Отрывок из книги Кожинова В. В. "Победы и беды России"

Почему произошло крушение СССР? 

Почти невероятно быстрое и в сущности не вызвавшее фактического сопротивления крушение великой державы чаще всего стремятся объяснить нежизнеспособностью ее экономического и политического устройства, - хотя одни авторы утверждают, что нежизнеспособен социализм как таковой, ибо он представляет собой насильственно «реализованную» утопию, а другие видят в том строе, который установился после 1917 года, извращенную форму социализма, подменившую «творчество самих народных масс» (определение, употреблявшееся В.И. Лениным) партийно-государственным диктатом (правда, имеют место и объяснения краха СССР поражением в «холодной войне» с Западом, но об этом речь пойдет ниже).

Однако такого рода толкования порождают серьезные сомнения, как только мы вспоминаем, что за три четверти века до краха СССР совершился поистине мгновенный и не пробудивший сопротивления крах Российской империи. Василий Розанов с характерной для него «лихостью», но верно писал о февральском перевороте 1917 года: «Русь слиняла в два дня. Самое большое - в три... Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом ничего».

А один из активнейших участников этого переворота, В. Б. Станкевич, не без известного изумления вспоминал в 1920 году, что в феврале имел место даже «не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть без остатка: и в городах, и в провинции, и полицейскую, и военную, и власть самоуправлений». Из этих характеристик между прочим явствует, что происшедшее в 1991 году было все же гораздо менее катастрофическим, нежели в 1917 году... Стоит еще привести суждения французского посла в России в 1914-1917 годах Мориса Палеолога (между прочим, потомка последнего императора Византии). На Западе, писал он, «самые быстрые и полные изменения связаны с переходными периодами, с возвратами к старому, с постепенными переходами. В России чашка весов не колеблется - она сразу получает решительное движение. Все разом рушится, все - образы, помыслы, страсти, идеи, верования, все здание» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1923, с. 57).

Сегодня, впрочем, имеются идеологи (например, всем известный Гайдар), с точки зрения которых дореволюционная «самодержавная» Россия также являлась нежизнеспособным феноменом, и, следовательно, ее мгновенный крах был столь же естественным. Но поскольку едва ли уместно считать экономические и политические устройства, существовавшие до 1917 и после него, однотипными, истинная причина двух аналогичных крушений кроется не в этих устройствах, а, надо думать, в чем-то другом.

Убедить в первостепенном значении этого «другого» нелегко, ибо в общественное сознание с давних пор внедрялось именно экономико-политическое объяснение хода истории, которое еще в конце XVIII века начало складываться в России под воздействием западноевропейской идеологии (отнюдь не только марксистской; сам Карл Маркс не раз признавал, что, например, понятие о «классовой борьбе» как движущей силе истории сложилось задолго до появления его сочинений).

На вопрос о том, почему в феврале 1917 года произошло крушение Российской империи, многие и сегодня ответят, что трудящиеся массы, рабочие и крестьяне, разрушили эту империю, ибо она жестоко «эксплуатировала» и «угнетала» их.

Но как это совместить с тем несомненным фактом, что в крушении Империи более значительную роль, чем какие-нибудь пролетарии и крестьяне, сыграли, например, начальник штаба Верховного главнокомандующего, генерал от инфантерии М.В. Алексеев, или командир Гвардейского морского экипажа великий князь (двоюродный брат императора) Кирилл Владимирович, или член Государственного Совета, крупнейший предприниматель (владевший громадным по тем временам капиталом в 600 тысяч руб.) А.И. Гучков?

Аналогичное положение имело место и через три четверти века: роль в крушении СССР члена Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлева, или кандидата в члены Политбюро Б.Н. Ельцина, или академика, трижды Героя Соцтруда А.Д. Сахарова, конечно же, несравнима с ролью каких-либо рабочих и колхозников...

И другая сторона дела: «эксплуатация» и «гнет», скажем, за пятьдесят лет до 1917 года, то есть при крепостном праве, и за те же шестьдесят лет до 1991-го, в период индустриализации и коллективизации, были, без сомнения, гораздо тяжелее, чем в канун обоих крушений, но власть в стране держалась тогда достаточно прочно.

Наконец, - и это опять-таки многозначительно - оба вроде бы столь грандиозные крушения привели к очень малому количеству человеческих жертв; никакие действительные «сражения» между сторонниками Российской империи и, впоследствии, СССР и их противниками не имели места. Мне напомнят, конечно же, что после краха Российской империи началась убийственная гражданская война, а после крушения СССР - цепь различных кровавых конфликтов. Однако это уже явно совершенно другая проблема.

Множество неоспоримых фактов убеждают, что гражданская война 1918-1922 годов шла не между сторонниками рухнувшей Империи и ее противниками, а между теми, кто пришли к власти в результате Февральского переворота, и свергнувшими их в Октябре большевиками. Показательно, что белых называли также кадетами (по названию партии, игравшей первостепенную роль в Феврале). Наконец, самое весомое место в гражданской войне занимали мощные восстания или хотя бы бунты крестьянства, которое, вовсе не желая возврата к Империи, не желало подчиняться «новым» - красной и, равным образом, белой - властям. И следует осознать, что в советской историографии белым безосновательно приписывали цель восстановления «самодержавия» - ради их компрометации (см. подробное изложение существа дела в моей книге: Россия. Век ХХ-й. 1901-1939. Опыт беспристрастного исследования. - М., 1999).

Вполне аналогично после 1991 года приписывают «реваншистское» стремление восстановить тоталитарный СССР всем оппозиционным по отношению к новой власти силам; именно так трактуется, например, принесший жертвы конфликт в октябре 1993 года у так наз. Белого дома. При этом игнорируется тот бесспорный факт, что большинство людей, возглавлявших тогда «защиту» Белого дома, начиная с А.В.Руцкого и Р.И.Хасбулатова, всего двумя годами ранее, в августе 1991-го, «защищали» тот же «дом» от пытавшегося сохранить СССР так наз. ГКЧП!

Такой оборот дела по меньшей мере странен, и едва ли можно понять суть происходившего в 1991-м и последующих годах, основываясь на анализе событий самого этого времени; то, что совершилось тогда, как представляется, имело очень глубокие корни в отечественной истории.

* * *

Как уже отмечено, наиболее широко распространенные толкования истории России с давних пор и во многом опираются на ту методологию, которая была выработана на «материале» истории Запада (в том числе марксистскую), хотя русские люди наивысшего духовного уровня не раз утверждали, что подобный подход к делу заведомо несостоятелен.

Я имею в виду вовсе не каких-либо «славянофилов» или «почвенников». Так, не могущий быть причисленным к ним Пушкин настоятельно призывал: «Поймите же... что Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою, что история ее требует другой мысли, другой формулы». Крупнейший мыслитель пушкинской поры Чаадаев (который, кстати, слывет «западником») безоговорочно утверждал, что «мы не Запад», что «Россия не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы... И не говорите, что мы молоды, что мы отстали от других народов, что мы нагоним их. Нет, мы столь же мало представляем собой XVI или XV век Европы, сколь и XIX век. Возьмите любую эпоху в истории западных народов... и вы увидите, что у нас другое начало цивилизации... Поэтому нам незачем бежать за другими; нам следует откровенно оценить себя, понять, что мы такое».

Впрочем, обратимся к конкретным проявлениям «своеобразия» России. Все знают «формулу», которую в конце жизни дал Пушкин (и даже «чувствуют» ее глубокий смысл, - хотя редко вдумываются в него): «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Поставив эпитеты после слова «бунт», Пушкин тем самым усилил и заострил их значение. «Бессмысленный» - то есть, по сути дела, бесцельный, не ставящий перед собой практических задач, а «беспощадный» - значит, уничтожающий все попавшееся под руку, - в частности, то, что, без сомнения, могло бы быть использовано бунтовщиками в своих интересах (так, бунтующие крестьяне сжигали массу благоустроенных поместий).

Речь идет именно о русском бунте, ибо, например, даже, казалось бы, совсем «дикий» бунт английских луддитов конца XVIII - начала XIX веков, уничтожавших изобретенные тогда машины, имел вполне определенные прагматические цели - возвращение на предприятия безработных, вытесненных механизацией, и восстановление той более высокой заработной платы, которую давал ручной труд.

Правда, во множестве сочинений и «русские бунты» толкуются как целенаправленная борьба трудящихся масс за улучшение своего социально-экономического положения, вызванная особо возросшими перед каким-либо из этих бунтов «эксплуатацией» и «гнетом». Но едва ли есть серьезные основания полагать, что самые мощные из этих бунтов - «болотниковщина» (1606-1607 годы), «разинщина» (1670-1671), «булавинщина» (1707-1709), «пугачевщина» (1773-1775) (зачинщиками всех этих бунтов была обладавшая оружием «казацкая вольница», которая до конца XVIII века в сущности видела в русском государстве своего врага, но бунты приобретали широкий и мощный характер лишь при условии, что к ним присоединялась более или менее значительная часть населения России) - разражались в силу резкого увеличения этих самых «эксплуатации» и «гнета», которые будто бы были намного слабее в периоды между бунтами.

Один из наиболее проницательных отечественных историков, В.О. Ключевский, утверждал, что истинной причиной булавинского бунта (как и других бунтов Смутного времени) «было насильственное и таинственное пресечение старой династии и потом искусственное восстановление ее в лице самозванцев» (Ключевский В.О. Сочинения - М., 1956-1959, т. 3, с. 49). То есть суть дела заключалась в недоверии широких слоев населения к наличной власти.

О разинщине и других бунтах времени царя Алексея Михайловича Ключевский писал: «В этих мятежах резко вскрылось отношение простого народа к власти... ни тени не то что благоговения, а и простой вежливости и не только к правительству, но к самому носителю верховной власти» (там же, с. 240), что было вызвано церковной реформой 1653-1667 годов, которая, по убеждению значительной части народа, отвергла истинное Православие. Далее, «стрелецкие, астраханский, булавинский» бунты Ключевский неразрывно связывает с народным представлением о Петре Великом как «антихристе».

Что же касается пугачевщины, Василий Осипович дважды и весьма развернуто омыслил ее причины. Основное можно вкратце изложить следующим образом. До Петра I включительно крестьянство «служило» дворянству а последние - царю, то есть государству. Но ко времени Екатерины II дворянство в сущности перестало быть «служилым» сословием, и, как писал Ключевский, «крепостное право... потеряло прежний смысл, свое главное политическое оправдание» (с. 141); новое положение вещей воспринималось населением как «незаконное» и подлежащее исправлению путем также «незаконных восстаний» (с. 181), - хотя, конечно, немаловажное значение имело объявление Пугачева, сумевшим спастись от гибели, законным царем Петром III, который и призван покончить с «незаконностью».

Вполне естественно, что в «марксистских» комментариях к цитируемому изданию 1950-х годов Ключевский был подвергнут весьма жесткой критике за непонимание «социально-экономических «причин болотниковщины (см. т. 3, с. 367), разинщины (там же, с. 365), булавинщины (т. 4, с. 363)), и пугачевщины (т. 5, с. 397). Но Ключевский обосновал свои выводы многочисленными и многообразными фактами, и, как уже отмечено, вряд ли можно доказать, что именно в канун всех этих бунтов «эксплуатация» и «гнет» приобретали крайний характер. Величайший наш поэт-мыслитель Тютчев дал полную глубокого значения «формулу»: В Россию можно только верить (при цитировании тютчевский курсив часто неоправданно игнорируют).

Обычно эту «формулу» воспринимают в чисто духовном аспекте: в отличие от других стран (Тютчев, без сомнения, имел в виду страны Запада), совершающееся в России нельзя объяснить рационально («умом») и остается только верить (или не верить) в нее. Но, как мы видели, Ключевский по сути дела толковал мощные бунты как плоды именно утраты веры в наличную Россию. И, конечно, особенно важен и впечатляющ тот факт, что в нашем столетии, в 1917 и в 1991 годах, страна претерпела крах не из-за каких-либо мощных бунтов (кровавые конфликты имели место позднее, уже при «новых» властях), а как бы «беспричинно».

Это уместно истолковать следующим образом. Если при всей мощи бунтов XVII-XVIII веков веру в наличную Россию утрачивала тогда определенная часть ее народа, то в XX веке это произошло с преобладающим большинством населения страны, - притом, во всех его слоях. Ничего подобного нельзя обнаружить в истории Запада, - как не было там и мощных «бессмысленных» бунтов. Тем не менее, многие идеологи, закрывающие глаза на эти поистине уникальные «феномены» истории России, пытаются толковать ее согласно европейским «формулам».

Восстания и революции на Западе, о чем уже говорилось, преследовали, как правило, конкретные практические цели. Вот чрезвычайно показательное сопоставление: в 1917 году российского императора побудили отречься от престола уже на третий день после начала переворота, между тем во Франции после мощного восстания 14 июля 1789 года, поскольку определенные прагматические требования восставших были выполнены, король оставался на престоле более трех лет - до 10 августа 1792 года.

Напомню цитированные выше суждения французского посла Палеолога о том, что на Западе даже «самые полные изменения» совершаются «постепенно», а в России рушится разом все.

* * *

Как уже было отмечено, иные нынешние идеологи объявляют Россию вообще «ненормальной», «нежизнеспособной» страной, что, мол, и выразилось в мгновенных крушениях 1917 и 1991 годов. Однако нет оснований относиться к подобным воззрениям как к чему-то серьезному. Страна, чья государственность возникла на рубеже VIII-IX веков, то есть существует 1200 лет, страна, которая уже при Ярославе Мудром, то есть в первой половине XI столетия, занимала территорию, почти равную всей остальной территории Европы, страна, которая породила преподобных Сергия Радонежского и Андрея Рублева, воплотивших в себе то, что с полным основанием зовется «Святой Русью», страна, победившая захвативших ранее почти всю остальную Европу армады Наполеона и Гитлера, страна, создавшая одну из величайших мировых культур, (вспомним хотя бы несколько имен творцов русской культуры, которые обрели наивысшее признание во всем мире: Достоевский, Толстой, Чехов, Шолохов, Чайковский, Мусоргский, Рахманинов, Шаляпин, Станиславский, Менделеев, Иван Павлов, Капица, Владимир Соловьев, Бердяев, Бахтин) может предстать «нежизнеспособной» с точки зрения чисто «западнических» идеологов, но не реально. Россия не являет собой некое отклонение от западной «нормы»; ее история, по слову Пушкина, «требует другой формулы»; в России, по определению Чаадаева, «другое начало цивилизации». Иначе, собственно, и не могло быть в силу поистине уникального характера фундаментальных основ бытия России, о которых шла речь в предшествующей главе моего сочинения - «Можно ли жить по-европейски в русский мороз?» (см. «Фактор» № 1/2000 г.), Во-первых, в тех географических и геополитических условиях, в которых сложились наши государственность и культура, не возникла ни одна другая цивилизация мира, во-вторых, только Россия с самого начала своей истории являет собой евразийскую страну. Между прочим, уже Чаадаев осознал, что «оригинальная Русская цивилизация» - плод слияния «стихий азиатской и европейской», и что монгольское нашествие из Азии «как оно ни было ужасно, оно принесло нам больше пользы, чем вреда. Вместо того, чтобы разрушить народность, оно только помогало ей развиться и созреть» (Чаадаев П.Я. Полн. собр. соч. и писем. - М., 1991, т. 2, с. 161, 541).

