http://left.ru/2005/7/health124.phtml

Антиглобализм: три года спустя

1. Как это начиналось

Слово «антиглобалист», попавшее в русский язык приблизительно в 2001 году, очень быстро стало чрезвычайно популярным. Известия о полумиллионных демонстрациях сначала в США, потом в Европе будоражило наших оппозиционеров. Не вполне ясно было не только, кто такие антиглобалисты, но и что такое глобализация, против которой они вроде бы выступают. Автору этих строк довелось в 2000 году побывать в Турции, где при поддержке местных властей проходила конференция «Фундаментализм и «новый мировой порядок». Пришлось немало потрудиться, чтобы собрать сведения о «новом мировом порядке» - еще непривычном понятии. Впрочем, его неприемлемость была уже тогда очевидна для многих, что проявилось и на конференции: хотя власти собрали «женщин Востока, борющихся против фундаментализма», они в большинстве своем осудили в первую очередь новый мировой порядок – засилье Запада и в политической, и в экономической жизни своих стран.

Выступления в Сиэтле, Праге, а затем в Генуе, Барселоне, Давосе и других городах, приуроченные к встречам «Большой семерки» (затем, как бы «восьмерки»), Международного валютного фонда, Мирового банка – организаций, воплощающих в себе глобализацию управления человечеством, были направлены в основном против экономического угнетения стран «третьего мира», против эксплуатации незаконных иммигрантов внутри стран «золотого миллиарда». Так что в принципе движение было созвучно коммунистическим идеалам, и коммунисты Европы (наряду с троцкистами, анархистами, «зелеными») действительно приняли в нем участие.

Однако не они задавали там тон. Весьма значительным оказалось влияние созданного авторами французской газеты «Монд дипломатик» «Альянс за введение закона Тобина» – впоследствии знаменитый АТТАК. Проект закона предусматривал взимание 0,1% налога с каждой спекулятивной финансовой сделки. С одной стороны, это должно было ограничить приток капитала в финансовые спекуляции, занимающие все большее место в денежном обороте, и перенаправить капитал в реальную экономику. С другой, полученные средства предполагалось пустить на помощь странам третьего мира. Таким образом, речь шла об улучшении положения в рамках складывающейся ситуации – но не о преломлении тенденции. И в общем это свойственно и другим участникам движения, среди которых – и троцкисты, и коммунисты, и экологисты, и феминистки, и…

Антиглобалистское движение на самом деле – не движение, как это понимается в политологии. И не антиглобалистское, если уж точно. Оно не имеет (по крайней мере, явно) единого центра. Говорят о сетевой организации, об информировании по Интернету (хотите – подключайтесь: www.fse-esf.org). Поговаривают о самых разных источниках финансирования – от арабских шейхов до европейских правительств, таким образом противопоставляющих интересы Европы Штатам. Впрочем, и не нужно особо много денег на совместные демонстрации несколько раз в год.

Более упорядоченным проявлением этих общественных настроений стали «социальные форумы», проходящие с 2001 года. Они объединили всех тех, кто не доволен какими-либо аспектами социального устройства – кроме представителей партий и правительственных учреждений. Именно их и называли журналисты антиглобалистами – противниками глобализации.

Однако сами участники движения в массе своей это название не приемлют – им оно представляется намеком на обскурантизм: глобализация – естественный процесс, которому бессмысленно противостоять, и передовые деятели не должны быть в этом даже заподозрены. Чаще всего (особенно в наших краях) для самоназвания используется термин «альтерглобализм» – т.е. глобализация, но по-другому. И когда они провозглашают свой основной лозунг «Иной мир возможен» – имеется в виду «в пределах нашей, западной цивилизации».

Интересно, что на Западе недовольство теми же самыми проявлениями «нового мирового порядка» высказывают и «ультраправые», с которыми, однако, альтерглобалисты дела категорически не хотят иметь. Даже антиамериканские демонстрации во время иракской агрессии старались проводить порознь.

Из России на форумы и массовые мероприятия регулярно, с 2001 года приезжали делегации, составленные из тех, кто давно уже имел контакты с зарубежными участниками этих мероприятий. Это троцкисты, «еврокоммунисты», политологи, как Б.Кагарлицкий, экономисты, группирующиеся вокруг А.Бузгалина, молодежь «красной» ориентации.

В целом те, кого относят к антиглобалистам, поддерживают проекты изменений общества, пусть даже радикальных – но внутри той западной цивилизационной парадигмы, которая находится в состоянии кризиса.

Есть, конечно, и исключения. В частности, иные позиции занимает известный экономист Самир Амин. Он лидер отделения АТТАК-Юг и в то же время один из создателей теории евроцентризма, которая еще в шестидесятые годы наглядно продемонстрировала неединственность цивилизационных путей и гибельность ситуации, когда все пути обрываются в угоду одной, западной, идущей из Европы. Это и было названо евроцентризмом.

И в дальнейшем, на встречах антиглобалистов, Самир Амин оставался ярым противником цивилизации, которая породила капитализм и империализм, заведшие человечество в тупик.

Всплеск активности антиглобалистских организаций, слабо связанных друг с другом в сеть, приходится на 2002-2003 годы, когда именно с их участием проходили мощные антивоенные выступления, спровоцированные агрессией США против Ирака. В дальнейшем стало падать и число демонстрантов, протестующих против международных встреч в верхах, и число участников Социальных форумов. Среди них появилось немало тех, кого с трудом можно было бы отнести к антиглобалистам. Например, в Лондонском социальном форуме 2004 года участвовали представители «Гринпис», а одна из зачинательниц и лидеров альтерглобалистов Сьюзен Джордж выступила в рядах организации «План Маршалла для мира» – вполне, с нашей, российской точки зрения, глобализаторского проекта.

Все это не означает, что жители планеты смирились с участью «новых кочевников», которую им обеспечивает «новый мировой порядок», продвигаемый глобализаторами. Однако пути противодействия пока только ищутся.

2. Антиглобализм по-русски

В России первые встречи и форумы, участники которых называли себя антиглобалистами, прошли в 2001 году. Однако представление о «новом мировом порядке» и о необходимости борьбы с ним формулировались в работах публицистов и общественных деятелей разных направлений.

Марксистский взгляд на глобализацию как на «высшую стадию» империализма формулировался коммунистом Борисом Хоревым. Ему же принадлежит и мысль о том, что Россия не может участвовать в открытом рынке из-за издержек, вызванных географическим положением – суровым климатом большей части страны и удаленностью от океанских путей сообщения (впоследствии эта мысль была блестяще развита А.П.Паршевым). Положение о «дополняющей» и «периферийной» экономике, которое развенчивало либеральные надежды на «процветание России на пути рыночных реформ», активно развивалось очень многими экономистами, в том числе и учениками Бориса Сергеевича.

Важно подчеркнуть, что теоретическая работа Б.С.Хорева сочеталась с его политической активностью – он был одним из руководителей РКРП – первой компартии, созданной в России после краха Союза. И фактически антиглобалистское содержание имела деятельность созданной им «Антиколониальной лиги», в рамках которой обсуждались фундаментальные проблемы разгрома России и перспективы противодействия ему.

О таком же стихийном, фактическом антиглобализме можно говорить и применительно к трудам ученых и публицистов так называемого патриотического направления. Цивилизационное противостояние России Западу было прекрасно отражено в работах публициста Вадима Кожинова. Подобные проблемы – и схожие выводы можно было встретить в работах таких разных ученых, как К.Г.Мяло и А.А.Зиновьев, у публицистов М.Калашникова, Г.Шелепина и В.Лисичкина. Основной вывод всех этих работ: против России ведется война, и она связана с экспансией западной цивилизации.

Особо отметим работы Сергея Кара-Мурзы, имеющие огромное влияние на наших мыслящих сограждан (в числе участников антиглобалистских мероприятий числится «Клуб питерских кара-мурзистов»). В серии книг философ рассмотрел события русской истории девятнадцатого-двадцатого веков – столыпинскую реформу, революции, гражданскую войну, строительство социализма – с точки зрения взаимодействия русской и западной цивилизаций. Именно С.Г.Кара-Мурза ввел в оборот понятие евроцентризма (а также труды Самира Амина).

Глубокое философское понимание глобализации было дано в трудах А.С.Панарина. Известный философ и политолог интерпретировал события конца двадцатого века – постмодерн - как развитие тенденций, заложенных в эпоху Возрождения. Но, достигнув апогея, они превращаются в противоположность, выхолащиваются. «Знак отрывается от того, что он означает», - заявляет философ и показывает, как в экономике деньги перестают быть мерилом реального производства, поскольку основной оборот переносится в сферу финансовых спекуляций. В духовной сфере воцаряется постмодернизм, «игровое» отношение к изображаемому, и искусство превращается в пародию на само себя. Удовлетворение человеческих потребностей перерастает в гедонизм – стремление к жизни ради наслаждений, что логически ведет к распространению наркотиков. А.С.Панарин указывал на противостоящее этим тенденциям христианское, в первую очередь православное мироощущение.

Среди тех, кто первым понял опасность «нового мирового порядка», - педагоги-публицисты И.Я.Медведева и Т.Л.Шишова. Осознав пагубную роль программы планирования семьи, они – едва ли не в одиночку - развернули борьбу против внедрения секс-пропаганды в школе, против других проявлений программ, ведущих к сокращению рождаемости. В этой борьбе они обрели немало союзников и добились победы -– внедрение программ «секс-просвета» в школы было остановлено. По ходу дела пришло осознание причин того, что Россию постигла катастрофа. Этому пониманию способствовало и знакомство с трудами американских философов – противников модернизации, в частности, Линдона Ларуша. (Заметим, что альтерглобалисты не рассматривают его и других консервативно настроенных деятелей в качестве союзников).

Особое место в идейной подготовке русского антиглобализма занимает Г.А.Зюганов – лидер крупнейшей оппозиционной партии КПРФ. Его статьи, а в дальнейшем и книга «Глобализация и судьба человечества» содержала трезвый анализ с марксистских позиций нового мирового порядка, названного Зюгановым «Глобализация по-американски». Утверждалось, что глобализация неизбежна, но империализму нужно противопоставить социалистические идеи братства народов. К сожалению, эти работы не повлияли на активность партии. Но для антиглобалистского движения большую роль сыграла идеология КПРФ в целом, объединяющая социальные задачи коммунизма с патриотизмом и православием.

Экономисты – М.Хазин. С.Егишянц, М.Делягин, А.Уткин – анализирующие состояние глобализирующейся экономики, тоже отмечали тенденции, ведущие к «новому мировому порядку», гибельному для человечества. М.Делягин даже создал Институт проблем глобализации, который в 2002 году, когда Делягин стал советником премьер-министра, он передал Б.Кагарлицкому.

К 2001 году о «новом мировом порядке» заговорили сразу в разных кругах. И именно в это время стали складываться основные направления антиглобалистских движений.

В принципе, слово «антиглобализм» первыми стали использовать небольшие леворадикальные молодежные группы из Питера. Вообще Ленинград- Петербург, наш самый европейский город, стал «колыбелью» почти всех направлений антиглобализма. В 2001 году группа, сформировавшаяся вокруг Петровской академии, при участии руководителя отделения КПРФ Ю.Белова, с приглашением из Москвы С.Кара-Мурзы. А.Зиновьева и ряда других, провела две конференции, посвещенные «новому мировому порядку», на которых было создано движение «Нет колониальному глобализму». В дальнейшем движение проводило два раза в год конференции, участвовало в акциях социального протеста, особо знаменитыми оказались действия молодежи во время приезда Дж.Буша в Санкт-Петербургский университет в 2002г. и акция на Марсовом поле во время празднования трехсотлетия С.-Петербурга (акции проводились совместно с молодежными лево-патриотическими организациями). Проводилась агитационная и просветительская работа.

Примерно в это же время в Петербурге ученый-нейробиолог и в то же время православный публицист В.Филимонов объединил вокруг себя православных, которые увидели в постепенном внедрении в нашу жизнь номеров и электронных носителей информации (смарт-карт) опасность установления тотального контроля за населением. В основе заявлений против новых паспортов, ИНН лежали апелляции к чувствам верующих, видящих в кодах «число зверя» и другие проявления Апокалипсиса. Однако осознавалась и непосредственная угроза занесения на микрочипы в паспорте, на «социальных картах» информации, позволяющей организовать при необходимости постоянную слежку за человеком, а в случае его «нелояльности» – даже «исключение из жизни».

Движение начиналось с составления петиций против принятия соответствующих законов. В дальнейшем появились юристы, защищавшие интересы тех, кто не хотел брать новые паспорта и ИНН. Движение охватило православных в России, Украине, Белоруссии, Молдове, оно нашло поддержку у ряда церковных деятелей.

В конце 2001 года в Москве была сделана попытка провести социальный форум на манер альтерглобалистского Социального форума в Порту-Аллегри. В его организации участвовали Б.Кагарлицкий, троцкисты, несколько коммунистических журналистов и представительница АТТАК француженка Карин Клеман. Форум вылился в небольшой Круглый стол в редакции «Правды», немногочисленное заседание в ДК ВОС и авангардистскую выставку. Однако именно с него началось создание альтерглобалистского движения в России. Уже весной 2002 г. А.Бузгалин провел довольно многочисленную научную конференцию по проблемам глобализации, впрочем, собравшую преимущественно академическую среду. Однако в дальнейшем в России, в основном с помощью троцкистских организаций, были созданы отделения АТТАК в нескольких городах.

В апреле 2002 г. в Москве был организован форум «Векторы антиглобализма», созванный по инициативе Движения за возрождение отечественной науки, Московского отделения КПРФ, а также общественных, женских и православных организаций. На форуме была подписана Декларация сопротивления новому мировому порядку и таким образом положено начало Антиглобалистскому сопротивлению – сетевой организации с координационными функциями. Эта организация объединила тех, кто, в отличие от альтерглобалистов, видит в «новом мировом порядке» угрозу всем цивилизациям Земли и понимает, что «косметическим ремонтом» западного мира сопротивление ограничиться не может.

С 2004 года сеть стала действовать в разных регионах, причем в Петербурге ее «узлом» стало уже упоминавшееся движение «Нет колониальному глобализму». По инициативе Антиглобалистского сопротивления были проведены конференции, Круглые столы, публичные акции (см. приложение), в том числе и Всероссийский форум антиглобалистов. Его задачей было: установить контакты между различными организациями, включающими в свои задачи проблемы сопротивления Новому мировому порядку, а также определить новые проблемы, возникшие перед антиглобалистами в последние годы.

3. Новые повороты

За три года существования Антиглобалистского сопротивления многое изменилось в мире. «Новый мировой порядок» стал наступать гораздо жестче и наглее. Мы – обобщенно выражаясь, нормальные люди планеты, – оказались просто не готовы к такой наглости. До сих пор многие наши сограждане, а тем более, жители других стран, не могут поверить, что атака американских небоскребов 11 сентября 2001 года была организована при участии сил «нового мирового порядка», обильно представленных в руководстве США.

В России наглость в полной мере раскрылась в ходе «социального реформирования», когда беспрецедентное и неоправданно жесткое обирание населения представляли как выражение социальной справедливости и «пожеланий трудящихся».

Вместе с этим к большинству наши соотечественников пришло понимание многих вещей, которые раньше замазывались пропагандой. А теперь даже официозные СМИ не отрицают: реформы начала девяностых – вовсе не «возвращение на столбовую дорогу истории», а разграбление могучей (пусть и претерпевающей кризис) страны. Однако: «обратного пути нет», смиритесь с собственной бедностью и с униженным положением своей страны.

Такой же подход: «Теперь уже ничего не поделаешь» активно применяется и по отношению к другим сферам жизни. Все общество возмущено рекламой и телевидением. То, о чем говорили на «круглых столах» православные, антиглобалисты и коммунисты, теперь повторяется чуть ли не президентом. Но при этом такой же ответ: да, безнравственно, да, пагубно для душ, особенно детских. Но, по словам Путина, мы имеем то телевидение, которого достойны. Мол, и не надейтесь, лучше не будет.

Гораздо медленнее приходит к обществу понимание опасности использования компактных носителей информации (смарт-карт, вживляемых микрочипов) для сбора информации и отслеживания любого гражданина, позволившего себе какое-либо проявление независимости, вышедшего за рамки, которые могут быть установлены сколь угодно тесно – ведь уже ничего не поделаешь! Пока что на многих в этом вопросе действует даже не официальная пропаганда – она этого просто не замечает. Большинство по инерции верят в прогресс и считают его проявления неизбежными.

Но вот отношения к «самой демократической стране» – США и вообще к «свободному миру» и его ценностям у русских уже устойчиво негативное. И насчет того, что будем жить, «как там», уже не повторяют.

А что взамен? Для старшего и среднего поколения остается перспектива смириться и вертеться, пытаясь выжить. Политика, протест представляются глупостью, работой на «дядю, который на твоем горбу въезжает во власть». То, что называлось демократией, обессмысливается, причем не только в России, но и в США, Европе.

В случае с молодежью власти надеются на то, что мозги, одурманенные пивом и наркотиками, перевозбужденные постоянными напоминаниями о сексе, можно легко заморочить и убедить, что происходящее – это и есть нормальная счастливая жизнь. А чтобы реалии не пробились в сознание, существование все больше виртуализуется телевидением, компьютерными играми и Интернетом. На Землю приходят люди, которые приближаются к стандартам, провозглашенным творцами «нового мирового порядка». Так что растущая наглость «творцов» вполне оправдана.

В то же время политическая оппозиция в России и за рубежом теряет свою эффективность. В Европе окончательно возобладал американский политический стандарт, когда не интересы классов и социальных групп, а кланы, ничего по сути не меняющие в политике страны.

В США, напротив, именно в новом тысячелетии проявилось противостояние сторонников «нового мирового порядка» в мире без границ (демократы) и «Всемирной американской империи» (республиканцы). Однако в любом случае оба варианта означают порабощение мира, а те ценности, которые республиканцы возвращают в жизнь американцев – ужесточение контроля за телевидением, осуждение абортов и т.п. – могут остаться достоянием только избранных.

В России происходит постоянное изменение карты политических сил при активном вмешательстве властных политтехнологов. Роль управляемости в политическом поведении населения возрастает. После управляемых бархатных революций в ряде стран СНГ возникло ощущение полной «оседланности» и отсюда бессмысленности любых проявлений протеста. И в обессмысливании немалую роль играют технологии управляемого протеста: зачем ходить на митинги, если на другие митинги людей приглашают за деньги. И те идут и несут лозунги, направленные против собственных интересов. Это наблюдалось в ходе реформы «монетизации» льгот.

Однако политтехнологические провокации в России – попытки раскола КПРФ, создание ей противовеса в виде партии «Родина» с постоянно меняющейся степенью протестности – удаются лишь настолько, насколько они отвечают уже имеющимся тенденциям. Расколы последних лет - а их претерпели практически все организации, в том числе и связанные с Антиглобалистским сопротивлением, вызваны переломностью ситуации, отходом от парадигмы, складывавшейся веками. Мы пока еще не представляем, как можно противодействовать силам «нового мирового порядка – опасности, которую еще не знало человечество.

В своей новой книге З.Бжезинский заявил, что помешать созданию «дивного нового мира» могут только коммунисты христиане и антиглобалисты. И времени у них немного. Самир Амин, выступая на Лондонском социальном форуме заявил, что противодействие должно оказываться на всех уровнях, по всем фронтам.

Чтобы сохранить свои ценности, свои особенности, уникальность каждого народа, человечество должно объединить усилия и не допустить наступления «нового мирового порядка». Этим стремлениям и посвящена наша книга.

http://anti-glob.narod.ru/st/3goda.htm

Глобализация и право на историю

Как правило, в России, говоря о глобализации, на первый план выдвигают угрозу стирания национально-культурных различий, которую она несет с собой. Так, покойный А.С.Панарин в своей фундаментальной работе “Искушение глобализмом” (М., 2000 г.), хотя и не оставляя без внимания иные аспекты этого явления, все-таки сокровенной его серьезностью считает – и это курсивом постулируется на первых же страницах книги – “последовательное отстранение от всех местных интересов, норм и преданий”.

В целом же фиксация именно на этой стороне процесса у нас так велика, что на второй или даже на третий план отходит тот аспект глобализации, который как раз находится в центре внимания зарубежных антиглобалистов – как западных, так и представителей стран мира, еще недавно именовавшегося “третьим”. А именно: быстрое углубление, притом в планетарных масштабах, социально-экономического неравенства, чего сегодня не может отрицать никто. Вот почему о нем говорят уже не только антиглобалисты, но и Дж.Сорос, как раз на этом основании считающий их протест оправданным, и З.Бжезинский в своей последней книге “Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство” (М, 2004 г.), и Ватикан. Более того: недавно скончавшийся Иоанн Павел II, несмотря на его хорошо известный антикоммунизм и не менее хорошо известную роль в разрушении СССР, счел нужным, однако, еще в 1994 году в своем своеобразном письменном интервью итальянскому журналисту Витторию Мессори (позже оформившемся в широко известную книгу “Переступить порог надежды”) уточнить: “Я не склонен слишком упрощать этот вопрос. У того, что мы называем коммунизмом, есть своя история. Это – протест против человеческой несправедливости, протест огромного мира людей труда…”

К сожалению, подход РПЦ к этой сложной проблеме, во всяком случае, подход ее высших иерархов, выступления которых мы и слышим чаще всего, как раз остается весьма упрощенным. А это не могло не наложить отпечаток на восприятие паствы, в том числе и многих пишущих о глобализации православных публицистов, из поля зрения которых, в общем, выпадает вопрос, по ряду признаков грозящий стать едва ли не центральным в наступившем ХХI столетии. И это особенно удивительно в России, где пропасть между богатыми и бедными углубляется со скоростью едва ли не космической, а коэффициент разрыва (недавно была названа цифра 38!) уже приближается к мировому рекорду.

А ведь проблема не сводится только к неравенству жизненных условий и стартовых позиций вступающих в жизнь поколений, только к снятию самых вопиющих проявлений бедности, сколь бы важным это ни было само по себе. Разумеется, прежде всего нужно накормить голодающих, но что дальше? Получат ли они сеть, которой уже сами смогут ловить рыбу, - иными словами, те возможности развития, которые являются единственным подлинным ключом к реальному решению проблемы, а не к благотворительной имитации такого решения? В этом есть, увы, самые серьезные основания сомневаться. Как и в прогнозах авторов “Проекта тысячелетия ООН”, согласно которым к 2015 году более 500 млн. человек в мире смогут выбраться из крайней нищеты – слишком краток срок и слишком велико количество нищих. Между прочим, Всемирный банк, опираясь на свои данные, считает, что такое сокращение бедности России не коснется. И уж тем более невозможно за такой краткий срок создать основательные предпосылки развития. Никаких признаков серьезной работы в этом направлении и не наблюдается. Зато все отчетливее заявляет о себе тенденция “сильных мира сего” дозировать уже не только благотворительную помощь в зависимости от степени лояльности нищих к политическим целям и действиям этих сильных (заявления Пола Вулфовица, недавно назначенного директором Всемирного банка, достаточно красноречивы), но - и это-то, на мой взгляд, образует сокровенное ядро проблемы – самый доступ к развитию.

Значение того, что совершается на протяжении последних 15 лет в России, под этим углом зрения переоценить просто невозможно. Здесь перед нами действительно эталон совершенно нового феномена – или, если угодно, полигон небывалого эксперимента по разворачиванию развития вспять, притом формально мирными средствами, исключительно методами политического, информационного и психологического воздействия. Ведь речь не об Африке, не об одной из вчерашних колоний (иные из которых уже начинают и обходить Россию): нет, перед нами случай стремительного, обвального регресса вчерашней сверхдержавы, по ряду параметров социального, научно-технического и культурного развития занимавшей (что признавалось и международными организациями, и даже ее недругами) не просто передовые, но опережающие лидирующие позиции. Сверхдержавы, крушение которой, собственно, и освободило путь к разворачиванию процесса глобализации в той его уродливой, извращенной и, в перспективе, губительной для человечества форме, который стремительно набирает силу сегодня.

***

Сразу же хочу подчеркнуть: я не считаю плодотворной позицию тотального, абсолютного отрицания самой глобализации как таковой – вернее, считаю такую позицию столь же неплодотворной, хотя морально оправданной и выполняющей важную функцию привлечения внимания к безобразному, жестокому явлению, что и протест луддитов. Однако это лишь первый шаг. А поскольку слово уже приобрело глубоко негативный, отталкивающий оттенок, то я предпочла бы говорить об объединении планетарного человечества, что, на мой взгляд, не только не противоречит самым сокровенным устремлениям русской, да и мировой культуры, но прямо соответствует и отвечает им. В противном случае нам пришлось бы отвергнуть слишком многое – от Достоевского и Девятой симфонии до слов Христа: “…Да будут все едино”. (Ин., 17; 21).

Речь, стало быть, должна идти не о порочности самого замысла, но и о том, что именно тогда, когда для реализации его во многом сложились и политические, и технологические предпосылки, она оказалась направленной в русло, следование по которому неизбежно должно привести человечество к извращению и выхолащиванию самого замысла. И тогда вместо преодоления нынешнего глобального неравенства мы увидим – а первые признаки отчетливо различимы уже сегодня, - торжествующее утверждение новых, еще более жестоких его форм.

В сущности, сейчас, на новом витке времени и при неизмеримо более высоких технических, информационных и политических возможностях как преодоления неравенства, так и дальнейшего его углубления, человечество вновь подошло к той точке, в которой однажды уже оказалось – в эпоху Великих географических открытий, стоя на пороге Нового времени, которое, как писал Стефан Цвейг, “будет мыслить и созидать в иных пространственных категориях”. Цвейг цитирует в этой связи флорентийского гуманиста Полициано, который, воздавая должное первопроходческой роли Португалии, сделал акцент, удивительно актуальный для нашего времени: “Не только шагнула она далеко за столбы Геркулеса и укротила бушующий океан – она восстановила нарушенное дотоле единство обитаемого мира. Какие новые возможности, какие экономические выгоды, какое возвышение знаний, какое подтверждение выводов античной науки, взятых под сомнение и отвергнутых, сулит это нам! Новые страны, новые моря, новые миры (alii mundi) встанут из векового мрака…” (курсив мой – К.М.).

Что же сбылось из всех этих восторженных ожиданий? Экономические выгоды? О, да – для стран, которые мы, пользуясь современной терминологией, могли бы назвать высокоразвитыми и уж, во всяком случае, в военно-техническом отношении неизмеримо превосходившими туземцев. Приращение знаний, в том числе и в области общей истории человечества? Безусловно. Но что касается единства… Ведь ближайшим и крупнейшим следствиями великих открытий явились Конкиста, работорговля и колониальные разделы, что наложило мрачный отпечаток на весь облик Нового времени и роковым образом разрушило многие высокие возможности, рисовавшиеся на его заре. В том числе и главную из них: выравнивание доступа разных народов к развитию и участию в истории. А ведь происходило это уже и в эпоху модерна, писавшего лозунги развития на своем знамени и – не будем упрощать – кое-что и сделавшего на таком пути. Понятие “бремя белого человека” не было только фарисейским прикрытием колониального хищничества, несмотря на все ужасы последнего, иначе на историческую арену позже не выступили поколения европейски образованных, т.е. интеллектуально вооруженных борцов за национальное освобождение. Достаточно назвать имя Ганди или перечесть “Воспоминания” Рабиндраната Тагора.

Но, разумеется, даже и в такой их современной, т.е. единственно эффективной форме, движения эти не добились бы того, чего достигли благодаря возникновению и мощному присутствию в мире на протяжении без малого трех четвертей ХХ века феномена СССР. Его огромный вклад в дело решения центральной для человечества проблемы равного права на развитие еще ждет – и, хочется думать, дождется – своих честных исследователей, без чего искаженной и обрушенной остается вся историография ХХ и не только ХХ века.

Мы же, наблюдая постсоветский ход всемирной истории с очень еще близкого расстояния, уже сегодня можем, тем не менее, констатировать: именно крушение СССР открыло дорогу безальтернативному утверждению проекта пирамидальной глобализации, с богатыми стабильными странами во главе и единственной сверхдержавой на самой вершине пирамиды, с одной стороны, и, как выразился еще более 10 лет назад один из профессоров Принстонского университета, “морем стран-неудачников” – с другой. Иными словами, население планеты уподобляется здесь пассажирам единого корабля, следующего общим курсом, но только одни (меньшинство) плывут на верхней палубе, а масса “неудачников” – в трюме.

“Ad hoc”, т.е. к случаю и по мере надобности, могут появляться также “разваливающиеся страны” (Бжезинский), “страны-изгои” или, согласно введенной госсекретарем США Кондолизой Райс корректировке термина, “аванпосты тирании”. Ими могут становиться те же “неудачники”, но, как уже показал краткий, но насыщенный событиями период (последнее десятилетие ХХ – начало ХХI века), чаще эта роль отводится как раз тем странам и народам, которые добились ощутимых успехов именно на пути модернизации, лидеры которых в своих действиях и манере правления как раз подражали лидерам соответствующих эпох западной истории и потому были названы диктаторами (словно таковыми не были Кромвель, Робеспьер, Наполеон или даже Бисмарк), но которые сами по себе недостаточно сильны и крупны, чтобы в одиночку бросить вызов пирамидальной глобализации. А также – набирающей вместе с ней силу самой, быть может, страшной тенденции наступившего тысячелетия: присвоенному себе Западом, чьей персонификацией выступают США, права на селекцию стран и народов в соответствии со своими и только своими критериями должного и недолжного, правильного и неправильного. Совсем недавно президент Буш отлил это в формулу “глобальной демократической революции”, что представляет собой прямую узурпацию важнейшей сферы человеческой деятельности - исторического целеполагания. Ни о каком диалоге цивилизаций, несмотря на модную формулу политкорректности, на тех уровнях, где принимаются планетарно значимые политические решения, речи, стало быть, больше нет. Затененную же сторону вопроса еще в конце 70-х годов с высокой степенью откровенности обозначила группа американских военных высокого ранга.

Определяя главные положения стратегии США на пороге наступающей новой эпохи, не скрывая, что планета стоит перед “мрачной перспективой”, они прямо заявляли: “Это будет мир, где силой и только силой можно будет обеспечить неравное распределение ресурсов, которых не хватает”. (Курсив мой – К.М.).

Выводы напрашивались сами собой, но покуда существовали две сверхдержавы и стратегический паритет между ними, оставалось ждать своего часа, напряженно работая на его приближение.

И вот этот вожделенный час настал. Первый звонок прозвучал во время войны в Заливе еще в бытность доживавшего свой последний год СССР. Но СССР был уже не тот, что и показало его голосование в СБ за резолюцию №678, допускавшую использование силы против Ирака. Страница была перевернута, а путь к выстраиванию пирамиды нового миропорядка открыт.

Война в Заливе стала вехой в новейшей, да и всей мировой истории, ибо впервые в таких масштабах, притом еще и с санкции международного сообщества сверхдержава – по сути, теперь единственная на планете – использовала свой многократно превосходящий военно-технологический потенциал не просто для разгрома политического противника и закрепления своих позиций в богатейшем нефтью регионе, но и для разрушения созданного одной из бывших колониальных стран весьма уже крепкого потенциала развития. Образно говоря, было с вызовом продемонстрировано, что любую из них можно легко, одним толчком, сбросить на дно, словно жучка, ценою изнурительных усилий, подбирающегося к верхушке стакана. И что, используя инструментарий блокад и санкций, можно оставить ее на этом дне навсегда, погрузив в перманентную ситуацию недоразвития и не допуская того восстановления экономики и нормальной социальной жизни, которое, как известно, всегда происходило даже после самых разрушительных войн.

Более того: война в Заливе показала, что у всех на глазах стоящий на самом верху пирамиды дирижер формирует принципиально новый тип военно-политического воздействия, на остальное человечество, позволяющее ему манипулировать историческим временем (“встать у шарнира” которого мечтал еще Гитлер). То есть – пользуясь своим военно-технологическим и экономическим превосходством, а также небывалой до сих пор правовой и нравственной бесконтрольностью искусственно моделировать те цивилизационные разрывы, которые существовали между европейцами и туземцами во времена Конкисты и первых колониальных разделов.

Иными словами, справедливо будет говорить даже не о контр-модерне (довольно популярная сегодня формула), но именно о создании пучка развернутого вспять исторического времени. Или, если угодно, его петли, своего рода аркана, которым можно будет отлавливать те или иные страны, занесенные в проскрипционные списки.

Годы, прошедшие после войны в Заливе и вместившие в себя ряд знаковых событий и явлений (в этом ряду – агрессия НАТО на Балканах и разрушение СФРЮ, что означало выход новой стратегии за пределы собственно “третьего мира”: карательная акция США против Афганистана, приведшая к многократному расширению площадей, занятых опийным маком, и стремительному росту производства героина, прогрессирующее ослабление России, позволившее Бжезинскому не без оснований констатировать в своей последней книге, что Россия больше не является участником гонки за лидерство), подготовили новый качественный скачок. Его обозначила новая война в Ираке, на сей раз развязанная уже без каких-либо разрешений со стороны СБ ООН. Тем самым ООН очевидным образом почти утратила свой статус сообщества равноправных и равнодостойных наций, каковым она была, по крайней мере, в замысле.

Клуб же “избранных” и в первую очередь США показали, что теперь они могут на практически необозримый срок полностью закрывать “изгоям” и “неудачникам” доступ к новым технологиям, пропагандистски раскачивая тему ОМУ и международного терроризма.

* * *

В этой связи стоит хотя бы вкратце напомнить о событиях 1998 года, когда ядерные испытания произвела Индия, а тотчас вслед за ней Пакистан. В США это возымело вот уж действительно эффект разорвавшейся бомбы: последовал соответствующий разбор полетов – т.е. выяснение того, кто “пропустил”, “просмотрел” и т.д. Однако на пресс-конференции ЦРУ по итогам этого расследования было трезво отмечено, что даже если бы развединформация поступила вовремя, американцам вряд ли бы удалось удержать Индию, а вслед за ней Пакистан от ядерных испытаний. И впрямь речь шла о принципе. Тогдашний премьер-министр Индии, Варжпаи, заявил, выступая в парламенте страны: “Это Индии положено, это право одной шестой части человечества”.

Пилюлю пришлось проглотить, ибо ни санкции, ни блицкриг не объявляют миллиарду человек, к тому же вдохновляемых идеей своего права.

Однако выводы были сделаны: такого права за новобранцами технического прогресса в принципе признавать не собирались. А потому ближайшим следствием полученного урока и явилось возведение проблемы ОМУ на качественно новый уровень. Отныне, а особенно после даты-символа, 11 сентября, преступлением, заслуживающим жестокого возмездия и военного удара, стала считаться сама попытка (притом недоказанная, что и показали события в Ираке) обзавестись таковым. А подобной попыткой теперь можно было счесть любые исследования в области ядерных – и не только – технологий. Никакая лояльность по отношению к существующим международным соглашениям и институтам в области ядерного контроля уже не спасает, и в этом суть общезначимой для мира коллизии, развивающейся ныне вокруг Ирана.

Ведь Иран, как напомнил недавно один из высших чиновников иранского МИДа, - единственная ближневосточная страна, присоединившаяся ко всем существующим международным соглашениям по разоружению и нераспространению ядерного оружия. “В то же время, - подчеркнул он, - Иран – единственное государство, практически лишенное возможности пользоваться теми преимуществами, которые дает подписание соответствующих документов. Прежде всего речь идет о принципиально неотъемлемом праве применять ядерную энергию, а также химические и биологические вещества в мирных целях”.

Ситуация выглядит особенно вопиющей на фоне того режима особого благоприятствования, которым пользуется Израиль, по сути. Первым взломавший двери закрытого ядерного клуба. Напротив, США и союзники Израиля в Европе (о чем напоминает в своем “Выборе” и Бжезинский) не только не препятствовали ему, но даже и помогали в разработке израильской ядерной программы. А такая разработка началась еще в 1952 году, т.е. вся поддержка оказывалась в формате и в дальним целях “холодной войны”. В 1981 году именно Израиль первые взял на себя инициативу прямого вмешательства в соответствующие программы других стран, нанеся воздушный удар по иракскому атомному реактору в Ошраке – “с целью предотвратить перспективу появления у Ирака ядерного потенциала”.

Теперь этот прецедент лег в основание стратегической доктрины могущественной сверхдержавы, руки которой развязаны для действий в любой точке мира, где она может не опасаться сколько-нибудь соразмерного противодействия, что, в свой череда, повышает значимость предотвращения. Страны же делятся, условно говоря, на “вменяемые” и “невменяемые” – или, выражаясь мягче, совершеннолетние и несовершеннолетние; а последним, как известно, оружие в руки лучше не давать. Только так и можно истолковать слова вице-президента США Дика Чейни, согласно которому “Израиль действительно не та страна, от которой можно ожидать спокойного и безропотного созерцания того, как в Иране идет распространение”.

Может быть, здесь содержится хоть минимум осуждения в адрес Израиля? Ничуть не бывало. Если что и содержится, то весьма прозрачный намек на возможную инициативу Израиля, сходную с той, что уже была проявлена им при ударе по Ошраку, при этом, однако, вся тяжесть давления и недвусмысленных угрозы приходится на Иран. Лозунг “глобальной демократической революции” едва вуалирует геополитические цели такого давления – взятие вслед за “Большим, Средним (или Ближним) Востоком”, под контроль, в том числе и военный, энергоресурсного региона “Большой Центральной Азии”, от Каспия до Китая, чего не скрывают и западные, в том числе американские эксперты. В жертву же в очередной раз приносится “творческий потенциал” целого народа, как высказался недавно посол Ирана в РФ.

