Рябцева. „Опросы общественного мнения как источник по исследованию массового сознания США“

 

ВВЕДЕНИЕ

В современных условиях задача теоретического осмысления внешней политики США, механизмов ее формирования и реализации, анализ конкретных ее проявлений не только не теряет своего значения, а наоборот, становится все более актуальной. С одной стороны, это связано с подведением итогов развития истории США в ХХ веке. С другой стороны, это обусловлено крупными событиями в мировой политике, с такими, как небывалая подвижность международных отношений, внедрение в них нового политического мышления, смена приоритетов во внешней политике США. К тому же следует добавить, что за два последних десятилетия механизм формирования внешней политики, а также факторы, определяющие этот процесс, во многом изменились. Анализ перемен, содержащийся в трудах отечественных и американских авторов, позволяет обратить внимание на то, что эти изменения были прямо или косвенно связаны с настроениями и мнением американской общественности.

В качестве объекта нашего исследования выбрано состояние общественного мнения граждан США по внешнеполитическим проблемам. Актуальность исследования определяется тем, что, во-первых, в российской исторической науке американское общественное мнение по внешнеполитическим вопросам остается слабо изученным. Во-вторых, в США накоплен значительный опыт по эмпирическому изучению общественного мнения по внешней политике, который стал доступен для российских ученых и требует теоретического осмысления. В-третьих, в девяностые годы среди ученых историков и обществоведов утвердилось мнение, что общественное является одним из институтов, принимающих участие в выработке внешнеполитических решений, наряду с такими основными звеньями, как институт президентства, его аппарат, Конгресс США, внешнеполитические, военные и разведывательные ведомства, каналы воздействия на внешнюю политику различных группировок правящих кругов. Более внимательное отношение к роли и значению мнения широкой общественности по внешнеполитическим проблемам позволит более емко представить внешнеполитический процесс, воссоздать реальную и полную историческую картину. И, наконец, нельзя не считаться с довольно значительным всплеском интереса к общественному мнению в нашей стране. Целью нашего  исследования является выяснение приоритетов общественного мнения США по ключевым проблемам внешней политики государства во второй половине восьмидесятых - начале девяностых годов на основе результатов опросов общественного мнения, что является возможным благодаря решению следующих задач:

1) изучить результаты опросов общественного мнения граждан США, проанализировать технологию проведения опроса, раскрыть факторы, влияющие на достоверность результатов опросов, показать критерии, позволяющие использовать материалы опросов в качестве исторического источника;

2) определить главные тенденции в американском общественном мнении по основным внешнеполитическим проблемам;

3) исследовать процесс формирования “образа врага” и его влияние на выработку и реализацию внешнеполитических целей США, а также установить наличие взаимосвязи между восприятием американцами СССР/России и другими внешнеполитическими проблемами;

4) проанализировать состояние мнения американской общественности по проблемам региональной политики США, выяснить факторы определяющие отношение американцев к методам реализации региональной политики.

Вышеперечисленные задачи автор решает с помощью системного анализа, который включает в себя два аспекта - структурный и функциональный. Структурный помогает формализовать исторические данные и использовать количественные методы исследования, необходимые для анализа структуры и динамики исследуемого мнения. Функциональный подход в рамках системного исследования дает возможность представить качественные характеристики исторического материала. На результатах эмпирических исследований основан бихевиоральный метод, посвященный анализу политического поведения, что возможно с помощью анализа документов и статистических данных. Использование вышеперечисленных методов возможно только при сравнении изучаемых явлений, которое проводится на основании статистических данных, что обусловило применение сравнительного метода. В совокупности это позволяет не только всесторонне рассмотреть процессы, происходящие в общественном мнении, но и из закономерности.

Объектом нашего исследования является американская общественность. По своему составу общественность неоднородна. Различные ее слои отличаются один от другого уровнем образования, дохода, большей или меньшей степенью приобщенности к власти, расовой или религиозной принадлежностью, полом или профессией. В своем исследовании мы опирались на результаты опросов с общенациональной выборкой построенной на вероятностном принципе. Поэтому в сферу нашего внимания попали рядовые граждане, “средние американцы”. Задачи, поставленные в настоящей работе, определяют ее хронологические рамки, которые ограничены второй половиной восьмидесятых - началом девяностых годов ХХ в. На наш взгляд, этот период в советско-американских отношениях, да и в послевоенном историческом развитии в целом, может рассматриваться как переломный. С распадом СССР закончилась “холодная война”. Во второй половине 80-х годов в Советском Союзе к власти пришли силы, которые привели к демонтажу советской системы в СССР. Следствием этого стали революционные процессы в Восточной Европе. На рубеже 80-х-90-х годов набрал полную силу динамический отход от конфронтации к так называемому новому политическому мышлению. Эти глобальные сдвиги в международных отношениях не остались без внимания американской общественности.

Наше исследование представляет собой попытку дать комплексный анализ обозначенной выше проблемы. Это обусловило необходимость обратиться к работам в области внешней политики, проанализировать исследования по теории общественного мнения, как последнего десятилетия, так и более раннего периода. Многогранность поставленной проблематики предполагает обращение автора и к конкретным эмпирическим материалам, и к общетеоретическим работам, значение которых является необходимой предпосылкой для изучения массового сознания во внешнеполитической области.

В российской литературе фундаментальные исследования в области американской внешней политики выполнены Арбатовым А.Г., Мельниковым Ю.М., Мельвилем А., Мильштейном В.М., Кокошиным А.А., Подлесным П.Т., Роговым С.М., Кортуновым А., Поповой Е.И., Трофименко Г.А., Яковлевым А.Н. и др. Наиболее весомым в этом отношении является опубликованный в 1984 г. коллективный труд в двух томах “Современная внешняя политика США”1, подготовленный учеными Института США и Канады АН СССР. Весьма полезным для теоретического осмысления нашей темы явилась монография Яковлева А.Н. “От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века”.2 На широком фактическом материале автор рассматривает военные программы и планы правящих кругов США и механизм их политического и идеологического обеспечения. Предметом исследования также является процесс политического поправения общественной жизни США. Галерея политических портретов, представленная автором, помогает понять политические и идеологические платформы послевоенных американских администраций, нашедших свое отражение во внешнеполитическом курсе страны.

Важную роль при разработке темы сыграла монография Овинникова Р.С. “Зигзаги внешней политики США”3, посвященная сложному механизму ее формирования, определяющим и направленность курса Вашингтона на международной арене, и причины его зигзагов. В работе дается глубокий анализ внешнеполитической деятельности четырех администраций США, включая первый срок пребывания в Белом доме Р. Рейгана.

Этапом в развитии отечественной американистики стало 4-х томное издание “Истории США”4, четвертый том которого вышел в 1987 г. Коллектив авторов, работавший над изданием, дает “тотальный взгляд” на историю США. Авторы поставили перед собой и успешно выполнили задачу воссоздать всестороннюю картину исторического развития американского общества и государства за 1945-1980 гг. Глава первая, § 2 главы третьей, глава седьмая, § 5 главы девятой посвящены исследованию внешнеполитического процесса.

Большой интерес представили выводы и обобщения, содержащиеся в монографии Поповой Е.И. “Внешняя политика США в американской политологии”.5 Автор анализирует основные историографические направления американской немарксистской литературы о внешней политике США со времен второй мировой войны. Книга воплощает удачную попытку систематизировать имеющиеся в отечественной литературе оценки трех основных направлений в американской историографии внешней политики: прогрессистского, либерального и консервативного. Монография дает достаточно полное представление об этих историко-политологических концепциях.

Определенную роль при разработке темы сыграла монография Рогова С.М. “Советский Союз и США: поиск баланса интересов”.6 Опираясь на значительный фактический материал, автор анализирует состояние и пути радикальной перестройки отношений между США и СССР. Особое внимание уделяется автором проблемам ядерного паритета, геостратегическим интересам США и СССР, интересам взаимной безопасности.

Книга “Взаимная безопасность: новый подход к советско-американским отношениям”7 является совместным исследованием Института США и Канады АН СССР и Брауновского университета США по проблемам международной безопасности, где анализируются теоретические и практические аспекты взаимной безопасности применительно к проблемам ядерного и обычного разоружения, кризисным ситуациям в различных регионах мира, рассматриваются возможные модели советско-американских отношений.

Автор также опирался на коллективное исследование “Конфронтация или диалог. Стереотипы антисоветизма в региональной политике США”,8 в котором проанализирована политика США в различных регионах мира в 70-е - первой половине 80-х годов. В монографии раскрыто место и роль региональных проблем в глобальной стратегии Вашингтона. Показано противоборство конфронтационных и реалистических тенденций во внешнеполитическом курсе США, политическом урегулировании региональных конфликтов, прекращении гонки вооружений.

Особо следует отметить научно-информационные ежегодники “Советско-американские отношения: состояния и перспективы”, реферативные сборники “Советско-американские отношения”, “Внешняя и военная политика новой администрации США”,9 изданные Институтом Научной Информации по Общественным Наукам АН СССР. В этих сборниках нашли свое отражение различные аспекты внешней политики США во второй половине восьмидесятых - начале девяностых годов ХХ века. Такие известные отечественные специалисты в области внешней политики США, как Мильштейн В.М., Подлесный П.Т., Батюк В.И. представили обзоры по американской специальной литературе и периодической печати по проблемам ограничения вооружений, ядерной стратегии США и национальной безопасности, перспективам советско-американского сотрудничества и т.п. Но, разумеется, реферативные сборники не в состоянии отразить все аспекты внешней политики США и не смогли даже в сжатой форме раскрыть все факторы, которые оказывали влияние на советско-американские отношения.

Также следует упомянуть вышедшую в Самаре в 1994 году книгу “История США”10 (авторы Козенко Б.Д. и Севостьянов Г.Н.). В некоторых главах авторы приводят фактический материал по внешней политике США в различные периоды истории этой страны. И хотя материал, приведенный в монографии, лишен идеологизации и отражает современное состояние отечественной исторической науки, тем не менее, факты изложены сжато и конспективно.

Несмотря на все вышеперечисленное, следует согласиться с мнением академика Севостьянова Г.Н., что отечественная американистика в начале девяностых годов переживала трудный период, который характеризовался заметным спадом интереса специалистов к советско-американским и российско-американским отношениям, уменьшением количества фундаментальных исследований. Это мнение, высказанное на прошедшем в апреле 1992 г. “круглом столе” по теме: “Узловые проблемы советско-американских и российско-американских отношений в 1933-1992 гг.”,11 поддержал директор Института мировой истории РАН Чубарьян А.О., назвав состояние исследований по истории советско-американских отношений кризисным как в кадровом, так и в концептуальном отношении.

В связи с этим возрастает значение научной разработки тематики по внешнеполитическим проблемам США. Кроме того, состояние современной американистики свидетельствует о необходимости показа внешнеполитического процесса с учетом вовлеченности в него широкой общественности США, ее влияния на выработку и реализацию внешнеполитических решений. Этому аспекту внешнеполитического процесса США уделялось мало внимания отечественными авторами. Интересующий нас период не описан в исторической литературе. В связи с этим мы считаем необходимым обратиться к достижениям и данным смежных наук (социологии, политологии, статистики и т.п.), так как историческая наука, изучающая период времени мало удаленный от современности, широко использует разработки перечисленных выше дисциплин, которые рассматривают природу и сущность общественного мнения как реального феномена общественной жизни. Хотя по этому поводу также существуют различные точки зрения в отечественной и зарубежной литературе.

Отечественные ученые начали заниматься общественным мнением с шестидесятых годов ХХ века. Именно с этого периода накопилось много высказываний, отражающих самое различное его понимание. Нет необходимости давать оценку и характеристику всем им. Изложим лишь те, которые, на наш взгляд, являются самыми главными.

Одним из первых, кто определил общественное мнение в рамках современной отечественной науки, был Уледов А.К.12 С его точки зрения общественное мнение - это состояние общественного сознания, направленность которого меняется под влиянием доминирующих в нем идей и взглядов. Грушин Б.А., чьи труды по общественному мнению носят, пожалуй, наиболее фундаментальный характер, избегая термина “состояние общественного сознания”, связывает общественное мнение, прежде всего, с его массовостью, распространенностью среди населения. Общественное мнение можно определить “как сознание масс, массовое сознание”, - писал он. “Вот почему”, - продолжал он, - “по своему предмету оно перекрывает все существующие формы сознания”. При этом оно “характеризует общественное сознание той или иной эпохи в его суммарном виде”.13

В отличие от Уледова А.К. и Грушина Б.А. Ковальзон М.Я. полагает, что общественное мнение имеет смысл лишь в случае его действенности. Однако, если его отождествлять только с состоянием общественного сознания, то оно окажется лишенным такой способности. Вот почему, с точки зрения Ковальзона М.Я., общественное мнение, выходя за рамки сознания, является категорией не только духовной действительности, но и общественной практики, причем практики активного плана.14

Заслуживает внимания подход к проблеме Сафарова Р.А.15 Автор пытается примирить противоположности ранее приведенных позиций и стремится объединить выделяемые им признаки в одном понятии. С точки зрения Сафарова Р.А., общественное мнение – это, прежде всего, явление, находящееся в сфере общественного сознания, и в этом автор присоединяется к точкам зрения Уледова А.К. и Грушина Б.А. Но, с другой стороны, поскольку общественное сознание активно, оно может выражаться не только в суждениях, но и в практических действиях.16 В этом теоретическая позиция Сафарова Р.С. приближается к позиции Ковальзона М.Я.

Если общественное мнение - состояние общественного сознания, то оно проникает во все его виды и формы, выступает на всех его уровнях. Оно может выражаться в активном поведении или в бездействии.

Сказанное позволяет уточнить характеристику общественного мнения указанием на то, что оно представляет собой такое состояние общественного сознания, которое активизировано социальным фактором. Все это дало возможность отечественным исследователям определить общественное мнение как “состояние массового сознания, заключающее в себе отношение (скрытое или явное) людей к событиям и фактам социальной действительности, к разнообразным проблемам, затрагивающим интересы различных классов, групп и слоев населения”.17

После продолжительного перерыва общественное мнение снова стало объектом исследования в отечественной науке. Так появилась работа Аникеева В.И. “Общественное мнение как историческое понятие”,18 в которой автор дает историко-философский анализ рассмотрению понятия “общественное мнение”. Правомерен, на наш взгляд, вывод автора о соотношении уровня демократии в обществе с развитостью института общественного мнения.

Данная тема нашла свое продолжение в докторской диссертации Герасимова В.М. “Формирование и функционирование общественного мнения”,19 основанной на исследовании опросов отечественных респондентов. Для нас оказались полезными общетеоретические выводы, касающиеся механизма формирования и функционирования общественного мнения в политической сфере, роли и места политической информации, деятельности средств массовой информации, анализа живучести различных стереотипов и мифов. Автор считает, что существует тесная взаимосвязь между общественным мнением и властью, что общественное мнение является верховным властителем современности и пренебрегать им невозможно.

Определение общественного мнения, характеристики его носителей, каналы влияния общественного мнения на различные стороны общественной жизни - все это более подробно рассматривается в специальных работах.

Так, определенной вехой в изучении общественного мнения вообще и американского общественного мнения в частности стала кандидатская диссертация Петровской М.М. “Опросы общественного мнения в США и их роль в общественно-политической жизни страны”,20 которая была защищена в 1977 году. На широком круге статистических источников автор приходит к выводу о двоякой роли института общественного мнения в США: как средства манипулирования общественностью и инструмента политического зондажа. В своих более поздних работах Петровская М.М.21 обращается к частным вопросам: мнение общественности США по советско-американским отношениям, ядерный фактор и массовое сознание, общественное мнение и внутриполитические проблемы. В монографиях дается обзор работ американских авторов и собственный анализ результатов опросов. Но собранный ею материал ограничен первой половиной восьмидесятых годов.

Проблемы внешнеполитического общественного мнения США лежат в основе работы Кузнецовой Т.В. “Общественное мнение США по проблемам войны и мира”.22 Сквозь призму общественного мнения автор показывает военное противостояние США и СССР, войны в Корее и Вьетнаме, подходы американцев к армии США, принципам ее комплектования. Как и предыдущие работы, диссертация Кузнецовой Т.В. основана на статистических данных до 1985 года.

Также нельзя не упомянуть работу Семинихиной Н.П. “Эволюция общественного мнения США в отношении Советского Союза в восьмидесятые годы”,23 основные источники которой взяты из архивов и текущих материалов Союза Советских обществ дружбы и культурных связей  с зарубежными странами.

Кроме того, существует ряд коллективных трудов, где отдельные статьи или главы посвящены общественному мнению как фактору внешней политики США. В них общественное мнение выступает в качестве составной части механизма формирования и проведения в жизнь внешней политики США. Среди таких работ монография “Механизм формирования внешней политики США”24 под редакцией Трофименко Г.А. и Подлесного П.Т. Авторы сделали довольно успешную попытку выяснить и проанализировать тенденции в развитии механизма формирования внешней политики США, которые проявились в 70-е - первой половине 80-х годов. В центре внимания - рассмотрение роли основных звеньев американского государственного механизма: президента, конгресса США, внешнеполитических ведомств, военных и разведки. Кроме того, авторы уделили место для исследования таких каналов воздействия на внешнюю политику, как различные политические группировки, общественные организации и общественное мнение.

В коллективном труде под редакцией Баталова Э., Замошкина Ю. И Мельвиля А. “Общественное сознание  внешняя политика США”25 также содержится анализ взаимодействия традиционных структур и современных тенденций политического сознания и внешней политики США. Авторы обращают наше внимание на то, что иногда изменения во внешней политике были прямо или косвенно связаны с изменениями в настроениях различных групп американской общественности и в политическом сознании молодежи США.

За два последних десятилетия традиционные механизмы формирования и функционирования внешней политики претерпели изменения. Анализ этих перемен содержится в работе Ледовских Ю. “Проблемы участия американской общественности в формировании внешней политики США”.26

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в отечественной исторической литературе предприняты довольно успешные попытки выяснить и проанализировать тенденции в развитии механизма формирования внешней политики США, которые проявились в семидесятые - первой половине восьмидесятых годов. Но в центре внимания все-таки в большей степени оставалось рассмотрение роли основных звеньев американского государственного механизма, и в меньшей степени - каналы воздействия общественного мнения и общественных организаций.

Поэтому имеет смысл обратиться к американской литературе. В настоящее время в американском обществоведении проблематика, связанная с ролью общественности во внешнеполитическом процессе, изучается достаточно интенсивно. Пристальное внимание ученых объясняется не только стремлением осмыслить данный процесс на общетеоретическом уровне, но и настоятельной необходимостью решения все новых задач, вставших перед администрацией США и области внешней политики. Кроме того, в последние десятилетия внешнеполитические вопросы становятся центральными в предвыборных кампаниях, что заставляет кандидатов на пост президента учитывать настроение широких масс общественности в этой области. Это, в свою очередь, побуждает интенсивное развитие конкретно-социологических исследований в области общественного мнения, которое получили широкое распространение в послевоенный период под влиянием “бихевиоральной революции”. Некоторые американские авторы утверждают, что как объект социальной науки, международные отношения стали изучаться именно в США.27 Следует также иметь в виду, что современные исследования базируются на фундаментальных традициях прошлых лет.

Диапазон точек зрения американских ученых широк от прямого отрицания участия общественности в международных отношениях до преувеличения роли общественного мнения, как фактора формирования внешнеполитического курса.

До второй половины шестидесятых годов преобладала позиция Липпмана У., который отрицал участие общественности во внешнеполитическом процессе, утверждая, что общественность всегда на шаг отстает от реальности, что мнение общественности инертно.28 К концу 60-х годов роль общественного мнения в историографии абсолютизируется, оно рассматривается как самодовлеющее.

Таким образом, в настоящее время у ученых не вызывает сомнения, что роль общественного мнения велика и продолжает возрастать. В связи с этим следует более подробно остановиться на широком спектре проблем, освещаемых в американской литературе в связи с общественным мнением. Касаясь предмета исследования, работы американских специалистов можно условно разделить на три большие группы:

1) комплексные теоретические труды, посвященные непосредственно общественному мнению (его определению, структуре, компонентам, из взаимосвязи и т.п.);

2) монографии по различным аспектам технологий опросов и последующей обработке информации;

3) исследования частных (конкретных) внешнеполитических проблем, написанные на основе или с использованием данных опросов (так называемый вторичный анализ).

Проблематика, раскрываемая в работах первой группы, исключительно разнообразна. Традиционно американская политическая наука рассматривала внешнеполитические процессы как отражение деятельности, осуществляемой либо самим президентом и администрацией, либо осуществляемой в поддержку или ответ на те или иные его решения и действия, либо, наконец, как результат политической активности общества, намеренно инициируемой и стимулируемой правительством. При таком подходе часто упускалась из виду вся сложность самих управляемых структур общества и их обратных воздействий на механизмы государственного управления, без учета которых невозможно в современных условиях сколько-нибудь эффективный контроль над происходящими в них социально-политическими процессами. Проблемы влияния американской общественности на внешнюю политику США чаще всего рассматриваются под углом зрения функционирования общественного мнения, института выборов, деятельности общественно-политических организаций, общественных движений и средств массовой коммуникации, а также методов деятельности политической элиты.

Следует иметь в виду, что современное обществоведение Запада понятие “общественное мнение” трактует весьма широко, и не всегда ученые имеют единый взгляд по этому вопросу. Так, уже в 1937 году в самом первом выпуске журнала “Паблик Апинион Квортерли”  Эллпорт Ф. Представил зародышевый этап дискуссии по определению понятия общественное мнение.29 А в 1965 году Чайлдс Х. Дал критический обзор продолжающейся дискуссии и сделал вывод, что неблагоразумно пренебрегать дополнительной детализацией при определении понятия.30 Надо отметить, что процесс определения понятия “общественное мнение” не завершился и в последующие годы. В качестве примера можно привести работы Коэна Б.31 В них общественное мнение выступает как общий суммарный результат взаимодействия всех компонентов, из которых складывается активность американской общественности в сфере внешней политики, то есть берется в том виде, какой эта активность получается на уровне общественного сознания. И такой подход весьма распространен. “Общественное мнение”, - замечает английский политолог Куолтер Т.,32 - “это мнение общественности”. Его точка зрения не расходится с взглядом Монрое А.Д., который понимает общественное мнение как “совокупность распространенных среди населения индивидуальных предпочтений”.33 Более уточненное определение дает Робертс Дж. К. Он считает общественным мнением мнение только по общественно значимым и государственным проблемам, таким, например, как политика правительства, выборы, международные отношения.34 В дискуссии по данной проблеме точка не поставлена и в настоящее время. Так, в своей монографии “Отношения и мнения” Оскэмп С. целую главу посвящает данному определению.35

Другой дискуссионной проблемой до сегодняшнего дня остается вопрос о структуре общественного мнения вообще и внешнеполитического в частности. В этой связи необходимо отметить, что наиболее часто встречается замечание, что общественное мнение по проблемам внешней политики “плохо определено и неструктурировано”, и что большая часть общества вообще не интересуется внешнеполитическими событиями. Эти утверждения берут свое начало в работах Алмонда Д., который утверждал, что “существуют неотъемлемые ограничения на способность общественности понимать и осознавать значимость наиболее важных проблем общественной политики. Это, в частности, касается внешней политики, проблемы которой являются комплексными и отдалены от повседневной жизни”.36 Эту идею поддержали и впоследствии развили Стуффер С., Конверс Ф., Симон Р. И другие авторы,37 которые в основном согласны, что американцы слабо информированы о внешнеполитических событиях и плохо демонстрируют свои внешнеполитические предпочтения. Создается даже впечатление, что для общественности внешнеполитические проблемы имеют второстепенное значение. Причиной этому, на наш взгляд, может быть усиленное внимание самих исследователей к внутриполитическим опросам и их собственный слабый интерес к внешней политике. Более того, до недавнего времени большинство работ по общественному мнению в области внешней политики основывались на ограниченном статистическом материале и были сконцентрированы на каком-то одном событии, например, на таком, как война во Вьетнаме, или анализировали тенденции по одному отдельному вопросу, например, поддержка активных действий США во внешней политике.

Несмотря на указанные моменты и отсутствие до недавнего времени фундаментальных трудов по созданию структуры, типологии и процессу формирования общественного мнения во внешней политике, попытки создать такие гипотезы все-таки были.38 В то время как предложенные модели этих авторов давали возможность предсказать динамику развития общественного мнения, они не могли объяснить процесс формирования этих мнений. Хотя надо отдать им должное, было обнаружено и доказано, что общественность “обладала большей информированностью, чем ожидалось”.39 Ближе всех к пониманию процесса формирования общественного мнения по внешней политике США подошли Модиглиани А. и Пэтчен М. Так, А. Модиглиани обнаружил два постоянных фактора, которые объясняют большинство изменений во внешнеполитических предпочтениях американцев. Он назвал их “международный интервенционализм” и “недоверие к администрации”.40 Анализ М. Пэтчена также раскрывает некоторые компоненты, составляющие, общественного мнения по внешнеполитическим вопросам. Автор делает вывод, что отношение общественности к этим проблемам определяется двумя базисными величинами: вовлеченность - невовлеченность и воинственность - невоинственность. Причем, первое понятие, по мнению исследователя, является фундаментальным.41

Другие авторы, например, Б.Бардес и Р.Олдендик, расширили круг рассматриваемых внешнеполитических проблем и сумели выделить пять факторов, определяющих общественное мнение по внешней политике США. Это милитаризм, вовлеченность, мировые проблемы, ослабление международной напряженности, действия международных организаций.42 Каждый из этих факторов является комплексным, например, “вовлеченность”, подразумевает степень, с какой США будут вовлечены в мировые события, поддержка военной и экономической помощи США, одобрение активной роли США на мировой арене. Между этим понятием и “вовлеченностью” М.Пэтчена, а также “интервенционализмом” А.Модиглиани можно поставить знак равенства; а “милитаризм” отражает те же отношения, что и “воинственность”, предложенная М.Пэтченом.

Несмотря на это сходство, описание американского общественного мнения по внешнеполитическим проблемам с точки зрения указанных пяти факторов представляет собой резкий контраст по отношению ко всем другим предыдущим исследованиям. Этот подход дает возможность увидеть общественное мнение как многогранное, многозначительное и хорошо организованное явление, оно является более сложным образованием, чем считалось ранее (схема изоляционисты - интернационалисты).

Закрепляя все эти усилия, Ю.Р. Витткопф и другие авторы43 разработали типологию американского массового общественного мнения по внешнеполитическим проблемам. Они выделили четыре основных типа американцев, отличающихся по своим внешнеполитическим предпочтениям:

1) “изоляционисты” - те американцы, которые против любого вида вмешательства в международные дела;

2) “соглашатели” предпочитают вовлеченность в международные дела, верят во взаимодействие с другими народами, но избегают военного вмешательства;

3) “интернационалисты” также предпочитают вовлеченность в международные дела, но считают, что сотрудничество имеет пределы и может быть необходимо только в исключительных случаях;

4) “сторонники жесткой линии” предпочитают вовлеченность в международные дела, но против сотрудничества, поддерживают односторонние действия и военное вмешательство.

О.Р.Холсти и Дж.Розено пришли к аналогичному выводу относительно элитарного общественного мнения.44 В русле традиционного подхода проводил свои исследования и М.Джоэнс, хотя он разделил изоляционистов на “воинственных” и “робких”. Исследователь придерживается мнения, что консенсус в общественном мнении формируется на основе преобладания мнений того или иного типа американцев.45 Например, период до второй мировой войны определялся как время изоляционистского консенсуса, тогда как послевоенное время описывалось как преобладание интернационалистов в общественном мнении.46

Следует отметить, что довоенный изоляционистский консенсус в американском внешнеполитическом общественном мнении был поверхностным. Об этом свидетельствует, в первую очередь, расхождение во взглядах на эту проблему среди американских исследователей, особенно в послевьетнамский период. Так, в подтверждение этого Ю.Р.Витткопф пишет: “Интересно отметить, что для всех этих дискуссий о консенсусе, который связывает с внешней политикой, очень трудно найти точные определения всех этих концепций и величин, характеризующих ранние периоды. Но следует ли из этого, что вчерашнего консенсуса не существовало реально, не было ли это ностальгией по прошлому?”47

Несмотря на то, что в предложенных моделях вышеуказанных авторов наблюдаются расхождения во мнениях, и их много особенно в аргументации, бесспорно одно, что тема типологии и классификации американского внешнеполитического общественного мнения является фундаментальной.

Другой значительной теоретической проблемой, наиболее исследуемой американскими учеными, является взаимоотношение между общественным мнением и процессом формирования и проведения в жизнь внешней политики США. Так, существует четыре возможных интерпретации взаимоотношений между общественным мнением и внешнеполитическим курсом, вырабатываемым руководством США. Первая заключается в том, что общественное мнение контролирует внешнюю политику, политика подчиняется диктату общественности, хотя общественный контроль над внешней политикой часто может быть пагубным, так как интерес общественности к политическим проблемам спорадичен.48 Вторая точка зрения основана на том, что общественное мнение само по себе контролируемо: те, кто формирует внешнеполитический курс государства, детально создают и манипулируют общественным мнением. Правящая элита обращается за поддержкой к общественности, когда ей это выгодно.49 Третий подход предполагает, что две эти группы в значительной степени независимы: лидеры государства не подчиняются общественному мнению, но они и не контролируют его - они не нуждаются в контроле над ним. Политика и мнение идут своими раздельными путями.50 Четвертая интерпретация: общественное мнение и внешняя политика взаимодействуют: они воздействуют друг на друга в зависимости от политического и социального контекста. Не отрицается возможность того, что как общественность, так и элита могут быть “упорствующими в заблуждениях”, но это все-таки подразумевает обязательную степень общественного интереса и информированности.51

На наш взгляд, первые три подхода являются крайностями. В каждом из них есть рациональное зерно, но нам представляется наиболее полной и близкой к реальности последняя точка зрения.

Взаимодействию общественного мнения и внешней политики посвятил главу в своей книге профессор Б. Руззетт. Глава так и называется “Кто кого контролирует?”. Рассматривая серию общих вопросов и опираясь на обширный эмпирический материал, автор делает вывод, что общественность проявляет действительный интерес к внешней политике, что “политика часто следует за общественным мнением, общественное мнение стабильно и управлять им нелегко”.52 В заключении профессор делает вывод, что общественное мнение и внешняя политика взаимодействуют; основной причиной нестабильности внешней политики США является многогранная природа общественного мнения и политических предпочтений.

Эта тема нашла отголосок в дебатах, ведущихся среди американских исследователей по проблеме консенсуса во внешнеполитическом общественном мнении. Красной нитью во всех исследованиях прошла мысль, что антикоммунизм многое дал внешнеполитическому консенсусу. Уделяя внимание предпосылкам консенсуса времен “холодной войны”, американские авторы неизменно обращаются к природе Советской угрозы, к роли США на мировой арене, к взаимоотношениям “старого” и “нового” истэблишмента, конкурирующих за право вырабатывать и выполнять внешнеполитический курс страны. Большинство ученых53 придерживаются точки зрения, что двухпартийный консенсус времен “холодной войны”, касающийся американской внешней политики, был разрушен и его невозможно возродить.

Почему же происходят такие изменения в американском общественном мнении?               

На наш взгляд, исследуя такой многогранный феномен, как мнение общественности, необходимо рассматривать всю гамму факторов, оказывающих на него влияние. В связи с этим следует обратить внимание на работы тех американских авторов, которые рассматривают половозрастные, демографические и социальные факторы.54

Интересна точка зрения Ч.Кегли, Дж.Розено, Ю.Р.Витткопфа и др., считающих главной причиной изменений общественного мнения по внешнеполитическим проблемам - внутриполитические предпочтения американцев и изменения ситуации внутри Соединенных Штатов.55 Также нельзя игнорировать подходы тех авторов, которые анализируют влияние интересов расы, этнических групп и партийных группировок на общественное мнение.56 Эта группа исследований чаще всего носит специфический характер (по психологии или социологии). Нам кажется возможным использование результатов и выводов ученых в этих областях, но лишь как дополнение к историческому анализу проблемы. К тому же необходимо учитывать всю полноту имеющейся информации, то есть анализировать влияние всех факторов в совокупности и рассматривать их в развитии.

Кроме работ общетеоретического плана в американской литературе существует значительный пласт работ, посвященных различным технологиям исследования общественного мнения. Центральное место в них занимают опросы, как основной метод получения информации для исследования проблем, связанных с общественным мнением.

Дж.Гэллап считал, что опросы общественного мнения могут сделать “демократию более правдивой”,57 хотя существуют мнения, что они совершенно бесполезны и на них не следует обращать внимание. Надо отметить, что этот вопрос решается в Соединенных Штатах на протяжении пятидесяти лет, и к концу восьмидесятых годов в литературе утвердилось твердое убеждение, что опросы общественного мнения оказывают несомненно значительное влияние на все американское общество.58 История развития института опросов общественного мнения хорошо описана Сэдмэном С. И Брэдберном Н., или Конверсом Дж.,59 поэтому мы остановимся на вопросах, которые являются дискуссионными до сегодняшнего дня.

Во-первых, это вопросы, поднятые в литературе, связанной с самой процедурой опроса общественного мнения, с его технологией. В этой связи следует упомянуть пособие Бэкстрома С. и Херш-Сезара Дж.60 и последний учебник, написанный Росси П., Райтом Дж. и Эндерсоном А.,61 которые детально, во всех аспектах разъясняют, как проводить различного рода опросы (хотя нельзя умолять значение и написанного Сэдменом С. в 1967 г. пособие, особенно велика его ценность в плане финансового обеспечения опросов).62 Авторы детально исследуют вопросы по телефону, интервью “с глазу на глаз”, опросы по почте и т.д.

Во-вторых, группа авторов63 обращает свое внимание на проблемы построения выборки, содержание опросов, критерии вопросов. Этот пласт публикаций содержит конкретно-практические рекомендации и даже примерные вопросники. Детально исследуются различные типы вопросов, их информативность, критерии отбора лексики.64 Кроме того, не последнее место занимает в литературе проблема ошибок и погрешностей, которые могут возникать при формировании выборки, в процессе сбора и первичной обработки информации, при анализе результатов, их презентации и графическом оформлении.65

В-третьих, существуют работы, касающиеся основных принципов, методик и процедур вторичного анализа.66 Эти публикации носят специальный узкопрофессиональный характер, так как анализируют различные типы статистической обработки данных. Основной упор авторы делают  на компьютерную обработку статистического материала67 (смысловое тестирование, видовая детализация, анализ переменных).

Несмотря на то, что результаты обработки статистического материала с помощью математического анализа используются почти всеми американскими авторами, на наш взгляд, ими нельзя злоупотреблять и основываться только на них. Кроме математического анализа следует применять факторный, групповой, структурный, аналитический и другие виды анализа данных. Полностью отказываться от математических методов анализа, несомненно, не следует, хотя это чревато чисто математическими погрешностями при вычислениях, часто случайной или надуманной компоновкой переменных, а отсюда сомнительностью и узостью выводов. К тому же методики окончательно не отработаны, нет единого подхода, и все авторы пользуются различными приемами. Для нашего исследования данные работы имеют прикладной характер, так как ведутся в рамках социальной психологии, социологии и математического анализа.

 Однако, наибольший интерес для нас представляют исследования по природе и мотивации “образа врага”. Американские авторы связывают анализ данной проблемы с изучением процесса формирования внешнеполитического курса США на протяжении сорока лет. Так, Ю.Витткопф и Кегли Ч. Следующим образом характеризуют две основные доктрины в послевоенной внешней политике: “1) коммунизм представляет принципиальную опасность миру, и США должны использовать силу, чтобы бороться с распространением этой опасности; 2) так как Советский Союз является передовым отрядом коммунизма, то американская внешняя политика должна быть направлена на сдерживание советского экспансионизма и влияния.”68 Конечно, не только приведенные положения допускают необходимость глобального “состояния сдерживания”, но все, в том числе и эти доктрины, берут свое начало в восприятии Советского Союза как объекта угрозы, экспансии и насилия.

Другие авторы обращаются в своих работах к происхождению образа врага вообще и по отношению к Советскому Союзу в частности. Отождествляя нашу страну с понятием “коммунизм” и считая образ врага “мерилом, с помощью которого можно определять взгляды, ценности и предпочтения”.69 Финлей, Холсти и Фэджен связывают антисоветские чувства и настроения американцев, во-первых, с патриотизмом, во-вторых, с моральными традициями, в-третьих, с христианским фундаментализмом.70 Таким образом, создается определенный штамп, стереотип в восприятии Советского Союза. К аналогичным выводам, опираясь на широкий круг источников и исследуя значительный промежуток времени (1937-1986 гг.), приходят и другие авторы.71

Но в тоже время восприятие американо-российских отношений нельзя рассматривать в отрыве от понимания общественностью таких проблем, как национальная безопасность, ядерная политика, расходы на оборону, сдерживание противника. Немаловажным является и степень поддержки деятельности Президента США на международной арене.

Таким образом, анализ американской литературы позволяет утверждать следующее:

1)       начиная с восьмидесятых годов, в американском обществоведении утвердилось мнение, подкрепленное значительным числом эмпирических исследований, что общественность США проявляет значительный интерес к внешнеполитическим проблемам;

2)       общественное мнение стало одним из наиболее значительных компонентов процесса формирования и претворения в жизнь внешнеполитических решений;

3)       общественное мнение и внешняя политика имеют тесную взаимосвязь и взаимовлияние;

4)       общественное мнение является динамичным процессом и

     управлять им нелегко, а тем более его подчинять;

 5) одной из причин нестабильности внешней политики США яв  ляется многогранная природа общественного мнения и политических предпочтений американцев.

