В небе Северной Кореи

Генерал-лейтенант авиации в отставке Г.Лобов, Герой Советского Союза

Глава 1
За строкой официальных сообщений

 

Поскольку события, о которых пойдет речь, долгое время оставались "белым пятном" в нашей истории, напомню читателям, что война в Корее началась 25 июня 1950 года вооруженным столкновением крупных группировок сухопутных войск КНДР и Южной Кореи. Ему предшествовали многочисленные пограничные инциденты и стычки.

В это время иностранных войск, кроме небольшого числа военных советников, на Корейском полуострове не было. Обв правительства - КНДР и Южной Кореи - провозгласили себя "единственно законными" представителями всего корейского народа. Поэтому, независимо от того, кто начал боевые действия, конфликт на первом этапе носил характер гражданской войны. Важно заметить, что она была развязана в период разгара "холодной войны", в тот момент, когда США уже потеряли монополию на атомную бомбу.

В тот же день, когда началось вооруженное столкновение, состоялось заседание Совета Безопасности ООН, на котором США обвинили КНДР в агрессии. Представитель КНДР в свою очередь заявил, что зачинщиком войны является лисынмановское правительство Южной Кореи. Постоянный представитель СССР в Совете Безопасности Я.Малик в этом и последующих заседаниях, где обсуждался корейский вопрос, не участвовал в знак протеста против присутствия в Совете гоминьдановца, занимавшего место законного представителя Китайской Народной Республики.

Не берусь судить, насколько этот бойкот способствовал восстановлению справедливости, но на события в Корее он повлиял отрицательно. СССР тогда не воспользовался правом вето, что позволило США добиться фактического одобрения своей интервенции в Корее, а затем и вообще прикрыть ее миротворческим флагом ООН.

Через трое суток после начала боевых действий северокорейцам удалось одержать крупную победу и войти в Сеул. Лисынмановское правительство бежало на юг. В это время и произошла интернационализация конфликта. В Корее высадились сухопутные войска США (авиация и флот американцев участвовали в войне практически с самого ее начала). Наступление армии КНДР замедлилось, хотя в направлении Пусана и Тэгу наметился определенный успех. Под контролем лисынмановского правительства оставался небольшой клочок территории - так называемый пусанско-тэгуский плацдарм.

4 июля силы вторжения США были объявлены войсками ООН. К "походу против коммунизма" присоединились еще 15 государств. Однако их солидарность носила символический характер, поскольку главную силу союзников составлял американский военный контингент, а главнокомандующим войсками интервентов был назначен небезызвествнй генерал Макартур.

Тем временем война в Корее приобретала все более тяжелый, трагический характер. США и Южная Корея сосредоточили против 70-тысячной армии КНДР на пусанском направлениии вдвое большую группировку. 15 сентября США высадили с моря в районе Сеула 10-й бронетанковый корпус и перешли в контрнаступление. Основные силы северокорейцев попали в окружение, понесли большие потери в живой силе, практически полностью лишились артиллерии и танков. Сохранившие боеспособность небольшие группы были вынуждены с боями пробиваться на север.

На 5-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН послушное американцам большинство санкционировало переход войсками интервентов 38-й параллели, фактически - оккупацию КНДР. В октябре 1950 г. агрессоры вышли на ближние подступы к границам КНР и СССР. Здесь также сложилась крайне напряженная  ситуация. К тому времени относится, например, малоизвестный современному читателю провокационный акт США против Советского Союза. Два реактивных истребителя-бомбардировщика F-80 в ясную погоду при отличной видимости очертаний побережья, что исключало потерю ориентировки экипажами, нанесли штурмовой удар по аэродрому Сухая речка ВВС Тихоокеанского флота, расположенному в нескольких десятках километров от Владивостока.

В своей героической борьбе корейский народ не остался одиноким. Братскую интернациональную помощь ему оказали Советский Союз и Китайская Народная Республика. Это была не только материальная и моральная поддержка. В критический для КНДР момент 25 октября в бои против интервентов вступили китайские добровольцы, а в ноябре - соединения советской реактивной истребительной авиации.

Обстановка к концу осени была довольно сложной. Корейским войскам и китайским добровольцам удалось отбросить американцев от реки Ялуцзян (Амноккан) и потеснить их к югу. Однако в воздухе господствовали американские самолеты, продолжая активные массированные действия днем и ночью по уничтожению городов и сел, войсковых группировок, коммуникаций и других объектов на всей территории КНДР.

США сосредоточили на театре военных действий огромное количество авиации. Так, в книге журналиста А.Броффи "Военно-воздушные силы США" отмечается: "В начале войны в Корее в состав ВВС США Дальневосточной зоны входили 5, 13 и 20-я воздушные армии и командование материально-технического обеспечения". В последующем, по свидетельству командующего ВВС США Дальневосточной зоны генерала Отто П.Уэйлэнда, численность самолетного парка выросла в два раза и составила свыше 2400 боевых машин. К ним следует добавить английские палубные самолеты, отдельную австралийскую эскадрилью и авиацию лисынмановского режима.

Практически в первые же недели войны военно-воздушным силам США удалось захватить превосходство в воздухе. Малочисленные и вооруженные только поршневыми самолетами северокорейские ВВС оказали мужественное сопротивление агрессорам, но, в десятки раз уступая противнику в количестве и не имея современной техники, потерпели поражение. Все аэродромы на территории КНДР оказались разрушенными. Истребительная авиация КНР в это время только переходила на реактивные самолеты и к боевым действиям не была готова.

В этих условиях правительства КНДР и КНР обратились с просьбой к Советскому Союзу о непосредственной военной помощи реактивной авиацией. Она и была направлена в Китай как к месту базирования. В разное время истребительными соединениями командовали прославленные советские летчики И. Кожедуб, А. Алелюхин, А. Куманичкин, А. Шевцов и другие. Вначале одним из авиасоединений, а затем всей группой советской истребительной авиации довелось командовать и мне.

Для объективной оценки роли, задач и самих боевых действий советской авиации и авиации США считаю необходимым использовать не только официальные материалы, имеющиеся в архивах, и свои воспоминания, но и свидетельства представителей противоборствовавшей стороны.

В Америке под редакцией Дж. Стюарта был издан сборник под названием «Воздушная мощь - решающая сила в Корее». Первая часть книги, во многом определяющая ее содержание и выводы, написана заместителем главнокомандующего войсками интервентов и одновременно командующим ВВС США Дальневосточной зоны генералом Отто П. Уэйлэндом. В ней нет каких-либо существенных поправок к остальным материалам сборника. Видимо, взгляды, цифры, факты и выводы, принадлежащие другим авторам, совпадают с мнением руководства ВВС США. Я позволю себе ссылаться по мере необходимости на материалы сборника, переведенного и изданного в 1959 году в Советском Союзе.

В планах командования ВВС США значительное место отводилось действиям по уничтожению мирного населения Северной Кореи и испытанию новых видов оружия. Так, среди обломков сбитого ночью советскими зенитчиками бомбардировщика В-26 была найдена выписка из плана разрушения плотин водохранилищ. Этот план носил зловещее название «Удушение». Впрочем, американцы сами откровенно писали о цели таких действий. Журнал «Куотэрли ревью» отмечал, что разрушение ирригационных плотин «для Северной Кореи означало прежде всего лишение ее основного продукта питания - риса...» И далее: «... лишение жителя Азии этого основного продукта питания означает для него голод и медленную смерть».

Мне довелось с группой командиров соединений истребительной авиации, базировавшихся в советском Приморье, побывать в Китае и КНДР с целью изучения опыта войны. И буквально на следующий день после массированного удара 79 бомбардировщиков В-29 по городу Сингисю (Синыйчжу) мы видели его результаты. В городе не было военных объектов. Зато рядом располагались аэродром и переправы через реку Ялуцзян, но на них не упала ни одна бомба. Цель удара совершенно ясна - уничтожение мирного населения города и многочисленных беженцев из оккупированных интервентами или разрушенных прежних их мест обитания. Оставшиеся в живых люди длинными шестами с крючьями вытаскивали из очагов пожаров и разрушений останки своих близких.

Невольно вспомнился 1945 год. Советские части стремительно наступали в направлении одного из крупнейших городов Германии - Дрездена. И в это время союзники по собственной инициативе, без уведомления советского командования, хотя город находился в зоне, определенной для оккупации советскими войсками, подвергли его массированной бомбардировке. Дрезден был значительно разрушен. Погибли сотни тысяч людей. Однако на аэродром Клотцше, находившийся на его окраине, не упала ни одна бомба, а ведь здесь базировалась школа пилотов люфтваффе. Прошло пять лет, и далеко Сингнсю от Дрездена, а почерк в действиях ВВС США остался прежним. И уже были Хиросима и Нагасаки...

Поскольку штатная численность авиасоединений, направляемых в Корею, была несколько меньше обычной, советские летчики отбирались только из числа добровольцев, а некоторым авиаторам даже приходилось отказывать. Из лучших выбирали самых лучших. Многие пилоты имели опыт боев против немецко-фашистских захватчиков.

Основным самолетом советской истребительной авиации был тогда реактивный МиГ-15, который превосходил по главным характеристикам аналогичные самолеты противника, за исключением F-86. По сравнению с ним «миг» имел лучшие скороподъемность и тяговооруженность, однако несколько уступал в маневренности и радиусе действий. Максимальные же скорости полета у них были примерно равными. Осевой двигатель обеспечивал F-86 лучшую аэродинамическую форму фюзеляжа. Истребитель быстрее нашего набирал скорость при пикировании и имел меньшую, чем МиГ-15, «просадку» при выводе из пикирования.

Вооружение МиГ-15 являлось более мощным и состояло из двух 23-мм и одной 37-мм удачно расположенных пушек. Истребители и истребители-бомбардировщики США имели по шесть крупнокалиберных пулеметов - 12,7-мм "Кольт-Браунинг», значительно разнесенных по крылу. Заметным преимуществом F-86 было лучшее прицельное оборудование, особенно радиодальномер, автоматически вносивший поправки по дальности. На МиГ-15 расстояние до цели определялось визуально и данные вводились в прицел-полуавтомат вручную.

