Андрей Сидоренко

ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ СЛУЖЕНИЮ ОТЕЧЕСТВУ

Мы начинаем публикацию мемуаров генерал-майора в отставке Андрея Григорьевича Сидоренко, посвящённых Ю.В. Андропову. Автору довелось работать вместе с Юрием Владимировичем в один из самых сложных периодов работы Андропова на посту Председателя КГБ. Мемуары передают дух и атмосферу того времени, а главное – те представления и идеи, которые владели умами высшего руководства Комитета в эпоху его наивысшего могущества. В наше время, когда выходцы из Системы становятся, по сути дела, основным кадровым резервом российской политической элиты, эти идеи вновь приобретают актуальность.

15 июня 2004 года исполняется 90 лет со дня рождения Юрия Владимировича Андропова. В истории нашей страны он останется как видный государственный деятель, внесший огромный вклад в обеспечение безопасности государства и общества, в укрепление экономической и оборонной мощи государства, как человек, предпринявший попытку реально обеспечить народу достойную жизнь, перевести на язык конкретных дел то, чего хотят люди труда.

Ушли из жизни многие бывшие руководители нашего государства. О многих уже забыли, многих вспоминают глумливыми шутками. Андропова вспоминают часто, вспоминают по-разному, чаще всего добрым словом. За всю историю существования Советского государства много было руководителей органов государственной безопасности, но только двое из них удостоены народной памяти – Ф.Э. Дзержинский и Ю.В. Андропов. Любят, сохраняют память о Ю.В. Андропове и нынешние поколения чекистов.

Появляются, однако, книги и объемные статьи, авторы которых пытаются цинично и несправедливо оболгать, оклеветать Ю.В. Андропова, представить его народу совершенно не таким, каким он был в действительности. Важно при этом заметить, что такого содержания книги и статьи пишут люди, которые не только не работали с Андроповым, но никогда не видели его. Все их писания являются исключительно плодами грязных измышлений и не более того.

У меня есть все основания написать об Андропове правду и рассказать, за что именно так искренне любили его бывшие чекисты-андроповцы, и почему чтут его память чекисты нынешнего времени.

Мне четыре года суждено было работать в аппарате Ю.В. Андропова в качестве заместителя и первого заместителя начальника Секретариата – начальника дежурной службы КГБ СССР. За четыре года ежедневного, а подчас и ежечасного общения, многочисленных бесед, совместных проработок множества документов по проблемам стратегии и тактики контрразведки и разведки, многих вопросов деятельности ЦК КПСС и Советского правительства, пришлось очень близко узнать этого человека, наблюдать воочию многие стороны стиля и содержания его работы, выслушать немало мыслей, взглядов и суждений, многие из которых никогда им, по известным только ему одному причинам, не предавались публичной огласке.

Ю.В. Андропов не был «загадочной личностью» – в том грязном смысле, в каком его пытаются представить некоторые авторы. Если была в нем загадочность, то она обусловливалась исключительно характером деятельности того государственного механизма, который он на протяжении 15 лет возглавлял. Истина, однако, состоит и в том, что издано несколько томов избранных речей и работ Ю.В. Андропова. При внимательном и добросовестном изучении даже только этих работ можно многое о нем узнать.

РОКОВЫЕ ШЕСТИДЕСЯТЫЕ

Ю.В. Андропов назначен был на должность председателя КГБ в мае 1967 года в очень сложный исторический период деятельности органов государственной безопасности.

С одной стороны, в тот период разведывательные органы США и их союзников по НАТО довели до высшей точки напряженности и продолжали наращивать подрывную деятельность против Советского Союза и стран социалистического содружества. С другой стороны, в результате проведенных и проводившихся с июля 1953 года чисток, сокращений штатов, многочисленных реформирований структур, проведенных откровенных мер глумления над личным составом, не причастным к каким бы то ни было злоупотреблениям и нарушениям законности, органы госбезопасности были ослаблены, подорваны настолько, что они оказались не способными эффективно противодействовать тотальной подрывной деятельности спецслужб противника. К тому времени были упразднены органы госбезопасности на железнодорожном и водном транспорте, городские и районные отделы КГБ, многие специализированные подразделения контрразведки в центральном аппарате и на местах. Полностью были заменены все руководители Комитета, органов КГБ на местах и основных подразделений, место которых заняли работники партийных и комсомольских органов, не прошедшие никакой предварительной подготовки. Была разрушена сложившаяся система подготовки кадров, ликвидированы учебные заведения в Ленинграде, Горьком, Свердловске, Хабаровске, Алма-Ате, Ташкенте, Тбилиси, Могилеве, Институт подготовки оперативных работников со знанием иностранных языков в Ленинграде, Институт пограничных войск в Москве. На работе осталась недостаточная численность оперативного состава, которая пополнялась выпускниками ВУЗов без специальной подготовки.

По инициативе бывшего председателя КГБ Шелепина в 1956 году в территориальных органах КГБ была проведена переаттестация офицерского состава из специальных званий на воинские, в процессе которой в большинстве случаев каждый офицер был понижен в звании на одну или несколько ступеней, чем были нанесены моральные травмы тысячам достойных офицеров, многие из которых имели боевые заслуги. В том же году были упразднены должностные оклады за воинское звание и доплата за продпаек. Непродуманные, а может быть, чьи-то злонамеренные действия привели к ситуации, когда оперативные работники особых отделов, выходившие в морские походы на боевых надводных кораблях и подводных лодках, вынуждены были оплачивать питание в кают-компаниях из своего скудного денежного содержания. Много было принято других, мягко говоря, непродуманных организационных мер.

Все вышеизложенное негативным образом сказалось на оперативно-розыскной деятельности, ей был нанесен большой ущерб, на некоторых направлениях она была ослаблена до критического состояния. С конца 50-х годов и до прихода в КГБ Ю.В. Андропова в органах госбезопасности витала навязанная ЦРУ США вреднейшая идея о том, что в нынешнее время научно-технического прогресса утратила свою ведущую роль агентура как в разведке, так и в контрразведке. Утверждалось, что место агентуры в сборе секретных сведений занимают технические средства, добывание информации из открытых источников и иными легальными методами. Многие наши работники не согласны были с такими утверждениями, но кое-кем им навязывались идеи о том, что если шпионы противника и действуют, то в их поиске ведущее место должны занять информационно-поисковые (кибернетические) системы, буквально и примитивно истолковывались способности вычислительных машин к реализации творчески-логических функций.

Надо отметить, что к середине 60-х годов эти кибернетические «заскоки» были изжиты разоблачением ряда крупных агентов ЦРУ США и других разведок. Особенно отрезвляющее воздействие на многих произвело разоблачение шпиона Пеньковского.

К приходу Ю.В. Андропова в КГБ уже начало складываться абсолютно верное представление о том, что главным противником с которым органы государственной безопасности призваны вести борьбу, является Центральное разведывательное управление США. Разумеется, в сфере деятельности органов КГБ были и разведки других империалистических государств – Великобритании, ФРГ, Франции, Израиля, Японии и других. И тем не менее основные усилия контрразведки и разведки сосредоточивались на работе против ЦРУ США.

Как известно, ЦРУ США было создано в 1947 году как основной орган политической разведки, в функции которого входил сбор самой различной информации во всех странах и регионах мира. Прошло немного времени и ЦРУ превращается в ту основную движущую силу, работа которой становится продолжением политики США иными средствами. С началом «холодной войны» ЦРУ развернуло глобальную и тотальную подрывную деятельность против Советского Союза как основной силы, которая стояла на пути реализации политики США по установлению ими единого мирового порядка. Уже с 1945 года США и СССР стали двумя основными противоборствующими силами мира.

Как известно, с 1950 года в США действовала стратегия «сдерживания коммунизма», суть которой сводилась к воспрепятствованию его дальнейшего распространения в мире. ЦРУ в соответствии с этой стратегией развернуло подрывную работу против всех политических режимов, провозглашавших социалистический путь развития, против коммунистического и рабочего движения, одновременно нанося удар по международным позициям Советского Союза. Эта стратегия в отношении СССР действовала до начала 60-х годов, когда была заменена новой стратегией «эрозии, разрушения социализма изнутри». Вокруг этой стратегии появилось множество политических концепций, как, например, «тихой», «ползучей» контрреволюции», «тактики наведения мостов в социалистические страны», «мирной инфильтрации» и т.п. На основе указанной стратегии спецслужбами США и Великобритании были разработаны и взяты на вооружение несколько крупных разведывательно-подрывных операций, среди которых особое место занимали «Программа демократического движения в СССР», «Тактика демократического движения», операция английских спецслужб «Лиотей», «Гарвардский проект» и другие.

Основная идея новой стратегии и образовавшихся вокруг нее концепций сводилась к тому, чтобы, используя развивавшиеся международные связи, во-первых, вести массированную подрывную пропаганду против социалистического общества в целях изменения политических взглядов, представлений и ориентации советских граждан, во вторых, что ставилось во главу угла, настойчиво вести поиск в Советском Союзе людей, которых можно было бы склонить к созданию подпольных антисоветских и оппозиционно настроенных организаций. В отношении подпольных групп ставилась задача вести работу скрытно, тайно, с использованием всех средств и методов разведывательной деятельности. ЦРУ начало активно реализовывать свою новую тактику «инфильтрации в советское общество» в целях «прямого доступа к гражданам» (тактика прямых действий). К середине 60-х годов в органы КГБ от их источников стала поступать первая информация о том, что ЦРУ и другие спецслужбы США перешли на приобретение так называемых агентов влияния. При этом была поставлена задача приобретать таких агентов на перспективу, к «часу «Х», способных продвигаться на работу в партийные и государственные органы, во влиятельные общественные организации, а также в войска Советской Армии.

ОПЕРАЦИЯ «ЛИОТЕЙ»

Несколько слов хотелось бы отдельно сказать о двух, к сожалению, малоизвестных разведывательно-подрывных операциях долговременного характера – операции «Лиотей» и операции «Гарвардский проект», сыгравших, с моей точки зрения, огромную роль в развале СССР.

Операция «Лиотей» является изобретением 50-х годов прошлого века английской разведки. Она была рассчитана на продолжительное и постепенное расшатывание устоев социализма в Советском Союзе и странах социалистического содружества, на постепенное приобретение и взращивание в нашей стране своих сторонников.

Эту особенность своей стратегии разработчики операции хотели подчеркнуть и самим ее кодовым наименованием. Лиотей – фамилия бывшего командующего французским экспедиционным корпусом в Алжире в середине XIX века. Из исторических фактов англичан привлек показавшийся заслуживающим внимания следующий случай. Проезжая по опаленной солнцем пустынной дороге, Лиотей приказал своим подчиненным распорядиться, чтобы вдоль дороги были посажены деревья. Когда один из адъютантов осмелился сказать генералу, что в этом нет никакого смысла, поскольку деревья вырастут только лет через 50-60, Лиотей ответил: «Тем более надо немедленно приступить к посадке деревьев». Вот так постепенно, медленно, методично, в продолжение многих лет английские спецслужбы и взращивали в Советском Союзе и других социалистических странах предпосылки для расцвета «бархатных» и прочих контрреволюций.

Аналогичную направленность имела и операция под кодовым наименованием «Гарвардский проект», разработанная в Мюнхене сотрудниками ряда исследовательских эмигрантских организаций тоже в начале 50-х годов. Особенность этой операции состояла в том, во-первых, что она периодически дополнялась новыми проектами, во-вторых, если с момента ее создания она ориентировалась преимущественно на проведение пропагандистских кампаний против СССР, то с 80-х годов стала нацеливать центры подрывной деятельности на создание в нашей стране оппозиционных социалистическому строю сил. Последняя известная нам корректировка указанной операции была проведена в 1982 году с включением в нее трех разделов: «перестройка», «реформы», «завершение». Операция нацеливала спецслужбы США на ликвидацию в СССР социалистического строя под прикрытием «перестройки» и проведения «демократических реформ».

Стратеги США изготовились на серьезную и длительную по времени подрывную работу против СССР. Как видно, идея перестройки впервые появилась не в голове Горбачева, а в проектах американских спецслужб.

Тех, у кого возникнут сомнения в том, был ли на самом деле указанный проект, отсылаю к статье «Хотевшие странного», опубликованной в журнале «национальная безопасность и геополитика» за 2001 г., № 2-3, с.37. Желающие могут поискать и записку КГБ в ЦК КПСС по этому вопросу. Думаю только, что «архивариусы» надежно укрыли ее от всеобщего обозрения.

Говоря о долгосрочном характере операций идеологической диверсии спецслужб США и их союзников, следует иметь в виду, что с развалом СССР они далеко не исчерпали себя. Многие свидетельства последнего времени указывают на то, что в замыслах творцов «нового мирового порядка» по-прежнему главнейшей целью является Россия. Казалось бы, социализм повержен, чего еще надо тем силам, которые так упорно вели борьбу против него? Нужна Россия.

Надо всем нам помнить, что подрыв, ослабление, прекращение существования России как самостоятельной цивилизации всегда было и остается вожделенной мечтой западных мондиалистов-глобализаторов. Относительно того, как достичь этой цели, наиболее откровенно заявил еще в конце второй мировой основатель и первый директор ЦРУ США, один из главных деятелей основной структурной организации Мирового правительства – Совета по международным отношениям, злейший враг России Аллен Даллес. Вот как он нацеливал все ресурсы Запада против нашей цивилизации: «…Мы бросим все, что имеем, все золото, всю материальную помощь и ресурсы на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим им ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Так мы найдем своих единомышленников, своих помощников и союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокоренного на Земле народа, окончательного, необратимого угасания его сознания… Литература, театр, кино – все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху…

Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство, наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов – все это мы будем насаждать ловко и незаметно…

Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, растлевать, развращать ее. Мы сделаем из них шпионов, космополитов. Вот так мы это сделаем».

В этой связи надо сказать и вот еще о чем. ЦРУ в соответствии с новой стратегией провело реорганизацию всех своих структур, на новую стратегию были переориентированы зарубежные эмигрантские антисоветские организации, которые с середины 60-х годов активизировали подрывную работу против СССР на подпольной основе.

Особенно активно работу на подпольной основе стала вести зарубежная антисоветская организация «Народно-трудовой союз» (НТС), который до этого осуществлял преимущественно акции пропагандистско-провокационного характера. Эта организация была взята на финансирование Центральным разведывательным управлением США, ее филиалы были укреплены людьми, которые сотрудничали с ЦРУ. В короткое время НТС разработал и начал засылать в СССР свою программу свержения советской власти, брошюры с изложением своей так называемой «молекулярной тактики», которая была ориентирована на создание в нашей стране множества подпольных групп (молекул).

Представляла интерес «тактика айсберга», в соответствии с которой НТС инструктировал своих сторонников малую часть своих действий совершать открыто, а основную, невидимую, вести в подполье. По установкам и под патронажем ЦРУ НТС начал засылать в нашу страну своих эмиссаров с полной экипировкой, которая была присуща агентам разведок. В это же время ЦРУ была реанимирована и переведена на новую тактику подрывная деятельность украинских и прибалтийских эмигрантских националистических организаций. Они проявляли особую активность в засылке в нашу страну своих эмиссаров с организационно-антисоветскими функциями.

Основным прикрытием подрывной деятельности спецслужб США против СССР стала концепция «защиты прав человека». Именно с ее помощью они стремились, по выражению одного из разведчиков США, «схватить за горло социализм», хотя и понимали, что в случае достижения своих целей «каждому будет предоставлено равное право становиться более неравным».

К этому же времени чекистам из многих достоверных фактов хорошо стало известно, что ЦРУ как разведывательная служба претерпело существенные трансформации. Доктрина ЦРУ предусматривала, что обычная разведка должна составлять 10 процентов, а 90 процентов ее средств и усилий должны направляться на тайную подрывную работу. Бывший директор ЦРУ Аллен Даллес говорил, что разведка должна быть круглосуточно занята по всему миру, «противодействуя по всем аспектам тайной войны». Под этим он имел в виду прежде всего вмешательство через свои возможности во внутренние дела других стран, «независимо от того, знают или разрешают они это». ЦРУ стало крупнейшей тайной государственной политизированной корпорацией, на которую не только монополистический капитал США, но и «мировое правительство» возложили необычные по своей сути задачи и функции подавления и устранения всех неугодных им политических режимов в любых странах мира, чем оно особенно активно и, надо сказать, совершенно бесцеремонно занимается и сегодня. Упоминавшийся Аллен Даллес не случайно приравнял разведку США по своей важности и стоимости к межконтинентальным ракетам и термоядерным бомбам.

Подчеркнем, что на ЦРУ новой стратегией были возложены разрушительные функции, именно в этом состоял и состоит весь смысл создания и существования организации, не имеющей аналога во всей истории человеческого сообщества. Сегодня ЦРУ стало одним из важнейших и эффективных механизмов для подчинения мира господству США, насаждения в нем «нового мирового порядка» и одновременно основным инструментом «мирового правительства».

С приходом в США к власти Рейгана, объявившего СССР «империей зла», ЦРУ в буквальном смысле ужесточило свои разведывательно-подрывные действия. В подтверждение изложенного приведем некоторые впечатляющие факты. 23 июня 1982 года президент Рейган посетил штаб-квартиру ЦРУ. Выступил там перед узкой группой лиц с большой речью, затем подписал новый закон о ЦРУ, после чего появился перед толпой корреспондентов и сотрудников разведки, рассказал анекдот «с бородой» про то, как разведчик искал связь со своим агентом, которого оказывается, знала вся округа. Затем, насупившись, с большой серьезностью сказал: «Подобное никогда не повторится». В подтверждение своих слов он на глазах у публики подписал закон, предусматривающий до 10 лет тюрьмы и до 50 долларов штрафа тому, кто разгласит сведения о сотруднике или агенте разведки, даже если эта информация будет почерпнута из опубликованного источника. Была опущена еще одна завеса над ЦРУ и его подрывной работой.

У руководителей ЦРУ были основания заявить, что «разведывательное сообщество США располагает самой дорогой и самой разветвленной разведкой, имеющей возможности парировать все, что представляется угрозой для национальных интересов».

В подрывной работе ЦРУ, других спецслужб появилось и такое новое явление, как активное и широкое использование агентов влияния. Ими был взят курс на работу с лидерами крупных оппозиционных организаций, особенно в национальных республиках. Именно с их помощью в последующем в ряде союзных республик стали появляться «народные фронты», «союзы», «фонды» и т.п. оппозиционные организации. Спецслужбы начали искать прямые подходы к влиятельным в нашем обществе людям, в том числе к представителям органов власти. Органы КГБ оказались перед тотальной подрывной деятельностью против Советского государства и общества.

Как видно, Ю.В. Андропов пришел в КГБ СССР в очень сложное время, и назначен он был на пост Председателя вовсе не потому, что у него сложились плохие отношения с Косыгиным и что поэтому Брежнев решил убрать его из ЦК КПСС, как об этом пишут некоторые авторы. Его назначение было продиктовано необходимостью укрепления безопасности государства и общества, коренного пересмотра всей ее системы, решения качественно новых задач по противодействию спецслужбам противника.

КАДРОВАЯ ПОЛИТИКА АНДРОПОВА

Придя на пост Председателя КГБ, Ю.В. Андропов очень бережно отнесся к сложившейся системе обеспечения безопасности. Он избегал сам и предостерегал всех руководителей подразделений от принятия поспешных, непродуманных мер и тем более от слома, разрушения системы. Он подчеркивал, что у Комитета и его органов на местах есть много неиспользованных резервов.

Важно, отмечал он, убедительно объяснить людям, что времена демобилизации прошли, наступил период, когда органы госбезопасности должны научиться работать по-новому. Обстоятельства требовали резкого повышения квалификации всего руководящего и оперативного состава. По его инициативе был создан ряд учебных заведений, на высокий уровень поднята научная работа, по-новому организована профессиональная учеба практических работников. Была выстроена эффективная система подбора кадров на работу в органы госбезопасности. Образно говоря, был организован штучный отбор пригодных для работы в системе КГБ людей.

Здесь уместно сказать, что, несмотря на более чем десятилетние потрясения, в целом в кадрах органов КГБ сохранился костяк высокопрофессиональных руководителей и оперативных работников, сохранены разработанные Ф.Э. Дзержинским чекистские традиции: преданность сотрудников своему Отечеству и народу; тесная связь органов госбезопасности с общественностью, с трудовыми коллективами, с советским народом; надежная защита Советского общества от враждебных действий противника, борьба за каждого человека, оказавшегося под воздействием подрывных акций; неукоснительное соблюдение законности.

Юрий Владимирович восхищался чекистами. Он был не щедр на похвалы, но в узком кругу отмечал, что с такими людьми, как в КГБ, ему мало приходилось встречаться в других кругах. С приходом Ю.В. Андропова высокие качества кадров стали возрастать, он обогащал эти качества своими незаурядными мыслями, идеями. Люди ему поверили сразу, потому что уже знали его, многие были наслышаны об Андропове. Его первые выступления, приказы, указания, принятые под его руководством решения Коллегии, многие проводившиеся в жизнь меры убедили людей в том, что наконец-то пришел в органы КГБ настоящий руководитель, истинный государственник – защитник Отечества.

Со свойственной ему осторожностью, Ю.В. Андропов не соглашался с бытовавшей формулой о том, что чекисты являются передовым вооруженным отрядом партии, говорил, что эта формула давно изжила себя, осталась далеко в прошлом.

Чекисты, утверждал он, являются передовым отрядом защитников Отечества, при этом подчеркивал, что они оберегают и защищают от тайных происков вражеских сил не только Советское государство, но и общество, народ. Этой формуле он придавал настолько важное, принципиальное значение, что даже на ее основе в одном из своих докладов изложил свое новое понимание безопасности. Он, в частности, утверждал, что когда мы говорим «государственная безопасность», мы тем самым, с одной стороны, сужаем объект нашей защиты, сводя его только к государству, с другой стороны, даже такое зауженное понимание безопасности мы еще больше зауживаем, сводя его к обеспечению безопасности политического режима. При таком понимании существа вопроса есть опасность вырождения органов КГБ в политический сыск.

