Американская идеология

04.06.2003
С. Амин

Самир Амин - египетский политэконом - "неомарксист", представитель левого крыла т.н. школы анализа мировых систем (Валлерстейн, Франк, Арриги и др.). Автор многих книг, в том числе: "Империализм и неравномерное развитие" (1976), "Закон стоимости и исторический материализм" (1977), "Отсоединение" (Delinking, 1985) и "Евроцентризм" (1988). В течение ряда лет возглавляет Институт развития и планирования африканской экономики.

Сегодня США правит хунта военных преступников, захвативших власть в результате своего рода путча. Этому путчу предшествовали выборы (сомнительные), но не стоит забывать, что и Гитлер был избранным политиком. Продолжая сравнение, 11 сентября выполнило роль "поджога рейхстага", позволившего хунте наделить полицию властью, сравнимой с гестаповской. У них есть своя собственная Майн Кампф - Стратегия национальной безопасности, свои собственные штурмовые отряды - организации "патриотов", и свои собственные священники. Жизненно важно для нас набраться храбрости сказать эту правду и перестать маскировать ее словами типа "наши американские друзья" - словами, потерявшими всякий смысл.

Политическая культура - продукт многолетней истории. Поэтому в каждой стране она особенная. Американская политическая культура резко отличается от возникшей в Европе. Она сформирована основателями Новой Англии - экстремистскими протестанстскими сектами, геноцидом коренных жителей, рабством афроамериканцев и созданием общин, сегрегированных по национальному признаку, в результате эмиграции из разных стран в 19 веке.

Прогрессивность, секуляризм и демократия - не последствия эволюции религозной веры, напротив, вере пришлось приспосабливаться к требованиям этих новых мощных идей. Это приспособление - не уникально протестантское явление, то же произошло и в католическом мире, хотя и другим образом. Родилась новая вера, свободная от любых догматов. В этом смысле не Реформация создала предпосылки для капитализма, хотя это утверждение Макса Вебера охотно приняли протестанты Европы, как лестное для них. И Реформация вовсе не была наиболее решительным разрывом с идеологическим прошлым Европы и ее феодальной системой, если учесть более ранние истолкования христианства. Напротив, Реформация оказалсь попросту самой запутанной и примитивной формой такого разрыва.

Одна из процессов внутри Реформации, выгодный для правящих классов, привел к созданию государственных церквей (англиканской, лютеранской), под контролем этих классов. Эти церкви представляли собой компромисс между усиливающейся буржуазией, монархией и крупными помещиками, в результате чего они могли удерживать в повиновении крестьян и городскую бедноту.

Вытеснение католической идеи всемирности путем установления отдельной государственной церкви в каждой стране способствовало укреплению монархии, усилению ее роли как посредника между силами старого режима и набирающей силу буржуазией, росту присущего этим классам национализма и тем самым препятствовало возникновению новых форм всемирности, которые позднее провозгласил международный социализм.

Другие аспекты Реформации вдохновляли низшие классы, главные жертвы общественных перемен, вызванных капитализмом. Эти движения обратились к традиционным способам борьбы, возникшим в эпоху еретических движений средних веков, и в результате были обречены на оставание от требований эпохи. Угнетенным классам пришлось ждать Французской Революции - с секулярной массовой и радикальной формой организации - и возникновения социализма, чтобы найти способ выразить свои требования в соответствии с новыми условиями существования. Ранние протестантские группы, напротив, процветали, питаясь фундаменталистскими иллюзиями, что в свою очередь поощряло бесконечное возникновение сект - носителей того апокалиптического сорта идей, который ныне широко распространен в США.

Протестантские секты, вынужденные эмигрировать из Англии 17 века, выработали особую форму христианства, отличную и от католической и от православной версии. Именно поэтому ее не разделяло даже большинстов европейских протестантов, включая англикан, каковыми является большинство английских правящих классов. В общем, можно сказать, что суть Реформации была в возрождении Ветхого Завета, оттесненного католицизмом и православием для определения христианства через разрыв с иудаизмом. Протестанты восстановили роль христианства как верного последователя иудаизма.

Та форма протестантизма, которая расцвела в Новой Англии, продолжает определять американскую идеологию в наши дни. Прежде всего, это помогло завоеванию нового континента ссылкой на Святое писание (вооруженный захват земли обетованной - постоянный мотив, звучащий в Северной Америке). Позднее США расширили свою богом данную миссию на весь земной шар. Они стали рассматривать себя как "избранный народ", что на практике означало то же, что и нацистская "нация господ". И именно поэтому, американский империализм (не "империя") будет даже более безжалостным, чем его предшественники, большинство из которых не объявляли, что сам бог их ведет.

Я не из тех, кто верит, что прошлое может только повторяться. История изменяет людей. Именно это произошло в Европе. К сожалению, ход американской истории не только не смягчил жестокость, присущую ей изначально, но, напротив, усилил и продлил ее действие. Это видно на примере обеих американских "революций" и заселения страны через последовательные эмиграционные волны.

Несмотря на нынешние попытки прославить ее достоинства, "Американская революция" была не более чем ограниченной войной за независимость, практически лишенной социальной глубины. Ни разу за время своего восстания против английской монархии американские поселенцы не пытались изменить общественные или экономические отношения - они просто отказались делиться прибылями с правящим классом метрополии. Они желали власти не для того, чтобы изменить порядок вещей, но чтобы продолжать в том же духе - хотя и решительнее и глубже. Их основной целью было расширить поселения на Запад, что подразумевало - среди прочего - геноцид коренных жителей. Эти революционеры никогда не ставили под сомнение рабовладение. На самом деле многие великие вожди революции были рабовладельцами и их предубеждения на этот счет оказались непоколебимы.

Геноцид коренных американцев был вписан в логику нового избранного народа и божественной миссии. Их бойню нельзя попросту списать на нравы далекого и забытого прошлого. Вплоть до 1960-х годов, этот геноцид прославлялся вполне открыто и гордо. Голливудские фильмы противоставляли "хорошего" ковбоя "злобному" индейцу, и на этой карикатуре воспитывались поколение за поколением.

То же касается и рабовладения. После независимости потребовался почти век на то, чтобы отменить рабство. И, несмотря на все заявления, эта отмена не имела ничего общего с этикой - это случилось только потому, что рабство больше не способствовало капиталистической экспансии. Так что афроамериканцам пришлось ждать еще век, чтобы получить минимальные гражданские права. И даже после этого, глубокий расизм правящих классов не был потревожен. Вплоть до 60-х годов линчевание оставалось обычным делом, по поводу которого можно было устроить семейный пикник. На деле линчевание продолжается и сегодня, более скрыто и косвенно, в форме системы "правосудия", которая посылает на смерть тысячи - по большей части афроамериканцев, хотя всем известно, что, по крайней мере, половина осужденных невиновны.

Следующие одна за другой волны иммиграции также укрепляли американскую идеологию. Иммигранты, разумеется, не отвечают за нищету и угнетение, которая вынудила их к отъезду. Они покинули свою землю как жертвы. Однако эмиграция также означает отказ от коллективной борьбы за изменение условий в своей стране. Они сменили свои страдания на идеологию индивидуализма и "вытаскивания себя из болота за шнурки от ботинок". Этот идеологический сдвиг также отодвигал зарождение классового сознания, которое едва успевало сформироваться, прежде чем новый прилив эмигрантов пресекал в зародыше его проявление. Конечно, иммиграция также способствовала "этническому усилению" американского общества. Культ "личного успеха" не исключал создание сильных и поддерживающих "своих" этнических общин (ирландских или итальянских, например), без которых одиночество стало бы невыносимым. Однако, опять-таки, усиление национальных чувств американская система поощряет в своих целях, поскольку это неизбежно ослабляет классовую сознательность и активную гражданскую позицию.

И пока парижские коммунары готовились "штурмовать небеса" в 1871 году, в американских городах велись кровавые войны между бандами, сформированными бедными иммигрантами (ирландскими, итальянскими и т.д.), при бесстыдной манипуляции правящих классов.

В нынешних США нет рабочей партии, и никогда не было. Мощные профсоюзы аполитичны, во всех смыслах. Они не связаны с партией, которая могла бы разделить и выразить их интересы, и они не способны самостоятельно прийти к социалистическим идеям. Вместо этого они подчиняются, как и все остальные, господствующей либеральной идеологии, которая остается неоспоренной. Когда они борются, речь идет об ограниченных и узких вопросах, что ни в коей мере не бросает вызов либерализму. В этом смысле они были и остаются "постмодернистами".

Однако для рабочего класса ценности национальной общины не могут заменить социалистической идеологии. Это касается даже афроамериканцев, наиболее радикальной общины в США, потому, что борьба за национальную идеологию ограничивается борьбой с официальным расизмом.

Слишком мало внимания до сих пор уделялось различиям между "европейскими идеологиями" (во всем их разнообразии) и американской идеологией в отношении влияния Просвещения на их формирование.

Известно, что философия Просвещения была решающим фактором в создании современных европейских культур и идеологий, и ее влияние остается значительным до сих пор, не только в старых центрах капиталистического развития - католической Франции или протестантской Англии и Голландии, но также в Германии и даже России.

Сравните это с США, где Просвещение играло весьма скромную роль, затронув только "аристократическое" (и рабовладельческое) меньшинство, вополощенное в Джефферсоне, Мэдисоне и некоторых других. В целом секты Новой Англии остались в стороне от критического духа Просвещения и их культура была ближе к охоте на ведьм в Сэйлеме, чем к безбожному рационализму просветителей.

В результате этой ограниченности поднявшийся буржуа-янки создал в Новой Англии примитивную и ложную идеологию, согласно которой "наука" (точная наука, вроде физики) должна определять судьбы общества - точка зрения, которую разделяют в США не только правящие классы, но и население в целом.

Наука должна играть роль религии, что объясняет некотрые яркие особенности американской идеологии: пренебрежение философией, сведенной до самого беззубого эмпиризма. Это также привело к лихорадочным услиям свести все гуманитарные и общественные знания до "чистой", то есть "точной" науки: "чистое" описание экономических механизмов взамен политической экономии и наука о "генах" взамен антропологии и социологии. Эта несчастливое отклонение привело к сближению современной американской идеологии и нацизма, облегченному к тому же глубочайшим расизмом, присущим всей американской истории. Другой итог этого странного подхода к науке - убожество космологических теорий (из которых наиболее известна теория "Большого взрыва").

Среди прочего, Просвещение научило нас, что физика - наука об определенных и ограниченных аспектах вселенной, выбранных как объект исследования, а не наука о вселенной в целом (что является философским, а не естественнонаучным вопросом). На этом уровне американский способ мышления ближе к старым попыткам примирить веру и разум, чем к современной научной традиции. Эта отсталая точка зрения подходит для целей новоанглийского протестантского сектанства и для того типа пропитанного религией общества, которое вышло из него.

И мы знаем, что сейчас этот регресс угрожает и Европе.

Два фактора, исторически сформировавшие американское общество - господствующая библейская теология и отсутствие рабочей партии - вместе создали нечто совершенно новое: систему, фактически управляемую единственной партией, партией капитала.

Две составные части этой партии придерживаются одной и той же формы либерализма. Обе обращаются только к меньшинству, участвующему в этой бессильной и урезанной демократии (около 40% избирателей). Поскольку рабочие, как правило, не голосуют, каждая часть партии имеет своих собственных приверженцев среди среднего класса, к которому и приспосабливает свои лозунги. И та и другая организовали своих собственных избирателей, состоящих из представителей интересов разных отраслей капитала (лобби) и местных общинных групп.

Нынешняя американская демократия - типичный образчик того, что я называю "демократией малой интенсивности". Она основана на полном отделении управлением политической жизнью, через избирательную демократию, от управления экономической жизнью, которой правит закон капиталистического накопления. Более того, это отделение ни в коей мере не подвергается сомнению, оно - часть, так сказать, всеобщего консенсуса. Однако оно практически сводит к нулю творческий потенциал политической демократии. Оно кастрирует представительские учреждения (парламенты и т.д.), бессильные перед "рынком" и его требованиями. В этом смысле выбор между голосованием за демократов или республиканцев - совершенный пустяк, потому, что определяет будущее американцев не результат сделанного ими выбора, но капризы финансового и прочих рынков.

В результате американское государство существует исключительно на потребу экономике (т.е. капиталу, которому оно подчиняется, пренебрегая социальными проблемами). Это государство способно действовать таким образом по одной основной причине: исторический процесс, сформировавший американское общество, предотвратил развитие классового сознания рабочих.

Сравните с европейским государством, которое было (и может стать снова) необходимой формой для сведения на нет столкновений между общественными интересами различных групп. Европейское государство предпочитает общественный компромисс, и демократия получает реальное значение. Когда классовая борьба и другие виды борьбы не вынуждают государство действовать таким образом, когда оно не может сохранить самостоятельность перед лицом безжалостной логики накопления капитала, демократия превращается в бессмысленную игру - как в США.

Сочетание господствующей религиозной практики - и ее использование через фундаменталистскую форму - при отсутствии политического сознания угнетенных классов дает американской политической системе невиданную свободу маневрировать, с помощью которой оно может нейтрализовать опасность демократических действий и свести их к безобидным ритуалам (политика как развлечение, политические "группы поддержки" в духе спортивных состязаний и т.д.).