И наши, и американские истребители в ходе боевых действий модернизировались. Так, с апреля 1951 года «миги» стали оснащаться двигателями ВК-1 с большей тягой. Самолет получил название МиГ-15бис (чтобы не усложнять текст, далее я буду давать его без модификации). На нем были установлены перископ для обзора задней полусферы и аппаратура «Сирена», предупреждавшая летчика о работе радиодальномера F-86. Катапультируемые кресла оборудовали автоматами раскрытия парашюта на заранее заданной высоте.

Вся советская авиация и зенитная артиллерия входили в состав 64-го отдельного истребительного авиационного корпуса. В 1952 году он включал три авиационные, две зенитные артиллерийские дивизии (имевшие на вооружении 85-мм пушки и 57-мм автоматические зенитные установки, радиолокационные станция обнаружения и орудийной наводки) и авиационно-техническую дивизию, три отдельных полка: «ночников», истребительный полк авиации ВМФ, прожекторный (для обеспечения действий экипажей ночью и создания светового поля в районе переправ через реку Ялуцзян и на подходах к ним), два госпиталя и другие подразделения обеспечивающих служб,

Корпус в 1952 году насчитывал около 26 тыс. человек. Такая численность личного состава сохранялась до окончания войны в Корее. Как известно, боеспособность воинского контингента определяется не числом боевых единиц, а их составом. С этой точки зрения мы были далеки даже от нормативных требований. Только половина дивизий имела по три полка. Остальные - по два. По штату им полагалось всего по 32 летчика. Такое же незавидное положение сложилось и у зенитчиков.

Немало трудностей приносила нам и действовавшая тогда система укомплектования личным составом. Во время Великой Отечественной войны, по крайней мере в 1943-1945 годах, авиационные соединения и части перед предстоявшими боями или непосредственно в их ходе пополнялись предварительно подготовленными летчиками. Благодаря этому и поддерживалась боеспособность на достаточном уровне. Примерно так же поступали и американцы в Корее. Их летчики, совершившие определенное количество боевых вылетов или отстраненные по каким-либо причинам от полетов, откомандировывались. На их место приходили новые.

Пополнение же корпуса осуществлялось путем полной замены отвоевавших дивизий. Наше военно-политическое руководство, видимо, считало, что такой порядок «освежения» значительно повысит боевые возможности 64 иак. Однако это приводило к тому, что вновь прибывшие части и соединения теряли необстрелянный состав. Пополнение имело смутное представление и о тактике действий, и о практике боевых полетов в Корее. К тому же все, что касалось участия советских ВВС в этой войне, было секретным. Опыт 64 иак не только не изучался и не осваивался в войсках, но и находился под строжайшим запретом.

Кроме того, именно в то время во многих авиачастях приоритет боевой выучки стал ниже, чем у безопасности полетов. Авиационные командиры всех рангов были вынуждены идти на послабления и упрощения в подготовке. Например, учебные полеты выполнялись в плотных боевых порядках и, как правило, с подвесными баками, что ограничивало маневренность. Свободные воздушные бои на максимальных скоростях заменялись так называемыми «типовыми» атаками и фотострельбами по фактически не маневрирующим и не оказывающим никакого противодействия целям. Такую практику необходимо было изменить при подготовке летного состава к командировке. Но, увы, новичками приходилось заниматься нам самим в процессе боевых действий.

По поводу несовершенства системы замены и подготовки направляемого в Корею летного состава мы не раз обращались а высокие инстанции. Но все оставалось по-прежнему. Полагаю, что причиной тому служило откровенное противодействие руководства ВВС и Войск ПВО. Ведь куда проще росчерком пера перемещать дивизии, чем готовить к предстоящим боям каждый полк, каждого летчика...

Советские авиачасти вводились в бои последовательно. Количество истребителей увеличивалось по мере усложнения воздушной обстановки. Однако оно никогда не приближалось к тем фантастическим цифрам, которые приводятся американцами. Общее число действовавших наших самолетов не превышало состава 4-го и 51-го истребительных авиакрыльев 5-й воздушной армии. Если же брать в расчет все истребители, истребители-бомбардировщики и бомбардировщики США, с которыми пришлось воевать, то мы уступали им по численности в восемь - десять раз.

Обстановка, замечу еще раз, оставалась очень сложной. Нам предстояло одним вести боевые действия против многочисленной авиации интервентов, имевших инициативу как нападавшая сторона. Она была представлена всеми родами ВВС, имела большое количество самолетов-постановщиков помех, а также всепогодные истребители F-94 с бортовыми локаторами, использовала широко разветвленную и хорошо оборудованную аэродромную сеть.

Положение оборонявшейся стороны обязывало советских летчиков длительное время дежурить в кабинах истребителей в ожидании вылета. В условиях влажного и жаркого климата это была настоящая пытка. Американцы действовали по заранее разработанным планам и не испытывали таких трудностей. Кроме того, они располагали большим резервом летного состава, которого не имели мы. Летчики-истребители ВВС США в воздушных боях легче переносили перегрузки, применяя специальные костюмы. В то время у нас их не было.

Немалые сложности возникали и в связи с запретом действовать над морем и преследовать самолеты противника южнее линии Пхеньян-Вонсан. Это обстоятельство американцы использовали умело. Воздушные бои велись ими в основном вблизи морского побережья. Попав в невыгодную для себя ситуацию, они быстро уходили а сторону моря и оттуда, выбрав удобный момент и заняв необходимую высоту, снова могли вступать в бой или без помех ретироваться. Наши аэродромы, несмотря на специальное решение ООН, запрещавшее пересекать границу КНР, постоянно находились под воздействием истребителей противника, атаковывавших советские, а позднее и самолеты Объединенной воздушной армии (ОВА) КНДР и КНР при взлете и посадке.

Горный рельеф местности резко ограничивал возможности радиолокационных станций по обнаружению самолетов и слежению за ними. Поэтому командованию советской истребительной авиации приходилось принимать решения в сложной обстановке в предельно сжатые сроки. В связи с этим не всегда удавалось вовремя, в оптимальном боевом порядке и на наивыгоднейшей высоте выходить на перехват цели. Кроме того, наша авиация в передовой линии испытывала острый недостаток аэродромов. Вначале это был единственный - Аньдун, затем к июлю 1951 года вступил в строй аэродром Мяогоу и в 1952 году - Дапу. На них же и отдельно в Дагушань в последующем базировалась и авиация ОВА. Такая скученность значительно снижала оперативность применения советских истребителей. Американцы, тоже сетуя на недостаток аэродромов, забывают, что они всегда располагали достаточным временем для того, чтобы поднять нужное количество самолетов в воздух. Нам же приходилось вылетать внезапно и поднимать крупные силы истребителей с небольшого количества аэродромов, что сделать быстро было очень сложно, а порой и невозможно.

Такое довольно подробное вступление к рассказу о боевых действиях советских истребителей, я считаю, необходимо потому, что при незнании условий и обстановки, в которых нам приходилось сражаться, нельзя понять и ясно представить ход воздушной войны в Корее в целом.

Глава 2
"Черный вторник" и его уроки

Глава 3
Укрощение "Мустангов" и закат "Летающих звезд" и "Тандерджетов"

http://www.airforce.ru/history/korea/index.htm

Самолет-солдат

Леонид КРЫЛОВ, Юрий ТЕПСУРКАЕВ  Всем известно, что неприхотливый, простой, как кувалда, и потому столь же надежный МиГ-15 в частях был наречен “самолетом-солдатом”. Правда ли это, или только красивая выдумка, мы не знаем. По крайней мере, ни от одного ветерана Кореи столь красивого, но неудобопроизносимого прозвища мы не слышали. “Мигарь”, “мигарек” – это сколько угодно. Мы же расскажем о конкретном МиГ-15бис № 1315325, который действительно стал солдатом – одним из самых выдающихся механических солдат той войны. * * * Самым известным пилотом того “солдата” был Евгений Георгиевич Пепеляев. Командир 196-го ИАП Пепеляев начал воевать в Корее на МиГ-15 с двигателем РД-45Ф 9-й серии Куйбышевского завода № 1 (серийный № 109025, бортовой № 925). Когда во второй половине апреля 1951 г. полк получил МиГ-15бис, Пепеляев пересел на самолет 7-й серии Новосибирского завода № 153 (№0715368, б/н 768). С поступлением новых МиГов 13-й серии 153-го завода Пепеляеву достался самолет № 1315325, изготовленный в начале апреля 1951 г. Как мы уже упоминали в статье “Охота за “Сейбром”, 19 мая, за десять дней до приказа, распределявшего МиГи 13-й серии по полкам 324-й ИАД, три МиГ-15бис этой серии были включены в боевой расчет 176-го ГвИАП. Если в тот же день МиГи были приняты и 196-м ИАП, то есть вероятность, что свою первую победу 20 мая Е. Г. Пепеляев одержал на новом “бисе”. Как уже говорилось, “бисы” 13-й серии в 196-м ИАП были закреплены как за пилотами полка, так и за летчиками группы Благовещенского. Есть основания полагать, что на № 1315325 летал испытатель капитан Махалин. По воспоминаниям ветеранов 196-го полка, МиГи 13-й серии первоначально имели следующую окраску: “белый” (т. е. покрытый лишь бесцветным лаком) самолет с корейскими опознавательными знаками в четырех позициях (на хвостовой части фюзеляжа и нижних поверхностях плоскостей) и с четырехзначным бортовым номером, первая пара цифр которого обозначала серию, а последняя — номер самолета в серии. Соответственно, пепеляевский МиГ имел бортовой № 1325. Позже на самолеты нанесли идентификационную окраску 324-й ИАД, каковой являлись красные носы фюзеляжей. Носы окрашивались до 4-го шпангоута, т. е. до конца крышки носового отсека оборудования. При этом на левом борту первая цифра номера (единица) закрашивалась, а на правом—смывалась. Так МиГи 13-й серии получили трехзначные бортовые номера. Соответственно № 1315325 сменил бортовой номер на 325, не менявшийся до окончания Корейской войны.

