Демократия
в СССР и на Западе
Когда речь заходит об осмыслении всего того, что с нами случилось за
последние десятилетия, часто просто диву даешься. Как мог могучий,
образованный народ, создавший величайшую в мире литературу,
победивший в самой великой в мировой истории войне, первым вышедший
в космос, первым освоивший мирный атом, наконец, создавший свой
проект глобального преображения мира на основе всеобщей
справедливости и братства народов в противовес еще только одному,
реально существующему западному проекту капиталистической
глобализации, как мог наш народ так опуститься за какие-то полтора
десятилетия так называемых реформ!
Конечно, можно много говорить о предательстве властной элиты в СССР,
о шедшей десятилетиями “холодной войне” с Западом, о том, наконец,
что народ наш очень быстро может переходить из состояния массового
подвижничества в годы воодушевления великой идеей к почти скотскому
существованию во времена, когда он теряет веру в эту идею, и вместе
с ней теряет веру и в свою страну. Я бы здесь желал поговорить о
другом — о той системе ценностей, которая жила, живет и будет жить в
нашем народе и умрет только тогда, когда умрет сам народ. Та великая
социокультура, которая создавалась и развивалась в течение многих
столетий, не может не иметь определяющее влияние на нашу судьбу
сейчас и в будущем. Это влияние не может не сказываться во всех
областях общественной жизни и хозяйственной практики. Народ впитал в
себя определенную систему ценностей, определенное мировоззрение,
которое давало и дает ответы на все существенные вопросы бытия.
Хотим мы этого или нет, нас нельзя переделать насаждаемыми
очередными реформаторами какими-то формальными мерами, такими как
изменение общественного строя, изменение экономических отношений
между хозяйственными субъектами, изменениями в системе права,
изменениями в структуре власти и собственности. Какой бы энтузиазм
не испытывали при этих изменениях наши заклятые враги, или продажные
дураки и проходимцы, нанявшиеся к ним в услужение, равно как и
доморощенные теоретики-материалисты, уверовавшие в то, что все на
свете определяется одними только материальными явлениями, — все
равно по ихнему не будет.
Почему же наш народ так опрометчиво кинулся в очередной раз за
блуждающими огоньками, которые засветили перед ним реформаторы? Как
это соотносится с той живой системой ценностей, которая и в нынешнее
смутное время ведет нас, а уж в перестроечные времена, когда был
великий и могучий СССР, была и подавно? Ведь все мы прекрасно
помним, какой громадный энтузиазм испытывали народные массы, какими
высокими словами и идеалами мы все были окрылены: “Социализм с
человеческим лицом”, “права человека”, “свобода экономической
деятельности”, “гласность”, потом “свобода слова”, “демократия”,
“конкуренция”, “рынок труда”, “рыночная экономика” и.т.д. Ведь среди
этих слов и понятий не было таких, как “капитализм ”, “частная
собственность”, “нажива”, “спекуляция”, “безработица”, “инфляция”,
“бедность”, “нищета”. Многие из этих последних понятий и доныне не в
широком ходу у населения. Это значит, что народ воспринял инициативы
верховной власти тогда, как попытку построить лучшее общество,
восстановить, как ему казалось, попранную советской системой
справедливость в связи с теми ее недостатками, которые были зримы и
ощутимы.
И это сыграло тогда определяющую роль, побудило невиданную в прежние
советские времена волну политической активности. “Такой социализм
нам не нужен”, — писала в те перестроечные времена ныне
оппозиционная власти газета “Советская Россия”. Теперь она горько
скорбит о том потерянном рае, который тогда ей был “не нужен”.
Советские юмористы тогда еще придумывали хохмы типа: “ Не отдадим
наши завоевания, учит нас партия — да кому эти самые наши
завоевания-то нужны?”. Тогда это казалось многим очень смешным. —
Мол, такие у нас “завоевания”, что не жалко и отдать, да никто не
возьмет. — И то верно! Ведь из-за границы нас потчевали такими
красивыми понятиями, такими привлекательными с виду реалиями жизни
западных стран! И звучали эти понятия в словесном исполнении ну
точно так же, как и знакомые всем нам с детства слова! “Демократия”,
“свобода слова, печати, собраний”, ”права человека”, “демократизация
общественной жизни”. Люди в восторге уверовали, что под этими
словами в наличном тогда СССР не имеется никакого реального
содержания, один только формализм и сплошные нарушения прав человека
, а уж в западных-то странах все подлинное, без подмесу. Народ
поверил в универсализм и незыблимость этих понятий, и в этом был
свой глубокий смысл. Дело в том, что в это он верил всегда и верит
до сих пор. И верит в то, что раз эти понятия универсальны, то
должны относится ко всем без исключения людям. У русских нет и не
было своей национальной идеи. Вернее сказать, национальная идея
русских — это мировая идея. Идея глобального преображения мира на
основе всеобщей справедливости. Универсализм русской идеи сослужил
нам плохую службу. Ведь раз нет у каждого своей правды, а есть одна
правда на всех, то видя вокруг в своей стране те или иные
недостатки, подчас и нетерпимые, и с другой стороны видя такие
замечательные достоинства на чужой стороне ( при этом не понимая,
какие недостатки за ними стоят) поневоле начинаешь считать, что
правда за “ними”, а не за нами. Тем более что русским было ясно, что
Запад — такая цивилизация, которая реально претендует на глобальное
преображение мира, в отличие, скажем, от цивилизаций Востока.
Поэтому наши сограждане стали думать, что правда и справедливость на
Западе. Советские же люди с этой точки зрения казались обделенными
“правами человека”, отождествляемыми русскими с нравственными
нормами, и обделенными благодаря неким зловещим силам, прочно
угнездившимся сначала в среднем, а потом и в высшем руководстве
страны, которые и стали всем мешать жить нормально.
Между тем, поверив в то, что на Западе права человека соблюдаются, а
у нас не соблюдаются, русские люди вовсе не стали от этого лучше
понимать, что же такое на Западе подразумевается под теми же
понятиями, которые были в ходу и в СССР с самого начала его
существования. По умолчанию большинство народа, исключая,
разумеется, либерально настроенную интеллигенцию, подразумевало под
всеми этими понятиями и ценностями то самое понимание, которое
сложилось у народа интуитивно на протяжении всей его предшествующей
истории. Поэтому так легко и оказалось его обмануть всяческим
либеральным болтунам и демагогам, которые бросались теми же самыми
словесными категориями, которые положительно воспринимались
народом, — так как он понимал под ними совсем не то же самое, что
имели в виду для себя наши доморощенные либералы. Я бы хотел
рассмотреть здесь основные такие понятия, и показать в чем именно
различается их понимание и толкование у нас и на Западе. А также в
чем различалась их применение в общественной практике у нас и в
капиталистических странах.
Итак, первое из таких понятий — «демократия». Сейчас нам всем
объяснили, что на западе, чуть ли не спокон веков была демократия, а
у нас ее никогда не было, в том числе и во время существования СССР,
несмотря на то, что демократия декларировалась в советской
конституции. Мы знаем, что, действительно, в капиталистических
странах раз в несколько лет проходят выборы в парламент — высшую
законодательную власть, а также выборы главы исполнительной власти (
президента, премьер-министра, канцлера и т.п.). Там существует
строгое деление на исполнительную и законодательную власть. При
голосовании на одно место депутата парламента или главы
исполнительной власти претендует более одного кандидата. Путем
всеобщих выборов при тайном голосовании происходит выбор членов
законодательной власти и главы исполнительной власти на
конкурентной, т.е. состязательной основе. Каждый член общества может
голосовать за того кандидата или ту партию, за которую считает
нужным. Таким образом власть избирается на текущий срок
демократическим волеизлиянием граждан.
Теперь рассмотрим советскую систему власти. Она представляла из себя
совокупность советов народных депутатов местного, районного,
городского уровня вплоть до Верховного Совета — высшего органа
государственной власти СССР, состоящего из двух палат — Совета Союза
и Совета Национальностей. В Совете Союза были представлены общие
интересы всех трудящихся СССР, независимо от их национальности; в
Совете Национальностей — особые, специфические интересы народов
СССР, связанные с их национальными особенностями. В советы всех
уровней депутаты избирались путем выборов при тайном голосовании,
причем в Совет Союза Верховного Совета избрание шло по норме — один
депутат на 300 тыс. населения, в Совет Национальностей — по 32
депутата от каждой союзной республики. В союзных и автономных
республиках высшими органами государственной власти являлись
однопалатные Верховные Советы, избираемые населением соответствующей
республики по норме представительства, установленной её
конституцией. Депутаты Верховного Совета, который являлся
единственным законодательным органом СССР, представляли все слои
населения (больше половины из них были рабочие и колхозники, треть
состава представляли женщины) и работали в нем не на постоянной
профессиональной основе, как в западных парламентах, а собирались на
сессии ВС СССР, собираемые не реже 2 раз в год Президиумом ВС СССР.
В остальное же время работали в своих округах, вместе с депутатами
местных советов. Таким образом, депутаты всех уровней практически
постоянно контактировали с населением, контролируя исполнение
принятых на высшем уровне законов и постановлений. Т.е. система
советов представляла из себя сочетание и исполнительной и
законодательной власти в одной структуре. Система советской власти
была системой прямой демократии без разделения властей.
Подобную систему власти наши либералы называли недемократической на
том основании, что во-первых, выборы депутатов всех уровней
протекали на фактически ( не юридически) безальтернативной основе,
т.е., как правило из одного кандидата. «Выборы без выборов» — так
окрестили они советские выборы. Во-вторых депутаты не работали в
профессиональном парламенте на постоянной основе и в стране
отсутствовало фактическое разделение властей на законодательную и
исполнительную. Тех рабочих и колхозников, которые съезжались на
сессии Верховного Совета, наши либерально мыслящие интеллигенты
окрестили «свадебными генералами», ничего не решающими и заседающими
в ВС СССР для вида. В-третьих всю систему советов они считали
фикцией или, точнее, зависимым придатком от реальной власти, которую
представляла из себя, по их мнению, верхушка КПСС.
Рассмотрим по порядку все эти пункты. Действительно, в качестве
кандидатов в депутаты в избирательных округах выставлялось, как
правило, по одному претенденту. Хотя никаких юридических ограничений
на количество кандидатов не было, и кое-где иногда было и более, чем
один кандидат. Являлось ли такое положение вещей признаком ущемления
демократии? Нет, конечно, не являлось. Номинально, никто не запрещал
выдвигать в депутатском округе более, чем одного кандидата, и уж тем
более никто и никогда не запрещал избирателям проголосовать против
неугодного большинству кандидата. Поэтому факт отсутствия
состязательности в советских выборах следует объяснять не ущемлением
демократии, а национальными особенностями понимания демократии. В
самом деле внутри СССР не было конкуренции, ни экономической, ни
политической, не было партий ( КПСС — хоть и была партией по
названию и историческому происхождению, но в сложившейся системе
власти в СССР политической партией в западном понимании, конечно же,
не являлась — об этом см. ниже), т.е. политическая система была
беспартийной. Поэтому голосование на выборах сводилось не к
голосованию за ту или иную политическую программу, которую выдвигал
кандидат от политической партии , а за признание способности того
или иного кандидата осуществлять уже всеми давно принятую программу
социалистического строительства в СССР. Раз нет конкуренции между
политическими программами даже номинальной, раз выбранный депутат
большую часть времени будет проводить в избравшем его округе,
контролируя исполнение принятых с его же помощью решений, а не в
профессиональном парламенте вдали от избирателей ( в СССР
отсутствовало разделение властей) — то какой же смысл во
множественности кандидатов? Тем более, что в СССР существовали
законы, дающие населению право отзыва депутатов всех уровней вплоть
до депутатов Верховного Совета. И это не было пустой декларацией! За
период с 1959 по 1989 гг. на всех уровнях было отозвано свыше 8 тыс.
депутатов, среди них из Верховного Совета СССР — 12 депутатов.
Нелишне напомнить здесь, что в нынешней «демократической» РФ у
избирателей нет права отзыва депутатов Государственной Думы.
Примечательно, что в 60-70-е гг. XX в. в оплоте представительной
демократии — Великобритании среди английских политологов
определенную популярность приобрело определение демократии,
предложенное ученой Д. Пикклз, которая один из непременных признаков
демократии видела в возможности замены выборных должностных лиц до
истечения срока их полномочий по воле избирателей (т.е. в праве
отзыва). Но дело не столько в праве отзыва депутатов, сколько в
самой системе общения депутатов с народом. В СССР депутаты всех
уровней контактировали с избирателями на постоянной и регулярной
основе не только через исполкомы местных Советов, но и через
трудовые коллективы, партийные и комсомольские организации.
Невозможно было себе представить ситуацию, когда бы депутат от
данного округа на сессиях Верховного Совета проводил бы в жизнь
антинародные законы, идущие в разрез с наказами избирателей. Однако,
такая ситуация сплошь и рядом характерна для стран с так называемой
представительной демократией, где избранные депутаты нарушают данные
ими при избрании обещания и голосуют за неприемлемые для своих
избирателей законы, ссылаясь на свой, так называемый
«профессионализм». А потом эти самые избиратели выходят на акции
протеста, против принятия антинародных законов, и это нам
представляют в качестве образца истинной демократии! Отчуждение
депутатов от своих избирателей — характерный признак любой
представительной демократии.
О том, что разделение властей является признаком демократии, а
отсутствие такого разделения якобы не является признаком демократии
можно сказать только, что и подобное определение демократии является
следствием либерального взгляда на жизнь. С этой точки зрения жизнь
общества состоит не в соединении усилий его членов для достижения
какой-то общей и приемлемой для всех цели, а, наоборот, в
конкуренции каждого со всеми за возможность добиться только своей,
частной цели. Возможность соборной организации жизни категорически
отрицается, как противоречащая «естественной» природе человека, и
даже покушающаяся на его свободу. Отсюда и утверждение, что власть
должна быть разделена на независимые ветви, друг другу не доверяющие
и друг друга контролирующие, потому, что иначе, мол, никак
невозможно.
Что же касается монополии на реальную власть, которой обладала одна
партия — КПСС, то подобное утверждение правомочно только если
действительно признать КПСС политической партией, полностью
аналогичной западным парламентским партиям. Тогда, конечно, все
выглядит так, как будто КПСС подавила все другие партии, и
единолично уселась на троне. Однако, с чего бы это признавать? Ведь
это не соответствовало ни реальному положению дел, ни даже
номинальному. 6-ая статья Конституции СССР гласила, что
Коммунистическая Партия является руководящей и направляющей силой
советского общества и государства, ядром его политической системы.
Хотя бы одно это уже должно было бы заставить наших либералов
призадуматься об истинной роли КПСС в обществе. Тем не менее, именно
либералы инициировали отмену 6-й статьи Конституции, на том
основании, что де монополия на власть одной партии недопустима.
Теперь зададимся вопросом, а что является руководящей и направляющей
силой в западных капиталистических странах, кому там принадлежит
реальная управленческая власть? Ответ очевиден — частному
предпринимательству. Частное предпринимательство и выполняет на
Западе ту функциональную роль, которую играла в СССР
коммунистическая партия, организуя все стороны политической,
экономической и общественной жизни. Крупным частным корпорациям и
богатым семьям и кланам, связанным между собой личными неформальными
связями и принадлежит на Западе реальная власть. Тем не менее, нам
говорят, что экономическая власть это одно, а политическая власть,
это нечто кардинально другое. КПСС якобы принадлежала политическая
власть, но непонятно, а кто же тогда занимался экономикой, кто
инициировал строительство новых предприятий, учреждение организаций,
детских дошкольных учреждений, школ и больниц, домов отдыха и
санаториев? Всем этим и занималась многомиллионная армия
коммунистов, начиная с самых низов от не освобожденных от основной
работы членов партии, до представителей районных, городских и
областных партийных организаций. Либералы же утверждают, что
экономикой в СССР занималось государство. Т.е. все то, что на Западе
реально осуществляет огромная армия частных предпринимателей,
состоящая из десятков миллионов человек, в СССР осуществляло, якобы,
небольшое количество государственных чиновников, насчитывающих менее
миллиона человек на огромный 300 миллионный Союз! В КПСС же входило
18 миллионов членов, и все руководители предприятий и организаций
крупного звена и большинство руководителей среднего звена были
партийными. Таким образом, партия была руководящей и направляющей
силой Союза, всех сторон его экономической и общественной жизни не
формально, а фактически. Отменить 6-ю статью Конституции СССР
означало примерно то же, что и отмена в современных западных странах
частной собственности и частного предпринимательства, как такового.
Какое же все это отношение имеет к демократии? Если реальная власть
на Западе принадлежит богатым, но, однако, существуют публичные
выборные институты номинальной законодательной и исполнительной
власти, и это позволяет считать в целом власть на Западе
демократической, то почему же наличие в СССР коммунистической
партии, выполняющей ту же функциональную роль, что и частное
предпринимательство на Западе, не позволяет считать номинальную
структуру власти в СССР демократической? Только потому, что
структура, реализующая все основные экономические и общественные
функции формально называлась «партией»? Либералы для этого придумали
такую логическую схему. — Мол, экономика всегда и везде одна и та
же и управляться может только исходя из стремления к частной наживе
и никак иначе. Производство может быть организовано только ради
частного интереса, и никогда — ради интереса общественного. В
крайнем случае, те экономические функции, которые носят необходимый
для всего общества характер, может взять на себя государство — но
только в роли сборщика налогов от частных предпринимателей, т.е.