Его мысли сводились к тому, что советское государство и общество находятся в тесном единстве, они по главным своим чертам однородны, и это надо ценить. «Мы должны дорожить своим государством, – говорил Ю.В. Андропов. Наше государство завоевано народом, создано народом и существует для народа. Поэтому нельзя допускать его трансформации, иначе оно может стать худшим врагом народа. Вот почему безопасность государства и общества есть двуединство, которого в буржуазном государстве нет и не может быть».

В то же время, говорил он, между понятиями государство и общество есть и существенные различия, особенно если их рассматривать через призму необходимости обеспечения их безопасности. В вопросах обеспечения безопасности государства у нас в целом есть полная ясность. Что касается обеспечения безопасности общества, то в этом вопросе следует глубоко разобраться. Нам, говорил Юрий Владимирович, надо еще научиться этому.

По его мнению, чекистская работа в этом аспекте должна заключаться преимущественно в ограждении общества от подрывных действий спецслужб противника. Наша задача – защищать общество, его ячейки, трудовые коллективы, наших граждан от враждебных посягательств, содействовать созданию нормальных условий их жизнедеятельности.

При этом он подчеркивал, что обязанностью чекистов является борьба за каждого советского человека, в отношении которого замышляются или проводятся враждебные акции. Мы, говорил он, не должны обвинять жертвы противника, это не наш метод. Для этого он рекомендовал шире использовать как общую, так и частную профилактику. По его инициативе законодательно был установлен такой важный и эффективный институт, как официальное предостережение, применявшийся в отношении граждан, которые без устойчиво сформировавшегося умысла совершали действия, наносящие политический ущерб советскому государству.

В интересах ограждения общества от подрывных акций противника в органах КГБ широко использовалась система мер контрпропаганды, информирования общества по вопросам политической бдительности, личные встречи и выступления сотрудников КГБ перед коллективами трудящихся, на важных оборонных и других объектах использовался институт внештатных сотрудников.

Ю.В. Андропов очень хорошо понимал, что все угрозы безопасности Советскому государству и обществу находятся за пределами страны. Вот почему он существенным образом переориентировал работу контрразведки вовне. Его принципом стало искать и находить возможности работы не вообще, а против конкретных «поименных западных спецслужб и антисоветских центров», строить работу на каждом участке с ее направленностью вовне. При этом он настойчиво внушал, что мы должны видеть противника не только на горизонте, но и за горизонтом, требовал от контрразведки переходить от «сторожевых», заградительных методов работы к активным, наступательным методам борьбы. В работе против спецслужб нельзя идти напролом, действовать в лоб. В нашем деле нужен маневр, обходные пути, комбинирование приемов.

И надо отметить, изложенные Андроповым и развитые чекистской практикой методы дали большие результаты.

Достаточно сказать, что за время работы Ю.В. Андропова в КГБ были выявлены и разоблачены сотни кадровых сотрудников и агентов разведорганов США, Великобритании, ФРГ, Израиля, других западных государств. В основных зарубежных подрывных центрах органы госбезопасности создали хорошие возможности для упреждения и раскрытия их подрывных замыслов. Например, на радиостанцию «Свобода», которая являлась филиалом ЦРУ, органы КГБ постоянно внедряли свою агентуру, знали всю ее подноготную, всех ее кадровых разведчиков и вспомогательный персонал и т.п. Что касается НТС, то в результате деятельности органов КГБ этому центру самому стало не совсем понятно, чьим филиалом он стал: ЦРУ или КГБ.

О том, как велась такая работа, убедительно показано в книге польского разведчика Анджея Чеховича «Семь трудных лет», который был внедрен органами безопасности ПНР на радиостанцию «Свободная Европа». Сегодня приходится удивляться, что радиостанция «Свобода» имеет в Москве и ряде других городов России свои так называемые бюро, круглые сутки, словно радиостанция оккупационных сил, ведет свои передачи непосредственно на всю территорию России, проводит через своих сотрудников опросы советских граждан на улицах наших городов, приглашает самых различных должностных лиц государства и функционеров общественных организаций для участия в своих радиопрограммах. Удивляет при этом, с какой легкостью многие политики и даже отдельные офицеры принимают участие в передачах этой радиостанции, не желая понимать, с какой организацией имеют дело.

Главным центром борьбы с идеологической диверсией спецслужб противника стало созданное в августе 1967 г. Пятое Управление КГБ СССР. Начальником Управления был назначен один из бывших секретарей Ставропольского крайкома КПСС Кадашев, который оказался неспособным организовать работу. В 1968 году вместо него был назначен грамотный и опытный контрразведчик Ф.Д. Бобков.
http://www.specnaz.ru/article/?522

В феврале-марте 2001 г. на страницах "Завтра" (№№ 9-10) была опубликована моя статья "Генсек Кровавый", приуроченная к 70-летию Горбачева. Речь в ней шла о некоторых, редко и неохотно упоминаемых в печати, обстоятельствах прихода Горбачева к власти. Отмечалась решающая роль КГБ СССР в лице его председателя Андропова в протаскивании Горбачева с должности второго секретаря Ставропольского крайкома партии в члены Политбюро, откуда он и всплыл по воле судеб в марте 1985-го генсеком.

Поскольку "Кровавый" был принят читателями с интересом, не могу не воспользоваться случаем,— очередной годовщиной событий августа 1991 года, — чтобы рассказать кое-что и о том, как он, то есть Горбачев, распорядился обретенной от щедрот КГБ властью. Дело в том, что в политической карьере ставропольского везунчика август 91-го стал предельно низкой точкой его нравственного падения как государственного деятеля и как человека. Если в марте 85-го он стартовал в политику высшего ранга, будучи авторитетным лидером крупнейшей мировой супердержавы, то в августе 91-го прибыл на конечный пункт своего маршрута погрязшим в интригах, запутавшимся в собственном непрестанном вранье, платным провокатором на службе у враждебных СССР западных правительств. Феноменальная карьера, по-моему, не имевшая прецедентов во всемирной истории политического негодяйства.

В ТЕНИ "ЗАСТОЯ"

Чтобы раскрыть объективную логику этого феномена, следовало бы, вообще говоря, пересказать всю запутанную историю пребывания Горбачева у власти. Ибо в этой истории каждое последующее негодяйство являлось неизбежным следствием либо предыдущей глупости, либо негодяйства более мелкого калибра. Думаю, однако, что и без меня читатель давно сыт разного рода рассказами про перестройку. Поэтому ограничусь здесь упоминанием только ключевых моментов стремительного соскальзывания Горбачева вниз по лестнице от марта-85 до августа-91. Однако зайти, для полноты картины, придется издалека. От Брежнева.

Эпоха ныне затюканного теле- и прочими газетчиками Брежнева, после которой пришла к власти ватага Горбачева, отличалась в части государственного управления тем, что внимание руководства страны было почти полностью сосредоточено на решении вопросов обеспечения гарантированной стратегической безопасности Советского Союза: ракетно-ядерный паритет, энергетическая самодостаточность, военно-политические союзы. При этом на задний план отошли важнейшие вопросы внутренней политики, что обусловило развитие в глубинах советского общества ряда нездоровых процессов. Они приняли тревожный характер со второй половины 70-х, когда сам Брежнев заболел, а в его ближайшем окружении закипела борьба за право наследовать место генсека. Военный поход в Афганистан еще больше отвлек внимание от внутренних сложностей страны. Однако принятие назревших сложных решений отодвигали на потом, на более ясные времена, т.е. до нового генсека.

Назову некоторые из "отложенных" при Брежневе внутренних проблем, позже выросших до убийственных для страны размеров. Самая главная из них — это, конечно же, развитие теневой экономики, распространение фактов воровства социалистической собственности, взяточничества. Согласно имевшимся в ЦК данным, за период 1975-1980 гг. количество хищений государственного имущества увеличилось в стране на одну треть, выявленных случаев взяточничества — почти наполовину, спекуляции — на 40%. О нравственном состоянии самой КПСС красноречиво говорит тот факт, что в общем числе осужденных в 1980 г. советскими судами за взяточничество почти треть составили члены и кандидаты в члены партии. Небывалых масштабов, разумеется, по скромным меркам тех лет, достигли воровство и разного рода злоупотребления в торговле.

Такое положение дел не являлось секретом ни для Политбюро, ни для аналитиков от науки. В подтверждение приведу следующий пример. В 1985 г., когда я работал помощником члена Политбюро, секретаря ЦК Е.Лигачева, на мой рабочий стол попал в официальном порядке, т.е. через Отдел науки ЦК, полузакрытый ("для служебного пользования") аналитический материал о перспективных проблемах советского общества, подготовленный Игорем Васильевичем Бестужевым-Ладой, видным советским социологом, отнюдь не лишенным гражданского мужества. В материале содержалось среди прочих сюжетов и яркое описание той проблемы, о которой веду сейчас здесь речь. Автор указывал на опасное развитие в СССР "черной экономики", уже повлекшее за собой сосредоточение в руках ничтожной малой части советского населения значительных денежных и материальных ценностей, не нажитых честным трудом. Далее цитирую: "От этих нескольких процентов, в свою очередь, в большей или меньшей мере экономически зависит более широкий круг людей и еще более широкий испытывает деморализующее влияние такого положения вещей.

Огромные деньги не остаются просто в кубышках или на сберкнижках. Они пускаются в действие. Один за другим формируются "черные рынки": квартирный, автомобильный, репетиторский, книжный, конфекционно-обувной, цветочный и т.д. И всюду, сообразно законам функционирования "черного рынка", создаются иерархии "боссов" со своим аппаратом, канцелярией, телохранителями, неизбежно возникают враждующие друг с другом кланы "мафии", предпринимаются настойчивые попытки коррупции контролирующих органов и т.д.

На наш взгляд, в сложившейся обстановке нет более грозной внутренней социальной опасности для социалистического строя, чем эта "черная" растущая сила, для которой ещё не придумано даже достаточно адекватного обозначения, потому что это, конечно же, не буржуазия, не мафия западного типа, не нувориши времен НЭПа. Это — существенно новое социальное явление, развитие которого мы порядком проглядели и запустили".

Примечательно, что написаны эти пророческие строки не в годы "либеральных реформ", когда нарисованная в них картинка с "телохранителями", "боссами" и их "канцеляриями" воплотилась в материю повседневного существования российского общества, а в 85-м году, когда "черный" малыш, хотя уже и окреп изрядно, но пока еще все-таки не выбрался на слабых ножках из своей колыбельки, где государственная власть, будь у неё для этого ум и воля, еще сохраняла все шансы его безвозвратно придушить. Об этом также писал, воздадим ему должное, Бестужев-Лада, подчеркивая в заключение своего сюжета, что если государством не будут приняты безотлагательно меры для нейтрализации нарастающей угрозы, "то мы лет через 5-10 столкнемся с сильным врагом, повадки которого плохо знаем и бороться с которым по-прежнему одними лишь кавалерийскими наскоками будет еще более бесполезно, чем сейчас".

Поныне храню в своем личном архиве этот научный труд как образец высокоточного социологического прогноза, исполненного к тому же в весьма достойной литературной форме. К сожалению, в 1985 г. на макушке власти в СССР не оказалось ушей, способных социолога услышать.

Серьезная недооценка брежневским, а затем и горбачевским Политбюро политической опасности нарастания в стране "черной" экономической силы имела своим истоком убеждение, что в СССР нет каналов, по которым теневые капиталы могли бы проникать в сферу политики. До горбачевской "перестройки" это убеждение соответствовало истине. В советской политической системе отсутствовали такие вещи, как "рынок свободных выборов", "рынок парламентских депутатов", "рынок свободной прессы", "рынок государственных чиновников" и т.п., посредством которых крупный капитал (по рождению и крови всегда "черный") реализует свое определяющее воздействие на политику государства. В кругах советского руководства проблема роста "теневой экономики" считалась поэтому острой, беспокоящей, назревшей, но тем не менее сугубо экономической и второстепенной. Теневиков время от времени пугали демонстративными арестами особо зарвавшихся "черных боссов", наездами с участием сил КГБ на торговые склады и базы, прочими подобного рода "кавалерийскими наскоками". Эти меры были недостаточны, чтобы качественно изменить ситуацию, однако позволяли в общем и целом держать её под контролем до лучших, как полагали, для государственной власти времен. Которые, увы, так и не пришли.

ЛАНДСКНЕХТЫ

Следующая из опрометчиво недооцененных брежневским ПБ проблем, доставшихся со временем Горбачеву, это — интеллигенция. Точнее, те её продуктивные поколения, которые объявились на свет божий в основном в послевоенное время, получили за просто так добротное советское образование и испытывали от этого зуд больших жизненных амбиций личного плана. Они составляли пресловутый "средний класс" советского общества и имели разные причины быть недовольными брежневской командой. Прежде всего материальные. За 18 лет пребывания Брежнева (и Косыгина) у власти реальные доходы советских крестьян выросли втрое, рабочих — вдвое, а интеллигенции — остались практически неизменными. С преимуществом в пользу рабочих и крестьян решались многие повседневные социальные вопросы. Например, дети рабочих и крестьян, а также сами молодые рабочие и крестьяне пользовались определенными преференциями при поступлении в вузы и техникумы. Сильно раздражали интеллигентскую среду бюрократические ограничения на прием её представителей в КПСС, о чем отдельно поговорим ниже. Существовали, наконец, и быстро углублялись с бегом времени расхождения в мировосприятии между брежневской руководящей командой, состоявшей сплошь из людей военного поколения, и амбициозной послевоенной интеллигенцией, испытывавшей оскомину от нескончаемых разговоров о минувшей войне и желавшей на деле просто "нормально пожить". Хорошо бы так, как показывали в западных кинофильмах.

Дух определённой фронды по отношению к партийному правлению существовал, в той или иной мере, по всему профессиональному спектру интеллигентской прослойки: в среде служащих, журналистов, даже судейских работников… Шумно бузила во имя свободы и справедливости, зачастую с использованием технических средств западной пропаганды, сравнительно небольшая компания писателей-диссидентов. Впрочем, у них были какие-то свои отношения с 5-м Управлением КГБ, в рамках которых писатели и "цепные псы тоталитарной идеологии" таинственным образом находили возможности для взаимовыгодного сотрудничества. В связи с последним утверждением не могу удержаться от небольшого отступления.

В далеком 1957 г. журнал "Юность" опубликовал повесть студента Литературного института Анатолия Гладилина "Хроника времен Виктора Подгурского", имевшую у советской молодежи оглушительный успех. Столь быстрая всесоюзная слава, видимо, травмировала неокрепшую психику молодого писателя и, спустя какие-то годы (не помню уж точно, какие), он вынырнул "за бугром" как сотрудник русской редакции радио "Свобода". Где занялся привычным испокон веку для русского либерала делом, т.е. в полную силу отпущенного ему Богом таланта поливал за чужие деньги собственную страну. В 2001 г. в издательстве "Олимп" в Москве вышел очередной роман Гладилина: "Меня убил скотина Пелл". Пелл — это фамилия большого американского начальника на радио "Свобода", который в кругу своих ближайших сотрудников выдает афоризмы типа: "Вы заметили, что все русские — писатели. Хоть бы один был говновозом". Роман, как можно понять, в основном автобиографический, о мытарствах русского эмигранта Говорова, уволенного в возрасте за 50 лет из штатов "Свободы" и постигающего на собственной шкуре истину, что "увольнение на Западе человека после пятидесяти морально равносильно смертному приговору, обрекает на безработицу и нищету. За что?" Скажу по правде, за последние несколько лет мне не доводилось читать писательского сочинения более безысходного и трагического. А вспомнил я о нем здесь вот почему. Оказавшись не удел, Говоров распутывает на досуге клубок своей прошлой жизни, и задумывается, между прочим, над вопросом, почему Москва не глушила его фельетоны о Брежневе в эфире "Свободы": "Лишь позже Говоров понял, что в Союзе менялся политический климат, товарищ Андропов устал ждать, начал потихоньку сталкивать Леонида Ильича, и Говоров, сам того не подозревая, ему подыгрывал. А вот капитан (лейтенант или майор) ситуацию давно просек, поэтому лениво подшивал фельетоны Говорова в досье и хихикал в рукав". Хихикает, ясное дело, чин КГБ. Подобные прозрения посетили с годами, наверное, головы многих литературных телят, которые в былую пору азартно бодались с дубом КГБ и целили в коммунизм, а угораздило их — надо же! — в Россию.

Однако в конце 70-х вовсе не писатели доставляли главную головную боль политическому руководству страны. Ее доставляла плотная масса способных, хорошо образованных, не занятых полезным делом и жаждущих власти людей, скопившихся в бесчисленных советских НИИ и прочих учреждениях подобного типа. В Советском Союзе, как известно, изначально существовал культ науки. Выдающиеся достижения СССР в области науки и образования признавали безоговорочно даже заклятые враги советского государства. Знаменитый министр Третьего Рейха Альберт Шпеер, посетивший в 1942 г. занятый немцами Днепропетровск, вспоминает о городе: "Я был до глубины души поражен обилием в нем институтов и техникумов. Ни один германский город не мог сравниться с ним. Непреклонное стремление Советского Союза стать одной из ведущих индустриальных держав произвело на нас очень сильное впечатление".

Базовой организационной структурой советской науки являлись научно-исследовательские институты (НИИ), количество которых в стране год от года неуклонно увеличивалось. В какой-то момент этот рост, видимо, превысил некий естественный для государства предел, после чего процесс количественного размножения НИИ принял неуправляемый характер. Все попытки партийных и государственных властей справиться с этой стихией, взять её под контроль потерпели неудачу. В том числе, замечу, и после Брежнева. На приснопамятном октябрьском (1987 г.) Пленуме ЦК первый секретарь МГК партии Ельцин плакался своим однопартийцам: "Мы призываем друг друга уменьшать институты, которые бездельничают, но я должен сказать на примере Москвы, что год тому назад был 1041 институт, после того, как благодаря огромным усилиям с Госкомитетом ликвидировали 7, их стало не 1041, а 1087… Это, конечно, противоречит и линии партии, и решениям съезда, и тем призывам, которые у нас друг к другу есть".

К 1980 г. в СССР имелось около 1,4 млн. научных работников, включая сюда научно-педагогические кадры вузов. Что составляло четверть от общего числа всех научных работников мира. С учетом всевозможного вспомогательного и обслуживающего персонала эту цифру нужно, как минимум, утроить. Невозможно, разумеется, вычислить, сколько было в этом научном воинстве искренних служителей науки, чьими трудами она действительно прирастала. Было их, конечно, много, может быть, даже большинство. Иначе как могла бы жить и развиваться наука? Но вместе с тем год за годом неуклонно увеличивалась доля работников низшего и среднего звена, для которых трудоустройство в НИИ являлось не более чем удобным способом избежать работы на производстве. Здесь, изнывая от безделья и не видя перед собой сколь-нибудь ясных карьерных перспектив, они коротали время до пенсии, интриговали, бродили в рабочее время по кинотеатрам и магазинами (за это в свое время их попытался приструнить Андропов), брюзжали в неопрятных курилках по адресу своего, разумеется, глупого начальства, идиотизма, с их точки зрения, брежневского правления и советского социализма в целом. В тяжелое для страны время горбачевской измены именно из этой среды профессионально ущербных научных клерков, дотоле прозябавших в своих НИИ и лабораториях, воротилы "черной" экономики легко навербовали себе армию особо даровитых, лютых и бессовестных комиссаров капиталистического реванша.

ПАРТИЯ, КАК РУЛЕВОЙ

В завершение темы упомяну самую сложную задачку, доставшуюся Горбачеву в наследство от Брежнева. Это — внутреннее организационное и нравственное состояние самой КПСС, от имени которой формально осуществлялась политическая власть в СССР. В эпоху Брежнева Политбюро не устояло перед соблазном использовать организационный и политический ресурс партии для решения текущих хозяйственных задач страны, что привело постепенно к превращению КПСС фактически в придаток государственного механизма. Позже, уже при Горбачеве, когда либеральные СМИ развернули пропагандистскую кампанию против КПСС, особо популярным был тезис, будто "партия подменила собой государство". Действительная ситуация выглядела с точностью до наоборот. Это государственная машина СССР за годы после Сталина (единственного из советских лидеров, кто понимал всю опасность подобного развития) втянула шаг за шагом в свои жернова партийные структуры, приспособив их для нужд хозяйственного управления. В конечном счете, приехали к тому, что небольшая группа государственных министров, членов ПБ стала назначать генсеков ЦК КПСС исключительно по своему усмотрению и в своих интересах.

Многолетний шеф КГБ Андропов сам себя избрал в генсеки, предварительно зачистив от Брежнева (думать так есть веские основания) вожделенное кресло. На следующем этапе министр обороны Устинов вместе с первым заместителем Предсовмина и министром иностранных дел СССР Громыко, чтобы совсем развязать себе руки, назначили в генсеки недоотравленного (видимо, по халатности) полуживого Черненко. Рядом с ним Устинов поместил для страховки Горбачева как забубенного сельхозника, наиболее далекого из всех членов ПБ от проблем армии и оборонки. На следующем этапе, в марте 1985-го, Громыко своим авторитетом продвинул в генсеки Горбачева в обмен на пост для себя Председателя Президиума Верховного Совета СССР. На заседании Политбюро, где Громыко "внёс" Горбачева, слово держал и тогдашний председатель КГБ Е.Чебриков. Он произнес загадочную фразу: "чекисты поручили мне назвать кандидатуру т. Горбачева М.С. на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Вы понимаете, что голос чекистов, голос нашего актива — это и голос народа". Отчего это, спрашивается, так удачно совпали голоса "чекистов" и народа? Тем более, что весной 1985-го народ не знал о прошлых похождениях Горбачева и сотой доли того, что о них знали или обязаны были знать "чекисты". В марте 85-го народ знал про Горбачева мизер: что он молод и разговаривает лучше Брежнева. Всё!

