Рустем Вахитов

Романо-германский шовинизм

Шовинизм — это иррациональная, ни на чем кроме наивного эгоцентризма не основанная вера в превосходство одного, как правило своего, народа над всеми остальными. Существует, например, французский шовинизм, немецкий шовинизм, английский шовинизм. Русский мыслитель-культуролог Н.С. Трубецкой в работе «Европа и человечество» (1920 год) предложил кроме понятия этих, узких национальных шовинизмов ввести еще понятие общезападного, романо-германского шовинизма. Суть его — в вере в превосходство всей западной цивилизации на современном технологическом этапе ее развития над остальными цивилизациями Земли, а также и над самой культурой Запада, но только прошлого доиндустриального этапа.

Действительно, эта концепция прочно укоренена в сознании людей Запада и западнически ориентированных представителей неевропейских цивилизаций, в то же время почти никто не называет ее своим именем. Приято считать, что превосходство современного Запада есть некий самоочевидный, и даже «научно доказанный» факт, спорить с которым смешно и нелепо. «Ведь у европейцев и американцев есть самолеты и физика Ньютона, демократия и парламент — разве идут они в какое-либо сравнение с культурными достижениями других народов?» — так обычно восклицает романо-германский шовинист, думая, что возразить ему решительно нечего и что вряд ли кто решится на такое рискованное предприятие.

Тем не менее, русский гений — князь Н.С. Трубецкой, признанный европейской наукой как один из выдающихся лингвистов нашего времени, не побоялся прослыть чудаком, изрекающим странные вещи, и решился высказать свои сомнения в правомерности такой ранжировки культур мира. Какие аргументы высказывают сторонники западничества? — спрашивает князь Трубецкой и перечисляет их:

— что Запад сильнее всех остальных цивилизаций и побеждает их в военном столкновении, — что представители других, особенно нетехнологических культур с трудом воспринимают европейские ценности,
— что отсталые народы похожи на детей, что умственный багаж европейца много выше, чем, например, папуаса,
— что культура «отсталых» народов примитивнее, чем культура людей Запада.
Все эти и многие другие аргументы подробно разбираются Н.С. Трубецким и опровергаются им с логической виртуозностью. Обратимся к рассуждениям этого отечественного мыслителя, не без оснований называемого русским Шпенглером.

Западоцентристы говорят, что превосходство европейцев проявляется в том, что они сильнее, они смогли постепенно победить и подчинить себе все другие неевропейские цивилизации. Иногда под этот аргумент подводят «научную базу»: дескать, как и в животном мире, по Дарвину, выживает сильнейший, так и среди цивилизаций выживает наиболее прогрессивная, та, что мощнее всех. Н.С. Трубецкой возражает, что это противоречит самим фактам: кочевников европоцентристы считают «более отсталыми», чем оседлые народы, однако в истории часто бывало так, что кочевники разрушали либо порабощали оседлые цивилизации. Более того, многие великие цивилизации древности, например Рим, были разрушены теми, кого сами европейцы зовут варварами. Значит, и военные и политические победы европейцев над неевропейцами еще ничего не говорят о просвещенности и цивилизованности ни тех, ни других.

Что же касается обращения к Дарвину, тут мы имеем место с неправомерным перенесением законов животного мира на мир человеческий, историю, которая подчиняется совсем другим законам (заметим, что даже если б это было не так, все равно данный аргумент бил бы мимо цели: по Дарвину ведь выживает не самый сильный, а наиболее приспособившийся). Западоцентристы утверждают, что представители цивилизаций, наиболее удаленных от европейской, «дикари» являются «низшей культурой», потому что не могут усвоить простых европейских понятий.

Но, как остроумно замечает Н.С. Трубецкой, даже если «дикарь» плохо восприимчив к европейской культуре, то и европеец плохо воспринимает культуру «дикарскую», с трудом разбирается в ее базовых ценностях, в присущих ей отношениях между людьми. Это указывает только на то, что данные культуры крайне непохожи друг на друга, но вовсе не на то, что одна простая, примитивная, другая — сложная, развитая. Наоборот, сравнивать, а значит ранжировать на низшие и высшие можно лишь схожие культуры, непохожие культуры несопоставимы и несравнимы. Западоцентристы убеждены, что «дикари» обладают психологией детей, то есть что они — некие взрослые дети, народы, остановившиеся на раннем этапе психического развития и потому нуждающиеся в воспитании, просвещении и внешнем руководстве.