Безропотное принятие международным сообществом и этой жертвы будет означать новый шаг к утверждению господства идеологии глобального неравенства в наступившем тысячелетии. А потому, думается мне, оценивать любую действующую в мире серьезную политическую силу – будь то страна, партия или конфессиональная организация – мы вправе именно с позиции их стремления к способности противостоять именно этой, самой страшной тенденции глобализма. Сегодня Россия, на уровне ее властных и религиозных институтов, да и большей части общественного мнения, к сожалению, в целом покорно следует за тенденцией. И это при том, что она сама все стремительнее превращается в микромодель вспарываемой неравенством планеты! Конечно, по крайней мере в том, что касается общественного мнения, здесь во многом еще сказывается инерция ощущения себя гражданами сверхдержавы, надежно защищенной от каких-либо посягательств на ее права. Что, мол, общего может быть между судьбой Ирака, Югославии или Ирана – и России? Между тем, даже и для такого эгоистического самоуспокоения оснований остается все меньше.

Да, конечно, Россия все еще обладает крупным военным и научно-техническим потенциалом – остатком советского наследия, но тень ядерного контроля ощутимо начинает нависать и над ней. Даже не вдаваясь глубоко в тайны “Братиславского саммита”, нечто, весьма малоутешительное для нее можно заключить хотя бы из того, что там России было предложено позаботиться о безопасности хранилищ имеющегося у нее оружия – это было специально оговорено в Братиславе.

Все более бдительно выверяются формы и содержание ее военно-технологического сотрудничества с другими странами (а в случае Бушера речь идет уже и о подконтрольности исследований в области мирного атома). И между тем как США уходят в военно-технологический отрыв от всего остального мира, Россия по многим параметрам откровенно слабеет и даже деградирует, что, разумеется, не остается незамеченным и соответствующим образом учитывается в глобальных проектах ХХI века.

В этих обстоятельствах бессмысленно спрашивать, по ком звонит колокол: не выступив принципиально против селекции человечества на “избранных” и “изгоев”, чего, казалось, позволяли ожидать от нее и прежде сыгранная ею духовно-историческая роль, и ее реальный потенциал, она, не исключено, подготовила и для себя место в ряду “стран-неудачников”.

Сосредотачивать же внимание исключительно на защите “местных интересов, норм и преданий”, изымая эту саму по себе важную задачу из общей перспективы развития, - значит, по моему глубокому убеждению, открывать дорогу к созданию (в том числе и в России) своего рода этнографических заповедников. Но вот это-то как раз не только не противоречит идеологии глобального неравенства, но, напротив, может служить реализации сокровенного ее замысла: узурпации “избранными” самого права на историю.

К.Г.Мяло

http://anti-glob.narod.ru/st/mialo.htm

Глобализация и опасность для детей

- Я - сопредседатель Новосибирского отделения Движения в защиту детства, и поэтому глобализация в моем докладе будет показана с позиции того, как это влияет на детей. Таким образом, рассказывается, каким образом глобализаторы работают с детьми.

Процесс, который пошел в Советском Союзе, Горбачев назвал перестройкой, Ельцин - реформами. Оппозиция определяет ситуацию как войну, как системный кризис, а власти говорят об издержках переходного периода, а православная церковь говорит о возрождении Православия. Демократы радуются, что мы возвращаемся в лоно цивилизации, а народ просто живет, приспосабливается и, наверное, ожидает, что же дальше будет. Потому что очень активных действий народных, всенародных не происходит.

На самом деле происходящее в стране не входит в рамки ни одного из перечисленных выше определений. Россия, как и все значимые страны мира, просто втянута в процесс глобализации, и рассматривать ее судьбу вне отрыва от этого процесса просто непродуктивно. Учитывая разрушительную силу глобальных перемен тысячелетних цивилизаций, их следовало бы назвать войной двух миров - искусственно создаваемого нового мира против всех народов, существовавших доныне. Ни одно государство, ни одна нация не останется в стороне. На чью-то долю выпадет тихая, ползучая агрессия, бескровная смертоносная информационная война, нагнетание катастрофического сознания, которое само по себе очень разрушительно для психики людей. Где-то ведется экономическая война с применением боевых вирусов, прививок и лекарств. В одном месте строптивое государство порабощается высокоточным современным оружием, а в других геноцид и селекция населения ведется “собственным” правительством с помощью контрацепции, наркотиков, алкоголя.

В России был использован контрреволюционный переворот с последующим разрушением советской экономики и идеологии, а также замена советской матрицы взращивания новых поколений, образования, культуры, медицины на матрицу враждебной православной России. Совершенно очевидно, что по степени важности последняя точкой приложения разрушительных сил является решающей и не столько из-за необратимости результатов, сколько потому, что при этом запускается цепная реакция углубления деформации общественного сознания с каждым новым поколением. Пока народ борется, пытается затормозить экономический распад, глобализаторы беспрепятственно взращивают человека безопасного типа, такой термин употребляется сейчас в образовании. То есть поколение россиян с враждебным своей природе, собственному Отечеству мировоззрением.

Агрессивные силы глобализации не только сейчас безнаказанно разрушают страну, но и не опасаются возмездия от наших потомков в будущем. Потому, что человек нового типа - это человек-винтик, человек с новым совершенно сознанием. Он способен не вникать ни во что, прямо не касающееся его лично. Он не имеет корней, каких-либо привязанностей, может в любой момент легко менять место работы, жительства, партнера, в том числе и по сексу, чувствовать себя бодрым и здоровым даже при наличии смертельной болезни, имеет право самостоятельно уйти из жизни и пользуется им, не считает себя обязанным ни перед близкими, ни перед государством, и сам не требует обязательств с их стороны. Человек Нью эйдж - это гражданин мира, эдакий перекати-поле, идеальный потребитель услуг и товаров, довольствующийся примитивными развлечениями и чувствами. Такой человек, как рабочий скот, может молча и спокойно, не доставляя хлопот хозяину, ничего не требуя, выполнять свою задачу и живет ровно столько, сколько ему позволено. Эти качества достигаются в том числе и электронным программированием. Живущие сейчас поколения людей даже на Западе и в США, не говоря уже о русском народе, не обладает качествами человека нью эйдж, более того, люди активно сопротивляются попыткам изменить их сознание. Поэтому, опять-таки, еще раз повторю, надежды прорабов глобализации, связанные с созданием и запуском матрицы государственного взращивания новой генерации, поколения нью эйдж.

И я хотела бы немножечко остановиться на одном из способов такого взращивания. Значит, наверное, многие сидящие в зале помнят, что несколько лет тому назад была активная борьба против введения валеологии в систему образования. Правительство пошло на некие уступки и специалистов-валеологов педагоги перестали готовить. Главным образом почему? Потому, что первый вариант валеологизации учебного процесса имел педагогический уклон. И хотя педагог-валеолог владел только методикой обучения и воспитания, ему вообще прочили стезю семейного врача. Этот вариант был дискредитирован в глазах общественности, в первую очередь родителей, именно одиозностью намерения ради защиты детей от ВИЧ СПИДа обучать их безопасному сексу. Теперь ВИЧ-мистификация успешно разоблачена, для нейтрализации сопротивления родителей выбран другой подход - медицинский, оздоровительного такого характера.

Валеология сейчас прячется за ширму здоровьесберегающих технологий, образования или здорового образа жизни, или безопасного образовательного пространства, или ОБЖ. Такие программы в том или ином варианте есть абсолютно во всех образовательных учреждениях. Идея здоровьесбережения зафиксирована в распоряжении правительства номер 18-56Р от 29.12.02 о концепции модернизации муниципальной системы образования на период до 2010 года. В рамках вот этой концепции на местах разрабатываются определенные программы и собственные концепции. Например, у нас в Новосибирске разработано, принято решение мэра о модернизации школьных медицинских кабинетов и местная концепция модернизации муниципального школьного образования, принятая Горсоветом. Модернизация заключается в организации особых школьных медицинских кабинетов, где будут работать медики, зачисленные в штат школы. Это очень важно. Таким образом, школьные медики фактически выводятся из-под всякого контроля, так как директор школы, педагог некомпетентен контролировать врачей, а управлению здравоохранения они не будут подотчетны, поскольку являются сотрудниками управления образования. Получается некая автономная парамедицинсая система сопровождения учебного процесса.

Функции вводимых в штаб школы врачей будут шире, намного шире, чем у нынешних школьных врачей, которые являются сотрудниками детских поликлиник. В стенах образовательных учреждений предписывается теперь вести лечебную деятельность, физиопроцедуры, ароматерапию, применение фиточаев и так далее, то есть некая восстановительная в кавычках терапия. Кроме того, планируется широкое участие школьных врачей в воспитательно-образовательном процессе, педагогическая профилактика наркомании, половое просвещение, медицинские осмотры и консультации детей гинекологами и ондрологами.

У родителей в случае успешного модернизирования школьного образовательного процесса не будет никаких возможностей влиять на медицинское сопровождение своих детей. Почему? Потому что опять-таки, еще раз повторю, они просто неподотчетны никому, во первых, а во -вторых, родители и знать не будут о том, что школьные врачи проводят с их детьми, поскольку это будет все-таки в стенах школы, а в школу родители отправляют на учебу.

Особую тревогу вызывает использование в школах приборов управления сознанием. Это компьютерные системы с образовательными и лечебными в кавычках программами. В первом случае говорится о суггесто-кибернетическом методе обучения, суггестия - это внушение, кодирование, в другом - об использовании для психокоррекции метода биологической обратной связи. Есть приборы с подключением датчика к телу человека, есть дистанционно воздействующие, радио и лазерные. В одном случае через прибор изменяют альфа, бета и другие ритмы мозга, тесно соединяя электромагнитную систему мозга с компьютером. В другом, как утверждает ведущий идеолог валеологии Татарникова, открываются резервы психической деятельности через преодоление защитных средств организма от проникновения сверхинтенсивной информации с помощью субсенсорных, неосознаваемо воспринимаемых, воздействий. В Новосибирск такие приборы поставлялись с 1999 года из Санкт-Петербурга, они до сих пор действуют в школах, и недавно через систему социальной защиты тоже предлагалось еще больше приборов поставить, в том числе сейчас у нас в городе.

По школам, на родительских собраниях, выступают с таким предложением. Показывают фотографию и говорят: "Вот этот ребенок - будущий преступник". Можно изменить будущее этого ребенка, если он пройдет через определенную программу. Вот на дисплее будет эта фотография его, на фотографию глядя, ребенок будет стараться изменить свое лицо, и, в конце концов, это воздействует на его, действительно, характер, и так далее. Научными консультантами внедрения технологий управления мозгом людей является академики Штатов, только начали.

Также Татарникова высоко оценивает эффективность сугесто-кибернетического метода. Потому, что в результате раскрытия резервов психической деятельности информация, воспринятая на неосознанном уровне, обеспечивает неосознаваемую деятельность на уровне автоматизма, то есть некие зомби. Тенденция развития технологий делает очевидным вывод, что человек, хотя бы однажды включенный в суггесто-кибернетическую систему, становится резидентом для дальнейшего дистанционного управления. Мозг прочно запечатлевает информацию от компьютера. Если в информацию включен идентификационный номер, то мозг, подобно сотовому телефону, будет реагировать на всю посланную ему лично информацию, в том числе любые адресные команды. Россия не исключение, как и Новосибирск не исключение в России, потому, что здоровый образ жизни шагает вообще по планете.

По чьему же закону суггесто-кибернетики внедряют систему лишения людей собственной воли, когда управляющая информация, воспринятая людьми на неосознанном уровне, обеспечит их неосознаваемую деятельность на уровне автоматизма? Кто строит этот всемирный электронный концлагерь? Ответ очевиден. Валеология, во-первых, удовлетворяет экономические запросы всесильной национальной глобальной корпорации ... лекарство наркотик ... формирует для нее потребителя медицинской, парамедицинской продукции, безусловно, наркотика, а, во-вторых, валеологией выполняется глобальный политический заказ воспитания вот того самого человека безопасного типа. Все известные секты не имеют потенциала захвата государственных рычагов воздействия на население. Но каждая в своей отдельности способствует утверждению валеологического мышления в своей области. Валеология - не отдельная секта, а оккультная система, пронизывающая основополающие сферы жизни современного общества. Она транслирует идеологию «нью эйдж», закладывает основы глобального переустройства мира. И ведется эта работа на наши с вами деньги, на деньги налогоплательщиков. Таким образом, разоблачая валеологию, определенным способом мы тормозим процесс глобализации, защищаем сознание людей от воздействия и от управления ими.

Н. Г. Щетилова

http://anti-glob.narod.ru/st/schet.htm

Соединенные Штаты Америки и глобалистские    
        концепции еврейского суперэтноса.
                   
О.А. Попов
 
                     Введение:
                               О еврейском суперэтносе
 
   Разбросанные по всем континентам еврейские этно-религиозные общины в ходе  более чем двухтысячелетней истории сформировались вo всемирный культурно-религиозный суперэтнос, созданный и скрепленный идеологией и практикой иудаизма, в чрезвычайно организованный и сплоченный «Большой Израиль». Иудаизм в «широком» смысле этого слова - это не только религия, но и совокупность идеологических и социальных структур и поведенческих норм, обеспечивающих реализацию «эволюционной стратегии группы», в данном случае – мирового еврейского сообщества [1.2]. Цель этой «стратегии» – выживание, воспроизводство и успешное развитие еврейского религиозно-культурного этноса.
Здесь необходимо заметить, что любое человеческое объединение - семейное, общественное, политическое, социальное, производственное, религиозное, этническое – обречено на исчезновение, если у него нет «стратегии выживания и развития». Те этнические группы и государства, которые не пытаются осознать, сформулировать, как свою «национальную идею» - смысл своего существования и выработать идеологические и социальные механизмы своего воспроизводства - обречены на исчезновение. И вся история человечества – есть история не только социальных процессов и конфликтов, смены различных государственных устройств, технологического прогресса, развития искусств, но и возникновения и исчезновения этносов и народов.
Существует «стратегия развития» японского этноса-цивилизации, китайского, даже цыганского этноса. И каждая из этих стратегий воспроизводит в постоянно меняющихся условиях уникальный этнос - японский, китайский, цыганский. Что же касается еврейского этноса, то он тоже уникальный и эта уникальность проявляется в его эволюционной стратегии развития, основные пункты которой следующие:  
- генетическая и культурная сегрегации еврейской общины от не-еврейского мира;
- успешная конкуренция за естественные ресурсы с различными сегментами не-еврейских сообществ;
- стимулирование более высокого, чем у соседей-неевреев («джентиле») воспроизводства еврейского населения;
- поддержание у членов еврейской общины убежденности в своей «особости» и избранности;
- интеллектуальная защита доктрин и идеологий иудаизма и еврейских теорий антисемитизма.
Этой «стратегии» еврейское сообщество придерживается, как минимум две с половиной тысяч лет, со времени Вавилонского пленения. Ее реализация происходила экспериментально, то есть методом исторических проб и ошибок, путем коррекции идеологии иудаизма, модификации системы мер и структур, обеспечивающих выживание, воспроизводство и успешное развитие еврейского религиозно-культурного этноса.
Результатом этой стратегии стало образование еврейского суперэтоса с уникальными характеристиками; некоторые из них, имеющиe отношение к теме настоящей статьи, мы приводим ниже:
- абсолютная лояльность и преданность «народу Израиля», как глобальной
еврейской религиозно-этнической общности;
- высокая степень этнической идентификации («гиперэтноцентризм»);
- высокий уровень сплоченности, координированности и согласованности между
еврейскими общинами;
- приоритет общинных и шире, «обще-этнических» еврейских
интересов над индивидуальными интересами членов еврейских общин;
- «глобалистское» восприятие человеческих (еврейских и «гойских»)
проблем;
- менталитет «особости», «избранности» еврейского народа;
- моральный партикуляризм, выражаемый в известной фразе: «хорошо то, что
хорошо для евреев»;
- постоянное чувство опасности и ожидания враждебных действий со стороны
джентиле;
- мифилогема о «вечном антисемитизме», как фундаментальной компоненте
мироощущения евреев, «оправдывающей» их противопоставление остальному
не-еврейскому миру и способствующей объединению евреев в сплоченную
гиперэтноцентристскую группу [1,2].
За последние десятилетия к этим «традиционным» чертам еврейского этноса и  психологическим установкам его членов прибавились новые, как то [3]:
- возведенный до религиозного символа еврейский «Холокост» (геноцид евреев на территориях, занятых нацистами);
- безусловная поддержка государства Израиль и лоббирование его интересов во всех странах еврейской диаспоры;
- дефиниция антисемитизма, как любой критики в адрес еврейского сообщества и политики Израиля;
- менталитет «вечной жертвы» и «осажденной крепости»;
- демонизация мусульманского мира -
Вновь обретенные психологические установки значительного большинства членов еврейских общин Европы и Америки способствовали (по сравнению, скажем, с тем, как дело обстояло 70-80 лет назад) консолидации и сплочению еврейских общин во всех странах рассеяния. Резко возросла и причастность еврейской диаспоры, (включая российскую) к Израилю, а также к Соединенным Штатам Америки, как к гаранту безопасности Израиля и всего еврейского мирового сообщества.
Таким образом, еврейский этнос, который, не имея своего Отечества и своей «земли» на протяжении двух тысячелетий, в результате длительного исторического процесса сформировался в глобальную всемирную религиозно-этническую общину, члены которой сочетают в себе как племенную, гиперэтноцентристскую, так и космополитическую психологию [1,3,4]. В силу этого обстоятельства еврейская диаспора обладает социально-психологическими чертами, делающими ее весьма восприимчивой к различого рода глобалистским доктринам и проектам. И потому еврейский культурно-религиозный этнос представляет из себя потенциальный «объект» и «инструмент» для реализации глобалистских «проектов», в том числе и «освободительных», обещающих живущему в галуте еврею всемирное «отечество», в котором он не потерял бы ни своей еврейской идентичности, ни «еврейского мира» [2].          
  В своей предудущей работе мы показали, что марксистская глобалистская доктрина мировой коммунистической революции имеет корни также и в реформистском иудаизме [5]. В настоящей работе речь пойдет о двух других «дочерях» универсалистского Просвещения: «старшей» - идеологии космополитического либерализма, которую ныне разделяет значительная часть еврейского этноса Европы, России, Израиля и Северной Америки, и «младшей» - идеологии и практики «неоконсерватизма», этого «плода», синтеза трех идеологий: космополитического марксизма, сионизма и реформистского иудаизма.
 В статье приводятся примеры того, как «универсализация» и «приватизация» либералами и неоконсерваторами категорий «демократия», «права человека» и т.п. используется для реализации гегемонистских планов транснациональных политических и финансовых элит и структур, в первую очередь, еврейских.
Но сначала определимся с такими важными, но не всегда однозначно интерпретируемыми терминами, как интернационализм, космополитизм, национализм, и либерализм – национальный и космополитический.
       
                    Интернационализм и космополитизм.

   Как следует из орфографии самого слова, интернационализм, как мировоззрение и как социальная практика предусматривает наличие множества наций, равно как и их идеологии – национализма, евфемизмом которого может служить слово «патриотизм. Добавим, что национализм имеет такое же отношение к шовинизму, как любовь к ненависти, и уж подавно не имеет ничего общего с этноцентризмом, тем более, с его крайней формой – гиперэтноцентризмом [1].
В Европе национализм стал идеологией христианских наций в Новое Время, начиная с ХVII века: первое употребление слова «нация» было сделано при заключении Вестфальского мира в 1648 году, подведшем черту под 30-летней войной. Важно подчеркнуть, что «выделяя» себя как нацию и отдавая предпочтение своим интересам, европейское понимание национализма ни в коей мере не входило в противоречие с основополагающим принципом Христианства, считающим все народы «равноправными» в этическом смысле перед Господом: «В Христе нет и эллина, ни иудея». В этом – фундаментальное отличие христианского национализма от национализма  языческого, являющегося по существу племенным шовинизмом, как идеологии «крови и почвы».
Национализм превращается в шовинизм, когда он «ставит» в моральном отношении свою нацию (или этническую группу) «выше» других наций (этносов). Шовинистами были немецкие национал-социалисты и, в значительно меньшей степени, итальянские фашисты. Этническими шовинистами следует считать и большинство еврейского населения нашей планеты, считающее себя «избранной» Богом особой «группой» - уже в силу своего этнического происхождения. И если англичане времен Британской Империи, как и современные американцы были «заражены» культурно-цивилизационным шовинизмом, то евреи-этноцентристы «страдают» биологическим шовинизмом, то есть, по-простому - расизмом.что сближает его с немецким национал-социализмом.
Интернационализм – есть идеология и практика равноправного сотрудничества суверенных наций, а местом («полем») такого сотрудничества являются международные (то есть, межнациональные) организации и институты типа Организации Объединенных Наций (ООН), созданные для решения общих проблем входящий в ООН государств. И формулирование проблем, и их решение, в соответствии с Уставом ООН, должно происходить исключительно на основе абсолютного суверенитета каждого входящего в ООН государства, а значит, и образующего это государство нации.
Космополитизм же - есть «наднациональная» идеология, в соответствии с которой вся наша планета представляется неким всеобщим и единым «квази-отечеством», имеющем свои собственные ценности и интересы, кои космополиты нарекают общечеловеческими и универсальными, и имеющими приоритет над «местными», национальными ценностями и интересами. С точки зрения космополитической идеологии - ООН есть инструмент такого «квази-отечества» - наднациональный (а не межнациональный !) институт, решения которого являются обязательным для всех наций, входящих в ООН (и исключенных, как это было с Югославией), даже если они (в лице представляющего нацию государства) не согласны с этим решеинем.
Космополитическое мировоззрение «мирится» с существованием национальных интересов, однако ставит нации в положение вечно подозреваемых в «национальном эгоизме» и категорически «возражает» против утверждения их приоритетности над некими всеобщими «общечеловеческими» интересами. Эта кажущаяся схоластической дискуссия имеет вполне практическое приложение: в результате дискредитации национальных интересов той или иной нации, космополиты подменяют их («замещают») интересами другой нации, или даже этнического меньшинства, выступающего под «знаменами» универсализма.
  Что же касается «всеобщих общечеловеческих» ценностей и интересов, то в реальной жизни идеологи космополитизма либо «создают» их, либо «находят» в существующих или прошлых цивилизациях и культурах, в зависимости от своих предпочтений. Современные евроцентристы-либералы, в соответствии с традицией Просвещения исходят из ключевого понятия «прогресс», под которым они понимают, в первую очередь, прогресс в области индивидуальных прав и свобод,. В соответствии с этим подходом они строят цепь «аккумулирования» общечеловеческих ценностей по линии «Иудея-Эллада-Рим-Западная Европа-США» [4]. Для них Византия и Китай, Япония и Индия, Россия и мусульманский мир стоят вне «основной линии прогресса» и служат лишь в качестве «сырьевого ресурса», из которого они по мере необходимости выдирают приглянувшиеся им «ценности» и наделяют их «общечеловеческой» значимостью и легитимностью.
В соответствии со своей фундаментальной установкой на «планетарность», космополитическое мировоззрение рассматривает национальное и этническое, как вторичное по отношению к «общечеловеческому». Так это было в ортодоксальном классическом марксизме, где космополитическое мировоззрение зачастую отказывалось даже учитывать этнический и национальный фактор при рассмотрении социальных, политических и экономических явлений.
Космополитичность современных либералов, в том числе и правозащитников, заключается в утверждении «универсальности» выбранных ими «общечеловеческих» ценностей, которые на поверку оказываются западно-европейскими (а в послевоенные годы и американскими) гражданскими и политическими правами. В соответствии с этой установкой всем народам мира, рано или поздно «придется» принять европейские (американские) якобы «общечеловеческие» ценности и следовать по пути «прогресса», как он понимается европейскими и американскими либералами.
 В то же время, хорошо известно, что первоначально, при своем рождении, европейский либерализм исходил из нравственной основы, заложенной в Христианстве, каковой является «этнокультурное» равенство всех «народов и рас» перед Богом. Эта христианская «аксиома» очевидным образом входит в противоречие с «приватизацией» всеобщности и универсальности, которую совершают современные либералы, отождествляя данную нам Господом свободу различать Добро и Зло с политическими категориями «внешней» свободы и «прав человека», понимаемыми ими в духе дехристианизированного Просвещения.

Либерализм национальный и космополитический
 
Как известно, классический либерализм был создан в ХVII - ХVIII веках протестантскими философами Западной Европы как политическая, юридическая и экономическая основа для анти-сословной и анти-феодальной «революционной» идеологии «свободного человека». Ее главным социальным «заказчиком» была национальная французская (английская, голландская) буржуазия. Еврейская же буржуазия лишь «присоединилась» к национальной буржуазии, поскольку ее экономической деятельности существенно мешали ограничения «внеэкономического» характера, характерные для средневекового государства.
Однако, между «национальным» (английским, голландским и т.д.) и «еврейским» либерализмом была (и остается) существенная разница, которая, однако, не сразу проявила себя.
Во-первых, для французов (англичан, голландцев) экономический и политический либерализм имели своим основанием и моральным оправданием - национальную христианскую религию, в которой нет «ни эллина, ни иудея».
Во-вторых, экономическая основа европейского либерализма «коренных» этнических групп – французов, англичан - базировалась на производительном труде коренных» этнических групп – французов, англичан.
Во-третьих, французский (голандский, английский и т.д.) либерализм был идеологией французской (голандской, английской) нации с практически однородным в этническом отношении населением (В нашем контексте, незначительная разница в культуре, традициях, религии между англичанами и шотландцами, французами и бретонцами не имеет значения).
Таким образом, европейский либерализм был «проектом» для христианской гомогенной нации, но отнюдь не для азиатских, африканских и иных не-европейских, нехристианских цивилизаций.
Еврейский же либерализм имел под собой совершенно иные основания. Во-первых, он имел иную экономическую «основу» - традиционную еврейскую экономическую деятельность – банковское дело, кредитование, ростовщичество, торговля [6]. Этот вид экономической активности - безнационален, ибо не «привязан» к реальному производству, расположенному на национальной почве, земле французов, англичан, голландцев, а имеет дело с без-, над- и меж-национальным «товаром» - деньгами.
Во-вторых, для еврея-иудея (то есть, некрещенного еврея), как в средние века в гетто, так и в Новое Время (эпоха Просвещения) страна его проживания (Франция, Германия, Англия) – не была Отечеством в его «почвенном» и религиозном смысле, а лишь страна «проживания». Как мы писали в начале этой статьи, для евреев весь Земной Шар представлял из себя некое «потенциальное Отечество», поскольку реального Отечества, своей земли у евреев не было со времени разрушения 2-го Храма и до появления в начале ХХ века «национального очага» в Палестине. Соответственно, идеология либерализма с самого момента его возникновения понималась евреями, как космополитическая, а не как национальная (французская, немецкая и т.д.) идеология.
Из-за различного толкования либерализма, его «применение» и «использование» различно у еврея-банкира и европейца-буржуа. Для капиталиста-француза либерализм, аппелирующий к «внесоциальному» индивиду-французу и устраняющий из рассмотрения социальные и классовые различия, был удобен, как говорят марксисты и социалисты, для «замазывания» различий в экономическом положении и образовательном и культурном уровне француза-капиталиста и француза-рабочего. А для еврея-банкира, еврея-ростовщика идеология либерализма, аппелирующая к некоему абстракному «надэтническому» гражданину Франции, удобна тем, что она «игнорирует» реальные различия, существующие между христианским и еврейским религиозно-этническими сообществами.
 На протяжении всей своей истории еврейские религиозно-этнические общины постоянно находится в конкуренции с «соседским» этносом, проживающим на той же территории. Это известный в исторической и социологической науке феномен является «секретом» лишь для тех, кто игнорирует не только различия между этносами, но и то обстоятельство, что конкуренция и конфликты между общинами были и остаются не менее важным и существенным «мотором» исторического процесса, чем социальные и религиозные противоречия и конфликты. Субъектом в этих конфликтах выступают не члены общины, как «автономные» от общины индивидуумы, преследующие свои личные интересы, как это пытается представить либеральная идеология, а сама этническая община. Исторический опыт показывает, что в этой конкуренции побеждают те общины, у которых бОльшая сплоченность и готовность пожертвовать интересами членов общины ради достижения общей цели. Где доминирует «общий» интерес и где индивидуальный, частный интерес, подчинен «общему» интересу всей общины, как целого. В случае с еврейской глобалистской цивилизацией этот всеобщий интерес выходит за пределы местной общины и расширяется до размеров всей планеты.
Нетрудно понять, что реализация европейских либеральных идей на основе «универсальных» прав и свобод абстрактного вне-этнического индивида в обществе с этническими группами, имеющими различные цели, поведенческие установки, мораль, отношение к иноплеменнику, к своей общине и даже к стране проживания – полнейшая утопия. Она возможна лишь в гомогенном – социально и этнически однородном обществе, где нет ни классовых (социальных), ни этнических различий. В реальном же обществе, состоящем из различных этнических групп, формально равноправное, но на деле неравное (в силу культурно-цивилизационных различий) положение этнических групп и их членов сводит либеральную идеологию «прав абстрактного индивида» до уровня пропагандистских лозунгов.
Фактически же, под прикрытием декларативных законов о равных правах человека и под крики и заклинания, что-де «не имеет значения, какой национальности олигархи, из кого состояло руководство ГУЛАГА, кто владельцы и менеджеры средств массовой информации», - наиболее организованные и напористые этнические группы, обладающие высоким уровнем самоидентификации, сплоченности и взаимной поддержки, добиваются наибольших результатов в тех сферах государства, общества и бизнеса, которые они сочтут для себя выгодными и приоритетными. А российские и иные защитники прав «человека без национальности» являются «агентами влияния» этих этнических групп, независимо от того, осознают они это или нет.
Как показала новейшая история Европы, России и Америки, интересы местных еврейских общин далеко не всегда совпадают с интересами подавляющего большинства христианского населения – русского, венгерского, немецкого, американского. Эти «несовпадения» не только повлияли на внутреннюю и внешнюю политику государств со значительным еврейским населением (Россия, США, Германия, Венгрия и др.), но и вызывали конфликты и даже революции в этих странах, кардинальным образом повлиявшими на судьбу всего человечества.

      О четырех «путях» решения «еврейского вопроса».
 
  С фактическим исчезновением к середине ХХ века еврейского рабочего класса, евреи «потеряли» классовую основу для появления у них чувств социальной солидарности и социальной справедливости. Зато оставалась почва для вне-социальной, религиозно-племенной солидарности. Этой почвой всегда были «этнический» иудаизм и еврейский секуляризованный гиперэтноцентризм, развившийся в ходе эволюции еврейской религиозно-этнической группы, о чем мы писали в нашей предыдущей работе [2].
Начиная с ХVIII века, со вхождения еврейских общин в европейское сообщество и приобщения еврейских интеллектуалов к рационалистическому и универсалистскому Просвещению, еврейские мыслители и общественные деятели искали различные пути решения вековой «еврейской проблемы». Об одном «пути» - коммунистическом-глобалистском - мы уже писали в наших работах [4,7]. Как показали первые годы после Октябрьского переворота, попытка еврейских большевиков и их русских, украинских и прочих «гойских» соратников навязать русской православной в своей основе цивилизации чуждую ей социально-экономическую и политическую систему, не привела к успеху и отбросила политическую и социально-экономическую структуру России далеко назад.
Пришедший на смену обанкротившемуся ленинско-троцкистскому космополитическому режиму «национально-ориентированный» сталинский режим, был вынужден вернуться на рельсы восстановления российского государства, хотя и под марксистскими знаменами.
Попытки же распространить «коммунистические» революции за пределы России привели к невиданному прежде росту юдофобии и антисемитизма во многих странах Европы, в первую очередь в тех, где были предприняты попытки «коммунистического переворота – в Германии, Венгрии. Последствия попыток «раздуть пожар мировой революции» обернулись для европейского еврейства катастрофой. Вполне терпимые к евреям еще пару десятилетий назад немцы, литовцы, латыши, венгры вдруг стали добровольными исполнителями организованного нацистами геноцида еврейского народа.
 Другое решение еврейской проблемы, назовем его условно «патриотическим» - сионизм, было связано с иммиграцией евреев в Палестину, начатой в 80-х годах ХIХ века, созданием русскими евреями на территории древней Иудеи еврейского религиозно-этнического очага. Существует много фактов, свидетельствующих о том, что марксисты, в том числе и русские/советские большевики, не только сочувственно относились к идее и практике сионизма, имевшему на первых порах ярко выраженный социалистический (и даже коммуистический – киббутцы) характер, но и способствовали заселению Палестины евреями.
Сегодня сионизм – это не только идеология и практика «репатриации» евреев в Израиль, но и мировоззрение, «требующее» от евреев безусловной поддержки Израиля, лоббирования его интересов в парламентах европейских и северо-американских стран. Сионизм, бывший в начале ХХ века маргинальным политическим и отчасти религиозным течением восточно-европейской еврейской молодежи, превратился к концу ХХ века в мировоззрение подавляющего большинства европейского и американского еврейства.
  Третье решение еврейской проблемы лежит на «глобальных» либерально-космополитических путях «демократии свободы»; оно восходит к еврейским ветвям немецкой социал демократии и либерализма ХIХ века. Суть его – в созданиии всемирной надгосударственной структуры, функционирующей на либеральных принципах «свободы, мира и универсальности и всеобщности прав человека». Эта структура включала бы в себя все страны Земного шара на «добровольных» началах, однако контролировалась бы «демократическими государствами», под которыми понимались государства Западной Европы и Северной Америки, в первую очередь Соединенные Штаты Америки.
 Выбор еврейским сообществом Соединенных Штатов в качестве «земли обетованной» и лидера «свободного мира» был «произведен» не сразу и далеко не всеми евреями.
- Во-первых, вплоть до конца 40-х годов «светочем и надеждой» еврейского суперэтноса, особенно его бедных и социально ущемленных слоев, оставался Советский Союз, «отвлекая» на себя левые круги европейского и северо-американского еврейства.
- Во-вторых, с середины ХIХ века и до 30-х годов ХХ века немецкие, австрийские, венгерские евреи чувствовали себя вполне «комфортабельно» в своих странах, занимая ключевые позиции в финансовой, торговой, культурной, медийной и даже в политической сферах и не проявляли большого интереса к межгосударственным делам.
- В-третьих, наиболее пассионарная, хотя и поначалу незначительная часть европейских евреев была сионистски настроена и считала ненужным и даже вредным заниматься «не-еврейскими делами», особенно облаченными в универсалистские одежды.
И лишь небольшая часть американских евреев, преимущественно из финансовых кругов, связанная родственными узами со своими соплеменниками-банкирами в Европе и потому «мыслящая глобально», увидела в Соединенных Штатах уникальный инструмент, который можно использовать для решения еврейской проблемы, причем, в «мировом масштабе».
 И для этого были не только военно-политические и экономические условия, но и культурно-религиозные основания. Перечислим некоторые из них:
- Прибывшие в Америку в первой половине ХVII века протестанты называли себя «новыми евреями», а США – «землей обетованной»;
- Как и этнические евреи, протестанты-англичане считали себя «избранным Богом народом», а приход Мессии (Христа), увязывали (и до сих пор увязывают) с возвращением евреев на землю их предков – Палестину;
- Пуритане считают более «фундаментальным» для своей версии христианства, не Новый Завет, а Ветхий;
- Точно так же, как в иудаизме, в протестанской этике быть богатым – это Богу угодно. То есть, богатство –это добродетель, а стремление к карьере, успеху и даже к стяжательству – это богоугодное дело, обеспечивающее рай последователям протестанизма;
- Речи отцов-основателей США – Б. Франклина, Д. Адамса, Т. Джефферсона -полны высказываний об особой миссии Америки, об избранности американского народа. Президент США Авраам Линкольн как-то назвал США «последней надеждой человечества». (Из-за поддержки протестантами США иммиграции евреев в Израиль и требований включения в состав Израиля всей Палестины, американских христиан-протестанстов часто называют «христианскими сионистами» [8]).
  Были, разумеется, и социальные причины обратить свой взгляд на США. Богатые американские евреи, со скепсисом смотревшие на коммунистический и анти-капиталистический эксперимент, проводимый в России их соплеменниками-большевиками, искали иных путей для решения вековой «еврейской проблемы». Как и положено членам глобальной космополитической диаспоры, еврейские финансовые магнаты желали бы решить ее в «мировом масштабе», но без «экспроприаций» и разрушительных «революций». И лучшего «орудия» для успешного решения этой проблемы, чем США – они вряд ли могли найти. Так, что не случайно, как отмечал А.С. Панарин, «умеренная» часть американского еврейства уже в начале ХХ века «сделала ставку» на США [4].
И наконец, в конце ХХ века, в США, в среде бывших активистов троцкистских коммунистических партий «выкристализовалось» еще одно, четвертое и тоже «глобалистское» решения еврейской проблемы, ставшее ключевой характеристикой еврейского интеллектуального и политического течения, получившего названия «неоконсерватизм». Это название было дано «отцом» этого течения, бывшим активистом молодежных троцкистских организаций конца 30-х – начала 40-х годов Ирвингом Кристолом (Irving Kristol).
 О неоконсерватизме написано много серьезных и глубоких статей и книг. Поэтому, я не буду утомлять читателей обсуждением работ специалистов по неоконсерватизму и сошлюсь лишь на несколько последних публикаций на эту тему: работу Кевина МакДональда (Kevin MacDonald) [1,3] и статьи Майкла Линда (Michael Lind) [9] и Веры Генисаретской [10].
Что же касается детального анализа этого интеллектуального и политического течения, то я ограничусь лишь указанием на те его политические аспекты, которые безусловно определяют неоконсерватизм, как еврейское движение, причем, как радикальное и экспансионистское. Самым, пожалуй, убедительным аргументом, в пользу «еврейского характера» неоконсерватизма может быть то обстоятельство,  что внешнеполитическая доктрина неоконсерватизма базируется на безусловной приоритетности внешне-политической и стратегической безопасности Израиля. И обеспечивается это – утверждением мирового гегемонизма Соединенных Штатов Америки и установления ими прямого руководства всем остальным миром в форме т.н. «благотворительной империи» с военно-политическим, культурным и экономическим центром в США [11].
Следует подчеркнуть, что это течение еврейской политической мысли часто отождествляют с традиционным сионизмом, как политикой и практикой колонизации евреями Палестины, что ведет к путанице понятий и толкает читателей на ассоциации неоконсерватизма с пресловутым «заговором сионских мудрецов».