Источником фундаментальной угрозы для жизнеспособности КПСС в 70-е годы и позже стала также официально принятая её руководящими органами концепция социальной базы партии. Известно, что исторически партия большевиков возникла как партия диктатуры пролетариата. Со временем, однако, когда социализм победил "окончательно и бесповоротно", КПСС была провозглашена партией "всего народа". Эта установка сочеталась с твердой директивой Политбюро для партийных комитетов о сохранении и всемерном укреплении "рабочего ядра" партии.

Партийная статистика анализировала социальный состав нового пополнения партии по трем главным категориям: "рабочие", "крестьяне", "служащие". Под категорию "служащие" подпадали таким образом представители интеллигенции: управленческой, научной, технической и т.д. В этой системе координат укреплять "рабочее ядро" возможно было единственным способом: всячески увеличивать прием рабочих, ограничивая одновременно приток "служащих". Стремление реализовать этот элементарный алгоритм в живой жизни обернулось для партийных комитетов и партии в целом сущим кошмаром.

Дело в том, что обеспечивать вступление в партию рабочих с каждым годом становилось всё труднее. По двум причинам. Во-первых, на бытовом уровне сами рабочие не очень рвались в КПСС. Вместе с партийным билетом к ним приходила обязанность платить партийные взносы, посещать партийные собрания, выполнять какие-то мелкие поручения. А зачем это всё, если ты не лезешь в начальство? Во-вторых, самое главное, по мере экономического развития страны происходило перераспределение трудовых ресурсов из традиционных отраслей промышленности в сектора управления, науки, образования, сферы обслуживания, торговли. Но здесь штатным расписанием зачастую вообще не предусматривалась должность рабочего: сплошь "инженеры", "лаборанты", "операторы", т.е. формально для партийных статистиков "служащие". Помню, в пору работы в Орготделе ЦК, в сферу ответственности которого как раз и входили вопросы партийного пополнения, мне довелось составлять ответ на письмо из Ленинградской области. Автор, кто-то из местного райкома КПСС, сообщал, что они не могут сформировать парторганизацию на Ленинградской АЭС, поскольку там по штатному расписанию все числятся инженерами, т.е. для статистических отчетов "служащие". Как же так, справедливо возмущался автор, перед любым парикмахером дверь в партию открыта, поскольку он считается рабочим. А инженера АЭС мы принять не можем. "Какое же мы готовим будущее для нашей партии?"

Несмотря на титанические усилия Орготдела ЦК, "рабочее ядро" укреплялось из рук вон плохо. Так, в 1971 г. рабочие среди вступивших в партию составили 31,2%, а в 1981-м — 31,7%. Ничтожный "навар" за десять лет упорных трудов. Думаю, что и эти цифры были завышенными при помощи бюрократических манипуляций с понятием "рабочий". К примеру, я сам вступил в КПСС, будучи студентом Московского госуниверситета, а в отчетах проходил как "рабочий". В ту пору временно для Москвы действовало от ЦК соответствующая послабление.

С другой стороны, со стороны "служащих", ситуация выглядела также драматически — но по противоположной причине. Здесь напор желающих обзавестись партийным билетом был настолько сильным, что партийным комитетам приходилось прилагать чрезвычайные усилия, чтобы не допустить взрывного разбухания соответствующего статистического показателя или даже снизить его. Особенно азартно, изобретательно, нередко со скандалами и жалобами по всем инстанциям, прорывались в члены КПСС работники науки, образования, культуры, торговли, в меньшей степени — технические специалисты, в еще меньшей — управленцы, поскольку среди них и без того партийная прослойка была значительной.

Конечно, нельзя подозревать всех, кто вступал в партию из этой категории граждан, в корыстных намерениях. Большинство, наверное, все-таки совершали этот шаг из высоких побуждений. Вместе с тем было слишком много и таких, кто всеми правдами и неправдами прорывались в партию исключительно из карьерных соображений, в надежде что-то урвать от партии для себя. Они добивались партийного билета, чтобы как можно больше брать от общества, а не отдавать ему, вопреки торжественному обещанию в заявлениях о приеме. Вместе с ними в атмосферу внутрипартийной жизни проникали настроения либерализма, шкурничества, политического цинизма. В отчаянных попытках не допустить увеличения доли "служащих" в КПСС, партийные комитеты шли на вовлечение в партию массы случайных, порою даже маргинальных людей, лишь бы их можно было внести в отчет как "рабочих". В результате происходило социальное разрыхление и политическое разложение состава партии сразу с двух сторон: со стороны так называемых интеллигентов и со стороны так называемых рабочих. Такой непомерной ценой за десять лет, с 1971 по 1981 годы, удалось срезать долю "служащих" в партии на до смешного малую величину: с 44,8 до 43,8%. Нарастающее в результате всех этих бюрократических игр очевидное истощение жизненных сил партии пытались компенсировать увеличением числа профессиональных партработников. Только за время между ХХV и ХХVI съездами КПСС (1976-1981 гг.) во всех звеньях партии было установлено дополнительно более 8 тысяч новых должностей. Однако эти штатные щедроты ЦК не делали партию сильнее. Они лишь крепче пристегивали её к платформе государственного механизма.

Кого следует винить за появление всех этих опасных для партии и страны несуразиц? Разумеется, брежневское Политбюро и, в первую очередь, самого Брежнева. К сожалению, ни он сам, ни деятели из его окружения не проявляли серьезного интереса к вопросам внутреннего состояния КПСС. Для них хватало в этой части знакомства с цифрами, которые умело готовил и выдавал наверх Орготдел. Став генсеком, Андропов, наоборот, с самого начала заговорил о необходимости навести порядок прежде всего в самой партии. Но его век оказался короток, после чего, с приходом Горбачева, все вернулось на круги своя. Более того, Горбачев боялся партии, видел в ней для себя главную угрозу лишиться власти.

КРОВОПУСКАНИЕ

Когда и для чего началась в СССР перестройка? Вопрос простой, а правильный ответ на него услышишь редко. Даже от людей в этой материи, казалось бы, сведущих. Вот подвернулась мне под руку книжка Ивана Лаптева "Власть без славы" (2002 г.). Полистал странички — и вдруг наткнулся на слова будто Горбачев, "сразу заявивший ни много ни мало о перестройке, с первых дней своего генсекства вызвал смутную тревогу, прежде всего, у аппарата". Какая глупость! Иван Дмитриевич прошел большой жизненный путь. Работал в Отделе пропаганды ЦК КПСС, где слыл за хорошего человека и велосипедиста. При тяжко больном Черненко ушлые помощники Константина Устиновича просунули Ивана как "своего" в главные редактора "Известий", где он звезд с неба не хватал, но старался изо всех сил под присмотром и руководством своего первого зама Голембиовского. Потом, когда пришло время, они стали вместе помогать профессиональному провокатору Александру Яковлеву дискредитировать партию, Советскую власть и социализм. За это Иван был продвинут в народные депутаты СССР и даже стал председателем Совета Союза ВС СССР. В августе 1991-го помогал Горбачеву и Ельцину расправляться с "путчистами", а также со Съездом народных депутатов и Верховным Советом. Предполагаю, что он доктор каких-нибудь наук, потому как быть таким большим начальником и не преуспеть в науках невозможно. И вот такой компетентный свидетель эпохи утверждает печатно, будто Горбачев сразу, т.е. в 1985 г. заявил "ни много ни мало о перестройке"!

А между тем на моей книжной полке пылится в статусе раритета изданное в 1987 г. в Москве 300-страничное пособие "для системы политической учебы" под названием "Стратегия ускорения". Написали его совместно: один член-корреспондент АН СССР, семь докторов и четыре кандидата наук, чей совокупный интеллект, во всяком случае, не уступает интеллекту Ивана Лаптева. Из пособия следует непреложно, что ни в 1985-м, ни в 86-м, ни в 87-м перестройка еще не имела места быть, хотя слово такое в 1987 г. и в самом деле стало появляться в партийных документах вторым планом при "стратегии ускорения". Правда в том, что "с первых дней своего генсекства" Горбачев провозгласил себя не перестройщиком, а великим экономистом, намеренным уже в ближайшие 1,5-2 года вывести экономику СССР на самые передовые рубежи. Экономику он объявил своим любимым делом, о котором способен говорить часами. И действительно — говорил. Столь же решительно и радикально были настроены на качественный прорыв в экономике и два ближайших соратника молодого генсека, Рыжков и Лигачев. Едва разместившись втроем на вершинах власти в СССР, они без проволочек предъявили публике убедительные доказательства своей несомненной в плане государственного управления некомпетентности.

Наиболее известная акция этого периода — антиалкогольная. Не буду злословить по её поводу, ибо и без меня талантливых по этой части много. Отмечу, однако, вот какую деталь. В период подготовки соответствующих документов, чем очень неохотно, возражая и сопротивляясь, занимался под нажимом Лигачева Орготдел ЦК, меня искренне удивляла и удивляет по сей день невероятная сила внешнего давления на ЦК в пользу принятия против пьянства как можно более жестоких мер. Нельзя было разобраться, что в этом давлении являлось спонтанным проявлением подлинных настроений народа, а что режиссируется кем-то в собственных интересах. В ЦК нескончаемым потоком шли письма граждан, резолюции собраний, общественных организаций и комитетов с требованиями ввести в стране "сухой закон". Я видел прошнурованные амбарные книги, содержавшие тысячи подписей — опять же в пользу "сухого закона". Мало того, в стране объявились и неуловимо мигрировали какие-то старцы, вещуны, бродячие проповедники, соблазнявшие народ ложью, будто до 1917 г. русские в рот спиртного не брали, а пьянство внедрили евреи и большевики, чтобы тем самым погубить Святую Русь. Аудиозаписи их проповедей достигали кабинетов на Старой площади. На славу потрудилась и наука. В частности, в упоминавшемся выше материале Бестужева-Лады, помимо темы "черной" экономики, содержится также душераздирающее описание трагедии пьянства в советском обществе. В конечном счете, в стране все-таки ввели некую слабую форму "сухого закона", после чего все, кто добивались этой меры, как-то рассосались, пропали за горизонтом, а под лучами быстро накалявшегося общественного негодования остался для ответа один Лигачев. Хотя, между прочим, под законами против пьянства нет его подписи.

Антиалкогольная кампания в условиях 1985 г. была больше, чем преступлением. Она была ошибкой. Прежде всего потому, что мощно стимулировала рост теневой экономики. Бывший первый зам. Председателя КГБ СССР, генерал-полковник В.Ф.Грушко, чекист без всяких кавычек, в своих воспоминаниях "Судьба разведчика" следующим образом подвел итоги антиалкогольного похода: "мы получили целый букет проблем: астрономический скачок теневых доходов и накопление первоначального частного капитала, бурный рост коррупции, исчезновение из продажи сахара в целях самогоноварения… Короче, результаты оказались прямо противоположными ожидаемым, а казна недосчиталась огромных бюджетных сумм, возместить которые оказалось нечем". Именно с антиалкогольной кампании стартовал процесс интенсивной накачки финансами из государственных ресурсов сферы "черной" экономики, переросший в конце концов в начале 90-х в тотальное разграбление "теневиками" крупнейшей мировой супердержавы. Вместе с тем эта кампания впервые породила в обществе серьезные сомнения не столько даже в компетентности, сколько в минимальном политическом и государственном здравомыслии нового руководства.

Среди понимающих людей эти сомнения были особенно тревожными ещё и потому, что "с самого начала своего генсекства" Горбачев лично изувечил то, в чем, как полагал, лучше всего разбирался, т.е. систему государственного управления сельским хозяйством. Несмотря на все возражения руководителей трех крупнейших республик Союза: Казахстана (Кунаев), России (Воротников) и Украины (Щербицкий),— он добился упразднения всех сельскохозяйственных министерств и возведения на их руинах единого Госагропрома СССР. Однако вскоре был вынужден признать, что эта мера была крупнейшей ошибкой. Тем не менее, аналогичная судьба постигла и систему управления машиностроительными отраслями. Соответствующие министерства (около двух десятков) пошли на слом, а вместо них возникло некое Бюро Совмина по машиностроению, посредством которого Манилов от экономики Рыжков вместе с группой облепивших его экономических академиков намеревались удивить мир успехами в машиностроении.

За всей этой реформаторской суетой пристальным немигающим взглядом почуявшего обильную трапезу удава наблюдала администрация США. И, абсолютно точно выбрав наилучший момент, нанесла в конце концов из-за океана по экономике СССР удар сокрушающей силы. Едва только наши тогдашние лидеры очнулись после триумфального для них ХХVII съезда КПСС, американцы (воздадим должное их стратегическому мастерству), используя свое влияние в странах ОПЕК, безжалостно обрушили мировые цены на нефть. Если в конце 1985 г. цена за баррель достигала 30 долл., то в марте-апреле 1986 г. она упала до 13 долл. Вдобавок, в самом конце апреля страну постигло новое великое несчастье — чернобыльская катастрофа. В государственной казне задули ветры разорения и нищеты. Всё это нужно было как-то объяснять и без того измученному трезвостью и магазинными очередями народу. В той накаленной атмосфере былые мартовские соратники быстро перессорились друг с другом. Особенно тревожил Горбачева резкий рост влияния Лигачева. Егор Кузьмич, единственный из них, мог по-настоящему работать, самостоятельно принимать ответственные решения и добиваться их выполнения. Был искренне предан партии и любил народ больше, чем самого себя. Пользовался широкой поддержкой областных партийных секретарей, имел связи и влияние в среде деятелей науки, руководителей промышленности и сельского хозяйства. У него установились деловые, почти доверительные отношения с министром обороны СССР, маршалом Соколовым, не одобрявшим, как и все военное руководство, безалаберных разоруженческих инициатив Горбачева. Последний советский премьер В.Павлов в своей интересной книжке "Август изнутри" (1993) справедливо замечает о Лигачеве: "В 1986 -1988 годах у него власти было, пожалуй, больше, чем у Горбачева или Яковлева".

Словом, уже в середине 1986-го перед Горбачевым обозначилась перспектива утраты власти. Тем более неприятная, что ещё при Черненко МВД СССР (министр Федорчук) успело организовать небольшую проверку деятельности Горбачева за время, когда он возглавлял Ставропольскую краевую парторганизацию. По слухам, быстро нарыли материалов, имеющих хорошую судебную перспективу. Поэтому при неблагоприятном стечении обстоятельств утрата места генсека вполне могла обернуться для Горбачева местом на скамье подсудимых. Реальных политических ресурсов сохранения власти оставалось немного. Правда, газетчики продолжали дружно поносить Брежнева как главного виновника всех бед, возбуждая тем самым кровь в жилах либеральных интеллигентов. Но этого было явно недостаточно для спокойной жизни.

Тогда Горбачев обратил свой взор в сторону США. В августе 1986 г. он послал туда свой отчаянный вопль о помощи, согласившись в одностороннем порядке исключить ядерные арсеналы Англии и Франции из рассмотрения на советско-американских переговорах по разоружению. США оставались невозмутимы. Горбачев принялся выпрашивать у Рейгана личную встречу. Подчеркнуто неохотно Рейган дал в конце концов свое согласие на таковую в Рейкъявике. В октябре, прихватив с собой Шеварднадзе и Яковлева (хорошая компания), Горбачев, точно как Генрих Четвертый в Каноссу, отправился в Рейкъявик на прием к Рейгану.

Всего за шесть лет пребывания в должности Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачев одиннадцать раз встречался с президентами США. Пять раз с Рейганом, шесть — с Дж. Бушем. Итог этих встреч известен. Советский Союз и его армия исчезли с политической карты мира, а США превратились в единственного абсолютного гегемона на мировой арене. Американской дипломатии есть чем гордиться. Российской — над чем смеяться и рыдать.

"РАЗОРУЖЕНИЕ"

Встреча Горбачева с Рейганом в Рейкъявике 11-12 октября 1986 г. положила начало тайному сотрудничеству генсека с правительством США, или шире — с правительствами ведущих государств-членов НАТО. Для мирового сообщества пропаганда подавала многочисленные прямые контакты Горбачева с руководителями этих стран как этапные звенья процесса всеобщего ядерного разоружения. Однако в действительности, помимо разоружения, подобные контакты всегда имели второй и третий уровень, о содержании которых догадывались немногие, а знали — единицы. Переговоры велись здесь исключительно "с глазу на глаз", то есть в присутствии только иностранного переводчика. Политбюро не имело возможности контролировать эту сторону поведения Горбачева. Особенно с 1988 г. когда, окончательно погрязнув в склоках, ПБ утратило способность к сколь-нибудь эффективным действиям. Шеварднадзе, предусмотрительно выдвинутый Горбачевым в министры иностранных дел СССР из провинции, мало что смыслил поначалу в сложной материи международных отношений. И лишь позже, смекнув, наконец, о чем идет речь, постарался не упустить возможность урвать от пирога измены что-нибудь и для себя самого.

В Рейкъявике американцы далеко не сразу смогли осмыслить ошеломляющий факт, что советский генсек готов вручить им свою политическую судьбу в обмен на гарантии безопасности и благополучия. А когда, наконец, осмыслили, дали знак о согласии. Этим знаком стала известная история с посадкой в Москве на Красной Площади 28 мая 1987 г., аккурат в День пограничника СССР, немецкого пилота Матиаса Руста. Перелетом Руста американцы продемонстрировали Горбачеву, что имеют в своем распоряжении не только "кнут" в виде понижения цен на нефть, но и "пряник". Получив "пряник", Горбачев со своими подручными на Политбюро разыграл страшное возмущение "беспомощностью военных", и на этом основании вычистил верхушку СА от слишком строптивых. Главное — убрали министра обороны Соколова. Для его замены Горбачев за 4 месяца до прибытия Руста перебросил в Москву с Дальнего Востока будущего "путчиста" Язова. Для Горбачева "дело Руста" было, однако, не только "пряником", но и "услугой" в том смысле, в котором употреблял этот термин знаменитый герой американского кинематографа дон Корлеоне. Как помним, "крестный отец" никогда не называл заранее цену своей "услуги", но наступал час, и он безотказно получал с должника то, что ему было нужно именно в данный момент. За Руста натовцы получили голову Соколова. Так с того времени и повелось. За каждую новую "услугу" Горбачев должен был рано или поздно расплачиваться новыми уступками в сфере жизненно важных интересов СССР и его союзников. По мере того, как политические позиции Горбачева у себя дома становились все более шаткими, его потребность в "услугах" становилась все выше, словно у наркомана, "севшего на иглу". Соответственно росли и натовские цены.

По жизни Горбачев представлял собой ярко выраженный тип "голого политика". Никогда в жизни не работал на производстве, не служил в армии. Никогда ничего собственными руками не создавал, ничего не умел, никого не вылечил, не одел, не обогрел. По карьерной лестнице ловко, в этом умении ему не откажешь, переходил из рук в руки. От Кулакова к Андропову, от него к Устинову, дальше к Рейгану, от него к старшему Бушу. Именно такое "движение по рукам" сформировало тип Горбачева как политического деятеля. Он бывал отнюдь не глуп в речах, но вместе с тем — патологически беспомощен в практической политике и начисто лишен способности предвидеть последствия своих действий дальше, чем на один-два шага вперед. Яркий тому пример — учреждение Госагропрома СССР. Горбачев изо всех сил добивался его создания. А когда, наконец, добился, сам же первым и схватился в отчаянии за голову. Этой слабостью Горбачева искусно пользовались его западные поводыри. Они подсказывали ему шаг, он делал его — и оказывался в еще более тяжелом положении. Тогда ему подсказывали новый шаг, он снова слушался, и снова его положение становилось хуже. В то же самое время те, кто ему подсказывали, получали всё, чего на самом деле желали, то есть необратимое разрушение политических, экономических и военных устоев СССР.

С чего и когда на самом деле началась пресловутая перестройка (вниманию Ивана Лаптева)? Она началась с понятного стремления Горбачева удалить от себя Лигачева, ставшего опасно сильным конкурентом. Но как это сделать? Его же нельзя было просто уволить из состава ЦК, куда Егора Кузьмича, как и Горбачева, избрал ХХVII съезд. Тогда генсеку подсказали убрать не самого Лигачева, а Секретариат ЦК, которым тот руководил. В январе 1988 г. Горбачев легко (поддержал глава правительства Рыжков) провел через ПБ постановление "Об упорядочении деятельности Политбюро и Секретариата ЦК КПСС", в соответствии с которым Секретариат де-факто прекратил свое существование. Это и стало началом горбачевской "перестройки".

После упразднения Секретариата ЦК осталась, однако, проблема обкомовских первых секретарей, большинство из которых упорно поддерживали Лигачева. Когда в марте в "Советской России" появилась статья Нины Андреевой "Не могу поступаться принципами", генсеку подсказали, что из неё вполне можно раздуть скандал по схеме "дела Руста", почистив под него обкомовские кадры. Идея снова понравилась. Вскоре, однако, выяснилось, что большинство обкомовских первых секретарей являются членами Пленума ЦК, откуда, по Уставу партии, их может вычистить только съезд. Тогда Горбачеву подсказали, что нужно созвать Всесоюзную партконференцию, на которой почистить не только корпус первых секретарей, но заодно и весь Пленум ЦК, в котором развелось опасно много консерваторов. Понравилась и эта идея. Однако, когда занялись её осуществлением, Горбачеву подсказали, что глупо рубить собаке хвост по частям, если можно отхватить его одним махом весь сразу. Предлагалось для этого на партконференции в июле 1988-го не заниматься кадровой мелочевкой, а под шум либеральных речей протащить от имени КПСС идею политической реформы. Тем самым партия посадит на шею самой себе и Советской власти Съезд народных депутатов СССР, который легитимирует личную власть Горбачева, уже не зависящую от партии. В итоге, обещали Горбачеву, получится так, что сам он как генсек сохранит и даже усилит контроль над партией, а последняя останется с носом, поскольку не сможет больше угрожать власти Горбачева. Идея в целом понравилась. И генсек, поколебавшись, проглотил наживку. Не знаю, понимал ли он при этом, что именно проглотил.

