Маоистами руководило ЦРУ

Бывший глава Марксистско-Ленинской партии Нидерландов MLPN Крис Петерсен (настоящее имя Петер Беве) заявил по телевидению, что его партия была фальшивой, она была создана как совместный проект ЦРУ («Операция красная селёдка») и голландской охранки («Проект Монгол»). Петерсен в своё время был желанным гостем в Пекине и Тиране. В КНР с ним часто и подолгу беседовал сам Мао Цзедун, и его статьи регулярно печатала «Женьминь-Жибао». Петерсен получал большие деньги в виде гонораров и братской помощи его MLPN от КПК. Рядовые члены партии были в шоке. Один из них регулярно платил 20% зарплаты на помощь партии. Теперь он потребовал от голландской спецслужбы вернуть ему его деньги.

Партия была основана в 1965 году голландской разведкой под руководством ЦРУ. Разведчики писали статьи в партийную газету De Kommunest. Все члены ЦК были сотрудниками спецслужбы. Сам Беве начал сотрудничество с разведкой в конце 50-х. В 1957 году был на Фестивале в Москве, его принимал Хрущёв. Позднее он по заданию разведки переключился на КНР. Газету партии оплачивали китайские дипломаты в Гааге, но издавала её разведка. Фальшивой компартии удалось добиться раскола в коммунистическом движении Голландии. Для того чтобы партию не разоблачили, она строила свои кадры по принципу «ячеек» и в атмосфере «необходимой секретности». Партия постоянно ругала близких к СССР коммунистов, «продавшихся буржуазии». Параллельно разведка прослушивала посольство КНР и «корректировала» поведение Беве. В результате, китайцы в нём души не чаяли. В 80-х годах, когда КНР стала для Запада не врагом, а «торговым партнёром», голландская разведка прикрыла свою фальшивую партию.

http://www.duel.ru/200515/?15_2_1

 

Владимир Мейлицев ПОДВОДНЫЕ РАКЕТОНОСЦЫ СОЮЗА

В предыдущей статье мы рассказали о становлении атомного ракетного подводного флота Соединенных Штатов. Создав этот род оружия, военно-морские силы США взяли реванш у сил военно-воздушных. Последние, начиная со второй половины 1940-х и до конца 1950-х, практически отобрали у флота роль главного ударного стратегического средства Америки, каковым он являлся с конца XIX века — а до этого времени Соединенные Штаты ограничивали свои амбиции только Западным полушарием и вообще не имели военных средств для решения крупных геополитических задач в любой точке планеты. И вот, начиная с 1960 года, ВМС США получили и стали быстрыми темпами наращивать стратегическую систему, имевшую неоспоримые преимущества и перед тяжелыми бомбардировщиками, и перед межконтинентальными ракетами, состоявшими на вооружении ВВС.

ОТ АТОМНОЙ ТОРПЕДЫ К САМОЛЁТУ-СНАРЯДУ

В Советском Союзе ценность морской стратегической системы вполне понимали. У нас было мало надежды «догнать и перегнать Америку» по дальней авиации. Даже если бы мы смогли сделать больше самолетов, и лучшего качества, чем то, чем располагали США, у нас не было и не предвиделось ничего похожего на послевоенную американскую систему передового развертывания ВВС, располагавшую огромным количеством авиабаз буквально во всех районах мира.

Баллистические ракеты наземного базирования, обещая стать в будущем могучим оружием с глобальной досягаемостью, в 1950-х годах всё же оставались носителями средней дальности, и попытка приблизить их к территории «вероятного противника» оказалась мероприятием неприемлемо острым — речь идет, конечно, о Карибском кризисе 1962 года. В условиях безраздельного господства США и НАТО в мировом океане невозможно было всерьез рассчитывать и на использование надводных кораблей в качестве средства доставки ядерных боеприпасов к неприятельским берегам.

Оставались подводные лодки. Их оружием, надежным, понятным, отработанным за десятилетия и проверенным в двух мировых войнах, были торпеды. Вполне естественно, что первым проектом атомного оружия для подводной лодки стал проект торпеды с ядерным боевым зарядом.

Проблема была в отсутствии достаточно компактной боеголовки, и в 1951 — 1952 годах ее стали разрабатывать в двух вариантах — для торпеды штатного калибра 533 мм и для небывалой громадины калибром 1550 мм. Первая мыслилась как тактическое оружие, как просто многократно усиленная противокорабельная торпеда. Вторая же предназначалась для атаки прибрежных объектов противника — военно-морских баз, портов, приморских городов. При отсутствии реальной возможности наносить удары по свободно выбранным целям такая угроза могла, конечно, оказывать сдерживающее действие на потенциального агрессора.

533-миллиметровая торпеда Т-5 с боевой частью мощностью 10 килотонн 10 октября 1957 года прошла натурные государственные испытания и стала первым ядерным оружием на вооружении ВМФ СССР. А проект торпеды-гиганта реализован не был, и не только потому, что ею можно было наносить удары лишь по крайне ограниченному перечню целей. Такое оружие, по определению являясь оружием массового поражения, в то же время не было по-настоящему стратегическим, что вызывало резко негативное отношение у моряков, которым пришлось бы его применять. Им претило массовое убийство, не приносящее крупного военного результата.

Интересно отметить, что к этой идее в начале 1960-х годов обращался академик Сахаров, понимавший, что разработанную им и успешно испытанную 48-мегатонную сверхбомбу весом в 27 тонн не сможет перевезти через полмира никакой тогдашний самолет, а тем более ракета. И он стал думать об огромной торпеде с атомным двигателем и боевой частью в 100 Мт, которая бы выстреливалась с ПЛ на расстоянии несколько сот километров от берега. Далее она могла взрываться под водой или «выпрыгивать» для обеспечения воздушного подрыва БЧ — разрушения и жертвы в любом случае были бы катастрофическими и, главное, неприцельными, всеобщими.

Вскорости академик отказался от этих замыслов, осознав ужасающую сущность своих фантазий. И помогли ему в этом как раз военные моряки. Кроме того, технические специалисты, знавшие о его идее, сильно сомневались в практической осуществимости этой задумки будущего гуманиста и правозащитника.

Следующий попыткой оснастить подводные лодки оружием для ядерных ударов по наземным целям стали, как и в США, проекты вооружения их самолетами-снарядами. И, как и в США, первые советские работы также состояли в копировании и модернизации Фау-1.

У нас этим занимался Владимир Челомей. Постановлением Государственного комитета обороны ему было поручено спроектировать и построить снаряд по немецкому образцу и совместно с ЛИИ испытать его в феврале-апреле 1945 года (прототипы были доставлены из Польши и Англии осенью 1944-го). Изделию присвоили индекс 10Х.

Основным направлением было создание образцов класса «воздух — земля» (10Х) и «земля — земля» (10ХН). В процессе испытаний в 1945-1948 г.г. было произведено 136 пусков ракет воздушного базирования. Доводка давалась с трудом, но в конце концов снаряд был рекомендован для принятия на вооружение. Однако ВВС не спешили — при ближайшем рассмотрении изделие вовсе не представлялось «чудо-оружием»: при стартовом весе 2130 кг и весе боевой части 800 кг оно показало дальность в пределах 300 км и скорость 550 — 600 км/ч — то есть летные данные были хуже, чем у винтовых истребителей. К тому же система управления давала низкую точность — хорошим результатом считалось попадание в квадрат 5 ґ 5 км. А ядерной БЧ еще не было.

Столь же малоуспешными были работы по наземному варианту.

Параллельно Челомей работал и по морской модификации изделия 10ХН, иногда именовавшейся «Ласточкой». На ПЛ самолеты-снаряды должны были храниться полностью заправленными, но с отстыкованными консолями крыла и стабилизатора. Для пуска нужна была дорожка длиной около 20 м с наклоном к горизонту 8 — 12О (представляете себе такое сооружение на подводной лодке?). При этом нужна была стабилизация бортовой качки корабля.

В 1949 году были разработаны несколько проектов дизельной подводной лодки П2, предназначенной для применения «Ласточек». В отличие от американцев, советские конструкторы подошли к задаче с размахом: ПЛ должна было иметь водоизмещение 5360 т и нести 51 самолет-снаряд! Проект был признан слишком сложным, и его разработку прекратили.

Потом были попытки переоборудовать под «Ласточки» серийные дизельные ПЛ, разместить их на крупных надводных кораблях, но все они завершились ничем; кроме всего прочего, время шло, и в 1950-х 10Х уже совсем устарели, тем более на фоне американских «Регулусов».

СОВЕТСКИЕ КРЫЛАТЫЕ РАКЕТЫ

Во второй половине 1954 года группа Челомея приступила к проектированию качественно новой крылатой ракеты П-5. Ее «изюминкой» стало автоматическое раскрытие сложенного крыла сразу после старта — это было задумано впервые в мировой практике. Возникали очень важные преимущества: контейнер становился компактным, незначительно превышая по размерам габариты ракеты; и его можно было сделать герметичным, заполнить нейтральным газом и тем самым обеспечить долгое и безопасное хранение оружия в боеспособном состоянии.

П-5 действительно стала системой следующего поколения. Даже название «крылатая ракета» стало применяться к подобным аппаратам именно в результате ее появления. В качестве маршевого двигателя П-5 имела турбореактивный КРД-26 с тягой 2250 кг (10Х, так же, как и Фау-1, — различные варианты пульсирующего реактивного двигателя с тягой в несколько раз меньшей). Дальность и скорость ракеты при нормальных атмосферных условиях составляли соответственно 574 км и 345 м/с — то есть скорость была даже немного выше звуковой.

Новая система управления достаточно стабильно обеспечивала вероятное отклонение 3 км. Боевая часть весом 800 — 1000 кг могла быть фугасной или «специальной», с тротиловым эквивалентом сначала 200, а потом 650 кт.

Для опытов переоборудовали ПЛ С-146 проекта 613, первые старты прошли 22 и 29 ноября 1957 года. После проведения 21 пуска постановлением Совмина от 19 июня 1959 года комплекс П-5 был принят на вооружение ВМФ СССР.

Для боевого применения П-5 были созданы технические проекты 644 (начат в 1955 году) и 655 (1957 г.), подразумевавшие перестройку ПЛ проекта 613. 644-й имел 2 пусковых контейнера, направленные в корму; для пуска контейнеры должны были подниматься на угол 15О. Предполагалось, что комплекс будет сохранять боеспособность при волнении моря 4 — 5 баллов, ветре до 10 м/с и скорости ПЛ до 15 узлов.

На лодках проекта 655 должно было быть уже по 4 крылатых ракеты (КР) в неподвижных контейнерах с постоянным углом возвышения. Пуск производился в направлении носа корабля, и мог быть как одиночным, так и залповым, вплоть до четырехракетного.

По проекту 655 было переоборудовано 6 подводных лодок. А в 1956 году началось проектирование уже специальных дизельных ПЛ — носителей крылатых ракет для стрельбы по наземным (П-5) и морским (П-6) целям — проект 651. Лодки имели четыре контейнера, сблокированных попарно впереди и позади рубки. Стрельба, для которой блоки контейнеров поднимались гидроприводами, могла производиться при скорости до 8 узлов и волнении до 4 баллов — разумеется, в надводном положении.

Первая из 16 построенных лодок проекта 651 была заложена в октябре 1961 года, последняя была сдана флоту в сентябре 1968-го. Однако в 1966 году ракеты П-5 были сняты с вооружения кораблей этого проекта, и в дальнейшем они несли только противокорабельные КР П-6.

Между тем уже 28 июня 1961 года вошла в строй первая атомная ПЛ (АПЛ), вооруженная шестью П-пятыми, всего таких лодок — проект 659 — построили пять. (Мы несколько забегаем вперед с атомными лодками, чтобы завершить рассказ о крылатых ракетах). К 1969 году ракеты с них были сняты, и они стали торпедными. Самыми же совершенными подводными ракетоносцами с ракетами П-5 стали АПЛ проекта 675 (8 контейнеров), головная из которых вошла в состав Северного флота в сентябре 1963 года. Позднее эти корабли получили на вооружение более современные противокорабельные комплексы П-500.

Система управления ракеты П-5 была усовершенствована в 1958 — 1962 годах, обеспечив в 2 — 3 раза лучшую, чем у прототипа, точность и меньшую высоту полета над водой. А последней лодочной крылатой ракетой, разрабатывавшейся для стрельбы по наземным и групповым морским целям, стала П-7, первый пуск которой состоялся в апреле 1961 года.

При габаритах, позволявших приспособить для нее пусковые установки ракет П-5, новая КР была значительно тяжелее — 6,6 т — и имела дальность стрельбы до 1000 км при уменьшенной до 100 м высоте полета. Было произведено 23 испытательных пуска, но со 2 августа 1965 года, в соответствии с вышедшим постановлением Совмина, работы над П-7 были прекращены — одновременно со всем прочими морскими КР, предназначенными для доставки атомного боезаряда к крупной наземной цели.

Единственным морским стратегическим оружием становились баллистические ракеты.

Здесь уместно будет сказать, что советский ВМФ, в отличие от американских ВМС, после выхода на первый план баллистических ракет не отказался полностью от базирования крылатых ракет на подводных лодках и надводных кораблях. И на то были весьма веские причины.

Американские моряки экспериментировали с «Регулусами», имея в виду почти исключительно создание системы оружия для поражения стратегических наземных целей на территории противника. Как мы видели, наши специалисты тоже вначале следовали аналогичному пониманию назначения корабельного ракетного оружия. И те, и другие быстро осознали, что при достигнутом на тот момент уровне техники эффективность такой системы будет невелика. Американцы отказались от своих «крылатых» проектов, и в следующий раз КР появились на их кораблях только в 1970-х годах.

Перед нами же стояла задача, какой тогда не было у Запада: борьба с ударными и десантными соединениями огромного объединенного флота наших потенциальных противников в условиях его полного доминирования на море — на воде и над нею. Вот для этого крылатые ракеты, запускаемые с боевых кораблей и самолетов авиации ВМФ, обещали стать почти незаменимым оружием. И они стали им, причем настолько, что первые примеры их применения в боевых условиях породили в 1960-х годах просто бум «крылатого ракетостроения» во всех серьезных морских державах. Но это, как говорится, совсем другая история.

ОРУЖИЕ И НОСИТЕЛЬ

Целенаправленная работа по вооружению подводной лодки баллистической ракетой в СССР началась даже раньше, чем в Соединенных Штатах. Капитан Риковер был энтузиастом прежде всего новой энергетики. Лишь получив на «Наутилусе» очевидно успешный результат в части двигательной установки, он стал активно продвигать свой проект создания могущественного атомного подводного флота из тактических торпедных и стратегических ракетных кораблей. У нас же был коллектив Сергея Королева, который делал ракеты, быстрыми темпами совершенствуя их тактико-технические характеристики. Поэтому получилось, что мы начали с оружия, а не с его носителя.

Это коллектив сконструировал для старта с ПЛ ракету Р-11ФМ — конечно же, жидкостную; в те годы, как мы знаем, еще никто в мире не производил больших твердотопливных ракет. Для скорейшего ввода в эксплуатацию нового класса морского вооружения было принято решение построить серию ракетных лодок на основе доработанного «торпедного» проекта 611. Первый старт Р-11ФМ с подводной лодки Б-67, оборудованной пусковым комплексом Д-1, состоялся 16 сентября 1955 года. Но, хотя формальный приоритет в старте баллистической ракеты именно с подводной лодки мы таким образом получили, с точки зрения практической американцы нас скоро опередили, и мы еще долго не могли выйти в этой области на один уровень с ними.

