Американский агент, сдавший СССР.

Из интервью с экс-председателем КГБ Владимиром Крючковым

...Потом я стал получать материалы на Яковлева Александра Николаевича о том, что у него очень недобрые контакты... кое с кем. Однако он был членом Политбюро, и мы не имели права перепроверять эту буквально ошеломляющую информацию. Тогда я пошел к Горбачеву. Объяснился с ним по этому поводу. 'Да-а-а... - протянул Горбачев, - что же делать? Неужели это опять Колумбийский университет? Да-а-а... Нехорошо это. Нехорошо'.

Ситуация осложнялась тем, что неожиданно и очень серьезно начали подтверждаться старые связи Яковлева. Еще в 1960 году он стажировался в США в Колумбийском университете и был замечен в установлении отношений с американскими спецслужбами. Однако тогда ему удалось представить дело так, будто он пошел на это в стремлении использовать подвернувшуюся возможность достать важные для СССР материалы из закрытой библиотеки. Как бы там ни было, но Юрий Владимирович Андропов в свое время прямо говорил мне: 'Яковлев - антисоветчик!'

...И вот теперь я наблюдал, как Горбачев, находясь в полном смятении, никак не может прийти в себя, словно за сообщением о Яковлеве для него скрывалось нечто большее. Тогда я сказал: 'Происходящее с Яковлевым никуда не годится. Надо думать, как быть'.

- И что в итоге придумали?

- Дело в том, что Горбачев, как всегда, стал не искать решения возникшей проблемы, а стал думать, как уйти от нее. Как-то раз он сказал мне буквально следующее: 'Возможно, с тех пор Яковлев вообще ничего для них не делал. Сам видишь, они недовольны его работой, поэтому и хотят, чтобы он ее активизировал'. Правда, тут же, видимо, осознав всю нелепость таких рассуждений, он надолго замолчал, а потом вдруг предложил: 'Знаешь что? А ты сам поговори с ним! Что он тебе скажет?' Я спросил: 'О чем поговорить?' 'Скажи ему, что есть вот такие материалы', - предложил Горбачев.

Я ответил: 'Такого еще никогда не было... Я приду и выложу ему всю оперативную информацию, чем выдам наших разведчиков. Как же так можно?!' 'А ты как-то так... попробуй', - снова предложил Горбачев.

- Как же вы поступили?

- А что мне было делать? Все-таки указание генсека, я обязан его выполнять. Нашел подходящий момент. ...Остались мы с Яковлевым с глазу на глаз. Излагая в общих чертах суть дела, я не отрываясь следил за его реакцией. Он был явно растерян и ничего не мог выдавить в ответ, только тяжело вздыхал. Для него весь этот разговор явился полной неожиданностью. Так мы и сидели, не проронив ни слова по существу, пока не появился Валерий Болдин (помощник Горбачева, впоследствии вошедший в состав ГКЧП. - ГАЗЕТА), хозяин кабинета, в котором состоялась эта встреча.

- Вы сообщили о ее итогах Горбачеву?

- Горбачеву я доложил: 'Яковлев промолчал...' Горбачев толком ничего не ответил, и я понял, что он уже имел беседу с Яковлевым.

Потом прошло какое-то время, и как-то раз между делами Горбачев словно невзначай обронил: 'Ну что? Яковлев не возвращался к тому разговору?' - 'Нет, - говорю, - не возвращался, но сам я хочу вернуться... Пусть все-таки скажет: да или нет' - 'Да стоит ли?' - засомневался Горбачев. 'Это очень серьезно. Поэтому стоит', - сказал я и вскоре снова нашел возможность встретиться с Яковлевым. Я поинтересовался: не говорил ли он с кем-либо, в частности с Горбачевым, о нашей неприятной беседе? 'Вопрос серьезный, - подчеркнул я, - мало ли что может быть'. В ответ услышал лишь еле слышное, неуверенное: 'Нет'. Потом: 'Ах-ах... Да мало ли что говорят', - и больше он ничего мне не сказал.

Мне все стало ясно.

- Вы докладывали Горбачеву и об этом разговоре?

- Докладывал. Но он промолчал, как будто не услышал моих слов. Видимо, они с Яковлевым в конце концов сошлись и нашли общий язык. Согласия на проверку разведданных по Яковлеву Горбачев так и не дал. На том все и кончилось: все словно воды в рот набрали...
http://www.iraqwar.ru/iraq-read_article.php?articleId=30311&lang=ru

Title: ТОЛЬКО РОССИЯ! ПИСЬМО ЛИТОВСКОГО ДИССИДЕНТА
No: 11(238)
Date: 14-03-2000

     
     Я родом из Литвы, но уже довольно давно живу в США. По профессии я журналист. Когда-то меня выгнали из СССР за диссидентство и отправился в "страну свободы и демократии". А как же... Все мы тогда на Америку с надеждой смотрели. Более того, было много и таких, кто "диссидентствовал" только ради того, чтобы в итоге в Америку "слинять". Цэрэушники нам здорово мозги промывали — использовали нас как пешек в своей игре.
     Здесь мною тоже еще некоторое время попользовались всякие цэрэушные радиостанции и "правозащитные" организации, вроде "Радио Свободы". Некоторое время я сотрудничал и с эмигрантскими газетами. Встречался со всякой мразью (американскими политиками) выступал на разных их сборищах здесь и в других странах.
      А кода "холодная война" закончилась, такие как я оказались на свалке истории. Кто в "Макдоналдсе" теперь трудится, кто старыми автомобилями торгует...
      Со мной лично, к счастью, такого не произошло. Я довольно-таки быстро разобрался в американской системе и увидел, что она не только не лучше советской, но и значительно хуже.
     Многие бывшие советские диссиденты, волею судьбы оказавшиеся здесь и долго здесь пожившие, это понимают. Однако некоторые из них малодушно боятся себе в этом признаться. Так как такое признание сразу же ставит крест на всей их прошедшей жизни. За что боролись? Против чего боролись? Что потеряли и что получили?.. Это очень тяжело, но мне не удалось это сделать. Постепенно я из антисоветчика-диссидента превратился здесь в диссидента-антиамериканиста. Я стал довольно активно выступать против здешней тирании. Сначала вместе с другими американскими диссидентами, а после самостоятельно. Американцы, они ведь, как точно заметил Эдуард Лимонов, только выглядят, как люди, на самом деле — это не люди, а мутанты. Даже те, кто считает себя здесь диссидентом, борцом против системы, только кажется, что они из другого теста вылеплены, такие же мутанты, как и основная масса этого уродливого общества потребителей. Особенно "mainstream"-левые. Радикалы, конечно, есть, но их немного. Поэтому я здесь даже и с диссидентами общего языка не нахожу. Да в общем-то и не стараюсь находить.
     С американцами глубокие человеческие отношения в принципе невозможны. С ними — как с компьютером: не поговоришь по душам. Их здесь с детского садика учат, как и когда знаменитую "улыбку" включать. Все у них ненатурально, искусственно, фальшиво. Если вы попытаетесь с американцем сблизиться, найти с ним общий язык — вас ждет почти стопроцентное разочарование.
     В настоящее время я общаюсь исключительно с русскими, другими европейцами, азиатами. Я здесь, в Америке, не дома, скорее наблюдатель, исследователь в чужой и враждебной среде. Итогом этих наблюдений стала моя книга "Discovering America As It Is". Она вышла в прошлом году. Сейчас пишу следующую книгу, целиком посвященную угрозе "нового мирового порядка".
      После развала СССР весь мир покатился в пропасть. Я почти 20 лет боролся против советской системы, а теперь всем говорю, что развал СССР — это просто катастрофа для всего человечества. То, что сейчас происходит в России, Литве, да во всем остальном мире, — лучшее подтверждение этому. Двадцать лет тому назад я ни за что не поверил бы, что такое возможно. Я тогда за свободную, независимую Литву боролся, за права человека, за демократию. А теперь формально "независимая" Литва находится в еще большей зависимости, чем когда она была частью СССР. Теперь они без позволения из Вашингтона и Брюсселя даже чихнуть не могут. Когда назначали главнокомандующего литовской армии, сначала должны были получить добро от госдепартамента США и Пентагона. Да что там главнокомандующий, даже президент в Литве — американец! А тамошний департамент госбезопасности уже в открытую к террору готовится...
     Мы здесь как-то один раз собрались на вечеринку — бывшие "гомо советикусы". Водочки, как положено, выпили, и вдруг такая тоска, такая ностальгия схватила. По всему тому, что потеряно. Не по России или Литве — по всему нашему великому Советскому Союзу... Встали и спели советский гимн... Литовец, русский, еврей, туркмен, азербайджанец — мужики различных национальностей, разных судеб — а вот здесь от того, когда-то так ненавистного гимна, все чуть не заплакали. Почувствовали себя "безнадежно советскими", как Александр Дугин в одной статье писал... Это там, в прошлом, было настоящее, а теперь все — фальшь.
     Когда-то нам в Литве казалось, что большего врага, чем Россия, у нас нет и быть не может. А теперь вот я сравниваю Россию с Америкой и ее "новым мировым порядком" и вижу, что только Россия — единственное оставшееся в мире более-менее светлое, настоящее. Может быть, она — единственное спасение для мира. На русских сейчас вся надежда...
     
 

http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/00/328/52.html

«Ложь» и «правда» Августа 1991-го

(сокращено)

Михаил Назаров

Поскольку с тех пор прошло много времени, в данном издании уместно сделать разъяснительное вступление.

Б.Н. Ельцин был на партийной работе с 1968 г., с 1976 г. первый секретарь Свердловского обкома, в 1985 г. первый секретарь Московского горкома, в 1986 г. кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. Проиграв в 1987 г. Горбачеву соперничество внутри КПСС, Ельцин в 1990 г. демонстративно сдал партбилет и на волне оппозиционных настроений (как «борец с привилегиями партаппарата») был избран народным депутатом и председателем Верховного Совета РСФСР. В «Записках президента» он описывает, как вошел в огромный председательский кабинет и подумал: «Ну и что дальше? Ведь мы не просто кабинет, целую Россию отхватили» (М., 1994, с. 33).

Дальнейшая борьба Ельцина против горбачевского центра выразилась в провозглашении 12 июня 1990 г. «государственного суверенитета РСФСР» и верховенства законов РСФСР над союзными, что развязало цепную реакцию «суверенитетов» других республик (даже Карельской, Удмуртской, Якутской, Коми и др.), поддерживаемых в этом из-за рубежа. Ельцин поощрял их: «Возьмите такую долю самостоятельности, какую можете переварить» (август 1990); в январе 1991 г. подписал совместное заявление с прибалтийскими республиками, признающее их субъектами международного права. Затем Ельцин убедил депутатов учредить пост президента РСФСР, чтобы «отстоять ее суверенитет», 12 июня 1991 г. был избран им и стал отстраивать свои структуры власти, параллельные союзным, а также разрабатывать «новый союзный договор», превращавший СССР в рыхлую конфедерацию независимых государств. Подписание договора было назначено на 20.8.91.

Для предотвращения развала СССР 18 августа 1991 г. «на основании ст. 127-3 Конституции СССР и ст. 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), в который вошли: «Бакланов О.Д. - первый заместитель председателя Совета Обороны СССР, Крючков В.А. председатель КГБ СССР, Павлов B.C. - премьер-министр СССР, Пуго Б.К. - министр внутренних дел СССР, Стародубцев В.А. - председатель Крестьянского союза СССР, Тизяков А.И. - президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Язов Д.Т. - министр обороны СССР, Янаев Г.И. - и.о. Президента СССР». Исполнение обязанностей Президента СССР вице-президент Янаев принял на себя «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым М.С. своих обязанностей... на основании ст. 127-7 Конституции СССР» («Правда», 20.8.91). В Москву была введена военная техника.

Но Ельцин и его сподвижники отказались признать ГКЧП, превратили Дом Советов в штаб сопротивления (они называли его «Белым домом», по аналогии с вашингтонским) и одержали победу. Статья написана сразу после этого. [Прим. 1998 г.]


* * *


В августе 1991 г., в праздник Преображения, кажется, закончился коммунистический период российской истории. События в СССР в августе 1991 г. вылились в вариант, близкий к революционному. И нельзя не видеть, что шесть лет «перестройки» оказались плохой декомпрессионной камерой. А «кессонная болезнь» делает страну беззащитной и перед иностранными силами, которые стремятся ее «освоить». Главная же опасность в том, что августовские победители в своей эйфории этой угрозы не видят. Столько лжи было написано об Америке в коммунистические годы и столь тяжело жилось в нашем несвободном Отечестве, что теперь, по закону маятника, именно в Америке многим видится «рай на земле»...

* * *

Думается, именно теперь руководителям нашей страны было бы полезно новыми глазами перечесть «Как нам обустроить Россию?» Солженицына. Кроме того, подумать не только об описанных пороках бездуховной демократии, но и о ее геополитике: та «денежная аристократия», которая в атомизированном демократическом обществе становится «негласным хозяином всей жизни», имеет и свою наступательную идеологию Она жизненно заинтересована в космополитизации мира, в размывании абсолютных нравственных ценностей - что только и обеспечивает власть владельцам денег. Если проводить реформы на их условиях, «расторговли потом не исправить, обратимся в колонию», - пишет Солженицын.

Опыт русской эмиграции в этом отношении поучителен. Но и в патриотических кругах в России это в немалой степени сказывалось на предпочтении первого варианта освобождения второму. На чашу весов ложились и стойкие антирусские настроения во влиятельных западных кругах (вспомним хотя бы концепцию американского генерала Тейлора об избирательном уничтожении русского населения СССР), и отождествление коммунизма с русским народом (американский закон о «порабощенных нациях»), и усилившийся как раз в «перестроечные» годы натиск с Запада бездуховной "культуры", призывы к «мутации русского духа»...