                            От марксизма к либерализму

Десятилетиями мировое еврейство и его международные организации «не замечали» ни физического уничтожения православного духовенства, ни геноцида казачества, ни насильственной коллективизации, сопровождавшейся депортацией тысяч семей, ни голода на Украине и Сев. Кавказе, ни даже громких политических процессов второй половины 30-х годов. Не было, разумеется, и нареканий в адрес советского государства и его руководства во время 2-й Мировой войны, когда советская власть спасала от уничтожения сотни тысяч евреев, эвакуировав их с территорий, занятых нацистами. Короче, вплоть до конца 40-х годов ХХ века еврейская общественность Запада ни в критике, ни тем более в обвинениях большевистского режима «замечена» не была.
Однако, после 2-й мировой войны ситуация изменилась. Уже в конце 30-х годов, после успешной реализации «Нового Договора» (New Deal) президента США Ф.Д. Рузвельта, приведшего к резкому повышению уровня жизни в стране, ликвидации нищеты и безработицы, в том числе и среди еврейского населения, марксисты и социалисты США заговорили о «реализации в США основных социалистических требований» (ген. секретарь компартии США Эрл Браудер).
Послевоенный подъем экономики в странах Западной Европы, Северной Америки, Аргентины, Мексики привел к качественному изменению социального статуса еврейских «масс» в этих странах: практически исчез еврейский рабочий класс. А к 60-м годам ХХ века еврейские общины стран Запада стали, пожалуй, самыми состоятельными из религиозно-этнических общин США, Англии, Франции, Мексики, Бразилии, Аргентины. Соответственно, «демократия равенства» коммунистической идеологии стала не только чуждой для «обуржуазившихся» евреев Европы и Северной Америки, но и социально опасной. Результатом стало резкое падение влияния среди евреев коммунистических идей и партий, в том числе и космополитических-троцкистских.
С другой стороны, массовое физическое истребление евреев немецкими национал-социалистами и их приспешниками в странах Европы, вызванное в значительной степени отношением к евреям, как к агентам Коминтерна, стимулировал еврейскую мысль на поиски иного, нежели коммунистического решения «еврейского вопроса» в глобальном масштабе. К этому толкало их и разочарование в «мировом коммунистическом проекте», приведшем не к «всемирному государству», возглавляемым Коминтерном Зиновьева-Пятницкого-Лозовского, а к сталинскому национальному государству, возглавляемому отнюдь не евреями.
Однако, к концу 40-х годов решение искалось не столько для евреев-пролетариев, становившихся реликтовой группой, сколько для евреев-бизнесменов, евреев-финансистов, евреев-профессоров, евреев-журналистов. То есть, для таких социальных групп, где успех и благосостояние каждого достигались не в результате проявления профессиональной/классовой солидарности, а благодаря его собственным индивидуальным усилиям. Именно для таких социальных слоев более подходит классический индивидуалистический либерализм, как идеология собственника и буржуа.
Перечислим основные причины, повлиявшие на отход мирового еврейства от космополитического марксизма-социализма и его переход к либерализму:
 - радикальные изменения в социально-экономическом положении рабочего класса в США, в том числе и еврейского, приведшие к фактическому исчезновению еврейской «компоненты» в малообеспеченных и социально ущемленных слоях населения США;
- трагический опыт «решения еврейского вопроса» в странах Европы, оккупированных нацистской Германией, приведший к уничтожению миллионов евреев, поставивший вопрос о необходимости введения международного института по наблюдению за состоянием прав человека во всем мире.
- банкротство «коммунизма» в глазах его европейских и американских интерпретаторов, как социально-экономической и политической философии и как практики глобального революционного процесса.
- превращение СССР из средства для мировой революции в социалистическое тоталитарное государство, угрожающее американской демократии и гегемонии, да к тому еще и якобы «антисемитского».
- принятие значительной частью американской интеллигенции, как левой, так и правой, тезиса об американской исключительности, в частности, тезиса о том, что американская политическая система – образец и пример для всех стран и народов, а США –не только гарант свободы и демократии во всем мире, но и «законный» лидер всего человечества.
Таким образом, к середине ХХ века произошел поворот американской и европейской еврейской интеллектуальной элиты и руководства еврейских международных и национальных организаций от одного космополитического проекта (коммунистического), к другому – космополитическому проекту - либеральному.
Ведущими теоретиками либерализма середины ХХ века как раз и стали еврейские философы Анри Бергсон (Henri Bergson), Карл Поппер (Karl Popper), Ханна Арендт (Hannah Arendt), Эрих Фромм (Erich Fromm), Макс Хоркхаймер (Max Horkheimer), Теодор В. Адорно (Theodore B. Adorno), Исайа Берлин (Isaiah Berlin), Даниэль Левинсон (Daniel Levinson). То, что каждый из них в той или иной степени симпатизировал идее сионизма, не только не меняет сути дела, но и подчеркивает «специфичность» еврейского либерализма, как космополитического, в отличие от либерализма «национального» (французского, немецкого, русского).
Еще раз подчеркнем, что будучи «детьми» Просвещения, марксовый коммунизм и либерализм ХIХ века – являются не только «универсалистскими» идеологиями, но и глобалистскими, космополитическими доктринами. Обе идеологии есть результат «внедрения» в массы доктрин, в соответствии с которыми - либо «у пролетария нет Отечества» (марксизм), либо «права человека – это всеобщие, универсальные и фундаментальные категории» (либерализм). Для людей, разделяющих эти идеологии, Отечеством является не столько страна их предков, где они выросли и воспитались, а... весь Земной шар. А «культурным Отечеством» – в значительной мере дехристианизированная американская цивилизация.
Очевидно, что решающей причиной антисоциалистической ориентации подавляющего большинства российских евреев, как впрочем и евреев европейских и северо-американских стран, стал высокий социальный статус и экономическое положение евреев в этих странах, среди которых рабочих практически не было.
Те социальные, экономические и «гражданские» условия, которые обусловили в прошлом симпатии евреев к марксистским и вообще, к социалистическим теориям и движениям – исчезли. Во всем мире евреи стали едва ли не самой богатой и политически мощной и влиятельной этнической группой, оказывающей решающее влияние на политику ведущих стран Запада. И в первую очередь, в США, где евреи добились ведущих позиций в экономической, финансовой, академической, юридической, в средствах массовой информации и даже в государственных структурах. И сегодня уже не Советский Союз является той страной, на которую «делают ставку» евреи, а Соединенные Штаты Америки.

           Лига Наций и ООН

  Первая попытка «привлечь» универсалистский либерализм для решения глобалистских еврейских проблем была предпринята еврейскими банкирами США и Европы в конце 1-й Мировой войны. Она весьма обстоятельно и подробно обсуждается в фундаментальном исследовании Н.А. Нарочницкой «Россия и русские в мировой истории». Как пишет автор книги, «к началу ХХ века в США сформировался центр финансовых интересов», связанный с европейскими финансовыми кругами. И продолжает: «И те, и другие стремились к полной либерализации общественных отношений в Европе, поэтому исход мировой схватки... сулил при умелом использовании войны лидерство в мировой идеологии и политике с одновременным обретением финансовых рычагов для ее контролирования»[12].
Сформировавшая к тому времени международная «сеть» еврейского финансового капитала состояла из породнившихся банкирских семей США и Европы - Шифов, Варбургов, Ротшильдов [13,14]. Эта группа имела сильнейшее влияние на окружение президента США В. Вильсона, в частности, через его советника Эдварда Манделя Хауза (Edward Mandel House), сына плантатора с Юга, Томаса Хауза, финансового представителя семейства Ротшильдов в США.
Именно Эдвард М. Хауз и другой советник президента Вудро Вильсона банкир Бернард М. Барух (Bernard Mannes Baruch) разработали программу Лиги Наций из 14 пунктов, известную также, как «доктрина Вильсона». (В это же самое время Э. Хауз вместе с группой еврейских банкиров США, Германии, Швеции и Голландии создал 30 мая 1919 года, в парижском отеле «Маджестик» Институт по Международным Делам, который в 1921 году был переименован в американский Совет по Международным Отношениям - Council on Foreign Relations). В этих 14 пунктах американские интересы впервые преподносятся как «всеобщие и универсальные». Как пишет Н.А. Нарочницкая, в этих пунктах произошло «отождествление собственных интересов США с морально-этическими канонами универсума» [12].
 Так было положено начало использования либеральной – универсалистской и глобалистской идеологии в качестве «идеальной» упаковки для совсем не универсалистских имперских целей над-национальной финансовой олигархии, по преимуществу еврейского происхождения. Однако, первая попытка навязать американской нации не-американские не-национальные» цели не удалась. Конгресс США, обсудивший в 1919 году Версальский договор, усмотрел в нем специфические интересы еврейских банкиров, не совпадающие с интересами подавляющего большинства американского народа, и не одобрил его.
  По этим же причинам американский Конгресс в том же 1919 году отказался ратифицировать вхождение США в Лигу Наций. Последнее произошло лишь в 1936 году, когда в Германии к власти пришли нацисты, начавшие в стране активную анти-еврейскую кампанию, привлекшую к себе внимание американской еврейской общины. К этому времени вес и роль еврейского финансового капитала в экономике и политической жизни США существенно возросли, а значительная часть американской центральной прессы, радио и кино-индустрии уже контролировалась евреями.
 Появились евреи и в федеральных органах власти - администрации Президента, Верховном Суде, Конгрессе США. К концу 30-х годов в правительство президента Франклина Делано Рузвельта входили не только советники–евреи (в их числе «бессменный» советник американских президентов Бернард Барух), но и министры, как министр (секретарь) финансов и будущий советник президента Гарри Трумена по национальной безопасности Генри Моргентау, мл. (Henry Morgenthau, Jr.), министры Герберт Леман (Herbert Lehman), Дэвид Найлс (David Niles), Самуель Розенберг (Samuel Rosenberg), Моррис Эрнст (Morris Ernst), Роберт Натан (Robert Nathan).
Широкомасштабная и активная кампания за вхождение США во 2-ю мировую войну на стороне стран Антигитлеровской коалиции, начатая в конце 30-х годов еврейскими организациями, не имела бы успеха в «изоляционистских» Соединенных Штатах, если бы не имела мощную поддержку соплеменников в адмнинистрации президента США. Благодаря вступлению во 2-ю мировую войну, американское государство стало одним из 4-х держав-пебедительниц, а «союз» политической (в основном, протестанской) элиты и еврейских финансовых, академических, медийных и культурных кругов – получил возможность  проведения в жизнь «глобалистской» стратегии и создания структур всемирной над-национальной организации.
  Как свидетельствует в своей книге Н.А. Нарочницкая, с самого начала войны американский Совет по международным отношениям (Council on Foreign Relations) начал разработку структуры всемирной организации, которая бы не только включила в себя все прежние функции Лиги Наций, но и получила бы уникальные полномочия, ограничивающего суверенитет национальных государств [12].
Однако, американским и британским представителям не удалось на совещании в Думбартоне (осень 1944 года) «уговорить» советскую делегацию на создание мирового правительства, ограничив прерогативы ООН лишь выполнением решения суверенных государств, на чем настаивала советская делегация, давая особые преимущества лишь государствам четверки стран-победительниц [12].  
Сразу после окончания войны, когда возник вопрос о контроле над ядерным оружием, американская сторона - Бернард Барух и Давид Лилиенталь (David Lilienthal), брат тогдашнего председателя Комиссии США по ядерной энергии Альфреда Лилиенталя (Alfred Lilienthal) - разработала проект, по которому ООН получила бы «эксклюзивное» право на разработку и использование ядерного оружия. Этот проект был представлен в конце 1946 года И.В. Сталину всемирно известным ученым Бертраном Расселом. Вот, что писал в те дни этот якобы «друг советского народа»: «Если Россия примет его (договор – О.П.) добровольно – это будет замечательно. Если нет, то следует оказать давление на «медведя», даже если придется пойти на риск войны...» [15].
Однако, Сталин отклонил это предложение, не без оснований опасаясь, что монополизация обладанием и использованием ядерного оружия Организацией Объединенных наций, где в то время полностью доминировали союзники и саттелиты США, приведет СССР к подчинению Соединенным Штатам.
Надо сказать, что многие сторонники ограничения суверенитета национальных государств, как автор Всеобщей Декларации Прав Человека французский еврей Рене Кассин (Rene Cassin), или борец против ядерной угрозы американский историк Альфред Лилиенталь искренне полагали, что создание «мирового» правительства приведет к уменьшению вероятности ядерной войны, предотвращению геноцида и других антигуманных последствий «национальной раздробленности». Альфред Лилиенталь стал впоследствии одним из самых резких критиков сионизма и экспансионистской политики Израиля на Ближнем Востоке.
Либералы, среди которых процент евреев был чрезвычайно высок, настаивали на верховенстве международных законов и соглашений, таких как Международные Пакты о Гражданских и Политических правах, Всеобщая Декларация Прав Человека. Равным образом, они поддерживали тезис об ограниченном суверенитете национальных государств и о приоритете прав человека над правом государства и нации. В последствии, этот тезис получил свое развитие в т.н. «гуманитарных интервенциях» - в Югославии, Восточном Тиморе, Сьерра-Леоне.
 В 60-70-е годы «демократические» администрации США, в которых ведущую скрипку в дипломатии играли либеральные международники-юристы еврейского происхождения Артур Гольдберг (Arthur Goldberg), Джером Шестак (Jerome Shestack), Мортон Гальперин (Morton Halperin), Джек Гринберг (Jack Greenberg), Лесли Гельб (Lesley Gelb) добились принятия Генеральной Ассамблеей  Организации Объединенных Наций резолюции, легимитизирующей принцип верховенства резолюций ООН над законами и решениями, принятыми национальными законодательными институтами. Тем самым, ООН приобрела статус над-национальной структуры, имеющей высшую законотворческую силу, ограничивая тем самым суверенитет национальных государств.
 В 1975 году на совещание глав европейских государств, США и Канады в Хельсинки было подписано Хельсинкское Соглашение, в соответствии с которым все государства, его подписавшие, включая СССР, соблюдать права человека в той трактовке, какой они давались Всеобщей Декларацией Прав Человека. Этим актом советское руководство легализировало «превращение» проблемы прав человека из внутригосударственной юридической и политической категории в межгосударственную и наднациональную. А международным организациям, как ООН и ОБСЕ придавался статус всемирных надгосударственных структур, получивших легальное право вмешиваться в дела других государств под предлогом защиты прав человека. И хотя до прямого использования ООН в качестве инструмента для изменения внутреннего политического устройства стран, враждебных США дело в то время не дошло, либерально-космополитическая идея о приоритете «общечеловеческих ценностей» прочно завоевала сердца и умы советской интеллигенции, включая и часть правящей «коммунистической» элиты.
 Так что, совсем не случайным было провозглашение в середине 80-х годов прошлого века  М.С. Горбачевым тезисов о «едином мире», о «новом мышлении» и прочих утопиях либерально-космополитического глобалистского сознания.     
   
«Перманентная мировая либеральная революция»

 В конце 40-х годов ХХ века группа американских евреев, бывших перед 2-й мировой войной активистами и даже идеологами интернационалистских (троцкистских) коммунистических групп и партий, но покинувших марксизм к концу 2-й мировой войны – Ирвинг Кристол (Irving Kristol), Сидней Хук (Sidney Hook), Франк Мейер (Frank Meyer), Натан Глезер (Nathan Glazer), Даниел Белл (Daniel Bell) - сформировала коалицию интеллектуалов-антикоммунистов и основала несколько общественно-политических антикоммунистических журналов. При поддержке и финансировании ЦРУ члены этой группы начали вести идеологическую войну с коммуниизмом, олицетворямым сталинским Советским Союзом, в том числе и пропаганду «универсалистских» либеральных идей, как свободу образования политических партий, приоритет свободы слова и собраний, приоритет интересов индивидуума над интересами общественными и даже национальными.
Именно бывшие коммунисты-космополиты, а не традиционалисты- консерваторы и даже не кейнсианцы-демократы были инициаторами идеологической и пропагандистской войны против СССР, а теперь - и против России. В чем причина такой «трансформации? Ответ был дан самими «ренегатами»: коммунизм для них был в первую очередь решением «еврейского вопроса». Поэтому, когда интернациональные коммунисты убедились, что реальный коммунизм ведет не к «Соединенным Штатам Земного шара» с Троцким или Лозовским во главе, а к системе национальных государств, где еврейская проблема решается совсем не так, как это им хотелось, то разочаровавшиеся в «реальном коммунизме» евреи-троцкисты стали злейшими врагами учения, которому они еще недавно поклонялись.
  Вот так, в 1948 году, небольшой группой евреев-интеллектуалов, бывших интернациональных коммунистов, превратившихся в либералов, началась подготовка к новой мировой, на этот раз либеральной революции, которая «освободила» бы евреев (а попутно и остальные народы) от «мирового тоталитаризма-коммунизма». Однако, оплотом и «колыбелью» мировой революции теперь уже был не Советский Союз, а Соединенные Штаты Америки, самая развитая в экономическом, военном и технологическом отношении страна нашей планеты. Страна, в которой живет самая многочисленная и самая влиятельная на Земном шаре еврейская община, занявшая к середине ХХ века решающие позиции в ключевых областях американской нации – в государстве, средствах массовой информации, академическом мире, юриспруденции, финансовом и инвестиционном бизнесе.
То движение, которое сегодня называется «неоконсерватизмом» формировалось в несколько этапов. Его основателями считаются члены т.н. «нью-йоркской четверки» - студенты гуманитарного факультета нью-йоркского City College, упомянутые выше Ирвинг Кристол, Даниел Белл, Натан Глейзер, а также социолог Ирвинг Хоув (Irving Howe). Порвав с троцкизмом, они, вплоть до конца 60-х годов продолжали находиться на «левом» фланге американского политического спектра, сотрудничали с троцкистами, сторонниками Макса Шахтмана, но активно участвовали лишь в публицистической деятельности, публикуясь в левых, но антикоммунистических и про-еврейских журналах, как “Commentary” и “The National Interest”.
События конца 60-х и начала 70-х годов, как война во Вьетнаме, победa Израиля в 6-ти дневной войне с арабами в 1967 года, борьба советских евреев за репатриацию в Израиль, поддержка советским блоком арабских стран – «разбудило» еврейское национальное сознание и активизировало еврейские движения и организации в США. Но одновременно эти события раскололи американскую еврейскую политическую элиту, примерно на те же две группы, что и все американское общество: на либерально-космополитическую и национально-консервативную. (Более подробно эти два течения в американской политической элите обсуждаются в нашей работе [16]).
 В 1976 году возродился основанный еще в 1950 году т.н. Комитет по Существующей Опасности (Committee on Present Danger), во главе с дипломатам еврейского происхождения Максом Кампельманом (Max Kampelman). В  руководство Комитета вошло много евреев, прежде слывших левыми и либералам, и даже коммунистами-троцкистами - Ирвинг Кристол, Норман Подгорец (Norman Podhoretz), Мидж Дектер (Midge Decter), Манни Муравчик (Manny Muravchik), Бен Ваттенберг (Ben Wattenberg). Именно в рядах этой антисоветской «ястребиной» организации, требующей бескомпромиссной борьбы с «мировым злом», коммунизмом, началось сотрудничество быших «троцкистов» с Дональдом Рамсфельдом (Donald Rumsfeld), Ричардом Чейни (Richard Cheney), Эдуардом Роуни (Edward Rowny), Джиной Киркпатрик (Jeanе Kirkpatrick) (кстати, также бывшей в молодости активисткой троцкистской организации Макса Шахтмана), и другими «ястребами» не-еврейского происхождения. И именно члены этой организации стали ядром будущего неоконсервативного движения. (Несколько лет назад CPD был вновь «образован», и в ее ряды вошли практически все виднейшие неоконсераторы).
Тогда же к неоконсерваторам («неоконам», как их называют в США) присоединились бывшие советники сенатора-юдофила и русофоба Генри Джэксона (Henry Jackson), автора знаменитой поправки Джэксона-Вэника: ученик и зять сотрудника RAND Corp., стратега военной доктрины США Альберта Волстеттера (Albert Wohlstetter) Ричард Перл (Richard Perle) и историк, сионист и откровенный еврейский расист Бернард Льюис (Bernard Lewis).
Значительный вклад в идеологию и практику «нео-либерального троцкизма», как иногда называют неоконсерватизм их критики «справа» - традиционные американские консерваторы-традиционалисты - внесли идеи, книги и лекции еврейско-немецкого философа Лео Штрауса (Leo Strauss), эмигрировавшего в США в конце 30-х годов и затем преподававшего философию в Чикагском университете. Штраус учил своих студентов, что существуют две различные «правды»: одна - для «простых» граждан, не шибко образованных и потому предназначенных быть «ведомыми», и другая – для «посвященных», образованных и потому «ведущих». Именно его студенты Пол Вулфовиц (Paul Wolfowitz), Эллиот Абрамс (Elliot Abrams), Абрам Шульски (Abram Shulsky), Джон Болтон (John Bolton) влились в середине 70-х годов в ряды неоконсерваторов, а позже, в начале ХХI века составили ядро идеологического окружения американского президента Дж. Буша, мл.
 В середине 80-х годов в неоконсервативное движение влилась молодая «революционная поросль» - бывший руководитель американского комсомола Майкл Лидин (Michael Leeden), члены троцкистских и левацких молодежных организаций 60-70-х годов Стивен Шварц (Stephen Schwartz), Дэвид Горовиц (David Horowitz), Джошуa Муравчик (Joshua Muravchik). Тогда же были «взяты» в администрацию Р. Рейгана, а затем Дж. Буша, старшего, протеже Р. Перла и П. Вулфовица «молодые» неоконсерваторы еврейского происхождения, обвиняемые в связях с израильскими спецслужбами - Дуглас Фейт (Douglas Feith), Стефан Бриен (Stephen Bryen), Дэвид Вюрмсер (David Wurmser), Дэвид Фрум (David Frum).
А к середине 90-х годов в «рядах» неоконсерваторов уже были многие известные политологи и публицисты как Лоренс Каплан (Lawrence Kaplan), Чарльз Краутхаммер (Charles Krauthammer), Йона Гольдберг (Jonah Goldberg).  
Короче, к началу ХХI века неоконсерваторы имели решающее влияние в центрах власти, где формируется американская внешняя политика и принимаются стратегические решения, как Президентский Совет, Пентагон, многие aналитические центры при ЦРУ; добавим, что неоконы уже контролировали влиятельные, хотя формально негосударственные организации, как Center for Security Policy и уже упоминавшийся выше Committee on Present Danger.
 В настоящее время (2005 год) неоконы доминируют во многих (если не в большинстве) ведущих мозговых центрах США, как American Enterprise Institute, Hudson Foundation, Heritage Foundation, Project for New American Century. Они практически вытеснили либералов из большинства главных американских еврейских организаций, в частности, из тех, кто традиционно занимается лоббированием интересов еврейской общины и Израиля в США - Jewish Institute for National Security Affairs, American Israel Public Affair Committee, Zionist Organization of America.
Очень показательно в качестве иллюстрации «духовной» и организационной связи неоконсерваторов с левацкими и троцкистскими организациями их весомое присутствие в лево-социалистической организации «Социал-Демократы США». Эта организация, созданная троцкистами в 70-е годы для проникновения в американский истеблишмент и состоящая практически из одних евреев, представляет на политической арене США лево-либеральную элиту, которая доминирует в ведущих американских университетах и в значительной степени определяет образовательную стратегию и политику в Соединенных Штатах Америки.
Идея использовать гегемонистские и мессианские традиции и устремления американского истеблишмента, особенно, протестанского, для обеспечения безопасности Израиля была впервые ясно и четко «озвучена» в 1996 году группой еврейских политологов США и Израиля в документе, предназначенном для израильского правительства Беньямина Натаньягу [17]. В нем прямо и недвусмысленно провозглашается «право» США и Израиля вмешиваться во внутренние дела других стран, а также изменять политическую систему тех государств, чья внешняя политика представляет угрозу для государства Израиль.
  За этим документом последовали другие, на сей раз от группы «неоконов», образовавших комитет «Программа за Новое Американское Столетие» (Project for New American Century), где авторы призывали президента США свергнуть президентов Ирака и Югославии. Как известно, эти призывы были «услышаны», и в результате «совместного проекта» неоконов и либералов президент Югославии Слободан Милошевич был вынужден в ходе организованного и проплаченного американцами путча отказаться от президенства, а президент Республики Ирак Саддам Хуссейн был свергнут в результате вооруженной агрессии, совершенной против его страны Соединенными Штатами Америки.  
     К концу ХХ века неоконсерваторы окончательно выкинули за борт фиговый листок универсалистского либерализма и открыто заявили об историческом и моральном праве США быть гегемоном всего человечества - «благодетельной мировой империей» [11]. Но только лишь в начале ХХI века, после известных террактов в Нью-Йорке, еврейские неоконсерваторы США смогли получить от протестанского руководства США карт-бланш на проведение «перманентной мировой либеральной революции», ведущейся под американским флагом и от имени американского народа. Члены администрации президента Буша, неоконсерваторы Пол Волфовиц, Ричард Перл, Дуглас Фейт, Эллиот Абрамс, Льюис Либби (Lewis Libby) фактически возглавили эту «революцию», став ее идеологами и ее «мотором».
Устами неоконсерваторов была открыто заявлена, а американскими правящими кругами стала приводиться в исполнение стратегия радикально-экстремистского крыла еврейской политической мысли, которая совместила в себе фундаментальные положения ее трех основных течений:
- марксистско-троцкистскую установку на перманентную мировую революцию и марксовый мессианизм «передового класса»;
- либерально-космополитическую догму об «универсальных» и «всеобщих» ценностях, как политические свободы, «демократия» и «права человека»;
- объявление США и Израиля «избранными», неподсудными критике «мессианскими» цивилизациями, стоящими над всеми остальными нациями и государствами, включая европейские, и потому имеющими право руководить миром, вести его за собой и изменять по своему усмотрению.
Неоконсерваторы получили политическую и стратегическую поддержку со стороны т.н. «евангелических» христиан США, среди которых - всемирно известные пасторы Пат Робертсон (Pat Robertson) и Джерри Фавел (Jerry Fаlwell). С «инкорпорацией» в правящую американскую элиту еврейских финансовых, медийных и академических кругов, придавших доминирующей в США протестанской идеологии исключительности и избранности - черты еврейского архаичного, фактически племенного расизма, американский мессианизм окончательно превратился в идеологию глобальных геополитических преобразований и завоевания абсолютного мирового господства.
 Сегодня процесс глобализации, как установления всемирного контроля («Нового Мирового Порядка») транснациональной финансово-политической элитой идет быстрыми темпами. Используются различные стратегии и методы:
- прямое военное вмешательство (Югославия, Ирак, Афганистан);
- организация, финансирование и политическая и дипломатическая поддержка т.н. «цветных» революций (Сербия, Грузия, Украина, Ливан, Кыргызистан);
- дестабилизация страны с последующим еe расчленением (Югославия, СССР);
- экономическая, политическая, блоковая и дипломатическая экспансия (расширение НАТО и ЕС на Восток);
- идеологические и психологические войны, сопровождающиеся формированием 5-х колонн в странах, избранных для «бархатных» и «гуманитарных» революций, и использующие либерально-космополитическую идеологию, как инструмент разложения национального самосознания народов стран, избранных для экспансии.

            Заключение
 
   Мы в самых общих чертах описали два основных направления современного глобалистского движения, опирающегося, в первую очередь, на два главных «крыла» еврейской диаспоры  - либерально-космополитическое («меньшевики») и неоконсервативное («большевики») [16].
    Либералы-космополиты, в том числе и правозащитники (Human Rights Watch, общество «Мемориал», Хельсинские группы и др.) аппелируют к якобы всеобщим и «универсальным» ценностям, вроде свободы слова и самовыражения, прав человека, демократии и т.п., которые они представляют в либеральной западной трактовке. В качестве инструментов «демократических» преобразований в «неразвитых» или «тоталитарных» государствах (Сербия, Ирак, Белоруссия, Украина, Грузия, и т.д) ими видятся международные и наднациональные институты, как ООН, ОБСЕ, Совет Европы, а на «худой конец» и НАТО.
Либералы склонны уважать ООН, международное договоренности, и международное право, которое зиждится на «универсальных» принципах равноправности и суверенности международных субъектов. (Это не означает, что либералы вообще отрицают войну, как средство достижеия своей цели. Война во Вьетнаме, бомбардировки Югославии тому иллюстрация)
Политика США, по мнению либералов, должна в первую очередь быть направлена не на военное противостояние с «недемократическим» государством, не на создание там подпольных групп, ставящих целью свержение режима, а на формирование объективных и субъективных условий, необходимых для проведения последующих политических изменений в этой стране. Например, в 70-80-е годы прошлого века, одним из важнейших «субъективных» условий изменений было, по мнению либералов, постепенное приведение советской юридической практики в соответствие с советскими же законами и с международным законодательством, со Всеобщей Декларацией прав человека.
Неоконсерваторы же объявляют «избранными» (историей или Богом) для преобразования мира «мессианскую» нацию-государство - Соединенные Штаты Америки. Соответственно, остальные страны нашей планеты обязаны следовать в фарватере США, а «ослушники» подлежат наказанию в виде «революционного» воздействия со стороны страны-гегемона и его «союзников», то бишь, вассалов. Как это делается – было продемонстрировано в Сербии, Ираке, Афганистане.
Неоконсерваторы рассматривают международные институты (ООН, ОСБЕ) и международные договора исключительно как инструменты, как орудия для достижения своих глобалистских и имперских целей. Потому, они легко нарушают международные договоренности, выходят из международных конвенций, если сочтут это для себя выгодным.
Иногда оба «крыла», либералы-космополиты и интервенциалисты-неоконсерваторы, действуют согласованно. Так это было в Сербии, Грузии, Украине, Кыргызстане - в планировании, финансировании и даже организации «бархатно-цветных» революций и свержении президента страны...Трудно найти большее подтверждение единству целей всемирных «глобализаторов-освободителей».
Это очевидное единство целей, несмотря на различные методы и идеологические «прикрытия», проистекает из общих мировоззренческих основ обоих движений, как анти-христианских и анти-традиционалистских. Оба движения мессианские, и мотивации их главных идеологов - будь-то Джордж Сорос или Ирвинг Кристол – это «освобождение неразумного человечества» и приведение его к «светлому концу».
  Точно такими же глобалистскими «освободителями» мнили себя марксисты, и хотя «священные тексты» всех утопических доктрин - марксистов, либералов и неоконсерваторов - различаются, у них есть одно общее - притязание на построение Царства Божьего на Земле. В этом – фундаментальное отличие псевдо-религий марксизма, либерализма, неоконсерватизма и прочих освободительных глобалистских и мессианских учений от мировой религии христианства, где «нет эллина и иудея», а Царство Божье – есть лишь только на Небе.
  Что же касается России и его народа, то российские граждане с либерально-космополитическими воззрениями, как евреи, так и русские, должны сделать свой выбор между транснациональной космополитической элитой и остальным человечеством, рассматриваемым этой элитой в качестве сырьевого придатка и человеческого «материала» для обеспечения нужд и потребностей «избранного золотого миллиарда».  
 
 
Литература
 
[1]  MacDonald, K.B., “A People that Shall Dwell Alone: Judaism As a Group
  Evolutionary Strategy with Diaspora Peoples”, Praeger, Westport, CT 1994.
[2] О.А. Попов, “Универсальное и этническое в еврействе”,  
http://www.lebed.com/2005/art4034.htm; http://www.pravoslavie.ru
http://www.pravaya.ru.
[3] MacDonald, K.B., “Separation and its Discontents: Toward an Evolutionary Theory  
of Anti-Semitism”, Praeger, Westport, CT 1998.
[4]   A.С. Панарин, “Искушение глобализмом”, Русский национальный фонд,   
 Мoсква, 2000
[5] О.А. Попов, “Еврейские корни марксизма”, http://www.lebed.com;
http://www.pravaya.ru; http://www.polemics.ru   
[6]  W. Zombart, “The Jews and Modern Capitalism”, Batoche Books, Kitchener, 2001.
[7] О.А. Попов, “Еврейская мировая революция?” http://www.lebed.com;    
http://www.pravaya.ru; http://www.polemics.ru   
[8] Вера Генисаретская, “Христианские сионисты”,  
http://www.pravaya.ru/look/2021   
[9]  Michael Lind, “The Weird Men Behind George W. Bush's War”, The New
Statesman, April 7, 2003.
[10] Вера Генисаретская, “Неоконсерватизм в США”,
  http://www.pravaya.ru/govern/392/1895
[11] R. Kagan and W. Kristol, “Present Dangers: Crisis and Opportunity in American  
Foreign and Defense Policy”, Encounter Books, 2000
[12] Н.А. Нарочницкая, “Россия и русские в мировой истории”, Международные
отношения, Москва, 2004
[13] A.И. Солженицын, “Двести лет вместе”, том 2, Русский путь, Москва, 2002.
[14] И.Р. Шафаревич, “Трехтысячелетняя загадка”, Библиополис, С.-Петербург
2002.
[15] B. Russel, “The Atomic Bomb and the Prevention of War”, Bulletin of the Atomic
Scientists, October, 1946.
[16] О.А. Попов, “Human Rights Watch как политический инструмент либерально-
космополитической элиты США”, http://www.lebed.com;  
http://www.moskvam.ru;
[17] Richard Perle, James Colbert, Charles Fairbanks, Jr., Douglas Feith, Robert
Loewenberg, Jonathan Torop, David Wurmser, Meyrav Wurmser, “A Clean Break:
A New Strategy for Securing the Realm”, 8 July 1996. 

Самир Амин
Американская идеология

1.Сегодня США правит хунта военных преступников, захвативших власть в результате своего рода путча. Этому путчу предшествовали выборы (сомнительные), но не стоит забывать, что и Гитлер был избранным политиком. Продолжая сравнение, 11 сентября выполнило роль "поджога рейхстага", позволившего хунте наделить полицию властью, сравнимой с гестаповской. У них есть своя собственная Майн Кампф - Стратегия национальной безопасности, свои собственные штурмовые отряды - организации патриотов, и свои собственные священники. Жизненно важно для нас набраться храбрости сказать эту правду и перестать маскировать ее словами типа "наши американские друзья" - словами, потерявшими всякий смысл.

Политическая культура - продукт многолетней истории. Поэтому в каждой стране она особенная. Американская политическая культура резко отличается от возникшей в Европе. Она сформирована основателями Новой Англии (колоний, а позднее штатов северо-восточного побережья США -пер.) - экстемистскими протестанстскими сектами, геноцидом коренных жителей, рабством афроамериканцев и созданием общин, сегрегированных по национальному признаку, в результате эмиграции из разных стран в 19 веке.

2.

Прогрессивность, секуляризм и демократия - не последствия эволюции религозной веры, напротив, вере пришлось приспосабливаться к требованиям этих новых мощных идей. Это приспособление - не уникально протестантское явление, то же произошло и в католическом мире, хотя и другим образм. Родилась новая вера, свободная от любых догматов. В этом смысле не Реформация создала предпосылки для капитализма, хотя это утверждение Макса Вебера охотно приняли протестанты Европы, как лестное для них. И Реформация вовсе не была наиболее решительным разрывом с идеологическим прошлым Европы и ее феодальной системой, если учесть более ранние истолкования христианства. Напротив, Реформация оказалсь попросту самой запутанной и примитивной формой такого разрыва.

Одна из процессов внутри Реформации, выгодный для правящих классов, привел к созданию государственных церквей (англиканской, лютеранской), под контролем этих классов. Эти церкви представляли собой компромисс между усиливающейся буржуазией, монархией и крупными помещиками, в результате чего они могли удерживать в повиновении крестьян и городскую бедноту.

Вытеснение католической идеи всемирности путем установления отдельной государственной церкви в каждой стране способствовало укреплению монархии, усилению ее роли как посредника между силами старого режима и набирающей силу буржуазией, росту присущего этим классам национализма и тем самым препятствовало возникновению новых форм всемирности, которые позднее провозгласил международный социализм.

Другие аспекты Реформации вдохновляли низшие классы, главные жертвы общественных перемен, вызванных капитализмом. Эти движения обратились к традиционным способам борьбы, возникших в эпоху еретических движений средних веков, и в результате были обречены на оставание от требований эпохи. Угнетенным классам пришлось ждать Французской Революции - с секулярной массовой и радикальной формой организации - и возникновения социализма, чтобы найти способ выразить свои требования в соответствии с новыми условиями существования. Ранние протестантские группы, напротив, процветали, питаясь фундаменталистскими иллюзиями, что в свою очередь поощряло бесконечное возникновение сект - носителей того апокалиптического сорта идей, который ныне широко распространен в США.

Протестантские секты, вынужденные эмигрировать из Англии 17 века, выработали особую форму христианства, отличную и от католической и от православной версии. Именно поэтому ее не разделяло даже большинстов европейских протестантов, включая англикан, каковыми является большинство английских правящих классов. В общем, можно сказать, что суть Реформации была в возрождении Ветхого Завета, оттесненного католицизмом и православием для определения христианства через разрыв с иудаизмом. Протестанты восстановили роль христианства как верного последователя иудаизма.

Та форма протестантизма, которая расцвела в Новой Англии, продолжает определять американскую идеологию в наши дни. Прежде всего, это помогло завоеванию нового континента ссылкой на Святое писание (вооруженный захват земли обетованной - постоянный мотив, звучащий в Северной Америке). Позднее США расширили свою богом данную миссию на весь земной шар. Они стали рассматривать себя как "избранный народ", что на практике означало то же, что и нацистская "нация господ". И именно поэтому, американский империализм (не "империя") будет даже более безжалостным, чем его предшественники, большинство из которых не объявляли, что сам бог их ведет (Буш заявил, что бог велел ему напасть на Ирак! -пер.).

