чтобы потерять доверие гуахиро. Не все из них понимали политические цели и задачи Фиделя и его сторонников. В большинстве своем гуахиро были неграмотны и суеверны.
Многие крестьяне считали коммунизм чуть ли не сатанинским наваждением. Это им внушали в церковных проповедях и по радио. Красноречиво об этом рассказывает крестьянка Инирия Гутьеррес, первая женщина в партизанском отряде Че: «Однажды Че спросил меня о моих религиозных взглядах. Это заставило меня задать ему вопрос, верит ли он сам в бога. „Нет, — ответил он, — я не верю, потому что я коммунист". Я онемела. Я была тогда еще очень молодой, не имела политической подготовки, а о коммунистах слыхала только ужасные вещи. Я вскочила с гамака и закричала: „Нет! Вы не можете быть коммунистом, ведь вы такой добрый человек!". Че долго смеялся, а потом стал объяснять мне все то, чего я не понимала» 2.
Антикоммунизмом были заражены не только темные крестьяне, но и некоторые повстанцы. Беседуя с гуахиро и бойцами, Че настойчиво рассеивал отравлявший их сознание антикоммунистический дурман. Весьма показателен в этом отношении его фельетон за подписью «Снайпер», опубликованный в январе 1958 г. в первом номере органа повстанцев «Эль Кубано либре» («Свободный кубинец»). Это — первая статья Че, увидевшая свет на Кубе:
«На вершинах нашей Сьерра-Маэстры события из дальних стран становятся известны через радио и газеты, весьма откровенно сообщающие о том, что происходит там, ибо они не могут рассказать о преступлениях, совершаемых ежедневно здесь.
Итак, мы читаем и слышим о волнениях и убийствах на Кипре, в Алжире, Ифни и Малайзии. Все эти события имеют общие черты:
а) власти «нанесли многочисленные потери повстанцам»;
б) пленных нет;
в) правительство не намерено менять свою политику;
г) все революционеры, независимо от страны или региона, в котором они действуют, получают тайную „помощь" от коммунистов.
Как весь мир похож на Кубу! Всюду происходит одно и то же. Группу патриотов, вооруженных или нет, восставших или нет, убивают, каратели еще раз одерживают „победу после длительной перестрелки". Всех свидетелей убивают, поэтому нет пленных.
Правительственные силы никогда не терпят потерь, что иногда соответствует действительности, ибо беззащитных людей убивать не очень опасно. Но часто это сплошная ложь. Сьерра-Маэстра — неопровержимое доказательство тому. И наконец, старое обычное обвинение в „коммунизме".
Коммунистами являются все те, кто берется за оружие, ибо они устали от нищеты, в какой бы это стране ни происходило... Демократами называют себя все те, кто убивает простых людей: мужчин, женщин, детей. Как весь мир похож на Кубу!
Но всюду, как и на Кубе, народу принадлежит последнее слово против злой силы и несправедливости, и народ одержит победу».
В батистовских газетах, официальных сообщениях Че всегда именовался «аргентинским коммунистическим главарем бандитской шайки, оперирующей на Сьерра-Маэстре». Официальная пропаганда Батисты «разоблачала» повстанцев как коммунистов и «агентов Москвы» и утверждала, что, преследуя их, правительственные войска спасают Кубу и Латинскую Америку от коммунизма.
Степень доверия крестьян Сьерра-Маэстры к повстанцам зависела от поведения последних по отношению к жителям гор. А для того чтобы оно было образцовым, партизаны должны были навести порядок в своих собственных рядах, освободиться от анархиствующих, деклассированных элементов, которые всегда примыкают к такого рода движениям, особенно на начальной стадии.
Повстанцам особенно в первые месяцы войны приходилось бороться за дисциплину в своих собственных рядах, а также против банд мародеров, которые, прикрываясь именем революции, грабили крестьян. Ликвидировать одну из таких банд было поручено отряду Камило Съенфуэгоса. О том, как этот приказ был осуществлен, Че рассказывает в эпизоде, озаглавленном «Борьба с бандитизмом».
