Иосиф Ромуальдович Григулевич

ЭРНЕСТО ЧЕ ГЕВАРА

И РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПРОЦЕСС В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ

Части: 1, 2, 3, 4 

 

Он оставил нам свои революционные идеи, он оставил нам свои революционные достоинства, он оставил свой характер, свою волю, свою настойчивость, свое тру­долюбие. Словом, он оставил нам свой пример!

ФИДЕЛЬ КАСТРО РУС

Предисловие

Революцию творят массы. Они порождают и революцион­ных вождей — ярких по своим способностям и поведению личностей, как правило отличающихся искренностью, муже­ством, беспредельной преданностью делу, которому служат. Жизнь вождей насыщена всякого рода коллизиями, столкно­вениями, часто заканчивается трагически. Но грядущие по­коления не забывают их имен, чтят их память, стремятся впитать в себя все лучшее, что было в них и в их дея­тельности.

История Латинской Америки выдвинула немало выдаю­щихся борцов за народное дело. В колониальную эпоху это индейцы Кауполикан, Куаутемок, Тупак Амару. В XIX в. — Симон Боливар, Бернардо О'Хиггинс, Хосе Марти и десятки других героев борьбы за независимость. XX век навсегда занес в почетную книгу истории имена Панчо Вильи, Эмилиано Сапаты, Аугусто Сесара Сандино, Фиделя Кастро Рус, Эрнесто Че Гевары, Камило Съенфуэ­госа, Сальвадора Альенде и многих других.

Наша книга — об Эрнесто Че* Геваре и его месте в Ку­бинской революции и в революционном процессе Латинской Америки. В. И. Ленин, которого оппортунисты обвиняли в том, что Советская Россия развивается не по привычным «марксистским» схемам, указывал, что революция — это не Невский проспект. Жизнь Эрнесто Че Гевары, развитие революционного процесса в Латинской Америке, история Кубинской революции еще раз подтверждают эту истину. Революции, хотя развиваются согласно одним и тем же закономерностям, идут обычно путями, которые трудно за­ранее предугадать как самим революционерам, так и их противникам. Если бы было иначе, то революция, вероятно, не могла бы победить, ведь враг, зная заранее пути ее развития, сумел бы легко задушить революционный процесс в зародыше.

(*Че — характерное для аргентинцев междометие, выражавшее и удивление, и восторг, и печаль, и нежность, и одобрение, и про­тест, стало сначала прозвищем Эрнесто Гевары, а потом боевым псевдонимом, сросшимся с его именем и фамилией. После победы Кубинской революции, будучи президентом Национального банка, Гевара подписался па новых банкнотах Кубы «Че», вызвав воз­мущение контрреволюционеров. В ответ Эрнесто сказал: «Для меня Че означает самое важное, самое дорогое в моей жизни. Иначе и быть не могло. Ведь мои имя и фамилия — нечто маленькое, част­ное, незначительное».)

 

14 июня 1983 г. Эрнесто Че Геваре исполнилось бы 55 лет. Он родился 14 июня 1928 г. в аргентинском городе Росарио. Для тех, кто знал Эрнесто, трудно вообразить его пожилым, а тем более старым человеком. Всем своим обли­ком он олицетворял молодость — мужественную, бесстраш­ную, жаждущую героических свершений, подвигов, побед. Вместе с тем он терпеть не мог трескучих фраз, псевдоре­волюционной позы, самолюбования, рисовки. Против этого он боролся оружием смеха, иногда даже издевки. «Револю­ционерами из кафе» презрительно называл он болтунов, рас­суждающих о революции с позиций постороннего зрителя и критикана. Че Гевара считал настоящим революционером только того, кто принимал активное участие в революцион­ной борьбе, в строительстве нового общества, однако в нем не было ничего от аскета, исключительной личности, героя, возвышающегося над толпой. Он не страдал комплексом от­чужденности, ему были чужды и прочие комплексы, столь характерные для многих мелкобуржуазных интеллектуалов, вступающих на революционную стезю. А ведь Че тоже являлся одним из них. Врач, книжник, писатель, публицист, он был «стопроцентным интеллигентом», но в первую оче­редь он был коммунистом, и это определяло в нем все остальное.

Жизнь Че Гевары была яркой и драматичной. Арген­тинец, он связал свою судьбу с Кубинской революцией, вме­сте с Фиделем Кастро участвовал в партизанских боях, стал крупнейшим специалистом по вопросам герильи — парти­занской войны, а после победы революции занимал высшие должности в партии и правительстве Республики Куба. В 1965 г. ушел со всех постов, а в 1966 г. оказался в Бо­ливии, где во главе отряда добровольцев-партизан вел воен­ные действия против реакционного режима и его союзни­ков — империалистов США. 9 октября 1967 г. Че был убит американскими советниками, действовавшими в этой стране.

Гибель Эрнесто Че Гевары вызвала возмущение и негодование во всем мире. В то время популярность героя до­стигла апогея. Эти породило беспокойство в Вашингтоне, где приложили немало усилий, чтобы исказить подлинный образ Че. Его пытались выставить супергероем-одиночкой, революционером-самоубийцей, выдавали за анархиста, троц­киста, последователя Мао Цзэдуна, как это делает, напри­мер, выполняя поручение ЦРУ, Даниэль Джеймс2 в био­графии Че. Этот автор, пытающийся всячески исказить и принизить образ Че в угоду тем, по приказу кого он был убит, с наивным притворством вопрошает в своей книге:

«Почему столь широкий и глубокий ум, как Эрнесто Ге­вара, не обратился к опыту стран, где предпринимались или по крайней мере намечались попытки предпринять другие, мирные решения социального вопроса? Если его ненависть к Соединенным Штатам исключала возможность объективного изучения американского общества, то почему не обратился он к опыту таких стран, как Швеция, где осуществлялись социальные эксперименты, более близкие его настроениям? Почему он оказался неспособным смот­реть на вещи шире, не сквозь призму парализующей лати­ноамериканские страны монокультуры? Почему его ум в столь раннем возрасте исключил иные решения и иные ответы на извечные вопросы человечества?» 3. Автор воз­держивается от ответа на эти патетические вопросы. Ведь ответ может быть только один: причину того, что Че из­брал путь социальной революции, следует искать в поли­тике порабощения и произвола, которую на протяжении десятилетий проводили в Западном полушарии империали­сты США. Их монополии, банки, тресты захватили основ­ные богатства стран Латинской Америки. Пентагон, госде­партамент, ЦРУ сделали нормой вмешательство в политиче­скую жизнь этих государств. Правящие круги Соединенных Штатов боятся не только «коммунистической революции» в Латинской Америке, но и любой серьезной буржуазной реформы, если она задевает интересы их монополий, бьет по карману магнатов Уолл-стрита.

 ( 2James D. Che Guevara: A biography. L., 1970.)

 ( 3 Ibid., p. 123.)

На любую попытку реформ Вашингтон отвечает эконо­мическими санкциями и вооруженными интервенциями. По приказу Вашингтона были убиты такие политические дея­тели, выступавшие с независимых позиций, как Франсиско Мадеро, Эмилиано Сапата и Панчо Вилья в Мексике, Аугусто Сесар Сандино в Никарагуа, Антонио Гитерас на Кубе и Эльесер Гайтан в Колумбии. На протяжении десятилетий местные тираны в угоду Вашингтону и олигархии загоняли в подполье, гноили в казематах, пытали, уничтожали ком­мунистов и других борцов за подлинную демократию и счастье своих народов. Все это видел Эрнесто Че Гевара, и он сделал для себя единственно правильный вывод: чтобы добиться справедливости, нужно изменить социальный по­рядок.

Немало ложных версий и клеветнических утверждений содержится о Че и в книге испанского автора Орасио Да­ниэля Родригеса 4, неоднократно переиздававшейся с 1968 г. Автор пытается доказать, что Че был своего рода Дон Ки­хотом, искателем приключений. Его «Боливийский днев­ник», утверждает Родригес, был передан кубинской стороне агентами ЦРУ, чтобы скомпрометировать и Че и Фиделя Кастро. По словам Родригеса, этот дневник якобы свиде­тельствует, с одной стороны, об ответственности Кубы за организацию «партизанского очага» в Боливии, а с дру­гой — о полном провале этой затеи. Но ведь ни Фидель Кастро, ни Че никогда не скрывали своего участия в боли­вийских событиях, это было очевидным для всех. Кроме того, и Че и Фидель Кастро откровенно говорили, что к по­добного рода действиям они прибегали исключительно в це­лях самообороны от непрекращающихся попыток правящих кругов США задушить Кубинскую революцию. Что касается поражения партизанского отряда в Боливии, то такую воз­можность его создатели и руководители не исключали: оно еще не означало поражения антиимпериалистической борьбы на континенте в целом. И последующие события в Чили, Никарагуа и других странах Латинской Америки подтвер­дили это.

(4 См., напр.: Rodriguez H. D. Che Guevara: ¿ Aventura o Revolucion? Barcelona, 1979, p. 244—246.)

В нашей работе мы попытались показать Че таким, ка­ким он был в действительности: подлинным революционе­ром, верным светлым идеалам коммунизма и пролетарской солидарности, скромным и храбрым бойцом против импе­риализма, искренним другом Советского Союза.

Как каждый ищущий новых путей революционер, Че иногда ошибался, но всякий раз он был готов признать это, если жизнь подтверждала, что он на неверном пути. Даниэль Аларкон (Бенигно), сражавшийся вместе с Че в Боливии, так характеризовал его в одном из интервью в 1978 г.:

«Вопрос журналиста: Какими качествами, по мнению Че, должен был обладать революционер?

Аларкон: Он считал, что для борьбы человек должен обладать многими качествами. Во-первых, это должен быть до конца мужественный человек. Ему нравилась в людях не безудержная удаль, а именно мужество. Он говорил нам, что просто храбрый человек может в определенный момент потерять контроль над своими нервами, чего никогда не случится с истинно мужественным человеком. Мужествен­ный человек выделяется среди других не тем, что быстрее всех стреляет, а тем, что способен в любой момент трезво оценить обстановку... Мужественный человек может пол­ностью управлять своими нервами и благополучно избег­нуть любой опасности. Ему нравились также серьезные люди. Люди, которые обладали тактом в отношениях с людьми. Человечные люди, которые оставались бы людьми и на командных постах. Люди, способные быть хорошими солдатами и одновременно с пониманием относящиеся к чув­ствам своих подчиненных. Физически крепкие, выносливые люди, умеющие проявить себя на поле боя. Люди, хорошо знающие природу и партизанскую борьбу. Мужественные, решительные, выдержанные люди. Одновременно с этим Че большое значение придавал верности и даже изучал ее психологические аспекты. Ему нравились люди, которые, отвечая всем перечисленным качествам, обладают четкой политической позицией, люди, верные своему долгу, не имеющие тех отрицательных свойств, которые могут свести па нет все их положительные стороны. Он с восхищением отзывался о людях, которые и в дни мира, и во время войны способны пойти на жертвы, всегда стремятся при­нести пользу. Он восхищался людьми, которые не избегают  ответственности и смело взваливают на свои плечи всю тяжесть революционных задач. Потому что Революция — это самый тяжелый путь, какой может избрать для себя чело­век. Нужно иметь поистине железную волю, чтобы быть революционером.

Вопрос: Каким вам видится Че сейчас?

Аларкон: Че Для меня — прирожденный революционер. С раннего детства присутствует в нем это качество — стрем­ление бороться за того, за кого необходимо бороться. Его отличал также совершенно особый подход к людям, он умел проникнуть в души людей. Он был человеком, который в определенный момент мог повести за собой людей на смерть. Но он никогда не переставал любить жизнь, он всегда ее любил. Это был человек, один из людей, который по-настоящему хотел жить, он любил жизнь такой, какой, по его мнению, она должна была быть. Это был человек, обладавший всеми необходимыми возможностями для того, чтобы прожить жизнь спокойно, ведь он стал одним из глав­ных руководителей нашей Революции. Однако он мечтал о свободе не только для маленького острова, но и для всей Америки. Он был очень простым человеком и легко при­спосабливался к любым условиям жизни, какими бы труд­ными они ни были. И для этого ему не нужно было делать больших усилий. Когда нужно, это был кремень. Но в дру­гих обстоятельствах он был сама доброта и благожелатель­ность. Че был тем самым человеком, о котором он говорил, хотя сам он об этом не подозревал. Он был тем самым но­вым человеком, о котором он говорил, тем самым новым человеком, о котором он мечтал» 5.

5  См.: Куба, 1978, № 10, с. 18—19

С победой Кубинской революции в рядах борцов за на­циональное освобождение, среди коммунистов разгорелась дискуссия: применим ли кубинский опыт к другим странам, какой путь является правильным: «мирный» или немир­ный? Эти вопросы обсуждались серьезно и всесторонне.

Революционный опыт масс за истекшие после победы Кубинской революции годы многое прояснил в ответах на данные вопросы, еще раз подтвердив, что выбор пути, т. е. правильной тактики и стратегии революции, зависит от марксистско-ленинского анализа конкретной обстановки в той или другой стране.

Поражения только закаляют настоящих революционеров, учат их избегать ошибок. Отряд Че потерпел поражение в Боливии, но его опыт, жертва не пропали даром. После гибели Че начинается новая страница в истории Латинской Америки, новый этап в развитии революционного процесса континента.

Несколько слов об источниках настоящей работы. Она написана на основе произведений самого Эрнесто Че Ге­вары, изданных на Кубе. Широко использованы и такие книги, как «Боливийский дневник» Че и биография Тамары Бунке («Таня — незабвенная партизанка») 6.  Многие из них переведены па русский язык и опубликованы в Совет­ском Союзе. Важное значение имеют высказывания Фиделя Кастро, без которых невозможно попять и правильно оценить происходящие в Латинской Америке процессы; широко использованы кубинская печать, воспоминания, мемуары, другие документы7.  Много ценного материала автор почерп­нул, знакомясь в 1970 г. с уникальным архивом Комиссии по увековечению памяти Эрнесто Че Гевары при ЦК Ком­мунистической партии Кубы, а также во время бесед с от­цом Че, Эрнесто Геварой Линчем8, и другом его юности Альберто Гранадосом. Особую признательность автор хо­тел. бы выразить профессору Антонио Нуньесу Хименесу, ныне заместителю министра культуры Кубы, а в прошлом капитану повстанческой армии и одному из ближайших со­ратников Че во время боев в провинции Лас-Вильяс. Антонио Нуньес Хименес передал нам рукопись своих неопуб­ликованных воспоминаний о боях за кубинский город Санта-Клара. Этот важный источник положен в основу рассказа о сражениях бойцов Че против диктатуры Батисты.

6  El Diario del Che en Bolivia. La Habana, 1968; Rojas M., Rodrlgaet Calder6n M. Tania la Guerrillera inolvidable. La Hahana, 1970.

7 Особенно хотелось бы отметить книги о Че: Iglesias Leyva J. De la Sierra al Escambray. La Habana, 1979; Rodrlguez Herrera M. Ellos lucharon con el Che. La Habana, 1980; Mendez Capote R. Che comandante del alba. La Habana, 1981; Alarc6n Ramlrez D. De Yure a Manila. La Habana, 1981.

8 Воспоминания отца Че Гевары неоднократно печатались в кубин­ской и зарубежной печати, а затем вышли отдельной книгой. См.: Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981.

 

Автор считает своим долгом поблагодарить всех това­рищей, оказывавших ему доброжелательную помощь в про­цессе работы над настоящей книгой.

 

Че—аргентинец

 

Когда на Кубе победила Революция и Эрнесто Че Гевара стал знаменит, газеты начали писать о нем всякие не­былицы. Некоторые журналисты даже высказывали сомне­ние, что он аргентинец. Нашлись и такие, которые утвер­ждали, что он русский, выдающий себя за аргентинца. Но Че был коренным аргентинцем. По отцовской линии Че — аргентинец 12-го поколения, по линии матери—8-го. Среди его предков были ирландские мятежники, испанские завоеватели, аргентинские патриоты. По-видимому, Че передались по наследству некоторые черты его беспокойных предков. У него в характере было нечто такое, что влекло его к даль­ним странствиям, к опасным приключениям, к новым идеям.

Предки Че по отцовской липни, испанцы, поселились в Аргентине еще в колониальное время 1. Они обосновались в пограничной с Чили провинции Мендоса и занялись зем­леделием. В начале прошлого века Мендоса служила базой освободительной армии генерала Хосе де Сан-Мартина, ко­торая свергла испанское господство в Аргентине. Основа­телем аргентинской ветви Линчей был ирландец Патрик, участник освободительной борьбы своего народа против анг­лийского господства. От преследования англичан он бежал в Испанию, а оттуда в Аргентину, или, как ее тогда назы­вали, вице-королевство Рио-де-ла-Платы, где женился па богато» креолке. Это было во второй половине XVIII в., еще в период владычества испанцев.

Отец Че, Эрнесто Гевара Линч, был шестым ребенком в семье Роберто Гевары 2 и Анны Линч.

Эрнесто-старший учился па архитектурном факультете Национального университета в Буэнос-Айресе, но с пере­рывами — приходилось работать. От былых асьенд его пред­ков остались к тому времени лишь одни воспоминания.

Мать Че, донья Селия де ла Серна-и-де ла Льоса тоже, как и се муж, принадлежала к старинному аргентинскому роду. Ее отец, Хуан Мартин де ла Серпа, вошел в историю Аргентины как основатель города Авельянеды, соседствую­щего с Буэнос-Айресом.

В роду Селии имеется даже свой испанский гранд — генерал Хосе де ла Серна-э-Инохоса, последний испанский вице-король Перу. Это его войска были разгромлены колум­бийским маршалом Сукре в памятном сражении при Аякучо. Имя этого генерала упоминается К. Марксом и Ф. Энгель­сом в статье «Аякучо» 3, где описаны подробности истори­ческого сражения, завершившего 15-летнюю войну за неза­висимость Латинской Америки.

Селия была независимой натурой, не считалась с услов­ностями аргентинской аристократической касты. Ее инте­ресовала политика, по всем вопросам она высказывала свои собственные суждения. В юности она принимала участие в феминистском движении, боролась за предоставление жен­щинам избирательных прав. Одной из первых среди жен­щин Аргентины она села за руль автомобиля; одной из первых в стране она отрезала косы, стала подписывать своим именем банковские чеки.

В конце 20-х годов Эрнесто-старший, получив от отца в наследство небольшую сумму денег, купил 200 га земли в районе порта Карагуатай (провинция Мисьонес), что на границе с Парагваем 4. Он хотел превратить эти земли в об­разцовую плантацию по производству йерба-матэ (парагвай­ский чай) 5. Цены тогда на йерба-матэ были высокими, не даром ее называли «зеленым золотом». Эрнесто Гевара купил самые современные машины, попытался облегчить труд рабочих-сезонников, занятых сбором этой культуры.

Поселившись в Мисьонес, Эрнесто-старший отменил та­лоны, начал выплачивать рабочим заработную плату день­гами и запретил продавать спиртное на своей плантации. Окрестные плантаторы поначалу сочли его за сумасшедшего, потом стали называть коммунистом 6. По политическим сим­патиям Гевара-старший тогда был сторонником партии Гражданский радикальный союз, глава которой Ипполито Иригойен, бывший в то время президентом, сделал много полезного для страны, выступал за независимую внешнюю политику. Но плантаторы в те времена жили по своим за­конам. В Мисьонес царил полный произвол. Местные власти, полиция были в руках плантаторов.

В 1930 г. семья Гевары переехала в Сан-Исидро, городок на реке Ла-Плате, неподалеку от столицы. Там Эрнесто-старший владел на паях со своим родственником небольшой верфью.

Вскоре в связи с болезнью Тэтэ7 (у ребенка обнару­жилась астма) по совету врачей семья перебралась в Кор­дову, самую «здоровую» аргентинскую провинцию, распо­ложенную на западе страны в гористой местности. Ее чи­стый, прозрачный воздух, насыщенный ароматом хвойных лесов, считается целебным. Гевара приобрел дом — «Виллу Нидию» в местечке Альта-Грасия, расположенном близ города Кордова, на высоте 1000 м над уровнем моря. Эрнесто-старший стал работать подрядчиком по строительству домов, Селия смотрела за ребенком. У Че почти еженощно повто­рялись приступы астмы. Отец спал рядом с его кроваткой и, когда малыш начинал задыхаться, брал его на руки, качал и успокаивал, пока не проходил приступ.