3. Я не из тех, кто верит, что прошлое может только повторяться. История изменяет людей. Именно это произошло в Европе. К сожалению, ход американской истории не только не смягчил жестокость, присущую ей изначально, но, напротив, усилил и продлил ее действие. Это видно на примере обеих американских "революций" и заселения страны через последовательные эмиграционные волны.

Несмотря на нынешние попытки прославить ее достоинства, "Американская революция" была не более чем ограниченной войной за независимость, практически лишенной социальной глубины. Ни разу за время своего восстания против английской монархии американские посленцы не пытались изменить общественные или экономические отношения - они просто отказались делиться прибылями с правящим классом метрополии. Они желали власти не для того, чтобы изменить порядок вещей, но чтобы продолжать в том же духе - хотя и решительнее и глубже. Их основной целью было расширить поселения на Запад, что подразумевало - среди прочего - геноцид коренных жителей. Эти революционеры никогда не ставили под сомнение рабовладение. На самом деле многие великие вожди революции были рабовладельцами и их предубеждения на этот счет оказались непоколебимы.

Геноцид коренных американцев был вписан в логику нового избранного народа и божественной миссии. Их бойню нельзя попросту списать на нравы далекого и забытого прошлого. Вплоть до 1960-х годов, этот геноцид прославлялся вполне открыто и гордо. Голливудские фильмы противоставляли "хорошего" ковбоя "злобному" индейцу, и на этой карикатуре воспитывались поколение за поколением. (Когда представитель племени сиу, (Колорадо) сравнил нападение на Ирак с истреблением индейцев в 19 веке, это послужило для автора местной газеты одним из доказательств пособничества терроризму сайта, опубликовавшего это мнение. Из этого можно сделать утешительный вывод - истребление индейцев больше не считается официально геройским подвигом в США - пер.).

То же касается и рабовладения. После независимости потребовался почти век на то, чтобы отменить рабство. И, несмотря на все заявления, эта отмена не имела ничего общего с этикой - это случилось только потому, что рабство больше не способствовало капиталистической экспансии. Так что афроамериканцам пришлось ждать еще век, чтобы получить минимальные гражданские права. И даже после этого, глубокий расизм правящих классов не был потревожен. Вплоть до 60-х годов линчевание оставалось обычным делом, по поводу которого можно было устроить семейный пикник (или послать фотографию линчевания как открытку приятелям - пер.). На деле линчевание продолжается и сегодня, более скрыто и косвенно, в форме системы "правосудия" (на английском, "правосудие" и "справедливость" именуются одним и тем же словом - пер.), которая посылает на смерть тысячи - по большей части афроамериканцев, хотя всем известно, что, по крайней мере, половина осужденных невиновны.

Следующие одна за другой волны иммиграции также укрепляли американскую идеологию. Иммигранты, разумеется, не отвечают за нищету и угнетение, которая вынудила их к отъезду. Они покинули свою землю как жертвы. Однако эмиграция также означает отказ от коллективной борьбы за изменение условий в своей стране. Они сменили свои страдания на идеологию индивидуализма и "вытаскивания себя из болота за шнурки от ботинок". Этот идеологический сдвиг также отодвигал зарождение классового сознания, которое едва успевало сформироваться, прежде чем новый прилив эмигрантов пресекал в зародыше его проявление. Конечно, иммиграция также способствовала "этническому усилению" американского общества. Культ "личного успеха" не исключал создание сильных и поддерживающих "своих" этнических общин (ирландских или итальянских, например), без которых одиночество стало бы невыносимым. Однако, опять-таки, усиление национальных чувств американская система поощряет в своих целях, поскольку это неизбежно ослабляет классовую сознательность и активную гражданскую позицию.

И пока парижские коммунары готовились "штурмовать небеса" в 1871 году, в американских городах велись кровавые войны между бандами, сформированными бедными иммигрантами (ирланскими, итальянскими и т.д.), при бесстыдной манипуляции правящих классов.

В нынешних США нет рабочей партии, и никогда не было. Мощные профсоюзы аполитичны, во всех смыслах. Они не связаны с партией, которая могла бы разделить и выразить их интересы, и они не способны самостоятельно прийти к социалистическим идеям. Вместо этого они подчиняются, как и все остальные, господствующей либеральной идеологии, которая остается неоспоренной. Когда они борются, речь идет об ограниченных и узких вопросах, что ни в коей мере не бросает вызов либерализму. В этом смысле они были и остаются "постмодернистами" (в данном случае - лишенными устойчивых социальных ценностей, которые они были бы готовы отстаивать - пер.).

Однако для рабочего класса ценности национальной общины не могут заменить социалистической идеологии. Это касается даже афроамериканцев, наиболее радикальной общины в США, потому, что борьба за национальную идеологию ограничивается борьбой с официальным расизмом.

Слишком мало внимания до сих пор уделялось различиям между "европейскими идеологиями" (во всем их разнообразии) и американской идеологией в отношении влияния Просвещения на их формирование.

Известно, что философия Просвещения была решающим фактором в создании современных европейских культур и идеологий, и ее влияние остается значительным до сих пор, не только в старых центрах капиталистического развития - католической Франции или протестантской Англии и Голландии, но также в Германии и даже России.

Сравните это с США, где Просвещение играло весьма скромную роль, затронув только "аристократическое" (и рабовладельческое) меньшинство, вополощенное в Джефферсоне, Мэдисоне и некоторых других. В целом секты Новой Англии остались в стороне от критического духа Просвещения и их культура была ближе к охоте на ведьм в Сэйлеме, чем к безбожному рационализму просветителей.

В результате этой ограниченности поднявшийся буржуа-янки создал в Новой Англии примитивную и ложную идеологию, согласно которой "наука" (точная наука, вроде физики) должна определять судьбы общества - точка зрения, которую разделяют в США не только правящие классы, но и население в целом.

Наука должна играть роль религии, что объясняет некотрые яркие особенности американской идеологии: пренебрежение философией, сведенной до самого беззубого эмпиризма. Это также привело к лихорадочным услиям свести все гуманитарные и общественные знания до "чистой", то есть "точной" науки: "чистое" описание экономических механизмов взамен политической экономии и наука о "генах" взамен антропологии и социологии. Эта несчастливое отклонение привело к сближению современной американской идеологии и нацизма, облегченному к тому же глубочайшим расизмом, присущим всей американской истории. Другой итог этого странного подхода к науке - убожество космологических теорий (из которых наиболее известна теория "Большого взрыва").

Среди прочего, Просвещение научило нас, что физика - наука об определенных и ограниченных аспектах вселенной, выбранных как объект исследования, а не наука о вселенной в целом (что является философским, а не естественнонаучным вопросом). На этом уровне американский способ мышления ближе к старым попыткам примирить веру и разум, чем к современной научной традиции. Эта отсталая точка зрения подходит для целей новоанглийского протестантского сектанства и для того типа пропитанного религией общества, которое вышло из него.

И мы знаем, что сейчас этот регресс угрожает и Европе.

4.

Два фактора, исторически сформировавшие американское общество - господствующая библейская теология и отсутствие рабочей партии - вместе создали нечто совершенно новое: систему, фактически управляемую единственной партией, партией капитала.

Две составные части этой партии придерживаются одной и той же формы либерализма. Обе обращаются только к меньшинству, участвующему в этой бессильной и урезанной демократии (около 40% избирателей). Поскольку рабочие, как правило, не голосуют, каждая часть партии имеет своих собственных приверженцев среди среднего классы, к которому и приспосабливает свои лозунги. И та и другая организовали своих собственных избирателей, состоящих из представителей интересов разных отраслей капитала (лобби) и местных общинных групп.

Нынешняя американская демократия - типичный образчик того, что я называю "демократией малой интенсивности". Она основана на полном отделении управлением политической жизнью, через избирательную демократию, от управления экономической жизнью, которой правит закон капиталистического накопления. Более того, это отделение ни в коей мере не подвергается сомнению, оно - часть, так сказать, всеобщего консенсуса. Однако оно практически сводит к нулю творческий потенциал политической демократии. Оно кастрирует представительские учреждения (парламенты и т.д.), бессильные перед "рынком" и его требованиями. В этом смысле выбор между голосованием за демократов или республиканцев - совершенный пустяк, потому, что определяет будущее американцев не результат сделанного ими выбора, но капризы финансового и прочих рынков.

В результате американское государство существует исключительно на потребу экономике (т.е. капиталу, которому оно подчиняется, пренебрегая социальными проблемами). Это государство способно действовать таким образом по одной основной причине: исторический процесс, сформировавший американское общество, предотвратил развитие классового сознания рабочих.

Сравните с европейским государством, которое было (и может стать снова) необходимой формой для сведения на нет столкновений между общественными интересами различных групп. Европейское государство предпочитает общественный компромисс, и демократия получает реальное значение. Когда классовая борьба и другие виды борьбы не вынуждают государство действовать таким образом, когда оно не может сохранить самостоятельность перед лицом безжалостной логики накопления капитала, демократия превращается в бессмысленную игру - как в США.

Сочетание господствующей религиозной практики - и ее использование через фундаменталистскую форму - при отсутствии политического сознания угнетенных классов дает американской политической системе невиданную свободу маневрировать, с помощью которой оно может нейтрализовать опасность демократических действий и свести их к безобидным ритуалам (политика как развлечение, политические "группы поддержки" в духе спортивных состязаний и т.д.).

Однако не следует поддаваться иллюзии. Не фундаменталистская идеология занимает господствующее положение и навязывет свою логику подлинным держателям власти: капиталу и его слугам в правительстве. Капитал принимает все решения, и только потом призывает на службу ему американскую идеологию. Ее методы - неслыханная доселе систематическая дезинформация, критикам затыкают рот крайними формами шантажа. Таким образом, правящие классы легко манипулируют "общественным мнением", отупляя его.

Именно в таких условиях американские правящие классы дошли до полного бесстыдства, облаченного в лицемерие, которое не может одурачить иностранцев, но часто непроницаемо для самих американцев. Режим охотно прибегает к насилию, даже в самых крайних формах, была бы нужда. Все радикальные американцы отлично знают: их выбор - продаться, или быть, в конце концов, убитым.

Как и все прочие идеологии, американская "стареет и истрепывается". Во время затишья - экономического роста и "приемлемого уровня" общественных побочных эффектов - давление правящего класса на массы, естественно, снижается. Поэтому время от времени необходимо оживлять эту идеологию, использую одни из классических методов: врага (всегда - иностранца, поскольку американское общество хорошо по определению) назначают (империя зла, ось зла), и тем оправывают применение любых средств для его уничтожения. Раньше врагом был коммунизм. Маккартизм (о котором современные "проамериканцы" предпочитают не вспоминать) сделал возможным холодную войну и оттеснение Европы на второй план. Сегодня, это "терроризм", явно предлог, долженствующий послужить настоящим планам правящих классов: военному господству над всей планетой.

Заявленная цель новой американской гегемонистской стратегиии - предотвратить появление любой другой силы, способной противостоять Вашингтону. Поэтому необходимо разрушить "слишком большие" государства и создать как можно больше прихлебателей, которые готовы принять у себя американские базы для "защиты". Три последние президента (Буш-старший, Клинтон и Буш-младший) согласны: только одна страна имеет право быть "большой" - а именно, США.

В этом плане, гегемония США зависит от ее огромной военной мощи, а вовсе не от предполагаемых "преимуществ" ее экономики. Из-за этой силы, США выступает неоспоримым главарем мировой мафии, чей "видимый кулак" заставит подчиняться новому империалистическому порядку тех, кто в противном случае мог бы колебаться.

Ободренные недавними успехами, крайне правые ныне крепко держат бразды правления в Вашингтоне. Выбор, предлагаемый ими, ясен: признать гегемонию США и "либерализм", который они навязывают, что означает больше чем просто помешательство на делании денег - или отвергнуть и то, и другое. В первом случае, Вашингтон получит свободу рук "перестроить" весь мир по образу Техаса. Только выбрав второе, мы можем реально помочь построить общество на деле плюралистическое, демократическое и мирное.

Если бы европейцы спохватились в 1935 или 1937 году, они могли бы остановить нацистское безумие до того, как оно причинило столько вреда. Откладывание до 1939 привело к новым десяткам миллионов жертв. Мы обязаны действовать сейчас, чтобы остановить и уничтожить угрозу вашингтонских неонацистов.

http://anti-glob.narod.ru/st/stamin.htm

ВУДУ-ЭКОНОМИКА ГЛОБАЛИЗАЦИИ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА:
РОССИЯ ПРОТИВ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

I. Деформированный подход к соотношению экономики в политики установился в период “консервативной революции Тэтчер-Рейгана” в начале 80 гг., в результате чего неолиберализм стал неоспариваемой аксиомой. Возникла некая “религия денег и внешнего блеска”, как говорил перебежчик из либеральных рядов Ф. Рогатин, бывший главный экономический советник Б. Клинтона и Р. Перро.

В рамках этой религии, то есть при помощи разброда финансов, легкости получения кредитов и отказа от регулирования на фоне деградации системы культурных ценностей финансовые маги, вуду-экономисты превратили Америку и весь мир в “гигантское казино” – в подобие глобального Монте-Карло.

Известно, что неолиберализм стоит на идеях А. Смита и Д. Локка. Для них экономика – это процесс товарообмена на рынке. Формирующий гражданское общество, права человека и равенство, то есть весь культурный генокод Запада. Равенство понимается как равенство независимых партнеров, каждый из которых может нанести такой же вред другому, как и он первому. Такова аксиома гражданской геополитики Запада. Рынок выглядит в этой перспективе как центр мощи экономики в целом.

Между тем рынок для нас всего лишь поверхность социальных процессов, в глубине которых находится экономик, или производство. Рынок лишь выявляется и обнаруживает глубинные процессы! Неолиберализм же верит в магию рынка и в “алхимию финансов”. Принцип рынка – “купи дешево, продай втридорога”. Механизм ценообразования в рамках спроса и предложения при этом является единственной мотивацией участников этого квазиэкономического процесса.

Вопрос о производстве и об источниках человеческих и технологических вложений и поступлений на рынок представляется в этой парадигме излишним и неуместным. Более того, он объявляется неприличным. Учитываются только абстрактные законы игры спроса и предложения: “купи-продай”, как говорят с иронией русские. Экономика здесь выглядит как довесок к рынку. Полный отказ от регулирования, приватизация материальной и информационной инфраструктуры экономики – два ведущих тезиса либералов. Важнейшим фактором, обеспечивающим ведущие позиции либералов в 90 гг., явилось поражение мировой социалистической системы и крах реального социализма.

По закону “отрицания отрицания”, экономика свободного рынка показалась единственно возможной логической альтернативой системе социализма: на тех же основаниях была отвергнута и регулируемая рыночная экономика. Последняя была приравнена к неолиберальной англо-американской модели капитализма. Вместе с тем, очевидно, что существует фундаментальное различие между неолиберальной моделью и европейской (французской и немецкой), японской моделями, настаивающими на развитии реальной экономики средствами политики регулирования. Нелибералистские способы организации экономики позволяли достигать значительных успехов в ряде исторически важных ситуаций: американская система политэкономии (от А. Гамильтона после войны за независимость) через Кэри во времена Гражданской войны, через американскую мобилизационную экономику Второй мировой войны вплоть до экономической политики Д.Ф. Кеннеди, германская экономическая традиция, идущая от Ф. Листа. Она применялась в период первого мирового экономического кризиса, а также в период реконструкции в первый послевоенный период (политика и реформы Л. Эрхарда), экономическая политика Французской республики перед Первой мировой войной, экономическая политика возрождения и развития страны при президенте Ш. де Голле и его экономическом советнике Ш. Рюэ (1958-1969 гг.).

Все перечисленные практически реализованные модели характеризуются методом “административного управления” (по-немецки это звучит характерно: Planvolle Entwicklung) экономикой во имя стимулирования научно-технического развития и формирования стратегически важных отраслей народного хозяйства. Планирование здесь означает промышленную политику, стоящую вне политики невмешательства капитализма и вне чрезмерной социалистической регламентации. Для де Голля таков был бы “третий путь” Европы. Модернизация французской реальной экономики в 60 гг. весьма напоминает развитие возрождающейся Германии в 50 гг. Фундаментальной особенностью неолиберализма является “примитивное накопление”, обеспечивающая разрушение производительного потенциала экономики и истощение человеческих ресурсов. Главной проблемой экономики примитивного накопления служит дефицит инвестиций в развитие материальной инфраструктуры: строительство мостов и дорог, производство энергоресурсов, благоустройство городов, машиностроительную промышленность. Примитивное накопление разрушает образование, медицину, культуру, сохраняя редкие островки высоких технологий (в Силиконовой долине, например).

В промышленности США сегодня сохраняется самая низкая почасовая заработная плата, низки производительность труда и качество продукции. В середине августа 1971 г. президент Р. Никсон предпринял меры, которые означали разрушение Бреттон-Вудской системы. В результате возникла система “плавающего курса”. Это система величайшей социальной несправедливости, по которой национальные валюты искусственно принижаются, а долги бедных стран резко возрастают. Первоначально система плавающего курса разрушила не только африканские страны, но также и суверенные государства Карибского бассейна. Затем начала жестоко страдать страны и народы Западной Европы и США. В США доходы богатейших 20 % семей окончательно сравнились с доходами низших 80 % семей уже в 1999 г.

Процветание стран первого мира наблюдается лишь в финансовом измерении – их внутренняя экономика и инфраструктура полностью разрушены. Так, в Англии на протяжении последнего десятилетия шли дебаты по вопросу о том, нужда ли стране какая-либо промышленность или нет. С падением СССР в период с 1989 по 1991 гг. группа политических манипуляторов вокруг Тэтчер, Миттерана и Буша объявила о создании нового мирового порядка. Это означало, что по мере исчезновения влияния советской сверхдержавы происходит усиление англо-американского влияния, а Уолл Стрит и Сити устанавливают виртуальную военную диктатуру над планетой по образцу Римской империи времени ее расцвета. С 1989 – 1992 гг. начинается интенсивный процесс глобализации, означающий новое слово для наименования новой глобальной империи олигархического (нереспубликанского) типа. Этим процессом руководят люди 35 – 55 летнего возраста, явно уступающие в моральном и интеллектуальном отношениях своим предшественникам из предыдущего поколения. Эти люди неспособны понять положительный опыт предшественников и неспособны сделать выводы из их ошибок.

В период с 1996 г. созданная глобальная система управления находится в последней стадии саморазрушения. Турбулентные процессы внутри системы приводят к ее дезинтеграции и пребыванию каждый раз в новом состоянии устойчивой неравновесности. Создание новой системы требует концепции стабильной финансовой организации с фиксированными обменными процессами, которые были установлены в послевоенный период 50 гг. Необходимо сделать тот шаг, на необходимости которого настаивали И. Сталин и Ф. Рузвельт, но смерть Рузвельта перечеркнула этот план.

Необходимо провести разовый отказ от имперского наследия бывших колониальных держав (Британской, Французской, Португальской, Голландской) и установить под эгидой стран-победителей Содружество наций, обеспечивающее не только национальный суверенитет всех народов, но и их доступ к новейшим технологиям. В рамках послевоенной монетарной системы предполагалось обеспечить поток долгосрочных государственно-гарантированных кредитов по низким заемным ставкам всем нациям с целью восстановления национальных экономик. Такой новейший мировой порядок уже был на планете короткое послевоенное время – этот порядок предполагает мир и национальный суверенитет. Система свободной торговли, напротив, заставляет народы производить продукты по низким ценам и при помощи низкооплачиваемой рабочей силы. Сейчас люди мира смотрят с надеждой и ждут спасения от катастрофы глобализации. Они нуждаются в избавлении от свободного рынка, информационной эры, от свободной торговли. Здесь необходимо применить силу и политическую волю – вернуться к развитию сельского хозяйства и промышленности, улучшению качества образования и повышению жизненного уровня.

Система нового мирового порядка агонизирует, и задача заключается в том, чтобы собраться с силами и уцелеть под ее обломками с тем, чтобы построить глобальное сообщество суверенных государств-наций. Речь идет о полном разрыве с колониальным наследием, в котором центры метрополий находятся в паразитическом отношении к окраинам и поглощают сельскую бедноту для эксплуатации в небольших лавках и ремонтных мастерских как неквалифицированную интенсивно используемую рабочую силу. Таков вообще механизм перехода бывших колоний от доиндустриальной стадии развития к постиндустриальной, минуя индустриальную стадию.

Однако переход к постиндустриализму в 70-90 гг. стал практиковаться и в отношении к прежде индустриализированным нациям Европы и Северной Америки, особенно в ходе энергетического кризиса 1973 – 1974 гг. Гиперинфляция также является следствием тяжелой болезни глобализационного западнизма – своего рода высокой температурой сопровождающей терминальную стадию заболевания. Формирование новой глобальной системы справедливого мира возможно только на основе уничтожения существующих международных финансовых институтов и монетарных систем, в результате отказа от всякого применения фритрейдерских принципов к международным отношениям.

Следует отказаться от всякого культа свободного рынка и связанного с ним инструментально культа прав человека. Вопрос стоит только так: цивилизация или свободная торговля и глобализация! В противном случае миру обеспечена ужасная смерть, гибель детей и внуков каждого из нас и все из-за идеологической засоренности сознания новыми бэконовскими “идолами рынка”, “идолами площади”, “идолами театра”, место которых заняли идолы свободной торговли, глобализации, реформаторской политики.

При этом следует оставить в стороне факторы сферы обращения как поверхности социально-экономического процесса – следует отвлечься от денег, бумаг и дериватов, цен и финансов. Человечество будет прогрессировать только благодаря производству и физической экономике, но выживать благодаря рынку будет лишь малая часть человечества. II. Классическое мышление открывает возможности определения постсоветской системы России, как новой индустриальной системы, использующей все стратегические формы развития производительных сил: включение всех возможностей образовательной системы, а также расширение работы научно-исследовательских институтов. Разработка концепции неоиндустриальной системы, в отличие от западной концепции постиндустриализма, нацелена на теоретический и практический отрыв как от нынешней разрушенной производительной системы, так и от старой советской экономико-политической модели.

Известна позиция либералов-западников, полагающих, что только активная монетаристская политика и связанные с ней финансовые манипуляции могут спасти Россию. Либералы оправдывают колоссальные потери промышленности, народонаселения, образовательных учреждений и научных институтов. Именно такое понимание называется председателем комитета Государственной Думы РФ С.Ю. Глазьевым “геноцидом” в книге под одноименным названием. Вторая позиция связана с работой так называемых “крепких хозяйственников”, направленных на разработку новых программ. Это нелиберальная и нереформистская установка. Однако она не отвечает на вопрос о том, как следует строить всю систему жизнеобеспечения постсоветской России. В сущности, данная позиция стремится вернуться к старой советской индустриальной системе, поскольку надеется на взятие в руки реальной политической власти для претворения в жизнь выработанных идей. При этом забывается, что само население России нуждается в понимании миссии страны в мире, в создании новой системы отношений между научной, образовательной и индустриальной системами страны. Третья позиция носит технологический характер. Она исходит из того, что современный промышленный комплекс страны возник исторически и тесно связан с двумя другими системами – образовательной и научной.

Существует единый промышленно-образовательно-научно-исследовательский комплекс, компоненты которого не могут быть произвольно и по отдельности реформированы в качестве очередного “апгрейда”. Четвертая позиция тесно связана с процессом инновационного развития науки, образования и промышленности. Позиция четко отвечает на вопрос о сущности нового индустриализма в России, о содержании и формах организации нового индустриального труда в постсовременности в контексте взаимодействия нео-индустриальной, образовательной и научно-исследовательской систем. Постиндустриалистское понимание постсовременности полагает, что так называемое “информационное общество” целиком строится на высокой технологии (“хай-тек”) и компьютерах. Действительной задачей оказывается соединение информационных технологий с индустриальным производством и машинным парком в целях образования передовой промышленной системы. Новый тип промышленной организации строится в зависимости от передовых научных технологий и структуры подготовки и образования рабочей силы.

Возможны три типа проектов развития российской социальности в контексте динамики единого комплекса.

Первый тип проектов основан на традиционных отраслях промышленности и может быть назван консервативным вектором, замораживающим отсталость.

Второй тип направлен на создание новых типов промышленности и таких ее отраслей, которые ныне находятся в эмбриональном состоянии в лабораториях по оптоэлектронике, лазерной технике и выращиванию кристаллов, созданию умных роботов.

Третий тип ориентирован на создание метапромышленности как основы метаэкономики, связанной с циклами инновационной деятельности в рамках корпоративных университетов и технопарков.

Все это позволит обнаружить реперные и бифуркационные точки в советском индустриальном комплексе в качестве опоры развития технологических инноваций ХХ1 в. Источники развития извлекаются при таком развитии событий из сферы человеческого потенциала как важнейшего отечественного интеллектуального ресурса – мышления и образования, понимания и организации. При этом предполагается использовать единственный критерий развития – физическую экономику, экономику производства потребительских товаров и услуг. Какое же знание необходимо в такой интеллектуальной ситуации? Прежде всего, это знание в области предвидения будущего развития. Важнейшим направлением такого предвидения выступает предположение об исключительно северном арктическом направлении российского мультицивилизационного развития. Несомненна характеристика России как преимущественно северной цивилизации, а потому невозможно представить будущее страны без принципиально новой программы возрождения и освоения Севера, в том числе дальнего арктического Севера – нашего Заполярья.

Перефразируя М.В. Ломоносова скажем, что российское Заполярье прирастать будет технополисами и технопедиаполисами, и возможно, техноандрагополисами. Идеи Вернадского о создании новых типов энергетического обмена и новых материалов в своем жизненном воплощении позволят создать достаточную для интенсивного развития плотность населения в доселе необжитых и невыносимых для жизни регионах.

Все прогрессивные модели управления единым комплексом характеризуются методом “культурно-административного управления” экономикой во имя стимулирования научно-технического развития и формирования стратегически важных отраслей народного хозяйства.

В.Некрасов

http://anti-glob.narod.ru/st/vudu.htm

Глобализация на руинах глобализма и выбор славянства

Глобализация до и после глобализма

Крушение биполярной политической модели, казалось бы, могло освободить сознание европейцев от поиска “анти-Европы”. Однако анализ этого рокового события обычно вновь сводится к традиционной, но, по нашему убеждению, заведомо ошибочной концептуальной схеме, суть которой точно отражена в дихотомии “победа или поражение”. Данная схема представляется ложной, как минимум, по двум причинам.

Во-первых, схема “победа или поражение” в данном контексте является заведомо ложной не столько в формальном плане, сколько по существу. Именно поэтому она представляется малоэффективной и даже опасной, когда мы пытаемся с ее помощью понять причины стратегических просчетов и наметить перспективу долгосрочного развития. Самый короткий путь к пониманию природы этой опасности был указан еще Н.Я.Данилевским, который дал говорящее название одной из своих основных работ – “Горе победителям!”. Сам Данилевский считал это изречение парадоксальным и даже “звучащим нелепо – вроде светлой тьмы или громкого молчания”, но не без основания полагал, что оно не скоро устареет. Во всяком случае, оно применимо к отечественной истории, ибо “выражает собою факт столь же несомненный, как и древнее общеприменимое восклицание “горе побежденным!” (известная фраза о судьбе поверженного Рима). Концепция Данилевского, основанная на кропотливом анализе причин превращения великих побед русского оружия в горькие поражения российской внешней и внутренней политики, позволяет увидеть несомненную связь (причем далеко не всегда линейную) между всей прежней историей России и событиями последнего десятилетия. Во всяком случая, она представляется продуктивной при подведении предварительных итогов холодной войны и оценки прожектов “монополярного мира”.

К аналогичным выводам пришел А.С.Панарин, когда сделал вывод о том, что холодная война, завершившаяся развалом СССР и всей биполярной системы, была лишь превращенной формой глобальной гражданской войны между лагерем богатых (его, по мнению Панарина, представляли США) и лагерем бедных (выразитель их интересов –СССР). Именно это обстоятельство, по его мнению, тщательно скрыто под завесой рассуждений о крахе “империи зла” и “мирового оплота тоталитаризма”. Как бы ни оценивать суть произошедшего, необходимо признать: в любой гражданской войне не может быть победителей, даже если это война глобальная. “Нам навязывается мнение, что шла мировая война демократии и тоталитаризма, в результате которой победила демократия, а коммунизм потерпел поражение. В результате якобы выиграли все – и мировое сообщество, и Россия, поскольку она стала демократической и будет принята в семью европейских народов. Но, как видите, ничего подобного не произошло. Ситуация, скорее, совершенно обратная”.

Следствием разрушения биполярного мира стали не только новые границы России – и государственные, проложенные по ее живому многонациональному телу, и чисто экономические (основательный демонтаж ведущих отраслей и расчленение предприятий, плановый экспорт востребованных временем умов – подающих надежды и уже сложившихся специалистов, жесткое вытеснение российских производителей с международных рыков). Судьбоносные превращения несет в себе и усиливающаяся неустойчивость сложившихся институтов демократии западного образца – “оставшейся” части глобальной сверхсистемы. Неустойчивость – плата за победу, делающая ее пирровой. Рассмотрим некоторые аргументы в пользу этого вывода.

Во-первых, крушение биполярной системы, судя по всему, стало результатом грубых ошибок в сфере политического и геополитического планирования, допущенных с обеих сторон. Мало вероятно, чтобы именно этот результат планировался кем-то из основных игроков и в первую очередь самими “победителями”. По мере становления биполярной системы возникло устойчивое сообщество так называемых развитых стран, отождествивших себя с мировым сообществом по принципу: наши интересы сегодня – это ваши идеалы завтра. Из подобного принципа следует простой вывод: наши интересы (то есть интересы богатых стран) отвечают логике развития мира и уже по этой причине являются глобальными.

Но речь идет не только и не столько о возникновении “клуба глобалистов” – стран “золотого миллиарда” или, что почти то же самое, “открытого общества”, сколько о становлении устойчивого глобального симбиоза “открытого” и “закрытого” сообществ. Теперь, после гибели этого симбиоза, становится очевидным, что только такой самовоспроизводящийся симбиоз имел право называться глобализмом. Как точно подметил К.Поппер, открытое общество не может существовать без врагов, то есть нуждается в биполярной системе с ее сдержками и противовесами. Он же, к слову, подметил и тот факт, что социалистический лагерь – одну из основ глобальной политической системы – невозможно было разрушить извне. Эта задача по силам только самим коммунистам….

Зададимся вопросом: зачем было глобалистам (и западным, и восточным) отказываться от эффективной биполярной системы, ставшей, по сути, институциональным воплощением и закреплением глобализма, который в середине 20 века превратился благодаря этому из многовековой глобалистской утопии в реальность? Если даже допустить, что индоктринированные массы в какой-то степени могли быть носителями простых “финалистических” идеологем (“лучше умереть, чем покраснеть” или, напротив, “революция или смерть”), то это вряд ли относится к тем, кто строил биполярную систему и получал дивиденды от ее существования…

Во-вторых, так называемый “самороспуск” социалистического лагеря сделал нерентабельным именно глобализм – это общее детище сверхдержав, сохранив при этом в неприкосновенности другое их детище – глобальные сети транснационального терроризма. Причина нерентабельности глобализма – как уже отмечалось, самого дорогого в истории человечества совместного политического проекта – заключается в том, что основным и безразмерным ресурсным донором его носителя – биполярной системы – с момента ее возникновения была историческая Россия, лишенная инстинкта самозащиты и даже собственного имени (выступала под кодовым именем СССР). Таким образом, в рамках этой системы никто не хотел умирать – ни лагерь сверхбогатства, который может существовать только за счет неравноценного обмена интеллектуальной и природной ренты, ни лагерь бедных. Но последний мог продержаться на плаву в качестве мощной геополитической силы только за счет природных богатств, непомерно щедро выданных судьбой или провидением исторической России.

Держава, контролировавшая “одну шестую часть земной суши, могла свободно и, что особенно важно, бесконтрольно (для собственного населения) распоряжаться львиной долей стратегических ресурсов планеты. По ряду параметров ресурсная доля России даже в ее современных границах несравненно выше одной шестой. Если даже не касаться ценных ископаемых, например, колоссальных запасов углеводородного сырья, то около четверти планетарных запасов пресной воды – наиважнейшего из стратегических ресурсов Земли в третьем тысячелетии (его наличие незаметно, но его отсутствие ставит на грань выживания самые богатые страны и народы) – также находятся в российских пределах.

В-третьих, полное и безвозвратное крушение системы глобализма заставило горе-победителей навсегда (!) отказаться от стабильной модели мирового порядка, основанной на стратегии “двойного подчинения” и позволявшей эффективно контролировать страны “третьего мира”. Известные сегодня геополитические проекты, рассчитанные якобы на восстановление биполярной системы в третьем тысячелетии (например, модель “США – КНР” и прочие умозрительные конструкты), несостоятельны по определению. Это не что иное, как паллиативы, недостаточные для решения действительно назревших глобальных проблем. Все, на что они действительно способны – это создание предпосылок для жесткой, но запланированной конфронтации на определенный период времени, призванной стимулировать очередной виток военной гонки и перераспределения ресурсов. В долгосрочном стратегическом плане они неприемлемы ни для хозяев мира (ресурсный голод – не дает времени для сверхдолгосрочных и неубедительных прожектов), ни для вассалов (определение партнеров США, данное Зб. Бжезинским), ни для “стран-изгоев” – изгоев потенциальных или уже ошельмованных. Последние потеряли основной источник политической и, главное, финансово-ресурсной поддержки, ибо старой советской России, способной на определенных (мессианских) условиях поддерживать мир бедных, больше не существует. И никто не способен, да и не захочет в будущем ни повторить ее судьбу, ни взять на себя аналогичный глобальный проект.

Странам-лидерам приходится сегодня переходить к совершенно иной стратегии выживания, которая также основана на присвоении чужих ресурсов, но в новых координатах. Эту стратегию иногда называют стратегией обеспечения безопасности в режиме глобальной неустойчивости. Глобализация сегодня – это не что иное, как использование новых технологических возможностей для восстановления и поддержания мирового порядка, который прежде обладал способностью к самовоспроизведению. Все новые, пост-биполярные военные стратегии и концепции безопасности переписываются сегодня на основе этого подхода и потому сами становятся фактором дополнительной и чрезвычайной опасности (ставка на технологические прорывы не снижает, а повышает вероятность системных катастроф, связанных с человеческим фактором – ахиллесовой пятой высоких технологий цифрового общества).

Здесь же открываются и причины отчаянных попыток страны-гегемона любой ценой сохранить остатки мирового порядка и саму инерцию лидерства, вырвать хотя бы временные преимущества для себя ценой искусственно созданной и целенаправленной дестабилизации, волны которой прокатываются по планете. Невозможность долгосрочного планирования и прогнозирования замещается применением планов-прогнозов. Здесь мы имеем дело с особым типом политического планирования, основанным на принципе сверхслабого воздействия. Суть такого воздействия – нанесение внезапных (иногда почти не фиксируемых, не выдающих “авторства” и по преимуществу дистанционных) ударов по болевым точкам функционирующих политических или социоприродных систем (к ним могут быть отнесены и наиболее уязвимые сетевые узлы сложных систем самого разного класса, и точки роста, и точки бифуркации).

При разработке и в ходе осуществления планов-прогнозов акцент переносится уже не на конкретные цели (они не столь важны), а на потенциал методов провокации, которые позволяют заранее провести дорогостоящее и требующее немалого времени сценарное прогнозирование, а также подготовиться к быстрому реагированию при любом повороте событий. Эффект заключается в том, что общая нестабильность, вызванная провокациями, равно больно отражается на жизненных интересах всех членов мирового сообщества, но дает набор значительных преимуществ выживания только тому, кто заранее знает, когда, кем и по какой болевой точке планеты будет нанесен удар.

Пост-история и анти-Европа: технологии принудительной самоидентификации

Реальная политика, рассчитанная на схематизм эклектичного по своей природе массового сознания, как правило, подстраивается под требования технологии производства, “упаковки” и усвоения политических идей. Уже по одной этой причине политическое планирование, в том числе и планирование геостратегическое, связанное с установлением нового мирового порядка, не так далеко ушло от пещерных способов наведения стадного порядка. Оно всегда основывалось и основывается ныне на самых элементарных, привычных и даже заезженных концептуальных схемах, важнейшая из которых, как уже отмечалось, – бинарная оппозиция “наш – не наш”.

В любую эпоху и независимо от особенностей господствующих политических моделей остаются почти неизмененными и феноменологический подтекст названной схемы – образ врага и семантика ненависти, и ее деятельностный контекст. Этот контекст определяется как спецификой тотального политического планирования в рамках социалистического проекта, отнесенного К.Поппером к разряду “широкой социальной инженерии” (марксистская версия), так и его альтернативы – технологии “узкой социальной инженерии”, предусматривающей осуществление поэтапных планов-прогнозов. Схема “наш – не наш” позволяет четко определить “линию фронта” - в кавычках или без них… Она же, по сути, предопределяет выбор стратегии обоснования или, точнее, самооправдания проводимой политики.

С одной стороны “линии фронта” размещаются (и в “плоскости” политического планирования, и в реальной жизни) союзники и/или вассалы, объединенные “старшим братом”. С другой стороны намечается “цель поражения” – реальный, потенциальный или мнимый враг (идеология социальной профилактики, предусматривающая уничтожение врага еще до того, как вы его сделаете таковым, заимствована современным демократическим сообществом у тоталитарных режимов). Но образ анти-начала – не только источник постоянной угрозы и воплощения мирового зла, будь то “империя зла”, “ось зла” или другие бирки из небогатого набора символов, но и нечто большее – основа самоидентификации. Эпоха открытого общества ничего не привнесла в это традиционный способ воспроизводства политики, о чем свидетельствует даже название известной книги К.Поппера, ставшей ее провозвестником: “Открытое общество и его враги”.