Навести твердый революционный порядок в горах Сьерра-Маэстры было нелегко. Слишком низкий уровень политического сознания населения требовал длительной и кропотливой воспитательной работы. И, кроме того, повстанцы все время жили под угрозой вражеского вторжения в горы Сьерра-Маэстры.
В одном из горных районов — Каракасе, действовала банда, разорявшая и опустошавшая крестьянские хозяйства. Главарем ее был некий китаец Чанг3. Бандиты, спекулируя на революционной фразеологии, грабили, убивали, насильничали. Имя Чанга наводило ужас на всю округу. Повстанцам удалось обезвредить бандитов. Их судил революционный трибунал. Чанг был приговорен к расстрелу, другие — к разного рода наказаниям. Трое юношей, случайно попавшие в банду, впоследствии вступили в ряды повстанцев и стали хорошими и честными бойцами.
Другой проблемой было дезертирство в рядах повстанцев. Среди дезертиров оказывались не только городские жители, которые пасовали перед трудностями, лишениями и опасностями партизанской борьбы, но и местные крестьяне. Становление революционной сознательности бойцов было трудным и сложным делом. В «партизанской школе» на Сьерра-Маэстре учились все: и руководители, и рядовые, и крестьяне/
«Обстановка требовала от нас, — отмечает Че, — твердой рукой навести порядок, пресечь любое проявление недисциплинированности, покончить с анархическими элементами» 4.
Мир, открытый Че на Сьерра-Маэстре, привлекал его. Он по-настоящему узнал и полюбил крестьян, но не идеализировал их. Без их поддержки повстанцы не только не могли победить, но даже и продержаться в горах какое-то время. Однако крестьяне также нуждались в повстанцах, от победы которых зависела их дальнейшая судьба. Чтобы заручиться доброй волей горцев, бойцы Фиделя должны были доказать, что они не на словах, а на деле настоящие друзья гуахиро. Они защищали гуахиро от карателей, лечили и учили их самих и членов их семей, закрепили права крестьян на землю, которую те обрабатывали.
Че говорил одному журналисту, посетившему Сьерра-Маэстру в апреле—мае 1958 г.: «О многом из того, что мы делаем, мы раньше даже не мечтали. Можно сказать, что мы становились революционерами в процессе революции. Мы прибыли сюда, чтобы свергнуть тирана, но обнаружили здесь
обширную крестьянскую зону, ставшую опорой в нашей борьбе. Эта зона — самая нуждающаяся на Кубе в освобождении. И, не придерживаясь догм и застывших ортодоксальных взглядов, мы оказали ей нашу поддержку, не пустозвонную, как это делали разные псевдореволюционеры, а действенную помощь» 5.
Американская буржуазная пресса пыталась представить Че слепым фанатиком, жаждавшим крови своих противников и безразлично относившимся к гибели друзей. На самом же деле он был бойцом гуманным и благородным — оказывал медицинскую помощь в первую очередь раненым пленным, строго следил, чтобы их не обижали. Пленных, как правило, бойцы отпускали на свободу. Че искренне и глубоко переживал гибель своих товарищей. «Когда Че сообщили, что убит Сиро Редондо, — вспоминает Хавьер Ми-лиан Фонсека, — произошло нечто ужасное. Я не думал, что Че способен плакать, но в тот день он не смог сдержаться, боль взяла верх. Я видел, как, прислонившись к скале и закрыв лицо руками, он горько рыдал» 6.
В начале июня 1957 г. по решению Фиделя Кастро повстанческие отряды разделились на две колонны. Командование Первой колонной, им. Хосе Марти, Фидель оставил за собой, а командиром Второй (или Четвертой, как в целях конспирации она именовалась) был назначен Че, который, по общему признанию, уже проявил блестящие военные способности. Колонна Че, насчитывавшая 75 бойцов, была разбита на три взвода, которые возглавляли Лало Сардиньяс, Сиро Редондо7 и Рамиро Вальдес. Когда победила революция, Рамиро Вальдес стал министром внутренних дел, ныне он является членом Политбюро ЦК Коммунистической партии Кубы.