Одноступенчатая Р-11ФМ запускалась из надводного положения, и дальность ее была невелика, порядка 150 км, КВО на этой дальности — 0,75 км. Моноблочная ГЧ несла заряд мощностью около 10 кт. Время подготовки к пуску первой ракеты после того, как лодка всплыла — около 15 мин.

Кстати, появление этой ракеты послужило одной из причин отказа американцев от «крылатых» проектов. Морской офицер Вадим Константинович Коробов был старшим помощником на подводной лодке Б-67 и непосредственно участвовал в самых первых пусках Р-11ФМ. Потом он всю службу провел на атомном ракетном подводном флоте, занимал в нем крупные руководящие посты, вышел в отставку в звании адмирала. Так вот, в беседе с Владимиром Урбаном он высказал убеждение, что американские моряки не стали доводить до ума свои программы крылатых ракет — «Регулус» и другие — а переключились на баллистические именно после того, как узнали о нашей Р-11ФМ.

В 1955 году работы по лодочным баллистическим ракетам были переданы в будущее Конструкторское бюро машиностроения (КБМ), которым руководил будущий академик, а тогда 31-летний инженер Виктор Макеев. Большинство советских БРПЛ впоследствии было создано под его руководством.

В 1959 году ракета Р-11ФМ была принята на вооружение; в начале 1960-х для нее сделали термоядерную боеголовку мощностью 500 кт, с которой она имела дальность 160 км. Всего было построено 6 ПЛ с этими ракетами (проект В-611 и его модификация АВ-611, две шахты в надстройке за рубкой), они находились в строю до 1967 года. До этого же времени эксплуатировались первые советские БРПЛ Р-11ФМ; за время их службы было произведено 77 учебных пусков, из которых 59 прошли успешно. Вероятнее всего, при патрулировании в мирное время ракеты на лодках находились без ядерных головных частей — в те годы так же обстояло дело в частях ракет наземного базирования. «Специальные» ГЧ находились на хранении на базах флота и должны были передаваться на лодки в угрожаемый период, переводя последние тем самым в другую степень боевой готовности.

Хотя чисто боевое значение этой первой флотилии подводных ракетноносцев советского ВМФ было невелико, она сыграла очень важную роль - в плане формирования кадров для будущих наших морских стратегических ядерных сил, организации службы и боевого патрулирования, создания системы базирования подводного ракетного флота.

В то же время были выявлены и основные недостатки проекта В-611.

В первую очередь, стало окончательно ясно, что модификация торпедных лодок в ракетные не может дать хороших результатов. Для получения проекта В-611 с дизельной ПЛ-прототипа были сняты запасные торпеды, почти вся артиллерия, часть аккумуляторной батареи - и всё равно лодка не стала полноценным ракетоносцем.

Очевидно было также, что ракета Р-11ФМ с дальностью 160 км, надводным пуском и 15-минутной готовностью делает корабль-носитель легкой добычей морских сил и береговой обороны противника. Исходная дизельная лодка обладала довольно низкими скоростями (16,5 узлов в надводном положении, 12,5 - в подводном) и малыми временем пребывания под водой (до 8 ч. неподвижно и до 1,5 ч. при движении на аккумуляторах). Этот недостаток, серьезный при торпедной атаке надводной цели, становился почти совершенно неприемлемым для носителя стратегического ядерного оружия.

Наконец, с точки зрения штабных операторов, ударная мощь отдельной лодки, несущей всего две ракеты, была недостаточной.

Выводы понятны. Во-первых, ракетная ПЛ, пусть даже и дизельная, должна строиться по специальному проекту. Во-вторых, проблемы, связанные с носителем, может решить подводный корабль с атомным двигателем - только он является по-настоящему подводным, а не ныряющим, как дизельная ПЛ. В-третьих, хорошая ракета должна быстро готовиться к пуску, стартовать из-под воды и иметь большую дальность стрельбы. В-четвертых, лодка-носитель должна быть достаточно большой, а БРПЛ - достаточно маленькой, чтобы при требуемых характеристиках ракет их можно было разместить на корабле в достаточном количестве.

Собственно, советский флот во второй половине 1950-х годов на практике убеждался в том, что теоретически вывел для себя капитан Риковер. Только у нас работа над проектом атомной подводной лодки продвигалась с большим трудом, и нам пришлось идти путем более сложным, чем тот, который привел к цели американцев.

В середине 1950-х годов стало окончательно ясно, что хорошая ракета появится у нас намного раньше, чем атомная ПЛ для нее. Поэтому было решено продолжать строить дизельные ПЛ, но уже специальной «ракетоносной» конструкции. Для облегчения задач промышленности следовало по возможности унифицировать ее по материалам, системам, агрегатам с уже развернутыми программами торпедных ПЛ - но не в ущерб главному назначению.

В то время, когда определялся облик этих кораблей, как раз шли испытания ракеты Р-11ФМ, и было ясно, во-первых, что она будет доведена до серийного производства и, во-вторых, обладает довольно низкими тактико-техническими характеристиками (ТТХ). Поэтому в январе 1956 года было утверждено Техническое задание на ракетный комплекс Д-2, обладающий значительно лучшими ТТХ, и лодку-носитель для него. Для того, чтобы не терять времени, решили чертежи новых лодок разрабатывать под комплекс Д-1, но предусмотреть возможность оснащения их впоследствии более мощными ракетами.

Лодки - их назвали проектом 629 - отличались оригинальной архитектурой. Ракетные шахты размещались в специальном отсеке, выполненном, для повышения остойчивости, в виде двух пересекающихся цилиндров. Удлиненное ограждение рубки закрывало и головки шахт, которых стало три. Лодки в своем первоначальном виде имели водоизмещение 2336 т, трехвальную дизель-электрическую установку, «классическую» мореходную форму наружного корпуса - и потому «классические» же скорости: надводного хода 17 узлов, подводного - 12.

Корабли проекта 629 - в НАТО их назвали «Golf» - начали входить в состав ВМФ СССР с конца 1958 года. Первые лодки серии вооружались еще ракетами Р-11МФ, но уже в октябре 1961 года их стали оборудовать новым комплексом Д-2 с ракетами Р-13. Эти ракеты тоже были одноступенчатыми, жидкостными, с надводным стартом; перед запуском их надо было поднять над ограждением рубки. Но они имели дальность уже 650 км, и первая ракета могла стартовать через 4 минуты после всплытия, а не через 15, как у Р-11ФМ. То есть эти показатели стали в четыре раза лучше, чем у предыдущего образца.

Вообще, можно заметить, что в начале развития какого-либо направления техники оно прогрессирует замечательно быстрыми темпами, которых уже не показывает в более зрелую пору своего существования. Первые «самобеглые коляски» с двигателем внутреннего сгорания поехали в 80-х годах XIX века, а «золотой век» автомобилестроения наступил в 1930-х - автомобиль стал практически тем, что мы знаем в наши дни, и после этого никаких кардинальных новшеств в этой области изобретено уже не было. Или сравните пассажирские самолеты 1920-х годов с лайнерами 1960-х - отличаются как небо от земли! А между «Кометой» 4 середины 1950-х и сегодняшними «Эрбасами» разница не так уж и велика. «Боинг» 747 строится с середины 1960-х годов по сей день, и тот же примерно возраст имеет наша заслуженная ракета-носитель «Протон»...

Такое же быстрое движение наблюдалось в той области, которой посвящена данная статья. Р-13 стала хорошим шагом вперед, но преимущества баллистической ракеты с подводным стартом не вызывали сомнения. Первой такой советской ракетой стала опытная С-4.7. После нескольких неудач, 10 сентября 1960 года она успешно стартовала с той же Б-67, с которой испытывалась Р-11МФ, идущей на глубине 30 м со скоростью 3,2 узла.

Ракета С-4.7 в серию не пошла из-за малой дальности полета, но принципиальный качественный результат был достигнут.

Лодки же проекта 629 были построены довольно большой серией - 23 единицы. А в середине 1963 года на их вооружение поступили ракеты Р-21 в составе комплексов Д-4 - с подводным стартом из затопляемой шахты, дальностью 1440 км, КВО 1,3 км и боевой частью мощностью 0,8 - 1 Мт. Ракеты Р-21 могли находиться в своих шахтах в заправленном состоянии в течение трех месяцев, запускаться с глубины до 50 м, при скорости лодки до 4 узлов и волнении моря до 5 баллов; интервал между стартами первых двух ракет составлял около 5 минут. Стартовая масса ракеты составляла 19,65 т. Этим комплексом были перевооружены 14 ПЛ из 23 построенных (проект 629А).

Можно сказать, что с точки зрения качественной половина задачи была решена: флот получил ракету подводного старта с приемлемой дальностью стрельбы. И, хотя американская система была по всем статьям совершеннее, с этого времени морская составляющая «ядерной триады» - хотя бы в зародыше - появилась и у Советского Союза.

В рамках описанных выше ограничений лодки получились удачными и еще долгое время сосуществовали с атомоходами, решая свой определенный круг оперативных задач. Последние из них были исключены из списков флота только в 1990 году.

Может возникнуть вопрос - но почему такая суета? Разве нельзя было, как заокеанские «коллеги», сделать всё по-хорошему с самого начала: создать дальнобойную и простую в эксплуатации ракету, «вырастить» на достаточном числе прототипов классный атомоход, тщательно испытать всё это, а потом спокойно гнать большую серию однотипных боевых единиц. Зачем ставить на дизельную подлодку каких-то три ракеты, да еще надводного старта, да еще летающие всего на 160 км, потом менять их на другие, опять «надводные», с дальностью пусть большей, но всё же маленькой, а потом опять менять, и опять не на супероружие?…

А как раз надо было! Америка - богатая, сильная, агрессивная - делала столько вооружения, сколько считала нужным. При всех успехах нашей индустриализации экономика СССР 1950-х годов не шла в сравнение с американской индустрией, которой война пошла только на пользу. А самое главное - они всё делали под прикрытием более чем достаточной стратегической авиационной группировки: к 1960 году в ней состояло 1515 бомбардировщиков, способных одновременно поднять более трех тысяч ядерных бомб и размещенных практически по всему свету! А у нас на тот момент было всего 48 полноценных «стратегов» Ту-95М, каждый из которых нес по две водородные бомбы. Надо себе еще представить, как эти 48 машин должны были добираться до своих целей через континенты и океаны, заполненные тысячами истребителей наземного и авианосного базирования. Даже пять комплексов условно-боевой МБР Р-7 были развернуты только к середине 1961 года.

Думаю, людям, отвечавшим тогда за обороноспособность Советского Союза, было отчего спешить, и в таких условиях приходилось строить и вводить в эксплуатацию буквально всё, что хоть в какой-то степени повышало наш боевой потенциал. А добирать качество предстояло позднее.

АТОМНЫЕ ПОДЛОДКИ

Задача создания атомного носителя для ракетного оружия оставалась, и по сложности она была сопоставима с любой из крупнейших программ той эпохи великих научно-технических свершений.

Научным руководителем проекта создания советского атомохода - проект 627 - был назначен академик А.П.Александров, бывший в то время заместителем И.В.Курчатова в Институте атомной энергии. Разработчики были поставлены в крайне сложные условия. Достаточно сказать, что реактор первой в мире Обнинской АЭС при мощности 30 МВт занимал объем 1500 кубометров, а в корабельном отсеке объемом 435 м3 надо было разместить два реактора мощностью по 70 МВт.

Решение о создании АПЛ было принято в 1952 году, но первую лодку удалось довести до эксплуатационного состояния только в декабре 1958-го. Первая советская атомная субмарина называлась К-3, а всемирная известность пришла к ней в 1962 году, когда она под именем «Ленинский комсомол» совершила поход к Северному полюсу, повторив достижение «Наутилуса» и даже превзойдя его – нашим подводникам удалось всплыть на полюсе.

И лодка, и ее силовая установка удались хорошо: даже при 80-процентном использовании мощности ЯЭУ энерговооруженность корабля была выше, чем у современных ей американских. Корпус же имел формы, ориентированные именно на длительное движение под водой. Вместе это дало кораблю существенное преимущество в подводных характеристиках перед «Наутилусом». К-3 достигала под водой скорости около 27 узлов и могла погружаться на 300 м (вспомним: американский первенец имел скорость подводного хода 23 узла и глубину погружения 210 м).

До 1964 года построили 13 таких кораблей, получивших в НАТО наименование «November». Они были вооружены торпедами, в том числе и Т-5 с ядерным зарядом, и, так же, как «Скипджеки» в США, стали в СССР первыми представителями класса многоцелевых АПЛ.

И так же, как «Скипджеки», послужили прототипом для первой серии советских ПЛАРБ - лодок проекта 658 («Hotel»).

Стремясь уменьшить технический риск и, конечно, торопясь оснастить ВМФ атомными ракетоносцами, советское руководство в 1956 году приняло решение разработать конструкцию ПЛАРБ на основе уже имеющегося задела. Поэтому проект 658 фактически представлял собой К-3 с врезанным в корпус ракетным отсеком для трех шахт комплекса Д-2, создание которого к тому времени уже близилось к завершению.

Конечно, базовый проект был существенно изменен, причем наряду с усовершенствованиями пришлось приносить и вынужденные жертвы. Была снижена шумность нескольких систем лодки, в реакторном отсеке устанавливалась автономная противопожарная система. Зато в обводах корпуса пришлось отказаться от «торпедной» формы и вернуться к «надводной» - это диктовалось жесткими требованиями по мореходности в надводном положении во время предстартовой подготовки ракет.

«Шестьсот пятьдесят восьмые» имели подводное водоизмещение 5300 т, рабочую глубину погружения 240 м и скорость под водой 23,8 узла при 80-процентной мощности реактора. То есть по скорости и глубине погружения они обошли своего американского конкурента. Специалисты отмечают, что у нас также обеспечивалась лучшая боевая живучесть. Проигрывали мы в первую очередь в характеристиках систем разведки подводной обстановки: отечественная гидроакустическая станция «Арктика» имела в режиме эхопеленгования (активном) дальность только 8 км, а в режиме шумопеленгования (пассивном) - 1 - 18 км. Хуже, чем у американцев, обстояло дело и со скрытностью - хотя часть лодок в процессе серийной постройки и получила впервые в мире шумопоглощающее покрытие, но оно оказалось недостаточно прочным и довольно скоро «осыпалось» с корпусов кораблей.

Очень несовершенным по сравнению с «Джорджем Вашингштоном» был комплекс вооружения лодок проекта 658. Сама жидкостная ракета была больше «Полариса» по габаритам, ее масса составляла 13,7 т. Были применены компоненты топлива, самовоспламеняющиеся при смешивании, и для снижения пожароопасности ракеты стояли в своих шахтах, заправленные только окислителем. Горючее находилось в отдельных цистернах вне прочного корпуса лодки и заливалось в ракету только в процессе предпусковой подготовки.
http://www.specnaz.ru/article/?692

22-05-2005

СССР не приняли в НАТО, и появился Варшавский договор

Американские "Бройлеры" могли испепелить в "моментальном ударе" три тысячи объектов в странах социалистического лагеря.