Суммируя вышеизложенное, следует признать, что предложенная тема не стали еще предметом специального исторического исследования. Некоторые ее аспекты в литературе либо вовсе не затрагиваются, либо освещены неполно. Это касается, в частности, мнения общественности США по проблемам внешней политики во второй половине восьмидесятых - начале девяностых годов.

Данные обстоятельства определили интерес к изучению темы, избранной для  исследования.

Источниковую базу данной работы составили массовые источники, которые представляют собой результаты опросов общественного мнения по проблемам внешней политики США (как опубликованные отчеты, так и архивные материалы). Следует оговорить, что нами использован материал с выборкой в 1200 и более человек.

Архивные материалы представлены опросными листами и компьютерной базой данных, которые размещены в центре Ропера (Roper Center) и Национальном Архиве США в Вашингтоне. Здесь представлены неопубликованные данные опросов общественного мнения, которые проводились практически во всех регионах США на протяжении восьмидесятых - девяностых годов. Эти данные дают представление о самой процедуре опросов, формулировках вопросов, технологиях опросов и т.д. Однако есть значительные трудности при обработке, так как для исследования массового общественного мнения требуются более унифицированные материалы, хотя работа в архиве позволила вычленить круг заслуживающих доверия организаций, чьи отчеты автор использовал для анализа.

Опубликованные источники, представленные в библиотеке Конгресса США и Джорджтаунском университете, по способу получения информации можно разделить на несколько условных групп. В первую очередь, следует отметить отчеты организаций, которые сами проводят опросы. Это институт Гэллапа, служба Харриса, Национальный Центр по Исследованию Общественного мнения (NORC), организация Ропера, институт Янкеловича. Их отчеты печатаются в специальных бюллетенях, либо в периодически выходящих журналах, издаваемых этими же организациями. Это наиболее доступный и удобный для обработки источник. Автор использует данные перечисленных организаций также и потому, что в них наиболее полно отражены проблемы внешней политики США. Особо следует отметить материалы, полученные при проведении периодических серий опросов, спонсированных Чикагским Советом по Международным Отношениям. Во вторую очередь нам пришлось обратиться к обзорам, которые дают информацию по определенной проблеме или промежутку времени. Они наиболее удобны для анализа, так как позволяют проследить динамику общественного мнения и сравнить результаты различных исследовательских организаций. Значительным недостатком обзоров является их отставание во времени на 3-5 лет. Поэтому текущую информацию можно получить лишь из периодической печати или архива.

Архивные материалы представлены опросными листами и компьютерной базой данных, которые размещены в Центре Ропера и Национальном Архиве США в Вашингтоне. Эти данные дают представление о самой процедуре опроса, формулировках вопросов, технологиях опросов. Однако есть определенные трудности при обработке материала, так как для исследования массового общественного мнения требуются более унифицированные материалы, хотя работа в архиве позволила вычленить заслуживающие доверие организации, чьи отчеты автор использовал для анализа.

Методика изучения анализируемых материалов основана на сплошном исследовании статистического материала и на их сравнительном анализе, что позволило проводить уточнение сведений и их отбор, дало возможность составить относительно объективную и полную картину состояния общественного мнения граждан США по проблемам внешней политики своего государства.

 

 

 

ГЛАВА 1.

ОПРОСЫ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ КАК ИСТОЧНИК ПО ИССЛЕДОВАНИЮ МАССОВОГО СОЗНАНИЯ ГРАЖДАН США

 

Опросы общественного мнения являются одним из основных методов в исследованиях целого ряда наук. Именно этот метод изучения непосредственных фактов сознания не только дает информацию о состоянии общественного сознания, но и во многих случаях является источником сведений об изучаемых процессах.

История проведения опросов в США уходит к 1820 году, когда несколько газет начали интересоваться у граждан или местных политиков, кого из кандидатов они хотели бы видеть на посту президента. Эти опросы мало походили на современные, не были тщательно спланированы и научно подготовлены. Поэтому их назвали “соломенными”. Их основной задачей было способствовать продаже как можно большего числа газет. Многие газеты восприняли эту практику, и в 1904 году опрос нью-йоркской газеты охватил тридцать тысяч зарегистрированных избирателей. Другие опросы, неполитические, по исследованию рынка и вопросники для читателей журналов были использованы в 1911 году. И сразу же вслед за ними стал развиваться опрос в форме интервью на дому.1 В 1886 году был основан журнал “Общественное мнение” (Public Opinion), который обращался к множеству общественных проблем, перепечатывая передовицы из газет, речи наиболее влиятельных политиков, цитируя видных общественных деятелей. Подобная информация собиралась со всей страны. В 1906 году он был поглощен другим журналом “Литературный дайджест” (Literary Didgest), который позднее стал наиболее читаемым и наиболее крупным изданием своего времени.2 В 1916 году журнал проводит свой первый опрос граждан, разослав открытки своим подписчикам в пять штатов, спрашивая их мнение о кандидате на пост президента. Полученные данные были опубликованы. Перед каждыми новыми выборами процедура опроса повторялась. Только теперь адреса респондентов брались из телефонной книги или из записей регистрации автомобилей. К 1932 году число опрошенных составило двадцать миллионов человек.3 Это было очень хорошей рекламой, так как каждая почтовая карточка с вопросами включала в себя еще и подписной бланк. И хотя по данным этих опросов предпочтение отдавалось в основном республиканскому кандидату, вплоть до 1936 года респонденты правильно отмечали победителя предвыборной кампании.4

По-настоящему научное исследование общественного мнения начинается с 1930 года, когда был применен долевой выборочный метод,5 а в 1936 году - вероятностный выборочный метод.6 В 1937 году начинает свои публикации влиятельный журнал по исследованию общественного мнения “Паблик Апинион Квортерли” (Public Opinion Quarterly), который до сегодняшнего дня является самым серьезным журналом в этой области. В 1939 году было проведено первое частное исследование общественного мнения кандидатом на пост президента. Также президент Рузвельт обратился к академическим кругам за помощью по исследованию мнения общественности о возможности участия США во второй мировой войне.7

Но не все опросы общественного мнения верно прогнозировали будущую ситуацию. Видимо, самым ярким примером фиаско в истории опросов являются результаты опроса, проведенного в 1936 году журналом “Литературный Дайджест”. Редакция журнала разослала 10 млн. бюллетеней, в которых просила получивших их людей ответить, за кого они будут голосовать на предстоящих выборах президента - за кандидата от республиканской партии А.Лэндона или за демократа Ф.Рузвельта. Было возвращено 2 млн. бюллетеней. Опубликованные в журнале результаты предсказывали, что президентом станет А.Лэндон. Однако сказалось, что на выборах с большим преимуществом победу одержал Ф.Рузвельт, за которого проголосовало 60% избирателей.8

Так же некоторые авторы описывают выборы 1980 года как “ошибку вопросов”. Многие национальные опросы в октябре показывали, что Р.Рейган не сможет победить Дж.Картера. Но уже в заключительном отчете в ноябре он был назван ожидаемым победителем. Ситуация изменилась буквально за последнюю предвыборную неделю, так как большинство колеблющихся избирателей утвердились в своем выборе после известных событий с американскими заложниками в Иране и после окончательных предвыборных телевизионных дебатов. Следовательно, большинство опросов правильно освещали ход предвыборной компании 1980 года.

Помимо этих двух примеров противники и критики опросов приводят массу аргументов, называя процедуру опросов “недемократической” и элитной, с одной стороны, и представляют ее “навязыванием мнения плохо информированного среднестатистического человека”,9 которое затрудняет достижение компромисса и консенсуса.

Многие национальные политики, включая и членов Конгресса, разделяют эти позиции. Так, конгрессмен Л.Недзи настаивала на принятии закона о “правде в опросах”. Хотя такой закон не прошел в Конгрессе, он был принят в штате Нью-Йорк.10 Другим настойчивым критиком политических опросов был сенатор А.Гор Старший, который свел в 1960 году общую критику опросов к частному вопросу: насколько велика должна быть выборка, чтобы представлять мнение нации.11

В том же 1960 году кандидат на пост вице-президента Г.Лодж заявил в своей речи: “... людям следует смотреть на опросы как на разновидность галлюцинации, с которыми американцам необходимо справиться ... “12

С другой стороны, президент Линдон Джонс часто хранил результат последних опросов у себя в кармане, чтобы показать визитерам свой рейтинг популярности, когда он был наиболее благоприятен.13  В течение первых двадцати девяти месяцев пребывания в Белом доме Р.Рейгана, исследователь общественного мнения Р.Верслин встречался с президентом двадцать пять раз, чтобы обсудить результаты опросов.14

Эти примеры показывают, что политики, независимо от того, выражают ли они недовольство по поводу опросов или превозносят их, всегда уделяют пристальное внимание их результатам. Бесспорным является также то, что опрос общественного мнения в том виде, в котором он представлен в современной науке, является значительным успехом в развитии статистических методов исследования. К концу двадцатого века потребность информированности у граждан и политиков настолько возросла, что опросы и их результаты очень часто используются средствами массовой информации. Чтобы эффективно пользоваться результатами опросов, необходимо быть хорошо осведомленным о технологии опроса. Также очень важно избегать принимать отдельный опрос за окончательное и безусловное общественное мнение по проблеме. Правильное грамотное прочтение данных об общественном мнении также является наилучшей защитой от заключений и выводов, представленных неквалифицированными специалистами в области опросов.

Не ставя под сомнение значимость метода в целом, также не останавливаясь на частных методиках исследований, данная работа ставит своей целью описать базисные технологии опросов, сам процесс опроса, критерии к нему, наиболее вероятные ошибки и погрешности. Что в свою очередь даст возможность пользователям опросов (специалистам и простым гражданам) использовать этот метод исследования в качестве достоверного источника информации.

Общая характеристика опроса.  Опросы - один из источников получения информации о субъективном мире людей, их склонностях, мотивах деятельности, мнениях. Опрос позволяет моделировать любую ситуацию для того, чтобы выявить устойчивую склонность, мотив и т.п. отдельных лиц или общностей. Будучи, несомненно, лучшим источником знания о внутренних побуждениях людей, этот метод при соблюдении определенных требований позволяет получить достоверную информацию о современных событиях или о прошлом, о чем угодно или необходимо. Искусство использования этого метода состоит в том, чтобы знать, о чем спрашивать, какие именно задавать вопросы и как, наконец, убедиться в том, что можно верить полученным ответам, кого опрашивать, где вести беседу, как обрабатывать данные. Ответ на эти и другие вопросы дает современный уровень развития отечественной и американской науки.

Опрос является одним из самых универсальных и широко используемых методов в исследовании общественного мнения, но, как справедливо замечает Г.М. Андреева, необходимо с должной серьезностью относиться к этому методу. В противовес распространенному взгляду, что опросы - самый “легкий” для применения метод, можно смело утверждать, что хороший опрос - это самый “трудный” метод исследования”.15

Перейдем теперь к рассмотрению самого опроса. Опросы, являясь универсальным методом, в США проводятся на улицах и в магазинах, но чаще всего по телефону или лицом к лицу с респондентом по месту жительства. Опрос часто включает множество вопросов и может длиться в течение часа или более. Коммерческие опросы обычно короче, чем академические, но и те и другие отмечают, что большинство опрашиваемых американцев бывают очень довольны, что именно их мнение заинтересовало специалистов, реже выражают подозрительность или нежелание отвечать. Однако, в последнее десятилетие количество потенциальных респондентов, которые выражают желание участвовать в опросах, возросло.16 И это поставило на повестку дня в США проблему как добиться большого доверия результатам опросов.

Содержание опроса может широко варьироваться. Обычно это вопросы об отношении или мнении по важнейшим общественным проблемам, и, конечно, вопросы, касающиеся демографических характеристик респондента (возраст, род занятий, социальный статус и т.д.). Другой вид информации, которую можно извлечь из опроса, включает уровень знаний опрашиваемого о данной теме, индивидуальный опыт и условия жизни. Таким образом, попутно могут быть исследованы многие дополнительные факторы, важные для исторического исследования.

Объектом исследования при опросе является население или общественность (генеральная совокупность) - это большая группа людей, которая обладает теми или иными общими свойствами, существенными для их характеристик. Часто такая совокупность может состоять из людей, принадлежащих к той или иной категории населения.17 Это могут быть зарегистрированные избиратели данного штата, или все горожане старше восемнадцати лет, или группа граждан, объединенных по профессиональному признаку. Нет необходимости вступать в контакт с каждым индивидом в указанной группе. Вместо этого формируется выборка. Тип и способы формирования выборки прямо зависят от целей исследования и поставленных гипотез. Выборка должна быть строго репрезентативной, т.е. по определенным параметрам состав обследуемых должен быть приближен к соответствующим пропорциям в генеральной совокупности. Между тем строго репрезентативную выборку по всем параметрам обеспечить невозможно, и поэтому репрезентация гарантируется по главному направлению анализа данных. Во многих случаях это поло-возрастной и социально-профессиональный состав обследуемых, их пространственная локализация, уровень дохода. Численность (объем) выборки зависит от уровня однородности или разнородности изучаемых объектов, а также от финансирования проекта. Американские организации по исследованию общественного мнения, такие как институты Гэллапа и Л. Харриса, пользуются общенациональной выборкой в 1200 человек. Согласно современной теории репрезентативности, при таком числе испытуемых “происходит уплощение кривой ошибок”.18 Практика экспериментальных исследований свидетельствует, что данное число респондентов является достаточным, чтобы в 95 случаев из 100 при таком размере выборки ошибка составила + 2,9. Таким образом, если проведенный опрос показал, что 45% населения придерживается данного мнения, что настоящий показатель не будет выше 48% и не ниже 42%. В проводимых опросах службы Гэллапа в период с 1950 по 1988 год ошибка была еще ниже, она составляла всего 1,5%.19 Отсутствие в публикации сведений о размере выборки и вероятной ошибке свидетельствует о том, что этот материал не заслуживает доверия. Также индикатором объективности и правдивости полученных результатов является наличие информации о технологии формирования выборки и процедуре опроса. В настоящее время наиболее широко применяется вероятностный подход при формировании выборки, но применяются и другие виды, которые используются с учетом разновидностей опросов.

Разновидности опросов.  В зависимости от способа получения информации различают два больших класса: интервью и анкета.

Интервью - это проводимая по определенному шаблону беседа, предполагающая прямой контакт интервьюера с респондентом, причем запись ответов производится либо интервьюером (его ассистентом), либо механически (на пленку).20 Имеется множество разновидностей интервью. В США наиболее распространенными являются три - персональное (с глазу на глаз), по телефону и по почте.

Персональное интервью является лучшим способом для глубокого изучения мнения по проблеме, позволяющим детально исследовать отношение и мнение каждого респондента. Оно дает возможность респонденту обосновать свое мнение, а интервьюеру собрать значительную по количеству и качеству информацию. Но этот вид опроса требует больших затрат времени, персонала и денег. Стоимость персонального интервью на 45 - 60% выше, чем интервью по телефону.21

Опрос по телефону получил наибольшее распространение с семидесятых годов. Он имеет большие преимущества за счет удобства проведения как для интервьюера, так и для респондента, низкой стоимости, меньших затрат времени и т.д. Хотя ряд авторов считает22, что интервью по телефону не может длиться столько же времени, сколько персональное интервью, не позволяет рассматривать деликатные проблемы с достаточным тактом. Бесспорно, этот метод дает менее полные ответы, но приносит более значительные результаты в больших городах.

В США свыше 90% населения имеет телефон дома, а остальные имеют доступ к телефону, находящемуся поблизости; таким образом, процент недостижимых потенциальных респондентов мал. Более серьезной проблемой является то, что в некоторых регионах до 40% абонентов не внесены в телефонные справочники.23 Однако, эта проблема решаема, если использовать технологию случайного набора номера по автоматическому телефону (RDD), которая предполагает метод случайности  в определении номеров, по которым будет произведен опрос. Эта технология имеет несколько разновидностей, но все они ставят целью сделать всех абонентов достигаемыми, включая тех, кого нет в телефонном справочнике. Таким образом, службы, проводящие опросы по телефону могут использовать вероятную выборку.

Так же среди преимуществ телефонного опроса перед личным интервью следует отметить меньшую стоимость, большую оперативность, конфиденциальность и, следовательно, искренность ответов, обеспечивающие в конечном итоге стандартизацию процесса сбора данных.24

Но одновременно с ростом телефонизации отечественные и американские исследователи отмечают рост числа лиц, использующих определители номера и автоответчики.25  Исследования показали, что владельцы автоответчиков менее охотно участвуют в опросах.

Другим новшеством, которое последовало за широким внедрением телефона, явилось использование компьютера в телефонном интервью (CATI). Эта ситуация, когда интервьюер считывает вопросы с дисплея компьютера и заносит ответы респондента непосредственно на компьютерный файл. Это делает процедуру опроса более легкой и аккуратной, что позволяет одновременно кодировать информацию, тем самым ускоряя процедуру анализа.26  Специалисты по опросам стремятся избегать цепочки “респондент – интервьюер – оператор” и отдают предпочтение компьютерному самозаполнению, особенно проведенного в одиночестве. Данный вид опроса помогает получить ответы на самые деликатные вопросы, так как у отвечающего больше уверенность в анонимности и, следовательно, повышается желание респондентов сообщить о себе сведения личного характера. При компьютерном опросе важную роль играет возраст опрашиваемого. Исследователи отмечают, что для молодежи такой вид опроса более привычен. Эта возрастная группа не практически не отличают его от анкетирования на бумаге. Другим преимуществом данного вида опросов является возможность при весьма незначительных усилиях получить более “умную” версию. При этом не нужно тратить время на инструктаж и тренировку интервьюера.

Развитие технологий ведет еще дальше, и позволяет человеку в режиме реального времени вести диалог с компьютером с помощью голоса.

Новые технологии позволяют исследователям общественного мнения использовать электронную почту и Интернет. Наиболее острой проблемой данного вида опросов является проблема возврата, хотя привлекают своей дешевизной и оперативностью.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   

Почтовый опрос также очень распространен в США. Этот способ вполне оправдан за счет своей низкой стоимости, хотя процент возврата составляет 45-50%.27 Хотя есть возможность эту цифру повышать. Факторами, влияющими на повышение возврата, являются: уведомление по телефону, напоминание (через 2 - 3 недели) о том, что респонденту была направлена анкета: “вознаграждение” в виде календаря-сувенира и т.д. К тому же на возвратность анкет влияет социально-экономический статус, тем более вероятен возврат заполненных анкет.

В восьмидесятые - девяностые годы стали широко использоваться новые методы опросов. Это так называемые “опросы на выходе”, когда избирателям на выходе из избирательного участка предлагается заполнить краткий анонимный бюллетень, отметив за кого голосовал респондент или определить свое мнение на некоторые проблемы выборов или предвыборной кампании. В данном случае выборка может оказаться смещенной или нерепрезентативной, так как избиратели покидают участок через разные выходы или в толпе, поэтому сделать системный отбор очень трудно. К тому же разные демографические группы приходят голосовать в разное время.29 Часть избирателей отказывается участвовать в опросе, не желая это делать второпях, или вообще не желает раскрывать свой выбор даже анонимно, или же намеренно фальсифицирует свой реальный выбор. Каждые два часа интервьюер звонит в компьютерный центр по сбору полученной информации. И уже к полудню имеются предварительные сведения о предполагаемом победителе. “Опросы на выходе” подняли две основные проблемы. Первая, это влияние репортажей средств массовой информации на граждан, которые еще не проголосовали. И другая - это точность, тщательность проведения таких опросов, особенно с точки зрения составления вопросников. Хотя надо отметить, что американские исследователи оставляют за этим видом опросов право на существование, правда, с учетом вероятных единиц выборки.

Другим сравнительно новым методом опроса в США является опрос, получивший название “обратный звонок”. В данном случае респонденты сами звонят по специальному номеру телефона, чтобы высказать свое мнение после заслуживающих внимание событий (новостей). Проблема в этом случае состоит в том, что абсолютно отсутствует контроль над формированием выборки. Респондентами становятся люди по собственной инициативе, поэтому значительное меньшинство может повлиять на конечный результат опроса.

В литературе описываются и другие разновидности интервью: они классифицируются по содержанию беседы - документальные (о событиях прошлого), интервью мнений (цель - выявление взглядов, оценок, суждений), интервью с экспертами (опрос специалистов, где многие требования, применяемые в массовых опросах, неприемлемы); по технике проведения - свободные (это длительные беседы без строгой детализации вопросов, по общей программе), стандартизованные интервью (по строгому плану предложенных вопросов и возможных ответов).

Как уже отмечалось, при почтовом опросе используется анкета. Анкета - это определенным образом организованный набор вопросов, каждый из которых логически связан с центральной задачей исследования. Анкеты обычно раздаются или рассылаются опрашиваемым и респонденты заполняют их. Поэтому ее инструкция и все комментарии должны быть предельно ясны для респондента. Анкетные опросы классифицируют прежде всего по содержанию и конструкции задаваемых вопросов. Различают открытые (когда респондент дает ответ в любой форме) и закрытые вопросы (когда в опросном листе заранее предусмотрены возможные варианты ответов). Например, ответ на вопрос: “Каково Ваше мнение, США опережают, отстают или имеют одинаковое вооружение с СССР?” выглядит следующим образом:

1) США опережают СССР,

2) США и СССР имеют равное вооружение,

3) США отстают от СССР.

Подчеркните тот ответ, с которым Вы согласны.”

Иначе говоря, респонденту уже предлагают альтернативу возможных ответов. Полузакрытые анкеты комбинируют обе процедуры. Зондажный и экспресс-опрос применяются в обследованиях общественного мнения и содержат всего 3-4 пункта основной информации и несколько пунктов с демографическими и социальными характеристиками опрашиваемых. Анкетирование по месту жительства отличается от опроса на почте. Это более трудоемкий процесс, но дает более качественные результаты. Наконец, при классификации анкет используют также многочисленные критерии, связанные с темой опроса: событийные анкеты, анкеты на выяснение ценностных ориентаций, статистические анкеты и т.д.

Независимо от того, какой вид опроса использован на практике - интервью или анкетный опрос, - опрос общественного мнения имеет четыре общих стадии, каждая из которых должна быть по очереди завершена, чтобы получить истинные результаты. Первая стадия называется формирование или построение выборки, касается того, как производится отбор людей, мнение которых будет выяснено. Решающим моментом этой стадии является проблема репрезентации. Вторая стадия - конструирование вопросников и процесс опроса. Существуют многочисленные правила построения каждого вопроса, расположения их в определенном порядке и т.д. С этой фазой также связан выбор метода получения необходимой исследователю информации (путем интервью, анкетирование по почте, опрос по телефону и т.д.). Третья стадия опроса общественного мнения предполагает первичный анализ полученных ответов и составление отчета о всей группе опрошенных. Последняя стадия - презентация результатов. Результаты исследования обычно публикуются в виде таблиц или графиков, диаграмм. Каждая из этих стадий очень важна для получения действительно надежной информации, поэтому, на наш взгляд, следует более подробно остановиться на каждой стадии опроса.

Построение выборки.  Процесс сбора первичной информации начинается с предварительного определения совокупности лиц (респондентов), которые станут источником этой информации, представляющей собой результат опроса. Процедура построения выборки имеет свои строгие правила и приемы, которые в конечном результате должны будут позволить сделать правдивые выводы о целом на основании изучения его части, то есть объекта исследования. Напомним, что объектом исследования в данном случае выступает носитель той или иной социально-исторической проблемы.

Объект исследования, который территориально или во времени “локализован” и на который распространяются выводы исследования, называется генеральной совокупностью.

В свою очередь, определенное число элементов генеральной совокупности, отобранных по строго заданному правилу, составляет выборочную совокупность. В момент исследования она представляет собой как бы модель генеральной совокупности. Другими словами, требуется, чтобы структура выборочной совокупности максимально совпадала со структурой генеральной совокупности по основным изучаемым качественным характеристикам и контрольным признакам. Для того, чтобы добиться этого, нужно строго соблюдать правила выборки.

Элементы выборочной совокупности (респонденты), подлежащие изучению (опросу), и есть единицы анализа. Такими единицами могут выступать как отдельные индивиды, так и целые коллективы и учебные группы, если в последних проводится сплошной опрос.

От того, какие цели ставит перед собой исследователь, зависит выбор метода построения выборки. Существуют два основных метода - вероятностный и целенаправленный.

Модель вероятностной выборки предполагает, что каждый респондент, входящий в выборку, имеет равные возможности быть выбранным. Исследованные нами организации, занимающиеся опросами, чаще всего используют вероятностную выборку. Существуют три типа вероятностной выборки, используемые специалистами США: собственно-случайная выборка, систематическая и серийная.

Основной чертой собственно-случайной выборки является создание условий разновероятности отбора единиц анализа. Оно должно гарантировать для каждого элемента генеральной совокупности равную вероятность попасть в выборку. На практике это обеспечивается следующим образом: элементы генеральной совокупности находятся в определенном списке (например, список всего взрослого населения США, список избирателей, список студентов университета, список домовладельцев), из которого  отбирается необходимое число респондентов. Этот метод предполагает занесение всех элементов генеральной совокупности (фамилии или, чаще, числового кода) на карточки, после чего их помещают в специальный ящик, тщательно перемешивают и производят отбор. В последние десятилетия это процесс осуществляется либо при помощи таблиц, либо компьютера. Преимуществом этого метода является то, что довольно легко вычислить возможную ошибку, осуществить анализ собранной информации. Но есть и недостаток. Выборка, основанная на этом методе отбора, не может представлять отдельные группы населения. Она позволяет проводить исследования, имеющие общие цели, когда необходимо знать мнение широкой общественности, а не отдельных групп населения.

Систематическая выборка применяется для больших генеральных совокупностей и имеет те же преимущества и недостатки, что и предыдущий вид. Основное отличие заключается в том, что при систематической выборке вырабатываются специальные критерии отбора. Также как и в предыдущем случае, используется определенный список лиц и из него через равные интервалы отбирается определенное число респондентов (например, отбирается каждый тридцатый). В отечественной литературе данный тип носит название механической выборки. Оба описанных типа позволяют сформировать выборку, отражающую те или иные слои или группы населения только, если эти группы действительно присутствуют в генеральной совокупности.

Более удобным и более точным методом является серийная или стратификационная выборка. Ее суть заключается в следующем. Еще до формирования выборки вся генеральная совокупность “разбивается” на однородные серии (страты) по заданному признаку. Отбор респондентов осуществляется из каждой серии отдельно. При этом число респондентов, отбираемых из серии, пропорционально общему числу элементов в ней. Например, необходимо, чтобы в выборке были представлены как белые, так и темнокожие граждане. При первом и втором методе построения выборки это не может быть гарантировано. Только третий (серийный) метод дает возможность сравнить мнения белых и темнокожих граждан, хотя ставит под сомнение выводы по всей генеральной совокупности.

Наряду с вероятностной применяется и целенаправленная выборка, к которой неприменимы теории вероятности. Она осуществляется с помощью следующих методов: стихийной выборки, основного массива и квотной выборки.

Примером метода стихийной выборки служит почтовый опрос читателей журнала или газеты, или первых ста человек, встреченных на улице (чаще всего такие опросы практикуются корреспондентами телевидения). В данном случае нельзя заранее предположить структура массива респондентов, возвративших анкету по почте или встреченных на улице. Это затрудняет оценку репрезентативности выборки. А выводы распространяются лишь на опрошенную совокупность. Часто стихийную выборку принимают за собственно-случайную. Это является ошибкой. Так как собственно-случайная выборка - это вероятностная выборка, а стихийная выборка зависит от ряда факторов, например, от того, куда и когда отправился корреспондент, чтобы опросить прохожих.

Метод основного массива зависит от того, какое решение принимает исследователь, чтобы выбрать “типичных” или репрезентативных” корреспондентов. Например, исследователь выбирает “типичный” избирательный участок, который, по его мнению, можно использовать для “зондажа” какого-нибудь контрольного вопроса. В таком случае опрашивается 60%-70% избирателей данного участка. Но полученные результаты опроса не дают возможность сделать вывод относительно всей генеральной совокупности (в данном случае избирателей всего штата или страны).

Наиболее точный и широко применяемый в опросах общественного мнения метод квотной выборки. Его используют в тех случаях, когда до начала исследования имеются статистические данные о контрольных признаках генеральной совокупности. Все данные о том или ином контрольном признаке выступают в качестве квоты, а их отдельные числовые значения - параметров квоты. При квотной выборке респонденты отбираются интервьюером целенаправленно, с соблюдением параметров квот. Число признаков, данные о которых выбираются в качестве квот, как правило, не превышает четырех. Дело в том, что при большем числе “фиксированных” признаков отбор респондентов становится чрезвычайно трудоемким.

Квоты могут быть заданы как по независимым, так и по взаимосвязанным параметрам. Рассмотрим случай, когда совпадение структуры выборочной и генеральной совокупности обеспечивается по двум признакам: уровню квалификации и уровню образования. Распределение респондентов по этим признакам в генеральной совокупности известно и выражается в процентах. Предположим, далее, что опросу подлежит 1200 человек. Тогда состав последних при опросе формируется так, чтобы в процентном отношении структура распределения элементов выборочной совокупности по отмеченным двум признакам была тождественна структуре распределения элементов генеральной совокупности по тем же признакам.

Таким образом, существуют различные методы построения выборки и их выбор зависит напрямую от цели, которую ставит перед собой исследователь. Американские ученые считают, что результаты, полученные при вероятностном методе построения выборки, являются более достоверным и, хотя применение целенаправленных методов также бывает оправдано в зависимости от целей опроса.29

Какой бы метод формирования выборки не был бы выбран исследователем, важнейшим вопросом всей теории выборки является определение выборочной совокупности и обеспечение ее представительности (репрезентативности), а так же чтобы применяемый способ обеспечивал сравнимость данных.

На этом не исчерпываются все методы выборки. Имеются и более сложные, при разработке которых полстеры прибегают к помощи специального математического аппарата и ЭВМ, к помощи специалистов по математической статистике.30

Конструирование вопросников является второй стадией процесса опроса общественного мнения. Планирование и формулировка вопросов для опроса - это трудоемкая задача, о которой написаны целые книги.31 Но существуют определенные стандарты и критерии, которые обеспечивают достоверность и научность получаемой информации. Уже в 1932 году С.К. Вэнгом был представлен список необходимых требований и рекомендаций для опросных вопросников,32 а позднее Ч.Кэннели и Р.Кэн разработали перечень-памятку для исследователей в области мнения общественности.33 Мы остановимся лишь на самых основных и наиболее важных.

Первое, что необходимо помнить при опросе, - это стараться создать для респондента наиболее комфортную ситуацию. С этой целью специалисты разрабатывают соответствующие инструкции, которые также включают в себя информацию о целях интервью и сведения о тех, кто его спонсирует.

Второе - в массовых опросах репрезентативной выборки граждан многие респонденты имеют различный образовательный уровень (не всегда достаточно высокий), ограниченный словарный запас и смутное представление о специфических терминах. Малопонятный для респондента язык - не меньшая опасность, чем подлаживание под стилистику или жаргон определенной группы аудитории. Обычно проводится предварительный тест, когда респондентам пробной выборки предлагаются определенные вопросы. Если респонденты этой выборки не понимают или не знают хотя бы одно слово, вопрос формулируется заново.34 Для каждого типа аудитории экспертным путем также устанавливается оптимальная длина предложений (более двадцати слов - “трудный вопрос”, менее пяти - “слишком упрощенный”) и уровень сложности грамматической структуры (сложносоставные предложения и фразы, - содержащие избыточное число общих терминов, и т.п.), а также мера понятности основных терминов. Важнейшим критерием отбора лексики для вопроса является ясность смысла. Вопросы должны быть понятными, ясными, прямыми, краткими с точной формулировкой. Вопросы должны быть своевременными. Например, спрашивая о деятельности правительства в той или иной области, следует указывать интересующий вас отрезок времени, лучше всего, чтобы вопрос касался последнего месяца. Недопустимы формулировки с отрицаниями, а тем более с двойными отрицаниями, употребление пассивного залога. Следует избегать случаев, когда возможна двойная или более интерпретация вопроса, а также “двойных вопросов”, которые выражают две идеи (например, вопрос: “Поддерживаете ли Вы более решительные меры администрации по ограничению ядерных и обычных вооружений?” Респондент может иметь различные точки зрения по этим двум проблемам. Составитель вопросника должен учитывать и трудности, связанные с формированием ответов: уровень компетентности, припоминания событий, представления воображаемой ситуации, исчисления (например, среднего дохода), сравнения значительного количества отдельных событий, наблюдений и т.д. Полнота и глубина информации существенно зависят от общей культуры и кругозора респондентов.35 Так, люди с относительно высоким уровнем образования способны оценивать вероятную достоверность своих сведений, тогда как респонденты с низким уровнем образования не могут этого сделать.

Достоверность получаемой информации прямо зависит от содержания планируемых вопросов. Это третья группа требований, остановимся на ней подробнее.

Какова бы ни была тема опроса, обычно требуются сведения о статусе опрашиваемого: пол, возраст, образование, семейное положение, уровень дохода и т.п. На первый взгляд кажется, что это самое простое при опросе. Но в действительности очень трудно получить надежные данные такого рода. Более предпочтительным является постановка закрытых вопросов (с подсказкой), так как в закрытом варианте сведения такого рода более надежны. Ибо мы не знаем, что вздумается написать на простейшие вопросы. При закрытом варианте американские исследователи используют группировку населения, отвечающую целям исследования и принятую в государственной статистике. Так, используются следующие возрастные группы: 18-29, 30-49, 50 и более лет. Закрытый вопрос на статус формулируется в терминах, не допускающих двусмысленного толкования. Это относится и к словам, и к единицам счета, и к построению фраз. Например, в закрытом вопросе о партийной принадлежности выделяют обычно три группы возможных ответов: республиканец, демократ, независимый. Конечно, эти три группы не отражают всего политического спектра, но дают возможность сгруппировать респондентов по предпочтительному отношению к правящим партиям. В группировках счета предлагается соотнести себя с той или иной группой в соответствии с годовым доходом: до 20 тыс., от 20 тыс. до 29999 тыс., от 30 тыс. до 49999 тыс. и т.д. На наш взгляд, недостаточно четко очерчен перечень групп профессий и квалификаций, так как он предполагает разночтения. Так, выражения “неквалифицированный рабочий”, “белый воротничок”, “голубой воротничок” могут быть истолкованы весьма широко. Неотчетливы выражения “белый”, “небелый”, “темнокожий”, которые следовало бы заменить более развернутыми и строгими вариантами ответов.

Кроме информации о статусе респондента опрос дат и другого рода информацию: во-первых, событийную (сведения о фактах поведения в прошлом и настоящем), во-вторых, оценочную. Сбор такого рода информации требует прежде всего контроля на компетентность опрашиваемого. Оценка уровня компетентности респондента зависит от содержания требуемой информации. Так, неосведомленность респондента по вопросам событийного характера может привести к прямой фальсификации. А во втором случае, особенно если мы имеем дело с массовыми опросами, необоснованные оценки при фактической осведомленности о данном предмете столь же “надежны”, как и обоснованы. В таком случае проверка компетентности опрашиваемого сводится к тому, чтобы уяснить, известны ли ему оцениваемые события. Она может быть справедливым и объективным, несправедливым и ошибочным с точки зрения непредвзятого и серьезного анализа проблемы. Однако знание о мнениях и оценках общественности, какими бы ни были эти мнения и оценки, - это объективная и достоверная информация, если опрашиваются люди, знакомые с тем, о чем их спрашивают.

Каковы же требования и способы повышения надежности опросных данных о фактических событиях? Прежде всего, как уже отмечалось, следует выяснить уровень компетентности опрашиваемого в данной области и по данному предмету. К примеру, опрос ставит целью выяснить мнение общественности по целому ряду проблем, связанных с ситуацией на Ближнем Востоке. В данном случае сначала используют так называемые вопросы-фильтры, которые выясняют уровень знаний респондента о предмете и его интерес к теме. Проведение такого рода предварительного опроса отсеивает из выборки часть респондентов, а дальнейший опрос проводится лишь с теми лицами, которые осведомлены о происходящих событиях. Вместе с тем замечено, что обилие фильтрующих вопросов ведет к увеличению доли неответивших, поэтому излишняя перегруженность такого рода вопросами также нежелательна.36 Чтобы избежать нежелательных моментов, связанных с некомпетентностью респондента, употребляются нейтральные вопросы, которые содержат две или более альтернативы для выбора респондента. В формулировке вопросов событийного характера не допускаются оценочные выражения вроде: “много - мало”, “хорошо - плохо”, “удачно - неудачно” и т.д. У каждого свои собственные критерии оценок, что выявляет детальный зондаж. В вопросах о давно происходивших событиях недостоверность сведений может объясняться ошибками памяти. Даже важные события прошлого имеют особенность искажаться более поздними событиями.37 В данном случае, чтобы повысить способность опрашиваемого вспомнить события, применяются вопросы, освежающие ассоциативную память. Другой метод - включение в вопрос события, локализованного во времени и пространстве, разрешение пользоваться при ответе справочниками. Некоторые американские специалисты в области опросов38 так же рекомендуют давать перед опросом специальные инструкции о необходимости полных и тщательных ответов, которые помогают респонденту осознать важность темы, ее социальную значимость; кроме того брать с респондента письменное обещание быть правдивым и давать полные ответы.