Не в первый раз я опираюсь на суждения Чаадаева, а также его младшего современника Пушкина, и не исключено, что у кого-либо возникнет определенное недоумение: почему первостепенное значение придается суждениям людей, явившихся на свет более двух столетий назад? Не вернее было бы обратиться к позднейшим выразителям отечественного самосознания? Однако мировосприятие Чаадаева и Пушкина, сложившееся в частности, до раскола русских идеологов на славянофилов и западников, имеет во многом утраченный впоследствии целостный, не деформированный противостоящими пристрастиями характер. Ни Пушкин, ни Чаадаев не впадали в тот - по сути дела примитивный... - «оценочный» спор, который начался в «роковые сороковые годы» (по выражению Александра Блока), длится до сего дня и сводится в конечном счете к решению вопроса: что «лучше» - Европа или Россия? Чаадаев и Пушкин, как ясно из всего их наследия, полагали, что Россия не «лучше» и не «хуже»; она - другая.

Конечно, если мерить Россию с точки зрения европейских «норм», она неизбежно предстанет, как нечто «ненормальное». Так, например, в Англии еще с XIII (!) века существовал избираемый населением парламент, по воле которого принимались законы, а на Руси слишком многое зависело от воли - или, как обычно говорится, произвола - великих князей и, позднее, царей, - в особенности, конечно, Ивана IV, получившего прозвание «Грозный».

В новейших тщательных исследованиях Р. Г. Скрынникова «Царство террора» (1992) и Д.Н. Альшица «Начало самодержавия в России. Государство Ивана Грозного» (1988) доказано, что при этом царе была казнено от 3 до 4 тысяч человек, преобладающее большинство которых - новгородцы, обвиненные в измене, так как обнаружилась «грамота», согласно которой Новгородская земля намеревалась отдаться под власть короля Польши Сигизмунда II. Р.Г. Скрынников полагает, что это была фальшивка, изготовленная «за рубежом то ли королевскими чиновниками, то ли русскими эмигрантами» (с. 367), но Иван IV поверил ей, и по его повелению началась расправа над новгородцами.

И вот многозначительное сопоставление. Как раз накануне царствования Ивана Грозного в Англии правил король Генрих VIII, получивший прозвание «Кровавый» (хотя английские историки почти не употребляют это прозвание). При нем, в частности, 72 тысячи человек были казнены за бродяжничество, которое тогда приобрело массовый характер, ибо многие владельцы земель сгоняли с них арендаторов-хлебопашцев, чтобы превратить свои земли в приносящие намного более значительную выгоду овечьи пастбища. Эти казни не были проявлением королевского произвола: закон, по которому пойманного в третий раз бродягу немедля вешали, принял избранный населением парламент, и, как говорится, суров закон, но закон...

Можно, конечно, согласиться с тем что произвол чреват более тяжкими последствиями, чем закон, ибо с легкостью может обрушиться на ни в чем не повинных людей. Но ведь и людей, ставших бродягами из-за «перестройки» в сельском хозяйстве Англии, уместно счесть ни в чем не повинными... А между тем по одному только закону о бродяжничестве за 28 лет правления Генриха VIII было казнено примерно в двадцать (!) раз больше людей, чем за 37 лет правления Ивана IV (притом, количество населения Англии и Руси было в XVI веке приблизительно одинаковым).

Поэтому есть достаточные основания признать, что власть закона нельзя рассматривать как своего рода безусловную, непререкаемую ценность, - хотя многие люди убеждены в обратном и видят абсолютное превосходство Запада в давно утвердившейся там власти закона.

При этом многие полагают, что именно «дефицит» законности, присущий с давних времен России, привел к громадным жертвам в годы революции. Но это несостоятельное мнение, ибо любая «настоящая» революция означает откровенный отказ и от законов, и от моральных норм. И из объективных исследований Английской революции XVII века и Французской VIII - начала XIX явствует, что их жертвы составляли не меньшую долю населения, чем жертвы Российской. Столь же несостоятельно очень широко пропагандируемое (этим еще с 1960-х годов занимались так называемые правозащитники) мнение, согласно которому утверждение власти закона в нашей стране само по себе сделало бы ее подобной Западу. В действительности все обстоит гораздо сложнее.

* * *

Самое, пожалуй, главное отличие России от Запада заключается в том, что в ней отсутствует или, по крайней мере, очень слабо развито общество как самостоятельный и в определенной мере самодовлеющий феномен бытия страны. На Западе, помимо государства и народа, есть общество, которое, несмотря на то, что в него входят различные или даже противостоящие силы, в нужный момент способно выступить на исторической арене как мощная - вобравшая в себя преобладающую часть составляющих его членов - и более или менее единая сила, способная заставить считаться с собой и правительство, и население страны в целом.

Это утверждение, как не трудно представить, вызовет возражения или даже недоумение, ибо не только у нас, но и на Западе считается, что именно для России характерна «общинность», «коллективизм», постоянно и ярко выражающиеся в непосредственных взаимоотношениях людей, между тем как люди Запада гораздо более сосредоточены на своих собственных, частных, личных интересах, им в гораздо большей степени присущ всякого рода «индивидуализм».

И суть дела в том, что общество, существующее в странах Запада, не только не противостоит частным, личным - в конечном счете, «эгоистическим» - интересам своих сочленов, но всецело исходит из них. Оно предстает как мощная сплоченная сила именно тогда, когда действия правительства или какой-либо части населения страны угрожают именно личным интересам большинства.

Так, например, в ходе начавшейся в 1964 году и продолжавшейся около десяти лет войны США в Индокитае американское общество пришло к выводу, что эта война не соответствует интересам его сочленов и в сущности бесперспективна, организовало массовые протесты и заставило власти прекратить ее.

Подобных примеров «побед» общества над правительством в странах Запада можно привести множество. При этом необходимо только ясно осознавать, что дело идет о чисто прагматических интересах сочленов общества; в начале упомянутой войны общество США (за исключением отдельных не очень значительных его сил) отнюдь не возражало против нее и позднее начало активно протестовать не из каких-либо идеологических (например, «гуманных» и т. п.) соображений, а потому, что война предстала в качестве «невыгодной» для населения США. Приведу еще один характерный пример. В 1958 году генерал де Голль был избран президентом Франции, а в 1965-м переизбран на второй семилетний срок. При нем страна во многом возродила свой статус великой державы, но именно из «прагматических» соображений считавшийся «отцом нации» де Голль был фактически свергнут французским обществом в ходе референдума 28 апреля 1969 года (так, большинство населения требовало тогда сокращения рабочей недели до 40 часов, пенсионного возраста - до 60 лет и увеличения минимальной зарплаты до 1000 франков (см.: Молчанов Н. Генерал де Голль. - М., 1980, с.473)).

Именно воля общества определяет на Западе деятельность парламентов и других избираемых институтов. Между тем уже упомянутый французский посол Палеолог утверждал, что в «самодержавной» России «вне царского строя... ничего нет: ни контролирующего механизма, ни автономных ячеек, ни прочно установленных партий, ни социальных группировок» (цит. соч., с. 56). Это может показаться безосновательным диагнозом, ибо к 1917 году в России имелись и партии, и даже парламент - Государственная Дума, существовавшая с 1906 года. Но с западной точки зрения Палеолог все же вполне прав, ибо и Государственная Дума, и политические партии по сути дела выражали в себе волю не способного включить в себя большинство населения общества, а интеллигенции (вот в высшей степени показательный факт. Партия большевиков до 1917 года насчитывала максимум 8 тысяч членов, хотя она вроде бы была партией многочисленного рабочего класса. На деле ее составляла, в основном, интеллигенция. И поскольку не менее радикальная «интеллигенция» была многочисленнее, количество членов либеральной кадетской партии достигало тогда 100 тысяч членов, то есть в 12 раз больше, чем «пролетарская»...) - этого специфического российского феномена.

Сошлюсь в связи с этим на свое сочинение «Между государством и народом. Попытка беспристрастного размышления об интеллигенции» («Москва», 1998, № 6, с. 124-137), а здесь скажу только, что интеллигенцию России можно понять как явление, в известной степени аналогичное обществу Запада, но именно аналогичное, а по сути своей принципиально иное, - несмотря на то, что большинство интеллигенции вдохновлялось западными идеалами.

Интеллигенция - чисто российское явление; даже сам этот термин, хотя он исходит из латинского слова, заимствовался другими языками из русского. К интеллигенции нередко причисляют всех людей «умственного труда», но в действительности к ней принадлежат только те, кто так или иначе проявляют политическую и идеологическую активность (и, естественно, имеют живой и постоянный интерес к политике и т.п.); они действительно образуют своего рода общество внутри России. Но оно кардинально отличается от того общества, которое существует на Западе и в качестве сочленов которого в нужный момент выступает преобладающее или даже абсолютное большинство населения страны. Могут возразить, что мы, мол, еще «нагоним» Запад, и то меньшинство населения, которое являет собой интеллигенция, станет большинством.

Однако общество Запада - совершенно иное явление, чем наша интеллигенция; помимо прочего, принадлежность к нему ни в коей мере не подразумевает причастность к политике, идеологии и т.п., ибо, как же сказано, это общество основывается на сугубо частных, в конце концов, «эгоистических» интересах его сочленов, которые сплоченно выступают против каких-либо политических и т.п. тенденций лишь постольку, поскольку эти тенденции наносят или способны нанести ущерб их собственному, личному существованию.

Можно с полным основанием утверждать, что в России (по крайней мере на сегодняшний день) создание общества западного типа немыслимо. Ибо ведь даже российское интеллигентское «общество» - при всем его пиетете перед Западом - всегда выдвигало на первый план не столько собственные интересы своих сочленов, сколько интересы народа (пусть по-разному понимаемые различными интеллигентскими течениями) - то есть имела, употребляя модный термин, совсем иной менталитет, чем общество Запада.

Правда, ныне есть идеологи, призывающие строить будущее на основе «эгоистических» интересов всех и каждого, но для этого пришлось бы превратить страну в нечто совершенно иное, чем она была и есть.

В силу уникальных (крайне неблагоприятных) географических и геополитических условий и изначальной многонациональное и, более того, «евразийства» (также уникального) России (об этом подробно говорилось в предыдущий главе моего сочинения. См. «Фактор» № 1/2000 г.) государство не могло не играть в ней столь же уникально громадной роли, - неизбежно подавляя при этом попытки создания общества западного типа, основанного на «частных» интересах его сочленов.

И «осуждение» «деспотической» государственности России, которым занимались и занимаются многие идеологи, едва ли основательно; тогда уж следует начать с осуждения тех наших древнейших предков, которые двенадцать столетий назад создали изначальный центр нашего государства - Ладогу (впоследствии Петр Великий построил поблизости от нее Петербург!) - не столь уже далеко от Северного полярного круга, а несколько позже основали другой центр - Киев около Степи, по которой народы Азии беспрепятственно двигались в пределы Руси...

* * *

Как представляется, «осуждать» исключительную роль государства в России бессмысленно: это положение вещей не «плохое» (хотя, конечно же, и не «хорошее»), а неизбежное. Вместе с тем нельзя не признать (и никакого «парадокса» здесь нет), что именно этой ролью нашего государства объясняются его стремительные крушения и в 1917-м, и в 1991 году.

Те лица, которые так или иначе руководили февральским переворотом 1917 года, полагали (это ясно из множества их позднейших признаний), что на их стороне выступит российское общество, которое после свержения «самодержавия» создаст новую любезную ему власть западного типа - с либеральным правительством, контролируемом парламентом и т. п. Но такого общества в России попросту не имелось, и вместо созидания нового порядка после Февраля начался хаос, который позднее был посредством беспощадного насилия прекращен гораздо более деспотичной, нежели предшествующая, имперская, властью, установленной в СССР.

Между прочим, прозорливый государственный деятель, член Государственного Совета П.Н. Дурново писал еще в феврале 1914 года, что в результате прихода к власти интеллигентской «оппозиции», полагавшей, что за ней - сила общества, «Россия будет ввергнута в беспросветную анархию», ибо «за нашей оппозицией нет никого. Наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет».

Это со всей очевидностью подтвердила судьба Учредительного собрания: только четверть участников выборов отдала свои голоса большевикам, но когда последние в январе 1918 года «разогнали» это собрание, никакого сопротивления не последовало - то есть общество как реальная сила явно отсутствовало...

Обратимся к 1991 году. Подавляющее большинство населения СССР не желало его «раздела», - о чем неоспоримо говорят итоги референдума, состоявшегося 17 марта 1991 года. В нем приняли участие почти три четверти взрослого населения страны, и 76 (!) % из них проголосовали за сохранение СССР.

Едва ли возможно со всей определенностью решить вопрос о том, почему это внушительнейшее большинство не желало распада страны, - в силу идеологической инерции или из-за понимания или хотя бы предчувствия тех утрат и бедствий, к которым приведет ликвидация великой державы. Но так или иначе ясно, что общества, способного проявить свою силу, в стране не было, ибо в августе 1991-го ГКЧП, чьи цели соответствовали итогам референдума, не получил никакой реальной поддержки, а «беловежское соглашение» декабря того же года не вызвало ни малейшего реального сопротивления...

В начале этого размышления речь шла об идеологах, которые считают существование СССР, непонятно каким образом продолжавшегося три четверти столетия, утопией; однако именно проект превращения России в страну западного типа является заведомо утопическим. Нынешние наши СМИ постоянно вещают о единственном, но якобы вполне реализованном в России западном феномене - свободе слова. Есть основания согласиться, что с внешней точки зрения мы не только сравнялись, но даже превзошли в этом плане западные страны; так, СМИ постоянно и крайне резко «обличают» любых властных лиц, начиная с президента страны. Но слово, в отличие от Запада, не переходит в дело. Из-за отсутствия обладающего реальной силой общества эта свобода предстает как чисто формальная, как своего рода игра в свободу слова (правда, игра ведущая к весьма тяжелым и опасным последствиям, - к полнейшей дезориентации и растерянности населения). Возможно, мне возразят, указав на отдельные факты отставки тех или иных должностных лиц, подвергнутых ранее резкой критике в СМИ. Но едва ли есть основания связывать с этой критикой быстротечную (совершившуюся в продолжение немногим более года) смену четырех глав правительства страны (в 1998-1999 годах); для населения эти отставки были не более или даже, пожалуй, менее понятными, чем в свое время подобного рода отставки в СССР.

Впрочем, и сами СМИ давно уже утверждают, что страной реально и поистине неуязвимо до недавнего времени управляла малочисленная группа лиц, которую называют «семьей» (причем, в отличие от состава верховной власти в СССР, даже не вполне ясен состав сей группы). Многие - причем, самые разные - идеологи крайне недовольны таким положением вещей. Однако в стране, где отсутствует общество, иначе и не могло быть.