способность государства содержать необходимые общественные институты
ставится в прямую зависимость от деловой активности частных
предпринимателей. Чтобы государство само занялось бы
общественно-необходимым предпринимательством или позволило бы
создать в обществе структуру, открыто провозглашающую общественную
благо и некоммерческое производственное предпринимательство своими
целями — об этом даже и подумать нельзя сметь. Тем не менее, в СССР
все 70 лет существовала такая структура, занимающаяся именно
общественным, а не частным предпринимательством, и занимающаяся,
надо сказать, весьма успешно. Эта структура не переизбиралась на
общенародных выборах точно так же, как на общенародных выборах не
переизбираются на Западе частные предприниматели. Иные цели в
экономике- обеспечение потребностей всех членов общества, а не
накопление частной денежной прибыли — породили и иной тип
предпринимательства, предпринимательства общественного. Так, что
если считать, что общественное предпринимательство — есть нарушение
демократии, то тогда, да, конечно, в СССР не было демократии. Если
же этого не признавать, то необходимо согласится с тем, что в
обществе должна существовать структура, которая этим
предпринимательством будет заниматься. Конечно, подобная структура
по самой своей сущности будет иметь в обществе неформальную, но
вполне реальную власть, но основана эта власть будет на меритократии
(« merit» — заслуга), т.е. на признании в первую очередь заслуг
человека перед обществом, а не на плутократии ( власти богатых),
основанной на признании заслуг человека прежде всего перед самим
собой в деле частного обогащения. Поскольку либерализм и
индивидуализм — близнецы-братья, то, конечно меритократия для
либералов — вещь, органически неприемлемая.
И.Николаев
http://www.contr-tv.ru/article/politics/2004-11-12/demos
Лев
Исаков
Гений Сталина
«Молодая
гвардия» (N 11-12, 1998)
Две войны в российской истории,
1812-1813 гг. и 1941-1945 гг., удостоились великой чести быть
провозглашенными Отечественными. Их сближает и значение в
национальной судьбе евразийских народов, и многие внешние детали и
обстоятельства, да и некоторый совпадающий внутренний смысл событий.
Они - явления международные,
особенно вторая, и глубоко национальные, интимно-тайные,
прокатившиеся в громе - и тишине, в явленности - и мраке.
Можно сказать, мы так и не
знаем, даже привлекая художественно-психологический гений Льва
Толстого и изумительную военную одаренность Карла Клаузевица,
величайших мыслителей тайны духа и Молоха войны, писавших о 1812
годе, - что думал и чувствовал М.И.Кутузов на Бородинском поле, с
чем он ехал к армии за пару недель до того и какой мерой оценивал он
события, когда гнал и щадил, истреблял и пособлял Наполеону на
страшной Смоленской дороге, уничтожал дивизии и корпуса, губил тьмы
и тысячи и выпускал последний десяток, сотенку, конвойчик.
Мы не разгадали даже очевидных,
наяву и зримо поставленных загадок 1812 года:
- причины выдвижения
Шевардинского редута на Бородинском поле;
- явную нецелесообразность
распределения сил между Барклаем и Багратионом;
- и наконец, в связи с этим,
как же все-таки собирался осуществить "свое" сражение М.И.Кутузов
без вмешательства провидчества Наполеона и насколько французский
военный гений нарушил эти замыслы, и нарушил ли вообще, если оно
состоялось и имело обескураживающий результат.
Великий военный мыслитель,
замечательный умница гегелевского типа Карл Клаузевиц, подводя итоги
исследования войны в своей работе "1812 год" и с научной
добросовестностью установив и доказав, что действия русского
главнокомандующего были зачастую неправильны, в основном неглубоки и
нередко хрестоматийно ошибочны, завершает ее ернической фразой,
показывающей его превосходство как исследователя и честного
наблюдателя над ослепленными собственными построениями
педантами-критиками: "... Но если в результате этих ошибочных
действий Наполеон потерял 450 тысяч войска, всю конницу и артиллерию
и вернулся в Европу едва с 10-12 тысячами боеспособной массы, значит
Кутузов поступал правильно, даже и вопреки стратегии".
Мы крайне мало осознали
М.И.Кутузова в единстве разнородного богатства всей его
деятельности; где и когда он поступал не как европейски образованный
генерал, а как мудрый старец-вождь, знающий свое беспокойное племя
(о чем очень проницательно пишет Клаузевиц "с точки зрения стратегии
Бородино было поражением - Кутузов объявил о победе, и учитывая
воздействие его манифеста на общество, надо признать, он лучше знал
свой народ"); мы только нащупываем и мямлим, что в действиях
великого старика был не только военный, но и политический смысл, без
вскрытия и оценки которого нам не ясна вполне вся картина войны; мы
не знаем, как сказалась на них Павловская доктрина
русско-французского альянса начала 1800-х годов, одним из немногих
преданных сторонников императора - творца которой был М.И.Кутузов -
мы не знаем многого!
Но главное содержание военной
драмы лета 1812 года установлено и очевидно - используя
территориальный фактор, обеспеченный глубоким укрытием жизненно
важных национальных центров внутри государства и нечувствительностью
феодально-сословного населения к буржуазно-либеральной пропаганде,
раскатать французскую армию по великой восточно-европейской равнине
среди враждебного ей по духу (вспомните рассказ Стендаля "Штурм
редута", который интендантом Анри Бейлем прошел кампанию 1812 г.),
вере, языку; обычаям, темпераменту населения, завлекая вглубь страны
и там обрушить на нее, ослабленную непосильной коммуникационной
линией, решающий удар. Об этом говорил в 1811 году Александр I
Коленкуру, это знал и явил в своих действиях разумный и твердый
М.Б.Барклай-де-Толли, это тем более было близко М.И.Кутузову, в
своей военной практике, еще в пору Австрийского похода обнаружившего
особое дарование к использованию времени и пространства - это в
тесной-то Европе! Теперь у него был в распоряжении весь Евразийский
континент ... И только одна заноза впилась в фалду его сюртука и в
сердце - Москва! И он ее вырвал - только когда? После потери
Смоленска? Или только после Бородина? Было ли оно ритуальной
гекатомбой или чем-то более великим, утверждением в национальном
самосознании традиции "За Москву враг всегда платит!"; или
преобладали чисто военные соображения, привлекая внимание Наполеона
перспективой генерального сражения, увлечь его к одному пункту,
скрыв другие цели и возможности, оторвав от опасных, по начальному
превосходству завоевателя, действий на периферии - ведь по итогу из
600-тысячной армии в августе активно действовали где-то 160-180
тысяч, а потом и менее 100 тыс ... Крылья замерли и опали, что
полностью освободило Витгенштейна и Чичагова для выхода на
коммуникации основной московской группировки Наполеона ... А может,
и всё вместе - но общий смысл событий был очевиден!
Грандиозная драма 1941-1945 гг.
была бесконечно выше, величественней, надрывно-предельней, - можно
сказать, что все события Первой Отечественной, от неманской
переправы утра 12(24) июня до Малоярославского поля, отложились в ее
первом году, - а впереди было еще четыре ...
Но как мало, смутно,
несообразно непропорционально знаем мы о смысле этого первого года в
отношении той чудовищной горы фактов едва ли не о каждой минуте этих
дней лета-осени 1941 г. Ошеломляющий поток событий не прояснен, не
упорядочен, не вскрыт в основе своего стержня, той единой
пронизывающей ноты, что касается содержания всех событий и,
неуловимо гениальная, меняет их смысл относительно внешней данности
и приводит к итогу еще более обескураживающему, чем Бородино. Мы
были несомненно и безусловно поражены летом 1941 года, наша кадровая
армия мирного времени, в значительной своей массе с двух-трехлетней
выучкой, многочисленная, добротная, богато снабженная техническими
средствами, была разгромлена, а соотношение потерь убитыми и
пленными (800 тыс. - 3300 тыс.) - классический, хрестоматийно
затасканный показатель надлома воинского духа - прямо
свидетельствовал о далеко зашедшем пораженчестве (сравните Бородино
1812 года - 43500 убитых и 1000 (!) пленных). Далее уже были
истребительные батальоны, ополчение ... и вдруг чудо 4-6 декабря,
когда войска, терпевшие поражения при полутора-двухкратном
превосходстве громят равного и даже большего по численности
неприятеля, когда в хаосе выступила воля, а безумная буря опала,
открыв завершающий неожиданный итог
Что было тем фактором, вокруг
которого и за обладание которым происходила главная скрытая борьба,
та невидимая коллизия событий, которая подводила к моменту; когда
висящее на сцене в 1-м акте оружье выстрелило в 4-м?
Можно сказать, что все
написанное о 1941 годе есть просто "бессмысленная" регистрация
событий, что было там-то и там-то в то-то и то-то время, а
бессильное теоретизирование, скорее раздражает своей беззубостью,
лучше уж простая констатация фактов типа "что дождь идет летом, а
снег зимой", она, по крайней мере, показывает зияющую пустоту
обобщений, подвигая на более глубокие размышления, нежели те, что
есть в наличии, те, что, не проясняя смысла события, топят его в
глубине пустословного моря.
Да, Великой Отечественной не
повезло - ее не живописал Лев Толстой, в ее хитросплетениях не
разбирался Клаузевиц, ее скорее брали количеством, а не качеством
авторов; отечественная историография находилась на откупе у сонма
узурпировавших ее тему политиков, тянувших одеяло событий на себя,
один под Киев, другой на Малую землю; западная историография
старательно-пристрастно замалчивала, боясь раскрыть ее значение во
всемирном масштабе более, нежели естественных аберраций и бессмыслиц
отрабатываемой концепции всемирно-исторического процесса 40-50 гг.,
возникавших вследствие не учета ее фактора (характерно название
американского сериала о Великой Отечественной войне в 1980-х годах
"Эта неизвестная война на Востоке").
Но та дикая галиматья, в
которой оказалась отечественная политика и история в конце 20-го
века, та явленная нам картина Бедлама всех институтов и идеогем
настоятельно требуют историософски, а не исторически, то есть с
точки зрения того, что было истиной в отличие от того, что
представлялось истиной когда-то для участников событий, осмыслить
подоплеку драмы лета 41-го года, когда накренилась вся великая плита
евразийской государственности и цивилизации, в обретении столь
нужных нам уроков и ориентиров в условиях ее нового крушения.
Кто был в центре событий 1941
года? Кто был Александром I и Кутузовым, Политическим лидером и
Национальным главнокомандующим в одном лице? Кто был сознательным
дирижером или бессознательным какофонистом той мелодии, что
разыгрывалась над великой восточно-европейской равниной? - Иосиф
Сталин!
Именно от него, как от центра,
надо исходить в попытке уловить смысл событий, здесь, вокруг него,
они сгущались, стягивались, бугрились в шаржированной обобщенности,
отсюда уходили, ослабевая и индивидуализируясь.
Какую главную для себя задачу
решал и, как показывает итог войны, решил И.В.Сталин в отчаянные дни
лета 1941 года? Что было для него тем рычагом, ухватившись за
который он полагал изменить ход событий, - о чем никогда не говорил,
не называл, и только изредка обрывал слишком назойливых
комментаторов своих действий после войны, и особенно тех из них, кто
проводил тождество его стратегии 1941 года кутузовской линии 1812-го
- эта столь подходившая к утверждавшемуся стереотипу "величайшего
полководца всех времен и народов" побасенка, кажется, его особенно
раздражала, известно его высказывание, которое по смыслу ее
перечеркивает: "наше отступление было не следствием свободного
выбора, а тяжелой необходимости".
Чтобы сделать какой-то вывод
или, по крайней мере, отбросить кое-что из набравшейся исторической
шелухи, особенно последних лет, следует рассмотреть хотя бы главные
обстоятельства, предшествовавшие 1941 году; объективно или
субъективно повлиявшие на принимаемые тогда решения и проводимые
действия, - иные из них уже сами отбросят часть вороха околонаучных
домыслов.
Зададимся и ответим на
несколько вопросов.
Была ли для Сталина II мировая
война неожиданной в общем плане?
Позвольте напомнить в век
дилетантов с лагерно-математическим, танково-идеологическим и
органно-философским образованием, в настоящее время предъявляемыми
обществу как "историки", на худой конец как - "мыслители" ряд
прописных для цензового профессионального преподавателя курса
гражданской истории фактов генезиса II мировой войны.
1915 год - в секретном
меморандуме членам кабинета министр иностранных дел Великобритании
лорд Э.Грей доводит до сведения коллег, что целью Англии на
послевоенный период является безусловное недопущение России к
Черноморским проливам, только что ей обещанным. Это делало
неизбежной военную схватку двух держав в обозримом будущем. Даже
слабая, трусливая итальянская буржуазия, "не допущенная" после войны
на Балканы и в Африку, ответила Англии и Франции Бенито Муссолини и
войной - тем более неизмеримо более могущественная российская
буржуазия. Новый раскол мира был заявлен.
1917 г. - Германский
Генеральный Штаб (знаменитый Большой Штаб Мольтке и Шлиффена)
приходит к выводу, что изменившиеся цели Германии - слом
национальных суверенитетов в Европе и установление безусловного
германского преобладания - не могут быть достигнуты в идущей мировой
войне и необходима еще одна всемирная схватка. Нельзя не восхищаться
непреклонной последовательностью этих парней - еще не кончена одна
война, гремит тысячеголовая артиллерия битвы Нивеля, - а они
планируют новую! Да что там планируют - начинают готовить! После
войны победители были очень озадачены, обнаружив огромные высеченные
штольни в скальных кряжах Лотарингии и непонятный канал, начатый
постройкой в Бельгии. Только в 1945 году, когда все документы
Большого Штаба стали доступны обозрению, открылось, что Лотарингские
подземелья предназначались под стратегические накопительные склады
боеприпасов II-й мировой войны, а по бельгийскому каналу в ее случае
должна была быть подвезена сверхтяжелая артиллерия на баржах для
организации береговой обороны и бомбардировок Англии.
1921 г. - В.И.Ленин, оценивая в
канун Генуэзской конференции угрозу совместного выступления
капиталистических держав против Советской России в случае неприятия
ультиматума о долгах, устанавливает ее беспочвенность, т.к. налицо
глубочайший раскол западных стран, а отношения Японии и США на Тихом
океане достигли такой степени антагонизма, что могут быть разрешены
только войной.
1924 г. - Молодой капитан
американской армии Д.Эйзенхауэр, только что женившийся на
очаровательной девушке и тяготясь небогатым офицерским жалованьем и
службой в малярийных болотах Панамы, обращается с вопросом к своему
начальнику, известному генералу Скотту, имеет ли перспективу
армейская служба. Всю ночь при свете керосиновой лампы, расхаживая
по палатке перед молодым офицером, маститый военачальник делает
вслух оценку ситуации в мире и приходит к заключению - не позже, чем
через 12 лет II мировая война неизбежна. Армейский опыт в этих
условиях становится бесценным капиталом. Как известно, в 1939 году
Д.Эйзенхауэр был единственным полковником американской армии,
имевшим опыт управления бронетанковыми частями, что за 4 года
подняло его от рядового старшего офицера до четырехзвездного
генерала и главнокомандующего вооруженными силами 12 государств в
Европе!
1930 г. - Имперский генеральный
штаб Великобритании не продлевает своего очередного моратория "10
лет без войны", признавая ее реальную возможность.
1934 г. - Рейхсканцлер А.Гитлер
ставит директиву перед военно-промышленными органами Германии начать
непосредственную планомерную подготовку к войне, рассчитанную на 5
лет со сроком безусловной готовности на конец 1939 года, которой
подчинить все ресурсы, организацию, пропаганду. Это решение
бесповоротно - если война не начнется в указанный срок. Германию
ждет финансовый крах в том же 1939 году.
Само разнообразие свидетельств,
из разных лагерей, от разных лиц, на разных уровнях - от
политического до бытового, - отвергает предположение, что для
И.Сталина в стратегическом плане война была неожиданна.
Еще одна особенность в этих
свидетельствах - война признавалась реальностью, ее предвидели и
Ленин, и Скотт не на основе анализа межсистемных "коммунизм -
капитализм", а, оценивая внутрисистемные противоречия
капиталистического мира, т.е. она не могла быть остановлена
единоличной волей СССР и не была ему генетически подконтрольна. Мог
ли это не знать Сталин? Конечно, нет, вся его внешняя политика 30-х
годов - восстановление концерта с "сытыми миролюбцами" старой
Антанты. В этом и только в этом, в создании системы коллективной
безопасности видел он гарантию предотвращения войны. И.Сталин и его
креатура М.Литвинов, безусловно, различали "застрельщиков" и
"заднескамеечников" военного сползания 30-х годов, "демократов" и
"фашистов". Это не была только "линия Литвинова", их близость была
больше общепризнанной, еще с 1900-х годов, когда М.Литвинов
осуществлял в боевой организации РСДРП(б) техническую, а И.Сталин
организационную подготовку переброски оружия и проведения
экспроприаций на цели революции, а позже сплоченно выступали против
Л.Троцкого, который проклинал Литвинова и Красина в своих мемуарах.
В сущности, это было уже прямое сопоставление себя с одним из
лагерей складывавшегося военного раскола мира.