Хорошее основание достоверности сведений о событиях - это необходимая подробность информации, ее детализация. Известно, что люди скорее ответят на вопрос так, как они его восприняли, чем так, как вы его задали в действительности. Поэтому всегда в интервью или анкете прогнозируются “обрамленные вопросы”, то есть вопросы, которые являются наводящими, несущими дополнительную информацию. Классическим примером этой проблемы может послужить описанное Бэнкрофтом и Велчем39 интервью, целью которого было определить число работающих лиц в США. Вопрос звучал так: “Занимались ли Вы какой-либо работой за плату или с целью получения прибыли на прошлой неделе?” Но желаемого результата устроители опроса не достигли. В основном это лучилось потому что многие респонденты (например, домохозяйки, студенты) не обратив внимания на слова “какую-либо работу”, ответили в соответствии со своим основным родом занятий. В этом случае следовало бы задать два вопроса: первый об основном роде занятий опрашиваемого, а второй (тем, кто дал ответ, что они являются “неработающими”) - занимался ли он какой-либо работой за плату в дополнение к своей основной деятельности. Результатом такой простой замены одного вопроса двумя явилось то, что официальная оценка занятости повысилась более чем на миллион человек.

Вопросы на мотивацию, оценки и мнения представляют наиболее сложную часть процедуры массового опроса.

Особенно опасны “наводящие” вопросы, внушающие определенный ответ.40 Так, в следующих примерах ответ внушается интервьюером:

Согласны ли вы с возрастанием бюджетных ассигнований на оборону? (высказано сомнение: интервьюер явно заинтересован в ответе, но, в каком именно, - это неясно опрашиваемому; он будет стараться уловить, какой ответ желателен).

Вы согласны с возрастанием бюджетных ассигнований на оборону? (в зависимости от ударения и интонации внушается определенный ответ).

Вы не согласны с возрастанием бюджетных ассигнований на оборону? не так ли? (утверждение, которое предполагает согласие).

Неправильная формулировка предполагает нейтральную интонацию: Вы “за” или “против” возрастания бюджетных ассигнований на оборону?”

Стереотипные формулировки вопросов вызывают столь же стереотипные ответы. Следует избегать употребления стереотипных формул, особенно если они эмоционально окрашены. Например, “коммунистические агенты”, “зверская политика”. На этом требовании настаивают многие ведущие американские специалисты в области опросов.41 Опрашиваемые стремятся отыскать наиболее распространенный стереотип, менее стереотипная формулировка дает обычно более широкий разброс мнений.

Проективные вопросы - хороший способ выявить общую направленность интересов, мотив деятельности. Респонденту предлагается набор ситуаций и просят указать предпочтительный вариант поведения или мнения в заданных условиях или по заданному утверждению.

Для фиксации не только содержания мнения, но и его интенсивности в формулировку вопроса включают обычно различные шкалы интенсивности оценок. Например:

Вопрос: “Я хотел бы знать Ваше мнение о программе, которая называется “Звездные войны”. Согласны ли Вы с утверждением: “Советские лидеры сильно обеспокоены “Звездными войнами”. Это означает, “что мы находимся на верном пути”.

Ответы: - Да, это так.

- Вероятно, это так.

- Вряд ли это так.

- Это совсем не так.

Интенсивность суждений может быть выражена и в так называемых “биполярных шкалах”.42 Например, предлагается на шкале, где “+5” обозначает, что страна нравится больше всех других, а “-5” обозначает, что страна вам нравится меньше всех других, отметьте свое отношение к России. Шкалы могут быть разными по фиксации степени выраженности различных признаков. Чаще всего в исследованиях массового общественного мнения в США используют десятибалльную шкалу. Примером другой шкалы может служить следующий вопрос: “Я бы хотел знать Ваше мнение о возможности возникновения мировой (ядерной) войны в ближайшие десять лет”. В качестве ответа предполагалось три варианта: 50% и более, 10-40%, 0%.

Следует обратить внимание на такой весьма тонкий аспект оценочной информации, как асимметрия позитивного и негативного полюсов оценок. Дело в том, что люди вообще более тонко дифференцируют негативную зону восприятия (и эмоций), более грубо - позитивную. Это связано с так называемой позитивно-негативной асимметрией восприятия. Предлагая шкалу оценок мнений, почти всегда можно полагаться на ответы негативной зоны, но менее уверенно - на ответы позитивной зоны.

Итак, выяснение мнений - довольно сложная процедура, предполагающая отбор со стороны компетентности, уточнения мотивов оценок и т.д. Поэтому все построение опросника подчиняется задаче достичь максимально возможного получения информации от респондента. Для такого рода процедур используется техника постадийного развертывания вопроса.43 Традиционно опрос начинается с фильтрующих вопросов, затем задается вопрос на выявление общей направленности мнения. Более легкие вопросы задаются сначала, затем переходят к более трудным, завершается опрос вопросами на выяснение статуса респондента.

Надежность информации существенно зависит не только от содержания планируемого вопроса, но, конечно, и от конструкции и типа задаваемого вопроса. По форме вопросы обычно разделяются на открытые и закрытые.

Вопрос называется открытым или свободным, если ответ на него может быть дан в любой форме. Например, одним из распространенных вопросов в предвыборной компании является: “есть ли какая-то специфическая черта у Демократической (Республиканской) партии, которая Вам нравилась бы больше всего? (Если есть), то какая?” Предполагается, что ответ в свободной форме позволяет выявить доминанту мнений, оценок, настроений: люди отмечают те стороны явлений или говорят о том, что волнует их больше всего, о том, что, реагируя на вопрос без подсказки вариантов ответов, люди лучше проявляют особенности своего повседневного, обыденного сознания, свой образ мыслей. Главный недостаток открытых вопросов состоит в том, что высказываемые здесь мнения связаны с какими-то неизвестными рамками сравнения, вариантов суждений также может быть значительное количество. Это может привести к изменению акцентов. Другой недостаток открытых вопросов - трудность обработки данных. Пространные ответы предполагают последующую группировку и часто квантификацию, а контент - анализ ответов - процедура сложная и трудоемкая. Но самое главное - здесь требуется высокое искусство “расшифровки” реальных смыслов, вкладываемых респондентами в их суждения.

Закрытый вопрос задается в такой форме, что его формулировка предполагает выбор из ответов, предложенных интервьюером. Рамки оценок и суждений определяются здесь набором единых для всех опрошенных вариантов ответа. Это позволяет сопоставить данные в равных условиях. Например, респондентам задается вопрос: “Каково ваше мнение, США опережают, отстают или имеют одинаковое вооружение с СССР?” В данном случае выбор ответа не так труден. В другом менее конкретном случае использование четко фиксированных альтернатив может быть проблематично. Но преимущество состоит в том, что все респонденты отвечают вы четко спланированной форме, что очень удобно для обработки данных и составления отчета. Указанные преимущества плюс экономичность применения закрытых вопросов ведут к тому что чаще используются исследователями, иногда без достаточных оснований. Главное же основание выбора того или иного типа вопроса это цели стоящие перед исследователем в процессе опроса.

Часто исследователь и используют полузакрытые вопросы, в которых после перечисления возможных ответов задается дополнительный вопрос: “А что еще?”, то есть вопрос, который бы дал возможность респонденту высказать какое-либо дополнительное мнение, если оно у него имеется.

В целом, сопоставляя возможности открытых и закрытых вопросов, можно сказать, что при первом подходе к теме специалисты пользуются открытыми вариантами. Поэтому на стадии разведки открытый вопрос обладает несомненными преимуществами. В описательных исследованиях используют закрытые и полузакрытые вопросы.

В интервью развертывание беседы предполагает постановку открытых вопросов и далее уточнение ответов в зависимости от ситуации. Конечный итог по отдельным разделам интервью, как правило, формулируется в виде закрытого вопроса, перечисляя указанные респондентом суждения с просьбой уточнить их и сопоставить.

В анкетах обычно комбинируют все варианты вопросов: открытые, закрытые и полузакрытые. Это повышает обоснованность и полноту информации.

Перечисленные выше типы вопросов могут задаваться в прямом и косвенном виде. В прямом варианте вопроса предусмотрен ответ, который следует понимать в том же смысле, как его понимает опрашиваемый. Ответ на косвенный вопрос предполагает расшифровку в ином, скрытом от респондента смысле. Косвенный вопрос ставится в случае, если затронуты проблемы, по которым опрашиваемые не склонны высказываться откровенно. Наиболее распространенный способ замены прямых вопросов косвенными - перевод из личной формы в безличную.

Личные и безличные вопросы в равной мере относятся к оценкам и суждениям самого опрашиваемого, но во втором случае оценка имеет косвенный характер. Так, вместо личного прямого вопроса: “Как вы считаете” - задают косвенный, безличный: “Некоторые полагают, что ... Какие суждения, по Вашему мнению наиболее справедливы?” Ожидается, что опрашиваемый выберет те суждения, которых он сам придерживается. Личная и безличная форма вопросов помогает также определить степень персональной заинтересованности или “уровень” включения индивида в различные социальные ситуации. Целесообразно правильно комбинировать все указанные формы вопросов. Эту позицию иллюстрирует использование разных видов вопросов в качестве основных и контрольных. Основные и контрольные вопросы различаются по их функциям в интерпретации данных. С помощью контрольных уточняют и дополняют сведения, полученные в основных вопросах. В опросном листе основной и контрольные вопросы размещаются так, чтобы респондент не смог уловить прямой связи между ними. Поэтому они перемежаются другими темами, не относящимися к данной. Иногда для этого используют вопрос - “глушитель”.

Помимо ведущих - целевых, отвечающих прямым задачам исследования, всегда используются так называемые функциональные или служебные формулировки и вопросы. Задача последних - облегчить процесс интервью или анкетного опроса, снять напряжение и усталость, появляющуюся к концу работы респондента, отвлечь его внимание, когда это требуется, или же, напротив, помочь сконцентрироваться.

К числу функциональных относятся вопросы - “фильтра” и “ловушки”, отсеивающие некомпетентных и невнимательных; “глушители”, с помощью которых отвлекают внимание при длинном перечне или перед постановкой контрольного вопроса; многообразные пояснительные комментарии и оговорки такого, например, типа, как: “По Вашему мнению”, “А теперь, если рассматривать в целом, как бы Вы охарактеризовали?” и т.п. Цель подобных формулировок - создать психологический комфорт респонденту.

Любой исследовательский инструмент проходит проверку на его обоснованность. Это касается и вопросников для массового опроса. Для этого применяется проба вопросника - “пилотаж”. В обычном “пилотаже” опросный лист сначала тщательно анализируется по перечисленным выше критериям, а затем предлагается опытной группе респондентов. Эта группа в 25-30 человек представляет микромодель планируемой выборки с выделением крайних значений ее параметров: полярных уровней образования, мужчин и женщин, других особенностей, существенных для представительности выборки. В углубленном “пилотаже”, помимо этого, разрабатывают специальный путеводитель интервью для анкетеров, проводящих пробу. В нем предусматривают вопросы о понимании вопросов опросного  листа (“интервью об интервью”), модификации конструкций заданных вопросов, экспериментальные варианты формулировок одного и того же вопроса, опробуют разные способы общей конструкции опросника, варианты текста вводной части. Кроме того, проводящие пробу ведут наблюдение за поведением респондентов и их реакцией на вопросы, записывают и анализируют комментарии, которыми респонденты нередко сопровождают свои ответы, учитывают обстановку опроса и возможные факторы, мешающие получению адекватных ответов.

Показателем наличия таких факторов является присутствие “неотвечающих” в выборке. Как показывают исследования,44 2/3 в этой группе - это люди, отказавшиеся отвечать, 1/3 - это те, кто не оказался дома, с кем не возможен контакт даже после нескольких попыток, и в некоторых случаях - это проблемы, связанные с языковыми трудностями или здоровьем. Для интервью “лицом-к-лицу” число “неотвечающих” составляет 25-30%, а процент отказавшихся отвечать в последние годы возрастает, особенно в центральных городах США.45 При опросе по телефону эта цифра достигает 40% и выше.46 Для того, чтобы понизить эти показатели, важна не только настойчивость при интервью по телефону, но и умение объяснить цели, задачи опроса ясно, расположить к себе респондента, сделать атмосферу опроса доброжелательной насколько возможно. Наиболее удачной в этом отношении является технология, предполагающая отправку писем с разъяснением процедуры опроса, часто такие письма включают информацию о спонсорах исследования.47

Среди респондентов, принявших участие в опросе, есть группа людей которая ответила на вопросы в форме: “не знаю”, “не могу сказать”, “не понял”. Большой процент опрошенных., ответивших таким образом (превышает 5-7% численности опрошенных) говорит о том, что: вопрос или варианты ответов для него туманны, непонятны; слишком сложны для аудитории, не отвечают ее опыту и знаниям; суждения не расчленены на более простые составляющие; единицы счета (если они есть) непонятны или необычны.

Другим фактором, обеспечивающим участие респондента в опросе и его желание правдиво ответить на поставленные вопросы, является социальная приемлемость информации, заключенная в вопросе. Вопрос должен быть построен таким образом и нести в себе такую информацию, чтобы респондент был в состоянии (с его точки зрения) дать социально-приемлемый ответ. Так, например, процент неголосующих на выборах всегда бывает немного выше, чем это отражают предвыборные опросы, так как отказ от участия в выборах не находит социального одобрения в американском обществе.

Кроме социально-одобренной тематики респонденту могут быть предложены вопросы на деликатные темы или, по мнению респондента, опасные. Хотя при нормальных условиях большинство опрашиваемых отвечают честно, многие исследователи отмечают, что анонимность ответов могла бы повысить точность ответов и процент участвующих в опросе лиц. В связи с этим, ряд организаций по опросам общественного мнения ввели в оборот форму “секретный бюллетень”.48

Однако некоторые аналитики считают, что анонимность необходима крайне редко, чтобы получить правдивый ответ даже на деликатную тему. Так, молодые респонденты обычно без анонимности дают правдивые ответы на такие темы, как правонарушения и употребление наркотиков.49

Когда анонимность ответа является решающим фактором, интервьюер использует технологию выборочного ответа (RRT). Она состоит в том, что опрашиваемому предлагается одновременно два “да - нет” вопроса: один на деликатную тему (например, “Были ли у Вас когда-нибудь венерические заболевания?”) и второй на нейтральную тему (например, “Ваш день рождения в мае?”). Респондент сам определяет, на какой вопрос давать ответ. Таким образом, анонимность обеспечена, так как интервьюер не может знать на какой вопрос респондент дат ответ. Однако, имеется известная вероятность, что на нейтральный вопрос будет получен ответ (в случае с днем рождения эта вероятность составила 1:12). Путем несложных математических вычислений можно выявить численность группы респондентов, которые ответили на первый (деликатный) вопрос. По данному описанию видно, что данная технология может дать результаты только для группы респондентов, а не исследовать мнение каждого индивида. Таким образом, анализ на индивидуальном уровне приносится в жертву.50 Исследования показали,51 что описанная технология намного повышает эффективность по социальнонежелательным темам, хотя она не устраняет всех недочетов. Несмотря на относительную ограниченность, она дает обнадеживающие результаты, тогда как в других случаях результаты менее значительны. Одной из причин этого может быть “эффект обманчивого консенсуса”: многие респонденты полагают, что их собственное поведение или мнение не разделяется многими другими людьми, и, поэтому они не решаются его выразить.

Другой причиной, побуждающей опрашиваемых не отвечать или давать неискренний ответ, может стать поведение или сама личность интервьюера. Интервьюер может влиять на респондента в ряде случаев, особенно, когда у него отсутствует такое качество, как деликатность, и он не может расположить к себе опрашиваемого. Отсутствие этих качеств может привести к получению ложных ответов или вообще к отказу отвечать. Данная ситуация свидетельствует о недостатке профессионализма интервьюера. Только глубокие знания в области исследовательских технологий и тщательная практическая подготовка могут дать положительный результат. Но как свидетельствует практика, даже обладающий высокой степенью профессионализма интервьюер иногда может в некоторой степени изменить задаваемый вопрос.52 К несчастью, вариативность вопросов порождает вариативность ответов. Более того, не существует каких-либо правил при задавании наводящих, дополнительных вопросов, поэтому в данном случае результат зависит от интервьюера. Также на ответ респондента может повлиять реакция интервьюера на ответ. Например, одобрение первого, выраженное частым употреблением слова “хорошо”, может влиять на дальнейшие ответы опрашиваемого.53 Некоторые исследования показали, что интервьюер может подвести респондента к тому, чтобы получить необходимый ему ответ, подобный мнению интервьюера по данной проблеме. Результаты таких опросов всегда очень заметны, поэтому в последние десятилетия такая проблема не наблюдается.54 Некоторые более ранние опросы свидетельствовали, что интервьюеры из среды рабочих стремились получить от респондента более радикальный ответ, чем это делали интервьюеры - представители средних классов,55 но в последнее время эта проблема снята. Влияние на респондента может оказать и разница в возрасте между исследователем и опрашиваемым, особенно если в этой ситуации наблюдается “разрыв между поколениями”. Например, когда более старший интервьюер задает девушкам подросткам вопросы по проблемам, которые выходят за рамки морали взрослых представителей среднего класса.56 Фактором, влияющим на ответ респондента, может стать и расовая принадлежность интервьюера. Многие исследователи согласны, что темнокожие респонденты имеют особенность давать различные ответы белым и темнокожим интервьюерам, особенно по проблемам, касающимся расы.57 Хотя и белые респонденты могут ввести в заблуждение темнокожего интервьюера,58 подобные примеры были получены и по другим этническим группам.59 Найти решение вышеперечисленных проблем нелегко, но они реаются как крупными коммерческими организациями по опросу общественного мнения, так и академическими институтами. К числу таких организаций относятся институт Гэллапа, служба Харриса, центр Ропера и некоторые другие. Влияние перечисленных факторов преодолевается путем тщательного подбора интервьюеров, которые приблизительно в равных количествах представляют различные слои общества, возрастные и этнические группы; контингента специалистов по планированию (по подготовке выборки и графиков проведения опросов), специалистов по кодированию полученной информации и введению ее в память компьютера, по анализу и обработке полученной информации. К тому же набирается специальный штат специальных наблюдателей за правильностью проведения опроса. При опросе по телефону перечисленные выше факторы, влияют на респондента в меньшей степени,60 хотя остается проблема влияния предубеждений интервьюера и вариативности наводящих вопросов. Но эта проблема ослабляется за счет обеспечения возможности четкого контроля и мониторинга, что повышает уровень стандартности поведения интервьюера.61

Чтобы повысить качество и подтвердить надежность процедуры и результатов опроса Американская Ассоциация по Исследованию Общественного Мнения (AAPOR) и Национальный Совет по Общественным Опросам (NCPP) приняли Кодекс профессиональной этики и практики. Этот документ отражает определенные стандарты требования, предъявляемые действительно научным исследованиям общественного мнения. Строгое соблюдение стандартов позволило превратить опросы в важный и необходимый источник информации, как для общественности, так и для ученых.

Кроме построения выборки, конструированию вопросника и собственно процедуры опроса опрос общественного мнения включает в себя третью стадию - первичный анализ результатов опросов. Опросы представляют собой коллекции индивидуальных ответов на определенный набор вопросов. Целью исследователя в каждом опросе является выявление общих направлений в общественном мнении данной генеральной совокупности. В то время как отдельное мнение индивида ценно само по себе, оно не является общественным мнением, а становится таковым лишь в совокупности с мнением других людей. Это означает, что заказчиков опросов и ученых, пользующихся результатами опросов как источником, интересует, как распределились мнения в группе опрошенных по данной проблеме: сколько поддерживает, сколько - против. Таким образом, первым шагом в первичном анализе является подсчет количества людей, давших тот или иной ответ. Это делается довольно быстро с помощью компьютера. В отчете данные представляются в виде процентов. Например, при выборке в 1200 человек 360 респондентов поддержали предложенную проблему, 720 - против, 120 не знают или не ответили. Соответственно в отчете это было представлено так: 30% - поддержали, 60% - против, 10% - не знают или не дали ответа.

Первичный анализ результатов также предполагает включение в отчет информацию другого рода, которая должна будет помочь заказчику или исследователю в работе. В первую очередь, это информация о составе выборки: это общенациональная выборка взрослого населения, студентов колледжей, жителей одного штата и т.д. Другим видом информации, помещаемой в отчете, является величина ошибки выборки, знание которой необходимо для анализа результатов, касающегося всего населения. Большинство организаций стремятся, чтобы при проведении опроса ошибка выборки не превышала 3%-5%. И это понятно, ведь, что опрос реально отражает мнение общественности. Третий вид дополнительной информации, которую содержит отчет, -  это сведения о времени и месте проведения опроса. Очень важно, чтобы между процедурой опроса, первичным анализом и публикацией результатов промежуток времени был невелик, так как результаты опроса должны быть соотнесены с событиями, которые имели место с того времени, когда проводился опрос.

Заключительной стадией опроса общественного мнения является презентация данных, полученных при опросе. Отчет, в котором представлены полученные результаты, может принимать различные формы в зависимости от целей, поставленных перед исследователем. Но независимо от целей и формы важнейшая часть отчета - результаты опроса - чаще всего представляется в виде таблицы, реже - в виде различных графических форм. Основным условием таблицы или графической формы является ее читабельность.

Существуют три основных типа таблиц, используемых  специалистами в области опросов: таблицы частотного распределения, таблицы зависимости и таблицы комплексного анализа. Каждый из этих типов предназначен для передачи особого вида информации.

Таблицы частотного распределения показывают число и процент респондентов, давших каждый возможный ответ на вопрос. В такого рода таблицах акцент делается на обнаружение и показ сравнительной частоты каждого ответа. Пользователь должен быть в состоянии определить, какой ответ вызвал наибольшую поддержку и имеет ли какой-либо из ответов лидирующее положение.

Если таблицы частотного распределения фокусируют свое внимание просто на ответах на вопрос, то таблицы зависимости отражают взаимоотношения между ответами и вопрос некоторыми характеристиками респондентов. В таких таблицах респонденты в первую очередь классифицируются согласно какой-либо характеристики: регион, возраст, партийная принадлежность и т.д. Эти характеристики называются независимыми переменными. Данный вид таблиц позволяет сравнить результаты опроса для данной категории независимых перемен. Таблицы зависимости также несут информацию о числе респондентов в каждой категории независимых перемен. Часто число респондентов (в процентном выражении) в какой-либо категории может быть очень мало и вероятность ошибки высока. Например, таблица зависимости, показывающая расовую принадлежность в качестве независимой переменной, может включать в себя недостаточное количество мнений чернокожего населения, если выборка не будет составлена с учетом необходимости сравнения их мнения с мнением представителей других рас.

Но наиболее часто в отчетах по опросам мнения общественности встречаются таблицы комплексного анализа. Они очень похожи на предыдущий тип, но имеют некоторые особенности. Таблицы комплексного анализа представляют информацию о нескольких независимых переменных, относительно которых распределились приоритеты при ответах на вопрос. Это такие характеристики, как пол, возраст, регион проживания, уровень образования и дохода. В таком виде большинство периодических изданий публикуют результаты опросов. Данные приводятся в процентах, поэтому важна информация о величине выборки.

Целью перечисленных выше типов таблиц является передача информации об общественном мнении во время опроса. Таблицы частотного распределения дают представление о всей выборке, таблицы зависимости и комплексного анализа несут информацию о различного рода подгруппах выборки и вариативности мнений в них. Но только сравнительное использование данных всех типов таблиц дает наиболее полное представление о карте общественного мнения по той или иной проблеме.

Альтернативной табличному способу презентации полученных в ходе опроса данных является графический. Его преимущество заключается в том, что он представляет информацию быстро и наглядно, недостаток - то, что опускаются детали и обеспечивается недостаточная точность. Для презентации результатов опросов общественного мнения обычно используют несколько типов графиков: схемы типа “слоеный пирог”, частотный полигон и гистограммы.

Первый тип графиков представляет собой круг, разделенный на секторы, величина которых зависит от количества (в процентах) респондентов, имеющих то или иное мнение. Так графически представлены результаты, полученные при ответе на вопрос: “Как Вы думаете, “холодная война” между США и СССР все еще продолжается или уже в основном закончилась?” Такой вид презентации данных очень нагляден и чаще всего используется газетами и журналами. Но информация, которую представляет данный график, ограничена, она знакомит читателя лишь с количеством респондентов, ответивших тем или иным способом, это сведения в целом по выборке.

Более распространенным типом графиков является так называемый частотный полигон, по оси абсцисс которого откладывается числовая оценка того или иного признака изучаемого явления, а по оси ординат - частота, с которой данная оценка встречается. График в целом характеризует распределение этих оценок.

Информация может быть представлена гистограммой или столбиковым графиком. На практике иногда проводят различия между этими терминами. Столбиковый график (диаграмму) используют для отражения частотных распределений качественных признаков изучаемых явлений; гистограмму - количественных признаков, сгруппированных в интервалы.

Другой тип графической презентации данных, часто используемый исследователями общественного мнения - это график, отражающий определенную тенденцию. Этот график показывает изменения в ответах респондентов за определенный период времени. Ось Х обычно отражает промежуток времени, а ось У - частоту ответов.

Таким образом, основными стадиями опроса общественного мнения является выборка, конструирование вопросников и собственно опрос, первичный анализ и презентация результатов. Каждая стадия имеет свои стандарты и требования, знание которых позволяет пользователю выбирать из огромного количества различного рода опросов только те, которые действительно несут в себе достойную доверия информацию и могут быть использованы в качестве источника научного исследования.

Существует достаточно большое количество различных типов вопросов и еще большее количество различных типов опросов и еще большее количество случаев использования сведений, полученных при опросах. В США более 1000 частных фирм и государственных организаций, ведущих исследования в области мнения общественности. Они ведут работу в области маркетинга и бизнеса. Опросы же, касающиеся установления необходимых фактов о социальных и экономических условиях жизни населения, условиях работы, состояния здоровья и т.д. проводят в основном правительственные организации или организации, финансируемые правительством. Прабабушкой таких исследований была перепись населения США, проводимая каждые десять лет, начиная с 1970 г. Помимо переписей ежегодно в США проводится до 200 регулярных государственных опросов, которые охватывают от 5 до 20 млн. человек.62 Основная цель государственных опросов - обеспечить наиболее рациональное размещение государственных ассигнований. Так, в 1989 году свыше 120 млн. долл. федерального бюджета были распределены в соответствии с информацией, полученной в результате опросов.63

 Наименьшее количество организаций занимаются опросами на политические темы, но они делают наиболее видимую для общества работу.64 Так, в области политических опросов, общий расход на проведение опросов во время предвыборной компании 1980 года составил около 20 млн. долл., было проведено около 2000 опросов, 1/4 из которых спонсировалась средствами массовой информации, а часть - составили опросы частного характера. Свыше 2 млн. долл. было потрачено на опросы каждым из кандидатов в президенты.65 Начиная с 1960 г. Практически все политики использовали данные опросов в предвыборных компаниях всех уровней (90% сенаторов и 80% вновьизбранных конгрессменов используют частных специалистов по изучению общественного мнения).66

Бесспорно, что при таком обилии опросов и организаций, занимающихся ими, возможны различного рода погрешности и злоупотребления в процессе опроса и при презентации данных. Но прежде чем критиковать опросы, следует сделать различие между организациями, проводящими их. Так, для опросов, проводимых газетами и телекомпаниями, стало печальной практикой свободно подходить к проблеме научности выборки, интервью и отчетов. Погоня за сенсациями приводит к пренебрежительному отношению к тщательности и адекватности всех стадий процесса опроса.67

Но существуют такие организации, как институт Гэллапа, служба Харриса, центр Ропера и некоторые другие, использующие научно-сформированную выборку, пользующиеся научными методами исследований, занимающиеся социальнозначимыми, а не конъюнктурными проблемами. Общепризнанно, что их результаты заслуживают доверия и используются специалистами различных наук. В этой связи следует привести мнение Д.Гэллапа, который писал: “Ни один специалист в области исследования общественного мнения не станет утверждать, что методы опросов совершенны. Но с другой стороны, ... никакой другой источник - письма, редакционный материал, эксперты-наблюдатели - не является наилучшим, наиболее адекватным выразителем мнения широкой общественности”.68

Таким образом, несмотря на то, что опросы общественного мнения применяются в основном, как один из ведущих методов исследования, в социологии и социальной психологии, тем не менее этот метод изучения непосредственных фактов сознания не только дает информацию о состоянии общественного сознания, но и во многих случаях является источником сведений для комплексного исследования. Общественное мнение   представляет собой настолько сложный объект исследования, что требует сотрудничества в области истории и философии, экономики и психологии, социологии и политологии. Ни одна из перечисленных дисциплин сама по себе не в состоянии полно и всеобъемлюще охватить данную проблему. Подтверждением этому может служить тот факт, что несмотря на переход к новаторским течениям в общественных науках, которые широко используют такие методы, как экстенсивные наблюдения, сбор и систематизация, обработка и презентация эмпирических данных (К.Райт, Р.С.Йордан, Д.Кокс, Й.Д.Зингер, Ж.П.Деррьник), американские ученые в области изучения общественного мнения  продолжают придерживаться классических концепций, связанных главным образом с историческим подходом (Г.Моргентау, С.Хоффан, И.Клоуд, Д.Кеннан, Г.Киссинжер). Поэтому, на наш взгляд, опросы общественного мнения могут служить адекватным источником для исторического исследования.



 



 

 

 

 

 

ГЛАВА 2. ОБРАЗ СССР В ОБЩЕСТВЕННОМ МНЕНИИ США  И ЕГО МЕСТО В ВОСПРИЯТИИ ДРУГИХ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ 

 

§ 1. Официальная информация о международных событиях и ее влияние на восприятие общественностью внешнеполитических проблем

 

В современном тесно взаимосвязанном мире действия такого государства, как США, сказываются на судьбе всего человечества. А человечество в конце ХХ века переживает чрезвычайно важный исторический период, который характеризуется изменениями в российско-американских отношениях, достижением практических договоренностей в сфере сокращения вооружений, качественно новым, более высоким уровнем контактов и связей во многих областях, определенными сдвигами в решении региональных конфликтов и глобальных проблем.

Наряду с объективными факторами, определяющими масштабы перемен, большое значение имеют сдвиги в субъективном восприятии народов и руководства США и России. Происходят очень важные изменения и в нашей стране, и в американском обществе.

Наконец, нельзя не считаться и с тем, что в последние годы в США вышло большое количество работ, в которых обстоятельно анализируются проблемы внешней политики США, советско-американские отношения, роль и место общественности в процессе формирования внешней политики США в целом и взаимоотношений между двумя нашими странами, в частности.

К тому же в США накоплен большой статистический материал, посвященный выяснению мнения широкой общественности по тем или иным внешнеполитическим проблемам. Он также требует своего анализа и теоретического осмысления.

Исследование американского общественного мнения по различным аспектам внешней политики, на наш взгляд, следует начать с выяснения вопроса насколько важны внешнеполитические проблемы для “среднего американца”, так распределяются приоритеты, насколько внимательно следят люди за событиями в мире.

На протяжении многих десятилетий в американской литературе существовало мнение, что общественность мало интересуется событиями, происходящими на международной арене, не вникает в суть новостей, а следовательно, не уделяет внимания внешней политике своей страны.1 Но за последние пятнадцать лет ситуация изменилась.2 Американские исследования и полученные нами данные опровергают это утверждение. Как видно из таблицы № 2.1 приложения большинство американцев “внимательно” и “очень внимательно” следят за международными событиями. В восьмидесятые годы в центре внимания общественности находились события в СССР, в Центральной Америке, на Ближнем Востоке, события в Южной Африке, а также переговорный процесс между США и СССР. Наибольший интерес респонденты проявляли к событиям на Ближнем Востоке. Так, в разные годы от 66% до 91% опрошенных следили за происходящим в этом регионе. Сравнивая данные о международных событиях с материалами, касающимися других типов информации, интересующих американцев, можно отметить, что общественность и в восьмидесятые годы продолжала с большим интересом относиться к новостям местного значения, чем к информации о других странах. Но если эти новости касаются взаимоотношений других стран с США, то интерес к ним становится значительно выше (см. табл. № 2.2 приложения). Если в начале восьмидесятых годов 48% респондентов считали новости о взаимоотношениях США с другими странами “очень интересными” и 38% - “интересными”, то во второй половине десятилетия эти цифры стали соответственно 52% и 36%. Наблюдается, хотя и незначительное, увеличение числа интересующихся такого рода информацией.

Собранные нами данные свидетельствуют о том, что основным источником информации о событиях, происходящих в мире, для американцев является телевидение. Второе место удерживают газеты, тогда как роль радио, как источника информации, во второй половине восьмидесятых - начале девяностых годов значительно снижается (см. табл. 2.3. приложения). Так, число респондентов, получающих информацию с помощью телевидения, увеличилось в 1991 году до 77%, с помощью газет - составило 42%, радио предпочли - 16%.3 В начале девяностых годов просмотр телепередач у средней американской семьи составил 7,34 часа в день. Эта цифра более чем в полтора раза увеличилась по сравнению с пятидесятыми годами (см. табл. № 2.4 приложения).

Что касается особенностей аудитории, влияющих на количество часов, затраченных на просмотр телепередач, то, как показывают наши исследования, наибольшее время у телевизора проводят женщины, люди с низким уровнем дохода и образования, принадлежащие к старшей возрастной группе, после 55 лет (см. табл. № 2.5 и 2.6 приложения). Также следует отметить, что, если в среднем население проводит у телевизора 51,4 часа в неделю, то темнокожие американцы тратят на это 74,1 часа в неделю. Причем в зимние месяцы эта цифра значительно выше, чем в летние.4 Таким образом, мы видим, что в плане международных новостей во второй половине восьмидесятых - начале девяностых годов телевидение стало предпочтительным источником информации для “среднего американца”.

Как же распределяются приоритеты? С 1940 г. Организация Гэллапа в своих опросах задает вопрос: “Назовите наиболее важную проблему, стоящую сегодня перед страной.” На протяжении тридцати лет (до 1973 г.) американская общественность отдавала предпочтение проблемам внешней политики и национальной безопасности.5 С 1973 г. До начала 80-х годов наблюдается смещение приоритетов в сторону внутренних (“домашних”) проблем, особенно таких, как инфляция, безработица, энергетический кризис.6 В восьмидесятые годы обеспокоенность внутренними проблемами была сбалансирована почти таким же пристальным вниманием к внешней политике США. Начиная с 1989 г., на первый план опять выходят экономические проблемы. Исключение составила война в Персидском заливе. 37% американцев в феврале 1991 года считали войну в Персидском заливе проблемой № 1, 16% упоминали экономику как вторую по значению проблему, далее следовали бедность и проблемы бездомных (6%), дефицит бюджета (6%), безработица (5%), наркотики (5%) (см. табл. 2.7). Но все же доминирование ситуации в Персидском заливе не достигло того уровня, когда американцы считали проблемой № 1 войну во Вьетнаме: по результатам опросов организация Гэллапа в 1967 и 1968 годах более половины американцев на первое место поставили войну во Вьетнаме.7 Хотя в целом во второй половине восьмидесятых годов наблюдается некоторое увеличение интереса к международным событиям по сравнению с началом восьмидесятых годов, тем не менее эти цифры ниже, чем во время второй мировой войны или во время войны во Вьетнаме. (см. табл. 2.8 приложения). Имеющийся в нашем распоряжении статистический материал позволяет нам говорить о том, что американцы проявляют слабый интерес к абстрактным внешнеполитическим проблемам (“международной ситуации”), отдавая предпочтение “домашним” вопросам. Но приоритеты меняются, когда в опросе упоминается конкретное событие (война во Вьетнаме, война в Персидском заливе). Это позволяет говорить о зависимости в расстановке приоритетов в связи с мировыми событиями, значимыми для американцев. Причем, если в группу “наиболее важных проблем” стоящих перед страной, включаются такие, как контроль над вооружениями, взаимоотношения с СССР, терроризм, угроза ядерной/мировой войны, то наблюдается возрастание числа респондентов, поставивших эти проблемы на первое место. Так, Чикагский Совет по Внешнеполитическим Отношениям неоднократно вносил в опросные листы вопрос: “Какие внешнеполитические проблемы, стоящие сегодня перед США, Вы считаете наиболее серьезными?”. В качестве вариантов ответов предлагались конкретные ситуации, такие как “война/гонка вооружений с СССР”, “внешняя политика в целом”, “Латинская Америка”, “Ближний Восток” и др. (см. табл. 2.9 приложения). На первое место опрошенные ставили “войну/гонку вооружений с СССР” и “внешнюю политику в целом”. Очевидно, что внешнеполитические проблемы, непосредственно связанные с положением США в мире и их безопасностью, волнуют американцев намного больше, чем абстрактная “международная ситуация”.