Однако не следует поддаваться иллюзии. Не фундаменталистская идеология занимает господствующее положение и навязывет свою логику подлинным держателям власти: капиталу и его слугам в правительстве. Капитал принимает все решения, и только потом призывает на службу ему американскую идеологию. Ее методы - неслыханная доселе систематическая дезинформация, критикам затыкают рот крайними формами шантажа. Таким образом, правящие классы легко манипулируют "общественным мнением", отупляя его.

Именно в таких условиях американские правящие классы дошли до полного бесстыдства, облаченного в лицемерие, которое не может одурачить иностранцев, но часто непроницаемо для самих американцев. Режим охотно прибегает к насилию, даже в самых крайних формах, была бы нужда. Все радикальные американцы отлично знают: их выбор - продаться, или быть, в конце концов, убитым.

Как и все прочие идеологии, американская "стареет и истрепывается". Во время затишья - экономического роста и "приемлемого уровня" общественных побочных эффектов - давление правящего класса на массы, естественно, снижается. Поэтому время от времени необходимо оживлять эту идеологию, использую одни из классических методов: врага (всегда - иностранца, поскольку американское общество хорошо по определению) назначают (империя зла, ось зла), и тем оправывают применение любых средств для его уничтожения. Раньше врагом был коммунизм. Маккартизм (о котором современные "проамериканцы" предпочитают не вспоминать) сделал возможным холодную войну и оттеснение Европы на второй план. Сегодня, это "терроризм", явно предлог, долженствующий послужить настоящим планам правящих классов: военному господству над всей планетой.

Заявленная цель новой американской гегемонистской стратегиии - предотвратить появление любой другой силы, способной противостоять Вашингтону. Поэтому необходимо разрушить "слишком большие" государства и создать как можно больше прихлебателей, которые готовы принять у себя американские базы для "защиты". Три последние президента (Буш-старший, Клинтон и Буш-младший) согласны: только одна страна имеет право быть "большой" - а именно, США.

В этом плане, гегемония США зависит от ее огромной военной мощи, а вовсе не от предполагаемых "преимуществ" ее экономики. Из-за этой силы, США выступает неоспоримым главарем мировой мафии, чей "видимый кулак" заставит подчиняться новому империалистическому порядку тех, кто в противном случае мог бы колебаться.

Ободренные недавними успехами, крайне правые ныне крепко держат бразды правления в Вашингтоне. Выбор, предлагаемый ими, ясен: признать гегемонию США и "либерализм", который они навязывают, что означает больше чем просто помешательство на делании денег - или отвергнуть и то, и другое. В первом случае, Вашингтон получит свободу рук "перестроить" весь мир по образу Техаса. Только выбрав второе, мы можем реально помочь построить общество на деле плюралистическое, демократическое и мирное.

Если бы европейцы спохватились в 1935 или 1937 году, они могли бы остановить нацистское безумие до того, как оно причинило столько вреда. Откладывание до 1939 привело к новым десяткам миллионов жертв. Мы обязаны действовать сейчас, чтобы остановить и уничтожить угрозу вашингтонских неонацистов.

http://www.kprf.ru/articles/12776.shtml

С.Г.Кара-Мурза

Невозможные потребности

Насаждение либералами своих ценностей ведет к угасанию народа.

Если прикрыть США огромным стеклянным колпаком, препятствующим товарообмену, то через пару-другую месяцев экономика США полностью остановится. Если таким колпаком прикрыть Россию, то через пару-другую месяцев наш кризис прекратится и начнется экономический рост.

Реформаторы взяли за свой маяк Запад и мыслят в понятиях западных теорий. Эти теории рассматривают образ жизни, свободный от психоза потребительства, либо как отсталый, либо как тупиковый. Известно, что в России советской танки всегда были важнее товаров Минлегпрома. Впрочем, так уж была устроена российская империя, изначально державшаяся на самопожертвовании народа, на отказе в самом необходимом. Ибо такую страну, как Россия, мало было обозначить на мировой карте, ее надо было оборонить от посягательств, уж слишком лакомый это кусок - одна шестая часть планеты. Вот и подтягивали пояса с полным пониманием того, что это неизбежно! Сегодня все меняется. Уже в годы перестройки мы стали объектом небывало мощной и форсированной программы по слому старой и внедрению в общественное сознание новой системы потребностей. Ведь рынок нуждается в непрерывном расширении потребностей и в том, чтобы жажда потребления становилась все более жгучей, нестерпимой.

К чему же привела наше общество рыночная переориентация потребностей? К сильнейшему стрессу и расщеплению массового сознания. Запросы значительной части населения включают в себя взаимоисключающие вещи. С одной стороны - преобладающая в стране бедность стимулирует уравнительные идеалы и люди хотели бы иметь общество "равных возможностей". А с другой стороны - заветной мечтой многих стало прорваться в узкий слой победителей в конкурентной борьбе.

Это не какая-то особенная проблема России, хотя нигде она не создавалась с помощью такой сильной технологии. Начиная с середины XX века потребности стали интенсивно экспортироваться Западом в незападные страны. Разные страны по-разному закрывались от этого экспорта, сохраняя баланс между структурой потребностей и теми средствами для их удовлетворения, которыми они располагали.

Например, в России крестьянину и в голову бы не пришло купить сапоги или гармонь до того, как он накопил на лошадь и плуг. Позже защитой служила национальная идеология (в СССР, Японии, Китае). Были и другие защиты - у нас, например, осознание смертельной внешней угрозы, формирующей потребности "окопного быта".

Теперь таких барьеров нет. И мы оказались в ситуации, когда западные источники дохода отсутствуют, западного образа жизни создать невозможно, а потребности западные. На "Жигулях" ездить не можем, только на иномарках! И тут мы готовы повторить наихудший мировой опыт.

Ведь почему так по-разному сложилась историческая судьба не западных обществ? В культуре Китая, Юго-Восточной Азии, Индии и арабских стран были механизмы, защитившие их от импорта сфабрикованных на Западе потребностей, а в Океании, Африке, Латинской Америке -нет. И поэтому Азия нашла свой путь индустриализации и развития и в лице некоторых своих представителей уже обгоняет Запад. А половина латиноамериканского общества и Африка хиреют.

Осуществляется большая программа по превращению и нас в чахнущих идолопоклонников. При этом новая система потребностей навязывается населению не на подъеме хозяйства, а при резком сокращении ресурсной базы для их удовлетворения. Это породило массовое шизофреническое сознание. Почти полтора последних десятилетия нам внушают: без зарубежных товаров мы все вымрем, как динозавры. Но динозавры вымерли вовсе не оттого, что не смогли купить японских видеомагнитофонов или итальянских колготок. Они вымерли от холода. И значительной части нашего населения реально грозит опасность вымереть, как динозаврам, от массовых отказов централизованного теплоснабжения при невозможности быстро создать иные системы отопления жилищ. Отказы и аварии в котельных и на теплосетях происходят именно вследствие того, что президент Ельцин "открыл границы", через них утекли амортизационные отчисления на плановый ремонт теплосетей и котельных в сумме около 100 млрд. долларов (а если брать ЖКХ в целом, то в сумме 5 триллионов рублей или около 150 млрд. долларов).

Народ России из-за отсутствия иностранных товаров вымереть не может. Уж если на то пошло, то именно конкурентоспособные американцы не могут сегодня прожить без качественной и дешевой зарубежной продукции. Именно поэтому они и воюют в Ираке и щелкают зубами на Иран. США абсурдно расточительны в энергопотреблении, они сейчас тратят в год только нефти 1 млрд. тонн. На производство 1 пищевой калории их фермеры тратят 10 калорий минерального топлива, в то время как смысл сельского хозяйства - превращение в пищу бесплатной солнечной энергии. Какая глупость - ставить нам в пример их экономику!

Идеологи постсоветских реформ, проводя акцию по внедрению невозможных потребностей, преследовали вполне конкретные политические цели - в соответствии с заказом. Но удар по здоровью страны нанесен несопоставимый с объявленной задачей - создан порочный круг угасания народа. Система потребностей даже при условии ее более или менее продолжительной изоляции от чуждого влияния очень живуча. Укоренение "потребностей идолопоклонника" создает для нас реальный риск "зачахнуть" едва ли не в подавляющем большинстве.

Мы снова в исторической ловушке - как и перед революцией начала XX века. Тогда, напомню, почти 90 процентов населения России жили с уравнительным крестьянским мироощущением, укрепленным православием (или уравнительным исламом). Благодаря этому даже при низком уровне производительных сил, который был обусловлен исторически и географически, ресурсов хватало для жизни растущему населению, для развития культуры и науки - создания потенциала развития. Это не вызывало социальной злобы, так как крестьяне не претендовали на то, чтобы "жить как баре".

В начале XX века под воздействием импортированного капитализма это устройство стало разваливаться. Но кризис был разрешен через советскую революцию - жестокое средство, к которому общество пришло после перебора всех возможных альтернатив. Революция сделала уклад жизни более уравнительным и производительным. Жизнь улучшалась, но баланс между ресурсами и потребностями поддерживался благодаря сохранению инерции "крестьянского коммунизма" и наличию защиты против неадекватных потребностей. В культуре не было мальтузианства и стремления к конкуренции, благодаря чему население росло и осваивало территорию.

Сегодня под ударами реформы общество впало в демографический кризис, обусловленный не столько социальными причинами, сколько мировоззренческими. Еще немного - и новое население России ни по количеству, ни по качеству (типу сознания и мотивации) уже не сможет не только осваивать, но и держать территорию. Оно начнет стягиваться к "центрам комфорта", так что весь облик страны будет быстро меняться.

В современной западной философии, которая остро переживает общий кризис своей цивилизации есть взятый у поэта XVIII века Гельдерлина принцип: "Там, где зреет смертельная опасность, там появляется росток надежды на спасение". Надо надеяться, что нормальные человеческие инстинкты - сохранения жизни и продолжения рода - будут разворачивать коллективное бессознательное русского народа его созидательной стороной. Надо помогать этому средствами разума, стремясь, чтобы силы спасения выросли раньше, чем смертельная опасность созреет вполне.

Но для этого наша интеллигенция обязана подвергнуть хладнокровному и беспристрастному анализу те интеллектуальные конструкции, которые она в возбужденном состоянии вырабатывала последние полвека, и заменить те их блоки, которые несовместимы с жизнью народа. Задача эта срочная, потому что народ, судя по всему, вымирать не собирается, в нем усиливаются идеи державности. Если интеллигенция откажется помочь людям выработать развитый язык и логику, они станут "материальной силой" в очень грубом обличье, а при своей реализации произведут в рядах наших либералов большое опустошение. И это очень дорого обойдется стране - дороже, чем Гражданская война, разразившаяся после падения царизма. Как выразился один политолог, "у народа России есть огромный нерастраченный запас чувства гнева".

http://www.libereya.ru/public/karamurza1.html

 «АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА»

Американская идея выросла из кальвинизма — течения в западном христианстве, зародившегося ещё в первые годы Реформации. Католическая церковь учила, что любой человек может искупить грехи и заслужить рай с помощью «добрых дел» — жертвуя на церковь, покупая индульгенции (справки об отпущении грехов) и пр., что оборачивалось чудовищной по лицемерию охотой за кошельками верующих. В пику всему этому Жан Кальвин развивал идею Августина Блаженного об абсолютном предопределении: Бог-де ещё в дни Творения определил судьбу каждого человека до скончания времён, определил, кому быть праведным, кому — грешным. Стало быть, ещё до рождения некоторые люди (их очень мало) избраны для спасения, остальные же прокляты и осуждены на адские муки, и сам человек не может этого изменить, как бы ни старался. Казалось бы, такое учение несовместимо с моралью и не годится для религии: делай, что хочешь, — твоя судьба не в твоих руках. Но Кальвин нашёл выход: ни один человек не может знать замыслов Божьих, поэтому его долг — верить, что он избранный, и стараться изо всех сил. Но можно ли получить хотя бы намёк, избран ты или нет? Оказывается, можно! Кого Бог избрал для блаженства на том свете — того не оставит и на этом! А стало быть, если в твоих делах, каковы бы они ни были, тебе сопутствует успех, — можешь не оглядываться на свои грехи: тебя ждёт место в раю! Есть только один грех — неудача: быть неудачником — значит знать, что ты лишён Божьего покровительства.

Надо ли говорить, с какой радостью встретили это учение буржуа! В Евангелии говорится: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Матф. 19:24; Марк 10:25; Лука 18:25). И вот Кальвин выдал богатым билет в Царство Божие и забронировал для них места. Незачем больше тратиться на церковь, незачем замаливать грехи. Человек служит Богу уже тем, что делает своё дело, и чем лучше его делает — тем больше у него надежд на рай. С этой точки зрения нет разницы между кровавым золотом и законным доходом: Бог любит, кого хочет, а за что — ему виднее. Поэтому английские кальвинисты (пуритане) относились к своему богатству со рвением, достойным религиозных фанатиков. Они ходили в дешёвом платье, отказывали себе в хорошей пище, не терпели развлечений (театры, когда могли, закрывали 1), зато копили деньгу к деньге, стремясь лишь к увеличению капитала как к самоцели.

Преследуемые у себя на родине, многие пуритане решили переселиться в колонии, чтобы жить там по своим законам. В 1620 г. корабль «Мейфлауэр» («Майский цветок») доставил на берега залива Массачусетс группу переселенцев — «отцов-пилигримов». День их высадки («День Благодарения») считается датой основания Новой Англии — ядра будущих США.