Характерный эпизод 1936 года.
18 июля 1936 г. начался фашистский мятеж против правительства
буржуазно-демократического народного Фронта в Испании. Уже через
несколько дней стало ясно, что за спиной мятежников стоят Германия и
Италия. Скорее всего, Сталин знал это с самого начала - в середине
30-х годов для нас в Берлине и Риме не было тайн. В начале августа
1936 г. в Кремле состоялось крайне узкое совещание под
председательством В.Молотова с участием И.Сталина, которое решало
вопрос о целесообразности вмешательства в испанские события и
возможных формах помощи. Общая политическая оценка была единой -
Пиренейский полуостров становился испытательным полем фашизма, тем
трамплином, откуда он начнет свой прыжок на подрыв сложившегося
равновесия в международных отношениях - и поражение его здесь, в
самом начале агрессивного рывка, будет иметь самые благотворные
последствия, в том числе и для СССР Участники совещания, в основном,
склонялись к мысли, что сама республиканская Испания, военная
организация которой предельно ослаблена расколом общества с начала
гражданской войны, а техническое оснащение замерло на уровне
1900-1914 гг., боевой же опыт и традиции основываются едва ли не на
испано-американской кампании 1898-1900 гг., не сможет устоять перед
согласованным вторжением двух первоклассных военных держав -
Германии и Италии. Из двух возможных вариантов помощи:
- ограничиться военным
снабжением и посылкой добровольцев-инструкторов;
- прямо включиться в события,
направив экспедиционный корпус и взяв на себя военно-техническое
обеспечение боевых действий республиканцев;
большинство высказалось за
второе. Попутно выявилась политическая и техническая возможность
посылки и поддержки снабжением экспедиционных сил в 5-7 дивизий,
достаточных для обеспечения военного преобладания республиканцев и
стабилизации международной обстановки вокруг Испании.
В этих условиях резким
диссонансом прозвучало выступление маршала Тухачевского,
ответственного за боеготовность РККА как начальника вооружений и
председателя комиссии по военной реформе и уставам, заявившего, что
штатные полнокровные соединения посылать в Испанию не следует, так
как они "покажут там не только сильные, но и слабые стороны Красной
Армии", что прозвучало, как заявление о неготовности вооруженных сил
в боевом смысле, что совершенно не соответствовало действительности.
Вплоть до осени 1938 года РККА
имела равноценную материальную часть с германскими ВВС при
превосходстве над итальянскими. В воздушных боях основной советский
истребитель И-16, имея равную скорость с лучшим немецким
истребителем Ме-109В, превосходил его по вооружению и маневренности,
обстановка начала меняться только с появлением в конце войны в
Испании пушечного Ме-109Е. На земле же советские пушечные танки БТ-5
и Т-26 прямо-таки подавляли своим превосходством немецкие и
итальянские пулеметные Т1, Т2, "Ансальдо". Организация же немецких
вооруженных сил в 1933-36 гг. была "детской", едва ли не "ясельной",
что обнаружили страшные конфузы во время вступления в Саар и
Австрию, после которых распавшиеся, из-за отсутствия опыта вождения
войск комсоставом, дивизии по нескольку дней приходилось искать и
собирать вдоль дорог с помощью полиции. Итальянская же армия - по
старому генштабистскому анекдоту - во все времена существовала для
того, чтобы было кого побеждать австрийцам.
Выступление Тухачевского
оказало серьезное действие, после него совещание "увяло", каких-либо
решений принято не было, что означало фактическое принятие первого
варианта "капельницы для умирающего". Воздадим должное нашему герою,
в августе 1936 года Михаил Тухачевский отвел от Адольфа Гитлера
самую опасную в его восхождении угрозу - потерпеть поражение, когда
для германских элит он был еще темной лошадкой, едва не выскочкой, и
еще не стал идолом германского обывателя. Но именно с этого
совещания начался отсчет последних дней Тухачевского - Сталин поднял
и держал его на таком посту не для того, чтобы в крайне острый
политический момент узнать о неготовности армии.
Осознавалось ли приближение
войны И.В.Сталиным как некая реальность в составе прочих или как
неотвратимая страшная неизбежность? Что было в его сознании: "Если
будет ... Если будет" или - "Будет! Будет! Будет!" Принимались ли в
связи с этим меры "вообще", "по способности" или делалось абсолютно
все возможное?
Лучше всего об этом говорит
материал структурного социально-экономического рывка СССР в 20-е -
40-е годы. Исключая, может быть, 1926-28 гг., когда чисто военная
сторона экономического строительства могла быть сведена к
естественной модернизации вооруженных сил, все межвоенное развитие
общества и экономики происходило при ярчайшем высвечивании чисто
оборонной, грядущей схваткой определяемой, задачи.
Все наши довоенные пятилетки
имели специальную военную направленность. Так:
- задачей 1-й пятилетки
(1928-1932 гг.) ставилось создание вооруженных сил, обеспечивающих
превосходство над самой крупной военной державой капиталистического
мира (в тот момент Францией);
- в задачу 2-й пятилетки
(1933-1937 гг.) входило создание военного потенциала,
обеспечивавшего превосходство над коалицией 2-3 крупнейших в военном
отношении капиталистических государств при условии, что столкновение
ограничится одним военным театром, Европейским или Азиатским;
- в задачу 3-й пятилетке
(1938-1942 гг.) ставилось создание военного потенциала,
обеспечивавшего превосходство над любой возможной комбинацией
крупнейших в военном отношении государств капиталистического мира
при любых вероятных вариантах борьбы на всех театрах военных
действий.
Реальная схватка 1941-45 гг.
произошла - учитывая объединение почти всего военного потенциала
Европы в руках Германии и постоянную, хотя и не осуществившуюся
угрозу со стороны Японии - по промежуточному "двухсполовинному"
варианту; и итоги войны показывают, что планировщики 20-х - 40-х
годов заложили в свои расчеты реальные цифры.
Более того, оборонной задаче
было подчинено все остальное строительство. Все наши новые
предприятия закладывались как производства двойного назначения -
мирного и военного. Так:
- заводы сельскохозяйственного
машиностроения проектировались по профилю авиационного;
- заводы среднего
машиностроения по профилю артиллерийского и минометного;
- автомобильные заводы по
профилю производства бронемашин и легких танков;
- тракторные по профилю средних
и тяжелых танков;
- хлебные элеваторы как
пороховые производства;
- макаронные фабрики как заводы
по производству ультрамедленногорящих порохов для дальнобойной
артиллерии;
- часовые заводы как
производства взрывателей.
На этих заводах заранее
организовывались технологические потоки, комплектовалось
оборудование, оснастка, создавались вспомогательные производства,
укомплектовывался персонал инженерно-технических служб,
сосредотачивались расходные и длительные запасы с учетом их обоих
назначений.
Американские инженеры
потешались над заказчиком, который требовал в проектах пролетов
Сталинградского тракторного завода учесть 50-тонные нагрузки вместо
обычных 5-7 тонных, что до крайности удорожало строительство, делало
производство малорентабельным. Они не догадывались, что эти пролеты
должны были принимать на себя не вес тракторов, а вес тяжелых
танков.
Все 10000 предприятий,
построенные за две с половиной предвоенные пятилетки, были нацелены
на оборонное производство, и будучи не всегда рентабельны как
автомобильные, комбайновые, тракторные, они были эффективны как
артиллерийские, авиационные, танковые.
Такой планомерной,
всеобъемлющей милитаризации промышленности и сельского хозяйства -
ведь те же МТС это полная предмобилизационная готовность всего
автотракторного парка страны - не знает всемирная экономическая
история, и сверхусилия Германии 1935-39 гг., на ее фоне выглядят
скромно.
В результате этой работы
советская экономика приобрела фантастическую управляемость и
маневренность, способность почти мгновенно развернуть военное
производство. Если мобилизация промышленности Великобритании
потребовала 22 месяца, из них 9 месяцев без прямого воздействия
неприятеля, если экономика США, не затронутая войной, мобилизовалась
за 36 месяцев, то экономика СССР; при прямом воздействии войны,
мобилизовалась за 3-4 месяца по основным производствам и за 7
полностью. Никакой сверхэнтузиазм, штурмовщина, порыв не могли
обеспечить такого результата без этой гигантской планомерной работы
довоенных лет. И только при полном осознании неизбежности войны она
могла быть принята, запущена и осуществлена.
И если бы она не была
произведена в Советском Союзе, кто бы ее произвел в мире? А без нее
- что бы остановило А.Гитлера и горевших энтузиазмом мирового
господства панцербестий самой воинственной нации 20-го века? В этой
работе, единственно возможной тогда только в СССР, закладывалось
спасение мира - и только Одна Шестая могла ее осуществить по
состоянию, традициям, устремлениям общества и, добавим, провидению
ее вождя.
Крупнейшим стратегическим
решением И.Сталина той поры стало резкое форсирование темпов
индустриализации с начала мирового экономического кризиса 1929-32
гг. Всемирная экономическая катастрофа резко осложнила обстановку
для СССР. С одной стороны, крайне усилилась неустойчивость всего
международного положения, мировая "теснота" капитала будила поиск
"свободных зон" и "пространств", выносила на поверхность крайние
шовинистические течения, получившие массовую социальную базу в лице
выбитой из колеи, озлобленной против Государства, Бога и Соседа,
массе.
С другой стороны, кризис в
первый и последний раз открыл перед нами мировые рынки передовой
техники и технологий, не завалявшихся, перезрелых - новеньких
пахнущих лабораторной краской и сверкающих конструкторской белизной.
Бессилие ошалевших буржуазных государств, судорога зоологического
пароксизма страха, пронизывающая капитал, раскрыла перед нами двери
цехов, КБ, плазов, сняла занавески над кульманами, раскрыла
лабораторные журналы.
В очередь на советские заказы
стали "Ф.Крупп" и "Демаг", "Маннесманн" и "Пратт энд Уитни", "Рено-Кодрон"
и "Фоккер", свои новейшие изделия предлагали на продажу Мессершмитт,
Дуглас, Хейнкель, Кристи, Ройс - мировая техническая элита.
Открывалась возможность выкачать весь задел из портфелей и мозгов
Европы и Америки, но не далее 2-3 лет, положенных кризисом.
И Сталин это осуществил, бросив
на приобретение бесценного опыта и оборудования, временно
оказавшегося бесхозным, все, до последнего грамма золотого запаса,
экспортного килограмма зерна, штуки вывозимого яйца. В 1932 году в
условиях, когда стихия кризиса начинает ослабевать, знаменуя конец
режима доступности, он в последнем усилии вырвать из Запада все, что
только нужно и можно было взять, резко увеличивает продовольственный
экспорт. В корче и ужасе умирающих голодной смертью детей,
людоедстве безумного одичания взрослых шел поток технического
импорта этого года. Сама жестокость этого события прямо утверждала -
Сталин осознавал войну как данность неизбежную и неустранимую,
только в безусловной уверенности мог он осуществить это действие -
первую битву нескорой еще военной драмы, более тяжелую, чем грядущие
сражения, которую он должен был выиграть у собственного народа, взяв
у небогатых необходимое ради того, что еще не осознавалось.
Но поток оборудования,
патентов, технологий, хлынувший в страну, требовал инфраструктуры,
корпусов, персонала - ждать возведения новых площадок, коммуникаций,
образования квалифицированных кадров в разбуженных медвежьих углах
значит на 3-4 года омертвить приобретенный капитал, заморозив при
этом в существующем состоянии имеющийся потенциал изъятием огромных
средств на импортные закупки, т.е. получить результат, обратный
тому, которого добивались. То есть его приходилось устанавливать,
развертывать, пускать не в новых центрах на Востоке, итогов работы
которых следовало ждать через 5-7 лет (т.е. не ранее 1938-39 гг.), а
в старых на Западе, на существующих площадках, в зонах концентрации
рабочей силы, интеллекта, навыков, не уменьшая, а увеличивая
уязвимость территориального размещения военной промышленности, к
западным центрам которой тяготели не только дореволюционные военные
производства, но и привязывались новые, впервые развертываемые,
например, алюминиевые комбинаты Волхова и Днепропетровска,
авиамоторные, танковые и авиационные производства Харькова, военная
химия, специальная металлургия, тяжелое машиностроение Запорожья,
Мариуполя, Таганрога, точная механика Ленинграда, ограничивая их
размещение на восток линией Волги. Это не было делом свободного
выбора - это была диктуемая всем комплексом сверхиндустриализации в
предельно краткий (9-10 лет) срок необходимость и неизбежность.
Мы вступили в войну, имея 1-й в
мире авиационные и танковый парк (16600 и 17300 единиц) и 2-й
артиллерийский (63100 единиц - сказались последствия борьбы
М.Н.Тухачевского с "морально устаревшим родом войск" вплоть до
прекращения в 1934-35 гг. всех опытно-конструкторских работ и
закрытия артиллерийского КБ). Сколько танков и самолетов имела бы
РККА на 22 июня 1941 года, если бы их производство вместо 1933-1934
гг. было бы развернуто в 1938-39 гг., ведь с 1934 по 1939 год мы
ежегодно производили только танков по 3-3,5 тысячи? И какого
качества были бы наши конструкторы и их разработки, если даже при
развернутом устоявшемся производстве понадобилось 5-6 лет, прежде
чем они стали законодателями мировой танковой и авиационной моды
(Т-34, КВ и Ил-2 появились летом-осенью 1939 года)?
Давала ли эта лавина вооружений
надежды на безопасность, связанную с чисто количественным фактором
"да у них ... - да у нас ...". Да! Но не сохранилось ли в осторожном
и зорком уме ощущения какой-то шаткости, неустойчивости,
необеспеченности такого положения, когда военная промышленность
притянута к самой опасной западной границе, молчаливого присутствия
того инстинктивного вопроса "А что, если ...", который возникает вне
какой-либо связи с обстановкой, не столько в разуме, сколько в
чувстве, подобно тому; который начинает роиться при взгляде в
пропасть даже из-за надежного парапета: "А вдруг не выдержит?".
Был ли Сталин способен оценить
чисто военную сторону происходящих событий, увидеть в них иной
смысл, нежели тот, что подсказывают военные советники; был ли он
независим в своих выводах и на основе какого уровня представлений,
знаний и профессионализма они основывались?
Становление профессионального
революционера И.В.Сталина происходило в особой, не дискуссионной, а
деятельно-практической обстановке Боевой организации РСДРП(б)
(название условное - тех структур, которые технически обслуживали
1-ю русскую революцию), где волевое и силовое начало было ведущим, а
основное занятие представляло собой специфическую форму войны.
Гражданскую войну провел
"полевым членом" РВС нескольких фронтов, в том числе и 2-х
главнейших, Южного в период наступления А.Деникина и Юго-Западного в
период Советско-Польской войны. Стал известен как ведущий
организатор успешной обороны Царицына в 1918 году и один из
руководителей обороны Петрограда в трудных условиях 1919 года. Был
одним из инициаторов создания, вопреки противодействию Председателя
РВС республики Л.Д.Троцкого, крупного, маневренного объединения -
Первой Конной армии,- тактика которого была наиболее близка
"глубоким операциям" мотомеханизированных войск будущего,
формирование которых в 30-е годы почти во всех армиях мира
происходило именно на основе кавалерийских соединений.
Но сам он более всего ценил и,
кажется, считал "своей" операцию по штурму считавшихся неприступными
балтийских фортов "Красная Горка" и "Серая Лошадь" летом 1919 г.,
редкий для Гражданской войны, где главенствовала пехота и кавалерия,
пример комбинированной операции разнородных сил со значительным
составом технического элемента: сухопутных, флота, авиации,
бронечастей, морской, наземной, воздушной и артиллерийской атаки.
В основном же всю войну он
выступал как организатор при специалистах-главнокомандующих, в
отношении с которыми обнаружил большую психологическую
наблюдательность. Его конфликт со Свечиным летом 1918 г., в свете
опубликованных недавно дневников последнего, представляется вполне
закономерным. О диком, почти пещерном антидемократизме и ксенофобии
царского генерала сохранились свидетельства слушателей военных
академий 30-х годов, нередко сгонявших его с кафедры. Приходится
напоминать об этом, т.к. это лицо выставляется А.Солженицыным как
"последняя надежда России" в 1917 г., а его арест Сталиным в 1918 г.
объявлялся завистью "самодурствующего парвеню".
Все же Сталин определенно
предпочитал хозяйственно-управленческую работу, с увлечением взялся
за нее в мирную передышку 1920 года, получив назначение
начальствующим Уральской Трудовой Армией и крайне неохотно
возвращался "с повышением" в реввоенсовет Юго-Западного фронта.
Сталин не играл в "наполеончика",
не находил себя в чисто военной области и уже вследствие этого как
на Южном, так на Юго-Западном фронте не подменял командующего
А.И.Егорова и известное расхождение Юго-Западного на Львов (Егоров)
и Западного на Варшаву (Тухачевский) фронтов, приведшее в военной
части к неудаче Польского похода, было конфликтом не Сталина -
Тухачевского, а Тухачевского - Егорова. Роль Сталина в нем иная, его
обычная волевая поддержка своего командующего придала невероятную
силу позиции Егорова, сделала его ошибку особенно губительной. Для
самого Сталина она должна была стать уроком другого рода - никогда
не обуславливать своего решения только доверием к кому бы то ни
было; а итог любого мероприятия, как бы блестяще оно ни начиналось,
определять лишь по его завершении.