50 лет назад, 14 мая 1955 года, в столице Польши был подписан "Варшавский договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи". Тем самым страны социалистического лагеря - Албания, Болгария, Чехословакия, ГДР, Венгрия, Польша, Румыния и СССР договорились о многопрофильном союзе.

Целями Варшавского договора провозглашались обеспечение безопасности стран-участниц и поддержание мира в Европе. К этому времени блок НАТО, созданный в 1949 году, существовал уже целых 6 лет. Последней побудительной каплей к объединению соцстран в военный союз стал прием в Альянс ФРГ, правительство которой было объявлено "единственным представителем" всего немецкого народа в международных делах.

Противостояние с ракетами наперевес

В мае 1945 года закончилась война, и Европа стала постепенно обустраиваться в соответствии с решениями Ялтинской и Потсдамской конференций. Но по мере того, как утихали победные марши, между союзниками по антигитлеровской коалиции обострялись геополитические и идеологические противоречия. Назревала холодная война. По мнению большинства российских и западных историков, датой ее начала считается 6 марта 1946 года.

В тот день Уинстон Черчилль произнес в Фултоне роковую фразу: "Соединенные Штаты Америки, имея атомную бомбу, находятся на вершине мирового могущества, могут разговаривать с остальным миром с позиции силы и диктовать ему свои условия". Он призвал США и Англию к военно-политическому союзу против СССР и предлагал, как видно из рассекреченных в 1978 году британским МИДом документов, "воспользоваться американской монополией на атомное оружие и под угрозой разрушения советских городов заставить Советский Союз уйти из Берлина и Восточной Германии".

Исходя из этого, Пентагон принялся по несколько раз в год разрабатывать и обновлять планы применения ядерного оружия против СССР. Еще в декабре 1945 года в его недрах родился документ под названием "Стратегическая уязвимость СССР от ограниченного воздушного удара", который предполагал "применение от 20 до 30 атомных авиабомб по 20 городам", в июне 1946 года появился новый план - "Пинчер" ("Клещи") о применении 50 ядерных авиабомб по 20 городам СССР, в 1948 году ему на смену пришли "Бройлер" ("Жаркий день"), "Бушуэкер" (Партизан"), "Сиззл" (Испепеляющй жар"), "Хэфмун" ("Равелин"), в 1949-м - "Троян" ("Троянец"), "Кросспис" ("Распятие"), "Дропшот" ("Моментальный удар") и многие другие. Причем, в одном из последних планов предусматривалось нанесение ядерных ударов по 3261 цели на территории Советского Союза.

В конце 40-х годов оформилось идеологическое противостояние двух лагерей - западного (капиталистического) и восточного (социалистического). Толчком к этому послужило Совещание коммунистических и рабочих партий, состоявшееся в 1947 году. Оценивая послевоенную политическую обстановку в мире, Совещание призвало на борьбу "с поджигателями войны" и американскими империалистами, добивающимися "мирового господства". Таким образом, был намечен еще один стартовый рубеж для последующего холодного противостояния с ракетами наперевес.

Следующим этапом стал Брюссельский пакт, подписанный 17 марта 1948 года Англией, Францией, Бельгией, Голландией и Люксембургом и оформивший так называемый "Западный союз". И наконец, 4 апреля 1949 года в Вашингтоне 1949 года 12 государств подписали Североатлантический договор (НАТО). В соответствии с "уставными документами", создание НАТО объяснялось "необходимостью обеспечения "коллективной обороны от угрозы коммунистической агрессии", нависшей над западноевропейскими странами. В 1954 году в соответствии с Парижскими соглашениями в НАТО вошла Федеративная республика Германия, которой разрешалось в разрез с Ялтинскими и Потсдамскими договоренностями сформировать свои вооруженные силы численностью 500 тысяч человек и вооружить их всеми видами современного оружия, за исключением ядерного, химического и бактериологического.

К созданию НАТО правительство СССР отнеслось с недоверием, как, впрочем, западные страны с недоверием относились к внешней политике стран соцлагеря. И те, и другие постоянно обвиняли друг друга в "гонке вооружений" и "наращивании ядерной угрозы".

Занавес опускается

В 50-е годы лидеры западных держав активно позиционировали оборонительный характер Североатлантического пакта, и, исходя из этого, Советский Союз предпринял некоторые дипломатические шаги. 31 марта 1954 года правительство СССР направило США, Англии и Франции ноту, в которой предложило рассмотреть вопрос об участии Советского Союза в Североатлантическом пакте. Однако в ответной ноте предложения Советского Союза были отклонены под тем предлогом, что вхождение СССР в НАТО изменило бы характер самого пакта.

На Женевском совещании, посвященном проблемам смягчения международной напряженности, которое состоялось в июле 1955 года советская делегация вновь заявила о готовности СССР вступить в Североатлантический союз. Как пишет в своих воспоминаниях министр иностранных дел Андрей Громыко, "трудно передать словами впечатление, которое произвело на западных участников совещания заявление, оглашенное Булганиным. Они были настолько ошеломлены, что у них, как мы шутили, затанцевали перед глазами причудливые фигуры настенных фресок в зале заседаний, а шея у Эйзенхауэра вытянулась и стала еще длиннее".

Ни на Женевском совещании, ни позже никакого ответа, пусть даже формального, Советский Союз на свое предложение не получил. Более того, по оценке экспертов Женевское совещание четырех государств (СССР, США, Англии и Франции), "не улучшило взаимопонимания по важнейшим вопросам европейской безопасности, наоборот - увеличилась дистанция между Западом и Востоком". Возвращаясь из Женевы в Москву, Маршал Георгий Жуков, входивший в советскую делегацию, заявил, что с учетом обстановки "надо держать порох сухим".

В марте 1955 года, учитывая всю сложность политического положения в Европе, правительства восьми стран - СССР, Польши, Чехословакии, ГДР, Венгрии, Румынии, Болгарии и Албании провели консультации по вопросу заключения договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, а также организации Объединенного командования государств-участников. Следует отметить, что никаких совместных военных организаций или институтов в странах Восточной Европы тогда не существовало.

В условиях возрастающей конфронтации правительственные делегации восьми стран и наблюдателей от КНР собрались 11 мая в Варшаве и в качестве ответных мер для обеспечения своей безопасности и поддержания мира в Европе решили заключить Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Этот договор был подписан 14 мая 1955 года. В соответствии с официальными сообщениями "заключение Варшавского договора было вызвано угрозой миру в Европе, созданной ратификацией западными государствами Парижских соглашений 1954 года, предусматривавших образование Западноевропейского союза, ремилитаризацию Западной Германии и включение ее в НАТО". В документах подчеркивалось, что Варшавский договор "носит строго оборонительный характер. Он имеет целью принятие необходимых мер для обеспечения безопасности стран - его участниц и поддержания мира в Европе". В соответствии с его условиями и Уставом ООН государства - участники Варшавского договора обязались воздерживаться в своих международных отношениях от угрозы силой или ее применения, а в случае вооруженного нападения на кого-либо из них оказать подвергшимся нападению государствам немедленную помощь всеми средствами, какие представятся им необходимыми, включая применение вооруженной силы.

Одновременно "для обеспечения эффективной защиты от возможной агрессии" был подписан Протокол о создании Объединенных вооруженных сил (ОВС) и Объединенного командования. Главнокомандующим ОВС был назначен маршал Иван Конев, при нем учреждался Штаб ОВС (ШОВС) с включением в его состав постоянных представителей генеральных штабов стран-участниц Варшавского договора. Местом постоянного пребывания Штаба был определен город Москва. Между Западом и Востоком опустился занавес, отсекая агрессию, геополитические претензии, идеологические разногласия и сохраняя пусть холодный и хрупкий, но мир в Европе.

Реакция полного распада

Варшавский договор просуществовал около 35 лет. На протяжении этого времени не раз поднимался вопрос об одновременном роспуске блока НАТО и Варшавского договора. На смену "ядерным" и "железобетонным" блокам предлагалось создать общеевропейскую систему коллективной безопасности. При этом лидеры стран Варшавского договора, боясь "поступиться принципами" заявляли, что "готовы распустить Организацию Варшавского Договора ни на минуту раньше, ни на минуту позже роспуска блока НАТО".

За годы существования внутри самого Варшавского договора зрели процессы, подталкивавшие к радикальным изменениям. Было допущено много ошибок, как в строительстве социализма в восточноевропейских странах в целом, так и в силовых методах решения отдельных вопросов. Возникавшие в 50-80-х годах кризисы в Чехословакии, Венгрии, Германии не укрепляли союз социалистических стран, а наоборот, подталкивали к размежеванию. Можно говорить о недальновидности руководства, косности, догматизме и непонимании тенденций мирового развития, которые привели, в конце концов, к падению коммунистического режима в странах Восточной Европы. Но как бы то ни было, но до начала 90-х годов в Европе никто воевать не осмеливался. Только после совещания в Праге, которое состоялось 1 июля 1991 года, и на котором был подписан "Протокол о прекращении действия Договора о дружбе, сотрудничества и взаимной помощи от 14 мая 1955 года и Протокола о продлении срока его действия от 26 апреля 1985 года" стала реальностью война в Югославии, ковровые бомбежки европейских городов и даже "Буря в пустыне" с последующим продолжением и поимкой Саддама Хусейна.

В начале XXI века почти все страны - бывшие союзники СССР по Варшавскому договору - вошли в НАТО. Кроме России, конечно. Видимо, слова Эйзенхауэра о том, что наше участие в блоке в корне изменит его сущность, до сих пор актуальны.

http://vlasti.net/index.php?Screen=news&id=106931

Валентин Фалин о развале СССР

«Коммерсант-Власть» 11.04.2005

«Власть» продолжает серию интервью с людьми, которые в годы перестройки формировали внешнюю политику СССР.* Валентин Фалин, заведовавший в те годы международным отделом ЦК КПСС, рассказал корреспонденту «Власти» Марине Калашниковой, как возникло «новое политическое мышление».


-- Как вы оказались в команде Горбачева?
-- В декабре 1985 года он пригласил меня через Шеварднадзе в свою команду. Сначала я отказывался: «Я доволен своей нынешней работой и менять ее не собираюсь». В январе звонит мне Яковлев: «Валентин, не устал ты отдыхать?» Он имел в виду мою научную работу в Институте США и Канады и в «Известиях». «У меня к тебе просьба. Можешь приехать в Волынское на дачу?» Приезжаю. Оказалось, Яковлев создавал группу, чтобы писать внешнеполитический раздел доклада Горбачева на XXVII съезде. «Пиши все, что ты думаешь: как менять нашу внешнеполитическую доктрину, нашу внешнеполитическую линию по всем направлениям». Я спросил: «Все можно писать и будет рассмотрено?» -- «Все можно писать». Я тогда настоял на том, чтобы было положение о Китае. Другой пункт состоял в том, что Рейган провоцирует нас хлопнуть дверью. Но мы ему такого удовольствия не доставим и возьмем курс на доктрину оборонной достаточности. Яковлев сам прошелся по тексту и внес достаточно много. Вот тогда появилось новое политическое мышление.
-- Как формулировалась в тот момент главная задача перестройки во внешней политике?
-- Задача была такая: построить стену между периодом Громыко и новым периодом. И министром назначили Шеварднадзе, который не знал истории вопроса, что из чего следует и что за чем последует. И не хотел знать. Вообще, он не был профессионалом в дипломатии. Вспомните декабриста Лунина, который говорил: «Политика -- это такая же профессия, как врач». И особенно внешняя политика.
-- А что собой представлял международный отдел, куда вы попали в разгар перестройки?
-- Меня назначили туда в ноябре 1988 года. Работа строилась по принципу так называемого партнерства. У нас было около 200 партнеров, в большинстве так называемые марксистские -- компартии, партии соцориентации. Остальные были буржуазно- демократические, социал-демократические, либеральные. Ко мне почему-то благоволили разные представители иудейского вероисповедания. Просили то помочь московской синагоге, то установить культовые сооружения на территории Украины или Белоруссии. Мне было дано поручение вдвое сократить штаты трех отделов -- международного, по связям с соцстранами и по загранкадрам -- и сделать из них один. По загранкадрам нужно было обозначить новые положения о порядке оформления анкет и выезда. Был, кстати, принят наш проект выездной анкеты -- всего на одной странице. И мы оставили одно только основание отказа -- посвященность в секреты, имеющие государственную важность на срок от трех до пяти лет.
Интересно, что и здесь, скажем, министр иностранных дел Японии Абэ не хотел иметь дело с МИДом, а хотел только со мной лично. Он проговорил со мной тему северных территорий. Вырисовывалась достаточно интересная модель решения, которую я потом предложил Горбачеву использовать, когда в апреле 1991 года он совершал визит в Японию. Горбачев тогда этих предложений не принял, момент был упущен, и все рассыпалось.
Мое первое предложение как завотделом (и одно из первых столкновений с Шеварднадзе) было об установлении торговых отношений с Южной Кореей. МИД возражал из-за опасности поссориться с КНДР. С помощью Яковлева тогда удалось уломать Шеварднадзе, и он дал, не без санкции Горбачева, заверения руководству КНДР, что наши с ними отношения не будут осложнены. Моя модель была проста: признать статус-кво двух корейских государств так же, как мы признали статус-кво двух германских. Иначе нельзя говорить о нормализации ситуации на Корейском полуострове.
-- А что вы предлагали во внешней политике по отношению к Европе?
-- У меня был такой спор с министром обороны Дмитрием Язовым: «Для чего мы держим 60 000 танков? Будет война в Европе -- она будет ядерная. Что нам искать в этой дымящейся ядерной пустыне?» Он говорит: «Знаешь, если честно, я и сам не знаю, для чего. Недавно без предупреждения прилетел ночью в танковый корпус и объявил готовность. Треть танков не завелась». Инерция мышления -- скверная штука. Когда у нас не было ядерного оружия или его было мало, самым эффективным средством для преодоления атомных полей после взрыва были танки. Американцы построили минный пояс вдоль восточной границы ФРГ. Через этот минный пояс должны были пройти танки. Наша танковая промышленность выпускала 3000 танков в год, и они были лучшие в мире. Возникала эйфория: где мы впереди планеты всей -- в том направлении мы и пойдем.
-- Опубликованы планы оккупации Западного Берлина странами ОВД от 1984 года. Как вы к этому относитесь?
-- Это на случай, если НАТО начнет войну. Там находился крупнейший разведывательный центр США за границей. Через него управлялась вся разведывательно-диверсионная инфраструктура, созданная американцами в ГДР, странах ОВД и частично в западных областях СССР. Это нужно было нейтрализовать в случае войны.
-- Тогда почему в плане предусматривались пункты интернирования враждебных элементов и организация жизни после войны?
-- Вы только не сравнивайте так: у нас было, а у них не было.
-- Но у НАТО была оборонительная стратегия в Европе.
-- Не говорите нелепостей. Стратегия НАТО была изначально наступательной, никогда она не была оборонительной. Что -- американцы будут ждать, пока мы по ним нанесем удар? На этот счет были документы, полученные нашими гэдээровскими друзьями.
-- Получается, что в 1985 году мы стоим в Европе, все знаем о противнике и сильны как никогда. А через пару лет стремительно бежим оттуда. Что случилось?
-- Из Европы бежали по другой причине. Агония СССР началась еще во второй половине 1970-х годов. Президент Картер запустил тогда в Америке 12 новых военных программ, мы ответили чем-то похожим у себя. А у нас были неурожаи и прочее. Потом в 1983- 1985 годах американцы провели стратегическую операцию по лишению Советского Союза валютных средств. Они добились того, что цены на нефть упали до $5-6 за баррель. А наша себестоимость была $11-14. Началось быстрое скатывание в ту ситуацию, которая потребовала появления Горбачева. Но пришел он без всякой программы и конкретной мысли. Благодаря правлению Горбачева страна попала в такую замазку, когда не на что было покупать продовольствие. Он разбазарил все золотые запасы. Одним словом, что касается внешних предпосылок кризиса, это было преднамеренно. А что касается внутренних, была элементарная неграмотность. В результате перестройку финансировать было нечем.