Многие наши либералы-западники не только не видели опасности этих влияний, но даже поощряли их как признаки свободы и демократии. Их совместные с западными единомышленниками усилия по утверждению этой "культуры" как передовой, объявление «врагами перестройки» всех патриотических сил, которые сопротивлялись этим процессам, - все это тоже подталкивало многих патриотов России к авторитарному пути.

«Хорошо обученным, натренированным и не знающим жалости спец. подразделениям КГБ не представляло ровно никакого труда захватить здание Верховного Совета, даже если бы его защищало вдесятеро больше волонтеров. ... совершенно ясно, что речь сейчас идет не о дилетантизме или глупости путчистов, а об исполнении продуманного плана», - считает Подрабинек: «Множество фактов свидетельствует о том, что переворот был более спектаклем, чем серьезной попыткой изменить государственные структуры». В том же духе высказался другой бывший диссидент К. Любарский (радио «Свобода», 9/10.9.1991). Но, похоже, эта гипотеза о «продуманном спектакле» родилась из противоречия между тем «безжалостным» обликом ГКЧП, который сами же демократы ему и создали, - и тем фактом, что как раз агрессивных действий «путчисты», видимо, старались избежать*.

* Планов штурма «Белого дома» ГКЧП не подготовил. Глава КГБ Крючков показал позже, что 20 августа возник этот вопрос, но «было оговорено, что это лишь проработка мероприятия и его реализация может начаться исключительно по соответствующей команде, которой, как известно, отдано не было... Подразделения, которые могли бы быть задействованы.., находились на местах дислокации» («Российская газета», 27.2.1992). Тогда как в «Белом доме», по признанию руководившего его обороной ген. Кобеца, заранее существовал «план противодействия путчистам. Он назывался план «Икс»... Мы заранее определили, какое предприятие что должно нам выделить: где взять железобетонные плиты, где металл.., каким образом забаррикадировать мост.., на те маршруты, по которым выдвигались войска, тут же выставлялись заслоны: из техники, бульдозеров... даже 15 катеров и барж, чтобы блокировать Москва-реку» («Московский комсомолец», 31.8.1991).

По свидетельству замминистра обороны СССР Грачева и министра Язова, батальон генерала Лебедя был прислан к «Белому дому» не для его взятия, а для охраны, по просьбе самого Ельцина («Красная звезда», 31.8.1991; «Русская мысль», 21.8.92, «Собеседник» № 36. сент. 1991). Это позже подтвердил сам Лебедь («Литературная Россия», 1993, №№ 34-36).

Министр правительства РСФСР Е. Сабуров рассказывал, что «предприниматели везли в «Белый дом» деньги чемоданами... Грузовики с песком, краны, оружие, продовольствие - все это было куплено на деньги российских предпринимателей.

Это значит, что в стране уже появились люди, которым есть что терять, и они будут отстаивать эту страну, а следовательно, и свои интересы до конца» («Комсомольская правда», 5.9.91). [Прим. 1998 г.]

Похоже, придание «путчистам» демонического облика имело тактическую цель: это была «гениальная психологическая стратегия Бориса Ельцина и его команды, которые, не имея практически никаких реальных сил, разыграли в мировом эфире драму столь высокого накала, что ГКЧП, не выдержав, бежал», - пишет Л. Ионин в «Независимой газете» (12.9.91). То есть «путчисты» не выдержали того страшного облика («сталинисты»), который в кратчайший срок был создан им в стране и мире и изменить который они уже были не в состоянии.

* * *

Особо следует сказать об армии: «из Белого дома постоянно велись переговоры с военными властями разного уровня. Генерал-полковник Кобец, по его собственным словам, «по-несколько часов не отрывал трубку от уха», получая информацию и даже частично регулируя совместно с командованием МВО движение военных колонн. Белый дом знал, как мало угрожает армия»*.

* Лишь позже из американской печати стало известие, что Ельцину помогла американская разведка. Она предоставила ему данные электронного перехвата о переговорах ГКЧП с военачальниками на местах (из чего стало известно об их пассивности), а также направила в «Белый дом» связиста из посольства США со спецоборудованием, который помог команде Ельцина напрямую переговариваться с военачальниками. (Seymour M. Hersh. The Wild East. The Atlantic Monthly. Boston. 1994. June; «Новое русское слово», 3.6.94). [Прим. 1998 г.]

Но народу «не было сообщено, что армия - не враг, что приказ ей только - «войти и стоять». И все эти трое суток на улицах и площадях столицы с истерикой и слезами... спрашивали солдат: «Неужели вы будете стрелять в народ?». Радио на этот счет молчало. Белый дом не выдавал секрета. Шли драматические сообщения о «борьбе за армию». Нагнеталось напряжение. И люди в ответ на радиопризывы шли и шли к Белому дому», готовясь грудью остановить танки, - пишет Ионин. (Телепрограмма «Вести» 17 сентября сообщила, что даже члены экипажа бронемашины № 536, по чьей вине погибли три человека, не арестованы, поскольку следствие «не определило, что их действия были направлены на убийство людей»; «Известия» (9.9.1991) отмечают, что машина двигалась не к Белому дому, а вдали от него, уходя по Садовому кольцу к Смоленской площади*).

* Следствие пришло к выводу, что в нападении на бронемашину на Садовом кольце принимала участие возбужденная и отчасти пьяная толпа (спиртные напитки раздавались на улице бесплатно), заготовившая у американского посольства бутылки с зажигательной смесью. Машина была ослеплена накинутым брезентом, забросана камнями и подожжена (эти телекадры были представлены всему миру как «штурм и оборона Белого дома»); один из нападавших был смертельно травмирован машиной при маневрах вслепую, другой погиб от неприцельных предупредительных выстрелов вверх через люк и рикошета, третий был сражен пулей (так и не найденной) при нападении на выбравшийся из горящей машины экипаж. Постановлением прокуратуры г. Москвы от 20.12.1991 уголовное дело против экипажа машины было прекращено за отсутствием признаков уголовно наказуемого деяния («Известия», 26.12.91). Троим погибшим Ельцин присвоил звание Героев Советского Союза. [Прим. 1998 г.]

Ионин резюмирует: «В эфире Москвы в те августовские дни царствовало радио "Свобода"», ведшее передачи прямо из Белого дома; PC и мировые средства информации распространяли не соответствовавшие действительности сенсационные сообщения о штурме и гибели людей «на баррикадах у Белого дома» - так, психологическим давлением, «радио "Свобода" и Би-Би-Си победили КГБ и КПСС».

На этом фоне не слишком убедительно выглядят рассказы о зловещих планах «переворотчиков»: «250 000 наручников», «атомная кнопка» и возобновление «холодной войны»; «планы взрыва» какой-то АЭС... Похоже, после победы демонизация врага была продолжена - уже чтобы подчеркнуть собственный героизм: так в свое время были созданы мифы «взятия Бастилии» и «штурма Зимнего» (за «документальные кадры» которого даже на Западе часто выдается сцена из фильма Эйзенштейна...).


Корреспондент радио «Свобода», М. Смирнов высказал даже убеждение, что «переворот не был коммунистическим», а был ориентирован на «ура-патриотические» круги и «особое место в нем отводилось Церкви» (радио «Свобода», 4.9.91). В верности этого заявления можно усомниться (ибо цель Смирнова - очернить патриотов «причастностью к путчу»), но оно говорит о том, что, если бы даже путч устроили люди, обладающие здоровым национально-религиозным сознанием, - похоже, это для «Свободы» (и для западных политиков) было бы столь же неприемлемо.

Западные правительства (чья позиция решающим образом повлияла на события) сразу же заявили о непризнании происшедшей в СССР смены власти [перешедшей от Горбачева к ГКЧП] как «противозаконного и неконституционного путча».

Но нельзя не видеть, что россияне в создавшейся ситуации стояли перед более сложным выбором, чем Запад. Поэтому пора поставить основной вопрос: уместно ли применять западные демократические клише (кто как вел себя по отношению к «законному главе государства») - для оценки событий в еще не демократической стране? И уместно ли проводить чистки по этому принципу?

Термин «путч» подразумевает незаконность перемены, «введение чрезвычайного положения» претендует на законность. Однако юридическая граница между этими терминами оказалась очень тонка: в этом акте участвовали не какие-то «полковники», а само руководство СССР. На это обратил внимание и парижский историк М. Геллер: «Трудно назвать «переворотом» ситуацию, в которой остается на месте вся структура государственной власти, кабинет министров в полном составе, вся структура партийной иерархии... Они всего-навсего выбрали одну из горбачевских линий, одну из множества, которые проводил президент...» («Русская мысль», 23.9.1991). Демократ Л. Баткин тоже считает, что это не был путч, ибо «заговорщиками были сами верхние структуры власти»; это «не государственный переворот, а государственный поворот, то есть правящая верхушка решила... резко переложить румб» (радио «Свобода», 29.8.1991).

* * *

Не участвовал в «повороте румба» лишь один человек в системе власти: президент СССР. Именно на этом основании Запад и Ельцин призвали к восстановлению его власти, но для значительной части населения страны юридическая граница была трудноуловима: ведь этот все более непопулярный президент был к тому же и Генеральным секретарем ЦК КПСС.

К тому же не кто иной как сам Горбачев сформировал это «путчистское» руководство страны, не обнаруживая с ним принципиальных разногласий в повороте направо, происшедшем осенью 1990 г. В сущности, «путч» они начали совместно уже тогда, и можно лишь удивляться, что в августе Горбачев не оказался в их компании. Впрочем, его роль еще не уточнена: пишут, что «блокады Фороса не было» («Комсомольское знамя», 4.9.1991); что 19 августа Ельцин смог туда позвонить («Демократическая Россия», 23.8-4.9.1991); Янаев 20 августа в «Правде» высказал Горбачеву «всяческое уважение» и уверенность, что тот, «поправившись, вернется к исполнению своих обязанностей», а после провала «путчисты» ринулись [21.8.91] не в какой-нибудь Китай, а все к тому же Горбачеву... (Но, быть может, все это кажется подозрительным опять-таки из-за того, что «путчистов» демонизировали: в рамках более спокойной версии «поворота румба» все выглядит объяснимым*...)

* Позже выяснилось, что вооруженная охрана Горбачеву была оставлена прежняя, имевшая обычный контакт с погранвойсками; меры предосторожности против сопротивления Горбачева не были предприняты - то есть ГКЧП не видел в Горбачеве своего противника. И Горбачев не видел в действиях прилетевших к нему 18 августа ГКЧПистов какой-либо угрозы себе - иначе бы приказал охране арестовать их. Очевидно, что он решил выждать развития событий; он мог следить за ними по телевизору и радио. Позже в ходе расследования «изоляции Горбачева» один из офицеров охраны заявил: «Наше руководство подготовило специальные схемы, основываясь на которых, мы и должны были давать показания... следователи тоже знают это и «ненужных» вопросов не задают, а если все же об этом спрашивают, то мы отказываемся отвечать. Ведь у нас есть свои секреты». Сам Горбачев сказал на пресс-конференции после Фороса: «Я вам все равно не сказал всего. И никогда не скажу всего» («Коммерсант», 19-26.8.1991; «Труд», 3.9.1991; «Куранты», 22.10.1991).

На следствии члены ГКЧП утверждали, что чрезвычайное положение готовилось давно по поручению Горбачева; что перед вылетом в Крым Горбачев заявил правительству: «Видимо, без чрезвычайных мер не обойтись»; что в Форосе 18 августа он был информирован об их плане, обсуждал его, порываясь писать обращение к Верховному Совету с просьбой обсудить введение чрезвычайного положения, попрощался с приехавшими доброжелательно, но не стал присоединяться к ним, предпочитая переложить ответственность на них и выждать время: «Черт с вами, действуйте, как хотите, а я с вами не согласен». Таким образом, ГКЧПисты «не собирались брать власть, а только ждали созыва Верховного Совета и возвращения Горбачева» («Общая газета», 15-21.8.96; «Гласность», 18.3.94; «Советская Россия», 3.9.94, 20.8.96, 21.8.97). И лишь после провала ГКЧП Горбачев заявил о «путче», «предательстве» и «изоляции», переняв позицию Ельцина и «мирового сообщества»... Сходная версия опубликована также Л. Радзиховским («Огонек» № 41, 1991). Е. Киселевым («Русская мысль», 21.8.92), Д. Штурман («Русская мысль», 6.11 92). А член ГКЧП Павлов даже полагает что Горбачев сознательно решил их использовать, «чтобы расправиться нашими руками с Ельциным... Ельцин, я уверен, знал этот сценарий и... тоже решил использовать нас, откорректировав сценарий Горбачева. Он решил нашими руками убрать Горбачева...» (Павлов В. «Горбачев - путч. Август изнутри», М., 1993). [Прим. 1998 г.]

Нравственную же ущербность избранного Западом мерила законности особенно ярко демонстрирует то, что, вернувшись из Крыма, "мерило" подтвердило свою приверженность коммунистическим принципам... Все это делает неубедительным осуждение тех, кто имел по вопросу законности другое мнение. И прежде всего - военных, которые оказались в труднейшей моральной ситуации: ведь они присягали повиноваться приказу, тем более правительственному...

Формально рассуждая, многие шаги Ельцина (например, перевод союзных учреждений под свое подчинение*) были еще менее конституционны, чем «поворот румба» ГКЧП. И «почти все указы Ельцина после победы - это грубейшие нарушения законов и конституции, причем не только СССР, но и РСФСР», - пишут в «Русской мысли» (6.9.1991): «Возьмем, к примеру, указ о системе органов исполнительной власти в РСФСР, которым президент присваивает себе право назначать глав администрации областей и округов». Вспомним и роспуск избранного союзного парламента, и игнорирование результатов референдума о сохранении Союза...