Использование набора одних и тех же схем – это искусственное самоограничение, своеобразная схима для политиков. Многие из них, вероятно, способны понять методологическую узость такого планирования и степень опасности, которую оно несет для мира, но, увы, не способны снять с себя схиму, выйти за границы железной традиции. Политические деятели, конечно, далеко не монахи и тем более не схимники. Однако те из них, кто имеет основания причислять себя к так называемой мировой политической элите, принуждены находиться в кабале у “правил хорошего поведения”, безотказно действующих при создании политических и военных союзов любого типа. Главное из этих правил напоминает классический вопрос: “Против кого будем дружить?”

Европейский Союз – один из наиболее масштабных, успешных и вместе с тем противоречивых проектов последних времен – может служить хорошей иллюстрацией для нашей гипотезы. До сих пор остается открытым вопрос, какая из бесчисленных моделей паневропеского строительства (или, если подойти к этому вопросу шире – с позиций конкурирующих пан-идей) возобладает в процессе становления нового политического тела современной Европы. Но не приходится сомневаться в главном: все эти модели и варианты восходят к пресловутой схеме, без которой невозможна никакая самоидентификация – ни европейская (пан-Европа), ни азиатская (пан-Азия), ни неоисламская (либеральный проект ЕС как очевидная проект-тенденция поэтапного перерастания “постхристианской Европы” в “исламский Европейский союз”).

Почему же эта заведомо опасная схема остается столь устойчивой и привлекательной, во сяком случае, для политиков либерального толка? Почему самыми модными словами в традиционной и особенно в современной политике и политологии – приставки “анти” и “пост”. Надо – не надо, но именно они все чаще мелькают в заголовках серьезных трактатов и популярных программ, посвященных современности и политическим прогнозам. Причем в политическом новоязе слово “Европа” чаще других употребляется с этим говорящим префиксом. Объяснений данному феномену может быть много, но остановимся на двух основных (формальном и сущностном).

Во-первых, не следует принимать концептуальную схему за реальность. Бинарная оппозиция – самая распространенная модель построения большинства теорий и ключ к пониманию почти любого способа принудительной иди добровольно-принудительной социокультурной самоидентификации: “наши – не наши”, “люди – нелюди”, “развитые – неразвитые”…. Эта простенькая схема легко возмещает недостаток собственной мысли и столь же легко усваивается массовым сознанием, даже если она откровенно противоречит здравому смыслу. Хочешь, чтобы твой политический проект с зашифрованными в нем корпоративными или личными интересами был принят толпой как истина в последней инстанции, пользуйся этой схемой. Такова нехитрая логика выращивания в теоретических колбах примитивных идеологий, которым примитивность не только не мешает, но, напротив, делает их конкурентоспособными. Идеологий, построенных на другой модели, видимо, не существует. Правда, эта схема часто замаскировывается, прячется в подтекст, принимает форму ложной дихотомии, например: “красные и белые”, “страны демократии и страны-изгои”, “развитые и развивающиеся” и далее до бесконечности.

Но во всех этих случаях просматривается все та же спрятанная оценка: “наши – не наши, которых нужно истребить”, “люди – нелюди, которые не заслуживают жалости”... При этом предзаданная оценка полностью заменяет логику. Убедительный пример идеологемы, противоречащей элементарной логике, но лежащей в основе респектабельных доктрин, оправдывающих новый мировой порядок – классификация стран по принципу “развитые – развивающиеся”. Никого из политиков и политологов почему-то не смущает откровенная несуразица: если некая группа стран именует себя развитыми, означает ли это, что они уже не развивающиеся, то есть не развиваются? Но абсурд – не повод усомниться в истинности политической доктрины или стратегии. Здесь правит бал не логика, а интересы. Неспособность проникнуть за барьер придуманных классификаций делает нас почти безоружными перед идейной агрессией, а классификацию наделяет властью над людьми и народами. Те, кого беспокоит угроза спутать реальность с виртуальным миром, должны помнить, что языковое пространство – вот тот темный лес, где орудуют профессиональные разбойники, промышляющие на ниве лингво-политических технологий, даже не прибегая к услугам управляемого киберпространства.

Во-вторых, с крушением великих, но чрезмерно затратных “измов” без нажима и как-то само собой осуществилась почти полная коммерциализация политики и геополитики. Великие проекты, как уже говорилось, требовали мобилизации всех ресурсов. По этой причине все, что было доступно, успешно сожгли в топках великих модернизаций. Можно только догадываться, к примеру, во что обошлись природному и человеческому потенциалу России амбициозные и богоборческие проекты мирового переустройства, превратившие ее, по сути, на долгие десятилетия в анти-Россию. В длинном списке этих сверхпроектов, исчерпавших “запас исторических сил”, который, по выражению Данилевского, накапливается этносом столетиями, а транжирится в течение короткого времени, на первом месте стоит пожар мировой революции с превентивным выжиганием (“социальная профилактика”) духовенства, всех образованных классов и крестьянства. На смену ему пришел паллиативный проект – еще более ресурсоемкий глобальный план построения планетарного антикапиталистического лагеря.

Этот план отнял у России шанс ускоренной технологической и социальной модернизации, превратив ее сначала в кормилицу планетарно-национального самоопределения (и, наряду с США, в рассадник сепаратизма и терроризма), а позднее – в жертву этого спрута и, по совместительству, в основного энергетического донора планеты. Донора, стоящего в очереди к питающимся его же соками “гуманитарным донорам”, но упорно продолжающего торговать по бросовым ценам или отдающего даром свой природный и человеческий капитал. Россия без креста и насильственная экспансия богоборческой власти действительно представляли реальную угрозу и для собственного независимого существования, и для народов, ее населяющих, и, конечно для Европы и всего остального мира. В завершение черного списка политических проектов ушедшего века придется назвать перестройку – планетарный ускоренный демонтаж соцлагеря и собственной плановой экономики, осуществленный на памяти и, как положено, на костях уже нынешних поколений россиян. Все мыслимые и немыслимые затраты по демонтажу вкупе с ответственностью за судьбу исторических союзников (где теперь идеи пансловизма?) и за дискомфорт для остального мира, как водится, снова взяла на себя Россия.

Творцы современных стратегий, занимаясь политическим и геополитическим планированием и прогнозированием, дуют теперь на воду, обжегшись на аналогичных, хотя и менее масштабных проектах и вспоминая о судьбе России. Они повсеместно перешли от штучного производства базовых и бессменных идеологий к поточному производству событий. И действительно, творя мир событий и погружая обывателя в царство увлекающе-отвлекающих информационных поводов, можно легко и, главное, не обнаруживая себя, приблизиться к достижению любых целей – от управления рейтингами до региональных войн и передела энергетических ресурсов в планетарном масштабе. Так удобней, дешевле, безопасней и, наконец, намного эффективней. Скажи “потсистория” или “антистория” – и ты свободен от усвоения исторических уроков.

Назови современную эпоху становления Единой Европы “постхристианской”, а возрождающуюся Православную Россию анти-Европой, посягающей на демократические свободы, и ты свободен в “миротворческих инициативах”, то есть волен перейти любую черту, обрекая, при случае, на полное уничтожение величайшие христианские святыни и целые народы. Урон, нанесенный реальной России, а не придуманной анти-Европе, способен, по словам того же Данилевского, оправдать все: Европа терпела все иллегальности только потому, что они направлены против общего врага – России. “Этого довольно, чтобы освятить насилие в глазах Европы”. Нет границ для глобального экспериментирования и социальной инженерии в эпоху, краеугольными камнями которой являются “анти” и “пост”.

Образ славянства в анти-европейском зазеркалье

Употребление выражения “анти-Европа” применительно к России или к любой другой стране – будь то США, исламским мир, Германия (типичный вариант “антипода” на отдельных этапах становления европейского самосознания) или новомодная идея Франко-Германского союза – служит, как правило, одним и тем же целям – принудительной европейской самоидентификации через “прививку” образа врага.

Именно так – анти-Европой именовали Россию со времен Ницше, который одним из первых высказал идею о необходимости наднационального объединения европейских стран в единый союз. При этом европейцы, по его мнению, должны будут пожертвовать даже своей суверенностью перед лицом мощной России. Вслед за Бруно Бауером, написавшем в 1853 году, что Гегель был последним мыслителем Европы, который говорил о европейской политике без учета русской угрозы, Ницше в 1882 году точно и сжато сформулировал свою мысль: “Россия подобна церкви, может ждать”. По его мнению, именно эта особенность многократно умножает опасность соседства, ибо в России живет народ, близкий к варварству, но наделенный великодушием молодости и истинной силой воли. Кроме того, в психике русских, по словам Ницше, есть некое особое измерение, которое при определенных обстоятельствах может вынудить правителей страны действовать безжалостно. Современный английский политолог Кристофер Коукер в известной нашему читателю книге “Сумерки Запада” обращает особое внимание на последнюю фразу Ницше, находя в ней предсказание 17-го года, перевернувшего Россию и превратившего ее в источник саморазрушения и постоянного ожидания катастрофы для европейцев.

Вместе с тем Коукер демонстрирует глубокое понимание исторической миссии России. Он считает, что сила и слабость России – в ее глубокой поглощенности собой. Основное отличие российского общества от западного Коукер находит в том, что оно по своей природе не универсалистское, а контекстуалистское, поскольку русская мысль интересовалась не столько ситуаций вообще, сколько пониманием России. Светлая сторона России и русского духа открывается, по его мнению, в самом русском языке. Так, русское слово “правда” остается непереводимым, так как, по его мнению, не обладает универсальным значением и, в соответствии с “русской традицией”, сочетает в себе два совершенно разных понятия – истины и справедливости. В то же время в западноевропейской традиции истина и справедливость – совершенно разные понятия.

Что нужно сделать, чтобы образ России воспринимался адекватно, не смешивался с образом анти-России и отталкивая наших славянских братьев? Путей много – это и совместные проекты, и открытость культур, и диалог политиков, и коллективные системы безопасности, которые, впрочем, в недобрых руках легко превращаются в главный фактор опасности. И все же основной путь к изменению отношения к нашей стране – достоверное знание о той уникальной роли, которую играет Российское государство самим фактом своего существования в деле сохранения жизни на Земле.

Анти-европейцами легко могут быть названы не только отдельные европейские народы и государства, но, как показывает история, и целые культурные миры Европы, без которых ее трудно представить. Особенно уязвимым с этой точки зрения всегда был славянский мир. Апологетами антиславянства были не только германские национал-социалисты, о чем хорошо известно. Задолго до них убежденными ненавистниками славян считали себя многие идеологи – творцы европейской идентичности, а вкупе с ними и значительная часть “европейски образованных” обывателей. Не были исключением и основоположники “единственно верного учения”. Так, Ф.Энгельс в письме к К.Марксу, говоря о борьбе балканских славян против турецкого угнетения и задавая себе риторический вопрос, почему он не питает ни малейшей симпатии к славянским народам, ответил на него просто и ясно. Он не желает интересоваться их освобождением, поскольку “они остаются нашими прямыми врагами”, ибо славяне “не только ничего не сделали для Европы и ее развития, а являются ее тормозом”.

Как в этой связи не вспомнить слова Ф.М.Достоевского (Дневник писателя, январь 1877 года): “Идею славянскую германец презирает так же, как и католическую, с тою только разницею, что последнюю он всегда ценил как сильного и могущественного врага, а славянскую идею не только ни во что не ценил, но и не признавал ее даже вовсе до самой последней минуты. Но с недавних пор он уже начинает коситься на славян весьма подозрительно”. Да, великие победы славянства некогда существенно изменили представления о его будущности. Но кто может сегодня, в начале третьего тысячелетия от Рождества Христова, после тяжелых потрясений в России, поругания христианских святынь и свершающегося ныне откровенного антиславянского геноцида в Косово, поручиться, что откровенно расистские идеи об этнонациональных селекциях по отношению ко всему славянскому миру и России не повторятся вновь? Имеет ли мировое сообщество хоть какое-нибудь противоядие от повторения внутриевропейского геноцида?

Пока мы наблюдаем лишь мощную тенденцию к нивелировке славянских культур с “вымыванием” их конфессионального начала и цивилизационной принадлежности. В настоящее время в качестве врагов Европы рассматриваются все тот же славянский мир и все та же православная цивилизация. Если вернуться к больной теме распада бывшей Югославии, то, как свидетельствует С.Хантингтон, здесь западная общественность далеко не случайно проявила симпатии и поддержку боснийских и позднее косовских мусульман, не замечая фактов геноцида православных славян. Не случайно и то, что “на ранних этапах распада Югославии, по мнению того же Хантингтона, необычный нажим проявила именно Германия, склонив 11 стран - членов ЕС к признанию Словении и Хорватии”. Ларчик просто открывался: в борьбе с мнимым антиподом “страны европейской цивилизации сплотились для поддержки своих единоверцев”.

Образ антипода исключительно важно сконструировать и внедрить в сознание масс, когда необходимо добиться принятия стратегии, ради которой народам придется пожертвовать не только суверенитетом и многими политическим традициями, но, возможно, верой и устоями своего гражданского общества. Об этой опасности предупреждают, не сговариваясь, и Папа Римский, и Святейший Патриарх всея Руси: не допустите, чтобы в Европейском Союзе не осталось места для Спасителя, не выкорчевывайте веру и не сейте семена лжеучений. Об этом же, только с других позиций, говорит и немецкий политолог Ю.Хабермас, по мнению которого нельзя спокойно наблюдать за “трансформацией международного права в право космополитов”. По его словам, “глобализация ставит под вопрос существенные условия классического международного права – суверинитет государств и четкое разделение между внутренней и внешней политикой”. При этом в последнее время все отчетливее “вырисовывается линия размежевания между теми, кто ищет взаимопонимания с Россией, и теми, кто полагается на силу при разрешении межцивилизационных проблем.

В.Н.Расторгуев

http://anti-glob.narod.ru/st/rastorg.htm

Г.А. Зюганов: Идти вперед

(отрывок)

Раздел II
глобализация: тупик или выход?

ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ РУБЕЖ

На рубеже тысячелетий развитие человечества вступило в новое качество, существенно меняющее лицо современного мира, всю систему мировых связей и отношений. Этот тезис стал уже общим местом в рассуждениях политиков и экономистов, философов и социологов самых разных научных направлений и политических симпатий. Все согласны в том, что человечество переживает период интенсивного нарастания своей целостности, формирования общемировых экономических, политических и культурных систем, далеко выходящих за рамки отдельных государств.
Отсюда и вошедший в повседневный обиход термин — «глобализация». Это слово потому и получило широкое распространение, что благодаря своей политико-экономической нейтральности оно допускает самые разноречивые, зачастую диаметрально противоположные трактовки. А их с каждым годом становится все больше. В мире нет единства в оценке сущности, движущих сил и последствий глобализации. Спор, и отнюдь не только теоретический, разгорается все жарче, ибо затрагивает интересы буквально каждого жителя планеты.
Две позиции
Сторонники глобализации говорят о становлении «потребительского», «постиндустриального», «информационного» общества. Приветствуют пришествие «нового мирового порядка», якобы несущего человечеству невиданное доселе благоденствие: повышение уровня и качества жизни, новые рабочие места, широкий и свободный доступ к информации, улучшение взаимопонимания между различными культурами и цивилизациями. А вместе с этим — стирание всяческих — государственных, национальных и культурных — границ на пути свободного движения товаров и людей, капиталов и идей, сглаживание социальных противоречий, наконец, обеспечение всеобщего мира и безопасности.
Словом, весь мир — наш общий дом. Чуть ли не всемирный коммунизм, только на иной — рыночной, товарно-денежной — основе.
Противники нового мироустройства предпочитают говорить о «мондиализме», «мировом заговоре», и даже о наступлении апокалиптического «Царства Зверя», в котором не останется места для Человека, его национальной, культурной и личной самобытности, духовных идеалов. Оппонентов глобализации становится все больше, и действуют они все активнее и жестче. Практически все встречи и заседания новых мировых центров экономического господства — Международного валютного фонда, Всемирного банка, Всемирной торговой организации — сопровождаются массовыми демонстрациями протеста. Так было в Сиэтле, Сеуле, Праге, Давосе, Генуе и многих других точках земного шара.
Протестующие подчеркивают, что господство международных финансовых спекулянтов делает мировую экономику все более нестабильной и несправедливой. Усиливается неравенство между социальными слоями и классами. Углубляется социально-экономическая пропасть между развитыми капиталистическими странами-эксплуататорами и угнетенными странами-пролетариями, которым уготована участь сырьевого придатка и помойной ямы для «золотого миллиарда». «Новый апартеид» — так охарактеризовал экономическую политику ведущих капиталистических держав президент Бразилии Фернандо Кардозо.
Одним из наиболее последовательных критиков такой глобализации является Фидель Кастро. Вождь кубинской революции подчеркивает, что за этим процессом стоят интересы узкой группы транснациональных корпораций и ряда империалистических государств. Он неустанно разоблачает ее агрессивную, враждебную интересам и чаяниям народов Земли сущность.
Противники глобализации возмущены ростом политического влияния транснациональных корпораций, диктующих свою волю целым государствам и народам. Они обвиняют творцов «нового мирового порядка» в беспардонном вмешательстве в дела суверенных государств, причем все чаще — вооруженном. Прибегая к прямой агрессии против «непокорных», разжигая по всему миру межэтнические и межконфессиональные конфликты, Запад по сути дела развязал новую — «ползучую» — мировую войну, в которой уже погибли миллионы людей.
Возрастающую тревогу внушает состояние земной экологии, которая откровенно приносится в жертву интересам капитала. Раскрученная Западом эгоистичная сверхпотребительская гонка, поглощая все больше невозобновимых природных ресурсов, ведет к необратимым изменениям окружающей среды с катастрофическими для всего человечества последствиями.
В не менее трагическом положении пребывает и «экология духа». Она испытывает страшный напор полностью монополизированных крупным капиталом всепроникающих средств массовой информации. Подвергается отупляющей атаке низкопробной масс-культуры с ее культом насилия и разврата. Под видом «свободной циркуляции идей и информации» на самом деле осуществляется политика информационно-культурного империализма. Манипуляция сознанием и чувствами людей, их интересами и потребностями, принудительная унификация духовного мира на самом низком и примитивном уровне превращают человечество в бездумную и покорную творцам «нового мирового порядка» массу.
Таким образом, явление, именуемое «глобализацией», представляет собой клубок противоречий, который затягивается все туже и туже. Человечество становится все более могущественным в научно-техническом отношении. Но вместе с тем становится и очевидным, что никакое развитие производительных сил само по себе не может разрешить проблем и противоречий современного мира. Как отметил VII съезд Компартии Российской Федерации, «победы техники, глобальная информатизация, покорение четырех природных стихий не сделали мир ни более безопасным, ни более справедливым».
В этих условиях, перед лицом вызовов и угроз третьего тысячелетия, России особенно необходима эффективная, научно обоснованная стратегия государственного возрождения. Стратегия, способная восстановить внутреннее единство нации, нашу готовность к нелегкой борьбе. Стратегия, основанная на ясном понимании природы тех сил, что определяют нынче главный вектор развития человечества. Все это заставляет более глубоко вдуматься в сущность глобализации. Разобраться в том, что кроется за этим модным термином, вокруг которого уже сломано столько копий.
Сущность глобализации
Если исходить из буквального значения, «глобальный» — значит «объемлющий всю планету». Бесспорно, некоторые важные черты современных процессов такой термин отражает. Но столь же бесспорно, что при этом он оставляет в тени другие, ничуть не менее важные и существенные стороны действительности. Например, он сводит социальные противоречия к противоречиям географическим. Но когда мировые противоречия «разверстываются» по географическим координатам «Запад — Восток» или «Север — Юг», их сущность, с одной стороны, заведомо упрощается, а с другой — им придается как бы «вечный» и безальтернативный характер. В методологическом отношении подобное возвращение к временам географического детерминизма Монтескье вряд ли продуктивно.
Глобальный характер имеют многие природные процессы на Земле, прежде всего изучаемые геологией, географией, метеорологией, экологией и другими естественными науками. И когда обнаружилось, что ряд общественных процессов — технологических и экономических, политических и культурных — начинает приобретать такой же общепланетарный характер, для их изучения были в первую очередь востребованы специалисты и методы именно этих наук. Однако естественные науки при всех их бесспорных достоинствах не раскрывают сущность и специфику общественной формы движения. Максимум, что они могут, это эмпирически констатировать процесс превращения человечества и созданной им цивилизации в единое целое, охватывающее весь земной шар, строить количественные и структурные модели этого процесса, пробовать делать прогнозы путем их экстраполяции и т.п. К этому, собственно, и сводятся на девять десятых современные футурологические исследования, например, нашумевшие в начале 70-х годов доклады Римского клуба. Но при этом естественно-научные и математические методы не отвечают, да и не могут ответить на вопросы о том, является ли глобализация объективным, необходимым и неизбежным процессом, каковы его движущие силы, общие и специфические формы. Это просто не их предмет.
Если исходить из очевидного факта неуклонного расширения масштабов человеческой деятельности, то вряд ли правомерно говорить о процессе глобализации, как о каком-то качественно новом явлении в жизни общества. На самом деле ее начало практически совпадает с началом человеческой истории. Расселение первобытных племен по всему земному шару — разве это не один из первых ее шагов? Какое завоевание цивилизации ни взять, — пользование огнем, одомашнение диких животных, земледелие, ирригация, металлургия, изобретение колеса, паруса, не говоря уже о достижениях промышленной революции XVIII—XIX веков — каждое из них знаменует собой все более масштабное овладение человеком силами природы, расширение пределов его деятельности. Эпоха Великих географических открытий внесла в глобализацию вклад ничуть не меньший, чем создание систем космической связи.
Глобализация в более конкретном смысле есть процесс развития интегрированного мирового хозяйства, в котором экономика отдельных стран составляет лишь звено единого мирового целого. Этот процесс основывается на развивающемся и углубляющемся международном разделении труда. Исторически его начало восходит к зарождению и первым шагам человеческой цивилизации. Его путь пролегал через завоевательные войны, синтез культур, образование и распад рабовладельческих империй.
Следующим этапом глобализации стало развитие мирового рынка на базе уже капиталистического способа производства, в условиях свободной конкуренции. Огромную роль здесь сыграли Великие географические открытия. Этап этот тоже сопровождался завоевательными войнами, взаимопроникновением культур и образованием колониальных империй: британской, французской, испанской, португальской, голландской и других.
Характеристику этого этапа дали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Коммунистическом манифесте». Они писали: «Крупная промышленность создала всемирный рынок, подготовленный открытием Америки. Всемирный рынок вызвал колоссальное развитие торговли, мореплавания и средств сухопутного сообщения. Это, в свою очередь, оказало воздействие на расширение промышленности и в той мере, в какой росли промышленность, торговля, мореплавание, железные дороги, развивалась буржуазия, она увеличивала свои капиталы и оттесняла на задний план все классы, унаследованные от Средневековья... Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продукции гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи». Маркс указал и на явление духовной, культурной глобализации: «Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более невозможными и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература».
Третий этап глобализации проходил уже на базе монополистического капитализма, который был определен В. И. Лениным как империализм. Его основные признаки: перерастание конкуренции в монополию; сращивание промышленных монополий с банковскими и образование финансового капитала; экспорт капитала и образование международных монополий; завершение территориального раздела мира и начало борьбы за его передел.
Есть все основания утверждать, что и нынешний — четвертый — этап глобализации является стадией в развитии империализма. И он сопровождается дальнейшим обострением присущих ему противоречий.
Во-первых, человечество достигло такой ступени развития, когда неконтролируемый рост хозяйственной деятельности, свойственный капитализму,
а также перенаселение Земли привели к антропогенной, то есть вызванной деятельностью человека, перегрузке планеты. Как показал опыт последних десятилетий, решить возникающие здесь общецивилизационные задачи капитализму не под силу. Все усилия ООН прекратить разрушение окружающей человека среды были сорваны транснациональными корпорациями, особенно американскими монополиями.
Во-вторых, резко усилились и видоизменились противоречия социально-экономического характера. Они выражаются в растущем разрыве в уровнях экономического и социального развития между развитыми и развивающимися странами, богатым Севером и бедным Югом, развитым Западом и отсталым Востоком, процветающим «золотым миллиардом» и погружающимся в нищету громадным большинством обитателей нашей планеты.
Поэтому применительно к происходящим сегодня процессам правильнее будет говорить не о «глобализации вообще», а о современном этапе глобализации. Но при этом его нельзя рассматривать изолированно от предшествующих этапов.
Резюмируем это следующим образом. Процессы глобализации, то есть экономической, политической и культурной интеграции человечества, начались очень давно, протекали и сто, и тысячу лет тому назад.
И протекали они отнюдь не плавно и бесконфликтно, а крайне неравномерно, в острых социально-экономических противоречиях. Глобализация двадцатого века отличается как раз наибольшей неравномерностью развития и наивысшим накалом борьбы и противоречий. Это вытекает из ряда ее новых особенностей, накладывающих свой отпечаток на характер современных противоречий, на общий фон развития.
Каковы же эти новые особенности?
В технологическом плане современный этап глобализации характеризуется тем, что экстенсивное распространение хозяйственной деятельности человечества по поверхности земной суши практически близко к завершению. Одновременно идет все более решительное освоение Мирового океана и ближнего космоса. Созданная человеком «вторая природа» — производственная, энергетическая, транспортная, коммуникационная, жилищная и тому подобная инфраструктура по своим масштабам и задействованным в ней потокам энергии становится соизмеримой с пространствами и энергиями окружающей среды — геосферы. Превращение разумной жизни в геологический фактор и становление ноосферы — это предвидение В. И. Вернадского — все более зримо осуществляется в наше время.
В экономическом плане неуклонно углубляется мировое разделение труда, усиливается внутриотраслевая и межотраслевая кооперация. Производственные взаимосвязи и технологические цепочки сплошь и рядом перешагивают национальные границы, опутывая собой весь земной шар. Параллельно идет процесс концентрации и интернационализации собственности на средства производства. Возникают все более мощные транснациональные производственно-экономические объединения, со своими наднациональными органами координации, регулирования и управления. Идет становление глобальной экономики как единого организма, в котором все взаимосвязано.
В политической сфере происходят аналогичные процессы. Экономическая интеграция побуждает переходить ко все более тесным межгосударственным взаимосвязям, снятию барьеров на пути движения товаров, капиталов, рабочей силы. Из фазы, когда международные отношения регулировались двусторонними и многосторонними соглашениями и организациями, мир переходит к международным объединениям более высокой степени политической интеграции. Наглядный тому пример — интеграция стран Западной Европы в единый Европейский союз с особыми наднациональными политическими органами.
Наконец, в мире неуклонно усиливаются взаимодействие и взаимообогащение различных культур. Идет становление единого всемирного культурного пространства.
Таким образом, современная эпоха отличается тем, что экстенсивные формы глобализации явно приблизились к своему логическому завершению. Развитие «вширь» практически закончилось, наступает эпоха развития «вглубь». Глобализация переходит в свою интенсивную фазу.
Это проявляется, во-первых, в том, что возникли и умножаются все более широкие и комплексные — глобальные — проблемы, разрешение которых уже не по силам отдельным государствам и их региональным объединениям, а требует совместных усилий всего человечества в целом. Это проблемы сохранения окружающей среды, обеспечения продовольствием растущего населения земли, поиска новых источников энергии, сохранения мира и выживания человечества в ядерную эпоху и т. п.
Во-вторых, мы живем в эпоху гигантского ускорения мировых интеграционных процессов. Главным ускорителем стала «информационная революция». Компьютеризация резко повысила степень связности современного мира. Многие экономические, политические, культурные события в любой точке земного шара практически мгновенно влияют на дела во всем мире. Невиданно возросла оперативность принятия управленческих решений и их реализации. Возникла техническая возможность глобального управления.
Таким образом, с одной стороны, возникает объективная потребность во всемирном Центре политического и экономического регулирования, а с другой — формируются материально-технические возможности возникновения и функционирования подобного Центра.
Назрел качественный перелом в развитии человеческой цивилизации. Для него практически все готово:
1) человечество отныне может развиваться только как целое, иначе оно просто не справится со своими проблемами;
2) оно в принципе уже может сознательно и планомерно управлять этим развитием;
3) уровень современной техники позволяет решать самые сложные задачи, которые могут возникнуть на этом пути.
Как говорится, в дверь стучится новое измерение технико-экономического, социально-политического и культурного прогресса. В основе его лежат революционные сдвиги в науке и технике, создавшие новое качество современных общественных производительных сил.
Глобализация и научно-технический прогресс
Даже при первом знакомстве с проблемой нетрудно убедиться, что все основные успехи глобализма связаны с научно-технической революцией.
Мировая история знает четыре глобальные технологические революции. Первая из них произошла буквально на заре человеческой истории. Она связана с появлением домашних животных и знаменует собой переход человечества от примитивной экономики собирательства к качественно более высокой, кочевой цивилизации и культуре.
Следующая глобальная революция связана с освоением первых земледельческих технологий. Она, в свою очередь, ознаменовала переход наших далеких предков к оседлому образу жизни, который, собственно, и создал предпосылки для развития человечества в том его виде, как мы его сегодня знаем.
Третьей мировой революцией стала революция промышленная, индустриальная. Ее предпосылки зрели еще с момента разделения труда в средневековых европейских мануфактурах, но по-настоящему она началась после появления первой паровой машины — этого прообраза огромного семейства промышленных механизмов, до неузнаваемости изменивших жизнь человека. Продолжалась промышленная революция, по мере освоения новых источников энергии — химических и атомных — вплоть до второй половины прошлого века.
И наконец, четвертая «глобальная революция» — это революция информационная. Связана она с беспрецедентно быстрым развитием технологий массовой коммуникации, заложившим технологическую основу процессов современной глобализации.
Современные ученые видят суть глобализации в резком расширении и усложнении взаимоотношений как людей, так и государств, в ускорении процессов формирования планетарного информационного пространства, мирового рынка капиталов, товаров и рабочей силы, в интернационализации проблем техногенного воздействия на природную среду, межэтнические и межконфессиональные конфликты и безопасность. При этом среди главных предпосылок глобализации на первое место чаще всего ставится информационная революция, которая, собственно, и обеспечивает технологическую базу глобализации, теснейшим образом связанную со стремительным развитием глобальных информационных сетей.
Благодаря новейшим информационным технологиям становятся возможными и экономическая глобализация, и интернационализация капитала и труда, и другие подобные им явления. Словом, создание мирового информационного пространства является одним из основных, если не основным, условий глобализации.
Социологи и экономисты утверждают, что информация, становясь непосредственной производительной силой, представляет собой ресурс, кардинально отличающийся от традиционных условий производства. Во-первых, этот ресурс характеризуется своей неисчерпаемостью и безграничностью. Во-вторых, нормы для издержек, затрачиваемых на создание того или иного информационного продукта, установить практически невозможно.
Изменения в информационной сфере привели к тому, что в современной науке наступающую эпоху, все более властно вторгающуюся в жизнь человека и общества, принято называть информационной — или информациональной, чем подчеркивается фундаментальный характер информационной революции. Среди аналитиков и социологов распространена точка зрения, что мир переживает эпохальные изменения, открывающие новую эру в истории цивилизации. Эти изменения связаны прежде всего с тем, что информация превратилась в глобальный, неистощимый ресурс человечества, вступившего в новую эпоху развития цивилизации — эпоху интенсивного освоения этого информационного ресурса.
Наука становится главной движущей силой нашего мира. Именно она, начиная с конца девятнадцатого столетия, каждые двадцать-тридцать лет радикально меняет картину мира, в котором мы живем. Вот и сегодня новые «правила игры» в глобальном мире формируются в первую очередь под влиянием тех гигантских возможностей, которые открывают новые технологии во всех важнейших областях человеческой деятельности: промышленности и сельском хозяйстве, финансовой сфере и военной стратегии, геополитике и религии, образовании и культуре.
Так, например, финансовая деятельность, то есть управление денежными потоками, за последние годы превратилась едва ли не в основной двигатель глобализации. Произошло это потому, что развитие электронных средств коммуникации предоставило возможность практически мгновенно перемещать гигантские капиталы с одного конца планеты на другой. Само по себе это, конечно, неплохо. Но сегодня такие перекатывающиеся по всему миру в погоне за максимальной прибылью финансовые волны грозят смыть и государственные границы, и суверенитет, и национальную самобытность народов. А это создает предпосылки для нагнетания международной напряженности и ожесточенных конфликтов.
Кроме того, получив невиданную ранее мобильность, деньги перестали быть жестко связанными с реальным сектором экономики, с материальным производством. Сейчас, даже по самым оптимистическим подсчетам, в этих сферах удерживается не более восьми — десяти процентов финансовых средств. Остальные девяносто процентов задействованы в области «торговли воздухом», то есть чистой спекуляции, не имеющей ни малейшего отношения к производству товаров и услуг.
Иначе говоря, превращение финансов в самодовлеющую систему или, проще говоря, подавляющее господство спекулятивного капитала — важнейшая характеристика современной глобализации.
Одновременно с этим еще одной существенной характеристикой нового глобального мира стало постоянное сокращение числа людей, занятых производительным трудом. И это не случайно. Когда деньги воспроизводят сами себя, минуя товарную стадию, привлекательность вложений в материальное производство уменьшается. Кроме того, новые технологии позволяют резко повысить эффективность труда при сокращении числа работающих, а следовательно — и фонда заработной платы.
В результате человечество уже в ближайшее время лицом к лицу столкнется с гигантской по сложности задачей: куда девать «ненужные» рабочие руки? Специалисты считают, что при сохранении нынешних тенденций в грядущем веке для функционирования мировой экономики будет достаточно двадцати процентов трудоспособного населения.
Статистика показывает: в мировом масштабе армия безработных «пролетариев», лишенных возможности заработать на жизнь из-за жестокости и несправедливости международного разделения труда, постоянно растет. При этом от людей невозможно скрыть, что их труд стал не нужен не потому, что они ленивы или малоквалифицированны, а потому, что архитекторы «нового мирового порядка» избрали такую модель глобализации, при которой предусмотрены удовлетворение потребностей и соблюдение прав лишь малой части человечества — «золотого миллиарда». А остальным отведена роль людей второго сорта.