«То, что реально планировалось,-- расколоть компартию»
-- Лозунг ускорения был снят из-за падения цен на нефть?
-- Отчасти. Поскольку тягаться с Западом на равных больше не было сил, Горбачев поставил вопрос об изменениях в оборонной промышленности, а для этого необходимо было пересмотреть внешнеполитическую доктрину. Так появилось «новое политическое мышление».
-- Но советский народ мог терпеть бескормицу бесконечно. А руководителям и так хватало.
-- Все эти шаблоны про номенклатуру ни к чему. Может, злоупотребления и были. Но это была группа в несколько сотен человек на весь Советский Союз. Я работал в МИДе, и у меня не было ни одного нормального отпуска. Я узнал, что там есть охотничье хозяйство, когда уже ушел оттуда. Кто-то пользовался, а кто-то не пользовался.
-- Что же толкало Горбачева на экстремальные решения?
-- Горбачев считал, что самое главное достоинство политика -- это импровизация. Что не нужно иметь систему, программу, когда приходишь к власти. Послушал совет Лигачева или чей-то еще, скажем, по антиалкогольной кампании, и мы лишились не только доходов от нефти, но и налоговых доходов от продажи водки и вин. Более того, под это разрушили свои виноградники и винное хозяйство. Вывели самогоноварение из деревни в города. Не учитывался ни американский опыт, ни наш собственный, хотя он был положительный, когда Николай II ввел в 1914 году сухой закон.
А в международных делах Горбачев был готов отдать полцарства за коня. Поэтому и попросил у канцлера Коля дать кредит в 4,5 млрд марок -- иначе, дескать, нечем будет завтра кормить народ: «Если вы мне дадите этот кредит, то получите все, что вы хотите». Это объясняет и тогдашнюю капитуляцию в Архызе на встрече с Колем в 1990 году. Капитуляцию за спиной наших партнеров по Варшавскому договору.
Он раздражался по поводу недооценки своих действий Западом. Как-то он пригласил Язова, Крючкова, Шеварднадзе, начальника Генштаба и разразился такой тирадой: «Вот мы сокращаем дивизии, сокращаем нашу группировку с 1987 года в ГДР, проводим другие мероприятия, и все равно западная печать и государственные деятели называют экспансионистами, потенциальными агрессорами и так далее. Несуразность какая. Вот американцы если что-то делают -- так это обязательно в интересах мира и оборонительной концепции НАТО».
-- С кем в окружении Горбачева вам приходилось общаться по международным делам?
-- Несомненно, умными были у него помощники Шахназаров и Черняев. Но у них был такой занос: сдавать все, что можно сдать, если за это будет хоть какая-то минимальная компенсация. Шахназаров на заседании кризисного штаба, который был создан после падения стены в Германии, как-то сказал: «На нынешнем военно-техническом уровне блоки потеряли свое значение. Поэтому будет ГДР в составе НАТО или не будет -- это роли не играет». Я этот тезис продолжил: «Тогда пусть и ФРГ выходит из НАТО, если это не играет никакой роли». Шахназаров был также главным теоретиком в области создания политструктур. Но квинтэссенцией его идей было следующее: цена свободы -- развал Советского Союза.
-- Вы пытались с этим спорить?
-- Шахназаров, Черняев, Яковлев, зная мою позицию, меня никогда в подробности не посвящали, особенно в то, что реально планировалось,-- расколоть компартию и создать социал-демократическую. Однажды я обратил внимание Яковлева на то, что некоторые тезисы в выступлении Горбачева насчет социал-демократической партии на самом деле перекликаются с теми, что мы находим у Троцкого. Яковлев на это сказал: «Меня это ни в коей мере не смущает».
-- Говорят, что поначалу Горбачев хотел использовать социал-демократическую идею для того, чтобы утвердиться в Европе не военными, а политическими средствами.
-- Насчет социал-демократической идеи он все колебался, стать ли ему левым христианским демократом или социал-демократом. Я объяснял это так: он все ищет, кого следующего предать. К 1990 году социал-демократия стала ему уже до лампочки.
-- Военные утверждают, что политические решения разрабатывались исключительно в ЦК, они же только выполняли волю партии.
-- Идеи военных рассматривались в таком узком составе, что нас в международном отделе в них не посвящали. Они выходили напрямую на генсека. Иногда он меня приглашал на такое обсуждение. Была еще комиссия Зайкова, на которой рассматривалось, как выполняются директивы ЦК и Совета Безопасности на переговорах с американцами по контролю над вооружениями. На этой комиссии проходили очень горячие споры, особенно между Генштабом, когда его начальником стал Моисеев, и Шеварднадзе. Моисеев говорил так: «Если эта позиция будет утверждена как позиция правительства, Генштаб снимает с себя ответственность за обеспечение обороны страны». Шеварднадзе на это отвечал: «Если будет принята позиция Министерства обороны, то пусть оно и ведет переговоры с американцами». И начинались неимоверные усилия, как соединить несоединимое и донести до Горбачева. Докладывалось, что в таком-то вопросе МИД отошел от директив -- пообещал американцам больше, чем это соответствует нашим интересам. Обычная реакция Горбачева была: «Конечно, это не очень хорошо, когда министр иностранных дел позволяет себе такие вольности. Но слово не воробей -- оно уже вылетело, назад рулить трудно. Я ему сделаю внушение, что нужно строже выполнять».
-- Как вы объясняете такую мягкость?
-- Когда Ахромеев и я уходили в отпуск в июле 1991 года, он сказал: «Я раньше думал, Горбачев поступает так в вопросах контроля над вооружениями и нашего одностороннего разоружения, потому что он не понимает проблемы. Сейчас я убеждаюсь в том, что он разрушает наш оборонный потенциал сознательно».
-- Говорят, что Маргарет Тэтчер симпатизировала Горбачеву и он во многом соглашался с ее взглядами. Это влияло на его линию в международных делах?
-- Тэтчер он ценил высоко, но соглашался с ней лишь до конца 1989 года. Тэтчер считала, что Горбачев совершает громадную ошибку, идя на поводу у Коля в германском вопросе. И это нарушает национальные интересы Великобритании. Она предлагала Горбачеву, так же как и Миттеран, координировать усилия трех стран, для того чтобы модель объединения Германии соответствовала интересам трех держав. Чтобы была конфедерация, позволявшая оставить ФРГ в НАТО, а ГДР -- в Варшавском договоре. С 1990 года Горбачев стал принимать кого угодно -- американских школьников, американских церковников, американских же педагогов. Но он не принял ни Брандта, ни главу Социнтерна Киннока. Потому что социал-демократы были противовесом его контактам с Колем. А в значительной мере по рекомендации посла Квицинского он делал односторонний выбор. Так было устроено у него безальтернативное мышление. Он замкнулся на Коля, которого считал наиболее солидным политиком, хотя тот сравнивал его с Геббельсом в свое время. И никакие аргументы здесь на Горбачева не действовали.

«Путча не было. Это была инсценировка»
-- К чьему мнению Горбачев прислушивался?
-- Горбачев считал, что у перестройки должен быть один архитектор, поэтому даже премьера Рыжкова слушать вообще не следует. Рыжков на Политбюро в моем присутствии часто возражал: «Мы не можем брать на себя дополнительные обязательства. Нельзя безоглядно печатать деньги и продавать золото». Горбачев неизменно настаивал на своем: «Николай, у меня просьба, поддержи в последний раз. Нам это критически нужно, чтобы переломить спад настроения населения, которое попало в трудную ситуацию со снабжением». Предложение Рыжкова о повышении цен с компенсацией повышением зарплаты Горбачев тоже отверг. Причем была намеренно допущена утечка информации. Иностранные «голоса» объявили, что предстоит повышение цен на мясо, масло и прочее. И у нас в течение нескольких месяцев раскупили товары на два-три года вперед. Моя мать купила стирального порошка столько, что ее внучка до сих пор им стирает.
-- Для чего и кому понадобился путч?
-- Да путча не было. Это была инсценировка. Перед отъездом в отпуск Горбачев дал указание готовить чрезвычайные меры, проработать модели. Хотя обсуждались они очень долго. Я говорил на Политбюро еще в декабре 1990 года: «Горбачев сам характеризует нынешнее положение в стране как чрезвычайное. На экономически чрезвычайное положение должен быть экономически чрезвычайный ответ. Я говорю о необходимости принятия определенных мер, которые могли бы переломить ситуацию». Нужно было вводить контроль за ценами. Не программу «500 дней» проводить, а демонополизацию.
-- Если это была инсценировка, то какие цели она преследовала?
-- Была запланирована такая же демонстрация силы, какая проводилась еще в феврале 1991 года. Тогда танки не имели боезарядов, у солдат с автоматами не было патронов. Это было предупреждение для тех, кто собирался расчленять Советский Союз. Ельцин хотел использовать новоогаревский договор, чтобы предпринять следующий шаг -- фактически превратить СССР в подобие конфедерации. Верховной власти во главе с Горбачевым отводились представительские функции, а реально будут править царь Борис в Москве и цари в республиках. Аргумент у Ельцина был такой: «Россия перестанет быть дойной коровой для всех остальных, и мы займемся сами собой».
-- То есть с помощью ГКЧП собирались попугать Запад и собственных сепаратистов?
-- Собирались выбить почву у тех, кто использовал переговоры в Новоогареве как ширму для сепаратистских действий. Поставить этих людей на место, наверное, кого-то сместить. Но в итоге зашли слишком далеко -- появились проекты изолирования, если окажут сопротивление.
-- Какое участие в разработке всего этого принимал ЦК?
-- От ЦК там был один Шейнин. Никто из членов Политбюро, включая Ивашко, не знал об этом. В ночь на 19 августа дежурному по ЦК было поручено вскрыть пакет, где он был информирован, что предстоит на следующий день. Из заведующих отделами был в курсе только Кручина. Я был на даче. Пришел сосед, генерал КГБ Кеворков, и говорит: «Чем ты тут в саду занимаешься? В Москву введены войска». У меня на даче телефона не было, привилегиями я не пользовался. Когда водитель приехал, в машину позвонили, что меня вызывают в ЦК. Там я спросил Шейнина: «Что за оперетту вы развели? ТАСС у вас не под контролем, Гостелерадио -- тоже. Или вы хотите стать мучениками, а мы вроде как оппортунисты?» Он говорит: «Ты задаешь вопросы, на которые пока не получишь ответа». Я ему: «Такие вещи разве так готовятся, если уж надо было их готовить?» Шейнин: «Жаль, мы тебя в команду не взяли». Он до сих пор на меня в обиде, что я не поддержал ГКЧП.
-- В какой момент Горбачев почувствовал, что надо дистанцироваться от путчистов?
-- Когда на Горбачева вышли 17-18 августа с докладом -- все готово, надо действовать, то Горбачев сказал: «Валяйте, делайте что хотите. Я больше в ваши игры не играю». Горбачев просто-напросто струсил. Или понял, что вся команда какая-то чудная получилась, бутафорская. Янаев, скажем, еще более горький алкоголик, чем Павлов.

Валентин Фалин родился 3 апреля 1926 в Ленинграде. По окончании МГИМО в 1950 -- референт в советской контрольной комиссии в Берлине. В 1951-1958 работал в комитете информации при МИД СССР, в 1958-1959 -- в отделе международной информации ЦК КПСС, в 1959-1978 -- в МИД СССР. В 1966-1968 возглавлял 2-й европейский отдел МИДа, занимавшийся проблемами стран Британского Содружества. Со второй половины 1968 возглавил 3-й европейский отдел, занимавшийся германской проблематикой. В 1971-1978 -- посол в ФРГ. В 1978-1982 -- первый заместитель заведующего отделом внешнеполитической пропаганды ЦК КПСС. В 1982-1986 -- политический обозреватель в газете «Известия». В 1986-1988 возглавлял АПН. В 1988-1991 -- заведующий международным отделом ЦК, избран секретарем ЦК КПСС. В 1992-1999 работал в Германии в Институте по проблемам безопасности и разоружения, Гамбургском университете и Гамбургской высшей школе экономики и политики. В настоящее время -- профессор Академии госслужбы при администрации президента РФ.

http://forum.vif2.ru:2003/nvk/forum/3/co/C42E19A3/8

Это был человек-катастрофа

Свидетельствует Анатолий Лукьянов

Состоявшийся 20 лет назад приход на высший пост в партии и стране,
именовавшейся СССР, Михаила Горбачева, последствия начатого тогда “процесса”
, приведшего могучую супердержаву к радикальной смене общественного строя,
распаду и социально-экономической катастрофе, продолжают оставаться
предметом оживленной дискуссии в среде политиков и политологов, на страницах
и сайтах СМИ. Появляются “тезисы о перестройке” и в пику им “антитезисы”.
Специалисты из “Горбачев-фонда” с придыханием говорят о “великих заслугах”
своего шефа, осуществившего “эпохальный поворот в мировом процессе”, и даже
о якобы внесенных им в политику “морали и нравственном начале”.

На страницах “Правды” свою оценку событиям конца минувшего века и роли
в них Горбачева и его окружения дали видные партийно-политические деятели
тех лет Е.Лигачев (“Правда”, 1—4 и 5—6 апреля с.г.) и В. Болдин (номер от
12—13 апреля). Между тем своего рода откровением стал появившийся на сайте
“Московских новостей” (“МН”) диалог самих “архитекторов у развалин” М.
Горбачева и А. Яковлева (Л. Телень “Двое в одной лодке”), где они вместе со
своим сподвижником Егором Яковлевым, уже не стесняясь, приоткрывают истинные
цели и намерения, которыми руководствовались, начиная свою разрушительную
работу.

Прокомментировать признания, объяснения и выводы “реформаторов”
редакция “Правды” попросила председателя Центрального консультативного
совета при ЦК КПРФ, очевидца и активного участника тех событий,
возглавлявшего в трагическом для партии и страны 1991 году Верховный Совет
СССР, Анатолия Ивановича ЛУКЬЯНОВА.

Двое в одной лодке

— Вряд ли есть смысл,— заметил Анатолий Иванович,— останавливаться на
всех связанных с этим, с позволения сказать, “юбилеем” толках и сплетнях,
домыслах и вымыслах. Но обнародованный на сайте “МН” диалог М. Горбачева и
А. Яковлева, пожалуй, заслуживает внимания. Особенно начало, когда третий
участник “непринужденной” беседы Егор Яковлев спросил: не помнят ли они тот
момент, когда впервые поняли, что “друг другу союзники в том, что позже
назовут перестройкой”?

Послушаем их ответы.

М.Г. Когда он (А. Яковлев. — Ред.) предложил создать на базе КПСС две
партии.

А.Я. Он (М. Горбачев. — Ред.) сказал, что рано.