Широкую поддержку общественности получило мнение, что США следует играть активную роль в мировых событиях. Эта точка зрения возобладала сразу после окончания второй мировой войны. Несколько различных организаций по опросам общественного мнения включили в опросные листы вопрос: “Как Вы думаете, что является наилучшим для будущего страны: если мы будем принимать активное участие в мировых событиях или если мы не будем вмешиваться в мировые события?” Ответ оказался вполне определенным. Более чем 2/3 американцев поддержали активную роль США в мире. В 40-е - 50-е годы число респондентов, придерживающихся такого мнения составляло от 63% до 78%8. В шестидесятые годы этот вопрос был задан лишь в 1965 году. Тогда 79% опрошенных также поддержали активную роль США. В 70-е - 80-е годы существенных изменений в мнениях не произошло. Поддержка активной роли хотя и снизилась, но тем не менее до конца 80-х годов две трети американцев и более продолжали придерживаться этого мнения.9 Таким образом, очевиден постоянный и стойкий консенсус по вопросам роли США в мире. Более того, опросы продемонстрировали, что респонденты с более высоким образовательным уровнем более склонны к интернационализму. Еще более ошеломляющий результат был получен, когда вопрос о роли США в мире задали политическим и общественным лидерам, крупнейшим бизнесменам. С редким единодушием (97%-98% опрошенных) лидеры государства поддержали активную роль США в мире.10

Если американцы в целом на протяжении долгого времени одобряли активную роль США в мире, то сущность такого интернационалистического отношения претерпела изменения со временем. В этой связи следует обратиться к оценке американской общественностью целей внешней политики США в различные годы. Нам удалось на основе повторяющихся в семидесятые-восьмидесятые годы вопросов составить шкалу приоритетов из наиболее важных, с точки зрения американской общественности, внешнеполитических целей. Как же распределились приоритеты? Как в первой, так и во второй половине восьмидесятых годов, на первом месте оказались цели, связанные с внутриэкономическими проблемами. Так, “обеспечение работой американских рабочих” поддержали в 1982 году 72% респондентов,11 в 1988 году - 78%. Далее следует “обеспечение источниками сырья” (69% в 1988 г.) и “снижение торгового дефицита (62% в 1988 г.). Причем, число респондентов отдающих предпочтение этим целям, мало изменилось с начала восьмидесятых годов. Только “обеспечение источниками энергии” стояло на первом месте в конце семидесятых - начале восьмидесятых годов, что было связано с тяжелым энергетическим кризисом. Более альтруистические цели, такие, как “обеспечение и защита прав человека в других странах” (приоритет внешней политики Дж. Картера), “помощь в поддержании уровня жизни, подобного уровню развитых стран”, “защита слабых государств от внешней агрессии”, “помощь в распространении демократических форм правления на другие страны” (внешнеполитический приоритет администрации Р. Рейгана), “усиление ООН”, получили поддержку от 46% до 30% в 1988 году, что составило менее половины выборки. Причем, если сравнивать с первой половиной восьмидесятых годов, то во второй половине восьмидесятых разница составила 1-2%. Исключением стала “борьба с голодом в мире”. Эту цель поддержали 63% американцев, что на 5% больше, чем в начале десятилетия. Скорее всего, это связано с голодом в Эфиопии. Американцы не желают быть втянутыми во внутренние проблемы других стран. Промежуточное место в шкале приоритетов занимает блок политических и военных целей. Такие как “сдерживание коммунизма”, “обеспечение безопасности наших союзников”, “противостояние советской военной мощи” были названы 57%-53% американцев. Эти цифры мало изменились на протяжении восьмидесятых годов. Исключение составил “широкомасштабный контроль над вооружениями”. В 1988 году эту цель поддержали 69% опрошенных (на 5% больше, чем в первой половине десятилетия), что позволяет включить ее в первый блок приоритетов (см. табл. 2.11 приложения).

В свете этих внешнеполитических целей следует обратиться к регионам, которые американцы считают центрами “жизненно важных интересов США”. “Жизненно важные интересы” определяются как “интересы важные для США по политическим, экономическим причинам или соображениям безопасности”. К тому же следует брать во внимание влияние средств массовой информации на восприятие американцами той или иной страны, как региона попадающего под это определение. В восьмидесятые годы наблюдаются некоторые изменения в восприятии американцами различных стран и регионов. В качестве примера можно привести Южную Африку, так как во второй половине 80-х годов на 20% увеличилось число респондентов, причисливших Южную Африку к региону “жизненно важных интересов США”.12 Кроме этого региона респондентам был предъявлен список из 23 стран и предложено расставить эти страны в зависимости от степени важности для интересов США. Так, во второй половине восьмидесятых годов Великобритания оказалась на первом месте в этом списке (эту страну отметили 83% опрошенных), тогда как в начале десятилетия она занимала лишь третье место. Сразу за ней следовали Канада, Япония, ФРГ, Саудовская Аравия, Мексика и Филиппины. Их рейтинг оказался более 70%. Также в первую десятку стран вошли Египет и КНДР, хотя их рейтинг составил 61%. Но необходимо отметить, что по сравнению с первой половиной восьмидесятых годов рейтинг КНДР стал ниже на 3%, а у трех стран - Южной Африки (+20%), Южной Кореи (+15%), Сирии (+11%) - стал выше. Среди стран, важность которых стала оцениваться ниже,  чем в начале десятилетия, находится Польша (-8%) и Египет (-5%).13 К тому же Польша продолжает находиться на 22 месте в списке предложенных стран. Если же говорить в целом о наиболее приоритетных регионах с точки зрения интересов США, то на первом месте стоит Европа, но не на много ей уступает Азия. И это не удивительно , так как большинство американцев видят внешнеполитические проблемы сквозь линзы “домашних проблем”. В начале восьмидесятых общественность полагала, что внешняя политика оказывает “огромное влияние” на экономику страны в целом, цены на горючее, уровень безработицы, цены на продовольствие, а также на курс доллара за рубежом. Причем, такого мнения придерживались от 60% до 81% респондентов, то есть значительное большинство.14 Во второй половине восьмидесятых годов ситуация несколько изменилась. Американцы, отвечая на серию вопросов о взаимосвязи внутренней и внешней политики, продолжали полагать, что это влияние “огромное”. Но, однако, произошли изменения в численности респондентов, отдавших предпочтение этому мнению. Причем, разница составила в разные годы 10%-13%. Особенно  это коснулось вопросов о “цене на продовольствие” и “цене на горючее”. Так, число опрошенных, считающих, что внешняя политика оказывает огромное влияние “на экономику в целом” снизилась с 72% в начале десятилетия до 62% в конце восьмидесятых. Также на 10% (с 66% до 56%) снизилось число респондентов по вопросу о влиянии внешней политики на безработицу в США.15 Несмотря на значительное снижение числа респондентов, все-таки точка зрения о взаимосвязи внешнеполитических и внутренних проблем остается доминирующей среди американской общественности. Особенно это касается цен на горючее. Несмотря на преодоление энергетического кризиса во второй половине восьмидесятых годов Саудовская Аравия продолжает входить в первую пятерку стран, определенных как регионы “жизненно важных” интересов США.

Смещение фокуса американского общественного мнения на экономику делает понятным отношение американцев в экономической помощи другим государствам. Хотя большинство американцев (63%) считает очень важным “остановить голод в мире”, общественность не оказывает сильной поддержки помощи другим государствам. К тому же, как показали результаты опросов, общественность не видит в странах “Третьего мира” регионы “жизненно важных интересов США”. Это противоречие между гуманитарными и политическими целями становится более понятным, когда дело касается денег налогоплательщиков. Так, на вопрос: “Тратим ли мы на решение этой проблемы (помощь иностранным государствам) слишком мало денег, слишком много или достаточно денег?” в семидесятые и восьмидесятые годы большинство респондентов (от 69% до 79%) отвечали, что “мы тратим слишком много денег” (см. табл. 2.12 приложения). Причем на протяжении двух десятилетий эти цифры мало изменились, что свидетельствует о редком единодушии среди общественности. Общее мнение таково, что врядли можно в дальнейшем увеличивать эту помощь, тем более, что такое увеличение вызывает недовольство американского населения (зачем помогать развивающимся странам, отдача от которых призрачна, а не лучше ли направить эти средства в фонд помощи неимущим американцам?). Осознавая необходимость такой помощи, почти 90% верят, что такая помощь часто не достигает тех людей, которые в ней нуждаются. И три четвертых опрошенных сомневаются, сможет ли та страна, которой оказывают помощь США, применить ее по назначению.16 Две трети респондентов не согласны с утверждением, что “мы имеем моральную ответственность помогать другим странам, когда не хватает денег на решение внутренних проблем в своей стране”. В то же время 71% американцев уверены, что помощь, оказываемая другим странам, помогает поднять престиж США на международной арене; 68% согласны, что те страны, которым оказывается помощь, станут более дружественными; 68% полагают, что такая помощь способствует сдерживанию влияния СССР; 58% считают, что это поможет выжить бедным людям в странах “третьего мира”.17 Не вызвал энтузиазма и вопрос о размерах помощи. Только 12% опрошенных высказались за увеличение ассигнований на программу по оказанию помощи иностранным государствам, 47% согласны, что ассигнования останутся прежними; 38% уверены в необходимости их сокращения. 50% населения (против 45%) верят, что программа по оказанию помощи другим странам является “пунктом № 1 при установлении дефицита бюджета”.18 В то же время большинство опрошенных считают необходимым увеличение гуманитарной помощи (61%) и только 1/4 уверена, что военная помощь может лучше обеспечить реализацию интересов США за рубежом. 50% респондентов согласны с тем, что увеличение гуманитарной помощи более благоприятно скажется на обеспечении национальной безопасности США, тогда как 7% видят источником такой безопасности увеличение военной помощи (см. табл. 2.13 приложения). Американские аналитики тоже считают, что приоритет должен быть отдан не политической конъюнктуре, а соображениям экономического развития, имеющим более долгосрочный характер.19

Но на практике дело обстоит несколько иначе. В опросных листах организации Гэллапа и Национальной Корпорации по Исследованию Общественного Мнения (NORC) можно выделить группу вопросов, которая касалась тех, кто “стоит с нами против коммунистической агрессии”. Несмотря на некоторую вариантивность вопросов, их можно сформулировать одним: “Поддерживаете ли Вы использование США экономической помощи тем странам, которые стоят вместе с нами против коммунистической агрессии?” Причем, в среднем до 80% американцев поддержали эти действия США по противодействию коммунизму.20 И, конечно же, большинство американцев поддержали помощь тем странам, которые “присоединились к США в качестве союзников в борьбе с коммунизмом”. В опросах по внешнеполитическим проблемам как инструмент антикоммунизма фигурирует военная помощь. И она весьма популярна среди населения, если вопрос задается в контексте антикоммунизма (Вопрос: “Как Вы думаете, следует ли США осуществлять военную помощь правительствам в Азии, которым угрожает коммунизм?”). И несмотря на непопулярность войн в Корее и Вьетнаме, респонденты поддержали военную помощь азиатским государствам (не Корее и Вьетнаму) весьма активно: в разные годы эта поддержка была различной, но не снижалась ниже 57%.21 Помощь европейским государствам в сороковые и пятидесятые годы предполагала как экономическое, так и военное содействие, которое рассматривалось лишь с точки зрения борьбы с коммунизмом. Хотя формулировка вопросов не содержит прямого указания на это, но вся риторика того времени говорит сама за себя.22 В этом контексте следует отметить, что как план Маршалла, так и военная помощь имели сильную поддержку среди американской общественности (70-80%). Поддержка несколько снизилась, когда план вступил в силу (стали около 60% в 1941 г.) и была неизменной в течении десяти лет.23 Центральным пунктом использования военной и экономической помощи иностранным государствам было содействие противостоянию коммунизма, что оставалось и в последующие десятилетия. К тому же коммунизм никогда не был популярен в США. С 1973 г. Национальная Корпорация по Опросам Общественного Мнения (NORC) почти ежегодно, исключая 1975, 1978, 1983, 1986 г., стала задавать вопрос: “Думая о различных формах государственного устройства в сегодняшнем мире, которое из нижеперечисленных утверждений ближе всего к Вашему мнению о коммунизме?” И предлагалось четыре ответа: “наихудшая форма”, “плохая, но н худшая”, “неплохая для некоторых государств”, “хорошая”. Реакцию на данный вопрос можно проследить по таблице 2.14 приложения. В разные годы негативное отношение к коммунизму выразили либо половина, либо более половины американцев, назвав коммунизм “наихудшей формой государственного устройства” (от 44% до 61%). Следует учесть, что “нехудшей, но все-таки плохой” эту форму государственного считали свыше 1/4 респондентов. А вместе это составляло 3/4 населения. Если говорить про конкретные цифры, то пик негативизма относится к 1980-1985 годам. Так, в 1980 59%, в 1982 61%, в 1984 61%, в 1985 59% опрошенных назвали коммунизм “наихудшей формой государственного устройства”. Причем, наиболее непримиримо к коммунизму относились женщины (эта тенденция наблюдалась во все приведенные в таблице годы), чем мужчины. Белое население стабильно превосходит по числу противников коммунизма над темнокожими и другими категориями. По уровню образования картина следующая: чем ниже уровень образования, тем более негативное отношение выражают респонденты. Если рассматривать возрастные группы, то наименее неблагоприятное отношение у опрошенных от 18 до 23 лет, а наихудшее - у людей старше 53 лет. И хотя после 1989 года вопросы в форме, приведенной выше, уже не задавались, все же мы можем утверждать, что негативное отношение продолжает доминировать в американском общественном мнении в конце восьмидесятых годов. Это видно из перечня целей Советского Союза, которые предлагались в вопроснике с ответами типа “согласен/не согласен” в проекте “Американцы обсуждают проблемы безопасности”. Половина и более респондентов согласились с утверждениями: “Советы делают все возможное для распространения коммунизма” (52%), “коммунизм угрожает нашим религиозным и моральным устоям” (66%).24 Но в то же время, говоря о такой цели, как доминирование в мире уже в конце восьмидесятых - начале девяностых годов наметился прогресс в общественном мнении. Если в 1985 г. 59% опрошенных считали, что СССР в основном заинтересован в доминировании в мире” и 34% -, что “он обеспечивает свою национальную безопасность”, то в декабре 1988 года эти цифры стали 20% и 65%, а в марте 1990 года - 20% и 77% соответственно.25 Но несмотря на эти положительные изменения в мнении общественности, и на события, происходящие в мире, американцы очень настороженно относятся к коммунизму. В 1991 году на вопрос: “Как Вы думаете, означают ли события в Советском Союзе конец коммунизма как ведущей силы в мире?” 47% ответили положительно и столько же - отрицательно.26 Хотя страх, который наводит угроза коммунизма, тесно связан и ассоциируется с внешнеполитической стратегией сдерживания, нельзя определенно сказать, что для среднего американца обозначает фраза “угроза коммунизма”. Для некоторых это может быть угроза, находящаяся в самих США, как в начале пятидесятых годов. Яркое свидетельство тому опросы конца сороковых - начала пятидесятых годов, проводившиеся Гэллапом, в которых на просьбу указать наиболее важную проблему, стоящую перед страной респонденты указывали угрозу коммунизма внутри страны. Более часто, однако, угроза коммунизма представляется как внешняя по своей природе и ассоциируется с действиями СССР. В 1951 году большинство респондентов объяснили важность попытки остановить распространение коммунизма, по их мнению, потому что “коммунизм представляет реальную угрозу безопасности США и нашему свободному образу жизни”. Почти сорок лет спустя, в марте 1988 года, опрос, который спонсировал Национальный Стратегический Информационный Центр (NSIC), показал, что 85% респондентов ассоциировали эту подозрительность с “агрессивными действиями Советов”. И только затем опрашиваемые указали на “коммунистическую идеологию”.27 И хотя, бесспорно, что между антикоммунизмом и антисоветизмом можно поставить знак равенства, для большинства американцев сдерживание коммунизма означает, в первую очередь, противодействие внешней угрозе их безопасности. Именно в сдерживании коммунизма видят американцы одну из наиболее важных внешнеполитических целей США. По данным различных опросных организаций (Национальной Корпорации по опросам Общественного Мнения, Чикагского Совета) во второй половине восьмидесятых годов от 87% до 89% респондентов определили эту цель как самую важную или в какой-то мере важную.28 Но также следует иметь в виду, что в конце восьмидесятых годов эти цифры изменились, к тому же нужно учитывать изменившийся контекст презентации данного вопроса. Теперь наряду со сдерживанием коммунизма в опросах появляются и другие, как это видно из таблицы № 1 текста.

Таблица 1

Внешнеполитические цели США

 

 

Цели

 

Число респондентов в %

 

1. Бороться против международной

торговли с наркотиками

 

             22

2. Отрегулировать внешнеторговый

баланс США

 

             18

3. Сократить ядерные запасы США и СССР

на 50%

 

             15

4. Недопустить коммунистические правительства в Центральную и Южную Америку

 

             13

5. Сдерживать Советскую агрессию по всему миру

 

              12

6. Остановить распространение ядерного оружия в странах третьего мира

 

              11

7. Остановить терроризм

                5

         ATS project, final report, apr. 1989, p. 46.

 

Очевидно, что коммунизм продолжает относиться, по мнению американцев, к наиболее сильным угрозам, стоящим перед страной, совсем немного которой уступает возможность Советской экспансии. Из каких же стран и регионов исходит наибольшая угроза коммунизма? На вопрос “Насколько будет сильна угроза просоветских, коммунистических правительств для США?” респонденты ответили следующим образом. “Наиболее серьезную” (69%) и “серьезную” (30%) угрозу представляет Центральная Америка, “наименьшую” (39%) - Африка. Если проанализировать ответы по отдельным странам, то наибольшую угрозу представляли Панама, Никарагуа и Сальвадор. Наименьшую - Франция. (см. табл. № 2).

 Таблица 2

Регионы наиболее серьезной угрозы коммунизма

 

 

Серьезная

%

 

очень серьезная

%

1.  Центральная Америка

30

69

2.  Панама

30

69

3.  Никарагуа

32

67

4.  Сальвадор

35

63

5.  Мексика

21

61

6.  Канада

15

58

7.  Филиппины

25

53

8.  Западная Европа

29

52

9.  юго-восточная Азия

30

50

10. Франция

23

43

11. Африка

24

39

ATS Project, ¹ 5, Final Report, May, 1989, p. 19.

Сдерживание коммунизма и предотвращение угрозы его распространения предлагает также и борьбу против него. Американцам на протяжении сорока с лишним послевоенных лет регулярно предлагались вопросы, которые нельзя назвать беспристрастными. Даже не касаясь количественной стороны проблемы, достаточно перечислить их. Так, в пятидесятые и шестидесятые годы респондентам предлагалось выбрать: “Что, на Ваш взгляд, более важно предотвратить, распространение коммунизма или избежать еще одной войны?” или “Если коммунистические армии нападут на какую-либо страну в мире, как Вы думаете, следует ли США оставаться в стороне или помочь этой стране обороняться, как это было в Корее?” В более позднее время вопросы были более категоричны: “Что вы предпочитаете: жить при коммунизме или умереть во время ядерной войны?”29 При такой постановке вопросов и полученных на них ответов не вызывает удивления тот факт, что 73% американцев уверены, что “приостановить распространение коммунизма - первостепенный долг США”.30

Меньшее единодушие наблюдалось при выборе методов реализации. Мнения респондентов разделились почти поровну (46% - “за” и 44% - “против”) по вопросу использования “военной силы США” для предотвращения распространения коммунизма”.31 В то же время 83% (против 15%) верили, что в тех случаях, когда США стоят перед выбором противостоять коммунизму или нет “необходимо помнить об уроках войны во Вьетнаме и не становиться мировым жандармом”. Хотя 47% (против 31%) полагали, что “необходимо предпринимать все усилия, включая и использование силы, для предотвращения распространения коммунизма”.32 Те же американцы, которые считали, что участие во вьетнамской войне было ошибкой, высказались против применения военной силы для предотвращения коммунизма (39% - “против”, 38% - “за”). Те же, кто оправдывал войну во Вьетнаме, более охотно поддержали применение военной силы (66% - “за” применение военной силы, 37% - “против”).33 Учитывая опыт войны во Вьетнаме, многие американцы не уверены, что предотвращение распространения коммунизма военным путем будет способствовать укреплению безопасности США. На вопрос “Если мы будем использовать все необходимые средства, чтобы предотвратить распространение коммунизма в другие страны, будет ли это способствовать большей безопасности США, меньшей безопасности или не имеет значения?” 39% верили, что будет способствовать большей безопасности США, 35% - меньшей безопасности, 22% сомневались в первом и втором утверждениях.34

Вместе с этим следует упомянуть об изменениях происшедших в отношении американцев к вьетнамской войне, так называемый “вьетнамский синдром”. Тенденция в отношении к войне может быть проиллюстрирована ответами на вопрос организации Гэллапа: “Учитывая изменения, происшедшие после вьетнамской войны, как Вы думаете, США сделали ошибку, послав войска во Вьетнам?” В 1966 г. только около 25% американцев ответили утвердительно, но ситуация скоро изменилась. В 1968 г. уже 53% , а в 1973 г. - 60% ответили положительно (см. табл. 2.15 приложения). Также возросло негативное отношение к войне в целом, особенно после 1968 г. Кроме того, организация Гэллапа и Харриса стали задавать серии вопросов о моральной стороне войны во Вьетнаме. Эти опросы показали, что американцы считают войну во Вьетнаме фундаментальной ошибкой (см. табл. 2.16 приложения).

Практически начиная с завершения войны во Вьетнаме, применение силы как инструмента внешней политики оставалось на повестке дня многие десятилетия. В своей речи “Использование военной силы” в конце 1984 года министр обороны США К.Уайнбергер, опираясь на уроки Кореи и Вьетнама, утверждал, что вооруженные силы США следует вводить в действие только когда затронуты жизненно важные интересы, когда политические и военные цели четко очерчены, когда у США “есть твердое намерение победить”, когда поддержка Конгресса и американского народа гарантирована.35 Бесспорно, трудно выполнить эти требования, но они соответствуют общественным настроениям.

В сентябре 1988 года в рамках проекта “Американцы обсуждают проблемы безопасности” полстеры просили расставить в порядке приоритетности факторы, которые, по мнению респондентов, оправдывают использование военной силы. Наиболее важные составили следующую иерархию: на первом месте оказались “жизни американцев” (87%), “смерть мирных жителей в районе военных действий” (79%), поддержка общественности США” (72%)” и “поддержка Конгресса” (62%), “возможность советского или китайского вторжения” (69%). Интересно, что на последнем месте стояла “цена в долларах” (43%).36

Респондентам было также предложено сделать ретроспективное заключение о подлинных фактах военного вмешательства США и о гипотетических ситуациях, когда бы они поддержали использование военной силы или другие формы вмешательства. Были упомянуты вторжение на Гренаду (1983 г.), бомбардировка Ливии (1986 г.), морская блокада кубы (1962 г.), “американское участие совместно с другими членами ООН в корейской войне”. Наибольшую поддержку получили события, связанные с Кубой (76%), далее с Ливией (65%), Корея (60%) и Гренада (56%).37 Но во всех четырех случаях действия США были одобрены большинством американцев. Респондентам также задали вопрос о действиях США в Ливане в 1982 г. Вооруженный контингент, участвовавший в этих действиях был назван “силы по поддержанию мира”. 55% опрошенных поддержали операцию, несмотря на тот факт, что она закончилась трагически.38 Как утверждают американские авторы, Гренада явилась типичным примером, когда американская общественность поддержала вторжение, а случай с Ливаном, когда общественность была против. Но имеющиеся у нас данные не показывают таких отличий. На наш взгляд, употребление выражения “силы по поддержанию мира” объясняют отсутствие ожидавшихся отличий. К тому же не следует забывать о так называемой тенденции “сплотиться вокруг флага” в поддержку политических лидеров, даже если их решения безумны, но уже претворены в действие.39

Вьетнам был последним эпизодом, о котором задавали вопрос полстеры. Большинство американцев (65%) отметили, что “нам не следовало использовать армию так, как мы это сделали”.40

В более поздних опросах респондентам задавали вопрос об уроках Вьетнама. Наибольшую поддержку получили два утверждения, предложенные на суд общественности: “Мы проиграли войну во Вьетнаме, потому что политические лидеры США не обеспечили необходимую для победы поддержку вооруженным силам” (70%) и “Война во Вьетнаме показала, что правительство США должно иметь поддержку всего народа, чтобы вести войну против другой страны” (78%). Другое утверждение, с которым согласилось подавляющее большинство, было то, что Вьетнам продемонстрировал американскому народу, что политикам, связанным с войной нельзя доверять, что они доводят до сведения общественности правдивую информацию” (70%). В то же время более половины (59%) опрошенных отвергают возможность победы США в партизанской войне. 79% придерживаются мнения, что не следует посылать войска в поддержку союзников, если эти действия не одобряет народ этой страны.41 Во всех случаях суждения об уроках Вьетнама являются более ясноочерченными и информативными, чем те, которые были получены при проведении аналогичного опроса в 1974 году. Конечно, не все можно оценить однозначно, но бесспорно то, что война во Вьетнаме продолжает оказывать сильное воздействие на мнение общественности по внешнеполитическим проблемам.

Возвращаясь к проблемам вмешательства в дела других государств, в сентябре 1988 года респондентам было предложено сделать выбор из четырех возможных действий США в тех ситуациях, когда могли бы быть применены вооруженные силы - остаться в стороне, использовать дипломатический или политический прессинг против страны агрессора, послать военную помощь подвергшейся нападению стране. В качестве возможных сценариев были предложены следующие: Никарагуа вторгается в Гондурас, СССР оккупирует Польшу, арабы захватывают Израиль, КНР - Тайвань, Ирак вторгается в Саудовскую Аравию, Индия - в Пакистан, СССР и ГДР вводят войска в Западный Берлин.

Исторические тенденции, исследуемые ранее, продемонстрировали наглядно, что когда американцам дается право выбора, они предпочитают что-либо исключающее военную интервенцию. Приводимые нами данные подтверждают этот вывод. В пяти случаях из семи большинство респондентов предпочли ответ “не вмешиваться”. Исключение составил вопрос о Польше и Берлине. Наиболее популярным ответом стал “дипломатический и политический прессинг”. А в тех случаях, когда пришлось делать выбор между “отправкой снаряжения и продовольствия” и “отправкой войск”, второй ответ выбрали лишь в ситуациях, касающихся Саудовской Аравии и Израиля. Но число респондентов, выбравших такой ответ, было невелико (18% и 17%). Тогда как в ситуации с Западным Берлином “отправку войск” поддержали 38% опрошенных.42 Мы видим, что во второй половине восьмидесятых годов большинство американцев не предпочли отправку войск США в целях разрешения конфликта. Хотя в опросах прослеживается явная тенденциозность: нападению подвергаются либо США, либо те страны, с которыми у США дружеские отношения, а нападающими оказываются СССР, “коммунистические” и прокоммунистические страны.

Другой блок вопросов, которые задавались респондентам был связан с поддержкой введения в действие “военной силы”, чтобы защитить интересы, “которые являются важными для процветания и безопасности США”. Предполагаемые интересы касались Панамского канала; поставок ближневосточной нефти; права на нахождение кораблей в Персидском заливе и у малых островов в Тихом океане, которые находятся во владении США, но не имеют военных баз; а также “наших военных баз в странах, которые против их размещения на своей территории”. В этом случае, когда респондентам не был предоставлены альтернативные варианты, кроме использования силы, очевидна большая поддержка американского военного вмешательства. 71% респондентов поддержали такое использование армии для обороны Панамского канала, 67% отдали предпочтение военному варианту утверждения права иметь военные корабли в Персидском заливе, 57% - “за” оборону американской собственности в Тихом океане, 51% одобрили военную интервенцию для поддержки поставок ближневосточной нефти. Только в ситуации с военными базами на территории стран, которые против их размещения, 21% американцев поддержали использование военной силы. Снова проблема использования военной силы была включена в опрос в декабре 1988 года. Теперь были предложены другие ситуации: вторжение СССР и ГДР в Берлин, вторжение Ирана в Саудовскую Аравию, арабская экспансия в Израиль, нападение Никарагуа на Гондурас. В данном опросе дипломатический и политический прессинг не был дан в качестве альтернативы использованию военной силы. И опять в ситуации с Берлином военное вмешательство получило наибольшую поддержку (54%). Но это единственный случай, когда поддержку выразили более половины опрошенных. В других ситуациях военное вмешательство поддержали от 30 до 33%.43

И последний блок вопросов относительно использования военной силы был связан со сценариями, когда возможно применение ядерного оружия. Только в случае, когда предполагалось нападение непосредственно на Соединенные Штаты, большинство американцев назвали возможным использование ядерного оружия. Другие ситуации предполагали ядерную атаку Советского Союза на Западную Германию или нападение одной из стран “третьего мира” на другую, союзницу США. В этих ситуациях общественность продемонстрировала слабую поддержку использованию военной силы - от 10 до 17%. И, конечно же, большое значение для респондентов имело что именно и где именно предстоит поддерживать этой военной силе.44 Так, в 1991 году на вопрос: “Если Советский Союз будет стремиться установить региональный контроль над Польшей, Венгрией, Чехией и другими странами Восточной Европы с позиции силы, следует ли США послать туда войска?” только 24% респондентов ответили утвердительно, 35% видят необходимость в экономической помощи и 36% предпочли бы остаться нейтральными.45

Таким образом, приведенные нами данные свидетельствуют о том, что несмотря на то, что в целом интерес к внешней политике у американской общественности во второй половине восьмидесятых - начале девяностых годов увеличился, американцев в большей степени продолжают волновать “домашние” (экономические) проблемы. Тем не менее, как в предыдущие десятилетия, так и на протяжении восьмидесятых годов американцы обеспокоены угрозой коммунизма, видя в сдерживании коммунизма одну из целей внешней политики США, а инструментом антикоммунистической политики - различного рода помощь, включая военную, иностранным государствам. Хотя к применению силы во второй половине восьмидесятых годов американцы относятся весьма осторожно. Проведенный нами анализ позволил предположить, что состояние общественного мнения американцев, его изменение или стабильность зависят от ряда факторов. И в первую очередь от внешнеполитических событий в целом и от восприятия образа СССР/России в частности. Поэтому нам кажется целесообразным более подробно остановиться на формировании восприятия этого образа, на его влиянии на другие внешнеполитические проблемы.

 

 

 

 

 

 

§ 2. Формирование образа СССР в общественном мнении США

                                     в 50-80-е годы

 

Более чем сорок лет “холодная война” и противостояние с Советским Союзом определяли русло внешней политики США, во главе угла которой было сдерживание “советского экспансионизма”. С разных позиций описывая советско-американские отношения, американские авторы46 безоговорочно сходятся в одном - Советский Союз и взаимоотношения с ним были “термометром внешней политики США”. “С окончанием “холодной войны” ... американская внешняя политика потеряла больше, чем врага”, - заметил Ч.В.Мэйнс, редактор журнала “Форин Полиси”. - “Она потеряла секстант, с помощью которого корабль государства направлялся с 1945 года.”47

Во всем комплексе внешнеполитической деятельности США взаимоотношения с СССР занимали центральное место на протяжении последних десятилетий. Не стали исключением и восьмидесятые годы. Еще до выборов в 1980 году Р. Рейган резко критиковал внешнеполитический курс демократов, обвиняя их в “мягкотелости по отношению к вызову СССР и стран социализма”, а также в измене американским идеалам. Он требовал ужесточить политику США и нанести “мировому коммунизму” ряд ударов. Это должно было поднять престиж США и вернуть им былые позиции мирового лидера. Став президентом,

Р. Рейган отбросил разрядку, объявив ее “улицей с односторонним движением”, выгодным только СССР.48

Исследуя эволюцию советско-американских отношений в восьмидесятые годы можно выделить несколько периодов, отличающихся как по интенсивности контактов, так и по значимости достигавшихся позитивных результатов.

1981-1984 гг. характеризовались военнополитической конфронтацией двух государств из-за размещения ракет средней дальности на Европейском континенте, безрезультатностью проходивших (в 1981-1983 гг.) советско-американских переговоров об ограничении ядерных вооружений в Европе и о сокращении стратегических наступательных вооружений, сведением практически к минимуму двусторонних связей и контактов, сложным политическим климатом, ростом недоверия и подозрительности сторон друг к другу. Правда, уже с середины 1984 г. Страны начали искать пути ослабления напряженности. Будучи переизбранным, в ноябре 1984 г. Р. Рейган получил ясный мандат не на продолжение конфронтации, а на улучшение отношений с Советским Союзом. С приходом в марте 1985 года к руководству страной новых политических лидеров в СССР начался процесс переосмысления внешней и внутренней политики нашей страны.

1985-1988 гг. ознаменовались организацией новых советско-американских переговоров об ограничении ядерных и космических вооружений, постепенным возрождением механизма политического диалога между двумя странами, в том числе и на высшем уровне. В ноябре 1985 года состоялась советско-американская встреча в верхах в Женеве - первая после 1979 года. Она положила начало восстановлению сотрудничества в ряде сфер двусторонних советско-американских отношений. В октябре 1986 г. Руководители двух государств встретились в Рейкьявике. Значение второй встречи в верхах состоит прежде всего в том, что на ней советская сторона предложила конкретные формулы радикального сокращения ядерного оружия. Неуступчивая позиция президента США перечеркнула возможность комплексной договоренности, которая предусматривала бы и недопущение гонки вооружений в космосе. Иными словами, хотя политический диалог был восстановлен, конкретных соглашений в тот период достичь не удалось. Отношения между двумя странами оставались на распутье, тем более в условиях, когда вскоре после каждой из этих встреч в верхах администрация Р. Рейгана шла на серию демонстративных антисоветских акций, очевидно, в целях нейтрализации позитивного воздействия встреч на ситуацию в мире (отказ от договора ОСВ-2, высылка советских дипломатов, отклонение одностороннего советского моратория на испытания ядерного оружия и т.д.).

Осенью 1987 г. Удалось завершить выработку Договора о РСМД, договориться о сроках проведения третьей советско-американской встречи в верхах в декабре 1987 г., на этот раз в Вашингтоне. Итогом встречи стало подписание Договора о РСМД. Кроме того, были достигнуты договоренности о дальнейшем расширении двустороннего сотрудничества. Большое политическое значение имели встречи советского руководства в Вашингтоне с представителями политических, деловых, научных кругов, а также общественности США.

Новым важным звеном в развитии советско-американских отношений стал визит в мае-июне 1988 г. в СССР Р. Рейгана. Ратификация Договора по РСМД, обмен ратификационными грамотами, дальнейшее продвижение в завершении выработки соглашения о 50%-ом сокращении стратегических наступательных вооружений, подписание ранее соглашений по Афганистану, соглашений о дальнейшем совершенствовании механизма предотвращения ядерной войны - все это конкретные свидетельства нормализации советско-американских отношений. Однако в целом динамизм советско-американских отношений стал ослабевать. Заканчивалось пребывание у власти Р. Рейгана, сказывалось влияние проходившей в США избирательной кампании по выбору нового президента. Своеобразным венцом советско-американских отношений при Р. Рейгане стала встреча Э.А. Шеварднадзе и Дж. Шульца в Париже в январе 1989 г. в ходе работы международной конференции по запрещению химически вооружений. Министры подписали соглашения о сотрудничестве в некоторых областях двусторонних отношений, а также в решении ряда глобальных проблем.

Таким образом, во второй половине восьмидесятых годов в советско-американских отношениях произошли кардинальные перемены. Состояние и перспективы развития этих взаимоотношений определяются неразрывным единством внутренних и внешних факторов. Поэтому нам далеко не безразлично, какие силы участвуют в формировании внешней политики США, в выработке стратегической линии по отношению к России. Нисколько не умоляя значения основных институтов в создании внешнеполитического курса США, мы бы хотели остановиться на наименее изученном - институте общественного мнения. Так как именно в настоящее время, когда взаимоотношения двух держав становятся более конструктивными, освобождаются от порочных стереотипов, которые породила бескомпромиссная конфронтация прошлого, когда снижается взаимный страх и недоверие, роль общественного мнения значительно возрастает. Тем более ценным является анализ истинного положения в мнении граждан государства, которое лишь недавно было нашим главным противником, а нас считало врагом ¹ 1.

Так или иначе, но конкретный статистический материал дает возможность утверждать, что восприятие американцами Советского Союза/России на протяжении нескольких десятилетий находилось под давлением “образа нации”, причем нации враждебной. Собранные нами данные позволяют исследовать приоритеты в формировании образа врага, выяснить, какие характеристики влияют на более благоприятное или враждебное восприятие другой нации и государства. Также мы попытаемся подтвердить гипотезу, что национальный образ - это важная характеристика для формирования внешнеполитических предпочтений в целом. Наш анализ будет сфокусирован на восприятии Советского Союза вместе с другими внешнеполитическими мнениями, чтобы определить детерминанты при изменении мнений. Но начать, на наш взгляд, следует с того, как воспринимали американцы Советский Союз во второй половине восьмидесятых годов.

Не вызывает сомнений тот факт, что международная политика сложна, многогранна и далека от повседневной жизни граждан. Но в то же время как внешнеполитические события, так и сама международная обстановка влияют на повседневную жизнь простых людей, что заставляет их в той или иной форме интересоваться международными событиями. Информация об этих событиях трудна для восприятия или часто искажается политическими лидерами, или средствами массовой информации. Поэтому граждане пытаются реализовать свои познавательные потребности с помощью различных штампов, стереотипов, схем и упрощений.49 Восприятие новой информации происходит посредством ее идентификации с уже имеющимися установками и в зависимости от индивидуального опыта.50 Кроме того, в этом процессе участвуют стандартные характеристики, такие, например, как обнаруженные при исследовании мнений по внутриполитическим проблемам: либерализм-консерватизм, партийная принадлежность к социальной группе или классу. Как отмечают американские авторы, эти характеристики мало подходят к внешнеполитическим мнениям и предпочтениям.51 При изучении американской литературы мы пришли к убеждению, что основным компонентом в структуре внешнеполитических мнений является образ иностранного государства (нации).52 Весь изученный нами пласт литературы53 посвящен отношению элиты американского общества к внешнеполитическим проблемам и подразумевает, что назначением образа государства является упрощение сложных международных проблем и помощь в ориентации и восприятии индивидом какой-то определенной страны. Такие образы подобны индивидуальным впечатлениям, которые используются в повседневной жизни, чтобы разъяснить поведение другого человека.54 В литературе отмечается, что наши впечатления о других людях оказывают влияние на наше восприятие и объяснение их поступков.55 Точно также граждане составляют свое впечатление о государстве, на основании его целей и черт, воспринимая и объясняя “поведение” другого государства.56

Американские ученые, исследовавшие элитарное общественное мнение, пришли к двум важным заключениям. Во-первых, так как внешняя политика предполагает реакцию на какие-либо действия другого государства или опережение этого действия, поэтому образ иностранного государства играет ведущую роль при выработке мнений о внешней политике. Во-вторых, исследования персональных впечатлений показали, что предварительные знания мотивации человека влияют на интерпретацию его поведения, так что любая новая информация, которая не сочетается с известной заранее мотивацией, практически не воспринимается, или воспринимается с трудом.57

Итак, правомерны ли данные выводы для массового общественного мнения? Как американцы воспринимают Советский Союз/Россию? Позволим себе коротко остановиться на периоде предшествующем нашему исследованию.