Есть ли в его действиях
последующей поры свидетельства такого вывода? А невероятная карьера
М.Тухачевского в 30-е годы, при несомненной поддержке Сталина
ставшего 1-м человеком в военной иерархии, исключая К.Ворошилова у
которого была иная роль - политкомиссара над армией. Сталин
определенно учел урок Польского похода и без шума, назначениями и
продвижениями утверждал "чужого" Тухачевского над "своим" Егоровым.
Многие наблюдатели отмечали,
что в 1942-45 годах Сталин становился придирчивым, строгим, выделяя
ошибки и упущения в момент успеха того или иного военачальника,
"ссаживая" его из состояния эйфории, и наоборот, становился
снисходительным, доброжелательным к ним, если они попадали в тяжелое
положение, терпели не обусловленные их усилиями неудачи, поднимал
дух и настроение, являя столь важное в момент уныния доверие. Это
уроки 1941 года? По быстротечности событий там почти не было столь
различимых примеров - в полной своей зримости такой был в 1920 году!
В межвоенные годы его связь с
армией развивалась и принимает несколько иной характер - это не
столько участие в повседневной жизни войск, сколько общие вопросы
военного строительства, кадровая политика, уровень стратегии и
доктрины. Он вел державный корабль - военачальники заведовали его
пушками. Для него военная проблематика начиналась в невидимой
глубине угольных ям и трюмного чрева, для них с боевых рубок,
погребов, появлявшихся неведомо откуда снарядов, механизмов,
стволов. До испанских событий чисто армейская сфера обладала
определенной автономией в рамках его интересов, присутствовала в них
опосредствовано, через других лиц - К.Ворошилова, М.Тухачевского,
Я.Гамарника. Можно утверждать, что он постепенно нисходил с
политического количественного уровня оценок в чисто военной
проблематике к осознанию качественной определенности этой области, и
если в 30-е годы он еще не принимает участия в Киевских маневрах,
так сильно продвинувших теоретическую мысль военного сообщества, то
в 1939 году просит у Г.К.Жукова боевой устав сухопутных войск,
дошедший экземпляр которого сохранил множество следов его карандаша,
а в 1940-м году присутствует на военной игре Генштаба, где являли
свое мастерство К.А.Мерецков и Г.К.Жуков.
Из всего круга лиц, оказывавших
воздействие на формирование его военных представлений, особо
выделялись Б.М.Шапошников и М.Н.Тухачевский, хотя и в разных планах.
Влияние Б.М.Шапошникова, которого немецкие источники 30-40-х годов
называют "гроссмаршалом", "великим стратегом", равного которому
Германия не имела со дня смерти Шлиффена, было постоянным и
непререкаемым в течение всей жизни Бориса Михайловича, единственного
в окружении Сталина, к которому он обращался по имени-отчеству
вместо обычного "товарища - имярек". Теоретические труды и
многолетняя деятельность Б.Шапошникова легли в основу развития мозга
армии - Генерального штаба, он воспитал знаменитую "шапошниковскую
школу" стратегов, к которой принадлежали А.М.Василевский,
И.А.Антонов, М.В.Захаров, В.Д.Соколовский. Культура, благородная
сдержанность, тактичная принципиальность военачальника оказывали
большое влияние на Сталина и в личном плане, умеряя жестокие порывы
его воли. В общении с Шапошниковым у него вырабатывались те формы
отношений с высшими институтами вооруженных сил, что определяли
способы принятия им решений в войне; по нему он вымерял и
последующих руководителей Генштаба.
Отношение к М.Н.Тухачевскому
(которого, кстати, Б.М.Шапошников недолюбливал, как недолюбливает
серьезный "работающий в войну" генштабист "играющего в нее"
кавалергарда) было другим - между ними лежала широкая полоса личной
несовместимости. Сталин не переносил самолюбования, игры
способностями, внешнего артистизма с налетом барского снобизма, но в
то же время отдавал должное дару проникновения самого молодого
маршала, той обстановке творческой приподнятости, которую тот умел
создавать вокруг себя.
До 1936 года он устойчиво
поддерживал все новации Тухачевского по армии, гасил вспышки острой
неприязни между ним и Ворошиловым, не давал ходу скапливавшемуся
"компромату" - прямых докладных записок на М.Н. к 1937 году
набралось в его деле до полутора десятков - оценивал явные провалы
последнего, например, борьбу против артиллерии и "бомбардировочную
болезнь" середины 30-х годов как заблуждения схематического ума. Его
собственные представления о войне вырабатывались как бы в
критической переработке концепции Тухачевского и уже в 30-е годы
обретали черты оригинальности. Будущая война рисовалась ему как
война моторов - "моторы на земле, моторы на воде, моторы в воздухе"
- но при всех ее хитросплетениях центральный ее элемент - бой
понимался им не как эпизод в операции при прорыве линии фронта и
далее как полет разбрасываемых по карте стрел - а как ее постоянное
занятие, с первого до последнего дня.
С точки зрения оценки "по бою"
складывалось его представление о техническом составе вооруженных сил
и борьба за него, нередко принимавшая характер столкновения с
увлеченным иными идеями военным ведомством. Следует вспомнить:
- битва за штурмовики (с 1936
по 1939 гг.), отвергаемые 3-мя последовательно репрессированными
главкомами ВВС;
- битва за фронтовые
бомбардировщики (не понимавшие их значения, влюбленные в тяжелые
машины конструкторы "осознали свои ошибки" только в заключении);
- стойкое сохранение артиллерии
как рода войск, обеспечивающего огневое превосходство на поле боя от
наскоков М.Тухачевского, о чем так много пишет в своих мемуарах
В.Г.Грабин;
- внедрение толстобронных
универсальных танков в состав вооруженных сил; вспомним, что Т-34
разрабатывался почти в тайне от отвергавшего его Автобронетанкового
управления РККА, увлеченного идеями "автомобильных прогулок" на ЮБТ
в глубокие тылы противника.
Уже тогда он разбирался глубже
в некоторых военно-стратегических проблемах, нежели
специалисты-военачальники. Адмирал И.С.Исаков приводит крайне
интересное свидетельство о редчайшей поездке вождя на Север - белой
ночью, находясь на мостике эсминца, Сталин в присутствии офицера,
задумавшись, сказал вслух: "И что они говорят - Балтика, Балтика ...
Здесь, на Севере, надо строить флот". Это свидетельство нового
понимания значения океанов для великой державы. И.Исаков среди
военно-морского командования той поры подобного понимания не
встречал.
Было ли мышление Сталина
догматическим, малоподвижным, утвердившимся в определенных схемах и
не подверженным иным влияниям? Была ли его воля разновидностью
маниакальной одержимости, как, скажем, у А.Гитлера, развившейся
болезнью самоутверждения, которая заменяет естественный вид событий
воображаемой картиной?
Сталин был рыжеватым шатеном
175 см роста, крепкого телосложения, с правильным строгим, красивым
лицом, отмеченным по низу щек следами оспы. Был очень фотогеничен -
привыкшим к штампу "кремлевского горца" рекомендую поставить в ряд
фотографии Сталина, Троцкого, Бухарина тех лет и сравнить без
предвзятости. Свидетельства кинофотоматериалов подтверждаются и
воспоминаниями очевидцев 30-40 гг. - назову только иностранцев
А.Идена, Г.Гопкинса, Ш. де Голля, У.Черчилля, Д.Эйзенхауэра -
единодушно отмечавших его выразительный запоминающийся облик.
Имел физический недостаток -
одна рука короче другой, последствия травмы в зрелом возрасте во
время купания. Какой-либо физической неполноценности, психического
комплекса от этого он не испытывал и, будучи заядлым любителем бани,
совершенно спокойно демонстрировал свое тело посторонним людям,
никогда не пытаясь уединяться. Из окружающих лиц какое-то значение
придавал этому дефекту только его портной, который шил один рукав
его френчей и мундиров короче другого - большинство этого даже не
замечало. Полицейские карты внешнего осмотра арестованного и близкие
ему лица .начисто умалчивают о его "всем известной шестипалости".
Наблюдатели отмечали его
исключительный слух и умение почувствовать тончайшее настроение
собеседника, способность "разговорить" окружающих до полного
раскрепощения; большие многогласные собрания ему нравились, он
наблюдал за ними с приметным удовольствием, его личное соучастие в
них было ощутимо, а его фразы, отмеченные особой точностью смысла,
запоминались.
Имел хорошее базовое
образование, был 4-м в выпуске Тифлисской духовной семинарии,
дававшей гимназический курс по предметам общеобразовательного цикла.
Каких-либо эксгибиционистских наклонностей во время учебы,
приписываемых ему позднее, не проявлял, о чем свидетельствует
двукратное заступничество церковных властей во время первых арестов.
Вообще "бытового иконоборчества" не проявлял никогда и в 30-е годы
выговаривал А.М.Василевскому за разрыв с отцом-священником; на
восстановление отношений с православной церковью в 1941 году пошел
легко и быстро.
По духовным задаткам был
склонен к гуманитарным предметам, истории, литературе, в молодости
писал стихи, по шкале оценок 1980-х годов "на республиканском
уровне", т.е. достаточно талантливо. В семинарии изучал иврит,
эллинский, латынь. Степень владения первыми неясна, латинских
авторов, особенно Тацита, знал хорошо, о чем свидетельствует
академик Е.В.Тарле, общавшийся с ним в 40-е годы. Какой-то особый
интерес к античности, и именно к римской, подталкивал его
внимательно следить за трудами Р.Виппера. Этот нараставший
специальный гуманитарный интерес незадолго до смерти прорвался в его
личном вмешательстве в дискуссию по вопросам языкознания, где он
резко и обоснованно обрушился на вульгарно-социологические схемы
культурно-исторического процесса Покровского-Марра, - вне этих
внутренних пристрастий его вмешательство необъяснимо, искать в них
иную, политическую подоплеку малоплодотворно.
Любимыми литературными авторами
были Максим Горький, "Жизнь Клима Самгина" которого он перечитывал в
разгар Московской битвы; Михаил Булгаков, в прозе которого он
особенно ценил "Собачье сердце" и держал в своей библиотеке 3
экземпляра (1 рукописный), и из драматургии "Дни Турбиных", которых
смотрел 15 раз в постановках разных московских театров наперекор
заушательской критике Луначарского и Свидерского, "властителей дум"
20-30 годов. В то же время, "Мастера и Маргариту" ставил весьма
низко, считая это произведение подражанием гоголевской мистической
традиции, набором талантливых эпизодов, не сложившихся в единое
целое из-за слабости связующей философской канвы (и ей-ей, прав!).
Испытывал интерес к творчеству Николая Эрдмана, в частных беседах
неоднократно упоминая пьесу "Самоубийца" как превосходную.
Из поэтов сразу и исключительно
высоко оценил В.Маяковского, которого В.И.Ленин, например, едва
терпел; выделял Б.Пастернака - и не за панегирики в свою честь; но
особенно Арсения Тарковского, которого после войны резко отчитал за
попытку перевести стихи "посредственного грузинского автора Иосифа
Джугашвили" на русский язык как пустую трату ценного времени.
После смерти обнаружилось еще
одно его увлечение - собирал карикатуры на себя и особенно ценил,
держал под рукой в ящике письменного стола лист "Панча", на котором
он изображен в женском платке и юбке поверх галифе танцующим полонез
с А.Гитлером.
Были ли эти разнообразные
внешние проявления выражением безотносительного интеллекта или за
ними таилась сложившаяся мировоззренческая глубина - ведь, например,
его великий антагонист У.Черчилль представлял собой редкостное
сочетание талантов и способностей, увы, на крайне тощей
философско-прагматической основе? Одно частное замечание И.Сталина
чуть приоткрывает завесу - как-то, говоря об академике М.Б.Митине,
он обронил фразу; что тот философ "полезный, но средний", те.
выразился в оценочно-специальном смысле, с высоты того
представления, которое носит в себе.
Как оригинальный
самостоятельный комплекс это представление возникло вне
академической школы, а развивалось на некоторых начальных
философских посылках, вырастая в процессе практического
миропостижения, и крайне интересно взглянуть на исходные пункты
этого восхождения, полного результата которого мы уже никогда не
узнаем.
В "Кратком курсе истории ВКП(б)",
который он редактировал, бросается в глаза прямо-таки упоение
гегелевской диалектикой. Материализм как общесистемное представление
там заявлен, но богатство и страсть примеров обрушены именно на
диалектику. Она и особенно два первых закона - объект его
чувственного поклонения.
Являя ситуацию как
калейдоскопическое сочетание разнородных процессов, противоречивых
сторон, восходящих и нисходящих кратковременных и долговременных
промежуточных форм, она вырабатывала у него привычку искать главное,
определяющее, т.е. формировала его мышление как аналитическое и
логическое, а не интуитивное, можно сказать, что он был лучше
защищен от самого изощренного злонамеренного замысла, нежели от
обычной глупости.
В то же время, воспринимая
людей и события как явленный итог противоречий, он видел их в своем
представлении шире и глубже общепринятого, ощущая присутствие
скрытых закраин бытия, и в этом смысле мог понять А.Гитлера глубже и
образней, чем Рузвельт и Черчилль, представления которых лежали в
рамках количественной непрерывности.
И, наконец, следует сказать о
наполняющей Сталина несгибаемой неистовой внутренней силе, ожогами
вольтовых разрядов гальванизировавшей окружающих. Ф.Шаляпин на всю
жизнь запомнил ощущение крадущегося тигра, когда Сталин в мягких
сапогах прошел через гостиную на встрече у М.Горького. У.Черчилль
писал в мемуарах, что даже он, воспитанный в нелицеприятных
традициях английского парламентаризма, испытывал инстинктивное
желание вскочить и замереть с вытянутыми руками по швам, когда
советский лидер входил в зал очередной конференции. Впрочем, это не
мешало двум заядлым "совам" с интересом общаться друг с другом до
2-3 часов ночи, но вряд ли усыпляло настороженность советского
вождя.
Итак.
Канун II мировой войны И.Сталин
встретил в расцвете опыта, предвидения и воли, сложившимся
военно-политическим деятелем, в полном владении всеми навыками
государственного, политического и идеологического управления, в
обостренном внимании зоркого, настороженного интеллекта, в
способности воспринять любую жестокую правду реальности и ответить
на нее предельно беспощадным, ничем не ограниченным решением.
Как оценивалась угроза войны в
1939 г. и насколько реально было оказаться втянутыми во II мировую
войну с самого начала?
С середины 1938 года война уже
не грезилась в пиренейском отдалении, а полыхала на территории СССР:
- в июле 1938 г. происходят бои
у озера Хасан на Дальнем Востоке, начавшиеся с неудач: первые атаки
у Хасана привели к гибели массы легкобронных танков на японском
противотанковом рубеже;
- в феврале 1939 года пала
республиканская Испания; завершение борьбы приносит крайне тревожное
известие - советская авиация утрачивает тактико-техническое
равенство с ВВС вероятного противника, в последних боях новые
немецкие пушечные истребители Мессершмидт-109 Е со скоростью 570
км/час бьют советские И-16 со скоростью 460 км/час;
- в мае 1939 года начинаются
крупномасштабные боевые действия у Халхин-Гола в Монголии, и опять
неудачи; первые воздушные бои завершаются поражением советской
авиации, вооруженной самолетами И-15 и И-16 первых серий;
На Западе вот-вот должен
рухнуть польский буфер под ударами вермахта и тогда опаснейшая
угроза войны на обоих театрах, Европейском и Азиатском, становится
злободневной реальностью!
В июле 1939 года И.Сталин
делает последнее отчаянное усилие создать систему взаимной
безопасности в Европе на Англо-франко-советских переговорах в
Москве, но когда обнаружилось, что в ответ на предложенные
К.Ворошиловым 136 дивизий Англия (Дрэкс) и Франция (Думенк) готовы
раскошелиться на 10-16, стало все ясно.
Была ли угроза войны с
Германией летом 1939 года реальной и требовало ли действительное
положение СССР той поры отсрочки военных событий? Стоила ли она
того, чтобы давать А.Гитлеру свободу рук в Европе?
Если бы не советско-германский
пакт о ненападении, Гитлер в условиях японской поддержки на востоке
бросился бы на нас несомненно - летом 1939 года он бросился бы на
кого угодно, даже на Господа Бога в защиту попранных арийских прав
Сатаны.
К лету 1939 года выполнение
военной программы 1934 года поставило Германию, которая, в отличие
от СССР, не обладала хозяйственной автаркией, на край экономической
катастрофы - все ресурсы и источники поступления валюты были
израсходованы, клиринговая торговля зашла в тупик, кредитные рынки
исчерпаны. В мае министр финансов Шахт доложил рейхканцлеру, что с
июня-июля будет вынужден начать приостановку платежей за кредиты и
по краткосрочным обязательствам. Это означало неминуемый крах
сначала экономики, потом режима:
- германская промышленность не
могла функционировать без шведской железной руды и т.д.;
- немецкий транспорт не мог
существовать без румынской, советской и прочей нефти;
- германское население не могло
обойтись без русского хлеба, а сельское хозяйство без жмыхов.