Некоторое время спустя Че был удостоен высшего в Повстанческой армии звания майора. «Доза тщеславия, которая присуща всем нам, — вспоминал об этом событии Че, — сделала меня в тот день самым счастливым человеком в мире»8. .
Успехи повстанцев в боях с карателями заставили представителей антибатистовской буржуазной оппозиции установить прямой контакт с Фиделем Кастро. В июле Фелипе Пасос и Рауль Чибас, «примадонны» буржуазной политики, как их называл Че, прибыли на Сьерра-Маэстру. Пасос был при президенте Прио Сокаррасе директором Национального государственного банка, а Рауль Чибас — лидером партии «ортодоксов». Фидель подписал с ними манифест об образовании Революционного гражданского фронта. Манифест требовал ухода в отставку Батисты, назначения временного президента (Пасос претендовал на этот пост), проведения всеобщих выборов и осуществления аграрной реформы, которая предусматривала раздел пустующих земель.
Комментируя это соглашение, Че писал вспоследствии:
«Для нас было понятно, что это программа-минимум, которая по существу ограничивает наши возможности. Но мы также понимали, что, находясь в горах, практически невозможно оказывать наше влияние в такой мере, в какой нам бы хотелось. Поэтому в течение какого-то периода времени мы должны были уживаться с целым сонмом так называемых «друзей народа», которые в действительности хотели использовать нашу военную силу, а также огромную веру народа в Фиделя Кастро для своих темных махинаций и прежде всего для того, чтобы сохранить господство империализма на Кубе» 9.
Между тем полиция и войска Батисты, терпевшие поражение за поражением в горах Сьерра-Маэстры, усиливали террор в городах и селениях страны. 30 июля 1957 г. полиция убила на одной из улиц Сантьяго-де Куба Франка Паиса, погиб от полицейской пули и его брат Хосуэ. Вспыхнувшая в связи с этими преступлениями забастовка протеста, в которой участвовало почти все население города Сантьяго, была жестоко подавлена властями. Бурные волнения охватили и другие районы страны 10.
5 сентября 1957 г. в городе Съенфуэгосе восстали моряки военно-морской базы. Ими руководили оппозиционно настроенные офицеры. Восстание было поддержано горожанами. Но и оно закончилось поражением. Преданные диктатору войска подавили восставших, а пленных расстреляли. Во время и после восстания в Сьенфуэгосе погибло свыше 600 человек -— противников тирана 11.
Беспощадно расправлялись каратели Батисты с коммунистами — членами Народно-социалистической партии, неустанно боровшимися за единство действий трудящихся, всех прогрессивных сил в борьбе с тиранией и оказывавшими всемерную поддержку повстанческому движению Фиделя Кастро. «Работа, которую вели члены нашей партии в Союза социалистической молодежи в нелегальных условиях, — говорил в 1959 г. генеральный секретарь Народно-социалистической партии Блас Рока, — требовала принципиальности, мужества и стойкости, так как все, кто был арестован, подвергались пыткам, издевательствам, а многие были зверски убиты» 12. Террористические акты, по словам мексиканского публициста Марио Хиля, автора книги о Кубе тех лет, невиданные по своей жестокости пытки, убийства невинных — все это превратило остров в сплошное поле сражения. Диктатуре, вооруженной оружием, поставляемым Соединенными Штатами, противостоял народ, недостаточно организованный, но единый в своей ненависти к тирану.
Не сумев сломить повстанцев, Батиста назначил награду за голову Фиделя Кастро, Вся провинция Орьенте была наводнена объявлениями такого содержания: .
«Настоящим объявляется, что каждый человек, сообщивший сведения, которые могут способствовать успеху операции против мятежных групп под командованием Фиделя Кастро, Рауля Кастро, Крессенсио Переса, Гильермо Гонсалеса или других вожаков, будет вознагражден в зависимости от важности сообщенных им сведений; при этом вознаграждение в любом случае составит не менее 5 тыс. песо.
Размер вознаграждения может колебаться от 5 тыс. до 100 тыс. песо; наивысшая сумма в 100 тыс. песо будет заплачена за голову самого Фиделя Кастро.
Примечание: имя сообщившего сведения навсегда останется в тайне».