СЪЕЗД-ТО ОН СЪЕЗД...

Дело в том, что идея Съезда народных депутатов, по сути, переводила интригу Горбачева против КПСС на качественно иной уровень. До этого борьба шла исключительно вокруг персоналий: одного выдвинуть, другого задвинуть. Занятие по форме своей для внутрипартийной жизни обычное, даже рутинное. Теперь же в повестку дня, если смотреть в корень, ставился вопрос о ликвидации КПСС как политического института. Таким образом, очередной жертвой борьбы Горбачева за удержание власти становились уже не Лигачев, Петров или Сидоров, но абсолютное большинство населения и Советское государство в целом.

Трудно сказать, случайно или нет, но подготовка к демократическим выборам народных депутатов СССР совпала с серьезнейшим усилением сектора "черной" экономики. 8 мая 1988 г. был принят "Закон о кооперации", благодаря которому "теневики", уже успевшие к тому времени переварить в своих желудках астрономические антиалкогольные миллиарды, получили новые вливания денег от имени правительства, возглавляемого Рыжковым. Не знаю, каковы были реальные масштабы обналичивания бюджетных денег через кооперативы. Однако хорошо помню, что в то время в аппарате ЦК на этот счет фигурировала промежуточная справка финансовых органов с указанием цифры в 29 млрд. рублей. Даже по "черному" валютному курсу это были гигантские деньги, а уж по официальному — тем более. Понятно, что львиная их доля осела в карманах паханов "теневой" экономики.

Предвыборная кампания проводилась по экзотическим правилам политической реформы. В Орготделе ЦК действовал, например, запрет на телефонные контакты с местными парторганизациями, "чтобы не мешать демократии". Вместе с тем открылись каналы, по которым, наверное, впервые с 20-х годов, в СССР стала возможна инфильтрация теневых капиталов в политическую сферу. В.Грушко пишет, что в 1989 г. КГБ арестовал одного из "крестных отцов" экономической мафии, который объединил своих сообщников на подконтрольной территории для продвижения в народные депутаты СССР своих людей. Всего по линии КГБ в 1989 г. было арестовано около 300 представителей "черной" экономической силы. Однако эти запоздалые меры были уже не в состоянии предотвратить обвальное насыщение политической жизни криминальными деньгами в интересах их владельцев. Для Советского социалистического государства сбывались худшие из возможных прогнозов, суть которых я иллюстрировал выше ссылкой на Бестужева-Ладу.

В рамках Съезда народных депутатов СССР и произошла историческая смычка критической массы теневого капитала с армией истосковавшихся от безделья в своих НИИ, аудиториях и курилках советских либералов, охотно взявших на себя роль яростных идеологов капиталистического реванша. Заволновалась, почуяв смутные времена, та часть партии, которая в брежневские времена прорывалась в КПСС ради карьеры через бюрократические ограничения на прием по графе "служащие". Многие покинули партию, другие — выпали в осадок и кристаллизовались внутри КПСС в качестве агрессивной "пятой колонны". Среди рабочих первыми дали тягу из КПСС наиболее высокооплачиваемые. Так в самый ответственный момент проявила себя глубокая порочность системы отбора в КПСС нового пополнения, действовавшая при Брежневе.

Лично для Горбачева реализация предложенной ему идеи Съезда обернулась новыми, еще более сложными проблемами. В партийных массах окончательно утвердилось мнение, что генсек — предатель. На этой антигорбачевской основе начался процесс самоорганизации партии снизу, получивший свое выражение в стремлении учредить Российскую республиканскую компартию. Потенциально она могла объединить в своих рядах до 60% всего состава КПСС. В июне 1990 г. Горбачев как генсек потерпел свое самое крупное с марта 1985 г. поражение. Несмотря на все ухищрения, ему не удалось воспрепятствовать учреждению Российской компартии и избранию её лидером Ивана Полозкова. Любопытно было наблюдать, как при открытии Российской партконференции в её президиуме самозванно уселись плечом к плечу: Горбачев, Ельцин, Лукьянов, Рыжков, Силаев. Их общей тогда задачей было не допустить учреждения компартии, но они проиграли. Зато спустя пару недель, на ХХVIII-м съезде КПСС, эта компания одержала убедительный реванш. Совместными усилиями этих руководителей съезду были навязаны качественно новые программные и уставные документы, в результате чего в июле 1990 г. КПСС де-юре прекратила свое существование как единая централизованная политическая организация. Были коренным образом подорваны источники самофинансирования партии. По новому Уставу с чрезвычайно большим трудом, но Горбачев всетаки был переизбран прямым голосованием на пост генсека, уйдя таким образом изпод контроля Пленума ЦК. Заместителем генсека, также прямым голосованием, был избран представитель Украины Ивашко, человек крайне осторожный, умело косивший на публике под фольклорного хохла-балагура. Съезд, под диктовку Горбачева, сформировал абсолютно недееспособные символические ЦК, его Политбюро и Секретариат. Правда, в какой-то момент оппонентам Горбачева удалось провести решение о включении в состав ПБ республиканских президентов, что несколько повысило авторитет этого органа. На съезде, с подачи Горбачева, членом ПБ и Секретарем ЦК был избран первый секретарь Красноярского крайкома партии Олег Шенин. В своем первом выступлении в новом качестве перед аппаратом ЦК 29 августа 1990 г. Шенин сказал: "Обстановка будет усложняться. Нам надо ориентировать себя и партийные комитеты на чрезвычайную ситуацию".

О характере отношений, установившихся после съезда между генсеком-президентом и партийными структурами говорит такая деталь. 25 июля Горбачев и Рыжков разослали по закрытым каналам партийным комитетам директиву оказать содействие местным властям в организации уборки урожая, который выдался в тот год очень большим. Ответная реакция райкомов оказалась почти дерзкой. В ЦК поступили несколько вызывающих телеграмм, в которых генсеку напомнили его демагогию о недопустимости вмешательства партийных органов в дела производства.

В обстановке тотального разгрома партийных структур и полной утраты Горбачевым (уже как Президентом СССР) контроля над ситуацией нарастала волна наглого экономического саботажа, прилавки магазинов пустели, а товарные ресурсы вывозились на свалки. Вот строчки о тогдашнем положении в СССР из французского еженедельника "Революсьон": "Советский Союз подвергается подлинной идеологической "шоковой терапии". Она весьма своевременно подкрепляется неожиданными и довольно странными дефицитами (табак, хлеб), которые, несомненно, являются частично следствием саботажа, но в любом случае — объектом манипуляций. На этом этапе речь идет о том, чтобы привести людей в шоковое состояние и насадить ту мысль, что ничто, уже абсолютно ничто не может быть для них хуже, чем ситуация сегодняшнего дня. А этот сегодняшний день называется социализм". В номере за 14 ноября 1990 г. "Правда", которую редактировал горбачевский порученец Иван Фролов, выдала информацию о достигнутой Горбачевым и Ельциным договоренности запретить коммерческую деятельность парторганизаций. Эта мера окончательно затянула на шее КПСС финансовую удавку. Ведь и без того из-за финансовых трудностей к этому времени были ликвидированы все платные должности на уровне первичных парторганизаций, на 70% сокращены штаты райкомов и горкомов партии. В аппарате ЦК КПСС на 1 января 1988 г. было 1922 ответственных сотрудника. На 1 января 1991 г. их осталось не более 400, причем работали они в основном на Горбачева как президента.

ПАРТИЙНАЯ ДИСЦИПЛИНА

Роковой 1991 год начался для партии с того, что можно было бы назвать в стилистике карманных детективов "бегом наперегонки со смертью". Вопрос стоял так: либо КПСС стремительно консолидирует свои остаточные силы вокруг ЦК КП РСФСР и сметет Горбачева, либо Горбачев вместе со своим косноязычным зеркальным двойником Ельциным под руководством западных стратегов в ближайшей перспективе окончательно разгромят породившую их партию, уничтожив заодно и страну. В ЦК КПСС и ЦК КП РСФСР потоком пошли резолюции партийных собраний и пленумов, в том числе из воинских частей и гарнизонов, с требованиями созвать внеочередной или чрезвычайный съезд КПСС, чтобы избавить на нем, наконец, партию от Горбачева. В короткий срок 46 из 72 российских обкомов приняли решения добиваться созыва съезда и отставки Горбачева. В конце января на совещании в ЦК КПСС первых секретарей ЦК республиканских компартий, а также крайкомов и обкомов партии член Политбюро, Президент Узбекистана Ислам Каримов открытым текстом сказал Горбачеву то, о чем в среде профессиональных партийных работников догадывались уже многие: "Михаил Сергеевич, нам пора перестать делать вид, будто всё, что происходит сейчас в партии и стране, происходит стихийно. Ведь очевидно, что есть специальные центры и есть люди, которые организуют все эти опасные процессы. Нам нужно говорить о них открыто, называть их". Горбачев даже не решился возразить.

Внутриполитический кризис в стране достиг своего пика в апреле. На Пленуме ЦК Горбачев, в очередной раз столкнувшись с жестокой критикой со стороны партийных секретарей, прибывших в Москву из кипящей гущи народной, впал в истерику и сделал публичное заявление об отставке. Но вовремя опомнился и дело до голосования довести не решился. Однако слово "отставка" прозвучало. В этом месяце в Орготделе ЦК КПСС начали исподволь готовить внеочередной съезд партии. При этом предусматривались два варианта его проведения, в зависимости от политической ситуации. Один, традиционный — в Кремлевском Дворце Съездов; другой, чрезвычайный — в Большом конференц-зале ЦК на 1200 мест. Однако уже тогда большинство опытных партработников высказывали убеждение, что этот съезд не состоится никогда, ибо Горбачеву его не пережить. В апреле на партийной конференции аппарата и войск КГБ СССР член ПБ, Секретарь ЦК Олег Шенин выступил с речью, в ходе которой произнес две фразы, которые, как полагаю, определили его будущую судьбу клиента "Матросской тишины". Первая: "Если посмотреть, как у нас внешние сионистские центры и сионистские центры Советского Союза сейчас мощно поддерживают некоторые категории и некоторые политические силы, если бы это можно было показать и обнародовать, то многие начали бы понимать, кто такой Борис Николаевич и иже с ним". Вторая: "Я без введения режима чрезвычайного положения не вижу нашего дальнейшего развития, не вижу возможности политической стабилизации и стабилизации экономики".

В апреле же стартовал пресловутый "новоогаревский процесс", в ходе которого, как считалось, государственные люди придумывают новый Союзный Договор. На самом деле это была неконституционная сходка, на которой Горбачев, Ельцин и другие "отцы демократии" торговались об условиях раздела СССР. Если отбросить в сторону словесную шелуху, реальных проблем было у них всего две. Во-первых, стремление автономных образований участвовать в дележе на равных с республиками. Естественно, лишние рты никому не были нужны. Отсюда трудности торга. Во-вторых, и это была действительно ключевая проблема: что делать с Горбачевым? Другими словами, кто кому будет платить? Горбачев, что ярко свидетельствует о его в ту пору умственной истощенности, настаивал на своем праве распоряжаться, скажем так, "постсоветским общаком". То есть он будет консолидировать в своих руках налоговые поступления из всех новых княжеств, а затем справедливо распределять их между этими княжествами. Не забывая, разумеется, и о своих, "союзных" интересах. Это называлось "двухканальной" налоговой схемой. Другие "отцы" во главе с Ельциным, учитывая, что реальная власть находилась уже в их руках, разумно предлагали Горбачеву схему "одноканальную". То есть каждый стрижет своих овец, читай — собирает налоги, а затем из собранного некую часть посылают Горбачеву: на содержание небольшого двора, потешного войска, а также на поездки за рубеж для получения наград и премий за успехи в борьбе с коммунизмом. Горбачев был к этому тогда ещё не готов, и упорствовал. Вот и вся новоогаревская проблема, а что сверх того — от лукавого. В мае первый секретарь ЦК КП РСФСР Полозков, вконец измочаленный травлей в прогорбачевских СМИ, собрал в папку толстую стопу резолюций с мест с требованиями отставки Горбачева, и при личной встрече положил эту папку генсеку на стол.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

В июне 1991-го исподволь начался процесс ликвидации важнейших договорных обязательств СССР. Так разумный человек перед смертью разбирает и подчищает свои деловые бумаги. В Будапеште 28 июня объявил о прекращении своей деятельности Совет Экономической Взаимопомощи. Через пару дней, 1 июля в Праге состоялось заключительное заседание Политического консультативного комитета государств-участников Варшавского Договора, существовавшего как важный фактор мира и стабильности на планете с 1955 г. От СССР на похоронах присутствовал Янаев. Интересно вспомнить, что свое первое зарубежное путешествие в роли генсека Горбачев совершил 26 апреля 1985 г. именно в Варшаву, также на заседание ПКК. Тогда был подписан протокол о продлении Варшавского Договора на 20 лет с последующей пролонгацией ещё на 10 лет. Вместе с Горбачевым свои подписи под документом поставили: за Болгарию — Тодор Живков; Венгрию — Янош Кадар; ГДР — Эрих Хонеккер; Польшу — Войцех Ярузельский; Румынию — Николае Чаушеску; ЧССР — Густав Гусак. Всех этих военных и политических союзников СССР генсек предал менее, чем за пять лет.

Важнейшим (судьбоносным, по Горбачеву) событием июля, в соответствии с которым закулисные операторы выстраивали иерархию политических мероприятий внутри СССР, являлась намеченная на 17-е число в Лондоне встреча руководителей стран "семерки": Великобритания, США, ФРГ… На её неофициальную часть, неясно в качестве кого, был приглашен Горбачев, политический банкрот, президент державы, реально стоящей на пороге самоуничтожения. Для чего такой деятель нужен был в Лондоне?

Однако, прежде чем отправиться на доклад в Лондон, Горбачеву пришлось пережить еще несколько неприятных моментов у себя дома. На заседании Политбюро 3 июля, где было принято решение созвать 25 июля Пленум ЦК и определить на нем дату внеочередного съезда КПСС, Горбачев под занавес выложил на стол перед собой папку с резолюциями, которую в мае передал ему Полозков и, выдержав суровую паузу, спросил: "Что будем делать с Полозковым? Он разжигает против меня "своих", подрывает авторитет генсека". После недолгого молчания вдруг очень мягко, но совсем не в ту степь, высказался Назарбаев: "Дело, видимо, не в Иване Кузьмиче. Авторитет у вас, Михаил Сергеевич, и в самом деле понизился. Вот мы созываем съезд, а ведь на нем вас вполне могут снять с работы. А вслед за вами и нас всех". За Назарбаевым эту мысль стали подбрасывать и другие, дело мол не в Полозкове. Украинский первый Гуренко вообще выразился так: мол, у них на Украине рейтинг Горбачева настолько "малэнькый", что его даже никто не видит. Не промолчал, разумеется, и сам Полозков. Для генсека такая реакция ПБ на его демарш оказалась неожиданной и крайне тревожной. Договорились в конце концов, что Горбачев будет лично присутствовать на Пленуме ЦК КП РСФСР, намеченном на 6 августа, послушает членов Пленума, выскажет свои соображения. Кроме того, на Пленуме должна была произойти замена первого секретаря российского ЦК. Полозков намеревался подать в отставку по болезни. Присутствовать на таком пленуме — святой долг генсека, о чем ему на ПБ и напомнили. Таким образом, 6 августа Горбачев обязан был находиться на Пленуме ЦК КП РСФСР, а не в Форосе. Это факт.

На следующий день, 4 июля, в газетах появилась поздравительная телеграмма Горбачева Дж.Бушу по случаю Дня независимости США. В ней присутствовала загадочная фраза: "советско-американское сотрудничество вступает сейчас в очень ответственный этап". Какой? — без пояснений. Через день, 6 июля, на прием к Горбачеву явился посол США в СССР Дж.Мэтлок, имея на руках срочное послание от Дж.Буша. Скорее всего, речь шла о запущенной московским мэром Гавриилом Поповым (одной из наиболее темных и отвратительных фигур этого периода российской истории) через посольство США в Москве утке о будто бы готовящемся в столице антигорбачевском государственном перевороте. С этого момента маховики, шестеренки и прочие детали гигантской политической провокации, получившей на своем заключительном этапе кодовое американизированное название "путч", пришли в движение. В Лондоне 17 июля главы государств и правительств "семерки" в первой половине дня решают свои вопросы. Во второй — занимаются Горбачевым. Сначала в 14.30 в Музыкальной гостиной правительственного Ланкастер-хауса происходит общая встреча. Все разглядывают Горбачева, как при первом знакомстве. Невысокий, полноватый, плешивый, самоуверенный. На плотной заднице топорщатся шлицы дорогого пиджака, что делает его похожим на воробья. И эта вот "птица" выставила на продажу СССР? Да, такого не увидишь и в века. Потом — двусторонние встречи. Центральная — с Дж. Бушем в посольстве США в Великобритании. Полтора часа "с глазу на глаз". Президент США хочет лично приехать в Москву, встретиться с другими главными участниками будущих событий. Сговорились. Таким образом, в Лондоне на встрече "семерки" 17 июля принципиально была согласована окончательная судьба Советского Союза.

Вернувшись в Москву, Горбачев немедленно развернул кипучую деятельность по подготовке государственного переворота. Активно подыгрывал ему Ельцин. В субботу 20 июля он подписал Указ, запрещающий деятельность парторганизаций "в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР". Это называлось "департизацией" (термин Г.Попова). Акция была рассчитана на то, чтобы спровоцировать резкую реакцию предстоящего через несколько дней Пленума ЦК КПСС. Как президент СССР, Горбачев был полномочен отменить Указ Ельцина, однако под разными предлогами отказался это сделать. В то же время в Москве провокаторы, среди которых бугром выделялся Александр Яковлев, распространяли слухи, будто Шенин намерен возглавить в ближайшее время "реваншистский демарш". В эти же дни сам Горбачев окружил Шенина исключительным личным вниманием. "Ни разу спать не лег,— рассказывал Олег Семенович,— не позвонив сначала мне. Что да как? Яковлева называл сукой." Задним числом смысл этих ухаживаний понятен. В том составе Секретариата ЦК Олег Шенин, в силу малого опыта жизни в московском политическом серпентарии и некоторых черт своего характера, был единственным, кого можно было бы в принципе спровоцировать на решительные шаги. Все остальные были слишком прожженными политиканами, слишком осторожными и недоверчивыми. Поэтому ставка была сделана на втягивание в провокацию с плеча КПСС именно Олега Семеновича.

Во вторник, 23 июля — последняя сходка в НовоОгарево. Горбачев возбужденно деловит, открыт для компромиссов, торопит: "Я не знаю, товарищи, до вас доходит или нет, но я уже чувствую опасные тенденции. Нам нужно быстрее завершить с Договором. Быстрее!" Кое-как собравшиеся соглашаются назначить подписание Договора на сентябрь-октябрь 1991 г. на Съезде народных депутатов СССР. До этого, однако, нужно досогласовать некоторые моменты, а именно: опять же, кто кому будет платить? И что делать с автономиями? Т.е., по сути, ни о чем не договорились. Дата 20 августа, как утверждает бывший при этом Лукьянов, не фигурировала. В четверг 25 июля — Пленум ЦК КПСС, скучный, тягучий. Обсуждают проект новой Программы КПСС. Смешно: дом пылает свечой, а внутри сидит сумасшедший хозяин и строит планы на светлое будущее. Выделялось из ряда прочих выступление Лукьянова, который верно предсказал, что вслед за партией станут громить Советы: "Зачем и с какой целью? Одна из целей — вывести из-под контроля представительных органов решение практических вопросов перехода к рыночной экономике, в первую очередь, разгосударствление и приватизацию". Как в воду глядел Анатолий Иванович! На удивление легко Горбачев согласился на созыв осенью внеочередного съезда КПСС. Вообще, многие тогда обратили внимание, что выглядел он со стороны в этот раз очень уверенным в себе, даже надменным. "Похож был на Муссолини",— поделился со мной впечатлениями от генсека один из участников Пленума. Секрет такого высокомерия сегодня разгадать не трудно: Горбачев единственный среди всех знал, что не будет осенью ни пленума, ни съезда, ни нового Союзного Договора. Он точно знал всё это уже 25 июля.

БЛЕФ

Поздно вечером 29-го (понедельник) в Москве объявился с последней инспекцией Дж.Буш-старший, в прошлом директор ЦРУ США, то есть высокий профессионал по части организации в чужих странах всевозможных путчей. Накануне визита московская пресса маскировала его цели необходимостью подписать очередной договор по разоружению. Однако сам Президент США в своем последнем интервью перед вылетом из Вашингтона сказал без лукавства: "это не будет встреча в верхах по контролю над вооружениями",— и тут же назвал цену, которую Горбачеву назначат США за очередную "услугу": "проблема Прибалтики, вопрос о советских расходах на оборону и помощь СССР другим странам". В первой половине дня 30-го Дж. Буш обстоятельно поговорил в Кремле "с глазу на глаз" с Горбачевым. После обеда, там же в Кремле, обстоятельно пообщался "с глазу на глаз" с Ельциным. На следующий день, в среду 31-го Президент США явил себя в Ново-Огарево, где к нему был допущен Назарбаев. И случилось чудо. После этой встречи Горбачева, Ельцина и Назарбаева словно бы подменили. Все противоречия, которые так долго разделяли их в отношении нового Союзного Договора, стали вдруг неактуальны настолько, что они объявили на весь мир о своей готовности срочно подписать Договор, не дожидаясь, пока пелена упадет с глаз и остальных участников новоогаревского процесса. Назвали и дату подписания — 20 августа. За это Дж.Буш публично похвалил их. Отобедав, он подмахнул в Кремле для прессы очередной разоруженческий Договор и улетел в Киев для разговора "с глазу на глаз" с Кравчуком. После чего в Москве все вдруг пошло немножко кувырком.