Один из F-86 4-й ИАГ, сбитых Е. Г. Пепеляевым 28 ноября 1951 г на МиГ-15бис № 325  На 325-м Пепеляев воевал до конца пребывания 324-й ИАД на Корейском ТВД, летая на нем практически постоянно за исключением дней, когда самолет находился на регламентных работах или ремонтировался после боевых повреждений. Впервые 325-му досталось 11 июля 1951 г. Вспоминает Е. Г. Пепеляев: “В одном из боев сбитый американский летчик катапультировался, это было недалеко, километров 20-30 от аэродрома, при приземлении ногу сломал. Вот он, этот летчик, меня и подпутал - дал информацию нашим разведчикам-особистам, которые его допрашивали, что на десяти тысячах “Сейбр” выполняет вираж за 58 или 60 секунд. Я несколько раз проверил вираж на МиГе, получалось 52-53 секунды. И решил один раз на виражах бой провести… Потерял ведомого и самого чуть не сняли Такой был печальный случай.” В бою 11 июля пулеметная очередь “Сейбра” зацепила МиГ Пепеляева, и 325-й получил три 12,7-мм пробоины. Второй раз 325-й был поврежден в описанном в “Охоте за “Сейбром” бою 6 октября. Браунинговская пуля оставила отметину на его правом борту. Немногим менее месяца спустя 325-й снова оказался на некоторое время прикован к земле. Но на этот раз причиной повреждений оказался не огонь противника, а большие перегрузки. Вспоминает Е. Г. Пепеляев: "Самолеты противника шли намного ниже нас, были уже почти под нами Я решил атаковать, а для этого надо было резко переломить траекторию полета. Я переломил и при этом превысил допустимою перегрузку. Крылья деформировались, были видны гофры на обшивке, и еще слышал разговор, что пошла волнами обшивка на фюзеляже, но на глаз я этого не заметил." Точная дата этого боя неизвестна, можно лишь сказать, что он состоялся в промежутке между 29 ноября и 6 декабря 1951 г. 29 ноября на 325-м Пепеляев сбил F-86, 1 декабря победа над F-80 была одержана на самолете борт. № 899 (возможно в этот день 325-й находился на регламентных работах), а 6 декабря в боевом донесении 196-го ИАП появляется запись о том, что самолет № 325 неисправен ввиду замены деформированных плоскостей. На следующий день 325-й среди небоеготовых машин уже не числился. Из 19 официально засчитанных Е. Г. Пепеляеву побед, как минимум 17 были одержаны на 325-м. Если же и в бою 20 мая Пепеляев участвовал на этой машине, то боевой счет 325-го возрастет до 18 побед. * * *

 

В январе 1952 г. 324-я ИАД завершила боевую работу в корейском небе Самолеты и технический состав передали в сменившую ее 97-ю дивизию ПВО. При этом МиГи 196-го полка получил 16-й ИАП, а 325-и достался заместителю командира 3-й АЭ капитану Петру Васильевичу Минервину. 10 февраля на этом самолете он одержал победу над F-86. До этого дня окраска 325-го оставалась без изменений. В начале февраля в 303-й ИАД завершились эксперименты по созданию камуфляжной окраски завоевания господства в воздухе Было принято решение смыть с МиГов 64-го ИАК элементы быстрой идентификации, — красную окраску носов и верхних килей, — и перекрасить весь самолетный парк корпуса по выбранному в результате экспериментов варианту камуфляжа: верхние поверхности — серебристо-зеленоватые (краска получалась добавлением в “серебрянку” желтой и синей красок), нижние — темно-голубые (добавление синей краски в голубую). Однако, в документах 97-й ИАД нам удалось найти упоминание лишь о 10 перекрашенных МиГах — 12 и 14 февраля на перекраске на аэродроме Мяогоу находились соответственно 4 и 6 самолетов 16-го ИАП. Попал ли 325-й в их число — неизвестно. Воспоминания ветеранов полка прояснить этот вопрос не смогли, что и не мудрено, поскольку вскоре 97-я ИАД получила новые МиГи, и уже 5 марта 16-й ИАП начал сдачу старых машин в другие части. “Владелец” 325-го П. В. Минервин вспоминал, что перегонял свой МиГ в Мяогоу на окраску и обратно, однако этот эпизод может относиться и к новой машине летчика — МиГ-15бис с бортовым номером 408 (серийный № 2415308), полученным в марте 1952-го вместо 325-го. Таким образом, 325-й мог либо по-прежнему оставаться “белым”, но без красного носа, либо окрашенным в камуфляж завоевания господства в воздухе. В обоих случаях бортовой номер оставался без изменений, корейские опознавательные знаки наносились в четырех позициях. * * * Начиная с февраля 1952 г, в течение длительного времени 325-й не упоминается в документах 64-го корпуса. В 190-ю ИАД, — “получатель” большинства МиГов 16-го полка, — он не попал. Остается предположить, что 325-й вошел в число тех четырех МиГов 16-го ИАП, что были перегнаны в Аньшань, где базировался ночной 351-й ИАП В то время одна эскадрилья полка переучивалась с Ла-11 на МиГ-15бис. Это объясняет и исчезновение 325-го из документов Корпуса, т.к. только по 351-му ИАП практически отсутствуют какие-либо сведения о том, какие самолеты состояли на вооружении полка, за исключением фотографии пары МиГов (бортовые № 546 и 976) и двух рисунков, на одном из которых изображен МиГ-15 с красным номером 325 (!) на борту. Версию о передаче 325-го в ночной полк подтверждает и Н. М. Чепелев, в январе 1952-го переведенный из 324-й ИАД в 97-ю:

“В соседнем полку командир полковник Пепеляев вернувшись из боя произвел посадку, зарулил на стоянку, и когда мы увидели его самолет № 325, – у него и позывной такой же был, – то сильно удивились V-образность плоскостей исчезла, они стали прямыми, появились гофры на обшивке фюзеляжа от 9-й до 13-й рамы. Вот такая деформация произошла. Мы знаем, что максимальная эксплуатационная перегрузка равна 8, а разрушающая – 12 Значит Пепеляев в бою создал перегрузку больше 12… С этого самолета отстыковали плоскости и отправили на исследование в НИИ, а на № 325 поставили новые. Позже этот самолет сдали в ночную АЭ. На нем в светлую лунную ночь командир звена, фамилию уже не помню, сбил 3 крепости В-29. Боекомплекта хватило. Этого командира мы позже, уже слушателями Академии, еще раз увидели на обложке “Огонька”. Летчиком-ночником, чье фото появлялось на обложке популярного журнала, был Анатолий Михайлович Карелин из 351-го ИАП, лучший ночной истребитель Корейской войны, сбивший 6 “Суперфортрессов”. В ночь с 10 на 11 июня 1952 г. капитан Карелин действительно, атаковав три В-29, сбил два бомбардировщика и третий серьезно повредил. Таким образом, боевой счет 325-го возрос до 20-21 победы. Был ли 325-й закреплен за Карелиным, или на нем летал и кто то другой — неизвестно Также нет данных и о других победах, которые могли быть одержаны на этом самолете в 351-м ИАП. В начале осени, когда началось массовое камуфлирование МиГов 64-го корпуса, получил камуфляж и 325-й. Об окраске можно судить по фотографиям его “собрата” — МиГ-15бис № 546 (серийный № 53210546), который вместе с 325-м воевал сначала в 324 и дивизии, затем в 97-й, из которой он был передан в 351-й ИАП. Самолет был полностью окрашен в светло серый цвет, поверх которого на верхние и боковые поверхности из краскопульта нанесли темно-зеленые полосы, пятна и разводы. * * *

В октябре 1952 г. 325 и передали в 133-ю ИАД ПВО и он снова появляется в документах корпуса. Приказом командира 415-го ИАП № 053 от 19-го октября 325-й был закреплен за старшим летчиком старшим лейтенантом Н. М. Сокуренко. На следующий день приказом № 055 самолет приняли на учет 415-го полка. Сразу после принятия 325-го в 415-й ИАП, на нем произвели замену тормозных щитков площадью 0,5 м2 на щитки площадью 0,8 м2. (Возможно, что замена щитков была произведена еще раньше, в 351-м ИАП.) Самолет появился в полку в период интенсивных боев, и маловероятно, что нашлось время для его перекрашивания в камуфляж, принятый в 133-й дивизии. 21 ноября, отражая налет американских истребителей-бомбардировщиков, Сокуренко сбил один “Тандерджет” После того, как победа была зачислена на личный счет старшего лейтенанта, под козырьком фонаря 325-го появилась маленькая красная звездочка. К концу февраля 1953 г. самолет выработал гарантийный заводской ресурс — 200 часов налета. Приказом командира 415-го ИАП № 012 от 27 февраля была назначена комиссия по продлению ресурса, в которую, помимо старших инженеров полка, вошел и экипаж 325-го — Сокуренко и техник лейтенант Бабурин.

http://www.airforce.ru/awm/korea/mig15.htm

Советская дипломатия в период корейской войны (1950-53 годы)
Страна утренней свежести открылась мне в наиболее трудный период ее истории: шла разрушительная локальная война между Севером и Югом. Мне, только что в июне 1950 года закончившему исторический факультет МГИМО, предложили поехать на работу в посольство СССР в Пхеньяне. Предложение было неожиданным, так как специализировался по Англии. Но после колебаний победило желание узнать новый мир и, вероятно, потому, что с детства привык бродить по брянским лесам за своим дядей-охотником. Окончательное решение было принято на встрече с начальником Управления кадров МИД СССР П.Ф. Струнниковым. Тот нашел необходимые теплые слова, пояснил, что специалисты со знанием английского языка нужны в посольстве, и не исключается возможность контактов с американцами. Выезд мой намечался на середину сентября.