* Уже 19 августа Ельцин издал указ: «До созыва внеочередного Съезда народных депутатов СССР все органы исполнительной власти Союза ССР, включая КГБ СССР, МВД СССР, министерство обороны СССР, действующие на территории РСФСР, переходят в непосредственное подчинение избранного народом Президента РСФСР». Однако после "освобождения" президента СССР из Фороса президент РСФСР обязан был восстановить самостоятельность союзных структур. Но Ельцин уже не хотел выпускать верховную власть из рук и воспользовался положением для усиления давления на Горбачева, этой цели служил и его указ 23.8.91 о роспуске структур компартии РСФСР «до окончательного разрешения в судебном порядке»; тогда же было опечатано здание ЦК КПСС; 24 августа Горбачев сложил с себя полномочия генсека ЦК КПСС, оставшись только президентом СССР [Прим. 1998 г.]

То есть антиправительственный "переворот" был совершен не ГКЧП, а позже - демократами, но понятно, почему находится мало охотников их осуждать. Именно на этих примерах хорошо видно, что критиковать следует не форму действий, а их цель: если как-то оправданно "незаконное" противодействие незаконной (с 1917 г.) власти коммунистов (не выберет ли сам Ельцин авторитарный вариант?), то опасно, если это ведет к произволу демократических «хунвейбинов». Критерием и здесь должны быть интересы России.

Так что не за «нарушение конституционности» следует осудить августовских «путчистов», а за то, что в отличие от генерала Франко они оказались не на высоте национальной задачи. Очевидно, на иное эти люди и не были способны: в сущности, они действовали в прежних рамках «коммунистической законности». Все их шаги были словно запрограммированы на прямо противоположный результат, потому что были нравственно несовместимы с состоянием народа, истосковавшегося по правде и по свободе. Кажется, в этом была главная причина того, что путч превратился в «опереточный»: ГКЧП по старинке полагал, что стоит объявить себя властью - и все подчинятся; поэтому, видимо, и не было подготовлено ни арестов, ни штурма...

Пусть даже 40% населения было за ГКЧП - это были те, кто, как правило, не участвует в борьбе за свое мнение. Во всех революциях исход зависит от поведения не более 1% населения, которое, однако, готово умирать за свои идеи. И в августе 1991 г. лишь десятки тысяч были готовы на это - правда, умирать не столько за конкретных "демократов", сколько за Россию. Только выступившие под бело-сине-красным флагом могли победить в России в 1991 г. Именно этот флаг и слово «Россия» воодушевляли тех людей, в том числе военных, которые обрекли ГКЧП на поражение. Но нельзя не отметить и того, что теперь этим флагом и словом пользуются и «архитектор перестройки», видящий в России «тысячелетнюю парадигму несвободы»; и повторяющая эту цитату (21 августа) американская радиомашина «мутации русского духа» с позывными гимна Временного правительства, которая теперь с почетом аккредитована в Москве... Вспомним, что правительство Керенского в 1917 г. тоже не скупилось на патриотические призывы и принуждало уставший народ вести войну под тем же флагом - ради чужих интересов. Признаки такой готовности заметны и в среде наших либералов. Бежавший в Англию резидент советской разведки Гордиевский даже пошутил, что теперь «английский шпион - достаточная рекомендация, чтобы быть избранным в Верховный Совет СССР» (радио «Свобода», 31.8.1991).

Таким образом, в августовских событиях наглядно проявился союз западников-номенклатурщиков, западников-диссидентов и определенных сил самого Запада*. Если этот союз укрепится, - еще неизвестно, во что выльется для России эта победа.

* В частности, министр иностранных дел РСФСР Козырев полетел 20 августа в Париж не столько, чтобы «мобилизовать Запад на поддержку российскому руководству», сколько за инструкциями. Он признает также: «Западные посольства в Москве, по существу, перешли в режим работы на нас. Мы через них получали и передавали информацию». 21 августа Козырев был в штабе НАТО в Брюсселе, где встретился с госсекретарем США Бейкером, который «начал беседу с поздравления» («Демократическая Россия», 23.8.-4.9.91). А над баррикадой у «Белого дома» вместе с бело-сине-красными флагами был вывешен и израильский флаг. [Прим. 1998 г.]


Сейчас практически все средства массовой информации (пресса, радио, телевидение) оказались в руках западнического фланга. Марк Дейч, выполнявший на волнах радио «Свобода» функцию Норинского*, теперь может это делать по центральному телевидению. Кое-кого напугали даже русские флаги, из-за чего усиливается давление на Ельцина: Е. Боннэр с группой единомышленников (Л. Баткин и др.) осудила «царистскую символику», заклеймила дореволюционную Россию как «тюрьму народов» и предупредила Ельцина, что не будет молчать (очевидно, имея в виду свое влияние на Западе), «если его и дальше понесет в великую Россию» («Куранты», 3.9.91; «Независимая газета», 3.9.91; «Московские новости» № 36, 8.9.91; «Союз» - спец. выпуск). Разумеется, и радио «Свобода» кует железо, пока горячо: главный идеолог Б. Парамонов сразу же объявил, что крах «путча» - это крах русской идеи (радио «Свобода», 31.8.91, 20.9.91)...

* Ленинградский еврей, стремившийся дискредитировать организацию «Память», рассылая от ее имени листовки с угрозами видным общественным деятелям. [Прим. 1992 г.]


24 августа президент РСФСР Ельцин в обход полномочий президента СССР Горбачева заявил о признании независимости прибалтийских республик. В эти дни независимость провозгласили власти Украины, Белоруссии, Молдавии, Азербайджана, Киргизии, Узбекистана... Все эти акты были незаконными с точки зрения существовавшего законодательства и противоречили итогам мартовского всесоюзного референдума.

2 сентября США заявили об официальном признании независимости трех прибалтийских государств.

Сразу «после августа 1991-го пошли расправы над многими генералами и офицерами, добросовестно выполнявшими свои обязанности во время ГКЧП... С августа 1991-го по август 1992-го из армии было выдворено более 300 «потерявших перспективу» генералов и свыше 65 тысяч офицеров... События августа 1991 г. нанесли тяжелый моральный удар по армии...» («Независимая газета», 12.9.96). Тем самым была обезврежена главная оппозиционно-патриотическая силовая структура, способная воспротивиться новой власти.

В сентябре-октябре в Чечне происходит свержение генералом-националистом Дудаевым местного Верховного Совета, захват здания КГБ и военной техники, объявление мобилизации для «возможного ведения войны против России», а 27 октября Дудаев избирается «президентом независимой Чечни» (явка на выборы составила 12%). Начинаются широкомасштабные убийства, грабежи, изгнание русского населения - все это при невмешательстве центральной власти.

3 октября на встрече с делегацией НАТО вице-президент РСФСР Руцкой предложил принять СССР в НАТО (Ельцин Б. «Записки президента». М. 1994, с. 135).

«Комментируя итоги состоявшегося 15 октября заседания Госсовета, Ельцин заявил, что, прежде чем приступать к реформам, он собирается "доразрушить" центр» (Ельцин Б. «Записки президента», с. 135).

В октябре 5-й Съезд народных депутатов РСФСР большинством почти в 90% предоставил президенту Ельцину беспрецедентные «дополнительные полномочия» - право назначать и снимать глав администраций вплоть до районного уровня, право издавать указы по вопросам валютно-финансовой, внешнеполитической, таможенной деятельности, по бюджету, налогам, ценобразованию, собственности и т.д. При этом было допущено, что президентский указ может противоречить существующему законодательству, - в этом случае он автоматически вступает в силу, если в семидневный срок не последует никаких действий со стороны Верховного Совета. Эти полномочия были предоставлены Ельцину до 1 декабря 1992 г. Съезд избрал Р. И. Хасбулатова председателем ВС РСФСР.

В конце октября Ельцин заявил: «Мы готовы немедленно, во взаимодействии с зарубежными специалистами, открыть стратегические данные, необходимые для вступления в международные организации, принять основные принципы, заложенные в уставе Международного валютного фонда. Мы официально обратимся в МВФ, Мировой банк, Европейский банк реконструкции и развития, чтобы пригласить их к разработке детального плана по участию в экономических реформах» («Российская газета», 29.10.91). К тому моменту консультанты указанных организаций уже были советниками властей РФ.

15 ноября правительство РСФСР указами, в нарушение закона, подчинило себе Министерство финансов СССР, управления драгоценных металлов и камней, Гохран СССР. С 20 ноября прекращено финансирование министерств СССР; их имущество передано правительству РСФСР. 22 ноября под контроль РСФСР были взят Госбанк СССР. После этого союзные структуры фактически перестали существовать. Горбачев не препятствовал этому, но предпринимал последние попытки переговоров о создании конфедеративного государства. Однако Ельцин заявил 25 ноября на заседании Госсовета, что «не готов ратифицировать концепцию конфедеративного государства», а выступает за «конфедерацию независимых государств».

В ноябре Ельцин запретил деятельность КПСС и стал «кавалером ордена богини Бау и креста рыцаря-командора Мальтийского ордена» колдуньи Джуны. (Вопреки встречавшимся утверждениям, самодельный оккультный орден Джуны не имеет отношения ни к регулярному масонству, ни к католическому Мальтийскому ордену, тем не менее духовный уровень бывшего кандидата в члены Политбюро здесь выявился весьма показательно.)

Израильский автор Ш. Черток описал, как после переломного Августа он «приехал в другую Москву: побывал в ешиве в Кунцеве, открытой на бывшей даче-дворце московского мэра Промыслова, в восстановленной синагоге на Большой Бронной, которая была занята полвека назад Домом народного творчества имени Крупской, говорил на иврите с московскими школьниками, собравшимися на семинар по иудаике, зашел в готовый к началу занятий Открытый еврейский университет в здании факультета журналистики МГУ на Моховой, в центре Москвы... Отношение к Израилю стало в Советском Союзе своеобразным мерилом свободолюбия, как и отношение к антисемитизму... Российское радио и телевидение, действительно, противостоят «патриотическому фронту»... В споре между министром культуры СССР Губенко и хасидами Любавичского ребе оно [телевидение] было целиком на стороне хасидов, требовавших вернуть [из Российской государственной библиотеки] книги, принадлежавшие раввинам династии Шнеерсонов» («Новое русское слово», 30.10.91).

Председатель Верховного Совета РСФСР Хасбулатов в письменном распоряжении подчеркнул, что передача книг американским хасидам имела бы «не только благоприятный для нас международный резонанс, но и крупное практическое значение, имея в виду заинтересованность в этом деле международных деловых кругов еврейского бизнеса» («Литературная Россия», 18.10.91). Сотрудники библиотеки отказались отдать в США эти редкие книги, не имевшие отношения к США и являющиеся частью российского достояния, вызвав первый для демократической России "антисемитский" скандал.

1 декабря еврейские организации отпраздновали в Московском Кремле Хануку - «веселый и радостный праздник» победы своих предков над греческой культурой более двух тысяч лет назад. При этом телемост соединил празднующих в Кремле евреев с Нью-Йорком и другими столицами, придав этому символическому событию международное значение. На площади перед российским парламентом «была установлена девятиметровая менора - храмовый светильник. Разрешение на это дали Верховные Советы СССР и РСФСР, а также вице-мэр столицы» Ю.М. Лужков («Известия», 2.12.91). В оргкомитет празднования Хануки вошли Е. Боннэр и А. Козырев.

В этот же день 1 декабря был проведен референдум на Украине, в котором, по официальным данным, 90% проголосовавших высказалось за независимость. Накануне референдума США пообещали экономическую помощь, если Украина станет независимой. Ельцин признал независимость Украины. Украинский Верховный Совет заявил, что «Договор 1922 г. о создании Союза ССР и все последующие конституционные акты СССР Украина считает относительно себя недействительными и недействующими» («Известия», 4.12.91, 6.12.91).

8 декабря в Беловежской пуще Ельцин, Кравчук и Шушкевич (при активном участии Бурбулиса, Гайдара, Шахрая, Козырева, Илюшина), подписали соглашение, что «Союз ССР как субъект международного права и как геополитическая реальность прекращает свое существование», и провозгласили Содружество Независимых Государств с признанием советских границ между ними как государственных. Тем самым они лишили Горбачева остатков власти; он не сопротивлялся. Госсекретарь Ельцина Бурбулис о цели Беловежского путча сказал: «Да неужели Вы не понимаете, что теперь над нами уже никого нет!» (цит. по: «Наш современник», 1994, № 3, с. 115).

Ельцин так описывает свои чувства в момент расчленения исторической России: эта идея «родилась не сегодня... Вспомните 1917-1918 годы: как только грянула демократическая Февральская революция, республики [? - их тогда не было. - М.Н.] сразу начали процесс отделения... Как только в воздухе прозвучало слово «суверенитет», часы истории вновь пошли... Вдруг пришло ощущение какой-то свободы, легкости... Я почувствовал сердцем: большие решения надо принимать легко...» («Записки Президента», С. 150-151). Решение было отпраздновано шумным застольем.

После Беловежского соглашения за пределами «Российской Федерации» оказались 25 миллионов русских, ставших иностранцами на родной земле.

На пресс-конференции в МИДе Козырев рассказал, что сразу после этого Ельцин «разговаривал в присутствии глав двух других государств содружества с президентом Бушем»; были «положительные высказывания из госдепартамента... Соединенные Штаты обнадежены и обрадованы» («Российская газета», 11.12.91). В своих воспоминаниях Буш отметил, что Ельцин позвонил ему прямо из охотничьего домика в Беловежской пуще и заявил: «Горбачев еще не знает этих результатов... Уважаемый Джордж, ... это чрезвычайно, чрезвычайно важно. Учитывая уже сложившуюся между нами традицию, я не мог подождать даже десяти минут, чтобы не позвонить Вам» («Независимая газета», 19.12.98).