В январе 1937 года институт Гэллапа задавал своим респондентам вопрос: “Какая из европейских стран нравится Вам больше всего?” Россия заняла 14-е, последнее место, получив лишь 1% всех выборов, в 1939 г. результат повторился (опять 1%). В то время как проведенные в Великобритании опросы дали 12%. Отвечая на вопрос: “Какая страна Вам не нравится больше всего?”, американцы поставили Россию на третье место после Германии и Италии. В 1938 г. на вопрос: “Если бы началась война между Германией и Россией на чьей стороне вы бы хотели видеть победу?” 83% ответили, что на стороне России, видя в ней меньшее зло. Американское общественное мнение стало более “теплым” к Советскому Союзу после германской агрессии на СССР в июне 1941 г. и особенно после советско-американского пакта 1942 г.58

Американский исследователь общественного мнения Брунер убедительно доказал, что в предвоенные годы американцы предпочитали фашизм коммунизму, как форме государственного устройства, при которой они бы предпочли жить. Эти мнения изменились после немецкого нападения на СССР, хотя 50% опрошенных затруднялись сделать выбор. Согласно исследований Брунера, “боевой дух русских огромен”, и этот факт породил сдвиг в американском общественном мнении. “Российский коммунизм не нравится нам, но мы будем его терпеть, потому что он нравится русским”,59 - это утверждение поддержало подавляющее большинство американцев. Другой американский исследователь Волш, анализируя тенденции в ответах на вопрос: “Как Вы думаете, можно ли доверять России при сотрудничестве с нами после войны?”, с марта 1942 г.  по ноябрь 1944 г., наблюдал небольшой процент возрастания доверия (с 40% до 47%).60 К 1954 г. Эта цифра возросла до 54%, но к 1946 г. - понизилась до 36%.61

В 1942 г. опросы института Гэллапа предлагали респондентам выбрать прилагательные, описывающие русских людей. Результаты опросов выявили, что пять из них были следующими: трудолюбивые, храбрые, радикальные, обычные, прогрессивные.62 Но опросы проведенные ЮНЕСКО в США в 1948 г. показали, что определение “жестокие” заняло первое место.63 (Последний раз такой опрос был проведен в 1966 г. и показал, что пять основных определений относительно русских были: трудолюбивые, воинственные, умные, прогрессивные и способные).64 Менее, чем 1% выборки выбрал Россию как “наиболее дружественную страну”, и 32% - как “наименее дружественную”.65 Кроме того Смит, Брунер и Уайт глубоко изучив мнения относительно Советского Союза в 1947 г., обнаружили, что почти все газетные статьи об СССР в это время были “непредпочтительного содержания”.66 Этот же вывод подтвердили исследования Фестинджера в 1948 г.67

С 1948 г. по 1953 г. Национальная Корпорация по Опросам Общественного Мнения помещала в своих опросных листах вопрос: “Каково Ваше мнение относительно наших взаимоотношений с Россией: следует ли США проявлять больше воли при достижении компромисса с Россией, или наша предшествующая политика хороша без изменений, или следует быть более жесткими, чем сегодня?” Компромисс предпочли не более 10%, тогда как 35% респондентов выбрали более жесткий курс.68 Поддержка в этот же период была оказана и возможной войне с Советским Союзом, “если какая-либо коммунистическая армия нападет на какую-либо страну”. Причем не исключалось применение ядерного оружия. До середины пятидесятых годов поддержка использования термоядерного оружия не снижалась ниже 50% опрошенных.69

С 1953 г. институт Гэллапа и с 1974 г. Национальная Корпорация. Задавали своим респондентам близкие по смыслу вопросы, касающиеся отношения к Советскому Союзу/России. Респондентам предлагалось пять вариантов ответов: “Очень благоприятное”, “в основном благоприятное”, “в основном неблагоприятное”, “нет мнения”.  Как свидетельствует таблица 2.17 приложения, на протяжении трех десятилетий “в основном неблагоприятное” и “неблагоприятное” отношение к Советскому Союзу/России преобладало. Особенно неблагоприятно американцы относились к нашей стране в 1953 г. (91%) и в 1983 г. (89%) (это суммарные цифры “в основном неблагоприятного” и “неблагоприятного” отношения). Несмотря на то, что число респондентов, отметивших ответы “очень благоприятно” и “в основном благоприятно” медленно увеличивалось, тем не менее лишь в 1988 г. число опрошенных положительно и отрицательно относившихся к Советскому Союзу приблизительно сравнялось (44% и 46%).

Аналогичный вопрос с 1974 г. задавала Национальная Корпорация по Опросам Общественного Мнения. Респондентам предлагалось на шкале с отметками от “-5” до “+5” поместить Россию в зависимости от своего отношения к ней. Если отметки “+5” и “+4” считать за “очень благоприятное” отношение, а “+3”, “+2”, “+1” - за “в основном благоприятное”, то расхождения во мнениях с результатами опросов института Гэллапа оказались незначительными (см. табл. 2.18 приложения). Особый интерес представляют данные о мнениях в зависимости от пола, расы и возраста. Хотя женщины относятся к нашей стране более негативно, расхождения с мужчинами составляют не более 2%-7%. Также небольшие различия наблюдаются среди белых и темнокожих респондентов. Темнокожих, менее предпочтительно относящихся к России, оказалось на 4%-6% больше, чем белых респондентов (см. табл. 2.19, 2.20, 2.21 приложения).

Если брать мнение американцев о Советском Союзе/России в сравнении с другими странами, то очевидно, что в середине восьмидесятых рейтинг нашей страны был самым низким. Лишь 3% американцев в 1985 г. “очень благоприятно” и “благоприятно” отнеслись к нашей стране (см. табл. 2.22 приложения). Такой же низкий рейтинг имели Иран (в 1989 г. - 5%) и Ирак (в 1991 г. - 3%).

До конца восьмидесятых годов большинство американцев продолжало ощущать со стороны СССР “угрозу”. Так, в 1988 г. 60% опрошенных назвали угрозу со стороны Советского Союза “очень сильной”, в два раза меньше респондентов (29%) посчитали эту угрозу “минимальной”.70 На протяжении семидесятых и восьмидесятых годов американская общественность продолжала видеть в СССР врага или “недружественное государство” (см. табл. 2.23 приложения). По данным опросов института Гэллапа от 65% до 93% американцев придерживались такого мнения до 1989 г.

Следует отметить, что во второй половине восьмидесятых годов антагонистическое, недоверчивое отношение к СССР продолжает доминировать среди американцев. Почти 2/3 опрошенных согласились с утверждением, что “Советы лгут, мошенничают, делают все для утверждения дела коммунизма”.71 В октябре 1987 г. почти 2/5 респондентов (39%) согласились, что “Советский Союз, также как гитлеровская Германия - империя зла, пытающаяся руководить миром”.72

Косвенным показателем того факта, что американцы испытывают страх перед Советским Союзом может служить серия вопросов, посвященных возможности западных стран жить с СССР в мире. С 1954 г. по 1992 г. институт Гэллапа включал в опросные листы вопрос: “Как Вы думаете, могут ли США и западные страны мирно жить с Россией или рано или поздно разразится война?” На протяжении указанного периода число американцев, полагающих, что с Россией можно жить в мире неуклонно увеличивалось с 23% в 1954 г. до 66% в 1991 г. Тогда как число тех, кто уверен, что рано или поздно разразится война соответственно уменьшилось с 64% до 26% (см. табл. 2.24 приложения). Несмотря на такой явный прогресс, американская общественность продолжает придерживаться мнения, что Советский Союз “не делает всего возможного, чтобы сохранить мир во всем мире”. Число респондентов, имеющих такое мнение колеблется между 63% и 84% (см. табл. 2.25 приложения).

Хотя также большинство американцев верит, что мирное урегулирование между Россией и Западом в принципе возможно (84% в 1990 г.), число респондентов с таким мнением составляло большинство и ранее, в шестидесятые годы (см. табл. 2.26 приложения).

Одним из факторов, мешающим воспринимать СССР как миролюбивое государство, продолжает оставаться угроза коммунизма. Даже когда страхи пятидесятых годов поутихли, коммунистическая идеология продолжала нарушать традиционные американские ценности. Она виделась как угроза политической, экономической и религиозной свободе. В послевоенные период главный вызов американской гегемонии в мире бросали социалистический лагерь и СССР. Даже война в юго-восточной Азии, самая ожесточенная и непопулярная война была начата, чтобы сдержать коммунизм. Угроза национальной безопасности, угроза подрывной деятельности изнутри, угроза союзникам США, угроза фундаментальным свободам, угроза положению на международной арене, угроза миру - трудно найти более всеобъемлющий набор угроз. Несомненно, многие из этих “угроз” были преувеличены, надуманы, но данные опросов свидетельствуют о том, что они пустили корни в сознании американцев. Эти страхи не испаряются с рассветом, но они могут повлиять и влияют на восприятие новых взаимоотношений между странами.

В 1984 году 2/3 американцев (67%) выразили страх, что если “мы слабы, то Советский Союз в определенный момент может напасть на нас или наших союзников в Европе или на Японию”.73 К концу 1988 г. страх, что Советский Союз может воспользоваться военной слабостью США, высказали 55% опрошенных.74 Несомненно это свидетельствует о снижении страха, но все-таки более половины американцев продолжают испытывать его даже в конце восьмидесятых годов.

Угрозу, исходящую от Советского Союза, американцы склонны в первую очередь связывать с целями СССР. Если говорить о целях внешней политики СССР, как их видят американцы, следует обратиться к таблице 2.24 приложения, где показана динамика распределения мнений о приоритетных целях России в мире. В начале и в первой половине восьмидесятых годов большинство американцев склонялись к мнению, что “Россия стремится к глобальному доминированию в мире” как мирными средствами, так и любыми другими, вплоть до развязывания мировой войны. Но во второй половине восьмидесятых число респондентов, придерживающихся такого мнения снижается, тогда как увеличивается число американцев, приписывающих России: стремление соперничать с США за большее влияние в различных частях мира”. 1990 год становится переломным, 77% респондентов отметили, что “Россия только стремится обезопасить себя от возможного нападения со стороны другой страны”.75

Анализ опросов общественного мнения показывает определенную взаимосвязь между уровнем жизни американцев, их образовательным уровнем и отношением к Советскому Союзу. Так, американцы с более высоким доходом и уровнем образования с большей надеждой смотрят на диалог между СССР и США. Менее образованные респонденты с меньшими доходами проявляют большой скептицизм. Также наблюдается корреляция и внутри этих двух групп. Мужчины, окончившие колледж, женщины и мужчины с университетским образованием и респонденты, имеющие доход более 50 тыс. долл. в год более оптимистично относятся к взаимоотношениям США и СССР. На наш взгляд, это обусловлено, в первую очередь, уровнем информированности, так как именно эти группы оказались хорошо осведомленными о мировых событиях.76 Одним из наиболее важных показателей для анализа внешнеполитических предпочтений является деление всего населения по половому и образовательным признакам. Мы выделили следующие группы: 1) мужчины, окончившие колледж, 2) женщины, окончившие колледж, 3) мужчины, неокончившие колледж, 4) женщины, неокончившие колледж.

На основании данных серий исследований, проведенных фирмой “Мартилла и Килей”, объединенных общим названием “Американцы обсуждают проблемы безопасности”, удается сделать вывод, что мнения первой и четвертой групп диаметрально противоположны. Мужчины, окончившие колледж, - наиболее оптимистичны, женщины, неокончившие колледж, с большим скептицизмом отвечают на вопрос (см. табл. 2.28 приложения). Так, на вопрос: “Возможно ли на Ваш взгляд, столкновение между войсками США и СССР в ближайшие десять лет?” 24% респондентов первой группы и 50% четвертой группы ответили положительно (отрицательно - соответственно 75% и 47%). Во второй и третьей группах результаты получились приблизительно одинаковые: 37% и 39% допускают такую возможность, 61% и 59% - не верят в возможность вооруженного конфликта.

Но еще больше, чем военное столкновение между США и СССР, американцев пугает угроза всем американским ценностям со стороны Советского Союза. В качестве примера можно привести опрос, проведенный Паблик Эдженда Фаундейшн,77 когда респондентам было предложено из двух утверждений выбрать одно, близкое к их собственному мнению - беспокоятся ли они больше о военной угрозе со стороны СССР или их больше волнует “угроза всем взглядам и ценностям - свободе, демократии, религии, свободе предпринимательства”. Только 26% опрошенных отметили военную угрозу, в то время как 69% выбрали угрозу их взглядам и ценностям. Означает ли это, что большинство респондентов персонально более напуганы идеологическим, чем силовым аспектом? Скорее всего респонденты могут полагать, что военная сила может иметь как агрессивные, так и оборонительные цели.

Таким образом, мы видим, что к концу восьмидесятых годов американцы продолжают видеть в Советском Союзе своего главного врага, причем доминирующее значение имеют идеологические, ценностные разногласия.

Для людей, как для всех общественных существ, группа, а не индивид является единицей для выживания. Люди могут выжить лишь как составные части организованных групп. Группы представляют защиту от враждебного природного окружения и внешних врагов, они же дают чувство психологической безопасности. Поскольку большинство членов группы разделяют одни и те же обычаи и нормы, они с готовностью принимают поведение друг друга, и группа является носителем ценностей, придающих значение их жизни. Угроза групповой цельности, особенно исходящая от другой группы с иным мировосприятием, угрожает самим основам психологического и биологического выживания членов первой группы. Для многих людей возможность быть подчиненными чуждой им идеологии и социальной системе еще более невыносима, чем сама смерть, и это является главной причиной эскалации войн. Так, люди разделяют предрасположенность к опасениям  и подозрительности в отношении членов иных групп, предрасположенность, присущую всем общественным существам. Когда обе группы соревнуются за одну и ту же цель, недоверие часто перерастает во взаимное восприятие друг друга как врагов.

Говоря в целом об образе врага и враждебного государства, нации, в первую очередь, следует отметить, что наибольший объем информации мы получили исследуя отношение граждан США к СССР (в данном случае мы не касаемся, например, отношения американцев к Японии или Китаю). Образ враждебного государства представляет целую систему, имеющую множество проявлений. Конечно, только немногим людям удается быть непосредственным свидетелем тех или иных событий. Общественность получает сведения из средств массовой информации, репортеры, которые тоже люди, и также подвержены различным влияниям, в частности образа врага. Вполне возможно, что репортеры и редакторы могут допустить выражение экстремистских взглядов по отношению к той или иной нации или государству. Во второй половине восьмидесятых годов появился целый поток публикаций, связанный с советской угрозой. В центре внимания такого рода книг и публикаций в периодической печати вопросы войны и мира. Такой интерес заслуживает положительной оценки, так как он обусловлен пониманием важности военных проблем в наше время. Однако нельзя не видеть и негативных аспектов этого явления. Зачастую трудно понятный, рассчитанный на специалистов язык затемняет очевидные вещи, поскольку обсуждение комплексных военных проблем требует высокий уровень специальных знаний. Когда же знаний или информации не хватает, то возникает опасность манипулирования общественным мнением. Однако мы считаем неверным порой высказываемое мнение, что не следует даже пытаться разобраться в хитросплетениях такого рода проблем. С другой стороны, нередко случается, что квалифицированные суждения о том, кто кому угрожает, какие военнополитические цели являются реальными, а какие нет, подменяются догадками и эмоциями.

Рассмотрим основные аргументы, используемые в средствах массовой информации для обосновывания политики конфронтации с СССР. Во-первых, США и их союзники изображаются слабыми, а Советский Союз и его партнеры - сильными в военном отношении. В то время как Запад вооружается “по необходимости” и в масштабах, ограниченных бюджетными статьями. Восток, свободный от каких-либо экономических ограничений, проводит “сверхвооружение”. Во-вторых, СССР изображается как государство “агрессивное и экспансионистское по своей природе”, цинично пользующийся любым проявлением слабости со стороны Запада. “Миротворческие” и иные акции Запада провозглашаются без каких-либо доказательств. В-третьих, средства массовой информации открыто призывают относиться с недоверием и осторожностью к любым предложениям и высказываниям руководителей нашей страны. “Коварство” и “нарушение договорных соглашений”78 объявляется главными чертами советской внешней политики. Так СССР изображается в виде вооруженной до зубов, агрессивной силы, использующей любой промах Запада - своего потенциального противника. В центре договоров о наличии “советской угрозы” находится сравнение военных потенциалов. Опасность для Запада усматривается даже в самом существовании советского военного потенциала. Подобные доводы оказывают очень сильное воздействие на рядовых граждан.

Поэтому не приходится удивляться результатам опроса, в который был включен вопрос: “Как Вы считаете, США превосходят СССР по военной мощи, находятся на равных или не так сильны, как СССР?” В конце семидесятых и в восьмидесятые годы американцы отвечали на этот вопрос с редким единодушием. Так, лишь 9% - 16% респондентов были уверены, что “США превосходят СССР по военной мощи”, тогда как от 31% до 44% полагали, что США не так сильны, как СССР”. Исключением стал 1985 год, когда 50% опрошенных согласились, что военные потенциалы СССР и США равны (см. табл. 2.29 приложения).

Другой иллюстрацией могут служить ответы на вопрос, который задавался респондентам трижды (в 1945 г., 1985 г. и в 1989 г.): “В целом можете ли Вы описать Советский Союз как миролюбивое государство, стремящееся только оборонять себя, или как агрессивное государство, которое может начать войну, чтобы достичь своих целей?”

Ответы получились следующие:

  

Таблица 3

Восприятие американцами СССР

  

 

1945 г.

1985 г.

1989 г.

миролюбивое

государство

39%

17%

36%

агрессивное государство

38%

69%

42%

 

. by Roper Organisation, 1945, September.

. NY Times, 1985, September.

.CBS News/NewYork Tims, 1989, November.

 

Таким образом, мы видим, что в восьмидесятые годы большинство американцев не сомневаются в агрессивности Советского Союза. Итак, очевидна связь между образом, который рисуют средства массовой информации и тем, как этот образ воспринимают американцы.

Но образ восприятия работников СМИ может в свою очередь, быть заимствован у тех политических лидеров, с которыми они общаются в результате своей профессиональной деятельности. Некоторые американские исследователи общественного мнения79 придерживаются точки зрения, что политические лидеры могут целенаправленно манипулировать образом врага в своих целях. Но есть авторы,80 которые отмечают, в свою очередь, что общественность через общественное мнение способна влиять на лидеров.

Природа восприятия другой нации как врага включает в себя не только влияние средств массовой информации и лидеров страны, но и широкий психологический подтекст образа врага.

Американские психологи81 пришли к выводу, что по мере возрастного развития дети способны воспринимать людей другой нации, но в результате процесса познания взрослые становятся не способны преодолевать упрощенческие тенденции, они начинают видеть людей другой национальности либо как хороших, либо как плохих (друзья - враги). В системе познание - отношение - индивидуальное познание ребенка может быть искажено в результате социализации: даже если он становится более искушенным в житейских делах, это автоматически не делает его менее восприимчивым к образу врага. Этот процесс не просто результат ошибок в воспитании. Перед тем как ребенок вступает в контакт с группой или индивидом, который может стать его врагом, он получает массу информации - мифы, специально отобранные факты, оценки, отношения или уже готовые сценарии - о том, каков окружающий мир. Обычно ребенок положительно воспринимает ближайшее окружение (семью, одноклассников и т.д.), так как они безопасны, и отрицательно относится к незнакомцам и членам других групп, так как они могут быть опасны. Американская детская литература, телевизионные программы, комиксы, сказки рисуют мир в черно-белом изображении, они полны злодеями, монстрами, гоблинами, злыми машинами, которые не обладают ни одной положительной чертой, которые стремятся съесть, убить, уничтожить ребенка и даже весь мир без сожаления и колебаний. В противовес им существуют герои и героини, которые, в свою очередь, тоже стремятся убить этих монстров во что бы то ни стало. К тому же на американского ребенка оказывает влияние религия с ее верой в безгранично доброго бога и злого сатану, ангелов и демонов, которые чаще всего находятся в состоянии войны. И, конечно, одним из прозвищ дьявола является “враг”. Даже если американские дети воспитываются вне религии и в семье без сильных страхов по отношению к другим странам, средства массовой информации (особенно телевидение) учат их: люди бывают хорошие и плохие, и “плохие” должны быть уничтожены.82 И к моменту, когда дети начинают соприкасаться с внешним миром более тесно, они уже готовы видеть мир в черно-белом изображении, тем легче они, будучи взрослыми, воспринимают образ врага.83

Что же касается особого внимания образу СССР как врагу, то легко удостовериться, что средства массовой информации США держат общественность на строгой диете антикоммунизма и антисоветских/антирусских новостей, фильмов, телевизионных шоу и т.д.84

Кроме воздействия внешнего фактора на формирование образа врага, на наш взгляд, следует остановиться на проблеме мотивации враждебности и отношения недоверия к Советскому Союзу. Концепция врага, как угроза. Заключает в себе страх как ведущий мотив. Конечно, европейские государства и их граждане имеют более веские основания испытывать страх от соседства с СССР, чем с США, но действительность показывает обратное.85 В США страх и недоверие общественности выше, чем в других странах. Социологические исследования показали, что экстремальные антисоветские настроения среди американцев стали доминирующей частью американской политической культуры послевоенного времени. И если не географическое положение, то более серьезные факторы, такие как система ценностей, были обнаружены в качестве основы мнений и предпочтений.86

Бесспорно, символы СССР являются антитезой американской системы ценностей, включающей в себя политическую и религиозную свободы, всего того, что носит название “американский образ жизни”. Это, в свою очередь, вынуждает американцев соглашаться со стереотипным образом врага. Наиболее негативное восприятие этого образа наблюдается среди тех граждан, которые наиболее ревностно отстаивают свою систему ценностей.87 Какие же это ценности?

В первую очередь, в исследованиях, посвященных антисоветским настроениям общественности, отмечается патриотизм. Проявляется ли он как безграничная любовь к своей стране или как превосходство одной нации над другой, в любом случае, патриотизм американцев выражается в неоспоримом превосходстве американских институтов и обычаев и во враждебности ко всему, что не является “американским”, в частности, против всего советского. Как отмечают американские исследователи Финлэй, Холсти и Фэджен одной из функций образа врага является “обеспечивать наличие контрастов, чтобы мы могли измерять или превозносить нашу систему ценностей”.88

Кроме того, как отмечает Розенберг, внутригрупповая лояльность часто отождествляется с враждебностью ко всему, что выходит за рамки этой группы.89 Бен и Оскамп склонны полагать, что чувство собственного достоинства, пронизывающее такие группы как “граждане США”, может лежать в основе предубеждений по отношению к другим нациям.90 В результате исследований выяснилось, что люди, которые проповедуют национализм, более склонны воспринимать образ врага.91 Причем, чем сильнее люди идентифицируют себя со своей нацией, тем сильнее они воспринимают образ врага.92 Следовательно, можно предположить, что одной из функций мнения об СССР (открытое признание Советского Союза врагом) было увеличение чувства групповой принадлежности (“граждане США”).

Другим компонентом системы ценностей является моральный традиционализм (предпочтение традиционных ценностей прошлого - семьи и социальной морали), так как на протяжении многих лет продолжал оставаться частью моральных традиций.93 Исторически антисоветские настроения в США аргументировались тем, что Советский Союз и его политический режим являются моральным и политическим банкротом - злобным противником, которому следует противопоставить заслон из настоящих ценностей и морали. Эта же мораль оправдывала все возможные варианты противодействия вплоть до конфликта с СССР.

Тесно связан с моральным традиционализмом и третий компонент - ”христианский фундаментализм”. Исторически все сторонники антикоммунистического крестового похода были приверженцами ортодоксальной церкви. Фундаментализм основан на утверждении, что “наихудшей чертой советского государства является то, что советское правительство препятствует советским людям почитать Бога”.94 Особенно это мнение было распространено среди политической элиты. Американские авторы рассматривают религиозный фундаментализм как предшественник морального традиционализма.95 По мнению Коновера и Фелдмана, религиозное право, вместе со светским и семейным правом, является составной частью консерватизма, который стимулирует современное движение за моральный традиционализм. Несмотря на частичное совпадение между моральным традиционализмом и религиозным фундаментализмом, Коновер и Фелдман считают, что они концептуально различны.96 Но мы полагаем, что оба эти компонента можно объединить.

Итак, суммируя все вышеизложенное, образ Советского Союза на протяжении многих десятилетий до конца восьмидесятых годов продолжает оставаться в американском общественном мнении крайне негативным. Американцы воспринимали СССР как врага, угрожающего позиции США в мире, чуждого своей социально-политической системой и идеологией. Мы полагаем, что образ СССР стал частью всей системы взглядов американцев, фундаментальным элементом их предпочтений, таких как основные ценности и склонностей. А ведущим мотивом является страх перед советской угрозой и коммунистической экспансией.

 

§ 3. Образ врага и его влияние на восприятие внешнеполитических  проблем американской общественностью

 

Образу враждебного государства (в данном случае СССР) в комплексе внешнеполитических мнений и предпочтений чаще всего сопутствует угроза национальной безопасности.97 Интерес к враждебному государству подчеркивается тенденцией в политической элите к поддержке своей политики за счет выпячивания наиболее угрожающих черт иностранной державы. Типичным примером может быть “советская угроза” и, как следствие, политика сдерживания. В своей речи 12 марта 1947 года президент Трумен призвал “отпугнуть дьявола из страны”,98 имея в виду советскую угрозу. Уже в девяностые годы президент Буш охарактеризовал Саддама Хусейна как “Гитлера”. И в первом, и во втором случаях президенты использовали угрозу в качестве средства для мобилизации поддержки общественности своей внешней политики. Подобная тенденция, осуществляемая политической элитой, без сомнения поддерживается средствами массовой информации и является проводником для президентской линии во внешней политике и фокусирования внимания на объекте угрозы - на враждебном государстве.

  “Угроза национальной безопасности” понятие комплексное. Оно включает в себя ядерную политику, расходы на оборону, помощь иностранным государствам. Остановимся более подробно на каждом из этих составляющих. Начать следует, на наш взгляд, с угрозы ядерной войны, так как на протяжении длительного времени угроза ядерной/мировой войны мыслилась и отождествлялась с Советским Союзом и его образом как враждебным государством. Наибольший страх американцы проявляют по поводу возможности возникновения ядерной войны и при оценке ее последствий. В американской литературе существует две основные точки зрения на эту проблему: страх перед ядерной войной стал “проникающим всюду и хроническим источником стресса”,99 и другая точка зрения - психологические и бихевиоральные последствия влияния страха ядерной войны преувеличены.100

Как показывают исследования общественного мнения, проведенные в 23 странах мира, американцы, более других, полны страха перед угрозой ядерной войны. Почти половина американцев (1982-1986 гг. - от 42 до 52%) считали возможным возникновения ядерной войны в пятидесяти случаев из ста.101 В общем граждане 18 европейских государств далеко не так сильно, как американцы, обеспокоены возможностью мировой катастрофы (20% европейцев). (Cм. табл. 2.30 приложения). С 1982 года США не занимают ниже четвертого места в таблице по возможности возникновения войны. К наиболее обеспокоенной части населения относятся женщины, чернокожие, молодежь, менее образованные и менее обеспеченные респонденты. Также  демократы имеют больше опасений, чем республиканцы.

Показатель страха американцев высок, но он варьируется во времени. Особенно высок этот показатель был в начале пятидесятых годов (война в Корее), затем в конце пятидесятых. Кризисы в Берлине и на Кубе повысили в начале шестидесятых число американцев, верящих в возможность возникновения ядерной войны. Но своего пика этот показатель достиг во время Карибского кризиса в 1962 г. (см. табл. 2.31 приложения). Ожидание ядерной войны усиливается в конце семидесятых - начале восьмидесятых годов в связи с напряженностью с Ираном и Афганистаном. Вероятность войны ослабла в 1982-1983 гг., с этого момента наблюдается спад показателя страха перед войной (в 1985 г. - 44%, в 1987 г. - 44%, в 1988 г. - 33%),102 хотя он оставался все еще высоким.

Но по некоторым вопросам, связанным с проблемой ядерной войны среди американцев наблюдается редкое единодушие. Так, во второй половине восьмидесятых годов 96% респондентов были уверены, что “очень опасно вступать в войну с Советским Союзом в ядерную эпоху”; 89% согласились, что “в ядерной войне не будет победителя: США и СССР будут полностью уничтожены”; 83% выразили сомнение, что “после ядерной войны сохранится жизнь на Земле”, 83% придерживались мнения, что “если сверхдержавы применят ядерное оружие, разразится мировая война”.103 Мнение американцев о ядерной войне стало более реалистичным, чем тридцать лет назад, когда только 27% считали, что в ядерной войне будет уничтожено все человечество.104

Такие же изменения произошли в отношении к ядерному оружию. В сороковые-пятидесятые годы американцы видели в ядерном оружии “хорошую вещь”, в эти годы американцы гордились ядерным оружием, и общественность была уверена, что США никогда не применят это оружие. Поэтому наличие такого оружия виделось как дополнение к национальной безопасности. Но когда общественность увидела, что ядерная монополия утрачена, мнение резко изменилось. Американцы перестали считать, что ядерное оружие - это “хорошая вещь” (кстати, такое мнение просуществовало до 1982 г.).105 К середине семидесятых годов как результат такого мнения усилился страх возникновения ядерной/мировой войны. К середине восьмидесятых годов американцы оказались в затруднительном положении. Им предложили выбирать между опасностью тупика с высоким уровнем ядерных вооружений у обеих сторон и опасностью ядерного превосходства. Общественность оказалась перед трудным выбором. Ответом стал высокий уровень пессимизма по оценке своих шансов выжить в ядерной войне. В 1981 г. 60% американцев считали свои шансы на выживание “слабыми”, в 1984 г. так думали уже 77% (тогда как в 1950 г. - 39%, в 1961 г. - 43%).106 Необходимо особо отметить, что общественность видела угрозу возникновения ядерной войны в первую очередь со стороны Советского Союза.107 А во второй половине восьмидесятых годов наиболее вероятным сценарием начала ядерной войны 52% опрошенных считали “эскалацию конфликта в “третьем мире” и вовлечение в него сверхдержав”.108

Исходя из этого, для американцев существует несколько путей разрешения проблемы страха перед ядерной войной. Во-первых, это переговоры с СССР об ограничении ядерных вооружений. По материалам опросов общественного мнения прослеживается поддержка “ядерного политического курса Р. Рейгана и переговоров с СССР” (в 1983 г. - 34%, в 1985 г. - 39%, в 1986 г. - 52%, в 1988 г. - 61%).109 Причем, споры показали, что после ноябрьской 1985 г.  и декабрьской 1987 г. встреч на высшем уровне Р. Рейган опирался на более широкую поддержку по внешнеполитическим вопросам, чем за весь предшествующий период пребывания у власти республиканской администрации. Во-вторых, это увеличение вооружений. Опросы показали, что 2/3 опрошенных считают необходимым финансирование военной программы Р. Рейгана. Даже когда вопрос задавался в контексте с возрастающими экономическими проблемами США, 58% населения ответили, что “военное строительство необходимо”. Такой результат не является случайным, так как беспокойство по поводу отставания США от СССР в области ядерных вооружений высказали в 1983 г. 43%, в 1986 г. - 47%, в 1987 г. - 41% опрошенных. А по обычным вооружениям 48% респондентов считают, что США отстают от СССР.110 В-третьих, это устранение ядерной угрозы благодаря осуществлению программы СОИ (“Звездные войны”). “СОИ сделает мир более надежным” - считали во второй половине восьмидесятых годов 52% респондентов.111 Одним из аспектов поддержки “Звездных войн” общественностью является то, что не берутся во внимание ни научная, ни дипломатическая, ни военная стороны данной программы. Формулировка вопросов фокусируется на противостоянии США - СССР, на Советской угрозе. Так, респондентам предлагают согласиться или не согласиться со следующими утверждениями:

1. “Советские лидеры обеспокоены “Звездными войнами”. Это означает, что мы на верном пути”;

2.  “Звездные войны уже доказали, что являются эффективным средством, которое заставляет Советский Союз делать серьезные шаги на переговорах о ядерных вооружениях”;

3. “Звездные войны” показали, что Р. Рейган прав: наилучший путь достичь прогресса в отношениях с Советами - разговаривать с ними с позиции силы”.

С такой постановкой вопроса согласились от 60 до 64% опрошенных.112 Как метко выразился один из авторов проекта “Американцы обсуждают проблемы безопасности Дж. Мартилла: “Американцы знают, что “русский медведь” не любит “Звездные войны”.113

Несмотря на то, что Советская угроза является козырем при разыгрывании ядерной партии, это не единственная проблема, которая включается в понятие “угроза национальной безопасности США”. Как отмечалось ранее, в основе оборонительной доктрины США на протяжении нескольких десятилетий лежала советская угроза. Как заметил в своем выступлении министр обороны США Лес Эспин: “Почти невозможно переоценить то влияние, которое она (Советская угроза) оказала на подход США к национальной безопасности. Она определяла размеры оборонного бюджета, она определяла величину Вооруженных сил и их структуру. На задаче ее отражения строилась выучка наших войск”.114 Следует также учесть, что ассигнования на оборону на протяжении восьмидесятых годов неуклонно росли. Об этом свидетельствует приведенная нами таблица.

 

      

 

 

  Таблица 4

Размеры ассигнований на оборону

 

 

Год

Общая сумма в млн. дол.

Процент от Федерального бюджета

Процент

от  ВНП

1970

225,6

41,8

8,3

1971

202,7

37,5

7,5

1972

190,9

34,3

6,9

1973

175,1

31,2

6,0

1974

163,3

29,5

5,6

1975

159,8

26,0

5,7

1976

153,6

24,1

5,3

1977

154,3

23,8

5,0

1978

155,0

22,8

4,8

1979

159,1

23,1

4,8

1980

164,0

22,7

5,0

1981

171,4

23,2

5,3

1982

185,3

24,8

5,9

1983

201,3

25,9

6,3

1984

211,3

26,7

6,2

1985

230,0

26,7

6,4

1986

243,7

27,6

6,5

1987

250,3

28,1

6,4

1988

252,9

27,3

6,1

Источник: Statistical Abstract of the United States, 1990. (Washington D.C., US Government Printing Office, 1990), tables 500, 533.

Цифры, приведенные в таблице, свидетельствуют о том, что расходы на оборону значительно снизились в период между 1970 годом и 1979 или 1980 годами (с 225,6 млн. дол. в 1970 г. до 159,1 млн. дол. в 1979 г.)  Произошло снижение доли расходов на оборону и в Федеральном Бюджете, и в Валовом Национальном Продукте. Но в восьмидесятые годы наблюдается новое увеличение ассигнований на военные нужды. Причем, в 1988 г. эта сумма увеличилась по сравнению с 1970 годом на 27,3 блн. дол., хотя доля этих расходов в Федеральном Бюджете в восьмидесятые годы значительных изменений не претерпела.

Так как основная часть расходов на оборону была направлена на сдерживание Советской угрозы, отношение американцев к бюджету Пентагона является важным индикатором общественного мнения. В конце семидесятых - начале восьмидесятых годов в мнении американских граждан наметился отход от безоговорочной поддержки расходов на оборону. Если сравнивать с периодом 1974-1978 гг., то число респондентов, поддержавших увеличение военных расходов возросло с 14% до 34%, а число сторонников сокращения расходов уменьшилось с 32% до 16%.115 Опросы различных организаций свидетельствуют о сильном всплеске поддержки увеличения оборонных расходов в 1980-1981 гг., затем с 1982 г. происходит снижение до предшествующего статус кво. С 1982 г. по 1988 г. данные опросов свидетельствуют о том, что общественное мнение было весьма стабильным по этому вопросу.116 Хотя оценивать эти данные однозначно нельзя. Отвечая на вопрос: “Как Вы думаете, тратим ли мы слишком мало, слишком много или достаточно на армию, вооружение и оборону?”, большинство американцев полагали, что достаточно. Исключение составил лишь 1980 г., когда 56% респондентов решили, что эти расходы слишком малы (см. табл. 2.32 приложения). Во второй половине восьмидесятых годов 2/3  (64%) американцев разделяли мнение, что оборонная мощь страны не является чрезмерной, а адекватна необходимости. 17% склонялись к тому, что оборона США недостаточно сильна (слишком сильна полагали 15% респондентов).117 Почти 3/4 (73%) взрослого населения выразили опасение, что национальная безопасность страны будет испытывать угрозу, если сильно сократить расходы на оборону. 33% опрошенных (среди них 40% старше 50 лет) были бы сильно обеспокоены при таких обстоятельствах. Наивысший страх испытывали жители юга страны. В добавление к этому, среди американцев нет консенсуса по вопросу влияния этих сокращений на экономику. Большая часть (35%) считали, что сильное сокращение расходов на оборону скорее навредит экономике, чем поможет (29% считали, что поможет). В то время как 30% не увидели положительного или отрицательного влияния такого рода сокращений на экономику страны.118 Свыше четверти (27%) опрошенных ожидали, что сокращения окажут негативное влияние на местную экономику (13% придерживались противоположного мнения). В западных штатах, где военная промышленность играет ведущую роль, этот процент выше - 33%, в то время как в центральных штатах - 20%. 1/4 (25%) американцев уверены, что сокращение ассигнований на оборону повлияет на финансовое положение их семьи (13% считали что это положение ухудшится, 12% - что улучшится).119

Итак, учитывая все вышеизложенное, мы позволим себе предположить, что между восприятием американцами Советского Союза и других аспектов внешней политики США, таких как возникновение ядерной войны, расходы на оборону, доверие руководству Вооруженных Сил и др., существует определенная взаимосвязь. С этой целью обратимся к таблице, отражающей соотношения между мнениями по перечисленным аспектам.