Вслед за Тэтэ у Гевары родилось еще четверо детей — Селия, Роберто, Анна Мария и Хуан Мартин. Все они, как и Тэтэ, получили высшее образование. Дочери стали архи­текторами, Роберто — адвокатом, Хуан Мартин — проекти­ровщиком. Росли они нормально, особых забот родителям не доставляли.

С Эрнесто было совсем иначе. Он даже не смог посту­пить в школу. Два года мать занималась с ним дома. Читать он начал с четырех лет и с того времени стал страстным лю­бителем чтения.

В доме была большая библиотека, в которой наряду с классикой — от испанской до русской — имелись книги по истории, философии, психологии, искусству, работы Маркса, Энгельса, Ленина, Кропоткина, Бакунина. Аргентинские пи­сатели были представлены Хосе Эрнандесом, Доминго Сармьенто и другими. Были книги на французском языке. Селия свободно владела французским, знала английский. Она учила языкам детей, в частности Тэтэ.

У Че были свои излюбленные авторы. В детстве он чи­тал книги Сальгари, Жюля Верна, Дюма, Гюго, Джека Лон­дона. Затем он увлекся Сервантесом, Анатолем Франсом. Знал и любил Толстого, Достоевского, Горького. Он прочел и все модные тогда латиноамериканские социальные романы (перуанца Сиро Алегрии, эквадорца Хорхе Икасы, колум­бийца Хосе Эустасио Риверы), повествующие о тяжелой жизни индейцев и рабском труде рабочих в поместьях, на плантациях.

Че любил и поэзию, зачитывался Бодлером, Верленом, Гарсия Лоркой, Антопио Мачадо, Пабло Нерудой, множе­ство стихов он знал наизусть. Он и сам писал стихи. Он как-то назвал себя революционером, который так никогда и не стал поэтом. В письме к испанскому поэту-республи­канцу Леону Фелипэ, книгу стихов которого «Олень» обычно держал у изголовья, Эрнесто охарактеризовал себя как «не­удавшегося поэта». Кубинец Роберто Фернандес Ретамар, сам известный поэт, рассказывает, что незадолго до того, как Эрнесто навсегда покинул Кубу, он одолжил у Роборто антологию испанской поэзии, откуда выписал стихотворение Пабло Неруды «Прощай!»

Че не расставался с поэзией до самой смерти. В Боли­вии в рюкзаке вместе со знаменитым «Боливийским дневни­ком» была обнаружена тетрадь с его любимыми стихами. Об Эрнесто, таким образом, можно сказать словами Мартина Фьерро, свободолюбивого пастуха-гаучо, героя популярней­шей в Аргентине поэмы Хосе Эрнандеса (1834—1888):

С песней жил я, с ней умру,

С ней я странствовал повсюду,

С ней я похоронен буду...8

(пер. М. Донского)

Эрнесто увлекался также живописью, знал хорошо ее историю, сам неплохо рисовал акварелью. Больше всего ему нравились импрессионисты. Увлекался он и шахматами. Только в музыке он не разбирался. У него не было слуха. Он не мог отличить танго от вальса и не умел танцевать, что вовсе нетипично для аргентинца. Когда Че был министром промышленности и его попросили высказать мнение о каче­стве новых пластинок, он ответил: «Я не могу высказать о музыке никакого мнения, мое невежество в этой области стопроцентно».

Тэтэ увлекался не только поэзией и искусством. Он был силен и в математике и в других точных пауках9. Родители думали даже, что со временем он станет инженером.

С раннего возраста Тэтэ занимался спортом. Он любил плавать, когда семья проводила лето на побережье, в Мар-дель-Плате. Море он называл своим старым другом. Он словно стремился доказать, что способен, несмотря на свою астму, делать не только все то, что делают другие его свер­стники, но даже больше и лучше их: играл в футбол, регби, занимался конным спортом, альпинизмом, увлекался голь­фом и даже планеризмом, а главной страстью его детских и юношеских лет был велосипед.

Будучи студентом, Че совершил на мопеде путешествие в 4 тыс. км по Аргентине. Фирма «Микрон» предоставила ему мопед своей марки в целях рекламы и частично по­крыла расходы, связанные с путешествием. Потом он на­нялся матросом на аргентинское грузовое судно и некоторое время плавал на нем, побывал на Тринидаде, в Британской Гвиане. Затем обошел добрую половину Южной Америки. В 1941 г., когда Че исполнилось 13 лет, он сдал экзамены в государственный колледж имени Деан-Фунеса10 в Кордове. В 1945 г. он поступил на медицинский факультет университета в Буэнос-Айресе, здесь трудился в лаборато­рии известного аргентинского специалиста в области аллер­гии доктора Сальвадора Писани. Вместе с тем он стремился подработать, чтобы самому платить за учебу: служил в му­ниципалитете, оборудовал дома производство инсектицидов, торговал обувью..."

В эти годы олигархические и военные правительства в Аргентине сменяли друг друга. В 1930 г. был свергнут президент Ипполито Иригойен и к власти пришел первый аргентинский «горилла» — генерал Хосе Феликс Урибуру, обещавший «избавить страну от коммунизма». Затем прези­дентом стал генерал Хусто, после которого непродолжитель­ное время страной правили два олигарха — Ортис, настроен­ный проанглийски, и Кастильо, поддерживавший пронемец­кий курс. Последнего в 1943 г. сверг триумвират «горилл» в генеральских мундирах — Роусон, Фаррель и Рамирес, на смену которым в 1946 г. пришел полковник Перон. В 1955 г. Перона убрала хунта генералов и адмиралов во главе с Лонарди и Арамбуру.

Экономика Аргентины была тесно связана с лондонским Сити и нью-йоркским Уолл-стритом. Значительная часть па-селения страны — эмигранты или дети эмигрантов (в основ­ном из Италии и Испании). Кроме того, имеется большая немецкая колония, много евреев, поляков, англичан, выход­цев из стран Ближнего Востока. Естественно, что все эти национальные группы живо откликались на события, про­исходящие в странах, откуда были родом они или их роди­тели. Интеллигенция же, в особенности творческая, всегда тянулась к Франции. Париж был Меккой аргентинских ин­теллектуалов, писателей, артистов, художников. Поэтому и судьба Франции была им небезразлична. События в Совет­ском Союзе тоже всех интересовали. Коммунистическая пар­тия Аргентины возникла сразу же после Октября. Она, как правило, подвергалась жестоким преследованиям, но тем не менее активно действовала. Вообще идеи социализма до­вольно широко распространены в Аргентине. Социалисти­ческая рабочая партия появилась еще в конце прошлого сто­летия, и ее основатель Хуан Б. Хусто впервые перевел на испанский язык «Капитал» Карла Маркса. В Аргентине издавалось и издается много книг по социализму, марк­сизму. Многие из них имелись в семейной библиотеке отца Че. Кроме того, аргентинские газеты широко освещали за­рубежные события — даже шире, чем события внутренней жизни. Все это позволяло семье Гевары быть в курсе важ­нейших перемен в мировой политике.

Широкий отклик в Аргентине имела испанская граждан­ская война. Отец и мать Че сотрудничали с Комитетом по­мощи республиканской Испании. Семья Че горой стояла за республиканцев; принимала участие в аргентинском движе­нии против фашизма и антисемитизма. По соседству жил доктор Хуан Гонсалес Агиляр, бывший заместитель премьер-министра Негрина в правительстве республиканской Испа­нии. После поражения Республики он эмигрировал в Арген­тину и поселился в Альта-Грасии. Дети Гевары дружили с детьми Гонсалеса Агиляра, учились с ними в одной школе, а затем в одном и том же колледже в Кордове. Тэтэ дружил и со своим сверстником испанским юношей Фернандо Барралем, отец которого погиб, сражаясь с фашистами. Изве­стный республиканский генерал Хурадо одно время гостил у Гонсалесов. Он часто бывал в доме Гевары и рассказывал о перипетиях гражданской войны, о зверствах франкистов и их союзников — итальянцев, немцев. Все это оказывало соот­ветствующее влияние на формирование будущих политиче­ских взглядов Тэтэ.

Во время второй мировой войны вся семья Гевары и их друзья горячо сочувствовали союзникам, Советскому Союзу, желали поражения странам «оси» и радовались победам Красной Армии. Огромное впечатление произвела на них Сталинградская битва.

Аргентина тогда была наводнена агентами и шпионами «оси», располагавшими тайными радиостанциями. Власти не только не пресекали их подрывной деятельности, но ее покрывали и ей содействовали. Друзья же союзников, а в их числе семейство Гевары, помогали выявлять и разоблачать фашистских агентов.

Родители Че принадлежали к числу активных участни­ков оппозиционного демократического движения. Селия даже была арестована во время одной демонстрации в Кор­дове.

Тогда в Аргентине существовало множество подпольных боевых организаций, выступавших против полицейского тер­рора. В одной из таких организаций, действовавших на тер­ритории Кордовы, участвовал и отец Че. В доме, где жила семья Гевары, изготовлялись бомбы, которые использовались для защиты от полицейских во время Демонстрации. Все это делалось на глазах у Тэтэ, который однажды сказал отцу: «Папа! Или ты разрешишь помогать тебе, или я начну действовать самостоятельно, вступлю в другую боевую группу». Отцу пришлось разрешить, чтобы иметь возмож­ность контролировать действия сына и таким образом обе­зопасить его от провала и полицейских репрессий.

 

1 Че не придавал никакого значения своей родословной и если упо­минал о ней, то только в шутку. В 1964 г. на письмо одной кор­респондентки из Касабланки — Марии Росарио Гевары, спраши­вавшей, откуда родом его предки, он ответил: «Товарищ! Откро­венно говоря, точно не знаю, из какой части Испании пришли мои предки. Они давным-давно покинули те места „в чем мать родила". И я не хожу сейчас в таком виде лишь потому, что это не особенно удобно. Не думаю, что мы с Вами близкие родствен­ники, но, если Вы способны трепетать от негодования каждый раз, когда совершается несправедливость в этом мире, мы с Вами — товарищи, а это гораздо важнее» (Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 685).

2 Землемер по образованию, Роберто занимал довольно видный пост, возглавлял комиссии по уточнению границ с Чили, Боливией, Па­рагваем и Уругваем. Можно сказать, что нынешние границы Ар­гентины были установлены при его непосредственном участии (Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981, p. 11—14).

3 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 14, с. 176—177.

4 Guevara Lynch E. Op. cit, p. 14—17.

5 Аргентинцы большие охотники до матэ, они пьют его столь же много, как другие народы чай или кофе. Страстным любителем матэ был и  Че. Аргентинский поэт Фернан Сильва Вальдес писал об этом приятном и целебном напитке:

Есть в тебе грубоватая резкость

И крепость ладони мужской,

Горький матэ.

Ты везде и повсюду со мной,

Когда весело мне и печально...

Я пригублю тебя, и отхлынет от сердца тоска,

Сгинут беды, и радость придет,

В моем доме невзгоды растают.

(пер. Г. Шмакова) Этот напиток доставляет людям радость. Но тем, кто выращи­вает эту культуру, он причинял неисчислимые страдания. Рабочие плантаций йерба-матэ находились на положении каторжников. Хозяин распоряжался их жизнью и смертью, мог безнаказанно избить и даже убить. Работали они за талоны — «вале», взамен которых получали в хозяйской лавке продукты второго сорта и всякую мелочь, сбываемые им хозяином втридорога. К тому же хозяин отравлял их спиртным, которое имелось в лавке в неогра­ниченном количестве. Любое организованное сопротивление рабо­чих жестоко подавлялось плантаторами и полицией.

6 Ibid., p. 24.

7 Так домашние называли первенца четы Гевара, нареченного в честь отца Эрнесто.

8 См.: Эрнандес X. Мартин Фьерро. М., 1972, с. 26,

9 Guevara Lynch Е. Ор. cit., p. 102—105.

10 Грегорио Фунес (1749—1825)—настоятель собора (dean) в Кор­дове, участник воины за независимость Аргентины.

11 Guevara. Lynch Е. Ор. cit., р. 110—129.

Его университеты

 

В школьные и университетские годы у Эрнесто было не­много близких друзей. Он отличался резким характером, едким, разящим юмором. В то же время ему были свой­ственны такие качества, как мужество, готовность всегда постоять за товарища, романтизм, фантазия. Несмотря на недуг, он был не только «как все», но и впереди других в играх, забавах, юношеских проделках. Все же существовал какой-то невидимый барьер, отделявший его от друзей, и отнюдь не каждому было дано перешагнуть его. Почему? Не потому ли, что за внешней резвостью скрывалась поэтиче­ская, легко ранимая душа ребенка, страдающего неизлечи­мой болезнью.

Самыми близкими друзьями Че были Чинчина, его юно­шеская любовь, и Альберто Гранадос1. Судя по воспомина­ниям сестры Чинчины и другим свидетельствам, Че соби­рался на ней жениться. Чинчина, дочь одного из богатейших помещиков Кордовы, принадлежала, как говорят в Арген­тине, к «коровьей аристократии». Она обладала всем тем, чего был лишен юный Тэтэ: завидным здоровьем, ослепи­тельной красотой, изяществом и... огромным состоянием. А Че являлся в дом Чинчины на званые вечера, как обычно, лохматый, в потрепанной куртке и рваных башмаках, эпа­тируя местных снобов не только своим внешним видом, но и едкими репликами в их адрес и в адрес их политических кумиров.

На что надеялся Че? На любовь Чинчины. Он предлагал ей покинуть отчий кров, забыть о своем богатстве и уехать с ним за границу (это было после его возвращения из пер вой поездки по Южной Америке), в Венесуэлу, где намере­вался работать в лепрозории и вместе со своим другом Аль­берто Гранадосом лечить прокаженных, как это делал в да­лекой Африке Альберт Швейцер, перед подвигом которого Че преклонялся.

Но Чинчина соглашалась стать женой Эрнесто лишь при условии, что он останется с ней, вернее, при ней. Его дон­кихотский проект переселиться в венесуэльские дебри и по­святить себя лечению прокаженных казался ей трогатель­ным, благородным, но совершенно нереальным. Вошли в не­примиримый конфликт возвышенное и обыденное, поэзия и проза жизни. Это не могло закончиться компромиссом. Ни Эрнесто, ни Чинчина не сдавали своих позиций. И они рас­стались: она — чтобы благополучно выйти замуж, он — чтобы вступить на путь, с которого нет возврата к прошлому.

Альберто Гранадос, или Миаль2, как его называли друзья, был старше Тэтэ на шесть лет. Что же их сблизило? Свойственные Альберто оригинальность суждений, стремле­ние к познанию неизведанного были, вероятно, созвучны Тэтэ. Кроме того, Альберто работал в лепрозории. Выбрать такую работу мог только человек высоких моральных ка­честв и гражданского мужества. К тому же этому самари­тянину одновременно была присуща неиссякаемая жизнера­достность, роднившая его с Кола Брюньоном, на которого он и внешне был похож. Не эти ли черты больше всего при­влекали Че в Миале?

Альберто родился в местечке Эрнандо, что на юге про­винции Кордова. Он закончил фармацевтический факультет университета. И все же карьера аптекаря его не прельщала. Миаль увлекся проблемой лечения проказы, проучился в университете еще три года, стал биохимиком. И в 1945 г. начал работать в лепрозории, расположенном в 180 км от Кордовы.

Миаль познакомился с Че в .1941 г. через своего брата Томаса, который учился с Эрнесто в одном классе в кол­ледже Деан-Фунес. Миаля и Че сдружили страсть к чтению в любовь к природе. Миаль стал частым гостем в доме Ге­вары, где ему было разрешено пользоваться библиотекой. Че был завзятым спорщиком, и друзья очень много спорили о прочитанном, нередко засиживаясь до утра.

Миаль и его два брата, Томас и Грегорио, все свободные дни проводили в живописных окрестностях Кордовы, где жили как робинзоны. Че часто присоединялся к ним. Родители охотно отпускали его. Чистый горный воздух облег­чал его постоянную борьбу с астмой, а длительные переходы пешком закаляли организм и приучали к выносливости. Эр­несто быстро постиг все премудрости жизни па лоне при­роды: научился сооружать из ветвей шалаш, быстро разжи­гать костер и т. д. Все это пригодилось ему впоследствии, когда он партизанил в горах Сьерра-Маэстры, а потом в Бо­ливии, хотя в те далекие годы ему в голову не приходило, что придется когда-либо воспользоваться этим опытом.

И Миаль и Че знали, что в начале XIX в. аргентинцы вели партизанские действия против испанцев. Они знали о партизанской войне под предводительством крестьянских вожаков Панчо Вильи и Эмилиано Сапаты во время мекси­канской революции и о борьбе никарагуанцов во главе с ле­гендарным Аугусто Сесаром Сандино против интервентов-янки. Доходили до них сведения о партизанских боях в Ки­тае. Они восторгались подвигами советских партизан в тылу немецких войск в период второй мировой войны. Но никто, включая Че, тогда не предполагал, что и теперь в Латин­ской Америке подобное возможно. Молодые люди, однако, не стояли в стороне от политической борьбы. Наоборот, они принимали в ней самое активное участие. Студенты считали себя антиимпериалистами и антифашистами, устраивали за­бастовки, демонстрации, вступали в столкновения с поли­цией.

Кордова — крупный  культурный  центр  Аргентины. В этом городе находится один из старейших в Америке уни­верситетов — он был основан в 1613 г., имеются Музей есте­ственной истории, большой зоологический сад, Академия художеств. Местные жители гордятся своими свободолюби­выми традициями. Именно в Кордовском университете за­родилось в 1918 г. революционное студенческое движение за университетскую реформу, проходившее под антиимпериа­листическими лозунгами и охватившее затем все высшие учебные заведения Лантинской Америки. Там же в 1930-х го­дах образовалась влиятельная группа во главе с публици­стом и адвокатом Теодоро Рокой, смело выступавшая про­тив полицейских репрессий и фашизма. С сыном Роки, Густаво, дружил Тэтэ. В Кордове активно действовал Комитет помощи Советскому Союзу.

Альберто Гранадос участвовал в антифашистском студен­ческом движении. В 1943 г. его и еще нескольких студентов арестовали. К нему на свидание в полицейский участок при­шли Томас и Эрнесто. Миаль предложил им попробовать вывести на улицу учащихся колледжей с требованием пе медленно освободить арестованных студентов. Его удивила реакция Че на это: «Что ты, Миаль, выйти на улицу, чтоб тебя просто огрели полицейской дубинкой по башке?! Нет, дружочек, я это сделаю, только если мне дадут „буфосо" (пистолет. — И. Г.)!».

Миаль давно мечтал побывать в странах Южной Аме­рики, о которых даже местные жители знали очень мало, — их больше интересовали события в Испании, Франции или Соединенных Штатах, чем то, что происходило в соседних республиках. К тому же у Миаля был и сугубо личный про­фессиональный интерес к этой поездке: он намеревался по­бывать в лепрозориях соседних стран, ознакомиться с их работой и, может быть, потом написать об этом книгу. Де­нег у Миаля на такую поездку не было, но зато был «транс­порт» — старый мотоцикл, который непрестанно приходилось чинить. Что касается расходов па пропитание, то Миаль рассчитывал на случайные заработки, а также на солидар­ность коллег — врачей в лепрозориях.

В то время семья Гевары уже жила в Буэнос-Айресе, где Че учился на медицинском факультете университета и ста­жировался в институте по изучению аллергии. Семья испы­тывала тогда материальные трудности, и Эрнесто подрабаты­вал в муниципальной библиотеке. На каникулы он приезжал в Кордову, навещал Миаля в лепрозории. Он интересовался новыми методами лечения прокаженных и помогал другу в его опытах. В один из таких приездов, в сентябре 1951 г., Миаль предложил Че отправиться вдвоем в путешествие.