В ТИСКАХ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
«Добреет» ли капитал?
На Западе, а в последнее десятилетие и у нас, очень много говорят и пишут о том, что в течение ХХ века, и особенно в начавшуюся после Второй мировой войны фазу глобализации, капитализм радикально переменил свою природу. Он-де утратил свой хищнический, эксплуататорский характер, обратился лицом к человеку, удовлетворению его потребностей, все больше и больше служит «общему благу». В доказательство ссылаются на благосостояние, в котором буквально купается население стран «золотого миллиарда». Немножко терпения и выдержки — и капитализм во всем мире окончательно обретет «человеческое лицо», все так будут жить.
Призывы потерпеть обычны в устах всяких гайдаров, чубайсов и грефов. Но, что греха таить, даже в современной российской патриотической среде нередко проводят принципиальную грань между отвратительным и антинародным «диким» капитализмом, который навязан России ельцинским режимом, и капитализмом «цивилизованным» — скандинавского образца, который едва ли уже не полностью превратился в «рыночный социализм». С первым будем-де всеми силами бороться, а пришествие второго — от всей души приветствовать.
Что тут сказать? Капитализм по многим своим параметрам действительно уже не тот, каким он был в начале прошлого века. Но почему? В этом стоит внимательно разобраться.
Ленин в свое время отмечал наличие в России, как, впрочем, и в любой другой капиталистической стране, двух разновидностей капитала: демократического — «народнического» и черносотенного — «октябристского». Хочется максимально полно процитировать это место из его письма А. М. Горькому от
3 января 1911 года, ибо оно имеет самое непосредственное отношение к нашей теме.
«...Кроме как в росте капитализма, — пишет Ленин, — нет залога победы над ним. Ни одной реакционной меры вроде запрещения трестов, ограничения торговли и т. п. марксисты не защищают.
Но каждому свое: Хомяковы и К° пусть строят железные дороги через Персию, пусть посылают Ляховых*, а марксистов дело — перед рабочими обличать. Жрет-де и сожрет, душит и задушит, сопротивляйтесь.
Сопротивление колониальной политике и международному грабежу путем организации пролетариата, путем защиты свободы для пролетарской борьбы не задерживает развитие капитализма, а ускоряет его, заставляя прибегать к более культурным, более технически высоким приемам капитализма. Есть капитализм и капитализм. Есть черносотенно-октябристский капитализм и народнический капитализм...
Международный пролетариат теснит капитал двояко: тем, что из октябристского превращает его в демократический, и тем, что, выгоняя от себя капитал октябристский, переносит его к дикарям. А это расширяет базу капитала и приближает его смерть. В Западной Европе уже почти нет капитала октябристского; почти весь капитал демократический. Октябристский капитал из Англии, Франции ушел в Россию и в Азию. Русская революция и революции в Азии = борьба за вытеснение октябристского капитала и за замену его демократическим капиталом. А демократический капитал = последыш. Дальше ему идти некуда. Дальше ему капут».
Последний вывод и по сей день остается теоретически безупречным. Другой вопрос — как и каким конкретным путем осуществляется это предвидение. Здесь нет и не может быть никакого автоматизма. Возможны варианты. Но в этом нет ничего необычного, ибо, как сказал Герцен, «подчиняясь одному закону, железо падает, а пух летит».
Во-первых, капитал цивилизуется лишь постольку, поскольку сталкивается с возрастающим сопротивлением, поскольку против него ведется борьба.
А во-вторых, обретение капиталом «человеческого лица» в метрополиях прямо связано с «глобализацией» — с переносом наиболее жестоких и бесчеловечных форм эксплуатации из метрополий в колонии и зависимые страны.
Капитал сумел в известной мере приспособиться к изменившимся условиям, пошел на заметные уступки требованиям рабочего класса, не забывая, конечно, в первую очередь о своих собственных интересах. Но, констатируя эти перемены, не следует забывать и о том, что сделал он это вовсе не добровольно. Изменившиеся условия — это прежде всего победа Октябрьской революции в России и порожденный ею мощный всплеск борьбы трудящихся за свои экономические, социальные и политические права.
Столкнувшись с возрастающим социальным протестом и экономическим кризисом, капитал имел и на практике опробовал два альтернативных варианта действий. Наиболее рельефно эта альтернатива выявилась в ходе мирового экономического кризиса конца 20-х — начала 30-х годов прошлого века. Тогда в США президентом Ф. Рузвельтом был провозглашен «новый курс», а Гитлер приступил к насаждению «нового порядка» — сначала в Германии, а затем и во всей Европе.
Между этими путями были существенные различия по форме, но было и много общего по содержанию. Оба они явились прямой реакцией на радикальное изменение мирового соотношения сил труда и капитала в результате победы Октябрьской революции. В то же время оба пути были основаны на усилении государственного вмешательства в экономику и оба доказали свою эффективность с точки зрения функционирования капитала. Но Рузвельт ориентировался на компромисс и уступки трудящимся, Гитлер — на «закручивание» гаек. В обоих случаях уступки «своему» рабочему классу были компенсированы усилением эксплуатации в других сферах. И, наконец, что самое главное, выражали каждый на свой лад стремление различных империалистических группировок того времени к мировому господству — фактически отстаивали свой вариант «глобализации».
Поэтому они не могли не схлестнуться в смертельной схватке. Но знаменательно, что историческая инициатива была уже не в руках капитала. Какой путь возобладает — это решал уже не сам капитал, а победивший в России социализм. Именно Советский Союз своим могучим вкладом в победу над гитлеровской Германией зачеркнул фашистскую альтернативу развития мирового капитализма. Так наше Отечество еще раз решающим образом повлияло на течение истории и спасло мир от страшной беды — от всемирной победы черносотенного, фашистского капитала. Поэтому в том, что капитализм обрел в некоторых странах «человеческое лицо», никакой его заслуги нет. Это целиком заслуга социализма, служившего реальным экономическим, политическим и моральным противовесом капитализму.
Сегодня, когда противовес ослаб, фашистская альтернатива вновь подняла голову, пытается встать во весь рост. Приметы тому можно видеть повсюду и в первую очередь в нарастании агрессивности мирового империализма в экономике и политике. Капитал возвращается на круги своя.
Все это доказывает, что классический марксистско-ленинский анализ фундаментальных тенденций развития капитализма нисколько не устарел. Особенную актуальность в нынешних условиях приобретает задача современного, творческого прочтения ленинской теории империализма. Именно она поможет глубже понять суть глобализации как комплексного исторического процесса со своими внутренними закономерностями и отличительными чертами.
Родимые пятна империализма
В написанной в 1916 году работе «Империализм как высшая стадия капитализма» Ленин отнес к числу родовых черт империализма пять главных признаков:
1) концентрация производства и рост монополий;
2) сращивание банковского капитала с промышленным и образование в результате этого синтеза финансового капитала;
3) вывоз капитала, приходящий на смену вывозу товаров;
4) раздел мира между империалистическими державами и начало борьбы за его передел;
5) паразитизм и загнивание капитализма на его империалистической стадии.
Рассмотрим их применительно к нынешнему положению дел.
Первый признак
Концентрация производства и рост монополий — такова первая родовая черта империализма.
«Громадный рост промышленности и замечательно быстрый процесс сосредоточения производства во все более крупных предприятиях являются одной из наиболее характерных особенностей капитализма» в его высшей империалистической стадии, пишет Ленин. Стоит ли говорить, что на протяжении XX столетия эта черта современного империализма выступала все более и более выпукло, приобретая поистине грандиозные масштабы.
Даже крупнейшие мировые монополии, достигшие, казалось бы, уже пределов своего роста, тем не менее продолжают расширяться и укрупняться. В качестве наиболее ярких примеров последних лет можно привести слияние двух крупнейших нефтяных гигантов — «Мобила» и «Эксона», а также экспансию автомобилестроительной корпорации «Дженерал моторс», активно внедряющейся в Японию и Европу, где она практически уже поглотила такие известные фирмы, как «Опель», «Даймлер-Бенц» и «Хонда».
Сегодня 33 крупнейшие компании мира, штаб-квартиры которых находятся в США, владеют ни много ни мало 71,8 процента всех котирующихся на бирже акций. В абсолютных цифрах это составляет почти пять триллионов долларов. Такая мощь даже не снилась их предшественникам, деятельность которых анализировал Ленин в начале века. А в мировом масштабе на долю пяти стран — США, Японии, Великобритании, Германии и Франции — приходится девяносто процентов крупнейших корпораций на планете.
Более того, в последние десятилетия процесс концентрации производства и роста монополии перешел в новое качество. В целях повышения эффективности производства они употребляют и жесткое централизованное планирование, и решительное административное регулирование, и комплексное социальное обеспечение своих работников.
Но главное в том, что, присваивая себе функции, изначально свойственные государству, современные ТНК приобретают все более зримые черты суверенности, до сего момента свойственные только исторически сложившимся национальным государствам. Они изо всех сил рвутся стать субъектами международного права, стремятся узаконить силовые структуры, заводя под вывеской служб безопасности собственную армию и полицию, пытаются под разными личинами внедриться в международные политические организации.
Такая тенденция грозит радикальной дестабилизацией всей мировой политической системы. Если в предыдущие эпохи главными субъектами мировой истории были народы и государства, ими созданные, то «новый мировой порядок» (НМП) предполагает совершенно иную глобальную структуру управления. Суверенные государства с их границами и несогласованными законами, межнациональными конфликтами и войнами мешают свободной торговле, а значит — мешают процветанию и прогрессу. «Долой государственный суверенитет! Да здравствует власть менеджеров и банкиров, а не политиков!» — таковы главные лозунги НМП. По мысли его архитекторов, новая глобальная конструкция должна опираться на гигантские транснациональные корпорации, действующие на основе принципов финансово-экономической эффективности. Именно они составят тот узкий круг новых хозяев мира, которые придут на смену «старомодным» государствам с их традиционными ценностями суверенитета, национальной независимости, культурной самобытности и исторической преемственности.
«Речь идет о новой капиталистической революции, — пишет влиятельный французский еженедельник “Монд дипломатик”, — глобализация захватывает самые отдаленные уголки нашей планеты, не обращая внимания ни на государственную независимость, ни на различие политических режимов. Мир переживает новую эпоху завоеваний, которая пришла на смену колониальной. Но если прежде в качестве главных завоевателей выступали государства, то теперь ими стали предприятия-конгломераты, частные промышленные и финансовые группы, которые претендуют на роль вершителей судеб мира. Никогда их круг не был столь малочисленным и столь могущественным».
Второй признак
Концентрация капитала и образование финансового капитала в результате сращивания банковского капитала с промышленным — второй признак классического империализма.
«Развитие капитализма дошло до того, что главные прибыли достаются “гениям” финансовых проделок, — пишет Ленин. — Банки перерастают из скромной роли посредников во всесильных монополистов, распоряжающихся почти всем капиталом всей совокупности капиталистов, превращающих тысячи и тысячи раздробленных хозяйств в единое общенациональное капиталистическое, а затем и всемирно-капиталистическое хозяйство. Получается перерастание банков в учреждения поистине универсального характера».
Здесь Ленин предсказал одну из важнейших черт современной глобализации — господство финансового капитала, полностью подчинившего себе капитал промышленный, производительный. На протяжении прошедшего столетия значение банков, как финансовых регулировщиков мирового хозяйства, постоянно возрастало. А с внедрением в эту область компьютеров и появлением глобальных информационных сетей — таких как Интернет — спекулятивный капитал прочно занял господствующие позиции практически во всех областях человеческой деятельности. В последние годы процесс «глобализации» финансовых рынков еще больше ускорил-
ся. Теперь колебания обменных курсов, процентных ставок и курсов акций в различных странах теснейшим образом взаимозависимы. Любые изменения в одном из сегментов рынка сотрясают всю систему.
К началу нового столетия этот процесс, так же как и процесс концентрации производства в рамках THK, тоже перешел в новое качество. Оно характеризуется прежде всего самодостаточностью крупнейших международных финансовых групп. Деньги начинают воспроизводить сами себя, минуя товарную стадию. Бурное формирование виртуальных рынков — финансового и фондового — только ускоряет такие процессы.
Третий признак
Следующий ленинский признак империализма — масштабный вывоз капитала.
«Для старого капитализма, — утверждает Ленин, — типичен был вывоз товаров. Для новейшего капитализма, с господством монополий, типичным стал вывоз капитала. Для стран, вывозящих капитал, почти всегда получается возможность приобрести известные “выгоды”, характер которых проливает свет на своеобразие эпохи».
Этот признак сегодня ничуть не менее характерен, чем в 1916 году. Вывоз капитала с развитием процессов экономической глобализации возрос многократно. Более того, с ростом могущества транснациональных корпораций он стал едва ли не важнейшей основой их финансового благополучия. В новой глобальной финансовой системе переброска огромных капиталов с континента на континент стала минутным делом. Сегодня гигантские капиталы с легкостью перемещаются по всей планете, обретя, благодаря информационным сетям, невиданную мобильность. И оседают эти капиталы зачастую очень далеко от своих хозяев.
Тем не менее есть в этом на первый взгляд хаотическом движении некоторая закономерность. Если следовать логике ленинского рассуждения, то ответив на вопрос — какую главную выгоду преследуют современные экспортеры капитала, мы сумеем понять, в чем состоит своеобразие нынешней эпохи.
Вообще-то, ответ на этот вопрос известен. Многие ученые-экономисты еще в советское время отмечали, что вывозимый ТНК капитал на протяжении последних десятилетий вкладывается в мировую экономику не абы как, а с ясным намерением в кратчайшие сроки сформировать качественно новую глобальную схему международного разделения труда. После распада СССР этот процесс многократно ускорился. Сегодня уже вполне очевидно, что главная особенность такой схемы заключается в том, что весь мир оказывается поделенным на несколько специализированных и неравноправных экономических зон.
Первая из них включает в себя высокоразвитые страны Запада и их стратегических партнеров — таких, как Япония, чье население в совокупности составляет знаменитый «золотой миллиард». Это — своего рода метрополия новой глобальной колониальной империи, в которой будут сосредоточены основные органы власти и управления. В нее войдут «высокоорганизованные пространства», где «власть измеряется количеством контролируемых денег», ставших «единым эквивалентом, универсальной мерой всякой вещи». Именно такую картину рисует нам один из главных идеологов «глобализации» и «нового мирового порядка» Жак Аттали в своей книге «Линии горизонта».
Согласно его прогнозам, в этом новом мире «наиболее ценной собственностью станет гражданство в пространстве доминирующих стран», которое «станет предметом купли-продажи на свободном рынке паспортов». Но высочайший уровень потребления, предусмотренный архитекторами НМП для «золотого миллиарда», требует огромного объема производства товаров и услуг. Подавляющая часть этой индустрии будет сосредоточена в так называемой «технологической зоне». В нее, по мысли стратегов «глобализации», должны войти страны «второго эшелона», которые будут исполнять роль сырьевых резервуаров и сборочных цехов, обеспечивающих необходимое качество жизни обитателям «высокоорганизованных пространств».
Наконец, в третью зону глобального разделения труда войдут «экономически неперспективные» регионы, на территории которых страны «золотого миллиарда» не имеют сколь-либо значительных финансовых интересов. Они будут предоставлены самим себе — но ровно настолько, насколько эта свобода не затронет сложившейся системы мироустройства.
В этом случае главной опасностью для мировой стабильности станут угрозы благополучию Запада со стороны периферийных «низкоорганизованных пространств», чье нищее население, загнанное в финансово-экономическое гетто, станет вечным вызовом прочности и эффективности «нового мирового порядка». Нейтрализовать эти угрозы архитекторы НМП намерены с помощью глобальной военно-политической диктатуры.
Таким образом, основная выгода современных экспортеров капитала заключается в «ползучем» завоевании контроля над мировой экономикой и установлении на этой основе новой глобальной схемы международного разделения труда.
Это, кстати, хорошо заметно по тому, как ведет себя иностранный капитал, «вывезенный» Западом в нашу страну. Сегодня его для благозвучия называют «иностранными инвестициями в экономику». Суть дела от этого, однако, не меняется. Давайте посмотрим, куда вкладывает Запад свои деньги? Какие области российской экономики он стимулирует? И какие цели при этом преследует?
В самих по себе иностранных инвестициях ничего плохого, разумеется, нет. Если они вкладываются в реальный сектор экономики и помогают решать проблемы социально-экономического развития России, их можно только приветствовать. Но практика показывает, что действительность, к сожалению, далека от этой идеальной схемы. Десять лет практически «бесконтрольного» развития в России «дикого рынка» позволяют уверенно утверждать, что западные инвестиции группируются по трем основным направлениям.
Во-первых, их подавляющая часть направляется для участия в финансовых спекуляциях. В этой области крутятся огромные даже по западным меркам деньги. Так, например, вложения западных инвесторов в мошенническую пирамиду ГКО составля-
ли в 1998 году, по некоторым подсчетам, не менее 70 миллиардов долларов. И играли на рынке ГКО не какие-нибудь маргиналы-аферисты, а крупнейшие западные банки и финансовые компании. Достаточно сказать, что один лишь «Дойче банк» вложил в ГКО до сорока процентов своих активов. Среди других крупных участников этой аферы такие всемирно известные имена, как «Чейз Манхэттен банк», «Мэррил Линч», «Соломон бразерз» и многие другие.
Результат таких «инвестиций» хорошо известен: крушение рубля, четырехкратный рост курса доллара и, соответственно, внешнего долга России, едва ли не полная утеря финансовой независимости страны и углубление внутреннего экономического кризиса.
Второе направление западных инвестиций — сырьевые отрасли российской промышленности. Все они так или иначе направлены на то, чтобы создать исправно работающий — под западным контролем — механизм перекачки дешевого российского сырья в страны «золотого миллиарда». И вот результат: за последние семь лет, согласно официальным статистическим данным, самыми доходными статьями российского экспорта являются нефть, газ, черные металлы, аммиак, алюминий, медь, никель, лес и пиломатериалы.
В совокупности только перечисленные виды сырья дают стране три четверти всех доходов от российской внешней торговли, и с каждым годом эта цифра все увеличивается. А в перспективные планы на 20 лет вперед закладывается дальнейшее — почти двукратное — увеличение поставок газа Западной Европе, активизация совместного с иностранцами освоения природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока, строительство новых нефтепроводов и создание «прочных законодательных гарантий» иностранному капиталу в России. Что из этого выйдет, ясно уже сейчас. Достаточно взглянуть, например, на Венесуэлу, входящую в первую шестерку мировых экспортеров нефти. За последние 25 лет эта небольшая страна выкачала за рубеж «черного золота» аж на 300 миллиардов долларов. И что же? Более половины ее жителей продолжают жить в нищете, а четверть трудоспособного населения не имеет работы.
Третье направление иностранных инвестиций — финансирование процессов сокращения российских вооружений и расширения вредных производств, наподобие радиоактивных могильников и некоторых предприятий химической промышленности. Здесь западные интересы столь очевидны, что какие-либо комментарии просто излишни.
В целом можно вполне обоснованно утверждать, что главной целью иностранных инвестиций в российскую экономику является стремление как можно крепче привязать нашу страну к «мировой экономической системе» и включить ее в новую глобальную схему международного разделения труда в качестве сырьевого донора и технологического придатка стран «золотого миллиарда».
Четвертый признак
Раздел мира и борьба за передел поделенного — таков четвертый ленинский признак империализма.
«Эпоха новейшего капитализма показывает нам, — пишет Ленин, — что между союзами капиталистов складываются известные отношения на почве экономического раздела мира, а рядом с этим, в связи с этим между политическими союзами, государствами складываются известные отношения на почве территориального раздела мира, борьбы за колонии, борьбы за хозяйственную территорию».
Это ленинское наблюдение и по сей день нисколько не устарело. Однако набирающая скорость глобализация всех областей человеческой деятельности — экономики и политики в числе первых — наложила свой неизбежный отпечаток на нынешний этап борьбы за передел поделенного.
Толчком к нему послужило разрушение СССР и последовавший вслед затем распад мировой системы социализма. Основным содержанием этого этапа передела мира стала глобальная экспансия мирового империализма во главе с США и, как закономерное следствие такой экспансии, перетекание политической власти из легитимных структур — правительств суверенных государств — в руки неформальных лидеров мировой экономики, группирующихся вокруг закрытых элитарных международных клубов, наподобие Бильдербергского клуба или Трехсторонней комиссии.
Сегодня мировая финансовая элита вплотную приблизилась к обретению политической власти в невиданных ранее масштабах. Главная опасность такого положения дел заключается в том, что править миром собираются люди, никем на это не уполномоченные, никем не избранные, зачастую вообще мало кому известные, не связанные никакими публичными обязательствами и не предъявившие обществу никаких программ, по которым можно было бы судить о их истинных намерениях.
«В мире появляется новая аристократия — интеркратия, — отмечает известный французский философ Алэн Финкильрот. — Это узкий и замкнутый круг людей. В нем каждый знает каждого. Но для всех остальных они остаются незнакомыми».
Пятый признак
Наконец, пятый ленинский признак империализма — его паразитический характер и загнивание, то есть торможение научно-технического прогресса и развития производительных сил.
«Империализм, — пишет Ленин, — есть громадное скопление в немногих странах денежного капитала, достигающего, как мы видели, 100—150 миллиардов франков ценных бумаг. Отсюда — необычайный рост класса или, вернее, слоя рантье, т.е. лиц, живущих “стрижкой купонов”, — лиц, совершенно отделенных от участия в каком бы то ни было предприятии, — лиц, профессией которых является праздность. Вывоз капитала, одна из самых существенных экономических основ империализма, еще более усиливает эту полнейшую оторванность от производства слоя рантье, налагает отпечаток паразитизма на всю страну, живущую эксплуатацией труда нескольких заокеанских стран и колоний».
Вот как сто лет тому назад оценивал перспективы паразитарного развития империализма один из первых его исследователей, английский экономист Дж. Гобсон:
«Большая часть Западной Европы могла бы тогда принять вид и характер, который теперь имеют части этих стран: юг Англии, Ривьера, наиболее посещаемые туристами и населенные богачами места Италии и Швейцарии, именно: маленькая кучка богатых аристократов, получающих дивиденды и пенсии с далекого Востока, с несколько более значительной группой профессиональных служащих и торговцев и с более крупным числом домашних слуг и рабочих в перевозочной промышленности и в промышленности, занятой окончательной отделкой фабрикатов. Главные же отрасли промышленности исчезли бы, и массовые продукты питания, массовые полуфабрикаты притекали бы, как дань, из Азии и из Африки... Вот какие возможности открывает перед нами более широкий союз западных государств, европейская федерация великих держав: она не только не двигала бы вперед дело всемирной цивилизации, а могла бы означать гигантскую опасность западного паразитизма: выделить группу передовых промышленных наций, высшие классы которых получают громадную дань с Азии и с Африки и при помощи этой дани содержат большие прирученные массы служащих и слуг, занятых уже не производством массовых земледельческих и промышленных продуктов, а личным услужением или второстепенной промышленной работой под контролем новой финансовой аристократии».
Принимая во внимание, что со времени написания этих слов минуло сто лет, нельзя не поражаться удивительной точности предвидения. Но вместе с тем такая точность есть верный признак того, что никакого качественного перелома в развитии мирового империализма за минувшие сто лет не произошло. И потому прогноз Гобсона сбывается практически буквально.
При этом очень характерен конкретный механизм, с помощью которого «золотой миллиард» обеспечивает для себя односторонние преимущества, возможность процветать за счет остального мира. Он заключается в насаждении двойственных экономических порядков, одного — для себя, второго — для других.
Дело в том, что концентрация капитала и обобществление труда объективно подрывают рыночные отношения в сфере крупного производства. Современный мир отличают глобальное регулирование мировой экономики, глобальные налоги, снятие государственных барьеров на пути движения свободного капитала, подчинение всех стран универсальному порядку, диктуемому Международным валютным фондом, который определяет политику не только на мировых рынках, но и в отдельных государствах. Навязывается бюрократическая организация экономики в интересах глобальной элиты, для которой существуют только ее собственные групповые интересы и потребности, а весь остальной мир рассматривается как средство их удовлетворения. Все эти проявления исключают рынок и свободную конкуренцию.
Высшая стадия империализма
В странах «ядра» капитализма — США, Японии и других государствах «семерки» — идут процессы централизации, продолжается формирование разветвленных механизмов государственного регулирования, включая обеспечение передовых достижений научно-технического прогресса, освоение технологий планирования и долгосрочного прогнозирования, усложнение структуры управления.
В самых наукоемких и высокотехнологических отраслях, определяющих экономический рост и составляющих основу современного технологического способа производства — авиастроении, ракетно-космических технологиях, телекоммуникациях, ядерной энергетике, газовой промышленности, — уже нет свободной конкуренции частных собственников. Практически везде есть конкуренция государственных структур, финансирующих значительную часть научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, частных фирм, которые работают по освоению перспективных технологий, наднациональных государственных образований, вырабатывающих стратегию развития и воздействующих на процессы конкуренции. То есть на передовых направлениях экономического роста происходят такие тенденции мощной концентрации капитала, государственной власти и интеллекта, что говорить о свободном рынке просто несерьезно.
Одновременно остальному миру навязывается ультралиберальная модель, а по сути — режим управляемого хаоса, чтобы скрыть механизм неэквивалентного обмена, посредством которого «золотой миллиард» эксплуатирует периферию. Этот механизм опирается на диспаритет цен, концентрацию и удержание развитыми странами интеллектуальной ренты, долговую зависимость.
То есть в сфере крупного производства рыночные, товарно-денежные отношения технологически уже изжиты. Однако они насильственно навязываются «золотым миллиардом» угнетенным странам для обеспечения механизмов неэквивалентного обмена или, попросту говоря, ограбления. «Свободный рынок» есть уже не естественная стихия, необходимая для развития экономики. Теперь он являет собой специальный инструмент эксплуатации периферии. В глобальном масштабе рынок превратился в свою противоположность. Из сферы, где «по идее» должны обмениваться эквиваленты, он превратился в сферу, обеспечивающую неэквивалентный обмен.
Таким образом, паразитарный характер империализма возможен только благодаря торможению общественного прогресса, искусственной консервации объективно изживающих рыночных, товарно-денежных отношений. Ленинский тезис об империализме как загнивающем капитализме получает все новые подтверждения.
Правда, сегодня этот тезис стал предметом бесчисленных шуточек эстрадных юмористов. И в самом деле, не смешно ли говорить о каком-то экономическом загнивании на фоне охватившей Запад лихорадочной потребительской гонки? Но если покинуть обывательскую, эстрадную точку зрения, то окажется, что капитал неуклонно загоняет производительные силы человечества в явный тупик.
Общеизвестно явление, когда монополии скупают патенты на различные технические изобретения не за тем, чтобы внедрить их в производство, а с прямо противоположной целью. Такая практика продолжается и поныне. Но дело не только в том, что патенты кладутся под сукно. А в том, что вся атмосфера бешеной гонки по прямой неблагоприятна для поиска иных направлений развития производительных сил.
И тому есть глубокие причины в природе капитала. Капитал есть «предмет» бескачественный. Количество — это и есть его единственное качество. Поэтому капитал не знает никакой иной формы своего развития, кроме линейного количественного возрастания. Миллион долларов — хорошо, миллиард еще лучше, а триллион — и подавно. Постоянный выход за любую достигнутую на данный момент границу Гегель называл дурной бесконечностью. Стремление к такой бесконечности есть,
по сути, не прогресс и не развитие, а механическое приписывание нулей к единице. И беда, когда такого рода «развитие» искусственно навязывается органическим системам — общественным и природным, которые не знают чисто количественного развития, отделенного от качественного совершенствования.
Капитализм, доминирующий сегодня на большей части земного шара, внешне почти неузнаваемо преобразился за пять веков существования, но сохранил тем не менее в неприкосновенности свои главные, сущностные определения.
«Производство вообще» как вечная и естественная предпосылка человеческой жизни по-прежнему выступает в конкретно-исторической форме производства стоимости и прибавочной стоимости — капитала. А коренная особенность последнего состоит в том, что он не имеет никакой внутренней качественной меры и стремится лишь к бесконечному количественному возрастанию.
Именно данный ключевой момент — подчинение производства разнокачественных человеческих благ, материальных и духовных потребительных стоимостей чисто количественным законам производства прибыли, то есть меновой стоимости, и вытекающая отсюда роль денег как господствующей меры всех вещей и отношений определяют собой индустриальный характер капиталистического способа производства, а также всю сопутствующую ему систему базисных и надстроечных ценностей, приоритетов и целей, мотивов экономического и социального поведения.
Они заключаются в том, что:
богатство общества отождествляется в первую очередь с «огромным скоплением товаров» (К. Маркс), полезных лишь постольку, поскольку они способны принять денежную форму;
общественный прогресс отождествляется соответственно с бесконечным умножением количества и разнообразия товаров;
производство рассматривается прежде всего как всеобщая эксплуатация физических и интеллектуальных сил человека, ресурсов природы. Господствует принцип: «Что возможно теоретически, то непременно должно быть реализовано практически»;
эффективность производства оценивается преимущественно в категориях количества, без учета качественной стороны дела — текущих социальных издержек, а также возможных последствий для окружающей среды и жизни будущих поколений;
человек выступает как изолированный «социальный атом», частный собственник, находящийся в состоянии вечной «войны всех против всех»;
естественной ареной и условием человеческого существования признается рынок — товаров, рабочей силы, капиталов, идей и т. д.
Все эти специфические особенности резко отличают капитализм от предшествующих ему общественно-экономических формаций. «У древних, — писал К. Маркс, — мы не встречаем ни одного исследования о том, какая форма земельной собственности и т. д. является самой продуктивной, создает наибольшее богатство. Богатство не выступает как цель производства... Исследуется всегда вопрос: какой способ собственности обеспечивает государству наилучших граждан?» С Марксом, по сути дела, солидарен и Макс Вебер, по выражению которого, капиталистическая погоня за прибылью как самоцелью «противоречит нравственным воззрениям целых эпох».
Отделив впервые в мировой истории цели производства от целей человека, капитализм оказал исключительное революционизирующее воздействие на развитие производительных сил, становление мировой системы хозяйства. Но с каждым новым рывком вперед в этой области одновременно выходят на новый уровень и противоречия капиталистической системы.
Об этом наглядно свидетельствует период после Второй мировой войны, когда за счет мобилизации и нещадной эксплуатации материальных, трудовых и духовных ресурсов большей части земного шара группа развитых капиталистических стран вступила в стадию так называемого потребительского общества. На этой стадии максимизация массового потребления становится не менее важным условием функционирования капитала, чем максимизация производства.
Анализируя суть происшедшей перемены, крупнейший советский философ М. А. Лифшиц писал: «Было время, когда своеобразие капитализма по отношению к другим способам производства, более ограниченным целями потребления, ясно выражалось в ускоренном развитии производства средств производства. Теперь магнитная стрелка прибыли охотно поворачивается в другую сторону, что привело к некоторому изменению структуры конечного продукта промышленности. В поисках еще не исчерпанных источников жизни капиталистическое общество как бы вернуло свое внимание производству предметов потребления... Но так как основной принцип капиталистического строя остался неизменным, то не может быть и речи о производстве для человека, которое определялось бы его действительными потребностями, взятыми с общественно полезной точки зрения в данных исторических рамках. Парадокс заключается в том, что, обратившись на новой технической ступени к сфере потребления, где более важную роль играет природная, качественная сторона, капитал так же безразличен к содержанию дела и так же захвачен духом безграничного возрастания стоимости, как всегда. При самом лучшем качестве исполнения полезность предмета может быть совершенно фиктивной или даже отрицательной величиной — все равно массовая продукция, определяемая бизнесом, догонит вас и будет навязана вам всей обстановкой жизни».
Речь идет, по сути, о новой форме принуждения к сверхинтенсивному труду, о новейшем способе функционирования капитала, находящего источник прибыли в постоянном переформировании вкусов потребителя. Потребление, как и все стороны общественного бытия при капитализме, фетишизируется. Из естественной функции человеческого организма оно превращается в особый ритуал, в новую «священную обязанность» индивида, от ревностного исполнения которой целиком зависит его социальный статус.
Принуждение к труду выступает, таким образом, в невиданной парадоксальной форме принуждения к потреблению, которое осуществляется разнообразными средствами манипуляции, в первую очередь при помощи рекламы, навязывающей человеку все новые и новые виды потребностей в материальной и духовной сферах. Искусственный, а часто и извращенный характер потребностей становится здесь скорее нормой, чем исключением, поскольку «новизна ради новизны» превращается в главное потребительное свойство товара, отодвигающее на задний план объективную ценность любого предмета.
Для внешнего наблюдателя, не включенного в подобную систему отношений, принуждение к потреблению кажется вещью совершенно непостижимой и, во всяком случае, куда более привлекательной, чем нужда и недопотребление. В последнем он, разумеется, прав. Капитализм впервые в истории создает объективные предпосылки для ликвидации голода и нищеты. Но делается это в такой форме, которая означает еще большее углубление отчужденного характера капиталистических общественных отношений. Это констатируется всеми сколько-нибудь серьезными и честными мыслителями, каких бы политических и философских взглядов они ни придерживались.
Э. Фромм, например, начинает свою «Революцию надежды» следующим характерным пассажем: «Призрак бродит среди нас, но ясно видят его лишь немногие. Это не прежний призрак коммунизма или фашизма. Этот новый призрак — полностью механизированное общество, нацеленное на максимальное производство материальных благ и их распределение, управляемое компьютерами. В ходе его становления человек, сытый и довольный, но пассивный, безжизненный и бесчувственный, все больше превращается в частицу тотальной машины. С победой нового общества исчезнут индивидуализм и возможность побыть наедине с собой; чувства к другим людям будут задаваться человеку с помощью психологических и прочих средств или же с помощью наркотиков».
Индивидуальная свобода все более утрачивает свое действительное содержание и низводится до возможности выбирать среди сотен и тысяч беспрерывно меняющихся, но фактически идентичных видов одного и того же товара (кандидата в президенты, телесериала, продукта масс-культуры и т. п.) в заранее заданных жестких рамках. Однако даже этот суррогат свободы для меньшинства по-прежнему опирается на возрастающую несвободу большинства. Сверхпотребление «золотого миллиарда», проживающего в господствующих капиталистических странах, базируется на хроническом недопотреблении, относительном и абсолютном обнищании большей части населения Земли.
Империализм тормозит общественное развитие. Причем тормозит самыми изощренными способами.
Во-первых, культивирует и воплощает на практике теории «пределов роста», «нулевого роста» и т. д. Конечно, для «периферии», а не для себя.
Во-вторых, искусственно консервирует рыночную стихию, насильственно навязывая ее эксплуатируемым странам, как средство сдерживания их развития.
В-третьих, капитализм по-прежнему подчиняет производство вещей производству прибавочной стоимости и тем самым удерживает его в прежних качественных границах, то есть в рамках линейного количественного роста. А это явный тупик с точки зрения социальной и экологической.
Наконец, в-четвертых, препятствует развитию подлинной свободы и самодеятельности человека. Тормозит развитие личности как главного и, по сути, единственного общественного богатства.
Итак, следуя ленинской логике, «новый мировой порядок» как конечную цель «глобализации» можно назвать высшей стадией империализма. По сравнению с классическим империализмом он имеет ряд особенностей. Эти особенности характеризуют его «генетическую» связь с предыдущими историческими формами существования капитализма и в то же время определяют новые черты.
Основные признаки «нового мирового порядка», то есть империализма эпохи «глобализации», можно сформулировать так:
1. Окончательное порабощение капитала производственного, промышленного, капиталом финансовым, спекулятивным, ставшим самодостаточным и получившим возможность к воспроизводству, минуя товарную стадию.
2. Превращение рыночных отношений в искусственно культивируемый механизм обеспечения неэквивалентного обмена. В оболочку, за которой скрывается внеэкономическое принуждение, ограбление целых стран и народов.
3. Закрепление новой глобальной модели «международного разделения труда», многократно усугубляющей несправедливость, вопиющее социальное неравенство в планетарных масштабах.
4. Бурный рост политического влияния транснациональных корпораций и финансово-промышленных групп, претендующих на неограниченный суверенитет и правосубъектность в системе международных отношений.
5. Утрата национальными правительствами контроля над процессами, происходящими в мировой экономике. Ревизия фундаментальных норм международного права, направленная на отказ от понятия государственного суверенитета и создание структур глобальной власти — пресловутого Мирового Правительства.
6. Информационно-культурная экспансия как форма агрессии и разрушения традиционных ценностей. Духовная унификация на самом низком примитивном уровне.
7. Паразитарный характер. Основные выгоды от внедрения высоких технологий и объединения ресурсов транснациональные корпорации используют лишь в своих интересах, обрекая остальной мир на неизбежную нищету и деградацию.
8. Загнивание и качественное торможение технического прогресса.
В последнее время некоторые отечественные ученые-марксисты говорят о том, что современная эпоха глобализации подтверждает известный прогноз К. Каутского о возможности вступления капитализма в фазу «ультраимпериализма», которая, как писал он, «поставит на место борьбы национальных финансовых капиталов между собой общую эксплуатацию мира интернационально-объединенным финансовым капиталом». Это, по мысли Каутского, могло бы «создать эру новых надежд и ожиданий в пределах капитализма». Например, привести человечество к миру и разоружению.
Ленин тогда же показал полную несостоятельность подобных надежд. Однако он не отрицал, что, исходя из общей тенденции, ультраимпериалистическая фаза возможна: «Не подлежит сомнению, что развитие идет в направлении к одному-единственному тресту всемирному, поглощающему все без исключения предприятия и все без исключения государства». Но при этом он подчеркивал, что «развитие идет к этому при таких обстоятельствах, таким темпом, при таких противоречиях, конфликтах и потрясениях, — отнюдь не только экономических, но и политических, национальных и пр. и пр., — что непременно раньше, чем дело дойдет до одного всемирного треста, до “ультраимпериалистского” всемирного объединения национальных финансовых капиталов, империализм неизбежно должен будет лопнуть, капитализм превратится в свою противоположность».
Этот прогноз в принципе оправдался, хотя и не без противоречий и зигзагов.
Модные ныне разговоры о «глобализации» как о «новой капиталистической революции», не имеют под собой оснований. Наоборот, налицо стремление капитала любой ценой, какими угодно средствами, среди которых все более преобладает насилие, предотвратить и затормозить назревшие перемены, диктуемые современным уровнем развития производительных сил. Имеет место лишь количественное нарастание в социально-экономических рамках и условиях, остающихся по сути своей неизменными.
Отношения эксплуатации и все сопутствующие им противоречия капитализмом не преодолены, но лишь поменяли свою форму, перешли в иную плоскость. Если еще можно с известной долей условности говорить о некотором притуплении социально-классовых противоречий внутри общества «золотого миллиарда», то факт сильнейшего обострения тех же противоречий в международном плане налицо. Они просто оказались вытесненными в мировую политику, и теперь разделяют мир по оси «богатый Север — нищий Юг» не менее радикально, чем раньше они разделяли пролетария и его эксплуататора в масштабах отдельно взятой страны. Произошло не сглаживание, а глобализация противоречий капитализма.
Действительно качественным переломом может быть лишь «превращение» империализма в социализм. Только при этом условии и возможна настоящая технологическая революция, подлинный переход к постиндустриальным технологиям.
Необходимы коренная смена существующей капиталистической модели производства и потребления, формирование принципиально нового технологического уклада, нового типа производительных сил человечества, преодоление идеала «всеобщего потребления» и потребительского образа жизни.
Вопрос о конкретных формах и движущих силах такого превращения — это следующая проблема.

АЛЬТЕРНАТИВА ЕСТЬ!