Москва, как и вся страна, в то время только начинала оживать после залечивания ран, нанесенных фашистской Германией. Казалось, все вращалось вокруг мирной жизни. Корейская война шла где-то далеко, но, тем не менее, она по-своему вторгалась в сознание людей. В моей памяти запечатлелась залитая июльским солнцем площадь у Кировских ворот. Спешащие по своим делам москвичи останавливались у большого щита с картой Кореи. На ней флажками обозначалась быстро продвигавшаяся в то время на юг линия фронта, но успех северян чем-то тревожил.

В корейском конфликте зримо проявлялись разногласия недавних союзников по антигитлеровской коалиции - США и СССР. Он назревал чуть ли не с первых месяцев образования в сентябре 1945 года советской и американской зон приема капитуляции японских войск. В сути конфликта лежала потребность корейского народа в воссоединении, восстановлении искусственно порванных 38-й параллелью национальных связей.[2] На Севере и Юге от 38-й параллели сложились режимы, различные по своему государственному и общественному устройству. Их лидеры опирались на поддержку соответственно СССР и США и в 1950 году подошли к той черте, у которой видна возможность объединения страны, как казалось тогда, только военной силой. Президент Южной Кореи Ли Сын Ман призывал к походу на север. На 38-й параллели периодически возникали вооруженные инциденты. В то же время в районах, близких к границе, шла концентрация северокорейских войск.

Вспыхнувшее, как я полагаю по вине обеих сторон, на рассвете 25 июня 1950 года вооруженное столкновение между Севером и Югом в случае, если бы США, как и СССР, воздержались от участия в конфликте, могло бы привести к объединению страны. Ли Сын Ман не пользовался достаточной поддержкой населения, его партия потерпела поражение на парламентских выборах в конце мая 1950 года. Однако этому воспрепятствовали США. В Вашингтоне избрали путь интернационализации конфликта. США добились срочного созыва Совета Безопасности, осуждения КНДР "за агрессию", одобрения Советом Безопасности прямого американского вмешательства в военные действия.

Вашингтон действовал быстро и решительно, как будто по заранее подготовленному плану. Командующий военно-воздушными силами США генерал Ванденберг уже 25 июня получил указание о подготовке к нанесению ядерных ударов по военным базам Сибири в случае участия в корейском конфликте Советского Союза.[3]

27 июня Трумэн через своего посла в Москве Керка запросил Советское правительство о его отношении к событиям в Корее. И, получив 29 июня весьма сомнительные заверения в невмешательстве советской стороны, дал согласие на срочную переброску в Южную Корею американских войск из Японии.[4]

Заявление Советского правительства с осуждением иностранной интервенции в Корее, сделанное 4 июля, не оказало уже влияния на позицию, занятую Советом Безопасности. Под нажимом США 7 июля Совет Безопасности в отсутствие представителя СССР принял резолюцию, разрешавшую американским частям именоваться войсками ООН и использовать ее флаг, назначил командующим войсками в Корее американского генерала Макартура.
Ко времени моего выезда из Москвы 20 сентября 1950 года уже возникали опасения, что военный конфликт в Корее примет крупномасштабный и затяжной характер. Северяне, после начала военных действий, действительно нанесли поражение армии южнокорейского президента Ли Сын Мана и продвинулись до окраины Пусана - последнего крупного центра южной оконечности Корейского полуострова. Но американцам удалось скрытно сосредоточить в корейских водах крупные военно-морские и воздушные силы и высадить 13-16 сентября 1950 года десант в Инчхоне в тылу северокорейских войск, оказавшихся в тяжелом окружении. Одновременно они подготовили наступление с Пусанского плацдарма, куда была переброшена 8-я американская армия из Японии.

О масштабах операции США говорит то, что в нее было вовлечено примерно 230 тысяч американских и южнокорейских войск, из них 7- тысяч - в Инчхоне и 160 тысяч - в Пусане. В результате этой операции северокорейская армия была фактически отрезана от Севера, понесла значительные потери, погиб ее командующий Ким Чак, и лишь отдельные ее части вышли в северные районы страны через горные перевалы. Американская армия 26 сентября вошла в Сеул и приблизилась к 38-й параллели.

...Мой путь в Корею лежал через Читу, пограничный пункт Отпор и далее опять поездом, до столицы северо-востока Китая - Шэньяна . Там, в нашем Генконсульстве я узнал об осложнившейся в Корее критической обстановке. Американцы продвигались на север, и все зависело теперь от того, перейдут ли они 38-ю параллель. В этом случае в Шэньяне готовились к возможному прямому вооруженному столкновению с американской армией. Отношения китайцев с США были натянутыми, в Шэньяне закрыли американское Консульство, а сотрудников его выслали из страны.

Первого октября в Шэньяне праздновали годовщину образования КНР, и я был свидетелем внушительного парада частей городского военного округа. А 2 октября поездом добрался до пограничного с Кореей китайского городка Аньдун. Здесь я встретил прибывших на грузовиках из Пхеньяна советских специалистов. Многие были ранены и необычно возбуждены, ведь позади остались двести километров корейских дорог. По их словам, передвижение по ним полностью контролировалось американской авиацией. На всем протяжении пути лежала разбитая и сожженная техника, у воронок можно было заметить много убитых и искалеченных животных. Казалось, пронесся какой-то ужасный смерч.

В Аньдуне меня познакомили с корейским министром торговли, он возвращался в Пхеньян и согласился взять меня в свой трофейный американский джип.

Уже смеркалось, когда мы пересекли пограничную широкую реку Ялуцзян. На границе формальности были минимальными, нам пожелали удачной дороги. Первые впечатления от корейской земли врезались в память. Шофер, кореец в военной форме, казалось, осязал дорогу, знал каждый поворот и объезд, а они постоянно рождались военной жизнью. Машина, не сбавляя скорости, то вдруг проваливалась вниз, то прокладывала путь по пересохшему руслу какой-то речушки. Иногда с разных сторон и с земли, и с воздуха темное небо разрезали очереди трассирующих пуль, или вдруг с самолета на парашюте подвешивали осветительные устройства, и мы как будто оказывались на виду у всего мира под слепящими огнями. Когда наша машина приблизилась к Пхеньяну, небо над городом уже светлело. На пустынных улицах большого города замелькали первые прохожие, и вскоре мы подъехали к советскому посольству - двухэтажному зданию из серого камня, над которым развевался красный флаг.

В Пхеньяне уже месяц работал окончивший одновременно со мной институт В.А. Устинов. Он кратко ввел меня в курс фронтовых и местных событий. Не исключалась возможность экстренной эвакуации посольства при приближении американцев и лисынмановцев. Город периодически подвергался бомбежкам и обстрелам, но напряженная работа нашей миссии продолжалась.
Меня представили послу, в прошлом кадровому генерал-полковнику Т.Ф. Штыкову. Крепко скроенный, с широким, немного скуластым лицом, он казался старше своих 43 лет. Терентий Фомич пользовался уважением всех сотрудников посольства за принципиальность, особенно в деловых вопросах, доброжелательное отношение к окружавшим его людям. За плечами этого всегда внешне выдержанного человека лежали трудные годы Великой Отечественной войны. Участвовал он и в освобождении Кореи, а в 1946-1947 годах возглавлял советскую делегацию на переговорах в Сеуле в Советско-американской совместной комиссии по Корее.

Что известно о роли Штыкова в корейской войне? Очевидно, он был осведомлен о тайных военных замыслах Ким Ир Сена по объединению страны. Ким Ир Сен и в последующие годы подчеркивал полезный характер отношений, которые сложились у него со Штыковым. В моей памяти остались конфиденциальные сведения и о том, что Штыков предупреждал Москву о серьезном риске продвижения на юг северокорейской армии, указывал на растянутость ее коммуникаций и другие слабые моменты, но, очевидно, достаточно полной разведывательной информации о подготовке американцами десантных операций в Корее он, видимо, не располагал.

На первом этапе работы в посольстве я выполнял у посла секретарские обязанности. Среди прочих дел должен был постоянно напоминать Т.Ф. Штыкову о необходимости укрываться в бомбоубежище. Помню, как в первый же день, когда уже прозвучал гонг - удар по рельсу - предупреждение об опасности, я услышал рев моторов в небе. На большой высоте шли звенья американских крепостей "Б-29". Но еще оставались секунды для определения их намерений, а я колебался, пора ли предупреждать посла. Но его обеспокоенное лицо уже показалось в дверях кабинета. Загромыхали зенитки, земля закачалась от разрывов. Наш рывок к убежищу (метров 30) проходил под градом осколков. Штыков мне ничего не сказал, но моя выжидательная медлительность ему явно не понравилась.

Вскоре началась подготовка к эвакуации. В ночь на 10 октября сотрудники посольства покинули Пхеньян на легковых и грузовых машинах, которые в темноте под звуки бомбежек двигались медленно. За первую ночь прошли всего шестьдесят километров и лишь к утру, после второй, более спокойной ночи одна за другой машины достигли города Синыйджу. Здесь кончалась корейская земля, за пограничной рекой Ялуцзян простирался Китай. Сюда стекались огромные массы беженцев со всей страны. На крышах некоторых домов-госпиталей виднелись яркие знаки Красного Креста. Численность городского населения возросла до 149-150 тысяч человек.

Посольство временно разместилось в здании какого-то бывшего японского банка. Ким Ир Сен интересовался нашими планами и через своего адъютанта передал, что рассчитывает не допустить американцев к границе, что война будет носить длительный характер, просил учитывать этот фактор и продолжать выполнение своих функций на территории Кореи.
В это время между Москвой и Пекином уже была достигнута нелегкая договоренность о координации совместных действий по защите Северной Кореи, на китайские аэродромы у границы с Кореей перебрасывалась наша авиация. Мне запомнился день 18 октября. Мы с Устиновым подошли к реке Ялуцзян, ее коричневатые быстрые воды неслись к океану. Был сумрачный холодный день - заговорили о крайней сложности военного положения: за городом готовилась последняя линия обороны, закапывались танки, не хватало горючего.