И беда заключается вовсе не в самом факте наличия в стране узкой по составу верховной власти, а в том, куда и как она ведет страну. Начать с того, что власть - как это ни дико - занимается по сути дела самоуничтожением, ибо из года в год уменьшает экономическую мощь государства. Даже в США, которые можно назвать наиболее «западной» по своему устройству страной, государство (в лице федерального правительства) забирает себе около 25% валового национального продукта (ВНП) и распоряжается этим громадным богатством (примерно 1750 млрд. долл.) в своих целях (еще около 15% ВНП вбирают бюджеты штатов). Между тем бюджет РФ в текущем году составляет, по официальным данным, всего лишь 10% ВНП!

И другая сторона дела, - в сущности также оставляющая дикое впечатление. Сама реальность российского бытия заставляла бывшего президента и его окружение сосредоточивать (или хотя бы пытаться сосредоточивать) в своих руках всю полноту власти. Однако в то же время эта «верхушка», - в конце концов однотипная с той, которая правила СССР (разумеется, не по результатам деятельности, а по своей «властности»), упорно утверждала, что РФ необходимо превратить в страну западного типа и даже вроде бы предпринимала усилия для достижения сей цели, - хотя, как уже сказано, из-за отсутствия в стране общества цель эта заведомо утопична.

* * *

И последнее. В начале было отмечено, что достаточно широко распространено представление, согласно которому крушение 1991 года - результат «победы» Запада в холодной войне с СССР. Как известно, подобным образом толкуется нередко и крах 1917 года, который был-де вызван неуспехами (подчас говорят даже о «поражении») России в длившейся уже более двух с половиной лет войне.

Нет сомнения, что война сыграла очень весомую роль в февральском перевороте, но она все же была существеннейшим обстоятельством, а не причиной краха. Следует, помимо прочего, учитывать, что неуспехи в войне сильно преувеличивались ради дискредитации «самодержавия». Ведь враг к февралю 1917 года занял только Царство Польское, часть Прибалтики и совсем уж незначительные части Украины и Белоруссии. А всего за полгода до февраля завершилось блестящей победой наше наступление в южной части фронта, приведшее к захвату земель Австро-Венгерской империи (так называемый Брусиловский прорыв).

Стоит в связи с этим вспомнить, что в 1812 году враг захватил Москву, в 1941 -м стоял у ее ворот, а в 1942-м дошел до Сталинграда и Кавказского хребта, но ни о каком перевороте не было тогда и речи. Так что война 1914-1917 годов, - способствовавшая (и очень значительно) ситуации, все же не причина краха. Суть дела была, о чем уже говорилось, в той утрате веры в существующую власть преобладающим большинством населения (и, что особенно важно, во всех его слоях, включая самые верхние), - утрате, которая ясно обнаружилась и нарастала с самого начала столетия.

Другое дело, что война была всячески использована для разоблачения власти - вплоть до объявления самых верховных лиц вражескими агентами, чем с конца 1916 года занимался не только либерально-кадетский лидер П.Н. Милюков, но и предводитель монархистов В.М. Пуришкевич!

Едва ли верно и представление о том, что крах 1991 года был по своей сути поражением в холодной войне, хотя последняя несомненно, сыграла весьма и весьма значительную роль. Она длилась четыре с половиной десятилетия и даже еще при Сталине пропаганда западных «радиоголосов», несмотря на все глушилки, доходила до миллионов людей. И вполне можно согласиться с тем, что достаточно широкие слои интеллигенции, которая и до 1917 года и после как бы не могла не быть в оппозиции к государству (ведь, как говорилось выше, она - своего рода аналог общества, которое в странах Запада всегда готово противостоять государству), «воспитывались» на западной пропаганде.

Но, как представляется, нет оснований считать «западническую» интеллигенцию решающей силой, те или иные действия которой привели к крушению СССР. Решающее значение имело, пожалуй, бездействие почти 20 миллионов членов КПСС, из которых только треть имела высшее образование, - к тому же (об этом уже шла речь) далеко не всякий получивший образование человек принадлежит к тому идеологически активному слою, который называется интеллигенцией. Эта громадная «армия», которой в тот момент, кстати сказать, фактически ничто не угрожало, без всякого заметного сопротивления сошла со сцены, - что уместно объяснить именно утратой веры в наличную власть, к которой они в конечном счете были причастны как члены «правящей» партии (стоит отметить, что после 1991 года появился целый ряд литературных сочинений и кинофильмов (иные из них доныне демонстрируются на телеэкране), в которых изображались опаснейшие коммунистические заговоры против новой власти, но все это было чистейшей фантастикой). Это толкование, конечно же, предстанет в глазах множества людей, в сознание которых внедрено принципиально политико-экономическое объяснение кода истории, в качестве не «научного». Но необходимо напомнить, что сам Карл Маркс признавал, что его «материалистическое понимание истории» основывалось на изучении истории Англии и всецело применимо только к ней. А в Англии парламент, выражавший прагматические (то есть прежде всего экономические) интересы индивидов, составляющих общество, существовал еще с XIII века; не раз писал Маркс и о том, что в странах Азии (и, добавлю от себя, в России-Евразии) дело обстояло принципиально по-иному. И в высшей степени показательно, что те представители западной философии истории, которые стремились основываться на осмыслении опыта не только Запада, но и мира в целом - как, например, широко известный англичанин Арнольд Тойнби, - отнюдь не склонны к политико-экономическому пониманию исторического развития.

...Я стремился доказать, что основой стремительного крушения, которое пережила около десятилетия назад наша страна, явилась не политико-экономическая реальность того времени, а своего рода извечная «специфика» России-Евразии, каковая со всей очевидностью обнаружила себя еще четырьмя столетиями ранее - в пору так называемого Смутного времени. Конечно, не менее важен и вопрос о том, почему к 1991 году была утрачена вера большинства населения в СССР. Но об этом - в следующей главе.

http://www.hrono.ru/libris/kozh_kru.html

Новое интервью А.Зиновьева

Вопрос о критериях социального развития.
Все, что написано, начиная с Платона и Аристотеля, и кончая современными модными американскими социологами, находятся на донаучном уровне. Я различаю научный уровень и ненаучный. Потому что понятие «наука» многосмысленное.

Наука — это и сфера деятельности, где есть много занимающихся бог знает чем людей, и настоящих ученых там, может быть, меньше, чем вне ее. Под наукой также понимается все то, что требует специального изучения, и тогда в науку попадает и астрология, и магия, и богословие. Для меня научный подход к социальным объектам характеризуется, во-первых, субъективным беспристрастием. С этой точки зрения марксистская концепция не является научной хотя бы потому, что она пристрастна. Она построена с расчетом на пролетариат: «пролетарии всех стран, соединяйтесь», диктатура пролетариата и так далее.

Научный подход предполагает, далее, объективность, в смысле рассмотрения явлений такими, какими они являются на самом деле. Это не так-то просто сделать, здесь нужны особые приемы. И это правило кажется простым, но оно тоже фактически не соблюдаются. Даже сейчас, когда мир битком набит социологами, политологами — больше полумиллиона их, представляете? И все они говорят не о том, что есть на самом деле, как происходят процессы. А говорят в основном о том, как должно быть. Даже вот такой смешной случай, хотя никто его не воспринимает как достойный смеха.

Вот, скажем, коммунизм, коммунистическая социальная система. Поговорите даже с коммунистами, с марксистами. Все в один голос говорят, что никакого коммунизма не было, все было неправильно построено. А что же правильно? Значит, какие-то их представления — это правильный коммунизм. А что в реальности было — это неправильный. Вот этот принцип тут нарушался с чудовищной силой, и не только в нашей стране, но и во всех западных странах, насколько мне известно. И третий принцип научного подхода, который я могу назвать — это соответствие правилам логики и методологии науки. Тоже все вам будут говорить, что да, надо строить теорию в соответствии с правилами методологии науки. Но если вы попросите изложить вам эти правила, то окажется, что в большинстве случаев их вообще не знают. Дело даже в том, что научной теории этих правил, которая была бы общепризнанна, не существует. Логика в том виде, в каком она существует, фактически отказалась от выполнения этой задачи. Логику как науку убили совместными усилиями математики и философы. Философы — потому что объявили законы логики отражением законов реальности, что является чепухой. А математики ограничили сферу логики самыми примитивными операциями: конъюнкция, дизьюнкция и т.д. И вот сорок лет, из поколения в поколение, обсасывают эти примитивные операции. В результате то, что должно рассматриваться и стать предметом логики, выпало из поля ее внимания. Ну и все те логические концепции, которые существуют, сами не являются научными, хотя бы по установкам.

Вот эти требования, которые необходимо соблюдать, чтобы выработать критерии оценки социальных явлений. Для этого нужен научный подход. Я этот научный подход выработал. Я десятками лет работал в этом направлении, отбросив все остальное. С этой точки зрения моя теория является уникальной, она не признана широко. В учебные курсы она фактически не включается. Те курсы, которые я читаю — это случайные люди приходят. А систематического преподавания нет, и оно невозможно в рамках официальной академической науки. Просто это исключено. Вот это так, между прочим, раз уж мы об этом заговорили, имейте в виду: научное понимание общественных явлений не просто не существует, оно исключено и исключено активно. То есть, везде поставлены преграды, на преодоление которых могут уйти, может быть, века.

Используя свою логическую и методологическую теорию, я построил социологическую теорию, которая тоже пока является уникальной. В том числе, я ввел критерии, о которых мы с вами говорим — критерии социального развития. Здесь нужно принимать во внимание комплекс признаков. И в этом комплексе признаков главным является то, что я называю социальной организацией. Социальной организацией, в общей форме, для популярного употребления я называю то, что является результатом сознательной деятельности людей. Человеческое объединение как-то организовано, есть много факторов, которые определяют эту организацию. И главным фактором является социальная организация, то есть то, что в человейнике делается сознательно для организации бытия. На самом деле, это простые вещи. Я не занимаюсь изобретением каких-то там циклов, общественно-экономический формаций и других подобных вещей. То, что любой может видеть. Что это такое?

Вот посмотрите, как нынешняя Россия пришла к той социальной организации, которая здесь сейчас имеется. Она (организация) сложилась в результате сознательных действий. В западном мире планировали разрушение СССР, создавали специальные центры, которые работали над этим. Все они работали сознательно и имели вполне определенную цель. В России с помощью их усилий велась пропаганда — антисоветская, антикоммунистическая — навязывалась западная идеология, и осуществлялось воздействие на Советский Союз, в особенности на высшие слои и так далее. Это все сознательные действия. Сознательно складывалась пятая колонна. Сознательно, скажем, когда М.Горбачев пришел к власти, стали разрушать систему власти, разрушать партийный аппарат, сознательно люди во главе с Б.Ельциным устроили переворот в августе 1991 года. Все это осуществлялось сознательно. И потом началось разрушение всех основ советской системы. Приватизация — опять-таки, принималось решение, это ж не делалось само собой. И в результате сознательной деятельности складывалась определенная организация — социальная организация. И я описываю структуру такой организации, основные ее свойства, ввожу определенные критерии измерения и ввожу понятие уровень социальной организации. Так что я имею научный аппарат, чтобы сравнивать социальную организацию различных стран и в пространстве, и во времени. Поэтому я могу всех их расположить, упорядочить по этим критериям.

Самое грубое деление социальных организаций — это предобщество, общество, сверхобщество. Поскольку мы с вами идем к этому великому перелому, я тут назову некоторые важные признаки. В центре — общество, поскольку люди привыкли столетиями жить в человейниках типа «общество». Общество характеризуется наличием государственной власти. Я определяю, что власть становится государственной, когда она является легитимной, функционирует в рамках определенных юридических законов и управляет посредством этих законов. Предобщественный уровень — уровень, на котором власть еще не является государственной, хотя уже и существует (человейник без власти вообще не возможен). На предобщественном уровне отсутствует государство, отсутствует частная собственность и т.д. Сверхобщество — сверхобщественный уровень — появляется, когда над государственностью возникает сверхгосударственность, над экономикой — сверхэкономика, над идеологией — сверхидеология. Я точно описываю, что это за явление. Если взять первое в истории сверхобщество — СССР, то можно выделить государственную власть — Советы, вершиной которой был Верховный Совет и его Президиум. А над этой государственной властью выросла сверхгосударственная власть- это партийный аппарат, КПСС и ее структура. Почему можно говорить о ней как сверхгосударственности: она выросла над государством, но власть эта не была легитимной, не была законной, поэтому государство не было уничтожено, оно предполагалось. Хотя партия была властью, высшей властью, но все законы принимались на уровне государства — советами. Решения принимались в ЦК КПСС, но утверждались Верховным Советом. В результате влияния Советского Союза по этому же пути пошли западные страны. Особенно интенсивно этот процесс начал протекать ближе к концу ХХ века. Идет он и сейчас. Там тоже возникли сверхгосударственные структуры, и я их описал в книгах «Запад», «Глобальный человейник» и других.

Итак, в делении предобщество-общество-сверхобщество критерий очевиден. Внутри каждой этой ступени я ввожу более конкретные, более детальные критерии. Так, как, скажем, в социальной структуре населения различают нижние слои, средние слои, верхние слои, а внутри каждого слоя — подслои. Хоть эта классификация и дурная, но она удобна. Так и здесь — внутри каждого уровня можно указать этапы развития. Критерием здесь являются структурные элементы социальной организации. Так что тут никакого пристрастия нет — это очевидно. Как про животный мир мы говорим, что он имеет более высокий уровень развития, чем растительный. Есть определенные критерии: возникновение органов управления, возможность передвигаться и т.д. И внутри животного мира мы различаем уровни развития: насекомые, рептилии и т.д. Вот точно такие уровни можно различать и внутри каждого уровня развития социальной организации. Ну, сверхобщество только возникает, поэтому пока я ограничиваюсь самой общей характеристикой. Хотя, кончено, уже сейчас можно говорить о некоторых типах, скажем, советский тип сверхобщества отличается от западнистского, западного. И тот тип общества, который намечается и будет складываться в России, это уже другой тип, отличный от советского, я его называю постсоветский — это гибрид (советизма, западнизма и дореволюционного феодализма).