Многие противники Батисты уходили в горы, пополняя ряды повстанцев на Сьерра-Маэстре. Возникли также очаги восстания в горах Эскамбрая, Сьерра-дель-Кристаль и в районе Баракоа. Этими группами руководили деятели из Революционного директората, «Движения 26 июля» и коммунисты.
«Сравнивая итоги революционной борьбы в городах и действий партизан, — резюмирует Че результаты боев на Кубе, — становится ясно, что последняя форма народной борьбы с деспотическим режимом является наиболее действенной, характеризуется меньшими жертвами для народа. В то время как потери партизан были незначительны, в городах гибли не только профессиональные революционеры, но и рядовые борцы и гражданское население, что объяснялось большой уязвимостью городских организаций во время репрессий, чинимых диктатурой» 13.
В городах хорошо организованные акты саботажа, отмечал Че, чередовались с отчаянными, но ненужными террористическими действиями, в результате которых гибли лучшие сыны народа, не принося ощутимой пользы общему делу.
Кубинские буржуазные деятели, все еще надеявшиеся нажить политический капитал на подвигах повстанцев Сьерра-Маэстры, собравшись в октябре 1957 г. в Майами, учредили Совет освобождения, провозгласили Фелипе Пасоса временным президентом, сочинили манифест к народу. В этих маневрах принимал участие агент ЦРУ Жюль Дюбуа, постоянно поддерживавший контакт с майамскими заговорщиками.
Фидель Кастро решительно осудил интриги буржуазных лидеров, пресмыкавшихся перед американцами. Цель буржуазных политиканов была очевидна: вырвать из рук повстанцев победу, реставрировать после падения Батисты «демократический порядок», усмирить трудящихся и снова начать крутить шарманку антикоммунизма в угоду американским боссам.
Но Фидель отверг «майамский пакт» 14. Че горячо одобрил позицию Фиделя. «Еще раз поздравляю тебя с твоим заявлением, — писал он Фиделю. — Я тебе говорил, что твоей заслугой всегда будет то, что ты доказал возможность вооруженной борьбы, пользующейся поддержкой народа. Теперь ты вступаешь на еще более замечательный путь, который приведет к власти в результате вооруженной борьбы масс»15
К концу 1957 г. повстанцы уже господствовали на Сьерра-Маэстре. Наступило непродолжительное затишье:
войска Батисты не поднимались в горы, а повстанцы копили силы и не спускались в долины.
«Мирная» жизнь повстанцев, рассказывает. Че в «Эпизодах революционной борьбы», была очень тяжелой. Бойцам no хватало продуктов, одежды, медикаментов. Туго у них было с оружием и боеприпасами, для развертывания политической работы ощущалась нужда в собственной газете, радиостанция. Вначале небольшие партизанские отряды добывали продукты, кто где мог, но по мере роста их сил возникала необходимость наладить регулярное централизованное снабжение продовольствием. Местные крестьяне продавали повстанцам фасоль, кукурузу, рис. Через них же партизаны покупали в селениях другие продукты. Что касается медикаментов, то их доставляли в горы главным образом городские подпольщики, но далеко не в том количестве и не всегда те, что требовались.
Че энергично укреплял партизанский «тыл», организуя санитарные пункты, полевые госпитали, оружейные мастерские и мастерские по изготовлению обуви, вещевых мешков, патронташей, обмундирования. Приложил руку Че и к созданию миниатюрной табачной фабрики, производившей сигареты. Мясо партизаны отбирали у предателей и крупных скотопромышленников, часть конфискованного безвозмездно передавалась местным жителям.
По инициативе Че и под его редакцией стала выходить в горах газета «Эль Кубано либре», первые номера которой были написаны от руки, а потом печатались на гектографе. Газету под таким названием в конце XIX в. издавали кубинские патриоты, сражавшиеся за независимость. Сообщая Фиделю Кастро о выходе в свет первого номера, Че писал:
«Посылаю тебе газету и напечатанные программы. Надеюсь, их низкое техническое качество вызовет у тебя шок, и тогда ты что-нибудь напишешь за своей подписью. Передовая статья второго номера будет посвящена пожарам на плантациях сахарного тростника. В этом номере выступают Нода с материалом об аграрной реформе, Киала со статьей „Реакция перед лицом преступления", врач с материалом „Какова жизнь кубинского крестьянина". Рамиро с сообщением о последних новостях и я с разъяснением названия газеты, с передовицей и статьей „Ни одной пули — мимо!"» 16.