На новые берега пуритане принесли свой культ успеха. Но само это понятие изменилось в диких заморских краях. Во-первых, все колонисты не могли быть одинаково богаты, а колония нуждалась не только в купцах и предпринимателях. Поэтому пришлось учесть, что Богу угоден не только денежный успех, — хотя деньги остались самой важной и к тому же простой и удобной меркой. Современный американский писатель Р.М.Хатчинс выразился об этом так (быть может, утрированно):
«Всякому известно, что такое доллар, и все согласны, что это Отличная Штука. Великое её очарование состоит в том, что она поддаётся счёту. Это — определённость. Простота. Каждый это понимает и ценит. Тут нет места для разнотолков. Американец обожает доллар в силу такой робости мысли, какой, я думаю, не было ни у одного жившего на земле человека. Он чувствует себя неуютно, столкнувшись с чем-либо, чего не может сосчитать, потому что не очень-то владеет другими способами измерения. Он не в состоянии ни определить, ни оценить качество. Поэтому его удел — количество».

Во-вторых, «отцы-пилигримы» пытались создать аристократию богачей, покоящуюся на почти что рабском труде законтрактованных рабочих — «сервентов». Гражданами колонии считались только сами пуритане — «фримены» («свободные»), сервенты же по окончании контракта должны были отправляться на родину почти без вознаграждения: грешники, что им надо! Но утвердить такую систему надолго оказалось невозможным: в маленьких колониях, за околицей которых начинался фронтир — граница с дикими землями, — всегда было куда уйти от эксплуатации. Здесь, на фронтире, царил совсем иной образ жизни, где человек мог положиться только на себя. Погибнет он или спасётся — здесь этот вопрос был не мистическим: в конечном счёте всё зависело от собственных сил человека, от его упорства, преприимчивости и, конечно, удачи.

Так среди фронтиреров, на стыке пуританской идеи личного успеха и реальности жизни пограничной полосы (свободной, но суровой — суровой, но свободной), и родилась American Dream — знаменитая «американская мечта». Это была мечта о стране, где сильный и свободный человек личными усилиями может добиться всего, на что он способен, и награда его будет ждать как на том, так и на этом свете. Это означало такое устройство общества, в основе которого лежат не государственные или корпоративные, а личные интересы. Ещё до того, как Джон Локк выдвинул свою теорию общественного договора, в американских колониях законы стали результатом соглашения между полноправными гражданами, принятого в общих интересах. Это в полном смысле слова «воля нации», а не воля какой-то силы, стоящей над нацией (в отличие, например, от России). Отсюда громадное уважение американцев к закону: его справедливости в целом не отрицают даже те, кто его нарушает.

Под лозунгом этой мечты прошла Американская революция 1770 х годов: власть английской короны была свергнута, как только попыталась хоть немного ущемить права колонистов. Под этим же знаменем солдаты Севера в 1861-1865 гг. громили армии рабовладельцев Юга, пытавшихся утвердить совсем иную модель — модель демократии для кучки плантаторов, оборотной стороной которой было рабство негров и унизительная нищета большинства белых. «Американская мечта» толкала на Дальний Запад массу переселенцев, уверенных, что их ведёт божественное предопределение. Одним из последних видных философов этой мечты был Герберт Гувер, автор книги «Американский индивидуализм» и 31 й президент США.

Да, индивидуализм — тоже неотъемлемая черта американской мечты. Если попытаться представить себе американский тип героя, то он может быть бизнесменом, воином, президентом или учёным, но всегда он должен быть self-made-man — «человеком, который сделал себя сам», то есть добился всего личными усилиями, решительностью и честолюбием. Это — мощнейший стимул к новому творчеству, к эксперименту. Страна, традиции которой имеют за плечами обычно не более 100-200 лет, сделала чуть ли не законом отрицание всякого авторитета традиции. Кажется, Марк Твен сказал: «Англичанин — это человек, способный делать что-либо только потому, что так всегда делали раньше; американец — это человек, способный делать что-либо только потому, что так раньше никогда не делали». Но тот же индивидуализм имеет и другие стороны, которые коробят и нас, и большинство европейцев. Это — повышенное внимание к себе и привычка мерить весь мир своими собственными потребностями и ценностями. Это — разделяющие людей глухие стены: на свои проблемы жаловаться некому, иначе роняешь своё достоинство (хотя в ад, ждущий неудачников, в наши дни уже мало кто верит, отношение к ним как к людям второго сорта осталось). Это — право каждого на ограниченность кругозора: каждый сам для себя достаточно умён. Над тупостью американской глубинки горько смеялись и Марк Твен, и О.Генри, в ограниченности упрекали Америку и Ф.Кафка, и К.Гамсун, и Х.Ортега-и-Гассет, и М.Горький — правда, каждый из них объяснял эту ограниченность на свой лад. Да и сам культ успеха, признаваемого высшей ценностью, — он сохранился, поэтому дела, не сулящие прижизненного успеха, у американцев не в чести. В этом, кстати, главная причина того, что, хотя США породили великих инженеров и техников (достаточно назвать У.Белла, Г.Морзе, Т.А.Эдисона, Г.Форда), но фундаментальную науку здесь всегда делали иммигранты первого поколения. Впрочем… а что, собственно, даёт нам право смотреть свысока на американцев или на кого бы то ни было? Другое дело, что такая жизнь, быть может, не по нас.

«День Благодарения. Сегодня все возносят чистосердечные и смиренные хвалы Богу, — все, кроме индюков. На островах Фиджи не едят индюков, там едят водопроводчиков. Но кто мы с вами такие, чтобы поносить обычаи Фиджи?»
Марк Твен. «Простофиля Вильсон».

Впрочем, американская мечта и в самой Америке переживает сейчас не лучшие времена. Ударом, который её надломил, стала Великая экономическая депрессия 1929 1933 гг. Именно тогда выяснилось, что не только экономика, достигшая таких масштабов, уже не может опираться на свободную инициативу свободных личностей, но и сами эти мелкие хозяева не могут устоять на ногах без поддержки могущественного государства — а значит, ради собственного выживания должны жертвовать ему часть своей свободы. Не кто иной, как Г.Гувер, правивший как раз в эти годы, отказывался принять хоть какие-то антикризисные меры. Он считал, что государственное регулирование экономики ведёт к «созданию монополий», «социализму» и «фашизму» разом, а помощь безработным морально развращает их, подрывая основу здорового индивидуализма — надежду только на собственные силы. От этих взглядов он не отказался даже после сокрушительного поражения на выборах 1932 года. Новый президент — Франклин Делано Рузвельт — реформировал американскую экономику, поставив её под государственный контроль. Как отреагировали на это американцы? «Ф.Д.Р.» стал единственным в американской истории, кого избрали в президенты четыре раза подряд…

А дальше была и беспрецедентная система подкармливания неимущих (некоторые безработные ухитряются пользоваться ею всю жизнь и не ищут работу из принципа), и попытки регулирования общественной идеологии (знаменитая «охота на ведьм» сенатора Маккарти), и мощная система госбезопасности (в лице ФБР)… Что бы там ни говорили, но современные США —регулируемое общество, а это плохо согласуется с американской мечтой.

Ныне Америка весьма далека от того, о чём мечтали её «отцы-основатели». «Американская мечта» включала один из основных идеалов демократии — равноправие: каждый имеет одинаковые права на то, чтобы «стремиться к счастью», а остальное зависит от его личных усилий. В последние десятилетия американцы много говорили о себе как об «обществе равных возможностей»: на старте все равны. Не будем уж говорить о неравенстве социальном: реальные стартовые возможности сына миллионера и сына чернорабочего уж точно не равны. Но в наши дни в Америке есть целый ряд категорий людей, которым по тем или иным причинам предоставляются льготы: чаще всего — как компенсация за нанесённый когда-то ущерб. Работодатель вынужден крепко подумать, прежде чем отказаться принять на работу негра: его могут обвинить в расизме, а это сейчас в США не модно. Некоторые негры из принципа живут всю жизнь на пособие по безработице, продляя срок его получения с помощью разных юридических лазеек, и мотивируют это тем, что получают таким образом компенсацию за 250 лет рабства их предков. Практически столь же широки права представителей «сексуальных меньшинств»: если объявить себя гомосексуалистом, многие проблемы решаются легче. Очень сильно в США феминистское движение, включающее и самые экстремистские формы. Как-то уже забылось, что феминизм — это движение за равноправие женщин с мужчинами. А если в стране, по данным Л.Дж.Питера, женщинам принадлежит 57% титулов собственности на землю, на них приходится 87% покупательной способности населения и т.д., — впору уже не бороться за новые права, а делиться старыми. Однако любой, кто осмелится критиковать феминистские статьи хотя бы за ненаучность (в случаях, когда они претендуют на таковую), рискует показать себя узколобым старовером и стать жертвой бойкота. Среди всех этих группок белые потомки основателей США чувствуют себя всё более неуютно. Пока это проявляется больше в разговорах и на киноэкране, но если так пойдёт и дальше?

Я далёк от того, чтобы пророчить беды Америке и тем более заранее потирать руки. В конце концов, если им будет плохо, вряд ли от этого станет лучше нам. Но, честно говоря, мне как-то не верится, что её завтрашний день будет лучше сегодняшнего. Впрочем, пусть и они будут счастливы — на свой лад, и мы — тоже.

--------------------------------------------------------------------------------

1 Лондонские театры, в том числе шекспировский «Глобус», были закрыты в период Английской революции 1640-1660 гг., когда пуритане находились у власти. Театральная жизнь в Англии возобновилась лишь после реставрации королевской династии Стюартов.

http://www.ant.md/ant/ethno/01.htm

http://www.nasledie.ru/oboz/N01_96/1_04.HTM

Егор Холмогоров

АЗБУКА НАЦИОНАЛИЗМА

Сегодня умы и сердца русских людей все чаще обращаются к идее Нации. Кто-то, шестеря за подлые подачки, кричит о том, что «национализм – последнее прибежище негодяев» и недостоин «цивилизованного человека». Опальные олигархи в тюрьме постигают истину, что страна предпочла им и их обслуге из «либеральных партий» не больше и не меньше чем «Партию Национального Реванша». А маститые политологи предрекают необходимость для России «национального проекта» и создания «российской нации». Хотя чего создавать, если действительная «российская нация» существует уже больше тысячелетия – это русская нация, и другой нет и не будет. Вопрос не в том – есть ли у нас нация или нет, а в том – почему мы сегодня обращаемся к национализму и чего хотим, когда произносим слова «нация», «национальный» и даже смело причисляе

Казалось бы, все просто – мы хотим пользы для России, хотим ее процветания, её политического величия и духовного расцвета. Однако, многие светлые идеи и ценности, которые, казалось бы, могут принести нам пользу, каким-то немыслимым образом ухитряются повернутся против России. Именно здесь, чтобы разогнать тьму, и является простая и ясная идея национализма, которая разгоняет туман и ставит всё на свои места. Либо мы готовы повторить слова: «Россия – всё, остальное – ничто», либо мы хотим блага для себя, для других, для какой-то группы, секты, мафии, а не для России и русских. А потому нам надо учиться быть националистами. Иногда – учиться с нуля, учится, как учатся говорить преодолевая заикание: «Я буду говорить ясно и отчетливо».

Отравленные колодцы

Россия переживает сегодня один из тягчайших периодов своей духовной истории. Возможно – самый тяжкий. В русской истории бывали периоды упадка, бывали периоды смуты, бывали периоды обесценивания тех ценностей, на которых испокон веков держалась Русь. Но в русской истории не было прежде периодов, когда бы любые ценности не только обесценивались, но и обращались бы против самого существования России, её народа, против блага государства, общества и отдельного человека.

Полтора десятилетия назад рухнул коммунизм – ценность хоть и неорганическая для России, навязанная ей, но в далеком от марксистского истолкования виде все-таки направлявшая людскую жизнь в послереволюционную эпоху. Коммунизм рухнул под ударами людей, вдохновленных идеалом «свободы». И достало всего двух-трех месяцев, чтобы любой здравомыслящий человек мог убедиться, – «свободу» обратили против России. Во имя свободы обрушены были границы государства – сперва СССР, а затем распад начался и «новой России». Во имя свободы разрушено было внутренне устройство. Во имя свободы люди были обречены на нищету и голодную смерть. Во имя свободы были попраны собственность и законность, вера и порядок. Получили ли мы хотя бы саму свободу? И здесь только очень наивный человек сможет ответить утвердительно.

После крушения идеала свободы началось метание душ и умов в лесу всевозможных ценностей, начались мучительные поиски «национальной идеи» и выборы пути. Но на камне, где расписаны были разные направления, резюме разнообразием не отличались: «Пойдешь направо – жизнь потеряешь. Пойдешь налево – жизнь потеряешь. Пойдешь прямо – жизнь потеряешь. Пойдешь назад – жизнь потеряешь. Останешься на месте – жизнь потеряешь. Иного не дано». Едва ли не любая ценность, та высшая идея, которой душа человеческая могла бы послужить, вела себя так, точно в нее вселились бесы, овладев душой человеческой, настраивала её против страны, народа и государства. Когда это происходило с ценностями «импортными»: индивидуализмом, либерализмом, свободой предпринимательства – это не удивляло. Представлялось вполне естественным, что «страна рабов», «тюрьма народов» и «нация Обломовых» не заслуживают с точки зрения духовных иностранцев ничего, кроме уничтожения.