Эрнесто, который учился тогда на последнем курсе, с во­сторгом принял предложение Миаля, попросив, правда, по­дождать немного, пока он не сдаст очередные экзамены. Ро­дители не возражали отпустить Эрнесто при условии, что он будет отсутствовать не больше года и возвратится к сдаче выпускных экзаменов.

29 декабря 1951 г., нагрузив мотоцикл поклажей и во­оружившись автоматическим пистолетом и фотоаппаратом, путешественники тронулись в путь, направившись сначала к Мар-дель-Плате, где отдыхала Чинчина, а затем вдоль Атлантического побережья Аргентины еще дальше на юг, от порта Баия-Бланка до озера Барилоче, где свернули на запад, в сторону Вальдивии, чилийского города на побе­режье Тихого океана. В дороге им пришлось изрядно пому­читься. Мотоцикл непрестанно выходил из строя, путеше­ственники не столько ехали на нем, сколько волокли его на себе. На ночлег останавливались в поле или в лесу — смотря по тому, где оказывались в это время. Хуже было с едой. Деньги, с которыми друзья отправились в путь, улетучились в первые же дни. Миаль и Че мыли посуду в ресторанах, лечили крестьян, выступали в роли ветерина­ров, нанимались грузчиками, носильщиками, матросами, чи­нили радиоприемники в селениях. Спасительными оазисами служили лепрозории, где они утоляли не только физический, но и духовный голод, так как, обмениваясь опытом с мест­ными коллегами, узнавали много для себя интересного и по­лезного. Эрнесто псе больше и больше увлекался проблемой исследования и лечения проказы. Как и Миаль, он не боялся прокаженных, не испытывал к ним отвращения. Наоборот, вид этих отверженных, забытых близкими и обществом, вы­зывал в нем живейшее участие, и он все больше склонялся к мысли о необходимости посвятить свою жизнь их лече­нию.

18 февраля 1952 г. друзья прибыли в чилийский город Темуко. На следующий день местная газета «Диарио Аустраль» опубликовала о них статью, в которой сообща­лось, что Миаль и Че собираются отправиться па о-в Пасхи. Однако в Вальпараисо они узнали, что парохода на о-в Пасхи пришлось бы ждать полгода, что вынудило их отказаться от идеи посоперничать с Туром Хейердалом. Остров Пасхи, правда, занял определенное место в биогра­фии Че. Но это уже имеет отношение к его боливийской эпопее.

Из Вальпараисо друзья продолжали свое путешествие уже без мотоцикла. Их двухколесный Росинант испустил дух недалеко от Сантьяго-де-Чили. Никакая починка уже не могла его оживить. Друзья соорудили ему «гробницу» в виде шалаша, попрощались с его бренными останками и двинулись дальше — пешком, попутным транспортом и «зай­цами» на поездах или пароходах.

Добравшись до медного рудника Чукикаматы, принад­лежащего американской «Браден коппер майнинг компани», путешественники провели ночь в казарме охранников руд­ника.

В Перу Че и Миаль наблюдали жизнь индейцев качуа и аймара, прозябавших в беспросветной нужде, забитых, экс­плуатируемых помещиками и властями, отравленных ко­кой3, которую потребляют, чтобы заглушить голод. Арген­тинцы заинтересовались и прошлым индейцев. В Куско Эр­несто часами просиживал в местной библиотеке, зачиты­ваясь книгами о древней империи инков. Несколько дней друзья провели среди живописных развалин индейского го­рода Мачу-Пикчу, грандиозные размеры которых так пора­зили Эрнесто, что он вознамерился посвятить себя изучению прошлого инков. Че с упоением декламировал вдохновенные строки Пабло Неруды, посвященные этому городу.

Мертвый город Мачу-Пикчу им казался полным жизни. Само его существование вселяло веру в светлое будущее на­родов континента. Потомки строителей Мачу-Пикчу рано или поздно сбросят с себя оковы векового рабства. Миаль и Че были в этом убеждены и фантазировали, как индейские армии под водительством нового Тупака Амару4, конечно при их самом деятельном участии, пробудят наконец Перу к счастливой и свободной жизни...

Из Мачу-Пикчу путешественники направились далеко в горы, в лепрозорий, основанный ученым-подвижником док­тором Уго Песче, членом Коммунистической партии Пору. Он принял аргентинцев очень тепло, ознакомил со своим хо­зяйством и снабдил рекомендательным письмом в другой крупный центр по лечению проказы — близ перуанского го­рода Сан-Пабло.

Дорога до Сан-Пабло оказалась совсем непростой. В се­лении Пукальпа, что на р. Укаяли, они устроились на судно, которое шло до Икитоса — порта на Амазонке. В Икитосе они были вынуждены задержаться на некоторое время, так как у Эрнесто начался очень сильный приступ: астма его буквально душила, и он был вынужден лечь в местный ла­зарет. Но железная воля позволила Че преодолеть не только этот приступ, но и многие другие препятствия, встретив­шиеся в пути. В госпитале Икитоса его быстро поставили па ноги, и вскоре друзья возобновили путешествие по Амазонке в направлении Сан-Пабло.

Несмотря па недуг, Че разделял с Миалем все тяготы путешествия и не разрешал себе каких-либо поблажек и скидок на болезнь. В трудностях проявлял завидное упор­ство и если брался за какое-нибудь дело, то обязательно до­водил его до конца.

В лепрозории Сан-Пабло им оказали сердечный прием, предоставили в их распоряжение лабораторию, пригласили участвовать в лечении больных. Аргентинцы попытались применять психотерапию: организовали из больных футболь­ную команду, устраивали спортивные состязания, охотились в их компании на обезьян, беседовали с ними па самые раз­нообразные темы. Их внимание и товарищеское отношение к этим несчастным резко подняло тонус больных. В благо­дарность больные построили плот, с тем чтобы аргентинцы могли добраться до следующего пункта их путешествия — Летисии, колумбийского города, тоже расположенного на берегах Амазонки.

В канун отъезда Че и Миаля в Сап-Пабло попрощаться с ними прибыла делегация прокаженных — мужчины, жен­щины, дети. Они подплыли на судне к причалу, где стоял плот, названный в честь аргентинцев «Амбр-Танго» 5. Это название должно было символизировать аргентино-перуанскую дружбу. Шел дождь, но энтузиазм провожающих от этого не уменьшился. Сперва они пели в честь отбывающих гостей песни, а потом выступили с прощальными речами. Говорили они не очень складно, но зато искренне. Ответную речь держал Миаль. Он очень волновался, ему, как и Эрне­сто, было жаль покидать этих людей, с которыми они крепко сдружились во время непродолжительного пребывания в Сан-Пабло.

Отсюда Че направил своим родителям письмо в свой­ственном для него стиле: «Если через год не получите от нас вестей, ищите наши засушенные головы в каком-ни­будь американском музее, так как мы пересекаем зону ин­дейцев хиваро» 6.

21 июня 1952 г., уложив свои нехитрые пожитки на «Мамбо-Танго», друзья направились вниз по течению вели­чественной Амазонки в направлении к Летисии. Эрнесто много фотографировал и вел, следуя примеру Миаля, днев­ник7. Увлекшись созерцанием буйной тропической природы, они не заметили Летисию и опомнились только тогда, когда «Мамбо-Танго» пристал к большому острову, который ока­зался бразильским. Плыть обратно па плоту (против тече­ния) — затея безнадежная. Незадачливым Колумбам при­шлось обменять плот на лодку и еще в придачу отдать вес свои скудные сбережения.

В Летисию наши путешественники прибыли до предела измотанные и без сентаво в кармане. Их непрезентабельный вид вызвал подозрение полиции, и вскоре они очутились за решеткой. На этот раз выручила слава аргентинского футбола. Когда начальник полиции, страстный «инча» (болельщик), узнал, что арестованные «бродяги» — аргентинцы, он пред­ложил им свободу в обмен на согласие стать тренерами ме­стной футбольной команды, которой предстояло участво­вать в районном чемпионате. И когда команда выиграла, благодарные фанатики кожаного мяча купили билеты на самолет, который благополучно доставил Миаля и Че в сто­лицу Колумбии Боготу.

В то время президентом Колумбии был Лауреано Гомес. Армия и полиция вели войну против непокорных крестьян. Ежедневно сообщалось об убийстве неугодных властям дея­телей. Тюрьмы страны были переполнены политическими заключенными. За решеткой оказались и Миаль с Че. Чтобы обрести свободу, им пришлось пообещать немедленно поки­нуть Колумбию. Знакомые студенты собрали деньги на до­рогу, и они на автобусе направились в пограничный с Вене­суэлой город Кукута. Из Кукуты перешли по международ­ному мосту границу и очутились в венесуэльском селении Сан-Кристобаль, откуда 14 июля 1952 г. благополучно до­брались до Каракаса — конечной цели своего путешествия. За месяц до этого Че исполнилось 24 года.

Пришло время возвращаться на родину. Миаль, однако, решил остаться в Венесуэле. И причиной тому была не только интересная работа, которую ему предложили в ле­прозории Каракаса, но и то, что здесь он познакомился с местной девушкой Хулией, на которой вскоре женился. Денег на дорогу для Че у друзей не было. Но им продол­жала сопутствовать удача. В Каракасе Че встретил своего дальнего родственника, торговца лошадьми, который вез ска­кунов самолетом из Буэнос-Айреса в Майами (США) с остановкой в Каракасе. В Майами он обычно закупал ло­шадей-ломовиков, которых переправлял затем самолетом в венесуэльский город Маракайбо, где продавал их, и откуда самолет порожняком следовал в Буэнос-Айрес. Он предло­жил Эрнесто сопровождать очередную партию лошадей из Каракаса в Майами, а оттуда вернуться через Маракайбо в Буэнос-Айрес. Че согласился и в конце июля расстался с Миалем.

В Майами Че задержался на целый месяц. Деньги, полу­ченные на мелкие расходы, быстро иссякли. Живя впрого­лодь, Че тем не менее купил обещанное Чинчине кружевное платье. Свободное время он проводил в местной библиотеке.

По возвращении в Буэнос-Айрес в августе 1952 г. Че за­сел за учебники. Ему предстояло подготовить дипломную работу о проблемах аллергии и сдать добрую дюжину экзаме­нов. В марте 1953 г. Эрнесто получил наконец диплом доктора-хирурга, специалиста по дерматологии.

Миаль был уверен, что Че, как и обещал, после получе­ния диплома врача вернется в Каракас, и они будут вместе работать в лепрозории. Но этим планам не суждено было сбыться. Друзья увиделись вновь лишь через 8 лет, уже после победы Кубинской революции, в Гаване, в кабинете президента Национального банка Кубы, пост которого тогда занимал Че.

19 августа 1960 г. Че говорил кубинским врачам в Га­ване: «Когда я еще только приступил к изучению меди­цины, те взгляды, которые присущи мне сейчас как рево­люционеру, в арсенале моих идеалов отсутствовали. Я, как и все, хотел одерживать победы, мечтал стать знаменитым исследователем, мечтал неустанно трудиться, чтобы добиться чего-то такого, что пошло бы в конечном итоге на пользу человечеству, но это была мечта о личной победе. Я был, как все мы, продуктом своей среды» 8.

Перелом произошел во время первого путешествия по Америке. Что больше всего поразило Гевару в странах Ти­хоокеанского побережья Южной Америки, на медных руд­никах, в индейских селениях и в лепрозориях? Нужда и за­битость крестьян, индейцев, простых тружеников этого огромного континента, которым противостоят черствость, про­дажность, распущенность верхов, эксплуатирующих, грабя­щих, обманывающих народные массы. «... Я видел, — про­должал Че, выступая перед кубинскими врачами, — как не могут вылечить ребенка, потому что нет средств; как люди доходят до такого скотского состояния из-за постоянного го­лода и страданий, что смерть ребенка уже кажется отцу не­значительным эпизодом... И я понял, что есть задача, не менее важная, чем стать знаменитым исследователем или сделать существенный вклад в медицинскую науку, — она состоит в том, чтобы прийти на помощь этим людям» 9.

Но какими средствами можно помочь угнетенным, что нужно сделать для того, чтобы облегчить их участь, изба­вить от бесправия и нищеты, сделать полноправными граж­данами и хозяевами своей судьбы и огромных природных богатств? Путем благотворительной деятельности, «малых дел», постепенных реформ? Все это уже пытались сделать до него разного рода буржуазные политики. Но реформатор ская деятельность приводила только к еще большему зака­балению стран иностранными монополиями. Нет! Чтобы из­менить судьбу народов Латинской Америки, высвободить их из тисков нищеты и бесправия, чтобы освободить их от им­периализма, — для этого есть только одно средство, один выход— вырвать с корнем зло, совершить социальную рево­люцию. Именно к такому выводу приходит Эрнесто Че Ге­вара после первого путешествия по странам Латинской Аме­рики. Он еще не знает, где, кто и когда совершит такую революцию, у него еще много неясного, неопределенного на этот счет в голове, но одно он уже твердо решил для себя:

если когда-нибудь, кто-нибудь и где-нибудь начнет такую революцию, то он будет ее солдатом. И, покидая во второй раз Аргентину, он, прощаясь с родителями и друзьями, го­ворит им; «С вами прощается солдат Америки» 10.

В июле 1953 г. Че садится в поезд, идущий в столицу Боливии Ла-Пас11. В кармане у него билет на «молочный конвой», как называют в Аргентине поезда, останавлива­ющиеся на всех полустанках, где фермеры грузят бидоны с молоком. Выбор столь необычного маршрута в Венесуэлу он объяснял отсутствием денег на покупку авиа- или паро­ходного билета. В действительности же причина, почему Эр­несто Гевара не отправляется прямиком в Каракас, иная. Он едет в Боливию потому, что еще там не был, а он за­дался целью познакомиться воочию со всеми латиноамери­канскими странами. Но сейчас в Боливии его привлекают не только руины древних индейских храмов 12 — ему не тер­пится собственными глазами увидеть боливийскую револю­цию.

До начала 50-х годов Боливией за ее пределами мало кто интересовался, за исключением агентов оловянных и неф­тяных монополий. Эту страну называли «нищим на золо­том троне». В ее недрах кроются неисчислимые богатства — нефть, олово, золото, но все эти сокровища были захвачены иностранными монополиями, получавшими от их эксплуата­ции огромные прибыли. Народ же жил в беспросветно в нужде и невежестве, забитый, терзаемый болезнями, отравляемый кокой. Жизненный уровень миллионов местных жи­телей, в основном индейцев и метисов, оставался одним из самых низких в мире, а детская смертность — самой высо­кой.

Город Ла-Пас, расположенный на высоте около 4000 м над уровнем моря, почти недоступен европейцам, его назы­вают «кладбищем иностранцев». Иностранцы посещали Бо­ливию столь же редко, писал в начале 60-х годов боливий­ский писатель Луис Луксич, как дебри Центральной Африки или Тибет.

Вот что писал о боливийской столице шведский путеше­ственник Артур Лундквист: «Крутые улицы ведут к пло­щади Мурильо, вокруг нее — дворец президента, дом прави­тельства и собор. Фонарные столбы словно специально при­способлены для того, чтобы вешать на них президентов и министров. Вы как бы чутьем угадываете тайные выходы, скрытые на окраинных улицах городов: через них в самый последний момент улепетывают всякие важные господа, прихватив с собой государственную казну или еще более солидную сумму денег. Горняки устраивают на этой пло­щади демонстрации, набив предварительно свои карманы динамитом, предъявляют здесь ультиматум правительству. Нередко случается и так, что государственных деятелей раз­рывают па куски или просто пристреливают, а потом выбра­сывают с балкона па каменную мостовую» 13.

Такой город не мог не привлечь внимание молодого, жад­ного до новых впечатлений аргентинского доктора, к тому же его, как уже отмечалось, весьма заинтересовали события, происходящие в этой стране в последнее время.

9 апреля 1952 г. здесь совершилась очередная, 179-я по счету «революция». В отличие от 178 предшествующих эта революция и в самом деле продвинула Боливию по пути про­гресса благодаря участию в ней шахтеров и крестьян. К власти пришла партия Националистическое революцион­ное движение, и ее лидер Пас Эстенсоро стал президентом страны. Новое правительство национализировало оловянные рудники, правда выплатив иностранным компаниям щедрую компенсацию; приступило к осуществлению аграрной ре­формы, организовало милицию, состоящую из шахтеров и крестьян. В Боливию за опытом потянулись многие прогрес­сивно настроенные интеллектуалы, политические деятели.

В Боливии Че бывал в шахтерских поселках, горных ин­дейских селениях, встречался с представителями правительства. Некоторое время он даже работал в управлении ин­формации и культуры и в ведомстве по осуществлению аграрной реформы. Боливийская революция разочаровала Че. И прежде всего потому, что коренное население Боливии — индейцы продолжали влачить такое же жалкое существова­ние, как и в те далекие времена, когда здесь хозяйничали испанские завоеватели.

Буржуазные деятели, руководившие этой революцией, стремились не углубить, а затормозить революционный про­цесс, раболепствовали перед Вашингтоном, многие из них занимались разного рода финансовыми махинациями и спе­куляцией. В то же время в профсоюзах заправляли ловкие политиканы. Коммунистическая партия, основанная в 1950 г., еще не успела приобрести заметного влияния на трудящиеся массы страны.

Конечно, Эрнесто Гевара не думал, что ему в будущем суждено вернуться в Боливию, чтобы сражаться за лучшую долю этих индейцев, потомков некогда могучих инкских племен, и что именно здесь закончится его короткая, но славная жизнь революционера. Нет. Но то, что в 1953 г. он посетил эту страну, объехал и изучил ее, «почувствовал» ее проблемы, сыграло определенную роль в его решении вер­нуться сюда в середине 60-х годов.

 

1 См. воспоминания А. Гранадоса, перепечатанные в кн.: Che: Una vida у un ejemplo. La Habana, 1968, p. 28—36.

2 Сокращенно от исп. mi Alberto — мой Альберто.

3 Кока — лпстья одноименного кустарника, содержащие кокаин.

4 Индейский вождь Тупак Амару II (Хосо Габриель. Копдорканк ок. 1740—1781) возглавил восстание против испанского владычества во второй половине XVIII в.

5 Танго — аргентинский национальный танец; мамбо — танец, по­пулярный во многих странах Латинской Америки.

6 Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981, p. 131.

7 Че довольно часто писал в пути родным. Отец опубликовал про­странные выдержки из его дпевника путешествия и писем в своих воспоминаниях: Guevara Lynch E. Op. cit., p. 130—186.

8 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, p. 70.

9 Ibid., p. 72.

10 Bohemia, 1975, N 41, р. 5.

11 Официальной столицей страны является город Сукре, фактиче­ской же—Ла-Пас, местопребывание правительства и законода­тельных органов.

12 Разумеется, он интересовался древностью и посетил развалины святилищ Тиауанаку (близ озера Титикака), сделав много сним­ков «Ворот Солнца» — храма, где некогда поклонялись божеству огненного светила.

13 Лундквист А. Вулканический континент. М., 1961, с. 186.

 

Выбор пути

 

В поезде, шедшем в Мексику, Эрнесто Че Гевара по­знакомился с Хулио Роберто Касересом Валье, или Па­тохо. Попутчик оказался начинающим журналистом, членом Гватемальской партии труда; он направлялся в Мексику, спасаясь от преследований. Патохо стал одним из самых близких друзей Че, вторым после Альберто Гранадоса. Патохо привлекал Че неиссякаемым оптимизмом, верой в конечное торжество коммунистических идей1.

21 сентября 1954 г. Че и Патохо прибыли в Мехико, ог­ромный, чужой для них город, где ни у того, ни у другого не было ни друзей, ни знакомых. В поисках пристанища друзья познакомились с пуэрториканцом Хуаном Хуарбэ, который и сдал им скромную комнатушку. Хуан Хуарбэ оказался видным деятелем Националистической партии, вы­ступавшей за независимость Пуэрто-Рико, острова, оккупи­рованного янки в 1898 г. и фактически превращенного ими в свою колонию. Пытаясь привлечь внимание общественности к бедственному положению пуэрториканцов, деятели Националистической партии открыли стрельбу на одной из сессий конгресса в Вашингтоне. Их партия была объявлена вне закона, а ее лидер Альбису Камнос осужден на дли­тельное заключение и томился в одной из каторжных тюрем США.