В «Глобальном человейнике», хотя я писал о будущем, фактически я описывал современный запад. В западных странах есть государственная власть — парламенты, президенты, бюрократические учреждения. И уже над государственностью, а также над экономикой сложились сверхгосударственность и сверхэкономика, которые образовали новый, структурно более высокий уровень. Уже когда я писал свои книги, на этом уровне было занято до 100 миллионов человек. Это не просто кучка, как у нас пытаются представить, евреев, которые правят миром. Чтобы править миром, нужны миллионы людей. И одним из признаков этой новой социальной организации является то, что деньги приобрели новую функцию (она принадлежала им и ранее, но играла второстепенную роль). Ранее, в капиталистических странах деньги играли роль в товарном обмене, как средство накопления капитала и прочее. Сейчас же деньги получают сверхэкономическую функцию. Так, над государством выросли учреждения нелегитимные, но фактически управляющие государством. Скажем, в США Дж.Буш вовсе не сам по себе правит. Он марионетка — это очевидно даже из той информации, которая есть в СМИ. В сверхэкономике же сложилось то, что я называя денежным тоталитаризмом. То есть, деньги стали средством управления, управления и системой властью, и всем остальным человейником. Если сравнивать, провести параллель: СССР, КПСС, партийный аппарат с его структурой, первичными организациями, проникающими во все организации и т.д. и западная система денежного тоталитаризма, системой финансов, проникающих во все организации, опосредующих подавляющее большинство социальных отношений, то можно найти здесь высокую степень сходства (хотя, конечно, сходство нельзя признать полным, так как коммунистический и западнистский типы социальной организации отличаются друг от друга). Я двадцать один год прожил на западе, я работал, считался фирмой из одного человека. Я получал гонорары и прочее. Но я к деньгам практически не прикасался. Гонорары и прибыль — все шло в банк, плата за квартиру и прочее — все в банк. Была пластиковая карточка — и все. Деньги требовались только по пустякам. Даже в ресторанах платил карточками. И эта система пронизывает все общество. А что значит, когда вы все денежные операции осуществляете через банки? Значит, вы отчисляете какие-то проценты, деньги идут в ход, они им приносят прибыль. И все люди, так или иначе, повязаны в денежных отношениях. Это мощный аппарат контроля. И, я вам могу сказать, правда, не точно — если бы у меня был исследовательский институт я бы установил точно, а так я занимался своими партизанскими подсчетами. Я установил, что такие крупнейшие финансовые учреждения, как МФВ, Всемирный Банк и т.д. осуществляют большинство операций не по классическим законам экономики. Если брать законы экономики: деньги-товар, эквивалентный обмен, прибыль и прочее, то вы увидите, что там доминируют совсем другие принципы. Скажем, кредиты дают — безвозмездные. Ну что они, просто так, такие добрые, что дают несколько миллиардов кому-то? Или режим благоприятствования. Они за это имеют другое: идеологический контроль, политический контроль и так далее. В общем, это способ покорения целых народов, целых стран.

Теперь возьмем проблему частной собственности. Вот в России сейчас 8 или 9 коммунистических партий. Они все цепляются за марксизм-ленинизм, капитализм и так далее. Вот если вы посмотрите, как живут крупнейшие мировые экономические империи, да и не только мировые — и национальные, но крупные, вы увидите, что произошло разделение между тем, что раньше было частной собственностью, и тем, что раньше называлось частным предпринимательством, — явлениями, которые раньше чаще всего объединялись в лице одного человека. Сейчас эти функции разделились. Вы найти частного собственника нынешних крупных предприятий просто не сможете. Произошло разделение этих функций. Те функции, какие выполняла раньше частная собственность, сейчас распределены и рассеяны. И если вы сейчас выдвинете коммунистический лозунг — раньше, во времена Оуэна, Фурье, Сен-Симона Маркса он был справедлив в смысле того, что отражал какие-то реалии — вы поймете, что сейчас частная собственность уже преодолена формой владения более высокого уровня.

Надо различать частную собственность и владение. До частной собственности, при феодализме были князья, они имели вотчины, но они не могли их продавать, произвольно передавать другому. Так и сейчас частная собственность сохранилась. Но она сохранилась и сохраняется в таких формах, которые уже не определяют общую ситуацию в человейнике. Она растворилась. Я был тоже частный собственник в США. У меня не было наемных лиц, и все то, что я зарабатывал, попадало в банк и лежало в банке, было частью банковского капитала. Так что я капиталист, что ли? А если вы возьмете США или Германию — 80% субъектов хозяйствования так ведут дела. На западе типична ситуация, когда президент компании — наемное лицо. Правда этот человек, наемное лицо, имеет в году зарплату в 1,5 миллиона долларов и более. И этот наемный работник имеет одновременно свои суммы, свои личные предприятия, даже банки. Поэтому нельзя к такому вопросу подходить со старым инструментарием. Чтобы описать ситуацию адекватно, нужно изучать с помощью той теории, которую я разработал, реальную структуру человейников. А она вовсе не такая, как ее изображают наши реформаторы.

«Рынок» говорят. Такого рынка, какой в России сейчас пытаются создавать, никогда в природе не было и нет. Тот капитализм, который они пытаются изображать, он был тогда, когда общество в целом не было капиталистическим. То, что описывали Смит, Риккардо, было тогда, когда капиталистические предприятия были вкраплены в феодальные хозяйственные комплексы. А современные человейники стали полностью капиталистическим тогда, когда это все исчезло, когда капиталом стало все общество в целом. И я стал соучастником капитала, хотя никого не эксплуатировал. И те 80% населения, которые получают деньги, пользуются услугами банковской системы, фактически сами являются соучастниками капитала. Вот это всего лишь один штришок реальной структуры западного человейника. Ну а то, что советское общество осталось совершенно непонятым, это даже Андропов признал. И оно останется непонятым, потому что это фактически запрещено. В советские годы мои попытки рассматривались как клевета на советское общество, и кончилось тем, что меня выбросили из страны. Теперь же то, что я пишу и говорю о советском обществе, рассматривается как апологетика коммунизма. Хотя это то же самое, что я раньше говорил. А все то, что западные социологи, экономисты, политологи пишут о западном обществе, это все донаучный уровень. Понимаете, ведь люди вообще могут без науки жить. А им, собственно, западным странам, США, наука и не нужна. Сила есть — ума не надо. Частные проблемы они решают превосходно. Ну, скажем, если задумали операцию провести на Ближнем Востоке, в Ираке, то тысячи первоклассных ученых, в компьютерных центрах все это рассчитывают. Но общей теории, понимания того, как функционирует современное западное общество, этого на западе нет. Я на западе двадцать один год прожил, я изучил достаточно досконально все университетские центры и так далее. Там даже и намека на это нет.

В чем разница между коммунизмом и западнизмом в аспекте типа личности, доминирующего в этих социальных организациях?

Я подробнейшим образом это рассматривал, но для того, чтобы ответить на ваш вопрос, надо рассмотреть, прежде всего, социальную организацию в целом. Я здесь скажу несколько слов. Дело в том, что любое крупное сверхобщество содержит в себе все черты. Но есть количественные характеристики, и какие-то из черт преобладают. В западнизме черт коммунизма не меньше, чем отличных. Вот в 1978 году, когда я попал в Вашингтон меня спросили, в чем заключается сходство и различие между американизмом и советизмом. Я сказал: советизм — это американизм в условиях российской социальной бедности, социальной пустыни; а американизм — это коммунизм в рамках американских социальных джунглей, у вас в одном пространстве сосуществует по крайней мере полсотни систем коммунистического типа: банки, корпорации, спецслужбы — все они организованы по сходным принципам; а поскольку их много — у вас плюрализм, демократия. Вы никуда от этого не уйдете.

Ну а в этом аспекте, о котором вы говорите, отличие-то, конечно, имеется, и очень существенное.

К достижению определенных целей в этой сфере стремилась советская идеология, прилагались усилия власти — воспитать нового человека, воспитать такого «коммунистического ангела», который готов пожертвовать собой ради общества, стремится делать только добро, взяток не дает и не берет, и так далее. Эта попытка потерпела крах, потому что условиями жизни люди вынуждались (и вынуждаются) быть другими. Но они также вынуждались на то, чтобы выглядеть хотя бы близко к тому, как это требуется. Это различие — между общественным явлением, тем, что оно такое по существу, и тем, как оно выглядит — всегда было велико. Люди всегда и учились, например, при охоте — как обмануть животное, потом — как обманывать друг друга. Одновременно с процессом познания реальности, развивалась и способность к заблуждению, к обману и так далее. Ну а сейчас, на уровне сверхобщества, различие мира субстанциального или фундаментального и показного, или вот сейчас термин фигурирует, виртуального, достигло астрономических размеров. В западном мире пошли по иному, чем в СССР, пути. Там развязали такие качества людей, которые, так сказать, лежат в основе человеческих объединений, в основе их поведения и так далее. То есть, упор сделали на то, что люди есть на самом деле — просто развязали это. Вот и сейчас идет пропаганда, льется потоком. И все возмущаются, и думают, что если выключить телевизор, то все пойдет по-другому. Нет, если уж пошли по западному пути, то хоть тресните. Все равно на первый план будут выходить эгоизм, стремление к наживе, к богатству и так далее — это и есть их реальная жизнь. Ну а в коммунистической системе — другие ценности, там были и другие условия. Скажем, главным богатством для нас было вовсе не накопление денег — да и как это можно было сделать, мы-то жили от получки до получки, а — получить образование, степень, занять какую-то социальную позицию — вот что было главным. И в этой системе люди, конечно, не становились искренне другими. Это все бессмысленно — искренне или неискренне. Они любые, любые, понимаете? Они такие же искренние, когда продаются американским агентам, и такие же искренние, когда бегут в КГБ доносить. Но в этой системе доминировал такой аспект — уметь жить в этой социальной среде. А что значит уметь жить? Чтобы сделать карьеру, скажем, если человек поступает на государственную службу или вообще хочет сделать карьеру, повышать свой социальный статус, в обществе обнажать свое нутро — ну он же не дурак! Он вынужден действительно прикидываться и не просто прикидываться, а выглядеть и действовать определенным образом. Но тут действует один социальный закон, он у меня описан: то, каким человек является внешне, как он выглядит, постепенно становится его натурой. Кстати, вот сейчас, в нынешней России, включаешь телевидение, видишь, политтехнологи оболванивают людей, потом реклама идет, «как стать богатым». И часто приходится слышать: «да не обращайте на это внимание». Нельзя не обращать внимание, потому что люди, внешне усваивая это, и внутренне становятся адекватными этому.

Вопрос о действительной роли марксизма в истории СССР. Марксизм как причина краха.

Дело все в том, что идеология не наука. Ее функция — не делать открытия, а обрабатывать сознание. И реально, вот если брать конкретно, скажем, марксистскую идеологию, то советский строй создавался вовсе не по марксизму. Но это не значит, что марксизм не играл роли. Марксизм играл роль именно идеологическую: обработки сознания. Марксизм в том виде, как его создавали Маркс, Энгельс, в России до революции знали единицы. И то, как говорил Ленин, понимали его неправильно. А ведь революцию совершили. И в послереволюционные годы, в годы гражданской войны, строительство в двадцатые — то же самое. Были, конечно, даже кружки по изучению «Капитала». Но я вам даю гарантию — даже академики его не понимают, что уж говорить о тех, кто посещал эти кружки. Да его вообще невозможно понять! Я в нем разобрался — но и то не как в учении, а исключительно с логической точки зрения, я изучал, как создавать вещи такого рода. Через марксизм, однако, в Россию проникла идея, хотя она и раньше проникала, и без него, может быть, могла приобрести здесь большое влияние — отобрать у помещиков землю и фабрики у капиталистов. И это реализовали. А проекта — не было.

Вот смотрите, по марксисткой теории: базис, надстройки, базис меняется, надстройки отстают, потом они приводятся в соответствие. Я вам скажу. Я еще в школьные годы от всего этого отказался, за что меня таскали в соответствующие органы. Я говорил: приведите мне пример. Ведь ни одного примера в подтверждение марксисткой теории не было. Зато было примеров, сколько угодно, которые ее опровергали. Я ставил так вопрос: скажите мне, вот возникло коммунистическое общество после революции здесь, в России, так был до революции коммунистический экономический базис или нет? Был или нет? «Ну ты, Зиновьев! Нужно понимать» и так далее. Да вы мне скажите, был он или нет. Ведь его же не было. Не было. Как на самом деле произошло? Были коммунисты-утописты, появился Маркс, сочинил он и написал кучу заумных книжек, которые никто не понимал. Они, кстати сказать, и действовали тем, что их никто понять не мог. Все говорили: вот там все доказано, все обосновано, там вся мудрость — хотя там ни черта нет. Затем появились революционеры, революционеры-профессионалы, Ленин создает партию революционеров. И то Ленин, когда еще ехал в поезде, не верил в то, что здесь произойдет революция. Но как человек гениальный, он сразу оценил ситуацию в Росси. И этот миг, когда он взял установку на социалистическую революцию, этот миг решил историческую задачу. Потом произошла революция. И только после революции стали создавать коммунистический базис. То есть, уничтожили помещиков, капиталистов, отобрали землю, забрали землю у крестьян, создали колхозы, совхозы.

Вот другой пример. Как образовалась теперь постсоветская Россия? Существовал Советский Союз, никакого капиталистического базиса не было. А вели пропаганду со стороны запада, вылез на вершину власти Горбачев, стал предателем номер один в истории, поломали систему власти и так далее. И потом стали создавать базис западнистский. Как? Приватизация! Так все произошло.

Вот моя теория, она как раз очень простая, она опирается на очевидные факты. Сложность ее состоит только в том, что ее нужно строить по правилам логики, методологии. Здесь и должна проводится основная работа — обработка понятий и так далее.

А так марксизм, конечно, стал одной из причин краха. Его стали навязывать всем. Можете представить, если 27 миллионов человек посещало вечерние университеты марксизма-ленинизма. 27 миллионов! И чему их там учили? Чушь сплошная! Ведь, в конце концов, марксизм вылился в нечто, достойное только насмешки. А теперь в России вообще идеологический хаос. Марксизма нет. Навязывают дремучую феодальную религиозную идеологию, секты всякие активизируются.

Вопрос о новой идеологии, альтернативной западнизму.

Моя фундаментальная идея такая. Сейчас наступила эпоха грандиозного идеологического кризиса. Марксизм потерпел крах, возродить его невозможно. Он неадекватен. Уже пятьдесят лет назад он стал неадекватным реальности. Сейчас реанимируются религии, религиозные секты возникают. В общем, скажем так, наступила эпоха идеологического беспредела. Правда, и в этой ситуации изобретаются идеологии работающие. Скажем, весь советский период западный мир жил с идеологией антикоммунизма. И она действительно работала. Западным людям прививали ложные представления о Советском Союзе. Во многом они были правильные, но их так преподносили, что до сих пор они считают, что у нас здесь какой-то кошмар. И это работало. С крахом Советского Союза, с разгромом советской системы эта идеология антикоммунизма утратила действенную силу. Ну, может быть, она опять вспыхнет, когда ближе дело дойдет до войны с Китаем, с Северной Кореей. Есть для этого способы. Но в смысле действия в рамках западного мира и в той части мира, которая находится под влиянием запада, нужна была новая идеология. И ее не было, и ее фактически нет. Вот после 11 сентября сразу появился повод создать новую идеологию — антитерроризм. И выдумали такого мирового врага «мировой терроризм». И эта идеология, кстати, действует. Американцы все, кстати сказать, идеологически оболванены больше, чем советские люди, и они на это действительно клюют. Ведь в идеологию не верят, ее принимают. Никакой веры не требуется, можно обозначить свое отношение и все. Идеологию антитерроризма приняли в США, поскольку это оправдывает любые внешние войны. Американцы могут вести войны во всех точках планеты, и на это будут выделяться деньги внутри страны, и пойдут добровольцы в армию, и ВПК поднимется. Вот это и есть работающая идеология. Эту идеологию пытаются навязать и у нас здесь в России, причем усиленно. Вот послушайте СМИ, говорят, как будто напал на нас мировой терроризм, объединимся все и будем бороться. Как? Ну хорошо, что — выходить на улицу? Вот и выходят, ловят людей с внешностью кавказской и лупят их.