На следующий день, 1 августа, Шенин позвонил Полозкову и спросил: "Ты знаешь, что Горбачев уходит в отпуск?". Тот опешил: "Как уходит? Ведь у нас пленум, он должен быть". Шенин посоветовал: "А ты позвони ему". Полозков позвонил: "Правда, что Вы уходите в отпуск?". Горбачев сказал в трубку: "Иван, ты что, белены объелся? Никого не слушай. Будет как договорились. Давай работай. Тут у меня делегация". На следующий день, в пятницу 2 августа, встревоженный Полозков (ведь речь шла о замене первого секретаря ЦК КП РСФСР) отыскал в 9-м Управлении КГБ знакомого офицера: "Правда, что Горбачев улетает в отпуск?" Офицер ответил, что да и самолет уже готов. "А на 6-е он планирует быть в Москве?". "Нет, не планирует". Полозков снова к Шенину: "Что делать?" Тот сказал: "Звони Горбачеву". Позвонил, снова спросил про отпуск. Горбачев завелся: "Ну, что ты пристал? Сам видишь, какой тяжелый был месяц". Полозков уперся: "Я так не могу. Нужно посоветоваться по кандидатурам". Горбачев подумал и сказал: "Я сейчас тоже не могу. У меня делегация. Заходи вечером. С Шениным". Вечером Горбачев увлек товарищей по партии в угол кабинета, усадил, рассказал пару свежих хохм про Буша, порадовался, что удалось выйти на Союзный Договор. Затем взялись "лопатить кандидатуры". Полозков показал на Шенина: "Пусть Олег Семенович берется". Горбачев обиделся: "Ты что, хочешь меня одного с этими суками оставить?"— и кивнул головой куда-то в сторону. Рассказывая мне эту полуанекдотическую историю своей последней встречи с Горбачевым, Полозков сказал, что его неприятно задело, даже насторожило подспудное безразличие генсека к тому, кто станет во главе российского ЦК. Год назад он бился насмерть, чтобы провести туда своего человека, а сейчас проглядывало хоть и замаскированное нужными словам, но все-таки равнодушие. Горбачев выпроводил Полозкова из своего кабинета первым. Довел до двери и на прощание, явно в расчете на уши Шенина, повторил громко: "Олега не трогай, он у меня один на всех этих..." И снова дернул головой в сторону.

Прежде чем отбыть в отпуск, Горбачев сделал по телевидению торжественное обращение об открытии к подписанию Союзного Договора. Хорошо видно, что в тексте обращения полностью отсутствует какая-либо конкретика. Чистейший дешевый пиар, ориентированный на то, чтобы создать в обществе иллюзию, будто 20 августа и в самом деле состоится подписание. Однако в тех политических условиях, в которых находились тогда и Горбачев, и Ельцин, ни о каком подписании для них в действительности не могло быть и речи. Если, конечно, сладкая парочка не планировала совершить вместе политическое самоубийство. Дата 20 августа была блефом государственного масштаба.

Отбывая спешно в Форос, Горбачев оставил "на хозяйстве" в ЦК Шенина, поскольку официальный зам. генсека Ивашко лег "подлечиться". Между тем в Москве развили страшную активность академик Яковлев, его ближайший той поры сподвижник генерал-предатель Калугин, российский вице-президент Руцкой, грузинский лис Шеварднадзе. Мощно и по сути открыто действовала несметная иностранная агентура. Кипели какие-то антисоветские съезды, конференции. Сновали озабоченные, яростные люди, похожие на голодных крыс. В пятницу, 16 августа в печати появился, наконец, текст пресловутого Договора. Подчеркну еще раз, что его подписание 20 августа, с точки зрения интересов политического выживания Горбачева и Ельцина, было абсолютно немыслимым. Ибо, пойди они на этот шаг, в ответ получили бы молниеносную консолидацию на базе итогов мартовского Всесоюзного референдума тех громадных сил, которые не желали раздела СССР. А это: сохранившиеся организации и структуры КПСС; Съезд народных депутатов и Верховный Совет СССР; значительное большинство народных депутатов и членов ВС РСФСР; правительство СССР; все советские силовые структуры и, наконец, подавляющее большинство граждан страны.

Помимо этого, уже тогда в окружении Ельцина определяющую роль играли люди, для которых главной и единственной целью являлось обращение в личную собственность природных ресурсов России. Прежде всего, конечно, нефти и газа. Новоогаревский Договор не давал им такой возможности. В своей совокупности все эти обстоятельства означали, что в случае подписания Договора Горбачев и Ельцин вынуждены были бы тут же, не вставая с места, застрелиться. Поэтому публикация Договора 16 августа являлась не более чем плановым провокационным ходом в череде подготовительных мероприятий, призванных, в конечном счете, высечь из общества искру неосторожного вооруженного сопротивления. Сохрани тогда будущие деятели ГКЧП хладнокровие, не делай резких движений — Горбачеву и Ельцину пришлось бы с большими для себя политическими потерями отрабатывать назад.

Вполне допускаю, что прозрачность ситуации мог не воспринять министр обороны Язов, предусмотрительно пожалованный до этого Горбачевым за покладистый характер в маршалы СССР. Допускаю, что мог не просчитать ее премьер Павлов, человек откровенно не политический. Допускаю, что мог не сориентироваться в той сложной обстановке Шенин, не успевший постичь за год жизни в Москве, что в политике подлость человеческая не имеет дна. Но чтобы в столь элементарную западню мог угодить Председатель КГБ СССР Крючков, чья профессия как раз и состоит в том, чтобы обезвреживать подобные ловушки или строить их для других, я не поверю никогда. Между тем, сегодня становится ясно, что именно Крючков сыграл в августе 91-го главную роль в запуске всей акции ГКЧП.

РАЗВЯЗКА

В понедельник 19-го я узнал из телевизора, что произошло. Отправился на работу в ЦК. Там в коридорах наблюдалось некоторое оживление. Надо сказать, в последнее время в комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади все громче свистел ветер запустения и развала. В буфетах исчезли нормальные столовые приборы. Появились грязные гнутые алюминиевые вилки. По ночам в кабинетах сотрудников кто-то взял моду срезать кнопочные телефонные аппараты. Иногда вскрывали рабочие сейфы, и, если находили что-то ценное, уносили. Утром 19-го было много звонков с мест. Образование ГКЧП в основном поддерживали, но вызывала настороженность версия, будто Горбачев болен. В нее не верили. Если бы объявили, что ему предъявлено обвинение в государственной измене, и на время следствия он изолирован, это было бы принято без сомнений и с одобрением. Между сотрудниками прошел слух, будто бы состоялось заседание Секретариата ЦК под председательством Шенина, но что "они" решили — неизвестно. Потом новый слух, будто на места ушла шифровка с указанием поддержать ГКЧП. Позже выяснилось, что Шенин действительно разослал за своей подписью шифровку: "В связи с введением чрезвычайного положения примите меры по участию коммунистов в содействии ГКЧП". После разгрома она оказалась в руках прокуроров, по сути, единственным материальным свидетельством причастности партии к делам ГКЧП. Ближе к обеду прошелестел новый слух, на этот раз о созыве Пленума ЦК. И потом вдруг, как отрезало, полная тишина. Со временем я узнал, что во второй половине дня в ЦК приехал из Барвихи Ивашко, отодвинул Шенина и взял ручку управления на себя. Сразу стало тихо, как в детской игре в "замри". Никто ничего толком не мог объяснить. Кругом роились только слухи. В душе возникло и стало нарастать чувство, что все мы в западне, из которой нет выхода.

Во вторник 20-го в коридорах Орготдела не было никого. Все, как мышки, сидели по кабинетам. Иногда заглядывал кто-нибудь из коллег, оставлял слух и исчезал. Прошелестело, будто переметнулся Лебедь. Куда? К кому? Александр Иванович был членом ЦК КП РСФСР. На Пленумах гудел, как иерихонская труба, правильные вещи. Я не мог вообразить его демократом. Потом заговорили, будто к Ельцину перебегает милиция. Будто организует это заместитель министра Пуго генерал Громов. Снова не поверил. Громов — герой афганской кампании. Боевой советский генерал. Такие не перебегают. Во второй половине дня, устав от безделья и слухов, решил отправиться домой. Пешком. Посмотреть, что в городе. Есть такой журналистский штамп: "тщательно организованная провокация". Провокация августа 91-го была организована грубо, я бы даже сказал, вызывающе хамовато. На площади Свердлова, у Большого Театра, дальше по проспекту Маркса и в начале Манежной площади танки и много солдат в строю. Зачем? Ежу понятно. По периметру три крупнейших гостиницы: "Интурист", "Москва" и "Националь". Каждая нашпигована иностранными журналистами, репортерами, резидентами. Сцена устроена для них. На углу улицы Горького, у подземного перехода, танк. На нем молодой мужик лет 30-ти, полноватый, машет полосатым флагом (тогда такие называли "бесиками": белый, синий, красный). Время от времени выкрикивает: "Горбачев, Ельцин — да! Военный переворот — нет!" Рядом массовка человек 10, подхватывают этот лозунг. Кто же позволил мужику забраться на боевой танк с "бесиком"? Офицеры кучкуются группками в стороне, не вмешиваются. Солдаты в строю — в основном мальчишки. Выглядят очень усталыми, похоже, давно стоят. Жарко. Они все в керзачах. Вижу, как на одного, совсем молодого, коршуном налетает женщина лет 40-45: "Ты будешь стрелять в матерей!? Будешь стрелять в матерей?!.." Тот стоит замученный, безучастный, глаза чуть завел под веки. Сейчас бы я сказал этой тетке, попадись она мне: "Пусть в тебя чечен стреляет, дура!" Тогда промолчал, пошел дальше вверх по Горького. У красного здания Моссовета — бодрая суета, оживление. Вроде как в большой молодежной компании перед хорошей выпивкой. Туда-сюда снуют озабоченные революцией люди, в руках — пачки прокламаций, обращений, ельцинских указов. Все это рассыпают по городу, суют в руки военным. В здании функционирует штаб Александра Яковлева. Ему помогают два его бывших (в ЦК КПСС) помощника: Валера Кузнецов и Коля Косолапов. Оба, само собой, коммунисты, мои бывшие хорошие товарищи по аппарату ЦК. В этот день мы с ними оказались по разную сторону — не баррикад, а корыта. Они — с той, где берут, а я — где отнимают. На углу площади Маяковского и 1-й Тверской-Ямской улицы стоит иномарка. Задняя дверь поднята в небо. В просторном багажнике две мощные колонки гонят на всю площадь информацию "Эха Москвы". Диктор торопливо перечисляет номера воинских частей, фамилии командиров, названия и фамилии капитанов военно-морских судов, которые блокируют Горбачева в Форосе. Позже выяснилось, что все это было вранье. Но ведь кто-то его сочинял и загонял в эфир. И вот, следуя таким путем, отмечая про себя все грубые постановочные швы буфф-переворота, я начинал потихоньку прозревать, что на самом-то деле все эти ребята: и те, которые трясутся от страха в ГКЧП; и те, которые жрут водку с коньяком в удобном бункере Белого Дома; и сам богомерзкий форосский сиделец, умудрившийся за пять лет испоганить жизнь на целой планете,— все эти ребята, на самом деле, заодно. И что в конце концов они между собой полюбовно договорятся. А вот подлинным объектом их путчевых манипуляций, их подлинной несчастной жертвой является не кто иной, как все тот же безмолвный многострадальный народ, ставший "пиплом, который все схавает". Чтобы его облапошить, даже напрягаться особо нет смысла.

Поздним вечером этого дня хлынул дождь, и шел всю ночь. В тоннеле под Новым Арбатом, в давке, в мешанине пытавшейся вырваться прочь бронетехники и разгоряченной спиртным и провокаторами толпы, случайно погибли трое молодых людей. Через несколько дней Примаков придумал дать им Героев Советского Союза. Поставил этих несчастных в один ряд с советскими героями-мучениками: Олегом Кошевым (17 лет), Сережей Тюлениным (18), Сашей Матросовым (19). Спустя годы, из книжки Коржакова я узнал, что в ту жуткую ночь, когда в Москве хлестал дождь, гибли люди и многие за темными бессонными окнами думали с тревогой о том, что может быть завтра с ними и их семьями, Ельцин крепко спал в бункере Белого Дома. В какой-то момент Коржаков хотел вывезти его тело от греха подальше в посольство США, но Ельцин проснулся и велел положить себя на место. Прочитав этот эпизод, я подивился наивности ельцинского топтуна. Ведь это Ельцин, а не Коржаков, беседовал "с глазу на глаз" с Бушем-старшим. Соответственно, в ту ночь Ельцин — знал! А Коржаков, разумеется, нет! Вот где был источник мужества Беспалого. Рядом, по свидетельству Коржакова, пил водку с коньяком и блевал по углам московский мэр Гавриил Попов. Тут же отдыхал и вице-мэр Лужков с молодой женой в положении. Как рачительные хозяева, заранее запаслись продуктами, и теперь кушали. Под утро позвонил председатель КГБ СССР Крючков, доложил обстановку. Вскоре после этого, серым мокрым (все еще моросил дождь) московским утром они стали по очереди выходить из бункера. Последним вышел Гавриил Попов и, еще не вполне придя в себя после перепоя, объявил, что у него имеются неоспоримые доказательства причастности КПСС к организации военного переворота.

ПИР ПОБЕДИТЕЛЕЙ

В четверг, 22-го, снова было сумрачно, влажно. У "них" — день победы. В утренних "Известиях" знаковая статья под угрожающим заголовком: "Запомним всех, обдумаем все". Автор — Отто Лацис, политически выморочный субъект, тогда член ЦК КПСС, первый заместитель главного редактора теоретического органа ЦК "Коммунист", один из горбачевских подпевал среднего звена. В роковой для его партии день не нашел себе лучшего занятия, чем разжигать с газетных страниц антипартийную истерию.

Где-то в 15.30 у главного подъезда ЦК неожиданно возникла возбужденная толпа. Свист, крики: "Долой КПСС!". Комендатура закрыла все массивные наружные ворота. От руководства поступило сообщение, что женщины могут покинуть здание, не дожидаясь окончания рабочего дня. Называли номера подъездов, через которые пока еще можно выйти. Прошла зловещая информация о самоубийстве министра внутренних дел СССР Бориса Карловича Пуго и его супруги. По работе в ЦК я достаточно хорошо знал Бориса Карловича. Для меня он был человеком чести. В ситуации тех дней, по моим понятиям, генерал-полковник Пуго поступил как мужчина и воин.

В пятницу, 23-го, снова в 15.30, у здания ЦК опять собирается толпа. На этот раз действуют более организованно. Заблокировали все выходы. Покидающих здание женщин освистывают, вырывают у них сумки, обыскивают. В 16.00 по внутреннему радио заговорил какой-то гебист из команды Г.Попова. Сообщил, что, по согласованию с Президентом СССР Горбачевым, принято решение о "приостановлении функционирования здания ЦК КПСС". Всем сотрудникам предложено покинуть здание до 17.00, взяв с собой только личные вещи. Неизвестно, можно ли будет вернуться еще раз. У многих в кабинетах остаются рабочие библиотечки, какие-то архивы. Через внутренний двор ЦК к выходу в Никитников переулок потянулись люди. У ворот — знакомые ребята из комендатуры. Предупреждают не вступать ни с кем в разговоры. По ту сторону массивной ограды ликует взвинченная толпа. Пытаются обыскивать. Распорядитель с трехцветной повязкой на рукаве призывает к порядку. Немного впереди меня за ворота вышла средних лет женщина. У нее из хозяйственной сумки выхватили сверток. Оказалась, упаковка мясного фарша из буфета. Моментально разметали. Гогот, свист, крики: "Зажрались!.." Под этот шум я без приключений вышел через проходную, смешался с толпой, огляделся. У разных подъездов на охране стоят и сидят группки молодежи, все с трехцветными повязками. Было заметно, что свой революционный долг они исполняют с удовольствием. Много людей любопытствующих, праздных. Много тех, кого раньше называли "деклассированными элементами". Очень активны женщины, скажем так, второй свежести. Что-то требуют, горячатся. Самый главный, 2-й подъезд ЦК, над которым пока еще желтеет золотом надпись "Центральный Комитет КПСС", отделен от сравнительно небольшой толпы переносными ограждениями. За ними — милиция и снова распорядитель с трехцветной повязкой. Толпа не очень кипит энергией. Мое внимание привлекла пожилая женщина. Высокая, жилистая, о таких говорят иногда — изработанная. В странной для центра Москвы одежде, похожей на русскую телогрейку. Я много видел в жизни похожих женщин. В колхозе, где работал отец; на шахте, где довелось поработать самому; позже среди укладчиков железнодорожных шпал в Подмосковье. Эта женщина была настроена очень воинственно, на худом сером лице решимость. Она выкрикивала в сторону подъезда: "Пусть выходят!". Улучив момент, черт знает почему, я спросил: "Кто пусть выходит?". Женщина оглянулась на меня, и ответила: "Начальство ихнее". Я кивнул в сторону двери: "Его там нет". Она недоверчиво спросила: "А куда же они подевались?". Я сказал: "Кто куда. Горбачев и Яковлев в Кремле. Шеварднадзе у себя в министерстве. Ельцин в Белом Доме. Бывал здесь часто Гавриил Попов, но и он давно переехал. Никого нет". Тогда она, уже не очень уверенно, спросила: "А где Ивашко?" Я на это: "А зачем вам Ивашко? Он больной и вообще тут ни при чем". Тогда она отвернулась, и принялась смотреть на подъезд молча. В эту минуту мне стало ее жутко жалко, ведь ее снова обманули.

Днем и вечером на телеэкранах мерцало блиноподобное, с обвисшей серой кожей, лицо академика Яковлева. Над маленькими острыми настороженными глазками навис густой бурелом бровей. Ни дать ни взять — страшила из "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Профессионально клеил политические ярлыки "путчистам", требовал крови и доносов. Когда-то партия и Советская власть нашли его в деревенском навозе, вытащили, отмыли, обучили, вознесли на вершину власти. На свою голову. Сейчас посмотришь на него — немолодой человек, повидал виды, академик. А в душе все одно: был и навсегда остался кондовым представителем известной на Руси породы деревенских сутяг и христопродавцев, испокон веку ненавидимых русским крестьянством. Под заклинания Яковлева столичный образованный слой бросился на всякий случай делать доносы на ГКЧП. Доносили много, с пониманием. Из множества слышанных мною на эту тему поучительных историй больше других задела та, которую поведал как-то под настроение Олег Шенин. По его словам, еще работая в Красноярском крае, он познакомился по стечению обстоятельств с семьей Валерия Чкалова, знаменитого советского летчика. Шенины и Чкаловы быстро подружились семьями. Ездили друг к другу в гости, в Москву, в Красноярск. Обычная история. Когда пришло время Олегу Семеновичу в камере "Матросской тишины" знакомиться с материалами своего "путчевого дела", он, среди прочих бумажек, с изумлением обнаружил и донос, написанный на него в 1991-м сыном Валерия Чкалова Игорем, другом семьи. Оказывается, тот мельком увидел Шенина выходящим из кабинета Павлова, и на этом основании составил донос о причастности Секретаря ЦК КПСС к попытке военного переворота. Трогает в этой истории не тривиальный сам по себе факт предательства со стороны "друга семьи", а не воспринимаемое на слух нормального человека сочетание слов: "Чкалов" и "политический донос". Сейчас, говорят, младший Чкалов летает летчиком в Канаду, уважаемый человек.

В понедельник, 26-го начался открытый пир победителей: московская мэрия в лице вице-мэра Лужкова, не дожидаясь судебных решений, принялась изымать в свою пользу партийную собственность в Москве. По моим сведениям, накануне вечером Лужков затребовал к себе на беседу Управляющего делами ЦК КПСС Николая Ефимовича Кручину. Тот в это время находился в дачном поселке "Усово" вместе с группой последних секретарей ЦК, дожидавшихся решения своей судьбы. Договорились, что после встречи с Лужковым, Кручина вернется в "Усово" и расскажет, о чем шла речь. Однако он почему-то не вернулся, а уехал от Лужкова, если их встреча состоялась, к себе домой. Утром 26-го, согласно официальной версии, Николай Ефимович выбросился из окна собственной квартиры. О чем накануне вечером шел у него с вице-мэром разговор, мне неизвестно. Так или иначе, но московская мэрия запустила процесс экспроприации партийной собственности буквально через несколько часов после смерти Управляющего делами ЦК. Здесь уместно добавить, что в последние месяцы перед августом у Кручины были напряженные отношения с Горбачевым, поскольку Управляющий делами изо всех сил препятствовал махинациям генсека с партийной кассой.