Только одна карта имелась на
руках - не вполне готовый к полноценной войне, но уже обладающий
мощным аппаратом вторжения вермахт.
Только одна перспектива
оставалась у гитлеровской элиты - безоглядно ринуться в войну,
которая снимет все долги и уничтожит всех кредиторов!
По условиям июля 1939 года
налицо был "небогатый" выбор - либо Пакт, либо война на 2 фронта в
условиях, когда Германия и Япония не будут изолированы от мирового
сообщества и его ресурсов, а СССР окажется в политическом вакууме. И
это в ситуациях, когда испанские и дальневосточные события показали
крайнюю необходимость срочной технической модернизации, а бои на
Дальнем Востоке - и несостоятельность части высшего комсостава
(В.Блюхер у Хасана, Фекленко на Халхин-Голе). Приходится напомнить
сторонникам "демократической", "антифашистской" войны в 1939 году,
что впервые бегство наших дивизий с поля боя мы увидели до 1941
года, на Халхин-Голе (84 Пермская стрелковая), и это зрелище,
вскрывшее низкую боеготовность запасных частей, настолько поразило
присутствовавшего в районе конфликта маршала Г.Кулика, что он впал в
пораженчество и стал требовать сдачи Халхин-Гола, только твердая
позиция нового командующего Г.К.Жукова восстановила положение. В
этих условиях Сталин проявил выдающееся чувство реальности, разом
повернувшись навстречу той ситуации, что определилась летом 1939
года, отодвинув все сомнения, переступив через мгновенно опавшее
"обожание" "мировой", "демократической" и прочей общественности и
вырвав в условиях крайнего дефицита политических рычагов максимум из
Пакта:
- перемещение западной границы,
т.е. грядущего рубежа вторжения на 400-700 километров далее,
мимоходом решив историческую задачу, недостижимую для русского
царизма, - воссоединение украинского и белорусского народов;
- и нарушил, как представлялось
летом 1939 года, а в действительности расколол немецко-японское
военное сотрудничество, усилив "морскую" антиамериканскую "партию" в
противовес "сухопутной" антисоветской в правящих кругах Японии.
Ослабило ли заключение Пакта
чувство военной тревоги у Сталина? Стал ли он полагаться на
10-летний (до 1949 года - по букве договора) мирный период?
Факты показывают другое:
- в сентябре 1939 года
утверждена кадровая система прохождения службы в армии, в полном
объеме восстановлена всеобщая воинская обязанность, что увеличило
численность армии вдвое, а расходы на ее содержание в 3,5 раза;
- одновременно введен особый
режим работы в промышленности: начинается нарастающий перевод
производств на выпуск военной продукции;
- резко ускоряется
строительство заводов-дублеров на Востоке.
Куда, скажите, поместились те
1523 эвакуированных предприятия лета-осени 1941 года - в коровники?
кинотеатры? рестораны? - да, и туда же, но в ледяных пустынях Сибири
легче найти ярангу, чем кинотеатр. ... В основном, в недостроенные,
но с подведенными промкоммуникациями коробки заложенных в 1938-40
годах корпусов! Иначе при всем сверхуспехе эвакуации пуск
производств через 3-5 недель на новых местах в Сибири и на Урале был
невозможен!
Тревога Сталина нарастает с
непередаваемой силой по мере успехов вермахта на Западе. Два его
мероприятия, имевшие огромное значение для скорой военной поры прямо
говорят об этом:
- летом 1940 года он вопреки
мнению всего военно-промышленного руководства страны вводит запрет
на производство старых образцов вооружений из уже имеющихся запасных
частей и комплектующих и о переходе на выпуск только новейшей, даже
и не вполне доведенной техники, бросив свои известные слова "на
старых самолетах легко летать, но их легко и сбивать", что означало
омертвление огромных ресурсов, недополучение тысяч единиц танков и
самолетов. Как показали будущие события, это решение оказалось
правильным - и дело не только в том, что к 22 июня РККА получила
2650 новых самолетов и 1840 современных танков, но особенно в том,
что переход на выпуск новейшего вооружения был завершен до войны, к
весне 1941 года, и промышленность более не нуждалась в
стратегической перестройке производства до 1945 года по
модернизационному запасу принятых в 1939-1940 гг. основных типов
вооружений против немецкой, вынужденной начать этот мучительный
процесс в 1942 году, ввиду исчерпанности модернизационного запаса
принятых в 1935-1936 гг. основных образцов вооружений; или
английской, первые полтора года войны тяжело изживавшей имевшееся
производство старого вооружения наряду с новым;
- в условиях невозможности
преодолеть в краткие сроки превосходства Германии в выплавке
алюминия (1-е место в мире), что обеспечивало ее превосходство в
выпуске цельнометаллических боевых машин, принял решение не на
"долгий вариант" преодоления отставания строительства новых
алюминиевых комбинатов, полагаясь на Пакт, а запустил "пожарное
решение" перейти в производстве самолетов на деревянные конструкции
по типу разработок Фоккера, что позволило, подключив переданные 20
сборочных и 20 моторных заводов к имевшимся 6 авиационным и 6
авиамоторным, получить полуторное превосходство в мощностях
авиационной промышленности над Германией уже к марту 1941 года.
В отрицательной части это
решение означало 2-3 краткое сокращение сроков службы самолетов и
оправдывалось только соображением, что в войне "век истребителей
краток", при условии, что она рядом, иначе деревянные машины могут
просто преждевременно сгнить!
Допускал ли Сталин возможность
войны в 1941 году?
А.М.Василевский
свидетельствует, что в 1940-41 годах Сталин неоднократно говорил ему
о перспективе войны "далее 42-го года мы в стороне не удержимся",
подразумевая ее внешне-принудительной к советской политике характер.
На 1942 год была ориентирована и огромная военная программа 3-й
пятилетки. Но война - действие двустороннее, а если Германия нападет
в 1941 году?
Ряд фактов говорит, что уже с
середины 1940 года Сталин начинает оценивать обстановку как
нетерпимо опасную:
- прекращается строительство
Стратегического Большого Флота и все силы и средства бросаются на
краткосрочные военные программы;
- принимается неслыханная
программа формирования 15 танковых корпусов, и не в старой модели
М.Тухачевского, тысячные стада "легкобронных скакунов" без
какого-либо сопровождения других родов войск, а как объединения
разнородных взаимодействующих на поле боя сил
"огонь-броня-мотопехота" со сроком комплектации личным составом к
лету 1941 года;
- резко ускоряется формирование
стратегических и мобилизационных запасов.
Но сразу следует признать -
гигантское взрывное усиление Германии в результате Западной кампании
1940 года, когда англо-французские союзники вместо ожидавшегося
военными наблюдателями года были сокрушены за 40 дней, вследствие
чего военный потенциал вермахта более чем удвоился (запасы
стратегического сырья, современное вооружение 160 дивизий, военная
промышленность всего континента), - не могло быть преодолено к лету
1941 года. Только с апреля начиналось массовое поступление новой
техники в войска и какого-либо ощутимого результата насыщения армии
этими средствами и средне-терпимого уровня владения ими следовало
ожидать к октябрю, после проведения летней учебной кампании
танковыми и авиационными соединениями. Более того, начальный период
переучивания сопровождается падением боеспособности войск, еще не
овладевших новым вооружением, что следовало особо учесть. Самый
опасный период временного падения боеспособности приходится на
первые 2/3 летней военной кампании, которая в условиях Европейской
части СССР длится с 10 мая по 20 сентября, т.е. 142 дня. Далее
знаменитое русское бездорожье, которое немецкие специалисты
оценивали хуже африканского по разнице температурных разбросов и
воздействию на технику; и с 10 ноября зимняя кампания.
Было известно:
- немецкая армия не имеет
зимнего обеспечения (обмундирования, ГСМ, средств преодоления
бездорожья), вследствие "рывка" 1935-1939 гг.;
- более того, она оснащена
только с учетом условий войны в Западной Европе (ширина гусениц
бронемашин, транспортные узлы орудий, состав и количество
автотранспортных средств, обеспеченность средствами полевого
аэродромного базирования).
Т.е. зимняя кампания для нее
совершенно недопустима и своих целей она может и должна добиваться
только в летней кампании.
Учитывая темпы стратегического
наступления на Западе (приблизительно 10 км в сутки при
400-километровом продвижении) по несравненно лучшей дорожной сети,
для поражения важнейших центров в Европейской части СССР вермахту
требовалось не менее 140-150 дней, т.е. германские планировщики
только-только укладывались в рамки отпущенного природой срока.
Таким образом, если решение о
нападении на СССР принималось, оно должно было осуществляться не
позднее 2-й декады мая - после войны выяснилось, что первый
утвержденный вариант плана "Барбаросса" определял срок нападения
12-15 мая 1941 года! Ряд мер Сталина свидетельствуют, что он понимал
серьезность этой угрозы:
- февральский 1941-го года
пленум ЦК ВКП(б) прямо ориентирует партию, государство и общество на
военную опасность;
- в марте-апреле 1941 года была
проведена операция "Туман" - массовая депортация антисоветских и
профашистских элементов из западных приграничных районов вглубь
СССР, нанесен упреждающий удар по выявленным центрам немецкой
разведки; такие "чистки" обычно приурочивают к кануну войны, с тем,
чтобы в самый острый момент ее начала лишить противника каналов
информации (вспомните массовые расстрелы деклассированных элементов
в парижских фортах в августе 1914 к или превентивное заключение в
концлагеря германской диаспоры в Англии в 1914 и 1940 годах.);
- в апреле начинается
выдвижение 4-х армий из внутренних округов в приграничную зону;
- в феврале-мае 800 тысяч
военнослужащих запаса 1-й очереди призваны на повторную военную
службу!
Но это были ответно-пассивные
меры на возраставшую угрозу; которые сами по себе не могли
остановить запущенный военный каток - надо было сорвать немцам всю
подготовку начала летней кампании каким-то неординарным ударом по
самой германской военно-политической машине. И тут возникает крайне
интересный Югославский эпизод!
27 марта группа патриотических
офицеров во главе с Душаном Симовичем свергает профашистское
правительство Цветковича-Мачека. С неслыханной быстротой 5 апреля
1941 года Советский Союз подписывает договор о дружбе, ненападении и
дружеском сотрудничестве в случае нападения третьих стран с
Югославией. Возникает то ли видимость, то ли реальность
двухфронтовой, Советско-Балканской коалиции, в которой кроме
Югославии просматривается Греция, уже ведущая войну против Италии;
насторожившаяся против немцев и итальянцев Турция; обиженные на
итоги Венского арбитража королевские круги Румынии; английский
экспедиционный корпус; болгаро-русские симпатии ...
Гитлер, которого со времен 1-й
мировой войны преследует кошмар 2-го фронта, реагирует предельно
остро и истерично - 6-го апреля вторжением в Югославию начинается
Балканская кампания вермахта, завершившаяся 2 июня штурмом Крита.
Таким образом, лучшее время удара по главному стратегическому
противнику Гитлер разменял на второстепенный в стратегическом плане
блестящий частный успех. Но был ли Югославский вариант единственным?
Что полагал Сталин, если Гитлер пренебрежет Балканами как
второстепенной целью и обрушится на Союз?.. Только в 20-х числах мая
началось переброска немецких танковых и мотомеханизированных
соединений в Польшу и лишь в начале июня, после тяжелой Критской
кампании, началось перемещение авиационных частей, что означало
достижение полной готовности вермахта в третьей декаде июня и, таким
образом, потерю Германией 40-50 дней летней кампании (о чем немецкие
офицеры будут так жалеть в октябре-ноябре под Москвой), - а само
нападение делалось стратегически безрассудным.
Сталин не мог представить, что
его противник, отбросив все "излишние" доводы разума, будет
планировать завершение кампании, требующей 140 дней, не в
80-дневный, как давала природа, а в 40-дневный срок! Правда,
подозревая за А.Гитлером нечто авантюрно-подобное, он в мае,
выступая перед выпускниками военных академий, подробно объяснил
германскому фюреру разницу между военной организацией Балканских
стран, имевших в совокупности 80 дивизий без современного тяжелого
вооружения, или западными союзниками с их 140 современными дивизиями
- и СССР располагающим 266 дивизиями при 7-8 тысячах танков и
самолетов первой линии, а также различие между четырьмястами и
тысячей двумястами километров, отделяющими, например, Париж и Москву
от госграницы, отличие грунтовых дорог от автострад ...
Увы, последующие действия
советского руководства более соответствовали логике природы, нежели
мистике Берлина - повышенная боевая готовность снималась, войска
разводились на учебные сборы на стрельбища и полигоны. Надо ли было
это делать?
- К 20 июня налет пилотов на
новых самолетах вырос до средней цифры 10-15 часов от апрельского
нуля; без чего они бы не взлетели 22 июня;
- пехота прошла начальный курс
обстрела артиллерией и обкатки танками (на Халхин-Голе 84 Пермская
стрелковая дивизия побежала не вследствие японских атак, а просто
впервые попав под артобстрел);
- осуществлялось сколачивание
танковых и механизированных соединений, они начинают обретать
грозную реальность.
Что лучше необученные, но
сосредоточенные соединения или полуобученные, но рассыпанные? Судить
крайне трудно, но это положение усугубилось еще двумя
обстоятельствами:
- немецкий удар пришелся по
войскам в момент перехода на новую технику; когда современное оружие
еще не освоили, а старым уже пренебрегали, особенно в отношении
ремонта, что резко сказалось на боевой эффективности его
использования;
- А.Гитлер оказался
замечательным метеорологом, в ответ на осторожные замечания своего
генералитета о позднем сроке начала кампании и возможности плохой
погоды в начале сентября заявив, что погода в сентябре будет
отличная и как в воду глядел - погода в 1941 году была необыкновенно
хороша до начала октября!
Выдвигают другие альтернативы
действий мая-июня 1941 года:
- сосредоточение основной массы
войск по линии старой границы и ее системы укрепленных районов
("линия Сталина");
- сохранение отмобилизованной
части армии, участвовавшей в Советско-финской войне;
- отказ от летней учебы 1941
года с сохранением повышенной готовности сосредоточенных войск.
Недавно стали даже говорить:
- превентивный удар, пока
немецкая армия завязла на Балканах, т.е. парировать авантюриста
авантюризмом.
Но возможно ли было провести
кампанию лета 1941 года меньшими качественно потерями, т.е. был ли
субъективный фактор преобладающим в сложившейся обстановке
июня-августа 1941 года?
Знаменательна оценка Г.К.Жукова
"Даже отмобилизованная армия 1942 года не смогла сдержать
сосредоточенного удара немецких войск на Юге и покатилась на
700-1299 километров", тем более армия 1941 года. То есть потеря
территории от Бреста до Подмосковья была объективно неизбежной и
ситуация лета 1941 года определялась в целом не сцеплением ошибок и
просчетов, а текущим качеством вооруженных сил, общим состоянием
военного потенциала страны на тот период.
Был ли Сталин готов к военной
неудаче начального периода войны? Насколько она была для него
неожиданна?
Боевые действия в районе Хасана
в 1938 к, завершающие бои 1938-1939 гг. на Пиренеях, конфликт на
Халхин-Голе летом 1939 года и, наконец, "зимняя война" 1939-1940 гг.
давали пищу для тревожных размышлений. Достигнутые результаты были
меньше, чем могли бы быть по простой арифметике соотношения сил, а
именно, по сопоставлению с результатом числа штыков, стволов, танков
и самолетов, что свидетельствовало о недостатках военной
организации. Уже в 1938-1940 годах Сталину приходится неоднократно
менять военное руководство в районе того или иного события:
- в 1938 году пришлось заменить
В.Блюхера Г.Штерном на Хасане;
- в 1939 году заменено
несостоятельное начальство Советской Группы войск в Монголии
командой Г.К.Жукова;
- в 1940 году отстранено все
руководство наркомата обороны вместе с К.Ворошиловым:
Особенно тревожными выглядели
итоги Советско-финской войны, которые породили на Западе легенду о
"СССР - Колоссе на глиняных ногах". Война завершилась успешно, но не
столько благодаря качеству военного аппарата, сколько благодаря воле
Сталина и обрушенным на финнов материальным средствам (60 дивизий на
20 при пяти-семикратном превосходстве технических средств). Сама
война была обоснована, что признавал даже "заклятый друг"
Л.Д.Троцкий, как единственный способ "выключить" военную угрозу на
Северо-Западе со стороны белофиннов, мечтавших о "Великой Финляндии"
от Ботнического залива до Невы и Белого моря. Но полупобеда не
позволила вывести Финляндию из числа противников и 40% линии фронта
и до 40 советских дивизий в 1941-44 гг. оттягивал на себя финский
участок, в ее цену следует занести и 1 миллион погибших ленинградцев
...
И это на фоне феноменальных
побед Германии, игравшей мускулами своих войск в Европе:
- прыжок в Скандинавию;
- Арденны;
- Дюнкерк;
- фантастические успехи
немецких воздушно-десантных войск, захватывающих одну неприступную
позицию за другой.
Как лихорадочно ищет Сталин в
РККА равные таланты Клейсту. Роммелю, Гудериану, Рейхенау; как
стремительно выдвигает открытых им молодых военачальников, прошедших
огонь Испании, Китая, Монголии.