Таблица 5

Соотношение между мнением об увеличении затрат на оборону и

мнениями по другим аспектам внешней политики США (в %)

 

 

Год

Поддержка увеличения

затрат на оборону

 

Рейтинг СССР

Коммунизм как наихудшая форма правления

Доверие руководству ВС США

Вероятность

возник. ядерной войны

Совет-ское военное прево-сходство

1

2

3

4

5

6

7

1973

8

-

44

54

-

-

1974

14

48

50

58

-

-

1975

-

47

-

48

-

-

1976

22

-

52

34

-

-

1977

28

33

54

35

-

-

1978

34

-

-

32

-

42

1980

60

13

56

19

47

42

1982

21

23

61

30

42

44

1983

32

22

-

28

44

42

1984

20

-

61

38

42

26

1

2

3

4

5

6

7

1986

18

31

-

-

-

-

1987

16

25

56

38

44

31

1988

18

46

49

50

33

36

1989

17

55

49

42

31

-

1990

-

68

-

40

21

-

 

См. сноски к табл. 2.32, 3.20, 2.17, 2.14, 2.31, 2.29  приложения.

Прежде чем анализировать взаимосвязь между указанными в таблице величинами. Следует оговориться, что каждая из этих величин отражает. По нашему мнению рейтинг Советского Союза - это мнение относительно “холодной войны”, эта величина отражает перемены в отношениях между супердержавами. Вопрос о доверии военному руководству отражает негативное отношение к вьетнамской войне, так как этот вопрос косвенно свидетельствует о наличии новых признаков раскола в оценке внешней политики США, которые добавились к уже существовавшим разногласиям относительно того, как дальше строить отношения с Советским Союзом. Вопрос о коммунистическом режиме, как о форме правления, возможно, представляет собой сочетание этих двух суждений, хотя он стоит гораздо ближе к традиционному отношению к “холодной войне”. Враждебное отношение к коммунизму, очевидно, является основным мотивом, объясняющим страх перед Советским Союзом. Этот страх находит свое выражение в устойчивой уверенности в Советском военном превосходстве и вероятности возникновения ядерной войны.

На наш взгляд, между указанными в таблице величинами существует определенная зависимость, особенно между оценкой общественностью Советского Союза и мнениями относительно затрат на оборону. Чем больше негативизма проявляли американцы, тем сильнее они поддерживали оборонный бюджет. Это, конечно, допускает что оценка Советского Союза приоритетна по отношению к мнениям относительно затрат на оборону. Когда люди составляют мнение по вопросу, сколько средств из национальных ресурсов должно пойти на нужды военного ведомства, единственный фактор, который они при этом принимают во внимание - возможности и устремления других держав. Это гораздо более вероятная модель, чем противоположное суждение о том, что люди формируют свои мнения относительно затрат на оборону, не принимая во внимание потенциальных противников, а затем приспосабливают свои суждения о Советском Союзе так, чтобы они соответствовали позиции в целом.

Что касается доверия военным, тенденция была противоположной. Хотя оценка военных в глазах общественности не претерпела существенных изменений в промежутке между 1973 и 1980 годами, взаимосвязь между этой оценкой  и мнением по поводу затрат на оборону, такого же мнения придерживались 50% тех, кто мало доверял военным лидерам.120 Если американцы        в 1980 году все еще не доверяли военным, они не склонны были по этой причине высказываться за сокращение затрат на оборону.

Взаимосвязь между двумя другими показателями - вероятность возникновения ядерной войны и мнением американцев о Советском военном превосходстве - и затратами на оборону не является столь очевидной, хотя в опросных листах Национальной корпорации по Опросам Общественного Мнения (NORC) всегда включались в единый комплекс вопросов. Страх перед угрозой возникновения ядерной войны, также как и уверенность в Советском военном превосходстве, оставались довольно устойчивыми и высокими на протяжении всего рассматриваемого периода.

В промежутке между 1980 и 1988 годом, поддержка затрат на оборону начинает ослабевать. Параллельно с эти увеличивается рейтинг СССР и возрастает, хотя и неравномерно, доверие к военным. К тому же негативное отношение к коммунизму и страх перед возможностью возникновения ядерной войны остаются высокими. До конца восьмидесятых годов не ослабевает уверенность американцев и в Советском военном превосходстве.

Исследуя внешнеполитические проблемы и мнение американцев о них нельзя не обратиться к оценке граждан деятельности их президента. Президент Р. Рейган закончил свой срок пребывания в Белом Доме с наивысшим рейтингом со времен президента Франклина Рузвельта. 63% американцев одобрили выполнение президентом его обязанностей (для сравнения: Дж. Кеннеди - 58%, Д. Эйзенхауэр - 59%, Ф. Рузвельт - 66%).121

Наиболее высокого уровня рейтинг Р. Рейгана достигал в мае 1981 года, когда президент только начал свою деятельность, и пять лет спустя (деятельность Р. Рейгана на посту президента одобрили 68% респондентов).122 Несмотря на то, что в целом американцы положительно оценили деятельность своего президента в отдельных областях деятельности, президент оценивается по-разному. Самый низкий рейтинг у Р. Рейгана в области национальной экономики. В 1988 году деятельность президента в этой сфере одобрили 40% американцев, большинство (53%) не одобрили. Тогда как в 1981 году 60% опрошенных положительно оценили руководство президента в области экономики.123 Так же к концу пребывания у власти снизился рейтинг президента по внешнеполитическим проблемам в целом. Он составил 41%, хотя в начале своей деятельности президент опирался на поддержку 51-56% американцев.124 Однако наивысший рейтинг президент получил при оценке его взаимоотношений с Советским Союзом (в 1988 г. он составил 70%).125 Следует отметить, что в этой сфере деятельности американцы высоко оценивали деятельность президента на протяжении всей его деятельности в качестве главы государства. Причем во взаимоотношениях с СССР Р. Рейгана всегда поддерживало большинство граждан (см. табл. 2.33 приложения). Подобный же высокий рейтинг, незнающий спадов, мы наблюдаем по проблеме переговоров с Советским Союзом по ядерным вооружениям (см. табл. 2.34 приложения).

Когда американцев призывают оценить деятельность президента, многие дают благоприятный ответ только потому, что деятельность президента совпадает с их внешнеполитическими предпочтениями. Это особенно наглядно видно при сопоставлении рейтинга СССР и поддержки жесткого по отношению к нашей стране курса президента, называвшего Советский Союз “империей зла”. Но поддержка остается на высоком уровне даже когда президент кардинально меняет свое поведение в отношении СССР и начинает пропагандировать сотрудничество и доверие между нашими странами. В данном случае, скорее всего значение имел тот факт, что многие люди склонны одобрять действия президента на международной арене в тех случаях, когда речь идет о престиже страны (эффект “сплочения вокруг флага”, как его назвал Дж. Мюллер).126 Еще одним поводом для поддержки является сам факт того, что президент выступает от имени всей нации.127

Мы считаем, что, в конечном счете, этот менталитет лежит в основе поддержки договора по РСД, выраженной многими респондентами, у которых было недоверчивое отношение к Советскому Союзу, тем более, что его поддержал сам президент Р. Рейган, известный своим негативным отношением к СССР. Простые люди склонны доверять тем политикам, которые, как им кажется, разделяют их мысли и предпочтения. Если вдруг эти политики начинают поддерживать политику, которую они и граждане еще недавно считали предосудительной, говоря, что теперь она необходима, люди охотно верят в это, особенно если эти утверждения исходят от политиков с более твердыми убеждениями, чем у их оппонентов.

Итак, приведенные нами данные позволяют говорить о том, что образ враждебного государства, в нашем случае Советского Союза, лежит в основе политики национальной безопасности. На протяжении восьмидесятых годов можно выявить взаимосвязь между восприятием американцами Советского Союза, как врага, и такими показателями как расходы на оборону и доверие военному руководству страны. На наш взгляд, в основе этого лежит страх американцев перед угрозой коммунизма, ядерной войной и Советским военным превосходством. Но в конце восьмидесятых годов в общественном мнении начинают происходить некоторые изменения (поддержка расходов на оборону снижается, рейтинг СССР повышается, медленно, но верно, снижается обеспокоенность проблемой ядерной войны). Поэтому следует более подробно остановиться на этих изменениях и причинах, которые вызвали иное восприятие американцами внешнеполитических проблем. Что происходит, когда образ противника меняется? Ведет ли это к изменениям других элементов системы?

 

 

 

 

§ 4. Изменения в образе СССР в конце восьмидесятых - начале девяностых годов

 

Исследователи общественного мнения по внешнеполитическим проблемам в послевоенные годы,128 вплоть до восьмидесятых годов, отстаивали вывод об образе СССР как сильно стереотипизированном образе врага и приходили к довольно пессимистическому прогнозу, что широко распространенный негативный образ, однажды возникнув, далее будет развиваться в том же направлении, все более усиливаясь. Правда, жители США в целом относились к СССР негативно, но эти изменения нельзя назвать косными, негибкими и прочными. Если рассматривать долгосрочную ретроспективу, то наблюдаются значительные колебания в предпочтениях американцев.129 К тому же 1988-1989 гг. стали как бы переломными для советско-американских отношений.

Конец 1988 г. и первая половина 1989 г. ознаменовались паузой в советско-американских отношениях. Главная тому причина - приход к власти новой администрации во главе с Дж. Бушем, которая занялась анализом военной и внешнеполитической стратегии США на длительную перспективу. Новое руководство в Белом Доме заняло выжидательно-осторожную позицию в отношении дальнейшего хода процесса перестройки в СССР. Однако, выраженная в выступлении М.С. Горбачева в ООН в декабре 1988 г. готовность СССР к односторонним сокращениям войск и обычных вооружений, дальнейшее развитие процесса политических реформ в СССР, революционные перемены в странах Восточной Европы, критика выжидательного курса администрации Буша американской общественностью и союзниками США в Западной Европе сократили эту паузу, подтолкнули Вашингтон к возобновлению (с весны 1989 г.) политического диалога с СССР. Таким образом, советско-американские отношения вступают в новый этап, который подвел черту под периодом “холодной войны”.

Кроме этого за последнее десятилетие  коренным образом изменилась обстановка в мире. Помимо фактора перестройки в Советском Союзе, позитивных перемен в советско-американских отношениях нельзя не сказать о таких важных новых тенденциях, как динамичный интеграционный процесс в Западной Европе, нормализация советско-китайских отношений, проявление глобальных проблем, несущих новые угрозы всем государствам, наличие и в США, и в нашей стране острых внутренних экономических и социальных проблем, требующих вложения огромных денежных и материальных ресурсов, качественно новый уровень осознания катастрофических последствий ядерного и иного другого военного конфликта между США и СССР. Однако новым важнейшим фактором современного мирового развития стали политические перемены в странах Восточной Европы. В своей совокупности события в Восточной Европе подводят черту под послевоенным этапом развития.

Возникает вопрос: нашли ли свое отражение данные процессы в американском общественном мнении? Оправдались ли пессимистические прогнозы исследователей общественного мнения или в восприятии американских граждан нашей страны произошли изменения? Чем были вызваны эти изменения?

Для того, чтобы ответить на эти и другие вопросы нам следует вновь обратиться к проблемам, исследованным ранее. С конца сороковых годов более чем два поколения американцев жили под напряжением проблем “холодной войны”. В той или иной степени США проводили политику сдерживания. Однако на рубеже восьмидесятых-девяностых годов, лишившись своего основного врага, американцы оказались в нерешительности, что делать с мнениями времен “холодной войны”. Американская элита в этот период все еще продолжала разделяться на несколько групп по отношению к той политике, которую США должны проводить по отношению к Советскому Союзу/России. Консервативно настроенные политики указывали, что все реформы, которые предлагает Горбачев, направлены только на усиление Советской системы, и американцам не следует быть настолько глупыми. Чтобы не видеть расхождений в интересах США и СССР.

Либералы и умеренные члены внешнеполитического истэблишмента придерживались другой позиции. Они приводили доводы, что старая коммунистическая система Сталина и Брежнева рухнула, и несмотря на любую мотивацию поступков Горбачева, налицо реальные шаги к демократизации общества (свобода слова, демократические выборы, совершенствование правовой базы, введение некоторых принципов рыночной экономики) - это свидетельствует о том, что Советский Союз некоммунистическое государство. Бесспорно, завершение “холодной войны” и события в Восточной Европе уменьшили Советскую военную угрозу. Эти мнения политической элиты нашли свое отражение в мнениях широкой общественности. Уже в 1988 г. в состоянии американского общественного мнения стали проявляться признаки оттепели.

В мае 1988 г. большинство американцев выразили уверенность в том, что отношения между СССР и США улучшились (в 1986 г. 24%, в 1988 г. - 68%, в 1990 г. - 62%).130 К середине 1989 г. 2/3 опрошенных (65%) выражали мнение, что “мы вступаем в новую эру, когда взаимоотношения между США и СССР будут значительно лучше, чем они были”.131 Большое число американцев не считает больше СССР “недружественной страной” или “врагом”. За короткий срок с 1987 по 1990 г. число американцев, видевших в нашей стране “недружественное государство” или “врага” сократилось с 89% до 49%, а в 1991 г. - до 22%. Число же респондентов, которые видели в СССР “дружественно государство” или “союзника” за этот же период увеличилось с 7 до 42%, а в 1991 г. составило 71% (см. табл. 2.23) приложения). Примечательно, что сразу после второй мировой войны, в 1945 г., общественность почти поровну разделилась на тех, кто считал СССР “миролюбивым” и “агрессивным” государством (39% и 38% соответственно). Через два года, в 1947 г. это состояние резко изменилось. 7 из 10 американцев (68%) стали полагать, что амбиции России настолько велики, что может начаться война.132 Это мнение оставалось практически неизменным и в восьмидесятые годы (до 1987 г.). Но в ноябре 1989 г., сразу через неделю после падения Берлинской стены, проведенный опрос показал, что разброс мнений вернулся к уровню 1945 г.133 Ничто так сильно не повлияло на отношение американцев к Советскому Союзу, как изменения в Восточной Европе. В одном из опросов 90% респондентов назвали падение Берлинской стены “одним из ярчайших проявлений миролюбия за текущие годы”.134 Это и другие события (выборы некоммунистических правительств в Польше и Венгрии, объединение Германии и т.п.) заставили американцев задуматься. Даже те, кто традиционно придерживался твердой линии в отношении Советского Союза, стали питать надежду, что и Советские реалии тоже могут измениться. Большинство американцев (70%) сделали заключение, что “изменения в Восточной Европе повысили шансы мира, так как снизили напряженность между коммунистическими и некоммунистическими странами”.135 Более половины общественности (52%) увидело в этих событиях основу долгосрочных позитивных взаимоотношений с Советским Союзом”, а не “временные и легко меняющиеся”.

В то же время американцы разделились почти поровну по вопросам политики, которой СССР придерживается в мировых делах: 41% респондентов не одобряют политику России на международной арене. Эти цифры резко отличаются от результатов опроса проведенного институтом Гэллапа сразу после второй мировой войны: тогда только 7% опрошенных поддержали советскую внешнюю политику.136 Сравнивая с предшествующим периодом, наблюдается увеличение числа респондентов кто считает, что Советский Союз делает все, чтобы сохранить мир, хотя 63% так не считают.137 Но по данному вопросу низкий рейтинг и у США - 49% уверены, что США не делают все необходимое, чтобы сохранить мир.138

На фоне этих противоречий не кажется удивительным, что 52% американцев заявили, что “холодная война” все еще продолжается. В августе 1991 г. так считали 53%, но после ликвидации опасности восстановления в нашей стране коммунистического режима,  эта цифра снизилась до 33%. Несмотря на достаточно большое число респондентов, не имеющих мнения по данной проблеме (от 7 до 12%), можно говорить о значительном прогрессе.139

В свете ослабления напряженности общественность высказалась о намерении одобрить широкий круг усилий по сотрудничеству. В рамках осуществления проекта “Американцы обсуждают проблемы безопасности” респондентам было предложено пятнадцать вариантов возможного сотрудничества. Четыре предложения получили поддержку 3/4 опрошенных: расширить культурный обмен между СССР и США (83%), сотрудничать, чтобы остановить загрязнение окружающей среды (85%) и вместе бороться с терроризмом (79%). С другой стороны спектра оказались также четыре предложения, получившие поддержку приблизительно 1/3 респондентов. Это пятидесятипроцентное сокращение ядерных ракет дальнего радиуса действия без соответствующего сокращения Советских наступательных вооружений в Европе (38%), пятидесятипроцентное сокращение ядерного оружия дальнего радиуса действия даже вне зависимости от действия договора об РСД (36%), продажа России высоких невоенных технологий, например, компьютеров последнего поколения (35%), остановка работ по СОИ как части договора по ограничению ядерных вооружений (34%). Наименьшую поддержку среди предложенных 15 утверждений, всего 28%, зарегистрировали по другому высказыванию относительно СОИ, которое звучало, как “продолжить развитие СОИ как планировалось”. Данный статистический материал140 показал два полюса мнений, без сомнения выявивших, с одной стороны, продолжающееся недоверие к нашей стране и ее намерениям, а, с другой стороны, поддержку поиска соглашения в результате переговоров.

В стороне от проблем войны и контроля над вооружениями стоит перспектива увеличения торговли с нашей страной, и не только как курс на экономические прибыли, но и позитивный политический результат. Эта проблема имеет давнюю историю. Примечательно, что ответы  на многочисленные вопросы в опросах общественного мнения выявили, что американцы скорее одобряют, чем отвергают, возрастающие экономические связи с Советским Союзом. Например, на основе девяти опросов, проведенных с 1953 по 1963 гг., средний процент поддержки составил 51%. Десятилетие спустя одобрение торговли в среднем составило 67% (по результатам десяти опросов).141 Несмотря на то, что контекст вопросов несколько варьировался со временем, тем не менее общая картина ясна: наблюдалась возросшая поддержка советско-американской торговли. Весьма прискорбно, что достаточный статистический материал имеется только по торговым связям двух стран за период президентства Р. Никсона. Но и тот материал, что имеется в распоряжении, дает возможность изучить вопросы и ответы, в которых упомянуты различные специфические товары. Например, вопрос продажи пшеницы и других зерновых Советскому Союзу. В 1963 г. организация Харриса задавала вопрос о том, как относятся американцы к продаже России излишков зерна и других продуктов питания. 54% опрошенных одобрили эти действия. Чуть меньше, чем через 10 лет, респондентам был задан аналогичный вопрос (Вы “за” или “против” соглашения о продаже пшеницы на долгосрочной основе?). Только 29% ответили положительно.142 И опять, уже 1986 г., в опросе Чикагского Совета по Исследованию Общественного Мнения 57% респондентов поддержали “возросшую продажу зерна Советскому Союзу”. Тенденция, выявленная по данной проблеме, оказалась прямо противоположной той, которая ожидалась.143 На наш взгляд, на мнение американских граждан оказали влияние “домашние” экономические проблемы начала семидесятых годов.

Автомобили, оборудование, станки и компьютеры упоминаются в опросах с 1948 по 1986 гг. как возможные товары для торговли. Если рассматривать торговлю этим ассортиментом товаров как экспорт высоких технологий, тогда в историческом контексте становится понятным, почему американцы никогда не поддерживали торговлю этими товарами. Только в 1963 г. 51% опрошенных поддержал “продажу СССР автомобилей”, этот год надо считать исключением, так как обычно такая поддержка не превышали 1/3 опрошенных.144

С другой стороны, исследования космоса воспринимаются как сфера советско-американского сотрудничества. В 1963 г. только 1/3 респондентов поддержала идею “послать человека на Луну вместе с русскими”. Десятилетие спустя уже 2/3 опрошенных высказались по этому поводу положительно. К восьмидесятым годам эта цифра увеличилась, хотя и незначительно (в 1986 г. - 68%).145 Однако, так как США выиграли гонку, кому посылать человека на Луну, космос больше не рассматривался как арена для “холодной войны”.

Тоже самое относится и к области научных обменов. Если брать 1963 г. за точку отсчета, то только 1/3 общественности в этот год поддержала “обмен инженерами, физиками и другими учеными с Россией”.146 В декабре 1974 г. 64% поддержали обмен учеными, а в 1988 г. - 72%.147 В основном данные приведенные выше свидетельствуют о том, что у американцев было больше желания строить мосты сотрудничества между США и СССР в послевьетнамский период, чем перед войной в юго-восточной Азии.

За 1989 г. не удалось обнаружить опросов, связанных с экономическим или научным взаимодействием с нашей страной. Этот од прошел для американской общественности под лозунгом: “поживем-увидим”. Этот факт подтверждается результатами опроса Д. Янкеловича и его группы. Респондентам задали вопрос: “В свете последних изменений в Советском Союзе, как Вы думаете, можно ли доверять СССР, или США следует подождать как пойдут дела дальше?”. И 76% опрошенных решили, что США следует подождать”.148 А на вопрос: “Следует ли США попытаться помочь М. Горбачеву и его реформам в Советском Союзе, устранив торговые ограничения, или США не следует вмешиваться?” 48 % посчитали, что “не следует вмешиваться”, 41% - “следует попытаться помочь, устранив торговые ограничения”.149 Таким образом, мы видим, что общественность находилась в нерешительности и заняла выжидательную позицию.

Вместе с тем американцы довольно внимательно следят за событиями в нашей стране. Так, в 1991 г. только 10% респондентов ответили, что “вообще не следят за текущей ситуацией”, в то время как  64% ответили, что “очень внимательно” и “внимательно”.150 Такое “внимательное” отношение позволило американцам составить собственное мнение о Советском руководителе М.С. Горбачеве. С 1985 г. по 1990 г. его рейтинг значительно вырос (см. табл. 2.35 приложения) и в 1990 г. в среднем составил 81%. В списке наиболее популярных людей года за 1985 г. фамилия Горбачева отсутствует, в 1987 г. она заняла восьмое место, а в 1988 г. - второе, после Р.Рейгана.155 В конце восьмидесятых - начале девяностых годов американцы верили, что М. Горбачев отличается от своих предшественников на этом посту, считая его “современным и просвещенным”, которому можно доверять,152 и человеком, который очень заинтересован в мирных отношениях с Западом.153 Он виделся общественности как русский руководитель, который осознал ужасную опасность ядерной войны, как для Советского Союза, так и для США, и поэтому приветствует соглашения по ограничению вооружений,154 даже идя на уступки США.155

Несколько иная картина наблюдалась в средствах массовой информации США. Реакция американских СМИ на первое на посту Генерального секретаря предложение М. Горбачева о запрещении испытаний ядерного оружия строго соответствовала образу врага. Американская пресса уделила мало внимания предложению. Большинство газет и журналов представили в основном негативные соображения президента Р. Рейгана по поводу предложения, а не само предложение. Ни один из репортеров ведущих американских газет Нью-Йорк Таймс, Вашингтон Пост, Ньюс Уик, Тайм или других не упомянули, что США проводят больше ядерных испытаний в целом, чем Советский Союз также как и в предшествующий период. Единственным источником информации о предложении можно считать Нью-Йорк Таймс, но и в этой газете уже на второй день появилась редакционная статья, которая разоблачала М.Горбачева за его пропагандистскую игру. Соответственно невысоким был и рейтинг главы нашего государства. В последующие годы М.Горбачев приложил усилия, чтобы развеять образ врага и расположить американскую общественность и прессу к Советскому Союзу. Перестройка и гласность, триумфальный визит М. Горбачева в Вашингтон и Нью-Йорк, встречи с Р. Рейганом в 1987 г. и в 1988 г., вывод Советских войск из Афганистана, его речь в 1988 г. в ООН, - все это способствовало изменениям образа СССР и повышению личного рейтинга М.Горбачева. Приведенные нами данные свидетельствуют о зависимости между внешнеполитическими событиями и образом враждебного государства, с одной стороны, и позволяют опровергнуть вывод американских исследователей,156 что мнение американцев о советских лидерах более негативно, чем о Советских людях и государстве, с другой стороны. К тому же в начале девяностых годов американцы стали более реалистично давать оценки нашей стране и событиям, происходящим в ней. К июлю 1991 г. американцы потеряли уверенность в способности М. Горбачева преодолеть экономический кризис: менее половины (47%) респондентов считали, что он сможет перестроить советскую экономику, тогда как 35% полагали что не сможет (двумя годами ранее 2/3 американцев полагали, что сможет).157

Огромный интерес представляют данные опроса, проведенного в тот же день, когда американские СМИ дали информацию о ГКЧП. После смещения М. Горбачева немногие американцы поддержали прекращение отношений между двумя странами. Свыше половины предпочли продолжать политику экономического и политического сотрудничества.158 Общественность приняла активное участие в обсуждении тех мер, которые США могли бы предпринять в ответ на события в августе 1991 г. в Советском Союзе. По данным нового опроса 80% американцев отказались “разорвать дипломатические отношения” или “отозвать посла США” (63%), более половины (54%) респондентов против “приостановления федеральных займов, направленных на облегчение недостатка продовольствия”. Что касается других видов помощи, то 46% высказались за то, чтобы приостановить экономическое и техническое содействие, в то время как 38% уверены, что следует сократить денежные займы.159

В связи с событиями в августе 1991 г. наблюдается осторожный сдвиг в поддержке сокращения войск США в Европе. За сокращение войск НАТО в два раза высказались 45% респондентов, 46% - против (в мае 1991 г. 54% - “за”, 34% - “против”).160 76% твердо уверены, что в СССР следует ожидать беспорядки. Если такого рода события или гражданская война разразятся, то 35% опрошенных предпочли бы оказать экономическое и военное содействие легитимному правительству, но не посылать войска, 8% - хотели бы послать войска. Около половины (51%) полагали, что американцы должны оставаться нейтральными.161 Что же касается М. Горбачева и его возможности вернуться к власти, то только 31% американцев придерживались мнения, что он сможет это сделать.162 Несмотря на это рейтинг советских людей остается высоким - 82%, а рейтинг страны опять поднялся до 60%. И Б. Ельцин - еще новое лицо для американцев - имел в начале девяностых годов положительную оценку (60% респондентов отозвались о нем предпочтительно).163

Оценивая экономическую ситуацию в нашей стране в начале девяностых годов, 71% американцев считают, что она “очень серьезная”, 23% - “достаточно серьезная”.164 Другими словами, подавляющее большинство (94%) достаточно объективно оценивают положение в экономической сфере России. Но только 53% (30% против) полагают, что в такой ситуации следует “продолжать экономическое сотрудничество”.165 На наш взгляд, такой пессимизм оправдан политической нестабильностью в России, низким уровнем конкурентоспособности российской продукции, превалирование во взаимных экономических связях продажи сельскохозяйственного и промышленного сырья над обменом наукоемкой продукции и технологий. Это подтверждают результаты опросов, проводившихся в начале девяностых годов. Оценивая предложенные ситуации, большинство американцев (76%) были уверены, что в бывшем Советском Союзе “будут иметь место беспорядки, волнения, гражданская война”. Менее категорично общественность прореагировала на возможность “осуществления Советским Союзом попыток установить региональный контроль над странами Восточной Европы с помощью силы”. С этой ситуацией согласились 46% респондентов (36% - против). Поровну разделились мнения о возможности возобновления прежних (как до М. Горбачева) взаимоотношений между двумя нашими странами (44% - “за”, 44% - “против”. И почти также американцы прореагировали на “продолжение усилий по переводу Советской экономики на рыночные отношения” (40% - “за”, 42% - “против”).166

В первой половине девяностых годов в опросных листах практически отсутствует тема советско/российско-американского экономического сотрудничества. Зато появляется тема помощи России в экономическом кризисе. Причем, большинство американцев поддерживают усилия, которые США  и их союзники предпринимают, чтобы оказать помощь России с странам бывшего СССР в облегчении экономического кризиса. Около 2/3 проинтервьюированных американце ответили, что помощь является достаточной (64%), 1/5 думает, что “мы делаем слишком много”, и 9% считает, что “мы делаем достаточно”.167 Причем в 1992 г. число тех, кто считает, что в плане помощи США делают  недостаточно увеличилось до 21% (см. табл. 2.36 приложения). Что касается специфических программ, то почти 7 из 10 американцев отдали предпочтение таким видам помощи как “технологическая помощь, советы, экспертиза” (68%). Программы, предусматривающие прямые поставки продуктов, в первую очередь зерна, поддерживаются 60% респондентов. По вопросу финансовой помощи мнения разделились: 48% опрошенных поддержали и 48% - не поддержали обеспечение займов. И совершенно не получило поддержку безвозмездное предоставление наличных денег (91% американцев против).168 Следует отметить, что данные цифры оставались практически неизменными и в 1992 г. Показательны в этом плане слова бывшего президента США Р. Никсона: “Не оказывая помощи русским в это тяжелое время, США рискуют будущим всего мира, если в России к власти придет недружественное США правительство”.169 Кроме того, большое количество американцев (79%) обеспокоены судьбой ядерного оружия и полагают, что оно может распространиться в другие страны. 79% респондентов опасаются, что малоэффективная помощь США приведет к нехватке продовольствия и медикаментов в России, и 67% сильно озабочены тем, что в результате недостаточной помощи США в России может прийти к власти недружественное правительство.170

Эти опасения не являются беспочвенными, если вспомнить высокий уровень обеспокоенности американцев возможностью возникновения ядерной войны. В начале девяностых граждане США видят угрозу ядерной войны не стороны России, а от стран “третьего мира”, например, от Ирака Саддама Хусейна. Опросы показали, что 2 из 3 американцев (64%) считают, что ядерная война может быть начата “террористом или сумасшедшим”. Почти такое же число (60%) опрошенных придерживаются мнения, что ядерное оружие может быть использовано “другой страной - ни США, ни Россией - в региональном конфликте”. При этом трое из четырех респондентов (74%) видят “серьезную угрозу национальной безопасности в обладании ядерным оружием стран “третьего мира” и террористами”.171 Почти все опрошенные (90%) выбрали ответ, который предлагал не допустить ядерное оружие в страны “третьего мира”, причем данное предложение рассматривается как основная внешнеполитическая цель США.172

В начале девяностых, если данные опросов за август 1991 г. взять за исключение, можно отметить, что в основном “советская угроза” пошла на убыль, резче обозначились другие угрозы. Например, распространение наркотиков и не только в США, но и как международная проблема, угрожающая национальной безопасности. Американская общественность переосмыслила понятие “национальная безопасность” и теперь определяет его более широко, чем в годы президентства Р. Рейгана. Теперь в это понятие включается и наркобизнес, и снижение конкурентоспособности американской экономики.173 Многие американцы видят в торговом дисбалансе опасность национальной безопасности и не без основания считают, что экономические соперники могут представлять более значительную угрозу национальной безопасности, чем военные противники.

Снижение страха военного конфликта между США и Россией, изменения, происходящие в восточноевропейском регионе, а также спад в экономике США - все это делает желание американцев сократить расходы на оборону сильным как никогда. В 1991 г. 50% опрошенных считали, что расходы на оборону слишком велики и только 10% - что слишком малы.174 Вместе с этим, испытывая определенное беспокойство по поводу влияния восточноевропейских событий на оборонный бюджет США, все-таки 57% американцев поддержали сокращение числа американских войск в Европе (34% не одобрили какие-либо изменения в численности войск).175 Идея сокращения войск в Европе нашла поддержку среди всех возрастных групп, независимо от места проживания и партийной принадлежности. В контексте событий в Восточной Европе и России военная сила США кажется общественности менее решающим фактором, чем это было в прошлом. С 1985 г. по 1991 г. число респондентов, которые верили, что создание сильнейших вооруженных сил в мире является самой главной задачей страны, снизился с 45% до 36%. За этот же период число американцев, которые видят главную задачу государства в развитии самой лучшей системы образования (часто это видится как ключ к решению проблемы конкурентоспособности), возросло с 82% до 91%.176  Мнение о необходимости усиления военной мощи варьируется в соответствии с возрастной нишей: в то время как среди тех, кому старше 50 лет почти половина респондентов настаивает на усилении военной мощи, то в группе до 50 лет (послевоенное поколение) такого мнения придерживаются только 30% опрошенных. Кроме того, полстеры напрямую связывают снижение правительством расходов на оборону с происходящими изменениями в России и странах Восточной Европы. И 68% американцев считают такую связь весьма вероятной.177

Обсуждая вопросы снижения оборонного бюджета и уменьшения ядерного арсенала США, общественность выносит на повестку дня так называемую проблему “мирных дивидендов”. Другими словами, ставится вопрос, как использовать средства, которые высвободятся в результате ожидаемых сокращений на военные нужды. Среди общественности доминирующим является желание увеличить финансирование внутренних проблем (наркомания, бездомные, образование, здравоохранение и т.п.). Только небольшая часть американцев склонна истратить эти деньги на помощь бывшему Советскому Союзу, на решение его экономических проблем (23% поддержал бы какую-либо денежную помощь бывшему Советскому Союзу, 1% направил бы большинство денежных средств на реализацию этой цели). Интересно, что нет резких различий при решении судьбы “мирных дивидендов” по партийной принадлежности респондентов. 68% демократов, 62% независимых и 55% республиканцев поддержали финансирование социальных программ из этих средств.178

Надежда на “мирные дивиденды” распространяется не только на сферу использования денег, но и на изменение в настроениях граждан. Американцы с большим энтузиазмом смотрят в будущее, чем несколько десятилетий назад. Так, отвечая на вопросы опроса общественного мнения института Гэллапа “Глядя в 2000 год”,179 который был проведен сразу после демонтажа Берлинской стены, граждане США продемонстрировали высокий уровень оптимизма. Мир между СССР и странами Запада ожидается 68% американцев, а 32% даже полагают, что к 2000 году исчезнет коммунизм. Также 68% считают, что мир, между всеми странами будет укрепляться в предстоящем десятилетии. Хотя мир между СССР и Западом считается более вероятным, чем ожидание решения арабо-израильского конфликта мирным путем (28%). Отказ от производства ядерного оружия всеми странами считают возможным только 29% опрошенных. Хотя ядерное производство будет продолжаться, тем не менее, только 13% думают, что наша цивилизация погибнет. Общественность уверена, что ядерная война к 2000 году может разразиться скорее между третьими странами (33%), чем между США и Россией (8%). Возрастает напряженность в связи с международным терроризмом, его усиление ожидает 50% респондентов, тогда как 40% хочет увидеть спад волны терроризма. Менее оптимистично американцы отозвались по поводу преодоления голода в мире (73% уверены, что этого не произойдет в следующем десятилетии) и глобальных климатических изменений (61% опрошенных охвачены страхом за будущий климат на планете). Аналогичный опрос, с использованием тех же вопросов, проводился в 1959 г. Следует отметить, что по внешнеполитическим проблемам произошли значительные изменения в мнениях американцев: значительно увеличилось число респондентов верящих в возможность мира между США и Россией, увеличилось число людей, ожидающих крушение коммунизма, ожидание ядерной войны снизилось по сравнению с 1959 г. Жизнь под угрозой ядерного оружия притупила страх и прибавила реализма, поэтому число тех, кто верит, что все страны откажутся от ядерного оружия, снизилось. Небольшой рост численности наблюдается среди тех, кто ожидает гибель нашей цивилизации. Но теперь, в девяностые годы, это ожидание связывается с экологической катастрофой, а не с ядерным уничтожением. Вместе с тем, как оттепель в отношениях Восток-Запад помогает американцам сохранять оптимизм, все-таки существуют опасения, что могут возникнуть не менее серьезные внешнеполитические проблемы: напряженность между США и Европой, США и Японией, христианским и мусульманским миром и т.д.

В целом, анализируя представленный материал, можно с уверенностью сказать, что во всем комплексе внешнеполитических мнений и предпочтений американцев центральным является образ Советского Союза/России. Важность этого образа можно изобразить схематично:

 

 

 

 

система ценностей

Образ СССР

внешнеполитические мнения

патриотизм

 

расходы на оборону

моральный традиционализм

Угроза

доверие военным

религиозный фундаментализм

Доверие

ядерная политика

участие в мировых событиях

идеология

 

поддержка всех антикомму-нистических движений

   

Из схемы видно, что в оценке индивидов Советского Союза (взяты два показателя: доверие и угроза), в способе восприятия СССР на массовом уровне, включая его влияние в мире и проводимую им политику, кроется основа формирования всего комплекса внешнеполитических мнений.180 Конечно,  образ СССР не является единственной детерминантой, но восприятие гражданами этого образа оказывает глубокопроникающее влияние на весь комплекс внешнеполитических предпочтений американцев. Кроме того, образ Советского Союза может быть детерминирован набором определенных базисных ценностей. На массовом уровне внешнеполитических проблем традиционно воспринимаются в США через призму морали. Свойственное американцам акцентирование нравственного начала, часто принимающее формы морализирования, особенно во внешней политике, умело используется и использовалось творцами политики для обеспечения ее общественной поддержки. В то же время нравственные резервы массового сознания являются важной и одной из главных предпосылок его качественной трансформации. Эта трансформация сознания происходила как в связи с переосмыслением вопросов, имеющих непосредственное отношение к внешней политике, внешнему миру (что косвенно или прямо связано с ядерным фактором), с накоплением информации, так и с изменениями внешнеполитической ситуации в России и странах Восточной Европы на рубеже 80х-90х годов.