В начале декабря 1991 г. новый глава госбезопасности В. Бакатин передал американскому послу в Москве «схемы расположения подслушивающих устройств в здании американского посольства, а также образцы этих устройств» - как символ окончания «холодной войны». Заявления об этом были сделаны как послом США Р. Страуссом, так и российской службой безопасности («Правда», 19.12.91; «Рабочая трибуна», 17.12.91). Министр иностранных дел РФ Козырев заявил, что «у России теперь врагов нет», поскольку новое российское правительство разделяет «общечеловеческие ценности».

12 декабря Верховный Совет РСФСР ратифицировал Беловежские соглашения. В голосовании участвовало 196 человек (76% всех членов ВС), 185 проголосовали "за" (включая почти всех коммунистов), лишь 6 человек были против: С.Н. Бабурин, Н.А. Павлов, В.Б. Исаков, И.В. Константинов, С.А. Полозков, П.А. Лысов. В ВС Украины против проголосовали три депутата, в Белоруссии один - А.Г. Лукашенко.

25 декабря Горбачев официально ушел с поста президента СССР. В виде отступных он выдвинул список, который «практически весь состоял из материальных требований. Пенсия в размере президентского оклада с последующей индексацией, президентская квартира, дача, машина для жены и для себя, но главное - Фонд... бывшая Академия общественных наук, транспорт, оборудование. Охрана». Все это Горбачев получил. (Ельцин Б. «Записки президента», С. 159).

2 января 1992 г. началась «экономическая реформа» (либерализация цен) под руководством Ельцина (взявшего на себя также функции премьер-министра), первого вице-премьера Бурбулиса, вице-премьера и идеолога реформы Гайдара (летом 1992 г. ставшего и. о. премьера), а также их американского консультанта Джеффри Сакса. О реформе Ельцин еще в октябре заявил в «Обращении к народам России»: «Хуже будет всем примерно полгода. Затем снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 года, как обещал перед выборами, стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей» («Российская газета», 29.10.91). В противном случае Ельцин устно пообещал «лечь на рельсы».

В ожидании худшего население скупило по старым ценам все, что можно, оголив прилавки; торговая сеть и производители также придержали товары, чтобы через несколько недель получить за них больше денег. Однако со взлетом цен деньги стали быстро обесцениваться; ценники в магазинах стали меняться каждый день, а производство товаров падать.

Одновременно с либерализацией цен указом от 29 декабря 1991 г. Ельцин утвердил план приватизации государственных и муниципальных предприятий под руководством А.Б. Чубайса, назначенного в ноябре 1991 г. председателем соответствующего правительственного комитета - Госкомимущества. Объявленная цель приватизации - «снять с государства груз управления производством», поскольку «гораздо эффективнее оно работает в частных руках», «пополнить казну от продажи предприятий» и одновременно «привлечь частные инвестиции в экономику». Множество объектов госсобственности (от квартир до магазинов, учебных, медицинских, спортивных, партийно-комсомольских учреждений вместе с их имуществом и деньгами) стали регистрироваться как собственность частных лиц или созданных ими организаций по принципу: кто ближе к собственности - тот ее и получает. (Бесплатная приватизация жилья в Москве началась с 2.12.91.) Все указы по приватизации готовили Ельцину иностранные советники Чубайса.

25 января 1992 г. Ельцин заявил, что российские ядерные ракеты «отныне не будут нацелены на США».

29 января «архитектор перестройки» А. Яковлев, находясь в Лондоне, заявил по поводу претензий Украины на Черноморский флот: «Я бы отдал любой флот кому угодно, помимо расходов, это никому ничего не дает» (ТАСС, 29.1.92).

8-9 февраля 1992 г. в Москве некоммунистическая оппозиция провела Конгресс гражданских и патриотических сил, на котором было создано Российское Народное Собрание. С главным докладом выступил вице-президент А.В. Руцкой, присоединившись тем самым к оппозиции.

25 марта указом президента была разрешена продажа земельных участков физическим и юридическим лицам, включая иностранные.

В апреле 6-й Съезд народных депутатов изменил название государства: вместо «Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика» принято двойное название «Россия - Российская Федерация» (на добавлении слова «федерация» настояли региональные администрации и демократы).

21 мая 1992 г. ВС РФ постановил считать передачу Крыма в состав Украинской ССР в 1954 г. изначально «не имеющей юридической силы», поскольку это было сделано «с нарушением Конституции РСФСР и законодательной процедуры».

12 июня 1992 г. объявлено государственным праздником РФ - «Днем независимости».

С 11 по 22 июня проходило круглосуточное пикетирование демонстрантами телецентра в Останкино с требованиями прекратить ложь о "реформах" и предоставить слово оппозиции; палаточный городок демонстрантов был разгромлен милицией, по официальным данным пострадало 76 человек.

7 сентября 1992 г. по первому каналу российского телевидения был представлен акт современного искусства: убийство и расчленение живой свиньи, которая символизировала «образ России, наполненной вечными комплексами, которые нельзя разрешить, можно только разрубить».

Осенью начался «ваучерный» этап приватизации, о чем см. в дальнейших статьях.

30 ноября 1992 г. Конституционный суд вынес компромиссное решение по «делу КПСС»: запрет Ельциным высших организационных структур КПСС и КП РСФСР соответствовал конституции; но первичные территориальные организации партии имеют право действовать в соответствии с законом. Та часть имущества компартии, которая была присвоена у государства, - подлежит изъятию; чисто партийное имущество отчуждению не подлежит. (Позже, 13-14 февраля 1993 г., прошел «чрезвычайный восстановительный» съезд компартии РСФСР. Так, опираясь на старые структуры по всей стране и на недовольство народа, коммунисты стали ведущей оппозиционной силой в ельцинской России.)

На российских монетах, выпускаемых с 1992 г., стали чеканить двуглавого орла Временного правительства: с голыми крыльями, пустыми головами и пустыми лапами.

Члены ГКЧП после затянувшегося следствия и начатого 14 апреля 1993 г. процесса в феврале 1994 г. были амнистированы по инициативе оппозиционной Государственной Думы.
http://www.apocalypse.orthodoxy.ru/secret/12.htm

Клара СКОПИНА

ПАУЭРС: 43 ГОДА ПОСЛЕ ПРОВОКАЦИИ

В газете “Труд” я прочитала однажды интервью с летчиком Игорем Ментюковым, командиром звена высотных сверхдальних истребителей-перехватчиков Су-9, в котором было однозначно заявлено: “Американского шпиона Пауэрса сбил я...”

Вот это — открытие! Вот это — сенсация! Ведь до сих пор, в течение четырех десятилетий, никто не сомневался, что американский самолет-разведчик У-2 был сбит ракетчиками Уральского гарнизона.

Может быть, читателей и не повергла в волнение та газетная публикация. Но меня... Ведь волею обстоятельств именно я стала первым журналистом, оказавшимся на месте того, теперь уже исторического события!

Во времена, когда все границы великой державы были на крепком замке, в центре страны, в ясном небе оказался самолет американских ВВС. Почему до сих пор не утихают споры и плодятся версии вокруг мировой сенсации уже не близкого времени? Вот и летом 1999 года группа американского телевидения собирала в России материал об этом событии, интересуясь малейшими подробностями. И, кстати, прежде всего версией Игоря Ментю­кова. Почему? Да потому что до сих пор не сказано всей правды. И потому еще, что снова и снова взлетают над миром “фантомы”, бороздит чужие воды мощный американский флот, держа в напряжении страны и континенты. И все якобы из “лучших побуждений”: навести порядок в мире. Свой порядок

Тогда, в 1960 году, мы, русские, ощутили это на себе, потому и будоражит память всякое новое самоуверенное утверждение, что давление есть святая миссия американцев, даже если оно приводит к катастрофам и войнам. Опасное заблуждение может дорого обойтись и США, и всему человечеству, если политики не научатся извлекать уроки из прошлого, а ставка на силу и безнаказанность по-прежнему будет практиковаться в международных отно­шениях.

Вот почему сегодня, как в хлебе насущном, люди нуждаются в правде о прошлом. Ибо где нет полной правды, там существуют лазейки для лжи. Появляются версии, домыслы, мифы. Размывается исторический смысл событий... И растет тревога — уже о настоящем...

Итак, год 1960-й.

* * *

В первый послепраздничный день, второго мая, я, собкор “Комсомольской правды” в Свердловской области, поехала на Уралмаш. Где еще можно было лучше напитаться информацией, включиться в проблемы производственной жизни? На вопрос: “Какие новости?” — кто-то из ребят в комитете комсомола ответил: “Самая главная новость — в Косулино сбили американского летчика-разведчика! Слышала?” — “Бросьте разыгрывать!..” — “Да у нас рабочие ездили туда к родным на праздник — совхоз-то близко. Сами были свидетелями”.

Я возвращалась с завода в полной убежденности, что ребята просто пошутили. Но пока ехала трамваем, меня начала точить тревога. Позвоню-ка я на всякий случай в “Комсомолку”. Стенографистка, выслушав, спросила: “Клара, ты думаешь, что говоришь? Открытым текстом на весь Советский Союз!” — “Ну, мое дело передать, а ты сообщи кому надо”.

Я, разумеется, и предположить не могла, что моя информация взбудо­ражила всех дежурных редакторов “Комсомолки”. К редактору иностранного отдела, известному международнику Олегу Игнатьеву, прибежал с моей заметочкой дежурный член редколлегии, молодой писатель Володя Чиви­лихин: “Это ж уникальный материал, надо ставить!” Олег Игнатьев охладил: “Без главного — Юры Воронова — ставить не можем; надо еще вызвать редактора военно-спортивного отдела Николая Киселева, чтобы он согласовал с военной цензурой, без их визы главлит не пропустит такой материал”. — “Да мы же упускаем возможность вставить перо всем газетам!” — горячился Чивилихин.

А дело в том, что первого и второго мая инцидент с пропажей самолета ВВС США уже комментировали американская и западноевропейская печать и телевидение как незаконную акцию русских, сбивших на границе с Турцией слегка отклонившийся от курса мирный американский самолет. И вдруг — моя информация: в сердце страны, в тысячах километров от границы (с указа­нием конкретного места) сбит американский шпион-нарушитель.

Но как узнать больше? У меня нет полномочий, кроме красных корочек “Комсомольской правды”, а событие мне кажется просто неправдоподобным.

Где искать ракетчиков?

Я добыла машину с помощью братьев-журналистов из военной газеты и помчалась в штаб. Сунула под нос ошеломленному солдату журналистское удостоверение и под крик “Стойте!” кинулась бежать к высокому крыльцу здания — не будет же он стрелять! Минуты нет лишней, через полтора часа — последний самолет на Москву.

Через минуту меня уже вели к начальнику штаба, генералу. “Так, значит, “Комсомолка?” Удостоверение просрочено. Врываетесь в штаб самовольно. Не красит редакцию. Да вы не волнуйтесь, личность вашу мы уже проверили — связались с Москвой по прямому проводу, с ГлавПУРом, там тоже ваш товарищ сейчас сидит. А то бы так ласково я с вами не разговаривал. И удостоверение чтобы в порядок привела, это же не шутка!”

По картотеке я просмотрела личные дела всех участников операции, что могла — переписала в блокнот. Подобревший генерал созвонился с началь­ником аэропорта и попросил придержать самолет.

Но когда я прибежала к начальнику аэропорта, он развел руками: “Можете помахать самолету, и так на двадцать минут задержали рейс”. Злые слезы обожгли глаза. Вся гонка была напрасной! Но теперь-то мне есть что передать редакции. Я заказываю Москву и прямо из телефонной будки диктую материал стенографистке.

На следующий день, рано утром, я выехала в Косулино. Первый встречный человек охотно провожает меня до сельсовета и обрушивает лавину подроб­ностей, да таких, о которых я и расспрашивать не собиралась! Оглядываюсь вокруг и просто вбираю в себя картину. Тихое село, каких у нас сотни. Вдоль тракта — избы и палисадники с уральской рябинушкой, с черемухой, с сиренью под окнами. Подальше от дороги — машинно-тракторные мастерские, фермы. За ними — поля, зеленым бархатом поднялись озимые. За полями — веселый сосновый лес. По берегу речушки вытянулись тоненькие березки. И над этим простором — полное тишины голубое мирное майское небо...

И я отчетливо представляю, как четыре человека, спотыкаясь, стреми­тельно бегут с разных концов поля к пятому. Но об этом — позже.

А пока передо мной чинно сидят молоденькие военные — сержанты, ефрейторы, рядовые. Их только что привезли из части на встречу с корреспон­дентом “Комсомольской правды”. Они застенчивы, скованны, по уставу встают, смотрят на офицера. Это их первое интервью. Наконец я понимаю, что надо делать: попросить старшего по чину оставить нас. Пусть ребята просто поговорят со мной. Через полчаса я знаю о части почти все. Ребята с такой веселой готовностью рисуют словесные портреты своих товарищей — голубоглазого великана-сибиряка Миши Ряшенцева; слесаря с подмосковного завода Валерия Ващука; солдата Сережи Слепова; участника Отечественной войны, воевавшего на Дону и под Курском майора Михаила Романовича Воронова, что становится ясно: вот эта доброжелательность, терпимость друг к другу, семейное взаимопонимание — нормальная атмосфера человеческих отношений, созданная умными командирами, — и помогает вынести сверх­напряжение постоянного, ежесекундного ожидания боевой тревоги, при полной подсознательной уверенности, что ее не будет (ведь время-то мирное и служба не на границе, а в самом центре страны!)

И вот она все-таки прозвучала, эта боевая тревога. Южную границу СССР самолет Пауэрса, как зафиксировали наши радары, пересек в 5 часов 36 минут по московскому времени. На экране локатора мерцали еле уловимые вспышки. Самолет-нарушитель шел на очень большой высоте. Импульсы цели были нечеткими. Вести цель без провалов было очень трудно. И наконец — доклад майору Воронову: “Цель поймана!” Приказ офицеру наведения: “Уничтожить цель!”

Самолет американского разведчика Пауэрса “Локхид” У-2 был сбит ракетой класса “земля — воздух”, как считали и как рассказывали участники операции.