Повстанцы сумели обзавестись и маленьким радиопередатчиком. Качество передач постепенно улучшалось, а к концу 1958 г., когда установка была переведена в Первую колонну, эта радиостанция стала одной из самых популярных на Кубе.
К концу первого года борьбы была налажена тесная связь с жителями окрестных городов и селений. По тайным тропам жители пробирались в горы и приносили новости. Крестьяне немедленно сообщали повстанцам не только о появлении солдат, но и о всяком новом человеке в горах, благодаря чему было обезврежено немало вражеских лазутчиков.
Политическая обстановка того времени была очень сложной и противоречивой. Батистовская диктатура в своих действиях опиралась на продажный конгресс. В ее руках были мощные средства пропаганды, денно и нощно призывавшие народ к национальному единству и согласию.
В стране появилось множество оппозиционных правительству групп и группировок, между которыми шла ожесточенная борьба. Подавляющее большинство этих группировок тайно мечтало о захвате власти. Они кишмя кишели агентами Батисты, которые доносили об их деятельности. Народно-социалистическая партия Кубы поддерживала повстанцев Фиделя в некоторых конкретных мероприятиях. Но взаимное недоверие препятствовало объединению.
В самом повстанческом движении имелись две точки зрения на методы борьбы. Одна из них, защищаемая партизанами Сьерра-Маэстры, сводилась к необходимости дальнейшего развертывания партизанского движения, к распространению его на другие районы и ликвидации аппарата тирании путем упорной вооруженной борьбы. Революционеры из равнинных районов страны придерживались иной позиции, предлагая начать во всех городах организованные выступления трудящихся, которые со временем выльются во всеобщую забастовку, в результате чего будет свергнут ненавистный режим Батисты. По мнению Че Гевары, эта позиция далеко не соответствовала требованиям момента. Политическое сознание защитников этой концепции было недостаточно высоким17
Здесь уместно привести следующее высказывание Фиделя Кастро из его выступления в Сагуа-ла-Гранде 9 апреля 1968 г.: «Элементарная справедливость требует отметить:
характер нашей борьбы и то обстоятельство, что она началась на Сьерра-Маэстре и что в конечном счете решающие бои вели партизанские силы, способствовали тому, что в течение длительного периода почти все внимание, все признание, почти все восхищение оказались сосредоточенными на партизанском движении в горах. Следует подчеркнуть, ибо разумно и полезно быть справедливым, что это обстоятельство в известной степени привело к затушевыванию роли участников подпольного движения в революции, роли и героизма тысяч молодых людей, отдавших жизнь и боровшихся в исключительно тяжелых условиях. Необходимо указать также и тот факт, что в истории нашего революционного движения, как и во всех подобных процессах, главным же образом в новых исторических условиях, не было вначале большой ясности в вопросе о роли партизанского движения и роли подпольной борьбы. Несомненно, что даже многие революционеры считали партизанское движение символом, способным поддержать пламя революции и надежды народа и ослабить тиранию, хотя в конечном счете не оно, а всеобщее восстание должно привести к свержению диктатуры. Хотелось бы, однако, подчеркнуть, что при наличии в революционном движении разных критериев и точек зрения (явление, по нашему мнению, естественное и логичное) никто не мог претендовать на обладание истиной. Лично мы ориентировались на победу партизанского движения, но если бы случилось так, что до того, как партизанское движение получило значительное развитие, чтобы нанести поражение армии, в стране возникло бы сильное массовое движение и народное восстание победило бы в одном из городов, в этом случае мы были бы готовы немедленно оказать такому движению поддержку и принять в нем участие. Я хочу сказать, что в революционном процессе могли иметь место разные альтернативы и поэтому просто следовало быть готовыми использовать любую из них» 18.