Неожиданно мы заметили странное движение: по мосту с китайской стороны на корейскую землю переходили растянутые вереницей колонны несущих на коромыслах продовольствие и военное снаряжение китайцев. Это были первые добровольцы - молодые ребята, одетые в защитного цвета армейскую одежду. Как стало впоследствии известно, на корейский фронт в конце октября было направлено пять стрелковых корпусов и три артиллерийские дивизии, в основном Шэньянского округа, было создано объединенное командирование китайских и северо-корейских частей.

21 октября 1950 года поступило решение о перемещении посольства и в целом дипкорпуса из Синыйджу в более безопасное место - Супхун, маленький поселок, возведенный японцами при строительстве на Ялуцзян Супхунской ГЭС - крупнейшей в то время в Азии. Уезжать из Синыйджу не хотелось. Город казался уже своим, хотя и временным, домом. Я изучил его центральные улицы, небольшие ресторанчики, где подавали непритязательные местные закуски из кур и кимчи - сочной корейской капусты и фасоли, политой жидкой соей.

На уличках были вырыты длинные щели метров до двух глубиной. Однажды мне пришлось воспользоваться таким укрытием, когда над самой землей, преследуя корейские джипы, пронесся американский самолет. В укрытии теснились женщины и дети всех возрастов. Их наполненные ужасом расширенные глазенки напряженно следили за летящим стреляющим чудищем. Ни слез, ни рыданий, только повсюду страх и глухая опустошенность от потери близких или жилища. И во мне звучал голос упрека, что я их оставляю. Расставался я и с Устиновым, близким мне здесь человеком: его переводили на работу в Пекин.

Но то, что вскоре случилось с Синыйджу, трудно было предположить: город был буквально стерт с лица земли. Невольно вспомнилась страшная судьба испанской Герники, разрушенной до тла гитлеровцами. Когда я вновь попал туда, местность была неузнаваема. Как оказалось, американские самолеты безжалостно обливали город по окружности морем напалма, и затем методически квартал за кварталом сметали все живое. Вокруг лежала выжженная и мертвая земля, местами покрытая изморозью после холодной ночи. Кое-где возвышались лишь остатки канового - печного отопления, и отдельные стены домов, с еще сохранившимися знаками Красного Креста. А в голове стучала одна мысль: что стало с людьми? Не верилось, что все погибли. Судьбу Синыйджу разделили почти все маленькие и большие населенные пункты Северной Кореи.

Организовывать работу посольства на новом месте в поселке у Супхунской ГЭС было нелегко: отсутствовала регулярная связь с Москвой, и наша информация о положении в самой Корее была крайне ограниченной. Как-то вечером я пришел по вызову к Штыкову и застал его склонившимся в тревоге с советником Григорием Ивановичем Тункиным над разложенной на полу стратегической картой. На основании полученных сведений они пытались уточнить линию фронта, вернее, продвижение американских и южнокорейских войск, которые вот-вот могли появиться у границ Китая, не исключалась и возможность американского десанта в районе Супхунской ГЭС. "Возьмите машину и с военврачом срочно поезжайте, - услышал я, - там где-то в горах перевернулась автомашина с нашими людьми. Разберитесь и примите необходимые меры".

Потерпевших аварию мы обнаружили в госпитале соседнего городка. Корейцы оказали оставшимся в живых медицинскую помощь, а на другой день помогли организовать похороны нескольких погибших. В результате полученных травм скончалась удивительной красоты и изящества скрипачка-японка, вышедшая замуж за советского гражданина корейско-русской национальности. Она оставила ему двоих детей. И моя память навсегда сохранила горе этого семейства.

В начале ноября было получено указание о переезде сотрудников посольства в другой пограничный с Китаем городок Манпхо. Некоторые направлялись в отпуск на Родину, меня же переводили временно на работу в наше Генконсульство в Шэньяне. На три месяца я расставался с Кореей.

Между тем война набирала обороты, и остановить ее кровавое колесо становилось все труднее. Окрыленные успехом американцы перешли 38-ю параллель и вторглись в Северную Корею. 19 октября 1950 года 8-я американская армия захватила Пхеньян и продолжала продвигаться к границе с КНР. Лишь встретив упорное сопротивление со стороны появившихся в Корее частей китайских добровольцев, американцы приостановили продвижение. Командующий войсками ООН генерал Макартур направил в Совет Безопасности ООН доклад "Об агрессии КНР против войск ООН". И в то же время он начинает подготовку к мощному наступлению, которое должно было завершить захват всей Кореи и вывести войска ООН на границу КНР и Советского Союза. Начать эту операцию намечалось 24 ноября. Макартур сам участвовал в разведывательном полете. Вплоть до границы с Китаем он видит бесконечные пустынные сопки, хребты и перевалы, сообщает об отсутствии видимости не только войск, но вообще признаков жизни. 24 ноября после солидной артподготовки 8-я американская армия развертывает генеральное наступление.

Более суток все идет по разработанному сценарию, кроме, пожалуй, пятнадцатиградусного мороза. Но вечером 25 ноября случается непредвиденное: китайцы начинают массированное контрнаступление, которое почти непрерывно продолжается 26 и 27 ноября.

28 ноября поражение американцев становится явным. Генерал Уолкер, вылетавший в Токио для консультаций с Макартуром, издает приказ об общем отступлении. Первоклассно оснащенная восьмая армия, фактически распалась, ее потери убитыми и ранеными составили более 11 тысяч человек.

Макартур в сообщениях в Вашингтон настаивал на принятии самых решительных мер. Имелось в виду применение ядерного оружия. Трумэн на пресс-конференции 30 ноября делает сенсационное заявление: "Если необходимо, Америка начнет ядерную войну". Командующий стратегической авиацией США генерал Пауэр в эти дни был готов к исполнению решения о применении ядерных бомб.[5] И все же Трумэн не решился на этот шаг. Американское руководство беспокоила непредсказуемость последствий и крайняя непопулярность таких мер как в самих Соединенных Штатах, так и за рубежом. Ядерное оружие заменили неограниченным использованием напалма.

Американская армия отступала, пытаясь оторваться от противника. 5 декабря американцы оставляют Пхеньян. 17 декабря Трумэн объявляет в США чрезвычайное положение, в Корею срочно перебрасывают новые подкрепления, устанавливается торговая блокада Китая. Но остановить продвижение китайских частей не удается. 23 декабря погибает в автокатастрофе командующий сухопутными войсками генерал Уолкер. Его заменил на этом посту генерал-лейтенант Риджуэй.

Китайские добровольцы и северо-корейские войска 25 декабря, преследуя противника, пересекают 38-ю параллель и 4 января 1951 года входят в Сеул. Только в середине января американцам удается собрать достаточные силы и приостановить продвижение северян и китайских войск.

Неудача расчетов Макартура связывалась с еще одним фактором. Неожиданно для американцев в первых числах ноября в воздушном пространстве Кореи появились эскадрильи МИГов советского производства, базирующиеся на китайской территории. Американцы сравнивали нервный шок, возникший при проявлении этих самолетов, с впечатлением, которое произвел на них позже запуск Советским Союзом космического спутника Земли.

Менялся характер войны: американцы теряли преимущества безраздельного хозяйничанья в воздухе. До ноября их моторная авиация висела над дорогами почти круглосуточно, и возможность передвижения для корейцев открывалась только с наступлением сумерок. Теперь американцы вынуждены были прибегать при налетах к авиационному прикрытию, и в воздушных боях они несли значительные потери.[6]

После отступления войск ООН за 38-ю параллель коллектив нашего посольства в январе 1951 года разместился, по предложению правительства КНДР, в десяти километрах от Пхеньяна в долине Сопхо, в постройках предназначенных ранее японцами для штаба так называемой Квантунской армии. В ту же долину перебрались китайские и румынские посольства. Диппредставительствам Польши, Венгрии, Чехословакии, Монголии и ГДР были предоставлены резиденции в другом районе вблизи Пхеньяна. В составе нашего посольства работали дипломаты-японисты и китаеведы: С.П. Лазарев, В.И. Петухов, И.К. Морозов и др. Большую переводческую помощь оказывали сотрудники - советские корейцы. Деловые связи поддерживались с торгпредством, которое возглавлялось А.А. Трусовым, а затем П.И. Сакуном. Нашу печать представляли корреспонденты ТАСС, Совинформбюро и некоторых газет. В военные годы в Корее побывали известные журналисты А. Ткаченко, С. Борзенко. С большой нагрузкой действовал советский госпиталь во главе с профессором В.Н. Поповым. Во многих корейских ведомствах трудились советские специалисты-советники.

Самостоятельно, то-есть имея все свои технические службы, связи и др., действовал большой по численности аппарат главного военного советника при Верховном корейском командовании. Руководил всей работой этого довольно сложного механизма посол, он же главный военный советник генерал-лейтенант В.Н. Разуваев. В середине ноября 1950 года он сменил Т.Ф. Штыкова и оставался в Корее до весны 1953 года. Имя этого талантливого организатора осталось неизвестным широкой общественности. Родился он в русской глубинке, в Курской области, женился на красавице-грузинке и прекрасно, как на родном, изъяснялся на грузинском языке.
У меня до сих пор сохранилось первое впечатление от встречи с Владимиром Николаевичем Разуваевым в Генконсульстве СССР в Шеньяне. Он прилетел туда из Москвы по пути в Пхеньян и просил помочь ему связаться со Штеменко С.М. (в то время начальником Генштаба). Запомнились его необычные, чуть выпуклые с синеватым отливом глаза, излучающие энергию, массивная подвижная фигура бывшего борца или боксера, глубокий обволакивающий голос. В Корею направляли кадрового военного, закончившего Отечественную войну командующим ударной армией, проявившего в боях личное мужество и храбрость. В послевоенное время он был командующим армией и войсками военного округа.

Свой паспорт посла он получил через год и с любопытством рассматривал его - свидетельство своего превращения в дипломата. Упоминаю об этом в связи с тем, что действительно уверен в заслугах и смелости этого волевого талантливого человека. В коллективах посольства и других организаций он быстро сумел завоевать авторитет, объединить всех не просто дисциплиной, но и общей идеей сотрудничества в интересах нахождения наиболее рациональных путей решения текущих дел. Он привлекал людей своим даром ясного мышления и искусством передавать свои чувства аудитории. И если в дальнейшем возникали трения в коллективах, то это было следствием несовместимости характеров некоторых лиц или их амбиций.