Вы сами представьте себе. Сто сорок с лишним миллионов человек страна. Какая бы ни была — но армия. А тут сколько их, боевиков этих? Даже в масштабах всей страны. Несоизмеримые величины. Кто враг? Эти тридцать человек в Беслане? Или те, кто дают на это деньги? В сорок первом году было ясно: враг — самая могучая армия в мире. А сейчас… Это, конечно, американская идеология, и ее пытаются использовать здесь, у нас.

Скорей всего, в таком жалком состоянии и наша страна, и все человечество будет существовать и дальше. Что я имею в виду? Говоря о выработке новой идеологии, я имею в виду следующее: появляется какое-то множество людей, их, может быть, не так много, которых все это не устраивает, которые хотят знать, что происходит в мире и почему. Такие люди везде появляются. Но чтобы правильно поступать, нужно правильно понимать. Поэтому те, кто заинтересованы в этом, для них нужно правильное понимание для того, чтобы совершать поступки в соответствии с этим пониманием. В той идеологии, о которой я говорю, ее выработать для меня не проблема. У меня это уже выработано и я думаю, в сто раз лучше, чем то, что делали Маркс, Ленин и другие. Потому что они людьми были в логике безграмотными, и социологически были фантазерами, они опирались на фальсифицированную историю. У меня другое. Я видел реальную жизнь, я профессиональный логик, когда-то меня включали в тройку крупнейших логиков мира. Я профессиональный социолог. Я ведь свою идеологию разрабатывал для себя, но люди проявляют интерес. Все-таки у меня больше пятидесяти книг уже вышло, сотни статей, поэтому эти идеи как-то расползаются. Встает проблема: ведь идеология играет роль не как нечто внутреннее, а как социальный фактор. Как ее распространять? Пути официальные фактически закрыты. И ведь сама идеология усложняет процесс распространения. Это националисты могут ходить и говорить: мы, русские, самые хорошие, мы добрые и так далее. Это всем понятно. А здесь ведь надо учить, надо давать людям образование. Если я не изложу мою логическую концепцию, тогда будет непонятна методология. Тогда не будут понятны методы социальных исследований. Ну, вы — молодые люди, у вас гибкий ум, вы можете догадываться. Но для того, чтобы люди научились понимать это и понимать настолько, чтобы это становилось их убеждением, на это нужны годы. Надо учить людей, нужна пропаганда, пропаганда через литературу, средства массовой информации, беседы. Должны появиться люди, для которых это стало бы их, их убеждением. На это нужны годы, и годы, и годы.

Я знаю только одно — в академических институтах это не допускают. Вот я вам могу показать социологическую энциклопедию толстенную, там вы, конечно, мою фамилию не найдете. А сколько институтов социологических, социологический факультет, кафедры и так далее. Меня включали в тройку крупнейших логиков мира, но я читаю лекции не на кафедре логики, а на кафедре этики, куда, как вы знаете, попадают случайные люди. В общем, идет бойкот. Причем, идет активный бойкот.

У Ф.Гойя есть рисунок: на кафедре стоит осел, а в аудитории — маленькие ослики. И подпись: «могут ли ученики быть умнее учителя». Мне говорят: «надо учить людей, вести пропаганду». Но ведь все захвачено. Кто будет учить людей? Те люди, которые заведуют кафедрами, институтами, центрами всякими. Так ведь у них мозги и находятся в таком состоянии, что почти все, что они говорят, это бред сивой кобылы. Но это адекватно ситуации общего помутнения умов.

Я ведь и на западе проскочил по недосмотру. Думали, что я диссидент. У меня появилась аудитория, где меня знали и книги покупали при любых обстоятельствах и я уже мог существовать. А потом, когда разобрались, кто я, перестали мои книги вообще издаваться на западе. Даже переводы найти невозможно. Книга «Запад» была переведена, но ее найти невозможно. «Глобальный человейник» взяли более двадцати издательств. А потом пошли закрытые рецензии, где, как когда-то про «Зияющие высоты» писали, что это клевета на советское общество, так о «Глобальном человейнике» писали, что это клевета на западное общество.

Но все же какие-то пути существуют. Пути, конечно, незначительные. Частные выступления, книги все-таки какие-то печатаются, хоть и маленькими тиражами, Интернет появился. Но все же основной путь — должны появляться люди, которые принимают то, что я делаю, и которые сами захотят в этом направлении дальше думать. Вот тогда новая идеология может сложиться.

Но я даю гарантию вот в чем. Если вы сейчас объявите мировой конкурс, пусть все шесть миллиардов человек сядут выдумывать новую идеологию будущего. Я стопроцентную гарантию даю. Не смогут выдумать. Не смогут. Это как прыгать в высоту. Вы можете заставить все человечество прыгать в высоту. Все человечество на сколько прыгнет? На чуть-чуть. А для высоты, которую берут чемпионы, нужно способности иметь, нужно тренироваться много лет. Только единицы смогут эту высоту взять. Вот и здесь такая ситуация сложилась. Чтобы решить эту проблему, нужно пройти этот путь. У меня на это ушло восемьдесят лет жизни. Если я лично буду учить человека, это может занять три-четыре года. Построить такую идеологию, не пройдя весь этот путь, невозможно. Весь «Глобальный человейник» написан на эту тему. Но ведь чтобы заметить там черты этого, десять раз некоторым приходится перечитывать. И в этом нет ничего странного. Ведь для того, чтобы это заметить, надо особый «поворот мозгов».

Остаются неофициальные пути. Вот сейчас в Интернете создается мой лекторий, там будет тридцать лекций.

Но посмотрите, и марксизм же в западных университетах не преподавался. Он стал государственной идеологией после революции. Ну и как только он стал государственной идеологией, его загубили. То же может быть с моей теорией. Если бы сейчас приказали — читать мои лекции во всех университетах. А кто будет читать? Те же самые люди. И они из этого такую чушь придумают, что не приведи господь. А люди ведь будут судить не потому, что я сам на самом деле думаю, а потому, что Иванов, Петров, Сидоров будут говорить о том, что «Зиновьев, он считает так». Мне тогда на улицу выходить нельзя будет. Все будут показывать пальцем и говорить: «смотрите, какой болван».

В советские годы я изобрел для себя такую идеологию: я — суверенное государство из одного человека. Теперь я думаю, что складывается ситуация, когда таких суверенных государств из одного человека так или иначе появляется большое количество. Люди бунтуют, их это не устраивает, они хотят чего-то. Все, что происходит — остановить это нельзя. Поэтому в этих объективных условиях надо найти свое место. У меня, например, есть ряд людей, которые восприняли мои идеи и ничего другого слушать не хотят. Значит, есть какая-то категория людей, которые к этому предрасположены. Вот для этой категории людей я и работаю. И это не значит, что эти люди будут объединяться. Я вообще считаю, что время политических партий прошло. Любая партия все равно становится элементом официальной государственности, частью системы и работает, в конце концов, на систему. По-другому здесь быть не может.

Сейчас начинается новый период в истории, когда будут появляться какие-то одиночки, группки с новым пониманием реальности, люди, стремящиеся вырабатывать новые жизненные ценности и так далее. Одна из важнейших частей новой идеологии — это то, что я называю учением о житии, то есть, о правилах поведения. С этого как раз я начал. Как жить в этих условиях? Один из героев моих книг говорит: ну хорошо, в рай я попал, а как в нем жить? Вот для себя в 1939 году, когда я сидел на Лубянке в одиночке, я ставил такую задачу: надо прожить жить на самом высоком качественном уровне. То есть, я хочу знать, где я живу, что я такое, почему все это происходит. Даже не отдавая себе отчета многие люди так или иначе приходят к таким установкам. Выработать идеологию для таких людей — моя цель. А как они этим распорядятся — это их дело.

http://www.contr-tv.ru/article/internet/2004-11-08/interview

Юрий Крупнов

Происходящее в современной международной политике невозможно понимать вне нерешаемых тысячелетиями проблем всемирной истории  и истории христианского мира.

И такой ключевой проблемой является обнаружение источника существования справедливой власти в мире,  субъекта созидательной мирополитики или, если выражаться правовым языком, обнаружение легитимности претензий на установление всеобщего миропорядка и на всемирную власть.

Такая проблема возникла после полного изменения всех основ и  отправных точек мировой жизни в ходе революций 18 – 20 вв., начиная с обретения североамериканской британской колонией независимости и возникновения США и, конечно,  с Французской революции, и заканчивая разрушением СССР и Югославии в последние годы 20-го века.

После всех бесчисленных переворотов, оборотов, коловращений и скатываний вниз (так примерно переводится «революция») в начале 21 века мир не только оказался в состоянии начала хаоса, но и без всяких исходных точек отсчёта, без начал и концов в мировом общественном сознании.

Мировой державой, с этой точки зрения, станет та новая государственность, которая сумеет остановить эту по дурному бесконечную череду революций, вырваться из плена произвольных захватов власти и титулов, из череды узурпаций узурпаторов и экспроприации экспроприаторов, восстановить начала и концы, показать и доказать своё первородство на решение мировых проблем как теоретически, так и конкретными действиями.

Отсюда, мировая держава и есть, во-первых, инструмент решения проблемы преодоления мирового  хаоса, недопущения мировой гражданской войны «всех против всех»  и, во-вторых, средство утверждения прочного миропорядка, который, с одной стороны, будет совершенно новым и уникальным, а, с другой стороны, прямым преемником и наследником миропорядка, который существовавал последние тысячелетия.

Для решения проблемы восстановления мировой легитимности необходимо в обязательном порядке уяснить себе полную, вне всяких сомнений, незаконность любых претензий Запада (в лице США, орудия США в Европе НАТО и Европы) на мировое первенство и власть, на вообще какую-либо легитимность и самостоятельные права в мире организуемых Западом империй.

Нелегитимность Запада определяется тем, что после того как первый римский христианский император Константин, вошедший в историю как Константин Великий Святой и Равноапостольный, в  330 году н.э. официально перенёс столицу  Римской империи с берегов Тибра на берега Босфора, из древнего Рима в «Новый Рим» - в Константинополь (бывший Византий),  –  после всего этого ряд прямых подданных византийского императора, оставшихся в резко снизившим свой статус городе Риме[i], в сговоре с папами не только отказались служить единственно законному монарху, но и напрямую предали Римско-Христианское дело, выступили совместно с Османами против Константинополя, Второго Рима, и, в конце концов, объединёнными усилиями захватили и разграбили центр мирового христианского царства, уничтожили Цареград – Державу Ромеев.

Предательство началось с разделения царства в конце IV  века на Восточную и Западную империи. При этом благосостояние западной части, важно подчеркнуть, всегда зависело от  благосостояния восточной части империи. Западная часть была слабой и оказалась неспособной защитить свои провинции от набегов варваров – поэтому она постепенно  распалась на несколько варварских государств, а в 476 был окончательно смещен последний император Западной Римской империи.

На обломках Западной Римской Империи к VIII веку возникло крупное германское государство – франкское. Основателями его и главами почти 300 лет были правители из династии Меровингов, каждый из которых был признан Ромейским царством (Византией) в качестве законного главы Западной части империи.

В 751 Пипин Короткий, отпрыск рода Каролингов, неизменно поставлявшего Меровингам майордомов (управляющих), при полной поддержке папы Римского сместил последнего из Меровингов. Каролингский переворот  стал первой в Христианское время революцией, первой внушительной победой третьего сословия (буржуа и лавочников) прямым нарушением отношений с Восточной империей.

Известный историк Византии Ф. И. Успенский так описывал состоявшуюся незаконную сделку: «Папа под страхом отлучения заповедал вельможам и народу избирать себе королей только из этой освященной Церковью фамилии Каролингов. С другой стороны, Пипин дал торжественную клятву за себя и за свое потомство заботиться о Церкви и блюсти ее интересы. Таким образом, один папа три года назад разрешил Пипина и франкский народ от присяги Меровингу — законному государю, теперь другой папа закреплял духовным авторитетом своим светскую власть над франками за наследниками Пипина»[ii].

Более того, Пипин не только захватывает престол, но ещё   принуждает Папу Римского внести кардинальное изменение в Символ Веры (принятый ещё Никейским собором в 325 году) –  идею Filioque, которая породила католицизм и вызвала принципиальное и обоснованное противостояние между Папой и Восточной Церковью.

И вот тут для Запада возникла принципиально новая историческая ситуация. Самое большое из германских - королевств Франкское королевство Пипина  Короткого и его сына Карла Великого (в это королевство в итоге вошла основная часть Западной Европы) - оказалось востребованным в качестве силы, способной выступить стражем интересов Святого престола и, таким образом, всецело заменить Ромейское (Византийское) Восточное царство.

В 754 в аббатстве Сен-Дени под Парижем Папа Стефан II совершил незаконное помазание Пипина на царство. Одновременно с ним были также помазаны его сыновья Карл и Карломан.

А уж к тому времени, когда Карл Великий сумел завоевать господство над всей Западной Европой,  на Рождество 800 года народ Рима провозгласил его императором римлян, а папа Лев III увенчал золотой короной. Таким образом, Карл принял титул от жителей города Рима, тесно связанных с Папской областью, и от самого Папы, которому и лично было за что благодарить Карла - в 774 году Карл, впервые посетив Рим на Пасху, возобновил так называемое «дарение Пипина», на основании которого возникла Папская область и, в последующем, государство Ватикан.

Произвольно и незаконно увенчав 25 декабря 800 Карла Великого императорской короной, папа Лев III разорвал, тем самым, все связи с Константинополем и создал новую Западную империю уже не как часть единой мировой монархии с центром в Константинополе, а как альтернативную Восточному царству (см. также прекрасное изложение ситуации отнюдь не провосточным и не пророссийским математиком и философом Бертраном Расселом в Приложении 1 к данной главе).

То, что коронован был не очередной глава Западной части единой Римской империи, а – по претензиям - новый глава всей Римской империи, все прекрасно понимали. Для хотя бы видимости оправдания этого незаконного и самозванного действа был найден предлог – якобы отсутствие в то время в Царстве Ромеев (Византии) императора, поскольку императрица Ирина, занимавшая после смерти Константина VI престол, якобы по причине своей принадлежности к женскому полу не не могла полноценно занимать первопрестол.

Царство всех римлян-ромеев, Византия, как и должно было быть, по праву не признала новоявленного мирового монарха и добилась того, чтобы уже через 12 лет Карл отказался от претензий на главное звание и признал себя главой только Западной империи и не базилевсом-императором всех римлян-ромеев,  а императором-августом.

Важнейшим моментом этой всемирно-исторической драмы стало то, что, сделав решающий шаг по обособлению себя от Ромейского царства (Византии), короли Западной империи в дальнейшем стали выдавать себя не только за   альтернативную и единственно законную мировую монархию, но и за прямых и единственных наследников Римской Империи и самого («живого» ещё тогда) Царства ромеев раннего периода.