Еще через пару дней мне позвонил на квартиру кто-то из сотрудников секретариата Орготдела ЦК и сказал, что утром 31-го я могу последний раз войти в свой рабочий кабинет и быть там до 15.00. В назначенный день, захватив с собой большую дорожную сумку, отправился на Старую площадь. За 10 лет работы в ЦК в кабинете скопилось множество книг, разных справочных материалов, читательские отклики на мои статьи в печати. Словом, образовался солидный архив. Чтобы в нем разобраться, нужны были бы несколько дней, а не часов. Но выбора не было. Сложив в сумку, как полагал, самое главное, остальное оставил в кабинете. Пусть новые хозяева пользуются, мне не жалко. Не без волнения двинулся к лифту. Внизу на выходе предстоял первый в моей жизни обыск. Ничего подобного раньше со мной не случалось. Но оказалось, что все не так уж и страшно. Двое худощавых, спортивного вида молодых людей, предварительно извинившись и сославшись на служебный долг, деловито и проворно перешерстили сумку. Изъяли листок информации ТАСС, которые обычно рассылают по газетным редакциям, и оттиски двух моих статей в газете "День". Не знаю, почему. После этого вежливо попрощались. Я поблагодарил за обслуживание. Они занялись следующим. Я потащил свою сумку к проходной. Там стояли двое провинциального вида ментов с "бесиками" в петлицах и автоматами за спиной (позже выяснилось, что милиционеров действительно завозили из провинции). Один из них сказал открыть сумку. Я возразил: "Меня уже обыскивали". Мент ответил: "Там другая служба, у них свои дела, у нас свои". "Ну уж вы между собой разберитесь!"— решил я показать гонор. Мент небрежно ковырнул пару раз рукой в сумке, и обронил: "Проходи". В это мгновение к нам подошел пожилой мент в чине майора, тоже провинциального вида и с "бесиком" в петлице, тихо скомандовал: "Отставить!" После чего принялся лично перебирать содержимое сумки. Извлек небольшую сувенирную подставку для авторучки. Мне ее подарил мой друг из Таджикистана. Отложил в сторону. Я промолчал. Дальше майор достал из сумки маленькую записную книжку, годами без пользы валявшуюся в моем столе как память о студенческой молодости. Принялся спокойно перелистывать странички. Я не выдержал: "Скажите, что вы ищете. Я вам сам это отдам". Мент, продолжая перелистывать, ответил: "Смотрю, нет ли у вас библиотечных книг". Я оглянулся — за мной уже выстроилась очередь на обыск аккуратных, терпеливых, покорных судьбе. По знакомому мне двору двое рабочих катили куда-то холодильник. Жарко. Время обеда. От столовой медленно, раскуривая на ходу сигаретку и сытно отрыгивая, шел еще один провинциальный мент. И в этот миг, отлично это помню, я разом проснулся. Так, что в самой сокровенной глубине самого себя осознал во всей его немыслимой значимости факт, что я навсегда уехал из Советского Союза. И приехал в совсем другую страну, для которой я никто и ничто. А вот этот пожилой провинциальный мент с "бесиком" в петличке, спокойно листающий мои личные записи, есть теперь соль земли и ее хозяин. Совсем, совсем другая страна…

Танцует и пляшет от счастья на солнечных пирсах Сардинии Ксения, дочь Собчака и подруга Вайнштейна… "Мир" утопили, "Курск" сам утонул. Говорят, по ошибке… Мальчик, кровинка, любимый, в казенной могиле лежит. В жизни он срочником был… Путин старуху-чеченку из "Града" в сортире случайно убил. Все равно поделом ей, бандитке… Жалко, в футбол проиграли. "Рас-сия!.. Рас-сия!.."
http://www.patriotica.ru/history/leg_cel.html

Обнаружены секретные планы совместных боевых действий Японии и США против России
РИА "Новости", Андрей Фесюн.
Военные Японии и США с 50-х годов втайне разрабатывали планы совместных операций против СССР.
Как пишет в четверг газета "Асахи", недавно были совершенно случайно обнаружены секретные планы совместных боевых действий японских Сил Самообороны и расквартированных в Японии американских подразделений на случай начала войны с Советским Союзом.

Эти планы имели гриф "совершенно секретно"; секретным была даже информация о самом их существовании, что подтвердили ряд бывших руководителей японских вооруженных сил.

Премьер-министры, в случае войны автоматически становящиеся главнокомандующими вооруженных сил, не знали о существовании таких планов, сообщает газета. В Управлении Национальной Обороны считали, что "гражданское руководство" Силами Самообороны мешает эффективному военному планированию.

На протяжении 50-70-х годов основными вдохновителями этих планов являлись бывший начальник штаба Сил Самообороны Рюхэй Накамура, бывший начальник вооруженных сил восточного направления Юкио Минагава и один из руководителей военного учебного центра "Фудзи" Цутому Мацумура, уточняет газета.

В 1952 году началась разработка планов на штабном уровне, а в 1955 был впервые принят совместный японско-американский секретный план, обновлявшийся с того времени ежегодно.

Основные корректировки в план вводились в 1978, 1984 и 1995 годах.

В боевых действиях с СССР, в случае, если они развернулись бы на острове Хоккайдо, предполагалось задействовать десять воздушных соединений, три авианесущие морские группировки и три сухопутные дивизии, сообщает "Асахи".

http://www.iraqwar.mirror-world.ru/tiki-read_article.php?articleId=12745

Владимир Мейлицев

ОТБИТЬ УДАР: ПЕРВЫЕ ПОПЫТКИ

В предыдущей статье мы пообещали рассказать подробнее о технических средствах противоракетной обороны, о различных программах создания систем защиты от самого разрушительного оружия в состоявшейся на сегодня истории человечества. И, думается, лучше начать рассмотрение с азов.

Сразу сделаем замечание общего характера. В дальнейшем, если не будет специально оговорено иного, под противоракетной обороной будет подразумеваться защита территорий либо объектов от нападающих баллистических ракет – межконтинетальных (МБР), среднего радиуса действия (БРСД), ракет, запускаемых с подводных лодок (БРПЛ), а также оперативно-тактического (ОТР) и тактического назначения. Технология и организация защиты от крылатых ракет – сначала такие аппараты получили название «самолет-снаряд» – весьма сходна с обычной противосамолетной противовоздушной обороной (ПВО), и потому не является предметом настоящей серии статей.

Для краткости будем применять для противоракеты (антиракеты) сокращение «АР», для радиолокационной станции – «РЛС».

Необходимость в противоракетной обороне обозначилась ещё во времена Второй мировой войны – когда 8 сентября 1944 года первая немецкая Фау-2 упала на лондонский квартал Чисуик. И англичане, с американской помощью, выработали концептуальную схему системы ПРО еще в ходе войны.

Задачей являлось сбитие Фау-2, которые немцы запускали через Ла-Манш по целям в Южной Англии. Совместный проект назывался «Тампер»и содержал все элементы, которые и сегодня составляют минимально необходимый комплекс средств системы объектовой противоракетной обороны. Он включал РЛС обнаружения, выдвинутые к побережью в направлении прилетающих ракет; управляемые ракеты-перехватчики – антиракеты – в качестве активного средства; РЛС сопровождения цели и наведения, расположенную вблизи от позиций АР; вычислительное устройство для расчета траектории цели и выработки команд наведения.

Радар обнаружения должен был засекать атакующие ракеты, определять их траекторию и передавать данные на РЛС наведения. Последняя с помощью вычислительного устройства должна была отслеживать цель, рассчитывать траекторию перехвата, выдавать команду на запуск АР и передавать на АР радиокоманды наведения в процессе ее полета.

Все было правильно, вот только уровень техники тех лет никак не позволял все это реализовать. Единственное, что было в наличии, это радиолокационные посты обнаружения; однако практически английским РЛС, созданным для отражения налетов авиации, удавалось засекать только 48% ракет, летящих с невозможной для самолета скоростью 1500 м/сек. Вычислить же вероятное место падения Фау-2 удавалось лишь в отдельных случаях. О реализации остальных компонентов проекта в 1940-х годах вообще еще не могло идти речи.

Долгое время баллистические ракеты представляли собой оружие, от которого нельзя защититься. Возможность борьбы с МБР стала вырисовываться только 15 – 18 лет спустя. За это время во многих странах были разработаны и приняты на вооружение противосамолетные управляемые ракеты (общепринятое сокращение: ЗУР – зенитная управляемая ракета), на основе которых создавались системы противовоздушной обороны: ПВО страны, зональные, ПВО войск, стационарных наземных объектов и кораблей.

Ключевым отличием противоракетной обороны от противосамолетной является фактор времени.

В первых проработках в распоряжении проектантов были только РЛС прямой видимости. Зона обзора таких РЛС ограничена линией горизонта, и дальность обнаружения ими летящего объекта зависит от высоты его траектории. С этой дальностью напрямую связано время, которым располагает система ПРО для организации всей цепочки действий по перехвату: идентификация цели (нужно быть уверенным, что обнаружена именно ракета противника, и определть ее тип), расчет ее траектории и предполагаемого места падения, выбор типа контратакующей противоракеты и конкретной пусковой установки (ПУ) с учетом наивыгоднейшей траектории перехвата, наведение АР на цель и, наконец, подрыв боевой части АР в районе цели. При запуске баллистической ракеты с расстояния 1000 км она обнаруживается на расстоянии 900 км от обзорной РЛС и с этого момента летит до цели еще 8 минут; при пуске МБР с расстояния 5000 км эти цифры составляют соответственно 3000 – 3500 км и 13 мин. 35 сек., а с 10000 км – 4500 – 4800 км и 15 мин. 50 сек.

Фактор времени предъявляет высочайшие, беспрецедентные требования к скорости полета противоракеты, быстродействию всех элементов системы обнаружения и наведения и степени боеготовности комплекса ПРО.

Другой принципиальный вопрос, который приходится решать разработчикам системы ПРО, – это вопрос о способе поражения головной части перехватываемой ракеты. Опять дадим некоторые цифры. Современные большие ЗУР – такие, как широко распространенный советский комплекс С-75 или американский «Усовершенствованный Хок», – имеют боевую часть в обычном снаряжении весом 100 – 200 кг; для надежного поражения ее надо подорвать на расстоянии от цели, не превышающем нескольких десятков метров – эти метры называют радиусом поражения ЗУР. Взяв для определенности радиус поражения равным 30 м, а скорость движения АР относительно перехватываемой цели равной 3000 м/сек (эти цифры вполне соответствуют действительности), получим время нахождения цели в зоне поражения АР, равное 0,02 сек – две сотых доли секунды! То есть противоракета должна прийти в точку встречи вот с такой временной точностью. Добавьте к этому точность расчета координат точки встречи, точность пространственного вывода АР в эту рассчитанную точку… В 1950-х, да и в 1960-х годах еще не существовало технических средств, которые могли бы выполнить такую задачу.

А потому во всех первых проектах ПРО антиракета должна была иметь ядерную боевую часть.

Отсюда еще одно требование к летным характеристикам АР – требование по высоте точки перехвата. Ведь надо, чтобы взрыв БЧ перехватчика – а возможно, и взрыв сдетонировавшей БЧ нападающей ракеты – не нанес вреда защищаемому объекту.

Оборона незащищенных целей типа городов требует ликвидации нападающей боеголовки на высоте 30 – 50 км (выше основных плотных слоев атмосферы), а лучше 100 – 160 км (практически вобще за ее пределами). Над защищенными объектами, типа шахтных пусковых установок своих МБР, можно безопасно сбивать, начиная с высоты порядка 15 км.

Представив себе главные трудности, стоявшие перед разработчиками систем ПРО, и основные предъявляемые к ним требования, можно приступить к рассмотрению конкретных проектов – тех, что были хотя бы частично реализованы, и тех, что так и остались на бумаге.

Данные по советской системе ПРО – о какой-либо новой, «российской», говорить пока не приходится – до сих пор довольно плотно засекречены. Известно только, что она есть. В свое время на московских военных парадах по Красной площади возили ракеты двух типов, которые были квалифицированы как антиракеты; но проследить за историей развития средств ПРО можно лишь по материалам, освещающим американские системы.

Исследования по первой американской системе ПРО началась в 1955 году, в следующем году были развернуты практические опытно-конструкторские работы. Ракета DM-15C «Найк-Зевс», на основе которой строился комплекс, являлась развитием противосамолетных ракет ряда «Найк»: ЗУР «Найк-Аякс» (начало работ в 1945 году, первый испытательный пуск в 1951, дальность 48 км, высота перехвата до 18 км) и «Найк-Геркулес» (начало работ в 1951 году, испытана в 1957, дальность 140 км, высотность 50 км, максимальная скорость М = 3,35). Основными разработчиками проекта «Найк-Зевс» являлись компании Вестерн Электрик, Дуглас и Белл Телефон Лабораториз, двигатели (РДТТ – реактивный двигатель на твердом топливе) изготовлены фирмой Тиокол.

Ракета получилась крупнее и тяжелее своих предшественников, но зато дальность увеличилась до 320 км, досягаемость по высоте – до 150 км, а скорость – до М > 4. Ракета была двухступенчатая, твердотопливная, имела отделяемую управляемую ядерную боевую часть, за что ее иногда называют трехступенчатой. В состав комплекса входила РЛС ZAR (Zeus Acquisition Radar); ракеты устанавливались в подземных железобетонных шахтах диаметром 4,6 м.

Летные испытания ракеты проводились во второй половине 1959 года на полигоне Уайт Сэндз и поначалу дали неудовлетворительные результаты. Выведенный на испытания в 1960 году усовершенствованный образец оказался фактически новой ракетой, и дальнейшие работы продвигались довольно успешно. В завершающей фазе на атолле Кваджалейн в Тихом океане были проведены обширные испытания всего комплекса ПРО, включая пуски с имитацией (без подрыва БЧ) перехвата. В качестве целей использовались баллистические ракеты «Атлас» и «Титан», запускавшиеся с базы Ванденберг на западном побережье США; всего в ходе испытаний было использовано 47 «Атласов» и «Титанов». Официальных данных о результатах испытаний в печати не приводилось, но было зафиксировано как минимум одно знаменательное событие: 19 июня 1962 года был осуществлен успешный перехват МБР «Атлас», запущенной с удаления в 6900 км.

Здесь, чтобы не было недоразумений в дальнейшем, необходимо сделать одно замечание. В 1962 году речь шла об успешном перехвате, осуществленном антиракетой, на которой планировалось установить ядерную боевую часть. Точных данных о мощности предполагавшейся для «Зевса» боевой части нет, но на более поздних противоракетах дальнего перехвата монтировались БЧ мегатонной мощности, обеспечивавшие на высотах перехвата радиус поражения порядка 1 км. Вот эта цифра и характеризует точность выведения антиракеты в точку встречи с целью, достигнутую при испытаниях первого американского комплекса ПРО. В современных же проектах, в частности, в новой американской программе НПРО, обычно речь идет о «точечном» неядерном перехвате, когда цель поражается только в случае практически прямого попадания в нее. Так что надо отличать понятие «успешный перехват», примененное к событиям 60-х годов, с тем же, но сказанным про 90-е.

Проект «Найк-Зевс подвергался активной критике. К его недостаткам относили прежде всего небольшие возможности РЛС ZAR по количеству обнаруживаемых и перехватываемых целей, а также ее недостаточную живучесть в условиях применения ОМП. В 1963 году работы по программе были прекращены. Но она стала первой системой ПРО, технические средства которой были построены и достаточно серьезно испытаны. Оыт работы над проектом «Найк-Зевс» активно использовался в дальнейших разработках.

Исследования по следующей программе начались в 1961 году, а в конце 1962 было принято решение о практической разработке системы «Найк-Х». В рамках этой программы разрабатывалась новая РЛС MAR (Multifunktion Array Radar) и две новые антиракеты – «Спартан» и Спринт»; на первых этапах работ в составе системы использовались уже проверенные АР «Найк-Зевс».

О ракетах «Спартан» и «Спринт» необходимо рассказать особо, так как они стали непременным атрибутом всех американских противоракетных проектов 60-х годов и в конце концов встали на боевое дежурство в составе первой реальной системы ПРО – «Сейфгард».

Противоракета DM-15-X2 «Спартан» предназначалась для тех же целей, что и «Найк-Зевс», т.е. для перехвата ракет противника за пределами атмосферы, на высотах более 100 км. Так что ее разработка стала, фактически, значительной модернизацией «Зевса», без внесения каких-то концептуальных новшеств. Ракета опять получилась больше своей предшественницы, и ее летные характеристики оказались лучше. Ракета, находящаяся более 30 лет в составе боевого комплекса, пусть законсервированного, заслуживает уважения; поэтому мы приводим здесь ее технические данные достаточно подробно.

Работы по ракете «Спартан» были в основном закончены в сентябре 1965 года. Так же, как «Найк-Зевс», она двухступенчатая, обе ступени твердотопливные, что дает высокую степень готовности к пуску. Имеет общую длину 16,5 м и весит 15150 кг – в полтора раза больше «Зевса». Максимальная дальность пуска равна 640 км, высота перехвата – до 160 км. Скорость ракеты по окончании работы двигателя 2-й ступени достигает М = 4,8 (1600 м/сек), так что полет на максимальную дальность (это как от Москвы до Санкт-Петербурга!) занимает всего 400 секунд. Имея такие данные, ракета, по расчетам, может прикрывать территорию размером 960 ґ 1450 км.

Боевая часть «Спартана» снабжена ядерным зарядом мощностью 2 Мт (по другим данным – 1 Мт) и имеет собственные двигатели малой тяги и систему управления. В полете она отделяется от второй ступени АР и маневрирует по командам от наземной системы наведения, выходя в расчетную область встречи с перехватываемой ГЧ; здесь, также по команде с земли, производится подрыв боевой части.

Противоракета «Спринт» заслуживает пристального внимания в еще большей степени, чем «Спартан». Во-первых, она, как и «Спартан» тоже входит в состав существующей до настоящего времени системы «Сейфгард». Во-вторых, уже в отличие от «Спартана», она представляет собой оригинальную разработку – на момент ее создания ничего, даже отдаленно приближавшегося к ней по летным характеристикам, у западных стран не было ни в эксплуатации, ни в разработке.

Антиракета «Спринт» предназначена для обороны отдельных объектов, защищенных от воздействия поражающих факторов ядерного взрыва, таких, как базы МБР, радиолокационные посты системы ПРО, позиции дальних антиракет «Спартан» и т.п. Ее задача – поразить головные части МБР, прорвавшиеся через первый рубеж обороны, защищаемый «Спартанами». Боевые дальности – до 50 км, высоты перехвата – 15 – 30 км.

В этом есть свои преимущества и недостатки. С одной стороны, при наведении отпадает необходимость селекции ложных целей: они, как более легкие, чем «настоящая» боеголовка, «отфильтровываются» на высотах 80 – 50 км из-за торможения в плотных слоях атмосферы. С другой стороны, все действия по перехвату должны быть выполнены за ничтожно малое время – в последние 20 секунд полета атакующих ГЧ. Вот это последнее обстоятельство и определяет уникальный облик и характеристики антиракеты «Спринт».

Из соображений достижения требуемой скорости и обеспечения стабилизации она имеет форму конуса с диаметром основания 1,37 м, общей длиной 8,2 м; обе ступени и головная часть вписываются в эту форму без ее искажений. Весит ракета 3400 кг. Производят сильное впечатление характеристики первой – стартовой – ступени: ее твердотопливный двигатель фирмы Геркулес Провайдер имеет тягу 460 т (!) и, выгорая полностью всего за 2,5 секунды, сообщает ракете ускорение 140 g (!!). Конечная скорость ракеты составляет, по данным разных замеров, 3000 – 4000 м/сек (М = 9 – 12).

Для защиты конструкции ракеты от аэродинамического нагрева она покрыта испаряющимся абляционным покрытием. Головная часть ядерная, мощностью 1 КТ. Меньшая, чем у АР «Спартан», мощность БЧ объясняется тем, что поражающие факторы ядерного взрыва на высотах 20 – 30 км, т.е. в атмосфере, действуют на больших расстояниях, чем за ее пределами, где активируются боевые части «Спартанов».

Главным подрядчиком по АР «Спринт» была выбрана компания Мартин Мариетта, субподрядчиками стали Брюнсуик Корп., Ханиуэлл Инк., Вестерн Электрик, Аэроджет Дженерал, Геркулес Проудер и др. В 1965 году на стартовом комплексе №50 полигона Уайт Сэндз начались испытания первых летных прототипов ракеты. До августа 1970 было проведено 42 испытательных пуска, из которых 23 прошли без замечаний. Начиная с 1971 года, испытания продолжались на атолле Кваджалейн. А в 1975 году противоракеты «Спринт», вместе со «Спартанами», встали на боевое дежурство в составе комплекса ПРО системы «Сейфгард», развернутого на базе МБР Гранд Форкс, штат Дакота.

Антиракеты комплекса «Найк-Х» размещались в подземных защищенных шахтных ПУ. При этом «Спринт» при старте выбрасывается из своей шахты специальной быстродействующей газогенераторной системой, и уже через полсекунды после «выстрела» включается двигатель его стартовой ступени.

В 1961 – 1967 годах проект был реализован в ограниченных объемах, на вооружение не ставился и фактически стал опытной базой для отработки средств ПРО. Отмечалось, что благодаря введению в состав комплекса новой РЛС MAR он был способен реально перехватывать одиночные головные части вражеских МБР.

Проект позволил осознать масштабность финансовых затрат на создание таких систем. Так, было подсчитано, что развертывание лишь одного комплекса по проекту «Найк-Х» с единственной сотней антиракет, разрешенной в соответствии с Приложением по ПРО к Договору ОСВ-1, будет стоить американской казне более полутора миллиардов долларов. Вероятно, не в последнюю очередь из-за этого правительство США в 60-е годы так и не приняло решения о строительстве полномасштабной системы противоракетной обороны.

Следующей программой был «Сентинел» – система обороны территории США с ограниченными задачами. Начались даже работы по «штатному» развертыванию. этой системы, но вскоре они были приостановлены в пользу проекта «Сейфгард»… Но об этом – в следующей статье.
В 1966 году Китайская Народная Республика произвела свой четвертый ядерный взрыв. Он был атмосферным, и иностранные эксперты пришли к выводу, что носителем ядерного заряда с тротиловым эквивалентом 20-30 килотонн – то есть более мощного, чем бомба, сброшенная на Хиросиму, – могла быть баллистическая ракета средней дальности. У нас нет прямых данных о том, что именно знала об этой ракете американская разведка на момент принятия решения о развертывании «Сентинел»: в открытой печати данные о ней появились лишь в конце 1970-х годов. Выяснилось, что эта ракета, получившая американское обозначение CSS-1, является китайским вариантом советской кислородно-керосиновой ракеты Р-5, имеет дальность порядка 1100 км и боевую часть весом 1000 кг (тротиловый эквивалент указан выше). В 1967 году она еще не строилась в серии; ее производство, по оценкам, было начато только в 1970 году, и к 1975-му у КНР в составе боеготовых сил было не более пятидесяти или сотни CSS-1.