Рядовые партизаны в горах и на равнине, героически сражавшиеся с диктатурой Батисты, придерживались в общем правильных взглядов на цели и задачи борьбы и все больше проникались боевым революционным духом. После победы они активно выступили за создание единой партии под непосредственным руководством Фиделя. Группа «Движение 26 июля» объединила свои усилия со студенческими организациями и Народно-социалистической партией Кубы. Ток был создан единый фронт борьбы.
Падение режима Батисты затягивалось главным образом из-за того, что Соединенные Штаты продолжали оказывать ему финансовую, политическую и военную помощь. Хотя в марте 1958 г. правительство США заявило об эмбарго на доставку оружия Батисте, оно продолжало его вооружать, снабжая напалмовыми бомбами, ракетами и другим военным снаряжением. Батистовские самолеты, бомбившие повстанцев, заправлялись и вооружались па военной базе американцев в Гуантанамо вплоть до конца 4958 г. Шпионские службы Вашингтона контролировали репрессивный аппарат диктатора. Американцы надеялись если и не сохранить «своего человека» в Гаване у власти, то во всяком случае заменить его не менее услужливой марионеткой. Новые президентские выборы должны были состояться в конце 1958 г. На этот пост Батиста прочил своего премьера Риву Агуэро.
Фидель Кастро и его единомышленники должны были проявить особую политическую гибкость, чтобы не дать повода для прямого вооруженного вмешательства Соединенных Штатив в дела Кубы под предлогом предотвращения победы коммунизма и не допустить замены Батисты другой марионеткой. Фиделю Кастро это удалось, ибо он, как отмечал Че, показал себя блестящим политиком, который раскрывал свои подлинные планы только в определенных пределах, введя своей кажущейся умеренностью в заблуждение стратегов Вашингтона. Ведь о социализме, а тем более о коммунизме па Сьерра-Маэстре никто не упоминал. В то же время радикальные реформы, предлагавшиеся повстанцами, такие, как ликвидация латифундий и национализация транспорта, электрокомпаний и других предприятий общественного значения, особого страха у американцев не вызывали. Это столько раз обещали и не выполняли буржуазные политики, в том числе и сам Батиста.
Американцы были уверены, что если случится неизбежное и победит Фидель Кастро, то и с ним не составит труда «договориться», как договаривались прежде с реформистами буржуазного толка. Вашингтонские стратеги подсчитали, что только в XX в. в Латинской Америке произошло не менее 80 «революций», но влияние капитала США не только не уменьшилось в этом регионе, а, наоборот, увеличилось. Им казалось, что только самоубийца мог всерьез надеяться изгнать капитал янки из какой-либо латиноамериканской республики, тем более с Кубы, находившейся под боком, вернее, под пятой своего северного «покровителя».
* *
В начале марта 1958 г. по приказу Фиделя колонна, возглавляемая Раулем Кастро, спустилась со Сьерра-Маэстры и, захватив грузовики, удачно проскочила через район, кишевший солдатами Батисты, к отрогам Сьерра-дель-Кри-сталь на северо-западе провинции Орьенте, где открыла Второй фронт им. Франка Паиса. Одновременно колонна под командованием Альмейды перебазировалась в восточную часть провинции Орьенте, где также начала успешные военные действия.
12 марта 1958 г. увидел свет манифест «Движения 26 июля» к народу, подписанный Фиделем Кастро. Манифест призывал к всеобщей войне против диктатуры, запрещал с 1 апреля платить налоги правительству Батисты и призывал войска противника восстать и примкнуть к партизанам. Манифест обращался к населению с призывом принять участие в общенациональной забастовке протеста против диктатуры.
Забастовка, назначенная на 9 апреля, однако, не удалась. Об этом и о последующих событиях Че подробно пишет в «Эпизодах».
Подавив забастовку, правительство смогло высвободить часть войск, постепенно направляя их в провинцию Орьенте для ликвидации повстанцев в горах Сьерра-Маэстры. Им приходилось строить оборону, уходя все дальше в горы, а правительство продолжало наращивать свои силы, сконцентрировав их у позиций партизан. Наконец, число батистовских солдат достигло 10 тыс., и тогда 25 мая правительство начало наступление в районе поселка Лас-Марседес, где располагались передовые позиции повстанцев. Бойцы Фиделя мужественно сражались в течение двух дней, причем соотношение сил было 1: 10 или 1:15. Кроме того, армия использовала минометы, танки, авиацию. Партизаны вынуждены были оставить поселок.