Именно с момента коронования Карла Великого и возникла незаконная Западная империя, незаконный Запад, который с тех пор, с одной стороны, сознавая свою нелегитимность, всячески старается воинственными выходками преодолеть свою неправоту и нетвёрдость, с другой стороны, неустанно заботится о фальсификации истории и организации прямых подлогов и, с третьей стороны, старается всякий раз уверить себя в собственном величии через обозначение своего происхождения от Карла Великого.

Вот красноречивые слова бывшего президента США Билла Клинтона во время торжественной церемонии вручения ему премии имени Карла Великого: «… Предвижу, что уже при жизни следующего поколения ЕС будет включать в себе я не менее 30 государств - членов - от Балтики до Балкан и далее - до Турции. Возникнет сообщество невиданного культурного, политического и экономического разнообразия, и жизненной силы. Это будет Европа размеров несравнимых с теми, о которых мечтал Карл Великий.

Воплотится в жизнь наша вера в то, что Европа, в конечном счете, не только и не сколько географическое понятие, но и объединяющая идея. Это - вечно растущий континент, населенный различными народами и объединенными общей судьбой, живущими по одним и тем же законам, и исповедующим одни и те же истины: что этническая и религиозная ненависть неприемлемы, что права человека неотторжимы и универсальны и что наши различия - источник силы, а не слабости, что конфликты должны разрешаться с помощью аргументов, а не оружия.

… Да, какие-то разногласия между нами были и, скоре всего, будут, ибо мы всего лишь люди - существа бренные и несовершенные. Но поскольку Европа в нашем понимании это не только территория, но и идея, постольку и Америка остается частью Европы, связанной с ней пуповиной родственных связей истории и ценностей. Европа и Америка должны черпать силу в нашем трансатлантическом союзничестве…»[iii].

Эта победная песнь славного продолжателя дела Карла Великого  заставляет во всей полноте ощутить сегодня всемирно-историческую чуткость и точность инока Филофея, когда он писал: «И не дивися, избраниче Божии, яко латыни глаголють: наше царство Ромеиское недвижимо пребывает, аще быхом неправо веровали, не бы Господь снабдел нас. Не подобает нам внимати прельстемъ их, во истину суть еретицы, своею волею отпадше от православныя веры христианьския, паче же опресночнаго ради служениа. Быша с нами в соединении семьсотъ летъ и седмьдесят, а егда отпадаша правыя веры, семьсотъ и 30 и 5 лет, в Аполи[нарие]ву ересь впадше, прелшени Карулсом царем и папою Формосом»[iv].

То, что сами первые Западные императоры, начиная с  «Карулса царя»  прекрасно понимали первородство Византийского царства, следует из многих вещей.

Прежде всего, самозванцы, как и положено в подобных случаях, активно старались представить дело так, будто именно они обладают законным преемством.

Ключевую роль тут играла подложная Дарственная грамота Константина Великого[v].

В этой грубой фальшивке говорится о том, что ещё в год своего обращения в христианство (312 г.) Константин передавал в дар Римскому епископу всю полноту своих прав и все свое достояние - признал главу римской Церкви «викарием Христовым»  и отдал ему статус императора.

Неудивительно, что эту претензию на наследство и законность высшей власти, эту абсолютную  ложь старательно закрепляли всяческими способами в символах и картинах Запада. Так, распространены изображения   «Дарственная Константина… Сильвестр изображается на троне в папском облачении; он получает в дар от императора, преклонившего перед ним колени, римские земли». Много картин было написано на сюжет «Сильвестр крестит императора Константина»[vi].

29 мая 1453 Константинополь был взят османским[vii] султаном Мехмедом II  и, важно заметить, последний византийский император Константин XI пал в бою. С тех пор, Ромейское Царство стало ещё проще, с одной стороны, «выпихивать» из центра всемирной истории на периферию, а, с другой стороны, ссылаться на подложные «свидетельства» и «факты».

Так с того времени и пошло, что Запад всегда вынужден был разделять признание в качестве единственного источника легитимности римскую власть Константина и Восточного ромейского царства (Византии) и, тем самым, пускаться во все тяжкие – чтобы выдавать себя за безусловных наследников (буквально, прошу прощения, за «детей лейтенанта Шмидта» по типу Шуры Балаганова и Поняковского).

Первоначальность Восточной империи также хорошо видна в отношении к ней докаролингских Западных императоров и даже варваров.

«Варвар»  Одоакр, начальник наёмного германского отряда, который в 476 г. сместил последнего правителя Западной Римской империи Ромула Августула, сразу же обратился за легимитизацией своей власти в сторону Византии - отправил императорские инсигнии басилевсу Зенону и  получив от него титул патриция и все полномочия на управление западными провинциями. Кстати, через этот акт в очередной раз осуществилось воссоединение Западной империи с Восточной под безусловным первенством Восточной.

А вот как историк А.А. Васильев описывает отношение к Восточному императору следующих правителей: «В Западной Европе во время Анастасия происходили дальнейшие изменения.

Теодорих сделался остготским королем в Италии, а на далеком северо-западе, еще до вступления Анастасия на престол, Хлодвиг основал сильное франкское государство. Оба государства были созданы на землях, теоретически принадлежавших римскому, т. е. в данном случае византийскому, императору. Конечно, о какой-либо действительной зависимости, особенно отдаленного франкского государства, от Константинополя не было и речи. Но в глазах подчинявшегося германцам туземного населения власть пришлого государя только тогда получала настоящее обоснование, когда она подтверждалась с берегов Босфора. Поэтому когда готы провозгласили Теодориха в Италии королем, "не подождав, - как говорит современный хронист, - распоряжения нового принцепса", т. е. Анастасия, Теодорих просил последнего прислать ему знаки императорской власти, отправленные раньше Одоакром Зенону. Просьбу остготского короля Анастасий исполнил, после чего первый в глазах итальянского туземного населения сделался законным правителем.

Хлодвигу франкскому Анастасий послал диплом на консульское достоинство, которое с великой радостью было им принято. Конечно, здесь речь шла лишь о почетном звании консула, которое не влекло за собой отправления соответствующих обязанностей. Тем не менее для Хлодвига это имело большое значение. Римское население Галлии смотрело на восточного императора как на носителя верховной власти, от которой другая власть должна была получать свою компетенцию. Диплом Анастасия на консульское звание доказывал галльскому населению законность власти Хлодвига над ними. Он делался этим как бы наместником провинции, которая теоретически оставалась частью единой Римской империи. Подобные отношения византийского государя к западным германским государствам указывают на то, как в конце V и начале VI века еще сильно жила на Западе идея единой империи»[viii].

Осознание западными правителями собственной незаконности видно также и из стремления  Оттона I, коронованного в Риме в 962 в качестве императора Священной Римской империи, заключить союз с Константинополем. Ему все же, после двух безуспешных посольств в 972, удалось добиться для своего сына Оттона II руки Феофано, родственницы императора Иоанна I.

Отметим, что эти попытки Оттона заполучить легитимность от Византии выглядят достаточно суетливыми и лукавыми на фоне того, что через 17 лет, в 989, киевский князь Владимир пришёл на помощь византийскому императору Василию II, сильно помог последнему окончательно взять верх во внутренних византийских смутах и не только установил союз Киевской Руси и Византии, не только  разрешил русским воинам остаться на византийской службе – в результате чего было создано ядро прославленной варяжской гвардии (в Византии их называли варангами), не только скрепил этот союз браком с родной сестрой самого императора Василия Анной, но и открыто и величественно принял христианство напрямую от Византийской Церкви и установил духовное руководство Церкви вплоть до тех пор, пока в 15 веке  после уже гибели Византийской империи  на Руси не было установлено собственное высшее и самостоятельное церковное правление.

Принятием Христианства сам Владимир повторил и воспроизвёл духовный подвиг первого христианского государя – Константина: т.е. сумел увидеть и воспринять первоосновность христианства как основание мировой жизни и мощной государственности мирового значения.

И вместе с Христианством Владимир принял для России все права подданого Ромейского царства, когда оно жило, и, затем, законного наследника.

Этот момент принципиальный. Отмечаемое недавно тысячелетие крещения Руси является и тысячелетием христианской государственности России как правопреемницы мировой державы Царьграда.

Почти такие же, как у Владимира и России возможности стать потенциальными законными наследниками  была у основателя и создателя Франкского государства и православной Франции Хлодвига – как и у самой Франции. Однако Каролинги, прервав династию Меровингов и вступив в сговор с Папой против Восточного басилевса, верховного и единственного правителя, лишили себя такой возможности[ix].

Лихо, надо признать, справляется с проблемой легитимности Запада известный английский историк Арнольд Тойнби: «В первой фазе западной истории на Европейском континенте стимулирующее действие давления со стороны варваров обнаружилось в создании обществом, выросшим из государства-преемника распавшейся Римской империи, новой социальной структуры - варварского княжества франков. Франкский режим Меровингов был обращен лицом к римскому прошлому [здесь историк делает знаменательное примечание, сводя проблему к «воспоминаниям»: «Первые франкские монархи признавали почетное верховенство Константинопольского престола, сохраняли структуру позднеримской администрации, правда, лишь по отношению к галло-римскому населению. К нач. VIII в. эти римские воспоминания значительно ослабли»].

Франкский режим Каролингов, хотя и предпринял попытку эвокации призрака Римской империи, был, тем не менее, всецело обращен к будущему и к призраку взывал лишь затем, чтобы помочь живым выполнить их сверхчеловеческую задачу. Эта полная трансформация социальных функций франкской державы, эта решительная переориентация франкской политики-всего лишь новое проявление вечной тайны Жизни. "Из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое" (Суд. 14, 14)»[x].

Но можно придумывать любые объяснения задним числом. Существо же дело в том, что с того времени окончательно и бесповоротно Запад разошёлся с миром и с мировым сообществом с момента незаконного возложения на свою голову императорской короны Рима королём Карлом   Великим.

Вот как доходчиво описывает этот принципиальный момент обособления Запада от мира прозападный и либеральный в целом историк Н.И. Кареев в своей работе «Общий ход Всемирной Истории. Очерки главнейших исторических эпох».

«Основа разделения средневековой Европы на две обособленные одна от другой половины была положена еще в античную эпоху. Уже с самого начала средних веков связь Запада и Востока все более и более слабела, но Западу предстояло еще найти внешнее выражение и внутреннее обоснование своего обособленного от Востока единства. В 800 г. франкский король Карл Великий, соединивший под своею властью почти все старые провинции Западной империи и завоевавший Германию, возлагает на свою голову императорскую корону Рима.

С другой стороны, в духовном отношении римский епископ постепенно делается средоточием западного христианства, стремясь в то же время освободиться от политического подчинения византийским императорам, в каком папы прежде этого находились по отношению к теоретически признававшимся и на Западе владыкам мира: восстановление в 800 г. западной империи и порывает окончательно политические связи папства и Византии. Все это подготовляет и разрыв того церковного единства, выражением которого в IV - VIII веках были вселенские соборы: спор папы Николая I и византийского патриарха Фотия, усложненный соперничеством восточного и западного духовенства в обращении славян и спорами по поводу разных догматических и обрядовых вопросов, производит в церкви схизму: с середины IX в. до середины XI в. обе церкви все более и более становятся во враждебные отношения, а затем происходит окончательный разрыв. С IX века все католические страны Запада составляют из себя особый мир, противополагающий себя и мусульманству, с которым он соприкасался в Испании и Сицилии, и восточному, греческому христианству. В IX веке мир этот был таким образом уже совершенно обособлен, будучи в то же время объединен империей Карла Великого и возвысившейся властью римского папы, и в нем ясно обнаружились те особенности, которые характеризуют его историю в следующих веках, - особенности, явившиеся результатом взаимодействия старых, римских, и новых, германских, элементов, наполняющей все время до Карла Великого. С этой эпохи и начинается западноевропейское, романо-германское, католико-феодальное средневековье в собственном смысле.

… Папы давно стремились порвать связи с Византийской империей, и возложение Львом Ш на голову Карла императорской короны уничтожало последние признаки власти византийского императора на Западе (утверждение пап), а Карл, в свою очередь, содействовал признанию папской власти во всех областях своей обширной империи. Все, что входило в состав монархии Карла или примкнуло впоследствии к объединенному и обособленному ею миру, таким образом нашло свой духовный центр в Риме, и идея о том, что западно-христианский мир имеет две главы - императора и папу, сделалось одною из основных идей западноевропейского средневековья.

Таково значение монархии Карла Великого: она объединила и обособила Запад, объединила его романские и германские нации для отражения внешних врагов и распространения западной культуры, обособила его от Востока, завершив процесс, происходивший в варварскую эпоху, и подготовив совершенно новый порядок вещей. Империя Карла распалась при его внуках, и раздробление ее пошло очень далеко, но западный мир продолжал сознавать свое единство, втянув в это единство через католическую церковь и "Священную Римскую империю", перенесенную в середине Х века на немецкую нацию, и такие страны, как Чехия, Венгрия, даже Польша. Феодализм, который выработался в отдельных частях распавшейся в IX в. монархии Карла, сделался одною из основ средневекового быта и переносился потом и в другие страны (например, завоевание Англии норманнами, жившими перед тем полтора века во Франции, завоевания крестоносцев на Востоке в эпоху крестовых походов, германское влияние в Чехии и т. п.).

После распадения империи Карла Западная Европа представляется нам духовно объединенною, но политически раздробленною. Духовным главой этого мира становится папа, но в теории власть его дополняется светскою властью "римского" императора, как наследника древних цезарей, господина мира, распространителя христианства, защитника церкви, и сама империя превращается в идеальное дополнение церкви. Это разделение властей и независимость духовной власти от светской составляют особенность Запада. Политическое раздробление выразилось в феодализме, в котором императору отводилось место лишь главы целой иерархии независимых или стремившихся к независимости владельцев. Власть Карла Великого, как преемника национальных вождей франков и наследника римских цезарей, покоилась и на германских, и на римских понятиях; в католицизме и феодализме выработался уже новый взгляд на императорскую власть: папы готовы были превратить императора в приказчика римской курии, светские владельцы стремились ограничиться одним номинальным признанием этой власти. До Карла Великого римские и германские элементы не были еще, так сказать, прилажены одни к другим, и сама администрация его монархии была странною смесью германской дружины и римской бюрократии; но с IX века в жизни утверждается новая система управления. Римская централизация окончательно и на долгое время уступает место процессу, который распределил власть между аристократией. Желанием Карла Великого было поставить государство выше церкви и аристократии, но после падения его империи церковь стремится превратиться в независимую духовную монархию, аристократические элементы высвобождаются из-под подчинения государственной власти. Империя делается какой-то фикцией: у императора является опасный соперник в лице папы; его сила находится в зависимости от повиновения аристократии. Равным образом, и национальная власть короля изменяется в своем характере там, где произошло феодальное раздробление: король уже не представитель и вождь нации, как у германцев, не носитель государственного принципа с абсолютною властью, как в Риме и в тогдашней же Византии, а верховный глава иерархии герцогов, графов, баронов. Развитие католицизма и феодализма похоронило под развалинами монархии Карла Великого и власть его преемников, заставив ее приспособиться к новому общественному строю, издавна подготовлявшемуся и выступившему наружу тотчас же после того, как пала эта монархия.