Был и такой случай, когда, собрав весь оперативный состав в своем кабинете, Разуваев обратился ко мне: "Ты у нас самый молодой, скажи, почему у нас нет дружбы?" Ему хотелось не только сотрудничества в работе, но сплочения коллектива. Кое-что он делал для этого, например, поощрял спортивные увлечения. И однажды на волейбольную встречу сборных команд гражданских и военных организаций были приглашены Ким Ир Сен и военные из его окружения.

Примечания:

[2] 38-я параллель - разграничительная линия советской и американской зон приема капитуляции японских войск, принятая по инициативе США в августе 1945 г. Она превратилась в границу между образованной на севере в сентябре 1948 г. Корейской Народно-Демократической Республикой и провозглашенной на юге в августе 1948 г. Республикой Корея.

[3] См. Mac Donald. The War Before Vietnam, N.Y., 1986, pp.33-34.

[4] Только спустя много лет стали более понятными внутренние пружины действий США в Корее: вначале - демонстративного невмешательства (вывод из Южной Кореи американских войск в июне 1949 г. и заявления госсекретаря 12 января 1950 г. об исключении Южной Кореи "из периметра американской обороны"), а затем - резкого изменения этого курса. Как выяснилось, изменения в корейскую политику США были внесены весной 1950 г. на основе секретного доклада, который представили Трумэну в декабре 1949 г. госдепартамент и Пентагон. Его одобрил и Национальный Совет Безопасности. В нем предусматривалась активизация военной политики США: замена тактики сдерживания "советской экспансии" на наступательную военную конфронтацию с Советским Союзом (см. Don Coak. Forging the Alliance NATO 1945-1950, L., 1989, p.230, 241, а также Ковалев А.В. Политика США и Японии на Корейском полуострове. М., 1990, с.23).

[5] Clay Blair. The Forgotten War, America in Korea, p.p.522, 527.

[6] По данным Центрального архива Минобороны России советские авиационные соединения в войне в Корее потеряли 335 самолетов и 120 летчиков. 64-й авиационно-истребительный корпус, принявший участие в войне в Корее, насчитывал 26 тысяч человек. По данным командующего корпусом генерал-лейтенанта Г.А.Лобова в воздушных боях были уничтожены 1300 самолетов противника, наши потери составили 335 самолетов и, по уточненным данным, - 200 летчиков. См. "Известия", 9 февраля 1994 г. и "Комсомольская правда" - 25 июня 1991 года.

Разуваев поощрял и выступления на государственных праздниках - протокольных мероприятиях - наших любительских хоровых групп с исполнением песен патриотического и лирического содержания. Проводились такие приемы в Пхеньяне в большом подземном зале в районе горы Моранбон. Приглашалось все корейское руководство, собиралось свыше 500 гостей, и проблема была зачастую с их выездом после завершения приема. Американские самолеты сбрасывали свой бомбовый груз над этим районом с небольшим интервалом, и приходилось, ожидая затишья, задерживаться иногда почти до утра.
Корейцы только начинали государственное строительство и что-то брали из нашей практики. Однако в целом с самого начала, как я полагаю, они прокладывали свой собственный путь, в том числе и в области внешнеполитической деятельности. Незадолго до переговоров с американцами в Кэсоне по просьбе корейского руководства первый секретарь посольства Петухов провел несколько дней с начальником Генштаба КНА Нам Иром для ознакомления его с дипломатической практикой.

Наши деловые связи с корейскими ведомствами, в том числе и через военных и гражданских советников, позволяли посольству давать в Центр объективную и серьезную информацию о положении в стране и обстановке на фронте, содействовать развитию торгово-экономических взаимоотношений. Многие дипломатические сотрудники с согласия Москвы были награждены корейскими орденами. Мне помнится торжественная обстановка, в которой вручал нам ордена Председатель Верховного Народного собрания КНДР один из старейших национальных лидеров Ким Ду Бон. Спустя несколько месяцев он трагически погиб при переправе на пароме через бурную разлившуюся в сезон дождей реку. С ним, к несчастью, погибли также двое наших сотрудников, возвращавшихся на Родину по завершении трудной и опасной командировки в Корею.

Работа в посольстве была напряженной, помимо текущих практических дел готовились объемные аналитического характера документы для центра. При выполнении заданий сотрудникам посольства предоставлялась, я бы сказал, разумная самостоятельность. Так, занимаясь подготовкой информации о положении на юге страны, приходилось искать контакты с корейскими военными и партийными работниками из Трудовой партии Кореи, которые получали важную информацию с Юга. С большими трудностями удавалось добывать свежие южнокорейские газеты. Южнокорейскую прессу сами корейцы получали, после начала переговоров о перемирии, от американских военных. Те передавали ее в обмен на женьшень, плантации которого находились на территории северян. Эти материалы сосредоточивались в библиотеке корейского ведомства, которая находилась на окраине деревушки. И я посещал ее по договоренности с корейцами и получал там нужные мне южнокорейские газеты.

В этой же деревушке содержались небольшими группами американские военнопленные и велись их допросы. Но однажды, когда на рассвете я приехал туда, деревушки не оказалось. Вместо нее лежало перепаханное бомбовыми ударами еще дымящееся поле. Неожиданно из каких-то обломков появился в помятой форме корейский офицер. У меня невольно вырвался вопрос: как же он уцелел? Оказалось, он спасся, перебегая из воронки в воронку, а американских военнопленных, по его словам, накануне удалось вывезти.

Как-то посол сказал мне, что дает "важное дипломатическое поручение": в составе делегации дипкорпуса выехать на военные заводы и во время посещения обратить внимание представителей других стран ( а выезжали руководители посольств Чехословакии, Венгрии, Польши, Румынии, Монголии) на то, что почти все оборудование там советского производства. И далее пояснить, что корейцами подготовлено подземное помещение для нового завода, но не хватает станков для налаживания производства, и корейцы нуждаются в помощи. Имелось в виду, что эти вопросы могут быть поставлены в информации послов о посещении заводов.

Удалась мне эта миссия или нет, судить не могу, но впечатление от посещения завода, расположенного в огромных подземных штольнях свинцово-цинковых рудников, и нового завода в подземных туннелеобразных залах сохранилось и поныне. Там, действительно, было в основном советское оборудование, японские станки, и нашелся один чехословацкий пресс для штамповки, но главное - там работали мужественные люди.

Молодые корейские рабочие воспринимали нас как близких по духу посланцев жизни, за которую они борются. Ощущение единого порыва, когда они поднятием рук и скандированием приветствовали выступление румынского посла - дуайена дипкорпуса, позволило мне как-то понять неизвестные пружины, позволявшие корейцам с необыкновенным упорством выдерживать яростное военное давление американцев.

Были у членов дипкорпуса встречи на рисовых чеках и с крестьянками, собиравшими до тринадцати тонн риса с гектара вместо обычных в Корее трех-четырех тонн. И посол Монголии, где культивируется суходольный малоурожайный рис, никак не мог прервать поток своих вопросов к молодым кореянкам, не спешил уезжать, не реагируя на приближавшиеся разрывы бомб.

Руководство МИД КНДР, которое находилось в деревеньке вблизи долины Сопхо, старалось обеспечить по возможности безопасность посольств. Охрану всего района нес корейский армейский батальон. посты наблюдения находились в небольших каменных укрытиях возле рабочих и некоторых жилых помещений. Солдаты не покидали их во время налетов авиации, и поэтому батальон нес значительные потери. Яростные налеты американской авиации носили почти непрерывный характер. Проводились и специальные массированные обстрелы и бомбежки с целью разрушения всех сооружений и поражения всего живого.

Вот вырванные из времени мои дневниковые записи: "1 июня 1951 года. Где-то далеко, далеко в голубом небе идет воздушный бой. Временами до земли доносятся его отзвуки. И вдруг в голубизне вспышка, и к земле устремляется белый факел, и в его падении вырисовывается контур пылающего самолета. Интуитивно хочется бежать к месту его падения, все равно, чей бы он ни был. Но это далеко за гребнем сопок. А вскоре гул, совсем низко над сопкой разворачиваются один за другим три вражеских самолета. Это реактивные Ф-80, мы называем их кресты. От первого отделились темные бомбы. Внутреннее напряжение вызывает ощущение невесомости. Я прыгнул в траншею, но там много воды, пришлось выскочить. И уже когда бежал дальше, настигла взрывная волна. Бомбы взрывались в воздухе, обдавая окрестности мелкими осколками. Пооткрывались двери, кое-где разбиты стекла, расщеплены стволы деревьев. Один солдат кореец погиб, несколько ранено".

Запомнился целенаправленный налет американской авиации на посольство 5 июля 1951 года. В нем участвовало восемь реактивных самолетов Ф-80, они с полудня с периодичностью в один час появлялись над долиной и, "поработав" минут двадцать, сбросив груз бомб и напалма и постреляв, почти безнаказанно улетали. В этот день мы заканчивали, с большим запозданием по срокам, работу над первым годовым политическим отчетом военного времени для Москвы. И две бочки с напалмом, я даже видел, как они летели, попали в домик, где работали машинистки. Погасить огонь оказалось невозможно, однако удалось спасти отчет с немного обгоревшими листами, который и отправили в Москву с ожидавшими почту дипкурьерами. Пострадало несколько зданий, был контужен повар посольства. Кругом, как после урагана, кажется, будто злые силы встряхнули всю землю и разбросали ее вокруг.