Практически одновременно с работами по CSS-1 в Китае велась разработка более тяжелой, но тоже одноступенчатой БРСД CSS-2 с четырехкамерным жидкостным ракетным двигателем на несимметричном диметилгидразине и окислах азота. Она имела максимальную дальность пуска 2800 км и боевую часть весом 2000 кг и мощностью 20-200 Кт (по другим данным, 1 Мт). Считалось, что к ее летным испытаниям китайцы могли приступить в 1969 году, а к серийному производству – в 1972-м. Однако дороговизна стартовых комплексов с пусковыми шахтами, вместе с малыми производственными мощностями предприятий-изготовителей (например, производство ракетных двигателей в 1970-х годах составляло 12 – 15 единиц в год), обусловили низкие темпы поступления ракет на вооружение. В конце 1970-х стратегические силы КНР имела лишь 15 – 20 таких ракет.

Для полноты картины отметим, что экспериментальные образцы ракеты CSS-3 с дальностью более 5000 км, которую уже можно отнести к классу межконтинентальных, появились где-то в начале 1970-х годов, а первые китайские пуски на дальность порядка 10000 км были зафиксированы в 1980 году.

Вот с таким противником – в сущности, только прогнозируемым в то время, – и должна была бороться «легкая» система ПРО «Сентинел».

Существенным отличием проекта от предыдущих – «Найк-Зевс» и «Найк-Х» – было использование в нем радиолокационных станций двух типов: PAR (Perimeter Acquisition Radar) и уже знакомого нам типа MAR (Multifunction Array Radar), созданного в рамках работ по проекту «Найк-Х». При этом, в отличие от более ранних разработок, функции обеспечения перехвата оптимально распределялись между этими двумя типами РЛС: станции PAR отвечали за дальнее обнаружение нападающих ракет и расчет их траектории, а станции MAR занимались непосредственно наведением антиракет на выявленные цели. Благодаря такому разделению появилась возможность выдвигать станции обнаружения (РAR) на ожидаемые направления прилета головных частей (ГЧ) навстречу противнику. Станции MAR должны были располагаться поблизости от стартовых позиций наводимых ими противоракет – но, получая упреждающую информацию от PAR, они располагали дополнительным временем для обеспечения успешного перехвата.

Стоит подчеркнуть, что оба типа РЛС относятся к станциям прямой видимости, так что максимальное удаление рубежа обнаружения составляет 3000 км от места дислокации станции PAR. Для системы «Сентинел» предполагалось строительство 17 позиций РЛС PAR, что должно было обеспечить прикрытие континента Северной Америки и Гавайских островов.

Проект существовал в нескольких вариантах, отличавшихся количеством развернутых антиракет – от 1000 до более чем 4000. Антиракеты были те же, что и в системе «Найк-Х» – «Спартан» и «Спринт», причем «Спартаны» были призваны осуществлять основную функцию – защиту территорий и объектов, – а «Спринты» должны были прикрывать позиции собственных РЛС.

Считается, что «Сентинел» была бы способна обеспечить оборону от некоторого количества головных частей МБР. Однако, она не могла противостоять глобальным средствам космического нападения.

Здесь требуется пояснение. Глобальными называют такие системы, когда боевой блок выводится на орбиту вокруг Земли и существует на ней продолжительное время; а по команде он осуществляет маневр схода с орбиты и летит на цель, причем скорость на входе в атмосферу у него уже не 4-5 км/сек., как у ГЧ МБР, а близкая к первой космической, т.е. порядка 8 км/сек. Кроме этого, глобальные ракеты, будучи выведенными на любые требуемые орбиты, позволяют организовать нападение с произвольного направления – можно и со всех направлений сразу. Правда, в печати нет сведений относительно действительной реализации таких систем. Вероятно, ни одна из стран не предпринимала попыток их развертывания – ведь это противоречило бы сразу нескольким международным договоренностям, в том числе и действующим до сих пор.

Расходы на создание «Сентинел» должны были составить, в зависимости от принятого варианта, от 6 до 30 млрд. долларов. Обсуждалась возможность организации взаимодействия этой системы с передовыми (спутниковыми) средствами наблюдения, по мере того, как такие средства будут вводиться в строй...

Но этим планам, как и предыдущим проектам ПРО, не суждено было сбыться В марте 1969 года президент Никсон приостановил едва начавшееся развертывание этой системы, объявив свое решение о создании системы ПРО по новому проекту – проекту «Сейфгард».

Здесь нужно сделать небольшое отступление. Вообще говоря, понятие «противоракетная оборона» шире, чем отдельно взятая система с конкретным назначением – сбивать баллистические ракеты противника, атакующие защищаемые объекты и районы. Этот вид боевой деятельности носит название активной ПРО. Но существуют и разнообразные, весьма масштабные системы и мероприятия, относимые к так называемой пассивной ПРО. Для вооруженных сил это меры по противоатомной защите войск, техники и сооружений, повышение уровня защищенности шахтных пусковых установок своих ракет, размещение таковых на подводных лодках, рассредоточение и уменьшение уязвимости стратегической авиации и.т.д. Для гражданского населения – это прежде всего все то, что ассоциируется с понятием гражданской обороны. И для всех – это организация своевременного обнаружения ракетного нападения и оповещения о нем. Вот эту составляющую, как имеющую непосредственное отношение к функционированию любой активной системы ПРО, мы рассмотрим подробно. И ориентироваться будем на состояние средств передового обнаружения и оповещения, соответствующее времени начала развертывания активной системы ПРО США «Сейфгард».

И ещё одно. Система «Сейфгард» была в конце концов развернута, хотя и в значительно меньших масштабах, чем это планировалось в начале 1970-х. Поэтому, когда речь идет о технических характеристиках, то уместнее всего применять в изложении настоящее время – ведь система до сих пор существует, хотя и в законсервированном состоянии. Но когда текст касается организационных аспектов – например, кто что должен был оборонять – приходится, как правило, говорить в прошедшем времени, так как далеко не все из задуманного вначале было потом практически реализовано.

Итак. Основой организации всей системы стратегической обороны Северной Америки от воздушных средств нападения является Объединенное командование противовоздушной обороны (ПВО) северамериканского континента НОРАД. Соглашение между Соединенными Штатами и Канадой о его создании было подписано 12 мая 1957 года. Командование решает задачи противосамолетной, противоракетной и противокосмической обороны, в 1975 году оно состояло из специального командования воздушно-космической обороны США и командования ПВО Канады. Система ПРО «Сейфгард» является одним из главных активных средств НОРАД и в этом качестве пользуется всеми возможностями командования в части предупреждения о ракетно-ядерном ударе, оповещения, обнаружения и классификации средств воздушно-космического нападения, отслеживания космической обстановки и т.д.

Средства предупреждения о ракетно-ядерном ударе призваны обнаруживать наземные МБР и баллистические ракеты подводных лодок (БРПЛ) на начальном и среднем участках их полета. Раньше всех начинают поступать данные от спутниковой системы ИМЕЮС (IMEWS) и системы загоризонтных РЛС, которые засекают сам момент старта межконтинентальной ракеты.

Первый спутник системы ИМЕЮС был запущен 5 мая 1971 года, а в 1975 году в составе системы уже имелось три спутника на геостационарных орбитах. Один из них располагался над Индийским океаном и осуществлял наблюдение за обстановкой на Евразийском материке, два других «стояли» над Латинской Америкой и контролировали океанскую зону вокруг Северной Америки. Инфракрасная аппаратура спутников позволяет обнаружить старт МБР по тепловому излучению ее факела в течение полутора минут. Кроме того, на спутниках имеются телевизионные камеры, детекторы нейтронного и рентгеновского излучения. Данные от системы обрабатываются в двух центрах – в Австралии и в штате Колорадо.

Система загоризонтных РЛС прямого зондирования была введена в строй в 1968 году. В ней используются разнесенные передающие и принимающие станции, пуск ракеты фиксируется по искажениям принимаемого сигнала во время прохождения ее через плотные слои атмосферы. Это позволяет достаточно точно определить момент пуска и приближенно – его район. Основной недостаток – чувствительность к искусственным помехам и некоторым атмосферным явлениям. Всего в составе системы в 1975 году было 4 передающих центра в зоне Тихого океана и 5 принимающих центров в Западной Европе.

Основным средством предупреждения командования НОРАД является система обнаружения ракет на среднем участке траектории БИМЬЮС, контролирующая подходы к североамериканскому континенту с северо-востока, севера и северо-запада. В ее состав входят 3 поста, расположенные на Аляске, в Гренландии и Великобритании. Посты введены в строй в 1960 – 63 годах и представляют собой комплексы из мощных стационарных РЛС, из которых одна обнаруживает цели, а другая их распознает и сопровождает. Это очень серьезные сооружения: РЛС обнаружения имеет антенну размерами 120-50 м и весом 900 т. Она формирует два широких по горизонту наклонных «барьерных» луча, один над другим, ракеты засекаются при прохождении через эти лучи, и данные передаются на РЛС сопровождения. Последняя имеют подвижную параболическую антенну под радиопрозрачным куполом, дальность ее действия более 4500 км, она позволяет определить по траекториям район старта, количество летящих ракет и район падения их головных частей.

Развернутая в 1971 году система обнаружения пусков БРПЛ в 1975-м имела 6 радиолокационных постов, дислоцированных в прибрежных штатах США на востоке, юге и западе их территории. Дальность действия их РЛС не превышала 1500 км, и уже тогда планировалось на рубеже 1970-х и 1980-х годов заменить их меньшим числом более современных и мощных станций.

Спутники системы ИМЕЮС и загоризонтные РЛС обеспечивают оповещение заинтересованных инстанций за 30 минут до падения на цель головных частей межконтинентальных ракет, запущенных с российской территории; оповещение о пусках ракет с подводных лодок возможно за 2,5-20 минут. Среднетраекторная система БИМЬЮС дает интервал предупреждения 15 – 20 минут. В 1970-х годах представители Пентагона официально заявляли, что с помощью этих систем нельзя точно определить характер удара, количество и тип боеголовок, их мощность, место падения и координаты старта.

Командный пункт НОРАД оборудован в скальных выработках горы Шайен в штате Колорадо на глубине 400 – 500 метров и способен выдержать прямое попадание термоядерного боеприпаса мощностью в 1 мегатонну (вот один из тех редких случаев, когда действительность совпадает с антуражем всемирно популярных американских боевиков). КП состоит из 15 помещений, с полагающимся комплектом больших экранов обзора обстановки, табло, индивидуальных пультов операторов; разумеется есть и мощный вычислительный центр. Боевой расчет КП в мирное время имеет численность 300 человек, в угрожаемый период она увеличивается до 800 человек. Запасной КП, тоже подземный, находится в Канаде, в Норт-Бэй, провинция Онтарио.

Возглавляется НОРАД американским генералом. Его первый заместитель – канадский генерал. Общая численность личного состава командования – 70 тыс. человек (из них 9 тыс. канадцев), расходы на его содержание в 1970-х годах ежегодно составляли 2,7 млрд. долларов (из них 140 млн. канадских).

Активные средства командования НОРАД должны уничтожать три типа целей: атмосферные самолеты и крылатые ракеты, летящие с до- и сверхзвуковыми скоростями в плотных слоях атмосферы; спутники Земли на их орбитах в космосе; и головные части баллистических ракет, чьи траектории пролегают в обеих этих зонах. Решение первой задачи возлагается на многочисленную истребительную авиацию и зенитные ракетные части. Для решения второй в 1964 году на острове Джонстон в Тихом океане был развернут комплекс, оснащенный противоспутниковыми ракетами «Тор-Бернер» с ядерными боевыми частями. Наконец, третью задачу планировалось в определенном объеме решить, введя в строй систему противоракетной обороны «Сейфгард».

Решение о поэтапном развертывании системы «Сейфгард» (от «safeguard», англ. «охрана») было принято 14 марта 1969 года. По составу технических средств она была аналогична «Сентинел», только вместо РЛС наведения антиракет типа MAR в ее состав должны были войти более современные станции типа MSR, и вычислительные средства центра управления также были модернизированы.

Как уже говорилось, РЛС PAR осуществляет обнаружение целей и расчет их траекторий, дальность ее действия – до 3000 км. После ввода в строй этой РЛС на первой из планировавшихся позиций комплекса «Сейфгард» специалисты отмечали у нее два серьезных недостатка. Малая прочность антенной системы, которая, как считалось, не способна выдержать избыточное давление на уровне 1,5-2 кг/см2, делала станцию уязвимой для ударной волны даже не совсем близкого ядерного взрыва. Кроме того, из-за относительно низкой рабочей частоты этой РЛС ядерный взрыв мог ее «ослепить». Правда, еще до официального принятия системы «Сейфгард» на вооружение проводились довольно успешные работы по устранению последнего недостатка.

РЛС MSR захватывает атакующие ГЧ на расстоянии 600 км и выполняет целый ряд операций: селекция ложных целей, решение уравнения перехвата, взведение взрывателей боевых частей противоракет, производство пуска, наведение и, наконец, подрыв БЧ в зоне ее эффективного воздействия на цель. Станция, разработанная позже PAR и, видимо, с по уточненным требованиям, имеет антенну, способную выдержать избыточное давление во фронте ударной волны, равное 3,5 кг/см2.

Обе РЛС имеют и важные тактические достоинства: у них высокая скорость обработки данных, возможность менять частоты для исключения или уменьшения влияния искусственных или естественных помех. Хотя основным режимом их работы является совместный, они могут функционировать и независимо друг от друга.

Как и в предшествовавших проектах, ракеты «Спартан» в составе «Сейфгард» предназначались для обороны территорий, а «Спринт» – для объектовой обороны на ближнем рубеже. Для тех, Не читавшим предыдущую статью цикла приведу их важнейшие характеристики: «Спартан» – дальность до 640 км, высота перехвата 160 км, боевая часть мощностью 1 Мт; «Спринт» – дальность 50 км, высота перехвата 15 – 30 км, боевая часть 1 Кт. Обе ракеты твердотопливные, базируются в защищенных шахтных пусковых установках, «Спартан» взлетает при включении двигателя стартовой ступени, а «Спринт» предварительно выбрасывается из шахты специальной системой со скоростью 460 м/сек. Можно еще добавить, что в ценах начала 1970-х годов противоракета «Спартан стоила 1,5 млн. долларов, а в комплексе с шахтной ПУ – 3 млн.; «Спринт» соответственно 1,1 млн. и 2 млн.

В целом система «Сейфгард» функционирует следующим образом. Разведывательные спутники (в первой половине 1970-х это были аппараты системы ИМЕЮС) и загоризонтные РЛС системы раннего обнаружения и оповещения командования НОРАД засекают старты МБР противника и выдают информацию для РЛС PAR. Она обнаруживает цели, когда они появляются над горизонтом, рассчитывает их траектории и выдает данные на станцию MSR. Последняя захватывает цели, получает данные о них от ЭВМ центра управления, пускает противоракеты «Спартан», выводит их на траекторию перехвата, наводит на цель и подрывает их боевую часть.

Если атакующие ГЧ прошли дальнюю зону, прикрываемую ракетами «Спартан», MSR их снова захватывает по данным ЭВМ, а затем наводит на них ближние антиракеты «Спринт». Напряженность процесса хорошо иллюстрируется следующей цифрой: «Спринты» перехватывают головные части всего за 6 – 12 секунд до их падения на цель!

Строительство комплексов системы ПРО «Сейфгард» началось в апреле 1970 года на базе межконтинентальных ракет «Минитмен» в Гранд Форкс, штат Северная Дакота, и в мае того же года на ракетной базе Мальстром, Монтана. Всего по первоначальным планам министерства обороны США предполагалось построить 4 комплекса, все они должны были прикрывать ракетные базы, кроме четвертого, который, по одному из предложенных вариантов, мог быть развернут в районе Вашингтона.

Четыре комплекса «первой волны» должны были вступить в эксплуатацию в 1974 – 77 годах. Максимальный вариант развертывания предусматривал строительство 12 комплексов к началу 1980-х годов. По заявлениям администрации президента Никсона, создаваемая система должна была решать две стратегические задачи. Первая из них состояла в прикрытии стратегических ядерных сил наземного базирования от первого удара «предполагаемого противника», для сохранения потенциала ответного удара. Вторая заключалась в защите населения от нападения второстепенной ядерной державы (в качестве таковой тогда рассматривался Китай через 10 лет) и от случайно запущенных ракет.

К 1 января 1971 года на работы по «Сейфгард» (видимо, с учетом стоимости предыдущих проектов ПРО, наработки по которым использовались в новой системе) было уже израсходовано 3 млрд. 730 млн. долларов. На 1971/72 финансовый год расходы были запланированы в объеме 1 млрд. 381 млн. долларов, а на 1972/73 – 1 млрд. 483 млн. К 25 августа 1972 года на атолле Кваджалейн было проведено 32 испытания систем обнаружения, слежения и наведения, включая испытания с реальным перехватом головных частей МБР «Титан», а затем и «Минитмен». 27 испытаний были квалифицированы как успешные, 2 – как частично успешные и 3 – как неудачные. Уточненные калькуляции показывали, что ввод в строй первых двух комплексов из 12 запланированных обойдется в 8,5 млрд. долларов (что, по подсчетам одного американского сенатора, превысило прогнозную сумму для всех четырех комплексов первой очереди). Руководитель разработки генерал-лейтенант Лебер оценивал достижения исследовательских и опытно-конструкторских работ по проекту как выдающиеся. Но...

Но 26 мая 1972 года между СССР и США был заключен Договор об ограничении систем противоракетной обороны. По этому Договору стороны получали право создать лишь по две позиции ПРО, включающих 100 антиракет каждая – одну для защиты какой-либо базы своих МБР, а другую – для прикрытия столицы. Ограничивались также количество и мощность обслуживающих систему радиолокационных станций. В связи с этим американские военные расходы снижались более чем на 1 млрд. долларов, а облик системы ПРО стал мало похож на ту разветвленную сеть РЛС и стартовых позиций, какой она виделась три года назад. В августе 1972 года совместное заседание Сената и Палаты представителей отказалось дать деньги на столичный комплекс в бюджете на 1972/73, и по подписанному в июле 1974 года Протоколу к Договору ПРО-72 число позиций антиракет у каждой из стран уменьшилось до одной. Ассигнования на «Сейфгард» резко уменьшились, в 1972/73 финансовом году они составили 681 млн. долларов (вместо планировавшихся 1483 млн.!), в 1973/74 – уже 479 млн.

Как известно, американцы выбрали для дислокации комплекса базу МБР в Гранд Форкс, и комплекс с 30 ракетами «Спартан» и 68 «Спринтами» был завершен и поставлен на боевое дежурство. И, как это часто бывает, оказалось, что сделанное в общем-то и не нужно. Построенная позиция прикрывала 150 межконтинентальных ракет «Минитмен-3» с тремя боеголовками каждая, что составляло на тот момент всего около 5% боевых зарядов Стратегических ядерных сил США. Защита МБР, как уже говорилось, имеет смысл как средство сохранения сил для ответного удара, а к середине 70-х годов основную часть этих сил – более 5 тысяч боевых частей на 656 ракетах «Посейдон» и Поларис» – уже несли атомные подводные ракетоносцы американских ВМС.

Критиковали систему и специалисты, говоря, что она слишком сложна для тогдашнего уровня техники и может работать только в лабораторных условиях. Но главным оказалось самое простое соображение: перехватчики Гранд Форкса собьют 98 боеголовок агрессора, а 99-я уничтожит базу...

Комплекс ПРО системы «Сейфгард» в Северной Дакоте был принят на вооружение в 1975 году, и всего через несколько месяцев, в том же году, был снят с вооружения.

http://www.specnaz.ru/article/?519

Исповедь маленького человека

В 1991-м мы оказались по разные стороны баррикад. Он фактически возглавил ГКЧП (хотя формально был рядовым участником заговора), я две ночи провел у стен Белого дома рядом с людьми, поверившими в новую Россию. Затем он лишился своей высокой должности, отсидел под следствием в тюрьме, написал покаянные письма Горбачеву. Я той же осенью опубликовал о нем довольно резкую статью в популярной газете. Однако и России, о которой мы тогда мечтали, не получилось, это факт. С дистанции в 13 лет многое видится теперь по-другому.

Именно это я и сказал Владимиру Александровичу Крючкову в ответ на его упреки по поводу той резкой статьи, прозвучавшие из уст генерала армии, когда мы договаривались об интервью.

Я появился в его приемной минут на десять раньше назначенного срока. Секретарь тотчас доложила, но он велел подождать. Я вспомнил о том, что Крючков всегда был педантом и любил точность. Через некоторое время он вышел в приемную — согнутый едва не пополам, маленький, но не по годам энергичный. Снизу он зорко взглянул на меня, словно проверяя, тот ли это человек, которого он ждет, и надо ли его принимать. Затем юркнул куда-то в коридор, появился снова и исчез в своем кабинете, велев ждать. Ровно в назначенное время Крючков пригласил меня войти. «Пейте чай», — повелительно сказал он и стал почти бесцеремонно меня осматривать. Потом сказал: «Странно, но вы не выглядите злым человеком. Лицо у вас доброе». — «А почему вас это так удивляет?» — «Та публикация, — опять напомнил он, — она была оскорбительной». — «Не могу согласиться с этим. Возможно, в ней содержались какие-то спорные моменты, но оскорблений не было. Мы можем, если хотите, подробно разобрать ее».

Он не отреагировал на это предложение.

Я сел за маленький приставной столик и принялся настраивать свой диктофон. Он примостился на стуле за письменным столом, причем принял весьма фривольную позу.

 — Вас не смущает это?

 — Что? — не понял я.

 — Ну, как я сижу? Спина, — пояснил он. — Проблемы со спиной.

 — Мне это знакомо. Сам много лет мучаюсь. У вас, однако, проблемы, кажется, очень серьезные.