Пуэрториканские революционеры привлекли внимание аргентинца тем, что не испугались бросить вызов самой мо­гущественной империалистической державе мира, объявив ей войну, а также готовностью в любой момент Припять смерть. Их горячая вера в правоту своего дела, их идеа­лизм, мужество, искренность, фанатизм при полной безна­дежности в то время добиться какого-либо успеха не могли не вызывать восхищения. Че проникся к ним симпатией и потому, что это были люди не звонких революционных фраз, а дела, готовые с оружием в руках сражаться за свободу.

На квартире у Хуана Хуарбэ проживал еще один поли­тический изгнанник — молодой перуанец Лючо (Луис) до ла Пуэнте. Ярый противник господствовавшего тогда в его стране диктатора полковника Одриа, Лючо мечтал поднять на борьбу за социальное освобождение индейские массы. Со временем он станет сторонником Кубинской революции, возглавит партизанский отряд в одном из горных районов Перу и 23 октября 1965 г. погибнет в бою с «рейндже­рами» — вымуштрованными американцами специальными частями по борьбе с партизанами.

Жизнь Че и Патохо в Мексике поначалу была нелегкой. «Мы оба сидели на мели...—вспоминает то время Че.— У Патохо не было ни гроша, у меня же всего несколько песо. Я купил фотоаппарат, и мы контрабандой делали снимки в парках. Печатать карточки нам помогал один мек­сиканец, владелец маленькой фотолаборатории. Мы познако­мились с Мехико, исколесив его пешком вдоль и поперек, пытаясь всучить клиентам свои неважные фотографии. Сколько приходилось убеждать, уговаривать, что у сфото­графированного нами ребенка очень симпатичный вид и что, право, за такую прелесть стоит заплатить песо. Этим ремеслом мы кормились несколько месяцев. Понемногу наши дела налаживались...» 2

Из Гватемалы приехала Ильда. Они поженились. Необ­ходимо было искать постоянный заработок. Че вновь стал торговать вразнос книгами известного в Латинской Америке издательства «Фондо де культура экономика», выпускавшего литературу по общественным наукам, в том числе и по социальным проблемам. Книги по-прежнему захваты­вают его и как читателя. Чтобы иметь возможность позна­комиться с новинками, он нанялся ночным сторожем на книжную выставку, где по ночам «глотал» одну книгу за другой. Но он был не только увлеченным читателем.

Время от времени Че брался за перо и сочинял стихи. О чем? О древних индейских цивилизациях, о латиноамери­канской идиосинкразии, о нежности, о тоске... Он оставался в душе поэтом, лириком, но его волновали все больше и вопросы будущего народов Латинской Америки: кто они, какими путями будут развиваться, сумеют ли освободиться от груза отсталости, предрассудков, невежества... некоторые его стихи той поры сохранились и были опубликованы Ильдой Гадеа в 1972 г.

Без колебания от счастья отстранясь,

я зов Европы для себя отринул.

Вином, музеями нисколько не прельстясь,

Я материк родимый не покинул.

Увидел я так много новых стран,

вплотную ощутил я то влиянье,

которое Маркс, Энгельс дали нам,

а Ленин обессмертил созиданьем!3

— писал он в одном из стихотворений. Как следует из этих строк, Че уже тогда считал себя последователем Маркса, Энгельса и Ленина. Это подтверждается и следующим фактом, который приводит Н. С. Леонов, хорошо знавший Че еще по Мексике: «Примечательно, что однажды летом 1956 г., находясь в эмиграции в Мексике, Че зашел в совет­ское посольство и попросил дать ему „лучшие произведения советской литературы", которые, как оказалось, нельзя было достать в книжных магазинах Мехико. На вопрос, какие произведения он считает лучшими, последовал четкий ответ:

„Чапаев" Д. Фурманова, „Как закалялась сталь" Н. Остров­ского и „Повесть о настоящем человеке" Б. Полевого. Нем­ного позже Гевара, мало кому известный тогда аргентин­ский врач, говорил, что герои этих произведений нравятся ему прежде всего своей целеустремленностью и он хотел бы походить на них» 4.

Стихотворение «Паленке» отражает постоянный интерес Че к индейскому прошлому Америки. Паленке — древний город майя в граничащей с Гватемалой провинции Чьяпас. Там были открыты замечательные постройка древних майя— дворцы, храмы, погребения. Посетил эти места по дороге из Гватемалы в Мексику и Че5:

Что-то живое хранят твои камни.

Ты — как сестра изумрудным рассветам.

И вот молчание времен первозданных

вызов бросает могилам и склепам...

Есть ведь в тебе что-то очень живое!

Но я не знаю, что это такое.

Сельва могучим объятьем схватила,

Камни своими корнями обвила,

Храмы, украсив, в престол превратила,

И ты теперь никогда не умрешь!

Силы ль какие хранят на века?

Яркой, живой и трепещуще юной!

Где божество, что вдыхает пока

Жизнь в эти камни истории бурной?

Будет ли в тропиках солнце сиять?

Но почему его нет в Чичен-Итце?

Лес ли объятьями будет сжимать?

Иль чаровать будут пением птицы?

Но Киригуа уснул глубоко.

Будет ли звук родниковый услышап,

Бьющий средь скал в тех горах глубоко?

Майя исчезли — историей дышим!

Только год спустя после прибытия в Мехико Че удалось устроиться по специальности. Он получил по конкурсу ме­сто в аллергическом отделении городской больницы. Неко­торое время он читал лекции на медицинском факультете Национального университета, затем перешел на научную работу в Институт кардиологии.

Че полюбил Мексику6, ее тружеников, ее художников и поэтов, ее древнюю индейскую культуру, ее живописную, буйную природу, горный чистый и прозрачный воздух -- лучшее лекарство от астмы. Но царившая тогда в Мексике политическая атмосфера не вселяла особых надежд. Мекси­канская революция 1910-х годов, свергнувшая реакционный режим диктатора Порфирио Диаса, давно отгремела. К вла­сти пришла так называемая новая буржуазия, широко от­крывшая двери страны американскому капиталу и маскиро­вавшая свои интересы псевдореволюционной демагогией. Левые силы были расколоты, раздроблены. Коммунистиче­ская партия, подвергавшаяся постоянным преследованиям, не обладала достаточной силой, чтобы объединить прогрес­сивные силы страны в мощное антиимпериалистическое ре­волюционное движение.

В Мексике Че познакомился с Раулем Роа, кубинским писателем и публицистом, ставшим после революции мини­стром иностранных дел. Рауль Роа так вспоминал об этом:

«Он только что прибыл из Гватемалы, где впервые прини­мал участие в революционном и антиимпериалистическом движении. Он еще остро переживал поражение.

Че казался и был молодым. Его образ запечатлелся в моей памяти: ясный ум, аскетическая бледность, астмати­ческое дыхание, выпуклый лоб, густая шевелюра, решитель­ные суждения, энергичный подбородок, спокойные движе­ния, чуткий, проницательный взгляд, острая мысль, говорит спокойно, смеется звонко...

Мы говорили об Аргентине, Гватемале и Кубе, рассмат­ривали их проблемы сквозь призму Латинской Америки. Уже тогда Че возвышался над узким горизонтом креоль­ских национализмов и рассуждал с позиций континенталь­ного революционера»7.

В конце июня 1955 г. Эрнесто Гевара неожиданно встре­тил кубинца Ньико Лопеса, своего друга гватемальского периода. Ньико рассказал, что его товарищи по нападению на казармы «Монкада» освобождены из тюрьмы по амни­стии и теперь съезжаются в Мехико. Они намерены подго­товить вооруженную экспедицию па Кубу. Это известие за­интересовало Че, и Ньико предложил познакомить его с Раулем Кастро.

Несколько дней спустя встреча Че с Раулем Кастро со­стоялась. Кубинец рассказал о штурме «Монкады», о бойне, учиненной батистовской солдатней, и речи Фиделя Кастро на суде, ставшей впоследствии известной под названием «История меня оправдает», о злоключениях осужденных в тюрьме на острове Пинос и, наконец, о твердой решимости продолжать борьбу против тирана Батисты. Рауль сразу увидел в своем собеседнике человека, который может ока­заться полезным в проектируемой экспедиции. Че обладал «гватемальским опытом» и был к тому же врачом. Догово­рились, что Рауль познакомит его с Фиделем, когда тот прибудет из Нью-Йорка. Фидель в Соединенных Штатах собирал деньги среди кубинских эмигрантов для будущей экспедиции.

Выступая в Нью-Йорке на одном из антибатистовских митингов, Фидель заявил: «Могу сообщить вам со всей от­ветственностью, что в 1956 г. мы обретем свободу или ста­нем мучениками». На что же надеялся молодой кубинский патриот? Во-первых, па свой собственный парод, ненави­девший Батисту, на мужество и решимость кубинцев, при­меры чего они неоднократно давали на протяжении своей истории. Фидель надеялся также на поддержку своих после­дователей, участников созданного им «Движения 26 июля» (день нападения на казармы «Монкада»), и на сочувствую­щих. В основном это были учащаяся молодежь, молодые рабочие, служащие, ремесленники. Они не обладали полити­ческим опытом, у них не было ясной программы, но зато было другое очень ценное качество: они беззаветно любили свою родину и ненавидели Батисту. Для этих молодых лю­дей Фидель был настоящим вождем. Он тоже был молод, владел ораторским искусством, обладал железной волей и был безрассудно смел. Фидель блестяще знал прошлое Кубы и безошибочно ориентировался в лабиринтах современной кубинской политики. Он точно знал, против каких зол сле­дует бороться, о чем с такой убедительностью и говорил в речи на суде.

Фидель Кастро прибыл в Мехико 9 июля 1955 г. в день, когда Аргентина празднует провозглашение независимости. Рауль сообщил ему о знакомстве с молодым аргентинским врачом, участником гватемальских событий, и посоветовал с ним встретиться. Встреча произошла в доме у Марии-Ан­тонии Гонсалес, кубинки, горячо сочувствовавшей молодым патриотам. Один из ее братьев, Исидоро, участник подполь­ной борьбы против Батисты, был подвергнут пыткам в за­стенках тирана. Эмигрировав в Мексику, он вскоре умер. Мария-Антония была замужем за мексиканцем. Она предо­ставила свою квартиру в распоряжение сторонников Фи­деля, которые превратили ее в свой штаб. Для посещавших квартиру была выработана целая система условных знаков и паролей.

Во время первой встречи речь, по свидетельству Че, шла о международной политике. Фидель ознакомил Эрнесто со своими планами и политической программой. Он собирался начать боевые действия в провинции Орьенте — самой бое­вой, революционной и патриотически настроенной из всех кубинских провинций. Именно там началась в XIX в. борьба за независимость.

Фидель впоследствии отмечал, что во время их первой встречи Че имел более зрелые по сравнению с ним револю­ционные взгляды. «В идеологическом, теоретическом плане он был более развит. По сравнению со мной он был более передовым революционером» 8.

О том, какое впечатление произвел Фидель на Че в эту их встречу, Че рассказывал так: «Я беседовал с Фиделем всю ночь. К утру я уже был зачислен врачом в отряд буду­щей экспедиции. Собственно говоря, после пережитого во время моих скитаний по Латинской Америке и гватемаль­ского финала не требовалось много, чтобы толкнуть меня на участие в революции против любого тирана. К тому же Фидель произвел на меня впечатление исключительного че­ловека. Он был способен решать самые сложные проблемы. Он был глубоко убежден, что, направившись на Кубу, до­стигнет ее. Что, попав туда, он начнет борьбу, что, начав борьбу, он добьется победы. Я заразился его оптимизмом. Нужно было делать дело, предпринимать конкретные меры, бороться. Настал час прекратить стенания и приступить к действиям ... Победа казалась мне сомнительной, когда я только познакомился с командиром повстанцев, с которым меня с самого начала связывала романтика приключений, Тогда я считал, что не так уж плохо умереть на прибреж­ном пляже чужой страны за столь возвышенные идеалы» 9.

Вскоре после первой встречи с лидером «Движения 26 июля» Че написал «Песнь в честь Фиделя», которую впоследствии поэт Евг. Долматовский перевел так:

 

Пойдем

Встречать зарю на острове твоем,

Похожем на зеленого каймана...

Рванемся в бой неведомым путем.

Пойдем

И, все преграды прошибая лбом,

Увенчанным повстанческой звездою,

Победу вырвем или смерть найдем.

Когда раздуешь тлеющие угли

 Костра

И вздрогнут, пробудившись, джунгли,

Когда ты берег огласишь пальбой,

И мы—с тобой!

Когда пообещаешь ты народу

Аграрную реформу и свободу

И гуахиро * увлечешь борьбой,

И мы — с тобой!

Когда свершится — поздно или рано —

Сверженье ненавистного тирана,

Навяжешь ты врагу последний бой,

И мы —с тобой!

Опасен недобитый хищник будет,

Но за тобой пойдут простые люди,

Горды солдатской честною судьбой.

И мы — с тобой!

Мы победим во что бы то ни стало,

Гавана слышит клич твой боевой.

Дай мне винтовку

И укрытье в скалах,

И больше ничего.

А если нас постигнет неудача,

Мы встретим поражение не плача.

Платком кубинским бережно накроем

Останки воевавших как герои

За честь Америки — она светлей всего

И больше ничего.. .10

(* Гуахиро — крестьянин Кубы.)

 

Вскоре после встречи Че с Фиделем в Аргентине про­изошел военный переворот. Перон бежал за границу. Новые власти предложили эмигрантам — противникам Перона вер­нуться на родину. Рохо и другие аргентинцы, жившие в Мехико, стали собираться домой. Они уговаривали Че сде­лать то же самое. Че отказался, так как не верил в возмож­ность коренных изменений в Аргентине в тогдашних усло­виях. Теперь все его мысли были заняты только одним — предстоящей экспедицией на Кубу. Необходимо было про­делать гигантскую работу: достать деньги, собрать в Мек­сике будущих участников экспедиции, проверить и законспи­рировать их; обеспечить питанием и организовать их в отряд; подготовить отряд к партизанским действиям; приобре­сти оружие и судно; обеспечить поддержку отряду на острове. Предстояло осуществить сотни других больших и малых дел. И все это приходилось делать в условиях стро­жайшей конспирации, скрываясь от батистовских ищеек и от агентов доминиканского тирана Трухильо, опасавшегося, как бы успешное восстание против Батисты не перекину­лось и на его вотчину.

Подготовка Фиделем экспедиции в Мексике была вполне закономерным явлением, так сказать, в духе стародавних традиций, как и участие в ней иностранца Гевары. Еще в XIX столетии, в период борьбы за независимость, кубин­ские патриоты организовывали такого рода экспедиции, опи­раясь на Соединенные Штаты, Доминиканскую Республику, Гондурас, Мексику. В 40-х годах нашего века было пред­принято несколько вооруженных экспедиций из Гватемалы против тирана Трухильо. Противники диктатора Никарагуа Сомосы вторгались в эту страну из Коста-Рики. Противники венесуэльского тирана Гомеса организовывали против него повстанческие экспедиции на острове Тринидад. И во всех подобных экспедициях участвовали латиноамериканцы из других республик.

Ожидалось, что одновременно с высадкой отряда непо­далеку от Сантъяго-де-Куба патриоты, возглавляемые Фран­ком Паисом, молодым конспиратором, соратником Фиделя, поднимут восстание и захватят власть в городе. Это могло вызвать падение режима Батисты. По-видимому, во время подготовки экспедиции в Мексике не планировалось, что основной базой повстанцев станут горы Сьерра-Маэстры. Но возможность затяжной партизанской борьбы не исклю­чалась, и именно к этому следовало подготовить будущих повстанцев. Необходимо было найти специалиста, знатока партизанской войны (геррильи), который взялся бы обучить бойцов отряда и подготовить их физически к условиям пар­тизанской жизни.

Фидель познакомился с мексиканцем Арсасио Ванегасом Арройо, хозяином небольшой типографии, где стали печа­тать денежные боны, манифесты и другие документы «Дви­жения 26 июля». Арсасио к тому же оказался спортсменом-борцом. Фидель предложил ему заняться физической подго­товкой будущих участников экспедиции «Гранма». Арсасио не возражал. Он стал совершать с кубинцами многодневные походы по окрестностям Мехико, обучать их дзюдо, снял зал для занятий легкой атлетикой. Кроме того, члены от­ряда слушали лекции, по географии, истории, о политическом положении и на другие темы, ходили в кино на фильмы о войне.

Арсасио, хоть и был полезным человеком, все же в глав­ном помочь не мог. Нужного специалиста Фидель Кастро нашел в лице бывшего полковника испанской армии Аль­берто Байо, который родился в 1892 г. в испанской семье на Кубе, а в детство уехал вместе с родителями в Испанию. Закончив военное училище, он воевал в Марокко, служил в Иностранном легионе, потом стал авиатором. Одновре­менно с этим дон Альберто занимался литературной дея­тельностью: писал стихи и рассказы из солдатской жизни. В годы гражданской войны в Испании Байо встал на сто­рону народа и храбро сражался с франкистами: участвовал в десанте на о-в Мальорку, захваченный мятежниками, ру­ководил подготовкой партизанских групп и отрядов. После падения Республики Байо вначале эмигрировал па свою родину — Кубу. Вскоре, однако, переехал в Мексику, где, приняв мексиканское гражданство, занимался предпринима­тельством, стал владельцем мебельной фабрики. Служил инструктором в школе военной авиации, время от времени принимая участие в качестве «дипломированного специа­листа» в попытках свергнуть того или иного диктатора в ба­нановых республиках Центральной Америки. В 1955 г. Байо выпустил в Мехико своеобразное учебное пособие под названием «150 вопросов партизану». Это сочинение явля­лось своего рода энциклопедией партизанской науки. По нему можно было овладеть навыками не только устраи­вать засады, взрывать мосты, приготавливать ручные бомбы и адские машины, но и строить подкоп из мест заключения, запустить мотор самолета и взлететь на нем...

Подобного рода специалист был подлинной находкой для будущих повстанцев. Фиделю Кастро не стоило большого труда убедить Байо взять па себя задачу соответствующе подготовить будущих освободителей их общей родины от тирании Батисты. Правда, вначале для солидности Байо за­просил за свои услуги 100 тыс. мексиканских песо (около 8 тыс. американских долл.), потом согласился на половину этой суммы. Кончилось тем, что полковник Байо не только не взял ни гроша, но даже продал мебельную фабрику и вырученные деньги передал своим ученикам.

Вскоре дон Альберто, выдав себя за сальвадорского по­литического эмигранта, купил за 26 тыс. американских долл. асьенду «Санта-Роса», расположенную в гористой, порос­шей диким кустарником местности в 35 км от столицы. Туда перебазировались участники отряда Фиделя, в их числе и Эрнесто Че Гевара. Фидель назначил его «ответственным за кадры» в «университете» полковника Байо, а по суще­ству — комендантом этого лагеря.

Началась усиленная подготовка будущих партизан. Байо, которого в целях конспирации стали именовать «профессо­ром английского языка», был неутомим, настойчив, строг со своими подопечными, требуя от них строжайшей дис­циплины, физической закалки, воздержания от алкоголя, чуть ли не монашеского образа жизни. С утра до вечера тренировал Байо своих учеников: обучал стрельбе, чтению карты, маскировке и тайным подходам, изготовлению взрыв­чатых смесей, метанию гранат, караульной службе, навью­чивал их оружием, вещмешками, палатками, в любую по­году, в любое время суток заставлял предпринимать изну­рительные переходы.