… Таким образом, в эпоху Карла Великого западный мир не только объединился и обособился, но и закончил выработку тех форм быта, которые отличают его от Византии: там церковь была в подчинении у государства, и аристократические элементы не играли политической роли».

Окончательную свою форму незаконная монархия Запада получила в виде Священной Римской Империи, основанной в 962 королем Оттоном I как продолжением созданной в 800 году империи Карла Великого, и закончившей своё существование 6 августа 1806 году, когда Наполеон уже провозгласил себя истинным преемником Карла Великого, а последний император Священной Римской империи Франц II, с 1804 бывший ещё и императором Австрии Францем I, отказался от Римской короны и тем самым положил конец существованию выродившейся в союз множества мелких княжеств, независимых государств империи и такого станного образования как имперские нации.

Вообще, попытки незаконной Западной империи самоназывать себя  показательны и поучительны. В различных вариантах самоназвания с очевидностью выделяется настойчивое стремление величать себя «священной» или «боговенчанной».

Сам термин «Священная Римская империя» возник довольно поздно.

Сначала, сразу после своей коронации в 800, Карл Великий недолго пользовался титулом  «Карл, светлейший Август, боговенчанный, великий и миролюбивый император, правитель Римской империи». Главное здесь состояло в слове «боговенчанный», т.е. утверждалось о богоизбранности и первородности Карла. В дальнейшем, начиная с самого Карла Великого и до Оттона I, западные императоры называли себя «Император Август» (imperator augustus), без какой-либо территориальной конкретизации – претензия на безраздельное Римство заставляло их считать, что вхождение под их начальство всей бывшей Римской империи и, в конечном итоге, всего мира является исключительно вопросом времени. Оттона II иногда именуют «Император Август римлян» (Romanorum imperator augustus), а начиная с Оттона III это уже непременный титул. Словосочетание «Римская империя» (лат. Imperium Romanum) как название государства стало использоваться с середины 10 в., а окончательно закрепилось в 1034. Самоназвание «Священная империя» (лат. Sacrum Imperium) встречается в документах первого императора из династии Гогенштауфенов Фридриха I Барбароссы начиная с 1157. Определение «Священная» однозначно указывало на необходимость убеждать мир в неочевидной святости и законности этой западной государственности.

С 1254 года привычным становится полное обозначение «Священная Римская империя» (лат. Sacrum Romanum Imperium), то же название по-немецки (Heiliges R misches Reich) встречается в немецких источниках императора Карла IV, а с 1442 году к нему добавляются слова «Немецкой нации» (Deutscher Nation, лат. Nationis Germanicae), причём, в первое время  с целью отличить собственно немецкие земли от «Римской империи» в целом.  При этом, важно отметить,  коронации императоров стали нерегулярными: в 1452 состоялась последняя коронация императора  (Фридриха III) в Риме, а в 1530 – вообще последняя коронация  (Карла V в Болонье) императора папой - с тех пор титул императора приобретался германскими королями без коронации папой. К середине XV  века от Западной империи отпали Италия и Бургундия и её суверенитет ограничивался одной Германией, поэтому в указе императора Фридриха III от 1486 о «всеобщем мире» говорится о «Римской империи немецкой нации». В постановлении Кёльнского рейхстага 1512 использована окончательная форма «Священная Римская империя немецкой нации», просуществовавшая до 1806[xi].

А на Востоке с падением - не без значительной помощи генуэзцов и венецианцов - царства Ромеев (Византии) вопрос о законной монархии остался открытым – до тех пор, пока Русь не приняла на себя бремя и ответственность в том числе через брак Иван III  с Софьей Палеолог.

Одновременно с узурпацией политической власти происходила узурпация  Папами и Римским епископатом вселенской Церкви, в результате чего  появилась невсеобщая католическая – то есть  вселенская – церковь.

Незаконность и нелегитимность Западной империи, сколь бы «Священной» она себя ни называла и как бы ни пыталась выказывать себя вселенской монархией прекрасно осознавали все несумасшедшие люди с 8 по 16 вв.

В 1393 году константинопольский патриарх Антоний IV в письме московскому великому князю Василию I Дмитриевичу однозначно определял, что византийский «самодержец-царь» (а не император!) является «василевсом ромеев (римлян – Ю.К.), т.е. всех христиан», который «один только царь во вселенной» и «если и некоторые другие из христиан присвоивали себе имя царя, то все эти примеры суть нечто противуестественное, противузаконное, более дело тирании и насилия (нежели – права)»[xii].

Так что все свои упражнения в красноречии по поводу тирании, деспотии, насилии и пр. и т.п. и т.д. Западу следовало бы обращать не к России и миру, а к себе сами.

Неудивительно, что Европа и США по отдельности, равно как и представленные в уникальном геополитическом новообразовании НАТО, так любят учить человечество и выступать от имени так называемого мирового сообщества.

Они вынуждены так делать, поскольку незаконно присвоили себе право быть наследниками мировых монархий и, не имея очевидных и достоверных оснований для такого права, должны всё время говорить про это – чтобы себя будить и на других морок наводить.

Сегодня ядром и базой незаконной глобальной лже-монархии становится НАТО – Североатлантический союз.

Историки уже совсем скоро произведут в ранг мировых загадок ту слепоту, которая вдруг охватила весь наш «политический класс» и которая делает наших «политиков и аналитиков»  всё более и более жизнерадостными буквально с каждым новым шагом НАТО на Восток.

Образчиком такой неадекватности является выступление в канун старого Нового 2003 года Сергея Ястржембского с пространной статьёй «НЕ НАДО БОЯТЬСЯ "БОЛЬШОГО НАТО»[xiii].

«Что касается процесса расширения НАТО, то..,  это само по себе не решает проблемы новой самоидентификации альянса. Более того, по мнению многих экспертов, блок в составе 26 членов вряд ли сможет действовать как однородная структура и отлаженная военная машина, по крайней мере в обозримом будущем. Увеличение числа членов блока скорее приведет к большей аморфности и меньшей управляемости альянса».

Господин Ястржембский выказывает здесь столь большое сочувствие  трудностям идентификации и организации НАТО, что неясно, то ли он хочет продемонстрировать беспроблемную – в отличие от НАТО – самоидентификацию российской «элиты», то ли всё дело в полной растворённости его собственной позиции в чужой.

Может и не надо удивляться главной идеи его выступления – успокоить общественность и показать не только на глазах якобы исчезающую опасность НАТО, но и тут же возникающие бесчисленные выигрыши: «Один из последних опросов общественного мнения, результаты которого я видел накануне саммита в Праге, показал, что 69% россиян негативно ответили на вопрос о своем отношении к НАТО, а положительно - всего лишь 20%. Я вполне склонен считать это тоже определенным рецидивом и атавизмом прошлого.

Со временем отношение общественности к НАТО должно измениться, особенно если повестка дня во взаимоотношениях НАТО и России будет столь же динамично меняться в сторону реального сотрудничества, как это происходит после саммита Россия-НАТО в Италии и создания Совета Россия-НАТО, более известного как «двадцатка».

В отличие от наших никаких или уже давно не наших «дипломатов» солдаты Запада чётко знают и понимают своё маневр.

В упоминавшемся выше выступлении Билла Клинтона при вручении ему  премии имени Карла Великого, первого революционера и основателя незаконного Запада, тот ясно выразил североатлантическое миропонимание: «… Конечно, за минувшие 11 лет были и некоторые отступления. Но, без всякого сомнения, сегодня Европа привержена идеалам единения, демократии и мира, как никогда прежде. Гордиться этим должны как сами европейцы, так и американцы… В штаб-квартире НАТО развеваются флаги 19 стран членов союза и еще 27 его партнеров. В Центральной и Восточной Европе ставшие вполне реальными мечты о вступлении в ЕС и НАТО привели к решению практически всех застарелых этнических и пограничных споров. Наконец, наш друг Вацлав Гавел провел в конечном счете на посту президента больше времени чем в коммунистической тюрьме.

… В прошлом году, когда немецкие войска проходили по балканским проселкам, их встречали как освободителей. Какое прекрасное завершение ХХ столетия!

Россия тем временем осталась на пути демократии, несмотря на то, что ее жители страдали от тяжелых экономических невзгод, политического и криминального насилия, и трагедии войны в Чечне, которая может обернуться пирровой победой из-за огромных потерь среди мирного населения. Но все же Россия вывела свои войска из стран Балтии, признала независимость своих соседей и завершила первый демократический переход в своей тысячелетней истории…»[xiv].

Вот так.

И это западное ощущение «прекрасности» вполне обосновано.

Всё – поле чисто.

Западная незаконная империя опять собирается и накачивает мощь, она как никогда сильна - а говорить про её, как минимум, сомнительные права никого – сопоставимого по силе -  больше нет.

Вот Китай только, пожалуй, да и то это больше для бдительности…

Само возникновение НАТО и, тем более, наращивание НАТО уже и после ликвидации Варшавского блока и СССР являются отличным примером для наших доморощенных геополитиков, которые до сих пор талдычат о «сухопутных» и «морских державах» по книжкам Маккиндера начала прошлого века.

НАТО, связывая «сушу» и «море», соединяя сухопутные европейский Запад и североамериканский континент через Атлантический океан, а также сухопутные США и Японию через Тихий океан, является блестящим творческим порождением и достижением самого автора геополитики – но только уже в последние годы Второй Мировой войны.

Основатель геополитики  - как искусства реализации планов мирового господства  Запада - Маккиндер был, в отличие от наших прикормленных болтунов, честным служителем западных тысячелетних планов по доведению узурпации мировой власти до размеров Земного шара.

В 1943 году в возрасте 82 лет, за три года до смерти он кардинально изменил свои представления о  «геополитике» и фактически ввёл совершенно новое сухопутно-морское представление о своего рода земноморье, о  «средиземном океане» как ядре Северной Атлантики, а теперь ещё и Пацифики (Тихого океана)[xv]. И прямым результатом этого проектирования новой глобальной «фигуры»  - того, что сегодня и стали часто называть «развитым Севером» - с позиции англо-саксонского мира стало создание в 1949 году Североатлантического блока - НАТО.

В момент, когда кругом без умолку говорят об исчерпанности функций НАТО, возникает новый и единственный мировой центр – Североатлантический Союз. По сравнению с этой новой «Священной Римской Империей» Американо-Европейской нации и объединённая Европа и другие подобные союзы оказываются вторичными и третичными.

Здесь мы имеем дело с типичной для Запада методологией, когда выдвигается достаточно неосновательная идея центра мира и затем через захват и отстраивание этого центра мира осуществляется попытка узурпации мировой власти.

Прекрасным примером реализации такой методологии «проектирования и захвата центра» в языческом Риме являлась идея захвата Карфагена как центра того мира. Точно так же строились и крестовые походы, цель которых была определена в овладении центром мира – Иерусалимом - и, через это, захват всей полноты власти в мире – в то время через отнятие власти у Ромейского царства, через узурпацию Восточного Рима и, как всегда, превращение в одну-единственную и безусловную глобальную империю.

В своём послании германскому императору Генриху IV (1074)  Папа Григорий Седьмой писал о своих планах собрать армию из числа западных христиан и отправиться на помощь Константинополю. Более того, он сам собирался возглавить ее и лично вступить в «Святую Софию». Таким образом, Византия будет так спасена, что Запад сольётся с Востоком и  - … и Папа станет признанным главой всего христианского мира.

Вот интересная запись речи папы Урбана Второго, представленная в хронике Роберта Монаха (Roberti Monachi Histona Hierosolymitana), призывающего к освобождению Иерусалима как цели Крестовых походов: «Положите конец вашим ссорам, прекратите войны и оставьте споры и разногласия. Отправьтесь в путь к священной гробнице…

Иерусалим является центром мира; (пупом земли) страна эта плодороднее всех других стран, своими прелестями она напоминает ран... и тот царственный город, который стоит в центре мира, захвачен ныне врагами Господа и порабощен теми, которые не ведают Господа, и поставлен там храм язычников»[xvi].

К великому несчастью для мира, эта старая, очень старая, казалось бы, история в чистом и трагическом своём виде продолжается и теперь.

Эта никак не возникающая надолго незаконная империя, узурпирующая всеми мыслимыми и немыслимыми путями право быть мировой монархией, в итоге хочет одного - стать одной-единственной и безусловной глобальной империей и абсолютным гегемоном.

В ход идёт всё, что под руками, каждое лыко тут оказывается в строку. Если сегодня США и НАТО придумало себе международный терроризм и после чудовищной провокации 11 сентября 2001 года доблестно бросилась с ним в беспощадный бой – священный якобы и правый, то семьсот лет назад папы организовывали Крестовые походы под ту же антимусульманскую риторику исключительно в целях интеграции в себя Константинопольского царства и превращения в единственную глобальную империю.

Тогда эта непрерывная для Запада историческая задача решалась тогда через захват Иерусалима как центра мира или самим Константинополем – нашим Царьградом. Сегодня – через  захват древнего центра рождения мировых цивилизаций и по совместительству – для пиратов - самого большого нефтяного резервуара мира Ирака.

Послеялтинского мира больше нет. Необходимо полное переопределение международного права – но не за счёт его уничтожения, к чему почти готовы США и НАТо, а за счёт восстановления исторического права в тысячелетних масштабах.

НАТО с каждым днём крепчает, поскольку является современной формой незаконного Запада.

Особая прочность НАТО состоит в том, что лидером его является США и нужно оно прежде всего США. США – этой антиколониальной по происхождению стране – можно резче дистанцироваться от истории старой-престарой Западной Европы и, тем самым, размывать восприятие единых в своей основе действий США и ЕС.

Без США  Европа недееспособна в самим своих корнях и основаниях, поскольку абсолютно незаконна. А с США можно разыгрывать спектакль, который в мировой политике длится вот уж как столетие.

США выступает как абсолютно новый мир, поскольку американские ценности как универсальные покоятся на обретении независимости от Европы и от проблемы наследия и преемства законной мировой власти.

А старушка Европа принимает все грехи Запада на себя, но, глядя на этого вроде бы «божьего одуванчика», перестаёшь верить в эти тысячелетние мировые трагедии, начинаешь верить старым песням о главном: России необходимо вернуться в лоно европейской цивилизации– пусть соглашается она на возвращение яко блудная дочь, может, и простим…

Но куда ведёт тысячелетнее самозванство и непрекращаемый курс на узурпацию мировой власти и жизни?

Ложная идентификация и неумеренная, и ничем не оправданная гордыня ведёт к большой войне, периодически повторяющейся на всем Земном шаре.

И спасение может быть только в том, что в ответ на незаконные мировые действия должна быть предъявлена законная власть, удерживающая мир государственность.