Вот так я стала обладательницей, как я думала, полной информации. Потом меня свозили к месту падения американского самолета. Я спустилась в глубокую воронку и собрала горстку осколков, которые храню и сейчас. Части разбитого 1 Мая самолета сразу же увезли срочно прибывшие сотрудники госбезопасности.

Самолет сбили. Ну а Пауэрс? Он-то где был?

Вот тут все село готово было давать пояснения. Я записала четыре рассказа тех самых людей, которые бежали через поле. Первый из них — совхозный шофер Владимир Сурин, демобилизованный старший сержант: “День был просто как по заказу для праздника! Настроение — отличное! Около одиннад­цати мы с отцом и матерью сели за стол. И вдруг слышим сильный такой звук — как сирена. Я выскочил на улицу. Высоко в небе белый дымок. Может, праздничная ракета? Но тут раздался взрыв, поднялся столб пыли над полем. Пока я раздумывал, что к чему, к нашему дому подъехал на машине мой друг Леня Чужакин, в гости к нам спешил. Смотрим: в небе зонтик, под ним раскачивается черная палочка. Парашютист! Там, где он должен опуститься — поле, лес, речка. Но там же и высоковольтная линия электропередачи! Вдруг на нее угодит? Вскочили в машину, мчимся. Подъехали как раз вовремя: приземлился парашютист не очень удачно — упал на спину. Мы кинулись к нему. Тут подбежал еще Петр Ефимович Асабин, бывший фронтовик, человек в нашем селе уважаемый. На летчике сверху был надет легкий комбинезон защитного цвета, шлем такого типа, как у танкистов (с амортизирующей прокладкой), белая каска. На лице — стеклянный небьющийся щит и кисло­родная маска. Мы помогли снять перчатки, каску, шлем. Когда освободили его от всего лишнего, смотрим — перед нами симпатичный, здоровый такой парень лет тридцати, молодой, а на висках проседь.

Стали гасить парашют и видим — на нем нерусские буквы. В это время я заметил у летчика пистолет. Сказал подоспевшему к нам Толе Черемисину. Даже увидев оружие, мы еще не могли подумать, что перед нами враг, нарушитель границы! Знаете, дико это было даже представить!

Как-то нам всем не по себе стало, но ни слова не сказали. И парашютист молчал. Толя Черемисин снял с него оружие. Взяли мы летчика под руки, потому что он прихрамывал. Вокруг уже толпа собралась, прибежали люди со всего села на помощь. Когда стали усаживать летчика в машину, я увидел нож в узеньком кармане комбинезона. Сказал Асабину. Тогда Асабин сразу вытащил у него финку. Парашютист и виду не подал, что заметил это. Нож был без ножен, с лезвием сантиметров в двадцать пять.

Летчика посадили рядом с шофером, с другой стороны — Толя Черемисин. Мы с Асабиным — сзади. Понимаете, что-то уже почувствовали неладное. Он такой напряженный, ни слова не говорит. Может, в шоке? Ну, тут Толя Черемисин смеется и показывает ему жестом, который каждый поймет: хорошо бы, дескать, сейчас “пропустить”? А он на это не среагировал. Мы перегля­нулись: не русский, что ли? Но в то же время мы старались ничем не оскорбить парня, никакого сомнения не показать, не дай Бог человека зря обидеть. Парашютист держался уверенно и спокойно. Он так и не произнес ни единого слова, только жестом показал: пить! Мы остановились у первого же дома, и хозяйка вынесла кружку воды.

Когда приехали в нашу совхозную контору, Чужакин побежал звонить в сельсовет. А тут уже подоспели капитан и старший лейтенант из части. Спрашивают летчика по-немецки. Он мотает головой, не понимает. Стали обыскивать. Расстегнули молнии на комбинезоне. В кармане на рукаве — часы. Из внутреннего кармана штанин вывалились пачки советских денег. Потом в совхозную контору принесли еще сумку, которая была с ним, но, видимо, упала в другом месте, когда самолет сыпался. В ней — ножовка, плоскогубцы, рыболовная снасть, накомарник, брюки, шапка, носки, разные свертки. Видно, основательно его собирали — на любой случай. Летчик все делал вид, что не понимает ни слова по-русски, но когда директор совхоза Михаил Наумович Берман сказал ему: “Здесь не курят”, — он тут же отодвинул от себя пепельницу.

* * *

Пока я записывала рассказы земляков, в американских “верхах” уже, как принято говорить, набирала обороты информационная буря. Как предска­зывал Олег Игнатьев, в наших эшелонах власти, узнав, что “Комсомолка” имеет информацию о сбитом самолете, приказали молчать, а американская печать разворачивалась на полную катушку. Как свидетельствовал советский разведчик Рудольф Абель (Уильям Фишер), находившийся в то время в американской тюрьме и приговоренный к тридцати годам заключения, в самих Соединенных Штатах истинное назначение самолетов У-2 никогда не афиши­ровалось, и лишь небольшая группа руководителей страны знала о шпионском характере полетов. “Как только этим людям стало известно об исчезновении самолета — он не долетел до Норвегии в назначенное время, — было созвано совещание руководителей операции. В США еще не знали, что именно случи­лось с У-2 и летчиком. Было известно лишь, что самолет пропал. 1 мая пало на воскресенье, и большинство людей, знавших об У-2 и его полетах, отсутст­вовало...”

Создатели программы полетов У-2 для каждого полета разработали на всякий случай свою “легенду”. Для Пауэрса — метеорологический полет у границ СССР.

В Турции, 2 мая, местный журналист в городе Адане, где базировались У-2, был первым, кому передали вашингтонскую “легенду”. Он прибавил от себя, что самолет сбит советскими истребителями (вот откуда вылетела первая газетная “утка”!). Интересно сравнить то, что уже знаем мы, с тем, что официально заявило НАСА для печати: “Один из самолетов типа У-2 Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства, предназначенных для научно-исследовательских целей и находящихся в эксплуатации с 1956 года для изучения атмосферных условий и порывов ветра на больших высотах, пропал без вести с 9 часов утра 1 мая (по местному времени) после того, как его пилот сообщил, что испытывает затруднения с кислородом и находится над озером Ван в районе Турции”. 4 мая НАСА устроило пресс-конференцию, на которой было сообщено: “Вскоре после начала полета обнаружилась неисправность кислородного питания, после чего связь с самолетом была потеряна. Поиски самолета продолжаются. Цель исследования носила чисто мирный характер”.

В этот же день представитель государственного департамента по вопросам печати Уайт зачитал журналистам специальное заявление: “Американский самолет типа “Локхид” У-2, проводивший исследования в верхних слоях атмосферы в районе турецко-советской границы 1 мая этого года, сбился с курса из-за неисправности кислородного питания единственного пилота”.

Как далеко зашли бы американцы в нагнетании дезинформации, сказать трудно, да тут неожиданно, на V сессии Верховного Совета СССР пятого созыва, в Большом Кремлевском дворце Председатель Совмина СССР, первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев объявил на весь мир, что американ­ский шпион сбит над территорией Советского Союза ракетой с первого выстрела.

Заявление Хрущева было мастерским политическим ходом. Если американцы удачно рассчитали день для разведки (все руководство страны на трибунах Мавзолея, а без согласования с “верхушкой” едва ли кто решится запустить ракету), то и Хрущев сыграл свою партию не хуже. 5 мая 1960 года в конце доклада он неожиданно (в его манере) отошел от повестки дня и, сообщив об участившихся случаях нарушений американскими самолетами наших границ, сказал о последнем инциденте. Ни комментариев, ни подроб­ностей. И только когда уже невозможно было для американцев отречься от своей дезинформации, Хрущев в последний день работы сессии Верховного Совета нанес окончательный удар: “Товарищи, я должен посвятить вас в один секрет. Делая прошлое сообщение, я намеренно воздержался от упоминания о том, что пилот жив-здоров, что у нас имеются обломки самолета. Мы поступили так потому, что, сообщи мы все, как было, американцы придумали бы иное объяснение”.

А Пауэрс за эти дни дал исчерпывающие показания.

Ох и посмеялся Хрущев над американскими политиками! Всласть, с злым соленым юмором, как он умел. Вспомнил и радиомаяк на мифическом озере Ван, и метеорологические замеры в высоких слоях атмосферы. “Летчику, который якобы должен был исследовать атмосферу, дали семь с половиной тысяч рублей в советских деньгах. Спрашивается, когда и где он мог их использовать, для каких целей? Ведь не летел же он обменять старые рубли на новые деньги? Летчика снабдили также французскими золотыми франками. Эти золотые франки я видел в натуре, а вот посмотрите их на фотографии. Они в целлофане, который наклеен с одной и другой стороны монеты. Культурно, по-американски сделано. У него была также западногерманская, итальянская и другая валюта. Зачем все это нужно ему в верхних слоях атмосферы? Или, может быть, летчик должен был лететь еще выше, на Марс, и там собирался соблазнять марсианок?”

О, державное время. Хорошо смеется победивший в Большой Игре. Да еще накануне предстоявшей тогда встречи в “верхах”.

Участников сессии Н. С. Хрущев оповестил: “Докладываю Верховному Совету, что по решению правительства Советская Армия и Флот переходят на ракетное оружие, уже, собственно, перешли на него. Поэтому мы создали Главное командование ракетными войсками. Главнокомандующим этих войск назначен Главный маршал артиллерии Неделин, замечательный артиллерист, который прославился во время войны с гитлеровской Германией. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)”. К несчастью, Митрофан Иванович Неделин, депутат Верховного Совета СССР, заместитель министра обороны СССР, глубоко уважаемый в войсках и среди ракетостроителей, трагически погиб 24 октября того же 1960 года, во время катастрофы на Байконуре, где шла подготовка к испытанию боевой ракеты Р-16, и что тоже много лет хранилось в строжайшей тайне).

После выступления Хрущева я передала свой последний за эти сумасшед­шие дни репортаж. И стала ждать результата. Позвонила стенографистка: “Нам только что принесли из Президиума Верховного Совета Указ о награж­дении ракетчиков, и если ты написала не о тех, жди больших неприятностей, — так сказал Главный...” (Кстати, это был первый указ, подписанный новым Председателем Президиума Верховного Совета СССР 53-летним Леонидом Брежневым.)

На следующее утро вышла полоса, в которой были два моих материала, один из них под псевдонимом. “Знаете, неудобно, что две публикации под женской фамилией, — объяснили мне в редакции. — Дело-то военное”. (О моей самой первой публикации, вообще без всякой подписи, спустя тридцать лет тепло напишет в “Комсомолке” международник Олег Игнатьев в заметке “Как сбили сенсацию”.) “Комсомольская правда” первой в стране рассказала о небывалом событии! Естественно, в самых оптимистических тонах.

И все же — как это было на самом деле?

* * *

Об этом мне спустя более сорока лет рассказали два боевых генерала — Геннадий Сергеевич Легасов и Семен Потапович Панжинский. А летом 1990-го прибавилась уточняющая, дополнительная информация, которой публично поделился с группой журналистов Георгий Александрович Михайлов, генерал-полковник в отставке, ныне консультант Института США и Канады Академии наук, а тогда, 1 мая 1960 года, — полковник, старший офицер Главного штаба войск противовоздушной обороны. В его обязанности входил сбор и анализ информации о всех полетах на территории и у границ Советского Союза и контроль за работой командного пункта.

* * *

У-2 идеально подходил для шпионских целей. Высота полета — 20—22 кило­метра. Недосягаемо ни для наших истребителей (МиГ-19 — 17,5 тысячи метров, и то на форсаже, на горке; Су-9 — предел 19 километров), ни для зенитчиков. Первый полет У-2 над территорией СССР состоялся отнюдь не 1 мая 1960 года. Можно сказать, издевательские, совершенно наглые полеты начались за четыре года до того. Впервые запустили У-2 4 июля 1956 года.

Особенно разозлило Хрущева то, что полет совпал с окончанием визита начальника объединенного комитета начальников штабов генерала Дуайнинга (авиатора), которого Никита Сергеевич приглашал на воздушный парад в Тушине. После возвращения Дуайнинга шпиона и запустили. А ведь между Дуайнингом и Хрущевым был еще и неофициальный разговор, когда они мирно гуляли в парке ЦДСА. Хрущев тогда предупредил: если будете засылать самолеты, мы будем их беспощадно сбивать. 1 июля Дуайнинг улетел, а 4 июля — “визит” У-2. Первое глубокое проникновение в воздушное пространство — почти до Москвы. Потом два полета над Белоруссией. С июля 1956 года по 1 мая 1960 года У-2 ежегодно нарушали наше воздушное пространство — сначала в Европейской части, затем в Средней Азии, Закавказье, на Дальнем Востоке.

И вот 1 мая 1960 года. “Как только Пауэрс был обнаружен, — рассказывает генерал Михайлов (а это произошло еще в воздушном пространстве Афгани­стана, там стояли на границе наши новые высотные радиолокационные стан­ции), — на высоте 19 тысяч метров, его уже не выпускали из-под наблюдения. В 5 часов 36 минут утра он пересек границу.

У моего подъезда уже стояла машина, и около 6 часов утра я был на командном пункте. Большой зал, как сейчас у космонавтов, когда отслеживают полет, в обычном наземном помещении. Большой стол. Компьютерных систем тогда не было, все сидели и смотрели на большой экран, а высотный самолет Пауэрса медленно — со скоростью 700—750 километров — двигался в сторону Байконура”.

Самолет прошел Байконур, направился в сторону Челябинска, и тут стало ясно, что он пролетел уже 2 тысячи километров, возвращаться уже не будет, а пойдет на север, в Норвегию, где был единственный крупный аэродром, приспособленный для У-2.