Но перелом происходит медленнее
нарастающей угрозы. Летом 1940 года немецкий самолет приземлился на
Красной площади в Москве; в приступе страшной ярости Сталин приказал
расстрелять все руководство ПВО, но и новое во главе с Г Штерном
оказалось не состоятельным, что стало очевидно весной 1941 г.
За противодействие внедрению
штурмовиков Ил-2 и провал в организации переучивания летного состава
на новую технику репрессирован главком ВВС А.Локтионов ...
На командно-штабной игре 1940
года в наркомате обороны обнаружилась несостоятельность только что
назначенного начальником генерального штаба К.Мерецкова, его
пришлось заменить Г.Жуковым - и тоже не лучшее назначение,
выдающийся полководец был посредственным штабистом ...
Мог ли Сталин в этих условиях
ожидать особо благоприятного начала войны?
Тем более, что в 1940-1941
годах мы, скорее, даже переоценивали качество германских вооруженных
сил. Так:
- танковое ведомство исходило
из наличия в германской армии толстобронных танков с
80-100-миллиметровой броней и 75-100-миллиметровой пушкой, которые
появились только в 1943 году;
- авиационное исходило из
предположения, что люфтваффе к лету 1941 года будут оснащены
самолетами со скоростью 650-700 км в час вместо серийной 570 км в
час; по этому случаю произошел конфликт между руководителем
советской авиационной делегации в Берлине генералом Гусевым и
генерал-инспектором люфтваффе Удетом, когда Гусев обвинил
последнего, что тот, показав Ме-109Е со скоростью 570 км, скрывает
от него новые машины. Вспыхнувший немецкий генерал заявил, что он
как офицер отвечает за свои слова и других машин у него нет - и
сказал правду!
- артиллеристы, исходя из
прогнозов коллег, требовали 57 и 100 мм противотанковых орудий, в
которых не было нужды до 1943-1944 годов и учились поражать цели,
движущиеся со скоростью 70-80 км в час, в то время как всю войну
немецкие бронемашины пропыхтели на 40-50 км;
- общевойсковые командиры
ожидали высокой культуры огневого взаимодействия немецких войск на
поле боя, основываясь на традициях I мировой войны, заветах
И.Брухмюллера и теоретических трудах генерала Бернгарда. И насколько
изумлен был В.И.Чуйков, когда, впервые подъезжая к линии фронта, он
увидел, как немецкая артиллерия вяло разбрасывает снаряды в узкой
полосе, что означало у нее "артиллерийское наступление".
Могли беспощадный реалист и
прагматик пройти мимо совокупности всех этих свидетельств? Не должен
ли он был искать запасного варианта мажорному рефрену: "Если завтра
война, если завтра в поход, если черная туча нагрянет ..."?
Современникам было непонятно
сталинское неприятие начала войны 22 июня, ведь директива 21-го уже
была спущена в войска! Но оно свидетельствовало не о колебаниях, а о
его неприятии худшего варианта развития событий. Это было восстание
воли против безотрадных констатаций ума. Оно не могло продолжаться
долго!
Какая ценностная ориентация, в
конечном итоге, определяла исход борьбы летом 1941 года?
Всякая война в той ее части,
что касается только средств насилия достижения общеполитической
цели, решает в раздельности или одновременно три задачи:
- уничтожение (поражение)
вооруженных сил неприятеля;
- захват его территории как
исключение ее ресурсов из борьбы;
- уничтожение (подрыв)
военно-экономического потенциала.
Начиная войну; главной целью
своих действий вермахт ставил уничтожение вооруженных сил СССР, т.е.
регулярной армии и флота, достижение двух других полагалось
следствием первой, при этом третья задача практически не
рассматривалась, подразумевалось, что захват территории означает и
овладение ее военно-экономическим потенциалом; это вполне
оправдалось на Западе, более того - специальные удары авиацией по
экономическим центрам разбитого противника воспринимались как
вредные самим себе - ведь это все равно достанется победителю;
мероприятия по уничтожению военно-экономического потенциала врага
теоретически признавались только в той мере, насколько возникала
перспектива длительной войны, которая заранее объявлялась
исключенной, пока борьба имеет континентальный характер и не
касается США.
Поэтому в первые часы войны
германское командование находилось в крайней тревоге - не начнут ли
русские быстрый отвод войск из пограничья, выводя из-под удара
вермахта. И с каким облегчением, даже ликованием оно восприняло
массовые контрудары советских войск во второй половине дня 22 июня и
всю неделю до 28 июня. Все шло даже лучше задуманного! Бросаемые в
бой чьей-то окаменевшей волей, русские не уходили - атаковали под
Шяуляем, Белостоком, Брестом, Кальварией, Ровно, Луцком, Ковелем,
Владимиром-Волынским, Перемышлем, в яростном порыве вклинивались в
расположение немецких войск, все более и более охватываемые
железными клещами танковых клиньев. Это была захватывающая война -
опасная и в тоже время победоносно-упоительная!
Враг был силен, поражал обилием
техники - но все происходило в соответствии с канонами классической
военной науки Клаузевица-Шлиффена! Уже в конце второй недели войны
начальник штаба сухопутных войск генерал Г.Гальдер записал в
служебный дневник фразу о том, что Франция была разбита за 40 дней,
крушения России следует ожидать в еще более короткие сроки!
Что стояло за отчаянными
контрударами обреченных соединений и корпусов Хацкелевича, Микушева,
Пуганова, Петровского, Карпезо, с чем сопоставлялась поголовная
гибель кавалерийских дивизий, бросавшихся в сабельные атаки на танки
под Белостоком?
Сразу отпадает предположение о
тщетных попытках предотвратить глубокое вторжение, сохранить
территорию. Если боевые действия первых 2-3 дней определялись
"наступательным" содержанием чрезвычайных пакетов генштаба
довоенного времени, вскрытых по тревоге, то 25 июня объявленная
директива о создании государственной зоны обороны по линии Западной
Двины - Днепра - Синюхи их отменяет, признавая всю территорию
западнее ее потенциально потерянной!
Наряду с этим указанные уже
обстоятельства отвергают предположение об особой заботе о сохранении
кадровой армии мирного времени. Директива 25 июня означала признание
поражения армии в приграничном сражении и если чисто военная сторона
событий признавалась главной (а какая еще могла быть в войне?),
следовало бы одновременно отдать в войска директиву на быстрый выход
из-под удара отходом в восточном направлении, ускорив вдвое темп
отступления и приступив к порче дорог, мостов, переправ. Полная
моторизация "в европейском варианте" привязывала немецкую армию к
дорогам и делала ее особо чувствительной к такого рода действиям,
которые не требуют больших сил и времени.
Налицо совершенно обратная
картина: армия может быстро отступить - ее заставляют
контратаковать, держась определенных районов, она может спастись -
ее убивают! Показательна в этом отношении трагическая судьба
командующего 4-й армии Западного фронта генерала Климовских, в
военном отношении совершившего подвиг доблести - в течение 4 недель
находясь на острие удара южного крыла группы армий "Центр", вновь и
вновь собирая и смыкая разрубаемые танковыми клиньями вермахта части
армии, он противостоял 2-й танковой группе Гудериана и 4-й армии
Клюге, ни разу не допустил окружения и не выпустил Гудериана на
оперативный простор в восточном направлении, что было выдающимся
достижением, поучительным примером активной обороны с жертвой
территории - но расстрелянного потому, что он ОТСТУПАЛ, в то время
как его товарищи Болдин, Голубев, Курочкин, Курасов смело, но с
военной точки зрения малопродуктивно атаковали, попадали в
окружение, быстро теряли войска, но служили невозбранно!
Что было такое в воюющей
стране, что Сталин на какое-то время поставил выше судьбы
Действующей Армии?
25 июня войска не получили
директиву на выход из-под удара - днем ранее, 24 июня, без особого
шума был создан неброский Совет по эвакуации (председатель Шверник,
заместитель Косыгин).
Какие-то странные аберрации
начинаются, стоит только приблизиться к этому Совету:
- "очевидцы утверждают", что
Сталин в первые дни войны выражал неоправданный оптимизм в отношении
скорого перелома в ходе боевых действий - но этот Совет "объявлен"
24-го, т.е. "решен" 23-го, т.е. не позднее первых 48 часов (!)
войны;
- "очевидцы утверждают", что
Сталин в первые дни войны был подавлен, мало занимался делами - и
прямо-таки гигантское мгновенное развертывание деятельности этого
Коми..., простите! Совета, разом поднявшего промышленность 7
республик, 60 областей, и без сучка, без задоринки - и без единого
вопроса!
Всесильные Органы, Госплан,
Госснаб, ВоСо, дюжина наркоматов первого ранга в безусловной
субординации и перед кем? - "советом", да еще каким-то не "важным".
Кто такой Шверник? Вы знаете Шверника? Профсоюзник, Секретарь ВЦСПС!
А Косыгин? Кто такой Косыгин? Нарком текстильной промышленности!
Даже наркомат водного транспорта более известен как "расстрельное
место" по обычаю посылать на него сброшенных первых лиц! И вдруг
перед ними склонились Вознесенский, Берия, Каганович, Жданов,
Хрущев?!
"Да полноте, проснитесь! По
когтям узнаю льва!" - воскликнул бы Лейбниц. Кто, кроме И.Сталина
воплощенного во всесильной ВКП(б), самой эффективной структуре
управления и властвования, известной истории, мог осуществить эту
работу; неслыханную трудность и грандиозные последствия которой нам
уже очевидны? Чья капитан-исправничья фуражка могла развязать любое
препятствие, ссадить любую амбицию, запрячь в одну телегу лебедя,
рака и щуку? - даже если их принесет А.Н.Косыгин ...
И кто, кроме этого
профессионального революционера-конспиратора, мог так ее затенить,
что ни союзники, ни враги, ни мы, живущие 6 десятилетий спустя, и
зная ее весомость, никак не можем определить ее ранга среди других
решаемых им в 1941 году задач - так, важная среди важных.
Сама последовательность
принятия решений - 24-го об эвакуации и 25-го о стратегической
обороне - говорит о том, что Сталин считал самым важным в условиях
крайне неблагоприятного начала войны сохранить военно-экономический
потенциал, по условиям 30-х годов на 80% развернутый западнее Волги,
предварительные работы по перемещению которого уже начались с 1939
года под удобно непонятной вывеской "строительство
заводов-дублеров". Создание Совета по эвакуации означало, что уже не
позднее утра 23-го, а скорее всего во второй половине 22-го И.Сталин
пришел к выводу о поражении армии в приграничном сражении - может
быть, считал начальную неудачу в 1941 году неизбежной, хотя и крайне
тяжело с ней мирился, и оттягивал принятие окончательного решения
...
Где-то в сумеречные часы с
вечера 22-го до утра 24-го перед ним встала во всей жестокости
дилемма Кутузова в новой форме - что важнее для судьбы страны,
сохранение кадровой армии мирного времени, попавшей под неотразимый
удар, или спасение военной промышленности, в массе своей оказавшейся
в полосе вторжения?
Итоги войны, судьба СССР,
судьба каждой страны в нем, судьба мира в конечном счете зависела от
правильности его выбора:
- бросить промышленность и
быстрым отводом вглубь страны спасти 4,7 миллионную армию мирного
времени как основу развертывания массовых вооруженных сил ... вот
только с чем они пойдут в бой через 5-6 месяцев, когда начнут
иссякать мобилизационные запасы;
- или, пожертвовав кадровой
армией, эвакуировать промышленность, опираясь на имеющийся в стране
20-25-миллионный призывной контингент, воссоздать ее заново ... но
не станет ли гибель кадровых частей падением плотины, после которого
ревущая стихия поглотит все? Как предотвратить эту угрозу?
24 июня видимая часть решения
отлилась в директиву о создании Совета по эвакуации - Сталин решил
дилемму в пользу промышленности! Кадровая армия должна была
пожертвовать собой ... но не до последнего солдата!
В том огромном маневре военным
потенциалом через пространство и время, типологически отчасти
совпадающим с маневром территорией в 1812-году, кадровая армия
играла не главную и исключительную, а соединенную в общей симфонии
мелодию:
- она не давала противнику
быстро продвигаться в глубь страны к военно-промышленным центрам;
- притягивала на себя удары
авиации, в том числе и дальнебомбардировочной, снимая их с
магистралей, промплощадок, погрузочных эстакад;
- истекая кровью, сохраняла в
себе резерв последнего срока, к декабрю сократившийся до 40
дальневосточных дивизий; - служила приманкой, тешила
генеральско-прусскую спесь числом пленных, номерами уничтоженных
корпусов и дивизий, ливнем "Железных крестов", фанфарами Берлинского
радио, за серебряными разливами которых не слышен был нарастающий
рокот поднимающихся с места сотен заводов!
Именно армия оплатила своей
кровью перенос сквозь пространство 1523 заводов и 10 миллионов
человек персонала - но цена эта оказалась страшной: 4 миллиона 200
тысяч бойцов и командиров!
Была ли возможность избежать
таких жертв? Простой расчет показывает, что для вывода войск
Западного и Юго-Западного направлений из-под удара вермахта надо
было осуществить стратегическое отступление со средней скоростью
25-30 км в сутки вместо 12-15 км реальных, т.е. вступление
германских войск в промышленные центры Юга началось бы на 25-30 дней
раньше. Что это значит, говорит пример Криворожья, вступление
противника в которое началось в середине августа. Даже при крайнем
напряжении сил удалось вывезти к этому сроку только оборудование
авиамоторных заводов и Днепровского алюминиевого комбината, при этом
последние эшелоны уходили, когда немецкие танки вступали в промзоны.
Дефицит времени был настолько жесток, что пришлось оставить
оборудование артиллерийских заводов, без которых, в крайности, можно
было обойтись. Не успели даже уничтожить техдокументацию, по которой
немцы в 1942 году наладили производство очень ценимого ими
120-миллиметрового миномета Шевырина. Что бы мы вывезли, если бы
немцы вступили на месяц раньше?
Картину развития событий при
"армейском приоритете" являет такой факт: "отпущенные на свободу"
советские войска так быстро оставили г. Изюм, что немцы 2 дня не
занимали его; за это время партийно-советским аппаратом Совета по
эвакуации удалось вывезти единственное в СССР производство
оптического стекла ... Кроме прочего, этот пример еще раз
показывает, что технически армия в 1941 году могла уйти из-под удара
- да и в 1942 году в стратегическом отступлении, при той же степени
моторизации, она ни разу не дала окружить себя; темп немецкого
наступления 1942 года от Харькова до Кавказа был приблизительно
равен лету 1941 года.
Наконец, остается сказать,
когда И.Сталин изменил это распределение рангов своих задач
Верховного Главнокомандующего - в октябре 1941 года, позвонив
Г.К.Жукову на КП Западного фронта, он спросил, есть ли возможность
удержать Москву, не предваряя ответа встречным требованием, как то
было в случае Могилева, Смоленска, Брянска, Киева, Харькова,
Тихвина, Ростова-на-Дону, т.е. поставив военный приоритет на
независимое от других обстоятельств место, освободив его от
обусловленности спасения военно-промышленного потенциала, который
уже переместился за Волгу - Первая великая задача войны была решена,
Армия теперь становилась Главной, но не Единственной.
Решение И.В.Сталина 1941 года
предуведомляло 1945 год и величайший взлет СССР в 50-80-е годы -
иное отдаляло нашу гибель как великой державы самое большее до осени
1942 года, при весьма вероятной перспективе полного уничтожения ...
Всемирная история не знает
решения столь тяжкого и столь значимого, которое принял и осуществил
летом 1941 года Иосиф Сталин, решения, которое выдвинуло его как
Величайшего Верховного Главнокомандующего, осознавшего войну не как
игру фишками армий и фронтов, а как великое средостение Экономики,
Политики, Идеологии, Пространства, Времени, Воли, Духа, Вооруженных
Сил.
Отныне он стал на неизмеримую
высоту над любым отечественным военным деятелем. Иногда пытаются его
заслонить Г.К.Жуковым - попытка несостоятельная. Георгий
Константинович был только стратег, водитель войск, великий
полководец, совершенно не чувствовавший, например, политическую
сторону войны, а в чисто военной области ограниченный своим
сухопутным кругозором и непониманием роли флота в глобальной военной
картине, что сказалось не лучшим образом на его деятельности в
качестве министра обороны СССР в 50-е годы.
Назначение на пост
Главнокомандующего Сухопутных войск в 1945 году было естественным
потолком для "Первого маршала" сталинской когорты, тех, руками и
разумом которых Великий Главнокомандующий совершал войну -
Рокоссовский, Василевский, Шапошников, Мерецков, Говоров, Толбухин,
Конев, Тимошенко, Соколовский, Малиновский!
Есть ли у нас сейчас великие
полководцы?
Есть ли у нас Великий
Главнокомандующий?
Есть великое зазнайство народов
и обществ, раз получивших чудо и полагающих, что оно будет
повторяться. Великими усилиями нации, многих поколений прежде живших
рождается великий лидер, великий вождь! 4-5 поколений русских
революционеров создавали тот сплав, из которого отлился Иосиф
Сталин!
Не тешьте себя надеждой -
Великий Главнокомандующий не придет!