Таким образом, мнения американцев по внешнеполитическим проблемам не являются чем-то застывшим, стабильным, неизменным, а подвержены колебаниям, причем, чаще всего под воздействием значимых для индивидов внешнеполитических событий.  

       

 

 

 

 

ГЛАВА 3.

АМЕРИКАНСКОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ ПО ПРОБЛЕМАМ РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ США

 

§ 1 Региональные проблемы в глобальной стратегии США

 

Внешнеполитическая стратегия сша имеет всеобщий, гло­бальный характер. Нет практически ни одного международного вопроса, с которым, так или иначе, не были бы задействованы интересы внешней политики США. И хотя весь послевоенный внешнеполитический курс этого государства до последнего вре­мени основывался на "сдерживании" и "отбрасывании" Советско­го Союза и коммунизма, значение региональных проблем, конф­ликтов, происходивших в отдельных регионах мира, велико. Сведение всех внешнеполитических доктрин США после второй мировой войны к идеям "сдерживания коммунизма" распространи­лось и на политику в отдельных регионах мира.

Региональные проблемы по большей части имеют свои собс­твенные истоки и первопричины. Их нельзя, безусловно, объяс­нять лишь чьей-то "подрывной деятельностью". Вместе с тем, развиваясь во вполне конкретной политической ситуации на ми­ровой арене, они несут на себе груз обширных противоречий, охватывающих весь мир, в том числе и воздействие американс­кой внешней политики, стремившейся превратить эти проблемы в "поле противоборства" с СССР,

Итогом является тот факт, что сложные и опасные конф­ликтные ситуации уже много лет существуют на Ближнем Восто­ке, на юге Африки, в Центральной Америке, Юго-Восточной Азии». Время от времени они обостряются, возникают локальные войны или вооруженные конфликты. Можно насчитать более 150 таких войн и конфликтов после 1945 года1. Но при всем разно­образии ситуаций во времени и месте действий можно просле­дить некоторые общие моменты в региональной политике США.

Коротко остановимся на предшествующем периоде.

За период более чем сорок лет, за время "холодной вой­ны", региональная политика США и ее интерпретация для широ­кой общественности были окутаны системой пропагандистских мифов и концепций. Одной из основных среди этих концепций является "теория коммунистического заговора", объясняющая природу внутренних и международных конфликтов деятельностью Москвы, направленной на насильственное свержение существую­щей системы власти в целях создания "всемирного коммунисти­ческого государства". Конкретное воплощение этой стратегии в жизнь породило такие доктрины и декларации американского ру­ководства, как резолюция о "коммунистической агрессии в Аме­рике" (1954г.); "доктрина Эйзенхауэра" (1957 г.) и "доктрина Даллеса" (1958 г.). США объявляли целые регионы развивающе­гося мира - Латинскую Америку, Ближний и Средний Восток, Юго-Восточную Азию, Дальний Восток - зонами "жизненно важных интересов Соединенных Штатов, а антиправительственные выс­тупления - "агрессией коммунизма". Доминирование "теории коммунистического заговора" приходится на период господства в глобальной внешнеполитической стратегии США доктрин и кон­цепций, исходивших из положения об американском "превосходс­тве" над Советским Союзом в области стратегических вооруже­ний - доктрин превентивной войны (1947 - 1952 гг.) и "масси­рованного возмездия" (1953 - 1960 гг.). В центре их внимания возможности перерастания локального конфликта в военное нападение на СССР. В этом смысле "теория коммунистического заговора" выполняла служебную роль по отношению к военным доктринам.

"Теория коммунистического заговора" стала частью "кризисной стратегии" США, состоявшей в использовании локальных войн и конфликтов для инспирирования опасных международных кризисов. "Кризисная стратегия" породила столь опасные для сего мира ситуации, как индокитайский и тайваньский кризисы 954 г., вторжение США в Ливан в 1958 г., конголезский кризис 1960-1961 гг., опаснейший карибский кризис 1962 г.

Перемены в соотношении военных потенциалов США и СССР и возросшие масштабы национально-освободительного движения требовали пересмотра "теории коммунистического заговора", хотя окончательно и не сняли ее с повестки дня. Примерами использования этой "теории является политика администрации Рейгана в организации конфликтных ситуаций внутри и вокруг Афганистана, в Анголе, Никарагуа, Эфиопии, Кампучии.

Отказ американского руководства в шестидесятые годы от теории коммунистического заговора" в качестве основного объяснения природы внутренних и международных конфликтов вызвал появление новых теорий и концепций. Они развивались как часть ставшей популярной в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов более академической и менее пропагандистской "общей теории конфликта". Над этой теорией работали Т. Шеллинг, А. Рапопорт, К. Боулдинг, Д. Зингер, Л. Блумфильд и другие американские ученые.2

"Общая теория конфликта" трактовала и вопросы регио­нальных конфликтов. В отличие от "теории коммунистического заговора" она избегала явных пропагандистских приемов и изб­рала менее примитивные средства объяснения этих конфликтов. В частности, в работах Дж. Лиски, И. Гальтунга отмечалось, что процесс борьбы за национальное освобождение в условиях "отс­талых и примитивных обществ" неизбежно должен был породить высокий уровень "хаоса и насилия". Основной чертой полити­ческой жизни этих государств стали поэтому "структурное на­силие" и "структурные войны". Часть из них, в зависимости от расстановки сил и характера решаемых проблем, развивается как "вертикальный конфликт", либо как "горизонтальный конф­ликт" а также происходят конфликты на нижних ступенях соци­альной пирамиды - расовые, этнические, религиозные и про­чие.3

Несмотря на видимость "научности" и "объективности", концепция "насилия" также играла служебную роль во внешнепо­литической стратегии США. Как известно, в шестидесятые годы ведущей стратегической доктриной американского правительства стало "гибкое реагирование", которое предписывало вмешатель­ство США в международные конфликты, но оставляло за адми­нистрацией выбор его времени, места и способов в зависимости от характера "угрозы" американским интересам. Но, в сущности, концепция "насилия", подчеркивая необходимость обеспечения "проамериканской стабильности" в странах Азии, Африки и Ла­тинской Америки, рекомендовала США стремиться к повсеместному вмешательству.

Эта концепция породила лозунг "борьбы с терроризмом", который лег в основу курса администрации Дж. Картера и стал основой для создания "сил быстрого развертывания". Это было необходимо для возрождения лидерства США в создании "мирово­го порядка". Акцент был сделан на "гуманных целях" внешней политики. Америка должна стать "путеводной звездой для ос­тального человечества", опираясь, как заявил президент, "на оптимизм нашего исторического видения".4 "Наша страна должна всегда оставаться общепризнанным лидером и оплотом в защите фундаментального человеческого достоинства, основ человечес­кой свободы и самоуважения, выраженных словами "права чело­века".5

Как считали критики, администрации Картера не только не удалось осуществить намеченные цели, но ею были допущены серьезные ошибки, приведшие к ослаблению позиции США. По мнению американского специалиста У. Бэрнхема, "годы прези­дентства Картера ассоциировались с загниванием американской империи за рубежом и экономическим упадком внутри страны".6

Не случайно поэтому, по мнению наблюдателей, в центре президентской компании Р. Рейгана находилась тема имперского "возрождения". С приходом к власти Рейгана с новой силой зазвучали имперские притязания США. Был опять реанимирован тезис о "коммунистической экспансии", усилившейся в резуль­тате "бездействия" США и ведущий к "распаду свободного ми­ра". Усилились призывы к восстановлению имперского влияния США любыми средствами, не исключая военных. Предлагавшиеся пути достижения Соединенными Штатами доминирующего влияния в мире были различными. В целом же долговременная цель полити­ческой стратегии на восьмидесятые годы формулировалась сле­дующим образом: создание "такой международной среды, в кото­рой свободные политические и экономические институты будут процветать в безопасности".7 Для этого, как считалось, необ­ходимо утверждение "американского лидерства"9, что в свою очередь, требовало обладания Вашингтоном преобладавшей воен­ной силой. Опираясь на нее, следовало вести "крестовый поход против коммунизма" с использованием "тайного вмешательства, сдерживания, отбрасывания".9 Важную роль играла идея "глоба-лизма". Соединенные Штаты называли себя глобальной державой, имеющей право вмешиваться во внутренние дела других стран во имя собственных интересов и несущей ответственность за "гло­бальное сдерживание коммунистической угрозы".10

При обосновании имперских притязаний в аргументации Ва­шингтона по-прежнему большая роль отводилась "советской уг­розе". По этому поводу авторы изданного в Лондоне памфлета писали: "Преднамеренное раздувание "советской угрозы" и со­ветской военной мощи, несомненно, используется для того, чтобы оправдать возврат США при президенте Рейгана к более агрессивной и интервенционистской политике".11

В первые годы своего президентства Р. Рейган, говоря о миролюбивым устремлениях США, их усилиях в защиту самоопре­деления народов и свободы во всех уголках Земли, изображал СССР в виде "империи зла", угрожающей миру. В президентской "Директиве в области обороны на 1984-1988 гг." в качестве практической политической задачи значилось: "Уничтожение со­циализма как общественно-политической системы"12. В рамках этого внешнеполитического курса хорошо вписался лозунг борь­бы против "международного терроризма". Причем ярлык "терро­ристов" был наклеен как на отдельные организации, так и на национально-освободительные движения в целом, независимые и суверенные государства были объявлены Вашингтоном "террорис­тическими". "Терроризмом" в США считали борьбу народов Нами­бии и Сальвадора, арабского народа Палестины. "Терроризмом" объявлена политика Кубы, Вьетнама, Ливии, Анголы, Сирии, Ни­карагуа.

Администрация Рейгана вела также борьбу против "под­держки международного терроризма" со стороны СССР. Тем самым были объединены "теория коммунистического заговора" в ее современной трактовке с концепциями "насилия" и "террориз­ма". Этот теоретический подход лежал в основе выступления президента Рейгана по проблемам региональных конфликтов в ООН в октябре 1985 г., а также его послания американскому конгрессу на ту же тему 16 мая 1986 г.

После этого последовали и другие заявления высших долж­ностных лиц администрации, в которых была изложена совокуп­ность идей, получивших наименование "доктрина Рейгана". В плане региональной политики эта "доктрина" по сути дела объ­являла конфронтацию с Советским Союзом и поддерживаемыми им странами Азии, Африки и Латинской Америки, в которой Соеди­ненные Штаты косвенно, 'путем поддержки формирований "борцов за свободу1, планировали проведение серий конфликтов малой интенсивности. Намерение продолжать ориентироваться на борь­бу в конфликтах малой интенсивности не исчезло и после под­писания с СССР соглашения о ракетах средней и меньшей дальности в декабре 1987 г. Причем в докладе президента Рейгана "Стратегия США в области национальной безопасности" (январь 1988 г.) отстаивалось "неотъемлемое право государства приме­нять силу", "помогать друг другу в поддержании внутреннего порядка против повстанческих движении, террористических ак­ций, незаконной торговли наркотиками и других форм конфлик­тов малой интенсивности".13

Однако в 1988 г. силовая политика Рейгана и его доктри­на были подвергнуты самому тщательному анализу в американс­кой печати и академических кругах. В основном критика была связана

а) с возможно большей вовлеченностью США в конфликты в "третьем мире" в противовес тому, что утверждалось "доктри­ной",

б) с возможным ухудшением международных позиций Вашинг­тона,

в) с соображениями морали.14

С течением времени все более глубокие сомнения вызывала соотносимость тех сил, которым США оказывали и собирались оказывать помощь, с понятием "демократия". В американской печати нередко высказывалась мысль, что на деле американские акции приведут к замене одной тоталитарной власти другой, весьма далекой от демократии.10

Поддержка несимпатичных американцам сил и движений лишь потому, что они противодействуют СССР, вызывала порою трево­гу и недоумение у журналистов и аналитиков.16

Подвергались критике различные положения "доктрины Рей­гана" и его силовой политики, но в основном эта критика носила характер тактических предложений, не ставя под сомнение главную цель - упрочение американских позиций меньшей кровью, избежания втягивания Америки в длительный конфликт, способ­ный создать для нее серьезные международные проблема и при­вести к неблагоприятным внутриполитическим последствиям. Вместе с тем в американской литературе отмечались и сильные стороны рейгановского наследия, реальные результаты его практического воплощения.

Так, среди успехов осуществления на практике "доктрины Рейгана" сотрудник "РЭНД корпорейшн" Фукияма считает вывод советских войск из Афганистана, вывод кубинских солдат из Анголы, диалог между сандинистами и "контрас" в Никарагуа, бомбардировки Ливии заставили Каддафи быть более осмотри­тельным в бросании вызова Соединенным Штатам, демонстрация американской поддержки Кувейту в Персидском заливе привела к подъему авторитета Вашингтона, пошатнувшегося в результате Ливана и "ирангейта".17

Сотрудники Центра международных и стратегических иссле­дований в Вашингтоне Э.Голдберг и Д. ван Опстал отмечали, что "разгром иранских ВМС в районе Персидского залива на ка­кое-то время вернул Америке ореол силы и мужественности".18

По мнению Холлидея, Соединенные Штаты проведением "доктрины Рейгана" смогли избавиться от послевьетнамского синдрома.19 Подобные оценки высказывают подавляющее боль­шинство американских авторов, в том числе те, кто подвергает политику Рейгана критике.

Безусловно, что многие из этих оценок не вполне соот­ветствуют реальности и весьма спорны, но тем не менее они, как представляется, довольно реально отражают картину, скла­дывающуюся в американском общественном мнении на рубеже 1988 - 1989 гг.

Именно в период 1988-1989 гг. в связи с началом измене­ний внутри Советского Союза происходит переоценка роли СССР в региональных конфликтах, что оказало наибольшее воздейс­твие на политику США. Новая политика СССР выбирает основу - ан­тисоветизм - из-под "доктрины Рейгана", преследовавшей цель увязать проблемы "третьего мира" с конфронтацией с СССР. Ес­ли в 1986 и 1987 гг. политика СССР вызывала недоверие в раз­личных слоях американского общества, считалась скорее такти­ческой уловкой, то в 1988 и 1989 гг. в печати США стали все больше появляться иные оценки. Недоверие сменилось размышле­ниями о роли СССР в "третьем мире", которая неразрывно свя­зывалась его внутриполитической и экономической ситуацией.

Наиболее примечательной чертой внутриамериканских деба­тов об отношении к СССР стало крепнущее убеждение, что риск столкновения между двумя великими державами в зоне "третьего мира" значительно понизился. Даже такой консервативный поли­тик, как тогдашний министр обороны США К. Уайнбергер, приз­нал, что "конфликты малой интенсивности (а не СССР), вероят­но, будут представлять наибольшую немедленную угрозу безо­пасности свободного мира до конца столетия".20

Но несмотря на это, на фоне возникновения подобных мне­ний и развития дискуссий в политических и академических кру­гах элементы "доктрины Рейгана" на практике продолжали осу­ществляться и после прихода в Белый Дом администрации Дж. Бу­ша. В середине января 1989 г. вновь избранный американский президент высказался за продолжение оказания помощи УНИТА в Анголе, а его администрация подтвердила свою готовность про­должать поставлять оружие непримиримой афганской оппозиции после ухода советских войск с территории Афганистана.

В начале 1990 г. основные рекомендации в связи с изме­нениями в СССР, сформулированные как доктрина "искусного бездействия", были подытожены журналом "Дэдалус": предоста­вить Горбачева собственной судьбе, не оказывая ему никакой поддержки, ибо "советский коммунизм, даже горбачевского об­разца, в конечном итоге не поддается исправлению" и попытки Запада содействовать советским реформам все равно обречены на провал. Соединенным Штатам надо готовиться к длительному периоду нестабильности в СССР.21

В региональной политике президента Дж. Буша в период с 1989 по1991 гг. произошло мало изменений по сравнению с его предшественником. Применение военной силы осталось основным инструментом внешней политики США. Это подтверждает интер­венция в Панаму 26 тыс. американских солдат в декабре 1989 г. и военная операция "Буря в пустыне" против Ирака в 1991 году.

И все-таки, думается, американская политика в "третьем мире" с ее стремлением к доминированию и, следовательно, ис­пользованию силы с одновременным осознанием новых реальнос­тей обстановки, признанием определенной роли СССР, новой оценкой советской внешней политики оказалась на перепутье. Противоречивость эта, на наш взгляд, усилилась вследствие смены ситуации в региональных конфликтах. Советско-амери­канское противодействие в начале девяностых годов уже не имеет такого значения, как раньше, и станет постепенно отхо­дить на задний план, уступая место принципиально новым проб­лемам конфронтации.

Можно предположить, что "третий мир" будет оказывать все возрастающее воздействие на политику США и не только в силу изменения отношений по линии Восток - Запад. Именно из "третьего мира" будут бросаться вызовы Соединенным Штатам политические, экономические, военные. Некоторые американские авторы считают, что в принципе "третий мир" нанес ран и обид США больше, чем Советский Союз22. В "третьем мире" дело идет к большей конфликтности по вопросам рынка, наркотиков, поли­тики и даже религии.23 Поэтому возрастут локальные угрозы со стороны местных деятелей, мало связанных с Советами.24

Конфликты в "третьем мире" не иссякнут, даже если прек­ратится соперничество между США и Россией в этих регионах. На наш взгляд, такие хронические конфликты, как Ирано-Иракс­кий, Арабо-Израильский или Индо-Пакистанский и др. уже не требуют прежней поддержки сверхдержав. Но если США сойдут со сцены, эти конфликты будут оказывать сильное экономическое воздействие на США (например, перерыв в поставках, нефти во время конфликта в Персидском заливе). Степень вовлеченности будет сильно зависеть от того, насколько тесно тот или иной регион связан с интересами США в историческом и экономичес­ком плане. Поэтому, нам кажется, что наиболее правильным бу­дет более подробно остановиться на политике Соединенных Шта­тов в таких регионах мира, как Ближний Восток, Центральная Америка и Восточная Азия, как эта политика преподносится правящими кругами и как она воспринимается широкой общественностью, оказывают ли влияние на состояние общественного мнения изменения, происходящие на мировой арене. Эти и дру­гие вопросы мы постараемся осветить в данной главе.

 

 

 

 

 §2    Политика США в Центральной Америке и ее отражение в общественном мнении США

 

На протяжении восьми лет пребывания Р. Рейгана у власти проблемы Центральной Америки были в центре внимания внешней политики США. Долговой кризис, наркотики, хрупкость только что появившихся демократий, структурные экономические труд­ности - эти и другие вопросы были в центре внимания Белого дома в восьмидесятые годы. Но администрация никогда не отв­лекалась от основного направления: не допустить коммунизм в Никарагуа и нанести поражение повстанческому движению в Центральной Америке.

Несмотря на волну демократизации в регионе, на критику внутри США и живучесть "вьетнамского синдрома", США вторг­лись на Гренаду в 1983 г. с целью свержения правительства, симпатизирующего Кубе. В конце 1989 г. США осуществляют вторжение в Панаму, чтобы свергнуть М. Норьегу. Следует также заметить, что существуют доказательства использования амери­канских войск (летчиков и тайных групп) в Сальвадоре и Ника­рагуа, а так же того, что Гондурас использовался как база для воздушных и наземных вооруженных сил США.25

Специфика использования военной силы показала, что все эти действия были предприняты, чтобы ликвидировать "вьет­намский синдром" и вернуть стране былое могущество в мире. Несмотря на пропаганду героизма этих действий, реальность свидетельствует о том, что военные силы "врага" были малы по количеству и слабы, очень слабы, в сравнении с силами, кото­рые были выставлены против него. Так, на Гренаде фактически не было вооруженного сопротивления: крошечная страна сумела противопоставить только 60 тыс. человек. То же самое в Пана­ме, стране с населением в 2 млн. человек, войска США уже размещенные в стране обладали большей огневой мощью, чем На­циональная гвардия Норьеги, и вторгшиеся войска более чем удвоили эту силу.26

Идеологическим стержнем внешней политики Р. Рейгана в первой половине восьмидесятых годов был антикоммунизм, во второй половине восьмидесятых - начале девяностых он транс­формировался в борьбу с терроризмом и "войну с наркотиками". Тогда как средоточением такого зла, своего рода геополити­ческим центром была Центральная Америка, регион, воспринима­ющийся как наиболее угрожающий.

С самого начала президентства Р. Рейгана средства массо­вой информации и службы по опросам общественного мнения уде­ляли огромное внимание политике США в Центральной Америке. В начале восьмидесятых годов опросы были сосредоточены на воп­росах о конфликте между правительством и оппозицией в Саль­вадоре. В середине восьмидесятых фокус переместился на проб­лемы, связанные с Никарагуа: поддерживать или не поддержи­вать оппозицию сандинистскому правительству. Менее многочис­ленными были опросы, касающиеся событий в Гренаде и Панаме.

Анализ состояния общественного мнения, на наш взгляд, следует начать с выяснения степени осведомленности общест-венности о событиях, происходящих в регионе. Так, результаты опросов показали, что 3/4 американцев слышали о ситуации в Сальвадоре и Никарагуа и 1/2 опрошенных знали, чью сторону поддерживают США.27 Однако, следует заметить, что знания о регионе в целом у американцев крайне ограничены. Например, в апреле 1981 г. только 25% опрошенных ответили, что "Цент­ральная Америка - это часть света, где расположен Сальвадор" (47% не знали). В июле 1987 г. 32% ответили, что Никарагуа находится в Латинской или Центральной Америке, 21% - на юге Америки, 47% - не знали.28 В марте 1982 г. 79% "читали или слышали о войне между правительством и повстанцами в Саль­вадоре. С 1981 г. по 1983 г. по результатам организации Гэллапа в среднем 80% слышали о "ситуации в Сальвадоре". К маю 1986 г. 78% слышали или читали о стычках между войсками сандинистского правительства и "контрас" в Никарагуа.29 В мае 1984 г. 45% респондентов знали, что США поддерживают прави­тельство Сальвадора против оппозиции. К августу 1987 г. 54% отметили, что США стоят за "повстанцев, пытающихся свергнуть правительство в Никарагуа".30 Но нельзя сказать, что пробле­мы Центральной Америки американская общественность относит к наиболее важным проблемам, стоящим перед страной. Так, в восьмидесятые годы в среднем 7% американцев называли пробле­мы Центральной Америки наиболее важными. ( Тhe Most Important Problem).31

Но вместе с тем многие американцы рассматривают пробле­мы Центральной Америки в тесной связи с распространением коммунизма. В марте 1982 г. 64% опрошенных согласились, что попытки свержения "коммунистического правительства" в Саль-вадоре "была шагом к устранению таких правительств в регио­не".32 В апреле 1986 г. 56% респондентов думали, что "прави­тельство Никарагуа угрожает безопасности других стран Цент­ральной Америки,33 а в 1988 - уже 66%"-. Подавляющее боль­шинство американцев также считали, что ситуация в Сальвадоре и Никарагуа представляли угрозу безопасности США. В мае 1983 г. 69% американцев были убеждены, что "прокоммунистическое правительство" в Сальвадоре может быть "угрозой безопасности США". Между ноябрем 1983 г. и мартом 1986 г. от 49% до 56% видели в "ситуации в Никарагуа угрозу безопасности США". В первую очередь потому, что Никарагуа "может предоставить СССР военные базы". Так думали 59% американцев.34 Отвечая на вопрос о возможных методах устранения угрозы, почти половина американцев поддержали использование силы для прекращения распространения коммунизма в Центральной Америке. В середине восьмидесятых годов почти половина опрошенных согласились, что "США должны предпринять все шаги", включая применение силы, для "прекращения распространения коммунизма в Цент­ральной Америке". Однако число поддерживающих применение си­лы снизилось с 55% в мае 1984 г. до 48% в марте 1986 г. С 1983 по 1986 гг. от 50 до 55% американцев считали, что "наи­большая опасность для США" заключается в том, что США слиш­ком вовлечены в проблемы Центральной Америки, что является результатом попыток остановить распространение коммунизма. Только 1/3 (34% и 36%) увидели большую опасность в том, что "США делают недостаточно, чтобы остановить распространение коммунизма". С другой стороны, численность тех, кто придер­живался мнения, что "США вступают в войну с Никарагуа, пытаясь предотвратить превращение Никарагуа в "новую Кубу", сос­тавила в 1985-1986 гг. 34-60%.35

Американцы также выразили озабоченность, что конфликт в Центральной Америке может стать вторым Вьетнамом. По резуль­татам опросов организации Гэллапа от 62% до 74% опрошенных были уверены, что ситуация в Сальвадоре "может превратиться в ситуацию, подобную вьетнамской". В марте 1988 г. 57% аме­риканцев выразили мнение, что США не следует осуществлять вторжение в Никарагуа по типу Вьетнамского.36

Анализируя американское общественное мнение относитель­но проблем Центральной Америки, мы считаем, что мнение аме­риканских граждан по поводу поддержки никарагуанских "конт­рас" является наиболее яркой иллюстрацией процессов, проис­ходивших в мнении широкой общественности в восьмидесятые го­ды в США. Мы подвергли исследованию опросы только с одинако­вой формулировкой вопросов или очень близких по содержанию. Это было необходимо, чтобы выявить причины, как сильной под­держки, так и довольно высокой степени неприятия американца­ми помощи "контрас" (как известно, даже незначительные изме­нения в содержании или порядке слов в вопросе могут привести к изменению результатов опроса).37

Итак, с 1983 по 1986 гг. (до скандала Ирангейт) число респондентов, одобряющих финансирование "контрас" варьирова­лось от 22% до 44% (см. табл. 3.5 приложения). Как видно из таблиц содержание вопросов по выяснению мнения общественности, фи­нансировании "контрас" было различным. Тем не менее, можно выделить общие для всех вопросов черты, влияющие, по нашему мнению, на результаты опросов. На наш взгляд, в формулировках вопросов следует обра­тить внимание на пять основных компонентов, присутствие или отсутствие которых в вопросе так или иначе могло бы повлиять на одобрение или неодобрение поддержки "контрас".

Во-первых, мы предположили, что упоминание или ссылка в вопросе на президента Р. Рейгана (в связи с помощью "конт­рас") может вызвать более высокий уровень поддержки програм­мы помощи, чем отсутствие в вопросе упоминания о президенте. Причем, мы уже ссылались на американских авторов, которые доказывают, что присутствие в вопросе информации, подтверж­дающей поддержку президентом той или иной политической ли­нии, склоняет часть респондентов придерживаться аналогичной позиции (эффект "сплочения вокруг флага").38

Одним из опасений американской общественности являлась вероятность втягивания США в войну. В марте 1985 г. 77% рес­пондентов высказались против отправки войск в Никарагуа. Эта цифра снизилась до 42%, когда отправка войск в Никарагуа бы­ла названа в опросе "единственным средством против прихода к власти коммунистов". Администрация Р. Рейгана прилагала ог­ромные усилия, чтобы доказать, что финансирование "контрас" снижает вероятность отправки войск в Никарагуа.39 Поэтому включение в вопрос информации о том, что существование оппо­зиции сандинистскому режиму снижает необходимость отправки войск в Никарагуа, бесспорно, увеличивало число тех, кто поддерживал финансирование этой оппозиции.

Еще одним фактором, увеличивавшим число респондентов, одобрявших финансовую помощь "контрас" является то, как на­зывается (в какой форме и каком контексте преподносится)

правительство Никарагуа. В одних опросах можно встретить выражение "правительство Никарагуа", "правительственные войс­ка", "сандинистское правительство". В других опросах это же правительство именуется "левацким", "марксистским", "просо-ветским". Причем, акцентирование марксистского характера сандинистского режима и его связей с Советским Союзом сыгра­ло свою роль в увеличении числа сторонников поддержки "контрас".       Эти три указанные выше фактора играли положительную роль в поддержке и одобрении финансирования "контрас" в Ни­карагуа.

Но есть два фактора, которые, на наш взгляд, сни­жали уровень поддержки " контрас ".  Во-первых, точное указание количества денег, которое  следует  потратить правительству США на финансирование "контрас". Во-вторых, уровень поддержки снижался, если предполагаемые ответы содержали альтернативу, а не предполагали ответ типа "да - нет". Более того, эти  вопросы не содержали  в себе необходимость связывать между собой оппозицию и сандинистов с одной стороны, и поддержку  финансирования "контрас", с другой.

Аналогичные факторы были выделены Б. Пейджем при анализе общественного мнения относительно военной помощи США Сальва­дору.40 Однако это, бесспорно, не единственные факторы, ока­завшие влияние на ответы респондентов. Следует также учиты-вать временной показатель, влияние внешних событий на приня­тие гражданами той или иной точки зрения. Хотя проведенный анализ содержания вопросов опроса общественного мнения ока­зал один из путей возможного влияния на мнение общественнос­ти через сами опросы.

Но в случае с оказанием финансовой помощи "контрас" этот метод манипулирования общественным мнением оказался ма­лоэффективным, так как несмотря на все усилия администрации и финансируемых ею организаций по опросам общественного мне­ния оппозиция по вопросу оказания помощи Соединенными Штата­ми помощи "контрас" была в целом велика.

Большинство американцев (в среднем 63%) против помощи США кому-либо, кто пытался свергнуть сандинистское правительство. Общественное мнение не выказало поддержку во вре­мя дебатов в Конгрессе по вопросам помощи "контрас". В нача­ле 1986 г. 60% не поддержали эту помощь (это в 2 раза больше тех, кто поддержал). Даже после выступления Р. Рейгана по те­левидению в марте 1986 г. большинство американцев не согла­сились поддержать ассигнования на помощь никарагуанским повстанцам. Оппозиция возросла до 74% во время скандала Ирангейта в 1987г.41

Особенно упорной была оппозиция отправке войск в Ника­рагуа либо с целью оказания помощи "контрас", либо для окку­пации страны, или даже в случае гипотетического вторжения войск Никарагуа в Гондурас. Опросы Гэллапа показали, что 71% респондентов высказался против использования американских войск на территории Никарагуа. Только в единственной ситуа­ции удалось уменьшить число противников отправки войск, когда авторы опроса в предлагаемом ответе предположили размещение Советских ракет на территории Никарагуа (52% опрошенных сог­ласились с отправкой войск).42

Следует упомянуть об отношении общественности к эконо­мической или "гуманитарной" помощи "контрас". Опросы показа­ли, что поддержка "невоенной" помощи была на 10% выше, чем военной. Характерно, что военная помощь всегда была мало по­пулярна в США, в восьмидесятые годы ее осуждали 2/3 амери­канцев.43

Аналогичное неприятие общественностью отправки войск и оказания военной помощи наблюдалось в случае с Сальвадором. В мае 1983 г. 80% американцев не одобрили отправку амери­канских войск в Сальвадор. Но общественность высказалась за "сохранение" в Сальвадоре военных советников, "помогающих обучать правительственные войска". Респонденты отвергли как экономическую (64%), так и военную (71%) помощь Сальвадору.44

Такого противодействия не получило вторжение на Грена­ду. 76% опрошенных одобрили вторжение, целью которого по объяснению администрации США было спасение американских сту­дентов, находящихся там. К тому же угрозой для безопасности США было объявлено строительство аэропорта, который может быть якобы использован Советским Союзом в военных целях.45

Почти такой же высокий уровень поддержки (72%) получило вторжение в Панаму. 67% американцев выразили уверенность, что в США М. Норьега подвергнется справедливому суду, а 42% полагали, что его арест снизит угрозу проникновения в США наркотиков.46

          Несмотря на различный уровень поддержки и оппозиции вооруженному вторжению во внутренние дела суверенных госу­дарств администрация Р. Рейгана вела интенсивную кампанию по созданию общественного мнения в интересах и для оправдания своей политики в регионе. В первую очередь эта кампания была нацелена на манипулирование мнением общественности. Ключевым элементом политики администрации в этом направлении стало нагнетание коммунистической угрозы или как выразился прези­дент Р. Рейган "просвещение о реальном положении дел". Приве­дем примеры, наиболее ярко демонстрирующие такого рода "прос­вещение".

Так, только в газете Нью-Йорк Тайме 5 мая 1983 г. "контрас" были названы "борцами за свободу", 19 июля 1984г. Р. Рейган охарактеризовал Никарагуа как "тоталитарную тюрьму”. 16 апреля он же убеждал Конгресс, что, голосуя против помощи "контрас", они голосуют против мира".   16 апреля 1986 г. любой оппонент помощи "контрас" был назван "марионеткой коммунис­тов".   17 марта того же года президент на страницах газеты призвал американцев оказать поддержку финансированию никара­гуанских повстанцев, чтобы "остановить распространение ком­мунизма". Итоги первого обсуждения в нижней палате Конгресса вопроса о выделении денег на помощь "контрас" 21 марта 1986 г. о печати были названы президентом "черным днем для свобо­ды". А так же в своей речи по поводу окончания прений 25 ию­ня 1986 г. отметил, что США стоят перед реальностью соседс­тва с Советским плацдармом в Никарагуа, что создает комму­нистическую угрозу для США и закрывает все перспективы для развития демократии в регионе. 7 июля через несколько дней после того, как администрация Рейгана добилась одобрения во­енной помощи повстанцам, в Нью-Йорк Тайме появилась статья "Сталинизм в Никарагуа".47

Но все усилия, направленные на манипулирование общест­венным мнением дали лишь незначительное увеличение числа американцев, поддерживающих политику США по отношению "конт­рас". К тому же стратегия манипулирования тоже имеет свои пределы. Не достигнув успеха в своих попытках подчинить об­щественное мнение, Р. Рейган и его союзники в администрации выбрали стратегию замалчивания реального состояния мнения широкой общественности. Проходившее в это время обсуждение налоговой реформы и получившее одобрение граждан широко ос­вещалось в прессе. В то время как с не менее многочисленными опросами. Относительно ситуации в Никарагуа дело обстояло совсем наоборот. Так, в период с 1 января 1983 г. (когда Конгресс начал оспаривать законность тайной поддержки ЦРУ деятельности "контрас") по 15 октября 1986 г.( когда начали появляться подробности Ирангейта) по различным аспектам си­туации в Никарагуа было опубликовано 2312 статей.48 В том числе 1177 статей вышедших в "Нью-Йорк Тайме" и касались по­литики относительно "контрас". Причем 184 из них содержали материал о различных точках зрения о событиях, а 1155 - были описаниями войны, участников, подоплеки событий. Следует так же отметить, что в, 2312 статьях о Никарагуа авторы только 30 раз ссылались на опросы общественного мнения, причем только 2,6% публикаций содержали цитаты из опросов. Эти цифры ста­новятся более впечатляющими, если учесть, что большинство ссылок на опросы делались, в общем, не касаясь подробностей опросов. Только 7 ссылок были важны настолько, что были включены в перечень "Тайм Индекс", 5 ссылок на опросы содер­жались в заголовках статей, что составило 0,2% от общего числа публикаций. Удивительно, как редко политики упоминали опросы. Только 7 раз президент или члены Конгресса использо­вали опросы общественности как источник информации, и 18 раз журналисты обратились к результатам опросов, делая ремарки о дебатах в Конгрессе или о политике администрации. Исключени­ем стал 1984 г. - год выборов, когда демократы подвергли критике политику президента в Центральной Америке. Но и этот предвыборный период ни в одной из 18 ссылок на опросы не бы­ло обращений к мнению широкой общественности. В предвыборной кампании во внимание бросались лишь опросы политической эли­ты и экспертов, но не простых избирателей.

Итак, мы видим, что мнение широкой общественности за­малчивается и прессой, и политиками. Это не случайно, так как оппозиция, по отношению к действиям администрации прояви­лась еще и в низкой оценке общественностью действий прези­дента. Даже до Ирангейта поддержка действий президента в Центральной Америке была низкой (20%-37%),49 (см. табл.3.6 приложения) это ниже, чем поддержка внешней политики в целом (36%-61%) и намного ниже, чем одобрение деятельности прези­дента Р. Рейгана на посту президента (50%-65%).50 (см.табл.3.7 приложения).

Суммируя все вышеизложенное, можно сказать следующее. Большинство американцев были осведомлены о конфликте в Централь­ной Америке и обеспокоены угрозой возможного распространения коммунизма из Сальвадора и Никарагуа. Но общественность напугана не настолько, чтобы поддержать прямое вторжение войск США в эти страны. Администрация, президент, средства массо­вой информации целенаправленно старались заставить граждан поддержать прямую интервенцию и одобрить финансовую помощь США "контрас", опираясь на идею угрозы распространения ком­мунизма. Причем, как одно из средств воздействия на мнение граждан, используются даже сами опросы общественного мнения, в вопросах которых делается акцент на идеологической природе сандинистского правительства, его связи с СССР, а "контрас" изображаются как борцы за свободу, моральные наследники от­цов-основателей США, заслон мировому коммунизму. Но несмотря на явную тенденциозность содержания опросов, эффект был нез­начительным. Большинство американцев находились в оппозиции политики администрации Р. Рейгана и низко оценивали политику президента в Центральной Америке. Не добившись успеха в ма­нипулировании общественным мнением, политики и средства мас­совой информации стали попросту замалчивать реальное состоя­ние мнения широкой общественности, выдавая мнение меньшинс­тва, элиты, за мнение большинства.

 

 

 

 

§4. Образ Японии в общественном мнении США

 

Во второй половине восьмидесятых годов и, особенно, в конце десятилетия, когда пресловутая “Советская угроза” стала ослабевать, а ядерная и военная опасность снизились, внимание американцев переключилось на “домашние”, экономические проблемы. К осени 1990 года появились опасные знаки экономического спада: сократились продажи домов и автомобилей, возросла безработица. Рост валового национального продукта остановился и оказался ниже прироста в Японии  и даже Южной Корее. Замедлились рост  и производительности труда, и новых технологий. Огромный государственный долг и уплата процентов по нему  сдерживали приток новых капиталовложений. Ослабел доллар.