М.Г. Не так. “Пока рано”. Но сразу добавил: “Не надо торопиться, мы
еще далеко пойдем...”

Далее выясняется, что это был не первый разговор на эту тему, что
впервые “откровенная, без оглядки” беседа между ними состоялась после
встречи с тогдашним премьером Трюдо в Канаде, куда Горбачев приезжал, будучи
секретарем ЦК, а А. Яковлев был там послом.

— Выходит, задолго до апрельского Пленума ЦК КПСС, на котором только
что избранный Генсек впервые провозгласил так дорого обошедшуюся стране
“перестройку”?

— Надо бы заметить, что сам термин “перестройка” отнюдь не принадлежит
Горбачеву. Как известно, стране не раз приходилось вести глубокую
перестройку народного хозяйства и в годы индустриализации, коллективизации,
и в войну, и в послевоенное время, когда экономику переводили на мирные
рельсы...

В наше же время вопрос о перестройке поднял Ю.В. Андропов. Была
создана для этого специальная группа, куда входили Рыжков, Горбачев,
Долгих... Но речь тогда шла о перестройке социалистической, об ускорении
экономического развития, укреплении всех форм общественной собственности, о
научно-технической революции, с которой мы явно отставали. Именно о такой
перестройке шла речь и на апрельском Пленуме ЦК, и на XXVII съезде партии.
Но, как мы видим из того же диалога, на самом деле эти горе-архитекторы
замахивались на самое партию, предусматривая ее расчленение, за которым не
могла не последовать политическая и экономическая катастрофа.

— Но почему непременно катастрофа? Может, предполагалась некая
двухпартийная конструкция по западным лекалам, при которой партии поочередно
сменяют друг друга у руля власти? Так сказать, демократия, плюрализм и т.д.

По “заветам” Джона Кэннона

— Из беседы на сайте “МН” видно, что по сути с самого начала вопрос
стоял о системе, ее сломе, а для этого надо было лишить эту систему стержня,
которым и являлась КПСС. Расчленить единую партию означало сломать,
раздробить этот стержень. И это с давних пор отлично понимали враги СССР, о
чем свидетельствует хотя бы та же сформулированная еще в 1947 году доктрина
Даллеса.

— Некоторые сомневаются в подлинности этого документа.

— К сведению скептиков, я мог бы назвать еще один документ тех лет,
подлинность которого исключает все сомнения. Это высказывание одного из
старейших американских политиков, бывшего посла в нашей стране, автора
известной доктрины “сдерживания СССР” Джона Кэннона. Вот что он говорил в
1947 году:

“Если что-нибудь подорвало бы единство и эффективность партии как
политического инструмента, Советская Россия могла бы мгновенно превратиться
из одной из сильнейших в одну из слабейших и самую жалкую страну мира”.

Как видим, спор у наших “реформаторов” шел не о том, сколько партий
нужно советскому обществу: за ним была судьба страны.

— Выходит, Горбачев и его окружение, прорвавшиеся к власти под
лозунгами перемен, на самом деле вольно или невольно выполняли рекомендации
заклятых врагов нашей страны? Кстати, кто именно входил в это окружение?

— По свидетельству самого Горбачева, “мы” — это он сам, Александр
Яковлев и Вадим Медведев. Сюда можно отнести и Шеварднадзе. Именно эта
группа была ядром тех сил, что тянули страну к капитализации, к рынку.

— Причем тянули в лихорадочной спешке.

— Да, в беседе и Горбачев, и Яковлев то и дело сетуют, что
запоздали-де с реформированием партии, с реформированием Союза, с
экономической реформой. Фактически же, обозревая сейчас то, что было на моих
глазах, могу сказать, что реформ-то этих тогда было провозглашено страшно
много и практически ни одна из них не была завершена. Это был такой навал
“реформ”, с которым может сравниться, пожалуй, только то, что делает
путинское правительство сейчас, проводя 11 реформ одновременно. Скорее
всего, думаю, с тем же плачевным результатом.

Вспомните, что было запущено после апрельского Пленума ЦК:
реорганизация управления сельским хозяйством; антиалкогольная кампания;
борьба с нетрудовыми доходами; прямые договорные отношения между
предприятиями; госприемка; переход на оптовую торговлю; конверсия “оборонки”
; полный хозрасчет; самофинансирование; экономический суверенитет; принцип —
“разрешено все, что не запрещено”; перекачка средств предприятий в
кооперативный сектор... Неизбежное “затухание”, а точнее говоря, провал всех
этих многочисленных, не в лучшем смысле этого слова, “комсомольских”
починов, которые прямо-таки валились на партию, на кадры, на советские
органы, в значительной мере дискредитировали партию, ее руководство, самого
Горбачева. “Вы предложили такой темп для страны, для общества, для людей,—
вспоминал Горбачев слова гостьи из Франции профессора Элен Карер д'Анкос,
ставшей сегодня постоянным секретарем Французской академии,— который даже
ваше окружение с трудом одолело, не говоря уж о стране”. Помню, то же самое
она говорила тогда и мне. Но...

С закушенными удилами...

— Но, как показали дальнейшие события, наши ретивые “реформаторы” уже
закусили удила... И даже теперь, спустя 20 лет, сетуют на то, что не громили
партию и ее структуры еще более решительно, что “надо было гнуть к земле
номенклатуру”. Бывший партийный “идеолог” А. Яковлев чуть ли не волосы на
себе рвет: “Я на себя готов взять часть вины: не сумел мобилизовать
демократическую печать, чтобы за жабры, или, как говорил Салтыков-Щедрин, за
морды, взять номенклатуру...”

— Ну Яковлев-то знал, на что он руку поднимал. Ведь что такое
номенклатура? Мне в свое время, когда я заведовал Общим отделом ЦК, пришлось
ознакомиться с архивом Сталина. И вот представьте: вся кадровая документация
у Сталина, когда он начинал свою работу на посту Генерального секретаря,
помещалась в одном деревянном ящике, на котором было написано: “Партийная
номенклатура”.

А вот что в нем содержалось. Партия следила, чтобы любой человек,
идущий на повышение, рекомендуемый на ответственный пост, обязательно прошел
все ступеньки производства. Не мог, скажем, он стать наркомом (позже —
министром), отвечающим за промышленность, если не побывал в шкуре рабочего,
мастера, начальника цеха, главного инженера, директора. То же и в сельском
хозяйстве. Показалось бы совершенно невероятным, если бы, простите меня,
продавец цветов или человек, не имеющий экономического образования,
руководил всей экономикой страны. Или вдруг исполняющим обязанности
премьер-министра стал бы журналист, пописывающий на экономические темы...

Это было невозможно. Поэтому, когда Яковлев говорил, что надо было
“дать по морде номенклатуре”, речь шла о кадрах, о кадрах очень серьезных. И
не случайно, когда у “перестройщиков” стали одна за другой проваливаться их
экономические “реформы” и они взялись за политическую, первый удар был
нанесен по наиболее опытным кадрам, специалистам в своих отраслях, людям,
твердо стоящим на защите социалистических принципов жизни страны. Я имею в
виду противозаконный, в нарушение Устава, вывод из состава ЦК ста десяти его
членов, о котором уже упоминал в недавней беседе на страницах “Правды” В.И.
Болдин. И только один из них сказал тогда: “Не вы меня избрали в Центральный
Комитет. Меня избрала партия. И никуда я не уйду”.

Это был Ефим Павлович Славский — человек, которого я хорошо знал,
человек-легенда, один из создателей нашей атомной промышленности, оборонного
щита Родины. Как видим, удары по номенклатуре в то время были, по сути,
ударами по партии, ударами в ее солнечное сплетение.

Ну а дальше упомянутая в начале яковлевская задумка о расчленении
партии на два крыла стала воплощаться в борьбу за уничтожение самой партии.
Возникает и зреет в кругах этих самых “перестройщиков” идея “Советы без
партии”, “Советы без коммунистов”. Она звучала на собраниях, на улицах. Ее
вынесли на Красную площадь, когда была организована “параллельная”
демонстрация. Помню наши разговоры с академиком Сахаровым, который однажды
пришел ко мне с дощечкой на груди, где красовалась надпись “Вся власть
Советам!” Другой раз заявился со своим вариантом Конституции. В своих
доводах он был вроде и за Советы, и за сохранение Союза, но никак не мог или
не хотел поверить в то, что, если лишить их партийного стержня, все может
рассыпаться.

— А какие стрелы летели в 6-ю статью Конституции СССР о руководящей
роли партии!

— Между прочим, эта статья не была, как считают многие, отменена. В
измененной редакции она существовала, пока действовала сама Конституция
СССР. То есть и после августовских событий 1991 года. Но для организаторов
контрреволюционного переворота она была уже, как говорится, клочком бумаги.

Следующий удар был нанесен по самой структуре партии. После
вынужденного ухода Лигачева практически перестал работать Секретариат ЦК. А
это был орган, который организовывал и контроль, и разработку целого ряда
проблем, и реализацию принятых решений. А после XXVIII съезда — еще удар:
партия как единая организация, построенная на основе демократического
централизма, была превращена фактически в федерацию партий. В Политбюро ЦК
вошли руководители всех компартий союзных республик. В Эстонии, например,
были к тому времени две компартии, и оба их лидера стали членами Политбюро.

— Нелепость! Значит, каждая компартия сама по себе, а их связь с
центром через своих представителей в Политбюро становилась чисто формальной?

— Вот именно. Что и подорвало в итоге одну из главных связующих скреп
Союза — единую, централизованную партию. Вот когда оправдался прогноз Джона
Кэннона: вырвать это ядро, этот стержень из федерации означало развалить
Союз. Так же как и вырвать этот стержень из Советов означало лишить
регулируемого партией представительства в них рабочих и крестьян — классовой
опоры советского строя.

И наконец — самый тяжелый удар по партии, осуществленный руками
перехватившего эстафету у “реформаторов” Ельцина. Вопреки действующей
Конституции, указом российского президента было запрещено создание партийных
организаций в трудовых коллективах, научных и образовательных учреждениях,
воинских частях и т.д. То есть партия отрубалась от ее основы — первичных
парторганизаций. Это был действительно самый жестокий удар по первичкам,
объединявшим 18 миллионов коммунистов.

Истоки предательства

— Как-то все уж больно легко получалось у разрушителей партии. Там —
одним махом изгнали из ЦК “неугодных”, здесь — одним указом лишили партию
самого, что называется, тела — ее первоосновы. Были же за этим и какие-то
глубинные факторы и причины?

— Разумеется, были. Прежде всего это было связано с тем, что партия
отставала в значительной степени от движения общества. Она, как говорил Ю.
Андропов, по существу “прозевала” научно-техническую революцию. Во-вторых,
партия оказалась, как мы только что говорили, разваленной в организационном
плане и превратилась в федерацию партийных организаций. И, в-третьих,
тяжелейший удар по партии нанесло предательство ее руководства. Человек,
которого буквально вынянчила партия, вознесла на высший пост, сам предал ее.

Не могу забыть такой эпизод. Когда в начале 1991 года возникло так
называемое движение демократических реформ, куда вошли А. Яковлев,
Шеварднадзе и другие, пошли разговоры, что склоняется к нему и сам Горбачев,
я прямо спросил его: “Правда ли, что вы намереваетесь в какой-то форме
примкнуть к этому движению? В таком случае, если среди приверженцев нашей
партии останется в конце концов всего один человек, таким человеком буду я”.

“Нет, нас будет двое”,— ответил тогда Горбачев. А через два месяца он
публично отрекся от партии, и это стало логическим завершением его политики
колебаний, компромиссов и в конечном счете прямым предательством партии и
государства, президентом которого он был.

— Но в беседе на сайте “МН” он утверждает, что в борьбе за сохранение
Союза “сопротивлялся до последнего”.

— Между прочим, белорусские товарищи говорили, что в день, когда в
Беловежской Пуще собрались гробовщики Союза, руководители КГБ республики
звонили Горбачеву и просили разрешения нейтрализовать эту группу
заговорщиков, посягающих на целостность Союза. Горбачев промолчал.

— А потом с легкой душой сложил полномочия, отдав Союз на развал и
разграбление.

— Я иногда удивляюсь тому, что спустя 20 лет после 1985 года вдруг
начинается выгораживание Горбачева, превознесение его заслуг. Когда Егор
Яковлев, например, в беседе, заявил, что многие считают Горбачева “врагом
народа, следующим после олигархов”, А. Яковлев сказал, что он лично
объявляет “мораторий на критику Горбачева”.

— Другими словами — мораторий на критику тех, кто предал партию,
страну, советский строй.

Жестокие уроки

— Не буду приводить здесь фактов и цифр, показывающих, чт`о страна в
результате их предательства потеряла. Об этом много писали, и читателям
“Правды” эти итоги известны. Я хотел бы, чтобы все мы еще и еще раз уяснили,
к чему приводят нарушение единства партии, ее раскол, внутренние раздоры и
что эти жестокие уроки актуальны и для нас, для нынешних левых сил.

Вспомните: августовские события 1991 года — это всего лишь 72 часа. Но
вслед за этим по всей стране — антикоммунистический шабаш: погромы партийных
комитетов, аресты, “охота на ведьм” (первую книгу об этих событиях мне
пришлось писать в тюрьме).

А после разгрома КПСС — переворот антисоюзный: в декабре 1991-го —
январе 1992-го разрушен СССР. Столь же закономерным в свете этих событий
стал и переворот сентября — октября 1993 года, похоронивший под гром
танковых пушек Советскую власть.

Вот эту трагическую цепь событий, последовавших после лишения общества
партийного стержня, мне кажется, очень важно понять, когда речь идет о роли
партии в нашей жизни. И в этом смысле диалог М. Горбачева и А. Яковлева на
сайте “МН” — документ весьма показательный.

— Но они не только восхваляют свои “великие” заслуги. Их тревожат
“откат” от “демократических реформ”, “авторитарные” поползновения путинского
режима. Они даже вспомнили, что вот, мол, в советские времена помощник или
зав. Общим отделом у того же Горбачева никак не мог стать председателем
совета директоров нефтяной компании или даже просто построить себе дачу...

— Говорят о том, что путинский режим возвращается к однопартийной
системе. И это, пожалуй, недалеко от истины. Хоть партий-“клонов” ныне
развелось немало, но все они в руках одного кукловода, что, собственно, и не
отрицается. Вот что, например, пишет один из вождей “Единой России”
Богомолов в журнале “Российская Федерация”:

“В современной действительности любая большая политическая партия,
подобная нашей, безусловно, может начать существовать только после толчка из
Кремля, только как реализация кремлевского проекта. Я и не скрываю, что мы
получили добро, как и все остальные, кроме, пожалуй, КПРФ, хотя и она —
преемница бывшей кремлевской партии...”

Как видим, даже “единоросс” В. Богомолов признает, что КПРФ не
“изобретение Кремля”. В современной политической системе “изобретениями
Кремля” являются как раз партии, противостоящие коммунистам. И отсюда у
нынешнего режима главное — это защита “Единой России” и прочих “своих”
партий, а с другой стороны — настоящая холодная (а иногда, скажем прямо, и
горячая) война против КПРФ.

Вот почему единство партии — я снова к этому возвращаюсь, — ее связь с
массами, ее умение поспевать и идти впереди событий имеют для коммунистов
колоссальное значение. И вот почему так опасны для нее внутренние конфликты,
предательство, попытки подкупа со стороны режима.