Че относился к партизанской науке со всей серьезностью и ответственностью. С первых же занятий у него исчезли, как он отмечал впоследствии, всякие сомнения в победе11. Он являл собой пример дисциплины, лучше всех выполнял задания «профессора английского языка». Последний ставил отметки своим ученикам. Че всегда удостаивался высшего балла — 10 очков. «Мой самый способный ученик», — говорил о нем с уважением бывший полковник испанской Респуб­ликанской армии. Че не только сам учился, но и обучал своих товарищей лечить переломы, делать перевязки и инъекции. Он предлагал себя в качестве «подопытного кро­лика» и в ходе «практических занятий» ему было сделано свыше 100 уколов.

Че выполнял и функции политического комиссара. Куби­нец Карлос Бермудес вспоминает о нем: «Занимаясь вместе с ним на ранчо „Санта-Роса", я узнал, какой это был чело­век — всегда преисполненный самым высоким чувством от­ветственности, готовый помочь каждому из нас... В то время я еле-еле умел читать. А он мне говорит: „Я буду учить тебя читать и разбираться в прочитанном...". Однажды мы  шли по улице, он вдруг зашел в книжный магазин и на те небольшие деньги, которые у него были, купил мне две книги — „Репортаж с петлей на шее" и „Молодую гвар­дию"». Другой товарищ по партизанской школе в «Санта-Росе», Дарио Лопес, отмечает в своих воспоминаниях, что «Че сам подбирал марксистскую литературу в библиотеку для политзанятий».

Фидель Кастро в «Санта-Росе» появлялся редко. Он был по горло занят подготовкой экспедиции: добывал деньги, оружие, посылал и принимал курьеров с Кубы, вел поли­тические переговоры с различными оппозиционными по от­ношению к Батисте группировками, писал статьи, воззвания, инструкции.

На Кубе Батиста продолжал зверствовать. Полиция под­вергала противников тирана изощренным пыткам, а трупы замученных выбрасывала на улицы или в море. Диктатор стал марионеткой американских империалистов. Он порвал дипломатические отношения с Советским Союзом и другими социалистическими странами, закрыл Общество кубино-советской дружбы, загнал в глубокое подполье Народно-со­циалистическую партию — партию кубинских коммунистов. В стране орудовали американские капиталисты, в армии — американские офицеры, в полиции — агенты ЦРУ. Остров был наводнен антикоммунистической, антисоветской пропа­гандой. Куба действительно превратилась в колонию янки. Следует ли удивляться, что тогдашний вице-президент США провозгласил Батисту за столь «доблестные» деяния падежным «защитником свободы и демократии», а посол США А. Гарднер не постеснялся назвать диктатора, изве­стного казнокрада и взяточника, «самым честным челове­ком» из всех политических деятелей Кубы.

Кубинские   трудящиеся,  интеллигенция,   студенты, школьники все активнее включались в борьбу против ти­рана и его американских покровителей. Подпольная печать разоблачала преступления Батисты. Все чаще проводились митинги, демонстрации, забастовки против режима. Дикта­тор был вынужден закрыть все высшие учебные заведения страны. Подкупом, шантажом, угрозами он пытался зару­читься поддержкой оппозиционных буржуазных лидеров, заигрывал с церковью, затеяв строительство монументаль­ной фигуры Христа у входа в Гаванский порт. В своих вы­ступлениях говорил о прогрессе, о благоденствии нации, о патриотизме, кощунственно ссылаясь на пример Хосе Марти, великого патриота, отдавшего жизнь в борьбе за не­зависимость. Но ни жестокий террор, ни социальная дема­гогия, ни политические интриги, ни благословения кубин­ского кардинала Артеаги и других католических иерархов не могли приостановить ширящегося движения против са­мозваного президента.

Фидель знал все это и стремился как можно скорее за­вершить приготовления к экспедиции.

Но агенты Батисты и ЦРУ тоже не дремали. Как потом выяснилось, в ряды конспираторов проник батистовский шпион Венерио. 22 июня 1956 г. мексиканская охранка аре­стовала Фиделя Кастро, а на квартире Марии-Антонии устроила засаду, задерживая всех входящих. Был совершен полицейский налет и па ранчо «Санта-Роса», где полиция захватила Че и некоторых его товарищей. Печать крикли­выми заголовками сообщила об аресте кубинских заговор­щиков. Разумеется, всплыло и имя полковника Байо12 — «профессора» партизанских наук.

26 июня в мексиканской газете «Эксельсиор» был опу­бликован список арестованных — среди них фигурировало и имя Эрнесто Гевары Серпы. Газета характеризовала его как опасного «международного коммунистического агита­тора», подвизавшегося ранее в Гватемале чуть ли не в роли «агента Москвы» при президенте Арбенсе.

Казалось, что Фидель Кастро еще раз потерпел пораже­ние в своем стремлении свергнуть диктатуру. Его враги и недоброжелатели потирали руки от удовольствия. К тому же незадолго до ареста Фиделя и его друзей, 29 апреля, на Кубе группа юношей попыталась, следуя примеру героев «Монкады», захватить казарму «Гойкурия» в городе Матансас, и все участники этой операции погибли от рук пала­чей Батисты.

Но Фидель воспринимал неудачи как неизбежные из­держки революционной борьбы. Поражения еще более ук­репляли его веру в конечную победу дела, которому он решил посвятить свою жизнь. Его одержимость и оптимизм передавались его последователям. «Никогда мы не теряли личного доверия к Фиделю Кастро» 13, — писал Че, вспоми­ная свое заключение в мексиканской тюрьме.

Арест кубинских революционеров вызвал возмущение прогрессивной мексиканской общественности. За них стали ходатайствовать бывший президент Ласаро Карденас, мор­ской министр его кабинета Эриберто Хара, рабочий лидер Ломбарде Толедано, знаменитые художники Давид Альфаро Сикейрос и Диего Ривера, известные писатели, ученые, уни­верситетские деятели. Батиста был к тому же слишком оди­озной фигурой даже для мексиканских властей. Сочтя, что аресты и газетные разоблачения похоронили планы Фиделя Кастро, полицейские власти проявили свой «гуманизм» и после месячного заключения выпустили на свободу всех задержанных, за исключением двоих — Эрнесто Гевары и ку­бинца Каликсто Гарсии, которым инкриминировали неле­гальный въезд в Мексику.

Фидель с прежней энергией стал готовить свой отряд к переброске на Кубу — он вновь собирал деньги, покупал оружие, организовывал конспиративные квартиры, устанав­ливал явки и пароли. Бойцы, разбитые на мелкие группы, проводили военные занятия в отдаленных и глухих местах страны. За 15 тыс. долл. была куплена яхта «Гранма», на которой предполагалось осуществить переброску отряда па Кубу. Хозяин продавал яхту при условии, что вместе с нею купят его виллу на Атлантическом побережье, в небольшом рыбацком городке Туспане. Пришлось согласиться, хотя это означало добавочный расход в размере нескольких ты­сяч долларов. Однако это совпадало с планами повстанцев:

ведь из Туспана можно было отплыть на Кубу...

Построенная в 1943 г. прогулочная яхта «Гранма» пред­ставляла собой небольшое деревянное судно 15,25 м длиной и 4,76 м шириной и была снабжена двумя 6-цилиндровыми дизельными двигателями. В нормальных условиях на ее борту могло разместиться не более дюжины пассажиров. В 1953 г. яхта попала в зону действия урагана, обрушив­шегося на Атлантическое побережье Мексики, и затонула. Через некоторое время она была поднята на поверхность с довольно значительными повреждениями. Необходимо было заменить оба двигателя, электромотор, баки для воды и горючего, а также целиком отремонтировать палубу14.

Итак, подготовка шла полным ходом в обстановке пол­ной секретности. Шилась форменная одежда, приобретались обувь, патронташи, фляжки, вещевые мешки и другие не­обходимые вещи. Разрабатывался план переброски людей, оружия и боеприпасов к месту отплытия, при этом учиты­вались все необходимые расходы. Велся окончательный от­бор бойцов в отряд: одни ехали как признанные руководи­тели, другие — как дисциплинированные, хорошо трениро­ванные бойцы, наконец, третьи — потому, что они ... были легче своих товарищей. Хорошо подготовленных бойцов ока­залось гораздо больше, чем могло принять маленькое суденышко15

Фидель использовал все свои связи, чтобы добиться скорейшего освобождения Че и Каликсто Гарсии. Эрнесто уго­варивал Фиделя не терять времени и не тратить на него средств, опасаясь, как бы это но задержало отплытия «Гранмы». Фидель решительно ему сказал: «Я тебя не брошу!». Мексиканская полиция арестовала и Ильду Гадеа. Но все кончилось относительно благополучно. Некоторое время спустя Ильда и Че обрели свободу. Че пробыл за ре­шеткой 57 дней.

Полиция продолжала следить за кубинцами. Время от времени она устраивала налеты на конспиративные квар­тиры. Следовало спешить с приготовлениями, иначе все предприятие могло сорваться. Но еще имелось столько не­доделок: не хватало оружия, боеприпасов, не было денег и т. д. На помощь пришло кубинское подполье. Франк Паис привез из Саптьяго-де-Куба 8 тыс. долл., он доложил, что его люди готовы поднять в городе восстание.

В начале ноября 1956 г. полиция вновь нагрянула на несколько конспиративных квартир. Фидель узнал, что че­ловек, на имя которого куплена «Гранма» и па хранении у которого находится радиопередатчик, согласился за 15 тыс. долл. выдать всю группу кубинскому посольству в Мехико. Фидель отдает приказ: провокатора изолировать, а всем бойцам со снаряжением и оружием немедленно со­средоточиться в Туспане. Следует последнее распоряжение Фиделя: направить в Сантьяго-де-Куба Франку Паису ус­ловленную телеграмму со словами: «Книга распродана». Теперь Паис должен в назначенный срок поднять восстание в столице Орьенте.

24 ноября 1956 г. в Туспане идет посадка отряда на «Гранму». На пристани шум, смех, беспорядок. Местная полиция, получившая «мордиду» — «кусок», или попросту взятку, отсутствует. Проходит некоторое время, и 82 чело­века с оружием и амуницией погружаются па яхту, которая явно напоминает консервную банку, плотно набитую сар­динами.

Че, Каликсто Гарсия и еще трое будущих повстанцев прибыли к месту посадки на «Гранму» последними. В Туспан можно было добраться только на автомобиле. Сойдя на одной из железнодорожных станций, Че и его друзья стали ловить попутный транспорт. «Найти машину оказалось очень трудно, — вспоминает Каликсто. — Мы долго ждали на улице. Наконец остановил»,, одну свободную машину и попросили довезти нас до порта. Тот запросил 180 песо. Мы согласились, но на полпути водитель, очевидно, струсил и отказался ехать дальше. Наше положение было тяжелым: и так уже было потеряно много времени, а тут еще непред­виденное осложнение...

Тогда Че сказал мне: „Наблюдай за дорогой, а шофера я беру на себя". С трудом уговорил он его довезти нас до Поса-Рика, что составляло немногим более половины пути, а оттуда, пересев на другую машину, мы поехали дальше к месту назначения. Наконец впереди показался маленький городок Туспан. При въезде нас встретил Хуан Мануэль Мар­кес и повел к реке, где у берега стояла яхта „Гранма"» 16.

В 00 час. 20 мин. 25 ноября 1956 г. перегруженная до­нельзя «Гранма» с потушенными огнями отходит от берега и ложится курсом на Кубу.

 

 

1 Патохо погиб в Гватемале, куда он вернулся после победы Ку­бинской революции, чтобы сражаться за свободу своей Родины..

2 Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 431.

3 См.: Gadea Н. Che Guevara: Anos decisivos. Mexico, 1972, р. 226 (стихи переведены А. Д. Полумордвиновой).

4 Лат. Америка, 1978, № 6, с. 82.

5 См.: Gadea H. Op. cit., p. 235—236 (стихи переведены А. Д. Полумордвиновой).

6 «Когда родилась моя дочь в городе Мехико (15 февраля 1956 г. — И. Г.),—говорил Че в сентябре 1959 г. в интервью корреспонденту мексиканского журнала «Сьемпре», — мы могли зарегистрировать ее как перуанку—по матери, или как аргентинку—по отцу. И то и другое было бы логично, ведь мы находились как бы проездом в Мексике. Тем не менее мы с женой решили заре­гистрировать ее как мексиканку в знак признательности и ува­жения к народу, который приютил нас в горький час поражения и изгнания». См.: Siempre, 1959, sept., p. 8.

7 Casa de las Americas, 1968, N 46, р. 36,

8 Juventud Rebelde. 1967, 19 oct

9 Che Guevara E. Op. cit. La Habana, 1970, t. 1, p. 192, 193,

10 Лит. газета, 1972, № 40, с. 15.

11 Героическая эпопея: От Монкады до Плайя-Хирон. М., 1978, с. 149.

12 После победы Кубинской революции Байо вернулся на Кубу, где

умер в 1965 г.

13  Героическая эпопея..., с. 149.

14 Granma, 1981, 28 nov.; 1 dic.

15 Куба, 1981, № 12, с. 41.

16 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников Кубинской революции. М., 1965, с. 9—10.

 

 

Сьерра-Маэстра

 

Фидель рассчитывал высадиться вблизи Сантьяго-де-Куба и 30 ноября направиться в город, где Франк Паис и его единомышленники именно в этот день готовились под­нять восстание. Но 30 ноября «Гранма» находилась еще в двух днях хода от берегов Кубы. Дело в том, что в самом начале пути яхта попала в шторм.

«Судно, — писал Че в воспоминаниях, — стало представ­лять собой трагикомическое зрелище: люди сидели с муче­ническими лицами, обхватив руками животы, одни уткну­лись головой в ведра, другие распластались в самых неесте­ственных позах. За исключением двух или трех матросов да четырех или пяти пассажиров, все остальные из 82 че­ловек страдали от морской болезни»1.

Каликсто Гарсия так писал об этом плавании: «Нужно иметь очень богатое воображение, чтобы представить себе, как могли на маленьком суденышке разместиться восемь­десят два человека с оружием и снаряжением. Яхта была набита до отказа, люди сидели буквально друг на друге. Запасы продуктов были скудными. В первые дни каждому выдавалось полбанки сгущенного молока, но вскоре оно кон­чилось. На четвертый день каждый получил по кусочку сыра и колбасы, а на пятый день остались лишь одни гни­лые апельсины» 2.

На «Гранме» Че страдал от острого приступа астмы, но крепился и находил в себе силы шутить и подбадривать других.

30 ноября 1956 г. в 5.40 утра в Сантьяго-де-Куба бойцы Франка Паиса вышли на улицы города и захватили прави­тельственные учреждения. Но удержать власть не смогли. В тот же день самолеты Батисты «засекли» у берегов Кубы «Гранму».

«Ночью 1 декабря, — писал Че впоследствии, — мы раз­вернули яхту и взяли курс прямо на Кубу, нетерпеливо вы­сматривая огни маяка на мысе Крус: у нас не хватало воды, топлива и провизии. Находясь в два часа ночи в сплошной темноте при плохой погоде, мы испытывали беспокойство. Марсовые сменяли друг друга, тщетно пытаясь обнаружить луч света на горизонте... Некоторое время спустя после во­зобновления движения мы увидели огни, однако астматиче­ский ход нашей скорлупки сделал нескончаемыми послед­ние часы похода» 3.

Только 2 декабря днем «Гранма» подошла к берегу. Высадка началась неудачно. Яхта села на мель. На воду спустили было шлюпку, но она тут же затонула. Бойцы до­бирались до берега вброд, вода покрывала им плечи. С со­бой удалось взять только оружие и немного еды. «Это была не высадка, а кораблекрушение»,—говорил впоследствии Рауль Кастро. Революционерам пришлось долго и медленно пробираться по заболоченному, илистому побережью. Ванда Василевская, посетившая это место в 1961 г., так описала его: «Болото и мангровые заросли. Рыжая вязкая топь, над которой поднимаются причудливые переплетения голых кор­ней и мангровых веток, покрытых мясистыми глянцевыми листьями. Это не ольховые заросли, которые нетрудно раз­двинуть, и не заросли ивняка, легко сгибающиеся под ру­кой, — это частая твердая решетка, а вернее, сотни решеток. Своим основанием они уходят далеко в ил. Местами грунт кажется более твердым, местами мангровые ветки перепле­таются над водой, разливающейся маленькими озерцами, но и здесь на дне — рыжий ил»4.

Преодолеть эту преграду голодным, испытывавшим жажду, обессиленным бойцам стоило воистину нечеловече­ских усилий.

Несколько суток бойцы Фиделя Кастро продвигались, вверяясь случайным проводникам и стараясь укрыться от искавших их вражеских самолетов.

«Всю ночь на 5 декабря, — рассказывал Че, —мы шли по плантации сахарного тростника. Голод и жажду утоляли тростником, бросая остатки себе под ноги. Это было недо­пустимой оплошностью, так как батистовские солдаты легко могли выследить нас.

Но, как выяснилось значительно позже, нас выдали не огрызки тростника, а проводник. Как раз накануне описы­ваемых событий мы отпустили его, и он навел батистовцев па след нашего отряда. Такую ошибку мы допускали не раз, пока не поняли, что нужно быть осторожными и крайне бдительными.

К утру мы совсем выбились из сил, решили сделать кратковременный привал на территории сентраля5, в мест­ности, которая называется Алегрия-де-Пио (Святая радость). Едва успели расположиться, как многие тут же уснули.

Около полудня над нами появились самолеты. Измучен­ные тяжелым переходом, мы не сразу обратили на них вни­мание.

Мне, как врачу отряда, пришлось перевязывать товари­щей. Ноги у них были стерты и покрыты язвами. Очень хо­рошо помню, что последнюю перевязку в тот тяжелый день я делал Умберто Ламоте.

Прислонившись к стволу дерева, мы с товарищем Мон­тане говорили о наших детях и поглощали свой скудный рацион — кусочек колбасы с двумя галетами, как вдруг раз­дался выстрел. Прошла какая-то секунда, и свинцовый дождь обрушился на группу из 82 человек. У меня была не самая лучшая винтовка. Я умышленно попросил оружие похуже. На протяжении всего морского пути меня мучил жестокий приступ астмы, и я не хотел, чтобы хорошее ору­жие пропадало в моих руках.

Мы были почти безоружны перед яростно атакующим противником: от нашего военного снаряжения после вы­садки с „Гранмы" и перехода по болотам уцелели лишь винтовки и немного патронов, да и те в большинстве оказа­лись подмоченными... Помню, ко мне подбежал Хуан Альмейда. „Что делать?"—спросил он. Мы решили как можно скорее пробираться к зарослям тростника, ибо понимали — там наше спасение!..

В этот момент я заметил, что один боец бросает на бегу патроны. Я схватил было его за руку, пытаясь остановить, он вырвался, крикнув: „Конец нам!". Лицо его перекосилось от страха.

Возможно, впервые передо мной тогда возникла дилемма:

кто же я — врач или солдат? Передо мной лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с патронами. Взять и то и дру­гое не хватало сил. Я схватил ящик с патронами и перебе­жал открытое место, отделявшее меня от тростникового поля...

Между тем стрельба усилилась. Прогремела очередь. Что-то сильно толкнуло меня в грудь, я упал. Один раз, повинуясь какому-то смутному инстинкту раненого, я вы­стрелил в сторону гор. И в этот момент, когда все казалось потерянным, я вдруг вспомнил старый рассказ Джека Лон­дона. Его героя, который, понимая, что все равно должен замерзнуть, готовился принять смерть с достоинством.

Рядом лежал Арбентоса. Он был весь в крови, но про­должал стрелять. Не в силах подняться, я окликнул Фаустино. Тот, не переставая стрелять, обернулся, дружески кивнул мне и крикнул: „Ничего, брат, держись!".

Превозмогая страшную боль, я поднял свою винтовку и начал стрелять в сторону врагов. Твердо решил, что уж если приходится погибать, то постараюсь отдать свою жизнь как можно дороже.

Кто-то из бойцов закричал, что надо сдаваться, по тут же раздался громкий голос Камило Съенфуэгоса: „Трус! Бойцы Фиделя не сдаются!".

Вдруг появился Альмейда. Он обхватил меня и потащил в глубь тростника, где лежали другие раненые, которых перевязывал Фаустино.