Но, что удивительно, – среди тех, кто представлял ценности для России глубоко традиционные, глубоко русские, созидавшие Россию: Православие, монархию, империализм, мессианизм оказывалось порой не меньше бесноватых, чем среди самых отпетых либералов. Люди, начинавшие с проповеди Православия как духовной основы русской жизни, приходили не к тому, чтобы русскую жизнь приводить в соответствие с этой основой, а к тому, что если на этой основе не все стоит прочно, то значит уже погибла Русь, лучше ей и не быть, чем быть такой. «Если Россия не православная, то пусть погибнет… Если Россия не монархическая, то пусть погибнет… Если Россия не империя, то пусть погибнет… Если Россия не антилиберальная, то пусть погибнет…». «Почвенные» ценности приводили людей к такой же разрушительной исступленной ненависти, как и импортные. Одним не нравился советский период истории, другим петербургский, третьим московский, одним казалось, что Россия недостаточно похожа на православную Византию, другим – на евразийскую чингисханову империю… Претензии «во имя высших ценностей» были разные, а рефрен всегда один: «Пусть погибнет Россия».

Вот, например, такая значимая для нашего народа и государственности ценность, как империализм. Русские – великие государственники, прирожденные государственники и в своем государственном развитии они создали свою великую Империю. Эта Империя соединила в единый государственный союз сотни народов на огромной территории, на знаменитой «одной шестой части суши». Она каждому из этих народов дала возможность найти свое уникальное место в имперской структуре, приобрести для себя пользу в имперском общежитии. И эта империя была не только интер-национальна, но и над-национальна, она сопряжена была в великой миссией, миссией Удерживающего, откровение о котором дано в Писании, учение о котором создано Отцами Церкви. Россия стояла на страже правильного мирового порядка и сдерживала те силы, которые стремились водворить царство антихриста на земле.

Казалось – что может быть возвышенней и чище среди государственных идей? Но нет, вместо того, чтобы говорить о восстановлении Империи, восстановлении её целостности и силы, вместо того, чтобы вернуть в руки русского государства выпавший меч Удерживающего, апелляцией к имперским началам и «имперской» демагогией пользуются для того, чтобы эту государственность подрывать. Когда Россия стремится к внутренней консолидации, дающей внешнюю силу, ту самую силу, которая и созидает империи, её упрекают в том, что она отступает от «имперского интернационализма». Как будто «интернационализм», да еще и в его либеральном, чуждом иерархичности и понятия о долге и служении высшему идеалу, есть в Империи нечто самоценное. Во имя «имперских начал» делают всё, чтобы империя не смогла реально возродиться, во имя «духа» стараются высосать кровь и измотать силы. Во имя «миссии» стремятся отказать России в праве на всякую политику, которая обращена на соблюдение её интересов. «Мессианизм», по чьей-то злой шутке, почему-то оказывается противоположным усилению носителя этого мессианизма. «Политика идеалов» оказывается не политикой, а жупелом, с помощью которого не позволяют состояться процессу реального государственного усиления. Во имя «идеи Удерживающего» больно бьют по рукам реальной силе, которая могла бы взять в руки меч…

Очень часто случается так, что чем возвышенней человек говорит о Русской Империи, тем больнее потом он будет во имя этой идеальной империи унижать реальное русское государство, не давать ему приобрести хотя бы зачаточные свойства возрождающейся империи. И, к сожалению, бывает и такое, что чем громче человек говорит о Православии, тем больше, будьте уверены, он сделает для того, чтобы Православие не смогло стать зиждительной силой национального возрождения, – еще бы, ведь если такое возрождение состоится, то нельзя будет «во имя Православия» осуждать и смешивать с грязью сегодняшнюю Россию.

Именно поэтому сегодня любая, самая высокая, самая верная, самая благородная, самая исполненная духа ценность должна быть взята на подозрение и тщательно обследована – не сидит ли в ней «кика-бес» самоненависти. И результат будет неутешительным – наша мысль, наш дух бредут по зараженной земле, на которой не осталось уже, кажется, ни одного не отравленного колодца на месте древних живоносных источников. Чтобы пить из них необходимо сначала очистить их от грязи и тины, избавить источники от заразы. А до того – до того придется держать свою мысль под тщательным присмотром и подозрением. Удерживать себя от того, чтобы не впасть в обесение и не обрушиться с топором на несчастную истерзанную Родину с высоты очередного «идеала».

Мы должны сомневаться не в идеале как таковом, а в том, точно ли очередной великий идеал настоятельно требует от нас пожертвовать Родиной. И мы должны взять под подозрение того вестника с небес, который будет предлагать нам начать восхождение к высотам духа с того, чтобы зарезать свою мать. Этот «вестник» – демон искуситель, действующий в целях Отца Лжи, и его земных слуг. Поэтому сегодня для того, кто любит Россию принцип «подвергай всё сомнению» – это не путь к безверию, а страж духовной и умственной трезвости.

Закон отрицания

С чего начинается Родина? Родина сегодня начинается с ненависти. Не потому, что она такая плохая, или ненавидеть так хорошо, а потому, что так надо. Для человека более естественно любить – любить родную улицу и двор, сталинские «генеральские дома» и утренний асфальт, купола церквей и березки, смеющихся детей и красивых девушек. Это то простое, без которого никакие высокие символы любви к Родине не привьют.

Но сегодня просто любить оказывается очень сложно, приходится ненавидеть –ненавидеть ту ненависть, которая мешает любить. Вот очень простой пример. Пытаетесь вы найти в интересе текст той самой простой и красивой песни: «С чего начинается Родина». Найти никак не можете, зато легко натыкаетесь на следующий текст:

С чего начинается Родина?
С фингала под глаз во дворе,
С твоих шизанутых товарищей,
Что жгли твой дневник на костре…

И дальше словесные фекалии в том же духе. Про мать, про работу, про страну…

Получив в душу такой смачный плевок, понимаешь, что просто и бесхитростно любить ты дальше не можешь. Для того, чтобы любить надо ненавидеть эту мерзость, это глумление, эту блевотину, которых у нас, увы, предостаточно… Ненавидеть и гнушаться как мерзости. Отучать детей даже от мыслей о том, что о Родине можно говорить так. Как отучают детей писать в штанишки и плевать в тарелку. Затыкать уши, а лучше – рот говорящему, когда кто-то смеет подобным образом глумиться.

Любовь ведь – это сложное чувство, сердце покрыто тонкой красной пленкой ненависти к тем, кто эту любовь посмеет оскорбить. И когда оскорбление нанесено, эта ненависть начинает жечь сердце, пока оскорбление будет не отомщено. «Пепел Клааса стучит в наше сердце». Наша жизнь в последние годы – это сплошная чреда больших и малых оскорблений, а потому сердце жжет, не может не жечь. Нам надо ненавидеть, если мы хотим любить, нам нужно отвращение, если мы нуждаемся в нежности. Поэтому сегодня Родина начинается с ненависти, которая одна в силах защитить любовь. C ненависти к ненависти.

Сегодня, для того, чтобы быть «за» нам прежде всего необходимо быть «против». Вопрос «чего не делать?» всегда первичен по отношению к вопросу «что делать». Сотворить благо невозможно не уклонившись от зла. Таким абсолютным злом для сегодняшней России, развращающим души, разрушающим идеалы и стирающим в прах сами железо и камень является – самоненависть в её многочисленных формах от ложного национального самоуничижения, и вплоть до полнейшего самоокозления. Иногда эта самоненависть возникает внутри, иногда – навязана извне, но и в том и в другом случае, прежде чем выплеснуться наружу она проходит через душу.

Эту самоненависть можно было бы назвать точным и емким словом русофобия, но это слово слишком политически перегружено, отсылая к социально-политической концепции Игоря Шафаревича. Между тем, самоненависть русских к России не сводится к деятельности «малого народа». Может быть, эта деятельность и послужила толчком, но зараза давно уже вышла из под контроля, стала настоящей пандемией. Сегодня самоненависть вызревает едва ли не путем «самозарождения» спонтанно и в самых неожиданных местах, подается под самыми экзотическими «соусами». Она настолько всеобща, что кажется, порой, неодолимой – изгнанная в дверь как «западничество» она влезает то через патриотическое окно, то через религиозный дымоход…

Чтобы избавить землю и воздух России от порчи необходимы жесточайшая умственная аскеза и нравственное отвращение. Необходимо не допускать в своей мысли даже начатков этой самоненависти, необходимо чураться «языка ненависти», его характерных оборотов и выражений, стилистических штампов и словоформ. Необходимо отвращаться от проявлений этой самоненависти как от уродства. Не следует искать в том, что поражено этой ненавистью «здравое ядро», нельзя пытаться наладить «конструктивный диалог», то есть нельзя пускать заразу внутрь себя. Необходимо беспощадное отрицание отрицания.

Возможно ли добиться какого-то положительного результата на пути отрицания? Если это отрицание сущего – нет. Если же это отрицание не-сущего, – безусловно можно. Сущее созидается через отрицание не-сущего, существование – через отвращение от уничтожения. Всё, что существует – существует именно потому, что исступленно отрицает свое самоуничтожение, вопиет против него. И не случайно, что именно попытка самоуничтожения, попытка самоубийства, считается самым тяжким, непрощаемым и противоестественным грехом. Против России сосредоточена слишком мощная энергия ненависти, слишком много сил жаждет её уничтожения, слишком много инструментов задействуется, чтобы этого уничтожения добиться. И противостояния этой энергии ненависти и самоуничтожения, вполне достаточно для того, чтобы изменить положение с кошмарного на хотя бы сносное. Нам надо любить Россию, но любить – значит и ненавидеть, ненавидеть ненависть к России. Нам необходимо самосозидание, созидание России, но созидать – значит противодействовать самоуничтожению.

В этом отрицании отрицания не надо бояться перегнуть палку и «выплеснуть вместе с водой ребенка». Самоненависть противоположна созидательной самокритике. Различие между ними – это различие между омовением и сдиранием с себя кожи живьем. Нормальная критика наших недостатков – национальных, государственных, культурных и общественных оказывается фактически невозможной до тех пор, пока не разрушен «язык самоненависти» как целое, до тех пор, пока колодцы не очищены. Утверждение достоинств должно быть для нас, по отношению к себе, своей стране и своей нации, на первом месте, по сравнению с критикой недостатков, особенно если имеются в виду органические недостатки, а не налипшая кровососущая мошкара. Таких органических недостатков у русских ничуть не меньше, чем у любого другого народа, а стране еще далеко до вожделенного Парадиза. Однако говорить обо всем этом под насмешливым взглядом чужих,— невозможно. Это дело семейное.

На зараженной территории мы должны придерживаться простого принципа: Не существует ни одной высшей идеи – политической, общественной или религиозной, которая требовала бы от нас принести в жертву Россию, подорвать и уничтожить её государственность, вредить её усилению, ущемлять и ограничивать русский народ. Если какая-то идея этого требует, то либо мы её поняли неправильно, либо сама эта идея ложна. И с любовью к России и именем русского несовместима. Если же что-либо обращает нас к ненависти к России и русскому народу, то нам следует внимательно выслушать и поступить наоборот.

Ненавидит ли Бог русских?

Говоря о том же самом более просто и более понятно для верующего сердца: Бог не ненавидит Россию, он любит её и не хочет её погибели. Тот, кто говорит, что «Россия умерла», что ей «лучше не жить, чем жить такой», что «истина выше Родины», тот идет против Бога. Если бы Бог хотел гибели России, то давно уничтожил бы не только её, но и само имя её и её людей. Если, проходя через страшные муки и испытания, через искушения и страдание, Россия все-таки осталась жива и до сих пор свидетельствуют миру о своей силе, то это значит, что Господь её гибели не хочет и не допустит, она не заложена в плане Божественного домостроительства. Это значит, что Богу не в чем «оправдываться» перед Россией, поскольку и Сам он не требует у России оправданий. Он требует у нее служения, которое невозможно без жизни.

Нам пора перестать оправдываться. Нам давно наступила пора начать жить, не извиняясь не перед кем, за факт нашего существования, коль скоро Тот, кто это существование нам даровал извинений за него отнюдь не требует. Нам пора приучиться смотреть на проповедников идеи «если не то-то и то-то (даже если это то-то и то-то – хорошие вещи), то пусть лучше погибнет», как на опасных преступников, как на тех, кто склоняет нас к тягчайшему греху – греху самоубийства. Грех этот порождается отчаянием. А отчаяние – бесовским внушением: «Ты уже погиб. Нет тебе спасения. Некуда тебе податься. Нет тебе прощения». Перед лицом такого отчаяния – единственный долг духа – держаться, цепляться за жизнь любыми способами. Жертвовать жизнью может сильный. Умирает со славою победитель. Тот, у кого не отнимают жизнь, но он сам дает её. Тот же, кто её предает – попросту трус и богохульник. Самозваные пророки гибели России одержимы таким богохульством.

Импортные идеи вполне допускают гибель России, она ни в чем им не противоречит. Возможен «свободный мир» без России, возможен «либеральный рынок» без России, возможен «коммунизм» без России. Без России удивительно многое можно. Но вот ни одна традиционная идея, не одна из исторических составляющих русского духа, немыслима если обсуждать «смерть России» хотя бы как возможность.