* * *

Михайлов далее свидетельствует: “Мне довелось быть рядом с главно­командующим, маршалом Сергеем Семеновичем Бирюзовым. Помню его разговор с Хрущевым. Хрущев в ответ на доклад Бирюзова сказал: “Ну вот, вам страна дала все, а вы опять не можете сбить какой-то тихоходный одиноч­ный самолет. Придется подумать, на месте ли вы там все”. Бирюзов, вспылив, сказал: “Никита Сергеевич, если бы я был ракетой, я бы с пусковой установки полетел в небо сам и сбил этого Пауэрса”. Бирюзов положил трубку и тяжело замолчал. Стоявший рядом генерал Савицкий (будущий маршал авиации, позже — главнокомандующий войсками ПВО страны) сказал: “А у меня в Свердловске есть Су-9, который перегоняют с завода в часть. Правда, на самолете нет ракет, а летчик без гермошлема и без высотно-компенси­рующего костюма, поскольку перегоняют его на небольших высотах. Но, может быть, попробуем?” — “Обязательно попробуй!” И вот отсюда пошла команда Савицкого (позывной — “Дракон”): подготовить СУ-9 к вылету независимо от оснащения и вооружения летчика, поставив ему задачу — таранить самолет Пауэрса.

Сегодня любой специалист скажет: Игорь Ментюков, посланный таранить Пауэрса, был обречен на гибель. Камикадзе. Ни одного шанса остаться в живых в случае “удачи” не было... Таков трагизм судьбы: “маленький человек” обречен стать смертником в Большой Игре. Эпизод настолько маленький для “больших людей”, что о нем тридцать лет вообще ничего не было известно. А сколько их, таких “эпизодов”, в нашей истории? И не должны ли мы сегодня поклониться каждому, кто хоть раз в жизни готов был пожертвовать собой во имя Родины?

* * *

Кто же такой Игорь Ментюков, вышедший один на один против Фрэнсиса Пауэрса, — по сути, с голыми руками (очень по-русски) против оснащенного по высшему классу противника, даже не зная, что там у него на борту?

В 1960 году Игорю Ментюкову было двадцать восемь лет, он был полон сил, жизненного азарта, отменно здоров, счастлив. Он не сразу стал летчиком — сначала окончил железнодорожный техникум в Тамбове, затем поступил в Черниговское летное училище, после учебы был направлен в Савостлейку Горьковской области. Служил хорошо. И когда командование ПВО, после многих наглых полетов американских разведчиков, решило в короткий срок переучить и посадить летчиков на новейшие сверхзвуковые, сверхдальние высотные истребители-перехватчики Су-9, в числе шести отобранных для этого оказался капитан, командир звена Игорь Ментюков.

Еще за несколько дней до полета Пауэрса Ментюков с товарищем перегоняли два Су-9 из-под Рязани за Мурманск, к норвежской границе, просидели на боевом дежурстве. И новое задание — перегнать из Новосибир­ска в белорусский город Барановичи новенький, с завода, “нулевой” Су-9. В канун Первомая он приземлился на промежуточном аэродроме под Свердлов­ском, в Кольцове, чтобы дозаправиться. Сообщил о задержке в Москву дежурному по полетам. Приказано было оставаться на месте.

Вот как это вспоминается Ментюкову: “А утром меня будит дежурный, и я мчусь по срочному вызову на аэродром. Там уже меня ждут на телефоне из Новосибирска. Приказ: “Готовность № 1”. Я бросаюсь к Су-9, занимаю место в кабине, и на связь со мной выходит командующий авиацией уральской армии ПВО генерал-майор Юрий Вовк. Он сообщает приказ “Дракона”: уничтожить любой ценой реальную высотную цель, “Дракон” передал — таранить.

Ментюков имел право отказаться. Он сказал: “Наводите!” Только попросил: “Позаботьтесь о жене и матери”. Жена Людмила ждала ребенка.

Отдавал ли он себе отчет о степени опасности? Конечно! Если таран на любой высоте всегда риск, то на высоте 20—22 тысячи метров — это просто неизбежная гибель: ведь летчик не мог катапультироваться, без высотно-компенсирующего костюма его бы просто разорвало, как воздушный шарик.

Итак, слово Игорю Ментюкову: “Иду в направлении Челябинска минут 17, а на связь никто не выходит. Подумал: направили и забыли. Но тут в наушниках раздалось: “Как меня слышите?”. “Нормально”, — отвечаю. “Следуйте этим курсом”. Позже: “Топливо выработал в баках?” — “Нет еще”. Тут же: “Бросай баки. Пойдешь на таран”. Сбросил баки. Команда: “Форсаж”. Включил форсаж, развернул самолет на 120 градусов. Меня начали выводить на 20-кило­метровую высоту. Через несколько минут сообщают: “До цели 25 километ­ров”. Включил прицел, а экран забит помехами. Сообщил об этом. Решил применить ви­зуальное обнаружение. Но у У-2 скорость 750—780 километров, а у меня две с лишним тысячи. Не вижу цели. Когда до цели оставалось километров 12, мне сообщили, что она делает разворот. Делаю и я разворот. Мне сообщают, что обгоняю цель и проскакиваю ее. Генерал-майор Вовк кричит мне: “Выключай форсаж, сбавляй скорость!” — “Нельзя выключать!” — я просто рассвирепел, поняв, что на КП не знали, как использовать и наводить Су-9.

Приказы с КП следовали один за другим, и Ментюков их неукоснительно выполнял. “Уходи из зоны, по вам работают!” — “Вижу!” Появились сполохи взрывов — это уже работали ракетчики дивизиона капитана Николая Шелудько, от которого У-2 сумел уйти, вовремя выйдя из зоны поражения и огибая Свердловск.

Ментюков тоже уходит из зоны огня, но ему снова сообщают о цели — она сзади. “Но я чувствую, что падаю. Ведь шел без форсажа. Скорость снизилась до 300 километров. Свалился до 15 тысяч метров. С КП: “Включай форсаж!” А это невозможно, он включается только при 550 километрах. В это время загорается лампочка — аварийный остаток топлива. Наведение сорвалось”. Ментюкову дают указание — тянуть до аэродрома Кольцово.

“После посадки, прямо у самолета, меня встречали несколько полковников и двое в штатском. Садитесь, говорят, поедем с нами на КП. Но тут кто-то из встречающих увидел, что в нескольких километрах с неба падает что-то блестящее. Спрашивают меня: “Что это может быть?” Я вопросом на вопрос: “МиГи давно взлетели?” Гул их был слышен, и я предположил: МиГи сбросили баки. Однако потом выяснилось, что падали осколки самолета-шпиона У-2 “Локхид”.

Вскоре после того, как стало ясно, что самолет-нарушитель сбит, на аэродром командного пункта приехал командующий авиацией уральской армии ПВО генерал-майор Вовк. Он меня знал, служили вместе в учебном центре в Савостлейке, потому сказал: “Слава Богу, Ментюков, что все обошлось”. Он имел в виду, что Пауэрса сбили. Если нарушитель ушел бы, скандал разгорелся бы крупный”.

Для Ментюкова “эпизод” на этом не закончился — была еще “комиссия по расследованию”. Было многолетнее молчание. И мысленное прокручивание эпизода в минуты раздумий над жизнью — и горьких, и светлых.

* * *

До того как произошло главное событие, американский самолет-шпион пробыл в воздушном пространстве Советского Союза больше трех часов, зайдя на глубину 2100 километров от границы! И если бы он шел в стороне от Свердловска, ракета бы его не достала. Правда, были приведены в боевую готовность зенитные средства в районе Мурманска, Вологды, Архангельска, по всей границе с Финляндией, на Кольском полуострове. Но все зависело от того, попадет он в их зоны или нет, так как сплошной зоны зенитно-ракетной защиты у нас не было. Так что ответственность свердловских ракетчиков была колоссальной.

Для молоденьких ребят-ракетчиков это была первая в жизни боевая тревога. Импульсы цели были нечеткими, на экране радиолокатора мерцали еле уловимые всплески. И все-таки расчет сержанта Виталия Ягушкина не терял ее. Все ждали команды. Но вот самолет-нарушитель изменил направление, стал входить в зону, где мог быть поражен ракетой. Теперь все зависело от точности определения момента пуска ракеты. Наконец приказ Воронова: “Цель уничтожить!” — “Цель поймана!” — “По цели 8630 тремя ракетами — пуск!”

Выстрел Воронова оказался просто снайперским! Нa многократных и многочасовых допросах в Москве Фрэнсис Пауэрс нарисует ясную картину центрального события. Он услышал хлопок и увидел вспышку оранжево-желтого цвета в хвосте самолета, после этого почувствовал удар в спину, кото­рый сдвинул кресло пилота к приборной доске. Он понял, что у самолета отваливается хвост. Мало того, что самолет стал падать, — он стал развора­чиваться и, крутясь, как бумажный лист, опускаться вниз. Пауэрс, по его словам, катапультироваться не мог, потому что ноги были под приборным щитком и их (или хотя бы одну) оторвало бы. Он знал также, что в самолете несколько килограммов сильного взрывчатого вещества, которое сработает через несколько секунд после катапультирования, чтобы самолет не попал в руки противника. Он был обречен. Тогда Пауэрс, падая, решил дождаться высоты, когда уже можно будет дышать без кислородного прибора, и вылезти через верхний фонарь. На высоте 11 километров он начал вылезать из самолета, справился с кислородными трубками, сбросил фонарь, вылез из кабины, оттолкнулся от самолета и на парашюте стал спускаться. Это прои­зошло на высоте 4,5 километра. Уже можно было дышать без кислородного прибора.

В Вашингтоне было воскресенье, 1 час 53 минуты. В Москве — 8 часов 53 ми­нуты. Историческое мгновение. Но этого еще не знает противовоздушная оборона.

Локатор на станции, управляющей полетом ракеты, изображает самолет в виде светящейся яркой точки. Такой же точкой выглядит и ракета, и осколки тоже. Драматичность момента в том, что Воронов не понял, что самолет сбит, что на экране — не специально запущенные Пауэрсом помехи, — например, контейнер с металлическими лентами, — а осколки сбитого нашими ракет­чиками самолета. Поэтому Воронов доложил, что самолет поражен, но продол­жает отмечаться на экране.

В штабе тоже подумали о применении помех. Полковник С. В. Гайдеров отдает приказ командиру соседнего дивизиона: сбить самолет (а по сути, уже обломки “Локхида” У-2. И тогда по падающему самолету ударили две (или три) ракеты капитана Николая Шелудько. Пауэрс перевалился через борт за несколько секунд до удара этих ракет.

В это время, как вспоминает генерал-майор Семен Потапович Панжинский (в 1960 году — подполковник, начальник политотдела бригады зенитно-ракетных войск ПВО, где служил майор Воронов), наблюдатели не на экране, а уже визуально увидели падающий самолет и снижающегося парашютиста. И только тогда доложил командованию, что цель № 8630 поражена. Затем он организовал “группу захвата” и отправил ее к месту падения парашютиста.

* * *

…Перед вылетом в Свердловск Главком войск ПВО страны, генерал армии Сергей Семенович Бирюзов поехал на Красную площадь. Доложив Хрущеву ситуацию по телефону в 9 часов 30 минут, он, по его приказу, приехал в Кремль, откуда через Мавзолей поднялся на трибуну с личным докладом: шпион сбит, летчик жив. Хрущев распорядился о немедленном вылете экспертов. С ними был и Геннадий Сергеевич Легасов.

В это время по команде “Ковер” все самолеты на территории Советского Союза были посажены на аэродромы. Ни один самолет не имел права нахо­диться в воздухе — только военные самолеты по команде противовоздушной обороны. На бирюзовской машине с пропусками домчались через все демонстрационные оцепления (ведь в 11 часов уже начался парад) во Внуково, где из всех самолетов выбрали Ту-104, и в Кольцово прибыли, когда самолет с плененным Пауэрсом на борту взлетал по направлению к Москве.

Вся группа экспертов отправилась на место падения самолета Пауэрса. Нашли крылья, обломки, дольше всего искали двигатель, упавший в болото. Все было тщательно обследовано. Сохранились огромные рулоны пленки, плотная катушка спасла их от засвечивания, и экспертам удалось рассмотреть все объекты, которые Пауэрс фотографировал с воздуха.

* * *

При первом осмотре в правлении колхоза Пауэрс показал, что в воротнике комбинезона у него зашит серебряный доллар, а в него вставлена иголка с сильным ядом (“Не хватает еще смерти русского человека по моей небреж­ности”). Это предупреждение ему зачтется, как и все, что “работало” на него. Доллар изъяли, булавку сняли, исследовали — это был сильнейший яд кураре.

Когда сегодня слушаешь рассказ трижды участвовавшего в опросах (не в допросах, а именно опросах) Пауэрса на Лубянке Михайлова, поражают не только подробности, неизвестные нам, простым людям, но и сам тон — спокойно-доброжелательный. “Пауэрс представлял собой среднего амери­канца-работягу. Это был человек не очень эрудированный, но технически неплохо подкованный, который привык к штурвалу, высоте, скорости. Летчик, который получал 700 долларов, а ЦРУ предложило 2500 долларов.

Это был сын сапожника и домашней хозяйки, которые жили совсем не богато, на ферме, с другими детьми. Пауэрс сравнительно недавно женился, не очень удачно. Он был человек честный по натуре, но сдержанный в высказываниях. Наши органы относились к нему очень корректно. У него была отдельная комната во внутренней тюрьме на Лубянке. С мягкой мебелью. Кормили из генеральской столовой.

Никаких не только физических воздействий, но даже громкого слова или угрожающего стука. Просто его спрашивали — он отвечал. Достаточно откровенно. О себе, о самолете...” Ему “хозяева” объясняли, что на высоте выше 19000 метров летчику ничего не грозит. “А если какой-то взрыв или неисправность в самолете — выбрасывайтесь на парашюте, забирайтесь в тайгу. Если попадете в руки большевиков, вы колетесь и умираете, если захотите”. Он не захотел. Увидев дружелюбных колхозников, он понял, что все это не то, что ему рисовали.