И снова дневник. "24 июля 1951 года. В шесть утра выехал в Пхеньян. В последние дни американские самолеты усиленно контролируют дороги. Но за три километра до города уже идут люди. По краям дороги появляются врытые в землю, покрытые циновками палатки торговцев. Снуют ребятишки. В самом городе центральные улицы расчищены, а вместо домов каркасы или груды камней. Но в каждой щели живут люди и под каждой крышей слышатся голоса. Гул самолетов, и жизнь замирает, машины жмутся к развалинам, ребятишки рассыпаются по щелям, но самолеты разворачиваются и уходят в район свежих воронок, там всегда большое скопление людей. Минут через двадцать мы возвращаемся. У выезда из города оборваны провода высокого напряжения. У дороги видны развалившиеся чиби-хижины, в скарбе возятся измазанные, с почерневшими лицами люди. Опустив руки, склонив голову, сидит старая кореянка, а девочка лет тринадцати с воспаленными заплаканными глазами пытается что-то откопать. Раздается выстрел - знак тревоги, и десятки людей бегут в сторону подальше от дороги. Но тревога ложная, мы спешим уехать из этого района".

Для посольства к осени 1951 года было построено втиснутое в камень сопки, покрытое бетоном, одноэтажное рабочее здание. Вблизи от него подземные убежища. По склону сопки - покрытые бетоном жилые землянки. Эти меры позволили спасти жизнь многих сотрудников, нормализовать их работу.

Но в напряженной жизни того времени, когда часто горечь и смех переплетались воедино, бывали и спокойные минуты. По прибытии еще в октябре 1950 года в Пхеньян я приобрел себе ижевскую двустволку. И вот теперь, обосновавшись в сопках, утром иногда бродил по окрестным лесам.

С хребтов открывались картины уходящих к горизонту дышащих синевой далеких гор, внизу в зелени долин, местами залитых водой, копошились одетые в белое люди. Работали взрослые и дети, возделывая рис.

А на склонах сопок в начале мая все буйно расцветало: внизу - огромные каштаны (по-корейски ночное дерево), повыше - мелкорослые дубки и сосенки, а еще выше - снежные акации, а в воздухе призывно звучал голос ярко-желтой иволги. А когда случались обстрелы и бомбежки, то не выдерживали и кричали обеспокоенные фазаны.

Но увлекаться было нельзя - в зелени сопок размещались части китайских добровольцев. Маршруты их скрытых от глаз перемещений проходили по всей стране. Китайские добровольцы, кстати, принесли с собой несколько упрощенную формулировку наших отношений, которая вошла в то время в народный язык: русский - старший брат, китайский - средний, корейский - младший. Китайцы - молодые, почти всегда улыбающиеся ребята, когда речь заходила о какой-либо военной технике, часто добавляли: "Мао попросит, Сталин еще пришлет". Но это не относилось к отношениям между нашими дипломатическими представительствами. Посол КНР и В.Н. Разуваев, прибывшие в Корею примерно в одно и то же время, никак не могли поладить: кто же первым должен нанести визит вежливости. Китайский посол в военном звании генерал-полковника, солидного возраста, довольно высокомерный, избегал контактов с нами и ввел в своем посольстве строгий порядок общения с советскими дипломатами. Каким-то образом все это дошло до Москвы и Пекина, и обоим послам, насколько мне помнится, пришли соответствующие указания. Это подействовало и несколько нормализовало обстановку.
Между тем в Вашингтоне после декабрьского - 1950 года - поражения на фронте в Корее были сделаны серьезные выводы. Суть их состояла в том, что Трумэн не дал Макартуру согласия на расширение конфликта и нанесения ударов с воздуха по базам, расположенным на китайской территории.[7] И поскольку Макартур настаивал и опубликовал 11 апреля 1951 года открытое письмо с критикой "ограниченной войны", Трумэн освободил его с поста Верховного главнокомандующего войсками ООН в Корее и переместил на эту должность Риджуэя.

На фронте первые месяцы 1951 года инициативу продолжали удерживать северяне и китайские части. Но на этот раз они проявили благоразумие и по тактическим соображениям в начале марта провели отвод войск по всему фронту и оставили Сеул. Но когда американцы вновь попробовали перейти 38-ю параллель, северяне в апреле-мае контратаковали, и в результате фронт стабилизовался примерно вдоль 38-й параллели. Дальнейшие военные действия становились явно бессмысленными. Казалось, складывались условия для политического решения конфликта. Американцы однако выбрали тактику чередования политического и силового военного давления, которой они придерживались вплоть до подписания перемирия.

В ходе развернувшейся дипломатической борьбы северяне и китайцы стремились к политическому урегулированию, а американцы - к затягиванию конфликта. И лишь проявленная советской стороной 23 июня 1951 года инициатива открывала путь к переговорам. Учитывая позицию американцев, постоянный представитель СССР в ООН Я.А. Малик предложил начать движение к компромиссу не с прекращения огня, а с переговоров о перемирии. На этой основе 10 июля 1951 г. в демилитаризованной зоне в Пханмунчжоне состоялась первая встреча представителей корейско-китайской стороны с делегацией командования ООН.

Оценивая позиции сторон на открывшихся переговорах, можно сказать, что влияния самой ООН не чувствовалось, и поведение делегации ООН определяли американские военные круги. Американцы настояли на том, чтобы демаркационная линия была установлена не по 38-й параллели, а по линии фронта на момент заключения перемирия, и продолжали военные операции.

Переговоры все же медленно продвигались, и к маю 1952 года было достигнуто согласие по всем пунктам, кроме пункта о военнопленных. Открылась перспектива в короткие сроки достичь прекращения военных действий и дальнейшего кровопролития. Однако потребовалось еще более года, прежде чем удалось 8 июня 1953 года согласовать вопрос об обмене военнопленными, и 27 июля 1953 года подписать соглашение о перемирии. За время переговоров американцам не удалось изменить военным путем линию фронта: она с небольшими отклонениями проходила по 38-й параллели и стороны, таким образом, вернулись к той демаркационной линии, которую в самом начале переговоров предлагала корейско-китайская делегация.

Затягивая конфликт и используя превосходство в воздушных и военно-морских силах, американцы рассчитывали ослабить противника, реабилитировать себя в глазах американской общественности за неудачи в Корее. Но, пожалуй, главная их цель состояла в том, чтобы оправдать начавшееся перевооружение американской армии (в декабре 1949 года Трумэн дал санкцию на ускоренное развертывание работ по созданию термоядерного оружия). Нужно было резко увеличить бюджетные ассигнования на военные расходы.

Весной 1952 года на пост командующего войсками ООН в Корее был назначен генерал Кларк - сторонник проведения в Корее силовых наступательных действий... При нем разрабатывался новый план внезапного нападения на Северную Корею с воздуха и разрушения действовавших энергетических, ирригационных, промышленных объектов, а также нанесения ударов по местам расположения северокорейского командования и дипкорпуса. Вначале было намечено для уничтожения 125 объектов, затем их число было увеличено до 175.

Проведение в жизнь этого плана началось с 23 июня 1952 года. В этот день американцы совершили самый крупный массированный налет на комплекс гидросооружений по реке Ялуцзян. В налете участвовало свыше пятисот бомбардировщиков. В результате почти вся Северная Корея и часть Северного Китая остались без электроснабжения. Английские власти открестились от столь непопулярного акта, совершенного под флагом ООН, заявив протест, при этом ссылались на то, что с Англией не советовались. Впоследствии американцы во всех подробностях опишут подготовку к этой операции, во время которой им удалось надолго вывести из строя Супхунскую ГЭС и ряд других электростанций.

Северная Корея довольно тяжело переживала эту потерю и постепенно переходила на снабжение электроэнергией от небольших передвижных дизельных станций. Это коснулось, вполне естественно, и работы посольства.

В июле-августе 1952 года американцы продолжали разрушительные налеты на Пхеньян и другие центры, в которых участвовало до четырехсот самолетов. Эти объекты не имели военного значения и под бомбами погибало мирное население. В Пхеньяне в одной из бомбежек погиб известный корейский поэт Те Ги Чен, который оставил нам следующие горькие строки:

"Я Вам пишу, дыша свинцовой гарью
В кольце непотухающих огней,
Слезами мальчика, что здесь, на тротуаре,
Застыл у трупа матери своей,
Ручонками в ее вцепившись платье.
Проходят люди молча, не спеша,
Но это молчаливое проклятье
Страшнее бомб фашистов США..."

В число объектов, намеченных американцами к уничтожению, был включен и район размещения высшего северокорейского руководства. Налет на командный пункт Ким Ир Сена был проведен в дневное время 5 августа 1952 года. В этот день мне пришлось побывать рано утром на командном пункте по вызову посла Разуваева. Тот передал мне полученный корейцами от американцев проект соглашения о перемирии. Нужно было сделать перевод с английского для отправки в Москву. Когда я уже покинул зону ставки командования, надо мной прошло несколько самолетов. Вскоре заухали разрывы, над районом ставки поднялось черное облако.

В середине дня в Сопхо - место расположения посольства - приехал в возбужденном состоянии, с посеревшим лицом Разуваев. Он опасался, что одновременно был нанесен американцами и бомбовый удар по посольству. Из радиоперехватов мы знали, что американцам было известно не только наше месторасположение, но и подробности образа жизни и работы сотрудников посольства, так что опасения Разуваева имели серьезное основание. По его рассказу, минут через десять после моего отъезда первым же бомбометанием американцы накрыли резиденцию Ким Ир Сена. Второе звено самолетов обрушило свой груз на места проживания главного военного советника, то есть самого Разуваева, и ряда корейских руководителей. Затем последовала беспорядочная бомбежка всего района. Разуваев успел выскочить из дома, и волна от разрыва настигла его у входа в убежище. Вечером, когда я заезжал на командный пункт, то вместо цветущей долины увидел выжженную землю с остатками фундаментов зданий. Корейских руководителей во время бомбежки в резиденции не было.

Наиболее разрушительный налет на посольство американцы совершили в ночь на 29 октября 1952 года. Первые бомбы были сброшены в два часа ночи, последующие заходы продолжались примерно через полчаса до рассвета. По подсчетам, было сброшено четыреста бомб по двести килограммов каждая, то есть концентрация была рассчитана на поражение всего живого. Американцы, видимо, использовали специальные приборы для ночного бомбометания по району расположения посольств СССР, КНР и Румынии. Жертвы налета навсегда останутся на совести американского руководства того времени.