 — Мне недавно сделали операцию на позвоночнике, — сказал он. — В 19-й больнице. Прежде я совсем не мог ходить, вот до чего дошло, теперь ничего, даже за границу езжу.

 — Ну, вы смелый человек, раз решились на такое, — польстил я ему. — В ваши-то годы. Кстати, а как насчет зарядки? Я слышал, вы всю жизнь каждое утро начинали с 40-минутной зарядки по собственной системе.

 — И теперь делаю, — подтвердил он. — Даже еще активнее и дольше.

 — А эти беды с позвоночником? Они, наверное, от сидячего образа жизни?

 — Нет, все началось после полета в Джелалабад. 1990 год, попали под обстрел, посадка была очень жесткой. Видимо, диски сместились. Тогда и начались эти боли.

Я включил диктофон.

Почему «замочили» Амина

 — Джелалабад... Меня как раз давно мучают некоторые вопросы по Афганистану. Похоже, вы один из немногих, кто мог бы на них ответить. Вот, например, такой. 25 лет назад вы руководили Первым главным управлением КГБ, то есть внешней разведкой. Именно ваши подчиненные разработали и осуществили операцию по устранению Хафизуллы Амина. Но ведь многие исследователи отмечают, что Амин был абсолютно просоветски настроенным человеком. Наши военные советники из ближайшего окружения Амина буквально взахлеб расхваливали мне афганского лидера. Его кумиром был Кастро. А вы его застрелили...

 — На совести Амина тысячи и тысячи убитых людей. Это активисты. Это лучшие партийные кадры, в которых и без того был дефицит. Однажды в Кабул пригласили более 500 представителей духовенства и всех их уничтожили. В последние месяцы, когда Амин обрел абсолютную власть, устранив Тараки, там ежедневно совершались убийства.

 — То есть такой полпотовский вариант?

 — Да. Он думал одно, говорил другое, а делал третье. Если поставить на одну чашу весов Амина, а на другую — Афганистан, то сами понимаете, какая перевесит. С этим человеком нам было абсолютно не по пути. Я это понял еще в

78-м году, когда первый раз приехал в Афганистан и встречался с Амином.

 — Ну хорошо, допустим, все это так. Однако убейте меня, а непонятно, зачем надо было городить всю ту историю со штурмом дворца? Да этот Амин примчался бы по первому зову в то место, которое вы бы ему указали. Рядом с ним был ваш повар из КГБ, были ваши охранники, ваши врачи. Если уж он вам так не нравился, изолировали бы его тихонечко, без шума и пыли. И, кстати, без напрасных жертв.

 — В то время в Афганистане присутствовали разные силы. Одни были готовы поддержать Бабрака Кармаля и стать нашими помощниками, нашими друзьями. Но были и другие силы. Вы напрасно считаете Амина таким беспредельно преданным Советскому Союзу человеком. Да, он настаивал на вводе наших войск, но хотел этими войсками разгромить оппозицию. В тех условиях другого выхода не было. Да, потери. Жалко даже одного человека, а мы потеряли нескольких. Но другого пути не было. Кстати, если анализировать ту операцию с точки зрения ее военного исполнения, то она оказалась одной из самых блестящих. Американцы узнали о случившемся уже постфактум. Захват дворца, молниеносная высадка войск. Самые существенные потери были связаны не со штурмом, а с катастрофой самолета Ил-76, который врезался в гору при заходе на посадку неподалеку от Кабула.

 — То есть даже сейчас, спустя 25 лет, вы не ставите под сомнение целесообразность той силовой акции?

 — Конечно. Я тогда не входил в состав высшего советского руководства, но считаю, что все было сделано правильно. Более того, я поражаюсь дальновидности тогдашних руководителей. Громыко, Устинов... Они заглядывали далеко вперед. Не брось мы Афганистан на полпути, не случилось бы и 11 сентября. Не было бы всплеска исламского экстремизма, террористических угроз. Тогда, при принятии решения, все аргументы взвешивались — и за, и против. Все было просчитано. Ввод войск был неизбежен. Другое дело — как мы себя вели, войдя туда, вот где были совершены ошибки. Нельзя было позволить втянуть себя в боевые действия.

 — Вы как-то обмолвились, что Афганистан для нас является страной упущенных возможностей. Что вы имели в виду?

 — Когда мы предали Афганистан, то потеряли все возможности для благополучного развития событий в государствах Средней и Центральной Азии. Сегодняшние проблемы в этом стратегически важном для нас регионе — во многом следствие того, что мы потеряли Афганистан.

 — В этой же связи позвольте еще вопрос по поводу судьбы президента Наджибуллы. В прошлом году в Кабуле я от многих бывших его врагов — от моджахедов — слышал такую фразу: «Доктор Наджибулла был бы сейчас идеальным руководителем для Афганистана». Наверное, в этих словах и запоздалая дань уважения тем его усилиям по национальному примирению, которые доктор прилагал на рубеже 80-х и 90-х годов, и намек на неспособность нынешнего президента решать проблемы... Но скажите, отчего наша страна не предприняла ни малейших усилий для спасения Наджибуллы?

 — Да, это была, бесспорно, яркая личность. Образованный, с широким кругозором, принципиальный, он обладал даром высказывать глубокие соображения по важнейшим вопросам, отстаивать свою точку зрения.

Примечательно в его деятельности и то, что после ухода наших войск Афганистан продержался еще три года. И продержался бы еще, если бы не предательская позиция тогдашнего руководства России, которое прекратило оказание всякой помощи Афганистану, хотя по женевским соглашениям мы имели право помогать афганцам, в том числе и боеприпасами.

Что касается вашего вопроса, то ни о каких попытках спасения афганского президента я не слышал, хотя интересовался, спрашивал. Мне отвечали: да, проблема есть, но как ее решить, никто не знает.

 — После захвата Кабула моджахедами весной 1992 года вплоть до прихода талибов он содержался как бы под домашним арестом в одной из ооновских резиденций. Известно, чем он занимался все эти годы?

 — Я слышал о том, будто он что-то писал. Не знаю что. Но допускаю, что он мог пойти на такие откровения, на которые бы не пошел в другой обстановке. Однако раз американцы, к которым почти наверняка попали эти записи, не публикуют их, значит, они считают, что еще не наступил подходящий момент. Наверное, через какое-то время могут появиться его мемуары, которые могут нас и шокировать.

 — Чем они могут нас шокировать?

 — Вполне возможно, что он пошел на какие-то резкости, ведь это писалось в необычной обстановке, он боролся за свою жизнь. Хотя, может быть, он и не писал ничего. Я не располагаю такими данными. Знает ли наша разведка? Мне об этом спрашивать неудобно, я сейчас не у дел.

 — Вопрос еще об одном афганском лидере — Бабраке Кармале. Вы ведь лично вывозили его из Кабула, освобождая трон для Наджибуллы?

 — Умнейшая личность. Но поздновато он ушел, надо было на год-полтора раньше.

 — Это вы так считаете. А сам Кармаль до конца своих дней был убежден в том, что народ его ждет, что он лидер, вождь, что «советские друзья» сместили его несправедливо.

 — Проблема самооценки первых лиц была и остается. Они не отдают себе отчет в том, когда их время заканчивается. В Афганистане никто из вождей добровольно не покидал свое кресло.

 — В одной из книг, вышедшей на Западе, я прочитал, что Кармаль был нашим агентом еще с 60-х годов, там даже приводится его оперативный псевдоним.

 — Он не был агентом в прямом смысле этого слова, он просто поддерживал контакты с некоторыми советскими организациями, имевшими свои представительства в Кабуле. В том числе и мы поддерживали с ним определенные отношения.

А был ли путч?

 — Можно ли задать вам несколько вопросов по августу 1991-го года?

 — Пожалуйста.

 — Скажите, как сейчас, с расстояния в 13 лет, вы думаете: был ли у вас, гэкачепистов, реальный шанс на успех? И если да, то в чем он заключался?

 — Конечно, был. Бесспорно. Во-первых, этот шанс заключался в том, что надо было действовать более решительно еще до 19 августа. Возьмите вы июнь 91-го года, заседание сессии Верховного Совета СССР. Там выступили Павлов, Язов, Пуго и Крючков. Ну самое реальное сообщение было, наверное, мое, потому что Комитет знал обстановку лучше других...

 — Это тогда вы говорили об одном из членов политбюро, назвав его шпионом?

 — Я фамилий не называл, но действительно говорил об агентах влияния. С нашей стороны было большой ошибкой согласиться с тем, что заседание сделали закрытым. Только в декабре 91-го года мое выступление было обнародовано. А представляете, если бы оно прозвучало на всю страну еще в июне! Как обращение к общественности, ко всем здоровым силам. Но этого сделано не было. Вторая ошибка: следовало смелее обращаться к народу, вести пропагандистскую работу.

 — Обращаться к народу? Но не есть ли это химера? Надежды на сознательность народных масс?

 — Налицо была прямая опасность для Отечества, угроза того, что Отечество наше прекратит свое существование. При этом народ можно было поднять. И потом та сторона вела активную пропаганду, у той стороны были СМИ, а у нас их, по существу, уже не оставалось.

И еще одно важное обстоятельство следует принять во внимание для того, чтобы правильно оценивать ситуацию: во главе государства стоял предатель. Предатель!

 — Но извините, Владимир Александрович, я вас перебью. Разве не вы из тюрьмы писали Горбачеву покаянные письма?

 — Это не покаянные письма. Я по этому поводу уже объяснялся. Это было сделано по сугубо оперативным соображениям. Я пытался таким образом найти выход на Горбачева. Пытался ему сказать, что скоро и ему конец придет, если он не изменит своего отношения к событиям. Но, к сожалению, у меня связи с Горбачевым не получилось.

 — Вы планировали изолировать Ельцина?

 — Мы не хотели устраивать путч. Выступили исключительно в рамках Конституции. И второе: мы страшно боялись пролить кровь. За два дня до выступления, когда мы в последний раз собрались в Кремле, то сказали: если только появится опасность кровопролития, мы сходим с дороги, как бы далеко уже ни зашли.

 — Но была же идея штурмовать Белый дом?

 — Может, где-то она и была, витала в воздухе, но никто вслух ее не озвучивал. Я 20 августа подъезжал на подступы к Белому дому, выходил из машины, разговаривал с людьми, убеждал их в том, что никто не собирается на них нападать.

 — Что-то я вас там не видел.

 — Ну это было не у самого Белого дома, а на Кутузовском проспекте. Конечно, наши спецподразделения на всякий случай были в полной боевой готовности, однако казарм они не покидали.

 — И когда в тоннеле бронемашины случайно задавили трех мальчишек, то есть пролилась кровь, вы сошли с дороги?

 — Конечно. Потому что мы поняли, что российское руководство готово пойти на любые акции, что Ельцин как раз не остановится ни перед какой кровью.

Вы знаете, пройдет время, и возобладает такая точка зрения: мы верно выступили и мы вовремя остановились, потому что опасались последствий, которые невозможно было тогда просчитать.

 — Что касается ваших тогдашних соратников, то все ли они действовали в те дни безупречно? Или к кому-то вы можете сейчас предъявить счет?

 — Заболел Павлов, старший из нас по должности, он был премьером. Врачи говорили, что 19 августа у него давление поднялось — верхнее до 180, а нижнее до 140. На следующий день он появился минут на десять и снова исчез. Этот фактор многое осложнил. А если бы во главе встали Язов, Пуго или Крючков, то это уже был бы путч. При этом я не скрываю, что принимал во всем самое деятельное участие.

Одно очевидно: мы продлили жизнь Советскому Союзу до декабря 1991 года. Ведь 20 августа планировалось подписание проекта нового союзного договора представителями шести республик. И после этого у нас Союза бы уже не стало.

 — А насколько серьезно в событиях августа 1991 года были задействованы западные спецслужбы?

 — У меня на этот счет твердая точка зрения. Да, внешний фактор присутствовал. Но он не был решающим. Взять конкретно развал страны. Что тому виной? Объективные и субъективные обстоятельства. И решающие, конечно, субъективные.

 — Был ли тогда хоть один реальный шанс сохранить Союз, пустить процесс преобразований по другому руслу? Скажем, пойти по «китайскому пути».

 — Окажись вместо Горбачева другой человек, вопрос был бы решен иначе.

 — Что же, один человек сыграл такую злодейскую роль?

 — Вот скоро выйдет моя книга под названием «Личность и власть». Я пытался там разобраться в этом. Скажем, там есть такой тезис. Мы часто говорим о защите прав человека. Отдельного человека или группы людей. Ну а как обстоит дело с защитой интересов общества от отдельного человека? Тем более если этот человек обладает огромной, почти неограниченной властью.

 — Согласен, интересная постановка вопроса. И всегда актуальная для России. То есть, по-вашему, выходит, что Горбачев — откровенный враг своей страны, своего народа, своей истории. Как-то не верится мне в это. Наверное, были у него крупные ошибки... Но считать его сознательным врагом, предателем — нет, я не могу согласиться с этим. Горбачев не учился в шпионской школе ЦРУ. Он вышел из низов, прошел карьеру комсомольского и партийного работника. Его сама наша система наверх вознесла как одного из ее преданнейших людей. А вы — враг...

 — Вы про социальный аспект. Про происхождение. Да, были у нас когда-то дискуссии: как учитывать это — в большей мере, в меньшей мере? Я в своей книге анализировал и это. И вот что выходит: самый пролетарский, самый крестьянский — Горбачев. А самый дворянский — Ленин. Ну и что?

Предатели: одному — «вышка», другому — орден

 — Некоторые эксперты по вопросам разведки обвиняют вас в том, что вы поторопились осудить и расстрелять «оборотней » из числа сотрудников КГБ и ГРУ, выданных Эймсом, тем самым поставив нашего «крота» в ЦРУ под удар. Череда необъяснимых провалов заставила активизироваться американскую контрразведку, там принялись за поиски виновника утечек и в конце концов вычислили его.

 — Подобные утверждения абсолютно не соответствуют действительности. Мы действительно вели постоянную работу по очистке своих рядов от предателей. Многих выявили, но отдельные дела не реализовывались годами — именно из-за того, чтобы не навредить своим источникам. Разоблачениями занималась не разведка, а контрразведка, однако она не могла ничего делать без согласования с нами. Только один раз контрразведка поторопилась и произвела арест без нас, по этому поводу было объяснение, наши коллеги все поняли, извинились, но то дело никакого отношения к Эймсу не имеет.

Произошло совсем другое. Я был арестован в 91-м, в августе, а Эймса сотрудники ФБР взяли в 95-м. Видите, сколько времени прошло. Я не скрою, что когда уходил в тюрьму, то предпринял все меры к тому, чтобы обезопасить агента.

 — Какие это были меры? Можно подробнее?

 — Нет.

 — Но ведь столько времени прошло. Чего теперь скрывать?

 — Когда мы улетали в Форос, я отдал необходимые распоряжения.

 — А интересно, сколько человек у вас знали об Эймсе?

 — Если вы имеете в виду тех, кто знал его имя, то это был совсем узкий круг. Четыре, ну, может быть, пять человек. Такая тогда была система. Вот Андропов не знал его имени.

 — Причем здесь Андропов? Эймса завербовали во второй половине 80-х, когда Андропова уже не было.

 — Да, да. Я имею в виду, что даже Андропов, возможно, не знал бы его имени.

 — Как вы думаете, провал Эймса не мог быть следствием наличия «крота» в рядах нашей разведки?

 — Этот вопрос без ответа оставлять нельзя. Конечно, я не интересуюсь такими делами и не буду интересоваться. Но вопрос есть.

 — Многим исследователям также не дает покоя история с полковником ПГУ Виталием Юрченко. Всем ясно, что в свое время он добровольно переметнулся к американцам, много рассказал им, нанес ущерб вашей службе, потом так же добровольно вернулся, и вы встретили его как героя. Чем это диктовалось? Политическими соображениями? Желанием спасти честь ведомственного мундира?

 — И считаю, что правильно тогда сделал. Большинство товарищей меня поняли, поддержали. А те, кто не понял, относятся к двум категориям: одни не хотят ничего понимать, другие не обладают всей информацией. Да, Юрченко действительно причинил нам ущерб, но весы имеют две чаши: на одни положим ущерб, на другие — те плюсы, которые мы имели при его возвращении. Что перевешивало? В случае с ним мы много извлекли полезного для себя. Мы хотели показать, что человек, осознавший свою вину, раскаявшийся, может рассчитывать на наше снисхождение, прощение. Тем более что Юрченко в какой-то момент проявил себя достойно, умно, профессионально, изобретательно. И то, что он принес нам оттуда, тоже надо было ценить.

 — А он что-то принес?

 — А как же!

 — Если не ошибаюсь, его там, в ЦРУ, допрашивал Эймс, который тогда уже работал на вас, так?

 — Без комментариев. Давайте дальше. Следующий вопрос.

 — Следующий вопрос — тоже из категории неприятных. О Гордиевском. Известно, что, заподозрив в связях с английской разведкой, вы его сначала заманили в Москву из Лондона, а затем упустили уже здесь, и Гордиевский благополучно бежал. Бывают такие проколы... Но вот вопрос: отчего люди, виновные в этом, не понесли никакого наказания, а напротив, были возвышены вами, получили высокие посты? Грушко даже стал первым зампредом КГБ... Может, Гордиевский — это «крот», хитроумно внедренный вами в английские спецслужбы?

 — А почему вы думаете, что именно эти люди виноваты?

 — Я основываюсь на доступных мне материалах — на мемуарах самого Гордиевского, на высказываниях ветеранов ПГУ.

 — Во-первых, я бы не советовал вам основывать свои суждения на материалах Гордиевского. Надо иметь в виду, что путем невероятных оперативных усилий, ухищрений, тонких разработок его действительно удалось вывести в Москву. Но мы не были на сто процентов уверены тогда в его предательстве. Нужны были доказательства. Ротозейство отдельных лиц, их беспечность позволили ему без особых усилий реализовать заранее разработанный план ухода, нелегально выехать за пределы страны.

Да, я не хочу сказать, что в той ситуации мы действовали безупречно. Были допущены ошибки. Но назовите мне хотя бы одну разведку, которая бы не ошибалась. В данном случае вывод Гордиевского в Москву — это большая удача, а его побег — большая ошибка.

 — Череда предательств в рядах советской разведки в 70-е и 80-е годы... Чем вы ее объясняете?

 — В основном разоблаченная нами агентура была завербована не тогда, когда мы ее раскрыли, а гораздо раньше. Вот одна история. Раскрыли у себя агента, который уже давно вышел на пенсию, было ему за 70 лет. Вызвали его. Пьянь. Опустившийся человек. Уволен из органов за аморальное поведение. Без спиртного дня прожить не мог. На этом его когда-то и подловили, завербовали. Несколько раз он получал от американцев деньги, но только однажды выполнил их задание, а потом счел за лучшее уйти. Мы решили не привлекать такого к судебной ответственности. Вышли еще на одного — этот уже умер. Еще — тоже умер.

Почему так много выявили сразу? По одной простой причине. Мы приобрели — потом и кровью — серьезные позиции внутри западных спецслужб, оттуда поступала информация, которая помогала разоблачать своих предателей.

Некоторые мне говорили: а не многовато у вас предателей, может, надо остановиться с разоблачениями, притормозить, а то количество перейдет в качество, и это отразится на мне. Пускай отразится, зато я честно выполнил свой долг.

Конечно, перестройка и возникшая тогда смута породили многие негативные процессы. Я помню, получал письма от нелегалов, которые с тревогой и болью вопрошали: что происходит с нашей страной, куда мы идем? Именно в тот период иные не выдерживали, изменяли присяге, искали для себя другой жизни.

 — Некоторые ветераны разведки в частных разговорах склонны упрекать вас в том, что вы, придя на руководство Первым главным управлением, стали потворствовать формированию кланов, разжиганию интриг...

 — Был период, когда разведка действительно поделилась на какие-то кланы, группы, когда существовали близкие отношения между отдельными руководителями. Я со всем этим решительно покончил. Первым моим шагом был разгон всех этих группировок. Некоторых при этом пришлось уволить, кого-то перевести в другие подразделения. До меня подобные явления были, при мне — нет. Ни пьянства, ни кланов.

Пророк в своем Отечестве?

 — Как сейчас называется ваша должность? Где вы служите?

 — Никак не называется. Крючков, и все. Товарищи выделили мне кабинет, телефон, компьютер, сижу — работаю. Мне дают и машину. Есть стенографистка, девушки печатают мои материалы.

 — Часто к вам сейчас обращаются журналисты?

 — Очень часто. Вот сегодня, например, человек пятнадцать обратились, все хотят получить интервью.

Одно меня радует, когда я перечитываю свои старые интервью и статьи.

 — Что именно?

 — То, что оправдались все мои прогнозы.

 — Так-таки все?

 — Абсолютно! Вот, допустим, была статья насчет теневой экономики в России — я опубликовал ее еще в 91-м году. Все так и есть, только масштабы во много раз больше. И по наркотикам, и по национальным проблемам...

 — А как вы думаете, Россия имеет шанс возродиться? Или мое поколение этого уже не увидит? Ответьте, раз уж вы так точно все угадываете.

 — Шансы есть. Восстановиться можно. Можно занять достойное место в мире. Это займет пять-десять лет. Но при одном условии: если все наши проблемы будут решаться системно, в рамках порядка. Для этого многое следует поменять. К ситуации, которая была до 91-го года, возвращаться не надо. Мы бы в любом случае жили в другом мире. Кстати, еще и Сталин думал о рыночных отношениях. Мы еще в 90-м году отменили положение о руководящей роли партии, ввели многоукладность экономики. Все можно было сделать по-иному. Но... Тем лидерам требовалось разрушить Советский Союз. А без этого, — сказал он, понизив голос, почти шепотом, — без Союза ничего не получится.

 — Даже сейчас?

 — Да. Нужно хотя бы частичное возрождение того политического и экономического пространства, той интеграции.

Российская газета
http://www.contr-tv.ru/article/politics/2004-07-15/kgb