— Удивительно, что эти наши бывшие “вожди”, стоявшие когда-то по
праздникам на трибуне Мавзолея и ставшие предателями, считают себя чуть ли
не героями. А какая ненависть к времени, к эпохе, которые сделали их
учеными, политическими деятелями! А. Яковлев, например, в этой беседе
заявляет, что никак не может смириться с “советской” мелодией Российского
гимна. Каждый раз, говорит, когда по ТВ или радио звучит гимн, “рука тянется
к выключателю”. Но в этом гимне и слова-то не советские. А ведь было время,
когда и слова, и музыка были советскими и А. Яковлев под тот “сталинский”
гимн не только вставал, но и наверняка подпевал в меру своих голосовых
связок.

Интересно, если бы в Книгу рекордов Гиннесса ввели раздел рекордов
предательства и лицемерия, какое бы место заняли там наши “архитекторы”?

— Без комментариев.

Беседу вел Николай КОЖАНОВ.

Си-эн-эн гордится своим участием в развале Советского Союза
ИТАР-ТАСС 02.06.2005

Распад Советского Союза стал одним из "определяющих событий" последних 25 лет. Такое мнение высказала телекомпания Си-эн-эн, которая по случаю собственного четвертьвекового юбилея составила список, в который включила 25 моментов, оказавших наибольшее влияние на новейшую историю.
 

Леонид Кравчук сожалеет, что подписал Беловежский договор. Очухался...
01.06.2005

http://www.iraqwar.mirror-world.ru/article/52117

В. Фалин: Черчилль планировал бесповоротный разгром СССР

С 17 июля по 2 августа 1945 года во дворце Цецилиенхоф в Потсдаме, недалеко от Берлина, прошла конференция глав государств СССР, США и Великобритании. Это была последняя конференция, собравшая под одной крышей союзников по антигитлеровской коалиции. И хотя Потсдамская конференция приняла ряд важнейших документов, определивших дальнейшую судьбу послевоенного мира, многие ее решения остались только на бумаге, другие были искажены до неузнаваемости. Почему так произошло? Что помешало бывшим союзникам сохранить свои партнерские отношения и в мирное время? О тайных пружинах Второй мировой войны и послевоенной политики в беседе с военным обозревателем РИА «Новости» Виктором Литовкиным рассказывает доктор исторических наук Валентин ФАЛИН.

- Хочу начать нашу беседу, Валентин Михайлович, с очевидного вопроса. Многое о Потсдамской конференции обычному человеку известно. По крайней мере, тому, кто внимательно штудировал в школе историю, видел фильм «Освобождение», еще помнит, что на конференцию вместо Рузвельта прибыл Трумэн, а Черчилля после провала на парламентских выборах сменил новый глава правительства Великобритании Этли. Также не секрет, что в Потсдаме Трумэн «конфиденциально» известил Сталина о создании американцами «невиданно мощного оружия» - атомной бомбы, а тот и бровью не повел в ответ на это сообщение... А что в действительности было самым главным на самой конференции и вокруг нее для историков и для истории?

- У Потсдамской конференции много измерений. Нет однозначного ответа на вопрос, какое значение она имела на завершающем этапе Второй мировой войны, - ведь еще предстояло поставить на колени Японию. Как повлияли ее решения на развитие мирового сообщества вплоть до конца двадцатого столетия. На сей счет есть разные и противоречивые суждения.

В общем-то, как ни странно это звучит, немалым достижением явился сам факт встречи «большой тройки». Ибо противников Ялты было тогда в коридорах власти Соединенных Штатов и особенно Великобритании предостаточно, а вес приверженцев продолжения сотрудничества с Советским Союзом ради построения мира, свободного от насилия и угроз, шел на убыль.

Несбыточность расчетов отодвинуть СССР на роль статиста при определении политического лица Европы стала явной к весне 1945 года. Развитие вышло на нерасчетную орбиту. Разочарование от неспособности западных союзников «опередить Советы» в приближении к Берлину взбило за океаном и на Альбионе вал русофобской истерии. Общественное мнение будоражили призывами остановить «зарящихся на западную цивилизацию русских варваров». Не только в консервативной прессе и с церковных амвонов замелькали тезисы о несовместимости интересов Запада и Востока. Джозеф Грю, помощник госсекретаря США, писал в мае 1945 года в своей тетради: в итоге Второй мировой войны «диктатура и господство Германии и Японии перешли к Советскому Союзу, который в будущем станет представлять для нас (американцев) такую же опасность, какую являли собой державы оси». И для ясности присовокупил - война с СССР «неотвратима настолько, насколько вообще что-либо может быть неотвратимым в этом мире». Между тем, Грю слыл за друга покойного президента Рузвельта.

Обывателя пугали слухами и домыслами о «чистках и расправах», будто бы захлестнувших страны, которые попали под контроль Красной Армии. Ссылались на «очевидцев» ареста, к примеру, в Румынии до 2000 приверженцев диктатора Антонеску и прочих оппозиционеров.

Конечно, свержение пронацистских режимов в странах-сателитах Германии не было свободно от типичных для сталинской системы власти перегибов и безобразий. Однако ни один уважающий факты аналитик не обнаружит весомых различий между «чистками» в Восточной Европе и «чистками», скажем, во Франции по отношению к фашистским пособникам. Там трибуналы без раскачек приговорили к расстрелу 38 — 40 тысяч коллаборационистов и втрое больше изменников отправили на каторгу. Французская практика без особых эмоций «принималась к сведению».

- Известная логика – «что дозволено Юпитеру, не дозволено быку».

- Да, это так. Эта логика ранжировала подходы США и Великобритании к Западной и Восточной Европе, ко всему, что происходило на войне и должно было статься по ее окончании. Сравним установку Вашингтона на проблему возмещения ущерба, причиненного Германией жертвам агрессии. Подзабылось, как после Первой мировой войны американцы обязали немцев заплатить репараций только Штатам на сумму 55 млрд.долларов, хотя на территорию США ни тогда, как, впрочем, и во Вторую мировую войну, не упало ни единой немецкой бомбы или снаряда. Теперь же, еще до капитуляции нацистской Германии, за океаном решили фактически списать агрессорам материальную ответственность за политику «после нас хоть потоп».

Сверх того, в марте 1945 года американский конгресс принял резолюцию, рекомендовавшую администрации воздерживаться от предоставления жертвам гитлеровской агрессии помощи в возрождении их экономики. Меньше всего такой помощи должно было достаться Советскому Союзу.

Этот акт конгресса должен был связать руки Рузвельту, он был еще жив, и министру финансов Моргентау, которые обещали Москве кредиты от 4,5 до 10 млрд. долларов. По прошествии полувека трудно докопаться, что стояло за размышлениями Рузвельта и Моргентау - реальные намерения или тестирование готовности СССР к политическим и прочим подвижкам. Но все-таки похоже, что весной 1945 года в межфракционной борьбе на американском Олимпе на кону были различные варианты видения Советского Союза, в том числе и партнерского толка.

- Какие требования США тогда предъявляли Советскому Союзу?

- В ходу было ныне модное понятие «либерализации». Нам предлагали отрешиться от госконтроля над внешней и внутренней торговлей, «подправить» социально-экономический строй, принять западные стандарты в области информации и прочее. Но главное - Советский Союз должен был убраться восвояси из стран Восточной и Центральной Европы, где, преследуя гитлеровцев, оказались наши войска.

- А что западные державы держали про запас, на случай, если экономические приманки или этот политический пресс не сработают?

- Достаточно многое. Война продолжалась. Разброс дат вероятной капитуляции Германии оставался куда как широким - кто-то утверждал, что рейх рассыплется в ближайшие дни и часы, а другие предрекали, что кровопролитие продлится и до конца года. Больше всего оптимистов восседало в Лондоне, и зиждился их радужный взор в будущее на многообещавших контактах с германской политической и военной верхушкой. С затаенным дыханием на Темзе поджидали роспуска Западного фронта и перехода соединений вермахта в резерв демократий. Готовя почву для смены вех, Черчилль отдал в марте 1945 года приказ: «Тщательно собирать германское оружие и боевую технику и складировать их, чтобы легко можно было снова раздать это вооружение германским частям, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось». Собственно это и был момент зачатия пресловутого плана «Немыслимое», по которому Вторая мировая война должна была с ходу, без промежуточных ступеней перерасти в Третью мировую с задачей нанесения «тотального поражения Советскому Союзу и его уничтожения как многонационального сообщества».

Приказ есть приказ. Трофейное оружие складируется. По согласованию с Эйзенхауэром, фельдмаршал Монтгомери интернирует немецких солдат и офицеров, размещая их по-дивизионно в земле Шлезвиг-Гольштейн и в Южной Дании. Преемник Гитлера адмирал Дениц распоряжается прекратить военные действия на суше, море и в воздухе против США и Англии, но в полном объеме продолжать войну против СССР. Он же, Дениц, и шеф ставки верховного главнокомандования Кейтель уполномочивают генерала Йодля и генерал-адмирала Фридебурга подписать 7 мая 1945 года в Реймсе наскоро сработанный текст акта капитуляции, подменявший документ, который утверждала в Ялте «большая тройка». Насколько мне известно, ни в процессе контактов с Йодлем и Фридебургом, ни при проставлении подписей под реймсским актом команда Деница воевать с Советским Союзом до победного конца не дезавуировалось и, стало быть, при желании, сделку в Реймсе можно было выдать за капитуляцию не государства Германия, а только ее вооруженных сил.

Не случайно, что реймсский фарс разыгрывался на фоне уже фактически принятого Трумэном решения подводить черту под сотрудничеством с Советским Союзом. Вернемся к рассуждениям упомянутого помощника госсекретаря Грю. «Надо, - писал он, - чтобы американская политика по отношению к Советской России немедленно ожесточилась по всем линиям. Гораздо лучше и надежнее иметь столкновение прежде, чем Россия сможет провести восстановительные работы и развить свой огромный потенциал военной, экономической и территориальной мощи».

Сопоставьте даты. 19 мая возник меморандум Грю, а 22 мая британские начальники штабов докладывают Черчиллю сценарий операции «Немыслимое» - сценарий нанесения удара по Советскому Союзу силами США, Англии, британских доминионов, польского экспедиционного корпуса и 10 дивизий вермахта. Всего на проведение этой операции нацеливалось 112-113 дивизий, а датой ее начала называлось 1 июля 1945 года...

- Извините, но в современной западной печати я часто встречался с утверждением, что операция «Немыслимое» имела задачей «защиту Запада от вторжения советских орд, рвавшихся к Ла-Маншу».

- Голословно утверждать можно что угодно. Для этого и выталкивают в шею факты и дают волю фантазиям. Текст, доложенный штабистами Черчиллю, говорит сам за себя. Он известен историкам. В нем целью «Немыслимого» называлось - нанесение Советской России «решительного поражения с использованием всех наличных средств и сил». Не забудьте, на подходе было ядерное оружие. Черчилль об этом знал. «Тотальная война, - читаем мы далее в британском документе, - единственный способ заставить СССР подчиниться воле Лондона и Вашингтона». «Практически нет предела проникновению в глубь России, - цитируем план, - которое понадобится союзникам, чтобы сделать ее дальнейшее сопротивление невозможным». В первую очередь имелось в виду оккупировать районы, лишившись которых советские вооруженные силы утратят материальные возможности продолжать борьбу. Рассекреченное в 1998 году досье, касающееся операции «Немыслимое», свободно от пропагандистских химер типа прожектов покорения Москвой «беззащитной Европы» и прорыва к Атлантическому океану. Начальники штабов корпели над конкретными оперативными директивами.

Байки про «советские орды» суть ягоды с того же поля, на котором цвело русофобство чуть ли не со времен Владимира Мономаха. «Восточными ордами» стращали европейцев в эпоху Петра I, в годы борьбы с Наполеоном, в Крымскую войну. С особым рвением эти идеи обыгрывались после Октябрьской революции. И нет оппонентам дела до того, что наши концепции послевоенного устройства Европы делали ставку не на насаждение просоветских режимов в Польше, Чехословакии и в других странах, освобожденных Красной Армией от гитлеровской оккупации, а на замену «санитарного кордона», «кордона, - по выражению Черчилля, -неистово ненавидящих большевизм государств», который возводился вокруг России после Первой мировой войны, поясом добрососедских стран. Подчеркивая важность советско-польского союзного договора, Сталин рекомендовал Варшаве заключить аналогичные соглашения с Англией, Францией и Соединенными Штатами. Вот его слова: «Польский народ не должен идти за Советским Союзом, он должен идти против общего врага - немцев».

- Когда это было?

- Вскоре после Ялты, в апреле 1945 года. Возьмите подлинные документы той поры. Они сейчас доступны. По ним можно с математической точностью установить, что высшим приоритетом нашей политики в 1945-1947 годах являлся не экспорт социализма, а обеспечение национальной безопасности. Москва была открыта для диалога с западными державами, сама строго следовала четырехсторонним договоренностям. Американский генерал Клей, тот самый «крестный отец» берлинского воздушного моста, отмечал, что, пока США не вошли в клинч с СССР по германской проблеме, нельзя было упрекнуть советскую сторону в нарушении Потсдамских соглашений. Москва, докладывал Клей вашингтонскому начальству, «самым добросовестным образом осуществляла их (решения)» и, кроме того, демонстрировала «искреннее желание дружить с нами (американцами), а также определенное уважение к США». «Мы, - заключал Клей, - ни на минуту не верили в вероятность советской агрессии».

Увы, упрямые факты не позволяют выдать подобный аттестат действиям Соединенных Штатов, Англии и Франции. Если брать в расчет не их декларации, а судить по делам.

В Потсдаме, например, была принята программа трех «д»: демократизации, денацификации и демилитаризации Германии. Что из этого получилось, к примеру, в округе Хам (английская зона оккупации)? 74 процента судейских мантий надели бывшие нацисты. Надо ли удивляться, что ни один из приговоров гитлеровских «народных судов», отправивших тысячи немцев на виселицу и под топор за измену фашистскому режиму и дезертирство, за неподчинение приказу сражаться до последнего патрона, не был в западных зонах отменен? Структуры местного и земельного самоуправления были там пронизаны наследниками третьего рейха. Предлог - не удалось отыскать им квалифицированной замены... К этой теме мы вернемся чуть позже.

- Что знали об операции «Немыслимое» американцы? Имеются ли на этот счет какие-либо сведения?

- Пока этот вопрос до конца не прояснен. Известно, что после кончины Рузвельта британский премьер развил завидную энергию, дабы вовлечь американцев в планы отбрасывания «русских варваров» за Волгу, если не за Урал. И кто знает, может быть, лишь полшага отделяло Черчилля от заветной мечты - с третьего захода развить успех Крымской войны в бесповоротный разгром России.

23 апреля 1945 года на совещании в Белом доме Трумэн высказался за крутой разворот американской внешней политики. Смысл его речей сводился к следующему: Москва отыграла роль, отводившуюся ей «демократиями» в борьбе с нацистской Германией, и Соединенным Штатам сотрудничество с СССР больше ни к чему. Американцы одни, без содействия Советской Армии, в состоянии понудить Японию к капитуляции. Таким образом, Ялтинские договоренности утратили для Соединенных Штатов свою привлекательность и значение. Существенный момент: призывая к повороту в американской политике, Трумэн еще не был посвящен в тайны «манхэттенского проекта» - в работу по созданию атомного оружия.