Что было нужно от Пауэрса? Наших следователей интересовало ЦРУ и та аппаратура, которой оно напичкало его самолет. А о ней-то он знал мало. Когда он возвращался, специальные представители ЦРУ снимали все блоки с аппаратурой и увозили с аэродрома. Он даже не знал, что находится в этих контейнерах. И на процессе вел себя очень корректно: признал свою вину, выразил сожаление, что принял участие в такой “миссии”. На суде присутст­вовала вся его семья, и жене разрешили интимное свидание, оставив ее у него в комнате на ночь.

Такова правда об отношении к Пауэрсу и обращении с ним после ареста. Но американская печать всеми способами раскручивала тему “бесправия”, “отсутствия объективности”, мол, “Пауэрс не шпион, а лишь солдат” и т. д. и не может быть сравним с матерым разведчиком, полковником Абелем. Который, кстати, находился в глубокой изоляции, был лишен права переписки с семьей. И только после публикации писем американского летчика его семье разрешили вести переписку и Абелю — с семьей и адвокатом.

Фрэнсис Пауэрс отсидел полтора года. Его обменяли на нашего разведчика Рудольфа Абеля, полковника госбезопасности, который всю войну проработал в немецком Абвере и выдал массу немецких агентов, засылавшихся к нам. После войны сложными путями он перебрался в Америку, работал фотографом, был выдан провокатором, арестован и осужден на 30 лет (по “западному стандарту”). Ожидание обмена для Абеля началось с 7 мая 1960 года, когда кто-то просунул через маленькое окошечко его одиночной камеры свернутую в трубочку газету. Уже давно не имея никаких новостей о событиях в мире, он лихорадочно схватил ее. Развернув, сразу же увидел заголовок, напечатанный огромными буквами: “Над Свердловском, СССР, сбит самолет У-2”. Ниже — помельче: “Гарри Пауэрс, пилот, схвачен русскими. Ему грозит суд как шпиону”.

В Вашингтоне начались споры: сотрудники ФБР считали, что надо Абеля подольше подержать в тюрьме, и когда ему надоест сидеть, он расскажет о своей деятельности в США. А ЦРУ хотело заполучить своего летчика обратно, чтобы узнать, что именно произошло 1 мая под Свердловском.

Практические меры по обмену взял на себя адвокат Абеля — Донован. Он поехал в Восточный Берлин в качестве неофициального представителя США с письмом Абеля к жене, которая должна была обеспечить Доновану соответст­вующий прием со стороны руководителей советского посольства. Менять или не менять, зависело от Хрущева. Решили все-таки разумно: зачем нужен Пауэрс, он и так все сказал. Обмен произошел в Берлине, на красивом мосту Глиника, — помните сюжет из фильма “Мертвый сезон”?

Абель вспоминал: “Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски — “Обмен!”. Уилкинсон (начальник тюрьмы. — К. С.) вынул из портфеля какой-то документ и передал мне. Быстро прочел — он свидетель­ство­вал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди!”

Еще в досудебном общении на Лубянке Пауэрс не скрывал, что в Америке его ждут большие неприятности — ведь он полностью провалил задание. Его слушали и в конгрессе, и в комиссии ЦРУ, и общественные представители.

Но Америка — это Америка! Она умеет делать героев. Герои — это ее идеологический резерв. Что толку от поверженного Пауэрса, от которого даже жена ушла? А вот герой Пауэрс — это национальное богатство. Пауэрс, верно служивший третий срок ЦРУ в отряде 10-10, отважно полетевший сквозь всю могучую страну, мимо ракетных комплексов, ловко спасший свою жизнь. Он получил большую компенсацию, работал в информационном агентстве, пилотировал вертолет. Возвращаясь с матча из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, Фрэнсис Гарри Пауэрс разбился.

И хотя он погиб не от советской ракеты, ЦРУ ходатайствовало перед президентом Картером, чтобы Пауэрса похоронили на Арлингтонском кладбище. Это — усыпальница всех героев, от Первой мировой войны до Вьетнама и Кореи.

Интерес к истории с Пауэрсом за сорок лет не только не упал, а еще и вырос. Ведь она остановила шпионские полеты У-2! “Неуклюжая”, грубая дипломатия Хрущева с его “кузькиной матерью” оказалась победной.

Сегодня даже больше, чем мы, русские, истории У-2 уделяет внимание американская общественность: вышло несколько книг, посвященных полетам У-2, в том числе красивая, богато иллюстрированная книга со списками всех летчиков, когда-либо летавших на У-2.

Есть этому и чисто американское — совершенно прагматическое — объяснение: фирма “Локхид” собирается выпустить новую модификацию У-2 и хочет, чтобы она была принята Пентагоном. А значит, нужно привлечь внимание американского общества, создать рекламу. И Пауэрс тут очень кстати.

А что же Игорь Ментюков? Благополучно сев на аэродроме, Игорь был готов по команде взлететь снова. Главком Савицкий о Ментюкове:“Самолет невооруженный, летчик без гермошлема, без высотного костюма, — в общем-то понятно, что посылали его на смерть. Герой, что не побоялся! Спасибо ему нужно сказать!”

Спасибо особого ему не сказали. В награду подарили наручные часы “Сатурн”. Он ждал еще вызова на следствие, потом на суд в качестве свидетеля — не вызвали. Ведь летчики участвовали в операции “инкогнито”.

Служил в Белоруссии. Однажды, когда был комэска на Су-11, оказался личным инструктором маршала Евгения Яковлевича Савицкого, посылавшего его когда-то на смерть. Службу закончил подполковником, штурманом полка. Награжден двумя орденами “Красной звезды” за освоение боевой техники Су-9 и Су-15, медалями. В сорок пять ушел на пенсию и работал диспетчером в аэропорту под Киевом до шестидесяти лет. Журналисту горько скажет о последних годах: “Потом — обвал безработицы, хватит, говорят, дед, пора­ботал. И подался я на родину...”

“Наследный” его домишко стоит на окраине Тамбова, у кладбища. Пытался в последние годы выхлопотать пенсию поприличней — ведь он был не просто военный летчик: участвовал в боевой операции. Но хождения в военкомат — дополнительная горечь.

Его версию: “Я сбил Пауэрса” очень убедительно развеяло множество людей — с совершенно неопровержимыми техническими аргументами. А само заявление Ментюкова они объясняют по-своему: “Знаете, старые стали, что-то забывается, что-то видится по-другому, — он так горячо переживал тогда, что сорвался таран, и вот у него постепенно сложилась картина: да, он проскочил самолет Пауэрса, не увидев его, но У-2 попал в спутную струю его самолета и рухнул.

Это — невероятно. Мы, летчики, все попадали в такую струю, знаем, что это такое. Но чтобы от нее рассыпался самолет — это невозможно”.

Пауэрс утверждал, что машины Ментюкова не видел. Самолет пролетел выше Пауэрса, с огромной скоростью.

Оставим эту версию как производное долгого молчания, государственных и дипломатических тайн, неправды и полуправды. А в сознании нашем жить будет молодой, здоровый, преданный Родине — мужественный и отважный, готовый к подвигу Игорь Ментюков.

Стоит сегодня, когда мы живем в таком кипящем, взрывном, перепу­танном и растерянном мире, поклониться ясности и чистоте помыслов тех юношей из шестидесятых, которые от чистого сердца пели: “Жила бы страна родная, и нету других забот”!

http://nashsovr.aihs.net/p.php?y=2003&n=12&id=7

Сейчас 2003 год, а призрак печально известного наци Адольфа Гитлера часто посещает Америку. Он находится в Белом доме в Вашингтоне, округ Колумбия в особняке губернатора в Сакраменто, Калифорния. Он бродит по залам Национального Космического Центра в Хантсвилле, Алабама. Его нацистские фавориты Артур Рудольф и Вернер фон Браун реализовали ноу-хау, послав американских астронавтов на Луну и ядерные боеголовки в космос.
Рудольф, согласно репортеру Линде Хант, был виновен в военных преступлениях во второй мировой войне. «В 1969 американцы громко радовались, когда наши астронавты делали первые шаги по Луне. Гигантская ракета, которая доставила их в космос, была самым важным достижением Рудольфа как проектного директора НАСА. Пятнадцать лет спустя Рудольф отказался от американского гражданства и уехал из страны, чтобы избежать обвинений Министерства юстиции в том, что он совершал военные преступления, работая на подземной фабрике, которая использовала рабский труд заключенных из концлагеря Дора».
Американцам следовало бы подумать о том, что их присутствие на Луне и военная мощь, которыми они так гордятся, были построены в большой степени на костях шести тысяч человек, которые были казнены эсэсовцами весной 1945-го. Как пишет Линда Хант, спустя 40 лет после освобождения лагеря Дора, в апреле 1985, в Алабамском космическом и ракетном музее в окружении прессы стояли 40 немцев перед старым V-2s и Сатурном V. Ракет, которые они помогали строить для Соединенных Штатов, находясь в концлагере Дора. И сотрудники музея это признали и отдали им дань уважения. В то же время не существует никакого памятника жертвам этого концлагеря. Почему? Американцы не желают, чтобы им напоминали о том, о чем сказал лидер французского Сопротивления и заключенный лагеря Дора Жан Мишель в тот день, когда американские астронавты впервые шагали по Луне: «Я не мог наблюдать миссию "Аполлона" без того, чтобы не вспомнить, что эта триумфальная прогулка стала возможной благодаря нашей работе в условиях невообразимого ужаса».

Нацистское ноу-хау и ЦРУ

Призрак Гитлера занимает священное место в Центральном разведывательном управлении США. Генерал Рейнхард Гелен был шпионом Гитлера в течение Второй мировой войны, а после нее был принят на работу Алленом Далласом, первым директором ЦРУ. Согласно Мартину Ли из "Сан-Франциско Гардиан", Гелен возвратился в Западную Германию летом 1946 года с заданием восстановить агентурную сеть и продолжать шпионить за Восточной Германией в интересах американской разведки. Эта дата достаточно существенна, поскольку она предшествовала началу "Холодной войны", которая, согласно стандартам американской истории, началась год спустя. Раннее «ухаживание» за Геленом американской разведки свидетельствует, что Вашингтон начал "Холодную войну" раньше, чем предполагает большинство. Гамбит Рейнхарда Гелена также противоречит распространенному на Западе понятию, что агрессивные советские политики были, прежде всего, виновны в начале "Холодной войны".
Проживая недалеко от Мюнхена, Гелен преуспел в вербовке тысяч бывших сотрудников Гестапо, Вермахта, ветеранов СС. И даже самых мерзких из мерзких — старших бюрократов, которые управляли центральным административным аппаратом Холокоста — приветствовали в "Gehlen Org". Майор СС Эмиль Огсберг и капитан Гестапо Клаус Барбье, иначе известный как "Мясник Лиона" были среди тех, кто работал на Гелена и американскую разведку, сообщает Ли.

Симпатия к Дьяволу Форда

Призрак Гитлера присутствует в сборочных линиях автомобильных гигантов Америки. Забавно, что в рекламной кампании Форда используется песня Rolling Stones «Запусти меня». Более подходящей, кажется, была бы другая песня этой группы - «Симпатии к Дьяволу». С 1939 до 1942 гг. компания «Форд Моторс» произвела в Кельне тысячи машин для нацистов, получив огромную прибыль, которая в конечном счете была использована для разработки следующих поколений автомобилей Форда. Во время второй мировой войны Форд отправлял сырье из Америки в Кельн, дабы гарантировать, что производство не будет прервано союзнической бомбежкой и что Гитлер останется крупным клиентом. Согласно Кену Силверстейну, транспортные средства Форда были неотъемлемой частью нацистской военной стратегии блицкрига. Из 350 000 грузовиков, используемых немецкой армией, примерно одна треть была изделиями Форда.
Вообразите удивление солдат американских войск, когда они впервые увидели врага — войска Вермахта передвигались в транспортных средствах Форда. "Это неприятно напоминало американскую армию", — отметил Силверстейн.
IBM получил прибыльные контракты от нацистской Германии на создание баз данных, которые использовались, чтобы определить демографическую ситуацию и разыскивать евреев, христиан и другие категории людей, которые могли считаться угрозой для нацистской партии.
Прибыль от подобных мероприятий отсылалась домой в Америку, чтобы проводить научные исследования для новых рентабельных технологий. То же самое можно сказать и о "Дженерал Моторс", «Кодак», «Дюпонт» и «Дженерал Электрик» (владелец новостей NBC).

Кто победил во второй мировой войне?

"Когда мировой враг развязал войну против Белой Расы и Западной цивилизации в каждом уголке планеты, мы обнаружили, что единственный способ разбудить наших людей — через действие. Слишком много других предпочитают пробовать ГОВОРИТЬ об общих проблемах, в то время как мы понимаем, что пришло время, чтобы БОРОТЬСЯ!" Это взято с вебсайта Американской Нацистской партии. С победой Арнольда Шварценеггера в Калифорнии (его отец состоял в нацистской партии, был членом ударного отряда SA и рьяно преследовал евреев, христиан и цыган) и подпорченного нацизмом Джорджа Буша II в Белом доме, американская Нацистская партия, арийские наци и другие подобные группы с ненавистнической идеологией, получили подтверждение, что их борьба от имени «белой расы» имеет признание.
И почему бы им не продолжать в том же духе, когда правительственные чиновники и так называемые лидеры страны молчаливо санкционируют этнические чистки, растаптывая ислам и всех арабов, или ущемляют гражданские права всевозможных меньшинств, далеко не только сексуальных.
Неудивительно наблюдать призрак Гитлера в офисах сенатора Трента Лота, который сказал о сенаторе Строме Тэрмонде, стороннике идеи превосходства белых и противнике интеграции и гражданских прав в 1960-ых: "Когда Стром Тэрмонд баллотировался на пост президента, мы голосовали за него. Мы гордимся этим. И если бы остальная часть страны следовала за нашим лидером, мы не имели бы всех этих проблем за последние годы".
Это то же самое, что говорят и поклонники идеи "арийской нации". Они объявляют, что выступают от имени Бога. Как все богобоязненные нацисты, они надеются "предопределять, устанавливать и заверять нашу преданность нашей арийской расе, согласно Закону Бога, объединение нашей индивидуальной силы как объединенной законной власти, для сохранения и полной независимости от всего иностранного влияния и контроля над нашей Верой, Детьми и Судьбой."
"Я полагаю, что действую в соответствии с желанием Всемогущего Создателя", — заявлял Адольф Гитлер.
"Бог сказал мне нападать на "Аль-Каиду" и я напал на них. И затем он проинструктировал меня нападать на Саддама, что я и сделал. С поддержкой Бога на нашей стороне мы одержим победу", — заявил Джордж Буш.