В этот момент вражеские самолеты пронеслись прямо над нашей головой.

Ужасающий грохот, треск автоматных очередей, крики и стопы раненых — все слилось в сплошной гул.

Наконец самолеты улетели, и стрельба стала утихать. Мы снова собрались вместе, но теперь нас оставалось пя­теро — Рамиро Вальдес, Чао, Бенитес, Альмейда и я. Нам удалось благополучно пересечь плантацию и скрыться в лесу. И тут со стороны зарослей тростника послышался сильный треск. Я обернулся: то место, где мы только что вели бой, было объято густыми клубами дыма.

Мне никогда не забыть Алегрия-де-Пио: там 5 декабря 1956 г. наш отряд получил боевое крещение, дав бой пре­восходящим силам батистовцев» 6.

В бою погибла почти половина бойцов, около 20 человек попало в плен. Многие из них были подвергнуты пыткам и расстреляны. Но, когда оставшиеся в живых, собрались в крестьянской хижине на подступах к Сьерра-Маэстре, Фидель сказал: «Враг нанес нам поражение, но не сумел нас уничтожить. Мы будем сражаться и выиграем эту войну».

Горечь поражения несколько смягчалась дружелюбием гуахиро. «Все мы почувствовали симпатию и сердечное рас­положение к нам крестьян, — писал Че. — Они радушно нас принимали и, помогая пройти вереницу испытаний, надежно укрывали в своих домах... Но чья пера в народ была пои­стине безгранична, так это вера Фиделя. Он продемонстри­ровал в то время необыкновенный талант организатора и вождя. Где-нибудь в лесу, долгими ночами (с заходом солнца начиналось наше бездействие) строили мы дерзкие планы. Мечтали о сражениях, крупных операциях, о победе. Это были счастливые часы. Вместе со всеми я наслаждался впервые в моей жизни сигарами, которые научился курить, чтобы отгонять назойливых комаров. С тех пор въелся в меня аромат кубинского табака. И кружилась голова, то ли от крепкой «гаваны», то ли от дерзости наших планов — один отчаяннее другого» 7.

Не все уцелевшие повстанцы разделяли оптимизм Фи­деля. Тяжелые потери угнетали, длительные переходы из­матывали, бойцам недоставало дисциплины, в бою — реши­тельности. Как оценивал Че создавшееся положение? В 1963 г. он писал о первых днях после высадки на остров:

«Действительность опровергла паши планы: не было необ­ходимых субъективных условий для успешного осуществле­ния предпринятой попытки, не были соблюдены все правила революционной войны, которые мы потом усвоили ценой собственной крови и крови наших братьев по борьбе в течение двух лет тяжелой борьбы. Мы потерпели поражение, и тогда началась самая важная часть истории нашего дви­жения. Тогда стала явной его подлинная сила, его подлин­ная историческая заслуга. Мы поняли, что совершали так­тические ошибки и что движению недоставало некоторых важных субъективных элементов; народ сознавал необходимость перемен, но ему не хватало веры в возможность их осуществления. Задача заключалась в  том, чтобы убедить его в этом» 8. А для этого следовало атаковать врага и вы­играть хотя и небольшой, но все-таки серьезный бой. Ведь ничто так не бодрит людей, не внушает им веру в себя, как победа.

И повстанцы одержали победу 16 января, атаковав и захватив военный пост на р. Ла-Плата. В этой операции участвовал и Че. Результаты боя: у противника — двое убитых, пять раненых, трое взято в плен; у повстанцев — ни одной потери. Кроме того, победители захватили винтовки, пулемет «томпсон», патроны, амуницию и продукты. Фидель приказал оказать врачебную помощь раненым солдатам про­тивника; их и других пленных оставили на свободе.

Положение повстанцев лишь в малой степени измени­лось к лучшему. Че отмечал в дневнике, что крестьяне, хотя и относились благожелательно к людям Фиделя, «еще не созрели к участию в борьбе и связь с нашими едино­мышленниками в городе тоже отсутствовала»9. Батистов­ские войска, авиация, полиция продолжали упорно пресле­довать повстанцев. В этих условиях Фидель принял реше­ние уйти в горы Сьерра-Маэстры, укрепиться там и начать партизанскую борьбу.

Известный кубинский писатель-коммунист Пабло де ла Торрьенте Брау 10 писал, что, если кто-либо пожелает по­знать другую страну, не покидая Кубы, то пусть посетит Сьерра-Маэстру. Там он найдет не только другую природу и другие обычаи, но и человека, воспринимающего жизнь по-иному, человека свободолюбивого, мужественного и бла­городного. Именно там во время войны за независимость, еще в XIX в., находили поддержку кубинские патриоты. «Горе тому, кто поднимает меч на эти вершины, — преду­преждал Пабло де ла Торрьенте Брау. — Повстанец с вин­товкой, укрывшись за несокрушимым утесом, может сра­жаться здесь против десятерых. Пулеметчик, засевший в ущелье, сдержит натиск тысячи солдат. Пусть не рассчи­тывают на самолеты те, кто пойдет войной на эти вершины! Пещеры укроют повстанцев. Горе тому, кто задумал унич­тожить горцев! Как деревья, приросшие к скалам, они дер­жатся за родную землю. Горе поднявшему меч на жителей гор! Они совершили то, что еще никому не удавалось. Вос­питанные своей землей, всей историей своей нищей жизни, они покрыли себя неувядаемой славой, проявляя чудеса храбрости. Пусть знают все: как вековые сосны, неколебимо стоят горцы» 11.

Фидель Кастро, хотя и родился в провинции Орьенте, никогда до этого в горах Сьерра-Маэстры не бывал и знал о них только понаслышке, впрочем, как и все остальные участники экспедиции на «Гранме». В эти незнакомые для них, но казавшиеся спасительными горы направились уце­левшие после разгрома у Алегрия-де-Пио повстанцы. И они не ошиблись. Сьерра-Маэстра стала непобедимой для бати­стовской армии крепостью, первой Свободной территорией Кубы и Америки.

22 января 1957 г. при Арройо-де-Инфьерно (Адском ручье) повстанцы уже нанесли поражение отряду прави­тельственных войск, которым командовал один из самых кровожадных батистовских карателей — Санчес Москера.

О своем участии в этом бою Че пишет: «Вдруг я заме­тил, что в ближайшей ко мне хижине находится еще один вражеский солдат, который старается укрыться от нашего огня. Я выстрелил и промахнулся. Второй выстрел попал ему прямо в грудь, и он рухнул, выпустив винтовку, во­ткнувшуюся штыком в землю. Прикрываемый гуахиро Креспо, я добрался до убитого, взял его винтовку, патроны и кое-какое снаряжение» 12.

Под натиском повстанцев каратели Санчеса Москеры были вынуждены поспешно ретироваться, оставив на поле боя пять убитых, повстанцы же потерь не понесли.

28 января Че пишет письмо Ильде, которое доверенный человек опустил в почтовый ящик в Сантьяго-де-Куба. Это первое известное нам письменное свидетельство того, как оценивал Че события, происшедшие за два месяца после вы­садки с «Гранмы»;

«Дорогая старуха!

Пишу тебе эти пылающие мартианские 13 строки из ку­бинской манигуа 14. Я жив и жажду крови. Похоже на то, что я действительно солдат (по крайней мере, я грязен и оборван), ибо пишу на походной тарелке, с ружьем на плече и новым приобретением в губах — сигарой. Дело оказалось нелегким. Ты уже знаешь, что после семи дней плавания на „Гранме", где нельзя было даже дыхнуть, мы по вине штурмана оказались в вонючих зарослях, и продолжались наши несчастья до тех пор, пока на нас не напали в зна­менитой теперь Алегрия-де-Пио и не разметали в разные стороны, подобно голубям. Там меня ранило в шею, и остался я жив только благодаря моему кошачьему счастью, ибо пулеметная пуля попала в ящик с патронами, который я таскал на груди, и оттуда рикошетом — в шею. Я бродил несколько дней по горам, считая себя опасно раненным, кроме раны в шею, у меня еще сильно болела грудь. Из тебе знакомых ребят погиб только Джимми Хиртцель, он сдался в плен, и его убили. Я же вместе с известными тебе Альмейдой и Рамирито испытал семь дней страшной голодухи и жажды, пока мы не вышли из окружения и при помощи крестьян не присоединились к Фиделю (говорят, хотя это еще недостоверно, что погиб и бедный Ньико). Нам при­шлось немало потрудиться, чтобы вновь организоваться в отряд, вооружиться. После чего мы напали на армейский пост, нескольких солдат мы убили и ранили, других взяли в плен. Убитые остались на месте боя. Некоторое время спустя мы захватили еще трех солдат и разоружили их. Если к этому добавить, что у нас не было потерь и что в горах мы как у себя дома, то тебе будет ясно, насколько деморализованы солдаты, им никогда не удастся нас окру­жить. Естественно, борьба еще не выиграна, еще предстоит немало сражений, но стрелка весов уже клонится в нашу сторону, и этот перевес будет с каждым днем расти.

Теперь, говоря о вас, хотел бы знать, находишься ли ты все в том же доме, куда я тебе пишу, и как вы там живете, в особенности „самый нежный лепесток любви"? Поцелуй ее и обними с такой силой, насколько позволяют ее ко­сточки. Я так спешил, что оставил в доме у Панчо твои и дочкины фотографии. Пришли мне их. Пиши мне на адрес дяди и на имя Патохо. Письма могут немного задержаться, но, я думаю, дойдут» 15.

Преследуемые вражеской авиацией и солдатами, по­встанцы продолжали блуждать по Сьерра-Маэстре; они из­бегали населенных пунктов, опасаясь предательства. Но предатель был среди них. Им оказался Эутимио Герра. Ему батистовцы обещали большую награду, если он убьет Фи­деля Кастро. Темный, забитый крестьянин, соблазненный посулами карателей, выжидал удобного момента и только случай помог разоблачить его.

Первые месяцы в горах физическое состояние Че было плачевным. В феврале его свалил с ног приступ малярии, а затем очередной приступ астмы, который нельзя было остановить из-за отсутствия лекарств. Во время одного из переходов повстанцы были настигнуты карателями и были вынуждены отступить, ища укрытия от огня. Че не мог двигаться. Взвалив себе на спину, его вынес из-под огня крестьянин Креспо. Повстанцы оставили Че в доме одного фермера -- противника Батисты, приставив бойца для охраны. Фермер раздобыл немного адреналина, это помогло Че встать на ноги и отправиться к товарищам. Он был на­столько слаб, что расстояние, которое здоровый человек мог бы покрыть за несколько часов, он одолел только за десять дней. «Это были, — отмечает Че, — самые горькие для меня дни на Сьерра-Маэстре. Я с трудом передвигался, опираясь на стволы деревьев и на приклад ружья, сопро­вождаемый трусливым бойцом, который дрожал всякий раз, когда слышал стрельбу, и впадал в истерику, когда астма вызывала у меня кашель, который мог привлечь к нам вни­мание карателей» 16.

В апреле 1957 г. во время очередного приступа астмы Че едва не попал в плен. Отстреливаясь, он с трудом добрался до укрытия. «Астма, — вспоминает он, — сперва сжалилась надо мной и позволила пробежать несколько метров, но потом отомстила: сердце мое стучало так, что, казалось, вы­скочит из груди. Вдруг я услышал хруст веток, но уже не смог побежать, хотя намеревался это сделать. На сей раз это оказался один из наших новых бойцов — он заблудился. Увидев меня, он сказал: „Не бойтесь, командир, я умру вместе с вами!". Мне вовсе не хотелось умирать, а хотелось послать его к чертовой бабушке, что я, кажется, и сделал. В этот день мне казалось, что я трус» 17.

Капитан Антонио Нуньес Хименес писал: «Я не пони­маю, как он мог ходить, его то и дело душила болезнь. Однако он шел по горам с вещевым мешком за спиной, с оружием, с полным снаряжением, как самый выносливый боец. Воля у него, конечно, была железная, но еще большей была преданность идеалам — вот что придавало ему силы».

Если приступ астмы настигал его на марше, Че не раз­решал себе отстать от отряда. Самое большее, что он допускал, это чтобы кто-то нес его рюкзак. Он считал, что отряд не должен задерживаться из-за того, что он болен. Это пра­вило было общее для всех.

Когда астма окончательно одолевала Че, он, чтобы не стать обузой для товарищей, оставался отлеживаться в ка­кой-нибудь крестьянской хижине. В таких случаях руки его стискивали уже не ружье, а книгу или блокнот, в котором он отмечал важнейшие события дня. На одной из сохра­нившихся фотографий того периода мы видим его лежащим с биографией Гете, принадлежащей перу Эмиля Людвига, в руках. Его боевые товарищи вспоминали, что он много читал, часто жертвуя сном, чтобы почитать или сделать запись в дневнике. Если он вставал с зарей, он принимался за чтение. Среди его любимых стихов были «Всеобщая песнь» Пабло Неруды и поэтический сборник Мигеля Эрнандеса 18.

Этот повстанец — чужестранец, врач, страдающий от приступов астмы, привлекал к себе особое внимание гуа­хиро, вызывая уважение и сострадание. Старая крестьянка Понсиана Перес, помогавшая повстанцам (ее Че в шутку называл «моя невеста»), вспоминает:

«Бедный Че! Я видела, как он страдает от астмы, и только вздыхала, когда начинался приступ. Он умолкал, дышал тихонечко, чтобы еще больше не растревожить бо­лезнь. Некоторые во время приступа впадают в истерику, кашляют, раскрывают рот. Че старался сдержать приступ, успокоить астму. Он забивался в угол, садился на табурет или на камень и отдыхал. Иногда, разговаривая с ним, я замечала, что он начинает делать паузы между словами, сразу догадывалась, что у него приступ астмы, и спешила приготовить ему что-нибудь тепленькое, чтобы он выпил, согрел грудь. Ему становилось легче. Пресвятая дева! Было так тяжело смотреть как задыхается, страдает этот сильный

и красивый человек!

Но ему не нравилось, когда его жалели. Стоило кому-нибудь сказать: „Бедняга!", — как он бросал в ответ быст­рый взгляд, который вроде бы и ничего не означал, а в то же время говорил многое. Ему надо было подать какое-нибудь целебное варево без вздохов и взглядов, без жалост­ливых слов...» 19.

Если Че говорил о своей болезни, то всегда с шуткой. «Я заметил, что порох — единственное лекарство, которое мне по-настоящему облегчает астму», —любил повторять он20.

Несмотря на то что этот повстанец был так не похож на них самих и говорил на «чудном» для них языке арген­тинцев, гуахиро относились к нему с доверием. Многих крестьян Че покорил присущими ему простотой, мужеством и справедливостью — человеческими качествами, ценимыми на всех широтах мира. Один из повстанцев, Рафаэль Чао, рассказывает: «Он всегда был в хорошем настроении, гово­рил не повышая голоса, никогда ни на кого не кричал. Хотя в разговоре он часто употреблял крепкие слова, но никогда не кричал на человека, не допускал издевок. И это несмотря на то, что он бывал резок, очень резок, когда это было необходимо... Я не знал менее эгоистичного чело­века. Если у него бывал всего один клубень батата, он готов был отдать его товарищам» 21.

Партизан должен быть аскетом, говорил Че, и таким был он сам всегда. Партизанский командир, учил Че, дол­жен быть образцом безупречного поведения и готовности к самопожертвованию; и таким он был сам всегда. Парти­зан, писал Че, должен обладать железным здоровьем, что позволит ему справляться со всеми невзгодами. В этих словах невольно слышится сожаление, что он сам был больным человеком.

Фидель Кастро говорит, что Че отличался тем, что, не раздумывая, брался за выполнение самого опасного пору­чения. Этот человек, посвятивший себя служению возвы­шенным идеалам, мечтавший об освобождении других стран Латинской Америки, поражал бойцов своим альтруизмом, готовностью осуществлять самые трудные дела и повсе­дневно рисковать жизнью.

На протяжении всей войны Че вел дневник, который послужил основой для его знаменитых «Эпизодов револю­ционной войны». Эта правдивая книга, насыщенная драма­тизмом и поэзией, повествует о суровой партизанской жизни, о горестях, мечтах и надеждах людей, пришедших сюда, чтобы победить или умереть в неравной борьбе. Эти — книга и о самом Че, мужественном, скромном и добром человеке, хотя автор говорит о себе скупо, чаще всего с улыбкой или иронией. Воспоминания Че по своему стилю — необычное явление в латиноамериканской мемуарной литературе. В них нет ни многословия, ни мелодрама­тизма, ни стремления автора представить себя идеальным героем. Мужество Че не нуждалось в рисовке, хвастовстве, преувеличениях и саморекламе. Комментируя бой у селения Буэйсито, которым он руководил, Че писал: «Мое личное участие в бою было незначительным и отнюдь не героиче­ским -- те немногие выстрелы, которые враг произвел по мне, я встретил не грудью, а совсем наоборот» 22.

*     *     *

Постепенно партизанам Фиделя удалось наладить связь с подпольной организацией «Движение 26 июля», действо­вавшей в Сантьяго-де-Куба и Гаване. Руководители под­полья я активисты — Франк Паис, Армандо Харт, Вильма Эспин, Айде Сантамария, Селия Санчес — прибыли в горы, где встретились с Фиделем. Подпольщики обязались обеспе­чивать повстанцев оружием, боеприпасами, одеждой, лекар­ствами, деньгами, направлять в горы добровольцев. Они также должны были мобилизовать массы на борьбу с Ба­тистой.

С первого дня высадки повстанцев Батиста заявлял чуть, ли не ежедневно, что «разбойники» окружены, разбиты, уничтожены. Но бои в горах не прекращались, а значит, оставалась надежда на то, что еще не все потеряно и что из высеченной Фиделем Кастро искры может в конце кон­цов возгореться пламя всенародной освободительной борьбы. Чтобы опровергнуть измышления Батисты о разгроме по­встанцев, Фидель Кастро послал в Гавану Фаустино Переса с поручением установить связь с каким-нибудь авторитет­ным американским журналистом и доставить его в горы. Выбор пал на Герберта Метьюза, корреспондента газеты «Нью-Йорк таймс», который пробрался в горы и 17 февраля 1957 г. встретился с Фиделем Кастро.

Метьюз опубликовал сенсационный репортаж о вожде повстанцев через неделю. Он подтверждал, что Фидель Ка­стро жив и успешно сражается в горах Сьерра-Маэстры. «Судя по всему, — пророчески писал Метьюз, — у генерала Батисты нет оснований надеяться подавить восстание Ка­стро. Он может рассчитывать только па то, что одна из колонн солдат невзначай набредет на юного вождя и его., штаб и уничтожит их, но это вряд ли случится...» 23

Статья Метьюза, сопровождавшаяся фотографиями Фи­деля и его бойцов в горах, еще больше подорвала и без того пошатнувшийся авторитет диктатора. Активизировали свою деятельность его противники за рубежом. Нарастала борьба против диктатора в столице Кубы и других городах острова. 4 января в Сантьяго состоялась массовая демонстрация

женщин против диктатора, которые несли плакаты с надпи­сями: «Прекратите убивать наших сыновей!». В Гаване 13 марта 1957 г. члены организации «Революционный ди­ректорат» предприняли нападение на радиостанцию, уни­верситет и президентский дворец, где надеялись захватить батисту. Попытка окончилась неудачно — большинство вос­ставших погибло в бою с полицией и армией.

И все же антибатистовские настроения продолжали ра­сти. Террор, произвол, коррупция, казнокрадство и пресмы­кательство перед американскими бизнесменами, перед Пен­тагоном и госдепартаментом, характерные для режима Ба­тисты, вызывали возмущение и негодование среди широких слоев населения острова, за исключением преданных дик­татору полицейских и армейских чинов, продажных чинов­ников, богатых сахарозаводчиков и части местной бур­жуазии.

В середине марта повстанцы получили подкрепление. Франк Паис снарядил им в подмогу отряд в 50 доброволь­цев. Новое пополнение не было подготовлено к сложным условиям партизанской войны в горах. Горожане с трудом передвигались по гористой местности, быстро уставали и, стремясь избавиться от груза, часто выбрасывали даже не­обходимое.