Между тем батистовцы развивали наступление. За два с половиной месяца упорных боев они потеряли убитыми, ранеными и дезертировавшими более тысячи человек. Батистовская армия сломала себе хребет в этом заключительном наступлении на Сьерра-Маэстру, хотя и не была окончательно побеждена 19.
Войска Батисты не смогли расправиться и с действовавшим в долине Вторым фронтом, которым командовал Рауль Кастро. Во второй половине 1958 г. повстанцы этого фронта контролировали территорию в 12 тыс. кв. км на северо-востоке провинции Орьенте. На освобожденной территории создавался новый революционный порядок, действовали 400 школ, взимались налоги, имелись своя радиостанция и телефонная сеть, взлетно-посадочные площадки, 20 больниц, революционные суды, выходила газета, осуществлялась аграрная реформа20.
Приближался крах диктатуры. Некоторые из подручных тирана стали подумывать, как бы избавиться от Батисты, сохранив свои посты и положение. Генерал Кантильо, командовавший войсками в провинции Орьенте, советовал Фиделю Кастро отстранить Батисту от власти, заменив его новым диктатором, на роль которого предложил себя. Фидель Кастро в присутствии Че принял посланца Кантильо, которому заявил, что может согласиться только на полную передачу власти повстанцам. Он потребовал от Кантильо арестовать Батисту и его окружение для предания суду.
В августе заметно укрепилось политическое положение повстанцев. Народно-социалистическая партия установила связь с их командованием. На Сьерра-Маэстру прибыли член Политбюро Народно-социалистической партии Карлос Рафаэль Родригес и другие коммунисты, за плечами которых были годы борьбы с диктатурой и империализмом. Фидель и Че приветствовали сотрудничество с коммунистами, считая, что это укрепит фронт антибатистовских сил и придаст ему еще большую антиимпериалистическую направленность. Среди сторонников «Движения 26 июля», однако, имелись и такие люди, которые все еще с недоверием относились к коммунистам. Немало для этого сделали враги Кубинской революции, распространявшие небылицы и провокационные измышления. Батиста, например, утверждал, что Фидель Кастро — «тайный коммунист»; другие, спекулируя на том, что при зарождении партизанского движения коммунисты отдавали предпочтение борьбе широких масс против диктатуры Батисты, говорили о якобы враждебном отношении коммунистов к повстанцам. В действительности же обе эти силы уже в тот период боролись за одни идеалы, но разными средствами, дополнявшими друг друга. В ходе революционной борьбы против Батисты различия точек зрения между этими двумя силами были преодолены и налажено тесное сотрудничество, которое привело позже к образованию единой партии.
1 Комсомольская правда, 1982, 10 июля. Пер. В. Андреева
2 Viva Che! Contributions in Tribute to Ernesto Che Guevara. L., 1968 p. 26.
3 На Кубе проживает несколько десятков тысяч человек китайского происхождения. Это потомки китайских кули, завезенных на остров во второй половине XIX в. для работы на сахарных плантациях.
4 Че Гевара, Э. Эпизоды революционной войны. М., 1974, с. 135.
5 Архив Комиссии по увековечению памяти Эрнесто Гевары (далее—Архив КУПЭГ).
6 Архив КУПЭГ.
7 После гибели Редондо его имя было присвоено колонне под командованием Че.
8 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 1, p. 291.
9 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 100.
10 Очерки истории Кубы. М., 1978, с. 403.
11 Там же, с. 404.
12 Куба — свободная территория Америки. М 1961, с. 21
13 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников
Кубинской революции. М., 1965, с. 74.
14 См.: Che. La Habana, 1969, р. 109—120.
15 Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 662.
16 Архив КУПЭГ.
17 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 164—165.
18 Granma, 1968, 10 abr.
19 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 210—211.
20 Bohemia, 1974, N 10, p. 90.