Или это Гитлер говорил с Бушем?

Джон Стэнтон,
обозреватель «ПРАВДЫ.Ру».
Арлингтон, Вирджиния
http://world.pravda.ru/world/2003/5/16/43/15103_prizrak.html

План вторжения грузинских войск в Абхазию при частичной поддержке войск НАТО был разработан в генштабе Грузии при помощи американских и турецких специалистов два года назад. В то время предполагалось, что формальным прикрытием для начала операции будут одни из совместных с НАТО маневров.

На первом этапе предусматривается 4-дневная авиационная и артиллерийская подготовка - стандартная схема НАТО со времен войны в Заливе. При этом должны использоваться боевые корабли, орудия которых обладают дальностью стрельбы до 65 километров. Предполагается, что такой корабль становится на 40-километровом удалении от берега (его не может достать береговая оборона), а ещё 25 километров - это глубина Абхазии до высокогорной зоны. Таким образом практически неуязвимые военные корабли могут беспрепятственно расстреливать всю Абхазию. Подобных кораблей у Грузии нет, а ближайшим аналогом могут быть только шесть фрегатов класса Gazianter (бывший ОН Perry) турецких ВМС, вооружённых 75-миллиметровой артиллерией. Также Грузия не располагает 270 боевыми самолётами, необходимыми для этой операции. Подлётное время с Трабзона до точки выпуска ракет - 7 минут. Примечательно, что маневры АnadoluEagle проводились с участием самолётов с крупнейшей базы НАТО и турецкой авиации в этом регионе Инджирлик.

После артподготовки высаживаются 4 морских десанта. Первый - в Гагре, отрезая Абхазию от границы с Россией. Второй - в селе Тамыш отрезает Гальский и Очамчирский районы (основную оборонительную зону абхазов) от Сухуми. Третий - в устье реки Гумиста блокирует сам город Сухуми (одновременно на основных высотах вокруг у сёл Тависуплеба и Эшера высаживается вертолётный десант). И четвёртый - между Гудаутой и Новым Афоном нарушает командные коммуникации. Затем грузинская армия должна пройти сквозь миротворческие силы от реки Ингури по болотистой местности вдоль берега моря. Предполагается, что организованного сопротивления к этому времени в Абхазии уже никто оказать не сможет.

«Версия», N21, 2003 г.
http://forum.vif2.ru:2003/nvk/forum/archive/48/48622

Элла ТАРАНОВА, Игорь ШЕСТАКОВ
Опубликовано в "Российской газете" (Федеральный выпуск) 24.10.2003

С декабря 2001 года начался отсчет пребывания в Бишкекском международном аэропорту Манас сил антитеррористической коалиции.

Сразу после появления американских военных жители близлежащих сел стали выражать обеспокоенность тем, что большое число вооруженных людей нарушает ход их мирной жизни. Неуютно чувствовали себя и авиапассажиры при виде патрулей с автоматами. И хотя представители авиабазы постоянно информировали о том, что за каждый взлет и посадку они платят аэропорту семь тысяч долларов, это не прибавляло симпатий у населения. Не оправдались надежды тех, кто намеревался развивать свой бизнес на поставках на базу местной сельхозпродукции. Все, включая туалетную бумагу и воду, завозилось из-за рубежа. Были востребованы только авиатопливо и средства связи. Все же бюджет Киргизии пополнился благодаря присутствию иностранного контингента более чем на 80 миллионов долларов.

Нынешней осенью на базе в Манасе не осталось ни одного истребителя - такое решение было принято новым командованием коалиции. Зато сели на аэродроме в Канте первые российские штурмовики. Кантцы уже называют российских военных "своими". Российские летчики помогут своим киргизским коллегам создать воздушный щит над республикой. Причем если срок пребывания сил коалиции носит кратковременный характер, то россияне по договоренности сторон пришли сюда на 25 лет. На 60 процентов обслуживающий персонал авиабазы будет состоять из местного населения, это позволит в какой-то мере снизить уровень безработицы. Кроме того, власти надеются, что союзнические отношения с Россией позитивно повлияют на снижение миграции русскоязычного населения.

Россия намерена вложить в обустройство своей базы более 200 миллионов рублей, при этом ориентируясь на поставки местных стройматериалов. Всего штат военнослужащих составит 700 человек. Киргизская сторона предоставила россиянам аэродром на безвозмездной основе, взяв также обязательства по поддержке инфраструктуры аэродрома.

Лидеры депутатских фракций считают, что межгосударственное соглашение о размещении авиабазы будет ратифицировано киргизским парламентом без особых проблем. Не будут чувствовать себя чужими и российские офицеры в Канте. Многим из них довелось здесь проходить службу еще в советское время. Кстати, служил здесь и нынешний главком ВВС России Владимир Михайлов.

***

"Грачи" прилетели - досье

Александр БАБАКИН

Досье

На аэродроме базируются пять многоцелевых истребителей Су-27, пять штурмовиков Су-25 "Грач", четыре самолета Л-39, шесть средних военно-транспортных самолетов Ил-76, по одному транспортнику Ил-18 и Ан-24, а также два военно-транспортных вертолета Ми-8, которые могут на внешних подвесках нести вооружение. Россия установила на аэродроме современные системы радиотехнического и аэродромного обеспечения полетов. Штат базы составляет 400 человек, включая военных и гражданских специалистов. Для несения службы на авиабазе помимо россиян на контрактной основе могут наниматься и граждане из стран СНГ. Планируется, что в ближайшие годы персонал увеличится до полутора тысяч человек. Командиром авиабазы назначен подполковник ВВС России Андрей Самоцвет.

В нескольких десятках километрах от Канта, на аэродроме Манас, располагается база ВВС США. Она была создана в период подготовки военной операции США против талибов в Афганистане и действует с 2001 года. На ней размещены 1400 военнослужащих США, Италии, Дании, Голландии, Южной Кореи. Основу контингента составляют американские военнослужащие - 450 человек. На аэродроме базируются 12 многоцелевых истребителей F-16 ВВС Дании, Голландии, несколько вертолетов, военно-транспортные самолеты, самолеты-топливозаправщики.

Арсенал

Основные ударные средства:

Россия

Многоцелевой истребитель Су27:

Максимальная скорость 2500 километров в час, практический потолок полета 18 500 метров, дальность полета на этой высоте 3680 километров. Боевая нагрузка 6000 килограммов. На 10 узлах внешней подвески могут устанавливаться до 6 управляемых ракет "воздух-воздух" средней дальности Р-27ЭТ1, или Р-27ЭТЕ, до 4 управляемых ракет малой дальности Р-73 с тепловой головкой самонаведения. А также самолет вооружен одноствольной пушкой ГШ-301 (30 выстрелов в минуту).

Штурмовик Су27 "Грач":

Максимальная скорость у земли - 975 километров в час, практический потолок полета до 10 000 метров, дальность полета - 1850 километров. Боевая нагрузка - 4340 килограммов. На восьми внешних подвесках могут размещаться до 8 управляемых авиабомб, а также различные бронебойные бомбы, напалмовые емкости, управляемые ракеты "воздух-воздух", "воздух-поверхность", контейнеры с 23-миллиметровой двухствольной пушкой с 260 снарядами.

США

Многоцелевой истребитель F-16:

Максимальная скорость на высоте - 2124 километра в час, практическая дальность полета - 1520 километров, практический потолок полета - 16 750 метров. На вооружении находится одна шестиствольная пушка (6000 выстрелов в минуту), две управляемые ракеты ближнего действия, общая боевая нагрузка на 6 подвесках - 6804 килограмма.

Финансирование

На обслуживание авиабазы в год из госбюджета России будет выделяться 50 миллионов долларов. Стоимость одного самолето-вылета не разглашается.

Общий объем средств, предоставленных за последние два года США Киргизии, - 500 миллионов долларов, сюда входит и аренда авиабазы. Стоимость взлета-посадки одного американского самолета - 7 тысяч долларов.

Статус

Правовое положение авиабазы в Канте закреплено российско-киргизским соглашением. Военнослужащие России имеют статус технического персонала дипломатической миссии. Все оборудование и сооружения безвозмездно передаются Россией Киргизии. Размещается авиабаза ОДКБ в Киргизии на 15 лет.

США и Киргизия заключили договор об аренде авиабазы Манас. В этом году срок аренды продлен еще на три года.

***

"Грачи" прилетели
У российских ВВС теперь есть своя база в Киргизии

Владислав ВОРОБЬЕВ

Ранним утром в городок Кант въехало два десятка лимузинов. Из самого длинного вышел Владимир Путин. Вместе с президентом Киргизии Аскаром Акаевым он приехал открыть новую российскую авиабазу за границами РФ на постсоветском пространстве. Впрочем, база в Канте еще в середине 50-х годов была известна даже в Африке. Именно там советскими инструкторами обучались vip-пилоты из "дружеских" стран - в том числе будущие президенты Египта и Сирии.

В конце XX века базу просто забросили - не было больше ни СССР, ни друзей с Востока. Вспомнили о Канте лишь несколько лет назад, когда выбирали место базирования боевой авиации, которая будет действовать в рамках Договора о коллективной безопасности. 22 сентября этого года в Кремле соглашение о создании российской авиабазы наконец было подписано.

Для киргизов открывать иностранные военные объекты на своей территории не впервой. Уже несколько лет в столичном аэропорту Манас базируются американские истребители. За это время янки там неплохо обустроились - чувствуют себя почти как дома. Даже шлагбаум при выезде с взлетно-посадочной полосы аэропорта открывает американский пехотинец. На прибывших россиян он смотрел подчеркнуто сурово. Теперь придется привыкать к новым соседям. Впрочем, делить россиянам и американцам по большому счету нечего. Они наводят порядок в Афганистане, россияне же займутся гарантиями безопасности и России, и Киргизии, и всего региона.

Совсем по-другому встретила нас продавщица из газетного киоска в центре Бишкека. "Хорошо, что вы возвращаетесь", - сказала она. "А зачем тогда американцев пустили?" - спросили мы. "Вы-то родненькие, а они, говорят, скоро должны уйти", - ответила почему-то почти шепотом женщина. Но рубли за купленные у нее газеты она брать не захотела, предпочла доллары. Да и в Канте "родненьких" встретили подобающим образом - сразу же подняли цены на местных базарах. Судя по всему, в Киргизии пока не знают, что на зарплату российского офицера по магазинам не разгуляешься.

"Не в шоколаде, но уже в сахаре", - пошутил Путин, подбадривая солдат. Дело в том, что Кант в переводе с киргизского означает сахар. Правда, сладкой жизни нашим военным никто в Киргизии не обещает. Путин попросил и личный состав базы, и местных жителей быть более бдительными: "После ее открытия внимание террористов к вам станет повышенным".

С вниманием за действиями россиян будут наблюдать и из Манаса. Так близко друг от друга российская и американская базы еще никогда не располагались. Наших такое соседство не беспокоит. Наоборот, вчера летчики лихо демонстрировали качество своих боевых машин перед президентами прямо над взлетно-посадочной полосой. Наверняка американцы не менее внимательно, чем Путин и Акаев, следили за действиями "сушек".

Киргизского президента виражи российских истребителей впечатлили. Он с радостью откликнулся на просьбу фотографов попозировать вместе с Путиным на фоне самолетов. Кстати, оба президента вчера разговаривали с прессой не меньше времени, чем между собой.

Между тем глав государств повели осматривать казармы. Военные заметно занервничали, когда оба президента неожиданно свернули в солдатский санузел - в плане мероприятий этого не было. Иными словами, внеплановая проверка. "Там все нормально", - отметил Президент РФ.

"Наши слова не расходятся с делами, так было раньше и так будет всегда", - заявил Акаев перед личным составом базы. Правда, дела эти необходимо и можно было реализовать несколькими годами раньше. "Была бы здесь тогда база - события развивались бы по более благоприятному для нас сценарию", - заметил Путин. А так всего два-три года тому назад, по словам Президента РФ, бандиты захаживали в этот регион почти как к себе домой. Впрочем, хорошо все то, что хорошо кончается. "Россия дана нам богом и историей", - считает Акаев. Россияне божьей воле противиться не собираются.

В тот же день у президента Киргизии был еще один повод для радости. Путин вручил орден Дружбы председателю Международного благотворительного фонда поддержки детства и материнства Майрам Акаевой. "Мы ее сегодня награждаем не за то, что она является супругой президента и исполняет протокольные обязанности, а за то, что она внесла весомый вклад в гуманитарную сферу. За ее работу с молодежью, воспитание детей", - подчеркнул Президент РФ. Сам Акаев во время церемонии хлопал громче других - далеко не каждый день такое случается. Орденами Путин наградил еще трех жителей Киргизии, в том числе и директора Бишкекского хореографического училища Рейну Чокоеву. "Она воспитанница ленинградской балетной школы", - отметил Путин.

"Российская газета"

http://forum.vif2.ru:2003/nvk/forum/archive/49/49690