Мыслима ли Священная Империя без России? Нет, коль скоро имперское звание дается по привилегии преемства (которого Русь никому не передавала), и коль скоро русская имперская идея основана на принципе «четвертому не бывать». Мыслима ли православная монархия без России? Нет, коль скоро власть кесаря, это не власть объявившего себя королем туземного царька, но власть «императора ромеев», власть законно принадлежащая отныне только русскому царю, только царю над Россией, а не над Папуа Новой Гвинеей или Буркина-Фасо. Мыслимо ли Вселенское Православие без России? Нет, не мыслимо, коль скоро за той эсхатологической границей, за которой кончается Россия, кончаются и вселенскость и Православие, а начинается темная ночь антихристова царства. Либо нет России и есть антихрист. Либо нет еще антихриста, но тогда есть Россия, как эсхатологическое царство, как Удерживающий. Кому-то, быть может, удобнее считать, что он живет уже за эсхатологической границей, уже в мире антихриста – а потому и верить в то, что Россия умерла. Но вот только, застав таких людей за таким занятием как подкапывание фундамента России, как разрушение России во имя своего желания жить «в последние времена», мы правы будем, если предположим, что перед нами не искренне верующие, а те, кто служат совсем не Богу и Его замыслу, но, напротив, антихристу.

Некоторым православным может показаться, что такой подход слишком «националистичен». Они повторят вам многократно высказанные некоторыми философами мысли, что Православие без России существовать может, а Россия без Православия – нет. Не будем спорить со второй частью этого утверждения. Его не так просто проверить, поскольку не совсем понятно – что такое «Россия без Православия».

Например, Византия, для которой Православие было единственной скрепой, существовала большие периоды своей истории «без Православия» – в ересях монофелитства и иконоборчества, но существования не прекратила и, мало того, эти ереси преодолела. Россия выжила часть советского периода «без Православия», при воинствующем атеизме и Православие вернула, как минимум как религию негласно признаваемую большинством господствующей. Или «без Православия» означает с другой религией, как погибла без Православия, в униатстве, Русь на Западной Украине. С этим, пожалуй, нельзя не согласиться – смена религиозной и цивилизационной идентичности, сформированной Православием, Россию убьет, разрушит ту уникальную историческую и культурную целостность, которой она является. А вот если иметь ввиду под Православием непременное внешнее доминирование религии, или же строгую её ортодоксальность, то тут придется не согласиться. Исторически доказано обратное: без «повсеместно торжествующего Православия» великая православная держава вполне способна прожить и даже добиться известных успехов. И это её не разрушит, и не помешает ей вернуться к Православию в самом строгом смысле.

А вот утверждение, что «Православие проживет без России» – это чистейшая демагогия. Зададим другой вопрос – проживет ли Православие без Первого Вселенского собора? А без Седьмого? Проживет ли оно без Иерусалима, или Святой Горы Афон? Ответить, что «проживет», может только человек, для которого схоластические упражнения дороже церковного Предания, человек, который не в Предании. И Православие и Церковь не мыслимы ни без Вселенских Соборов, ни без литургии Иоанна Златоуста, ни без иконы. ни без Иерусалима, ни без Афона, ни без России. Предание Церкви не есть человеческое измышление, но творение Духа Святого, всё Предание основано на святоотеческом принципе «изволися Духу Святому и нам», именно поэтому пренебрежение Преданием есть грех, хула на Духа. И в реальном церковном Предании Россия занимает своё, особое место – Православие уже немыслимо без Сергия Радонежского и Серафима Саровского, оно немыслимо без чудотворных русских икон, без подвига Новомучеников. Россия уже присутствует в Предании, уже является святыней Православия. И утверждать, что она есть нечто маловажное, нечто, без чего «можно обойтись» – хула на православную святыню. «Обойтись без России» для церковного человека звучит так же, как «обойтись без Предания, обойтись без Духа Святого».

Волею Духа Святого Россия навсегда запечатлена на скрижалях Предания, навсегда обрела своё место в истории Церкви, навсегда напоена святостью поколений угодников Божиих, свершивших свой подвиг на её земле. Неустранимость России из церковного сознания православного христианина, невозможность сдвинуть Россию куда-то на периферию этого сознания – совершенно очевидны. А потому нелепа игра словами с возможностью «обойтись без России». Православие, «обошедшееся без России», Православием попросту не является.

Основное человечество

Нет ни одной традиционной для русской культуры, русского сознания, высокой идеи, высшей ценности, которая условием своего успешного свершения не предполагала бы бытия и процветания России. Возможно, что существует в мироздании то, что более значимо, чем Россия. Но, чтобы этого высшего достичь, Россия должна, обязана существовать. Ей приказано выжить теми самыми ценностями, во имя которых её все время пытаются зарезать. Любой полет ввысь должен начинаться для нас с изучения «правил борьбы за жизнестойкость» корабля России. Если этот корабль не будет плыть, то станут невозможны и полеты в высоту.

Но, может быть, важнее нетрадиционные ценности? Может быть, большую ценность в мире имеет как раз то, что может пережить существование страны и народа? Возможно, чем абстрактнее, тем лучше, ибо «истинные ценности нетленны»? Да вот только существуют ли эти истинные «общечеловеческие ценности», которые независимы от конкретного носителя? Таких попросту нет.

Это не значит, что «общечеловеческих ценностей» нет. Они есть, они действенны и их принятие немало способствует процветанию человечества. Однако «независимых» общечеловеческих ценностей не существует, они всегда связаны с конкретным носителем.

Народ или группа народов, объединенных едиными ценностями и поведенческим кодом – то есть цивилизация, – выступают в качестве носителей «общечеловеческих ценностей». Эти ценности являются их миссией по отношению к другим народам. Народ и цивилизация рисуют всё человечество с себя, проецируя на него свои страхи и надежды, свои идеалы и запреты, своё понимание радости и горя. «Общечеловеческие ценности» существуют, но вот только у каждого народа они свои: это именно тот минимум, который считается в данном народе необходимым, чтобы «быть человеком». И вполне естественно, что для себя такой народ выступает как «основное человечество», то есть как та часть людей, которая наилучшим образом усвоила те ценности, которые отличают человека от животного, «общечеловеческие ценности».

Народ лишенный «общечеловеческих ценностей» – неполноценен, поскольку ему нечего предложить в своем поведении общезначимого для других людей, он неспособен духовно распространить себя на весь мир. Народ, который живет заемными «общечеловеческими ценностями» точно так же неполноценен. Он живет чужой жизнью, и естественно занимает во всегда существующей иерархии народов низкое место.

Полноценное существование ведет лишь тот народ, который видит в самом себе целое человечество, осознает ряд своих ценностей как общезначимые и готов распространить себя и их вместе с собой на весь мир.

Поэтому каждый уважающий себя народ уважает ту свою традицию, те свои ценности, которые перешли границы локальных ценностей, которые обращены им и от него ко всему человечеству – будь то свобода или милосердие, вера или успешность, ученость или стыдливость. И поэтому те ценности, которые Россия предлагает от себя миру в качестве общих, те ценности, которыми жила она сама и пестовала в себе, предполагают существование России. Без России реализовать эти ценности попросту некому. Они потеряют свою осмысленность.

В этом смысле Россия, в своем традиционном облике играла роль «основного человечества» безупречно. И именно это стало залогом её имперского распространения и политического могущества. Напротив, забвение своей основной роли привело к ценностному кризису. Заемные ценности, ценности, сохраняемые без принятия аксиомы бытия России, оказываются отравленными, не ведущими ни к чему, кроме саморазрушения.

Поэтому мы сегодня должны признать, что принцип «Россия есть. Россия должна быть» – это не локальная племенная ценность, а ценность общечеловеческая. В том, что мы имеем сказать миру, эта «аксиома существования» заложена так же, как глагол «есть» заложен во все, сказанное с минимальным смыслом. Для того, чтобы быть «общечеловеческой», Россия должна быть «для себя», должна просто быть. Без этого всё «общечеловеческое» в России становится бессмысленным.

По слогам

Нам приказано выжить. И нам необходим тот смысл, который обеспечит выживание, который защитит нас от яда самоненависти, который скует наши тела и души дисциплиной, прежде всего – внутренней дисциплиной, дисциплиной, обращенной на себя самого. Для того, чтобы позволить себе совершить Великую Революцию, может быть самую великую из тех, которые были когда-либо в история, нам необходима самая беспощадная Реакция – реакция на унижение, разруху и бессилие. Для того, чтобы совершить прорыв, нам необходим реванш. И наш ум видит лишь одну идею, которая сегодня стать такой возрождающей, оборонительной, реакционной и реваншистской идеей России – это идея нации.

Поэтому-то и необходимо придерживаться идеологии, ставящей в центр Нацию, а стало быть, – безусловность существования и необходимость возрождения России.

Идея нации предполагает, что смысл и оправдание существования страны, народа и государства заключен в них самих и ни в каких внешних оправданиях они не нуждаются. Именно поэтому мы рассматриваем национализм как надежное целительное средство против яда самоненависти.

Это открытие сделано не умниками в тиши кабинетов – национализм стихийно открывается и снизу, простым народом. Открывается во всем спектре его форм, от самых респектабельных и благожелательных до самых радикальных и диких. И противопоставить этому процессу врагам национализма в сущности нечего, кроме, разве что, голого насилия, использующей в качестве своего оправдания выходки каких-нибудь экстремистов (или просто ложь).

Но открытие национализма является неровным и непростым процессом. Русский национализм ожидался слишком долго и слишком долго не приходил. Не приходил он прежде всего из-за сопротивления русской цивилизации открытому выражению того, что в ней было заложено изначально в качестве поведенческого фона. Более высокие идеи, в силу своей меньшей очевидности, неотработанности на уровне рефлексов, кажутся и более привлекательными, и более интересными и зовущими ум к работе… Именно здесь и случается «претыкание» – нельзя разучивать Брамса, не приучившись наперед есть ложкой и чистить зубы. А на уровне политической культуры мы разучились есть ложкой, разучились чистить зубы, разучились порой даже ходить. Точнее – нас разучили. Когда мы пытаемся сделать шаг, тут же из-за спины высовывается глумливая физиономия и спрашивает: «А почему, собственно, не ползком?». И мы начинаем мучительно соображать, а почему не ползком.

Русский человек – здоровый националист от природы, он «стихийный националист», но тем труднее ему оказалось разработать «рефлексивные» идеологические формы и формулы национализма, поскольку ради этого формулирования приходится проговаривать вещи очевидные и не подлежащие в приличном обществе проговариванию. Здоровому природному националисту порой бывает очень трудно слышать эксплицитно сформулированные предписания национализма, они кажутся ему «неприличием», как неприличием кажутся нам позднесредневековые своды приличного поведения с советами не сморкаться в пальцы и не плевать в общее блюдо.

Начинать с первичных поведенческих советов всегда тяжело, ведь они уже вытеснены за грань приличия. Ксенофобия является естественной основой поведения большинства цивилизованных наций мира. Не допускать к власти и собственности чужаков. Править самим. Если можешь – расширяться, если не можешь – обороняться. Это принципы, на которых основана национальная государственность всех мировых держав последних нескольких столетий. Но, будучи один раз проговорены, эти принципы были затем спрятаны. Теперь эти державы могут себе позволить даже поиграть во внешнюю толерантность и «политкорректность», которая во многих случаях является еще более тонкой и завуалированной формой ксенофобии. В России соответствующими принципами всегда руководствовались, но никогда не высказывали их вслух. За счет этого эти принципы работали более надежно – русский национализм всегда был «бархатным» и оттого только более жестким. Чем ниже в массу мы спустимся, тем более очевидна будет эта жесточайшая националистическая основа поведения в сочетании с добродушной внешней толерантностью. Это была гостеприимная ксенофобия.

Но эта поведенческая основа оказалась беззащитной, будучи вытащенной из подсознания, выведенной под прожектора интернационалистической, и тем более либеральной гуманистической «критики национализма». Рациональные основания иррациональных запретов были не проговорены до конца – и прежняя сила обернулась слабостью. Поэтому сегодня русским приходится переоткрывать для себя национализм с трудом, «по слогам». На место иррациональных, почти аффективных поведенческих фобий и запретов, формируется новая структура националистического сознания – отталкивающаяся от исторических и политических принципов вины, преступления и возмездия.

Современная эпоха истории России наиболее благоприятна для формирования национализма, а национализм благоприятен для понимания и исцеления эпохи. Сегодня попраны все национальные святыни, оскорблены все основы русской жизни, продемонстрирована сила того врага, защиту от которого обеспечивает национализм. И естественно, что национализм принимает форму отталкивания от уродливой современности, а оттуда ведет к припоминанию истоков тех болезней, которые терзают сегодня Россию. Привыкшие забывать зло, русские сегодня начинают его припоминать, причем даже то, которое, казалось, давно простили. Прежние националистические «нельзя, ибо это стыдно», заменяются новым: «не делай, а то козленочком станешь…».

Длящееся уже два десятилетия надругательство над русскими завершается так, как только и могло завершиться. В Россию приходит эпоха злопамятства. Эпоха, в которой главным разделением становится деление на тех, кто забыл и простил совершённое против нас зло – и на тех, кто его запомнил. А раз запомнил, то захотел воздать и хочет не допустить зла впредь. В Россию приходит эпоха рационального, разумного сознательного и памятливого национализма.