Все же прибытие отряда увеличило силы повстанцев чуть ли не вдвое. Фидель разделил теперь своих бойцов на три взвода, поставив во главе их капитанов — Рауля Кастро, Хуана Альмейду и Хорхе Сотуса, прибывшего во главе по­полнения 24. Авангардом было поручено командовать Камило Съенфуэгосу, арьергардом — Эфихенио Амейхейрасу, на­чальником охраны генштаба был назначен Универсо Санчес, а Че был оставлен официально врачом при главном штабе, а фактически как бы советником или офицером-по­рученцем при Фиделе Кастро.

Когда повстанцы пополнили свои ряды, Че предложил Фиделю немедленно начать наступательные действия против батистовцев. Но Фидель Счел, что сперва необходимо зака­лить новобранцев, приучить их к трудностям горной жизни, к преодолению длительных расстояний, научить хорошо вла­деть оружием, и лишь после этого можно будет предпри­нять нападение на один из гарнизонов, расположенных;

у подножия Сьерра-Маэстры. Взятие такого гарнизона про­извело бы большое впечатление на всю страну. Че согла­сился, что решение Фиделя обоснованно. Началась подго­товка бойцов к предстоящим военным действиям.

Армия и полиция Батисты старались вовсю, чтобы по­кончить с повстанцами на Сьерра-Маэстре и подавить оппо­зиционное движение в стране. Террор, однако, не приносил тирану желаемых результатов. Горы оказались для его вой­ска непреодолимым препятствием. О смелых налетах по­встанцев на гарнизоны батистовцев сообщала печать, пере­давало радио. К бойцам Фиделя спешили присоединиться! добровольцы самых различных политических взглядов. 3a рубежом кубинские эмигранты собирали для них средства, закупали медикаменты и оружие, которые тайно переправ­лялись на Кубу.

В мае 1957 г. из Майами (США) должно было прибыть. судно «Коринтия» с добровольцами во главе с Каликсто» Санчесом. Фидель решил отвлечь внимание карателей, ры­скавших по побережью в ожидании «Коринтии», и дал при­каз взять штурмом казарму, расположенную в селении Уверо, в 15 км от Сантьяго-де-Куба. Гарнизон в Уверо пре­граждал повстанцам выход со Сьерра-Маэстры. Взятие укрепленного пункта в Уверо открыло бы им путь в долин­ные районы провинции Орьенте и доказало бы их способ­ность не только обороняться, но и наступать.

Че, принимавший участие в бою за Уверо, подробно опи­сал его в своих «Эпизодах революционной войны». После того как был намечен объект для нападения, повстанцам осталось уточнить детали предстоящего боя. Для этого не­обходимо было определить численность противника, коли­чество постов, вид используемой связи, пути подхода к нему и т. д.

27 мая Фидель объявил, что отрядам надлежит быть готовыми к маршу. Поход начался вечером. За ночь пред­стояло пройти около 16 км. Путь был нелегким: горная дорога, извиваясь, круто спускалась вниз. На передвижение ушло около 8 часов.

Бойцам Фиделя было известно, что вокруг казармы рас­ставлены посты, каждый в составе не менее четырех солдат. Но кустарник позволял подойти очень близко к противнику.

Казарма Уверо расположена на берегу моря, и, чтобы окружить ее, надо было наступать с трех сторон.

Атаковать пост, прикрывавший дорогу, идущую по берегу моря из Пеладеро, должна была группа под командованием Хорхе. Сотуса и Гильермо Гарсии. Альмейде было поручено ликвидировать пост, находящийся напротив высоты.

Фидель расположился на высоте, а Рауль со своим взво­дом должен был атаковать казармы с фронта. Группа Че находилась между ними. Камило и Амейхейрас должны были действовать между группой Че и взводом Рауля, но в тем­ноте они плохо сориентировались и оказались справа от Че вместо того, чтобы быть левее. Взвод Крессенсио Переса должен был овладеть дорогой Уверо— Чивирико и воспре­пятствовать подходу вражеских подкреплений.

Предполагалось, что бой будет коротким, поскольку на­падение должно было быть абсолютно внезапным. Однако повстанцы не смогли занять боевые позиции вовремя. Уже светало, а бой все не начинался. Наконец, атакующие группы стали продвигаться вперед в поисках более выгод­ных позиций.

Противник заметил движение и открыл огонь. Но пов­станцы продолжали двигаться вперед.

Огонь противника все усиливался. Группа Че вышла на открытый участок местности, огонь батистовцев стал более прицельным, и партизаны стали нести потери. Остановив­шись, они залегли и стали вести огонь по замаскированному вражескому окопу. Взять окоп можно было только смелой атакой. Че принял решение атаковать окоп, и этот очаг сопротивления противника был ликвидирован. По словам Че, ему показалось, что бой продолжался несколько минут, на самом же деле от первого выстрела до захвата казармы прошло 2 часа 45 минут.

При подведении итогов боя оказалось, что повстанцы по­теряли убитыми и ранеными 15 человек, а противник 19 че­ловек ранеными и 14 убитыми25. Для повстанцев бой на Уверо стал переломным моментом26. Окреп боевой дух от­ряда, возросла вера в победу. Победа при Уверо определила судьбу мелких гарнизонов противника, расположенных у подножия Сьерра-Маэстры. За короткое время эти гарни­зоны были уничтожены.

Бой при Уверо еще раз показал, что Че обладал природ­ными качествами бойца: смелостью, хладнокровием, уме­нием быстро оценить обстановку боя. Недаром «профессор партизанских наук» Байо считал его своим лучшим учени­ком. Но то было в теории, а теперь это подтвердила прак­тика.                                            

Однако бой для Че не был самоцелью. Каликсто Моралес так характеризует Че-бойца: «Для него бой был всего-навсего частью работы. После того как смолкнут выстрелы, даже в случае победного исхода боя, нужно продолжать работу. Нужно подсчитать потери, составить военную сводку и спи­сок трофеев. Только это. Никаких митингов. Лишь иногда, спустя несколько дней, мы собирались вечерами, чтобы по­толковать о бое. Даже и эту беседу он использовал для того, чтобы указать на ошибки, отметить, что было сделано плохо, подвергнуть детальному анализу прошедшие события27.

Как ни стремился Че стать только бойцом и забросить свои обязанности врачевателя, это ему не удавалось: лечить бойцов все равно приходилось. Делал это он основательно, насколько, разумеется, позволяли обстоятельства и условия партизанской жизни. Че лечил не только партизан, но и крестьян. Гуахиро обычно страдали авитаминозом, желудоч­ными расстройствами, туберкулезом. Никто из них никогда в глаза не видел врача. Облегчить тяжелую участь этих обез­доленных людей, живущих во власти предрассудков, могли не столько лекарства и врачебная помощь, сколько корен­ные социальные изменения. Че был убежден в этом и ста­рался вселить свою убежденность в других повстанцев.

 

1 Че Гевара Э. Эпизоды революционной войны. М., 1974, с

2 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников Кубинской революции. М., 1965, с. 10.

3 Героическая эпопея: От Монкады до Плайя-Хирон. М., 1978, с. 151.

4 Василевская В. Архипелаг свободы. М., 1962, с. 59.

5 Сентраль — сахарный завод вместе с плантацией.

6 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 1, р. 197—300,

7 Ibid., p. 201.

8 Che Guevara E. Escritos у discursos. La Habana, 1977, t. 7, р. 6.

9 Ibid.,

10 Пабло де ла Торрьенте Брау (1901—1936) сражался добровольцем в рядах интербригад в Испании, погиб в одном из сражений с франкистскими войсками.

11 Цит. по кн.: Нуньес Хименес А. География Кубы. М., 1960, с. 183.

12 Che Guevara E. Obras, t. 1, р. 215.

13 Мартианские — слово произведено от фамилии Хосе Марти (1853—

1895), поэта и борца за независимость Кубы.

14 Манигуа — заросли дикого колючего кустарника,

15 Gadea H. Che Guevara: Anos decisivos. Mexico, 1972, p. 198—199

16 Che Guevara E. Obras, t. 1, р. 237.

17 Ibid., p. 389.

18 Мигель Эрнандес (1910—1942) — испанский поэт-республикапец,

умер во франкистской тюрьме.

19 См.: Куба, 1968, № 2, с. 24.

20 Ларин Е. А. Повстанческая армия в Кубинской революции. М., 1977, с. 109.

21 Cuba, 1967, nov., p. 41.

22 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 109 23 New York Times, 1957, Febr. 24.

24 Сотус, ярый антикоммунист, стал предателем, после победы рево­люции был осужден, затем бежал в США, где подорвался на мине во время подготовки диверсионного акта против революционной Кубы.

25 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 77—81.

26 Среди отличившихся в бою при Уверо был повстанец Хуан-Виталио Акунья Нуньес (друзья звали его Вило), который впослед­ствии под именем Хоакина будет сражаться с Че в горах Боли­вии и погибнет там. Более подробно об этом бое см.: Bohemia, 1977, N 21, р. 44-75.

27 Che: Una vida у un ejemplo. La Habana, 1968, p. 77.

 

Рассвет близок

 

Провинция Орьенте, Сьерра-Маэстра и ее самая высокая вершина — Туркино становились все популярнее ни только среди кубинского народа, но и далеко за пределами острова. Они стали символом стойкости, мужества, несгибае­мой воли, предвещавшим будущую победу над силами им­периализма и его местных слуг. Николае Гильен писал тогда в своем «Романсеро революции»:

Орьенте, сеньора наша,

земля голубых нагорий,

бездонных узких ущелий

и шумных рек непокорных,

плечи твои — из меди,

руки твои — из гранита,

здесь золото яркого солнца

на тысячи брызг разбито.

И словно поток бурлящий,

бегущий с вершины Туркино,

мимо лесов и плантаций

в дремлющую долину,—

отряды Фиделя Кастро

спускаются вниз по склонам,

идут волна за волною

сурово и непреклонно,

бесстрашный ветер свободы

их развевает знамена.

Словно поток бурлящий —

батраки и юристы —

словно поток бурлящий —

студенты и журналисты —

словно поток бурлящий

с горной водою чистой —

отряды Фиделя Кастро

спускаются вниз по склонам,

и революции знамя—

над ними огнем раскаленным.

Их речи честны, как руки,

а руки сильны, как песни,

а песни ясны, как звезды,

зажженные в выси небесной...1

В бою при Уверо повстанцы поняли, что регулярная ар­мия вовсе не непобедима, как громогласно заверяли сторон­ники батистовского режима. Разъяренный диктатор приказал согнать крестьян со склонов Сьерра-Маэстры, надеясь таким образом лишить повстанцев поддержки местного населения. Но крестьяне сопротивлялись эвакуации, многие из них тя­нулись к повстанцам, вступали в их отряды или оказывали им разнообразную помощь — обеспечивали провиантом, вели наблюдения за действиями противника, служили проводни­ками.

Сближение крестьян с повстанцами носило сложный и противоречивый характер и было длительным процессом. Иногда было достаточно одного неосторожного слова, жеста, необдуманного поступка, чтобы потерять доверие гуахиро. Не все из них понимали политические цели и задачи Фи­деля и его сторонников. В большинстве своем гуахиро были неграмотны и суеверны.

Многие крестьяне считали коммунизм чуть ли не сата­нинским наваждением. Это им внушали в церковных про­поведях и по радио. Красноречиво об этом рассказывает крестьянка Инирия Гутьеррес, первая женщина в партизан­ском отряде Че: «Однажды Че спросил меня о моих рели­гиозных взглядах. Это заставило меня задать ему вопрос, ве­рит ли он сам в бога. „Нет, — ответил он, — я не верю, по­тому что я коммунист". Я онемела. Я была тогда еще очень молодой, не имела политической подготовки, а о коммуни­стах слыхала только ужасные вещи. Я вскочила с гамака и закричала: „Нет! Вы не можете быть коммунистом, ведь вы такой добрый человек!". Че долго смеялся, а потом стал объяснять мне все то, чего я не понимала» 2.

Антикоммунизмом были заражены не только темные крестьяне, но и некоторые повстанцы. Беседуя с гуахиро и бойцами, Че настойчиво рассеивал отравлявший их созна­ние антикоммунистический дурман. Весьма показателен в этом отношении его фельетон за подписью «Снайпер», опубликованный в январе 1958 г. в первом номере органа повстанцев «Эль Кубано либре» («Свободный кубинец»). Это — первая статья Че, увидевшая свет на Кубе:

«На вершинах нашей Сьерра-Маэстры события из даль­них стран становятся известны через радио и газеты, весьма откровенно сообщающие о том, что происходит там, ибо они не могут рассказать о преступлениях, совершаемых ежед­невно здесь.

Итак, мы читаем и слышим о волнениях и убийствах на Кипре, в Алжире, Ифни и Малайзии. Все эти события имеют общие черты:

а) власти «нанесли многочисленные потери повстанцам»;

б) пленных нет;

в) правительство не намерено менять свою политику;

г) все революционеры, независимо от страны или реги­она, в котором они действуют, получают тайную „помощь" от коммунистов.

Как весь мир похож на Кубу! Всюду происходит одно и то же. Группу патриотов, вооруженных или нет, восставших или нет, убивают, каратели еще раз одерживают „победу после длительной перестрелки". Всех свидетелей убивают, поэтому нет пленных.

Правительственные силы никогда не терпят потерь, что иногда соответствует действительности, ибо беззащитных людей убивать не очень опасно. Но часто это сплошная ложь. Сьерра-Маэстра — неопровержимое доказательство тому. И наконец, старое обычное обвинение в „коммунизме".

Коммунистами являются все те, кто берется за оружие, ибо они устали от нищеты, в какой бы это стране ни про­исходило... Демократами называют себя все те, кто убивает простых людей: мужчин, женщин, детей. Как весь мир по­хож на Кубу!

Но всюду, как и на Кубе, народу принадлежит последнее слово против злой силы и несправедливости, и народ одер­жит победу».

В батистовских газетах, официальных сообщениях Че всегда именовался «аргентинским коммунистическим глава­рем бандитской шайки, оперирующей на Сьерра-Маэстре». Официальная пропаганда Батисты «разоблачала» повстан­цев как коммунистов и «агентов Москвы» и утверждала, что, преследуя их, правительственные войска спасают Кубу и Латинскую Америку от коммунизма.

Степень доверия крестьян Сьерра-Маэстры к повстанцам зависела от поведения последних по отношению к жителям гор. А для того чтобы оно было образцовым, партизаны должны были навести порядок в своих собственных рядах, освободиться от анархиствующих, деклассированных элемен­тов, которые всегда примыкают к такого рода движениям, особенно на начальной стадии.

Повстанцам особенно в первые месяцы войны приходи­лось бороться за дисциплину в своих собственных рядах, а также против банд мародеров, которые, прикрываясь име­нем революции, грабили крестьян. Ликвидировать одну из таких банд было поручено отряду Камило Съенфуэгоса. О том, как этот приказ был осуществлен, Че рассказывает в эпизоде, озаглавленном «Борьба с бандитизмом».

Навести твердый революционный порядок в горах Сьер­ра-Маэстры было нелегко. Слишком низкий уровень полити­ческого сознания населения требовал длительной и кропот­ливой воспитательной работы. И, кроме того, повстанцы все время жили под угрозой вражеского вторжения в горы Сьер­ра-Маэстры.

В одном из горных районов — Каракасе, действовала банда, разорявшая и опустошавшая крестьянские хозяйства. Главарем ее был некий китаец Чанг3. Бандиты, спекулируя на революционной фразеологии, грабили, убивали, насильни­чали. Имя Чанга наводило ужас на всю округу. Повстан­цам удалось обезвредить бандитов. Их судил революцион­ный трибунал. Чанг был приговорен к расстрелу, другие — к разного рода наказаниям. Трое юношей, случайно попав­шие в банду, впоследствии вступили в ряды повстанцев и стали хорошими и честными бойцами.

Другой проблемой было дезертирство в рядах повстан­цев. Среди дезертиров оказывались не только городские жи­тели, которые пасовали перед трудностями, лишениями и опасностями партизанской борьбы, но и местные крестьяне. Становление революционной сознательности бойцов было трудным и сложным делом. В «партизанской школе» на Сьерра-Маэстре учились все: и руководители, и рядовые, и крестьяне/

«Обстановка требовала от нас, — отмечает Че, — твердой рукой навести порядок, пресечь любое проявление недис­циплинированности, покончить с анархическими элемен­тами» 4.

Мир, открытый Че на Сьерра-Маэстре, привлекал его. Он по-настоящему узнал и полюбил крестьян, но не идеализи­ровал их. Без их поддержки повстанцы не только не могли победить, но даже и продержаться в горах какое-то время. Однако крестьяне также нуждались в повстанцах, от победы которых зависела их дальнейшая судьба. Чтобы заручиться доброй волей горцев, бойцы Фиделя должны были доказать, что они не на словах, а на деле настоящие друзья гуахиро. Они защищали гуахиро от карателей, лечили и учили их самих и членов их семей, закрепили права крестьян на землю, которую те обрабатывали.

Че говорил одному журналисту, посетившему Сьерра-Ма­эстру в апреле—мае 1958 г.: «О многом из того, что мы де­лаем, мы раньше даже не мечтали. Можно сказать, что мы становились революционерами в процессе революции. Мы прибыли сюда, чтобы свергнуть тирана, но обнаружили здесь

обширную крестьянскую зону, ставшую опорой в нашей борьбе. Эта зона — самая нуждающаяся на Кубе в освобож­дении. И, не придерживаясь догм и застывших ортодоксаль­ных взглядов, мы оказали ей нашу поддержку, не пустозвон­ную, как это делали разные псевдореволюционеры, а дей­ственную помощь» 5.

Американская буржуазная пресса пыталась представить Че слепым фанатиком, жаждавшим крови своих противни­ков и безразлично относившимся к гибели друзей. На са­мом же деле он был бойцом гуманным и благородным — ока­зывал медицинскую помощь в первую очередь раненым пленным, строго следил, чтобы их не обижали. Пленных, как правило, бойцы отпускали на свободу. Че искренне и глубоко переживал гибель своих товарищей. «Когда Че со­общили, что убит Сиро Редондо, — вспоминает Хавьер Ми-лиан Фонсека, — произошло нечто ужасное. Я не думал, что Че способен плакать, но в тот день он не смог сдержаться, боль взяла верх. Я видел, как, прислонившись к скале и закрыв лицо руками, он горько рыдал» 6.

В начале июня 1957 г. по решению Фиделя Кастро по­встанческие отряды разделились на две колонны. Командо­вание Первой колонной, им. Хосе Марти, Фидель оставил за собой, а командиром Второй (или Четвертой, как в целях конспирации она именовалась) был назначен Че, который, по общему признанию, уже проявил блестящие военные спо­собности. Колонна Че, насчитывавшая 75 бойцов, была раз­бита на три взвода, которые возглавляли Лало Сардиньяс, Сиро Редондо7 и Рамиро Вальдес. Когда победила револю­ция, Рамиро Вальдес стал министром внутренних дел, ныне он является членом Политбюро ЦК Коммунистической пар­тии Кубы.

Некоторое время спустя Че был удостоен высшего в По­встанческой армии звания майора. «Доза тщеславия, кото­рая присуща всем нам, — вспоминал об этом событии Че, — сделала меня в тот день самым счастливым человеком в мире»8.                           .

Успехи повстанцев в боях с карателями заставили пред­ставителей антибатистовской буржуазной оппозиции уста­новить прямой контакт с Фиделем Кастро. В июле Фелипе Пасос и Рауль Чибас, «примадонны» буржуазной политики, как их называл Че, прибыли на Сьерра-Маэстру. Пасос был при президенте Прио Сокаррасе директором Национального государственного банка, а Рауль Чибас — лидером партии «ортодоксов». Фидель подписал с ними манифест об образо­вании Революционного гражданского фронта. Манифест тре­бовал ухода в отставку Батисты, назначения временного президента (Пасос претендовал на этот пост), проведения всеобщих выборов и осуществления аграрной реформы, ко­торая предусматривала раздел пустующих земель.