Ухудшению экономической ситуации способствовали конкуренты.  Особенно энергично действовала Япония. Бизнесмены и банкиры этой страны повели самое настоящее наступление на позиции американского бизнеса.

Так, за 1980 -1987 гг. японские вложения в США выросли с 4,2 до 14,7 млрд. дол. Японцы скупали государственные облигации (у них уже насчитывалось 40% этих бумаг)74, заводы, землю в Нью-Йорке и на Гаваях. Более других страдали американское автомобилестроение, электроника, легкая промышленность. Знаменитая “тройка” - “Форд”, ”Крайслер”, ”Дженерал Моторс”- начисто проигрывали японской “тройке” - “Хонда Мотор”, ”Тойота”, “Нисан”, - которая покупала заводы конкурентов в самих США. Японские телевизоры задушили аналогичное производство в Аме­рике. Бизнесмены '”страны восходящего солнца" утверждали, что американцы не умеют работать и управлять производство смотреть в будущее. Они слишком много потребляют, расходуют, проедают  свои  капиталы и занимают чужие. С японской точки зрения, американский менеджмент никуда не годится, – ему не хватает  старательности и дальновидности. Он платит слишком высокую заработную плату, что уменьшает прибыли, ведет долгам, слишком быстро увольняет работников и не думает об их сплочении,  гоняется за прибылью немедленной,  "сейчас" и не думает о ней в перспективе.

США стремились обуздать японскую конкуренцию,  но боль шей  частью политическими средствами, давлением на японское правительство, напоминая ему, что американский ракетно-ядерный щит охраняет Японию. Однако с  распадом СССР значение этого "щита" уменьшилось. Японцы вели себя более  самостоятельно, не  оказав,   например,  поддержки акциям Америки на Ближнем Востоке,  не разделив позиции по  отношению к России. В  итоге спустя полвека после капитуляции Япония снова оказалась сильнейшей “головной болью" для американцев.

 

     Таблица 6

 Мнение американцев об экономических партнерах США (в %)

 

Какая страна, на ваш  взгляд, является самым важным экономическим партнером США, страна, от которой США зависят больше всего? 

Как вы думаете, какая страна является крупнейшим экономическим соперником США?

1.Япония

2.СССР

3.Китай

4.Зап.Германия

5.Великобритания

6.Канада

7. Юж.Корея

8. Франция

9. Другие

10. Не знаю

35

1

4

1

 

9

7

-

-

7

36

 

           

67

6

6

1

 

1

1

-

-

2

16

             - CBS/New York Times Poll. May, 1989.

 

Возросшая озабоченность  американских  граждан экономическими проблемами имеет определенно азиатский фокус. А, раз­мышляя об экономике,  они думают о Японии. Американцы больше не относятся к своим традиционным европейским союзникам как наиболее важным экономическим партнерам, и они  больше не воспринимают западные индустриальные страны как главных  со­перников. Япония  - вот центр соперничества "номер один" и буквально не существует "номер два". В связи с этим американцы даже не уверены,  что они лучшие в мире, что они миро­вые лидеры в науке, технологии или производстве. Отношение американской общественности к Японии  отражает отсутствие уверенности в себе и изменившуюся веру в американскую эконо­мическую гегемонию.

Кроме того, массовый отток потребителей электроники от  заводов США к японским и восточноазиатским  объясняет тот факт, что американцы верят, что японцы  изготовляют более качественную и технологически передовую потребительскую продукцию. Американцы полагают, что японцы продвинулись дальше в развитии высоких технологий вообще. Причем, убеждение, что японцы впереди Америки доминирует среди  молодых респондентов, тогда как пожилые граждане  придерживаются веры в американское превосходство.

Так, на вопрос:  ”Какая страна, на ваш взгляд, производит технологически более передовую потребительскую продукцию –  США или Япония?”   44% респондентов ответили, что Япония,  а 15% решили, что США.75 Следует  отметить, что по результатам опросов института Гэллапа, число американцев, полагающих, что взаимоотношения между США и Японией  являются хорошими/очень хорошими,  на протяжении 80-х  годов имело тенденцию к снижению. (См. табл. 3.12 приложения).  Причем, в два раза увеличилось число тех, кто придерживается точки зрения, что “текущая экономическая ситуация повлияла на восприятие американцами японцев”.                                                            Восприятие стало менее дружественным (см. табл. 3.13 приложения). В тоже время 88% выразили уверенность в японском торговом превосходстве.76

Американцы также убеждены, что японцы работают более упорно, чем американцы. Что интересно, демократы и республиканцы, члены профсоюзов и не имеющие отношения к нему, молодые и старые, хорошо образованные и мало образованные, - все категории опрошенных выразили единодушие во мнении. Только 8% убеждены, что американские квалифицированные рабочие трудятся упорнее, чем их японские коллеги. Кроме того, 50% описали японцев как дисциплинированных, 48% выразили мнение, что японцы агрессивны, 40% - творчески мыслящие. 32% - вежливые, 21% - патриоты, 18% - дружественные.77

Такое низкое число респондентов, видящих японцев дружественными, неудивительно, так как в том же опросе полстеры предложили следующий вопрос: “Согласны ли вы с тем, что наиболее сильная угроза (невоенная как от СССР, а экономическая) исходит от Японии?”.78 В формулировке данного вопроса отчетливо проступает желание, с одной стороны, найти причину ухудшения экономической ситуации в США в лице Японии, с другой стороны, Япония уподобляется Советскому Союзу в качестве угрозы для США. Другими словами, угроза, исходящая от СССР заменяется на угрозу со стороны Японии.

                По мнению американской общественности, основная угроза США исходит от иностранных инвестиций. Так, по результатам опроса Нью-Йорк Таймс в 1987 г. 45% опрошенных заявили, что “японские инвестиции представляют угрозу американской экономике”. В январе 1989 г. 58% опрошенных решили, что Америке следует ограничить иностранные инвестиции, а 64% считали, что США необходимо сократить иностранные инвестиции, чтобы страна смогла сохранить контроль над своим экономическим будущим.79

В опросе, проведенном Опинион Дайнэмикс Корпорэйшн, была задана серия вопросов, предназначенных определить восприятие американцами внешней торговли и иностранных инвестиций. Респондентам предлагались ситуации или направления политики как предполагаемые действия кандидата в губернаторы, за которого должны были бы проголосовать включенные в выборку из­биратели. Респонденты предпочли бы подать свои голоса за то­го кандидата, который "совершит поездку в Японию, чтобы со­действовать распространению товаров, изготовленных в  нашем штате" (67%). "Совершит поездку в Японию с целью убедить японские корпорации создать промышленные предприятия в нашем штате" (66%),  "предпочтет закон, который заставил бы иностранных бизнесменов отчитываться перед правительством США об их  инвестициях в этой стране”(77%).80 Эти гипотетические ситуации наглядно демонстрируют, что  Япония  находится  в центре внимания избирателей,  и показали их отношение к инвес­тициям.  Причем, несмотря на приверженность идеалам свобод­ной конкуренции,  от 54% до 60% американцев выразили мнение, что соревнование американских товаров с японскими  аналогами скорее  наносит  вред  американской экономике,  чем приносит пользу.81 (Данные  приведены  из  пяти опросов,  проведенных службой Харриса в период с 1982 по 1988 гг.). Озабоченность общественности вызывают иностранные, в первую очередь японс­кие, инвестиции, поэтому 64% выразили желание ограничить иностранные инвестиции вообще, а 61% - чтобы правительство остановило японцев от покупки американских компаний.82 Беспокойство по поводу иностранных инвестиций связано с пессимизмом,  который  выражают  американцы по поводу своего будущего.  Респонденты,  которые потеряли  веру в  будущее, больше всего заботятся о том,  как страна видится другими и об  уязвимости США иностранному капиталу.  К примеру,  американцы, которые видят будущее для следующего поколения пло­хим, более склонны думать, что "большинство японцев  смотрят свысока на американцев”.                                                                                                         

 

       

 

 

 Таблица 7  

              Восприятие  американцами будущего и отношения 

                                                    японцев к себе

     

Вопрос: Если дела будут идти так же, как идут сейчас, думаете ли вы, что будущее для следующего поколения американцев будет лучше, или так же как сегодня?  (в %)

                                             Будущее будет …

                                                                                В целом    Лучше    Хуже

 

Большинство японцев уважают американцев           38            47           33

Большинство японцев смотрят свысока                    45            39           49

CBS/New York Times Poll, May 1988.

 

Мы видим,  что американцы демонстрируют отсутствие уверенности в себе, причем, связывается это в первую очередь, отсутствием веры  в  свою  экономику. При  этом респонденты склонны  заявлять,  что США потеряли мировое лидерство. Так считают 50%  респондентов,  и только 5% опрошенных согласны, что состояние экономики "прочное".83

Данные по общественному мнению показывают,  что чувство национальной  уязвленности и пессимизм по поводу экономичес­кого будущего. США многих американцев  привели  к  требованию протекционизма.  В  1990  г.  по результатам опроса Нью-Йорк Таймс 51%  респондентов (против 39%) уверены в необходимости торговых ограничений, чтобы защитить национальную промышлен­ность.84

Более сложным для общественности оказался вопрос о возможных действиях правительства в сложной экономической ситуации. Значительный разброс мнений виден только по проблеме иностранных инвестиций. Тогда как по вопросам защиты промыш­ленности и ограничений импорта число респондентов с противо­положным мнением было почти одинаково.

                                                                                                             

 

 

 

         Таблица 8

Отношение американцев к возможным действиям администрации

 

Вопрос: Если дела в экономике пойдут таким же образом и дальше, что следовало бы делать правительству?

Правительству следовало бы

    Защитить промышленность                                                      74%

    Оставить промышленность в покое                                         24%

Правительству следовало бы ограничить весь импорт

    Поддерживаю                                                                             48%

    Не поддерживаю                                                                        46%

Иностранные инвестиции следовало бы

    Приветствовать                                                                           27%

    Ограничивать                                                                              67%

- CBS/New York Times Poll, May 1989.

 

Опросы показали, что американская общественность осведомлена об огромном торговом дефиците, что страны Азии вообще  и Япония в частности покупают у США  значительно меньше, чем продают товаров.

К тому же, большинство американцев знают, что существует безработица именно в отраслях, ориен­тированных на производство товаров для экспорта. И, конечно почти половина населения США полагает, что иностранные компании приносят вред их стране. Например, в мае 1988 г. опрос Нью-Йорк Тайме обнаружил, что 44%  респондентов верили, иностранные компании наносят вред американской экономике и обществу. Эта вера появилась не вдруг, а наблюдалась и в предшествующих опросах.85

Бесспорно, даже имея информацию о торговом дефиците, о негативных последствиях конкуренции с иностранными фирмами среднему американцу, не имея специальных знаний в области тарифов и торговых правил других стран, очень трудно  разоб­раться в ситуации. Поэтому большинство американцев связывают плохой сбыт американских товаров в другие страны с качест­вом американских товаров. Большинство американцев также по­лагают, что они работают, не так упорно, как японцы, что США находится позади Японии в  области новейших технологий, что американские  товары не  так хороши, как японские. При этом довольно большой процент опрошенных  возлагает  ответствен­ность за это на  Японию.

                                                 

      Таблица 9 

 Мнение американцев о причинах экономического спада в США

                   

Вопрос: Какое из следующих утверждений ближе всего к вашему мнению: Японские компании нечестно конкурируют с американс­кими компаниями или США считают Японию виновной в своих экономических проблемах?

Дата

Ответ (в %)

 

Июль 1985

Май  1988

Июнь 1990

Нечестно.  Япония виновата.       И то и другое.      Нет мнения

 

  30                            53                             5                       12

  33                            48                             5                        14

  38                             44                            6                        12

-The American Enterprise, November-December 1990, p.91

 

Кроме того, у американцев нет достаточной уверенности в  руководителях американского бизнеса, и они не верят, что те  прилагают достаточно усилий, чтобы продавать американские товары за рубежом. Например, приблизительно половина американцев придерживаются мнения, что американские бизнесмены делают достаточно, чтобы продавать американские товары в Японии.

 

 

   Таблица 10

Отношение к деятельности американских бизнесменов в Японии

Вопрос: Как вы думаете, американские бизнесмены прилагают достаточные усилия, чтобы продавать американские товары в Японии или нет?

 

Дата    

 

Да, достаточно 

Нет, недостаточно

Нет мнения

Июль 1985

Май  1987

Май  1988

Июнь 1989

 

    29

    29

    28

    39

      49

      49

      54

      47

     22

     22

     17

     14

- CBS/New York Times Poll, July 1985.

                                          

                Существенно то, что число американцев, которые полагают, что американские бизнесмены делают достаточно для продажи  своих товаров в Японии, несколько увеличилось к концу десятилетия. Это наводит на мысль, что  проводимая  Конгрессом кампания против  торговых барьеров, может иметь значительный эффект на общественное мнение в будущем.

Важно отметить,  что  американская общественность более негативно относится  к  японским  торговым  ограничениям  на сельскохозяйственные  продукты и сырье,  чем на автомобили и другие промышленные товары. Задавая вопрос относительно рей­тинга  той или  иной страны Азии в связи с экспортом амери­канской продукции сельского  хозяйства,  результаты  опросов показали,  что только 26% американцев восприняли Японию бла­гоприятно,  тогда как 33% отдали свое предпочтение Южной Ко­рее и 42% Тайваню.86 Однако, поскольку торговые дебаты в об­щих чертах охватывают открытие азиатского рынка для амери­канских товаров, то выработать определенное общественное мнение по данной проблеме будет крайне сложно без активных действий средств массовой информации. На рубеже восьмидесятых-девяностых годов в печати все чаще стали появляться статьи с названиями типа Враждебность по отношению к Японии возрастает (Вашингтон Пост, 19 сент. 1990 г.), в которой констатируется напряженность во взаимоотношениях Японии и США и освещается мнение американцев по этому поводу. На наш взгляд, это не случайно. К концу восьмидесятых годов Япония выдвинулась на первое место среди иностранных инвесторов, обогнав США и Великобританию. На рубеже десятилетий Япония владела примерно половиной суммы (в долларах), составляющей задолженность США другим странам. Японские банки предоставили американским штатам, городам, университетам и частному бизнесу свыше 200 млрд. долл. в виде займов и ценных бумаг, а также около 100 млрд. долл. в виде гарантий на займы и кредиты.

Японцы хорошо понимают, что США и Западная Европа больше уже не располагают значительными резервами новой техники. Поэтому Япония форсирует собственные исследования и разработки. Только за два года японские фирмы открыли более 25 новых промышленных исследовательских лабораторий, которые будут заниматься изучением возможностей создания биочипов, искусственного интеллекта, керамических материалов, роботосистем, электропроводящих пластмасс, более совершенных материалов для электроники, а также медико-биологическими исследованиями.87

Приведенные факты позволяют понять ту озабоченность, с которой в начале девяностых годов американские политические руководители, владельцы крупных корпораций, ученые и общест­венность все чаще стали задумываться над будущим америка­но-японских отношений, пытаться предугадать вполне вероятные столкновения интересов США и Японии в азиатско-тихоокеанском регионе,  а также в других регионах мира.  Эта озабоченность понятна  еще и потому,  что в начале девяностых годов Япония активизировала свои отношения со странами "третьего мира".

К тому же общественность не без оснований полагает, что существуют "трения" между США и Японией не только в сфере экономики. Американцы уверены, что Япония "выпала из русла американской военной политики". Свидетельством этому приго­дится кризис в Персидском заливе. В связи с этим 72% респон­дентов отметили,  что Япония "не внесла свой вклад в  усилия США на Ближнем Востоке".88 А отвечая на вопрос: "Кому из со­юзников США вы доверяете менее всего?", 44% респондентов наз­вали  Японию.89 (Такой высокий уровень не набрала ни одна из указанных стран).

Итак, подводя  итог,  можно констатировать,  что амери­канская общественность имеет определенную информацию об аме­рикано-японских  отношениях,  что делает возможным сформировать позицию относительно Японии и ее политики по  отношению к США. Имидж Японии среди американцев в основном негативный. Со словом "Япония" американцы ассоциируют понятие "угроза", точнее "экономическая  угроза", что не менее серьезно для гражданина США, чем военная угроза. Во второй половине вось­мидесятых  - начале девяностых годов респонденты склонны ви­деть одной из причин ухудшения экономической ситуации внутри США в успешной деятельности японских бизнесменов на внутри американском рынке, технологическое превосходство и личные качества японцев. Особую озабоченность американских граждан вызывают иностранные, в частности японские, инвестиции в экономику Соединенных Штатов. В результате американцы начинают испытывать пессимизм по отношению к своему будущему, теряют веру в качество американских товаров, в американских товаропроизводителей, в свою страну и политику ее лидера.

 

 

 

§5. Война в Персидском заливе и отношение к ней американской общественности

 

Летом 1990 года в обстановке снизившейся уверенности американцев в себе и своей стране, как мировом лидере, и усилившего пессимизма относительно своего будущего и будуще­го молодого поколения американцев для США возникает новая угроза. Главным "возмутителем спокойствия" оказался прези­дент Ирака Саддам Хусейн. В начале года он стал теснить со­седнее государство Кувейт, а затем оккупировал его. Эта яв­ная агрессия была осуждена большинством членов ООН. Расхож­дения были лишь в одном: как разрешить этот конфликт. СССР, который давно поддерживал Ирак и снабжал его оружием, хотел решения проблемы мирным путем, оказывая давление. США высту­пили за немедленный военный удар в целях "воспитания" Хусейна и "зашиты американского образа жизни",90 хотя эти образ­ные выражения Дж. Буша не получили расшифровки для широких масс общественности. В прессе намекали, что помимо "воспита­тельной" цели США преследуют и другие - Ближний и Средний Восток необычайно богаты нефтью. Наряду с этим мы считаем правомерной гипотезу, высказанную в статье Лисса А.В. Эта гипотеза объясняет как бы полное равнодушие со стороны Вашингтона к назревавшему кризису до начала агрессии и неожи­данно резкую его реакцию после оккупации Кувейта иракскими войсками тем, что были заинтересованы в создании конфликтной ситуации.91 В подкрепление этой версии выдвигаются следующие аргументы: внутренняя политико-экономическая ситу­ация, в частности проблемы конверсии, требовали от амери­канской элиты перенесения главных усилий на внешнею стезю (опосредованным подтверждением этого является то, что сразу после окончания войны США заключили ряд контрактов на пос­тавку вооружений в страны Ближнего Востока общей стоимостью около 20 млрд. дол.).92 Этого же требовала и международная ситуация - конец "холодной войны", возрастание значения ре­гиональных центров силы и их возможностей, в целом ближне­восточная нестабильность и нефтяные проблемы, решение кото­рых откладывать становилось небезопасным. Также следует учи­тывать и то, что все же общий постулат американской внешней политики в районе Персидского залива декларировался как сдерживание иракской угрозы.93

Вместе с тем нельзя не учитывать, что иракские проблемы находились в центре внимания государственных ведомств США. Об этом свидетельствует целый ряд событий. В начале апреля ситуация обсуждалась на совместном совещании государственно­го департамента Министерства Обороны и ЦРУ, 12 апреля пять американских сенаторов во главе с Р. Доулом встречались с Хусейном в Мосуле. В июле 1990 года "Ежедневный вестник

нацио­нальной разведки" (США) публиковал информацию о назревающем кризисе в Заливе.94 Можно утверждать, что для американских военных расклад сил в регионе не был сюрпризом.

Следовательно, можно отметить, что создание очага напряженности в районе Персидского залива было выгодно для политического и экономического закрепления США в качестве державы номер один. Кроме того, быстрое и победоносное разрешение иракского конфликта значительно бы повысило рейтинг президента, снизившийся в результате внутриэкономических трудностей в США.

Таким образом,  война была неслучайна. Специалисты еще до конфликта называли истоки, причины военно-политической нестабильности в регионе, предвидели даже направление и ход военных столкновений.95

Последовавшие события подтвердили мрачные прогнозы -Ирак решил поправить свое экономическое положение за счет соседнего государства Кувейт. 2 августа Ирак вторгся в Ку­вейт. 3 августа американская космическая разведка выявила выдвижение к границам Саудовской Аравии по крайней мере семи дивизий иракской армии. Президент США Дж. Буш объявил союзни­кам по НАТО, что "в случае вторжения Ирака в любую другую страну этого региона", он намерен применить вооруженные силы США.96

Американские войска стали прибывать в Саудовскую Аравию на седьмой день войны. А в это время мировое сообщество ис­кало пути разрешения конфликта. СССР объявил о решении при­остановить поставки Ираку вооружений и военной техники. 9 сентября 1990 года в Хельсинки состоялась советско-амери­канская встреча на высшем уровне, посвященная ситуации в Персидском заливе. В течение августа-ноября 1990 года между Советским Союзом, США, Ираком, рядом арабских и западноевро­пейских государств состоялось несколько серий консультаций, обменов мнениями и переговоров на различных уровнях, цель которых заключалась в поиске политического выхода из углубляющегося кризиса.

Совет Безопасности ООН принял резолюцию, требовавшую от

Ирака освободить Кувейт до 15 января 1991 года. Ирак отказался, и тогда многонациональные силы (фактически это были войска США) начали наступление. Оно получило кодовое назва­ние "Буря в пустыне". Бои шли 100 суток, из которых первые 40 американская авиация бомбила Ирак.97 Удар огромной разру­шительной силы пришелся по городам и мирному населению. США победили, подавив Ирак самой передовой технологически и на­учно-технически армией, укрепив позиции в регионе.

Возвращающимся войскам был устроен пышный прием. Улицы городов были заполнены народом, все было украшено флагами и желтыми бантами - символами победы в песках. Как же общест­венность восприняла войну?

Следует отметить, что организации по опросам обществен­ного мнения довольно активно работали по выявлению мнения граждан по отношению к войне в Заливе. Только за январь - февраль 1991 года институт Гэллапа провел 6 опросов. В целом поддержка войны была высока. Причем, "эффект сплочения вок­руг флага" проявился сразу же после решения 16 января всту­пить в войну и довольно долго не ослабевал. Очень высоким оказался процент респондентов, выразивших уверенность, что отправка войск в Саудовскую Аравию на была ошибкой (от 61% до 80%), в отличие от аналогичных вопросов относительно вой­ны во Вьетнаме (см.табл.3.14), Интересно заметить, что несмотря на высокий уровень поддержки все же такие категории как мужчины, белые, республиканцы с более высоким уровнем доходов на 17-26% превышали другие категории выборки.

С началом военных действий значительно увеличился инте­рес к просмотру теле новостей (77%); прослушиванию радио новостей (61%) и чтению новостей и газет (42%).98 До 97% опрошенных отметили, что внимательно и очень внимательно следят за новостями о ситуации в Персидском заливе (см. табл. 3.15 приложения). Причем, пик интереса пришелся на 17-20 января 1991 года. Хотя 1/3 американцев придерживается мне­ния, что средства массовой информации слишком много внимания уделяют войне, 31% отметили, что "устали от постоянного ос­вещения войны в СМИ". К тому же американцы весьма критично отнеслись к репортажам из региона конфликта. Число американ­цев оценивших освещение военных действий прессой на "отлич­но" снизилась с 63% до 42% в конце января 1991 года. В том числе 47% полагали, что "слишком много внимания уделяется сообщениям о потерях гражданского населения, хотя 45% решили, что "так и должно быть".99 И это неудивительно, так как почти все респонденты (89%) согласились с президентом Дж. Бу­шем, что массовое военное развертывание в районе Персидского залива, было необходимо, чтобы защитить "американский образ жизни".100 В дополнение к этому следует добавить, что образ Ирака и его лидера преподносился средствами массовой инфор­мации и политической элитой в лучших традициях образа врага: примером может послужить характеристика данная Дж. Бушем Саддаму Хусейну, которого охарактеризовали хуже, чем Гитлер. Поэтому становится понятной реакция общественности на вопрос о возможной угрозе безопасности США со стороны Ирака. Почти 2/3 опрошенных согласились, что эта угроза "серьезная" и "очень серьезная".101 Немалая заслуга в упрочении такого мнения принадлежит средствам массовой информации, которые много внимания уделяли проблемам Персидского залива и роли Ирака в создавшейся конфликтной ситуации. Не смотря на заяв­ления журналистов, что администрация США и военное руководс­тве страны всеми средствами затрудняет доступ журналистов к информации о войне, 80% опрошенных твердо уверены, что пра­вительство "достаточно плодотворно сотрудничает со средства­ми массовой информации и информирует общественность.102

Поддержка участия США в военных действиях оказалась весьма высокой (от 75% до 84%), причем, явно прослеживается зависимость ответа от пола, расы, партийной принадлежности. Так, мужчины, белые респонденты, республиканцы, те, у кого более высокий доход сильнее поддерживали военные действия. При этом от 67% до 76% согласились, что "Соединенные Штаты должны сделать вое необходимое, включая применение военной силы, для того, чтобы Ирак вывел свои войска из Кувейта".

Поддержка вмешательства США в конфликт и одобрение при­менения военной силы тесно связаны с предположениями респондентов по поводу продолжительности военных действий и прог­нозами относительно возможных потерь. Основная масса опро­шенных пришли к выводу, что война продлится либо несколько недель, либо несколько месяцев. Число тех, кто предположил, что война продлиться год или более до начала военных действий составило 20 – 28%, но к февралю 1991 года сократилось до 4% (см. табл. 3.16 приложения). Такого единодушия нельзя проследить в прогнозе по поводу возможных потерь в войне. Перед началом военных действий 44% американцев предполагали, что потери составят несколько тысяч солдат, к февралю 1991 года произошло снижение до 20%. Тогда как увеличилось число тех респондентов, которые думали, что будет убито несколько сот или даже тысяч американских солдат (см. табл. 3.17 прило­жения). Реальные потери американцев составили 146 чело­век.103 Такая уверенность в численности потерь объяснима, если обратиться к результатам опроса, касавшегося возможных вариантов ведения войны. Хотя 82% опрошенных полагали, что наземные действия все-таки начнутся, только 17% стлали им предпочтение, тогда как 74% высказались за продолжение воз­душных атак. Важно отметить, что поддержка наземных военных действий резко возросла (до 70%), когда в предложенном отве­те появилось гипотетическое предположение о возможном приме­нении Саддамом Хусейном ядерного оружия.104

Развитие ситуации на Ближнем Востоке оказало определенное воздействие на отношение американцев к военному бюджету. За время войны на 5% увеличилось число тех, кто склонен под­держивать возрастание военного бюджета, и на 9% снизилось число тех, кто менее склонен считать, что государство тра­тит слишком много денег на военные нужды. 105

В этой связи следует отметить, что наиболее распростра­ненной оценкой американцев войны в Заливе является термин "справедливая", при этом американцы считают, что она подобна Гражданской войне между Севером и Югом, второй мировой войне, и в этом плане она "более справедливая, чем войны во Вьетнаме и Корее.

          Таблица 11

         Оценка американцами войн, в которые были вовлечены США

 

Вопрос: Как вы думаете, каждая из приведенных далее в списке войн, в которые были вовлечены США, является "справедливой" или не нет?

                        

 

Война

 

Вторая мировая война

Первая мировая война

Революционная война

Война в Персидском заливе

Гражданская война

Война в Корее

Война во Вьетнаме

 

Да, справедливая,  %

    89

    76

    75

    74

    70

    49

     25

Нет, «несправед-ливая», %

     5

     8

     9

    21

    19

    32

     65

Не знаю, %

 

 

     6

   16

   16

     5

   11

   19

   10

Не смотря на то, что газеты пестрели заголовками о войне в Персидском заливе, проблемы национальной экономики продолжа­ют оставаться для граждан США наиболее важными. Так, по ре­зультатам опроса института Гэллапа в феврале 1991 год 37% опрошенных назвали проблемой номер 1, стоящей перед страной, войну в Заливе, а 32% - экономические трудности и экономи­ческий спад. Экономический спад был также назван проблемой номер 2. И хотя достаточно большое число респондентов отметили войну в Заливе, это не превысило уровень времен войны во Вьетнаме (1967 и 1968 гг.).106

Американцы также не выразили оптимизма по поводу быстрого окончания экономического спада: более половины опрошен­ных придерживались мнения, что спад продлится шесть месяцев и более.107 Также число тех, кто неудовлетворен, как идут дела в экономике США, составило 51%, что на 11% выше, чем в 1990 году. Причем 70% выразили уверенность, что причиной кризисного состояния является энергетическая проблема.108 95% отметили, что цены на горючее возросли; а жители Средне­го Запада составили даже 98%.109 И хотя рост цен не очень высок (см. табл. З.18 приложения), тем не менее американцы связывают его с развитием ситуации на Ближнем Востоке. Уве­личилось число респондентов, полагающих, что энергетическая ситуация в США является очень серьезной (см. табл. 3.19 при­ложения). Результаты 1992 года сходны с результатами опросов 1977 – 1979 годов.

Поэтому становится понятной реакция респондентов на вопрос, который задавался институтом Гэллапа: "Как вы думае­те, в чем причина вовлеченности США  в ситуацию с Ираком, и почему наши войска находятся в Саудовской Аравии?" 49% опро­шенных ответили: "Чтобы защитить наши экономические интересы и доступ к нефти”, 17% - “что нам следует защищать другие страны”, 11% - "чтобы остановить иракскую агрессию", 4% - "чтобы защитить американских граждан".110 Причем 81% опро­шенных отметили, что ясно осознают цели, которые преследуют США, вступая в войну (18% - не имели понятия о целях). Довольно велико числе американцев, которые уверены, что США следует сражаться до тех пор, пока "Саддам Хусейн не будет устранен", а не до вывода иракских войск из Кувейта (в апреле 1991 г. – 56%, в июле 1991 г. – 76%).111

Что касается участия других стран в процессе урегулирования конфликта, то следует отметить удовлетворение 2/3 сп­рошенных, высказанное по поводу сотрудничества СССР и США в решении этой проблемы (62%). Это чувство сильно, но амери­канцы считают, что Советский Союз мог бы принять более ак­тивное участие в решении ближневосточной проблемы. 60% уве­рены, что СССР следовало бы послать войска и корабли, а 78% высказались за присоединение к действиям Соединенных Штатов.

Более негативную оценку получили действия Японии: 72% американцев отметили, что японцы оказали недостаточную помощь действиям США. Также негативно отозвались 54% опрошен­ных о действиях арабских стран и 56% о действиях европейских стран.112 Несколько иное отношение к другому союзнику США - Израилю. Ракетные атаки Ирака на Израиль и жертвы среди мир­ных жителей не изменили мнение американцев. 69% опрошенных уверены, что Израиль должен воздержаться от мести, 75% опро­шенных выразили желание, чтобы правительство США удержало Израиль от участия в конфликте, 72% - обеспокоены тем, что вмешательство Израиля в конфликт продлит его. И в то же вре­мя 56% респондентов придерживаются мнения, что Израиль не будет продолжать политику невмешательства и ответит Ираку. 73% американцев поддержали бы израильские действия против иракс­ких военных объектов, но не против мирного населения.113

И все же, несмотря на различное отношение к союзникам, общественность продолжала оказывать высокую поддержку военным действиям и выражала уверенность, что союзники выиграют войну.

Поддержка войны в Персидском заливе американскими гражданами выражалась по-разному: вывешивали национальный флаг (52%), прикрепляли желтые ленты к флагам (49%), посылали письма и посылки солдатам в Саудовскую Аравию (27%); покупа­ли майки с надписями в поддержку войны (19%), 10% купили карты района военных действий, 4% - купили специальные книги о регионе.114

Война в Заливе оказала определенное воздействие на раз­личные аспекты американской жизни. Как мы уже отмечали, повысился интерес американцев к теле- и газетным новостям. 74% респондентов отметили, что изменили свой режим дня, чтобы следить за новостями о война. 71% опрошенных даже давали разъяснения своим детям об операции "Буря в пустыне". И 50% засвидетельствовали, что их дети испытывали страх перед вой­ной, 45% взрослых должны были прикладывать специальные уси­лия, чтобы развеять страх детей, ассоциировавшийся с войной. 23% родителей ограничили просмотр детьми телевизионных пере­дач о войне. Хотя никто не отметил, что пришлось специально посещать врача или психоаналитика.115

У американцев появились разного рода страхи. 77% выразили страх по поводу того, что граждане США могут стать жертвами иракского терроризма116 (причем, 27% испытывали такой страх и после окончания войны).117 84% полагали, что вероятным результатом войны станет новая сильная угроза со стороны региона. Почти половина американцев (44%) отметили, что война повысила их страх летать на самолетах, хотя только 11% изменили свои де­ловые планы или планы на отдых в связи с войной. 20% в связи с войной стали меньше тратить денег и больше накапливать, 24% отложили покупку новой автомашины, дома или электрообо­рудования. Негативное воздействие войны отметили и бизнесме­ны, 23% пришли к выводу, что в результате военных действий их бизнес ухудшился (11% посчитали, что улучшился), 8% рабо­тающих стали испытывать страх потерять работу в связи с войной.118

Одним из последствий войны стало "сплочение вокруг фла­га", что в свою очередь усилило, по мнению американцев, мо­ральный дух и чувство единства всей нации. Так, до начала войны только 32% были удовлетворены, как идут дела в стране, а в первые дни войны эта цифра удвоилась.119

47% американцев с началом войны стали чаше посещать церковь. Причем, 82% отметили, что война стала главной темой проповедей, 24% - что основной тон этих проповедей был - гордость за свою страну и оправдание вмешательства в конф­ликт.120

Другим последствием войны в Персидском заливе стало возрождение у американцев гордости за свою страну и ее  возможность влиять на мировые события. В тоже время 15% респондентов выразили удовлетворение политикой администрации Буша по отношению к бедным,  менее половины общественности удовлетворены способностью страны производить качественную продукцию и оказывать качественные услуги. 2/3 считает, что США утратили свою ведущую роль в международном бизнесе и свою былую экономическую мошь.121 Если же говорить о политической сфере, то американцы склонны согласиться, что война  повысила престиж и влияние США в мире (79%). Также большинство считает, что одним из результатов войны явилось снижение желания одних государств нападать на другие (60%), особенно это желание поубавилось у Ирака (54%). Ко по другим последс­твиям войны у респондентов нет консенсуса: 47% полагали, что доступ к ближневосточной нефти стал более безопасным (40% -не согласны), только 34%  (59% - против) посчитали, что ре­зультатом войны стала стабильность на Ближнем Востоке. 122

Но, не смотря на это, увеличилось число респондентов, уверенных в том, что теперь, после войны, США стали уважать в мире больше, чем раньше.

 

Таблица 13

 Мнение американцев о восприятии сша в мире

 

Вопрос: Как вы думаете, в настоящее время США уважают в мире больше, меньше или так же,  как 10 лет назад?

 

Дата         

 

  Больше

        %

 Меньше

        %

    Также     

       %

 

 Не знаю

       %

1982 год                   

 

1991 год

      14

 

      55

       65

 

       16

         18

 

         27           

 

        3

 

        2

-          The Gallup Poll Monthly, July 1991, p. 39.

 

Результаты опросов свидетельствуют, что общественность в начале девяностых годов опять воспринимала положение США в мире достаточно высоко. 58% опрошенных заявили, что они чувствуют большую гордость за свою страну, чем год назад. Война возродила в американцах уверенность в возможности сво­ей страны отстаивать свои внешнеполитические приоритеты, за­щищать свои интересы военным путем и добиваться уважения к себе на мировой арене. 84% испытывали "очень сильную" и "сильную" уверенность в этом, что на 16% выше, чем в 1985 году и на 31% больше, чем в 1980 году. Причем, 41% опрошен­ных отметили, что их уверенность имеет тенденцию к возрастанию (в 1985 г. – 16%, в 1980 г. – 10%)123. Следует отметить, что эта уверенность появилась после того, как президент Дж. Буш предъявил Ираку ультиматум и выполнил свои требования. 83 % американцев выразили гордость за то, “что США сделали в Персидском заливе”. 91 % îòìåòèëè óäîâëåòâîðåíèå в способности США оборонять своих союзников и отстаивать свои интересы за морем (в 1985 г. – 68%, в 1980 – 53%)124.

Ситуация на Ближнем Востоке оказала позитивное воздейс­твие на восприятие американской общественностью армии и военных. На протяжении 18 лет институт Гэллапа задавал вопрос о доверии общественности десяти основным институтам в госу­дарстве. И хотя на протяжении семидесятых - восьмидесятых годов армию поддерживали более половины американцев, тем не менее, в 1991 году эта цифра составила 85%, что на 17% боль­ше, чем в1989 году, и на 35% больше, чем в 1989 году (см. табл. 3.20 приложения). Женщины и мужчины не показали различий во мнении, тогда как у белых и темнокожих респонден­тов разрыв оказался в 22%, Наибольшую поддержку военным и армии выразила возрастная группа 45 - 64 года (92%), хотя более молодые составили 83%-84%. Респонденты с более высоким уровнем образования и дохода выразили большее доверие, малообеспеченные и малообразованные. В тоже время снизилось доверие к двум другим институтам США. Особенно к банкам. (Только 36% опрошенных доверяли им в 1990 году, что на 6% ниже, чем в 1989 году, да на 24% меньше, чем в 1979 году). Другим институтом, доверие к которому снизилось, является Конгресс. Он оказался на последнем месте. По сравнению с 1989 годом ему доверяют на 8% меньше. Тогда, как церковь и другие религиозные организации удерживают твердые позиции, занимая второе место после армии. 125

 

 

 

 

 

 

Часть 1, 2, 3