Глобализм — это псевдосближение и псевдоединство. На самом деле он культивирует раскол и антагонизм, в первую очередь в экономике и политике. Недаром же он метко назван «новым апартеидом». Глобализм — единство мира неорганическое (грубое, механическое), поэтому для его поддержания у империализма все чаще не находится иных средств, кроме насилия. Насилие и войны вытекают из внутренней природы глобализма.
За минувшее десятилетие этот процесс зашел еще дальше. Он создал на планете качественно новую обстановку. Ныне быстро меняется содержание международных отношений и мировой политики, меняются их субъекты. Новизна ситуации в том, что современные международные отношения и мирохозяйственные связи — это уже не только отношения между государствами и блоками государств. Суверенные национальные государства, а также их экономические, политические и военные блоки не являются более единственными субъектами мировых отношений, мировой политики. На арену выходят новые «игроки». Наряду с государствами в мире энергично действуют не знающие никаких государственных или культурно-цивилизационных границ глобальные силы со своими собственными интересами, которые далеко не всегда совпадают с интересами отдельных государств. Более того, сами национальные государства все чаще выступают на международной арене не в качестве суверенных субъектов международных отношений, а как орудия в руках этих глобальных сил. Происходит эрозия государственного суверенитета, и это касается не только стран-пролетариев, но и стран эксплуататоров, не исключая даже США.
Обречено ли человечество на печальную судьбу, которая уготована ему западными творцами «нового мирового порядка» и обслуживающими их интересы идеологами? Конечно, нет! В истории не бывает фатальных неизбежностей.
Многообразие исторического
процесса
Да, конечно, глобализация — это объективный, необходимый процесс, сопровождающий человечество на всем протяжении его истории. Но вместе с тем это процесс общественный, протекающий в деятельности и взаимоотношениях индивидов, социальных групп, слоев, классов, наций, цивилизаций. Он связан непосредственно с их целями и интересами. И это диктует совершенно особую методологию его изучения, овладеть которой можно лишь обратившись к классическому марксистско-ленинскому теоретическому наследию.
Марксист, писал Ленин, «не ограничивается указанием на необходимость процесса, а выясняет, какая именно общественно-экономическая формация дает содержание этому процессу, какой именно класс определяет эту необходимость».
Развивая этот тезис, Ленин пришел к выводу огромной принципиальной важности: пути реализации исторической необходимости «по природе своей» многообразны. История задает преимущественно вопрос не о том, «быть или не быть», а о том «как именно быть». Она не знает однозначного, заранее жесткого предопределенного развития событий. Одному и тому же объективному процессу могут давать содержание разные общественно-экономические формации. Одну и ту же необходимость могут определять разные классы и социальные группы. И в зависимости от этого крупнейшие общественные проблемы могут разрешаться разными путями. Общественная борьба ведется из-за того, какой именно из этих путей развития возобладает.
Что такое современные глобальные проблемы — явление, возникшее из «прогресса вообще» или оно связано с вполне определенными общественными отношениями? Этот вопрос тщательно обходится и замазывается буржуазными теоретиками глобализации. Откуда, например, происходит хищнический, расточительный характер современного индустриального производства, ведущий к ресурсному и экологическому кризису? Присуща ли эта особенность «производству вообще» или она вытекает из подчинения материального производства рыночным законам извлечения максимума прибыли, законам накопления капитала, не знающего никаких пределов в своем стремлении к возрастанию?
Глобальные проблемы — общие для всего человечества. Однако порождены они не всем человечеством, взятым как целое, а конкретной социально-экономической формацией — капитализмом, группой наиболее развитых капиталистических стран. Так возникает следующая дилемма. Либо все человечество должно отдуваться за капитализм, решая за свой счет его проблемы. Либо сам капитализм превратится для человечества в проблему, угрожающую его благополучию и самому существованию.
Возьмем, к примеру, явление, с которым человечество столкнулось лишь во второй половине ХХ века и достоверность которого никем не подвергается сомнению, закреплена в декларациях международных форумов, в первую очередь конференцией ООН в Рио-де-Жанейро 1992 года. Суть этого явления в том, что распространение на весь мир западной модели производства и потребления невозможно ввиду ресурсных и экологических ограничений. Из этого бесспорного факта следует, что поскольку западная модель в глобальном масштабе нереализуема, человечеству в целом следует искать какой-то иной способ существования и развития. Назовем этот гипотетический способ «устойчивым развитием» — термином, столь же широким и нейтральным, как и «глобализация». Но что дальше?
А дальше оказывается, что из одного бесспорного факта могут быть сделаны и делаются совершенно разные, даже диаметрально противоположные, социальные и политические выводы. Концепция устойчивого развития может иметь совершенно разные интерпретации.
Один из возможных выводов исходит из того, что Мальтус был в принципе прав: «закон убывающего плодородия почвы» непреложен, второе начало термодинамики универсально. Поэтому решение состоит в том, что западная модель производства и потребления должна быть сохранена только в странах «золотого миллиарда», а остальному миру придется пойти на жертвы. Так, идеи Римского клуба сводятся, в конечном счете, к идее количественного сдерживания развития производительных сил в прежних качественных, капиталистических, рамках. Таким образом, безудержный буржуазный прогрессизм, бесконечная потребительская гонка имеют своей изнанкой глубокий исторический и технологический пессимизм, выражением которого и служит концепция «конца истории».
Другой возможный вывод заключается в том, что западная модель производства и потребления должна быть преодолена, снята. Общественный прогресс должен обрести качественно новое измерение.
Вот как рисует эту альтернативу Программа КПРФ: «Вступая в новое тысячелетие, человечество оказалось перед самым драматичным за всю свою историю выбором пути дальнейшего развития. Вариантов, обусловленных противоположными социально-классовыми интересами, на наш взгляд, всего два.
Первый путь сводится к ограничению или даже прекращению роста уровня мировой экономики при консервации нынешней структуры производства, распределения и потребления. Он рассчитан на то, чтобы увековечить деление человечества на “золотой миллиард” и эксплуатируемую им периферию, установить глобальное господство развитых капиталистических стран с помощью “нового мирового порядка”.
Второй путь предполагает неуклонное повышение уровня благосостояния всего населения Земли при обязательном сохранении глобального экологического равновесия на основе качественного изменения производительных сил, способа производства и потребления, гуманистической переориентации научного и технологического прогресса».
Итак, повторим еще раз. Человечество на протяжении всей своей истории движется к единству, к интеграции. Это естественный, неодолимый процесс. И не менее естественно, что на разных своих исторических этапах интеграция принимает разные, в том числе и альтернативные, формы. История знает тому не один пример.
Глобализация в том виде, в котором ее пытаются реализовать сегодня творцы «нового миропорядка», — с Интернетом, Международным валютным фондом, «золотым миллиардом» привилегированных потребителей и «гуманитарными интервенциями» НАТО — явление сравнительное молодое. Будучи порождением научно-технической революции, она возникла на ее гребне во второй половине двадцатого века.
Возможно, нынешние архитекторы нового мирового порядка искренне уверены, что, перекраивая мир по своим либеральным лекалам, они, подобно языческим богам-демиургам, творят новую Вселенную, идут, как первопроходцы, новыми, неизведанными путями. Но это не так.
По ходу исторического развития человечества рождались и умирали великие империи, расцветали и гибли могучие культуры, достигали вершин величия и славы государства и народы, обращаясь затем во прах. Эти могучие цивилизации, эти обширные культуры потому и остались в нашей памяти, потому и заслужили у потомков название великих, что каждая из них предлагала человечеству свой универсальный проект устройства. Таковы, к примеру, древнеперсидский, македоно-эллинистический, римско-имперский, халифатский, западно-христианский, монгольский, восточно-христианский и другие проекты глобализации... Разумеется, мы употребляем здесь этот термин в условном смысле, ибо каждый из этих проектов прошлого опирался на ограниченную экономическую и техническую базу и стремился распространить свое влияние лишь на доступную и обозримую в ту или иную историческую эпоху часть мира, или Ойкумену, как говорили древние греки.
Но только расширение Ойкумены до пределов всего земного шара придало интеграционным процессам подлинно глобальный характер и превратило уже весь мир, а не ограниченную его часть, в арену соперничества различных, альтернативных путей глобализации.
Начало новой альтернативе было положено победой Великой Октябрьской социалистической революции в России. Она открыла человечеству перспективу пути в социалистическом, коммунистическом направлении.
Два пути интеграции
Таким образом, глобализация — процесс неоднозначный и многовариантный. В ее развитии возможны различные альтернативы. Однако разобраться в этих альтернативах совершенно невозможно, если оставаться на уровне понимания глобализации, которое господствует в современной западной литературе. Поможет понять эту сложнейшую проблему обращение к классическому наследию основоположников марксизма-ленинизма.
Согласно историко-материалистическому пониманию общественного прогресса, основной и определяющей мировой тенденцией, пронизывающей все ступени развития человеческого общества, движущей силой его все более глубокой и всесторонней интеграции, является процесс обобществления труда.
Сущность данной экономической категории всесторонне освещена в трудах Маркса и Ленина. Ряд ее аспектов применительно к современной эпохе мы попытаемся выяснить в ходе дальнейшего изложения. Здесь же следует подчеркнуть, что весомейший вклад в усиление обобществления труда вносит капиталистический способ производства. Более того, капитализм сам создает предпосылки для дальнейшего продолжения этого процесса уже иным, свободным от эксплуатации человека человеком и классового антагонизма, путем. Как формулирует этот тезис Ленин, «обобществление труда, в тысячах форм идущее вперед все более и более быстро и проявляющееся особенно наглядно в росте крупного производства, картелей, синдикатов и трестов ка-
питалистов, а равно в гигантском возрастании размеров и мощи финансового капитала, — вот главная материальная основа неизбежного наступления социализма».
Итак, наиболее общее определение совокупности современных явлений, обозначаемых термином «глобализация»: капиталистическая форма обобществления труда, достигшая всемирного масштаба.
Историческая миссия капитализма в том, что он ликвидирует всяческую изолированность, ломает перегородки и тем самым создает объективные предпосылки развития всесторонних связей и отношений между народами. Но вместе с тем он накладывает на них свою глубокую печать. Все больше проявляет себя тенденция к замене всего многообразия общественных связей и отношений одной-единственной универсальной связью — денежной. «Буржуазия, — сказано в «Манифесте коммунистической партии», — не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного “чистогана”».
Капиталистический способ производства создает материальные предпосылки подлинно всемирной, «глобальной», истории. Но дальше — неизбежная развилка. Между империалистическим глобализмом и социалистическим интернационализмом есть существенная, принципиальная разница. Ибо глобализм строится на всевластии капитала, а интернационализм — на всевластии труда.
И глобализация, и интернационализация — суть пути объединения человечества, сближения народов, государств, экономик, культур. Но интернационализация — это объединение в интересах всего трудящегося человечества, в интересах равноправного самобытного развития народов, повышения их благосостояния, взаимообогащения культур. А глобализация — это объединение в интересах «золотого миллиарда», направленное против интересов большинства человечества, против самобытного развития народов. Цель глобализма — пройтись асфальтовым катком по всем различиям, привести к единому стандарту и знаменателю. Вместо сближения и взаимообогащения наций и культур — их полный слом. И в первооснове этого стремления — вовсе не какие-то идеологические, культурные, религиозные, национальные, расовые, цивилизационные и даже не геополитические соображения. Все это — не более чем инструменты достижения других целей, их средства прикрытия. Истинная цель — экономическое господство узкого круга избранных над всем остальным человечеством, эксплуатация трудовых и природных ресурсов Земли исключительно в собственных своекорыстных интересах. Эта цель объединяет империалистических хищников вне зависимости от каких-либо различий между ними. Ведь не помешала же теория о «превосходстве» арийской расы Гитлеру заключить стратегический союз с милитаристской Японией.
Однако существуют альтернативные формы обобществления труда. В современную эпоху оно может происходить двояким образом: либо в форме все более жесткого подчинения труда капиталу, либо в форме освобождения труда из-под власти капитала.
Глубочайшее, всемирно-историческое содержание этой альтернативы станет ясно, если вспомнить, что в марксистском понимании категории труда и капитала по своему содержанию значительно шире их традиционной узкоэкономической интерпретации. Труд есть прежде всего родовой признак человека, способ его существования, способ его развития — индивидуального и общественного. Его сущностью является не простая затрата энергии, а творчество. Так, согласно К. Марксу, всеобщий труд есть «всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение». Капитал же — это овеществленный, мертвый труд, приобретший денежную стоимостную форму и господствующий над трудом живым. Закон его развития — беспредельное количественное нарастание, лишенное какой-либо качественной определенности. Капиталу в принципе безразлично, благодаря какому именно виду труда он возрастает — производству лекарств или фабрикации наркотиков. Поэтому историческое противостояние труда и капитала имеет очень глубокий сущностный характер и охватывает не только экономические, но практически все важнейшие аспекты человеческой жизни.
Альтернативы обобществлению труда нет и быть не может. А вот альтернатива его капиталистической форме была, есть и будет. «Социализм как интернациональное учение, — отмечается в Политическом отчете ЦК КПРФ VII съезду партии, — ни в коей мере не отвергает мировых интеграционных процессов — взаимопереплетения экономик, взаимообогащения культур, взаимодействия самобытных цивилизаций. Но он являет собой реальную альтернативу тем уродливым формам, которые принимает мировая интеграция при капитализме».
Капиталистическая глобализация несет в себе зародыш, материальную возможность перехода к новому, более справедливому общественному укладу. Но для того чтобы эта возможность превратилась в действительность, она должна быть освобождена от своей нынешней, капиталистической общественной оболочки. Необходимы коренная смена существующей капиталистической модели производства и потребления, формирование принципиально нового технологического уклада, нового типа производительных сил человечества, преодоление идеала «всеобщего потребления» и потребительского образа жизни.
Человечество оказалось на развилке своей истории. И ниоткуда не следует, что мир обречен двигаться в русле сценариев западных творцов «нового мирового порядка».
Вопрос стоит так: можно ли вывести человечество из того тупика, который зримо предстает на пути мирового развития, кто и как сумеет это сделать? Существует ли реальная историческая альтернатива империалистическому глобализму?
Кратко и обобщенно на этот вопрос можно ответить следующим образом. Человечество на протяжении всей своей истории движется к единству, к интеграции. Это естественный, неодолимый процесс. И не менее естественно, что на разных своих исторических этапах интеграция принимает разные, в том числе и альтернативные, формы. История знает тому не один пример. Особенно ярко и наглядно это продемонстрировала история социальной и политической борьбы двадцатого века. Начало новой альтернативы было положено победой Великой Октябрьской социалистической революции в России. Она открыла человечеству перспективу нового пути в социалистическом, коммунистическом направлении.
На современном этапе интеграция человечества может происходить в двух разных формах — в форме империалистической глобализации и в форме социалистической интернационализации, которые противоположны друг другу практически во всех сферах и измерениях общественной жизни: в экономике, в политике, в международных и межгосударственных отношениях, в государственном строительстве, в жизни наций, в науке, в культуре и искусстве и т.д. Соперничество этих двух форм (тенденций) и образует ключевое содержание современного исторического процесса.
Если провести чисто формальное, сугубо поверхностное сличение доктрин, то может показаться, что апологеты империалистической глобализации, «нового мирового порядка» и приверженцы социалистического и коммунистического будущего человечества проповедуют схожие ценности и идеалы. В самом деле, в обеих системах видное место занимает сближение народов и наций, стирание государственных границ. Немудрено: и в одной, и в другой в конечном счете проявляются наиболее фундаментальные тенденции развития производительных сил и мировой экономики, перерастающей ограниченность и обособленность — национальную, государственную, культурную. Объективная основа этого движения — обобществление труда, идущее в процессе развития как производительных сил, так и производственных отношений. Обобществление, перешагивающее через национальные и государственные границы.
Прогрессивная историческая миссия капитализма в том, что он ликвидирует всяческую изолированность, ломает перегородки и тем самым создает объективные предпосылки развития всесторонних связей и отношений между народами, предпосылки всемирной, «глобальной», истории. Но это только предпосылки, дальнейшее воплощение которых в действительность не предопределено заранее и может идти разными путями. А дальше — неизбежная развилка. Между империалистическим глобализмом и социалистическим интернационализмом есть принципиальная разница.
Социальный прогресс всегда преодолевает прежние формы общественного устройства, ломает старое. Но ломать старое можно по-разному, и не всякая ломка старого есть прогресс. Можно ломать действительно отжившее, мешающее настоящему движению вперед. Но в безудержной погоне за «новым» можно сломать и фундаментальные, непреходящие основы существования человека и общества. Капиталистический прогресс чем дальше, тем больше и опаснее перешагивает эту принципиальную грань. Созданные капитализмом могучие производительные силы превращаются при переходе через эту грань в силы разрушения. Разрушения не только материального, но и духовного.
Еще полтора века тому назад К. Маркс вскрыл эту диалектику перехода прогрессивной работы капитализма в свою противоположность в блестящих статьях о «британском владычестве в Индии», разрушавшем местный патриархальный строй: «Все, что английская буржуазия будет, вероятно, вынуждена осуществить в Индии, не принесет свободы народным массам и не улучшит существенно их социального положения, ибо и то и другое зависит не только от развития производительных сил, но и от того, владеет ли ими народ. Но что буржуазия непременно будет делать, — это создавать материальные предпосылки для осуществления как той, так и другой задачи. Разве буржуазия когда-нибудь делала больше? Разве она когда-нибудь достигала прогресса, не заставляя как отдельных людей, так и целые народы идти тяжким путем крови и грязи, нищеты и унижений?»
Искусственное затягивание капиталистического господства сверх отведенных ему логикой истории сроков приводит к тому, что тяжкий путь крови и грязи остается, а прогресс исчезает. И тогда движение капиталистической цивилизации вырождается в то, что можно назвать антиисторическим прогрессизмом — в безудержную гонку за новизной ради новизны, в которой каждая вновь достигнутая ступень зачеркивает предыдущую, утрачивается историческая традиция и преемственность. Историческое, то есть полноценное, развитие глубоко отличается от поверхностного мелькания мод — на одежду, автомобили, «стиль жизни», «идеи». Все может стать предметом быстротекущей моды, но далеко не все выдерживает превращения в моду. Ничего худого нет в модах на одежду и прически. Серьезные же идеи и ценности от превращения в моду выхолащиваются и гибнут.
И это — прямое следствие господства капиталистического способа производства, безразличного к объективному существу и ценности любого предмета и любого дела — лишь бы оно приносило прибыль. Поэтому в капиталистическом мире господствует мертвящая тенденция к замене всего многообразия общественных связей и отношений одной-единственной универсальной связью — денежной. Эта связь и лежит в фундаменте глобализма, «нового мирового порядка».
И глобализация, и интернационализация — суть пути объединения человечества, сближения народов, государств, экономик, культур. Но интернационализация — это объединение в интересах всего трудящегося человечества, в интересах равноправного самобытного развития народов, повышения их благосостояния, взаимообогащения культур. А глобализация — это объединение в интересах «золотого миллиарда», направленное против интересов большинства человечества, против самобытного развития народов.

ГЛОБАЛИЗМ И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ
Судьба национального
Центральным моментом, определяющим различие между глобализмом и интернационализмом, является их разное и противоположное отношение к национальному, как особому явлению, играющему огромную, часто ключевую, роль в жизни человечества.
Среди всех проблем общественного развития национальные вопросы всегда были самыми деликатными, затрагивающими самые чувствительные струны человеческой души. Здесь люди, как правило, наименее объективны, в наибольшей степени подвержены воздействию, так сказать, «коллективного бессознательного». И это нередко вынуждало теоретиков и политиков прибегать нередко к недомолвкам и иносказаниям. В то же время нигде так не нужна полная ясность, как в национальном вопросе. Успешно решать его можно, только расставив все точки над i. Ведь спекуляция на национальных чувствах, использование их в качестве прикрытия узкокорыстных социальных интересов — старый и почти беспроигрышный прием всех эксплуататоров.
Интересы общественного прогресса требуют отделения национализма и шовинизма, то есть интересов эксплуататоров, прикрытых оболочкой национальных чувств, от самих этих чувств, стремления народов к свободному развитию своей культуры и государственности. Но попробуйте объяснить человеку, что его патриотизм и чувство национального достоинства бессовестно эксплуатируются кем-то в нечистых эгоистических целях, — и вы сильно рискуете быть побитым каменьями. Как нащупать ту грань, что разделяет национальный рассудок от национального предрассудка? Быть может, именно колоссальная сложность этой задачи и горький опыт неудач приводил в отчаяние многих революционеров и реформаторов, начиная с апостола Павла, заставляя мечтать о тех заоблачных временах, когда не будет уже «ни эллина, ни иудея». Или приходить к выводу, что интересы одних народов соответствуют целям общественного прогресса, а интересы других — в корне ему противоречат...
Мы рассматриваем «национальное», как естественно-историческую категорию, которая охватывает собой все, что придает качественную определенность большим человеческим общностям, их культуре и языку, психическому складу, верованиям, традициям, привычкам, государственным и другим социальным институтам. Как категорию, которая превращает эти человеческие общности в народы и нации. Природа национального была и по сей день остается предметом жарких научных дискуссий. Разброс мнений здесь очень велик — от полного растворения национального в социальном до признания его чисто природно-биологическим явлением.
Конечно, национальное существует и проявляет себя только в человеческом обществе, но оно и не делится без остатка на производственные отношения. Это всегда подчеркивала марксистско-ленинская теория. В частности, работы Ф. Энгельса и труды по языкознанию И. В. Сталина убедительно опровергли вульгарно-социологическое понимание национального, как идеологической надстройки над экономическим базисом, возникающей на одних этапах его развития и бесследно исчезающей на других.
Базис, бесспорно, накладывает на национальное свою печать. Так, например, язык различных классов и социальных слоев неизбежно несет на себе явственный след социально-классовых различий и противоречий. Но всегда ли это идет языку на пользу? Каждый знает, что далеко не всегда. Всевозможные, рожденные общественным разделением труда, социальные и профессиональные жаргоны могут язык обогатить, а могут и изувечить. Наличные общественные отношения придают языку определенную историческую форму и вместе с тем сковывают его. Свободное развитие народной, национальной языковой стихии объективно требует освобождения от этого социального гнета.
Официальная политика сегодняшних российских властей направлена именно в сторону подавления русского национального начала во всех сферах жизни, первая среди которых — языковая. Мы видим, например, во что уже превращен русский язык в эфире и на улице, благодаря «приобщению к мировой цивилизации». В некую разновидность «пиджин-инглиш» — языкового суррогата, сфабрикованного в свое время английскими колонизаторами для общения с прислугой из рядов «отсталых народов». Отсюда и все громче звучащее требование латинизации русской письменности, выдвигаемое под предлогом облегчения вхождения русских во «всемирное культурное пространство».
К культуре мы еще вернемся, а теперь сформулируем наш тезис еще раз. Бывают социально-экономические условия, сковывающие и извращающие национальное развитие, угрожающие самому существованию национального. И бывают условия, раскрепощающие национальное, открывающие простор его свободному развитию.
В наше время это различие проявляется особенно ясно и наглядно — в противостоянии двух путей мирового развития: глобализации и интернационализации. Хотя в основе обоих лежит общая объективная тенденция к сближению народов, осуществляется она в разных формах, разными и даже противоположными путями развития национальных отношений, национального сознания, национальных культур.
Глобализм отрицает национальное как нечто безнадежно устаревшее и мешающее его победному шествию. Транснациональные корпорации — это олицетворение глобализма — по своей сути учреждения сверхнациональные, наднациональные, вненациональные, анациональные.
В противоположность глобализму интернационализм даже этимологически резко отличается от него. Интернациональный — значит межнациональный, то есть ни в коем случае не отменяющий и не зачеркивающий национального. Без национального нет и не может быть интернационального. И наоборот — интернационализм немыслим без патриотизма. Интернационализм вырастает на основе взаимодействия и сотрудничества народов, взаимообогащения культур и языков, кооперации национальных экономик.
Для глобализма же все эти взаимодействия — самый опасный противник. Если интернационализм способствует национальному развитию, органически включая в себя патриотизм, то глобализм обедняет и коверкает национальное, «укладывая» его в две взаимодополняющие пары: космополитизм и шовинизм, друг без друга не существующие.
В мире есть масса охотников, по наивности или по злому умыслу, отождествлять интернационализм с космополитизмом, а патриотизм — с шовинизмом. Однако на деле космополитизм антагонистичен интернационализму, так же как и шовинизм враждебен патриотизму.
Сказанное можно проиллюстрировать целым рядом примеров из теории и практики.
Какая судьба уготована нациям при социализме и при капитализме? Программная цель коммунизма — уничтожение классов и, следовательно, преодоление классового раскола нации. Даже ранние фазы социалистического развития нацелены на ликвидацию эксплуатации и классовых антагонизмов, на последующее стирание существенных социально-экономических различий между дружественными трудящимися классами одной нации, одного государства. А разве устранение классового раскола нации не открывает широкую дорогу к подлинному национальному единению и свободному национальному развитию?
Социализм нацелен на ликвидацию той почвы, на которой возникают межнациональные противоречия и антагонизмы. Ибо питающие их национализм и шовинизм — суть не что иное, как классовый интерес эксплуататорского меньшинства нации, незаконно драпирующийся в тогу общего национального интереса. Социализм создает предпосылки сближения наций на основе сотрудничества и взаимообогащения, но отнюдь не ведет к национальной и культурной унификации. Не изоляция, а всестороннее социальное, экономическое, культурное общение свободных равноправных наций — таково условие их самобытного развития.
Капитализм же, хотя и требует для своего развития образования национального государства, отождествляет национальный интерес с интересом господствующего класса, эксплуататорского меньшинства нации (что хорошо для «Дженерал Моторз», то хорошо для Америки). Пытаясь увековечить классовое разделение общества, он пытается увековечить тем самым и раскол нации. Разделяя мир на нации-эксплуататоры и нации-пролетарии, он разжигает межнациональные противоречия.
Если взять под этим углом зрения всю историю капитализма, то она окажется историей того, как социальные и экономические отношения, социальные и экономические вопросы обряжаются в одежды национальных отношений и национальных вопросов. Национальное же обкарнывается до сиюминутного социального и экономического. Но национальное значительно старше капитализма и переживет его. Капитализм сковывает и извращает национальное развитие. Поэтому сегодня главная свобода национального развития — в отделении его от капиталистической формы.
То же самое следует сказать и о развитии национальных культур. Проблема защиты национальной и культурной идентичности, самобытности никогда еще не стояла так остро, как сегодня. На повестке дня — не консервация на уровне «старины», а защита права на свободное развитие. Взаимодействие с иными культурами этому праву не только не препятствует, но, наоборот, способствует.
Социалистический интернационализм как раз и предполагает взаимодействие и взаимообогащение национальных культур. Глобализм же кровно заинтересован в культурной и языковой унификации на крайне пониженном, максимально примитивном уровне. Здесь культура и язык превращаются не более чем в функцию капитала, так как и сам человек, его личность превращены в функцию капитала, в один из «моментов» его кругооборота. «Культура» капитализма сводится к рекламе, к навязыванию образа жизни как комбинации потребностей. Втянутая в такой кругооборот личность необратимо деформируется, примитивизируется. Глобализм, как мы уже говорили, формирует некий новый, «глобальный язык» (преимущественно на основе английского), который все больше и больше примитивизируется. Англоязычные вкрапления не обогащают, а обедняют национальные языки, способствуют не расширению, а сужению их лексической и понятийной базы.
Глобализм — это даже не ассимиляция одной национальной культуры другой. Это — подчинение всех национальных культур единому, пониженному, космополитическому и, по сути, антикультурному стандарту, формирование на их месте масс-культуры, нацеленной на превращение человека в функцию капитала, на полное вытравление из человека всего того, что мешает или просто не требуется для исполнения этой функции.
Поэтому «глобалистская культура» — это ни в коем случае не культура Запада, если иметь в виду под этим понятием почти трехтысячелетнюю европейскую культурную и научную традицию, берущую начало в античном мире. Сегодня в мировом духовном пространстве столкнулись вовсе не Запад и Восток, а культура и антикультура, в равной мере враждебная как западной, так и восточной культурной традиции. Ленинский тезис о борьбе «двух культур», существующих в каждом классово антагонистическом обществе, сегодня актуален как никогда.
Современное российское общество ныне являет собой арену, на которой эта борьба протекает в наиболее острых формах. И в тоже время она ярко окрашена в неповторимые, исконно русские тона и как бы продолжает спор, длящийся уже третье столетие. Сегодня уже вполне очевидно, что пресловутый тезис о «возвращении в цивилизацию» есть воспроизведение наихудших черт и традиций космополитического западничества: «Россия — страна изначально дикая, варварская, выпавшая из истории цивилизованного человечества». Но и противостоявшее западничеству реакционное «славянофильство» было ничуть не лучше. Оно защищало экономическую отсталость и крепостнические порядки под видом защиты национальной самобытности.
Выход из этой безнадежной антиномии вульгарного прогрессизма и ретроградства нашла только русская революционно-демократическая мысль в лице ее ярчайших представителей — Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, Г. Успенского. Именно они указали пути демократического разрешения вопроса. И именно у них стоит поучиться верному пониманию русского национального характера. Особые черты русского народа они видели в непримиримости ко всяким половинчатым, фальшивым решениям, в горячем стремлении вырваться из старого, крепостнического ярма без подчинения новому рабству буржуазной цивилизации. В трезвой способности отбирать лучшее среди достижений современной культуры, не поддаваясь внешним эффектам, обманчивой видимости комфорта и благополучия.
Эти черты с наибольшей полнотой воплощены в «феномене Пушкина». Его гениальное творческое наследие показало и доказало, что культура только тогда становится подлинно национальной и народной, когда она достигает мирового, интернационального значения, становится органической составляющей мировой культуры.
В советской истории спор повторился еще раз в новых социальных и значительно более драматичных политических формах. Образно выражаясь, это была борьба советского интернационализма против троцкизма как предтечи, как особой, псевдореволюционной формы глобализма, отрицавшего какую-либо национально-культурную ценность России и ее народов, видевшего в нашем Отечестве всего лишь «охапку хвороста» для разжигания пожара «мировой революции».
Сегодня утверждение о необходимости продолжить самобытный путь нашего исторического развития сталкивается с не менее ожесточенными нападками современных глобалистов. Только и разницы, что теперь они прикрываются не ультрареволюционной фразой, а либерально-космополитической терминологией. Кричат не о невозможности построения социализма «в отдельной стране», а о невозможности существования России вне рамок «глобальной цивилизации».
Впрочем, суть от этого не меняется: и старые, и новые «сокрушители» России отрицают саму возможность самостоятельного «российского пути» в рамках многополярного мира. И те и другие видят в России лишь плацдарм для достижения целей, совершенно чуждых интересам нашей страны и нашего народа.
Империалистическая глобализация становится фактором, разрушительно действующим на всемирную историю, на интернациональную мировую культуру как плод взаимодействия самостоятельных и самобытных культур. Она создает свою, космополитическую культуру, которая навязывается всем извне и «сверху», разрушая национальные культуры и замещая их абстрактными «общечеловеческими», а на деле — сугубо буржуазными ценностями атомизированного индивида.
Образуемое такого рода индивидами «гражданское общество» — не всемирное общечеловеческое состояние, а именно буржуазное общество, возводящее свои специфические отношения и ценности в ранг абсолютных и вневременных общечеловеческих. Поэтому на самом деле за рамками гражданского общества остается большинство. Подобно тому, как за пределами античных обществ, античных демократий оставалась огромная масса рабов, этих, по определению Аристотеля, «говорящих орудий». Но если без античного рабства не было бы мировой культуры, то современное изощренное рабство уже не является необходимым условием развития цивилизации. Наоборот, оно стало тормозящим фактором. Приоритет личности перед обществом — не более чем декорация, ширма, за которой скрывается тоталитаризм потребительского общества. Царящая в нем демократия есть демократия для немногих привилегированных слоев (по нашему, номенклатуры). Как писал Достоевский, воочию познакомившись с образцовым для своего времени буржуазным политическим строем и госаппаратом Франции эпохи Луи Наполеона: «Что такое libertО? Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать все что угодно в пределах закона. Когда можно делать все что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все что угодно, а тот, с которым делают все что угодно».
Здесь мы подходим к одному из ключевых вопросов современности, в котором позиции социалистического интернационализма и капиталистического глобализма также диаметрально противоположны — к вопросу о судьбе государства.
Коммунизм предполагает естественное постепенное «отмирание», или, лучше сказать, «засыпание» государства как особого, отделенного от общества аппарата публичной власти. По мере своего «засыпания» государство должно уступить место самоуправлению общества. Глобализм же предполагает форсированную ликвидацию национальных государств и их суверенитета ради усиления наднациональной власти, всемирного государства, мирового правительства. Глобализация не устраняет внутренних противоречий, свойственных любому классовому государству, но переводит их на более высокий уровень, доводит до мирового масштаба. Государство здесь отнюдь не «засыпает», но, наоборот, усиливает свои функции, особенно карательные, жандармские. По мере отрыва такого государства от его национальной, территориальной, «почвенной» основы все более обнажается его чисто классовая суть как машины политического господства и экономической эксплуатации. Это «всемирное государство» уже цинично загоняет в резервации целые страны и народы, душит долгами национальные экономики. Оно планирует геноцид и отдает приказы на ковровые бомбежки, стирая с лица земли города и деревни. Это государство вскармливает террористов, плодит агентов влияния и окутывает ложью всю планету. Оно присвоило себе право распоряжаться ресурсами всех стран и народов, карать любого лидера, защищающего национальные интересы. Очевидно, что это диктаторское и разбойничье государство. Вряд ли народы Земли согласятся быть заложниками такого государства, такого нового «мирового порядка».
Пути прорыва
Вернуть инициативу социализм сможет, лишь кардинально развернув производительные силы на качественно иной путь с опорой на планомерное развитие новейших тенденций научно-технического прогресса. В Программе КПРФ этот путь получил название оптимального социалистического развития.
Ведущим методологическим принципом анализа происходящих изменений послужила концепция технологического способа производства, достаточно подробно разработанная К. Марксом в «Капитале», особенно в подготовительных рукописях к нему, но остававшаяся долгое время почти вне поля зрения исследователей. Любая общественно-экономическая формация окончательно утверждается лишь тогда, когда создает такие производительные силы, такие средства труда, благодаря развитию которых характерные для нее производственные отношения становятся, как писал Маркс, не только социальной, но и технологической истиной, то есть обретают адекватную себе материальную производственно-технологическую основу. Главный вопрос заключается, следовательно, в том, на каком технологическом базисе будет развиваться социализм и рождается ли сегодня такой базис. Программа КПРФ утверждает, что именно последнее и происходит в настоящее время.
Современная глобальная ситуация диктует человечеству задачу — обеспечить справедливое и гармоничное развитие, преодолевая расточительный характер индустриальной цивилизации, переходя от принципа всеобщей эксплуатации к принципу всеобщего сбережения — природной среды, материальных ресурсов, труда. Возможность такого поворота заключена в объективных тенденциях развития производительных сил, в назревающем новом революционном перевороте в области производительных сил — переходе от индустриальных к постиндустриальным технологиям.
Однако происходящие перемены в соотношении вещественных и личностных факторов производства, выдвижение на первый план человека как главной цели производства вступают в глубокое противоречие с капиталистической формой прогресса и требуют качественного преобразования господствующих ныне форм производства, распределения и потребления. На смену социально несправедливой, опустошительной для природы и разрушительной для личности человека потребительской гонке, на смену «сверхпотреблению» как функции производства и обращения капитала должно прийти гуманизированное потребление как функция всестороннего развития личности.
С другой стороны, естественные экологические ограничения диктуют обществу стратегию рациональной экономии, снижения расхода материальных ресурсов и энергии на душу населения. А это, в свою очередь, неизбежно потребует усиления общественного характера материального потребления. Суть его в том, что общество обязуется обеспечить каждому своему члену стабильный и достойный человека уровень индивидуального потребления и личного комфорта и вместе с тем постоянно повышающийся, все более многообразный уровень потребления в сфере общественного, коллективного бытия. Решение подобной задачи предполагает глубокую реконструкцию всей бытовой инфраструктуры, выход на принципиально новую ступень развития систем общественного транспорта, связи, информации, здравоохранения, питания, создание густой сети центров образования, творчества и отдыха, клубов, театров, парков, стадионов, музеев, библиотек.
В нашей Программе предпринята попытка обрисовать, исходя из анализа современных тенденций развития науки и техники, некоторые общие контуры постиндустриального технологического базиса общества оптимального социалистического развития.
Главный фундаментальный сдвиг должен произойти во взаимоотношениях производства и природы, что позволит преодолеть многие экологические противоречия и ограничения. Его суть — в воссоединении существующих сегодня порознь производственных и природовосстановительньгх процессов в единый технологический процесс, органически встроенный в кругооборот живой и неживой природы (к чему ближе всего стоит земледелие). Должно произойти уподобление производства процессам жизни и, как следствие, — радикальное изменение смысла трудовой деятельности человека. Оно состоит в том, что если до сих пор природа служила, казалось бы, вечным и неисчерпаемым базисом труда (индустриальный тип технологии), то теперь, наоборот, труд должен превратиться в основу сохранения и воспроизводства природной среды (постиндустриальный тип технологии).
В качестве главного критерия эффективности производства вводится безопасность как комплексное свойство человеко-машинных систем в единстве его технических, экологических, эргономических, социально-психологических и культурно-нравственных аспектов.
Конвейерное серийное производство уступает место гибкому автоматизированному производству, чем достигается возможность его максимальной индивидуализации, выпуска изделий на заказ, под конкретную потребность.
Повышается ресурс технических систем за счет закладываемой в них еще при проектировании возможности непрерывной модернизации. Это позволит разрешить острую проблему «морального» старения, добиться значительной экономии производственных издержек.
На основе совершенствования транспортных и телекоммуникационных систем происходят рациональное рассредоточение производственных мощностей, деурбанизация среды человеческого обитания.
Плацдармом технологического прорыва будут служить:
дальнейшее совершенствование систем автоматизированного управления производственно-технологическими процессами, накопления, обработки и передачи информации (микроэлектроника, оптико-волоконная техника, большие и глобальные информационные сети, «искусственный интеллект»);
овладение новыми источниками энергии и средствами ее аккумуляции и передачи (управляемый термоядерный синтез, высокотемпературная сверхпроводимость);
овладение новыми методами переработки сырья и обработки материалов (когерентные излучения с высокой плотностью потока энергии, криогенная техника);
овладение новыми природными процессами (микробиотехнология, тонкая химия).
Технологический прогресс совпадает в своем социально-экономическом измерении с процессом реального обобществления труда, то есть усиления его коллективного характера, возрастания взаимосвязи различных отраслей и секторов производства, повышения его управляемости. Обобществление труда — «главная материальная основа неизбежного наступления социализма», изживания частной собственности и преодоления рыночной стихии на основе планового регулирования производства и подчинения его общенародным и глобальным целям, общественному контролю.
Политические преобразования в интересах трудящихся, установление их государственной власти, общественной собственности на средства производства ускоряют этот процесс, придают ему сознательный, планомерный характер. Вместе с тем исторический опыт свидетельствует, что неравномерное и многообразное течение технологического прогресса и происходящая отсюда неизбежная технологическая многоукладность обусловливают сохранение в течение достаточно длительного периода экономической многоукладности и многообразия форм собственности: общественной, индивидуально-трудовой, а на некоторых уровнях и частной, их конкуренцию между собой на почве товарно-денежных отношений. Характерное же для раннего социализма стремле-
ние к формально-юридическому обобществлению (огосударствлению) недостаточно созревших для этого секторов народного хозяйства может оказывать на экономическое и социальное развитие не менее негативное воздействие, чем искусственное сохранение частной собственности в тех отраслях, где она уже организационно и технологически изжита.
Это заставляет пересмотреть традиционные представления о скоротечности переходного периода к «полному», развитому социализму. Устойчивое развитие экономики требует, чтобы уровень юридического обобществления производства соответствовал уровню его реального организационно-технологического обобществления. Они образуют два встречных процесса и требуют от государства поддержания их разумного взаимного баланса.
Однако решающую роль в прорыве к постиндустриальным технологиям и обществу устойчивого развития сыграет высокотехнологичный и наукоемкий обобществленный сектор производства, планомерно регулируемый государством, власть в котором принадлежит трудящемуся большинству народа.
Опыт раннего социализма
На заре Советской власти Ленин неоднократно повторял, что можно и должно «учиться социализму у организаторов трестов». С экономической точки зрения, социализм — это капиталистическая монополия, обращенная на пользу всему обществу и находящаяся под его контролем и переставшая в силу этого быть капиталистической. Однако этого еще очень мало, это лишь элементарная материальная предпосылка нового общества. Ведь всякая монополия неразрывно связана с унификацией, таит в себе возможность экономического застоя, социального загнивания и политического тоталитаризма.
Антиутопии Оруэлла, Хаксли, Замятина и множества других менее даровитых авторов рисуют картину вовсе не социализма, а перенесенные в будущее и доведенные до абсурда черты государственно-монополистического капитализма.
К сожалению, в силу целого ряда исторических причин в реальной практике социалистического строительства эти черты получили немалое развитие. А в идеологии получило широкое распространение принадлежащее одному из непримиримых оппонентов Ленина — А. Богданову — представление о том, что «идеальной моделью» социализма является «крупнокапиталистическое предприятие, взятое специально со стороны его трудовой техники». Было оставлено без должного внимания прямое предупреждение Ленина о том, что «эта “фабричная” дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни конечной целью, а только ступенькой, необходимой для... дальнейшего движения вперед».
В конечном итоге все это привело ко все большему блокированию главной материальной и моральной основы социализма — общественной энергии и инициативы трудящихся, свободной самодеятельной организации народа, нарастанию элементов экономического и политического отчуждения.
В дальнейшем, когда задачи непосредственного выживания страны были успешно разрешены и встала задача развития социализма на его собственной основе, было допущено еще одно грубое упрощение социалистической идеи.
Принципиально верный лозунг «максимального удовлетворения возрастающих потребностей трудящихся» остался на уровне абстрактного, внеисторического представления о человеческих потребностях, их связи со способом производства. Из поля зрения выпало то обстоятельство, что большинство потребностей не даны человеку «от природы», а носят общественный характер, определяются уровнем развития его способностей и служат ему для реализации их в окружающем мире. Вне такого понимания коммунистический принцип «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям» совпадает с буржуазным идеалом «сверхпотребления» и целиком обессмысливается.
Общественное богатство и прогресс были отождествлены с буржуазной формой «огромного скопления товаров» и их беспредельного умножения. Поэтому на практике весь пафос принятой в 1961 году III Программы КПСС оказался сведенным к задаче, по существу некритического копирования западного общества потребления на том же самом производственно-технологическом базисе. Это, с одной стороны, обрекало социалистическую экономику на заведомо проигрышную роль ведомого. А с другой — лишило адекватной экономической основы две другие провозглашенные Программой задачи — формирование новых общественных отношений и воспитание нового человека, превратив их в задачи сугубо «идеологические», а потому нерешаемые.
Поэтому Ленин никогда не останавливался на рубеже «учебы социализму у организаторов трестов». И постоянно подчеркивал и доказывал, что учиться коммунизму следует уже не у «организаторов трестов», а только на опыте всей мировой культуры, развивая ее, созидая более высокие и богатые формы человеческого общежития, чем «потребительское общество», преодолевая неизбывное мещанство буржуазного образа жизни.
И если мы хотим всерьез учиться коммунизму на опыте всей мировой культуры, на высших достижениях науки, мы обязаны двигаться вперед, глубоко осмыслить ряд новых факторов и тенденций, проявившихся во второй половине столетия. Ленинское определение империализма как высшей и последней стадии капитализма остается непреложным. Но современная ситуация этими ленинскими характеристиками уже не исчерпывается. Время властно требует творческого развития теории, создания эффективной научной методологии для оценки современного состояния человечества.
Взлет и крушение мировой системы социализма, маскировка классовых противоречий внутри развитых капиталистических государств, перераспределение социального напряжения по геополитической оси «Север — Юг», повсеместный всплеск национального и религиозного самосознания народов — все эти факты властно требуют научного объяснения и, соответственно, обновления нашей идеологии. Мы не имеем права снова оказаться в ловушке того догматического подхода, который уже однажды едва не погубил нашу партию, оказавшуюся идеологически беспомощной перед лицом драматических перемен современной истории. Значит, если мы хотим выжить в стремительно меняющемся мире XXI века, мы должны творчески развивать наследие марксизма-ленинизма.
Так, например, сегодня уже вполне очевидно, что Россия не устраивает архитекторов нового мирового порядка не только как главный носитель альтернативного капитализму социалистического пути развития, но и как древняя самобытная цивилизация со своей самостоятельной системой духовных, нравственных, общественных и государственно-политических ценностей. На пути «глобализации» — русский народ с его тысячелетней историей, с его драгоценными национальными качествами соборности и державности, с его глубокой верой, неистребимым альтруизмом и решительным отторжением торгашеских приманок буржуазного либерально-демократического «рая». Очередная стратегия Запада по завоеванию мирового господства на сей раз формируется в рамках геополитических доктрин, основанных на противопоставлении «океанской империи» США и атлантического Большого пространства «континентальной державе» России, по-прежнему контролирующей евразийское «сердце мира».
А это значит, что нам необходимо обогатить ленинскую методику анализа НМП двумя важными подходами, уже показавшими свою эффективность в последние годы: геополитическим и цивилизационным. Собственно говоря, их применял и сам Ленин. Так, например, его широко известные слова о том, что «империализм ведет к усилению национального гнета», а «стремление монополии к господству» сопровождается «эксплуатацией все большего числа малых наций небольшой горсткой богатейших наций», вполне соответствуют современной картине агрессивной экспансии стран «золотого миллиарда», богатеющих за счет всего остального человечества, экспансии Запада, всеми правдами и неправдами навязывающего остальным цивилизациям и народам Земли свою эгоистическую модель нового глобального мироустройства.
Таким образом, понятия «цивилизация», «геополитика», «национальная самобытность», «традиционные ценности», «религиозные святыни», «культурно-исторический тип», «соборность», «державность» и многие другие, им подобные, должны стать для нас столь же привычными и бесспорными, как классические понятия «производственные силы», «классовая борьба» или «общественно-экономическая формация». Только тогда мы сумеем создать серьезную научно-методологическую базу, соответствующую реалиям современного мира и способную стать мощным орудием подготовки комплексной стратегии возрождения Великой России.
Только тогда станет ясно, что в конце XX века произошло не крушение социализма как такового, а распад одной из его конкретно-исторических форм, оказавшейся излишне монополизированной и догматизированной и потому плохо приспособленной к решению задач в условиях стремительных мировых перемен. Что новая, более эффективная форма социализма уже вызревает на наших глазах, несмотря на яростное сопротивление гонителей.
Словом, именно синтез ленинской методологии и наследия лучших отечественных мыслителей должен стать основой современного русского социализма и залогом возрождения нашей любимой России — великой социалистической державы.