В мае 1953 года, когда дело шло к подписанию соглашения о перемирии, американцы неожиданно нанесли удары по двадцати дамбам и ирригационным сооружениям, регулирующим водосброс на рисовые поля.

Последствия американских акций в Корее в западной прессе сравнивались с разрушениями Ковентри, Дрездена, Хиросимы и Нагасаки. Эти акции, проводимые под флагом ООН, трудно объяснимы с точки зрения человеческой логики и морали.

Вашингтон рассчитывал силовыми акциями добиться таких изменений, которые отвечали бы, в их понимании, западным образцам демократии. В случае оккупации Северной Кореи, американцы планировали упразднить существовавшие на Севере органы власти и провести парламентские выборы на базе южнокорейской конституции - предоставления северянам двухсот мест из пятисот в общенациональном парламенте - и сформировать на этой основе центральное правительство.

С точки зрения демократических понятий такой вариант мог бы быть приемлем в случае, если бы американцы согласились вывести свои войска из Кореи ко времени проведения выборов. Но совершенно очевидно, что Вашингтон не выполнил бы подобное условие. И самое главное - этот вариант не был приемлем для северокорейского руководства, которое отстаивало свое право на выбор пути развития.

Советское руководство проявляло заинтересованность в скорейшем окончании конфликта, полностью солидаризировалось с позицией корейско-китайской делегации на переговорах. В Пекине придерживались своей линии и стремились к наиболее широкому урегулированию всех проблем региона, включая нормализацию китайско-американских отношений и вывод иностранных войск из Кореи. Учитывали там и непопулярность "корейской войны" в США и ее влияние на внутриполитические процессы.

Советский Союз продолжал оказывать КНДР и КНР большую помощь поставками вооружений и всего необходимого для ведения военных действий. В СССР уже в это время выезжали для учебы и стажировки большие группы корейской молодежи. Оказывалась и безвозмездная помощь продовольствием. В апреле 1952 года после телеграммы И.В. Сталина на имя Ким Ир Сена, которую мне пришлось в предрассветные часы отвозить в ставку, мы поставили в Корею пятьдесят тысяч тонн муки. Продовольствие в этот особо трудный для Кореи период поступило также от Китая и Монголии.

Сталин и советское руководство в целом последовательно выполняли свое обещание о поддержке Ким Ир Сена в его планах по решению проблемы воссоединения страны. И, видимо, эта поддержка могла бы быть расширена, в случае перенесения американцами военных действий на территорию Китая. По крайней мере, мне известно, что вдоль границы с Кореей и Китаем были сосредоточены крупные соединения Советской Армии.

Каковы же итоги корейской войны? Она привела к гибели миллионов людей, разрушению почти всех населенных пунктов Кореи, неисчислимым человеческим страданиям. Ни одна из сторон не добилась ни территориальных, ни политических преимуществ, вернувшись по существу к нулевому циклу.

Лидеры Юга и Севера Кореи оказались в известной степени заложниками своих заблуждений. Однако глубоко ошибочными являются встречающиеся в публикациях попытки представлять Ли Сын Мана и тем более Ким Ир Сена "исполнителями чужой воли", марионетками Вашингтона и Москвы. Ким Ир Сен был, по-моему убеждению, властным, хорошо разбирающимся в людях организатором, националистом по своим взглядам. Его твердость в достижении намеченных целей сочеталась с вниманием к окружавшим его людям. Заслуживает внимания один факт, о котором рассказал посол Разуваев: Ким Ир Сен был тронут до слез, когда читал телеграмму Сталина, в которой предлагалась срочная поставка продовольствия. И в то же время он мог быть жестким, например, к тем, кто допускал нарушения госдисциплины и оспаривал его политическое лидерство.

Заключение в 1953 году временного перемирия не означало окончательного прекращения конфликта. Факты говорят о том, что в Вашингтоне, и Москве, и Пекине его использовали в дальнейшем для головокружительного наращивания военных расходов, развязывания гонки вооружений и обострения "холодной войны". Разделенная Корея и в дальнейшем играла роль одного из катализаторов этого процесса. И все же уроки корейской войны, как мне представляется, не прошли даром: она убедительно доказала невозможность объединения страны методами братоубийственного самоуничтожения.

Примечания:

[7] Макартур рассчитывал добиться решающей победы на Дальнем Востоке над Китаем и, возможно, над Советским Союзом, в случае общего конфликта. (См. Don Cook. Forging the Alliance NATO, 1945-1950, L., 1989; David Rees. The Korean War. L., 1984, p.120.

Тарасов Виктор Александрович имеет дипломатический ранг советника первого класса, на дипломатической работе с 1950 по 1988 гг., работал в представительствах СССР в Корее, КНР, Сомали, Кении. Кандидат исторических наук.

http://asiapacific.narod.ru/countries/koreas/soviet_diplomat1.htm

Корейский синдром

55 лет назад началась война в Корее. Но до сих пор неизвестно точное количество потерь и даже то, из-за чего эта война началась…

«Большие братья»
ПОСЛЕ капитуляции Японии союзники договорились об установлении в Корее разделительной линии по 38-й параллели, к северу от которой японские войска будут сдаваться СССР, к югу — США. В скором времени эта линия превратилась в границу между капитализмом и коммунизмом. В 1948 году на Корейском полуострове при поддержке американских и советских покровителей было сформировано два правительства — Республики Корея и Корейской Народно-Демократической Республики (КНДР). Каждое из них считало себя единственно легитимным.

Переговоры советско-американской комиссии о мирном объединении страны закончились неудачно. А насчет того, кто все-таки принял решение объединить Корею силой оружия, до сих пор нет никакой ясности. В СССР считали (а в КНДР до сих пор считают), что это капиталистический Юг напал на коммунистический Север. В США и Южной Корее господствует прямо противоположная точка зрения — что это Сталин решил подергать за хвост американского тигра руками корейских товарищей. Большинство нынешних российских историков готовы поддержать это мнение с одной существенной оговоркой: войну начал лидер Севера Ким Ир Сен, буквально заставивший СССР помогать ему.

В то время даже комиссия ООН в Сеуле 25 июня 1950 г. не смогла разобраться в сути происходящего и телеграфировала в Нью-Йорк, что нет никакой ясности, какую же из сторон следует считать агрессором. В тот же день Совет Безопасности ООН призвал Северную Корею отвести войска на исходные позиции. СССР не смог наложить на это решение вето — он не участвовал в его заседаниях с января в знак протеста против политики ООН в отношении коммунистического Китая.

Спустя месяц, когда северокорейские газеты опубликовали трофейные карты Южной Кореи с ясно обозначенными направлениями ударов на Север, это уже никого не интересовало.

Корейские качели
В АРМИИ КНДР к началу весенних действий насчитывалось около 130 тыс. человек, в южнокорейской — примерно 100 тысяч. Северокорейские войска настолько успешно «оборонялись», что 28 июня, на третий день войны, взяли столицу Южной Кореи Сеул. Командующий американскими силами генерал Макартур лично проинспектировал фронт и поставил диагноз: южнокорейские вооруженные силы не способны отразить вторжение северян даже при воздушной поддержке США. 30 июня президент Трумэн принял решение ввести в Корею сухопутные войска. Кроме США непосредственное участие в войне приняли 14 стран — членов ООН. Среди них — Великобритания, Франция, Турция, Австралия, Бельгия… Даже Колумбия и Эфиопия «расщедрились», выделив по одному пехотному батальону каждая.

По мере введения в бой новых частей американцев и их союзников отступать стали северокорейцы. В конце сентября был отбит Сеул, а через месяц захвачен Пхеньян. И тут в дело вмешались еще два «больших брата».

Сталин отправил в Корею 64-й авиакорпус: 3 авиадивизии, 3 дивизии зенитчиков и отдельный полк ночных истребителей. Мао Цзэдун помог с «пушечным мясом» — в конце ноября наступавших на север американцев встретили сотни тысяч китайских «добровольцев» и погнали обратно. В начале нового, 1951 года северяне вновь взяли Сеул. Вскоре боевые действия вернулись туда же, где и начались, — в район 38-й параллели. Там они и закончились вскоре после смерти Сталина.

27 июля 1953 года было подписано перемирие.

Корейская война вошла в историю как самая кровопролитная во второй половине ХХ века. Китайцы потеряли без малого миллион человек, США — 54 426, СССР — 299. Потери корейцев точно не известны: от 4 до 9 миллионов человек, две трети из которых — мирные жители.

Олег ГЕРЧИКОВ
--------------------------------------------------------------------------------

ИЗ ПЕРВЫХ УСТ
ПО СЛОВАМ Евареста БУКЛЕМИШЕВА, служившего командиром роты в 10-м зенитном прожекторном полку, в марте 1951 года его часть бросили в Корею из Балабанова (Калужская обл.): «В нашем полку чудеса начались еще в Союзе. Зачем-то было приказано заменить новые радиопрожекторные станции на старые, полученные в 1942 году по ленд-лизу. Затем был отдан еще более странный приказ — уничтожить все номера и клейма на оружии, технике. Даже на покрышках автомашин! Единственный в роте фотоаппарат был изъят контрразведкой. Та же участь постигла личные документы, ордена и обмундирование — всех переодели в китайскую форму без знаков различия. Идиотизм секретности доходил до того, что летчиков в бою пытались обязать вести радиопереговоры на чистом корейском языке. Спасибо, хоть щуриться не заставляли.

Война закончилась для нас в феврале 1953-го. В лучах наших прожекторов зенитчики сбили несколько десятков американских самолетов. А один бомбардировщик В-26 — редкий случай — был уничтожен лучом света. Когда наш расчет осветил его, пилот бросил машину в сторону и врезался в гору. За это время рота потеряла одного человека убитым и 10 ранеными. Некоторые вернулись домой инвалидами — переболели дизентерией, малярией или энцефалитом».

Записал Сергей ОСИПОВ