Вы его не создали!
http://libereya.ru/public/genii.html
ШТРАФБАТЫ: правда и вымысел
Беседу вел Сергей ТУРЧЕНКО, 04.11.2004
Недавно просмотрел по телевизору сериал новоявленных толкователей
истории под интригующим названием “Штрафбат”. Автор сценария —
Эдуард Володарский, режиссер-постановщик — Николай Досталь. В
погоне за сенсацией они, представители новой генерации творческой
интеллигенции, не нюхавшие, по всей видимости, пороху, стремятся
убедить нас, что были-де на фронте особые подразделения изгоев, за
счет которых и решались многие проблемы обороны и наступления на
наиболее опасных участках. Это, по мнению авторов, так называемые
штрафники, штрафбатовцы.
Отцы-командиры, как это вытекает из телеверсии, без сожаления,
слабо вооруженными бросали их в бой при отсутствии к тому же
соответствующего боевого прикрытия. Не жалея здоровья и самой
жизни “штрафных” бойцов и командиров. Да и сами штрафники, по
мнению авторов, вели себя “на передке” не лучшим образом:
пьянствовали, воровали, резались в карты. В ходу у них были
мордобой и насилие, расстрел без суда и следствия себе подобных.
Правда, горькую пилюлю авторы подслащивают тем, что их штрафники
все же совершают вылазки в тыл врага “за языком” и ходят в атаку с
именем вождя на устах, чего в действительности не было на войне. В
бой “с хрипеньем и хрустом бежали, дыша горячо”, безо всяких
высокопарных призывов и лозунгов, думая лишь о том, как выполнить
боевое задание с наименьшими потерями... Но это так, к слову.
Теперь по существу. Создание штрафных рот и батальонов, а также
заградотрядов и комендатур было предусмотрено приказом наркома
обороны СССР № 227 от 28 июля 1942 года, известном в истории как
приказ “Ни шагу назад!”
Приказ был несекретный, но имел гриф “без публикации в печати”.
Понятно, почему: он касался только тех бойцов и офицеров, которые
находились на фронте, в действующей армии. И речь шла в общем-то о
воинской дисциплине, о необходимости укреплять ее всеми способами.
Да, приказ № 227 был составлен в сильных, решительных выражениях.
Но на каких рубежах сражалась тогда с врагом Красная Армия?
Фашисты оккупировали всю Украину, Белоруссию, Прибалтику,
значительную часть России. Летом 1942 года они, прорвав оборону на
южном участке фронта, устремились на Кавказ. Тогда-то и началась
героическая оборона Сталинграда.
Мне, тогда уже бойцу трудового фронта, участвовавшему в
строительстве оборонительных сооружений на левом берегу Дона,
самому пришлось видеть, как в ряде случаев беспорядочно,
отдельными группами, а то и поодиночке, оставив на поле боя
оружие, красноармейцы и командиры отступали на восток. Донская
вода кипела от переправлявшихся на тот берег людей — вплавь, на
подручных средствах, на наскоро сбитых плотиках. Всякие
стационарные переправы были давно разрушены.
Немцы беспрестанно бомбили это сплошное человеческое месиво.
Многие тысячи людей нашли тогда свою смерть в бурных водах Дона.
Как сказал поэт: “Кому память, кому слава, кому темная вода — ни
приметы, ни следа”. Родина, как и летом сорок первого, снова
оказалась в смертельной опасности.
В приказе № 323 от 16 октября 1942 года в развитие приказа № 227
прямо говорилось, что “главной причиной наших временных неудач на
фронте является слабая дисциплина войск”.
Надо было принимать конкретные меры, резкие и решительные, чтобы
поднять дисциплину в войсках, остановить зарвавшегося врага. Одной
из таких мер и было издание Сталиным приказа № 227. В нем
предписывалось и создание на фронте штрафных рот и батальонов, а
также заградительных отрядов. Которые играли, по утверждению
фальсификаторов, чуть ли не главную роль в отдельных
наступательных операциях советских войск...
Давайте разберемся, так ли это. Но сначала надо отметить, что
бывших заключенных стали направлять на фронт задолго до того, как
был издан приказ № 227. К началу войны количество осужденных за
разные преступления в колониях и лагерях Советского Союза
составляло примерно 2,3 миллиона человек. В условиях смертельной
опасности, нависшей над страной, правительство приняло решение о
досрочном освобождении лиц, чьи преступления “не представляли
большой общественной опасности”, направив их в действующую армию.
Только до конца 1941 года в армейский строй встали 420 тысяч
бывших заключенных. В последующие годы войны из мест лишения
свободы было освобождено и направлено на фронт еще примерно 420
тысяч бывших заключенных.
Что характерно, в условиях боевой обстановки среди них, по
большому счету, не оказалось предателей, шкурников или дезертиров,
а если таковые и были, то единицы. Многие проявили мужество и
героизм, были награждены орденами и медалями, некоторые стали
Героями Советского Союза. Так что в самом факте участия бывших
осужденных в боевых действиях на фронте ничего необычного или
неизвестного нет. Это обыкновенные граждане своей страны, в годы
фашистского нашествия вставшие на ее защиту, хотя и совершившие в
прошлом уголовные преступления: хищения, кражи, хулиганство. Так
называемых “политических” на фронт не посылали, кроме разве
отдельных случаев — имевших судимости за “антисоветскую агитацию”.
А приказом № 227 от 28 июля 1942 года в целях укрепления порядка и
дисциплины в действующей армии военным советам фронтов
действительно разрешалось формировать “в пределах фронта от одного
до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (до 800
человек), куда направлять средних и старших командиров и
соответствующих политработников (то есть только офицеров! — Авт.)
всех родов войск, провинившихся в нарушениях дисциплины по
трусости или неустойчивости. Ставить их на более трудные участки
фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои
преступления перед Родиной”.
Согласно тому же приказу, в каждой армии могли быть созданы от
пяти до десяти штрафных рот численностью от 150 до 200 человек. В
них направляли “рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся
в нарушении дисциплины”. Штрафные батальоны придавались, как
правило, стрелковой дивизии, а роты — стрелковому полку. Штрафники
действовали в общих боевых порядках, слева и справа от них в атаку
шли обычные линейные роты и батальоны. Тех и других в наступлении
поддерживали танки, артиллерия и авиация. Одинаково несли и потери
в бою.
Срок пребывания в штрафном подразделении определялся приказом по
полку (дивизии) до трех месяцев, а также до ранения в бою
(тяжелого или легкого), до совершения подвига и представления к
награде. Все освобожденные из штрафных частей восстанавливались в
прежних званиях и частях.
По данным Генерального штаба бывшего Советского Союза, в штрафные
подразделения на фронт судами за годы войны были направлены 422
тысячи человек. Если учесть, что всего за годы войны на фронты
Великой Отечественной было мобилизовано свыше 34 миллионов воинов,
а само пребывание провинившихся в штрафных подразделениях было
непродолжительным (не более трех месяцев), то станет ясно, что
сколь-нибудь заметного влияния их участие в ходе и исходе боевых
действий не имело и иметь не могло: количество штрафников на
фронте не достигало и полпроцента от общего количества личного
состава, находившегося в действующей армии в данный момент. Не
говоря уже о том, что и штрафники в бою не стремились идти на
рожон, “в лоб”, а учитывали обстановку и сложившиеся боевые
обстоятельства: ведь возглавляли штрафные роты и батальоны
кадровые офицеры, а не штрафники, как это неправильно
интерпретируется в названной телеверсии.
Теперь спросим себя: а для кого, собственно, составлялся и был
издан приказ № 227 “Ни шагу назад!”? Для Александра Матросова? Для
Николая Гастелло? Для героев Брестской крепости? Для Покрышкина
или Кожедуба? В самом приказе говорилось: “Часть войск Южного
фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без
серьезного сопротивления и без приказа...”
Без сопротивления. Без приказа. И, оказавшись на другом берегу
Дона, так же без задержек, без попыток организовать оборону шли
дальше. Куда? Куда глаза глядят, на восток, подальше от
противника. Мне это довелось видеть своими глазами.
Для таких бойцов и командиров и были созданы штрафные
подразделения. В приказе даже говорилось: “Паникеры и трусы должны
истребляться на месте”. На месте их, правда, никто не истреблял.
Вылавливали бежавших с поля боя и снова отправляли на передовые
рубежи. А под суд отдавали лишь наиболее злостных дезертиров,
мародеров, членовредителей.
Для этой, а не для какой-то другой цели приказом № 227 было
предписано и создание заградотрядов, заградкомендатур. Они
действовали в прифронтовой полосе глубиной до нескольких десятков
километров, а не на переднем крае, задерживали дезертиров,
вражеских лазутчиков, шпионов, немецких диверсантов-парашютистов.
А их гитлеровцы забрасывали в наши тылы тысячами. И уж никак
“заградотрядчики” не стояли с пулеметами за спиной наших войск,
чтобы, как это злонамеренно утверждают фальсификаторы истории,
воспрепятствовать их отступлению. Такого просто не было.
Немцы же ввели в своей армии заградотряды сразу после
сокрушительного поражения под Москвой в декабре 1941 года, причем
ввели именно для того, чтобы приостановить бегство своих войск с
передовых позиций. В приказе № 227 по этому поводу говорилось:
“Они (гитлеровцы) сформировали специальные отряды заграждения,
поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать
на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления
позиций и в случае попытки сдаться в плен”. Что характерно, у
немцев заградотряды состояли большей частью из наших предателей: у
последних все равно не было выбора — либо стрелять в отступающих
гитлеровцев, либо их самих расстреляют эсэсовцы.
Нет, нам не перед кем опускать глаза за то, что мы делали и
сделали на этой войне. Мы победили фашизм — “коричневую чуму” ХХ
века, освободили советскую землю от гитлеровских захватчиков. Не
испытываем мы и смущения перед резкостью приказов советского
командования в годы Великой Отечественной войны, особенно в самый
трудный начальный ее период.
Разве не в Красной Армии сотни воинов безо всякого приказа
повторили подвиги Матросова, Гастелло, Паникахи? Разве не
советский народ проявил массовый героизм на фронте и в тылу,
отстояв честь и свободу своей Родины?.. И если чьи-то
недисциплинированность, разгильдяйство на войне должны были
покрываться кровью и самой жизнью других воинов, которые не
дрогнули в бою, то издание и действие жестких или даже очень
жестких приказов для наведения порядка и дисциплины в войсках
всегда являлось оправданным и диктовалось обстановкой.
Приказ № 227 — не исключение в этом общем ряду. Он сыграл свою
положительную, пусть и суровую, роль в тот напряженный период
войны против гитлеровских захватчиков. Войны, завершившейся нашей
Великой Победой.
А злопамятство фальсификаторов, своих и заморских, останется на
свалке истории. Правду оболгать невозможно.
Генерал-майор юстиции в отставке Михаил ТОКАРЕВ.
P.S. Еще одна фальсификация на историческую тему — телесериал
“Красная площадь”, который, к сожалению, тоже недавно
демонстрировался на государственном телеканале “Россия”
практически вслед за недостоверным по своей сути “Штрафбатом”. Нас
пытались убедить, что генерал КГБ, главное действующее лицо в
киноверсии по роману Эдуарда Тополя с тем же названием, будто бы
стал жертвой “кремлевских интриг”. Хотя давно известно, что
прототип псевдогероя фантасмагорической телеверсии “Красная
площадь”, генерал КГБ, погиб в результате несчастного случая —
упал на даче и ударился о землю головой. Вот и все “кремлевские
интриги”.
Два Эдуарда — Володарский и Тополь — не поскупились на черные
краски в своих псевдосенсациях, наверняка получив за это немалые
гонорары...
Батальон, которого быть не могло
Писатель, Герой Советского Союза, бывший штрафник Владимир КАРПОВ:
-- Создатели фильма, к сожалению, не познакомились с документами,
определявшими организацию штрафных подразделений в годы войны. И,
похоже, не проконсультировались у специалистов. То, что они
показали в этом сериале, в основе своей, к сожалению, не
соответствует фронтовой действительности.
В приказе о создании подобных подразделений сказано, что штрафные
батальоны комплектуются только из осужденных и разжалованных
офицеров. В фильме же показан штрафной батальон, в котором собраны
уголовники, политические, проштрафившиеся рядовые. Такого не было
и быть не могло.
-- Но вы ведь, Владимир Васильевич, сами попали в штрафники из
лагеря, будучи политическим заключенным.
-- Это другое дело. Проштрафившиеся рядовые, а также уголовники,
политзаключенные, изъявившие желание воевать, направлялись в
отдельные штрафные роты. Такие роты в штрафбат не входили, а
придавались стрелковым полкам.
Я, например, воевал в 45-й отдельной штрафной роте на Калининском
фронте. Она была сформирована в ноябре 1942 года в Тавдинлаге из
заключенных, которых освободили по добровольному желанию идти на
фронт. В лагере я отбывал срок по печально знаменитой 58-й статье
— за антисоветскую пропаганду.
-- Но вернемся к фильму. Значит, по вашему мнению, главная ошибка
авторов в том, что, озаглавив его “Штрафбат”, они на самом деле
показали отдельную штрафную роту?
-- Если бы этим все ограничилось. Во главе этого придуманного
штрафбата, а также командирами рот поставлены уголовники. Опять же
такого просто быть не могло. В соответствии с организационными
документами командирами штрафных подразделений назначались только
строевые офицеры, причем наиболее опытные и перспективные.
Нарушивший этот приказ тут же сам оказался бы в штрафбате. Более
того, назначение на штрафную роту для офицера считалось удачным,
потому что там воинское звание присваивалось на одну ступень выше.
Так что показанный в фильме абсолютно безграмотный в военном
отношении генерал-майор непонятно почему сетует на то, что у него
не хватает кадров для командных должностей в штрафбате. К тому же
штрафбат данному генералу не мог подчиняться, ибо это —
формирование фронта. Показанному же генерал-майору, если даже он
был командиром дивизии или корпуса (из фильма я не мог понять),
штрафной батальон мог быть лишь придан.
Другой эпизод. Посылают за “языком” группу в семь человек. Их
“напутствует” начальник особого отдела — жестокий садист, не
доверяющий никому. И вдруг он разрешает штрафникам идти в тыл
противника... Штрафникам такое не доверяли, боялись, что кто-то
останется у немцев. Не вернутся штрафники — сам пойдешь на их
место.
Есть в фильме и прямое оскорбление в адрес фронтовиков. Речь идет
об эпизоде, когда раненного в разведке бойца сослуживцы добивают,
чтобы не обременять себя при возвращении. Такого категорически не
бывало. Я уж не говорю о феномене фронтового братства. Но и чисто
по дисциплинарным причинам. Если в разведку ушли пятеро, то
столько же должны вернуться. Вытаскивали даже убитых, а раненых —
уж тем более.
-- А какой была ваша, настоящая штрафная рота?
-- Нас действительно посылали на самые тяжелые направления. Но у
нас не было никаких заградотрядов, как показано в фильме. Думаю,
если бы такой заградотряд у нас за спиной появился, мы тут же
постреляли бы его к чертовой матери.
Были совсем другие заградотряды — из войск НКВД и пограничников.
Но это в тылу на глубине 60--80 километров от передовой. Они
вылавливали шпионов и дезертиров, несли комендантскую службу,
стояли на дорогах, останавливали машины, людей, проверяли
документы.
И еще об одном моменте. Зачем-то в фильме ни к селу ни к городу
приплели “еврейский вопрос”. Показан хороший, честный
парень-еврей. Но его все время оскорбляют, обзывают. Ну не было
такого в жизни! Мы в атаку ходили и не знали, кто там справа или
слева — казах, грузин или еврей. Мы вообще не придавали особого
значения национальности, ведь не зря хоронили всех в братских
могилах. И до сих пор там лежат наши братья как бы в обнимку, не
ведая, что потомки попытаются поделить их по национальностям.
В фильме штрафники все время ведут политические разговоры,
понятное дело, антисоветского характера. В реальной жизни такого
тоже не было — попросту боялись, даже если и думали так.
-- Неужели вы ничего доброго не скажете о фильме?
-- Очень понравилась игра актеров, людей явно талантливых и
симпатичных. Но из-за слабого сценария и режиссуры на выходе
получилось то, что получилось, — дегероизация Красной Армии,
компрометация самой Победы.
http://www.iraqwar.mirror-world.ru/tiki-read_article.php?articleId=29315
Дрозофилина брехня.
Для
начала несколько цитат.
«Мы
должны быть последовательными... чтобы избежать вырождения, мы
должны прибегнуть к лекарствам вроде стерилизации»
«...
государство, задающееся евгеническими задачами должно поставить
наиболее ценных с его точки зрения производителей в такие условия,
которые обеспечивали бы для них особенно многочисленное, в сравнении
со средними людьми потомство...»
Вы
думаете это бредятина махровых фашистов? Какого-нибудь там
Розенберга? Или самого Адольфа? Нет, это высказывания обожаемых
ныне, возведенных чуть ли не в ранг святых советских
генетиков - подельников Вавилова - М. Волоцкого и Н. Кольцова.
Причем эти слова распространялись не посредством столь обожаемых
радзинскими и прочими солженицынами сплетен, а через научные труды и
статьи.
Это
уже не тарабарщина свихнувшихся марксистов, это тарабарщина
свихнувшихся фашистов, у которых крыша поехала от мании величия.
Естественно, Кольцов и компания себя-то причисляли именно к «ценным
производителям». И, видимо, именно они должны были решать кто из
«средних людей», «слабых людей» должен быть стерилизован, а кому
«дозволяется» иметь потомство.