Правда, американские военные приняли соображения президента в штыки. Если Советский Союз не включится, как он обещал в Тегеране и Ялте, в войну против Японии, конфликт на Тихом океане может затянуться на год-полтора, заявили начальники штабов. В случае неучастия Красной Армии в разгроме Японии американцам пришлось бы высаживаться на территорию метрополии, а потери США в живой силе, учитывая японский фанатизм и возможность передислокации для обороны собственно Японии войск из Китая и Кореи, составили бы более миллиона человек. Это – неприемлемо, считали они. Добавлю, что военные руководители США не отреклись от вывода о желательности соединений американо-советских усилий на финишном отрезке войны с Японией и после успешного испытания ядерного устройства на полигоне в Неваде.

Следовательно, не будет чрезмерным сгущением красок констатировать, что Потсдамской конференции могло бы и не быть, не удержи ведущие военные деятели США Трумэна от разрыва Ялтинских соглашений в апреле 1945 года. Принципиальное решение повременить с роспуском антигитлеровской коалиции до капитуляции Японии помешало также Черчиллю подвести мину под эту встречу в верхах. Если чего премьер и добился, то ее отсрочки на пару-другую недель, что, впрочем, тоже не осталось без негативных последствий. Но главное – конференция все же состоялась. Правда, она стала прощальным салютом нашему союзничеству в годы Второй мировой войны.

http://rian.ru/analytics/20050627/40769409.html

ПОЛУОСТРОВ ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ

На протяжении полувека передача Крыма Украине объяснялась волюнтаризмом Хрущёва. Но, оказывается, есть и другая версия...

В 1954 году в Советском Союзе произошло, казалось бы, обычное для того времени изменение в административно-территориальном делении государства: Крымская область из состава РСФСР переводилась под юрисдикцию Украинской ССР. Великая Русь, несущий стержень великой советской державы, лишилась богатой, чисто российской территории, имеющей стратегическое значение в геополитическом масштабе. И произошло это прозаически просто в силу текущих решений высшего партийного и государственного руководства, принятых в мирной, спокойной обстановке, без каких-либо дискуссий, борьбы мнений, единогласно и, главное, быстро, как бы в спешном порядке.

По официальной версии, основанием для такого решения послужило территориальное тяготение Крымской области к Украинской ССР, общность экономики, тесные хозяйственные и культурные связи между Крымом и Украиной. Сыграл свою роль и удобный временной повод: как раз в 1954 году в СССР широко отмечалось 300-летие воссоединения России и Украины - удобный случай подчеркнуть историческое и политическое значение этого события передачей Крыма Украине как доказательство того, что «такой великий народ, как русский народ, без всяких колебаний великодушно передал другому братскому народу одну из ценных областей».

Столь ничтожное обоснование такого важного политического и государственного акта, как передача целой области другой республике, заставляет усомниться в официальной версии, вызывает подозрение, что тут действовали более серьёзные, тщательно скрываемые мотивы...

Крым был присоединён к России в 1783 году. Она получила тогда крепости Керчь и Еникале, запиравшие вход в Азовское море, Кинбурн в устье Днепра, а также право укреплять город Азов. Границы империи раздвинулись на юго-востоке до Кубани, а на юго-западе до Южного Буга. Несколько позднее русские войска и флот овладели крепостями Хотин, Аккерман, Тульча, Браилов, Измаил. В целом - это была Новороссия - обширная территория на северном побережье Чёрного моря. Так закончилась борьба России за выход к её южным рубежам. Казалось, что с того времени Крым, который сделался важной опорной сферой России в Черноморье, стал неотъемлемой частью Российской империи.

* * *

После первого сионистского конгресса в Базеле в 1897 году еврейские организации во всём мире активизировали поиски путей создания еврейского государства в Палестине, Африке и Южной Америке. Участвовали в этих поисках и русские евреи, которые не только разработали проект так называемой Южно-русской республики на территории Крыма, Волыни и Подолии со столицей в Одессе, но и предприняли неудавшуюся попытку реализовать его в 1905 году. После этого о проекте забыли и вспомнили лишь полтора десятилетия спустя в Америке.

В 1923 году в Москву прибыл один из руководителей американской еврейской благотворительной организации «Джойнт» Розен, который привёз для передачи советскому правительству записку, содержавшую «выгодный для СССР проект создания на территории Советского Союза еврейской автономии». Её район должен был охватывать Одессу, Херсон, северную часть Крыма, побережье Чёрного моря до Абхазии и Сочи. В этот район площадью более миллиона гектаров предполагалось для начала переселить 500 тысяч евреев из западных областей Украины и Белоруссии. Стремясь заинтересовать советских лидеров в своих предложениях, авторы записки давали понять, что «Джойнт» при содействии американских и международных еврейских организаций может посодействовать Советскому Союзу в получении крупных кредитов и в оказании давления на правительство США.

Розен передал через Л. Каменева записку в Политбюро ЦК ВКП(б), где предложения «Джойнта» активно поддержали Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Цюрупа, Сосновский и Чичерин. В ходе обсуждения проекта в советских верхах район Европейской автономии постепенно смещался на территорию Крыма. Так возник «Крымский проект» - Еврейская автономная республика в составе РСФСР в Крыму. Однако Сталин по свойственной ему осторожности настоял на том, чтобы не спешить с реализацией проекта, ограничившись для начала созданием комитета по землеустройству евреев во главе со Смидовичем. И его можно было понять...

Ведь в сущности «Крымский проект» был и противозаконным, и опасным, поскольку в Крыму с 1921 года существовала Крымская автономная республика со своей конституцией. Кроме того, в Крым по официальному разрешению советского правительства вернулись 200 тысяч татар-эмигрантов из Болгарии и Румынии, а в степных районах Крыма жили 50 тысяч крымских немцев. Планируемое отторжение части Крыма для переселения туда евреев было чревато превращением полуострова в крупный очаг этнической напряжённости.

Но, несмотря на всё это, в СССР под руководством Ларина (Лурье), будущего тестя Бухарина, началась разработка «Крымского проекта». Непосредственными разработчиками были член коллегии Наркомата финансов Вайнштейн, заместитель заведующего Агитпропом ЦК ВКП(б) Диманштейн, директор Внешторгбанка Коробков, член правления Госбанка Кацнельбоген, нарком торговли Шейнман. И на встрече с еврейскими финансистами в Берлине нарком иностранных дел Чичерин не блефовал, говоря, что правительство СССР «весьма серьёзно относится к «Крымскому проекту»». Его обсуждение даже было включено в повестку дня Еврейского конгресса Америки, состоявшегося в Филадельфии. С обращением к делегатам конгресса (а их насчитывалось пять тысяч) выступили представители двухсот богатейших людей Америки. Рассмотрение «Крымского проекта» на конгрессе приветствовали присутствовавшие на его открытии будущие президенты США Г. Гувер и Ф. Рузвельт, а председатель Комитета по землеустройству евреев в СССР Смидович от имени правительства Советского Союза заявил: в обмен на кредиты в СССР будет проводиться колонизация Крыма евреями. В итоге было принято решение о вложении через «Джойнт» 15 миллионов долларов на колонизацию Крыма.

По окончании работы Еврейского конгресса и в СССР, и в организации «Джойнт» развернулась засекреченная подготовка к заключению договора о предоставлении Советскому Союзу займа. Но сталинская осторожность возобладала и здесь. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное постановление, в котором указывалось: задача в отношении Крыма заключается в том, чтобы «держать курс на возможность организации автономной еврейской единицы при благоприятных результатах переселения». Политбюро в своих заявлениях было гораздо сдержаннее, чем Нарком-индел Чичерин.

* * *

Договор между СССР и организацией «Джойнт» был подписан 19 февраля 1929 года. С американской стороны документ подписал находившийся в Москве с 1927 года крупный финансист Варбург. Согласно этому строго секретному договору, СССР получал в виде займа по 900 тысяч долларов ежегодно в течение десяти лет под 5 % годовых. Если «Джойнт» признавал реализацию договора успешной, Советскому Союзу выделялся дополнительный кредит на сумму 0,5 млн. долларов в год. Возвращение долга по займу с обусловленными процентами должно было начаться в 1945 году и завершиться в 1954. Особенность договора: правительство СССР выпустило и передало организации «Джойнт» облигации на всю сумму займа с процентами (20 миллионов долларов). Эти облигации раскупались в США по подписке среди самых богатых в Америке евреев. Владельцами облигаций стали, в частности, такие магнаты, как Рокфеллер, Маршалл, Варбург и даже будущие президенты Г. Гувер и Ф. Рузвельт. При нарушении Советским Союзом обязательств по договору финансирование со стороны «Джойнта» прекращалось. По условиям договора Советский Союз обязан был завершить выплаты на всю сумму займа с процентами в течение 1954 года. Вот почему этот год был для советского руководства «критическим» как по политическим, так и по финансовым обязательствам.

Заключение Договора между СССР и организацией «Джойнт» было важным для нас ещё и потому, что в это время при посредничестве американских еврейских организаций началось выяснение возможности установления советско-американских дипломатических отношений. Представители СССР Ларин и Вайнштейн в переговорах с руководством «Джойнта» просили американских коллег оказать соответствующее давление на правительство США. Руководство «Джойнта» заверило советских представителей, что такое давление будет оказано: дипломатические отношения между СССР и США были установлены в 1933 году...

Однако после заключения договора с «Джойнтом» и установления советско-американских дипломатических отношений интерес к «Крымскому проекту» в Советском Союзе стал заметно охладевать. И.В. Сталин был недоволен отказом американской стороны заключить новое соглашение о займе ещё до полной реализации «Крымского проекта». Кроме того, в стране началась кампания по разоблачению «врагов народа», к которым были причислены и репрессированы почти все, кто участвовал в разработке «Крымского проекта» в 1920-1930-х годах. Вместо создания Еврейской автономной республики в Крыму на Дальнем Востоке была образована Еврейская автономная область - Биробиджан, обширная территория с плодородной почвой и неплохим климатом. Все евреи приглашались в Биробиджан, где они могли выращивать хлеб, строить заводы, фабрики, производить материальные ценности, лелеять национальную культуру, традиции, обычаи, издавать свои газеты, журналы, книги... Однако большинству евреев это мероприятие не понравилось. В Биробиджан поехали лишь некоторые энтузиасты, но таких оказалось немного.

И.В.Сталин хотел принять некоторые дополнительные меры, чтобы увеличить количество еврейских переселенцев в Биробиджане, но затем отказался от этого намерения. Оказалось, что Япония тоже попыталась тогда создать некое подобие еврейской автономии в оккупированной ею Манчжурии, приглашая туда еврейские семьи со всего мира и обещая весьма хорошие условия для обустройства и жизнедеятельности. Эта инициатива насторожила Сталина. Он решил, что подобное соседство двух еврейских автономий на Дальнем Востоке будет представлять опасность для СССР, вдруг когда-нибудь они потребуют объединения и отделения... С середины 1930-х годов советское правительство перестало проявлять интерес к увеличению численности населения Еврейской автономной области. «Крымский проект», казалось, канул в Лету.

* * *

Однако после нападения фашистской Германии на СССР советское правительство было вынуждено вернуться к оставленному проекту. И. В. Сталин, учитывая, что необходимые для страны поставки по ленд-лизу зависят от позиции американских еврейских корпораций, разрешил создать в СССР Еврейский антифашистский комитет - ЕАК, руководителем которого назначили главу Московского государственного еврейского театра Соломона Михоэлса. В 1943 году по предложению Берии была организована поездка в США делегации ЕАК, чтобы показать влиятельным американским еврейским деловым кругам благожелательное отношение к евреям в СССР.

Приём, оказанный в Америке делегации Михоэлса, был радушным, доброжелательным. Однако делегации ЕАК напомнили о приближении начального срока возвращения долга по займу, предоставленному Советскому Союзу «Джойнтом». Сумма долга составляла 20 миллионов долларов без учёта 5 % годовых. Вместе с тем руководство «Джойнта» дало понять: если проект создания в Крыму Еврейской автономной республики будет осуществляться, то долг СССР может быть прощён и, более того, Советскому Союзу могут быть предоставлены новые кредиты. Называлась колоссальная по тому времени сумма - десять млрд. долларов на восстановление экономики, подорванной во время войны.

В феврале 1944 года, вернувшись из США, Михоэлс и другие члены делегации ЕАК направили Сталину и Молотову письмо о создании в Крыму Еврейской республики и о настоятельном пожелании еврейских кругов Америки, чтобы Еврейская автономная республика включала в себя весь Крым с его южным побережьем. Конечно, в 1944 году И. В. Сталин не мог не отнестись со вниманием к таким пожеланиям. Об этом свидетельствует быстрая и эффективная депортация из Крыма татар за сотрудничество с немецкими оккупационными властями в карательных действиях против партизан и русского населения. Но скоро всё пошло иначе...

* * *

После Второй мировой войны геополитическая обстановка в мире серьёзно изменилась. Отношения с преемником Рузвельта Трумэном у Сталина не сложились. Черчилль провозгласил холодную войну против СССР. США не отказались от претензий по займу, заключённому с «Джойнтом» в 1929 году. Они даже использовали этот договор для оказания давления на советское правительство, поставив условием включения СССР в сферу действия плана Маршалла реализацию «Крымского проекта». Но нет худа без добра. В 1947 году ООН приняла решение о создании еврейского государства в Палестине, снявшее с повестки дня вопрос о создании еврейской республики в Крыму. Советское правительство охотно и без промедления поддержало создание государства Израиль. Отныне «Крымский проект» навсегда утратил своё значение. Оставался, однако, сложный вопрос с возвращением долга.

Срок его возвращения «Джойнту» истекал в 1954 году, когда Сталина уже не было в живых. Советский Союз, восстанавливавший разрушенное войной народное хозяйство, едва ли мог завершить все выплаты по займу в положенные сроки. Назревал крупный скандал как для СССР, так и для «Джойнта», нежелательный для обеих сторон. Ни одна из них не хотела оглашения всех подробностей «Крымского проекта».

Решение Н.С. Хрущёва о передаче Крыма Украине в связи с 300-летием воссоединения России с Украиной оказалось, как говорится, «дорогим яичком ко Христову дню». Это был удачный случай, позволяющий СССР разрешить весьма сложную проблему, тяготевшую над советским руководством с начала 1920-годов. Хрущёв воспользовался тем, что при составлении договора между СССР и «Джойнтом» не была предусмотрена возможность передачи Крыма из состава РСФСР под юрисдикцию Украины (кто же мог в то время предвидеть, что Украина окажется для России иностранным государством). Кроме того, решение о переселении евреев в Крым принимал ВЦИК РСФСР, а его решение для Украины не было обязательным. Таким образом, передав Крым Украине, правительство СССР обретало формальное право закрыть - и теперь уже навсегда - вопрос об обязательствах Советского Союза перед еврейскими организациями в США о создании в Крыму еврейской государственности. Тем не менее, это не оправдывает волюнтаристский характер данного решения и свидетельствует о недальновидности и поспешности его инициатора Н.С. Хрущёва. Он не заглянул в Конституцию СССР, которая наделяла союзные республики СССР правом заблокировать противоправные для них акции центрального руководства страны. А именно такой акцией и была передача Крыма Украине, которая, судя по всему, стала безвозвратной, хотя, как писала «Независимая газета» в 1999 году, «никаких юридических оснований принадлежности Крыма Украине в настоящее время не существует. Известные решения 1954 года о передаче Крыма Украине были приняты с грубейшими нарушениями конституций СССР, УССР и РСФСР, что было официально подтверждено Постановлением Верховного Совета России от 21 мая 1992 года».