Комментируя это соглашение, Че писал вспоследствии:

«Для нас было понятно, что это программа-минимум, кото­рая по существу ограничивает наши возможности. Но мы также понимали, что, находясь в горах, практически невоз­можно оказывать наше влияние в такой мере, в какой нам бы хотелось. Поэтому в течение какого-то периода вре­мени мы должны были уживаться с целым сонмом так на­зываемых «друзей народа», которые в действительности хо­тели использовать нашу военную силу, а также огромную веру народа в Фиделя Кастро для своих темных махинаций и прежде всего для того, чтобы сохранить господство импе­риализма на Кубе» 9.

Между тем полиция и войска Батисты, терпевшие пора­жение за поражением в горах Сьерра-Маэстры, усиливали террор в городах и селениях страны. 30 июля 1957 г. поли­ция убила на одной из улиц Сантьяго-де Куба Франка Паиса, погиб от полицейской пули и его брат Хосуэ. Вспых­нувшая в связи с этими преступлениями забастовка про­теста, в которой участвовало почти все население города Сантьяго, была жестоко подавлена властями. Бурные вол­нения охватили и другие районы страны 10.

5 сентября 1957 г. в городе Съенфуэгосе восстали моряки военно-морской базы. Ими руководили оппозиционно на­строенные офицеры. Восстание было поддержано горожа­нами. Но и оно закончилось поражением. Преданные дикта­тору войска подавили восставших, а пленных расстреляли. Во время и после восстания в Сьенфуэгосе погибло свыше 600 человек -— противников тирана 11.

Беспощадно расправлялись каратели Батисты с комму­нистами — членами Народно-социалистической партии, не­устанно боровшимися за единство действий трудящихся, всех прогрессивных сил в борьбе с тиранией и оказывав­шими всемерную поддержку повстанческому движению Фи­деля Кастро. «Работа, которую вели члены нашей партии в Союза социалистической молодежи в нелегальных усло­виях, — говорил в 1959 г. генеральный секретарь Народно-социалистической партии Блас Рока, — требовала принци­пиальности, мужества и стойкости, так как все, кто был аре­стован, подвергались пыткам, издевательствам, а многие были зверски убиты» 12. Террористические акты, по словам мексиканского публициста Марио Хиля, автора книги о Кубе тех лет, невиданные по своей жестокости пытки, убийства невинных — все это превратило остров в сплошное поле сра­жения. Диктатуре, вооруженной оружием, поставляемым Соединенными Штатами, противостоял народ, недостаточно организованный, но единый в своей ненависти к тирану.

Не сумев сломить повстанцев, Батиста назначил награду за голову Фиделя Кастро, Вся провинция Орьенте была на­воднена объявлениями такого содержания: .

«Настоящим объявляется, что каждый человек, сообщив­ший сведения, которые могут способствовать успеху опера­ции против мятежных групп под командованием Фиделя Кастро, Рауля Кастро, Крессенсио Переса, Гильермо Гонсалеса или других вожаков, будет вознагражден в зависи­мости от важности сообщенных им сведений; при этом воз­награждение в любом случае составит не менее 5 тыс. песо.

Размер вознаграждения может колебаться от 5 тыс. до 100 тыс. песо; наивысшая сумма в 100 тыс. песо будет за­плачена за голову самого Фиделя Кастро.

Примечание: имя сообщившего сведения навсегда останется в тайне».

Многие противники Батисты уходили в горы, пополняя ряды повстанцев на Сьерра-Маэстре. Возникли также очаги восстания в горах Эскамбрая, Сьерра-дель-Кристаль и в рай­оне Баракоа. Этими группами руководили деятели из Рево­люционного директората, «Движения 26 июля» и комму­нисты.

«Сравнивая итоги революционной борьбы в городах и действий партизан, — резюмирует Че результаты боев на Кубе, — становится ясно, что последняя форма народной борьбы с деспотическим режимом является наиболее действенной, характеризуется меньшими жертвами для народа. В то время как потери партизан были незначительны, в го­родах гибли не только профессиональные революционеры, но и рядовые борцы и гражданское население, что объясня­лось большой уязвимостью городских организаций во время репрессий, чинимых диктатурой» 13.

В городах хорошо организованные акты саботажа, отме­чал Че, чередовались с отчаянными, но ненужными террори­стическими действиями, в результате которых гибли лучшие сыны народа, не принося ощутимой пользы общему делу.

Кубинские буржуазные деятели, все еще надеявшиеся нажить политический капитал на подвигах повстанцев Сьер­ра-Маэстры, собравшись в октябре 1957 г. в Майами, учре­дили Совет освобождения, провозгласили Фелипе Пасоса временным президентом, сочинили манифест к народу. В этих маневрах принимал участие агент ЦРУ Жюль Дю­буа, постоянно поддерживавший контакт с майамскими за­говорщиками.

Фидель Кастро решительно осудил интриги буржуазных лидеров, пресмыкавшихся перед американцами. Цель бур­жуазных политиканов была очевидна: вырвать из рук по­встанцев победу, реставрировать после падения Батисты «демократический порядок», усмирить трудящихся и снова начать крутить шарманку антикоммунизма в угоду амери­канским боссам.

Но Фидель отверг «майамский пакт» 14. Че горячо одоб­рил позицию Фиделя. «Еще раз поздравляю тебя с твоим заявлением, — писал он Фиделю. — Я тебе говорил, что твоей заслугой всегда будет то, что ты доказал возможность вооруженной борьбы, пользующейся поддержкой народа. Те­перь ты вступаешь на еще более замечательный путь, кото­рый приведет к власти в результате вооруженной борьбы масс»15

К концу 1957 г. повстанцы уже господствовали на Сьерра-Маэстре. Наступило непродолжительное затишье:

войска Батисты не поднимались в горы, а повстанцы копили силы и не спускались в долины.

«Мирная» жизнь повстанцев, рассказывает. Че в «Эпизо­дах революционной борьбы», была очень тяжелой. Бойцам no хватало продуктов, одежды, медикаментов. Туго у них было с оружием и боеприпасами, для развертывания поли­тической работы ощущалась нужда в собственной газете, ра­диостанция. Вначале небольшие партизанские отряды добы­вали продукты, кто где мог, но по мере роста их сил возни­кала необходимость наладить регулярное централизованное снабжение продовольствием. Местные крестьяне продавали повстанцам фасоль, кукурузу, рис. Через них же партизаны покупали в селениях другие продукты. Что касается меди­каментов, то их доставляли в горы главным образом город­ские подпольщики, но далеко не в том количестве и не всегда те, что требовались.

Че энергично укреплял партизанский «тыл», организуя санитарные пункты, полевые госпитали, оружейные мастер­ские и мастерские по изготовлению обуви, вещевых мешков, патронташей, обмундирования. Приложил руку Че и к со­зданию миниатюрной табачной фабрики, производившей си­гареты. Мясо партизаны отбирали у предателей и крупных скотопромышленников, часть конфискованного безвозмездно передавалась местным жителям.

По инициативе Че и под его редакцией стала выходить в горах газета «Эль Кубано либре», первые номера которой были написаны от руки, а потом печатались на гектографе. Газету под таким названием в конце XIX в. издавали ку­бинские патриоты, сражавшиеся за независимость. Сообщая Фиделю Кастро о выходе в свет первого номера, Че писал:

«Посылаю тебе газету и напечатанные программы. Надеюсь, их низкое техническое качество вызовет у тебя шок, и тогда ты что-нибудь напишешь за своей подписью. Передовая статья второго номера будет посвящена пожарам на план­тациях сахарного тростника. В этом номере выступают Нода с материалом об аграрной реформе, Киала со статьей „Реак­ция перед лицом преступления", врач с материалом „Какова жизнь кубинского крестьянина". Рамиро с сообщением о по­следних новостях и я с разъяснением названия газеты, с пе­редовицей и статьей „Ни одной пули — мимо!"» 16.

Повстанцы сумели обзавестись и маленьким радиопере­датчиком. Качество передач постепенно улучшалось, а к концу 1958 г., когда установка была переведена в Пер­вую колонну, эта радиостанция стала одной из самых по­пулярных на Кубе.

К концу первого года борьбы была налажена тесная связь с жителями окрестных городов и селений. По тайным тропам жители пробирались в горы и приносили новости. Крестьяне немедленно сообщали повстанцам не только о по­явлении солдат, но и о всяком новом человеке в горах, бла­годаря чему было обезврежено немало вражеских лазут­чиков.

Политическая обстановка того времени была очень слож­ной и противоречивой. Батистовская диктатура в своих дей­ствиях опиралась на продажный конгресс. В ее руках были мощные средства пропаганды, денно и нощно призывавшие народ к национальному единству и согласию.

В стране появилось множество оппозиционных правитель­ству групп и группировок, между которыми шла ожесточен­ная борьба. Подавляющее большинство этих группировок тайно мечтало о захвате власти. Они кишмя кишели аген­тами Батисты, которые доносили об их деятельности. На­родно-социалистическая партия Кубы поддерживала повстан­цев Фиделя в некоторых конкретных мероприятиях. Но вза­имное недоверие препятствовало объединению.

В самом повстанческом движении имелись две точки зре­ния на методы борьбы. Одна из них, защищаемая партиза­нами Сьерра-Маэстры, сводилась к необходимости дальней­шего развертывания партизанского движения, к распростра­нению его на другие районы и ликвидации аппарата тира­нии путем упорной вооруженной борьбы. Революционеры из равнинных районов страны придерживались иной позиции, предлагая начать во всех городах организованные выступ­ления трудящихся, которые со временем выльются во всеоб­щую забастовку, в результате чего будет свергнут ненавист­ный режим Батисты. По мнению Че Гевары, эта позиция далеко не соответствовала требованиям момента. Политиче­ское сознание защитников этой концепции было недоста­точно высоким17

Здесь уместно привести следующее высказывание Фи­деля Кастро из его выступления в Сагуа-ла-Гранде 9 апреля 1968 г.: «Элементарная справедливость требует отметить:

характер нашей борьбы и то обстоятельство, что она нача­лась на Сьерра-Маэстре и что в конечном счете решающие бои вели партизанские силы, способствовали тому, что в те­чение длительного периода почти все внимание, все призна­ние, почти все восхищение оказались сосредоточенными на партизанском движении в горах. Следует подчеркнуть, ибо разумно и полезно быть справедливым, что это обстоятель­ство в известной степени привело к затушевыванию роли участников подпольного движения в революции, роли и ге­роизма тысяч молодых людей, отдавших жизнь и боров­шихся в исключительно тяжелых условиях. Необходимо ука­зать также и тот факт, что в истории нашего революцион­ного движения, как и во всех подобных процессах, глав­ным же образом в новых исторических условиях, не было вначале большой ясности в вопросе о роли партизанского движения и роли подпольной борьбы. Несомненно, что даже многие революционеры считали партизанское движение сим­волом, способным поддержать пламя революции и надежды народа и ослабить тиранию, хотя в конечном счете не оно, а всеобщее восстание должно привести к свержению дикта­туры. Хотелось бы, однако, подчеркнуть, что при наличии в революционном движении разных критериев и точек зре­ния (явление, по нашему мнению, естественное и логичное) никто не мог претендовать на обладание истиной. Лично мы ориентировались на победу партизанского движения, но если бы случилось так, что до того, как партизанское дви­жение получило значительное развитие, чтобы нанести по­ражение армии, в стране возникло бы сильное массовое дви­жение и народное восстание победило бы в одном из горо­дов, в этом случае мы были бы готовы немедленно оказать такому движению поддержку и принять в нем участие. Я хочу сказать, что в революционном процессе могли иметь место разные альтернативы  и поэтому просто следовало быть готовыми использовать любую из них» 18.

Рядовые партизаны в горах и на равнине, героически сражавшиеся с диктатурой Батисты, придерживались в об­щем правильных взглядов на цели и задачи борьбы и все больше проникались боевым революционным духом. После победы они активно выступили за создание единой партии под непосредственным руководством Фиделя. Группа «Дви­жение 26 июля» объединила свои усилия со студенческими организациями и Народно-социалистической партией Кубы. Ток был создан единый фронт борьбы.

Падение режима Батисты затягивалось главным образом из-за того, что Соединенные Штаты продолжали оказывать ему финансовую, политическую и военную помощь. Хотя в марте 1958 г. правительство США заявило об эмбарго на доставку оружия Батисте, оно продолжало его вооружать, снабжая напалмовыми бомбами, ракетами и другим воен­ным снаряжением. Батистовские самолеты, бомбившие пов­станцев, заправлялись и вооружались па военной базе американцев в Гуантанамо вплоть до конца 4958 г. Шпионские службы Вашингтона контролировали репрессивный аппарат диктатора. Американцы надеялись если и не сохранить «своего человека» в Гаване у власти, то во всяком случае заменить его не менее услужливой марионеткой. Новые пре­зидентские выборы должны были состояться в конце 1958 г. На этот пост Батиста прочил своего премьера Риву Агуэро.

Фидель Кастро и его единомышленники должны были проявить особую политическую гибкость, чтобы не дать по­вода для прямого вооруженного вмешательства Соединенных Штатив в дела Кубы под предлогом предотвращения победы коммунизма и не допустить замены Батисты другой марио­неткой. Фиделю Кастро это удалось, ибо он, как отмечал Че, показал себя блестящим политиком, который раскрывал свои подлинные планы только в определенных пределах, введя своей кажущейся умеренностью в заблуждение стратегов Вашингтона. Ведь о социализме, а тем более о коммунизме па Сьерра-Маэстре никто не упоминал. В то же время ради­кальные реформы, предлагавшиеся повстанцами, такие, как ликвидация латифундий и национализация транспорта, электрокомпаний и других предприятий общественного зна­чения, особого страха у американцев не вызывали. Это столько раз обещали и не выполняли буржуазные политики, в том числе и сам Батиста.

Американцы были уверены, что если случится неизбеж­ное и победит Фидель Кастро, то и с ним не составит труда «договориться», как договаривались прежде с реформистами буржуазного толка. Вашингтонские стратеги подсчитали, что только в XX в. в Латинской Америке произошло не менее 80 «революций», но влияние капитала США не только не уменьшилось в этом регионе, а, наоборот, увеличилось. Им казалось, что только самоубийца мог всерьез надеяться изгнать капитал янки из какой-либо латиноамериканской республики, тем более с Кубы, находившейся под боком, вернее, под пятой своего северного «покровителя».

*   *

В начале марта 1958 г. по приказу Фиделя колонна, воз­главляемая Раулем Кастро, спустилась со Сьерра-Маэстры и, захватив грузовики, удачно проскочила через район, ки­шевший солдатами Батисты, к отрогам Сьерра-дель-Кри-сталь на северо-западе провинции Орьенте, где открыла Вто­рой фронт им. Франка Паиса. Одновременно колонна под командованием Альмейды перебазировалась в восточную часть провинции Орьенте, где также начала успешные воен­ные действия.

12 марта 1958 г. увидел свет манифест «Движения 26 июля» к народу, подписанный Фиделем Кастро. Манифест призывал к всеобщей войне против диктатуры, запрещал с 1 апреля платить налоги правительству Батисты и призы­вал войска противника восстать и примкнуть к партизанам. Манифест обращался к населению с призывом принять уча­стие в общенациональной забастовке протеста против дикта­туры.

Забастовка, назначенная на 9 апреля, однако, не уда­лась. Об этом и о последующих событиях Че подробно пи­шет в «Эпизодах».

Подавив забастовку, правительство смогло высвободить часть войск, постепенно направляя их в провинцию Орьенте для ликвидации повстанцев в горах Сьерра-Маэстры. Им приходилось строить оборону, уходя все дальше в горы, а правительство продолжало наращивать свои силы, скон­центрировав их у позиций партизан. Наконец, число бати­стовских солдат достигло 10 тыс., и тогда 25 мая правитель­ство начало наступление в районе поселка Лас-Марседес, где располагались передовые позиции повстанцев. Бойцы Фиделя мужественно сражались в течение двух дней, при­чем соотношение сил было 1: 10 или 1:15. Кроме того, армия использовала минометы, танки, авиацию. Партизаны вынуждены были оставить поселок.

Между тем батистовцы развивали наступление. За два с половиной месяца упорных боев они потеряли убитыми, ранеными и дезертировавшими более тысячи человек. Ба­тистовская армия сломала себе хребет в этом заключитель­ном наступлении на Сьерра-Маэстру, хотя и не была окон­чательно побеждена 19.

Войска Батисты не смогли расправиться и с действовав­шим в долине Вторым фронтом, которым командовал Рауль Кастро. Во второй половине 1958 г. повстанцы этого фронта контролировали территорию в 12 тыс. кв. км на северо-во­стоке провинции Орьенте. На освобожденной территории создавался новый революционный порядок, действовали 400 школ, взимались налоги, имелись своя радиостанция и телефонная сеть, взлетно-посадочные площадки, 20 больниц, революционные суды, выходила газета, осуществлялась аг­рарная реформа20.

Приближался крах диктатуры. Некоторые из подручных тирана стали подумывать, как бы избавиться от Батисты, сохранив свои посты и положение. Генерал Кантильо, коман­довавший войсками в провинции Орьенте, советовал Фи­делю Кастро отстранить Батисту от власти, заменив его новым диктатором, на роль которого предложил себя. Фи­дель Кастро в присутствии Че принял посланца Кантильо, которому заявил, что может согласиться только на полную передачу власти повстанцам. Он потребовал от Кантильо арестовать Батисту и его окружение для предания суду.

В августе заметно укрепилось политическое положение повстанцев. Народно-социалистическая партия установила связь с их командованием. На Сьерра-Маэстру прибыли член Политбюро Народно-социалистической партии Карлос Рафаэль Родригес и другие коммунисты, за плечами которых были годы борьбы с диктатурой и империализмом. Фидель и Че приветствовали сотрудничество с коммунистами, счи­тая, что это укрепит фронт антибатистовских сил и придаст ему еще большую антиимпериалистическую направленность. Среди сторонников «Движения 26 июля», однако, имелись и такие люди, которые все еще с недоверием относились к коммунистам. Немало для этого сделали враги Кубинской революции, распространявшие небылицы и провокационные измышления. Батиста, например, утверждал, что Фидель Кастро — «тайный коммунист»; другие, спекулируя на том, что при зарождении партизанского движения коммунисты отдавали предпочтение борьбе широких масс против дик­татуры Батисты, говорили о якобы враждебном отношении коммунистов к повстанцам. В действительности же обе эти силы уже в тот период боролись за одни идеалы, но разными средствами, дополнявшими друг друга. В ходе революцион­ной борьбы против Батисты различия точек зрения между этими двумя силами были преодолены и налажено тесное сотрудничество, которое привело позже к образованию еди­ной  партии.

 

1 Комсомольская правда, 1982, 10 июля. Пер. В. Андреева

2 Viva Che! Contributions in Tribute to Ernesto Che Guevara. L., 1968 p. 26.

3 На Кубе проживает несколько десятков тысяч человек китайского происхождения. Это потомки китайских кули, завезенных на остров во второй половине XIX в. для работы на сахарных план­тациях.

4 Че Гевара, Э. Эпизоды революционной войны. М., 1974, с. 135.

5 Архив Комиссии по увековечению памяти Эрнесто Гевары (да­лее—Архив КУПЭГ).

6  Архив КУПЭГ.

7 После гибели Редондо его имя было присвоено колонне под коман­дованием Че.

8 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 1, p. 291.

9 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 100.

10 Очерки истории Кубы. М., 1978, с. 403.

11 Там же, с. 404.

12 Куба — свободная территория Америки. М 1961, с. 21

13 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников

Кубинской революции. М., 1965, с. 74.

14 См.: Che. La Habana, 1969, р. 109—120.

15 Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 662.

16 Архив КУПЭГ.

17 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 164—165.

18 Granma, 1968, 10 abr.

19 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 210—211.

20 Bohemia, 1974, N 10, p. 90.

 

 

Части: 1, 2, 3, 4 

 

 

 

начало сайта