К НОВОМУ ИНТЕРНАЦИОНАЛУ

Если спросить, в чем состоит самое общее, объемлющее все внутри- и внешнеполитические аспекты расхождение между курсом правящего в России режима и программой коммунистов, народно-патриотической оппозиции, то ответ будет следующий.
Правящие круги исходят из того, что новое глобальное мироустройство в принципе уже сложилось и стало необратимым. Поэтому теперь для России главное — «успеть вскочить на подножку уходящего поезда», держать курс на «гармоничное вхождение» в уже готовый глобальный мир. Словом, это все тот же старый горбачевский курс на «возвращение в мировую цивилизацию».
Коммунисты, народно-патриотическая оппозиция выдвигают против этого курса два основных возражения.
Во-первых, в том глобальном мире, который кроится ныне по западным лекалам, достойного места для России нет и никогда не будет. На этот счет оппозиция высказывалась подробно и неоднократно, и здесь нет нужды повторяться.
Во-вторых, говорить о каком-то необратимом завершении становления «нового мирового порядка» нет оснований. Вопреки всем заклинаниям идеологов глобализма, «конец истории» не наступил и не наступит. С каждым днем становится все очевиднее, что «глобализация по-американски» — отнюдь не единственно возможный путь человечества в будущее. В мире все более мощно и активно проявляют себя иные экономические, социальные, политические и духовные тенденции, противостоящие глобализму как высшей стадии империализма. Борьба за то, каким быть миру в новом столетии, продолжается и нарастает.
Патриоты России не могут остаться в стороне от этой борьбы. Внутренние наши задачи неотделимы от внешних. Возродить Отечество, защитить государственную независимость, экономическую самостоятельность и национальную самобытность России возможно не в самоизоляции от внешнего мира, а только активным участием в широком интернациональном движении за новое, справедливое мироустройство.
То, что называется «мировой капиталистической системой», все более обособляется сегодня в виде транснациональной, космополитической, надгосударственной силы, не имеющей официального названия, но претендующей на роль мирового правительства. И никакого реального «баланса сил» в мире не будет, если этой глобальной, космополитической силе не будет противопоставлена столь же глобальная, интернациональная сила.
Социализм и натиск глобализма
Коммунисты убеждены, что всемирная альтернатива глобализму наиболее полно и адекватно воплощена в социалистической идее. «Социализм, как интернациональное учение, — отмечал VII съезд КПРФ, — ни в коей мере не отвергает мировых интеграционных процессов — взаимопереплетения экономик, взаимообогащения культур, взаимодействия самобытных цивилизаций. Но он являет собой реальную альтернативу тем уродливым формам, которые принимает мировая интеграция при капитализме».
Вместе с тем мы понимаем, что такое заявление ко многому обязывает, если принять во внимание, что последнее десятилетие ХХ века прошло под знаком глубокого кризиса мирового социализма и всего международного левого движения. Широко бытует мнение, что социализм как идея и как социальная система не прошел проверки временем, исчерпал свой творческий потенциал.
Однако наша позиция в том, что нынешний кризис социализма — это кризис роста, а не кризис упадка. Мы помним, что нечто подобное уже случалось в истории, а именно — в начале прошлого века.
Вступление капитализма в стадию империализма в огромной степени видоизменило и расширило тогда материальные предпосылки и социальную базу социализма. Вторая промышленная революция — переход от века пара к веку электричества — не только подняла производительность труда, но и сделала производство более гибким и мобильным, изменила профессиональный и интеллектуальный облик ра-
бочего. Монополистическая концентрация производства стала таким шагом в обобществлении труда, который значительно облегчал переход производительных сил в общественную собственность и организацию планомерного управления ими в интересах трудящегося большинства. Наконец, империалистическая колониальная экспансия по всему миру пробудила к сознательной политической жизни и борьбе угнетенные народы, поставила их в ряды антиимпериалистической борьбы, превратила в стратегический резерв социалистического движения.
Но вместе с тем произошло то, что также нередко случается в истории, — идейное и политическое руководство «официального социализма» (социал-демократия, объединенная во II Интернационал) отстало от этого бурного роста. Реальности новой эпохи не побудили его к совершенствованию стратегии и тактики. Наоборот, социал-демократическое руководство, впечатленное «триумфальным шествием» капитала, все больше и больше склонялось к гнилому компромиссу с ним, к политике «социального партнерства». В таких обстоятельствах первое же серьезное обострение империалистических противоречий не могло не привести к моральному и политическому краху социал-демократии, который стал очевиден с началом Первой мировой войны, когда социал-демократические «верхи» практически всех европейских стран перешли на социал-империалистические позиции и благословили братоубийственную бойню.
Мы помним также, что кризис социализма начала ХХ века породил гигантскую волну разочарования, безверия и отчаяния, окрашенную в различные идеологические цвета — от самой черной реакции (например, Муссолини был одним из вождей итальянской соцпартии, главным редактором ее газеты) до крайнего левачества. Ренегатское лизоблюдство и анархо-декадентский бунт — все это ядовитые продукты распада «официального социализма» начала прошлого века. И только русский большевизм — ленинизм — выстоял среди хаоса. Ленинизм сумел учесть в теории и на практике реалии эпохи империализма, сплотить новые силы, совершить социалистическую революцию и положить начало новому, Третьему Интернационалу. Мировой социализм возродился в новом облике коммунизма.
Ныне мы переживаем аналогичный виток исторической спирали на новом уровне. Вступление империализма в стадию глобализма так же весьма видоизменило и расширило материальные предпосылки и социальную базу социализма. И вновь «официальный социализм» отстал от движения истории.
Сегодня глобализм потому и чувствует себя всесильным и безраздельным хозяином планеты, что не встречает больше должного сдерживания. Развал СССР, разрушение социалистического содружества, реставрация капитализма в странах Восточной Европы, России и других республиках Союза серьезно ослабили противовесы, которые обеспечивали современной цивилизации относительное равновесие и стабильность.
Главная вина и ответственность за то, что у глобализма развязаны руки, лежит на партийно-государственной бюрократии, правившей в Советском Союзе и продолжающей править ныне в России. Она цинично предала дело социализма, государственные интересы страны, национальные интересы народов. О том, как и почему власть оказалась сосредоточенной в руках переродившейся и вышедшей из-под контроля народа верхушки КПСС, наша партия неоднократно самокритично высказывалась в своих программных документах, решениях съездов и других руководящих органов. Нами внимательно проанализирован как положительный, так и отрицательный опыт советского социализма, извлечены необходимые выводы и политические уроки.
Однако было бы неправильным закрывать глаза и на то, что кризис мирового социализма не исчерпывается развалом Советского Союза и восточноевропейского социалистического лагеря.
В последнее десятилетие серьезно ослабла и дала трещину интернациональная солидарность левых сил. Трудящиеся Советского Союза не получили морально-политической поддержки братьев по классу в своей борьбе против воцарения антинародных режимов и реставрации дикого капитализма. Даже кровавый государственный переворот в России в октябре 1993 года не вызвал в мире ни бури народного возмущения, ни действенных акций солидарности.
Повсеместно ослабло влияние коммунистических партий и выросло влияние социал-демократии, пришедшей к власти во многих странах Запада. Однако последняя все меньше и меньше оправдывает свое название. Окончательный поворот к реакции произошел весной 1999 года, когда политические лидеры, именующие себя «социалистами» и «демократами», открыто поддержали варварскую фашистскую агрессию НАТО против Югославии. Ныне они столь же яростно поддерживают интервенцию США в Афганистане, не имеющую никакого отношения к борьбе с международным терроризмом и направленную на укрепление военно-политической гегемонии глобализма.
В. И. Ленин в свое время указывал, что Первая мировая война стала возможной во многом благодаря тому, что лидеры II Интернационала, изменив делу международной солидарности трудящихся, благословили братоубийственную бойню. Европейская социал-демократия потерпела крах в 1914 году. Сегодня история повторяется. Мы вновь являемся свидетелями политического и морального краха верхушки нынешнего Социнтерна, скатившейся на откровенно империалистические позиции. Политика «социального партнерства» окончательно разоблачила себя как преступное соучастие в дележе добычи от ограбления других стран. Но не может быть свободен народ, угнетающий другие народы. Трудящиеся массы начинают это осознавать, и мы видим, как в социал-демократической среде назревает серьезное размежевание по этому вопросу.
Развязывая одну войну за другой, глобалисты, похоже, совсем позабыли, что в прошедшем столетии практически все войны рано или поздно завершались народными революциями. Согласно Ленину, именно война есть пролог, ускоритель и режиссер революции. Но ставить их на одну доску недопустимо. Наоборот, революции выражают прежде всего стремление народов к миру и справедливости, являются самым решительным отпором тем, кто гонит их на убой в своих корыстных целях.
Западу кажется, что с наступлением глобализма он изобрел средство перехитрить историю и остановить ее течение. Однако это заблуждение, и притом очень опасное, и не только для заблуждающихся. Чем дольше будет оттягиваться разрешение насущных проблем, тем более жестокими будут «муки родов» нового общества. Выдержит ли их человечество? Не превратится ли тогда «конец истории» из риторической фигуры в конец самый настоящий?
Таким образом, человечество оказалось на пороге крупномасштабных потрясений во многом из-за тяжелого кризиса социализма как на Востоке, так и на Западе. Поэтому от того, как скоро и на какой основе удастся его преодолеть, зависит будущее всего мира. Реально противостоять исходящей от глобализма угрозе способно только массовое движение трудящихся, организованное в национальном и международном масштабе.
Социальная база антиглобализма
Возрождение международного левого движения возможно лишь на пути расширения его социальной базы, глубокого теоретического осмысления новых реальностей современной эпохи. Оно возможно только на платформе антиглобалистской борьбы и объединения всех подлинно левых, подлинно социалистических сил, на основе поддержки национально-освободительной борьбы против «нового мирового порядка», за свободное, демократическое и самобытное развитие всех народов мира.
Антиглобалистское движение набирает силу во всем мире. Вместе с тем его идейно-политическая платформа остается пока весьма размытой и неопределенной. Впрочем, иного трудно было бы ожидать — любое широкое общественное начинание проходит в своем развитии период идеологического «разброда и шатаний». Но и давать затянуться этому периоду нельзя. Единство действий должно обеспечиваться не только наличием общего противника, но и общим пониманием основных целей и задач борьбы. Или прогрессивные и истинно демократические силы объединятся и спасут этот снова охваченный безумием мир, или мы все погибнем. На повестке дня — создание широкого союза антиглобалистов, своего рода антиглобалистского Интернационала.
Какими социальными силами, какими материальными и идейными ресурсами обладает человечество для противостояния наступлению империалистической глобализации?
Наступление глобализма существенно расширило социальную базу сопротивления всевластию капитала. Нужно только уметь выявить специфические черты этой силы, от сознательности, организованности которой зависит, по сути, судьба всей планеты. Это, во-первых, современный рабочий, или, говоря шире, производительный класс. Во-вторых, это национально-освободительные движения. В-третьих, — движения, борющиеся за спасение культуры от наступления бездуховности.
Рабочий класс меняется по мере того, как меняется характер производительного труда. В документах нашей партии уже неоднократно отмечались основные тенденции становления нового типа производительного труда. В ходе научно-технического прогресса по мере повышения наукоемкости производства, усиления его автоматизации, роботизации, гибкости создание материального богатства все больше начинает зависеть уже не столько от непосредственного приложения труда и его продолжительности, сколько от мощи и масштабов организуемых и приводимых в действие трудом потоков вещества, энергии и информации. То есть в конечном счете — от степени научного овладения обществом и индивидом природными и технологическими процессами. Производительный труд становится трудом преимущественно интеллектуальным.
Поэтому в качестве главной основы производства и богатства начинает выступать «развитие общественного индивида» (Маркс). Соответственно меняется структура инвестиций. Главными становятся вложения в человека — в воспитание и образование, в науку и культуру, в социальную сферу и здравоохранение. Поэтому и мерой общественного богатства становится уже не рабочее время и создаваемая в течение него меновая стоимость, а его сбережение, то есть свободное время как пространство, необходимое личности для непрерывного и всестороннего развития.
Изменение характера труда ведет к неуклонному повышению значения его творческих мотивов и стимулов. Из вынужденной необходимости или обязанности, остающейся еще в пределах буржуазного горизонта, очерченного «протестантской этикой», труд постепенно превращается в самоцель. Он приобретает самостоятельную потребительную ценность как естественный, наиболее соответствующий природе человека способ существования здорового организма, процесс развития и реализации творческих способностей личности.
С изменением характера труда безвозвратно уходят времена, когда производству требовался частичный работник — человек-винтик. В современных передовых отраслях неуклонно возрастает удельный вес умственного труда. Научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки, информационно-программное обеспечение становятся неотъемлемой, а нередко и ведущей частью производства. Ряды производительных работников все больше пополняются представителями научной и технической интеллигенции. На этой основе постепенно складывается новое передовое ядро рабочего класса, включающее в себя работников производительного физического и умственного труда. Они объединены научной организацией производства и сознательной дисциплиной, современными технологическими процессами, требующими высокой степени координации трудовой деятельности, постоянного творчества, высокой специальной подготовки и общекультурного развития.
Современный передовой класс — носитель социального прогресса и выразитель общенародных интересов. Это, во-первых, производители вещественного, высокотехнологичного и наукоемкого продукта (hardware) — ученые, конструкторы, технологи, управляющие, квалифицированные рабочие, в деятельности которых преобладает умственный труд. Это, во-вторых, производители невещественного, программного продукта (software), обеспечивающего функционирование производственных и информационных систем и социальной инфраструктуры. В деятельности этого отряда трудящихся в качестве ведущей производительной силы выступают наука, научное знание, высокое индивидуальное развитие самого работника. Это, в-третьих, все те, кто обеспечивает воспроизводство самого человека как субъекта труда и общественной жизни, — воспитатели, учителя, преподаватели вузов, врачи, производители услуг в сфере развивающего досуга и т. д. Сегодня именно через их труд осуществляются главные производственные инвестиции — вложения в человека, в его индивидуальное развитие. Поэтому они также являются в полном смысле слова производительными работниками. По сути дела на наших глазах формируется новый рабочий класс — рабочий класс XXI века.
Разумеется, до того, как все слои и представители рабочего класса достигнут уровня своего передового отряда, еще далеко, но именно по нему следует судить о подлинной силе и исторических возможностях рабочего класса в целом.
Дальнейшее расширение этого ведущего ядра, несущего в себе черты тружеников бесклассового общества, пополнение его рядов все новыми и новыми категориями трудящихся, развитие его лучших, основополагающих качеств, постепенное разрастание до границ всего общества и будут означать по своему существу процесс изживания классового деления.
В нем коммунисты видят свою главную социальную базу. К нему в первую очередь обращаются со своими идеями, содействуют осознанию и реализации им своих классовых интересов в национальном и международном масштабе. В руках этой авангардной общественной силы, говорится в Программе КПРФ, судьба не только России, но и всей человеческой цивилизации в наступившем XXI столетии.
Во взаимоотношениях это нового класса с капиталом особенно рельефно вскрывается тот факт, что эксплуатация имеет два аспекта: материальный и гуманитарный, духовный. Глобализация обнажает огромный пласт духовной эксплуатации труда капиталом. После того как трудящийся обретает определенный достаток, выясняется, что духовное обнищание — вещь не менее реальная, чем обнищание материальное. Превращение в придаток глобальных информационных сетей не менее губительно для личности, чем превращение в придаток машины. Еще более страшно и разрушительно для личности превращение человека в «машину для потребления», в послушное звено в цепочке оборота капитала «деньги — товар — деньги». Здесь живет капитал, а человек жив лишь постольку, поскольку он необходим в качестве звена оборота капитала.
Огромные усилия употребляются на то, чтобы скрыть от человека эту вторую сторону эксплуатации. Отсюда гигантская машина изощренного программирования человеческого поведения. Вместо воспитания личности — манипулирование сознанием, потребностями людей с помощью коммерческой рекламы и «PR-технологий». Вместо систематического образования — узкопрофессиональное натаскивание, штампование «одномерного человека». Вместо высокого искусства — примитивный механизированный «шоу-бизнес». Все направляется на личностную, культурную и национальную унификацию.
Это и есть информационно-культурный империализм с его единым примитивным знаменателем. На почве капитализма духовное производство увядает, и, наоборот, расцветают всевозможные его суррогаты — от оккультизма до гербалайфа. Угроза для духовной и творческой самостоятельности, самобытности, самоопределения личности приобретает массовый планетарный характер.
Другой формой борьбы капитализма за мировое господство является борьба против национальной самобытности народов. Борьба либерализма против исторической традиции, кучки международных финансовых воротил — против суверенности и независимости национальных государств. Не случайно еще в своем Политическом завещании Ленин прямо связал победу социализма с победой национально-освободительного движения угнетенных народов.
Становление антиглобалистского
движения
Западные средства массовой информации уделяют внимание только громким одноразовым акциям протеста, приуроченным к заседаниям «семерки», МВФ, ВТО и т. д. И всячески замалчивают то, что общий форум антиглобалистских сил фактически уже сложился. А в период массовых акций идет, особенно в Интернете, постоянный диалог, вырабатывается общая платформа, координируются действия различных организаций.
Конечно, это весьма сложный и противоречивый процесс, ибо в идеологическом и политическом плане антиглобалистское движение имеет очень пестрый характер. В его рядах мы видим и коммунистов, и левых социалистов, анархистов, защитников окружающей среды, активистов профсоюзов, молодежных и женских организаций, правозащитников, представителей национальных меньшинств и другие группы политически активных людей. У каждой группы протестующих против глобализации есть свои организации и свои приоритеты.
Западная пропаганда часто отождествляет массовые антиглобалистские акции с движением луддитов — разрушителей машин.
Другие вспоминают «новых левых», парижский май 1968 года, хиппи, сексуальную революцию и другие формы анархического мелкобуржуазного протеста. При этом хозяева капиталистического мира выражают твердую уверенность: перемелется — мука будет. Те, кто сегодня бунтует, завтра войдут в глобальную «элиту», повторят путь, например, вождя леворадикальной молодежи 60-х годов, а ныне министра иностранных дел ФРГ Й. Фишера.
Третьи клеймят антиглобалистов как ретроградов, фундаменталистов и изоляционистов, стремящихся обратить вспять движение истории, возродить Средневековье.
Что тут сказать?
Абсолютно «чистых» явлений ни в природе, ни в обществе не бывает. Во всяком действительно серьезном революционном общественном движении и вокруг него переплетается множество разнородных сил и интересов. С глобализацией можно бороться по-разному. Сопротивление капиталистической экспансии во все сферы жизни может быть прогрессивным и может быть реакционным. Можно ненароком впасть в реакционные мечты о возврате в прошлое. Как указывал Ленин, бывает критика капитализма научная и бывает критика «сентиментальная».
История знает немало примеров того, как движения, выражающие интересы массы, выступали в реакционной форме. Нивелирующему воздействию капитализма противопоставлялась местная ограниченность. Защита самобытности сочеталась с отказом от более общих идей гражданского равенства с возвращением к монархии, а на другом полюсе той же системы крайностей — с демоническим разочарованием, войной против общества.
Действительно, капитализм накладывает свою печать и на силы, противостоящие ему. Он рождает стихийные обратные разрушительные силы, рождает ложные, тупиковые формы протеста, не выходящие за пределы буржуазного горизонта. Есть буржуазный порядок и есть столь же буржуазный беспорядок. Это анархизм и мелкобуржуазное левачество, наркокультура и сексуальная революция, и многое тому подобное. Все это, в конце концов, ассимилируется буржуазным бытом и «глобальной культурой». И нельзя закрывать глаза на то, что, переплетаясь с революционным движением, такие явления ослабляют его, отравляют своим дыханием.
Характернейший тому пример — международный терроризм, злонамеренно отождествляемый с антиглобализмом. Поэтому подчеркнем еще раз то, о чем подробно говорилось выше: причислить международный терроризм к антиглобалистским силам было бы громадной политической ошибкой.
Нужно помнить общую диалектику развития общественных движений и их идеологических доктрин: отделить зерно от плевел может только практика, реальный опыт борьбы, в ходе которой окончательно выясняются ее реальные, а не воображаемые цели, складывается настоящее идейное единство.
Борьба против общего зла иногда сплачивает столь разнородные силы, что общего утверждающего термина для обозначения их единства сначала просто не находится — приходится прибегать к термину отрицающему, опровергающему. Так, современное движение именуется антиглобалистским. Против чего оно выступает, более-менее ясно. Но не менее важно и то, чтобы было ясно, за что оно выступает, какие цели преследует.
Здесь можно с удовлетворением отметить, что мировые интеграционные процессы рождают уже не только формальное, не только негативно-протестное, но и реальное, позитивно-созидательное единство разнообразных сил, которые принято именовать сегодня антиглобалистскими. И дело не в их самоназваниях и даже не в лозунгах, а в социальной сути, в объективных общественных тенденциях, которые они сознательно или бессознательно выражают.
И главное, что радует, — это все более отчетливо выраженный интернациональный характер антиглобалистского движения. Все громче звучит призыв не к изоляционизму, а к тому, чтобы противопоставить империалистической глобализации «сверху» — свою, народную глобализацию «снизу». Это выступление не с позиций местной ограниченности против мировой универсальности. Транснациональному и космополитическому новому мировому порядку противостоит интернациональная и патриотическая сила. И потенциально она, конечно, значительно шире того круга лиц и организаций, которые принимают непосредственное участие в уличных акциях протеста.
Ныне уже не только общий противник, но и реальное, нарастающее взаимопереплетение всех сфер общественного бытия и существующих в них интересов ведут к сближению, а то и полному совпадению классовых, национальных, общедемократических и общекультурных задач, стоящих перед широкими трудящимися массами. Это единство уже проявляло себя в эпоху Октябрьской революции в России, которая решала одновременно и социалистические, и общедемократические задачи социально-экономического, политического, национального и культурного развития. Необходимость этого единства всегда чутко улавливали выдающиеся вожди социализма. Так, в своем политическом Завещании И. В. Сталин подчеркивал, что коммунисты должны поднять знамя борьбы за национальный суверенитет и независимость своих стран.
Сегодня действительное возрождение мирового коммунистического и рабочего движения, обретение им второго дыхания невозможно в стороне от современного антиглобалистского движения.
Отношение коммунистов к глобализму и антиглобалистским движениям определяется в конечном счете нашим принципиальным пониманием прогресса и его противоречий. Мы не предлагаем и не поддерживаем ни одной реакционной меры, направленной на задержку общественного развития. Коммунисты никогда не были и не будут консерваторами, сторонниками движения общества вспять. Мы хорошо сознаем, что сегодня в производственно-экономическом базисе земной цивилизации происходят столь радикальные и всеобъемлющие перемены, что они не могут существенно не сказаться на будущей судьбе главнейших социальных образований и институтов — таких, как государство и классовое строение общества, нация, ее культура и язык, религия. «Окуклиться» и отсидеться в стороне от происходящего никому не удастся. Грядут серьезные перемены во всех сферах общественного бытия. Однако мы не можем сказать, что эти грядущие перемены предопределены жестко и однозначно. Перед человечеством — целый «веер» путей дальнейшего развития и реальная возможность выбора между ними.
Мы вовсе не против единения, интеграции человечества. Мы выступаем только против особой формы интеграции, которую мы именуем империалистическим глобализмом. И мы же — за иную форму интеграции — справедливую, гуманную, равноправную, и будем за нее бороться всеми силами. Мы видим свою задачу в том, чтобы объединить свои усилия со всеми прогрессивными силами в мире, сплотить их на борьбу с экспансией «нового мирового порядка».
В то же время только социалистическое, коммунистическое ядро антиглобалистского движения может дать реальную, а не реакционно-утопическую альтернативу глобализму и «новому мировому порядку». Наш исходный тезис — единство классовой борьбы трудящихся за социальное освобождение и национально-освободительной борьбы народов за независимость, свободное, демократическое и самобытное развитие.
Мы убеждены, что антиглобалистское движение приобретет еще больший размах и укрепит свое единство на основе следующих целей совместной борьбы.
За освобождение труда от эксплуатации и социальную справедливость.
За интернационализм и патриотизм как основополагающие ценности человеческого и международного общежития. Против шовинизма и космополитизма.
За национальную и государственную независимость.
За права человека — не только гражданские и политические, но и социально-экономические: на труд, отдых, образование, медицинскую помощь, социальную защиту.
За свободу слова и информации. Против информационного тоталитаризма и культурного империализма.
За защиту природной среды от разрушительного воздействия современного мирового разделения труда и разрушительного воздействия «потребительской гонки».
За право народа на восстание, на самозащиту от агрессии и вооруженную борьбу с угнетателями, интервентами.
Против международного терроризма. За четкое разграничение терроризма и национально-освободительной борьбы.
Против расовой и национальной дискриминации, всех форм апартеида.
Против долговой кабалы.
Против тотального полицейского контроля над личностью.
За роспуск агрессивных военных блоков.
Предлагаемая нами платформа нового, Антиглобалистского Интернационала никого не стесняет и ничего еще не предрешает относительно конкретных форм общественного устройства, которые изберет человечество в будущем. Но она исходит из того, что человечество не по чьей-либо доброй или злой воле, а объективно и неуклонно продвигается к все более тесному и всестороннему единству. Это очевидный, бесспорный факт, причем факт позитивный. Любые попытки обратить это движение вспять, возродить изоляционизм реакционны. Решение следует искать не позади, а впереди.
Однако для судеб человечества, для судеб всего рода Homo sapiens далеко не безразлично, каким путем и к какому единству оно идет.
Идет ли оно к дальнейшему подчинению труда капиталу или освобождению труда от капитала, к превращению труда в естественную жизненную потребность?
Идет ли оно к единству многообразия, к ассоциации, «в которой свободное развитие всех есть условие развития каждого» или к единству однообразия, к мировой казарме, в которую загоняет человека и человечество власть капитала?
Идет ли оно к установлению над миром олигархической власти узкого круга лиц или к демократическому взаимодействию и сотрудничеству суверенных стран и народов?
Именно здесь, на почве этих самых общих и глубоких философских вопросов и разворачивается мировая социально-экономическая, политическая и духовная борьба. И исход ее далеко еще не предрешен.

Г.А.Зюганов "Идти вперед"

30.06.2005 Глобализация языком цифр

В среднем каждый житель мира должен бы иметь доход в 15 евро в день. Тем не менее почти половина людей в мире получают меньше 2 евро в день, а 1/5 даже живут на меньше 1 евро в день. В то же самое время богатство каждого из 200 богатейших людей планеты возрастает на 25 евро каждую секунду.

Собственность 450 мультимиллиардеров больше принадлежащего в сумме половине населения Земли. 20% сверхбогачей из стран Севера имеют в собственности в 900 раз больше, чем 20% наиболее бедных граждан мира из стран Юга.

Баскетболист Майкл Джордан получил за участие в рекламе обуви Nike больше, чeм совместная годовая зарплата 40.000 индонезийских рабочих, производящих эту обувь. Индонезийские работницы на обувных фабриках получают 14 евроцентов в час, при 11-часовом рабочем дне. Мужчины-работники получают 21 евроцент за пару обуви, которая продается затем за от 50 до 112 евро, или в 240-500 раз больше, чем их зарплата.

С 1980 года доходы наиболее бедного миллиарда землян сократились. С начала 90-х годов 54 страны в мире стали беднее, в 21 стране мира стало больше голодающих и в 14 странах стало умирать больше детей, чем до этого.

Доходы десяти богатейших стран мира в 1980 году были в 90 раз выше доходов десяти наиболее бедных стран (без учета Китая). В 1999 году этот разрыв увеличился до 154 раз. Ежегодно число наиболее бедных в мире возрастает на 28 миллионов человек (без учета Китая и Вьетнама). С 1970 года число недоедающих детей в мире выросло на 20-25%.За последние 15 лет удвоилось число крайне бедных в Латинской Америке.

Сегодня средний африканец живет на средства на 20% меньшие, чем 25 лет назад. В индустриализированных ("развитых") странах - более 100 миллионов бездомных, по меньшей мере, 37 миллионов безработных, около 8 миллионов человек недоедают.

В США насчитывается 45 миллионов бедных. Практически половина афроамериканского населения живет в нищете. Продолжительность жизни чернокожих американцев - примерно талая же, как в Китае и в некоторых штатах Индии.

Каждый четвертый ребенок моложе 12 лет в США голодает, каждый пятый взрослый - неграмотен.

44 миллиона американцев не имеют страховки для медицинского обслуживания, 25 миллионов - не имеют доступа к качественной питьевой воде, 750.000 американцев ежедневно ночуют на улицах.

В Европе насчитывается почти 60 миллионов бедных. Около 2 миллионов детей в Европе вынуждены работать.

1/4 населения Британии - бедняки, каждый шестой житель этой страны живет в нищете. Еще хуже дела обстоят с детьми: от 20 до 30% британских детей страдают от бедности, британские показатели в этом отношении - хуже, чем в таких странах, как Турция, Польша и Венгрия. Сегодня полтора миллиона британских семей недоедают из -за нехватки средств. Ежегодно бедность убивает 10 000 британцев.

В Германии бедных на сегодня - шесть миллионов человек. Каждый 5-ый мигрант в этой стране живет за чертой бедности. Ежегодная сумма, необходимая для:

– ликвидации голода - 5 миллиардов долларов;

– ликвидации неграмотности -- 6 миллиардов долларов;

– для обеспечения хорошей питьевой водой всего населения планеты - 9 миллиардов долларов;

– для создания безопасных условий для родов для всех женщин - 12 миллиардов;– для обеспечения элементарного всеобщего здравоохранения и достаточного питания для каждого - 13 миллиардов долларов;

– для уничтожения самой вопиющей нищеты - 40 миллиардов долларов.

В то же время ежегодные расходы на:

– вечеринки и развлечения для менеджеров в Японии - 35 миллиардов долларов;

– алкогольные напитки в Европе - 105 миллиардов долларов.

– наркотики - 400 миллиардов долларов.

– вооружения - 780 миллиардов долларов.

– рекламу и маркетинг - 1000 миллиардов долларов.

Ежедневные спекуляции на бирже составляют сумму в среднем 1500 миллиардов долларов.

По данным: Марк Вандепитте. Разрыв и выход: упрямый взгляд на "помощь развивающимся странам"

http://www.communist.ru/root/archive/world/globalizatsia.yazykom.tsifr