Своеобразие каждой страны, её самость создаются своеобразным сочетанием составляющих элементов. Облик одной страны утрачивается без языка, в то время как другая страна может быть многоязычна, для одной страны безгосударственное существование равносильно гибели, для другой государство не представляет ничего существенного в определении.

Так и в бытии России существует определенное сочетание необходимых и достаточных элементов, наличие которых говорит нам, что Россия есть, а отсутствие скажет, что её нет. И в нашем случае элементы эти чрезвычайно просты: Россия — это территория, народ и государство. Сочетание и сосуществование этих трех и создает Россию. Просто? Но, тем не менее, этого достаточно и это необходимо. Ни язык, ни религия, ни те или иные культурные особенности, ни общественные установления не составляют того отличия, без которого Россия невозможна. Чтобы Россия существовала, достаточно, чтобы территорию России населял русский народ, объединенный в русское государство.

Эта простая формула, безусловно, требует пояснений.

РУССКОЕ ПРОСТРАНСТВО КАК ИКОНА

Территория не сводится к обведенному пространству на карте. Территория — это определенная иерархия пространств, это их взаимосвязь и взаимоподчинение. Это пространство как икона истории, — овеществление тысячелетнего исторического пути. Это не только вмещающий природный ландшафт, но и вмещенный «антропогенный», то есть то, что создано или изменено человеческим трудом.

Пространство России сегодня, безусловно, искажено. Нам хватает простора, нам хватает ресурсов и любой народ мира, наверное, мог бы только позавидовать (и завидуют) той земле, на которой мы живем. Но человеческий, исторический лик этого пространства поруган. У России отторгнуты её исторические земли, попраны её столетиями созидавшиеся национальные (национальные, заметим, а не «имперские») границы, попросту украдены созданные ею заводы и открытые ею месторождения.

Само русское пространство сегодня переживает тягчайший кризис. Это не столько кризис сокращения, сколько кризис структурности, утрата представления о верной иерархии пространства. Наверное, наиболее выпукло это иерархическое смещение чувствуется на российских банкнотах, изображающих русские города. Если триаду Красноярск, Санкт-Петербург, Москва понять еще можно, хотя решительно непонятно, почему Москва представлена Большим Театром, а Кремль и вовсе на ней не присутствует, то дальше начинается разнобой — почему именно Архангельск, почему именно Ярославль, а не Владимир или Ростов Великий. Некоторая остаточная логика в этом, конечно, есть — на этих деньгах представлена русская Россия — Казань или Махачкала вызвали бы куда больше вопросов. Но вызвали бы именно потому, что в своей «автономности» они не воспринимаются больше как русские города, их принадлежность России находится под внутренним вопросом. Такую же утрату внутренней иерархии пространства демонстрируют и политики и интеллектуалы с их проектами «переноса столицы», «переноса части столичных функций», «многостоличья». Само возникновение подобных проектов, тем более, — серьезное их обсуждение, свидетельствует: утрачено понимание русского пространства как иконы русского времени, иконы русской истории.

Неопределенность внутренней структуры российской территории и произвольность её внешних границ, отторжение исторически значимых территорий и наша неуверенность в их принадлежности, готовность согласиться с заявками сепаратистов — всё это симптомы кризиса исторического сознания. Кризиса смыслового пространства русской истории, производным от которого является и пространственный кризис.

Территория формируется историческими притязаниями и деяниями, которые эти притязания подкрепляют. Очевидно, что России принадлежат Киев и Чернигов по праву исторического преемства Древней Руси, Понятно, что её притязания на Прибалтику обоснованы не «пактом Молотова-Риббентропа, а Северной Войной, понятно, что непросто отменить те события, которые создали Русский Кавказ, Русскую Среднюю Азию, понятно, что превращение Кенигсберга в Калининград венчает длительную историческую борьбу России и Германии за доминирование на Северо-Западе Европы, символ безвозвратного прекращения Drang nach Osten. Но поскольку Россия переживает кризис истории, кризис времени, постольку она переживает и кризис своего пространства. Икона не может изображать и символизировать, если не понятно что она изображает и символизирует.

ЛОГИКА САМОНЕНАВИСТИ

Доля ответственности за исторический кризис лежит не только на идеологах самоненависти, немало потрудившихся над разрушением русской истории, но и на официальной историографии, сведшей весь ход нашей истории к одномерному процессу усиления государства, концентрации — собиранию земель, росту централизации, укреплению контроля центра над периферией. Сведенная к этому процессу русская история теряла большую часть своих смыслов, уплощалась до неинтересной одномерности. В результате, когда централизационный процесс неожиданно сменился быстрым катастрофическим распадом, то русская история была лишена основания и легитимности. Превратилась в дорогу никуда.

Столь же чудовищные последствия имела и нелепая периодизация духовной истории России по степени её «модернизации», освоения ею западных, «европейских» начал. В этой концепции три периода русской истории — московский, петербургский и советский соотносятся как три эпохи всё большей «модернизации» России, а нынешний, «постсоветский» является, по сути, увенчанием этого процесса, когда «модернизация», видимо, должна дойти до той степени, когда сама Россия прекратит свое самобытное и самостоятельное существование, наконец-то влившись в Европу. Эта концепция основана на глубоко враждебном нам принципе самоненависти — Россия отказывается от самости во имя «западных начал» и в итоге самоуничтожается.

Логика самоненависти выстраивает целую иерархию исторических «нигилизмов», каждый из которых проникнут враждой к той или иной «эпохе» русской истории, в зависимости от отношения к «модернизационной» парадигме. Одни страстно ненавидят советский период за то, что он был недостаточно «модерным», за «совок», противопоставляемый правильной жизни на Западе. Другие, напротив, ненавидят советский период за слишком высокую степень модернизации по сравнению с «Россией которую они потеряли». Но точно так же Петербургский период ненавистен как тем, кто видит в нем «западный псевдоморфоз» оригинальной культуры Московской Руси, так и тем, для кого петербургская Россия «недоразвита» по сравнению с Европой и миром. Даже по отношению к Московскому и всему христианскому периоду русской истории находятся те, кто склонен занимать «реакционную» позицию с опорой на язычество.

Модернизационная парадигма русской истории, вне зависимости от знака её оценки порождает внутреннюю самоненависть по отношению к тем или иным периодам русской истории. Порождает раздробленное и кризисное её восприятие, что в интересующем нас аспекте приводит и к раздробленности восприятия структуры русского пространства.

Однако историческая основа, по которой выткана была велика Россия, не повреждена. Стоит древняя Москва, на северо-западном рубеже с древними Новгородом и Псковом соседствует новая (если можно назвать новым трехсотлетний город) жемчужина Санкт-Петербурга. Великие города Урала и Сибири отмечают вехи того великого колонизационного порыва, который сделал Россию хозяйкой Евразии. Даже на потрясенном Кавказе не лишились своих имен казачьи станицы и над Грозным развевается флаг России.

Россия создавалась с много меньшего и возрождалась иной раз из куда более тяжелого положения. Пока историческая логика и иерархия русского пространства остается неизменной, до тех пор на севере Евразии, на Русской равнине и в Сибири будет располагаться не ничейная земля, а территория России.

До тех самых пор, пока эта территория будет населена русскими.

О ЗНАЧЕНИИ РУССКОГО НАРОДА

Существуют страны, для самобытности и национального единства которых этническое начало не важно. Швейцарская нация, например, составлена из трех разноязыких племен — основа их единства — общий исторический ландшафт, а не этническая история. Но существуют страны, относительно которых это безусловно не так. Невозможно себе помыслить Японию без японцев, Германию без немцев или Францию без французов. Немыслима и Россия без русских.

Именно народ сосредотачивает в себе ту культурную, религиозную жизнь, развивает язык, которые представляют внешнему наблюдателю своеобразие и отличие России от любой другой страны. И для взаимодействия с иными народами, включавшимися в территорию России, создавался русский мир, то общественное и культурное пространство, в котором носители иного языка, иной веры, иной культуры приобщались к тому, что составляет основу русской жизни. История, кажется, не знает примера столь широко раскинувшейся в пространстве и проводимой столь мирными средствами культурной революции, превращавшей иные народы не только в граждан империи, не только в живых членов русской нации, но и в органическую часть русского народа, русского этноса.

Народ и нацию надо строго отличать друг от друга. Нация — понятие, прежде всего, политическое и идеологическое. Народ, этнос — понятие психологическое и культурное. Членам единой нации обязательно иметь одинаковый образ мысли, но не обязательно иметь одинаковый бытовой, культурный строй. От членов нации требуется лояльность государству, политическому устроению страны. Народ объединен и общностью повседневной жизни. Русская государственность никогда не требовала от оказавшихся на территории России народов непременного включения в русский народ, ассимиляции, и тем удивительней то, что эта добровольной ассимиляция успешно шла. И уж тем более никому (до сравнительно недавнего времени) не приходило в голову оспаривать тот факт, что Россия – это страна русских, что русская политическая нация образуется на базе русского этноса.

С исчезновением или подрывом в жизни России русского начала сама Россия как страна прекратит свое существование, поскольку ослабеет и исчезнет та историческая динамика, которая увлекало в строительство России иные народы. Каждый из них займется собой и своим делом. С ослаблением русских рассыплется и русская нация, с исчезновением нации станут невозможны ни государство, ни Империя… И наоборот — пока русские живы и живут на территории России, до тех пор Россия будет существовать и способна будет к самоусилению и развитию.

ИНОРОДЦЫ И ИНОПЛЕМЕННИКИ

Нелепо и абсурдно утверждать, что история России не является русской историей, культура России как интегрального целого — русской культурой, а русский язык не есть язык русских. Отрицать всё это — непорядочная игра словами. Инородцы играли в строительстве русской культуры, в развитии русского языка не меньшую, но и не большую роль, чем в развитии многих других народов. Инородцы, но не иноплеменники. Можно было родиться в каком угодно племени, но принять в себя русскую культуру и русскую жизнь и стать русским.

Иное дело иноплеменник, то есть тот, кто пытался и пытается занять место в русской народной жизни не меняясь внутренне, действовать в русском культурном и жизненном пространстве, но в интересах своего племени, которому только и принадлежит его сердце. Подобное иноплеменное начало русская культура всегда отторгала, поскольку в подобном иноплеменничества заключена была чуждость народу, стремление воспользоваться им, по сути – поработить его (пусть на какое-то время и в микроскопическом масштабе) иному племени.

Веками русский народ пестовал инородцев, и эти инородцы становились его столь же верными сыновьями, как и «гордые внуки славян». Принявший Россию и всё русское инородец не чувствовал ни в чем ущерба, но и не испытывал никакой униженности, что вокруг, обычно – на первенствующих местах, были «чистокровные» русские. Его это не оскорбляло и не удивляло, как не станет это удивлять самого русского.

Однако в новое время и особенно в ХХ веке этот принцип был оспорен и разрушен. Россия получила мощнейшую дозу иноплеменничества, агрессивного иноплеменничества.

На русских просторах стали множиться племена, которые готовы были прикинуться инородцами, получать выгоды от пользования благами и возможностями русской культурной и общественной жизни, от усвоения русской цивилизации, но не желали меняться, не хотели становиться русскими. Порой они доходили не только до отрицания русского племени, но и до отрицания русской нации и русской империи, но не переставали претендовать на политическую власть, на экономическое или культурное доминирование.

Пока русские колонизовали окраины своей бескрайней державы, новое «великое переселение народов» двинуло эти народы на колонизацию русского центра, центра не столько географического, но и символического. Появились нерусская «русская интеллигенция», нерусская «русская литература» и даже нерусский «русский язык». Ведутся, хотя и в пробирочном пока масштабе эксперименты по выведению нерусского «русского православия». Нерусское в них не этническое происхождение их «творцов», а их целеполагание. Их цель либо личностное самовыражение, либо, не менее часто, служение своему племени (да не подумает никто, что речь ведется лишь об одном племени — проблема иноплеменничества в России давно уже не сводится к евреям). Чаще же всего служение племени под личиной «самовыражения».

Фактически, рычаги и механизмы русской культуры используются для порабощения русских, для превращения их в добытчиков символического капитала для других. Быть русским и служить России, быть русским и работать на Россию – сегодня, увы, не одно и то же. Причем отнюдь не всегда русские хотя бы имеют возможность работать на Россию. Их труд, и материальный и умственный, уходит на сторону, а порой и обращается против самой России.

МНОГОНАЦИОНАЛЬНОСТЬ КАК ИНОПЛЕМЕННИЧЕСКОЕ ИГО

Понятно, что бесчисленные декларации о «многонациональном» характере России, о необходимости «толерантности» к другим народам и культурам служат в современной России прежде всего цели ограждения иноплеменничества от критики и попыток ограничения. Россия веками существовала как многоплеменная империя и многоплеменная нация — в ней шли процессы ассимиляции и эмансипации, и всё это время вопрос о «многонациональности» её не ставился. Все понимали, что Россия — русское государство, что при всей разноплеменности — это единый национальный и политический организм. И вопрос о том или ином племени в его особенностях решался на основе привилегий, а не признания «прав» иноплеменников. Единственным полновесным исключением была Польша, автономия которой охранялась именно на основе признания политических прав польского племени — и, как и следовало ожидать, эта выделенность привела лишь к постоянной «польской крамоле», терзавшей Россию XIX века.