 

Приложение 1

  Фрагмент из книги Бертрана Рассела «История западной философии» - книга 2-я, часть вторая «СХОЛАСТЫ», глава VII. ПАПСТВО В ВЕКА МРАКА»  

«… Папа Стефан III в 754 году, спасаясь от лангобардов, пересек Альпы и посетил Пипина; они заключили сделку, оказавшуюся в высшей степени выгодной для обеих сторон. Папа нуждался в военной защите, Пипин же нуждался в том, что мог дать один лишь папа: он хотел узаконить свой титул короля вместо последнего Меровинга. Взамен за эту ycлvry Пипин даровал папе Равенну и всю территорию бывшего экзархата в Италии. Рассчитывать на то, что Константинополь признает такой дар, не приходилось, и это делало неизбежным политический разрыв с Восточной империей.

Если бы папы остались зависимыми от греческих императоров, развитие католической церкви приняло бы совершенно иное направление. В восточной церкви Константинопольский патриарх никогда не мог добиться той независимости от светской власти или того превосходства над другими представителями церкви, которые были достигнуты папой. Первоначально все епископы считались равными, и на Востоке этот взгляд в значительной мере удержался. К тому же на Востоке было еще три патриарха - Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский, в то время как на Западе папа был единственным патриархом. (Этот факт, однако, утратил свое значение после мусульманских завоеваний.) На Западе, в отличие от Востока, подавляющее большинство мирян на протяжении многих столетий было неграмотным, и это дало церкви на Западе преимущество, которого она была лишена на Востоке. Ни один восточный город не мог сравниться по престижу с Римом, ибо престиж последнего соединял имперскую традицию с легендами о мученичестве Петра и Павла и о том, что Петр был первым папой. Император еще мог бы оспаривать престиж папы, но ни один из западных монархов не был на это способен. Императоры Священной Римской империи часто не имели никакой реальной власти; к тому же императорами они становились лишь после того, как их короновали папы. В силу всего этого освобождение папства от господства Византии имело первостепенное значение как для завоевания церковью независимости по отношению к светским монархам, так и для конечного утверждения монархической власти пап в системе управления западной церкви.

К этому периоду относятся два документа огромной важности: Константинов дар и Лжедекреталии. Лжедскреталии нас не интересуют, но о Константиновом даре нужно сказать несколько слов. Чтобы придать дару Пипина вид законности, уходящей в глубь веков, церковники подделали документ - мнимый эдикт императора Константина, по которому он якобы при основании нового Рима даровал папе древний Рим и все его западные территории. Эта дарственная грамота, которой папство обосновывало свое право на светскую власть, признавалась подлинной на протяжении всех последующих столетий средневековья. Впервые она была отвергнута как подделка в эпоху Возрождения, в 1439 году, - Лоренцо Валлой (ок. 1406-1457 годов). Балла был автором книги «Об изяществе латинского языка»; понятно, что в документе, сочиненном в VIII столетии, этого изящества не было и в помине. Удивительнее всего, что уже после издания книги против Константинова дара, а также трактата, восхваляющего Эпикура, Лоренцо Балла был назначен на пост апостолического секретаря папой Николаем V, в глазах которого латынь значила больше, чем церковь.

Впрочем, Николай V вовсе не предлагал отказаться от церковных государств, хотя право папства на них и обосновывалось мнимым Константиновым даром.

Краткое изложение содержания этого замечательного документа мы находим у С. Делисла Бернса:

«Константин начинает с краткого изложения никейского символа веры и библейских рассказов о грехопадении Адама и рождении Христа; затем он заявляет, что был болен проказой, что доктора оказались бессильными и потому он обратился к «жрецам Капитолия». Они посоветовали Константину принести в жертву нескольких младенцев и омыться в их крови, но, тронутый слезами их матерей, он сохранил им жизнь. В ту же ночь ему явились Петр и Павел и заявили, что он будет исцелен папой Сильвестром, укрывающимся в пещере на горе Соракт. Константин отправился к горе Соракт, где «вселенский папа» рассказал ему, что Петр и Павел были апостолами, а не богами, и показал их изображения, в которых он узнал тех самых лиц, что явились ему в видении; император признал их превосходство над всеми своими «сатрапами». Тогда папа Сильвестр назначил ему в течение известного срока нести покаяние во власянице;

затем, увидев, что с неба протянулась рука и коснулась Константина, он окрестил его. Константин исцелился от проказы и отрекся от почитания идолов. Затем «со всеми своими сатрапами, сенатом, своей знатью и всем римским народом он счел за благо предоставить престолу Петра верховную власть», а также главенство в отношении Антиохии, Александрии, Иерусалима и Константинополя. Затем Константин выстроил церковь в своем Латеранском дворце. Папе он даровал свою корону, тиару и императорские одеяния. Он собственными руками надел тиару на голову папы и держал повод его лошади. Константин оставил «Сильвестру и его преемникам Рим и все провинции, округа и города Италии и Запада, дабы они вечно подчинялись власти римской церкви»; сам же он затем переехал на Восток, «ибо несправедливо, дабы земной император имел власть там, где небесный император утвердил господство епископов и главы христианской религии».

Лангобарды не обнаружили покорного смирения перед Пипином и папой, но в нескольких войнах с франками они были разбиты. Наконец в 774 году сын Пипина, Карл Великий, двинулся в Италию, нанес лангобардам сокрушительное поражение, заставил их признать себя своим королем, а затем занял Рим, где подтвердил дар Пипина. Папы, занимавшие римский престол при Карле Великом - Адриан и Лев III, - считали, что в их интересах всячески поддерживать его планы. Он покорил большую часть Германии, при помощи жесточайших преследований обратил в христианство саксов и в конце концов, когда на рождество 800 года папа короновал его в Риме императором, в своем собственном лице возродил Западную империю.

Основание Священной Римской империи, знаменуя собой эпоху в развитии средневековой теории, имело гораздо меньшее значение для развития средневековой практики. Средние века были необычайно привержены к юридическим фикциям; до времени Карла Великого умами людей продолжала владеть фикция, что западные провинции бывшей Римской империи все еще подвластны de jure константинопольскому императору, который считался единственным источником законной власти. Карл Великий, понимавший толк в юридических фикциях, настаивал на том, что трон империи был свободным, ибо правящая восточная государыня Ирина (которая сама себя величала не императрицей, а императором) узурпировала власть, поскольку женщина не имеет права быть императором. Признание законности своих притязаний на императорский титул Карл получил от папы. Таким образом, с самого начала установилась любопытная взаимозависимость папы и императора. Императором нельзя было стать без акта коронации, совершаемого папой в Риме; с другой стороны, на протяжении ряда столетий любой сильный император притязал на право назначать и низлагать пап. Средневековая теория законной власти устанавливала ее зависимость и от императора и от папы; их взаимная зависимость тяготила обе стороны, но на протяжении ряда столетий была неизбежной. На этой почве возникали постоянные столкновения, в которых перевес был то на одной, то на другой стороне. Наконец в XIII столетии конфликт стал непримиримым. Папа вышел из этой борьбы победителем, но вскоре после того утратил моральный авторитет. Оба они - и папа и император Священной Римской империи - уцелели: папа - до сегодняшнего дня, император - до времен Наполеона. Однако тщательно разработанная средневековая теория, определявшая соотношение их власти, утратила силу уже в XV столетии. Единство христианского мира, которое утверждала эта теория, было разрушено могуществом французской, испанской и английской монархий в светской сфере и Реформацией - в сфере религии».

 

---

[i] Представьте себе, если бы вдруг завтра утром москвичи узнали, что правительство, все банки и все посольства переехали, ну, например, в Хабаровск – вот так же стали себя чувствовать вдруг оказавшиеся на краю (т.е. по-латыни маргиналами) жители города Рима. Известный историк, автор классической «Истории Византийской империи» А.А. Васильев писал в черновой рукописи книги: «Рим, древняя столица мировой державы, сделался обыкновенным провинциальным».

[ii] Успенский Ф. И. История Византийской Империи (с изд. 1927 г.) М. Мысль. 1996. С. 631.

[iii] «Америка должна оставаться добрым партнером и верным союзником Европы». Выдержки из выступления президента США Билла Клинтона в Аахене на торжественной церемонии вручения ему премии имени Карла Великого» - Радио Свобода, 05.06. 2000 -  http://www.svoboda.org/programs/CE/2000/CE.060500.asp

[iv] «Сие послание старца Филофея …» - в Н.В. Синицына. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV – XVI вв.). – М., «Индрик», 1998, стр. 342.

[v] Первым публичным разоблачением этой грамоты стало сочинение как сочинение Лоренцо Валлы «Рассуждение о подложности так называемой Дарственной грамоты Константина» (1440), в котором он неопровержимо,  опираясь на достижения  истории, археологии, филологии, нумизматики и других знаний,  доказал подложность «Константинова дара». Подробное изложение ситуации с подлогом см. в работах Павлов А. Подложная дарственная грамота Константина Великого папе Сильвестру в полном греческом и славянском переводе// Византийский временник. СПб., 1896. Т. III. С. 59-82; Байджент М., Лей Р., Линкольн Г. Священная загадка. СПб. 1993 (пер. с фр. Ольги Фадиной - Michael Baigent, Richard Leigh, Henry Lincoln. L’Enigme Sacre. Paris 1982) и Святая Кровь и Святой Грааль, - М., 1997. (пер с англ. В. Скобей -  The Holy Blood and the Holy Grail. London 1982).

[vi]  «Хотя с исторической точки зрения более вероятным представляется, что обряд этот был совершен на смертном одре императора Евсевием Никомидийским. Известно было, что Константин страдал проказой, единственным средством от которой в то время считалось омовение в крови невинных младенцев. Явившиеся ему во сне Св. Петр и Св. Павел сказали, чтобы он вместо этого послал за Сильвестром. Император послушался, был крещен этим: святым и излечился от своей болезни - аллегория на его обращение в христианство. Сильвестр облачен в понтивикийские одежды, на нем либо митра, либо тиара. Или он держит портреты Петра и Павла. ВОЛ у его ног служит указанием на того вола, которого он чудодейственным образом воскресил во время спора с волхром [Замврием]. ДРАКОН - привязанный или прикованный - символизирует побежденное язычество. «Крещение Константина. Сильвестр льет святую воду на голову императора, стоящего перед ним на коленях, обнаженного, в одной набедренной повязке, в водоеме или на берегу. Его доспехи и оружие грудой лежат на земле. Римские воины взирают на происходящее - они озадачены. Этот сюжет символизирует важнейший момент в истории становления христианской Церкви - ее официальное признание внутри Римской империи. Повествовательные циклы, сохранившиеся в Италии, Испании и Франции и относящиеся главным образом к XIII-XV векам, включают в себя следующие сцены: Сильвестр воскрешает вола; он побеждает дракона; Константин возвращает невинных младенцев их матерям; его взору предстает видение Петра и Павла; посланцы Константина призывают Сильвестра; Сильвестр крестит императора…» (Петер Грайф. «Опыт словаря символов» - http://www.apress.ru/pages/greif/sim/s/silvestr.htm

[vii] Отдельный огромный вопрос о постоянных сговорах западных и османских правителей  против главного общего врага православного Ромейского царства, Царьграда. Читая историков, нередко ловишь себя на мысли, что сегодняшняя кровавая игра США и «Усамы Бен Ладена» в кошки-мышки также впервые была поставлена и отрепетирована ещё в те времена».

[viii] История Византийской империи, - http://www.kulichki.com/~gumilev/VAA/vaa125.htm . Интересно и такой образ Хлодвига, заполучившего консульский диплом Ромейского государя, который приводит канд. исторических наук    В. Д. Балакин: «Облачившись в консульскую, подбитую пурпуром тогу, Хлодвиг торжественно разъезжал по улицам Тура, и толпа приветствовала его как Августа».

[ix]  «Согласно летописцу Хинкмару, во время крещения Хлодвига с небес слетела голубка, принесшая в клюве хрустальный сосуд (Saint Ampule)  c  драгоценным мvром, которым был когда-то помазан на царство сам царь Давыд. Французский исследователь Жан Робен писал об этом так: «Хлодвиг был главой Regnum Francorum, царства, которому суждено было в дальнейшем стать Францией и «первородной нацией». И вот Император Востока, Анастасий I, кроме титулов патриция и консула, передает ему Императорские инсигнии, которые Меровинг с особой торжественностью получает в Туре, повинуясь сверхисторическому велению, соделывающему Хлодвига продолжателем не только Империи, но также и священного Царства Давыда, чрез помазание чудесного происхождения елеем из Нерукотворной Святой Сткляницы (Saint Ampule)». Между прочим, Святая Сткляница многие века хранилась в кафедральном соборе в Реймсе, древней столице Царей (Rois, королей). «Этот драгоценный сосуд, — писал Э. Канселье, — был разбит в 1794 году публично на городской площади Реймса членом конвента Рюлем (Rьhl), через год окончившим свои дни жалким образом, подставив голову под пистолет» - В.И. Карпец. РУСЬ МIРОВЕЕВА. Опыт «исправления имен». - http://chevengur.by.ru/mirov/novg.htm

[x] Арнольд Тойнби. «ПОСТИЖЕНИЕ ИСТОРИИ», часть первая «ШЕСТЬ ФОРПОСТОВ В ИСТОРИИ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ. Западный мир против континентальных европейских варваров»

[xi] При составлении данного обзора я неоднократно пользовался данными «Энциклопедии «Кругосвет» (http://www.krugosvet.ru/index.htm ), которая является дополненным и исправленным изданием в переводе на русский язык «Энциклопедии Кольера» ("Collier's Encyclopedia"), выходившей в США в 1952-1998 гг., и представлена в интернете некоммерческим фондом «Поддержки культуры, образования и новых информационных технологий»

[xii] Н.В. Синицына. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV – XVI вв.). – М., «Индрик», 1998, стр. 61

[xiii] Сергей Ястржембский «НЕ НАДО БОЯТЬСЯ "БОЛЬШОГО НАТО». Расширение альянса создает сложности в первую очередь ему самому», - «Независимая газета», 13.01.2003

[xiv] «Америка должна оставаться добрым партнером и верным союзником Европы». Выдержки из выступления президента США Билла Клинтона в Аахене на торжественной церемонии вручения ему премии имени Карла Великого» - Радио Свобода, 05.06. 2000 -  http://www.svoboda.org/programs/CE/2000/CE.060500.asp

[xv] В статье «Круглая земля и выигрыш мира» - Halford J. MacKinder. The Round World and the Winning of the Peace (Foreign Affairs, July 1943. Перепечатана в его книге Democratic Ideas and Reality (W.W. Norton & Co, New York,1962). Огромная работа по анализу американских и глобалистских доктрин и концептов проделана Николаем Корнеевичем фон Крейтером (см., например, его работу «Американская геополитика на службе завоевания мира» -  http://press.21.ru/print.phtml?id=836 , а также большое число других важных работ на этом и других сайтах – в частности, на  http://www.prezident.ru/press/kreitor.htm ) и Олегом Ариным  (Р.Ш-А. Алиевым) – см. его сайт http://www.olegarin.com/index.html . Пользуясь случаям, хочу выразить им глубокую благодарность.

[xvi] Цитирую по книге «Иерушалаим - столица государства крестоносцев» -  http://school.ort.spb.ru/(Eng)/library/torah/child/child10/history/title2.html

http://www.pereplet.ru/krupnov/11.html