Думаю, этих цитат достаточно даже козлу, чтобы понять, что с
точки зрения морали представляли собой эти «великие» поклонники
дрозофиллы. Видимо, за эти высказывания их так и обожают дерьмосраты.
Представьте себе, потомство разрешат иметь только ельцинам,
горбачевым, чубайсам, рязановым и прочим «полноценным». И вскоре
Рыссыяния будет населена гибридами под названием Маркзахаров
Сванидзович Черномырдин. Кайф, да и только. А тех, кто с красным
флагом на демонстрацию ходит, тех, кто Дом Советов защищал, тех кто
вообще способен бороться против этой мрази - стерилизовать, как
неполноценных. Что впрочем уже начинает делать Лахудра и ее банда.
Дальше больше. М. М. Марков в «Дуэли» № 23 за 1997 год уже писал о
том, как дерьмосраты жонглируя понятиями и словами выдают черное за
белое и белое за черное. Особенно здорово им это удалось во время
перестроечной кампании черной клеветы, обрушенной на Т. Д. Лысенко.
Дерьмосраты, нисколько не стесняясь писали, что де Лысенко, с
благословения Сталина объявил, цитирую «генетику - лженаукой». Эта
фраза означает, что Лысенко и Сталин объявили целый раздел биологии
лженаукой. Естественно, интеллигентишки застойных времен сразу же
заерзали своими натруженными в теплых НИИ задницами, закатили свои
омерзительные глазенки, подпорченные чтением самиздатовских гнилушек
солженицыных и завопили своими охрипшими от кухонных споров
голосишками: «Какое мракобесие!»
Но
вот беда. Несмотря на все старания хруща кукурузного очень и очень
много книг сталинских времен оказались не уничтоженными, не
изъятыми, не сожженными. И вот, раскрыв 10 том «Большой Советской
Энциклопедии», подписанный к печати 26 января 1952 года мы прочтем
вот что: «Генетика - раздел биологической науки о развитии
организмов. Ее можно также назвать разделом науки, изучающей
наследственность и ее изменчивость. В настоящее время существуют две
генетики: старая и новая...» То есть никто собственно ГЕНЕТИКУ
лженаукой не объявлял. И болтовня насчет «лженауки» - очередная
подмена понятий, очередная фальшивка дерьмосратической пропаганды.
Следовательно никакого «конфликта Лысенко с генетиками» и никакого
«погрома генетики» о которых талдычит и верный зюганыш, когда-то
мною уважаемый С. Г. Кара - Мурза, НЕ БЫЛО! Никто генетику не
громил. Ругали менделистов, которые потом навязали нам целину,
экспорт хлеба из-за границы и в результате развал СССР. Плохо
ругали. Надо было расстрелять. Заранее.
Есть
менделизм-морганизм, а есть генетика мичуринская, есть мертвящая
хромосомная теория наследственности, тесно связанная с фашистскими
идеалами, а есть наука о наследственности творческая,
рассматривающая каждый живой организм как частичку окружающей среды.
В сущность борьба между менделизмом-морганизмом ( который, кстати,
считали ложным учением и такие корифеи мировой науки, как И. П.
Павлов и К. А. Тимирязев ) и мичуринской генетикой является как бы
биологическим вариантом борьбы идей социализма творческого и
ограниченного англо-германскими предрассудками и временными рамками
марксизма. И что символично, одновременно с победой в СССР
схоластического марксизма, победил и менделизм-морганизм, в
результате принеся народам СССР горе и кровь, а всяким там ельцинам
и кучмам троны туземных царьков.
Мичуринская генетика с легкостью объясняет такие до сих пор
загадочные для менделизма природные явления, как способность лягушек
менять свой пол во время брачного периода, если ощущается
недостаток или в самцах или в самках ( и причем тут хромосомы ? ),
или же способность общественных насекомых ( пчел, муравьев, термитов
), при помощи изменения состава пищи выращивать из
абсолютно одинаковых личинок особи с разными свойствами -
солдат, рабочих, маток,
etc.
Вы
почитайте тот бред, который писали Завадовский, Шмальгаузен и прочие
последователи Кольцова.
«Зародышевые клетки и клетки сомы следует рассматривать не как
дочернее и родительское поколение, а как сестер-близнецов». То есть
в соответствии с утверждениями Завадовского я - сестра своей матери
и своей бабушки и своего дедушки и прочая и прочая. И мы ничем, в
соответствии с утверждениями этого «ученого» друг от друга не должны
отличаться. ( Хотя и отличаемся).
Но ему-то что. Диссертацию нацарапал. Наукообразных терминов туда
понаразводил, как ельцыных
et voila!
«Неосвоенные организмом факторы, пишет Шмальгаузен, - если они
вообще достигают организма и влияют на него, могут оказать лишь
неопределенное воздействие... Такое влияние может быть только
неопределенным... Неопределенными будут, следовательно, все новые
изменения организма...» То есть освоим целину с неопределенными
целями и последствиями, а если страна и будет получать
неопределенное количество хлеба, так ведь ничего определенного и
нет?
И
кстати, насчет хромосом, которые у каждого организма разные. Ведь и
отпечатки пальцев у всех тоже разные. Может быть их считать основной
наследственности или зародышевой плазмы?
Кстати, в материалах той самой знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948 года
мне удалось найти еще множество доказательств, что морганистов
интересовали только чины, звания, да диссертации, как верно подметил
Юрий Игнатьевич Мухин в своем споре с С. Г. Кара-Мурзой.
Например, менделист Жуковский ( еще один радетель целины и убийца
русской деревни ) прежде всего вопил: «Острое положение создалось с
диссертациями по генетике ( то есть он-то считает генетикой
менделизм - В. С. ). Диссертации по генетике у нас крайне редки и
даже единичны». Этого гражданина интересует даже не судьба обожаемых
дрозофилл и любимого менделизма и уж конечно, не восстановление
сельского хозяйства в родной стране, а в первую очередь количество
диссертаций. Правда сей светоч морганизма и духовный предок наших
дерьмосратов, несмотря на обилие диссертаций понятия не имел, что
бананы - семенные растения, хотя это известно каждому ботанику.
Кстати, когда читаешь материалы той давней сессии кажется, что
присутствуешь на каком-нибудь познеровском шоу. В роли Познера
естественно, менделисты. У них даже манера поведения одинакова.
Они
постоянно перескакивают на личности. Начинают вытаскивать какие-то
сплетни, трясут своими обидами... Между прочим, сам «плохой» Лысенко
писавший статью «Генетика» для «БСЭ» привел большую выдержку никак
не искаженную из американской энциклопедии, описывающую основные
положения менделизма-морганизма. А потом по полочкам ее разложил и
раскритиковал. Раскритиковал умно, четко и ясно. Так сказать дуэль в
чистом виде. А так называемые «генетики» изощрялись лишь в грязной
клевете, да подлогах, никогда не цитируя Настоящего Лысенко.
Мало
того, если бы победила генетика мичуринская мы, наверное, сейчас
были бы избавлены от экологических катастроф, ибо ее положения
рассматривали каждое живое существо, как часть живой и неживой
природы, то есть, говоря современным языком, соответствовали
экологическому, космическому мышлению. Кстати, именно Трофим
Денисович и его последователи разработали единственный пока
экологически чистый способ борьбы с вредителями ( увы, только в
сельском хозяйстве ). На всех биологических олимпиадах, на всех
экзаменах по биологии требуют описать этот способ. Правда, ни у кого
не хватает совести сказать, кто его создатель ( я на одной областной
олимпиаде сказала, так на меня смотрели как на зеленого каребасика с
Марса или как на богохульника помянувшего дьявола в храме божьем ).
Как известно, у каждого вредителя есть естественный враг. Собственно
говоря, еще древние египтяне, которых дураками не назовешь, для
борьбы с мышами «позвали на помощь», а точнее, одомашнили кошек. Так
же и с насекомыми. Злейший враг тли, например, божья коровка.
Следовательно, для того, чтобы уничтожить тлю вовсе не обязательно
поливать будущий урожай ДДТ и прочей пакостью. Достаточно выпустить
божьих коровок на поле. И коровки сыты и урожай цел и чист. Трофим
Денисович и его последователи старательно претворяли в жизнь этот
метод, создавая специальные станции для разведения естественных
врагов вредоносных насекомых.
Скорее всего, именно экологическая чистота мичуринской генетики не
принесла ей победы и на Западе. Почему? Да ларчик просто
открывается. А куда деться концернам и монополиям производящим
удобрения? Пестициды и гербициды?
А
вывод из всей этой истории один. Для того чтобы восстановить Россию
необходимо восстановление сельского хозяйства. А для восстановления
сельского хозяйства хочешь не хочешь, придется вернуться к
Тимирязеву, Мичурину и Лысенко. А всех этих менделистов-шарлатанов
послать к чертовой матери. Где им и место. Пусть и дальше вешают на
уши простакам дрозофиллину брехню. Но не нам и не на наши народные
деньги.
Владислава Селина. Сталинград.
Переименование "Дня примирения и согласия" в "День революции"
соответствовало бы исторической правде и здравому смыслу
Сергей Константинов
"ДЕНЬ ПРИМИРЕНИЯ и согласия", сменивший в постсоветской России
празднование Октябрьской революции, не оправдывает ни своего
названия, ни своего идеологического предназначения. Примирить именно
7 ноября коммунистов со всеми их идеологическими антиподами от
демократов-западников до православных монархистов - это все равно
что тушить пожар керосином. Для аполитичных граждан, проводящих
бывшие ноябрьские праздники в качестве обычных выходных дней,
никакого согласия и примирения и не нужно; многие из них (особенно
молодежь) имеет об Октябрьской революции либо самые смутные
представления, либо не имеет вообще никаких. В последнее время в
обществе заметно снизился накал страстей вокруг празднования
Октябрьской революции. Поутихли историки и публицисты. Все ведь
вроде давным давно сказано и написано.
На самом деле никакого сколько-нибудь серьезного осмысления того,
что, собственно, произошло в России в октябре 1917 года, наши
интеллектуалы обществу не продемонстрировали. Все дело свелось либо
к пересказу советской версии - односторонней, догматичной,
преукрашенной, либо к разномастным проклятиям Ленину и "большевицкой
банде" (выражение Александра Солженицына 1995 года). Ничего хорошего
из подобного поверхностного плюрализма общество не извлекло и не
извлечет.
Революция не нуждается в панегеричных и истеричных эмоциональных
оценках, она имеет свои законы, свою логику, "феноменологию" (по
выражению Л.Карсавина). Выдающиеся русские мыслители - социолог
Питирим Сорокин и историк Лев Карсавин доказали, что Октябрьская
революция прошла не только через стадию разрушения старого
миропорядка и жесточайшего насилия, но и вступила в стадию созидания
новой государственности, формирования нового социума. В отличие от
современных интеллектуалов либерального толка многие мыслители
первой волны эмиграции не считали, что Октябрь свернул Россию со
"столбовой дороги цивилизации", а Ленин в своей деятельности ничем,
кроме как жаждой власти, не руководствовался. Все подобные
рассуждения навеяны чтением бунинских "Окаянных дней" и обнажают
незнание элементарных исторических фактов, лежащих на поверхности.
О какой столбовой дороге цивилизации идет речь, если с 1914 года все
"цивилизованные" страны с остервенением уничтожали друг друга на
фронтах Первой мировой войны. Именно эта война сделала возможной
быструю победу большевизма в 1917 году. Ленин не свалился на Россию
как снег на голову, в чем нас пытался убедить писатель Владимир
Солоухин. Его привела к власти Первая мировая война, без которой,
как считал, к примеру, Лев Карсавин, не было бы в России ни
Февральской, ни Октябрьской революций. Еще до начала этой войны, в
феврале 1914 года, бывший царский министр внутренних дел Петр
Дурново предвидел, что случится с Россией, если она позволит втянуть
себя в войну против Германии. В своей записке Николаю II он писал:
"Главная тяжесть войны выпадет на нашу долю.
Роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны, достанется нам...
Война для нас чревата огромными трудностями и не может оказаться
триумфальным вхождением в Берлин. Неизбежны и военные неудачи... те
или иные недочеты в нашем снабжении... При исключительной нервности
нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное
значение... Начнется с того, что все неудачи будут приписываться
правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная
кампания против него... В стране начнутся революционные
выступления... Армия, лишившаяся наиболее надежного кадрового
состава, охваченная, в большей части стихийно, общим крестьянским
стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы
послужить оплотом законности и порядка... Россия будет ввергнута в
беспросветную анархию, исход которой не поддается предвидению".
Царь, большинство правительства и военных при поддержке
германофобской либеральной и патриотической интеллигенции не вняли
подобным предостережениям и втянули Россию в бессмысленную войну.
Большевики вывели Россию из этой войны ценой "похабного" Брестского
мира, сохранив жизни тысячам и тысячам солдат, умирающим за интересы
Антанты. Этот факт невозможно отрицать.
Невозможно отрицать и то, что большевики вольно или невольно
остановили распад России, сохранив ей статус великой державы, а не
"чистого листа бумаги", как того хотел в 1918 году американский
президент Вильсон, сводивший в то время границы России "к
среднерусской возвышенности". Один из самых непримиримых
антикоммунистических историков-эмигрантов Сергей Мельгунов писал в
1951 году о том, что "даже современное большевистское зло может
сослужить добрую службу - большевизм крепко сцепил между собой
российские национальности".
Большевики и Ленин не только предотвратили превращение России в
"чистый лист бумаги", но вывели страну из анархии, вернули стране
дееспособную власть. Противники большевизма очень резко критиковали
идеи и политику Ленина, но никто из них не упрекал его в отсутствии
политической воли, неумении властвовать.
Ничего подобного не было и в помине у лидеров Февральской революции,
мечтавших о столбовой дороге к европейской цивилизации.
"Пассивность", "ограниченность", "легкомысленное отношение к делу",
"двуличие", "постыдное поведение", "честолюбие", "ограниченный
кругозор", "дилетантизм" - вот какие характеристики оставил членам
Временного правительства в своих воспоминаниях управляющий делами
этого правительства Владимир Набоков. Один из основателей
евразийства Петр Савицкий в 1921 году верно отметил то
обстоятельство, что "политическая годность большевиков резко
контрастирует с неспособностью их соперников".
Конечно, Октябрьская революция принесла стране много горя и жертв.
Жестоким гонениям подверглась Русская Православная Церковь, миллионы
людей стали жертвами братоубийственной Гражданской войны.
Ответственность за эти жертвы лежит на всех противоборствующих
сторонах. Крестьянские села сжигали за отказ дать продовольствие или
солдат и белые, и красные. Тысячи людей погибали не только на
фронтах Гражданской войны, но и от рук уголовных бандитских шаек
"зеленых". За развязывание Гражданской войны несут ответственность
все - и большевики, и белые генералы, и социалистические
правительства Поволжья и Севера России, и правительства новоявленных
независимых государств. В развязывание этой войны внесли свою лепту
и "цивилизованные" страны, пославшие в Россию свои войска.
Осуждение жестокостей революции со стороны русской интеллигенции,
активно приветствовавшей раньше жесточайший террор революционеров
против царских "сатрапов", нельзя возводить в ранг абсолютной
истины. Понимал ли, например, Леонид Андреев, называвший в годы
Гражданской войны Ленина "кровавым мясником", что и сам он несет
ответственность за революционное насилие своим "Рассказом о семи
повешенных", воспевавшим эсеровских террористов, и за предоставление
в годы первой революции своей квартиры в качестве места собраний
революционеров? Интеллигентская рефлексия на предмет "мерзостей
революции" - это аберрация исторического сознания.
Разве когда-нибудь Россия вступала в качественно иное состояние без
массового насилия? Разве Петр Первый, названный философом Николаем
Бердяевым "большевиком на троне", не рубил самолично головы мятежным
стрельцам? Вся мировая история перехода от феодализма к капитализму
пропитана кровью. Кромвель вырезал почти половину населения
Ирландии, Наполеон хладнокровно расстреливал из пушек "чернь"
парижских предместий. Нынешнее "избавление" России от коммунизма
тоже не обошлось без крови в октябре 1993 года под аккомпанемент
визгов "раздавить гадину". Так что насилие является повивальной
бабкой не только пролетарской революции...
Переходя от историософии к обыденному, житейскому восприятию
Октябрьской революции миллионами простых людей, нельзя игнорировать
то обстоятельство, что для них эта революция, советская власть
ассоциируются с тем, что они потеряли при нынешних реформах.
Бесплатное образование, здравоохранение, бесплатное жилье,
организация взрослого и детского отдыха, досуга - этих социальных
завоеваний Октября массы простых, честных тружеников лишены, похоже,
навсегда. Вполне логично, что они с теплотой вспоминают о тех
временах, когда в стране не было массовой безработицы, преступности,
проституции и беспризорности. Для этих людей 7 ноября именно
праздник, а не виртуальный "День примирения и согласия". Этого
примирения и согласия надо достигать в реальной жизни, конкретной
политикой, а не манипуляциями с памятными историческими датами. Дата
7 ноября в календаре достойна значиться как "День революции" - это
будет соответствовать исторической правде и здравому смыслу.
http://www.iraqwar.mirror-world.ru/tiki-read_article.php?articleId=29647
|