Советская национальная политика, заложившая бомбы под государственное единство России и посеявшая семена смуты, была, все-таки, при всем своем интернационализме и создании искусственных «наций» все-таки далека от поощрения иноплеменничества. Напротив, всем сколько-нибудь крупным народам в СССР предоставлялась возможность вести свое автономное, политически оформленное существование. Каждому, хоть и в рамках социализма, было предложено растить и развивать своё, вместо паразитирования на чужом. И многие народы и племена России с радостью развивали собственные культурные начала, хотя и не стремились разорвать культурной связи с Россией. Напротив, именно в советский период, развитие национальных культур еще раз подтвердило ни с чем не сравнимый статус русской культуры. Многонациональность СССР, не только не устранила, но и в чем-то подчеркнула русский характер государственности. Первенство русских никто не стал бы оспаривать.

Лишь в 1990-е годы, когда по формальному составу Россия превратилась в моноэтническое русское государство со сравнительно небольшими меньшинствами, неожиданно во весь голос начала декларироваться «многонациональность» России.

Эта «многонациональность» — не соблюдение прав входящих в Россию народов, которые и без того достаточно обеспечены, а либо прикрытие сепаратизма, либо оправдание иноплеменничества, оправдание разрушительной работы во вред русским и на пользу исключительно своему «выделенному» племени. «Многонациональность России» — это псевдоним господства иных племен над русскими.

И внушаемая русским самоненависть, идея нашей национальной и культурной ущербности — ущербности нашего языка и культуры, нашего пространства и образа жизни, миф о какой-то «преступности» русской истории, о вине русских перед другими народами (не перед Богом или самими собой, а именно перед иноплеменниками), — всё это орудие господства, инструмент иноплеменного доминирования. Сперва это доминирование было прежде всего интеллектуальным, сперва в умах и душах русских восторжествовала идеология самоненависти. Затем, духовно покоренные предоставили покорителям в их безраздельное властвование свои материальные ресурсы, свою политическое и социальное пространство. Отдали в их распоряжение Россию…

Русские остались в России «большинством населения». Но перестали быть творцами своей истории, творцами своих идей и своей культуры, хозяевами своих богатств, распорядителями своей политической власти. Во всех этих областях доминирующее положение занимают даже не инородцы, а именно иноплеменники, племенные кланы, оборудующие за наш счет свою историю и культуру, преумножающие свои богатства и закрепляющие свою политическую власть. Русским же не удается выступать здесь хотя бы на равных, хотя бы как племенному клану среди других кланов, поскольку они не имеют племенной стратегии, не обладают опытом ведения клановых войн.

Однако этнозащитные механизмы должны сработать и они сработают. Они могут сработать в направлении «трайбализации» русских (или региональных и функциональных групп русских), что приведет к изменению отношения народа к России, она перестанет восприниматься русскими как своё государство, превратится в нейтральное пространство племенного действия русских как одного из обитающих здесь племен и в племенных интересах.

Альтернативой может стать только национализация русских, трансформация отношения России как к общему достоянию в активную политическую установку. Установку, для которой нетерпимо иноплеменничество как тип поведения инородцев в России.

Единственное, что может воспрепятствовать в этом случае России — утрата внешней и внутренней политической независимости, фактическое прекращение существование русского государства.

ЧТО ТАКОЕ РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО

Государство — третий непременно необходимый элемент существования России. Государственное оформление совсем не является непременным условием существования любой страны. Многие страны не имели независимости и государственности столетиями и не имеют до сиих пор, однако это не приводило к прекращению их существования. Но даже и для государственных наций, например – для французов, само по себе государство не представляется первостепенной ценностью, на первом месте стоят «общество», «цивилизация».

Совсем иначе в России. Именно создание, строительство и развитие своего государства, переход от оборонительных задач к национальным, от национальных к имперским и цивилизационным был основной деятельностью русского народа на его территории в течение десятилетий. Государственные связи, общественные отношения оформленные и осуществленные через государство и создали Россию. Государственная традиция русских устойчива и способна к самовоспроизводству — в истории России были десятки «удобных» моментов для её прерывания, обрыва, фиксации идеи «совсем нового государства». И несколько раз предпринимались такие попытки. Но государственная традиция раз за разом восстанавливала себя и выстраивала обрубленные политические связи даже тогда, когда в жизни общества переворот был радикальным и не допускающим возможности реставрации.

На современном этапе русской истории государство переживает тягчайший кризис, именно его слабостью и шатанием определяются и кризис народа и кризис территории. Государство утратило в значительной степени способность быть инструментом социальной коммуникации и трансформации. Государство перестало восприниматься как общенациональное дело, и в результате нация осталась вовсе без дела, а государство без необходимой для его созидания энергии. Вся энергия ушла в «приватизацию власти», в превращение остаточного властного (точнее «административного») ресурса в источник личной наживы. Но если учесть первоначальную глубину кризиса, первоначальную силу самоотрицания, вложенную в потрясения «перестройки», то итоговая оценка не будет столь уж категоричной — Государство Российское на удивление быстро возвращает себе свою традиционную природу, а доверие к государству как к средству общественной коммуникации возвращается. Государство вновь становится в России объектом интереса, причем общественно значимого интереса, а не только личных денежных интересов коррумпированной элиты. Вкус к государственному строительству не пропал.

ЗАЧЕМ РОССИЯ?

Россия есть, — это следует из вышесказанного. Ни один из элементов, создающих страну, не утрачен до такой степени, чтобы нормальная жизнь страны не была возможна. Но все эти элементы ослаблены и хрустят под грузом исключительно тяжелых проблем. Территория постепенно утрачивает свою иерархическую структуру и внутреннюю логику; русский народ утрачивает своё положение в созидании страны под давлением иноплеменничества, государство напрочь утратило свое целеполагание, без которого никакое государственничество, никакое укрепление властной вертикали, не дадут никакого эффекта. Утрачено то смысловое начало, которое сковывает элементы страны единой цепью и направляет их к общей цели. Это смысловое начало дает то необходимое «для», которое вносит упорядоченность и динамику во все элементы: «государственность для чего?», «территория для чего?».

Для Руси свв. Александра Невского и Сергия Радонежского такой руководящей идеей была идея святости. Русский жил для того, чтобы быть святым, работал для упрочения святости, увеличения числа святых на Руси. Для Великой России от Ивана III до Николая II таким упорядочвиающим смыслом была идея Империи, Римского Христианского Царства, призванного Богом к всемирно-исторической роли Удерживающего. Именно эта идея скрепляла Русь, давала ей направления территориальной экспансии, упорядочивала отношения между народами, задавала форму государственности. Подорванный и отвергнутый религиозно-политический идеал Империи сменился в советский период посюсторонним идеалом новой цивилизации, именно грезы о новом типе устроения общества, новом уровне материальной культуры и организации человеческих отношений стояли и за первоначальными мечтами о «мировой революции», и за строительством «социализма в одной стране» и за моделями «развитого социализма». Именно в этом цивилизационном, над-имперском и над-национальном ключе и были выстроены в СССР и политические и национальные отношения, и организация территории.

Отказ от этого цивилизационного смысла привел к обессмысливанию России. Сегодня страна не существует ни для чего и ни для кого.

Еще не так давно модной была идея, что и вообще ей существовать незачем, что русским хорошо бы закончить маяться и всем личным составом эмигрировать на Запад. Сегодня воля к жизни начинает превозмогать самоненависть и «волю к смерти», но эта воля к жизни лишена смыслового наполнения. Русская душа мечется в поисках смысла, но натыкается только на отравленные самоненавистью и оскверненные источники. Ни одна из «реставрационных» идей в строгом смысле этого слова — ни советская цивилизационная, ни российская имперская, ни древнерусская православная не дают необходимых сил и форм для осмысления сегодняшней реальности. Человек исступленно озабоченный выживанием не может серьезно молиться, человек, косящий от армии, не способен быть строителем империи, человек уклоняющийся от налогов далек от русского типа строителя новой цивилизации… Сперва необходимо вылечить болезнь, исправить уродство, наполнить страну жизненной силой, сперва следует защитить себя, а затем посягнуть на высокий идеал. Точнее, идеал сам проявит себя, прорвет любую немощь, как только мы станем на ноги. Великая мечта вступит в свои права, стоит русскому человеку свободно вздохнуть хотя бы одним легким.

http://www.specnaz.ru/pozicii/462/

М.Е.Сандомирский. "...ПРОСТО МИР СХОДИТ С УМА"

Март 2003

Печальные события последних дней, связанные с военным вторжением США в Ирак, не оставили безучастными и россиян. Начало войны ознаменовало собой конец прежнего жизнеустройства, и главное - отсутствие уверенности в завтрашнем дне. И хотя исход для Ирака предрешен, многие наши сограждане не перестают гадать: что будет дальше? Как надолго затянется и чем закончится мировой политический кризис? Как он затронет наши интересы? Для понимания этого необходимо учесть не только собственно
политические, экономические, но и более глубокие, глобальные причины кризиса - психологические, а точнее, психопатологические. Не случайно в заголовке нашей статьи прозвучали слова: "Мир... сходит с ума". Прибегая к терминам клинической психиатрии, это и явная нелогичность поведения зарубежных политических лидеров, и
болезненная подозрительность в поиске на международной арене "сил зла", и паранойяльное упорство в попытках вопреки очевидным фактам убедить международную общественность в опасности этих "врагов", и поистине бредовая убежденность в необходимости их уничтожить, а также в своем праве использовать для этого всю мощь
военной машины, не останавливаясь перед жертвами со стороны мирного населения: Образно говоря, подобный набор "симптомов" позволяет думать о постановке диагноза своеобразной "политической шизофрении".
И это, с точки зрения современной психологии, не случайно. Ведь речь идет не только о конфликте двух политических сил или двух религий. Это еще и столкновение двух миров, двух культур, двух разных образов жизни - западного и восточного. С одной стороны, цивилизации западной - преимущественно технологической, построенной на достижениях науки и техники, создавшей бездушное общество, которое ставит во главу угла культ успеха и одновременно - культ насилия. А это не проходит даром для психики человека, воспитанного в подобной культуре. Не случайно именно в
наиболее развитых странах запада самый высокий уровень душевных заболеваний. С другой стороны, ей противостоит древняя культура Востока, более духовная, более близкая к человеческой природе.

Противоположность двух культур имеет свою психобиологическую основу, связанную с устройством нервной системы человека. Наш мозг состоит из двух зеркально симметричных "половинок" - левого и правого полушарий - каждое из которых думает и чувствует по-своему. Левое полушарие - логическое, расчетливое, многословное и малоэмоциональное, живущее "по расчету". Правое, наоборот - эмоциональное, интуитивное и творческое, более непосредственное. В норме они взаимно дополняют друг друга, нарушение же их взаимоотношений, своего рода внутренний конфликт,
лежит в основе таких тяжелых душевных болезней, как шизофрения или депрессия.
Различие между двумя культурами - Запада и Востока - как раз и проявляется в том, что человек, выросший в современной западной культуре, преимущественно "левополушарный", рационально-расчетливый, зато страдающий эмоциональной "слепотой" и душевной ограниченностью. Человек же, сформировавшийся под влиянием культуры Востока, относительно более "правополушарный", более эмоциональный и естественный (не случайно и письмо справа налево...) И люди, принадлежащие к этим двум разным типам, зачастую не могут понять друг друга потому, что говорят на разных языках не только в прямом, но и в переносном смысле. Они по-разному воспринимают окружающий мир, по-разному думают и чувствуют. И эти глубокие разногласия могут делать их непримиримыми противниками. Как писал Р.Киплинг, "Запад есть Запад, Восток есть Восток:" Особенно это характерно для "левополушарного" западного человека, которому свойственны прямолинейная грубоватость и непробиваемая наивность в том, что касается души. Свой образ жизни считает единственно правильным, что проявляется в стремлении переделать весь мир по своему образу и подобию. Нет сомнения в том, что средний, обобщенный психологический портрет "западного" и "восточного" общества соответствует описанным типичным характеристикам отдельных личностей. Не случайно и лидеры двух
воюющих стран также демонстрируют явные черты этих психологических типов: американский президент - "левополушарного", а иракский диктатор - "правополушарного".
Что же касается наших сограждан, россиян, то здесь как раз необходимо вспомнить о географическом, геополитическом положении нашей страны как "буфера" между Западом и Востоком. Миссия России - срединный путь, а национальная идея применительно к новому веку - помочь современному человеку преодолеть психологическую односторонность и ограниченность, научить его пользоваться благами цивилизации и научно-технического прогресса, не теряя своей человеческой сущности.
http://marks.on.ufanet.ru/PSY/RE3AIF2.HTM

В.Н.Осипов
Председатель "Союза общественных обединений
по защите чести и достоинства Русского народа"

       Прошедший 1998 год подтвердил ту истину, что против России ведется подлая, хорошо оплаченная и тщательно спланированная информационная война. Роль ударной силы в этой войне, прежде всего, отведена электронным средствам массовой информации. Мощнейший инструмент влияния на сознание людей, оказался в руках лиц порченных, криводушных, лишенных национальных корней, ненавидящих Нашу страну. Ненавидящих так, как это выразил бывший министр Альфред Кох. С одобрения правящего режима, развязан информационный террор против Русского народа, как главной скрепы государства, того самого народа, который несет на своих плечах, всю непомерную тяжесть преступныхэкспериментов и "реформ" политиков с прожжённой совестью.