Борис СИБИРСКИЙ

http://www.duel.ru/200528/?28_6_1

http://vif2ne.ru/nvz/forum/0/co/154225.htm

Сталин отказался пить за Трумэна
Наталья Елисеева
60 лет назад в потсдамском замке Цецилиенхоф близ Берлина открылась конференция стран-союзниц, победивших во 2-й Мировой войне. За круглым столом встретились главы правительств СССР, США, Великобритании. Иосифу Сталину, Гарри Трумэну и Уинстону Черчиллю предстояло на долгие годы решить судьбу послевоенного мира. Во многом плоды этого решения мы пожинаем по сей день.

Родившиеся младенцы и взрослые лидеры

Потсдам был сильно разрушен и разместить там правительственные делегации было довольно сложно. Самым большим уцелевшим зданием был дворец Цецилиенхоф, расположенный в парке Нойен Гартен. Во дворце нашлось место всем многочисленным экспертам и советникам. Глав государств разместили в пригороде Потсдама - Бабельсберге, который почти не пострадал от бомбежек.

Для руководителей стран большой тройки принципиальное значение имели следующие проблемы: незамедлительное установления порядка управления в Германии, определение границ Польши и Австрии, определение роли СССР в Восточной Европе, установление размеров репараций и дальнейший ход войны в Японии. Основным предметом обсуждения был вопрос политики союзников в отношении поверженной Германии и принципов ее управления. Не могли остаться в стороне и вопросы мирного урегулирования со странами-союзниками Германии - Италией, Венгрией, Болгарией, Румынией и Финляндией, восстановления государственной самостоятельности Австрии, помощи в возрождении и развитии союзных стран - Польши и Югославии.

Главные участники встречи - Черчилль, Трумэн и Сталин готовились защищать свои интересы, во что бы то ни стало. Соотношение сил было на первый взгляд неравное: двое против одного. К тому же Советский Союз понес в войне огромные потери, Англия пострадала значительно меньше, а Соединенные Штаты Америки в результате войны даже обогатились. Переговоры были осложнены еще и тем, что в Потсдаме каждый глава государства требовал максимальных уступок своей стране, поэтому дружественная атмосфера, царившая на предыдущих встречах руководителей большой тройки, была потеряна.

Черчилль и Трумэн прекрасно отдавали себе отчет, что им придется столкнуться с сильным противником, который наверняка воспользуется положением "главного победителя", разгромившего гитлеровскую Германию. К тому же собственные интересы Англии и США далеко не во всем совпадали, и даже в Потсдаме они не раз столкнутся между собой, что неизбежно ослабит их позиции.

Трумэн со своей стороны добивался отсрочки потсдамской встречи, выжидая, когда американские ученые создадут «атомную дубину» для упрочения его позиций на предстоящей конференции. 16 июля 1945 года в 19 часов 30 минут в Потсдам пришла долгожданная шифрованная телеграмма, содержавшая всего три слова: «Младенцы благополучно родились». Это означало, что в США на секретном полигоне Аламогордо был успешно проведен первый в мире взрыв атомной бомбы.

"Атомная дубинка" Сталина не заинтересовала

Конференция открылась 17 июля в 17 часов. Ее начало ознаменовалось торжественным и синхронным выходом в зал совещаний Сталина, Трумэна и Черчилля. Несмотря на символическую одновременность, каждый из лидеров вышел из своей двери. Вслед за ними в полном соответствии с этикетом появились министры иностранных дел.

16 дней продолжалась упорная политическая борьба, итогом которой явилось принятие исторических решений, заложивших основы послевоенного устройства Европы.

Попытка Трумэна использовать в ходе переговоров наличие у США нового мощного оружия в качестве орудия давления на СССР окончилась провалом. Дж. Бирнс в книге «Откровенно говоря» не скрывает разочарования и раздражения тем, что наличие у США атомной бомбы не оказало в Потсдаме устрашающего воздействия на делегацию СССР. Черчилль в своих мемуарах писал, что Иосиф Сталин не только очень спокойно воспринял известие об испытании атомной бомбы в США, но и никогда не касался этого вопроса в дальнейших переговорах. Сталин действительно выслушал президента США внимательно и совершенно спокойно: не в его интересах было обнаруживать свою реакцию. Трумэн такой реакции явно не ожидал. У него даже явилась мысль: да понял ли Сталин, о чем шла речь? Но Сталин понял. В своих «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Георгий Жуков писал, что Сталин намеренно сделал вид, будто вопрос этот его не интересует.

Через 9 дней после открытия Потсдамской конференции в ее работе наступила вынужденная пауза. Дело в том, что 25 июля 1945 года Черчилль возвратился в Великобританию. В стране начались выборы, но большинство получила партия лейбористов. В связи с этим, Уинстон Черчилль был вынужден уйти в отставку, а в Потсдам прибыл новый британский премьер Клемент Этли. Присутствие еще одного нового лица прибавило недоверия и напряженности на конференции. Любопытен один исторический факт. Накануне своего отъезда Черчилль устроил прием у себя на вилле. Во время приема слово взял Трумэн поднял первый тост за Сталина. В свою очередь Сталин предложил тост за Черчилля, а тот, в свою очередь поднял тост за Жукова. За Трумэна не пил никто.

К новой Европе

Несмотря на закулисные перипетии, Потсдамская конференция рассмотрела все вопросы, связанные с мирным послевоенным устройством в Европе, в том числе вопрос о порядке подписания мирных договоров с бывшими вражескими государствами. Было принято решение об учреждении Совета министров иностранных дел (СМИД) «для проведения необходимой подготовительной работы по мирному урегулированию» и для обсуждения других вопросов, которые по соглашению между участвующими в Совете правительствами, могли время от времени передаваться Совету.

Главное место в работе конференции естественно занял германский вопрос, дискуссии по которому велись, начиная с Тегеранской конференции. Как пишет в своих воспоминаниях Георгий Жуков «наиболее агрессивен был Черчиль. Трумэн, видимо, в силу своего тогда еще ограниченного дипломатического опыта реже вступал в острые политические дискуссии, предоставляя приоритет У.Черчиллю». Особенно серьезному обсуждению подвергся вопрос, вторично поставленный лидерами США и Великобритании, которые настаивали на расчленении Германии на три государства: Южногерманское, Северогерманское и Западногерманское. Как в Ялте, так и в Потсдаме, Сталин отклонил это предложение «как противоестественное».

В Декларации о Германии, подписанной на Постдамской конференции, говорилось, что «целью стран-союзниц является создать условия, при которых народ Германии сможет окончательно перестроить свое государство, основываясь на началах демократии и борьбы за мир». Четырьмя зонами, на которые была разделена Германия, должны были руководить главнокомандующие СССР, США, Франции и Великобритании. Берлин, Вена и Австрия также были разделены на оккупационные зоны с соответствующим управлением. По вопросам, затрагивавшим Германию в целом, они должны были действовать совместно в качестве членов Контрольного совета. Советское правительство предложило распространить компетенцию австрийского временного правительства на всю страну, т. е. также и на те области Австрии, которые были заняты войсками западных держав. В результате переговоров было решено изучить этот вопрос после вступления войск США и Великобритании в Вену.

Способ управления разделенной Германией назвали «пять Д»: демилитаризация, денацификация (борьба с нацизмом), демократизация, децентрализация и деиндустриализация. Каждая из стран-союзниц получала репарации со своей зоны оккупации, однако Советскому Союзу, учитывая наибольший ущерб и наиболее активную роль в борьбе с фашизмом, было предоставлено право получить дополнительные 10-15% репараций с каждой зоны разделенной Германии.

По предложению советской делегации на конференции был обсужден вопрос о судьбе германского флота и принято решение разделить весь германский надводный, военно-морской и торговый флот поровну между СССР, США и Великобританией. По предложению Великобритании было решено потопить большую часть германского подводного флота, а остаток поделить также поровну.

Три правительства подтвердили на Потсдамской конференции свое намерение предать главных военных преступников суду Международного военного трибунала. Участники конференции высказали свои мнения и по некоторым другим вопросам международной жизни: положение в странах Восточной Европы, Черноморские проливы, отношение Организации Объединенных Наций к режиму Франко в Испании. Конференция вынесла также решение о передаче Советскому Союзу Кенигсберга и прилегающего к нему района.

Польский вопрос тоже решился не сразу. Несмотря на то, что проблема с Польшей и ее западными границами были в основном уже предрешены на Крымской конференции, Черчилль вновь попытался под различными предлогами отклонить советское предложение об установлении границ этого государства по рекам Одеру и Западной Нейсе с включением Свинемюнде и Штетина (Щецина). Английская сторона настаивала на том, чтобы народное польское правительство взяло на себя возмещение всех займов, субсидированных Англией эмигрантскому польскому правительству Арцишевского, которое всю войну находилось в Лондоне. После острейших споров в Потсдам для консультаций была специально вызвана делегация Польши во главе с Болеславом Берутом. В результате, границы Польши были определены по Одеру на Западе с присоединением части бывшей Восточной Пруссии. Такое определение границ вызвало необходимость перемещения миллионов немцев, живших на этой территории, обратно в Германию. Восточная Европа де-факто была признана сферой влияния СССР.

2 августа 1945 года подписанием руководителями СССР, США, Англии Протокола и Сообщения о Потсдамской конференции трех держав завершилась Потсдамская конференция. Несмотря на то, что в протоколе есть запись о стремлении стран-союзниц к сохранению дружеских отношений друг с другом, эта конференция стала последней, в которой участники собирались в таком составе.

http://www.strana.ru/text/stories/03/07/11/3363/254176.html

Тайный план бомбежки Хиросимы

Екатерина СТРУЧКОВА, 22 июля 2005

Появились новые сведения о том, что, возможно, бомбежка Хиросимы несла в себе некий скрытый смысл. По мнению американских историков, Штаты сбрасывали бомбы на Хиросиму и Нагасаки, чтобы начать холодную войну, а не закончить Вторую мировую, как принято считать. Расщепление нескольких килограмм урана и плутония, убийство более 200 тыс. человек, - все это было сделано 60 лет назад лишь с одной целью: произвести впечатление на Советский Союз. Историки также считают, что виновным был американский президент, Гарри Труман. Питер Казник, директор ядерного института исследований в американском университете в Вашингтоне, округ Колумбия, США, заявил: "Он знал, что начинал процесс уничтожения человеческого рода. Это было не только военное преступление, это было преступление против всего человечества".

Среди западных историков, особенно американских, мнение о том, что конец Второй мировой войне был положен атомными бомбами является спорным. Безусловно, атомные бомбардировки несли важный психологический эффект и приблизили капитуляцию Японии, однако нельзя согласиться, что именно они определили исход войны. Это признавалось и видными политическими деятелями Запада. Так, У.Черчилль заявлял: "Было бы ошибочным полагать, что судьба Японии была решена атомной бомбой".

Факты свидетельствуют о том, что атомная бомбардировка не привела Японию к капитуляции. Японское правительство и командование скрыли от народа сообщение о применении американцами нового атомного оружия и продолжали готовиться к решающему сражению на своей территории. Вопрос о бомбардировке Хиросимы не был даже обсужден на заседании Высшего совета по руководству войной. Предупреждение президента США Трумэна от 7 августа по американскому радио о готовности обрушить на Японию новые атомные удары было расценено японским командованием как пропаганда союзников. После испепеления Хиросимы в атомном огне японские военные продолжали утверждать, что императорские армия и флот еще в состоянии сражаться и, нанеся противнику серьезный урон, смогут добиться почетных для Японии условий прекращения войны.

Согласно официальной версии Штатов, атомная бомба была сброшена на Хиросиму 6 августа 1945 г., а на Нагасаки – три дня спустя для того, чтобы вынудить Японию сдаться. Необходимо было как можно быстрее положить конец войне без дорогостоящего американского вторжения. Однако Питер Казник и Марк Селден, историк из университета Корнелл в Итаке, Нью-Йорк, США, подвергли сомнению такую трактовку событий. И представили свои доказательства на конференции, приуроченной к 60-летней годовщине бомбежек, которая прошла в четверг в Лондоне при поддержке Гринписа и других организаций.

Питер Казник утверждает, что по новым данным американских, японских и советских дипломатических архивов, главной задачей Трумана было ограничение советской экспансии в Азии. Он также говорит, что Япония сдалась, потому что Советский Союз начал вторжение спустя несколько дней после бомбежки Хиросимы, а не только из-за атомных бомб. По мнению Уолтера Брауна, помощника тогдашнего американского госсекретаря Джеймса Бернса, Труман согласился на переговоры за 3 дня до бомбежки, потому что "Япония искала мира". Он говорил, что не было никакой военной потребности использовать бомбу. "Произвести впечатление на Россию было важнее, чем завершить войну в Японии", - полагает Селден. Труман также волновался, что его могут обвинить в растрате денег на проект Манхэттан, в рамках которого были произведены первые ядерные бомбы. Однако все аргументы Казника и Селдена были признаны "сомнительными" и отклонены Лоренсом Фридманом, военным экспертом королевского колледжа в Лондоне. Последний заявил, что решение Трумана разбомбить Хиросиму "было понятно в сложившейся ситуации". Главная цель президента состояла в том, чтобы закончить войну с Японией, говорит Фридман. Однако тут же добавляет, что в военном отношении бомбежка не могла быть оправдана.

Несмотря на все заявления Фридмана, совершенно очевидно, что атомные бомбардировки японских городов не преследовали какие-либо важные военные цели. Командовавший в годы войны войсками союзников на Тихом океане генерал Макартур признал в 1960 г., что "не было никакой военной необходимости в применении атомной бомбы в 1945 году. "Пытаясь прикрыть подлинные цели атомной бомбардировки, Труман заявил 9 августа 1945 г., что атомный удар был нанесен "по военной базе Хиросима" с тем, чтобы "избежать жертв среди мирного населения". Однако в действительности, принимая решение об использовании атомного оружия, американское руководство нацеливало его именно против мирных жителей японских городов. Об этом неопровержимо свидетельствуют документы. Так, в оперативном приказе №13 командования США, отданном 2 августа, указывалось: "День атаки – 6 августа. Цель атаки – центр и промышленный район города Хиросима. Вторая резервная цель – арсенал и центр города Кокура. Третья резервная цель – центр города Нагасаки".

Итак, нанося атомные удары по густонаселенным центральным районам Хиросимы и Нагасаки, американцы стремились достичь, прежде всего, психологического эффекта, уничтожив для этого множество людей. Труман лично одобрил предложение своего ближайшего советника Бирнса о том, что "бомбу следует использовать как можно скорее против Японии, и что ее следует применить без предварительного предупреждения". Как известно, эти рекомендации были выполнены. Атомная бомбардировка Японии, несомненно, преследовала и другую важную цель – запугать СССР и другие государства, добиться благодаря ядерной монополии господства США в послевоенном мире. Готовя применение атомных бомб, американское руководство рассчитывало на то, что бомбардировка поможет "сделать Россию более сговорчивой". Широко известно высказывание Трумана по этому поводу: "Если бомба взорвется, что, я думаю, произойдет, у меня, безусловно, будет дубина для этих парней".

http://www.utro.ru/articles/2005/07/22/460978.shtml