       Духовный геноцид осуществляется, прежде всего, в форме нравственного растления нации, разрушения Русского самобытного самосознания, наших религиозно-культурных и исторических ценностей. Надо признать, что ядовитые струи, вдуваемые в головы и сердца людей, достигают своей цели, они дают обильные плоды, прежде всего в молодых неокрепших душах. Известно, что дух лжи и самое чистое жилище превращает в хлевище. Сегодня национально мыслящая часть общества не только отстранена от реальной власти, но и лишена возможности говорить со своим народом и тем самым не дать ему задохнуться в смрадных испарениях растления и дезинформации. Зато на телеэкранах ежедневно ёрничают со злобной ненавистью к России паяцтвующие жванецкие, хазановы, шифрины и прочие русофобы, щедро одариваемые гусинскими и ходорковскими. Особую ненависть СМИ питают к Русскому религиозному сознанию, понимая, что наша Православная Вера и есть та реальность, которая и позволит объединить Русский народ и возродить Великую Россию. В этих условиях все больше патриотов включается в борьбу с растлителями и христоненавистниками , чтоб общими усилиями разорвать цепи духовного насилия и лжи тем самым заставить СМИ служить интересам страны, а не олигархам, агентам прозападного влияния. Недавно созданный "Союз общественных объединений по защите чести и достоинства Русского народа" провел опрос- анкетирование общественности с целью определения радио и теле каналов, печатных изданий и лиц, наиболее отличившихся в 1998 году на ниве русофобии, духовного геноцида народа и попрания государственных интересов России. Среди электронных СМИ "первое место" единодушно отдано НТВ - 90% опрошенных. Далее места поделили ОРТ, РТР, ТВ-6 , 31 канал и ТВ-центр. Не отвлекаясь на характеристики порой крайне эмоциональные, скажем лишь, что среди телеведущих "осина первенства" досталась Киселеву и его "Итогам" - 70 % , второго места удостоен Сванидзе "Зеркало", третьего - Доренко "Время". Надо ли кого убеждать , что от нравственного растления ,изливающегося с экранов ТВ особенно пострадало молодое духовно не окрепшее поколение, практически сломавшееся под натиском пропаганды жестокости , вседозволенности , сексуальной распущенности и оголтелого потребительства. У подавляющего большинства опрошенных это крик боли и возмущения! Требование одно немедленно запретить демонстрацию заокеанских пещерных поделок с эверестами трупов, реками крови и крутой порнографией. Среди познавательно- развлекательных телепрограмм первенствует "Про это" (НТВ),второе место от дано "Куклам" и "Итогам" Шендеровича (НТВ) и третье "Человеку в маске" Познера (ОРТ). Последующие места заняли "Ток шоу" А. Крупенина , "Плейбой" (ТВ-6) и "Третий глаз" (31 канал) Песколько слов о "Куклах" с учетом оценок, полученных при опросе. Неоднократно в этих пакостных, извращенческих ужастиках Шендерович показывает свинью с православным крестом на шее или военной папахе и в мундире Русского офицера . И хочется спросить господина Президента Российской Федерации как долго он - глава православного в своей основе государства, Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами- намерен поощрять русофобское хамство. Ни кто не воспрепятствовал демонстрации в общенациональном эфире кощунственного фильма Скорцезе "Последнее искушение Христа". Что касается передачи "Про это", то последняя является примером духовного геноцида нации. В передаче ведется подрыв фундаментальных нравственных ценностей Русского народа, и другмх коренных народов России. Рост числа преступлений и деградация молодежи полностью лежит на совести "НТВ" и родственных ему телеканалов. О радиопередачах - на первое место вышло "Эхо Москвы", в тройку ведущих так-же вошли "Свобода" и "Немецкая волна",Среди печатных изданий - бесспорный чемпион "Московский комсомолец"как метко сказал один из опрошенных: "грязь в каждом номере" последующие места поделили " Спид- инфо", "Сегодня", "Моссковские новости". Среди политических организации по части русофобии и потакания деморализации первенствуют "Демократический выбор России", "Яблоко", "Антифашистский комитет" Прошечкина и "Наш дом - Россия". И, наконец, о "лицах",которые по мнению опрошенных, наиболее приуспели в деле разрушения России, русофобии и растления общества. Первое место занял Березовский, вслед за ним выстроились Новодворская, Чубайс, Гайдар, Ельцин,Гусинакий. Восьмое место поделили Черномырдин и Лебедь, девятое Кох, десятое Боннер, Уринсон и Кириенко. Деятели всем известные и в комментариях не нуждающиеся.

http://borba.chat.ru/russia/panokt.htm

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ РАССТРОЙСТВА И СОВРЕМЕННАЯ КУЛЬТУРА
на примере соматоформных, депрессивных и тревожных расстройств

© А.Холмогорова, Н.Гаранян.

http://www.karpowww.narod.ru/articles/disemotion.html

Общество легкого поведения

01.08.2004
Движение к тайнам интимного в Дании приняло настолько безостановочный характер, что учебники полового воспитания, до недавнего времени считавшиеся откровением, безнадежно отстают от жизни — в них не описано и сотой доли того, что дети видят в реале.

Порнофикация всей страны

Уже стало обыденным, что младшеклассницы, копируя откровенный стиль а-ля Spiсe Girls, стараются одеваться, как взрослые женщины (одежду, заметим, покупают детям сами родители). Датский Совет по правам детей бьет тревогу по поводу «манеры 10-летних девочек надевать прозрачные блузки, приводящей к росту сексуальных притязаний на них со стороны ровесников и увеличению числа половых контактов в детской среде». Однако, как замечает одна из датских газет, «маленькие девочки вполне усвоили: достаточно вызывающей одежды, немного макияжа на веки — и мир взрослой жизни для них открыт». Тем более что сами поп-идолы откровенно делятся с аудиторией восьмилетних фанатов: «Я люблю ходить в секс-шопы. У каждой современной девочки должен быть вибратор на полке — удобно всегда иметь мужчину под рукой». В магазинах нарасхват детские трусики-стринги и майки с надписями: «Я сожгла свой бюстгальтер» или того хлеще — «Трахни меня, я знаменита!»

Массированная атака на детское сознание происходит помимо воли самих детей. Несмотря на то, что взрослые порножурналы (которые, к слову сказать, соседствуют на полках киосков с детскими комиксами) не относятся к категории литературы для детского чтения, порнотематика прочно заняла свое место в изданиях для подростков.

«Дети читают порнографические журналы, и мы не можем им этого запретить», — разводят руками датские педагоги. В Дании порнография рассматривается как особый вид информации, запрет на которую противоречит Конституции страны.

«Для детей младшей возрастной группы, не имеющих сексуального опыта, впечатление от просмотра «жесткого» порно может быть более шоковым, нежели вид публичной казни», — призывает общество к здравому смыслу детский сексолог Вибеке Менниш. А по мнению датских педагогов, гораздо разумнее уже с 6-го класса вводить в школьную программу предмет «Изучение порнографии». Педагоги настаивают — раз невозможно уберечь подрастающее поколение от порнухи, то следует хотя бы разъяснить детям, что увиденное — постановочные сцены, не имеющие общего с реальностью, которую им предстоит испытать.

Школьная программа «Секс в обмен на продовольствие»
«Мы не ожидали такого. Но это стало реальностью» — судя по признаниям на страницах датской прессы, психологи и педагоги пребывают в шоке: практически утерян контроль над сексуальным развитием юных, чья мораль, по выражению одного из экспертов, «находится в свободном падении». Причем реальность такова, что для все большего числа датских детей понятие «секс» теперь уже не только сожительство с любимым человеком, но регулярный товар, на который всегда есть спрос. Система товарообмена проста и не включает деньги — оральные услуги за обед в Макдоналдсе или любовь на заднем сиденье машины в обмен на новый мобильник.

Социолог Клаус Лаутруп, проводивший по заказу Министерства юстиции исследования молодежной среды, убежден, что обозначилась лишь верхушка айсберга — в реальности все гораздо серьезней.

При всем при том дети полагают такой товарообмен вполне законным, более того — совершенно не видят в этом проблемы, поскольку не считают подобный род занятий проституцией. В ряде регионов страны отмечено новое поветрие — молодежный секс средь бела дня в общественных местах, тут главное, чтоб всем все хорошо было видно.

Собственно говоря, и борьба с сетевой педофилией теряет смысл, поскольку неуклонно растет число несовершеннолетних, документирующих свою жизнь в онлайне. Дети размещают на своих интернет-страничках откровенные фото либо транслируют происходящее у них в спальне посредством веб-камер в обмен на пересылаемые по почте подарки. «Ко мне рано пришло ощущение себя сексуальным объектом. Но меня никогда не арестуют за совращение взрослых», — говорит одна из таких camgirls.

Малыш и «мужчина в самом расцвете сил»
Ежегодно в Дании сексуальному насилию подвергается около тысячи детей — и это статистика только по поданным заявлениям или делам, расследуемым полицией. Тем не менее датские педофилы, отколовшись в 1983 году от Общенационального союза геев и лесбиянок, организовались в ассоциацию DPA (Danish Pedophile Association), или, как они себя еще называют, — Pedophilgruppen. С точки зрения датского законодательства, существование «Педофильской группы» абсолютно легально, и деятельность ее субсидируется из государственной казны. Как и всякая общественная организация, «Педофилгруппен» старается расширить идеологическое воздействие: содержит интернет-сайт и выпускает журнал «Новая сексуальная политика». Устав DPA, среди прочего, ставит целью «расширять общественное познание и уменьшить осуждение педофилии, а также поощрять детскую сексуальность наравне с добровольными чувственными и сексуальными отношениями между взрослыми и детьми».

Гарантированная датской Конституцией свобода собраний привела к тому, что общество по крайней мере однажды было выслушано правительством. В сентябре 1994-го тогдашний министр юстиции Эрлинг Ольсен пригласил активистов «Педофилгруппен», для того чтобы уточнить их позицию в связи с предлагаемыми изменениями закона о детской порнографии — на слушаниях присутствовали и члены парламентской комиссии. Уже в сегодняшние дни экс-министр оправдывается в телевизионном интервью: «Если бы мы знали тогда, что будет происходить...»

«Педофилгруппен» имеет открытую структуру и никогда не преследовалась полицией. «Для того чтобы начать расследование, должны быть веские подозрения, что в организации происходит что-то незаконное. Но таких улик у нас нет», — аргументируют свою позицию датские службы правопорядка. Звучит парадоксально — особенно если учесть, что сожительство взрослых с детьми до 15 лет по датскому законодательству является уголовно наказуемым.

Сексуальный либерализм, снявший и ослабивший многие этические нормы, делает интимную жизнь скандинавов более будничной и прозаичной. Поэтому пресыщенные сексуальной свободой граждане стремятся попробовать что-нибудь новенькое: забавно, просто и — недорого.

Разумеется, каждый подобный случай, становящийся достоянием гласности, вызывает сильную эмоциональную реакцию со стороны общества. Однако нельзя не заметить, что в определенном смысле педофилы превосходно годятся на роль козлов отпущения — обществу гораздо проще время от времени устраивать показательные «охоты на ведьм»: с полицейскими облавами, изъятиями компьютеров, нежели признать очевидное — деградацию самих норм морали.

По мнению педагогов, разумнее уже с 6-го класса завести предмет «Изучение порнографии»


Демократия в постельных тонах
Когда психологи и педагоги сетуют на нравственность юных, пребывающую в свободном падении, — они лукавят. В свободном падении, увы, находится мораль взрослых, которую молодое поколение перенимает. Многие видят в этой проблеме двойные стандарты: с точки зрения общества, секс с несовершеннолетними аморален, поскольку наносит психическую травму неокрепшим детским душам, однако развращать детей, создавая среду, искусственно стимулирующую детскую сексуальность в ущерб другим задачам развития, считается вполне допустимым.

Минувшим летом немало шума наделала продажа в датском увеселительном парке «Баккен» детских леденцов в форме... мужских гениталий. Конфеты под названием Dillermend расходились весьма успешно, пока ситуация не привлекла внимания датской прессы. Опасаясь за репутацию старейшего в мире парка развлечений, который посещает ежегодно до 3 млн человек, администрация «Баккена» запретила продажу порнографических сластей, дипломатично пояснив: «Мы решили больше не закупать их, они невкусные».

Газеты, сделав свое дело, разнесли историю по всему свету, однако на родительских интернет-форумах большинство восприняло новость с прохладцей (если не сказать равнодушно) — и что такого? Журналистам просто надо было продать историю повыгодней — ведь порноконфетами в «Баккене» торгуют не первый год. На предложение одних дискутантов представить шокирующую ситуацию: педофил, видящий ребенка с недвусмысленным леденцом во рту, другие добросовестно морщат лоб: «Разве не наш родительский долг приучать детей к тому, что секс — это совершенно естественная вещь?» Из возражений на форуме запомнился оставшийся безответным вопрос-отчаяние: «Как же мы поможем новому поколению утвердиться в своей сексуальности, когда мы не уверены в собственной?..»

Странно и двусмысленно звучит термин «порнокультура», тем не менее в Дании его нередко употребляют как знаковый, желая подчеркнуть сексуальную раскрепощенность датского общества. Однако уже очевидна опасность: порнокультура постепенно вытесняет из скандинавской ментальности культуру нормальную.

Сергей ДЖАНЯН

http://www.iraqwar.mirror-world.ru/tiki-read_article.php?articleId=17365