Действительно, замечает Н.С. Трубецкой, европейцу кажется, что «дикарь» непосредственен, наивен, весел как ребенок. Но это ощущение европейца не есть объективная истина. Как показывает наука этнография, «дикарям» европейцы тоже кажутся «взрослыми детьми», потому что они тоже ничего не смыслят в их «дикарском» образе жизни и в самых важных для «дикаря» областях культуры. Трубецкой объясняет этот эффект при помощи анализа психологии человека. Психика человека включает в себя врожденные и приобретенные черты. Врожденные черты общи для всех — и для европейцев, и для папуасов.

Приобретенные — различны, они зависят от культуры. Ребенок отличается от взрослого тем, что врожденные черты в нем преобладают над приобретенными. По мере взросления и социализации это соотношение меняется в пользу приобретенных черт. В психологии другого человека нам понятны те черты, которые есть и у нас. В случае встречи «дикаря» и европейца оба они заметят у другого в основном врожденные черты, значит, каждому из них другой будет казаться «взрослым ребенком».

Естественно, это ощущение ошибочно. Далее, западоцентристы считают, что умственный багаж или умственное развитие европейца много выше, чем у «дикаря» (например, европеец знает физику Ньютона, а «дикарь» — нет, следовательно, дескать, у «дикаря» меньше знаний). Н.С. Трубецкой замечает на это, что в действительности рядовой «дикарь» хранит в своей памяти огромный запас знаний — названия растений животных, повадки зверей, способы охоты. По объему этот запас знаний не меньший, чем у европейца, хотя, конечно, это знания другого рода, не имеющие отношения к европейской науке и технике, но именно эти знания, а не другие нужны «дикарю» для выживания. Выходит, «дикарь» не глупее европейца.

Наконец, западоцентристы говорят, что европейская культура сложнее «дикарской». Но это опровергается самими фактами — замечает Трубецкой и указывает на детально продуманный, сложнейший институт брака у полинезийцев и австралийцев, по сравнению с которым европейская моногамная семья, да еще и достаточно формальная, сочетающаяся с модернистской половой вседозволенностью, выглядит настоящим примитивом. Эти факты знают и сторонники европоцетризма и, противореча самим себе, они их трактуют … в пользу той же «отсталости» туземцев. То есть сложность тех или иных институтов европейской культуры европоцентристы рассматривают как признак культурного превосходства, а наличие таких же сложных институтов у туземцев — как признак вырождения их культуры.

Итак, нет никаких объективных, научных обоснований для того, чтобы западноевропейскую и североамериканскую современную культуру ставить выше всех остальных. Каждая культура имеет свой путь развития, приспосабливается к своим специфическим географическим и климатическим условиям, следует своему собственному неповторимому взгляду на мир. Талантливость европейцев в области развития техники и строительства машин очевидна, но также очевидна талантливость тех народов, что европейцы называют «примитивными» в мистической области, в мифологическом творчестве, в искусстве.

Объявлять на этом основании одну культуру высшей, а другую — низшей — значит, подходить в сложнейшим многогранным, неоднозначным образованиям — культурам с мерками примитивного, линейного прогресса, которые применимы лишь в узких областях, лишь там, где мы имеем дело с количеством, а не с качеством. На основе же какого критерия западоцентристы одни культуры считают «более развитыми», а другие «менее развитыми»?

Нетрудно заметить, что таковым критерием является большая или меньшая схожесть данной культуры с «образцом» — современным Западом. Более схожие с современным Западом культуры западоцентристы считают более прогрессивными, менее схожие — отсталыми. Отсюда у них и получается лестница культур, где на самом верху находятся западноевропейцы и американцы, чуть ниже народы Восточной Европы, русские, китайцы, японцы, так называемые «индустриальные нации» и уж совсем низко народы Африки, Океании, Австралии и т.д. Как видим, европоцентризм — это не научная, объективная точка зрения, это идеология, связанная с одной особенностью западного характера — эгоцентризмом, заставляющей «мерить» другие культуры «на свой манер». Пользуясь словами русской поговорки, западоцентристы только и делают, что суются со своим уставом в чужие монастыри, мудрая терпимость неевропейцев, которая выражается, например, в этой русской поговорке, им, увы, неведома. Поэтому Н.С. Трубецкой и назвал эту идеологию романо-германский шовинизм. Такой шовинизм многолик и проникает в самые разные идеологии.

Н.С. Трубецкой остроумно замечает, что так называемый космополитизм также есть лишь разновидность романо-германского шовинизма. Космополитизм буквально означает учение о том, что разделение человечества на народы и цивилизации есть временное явление, характерное лишь для достаточно примитивного этапа истории. По мере развития человечества оно объединится в одну цивилизацию и национальные ограничения будут преодолены. Космополит уже сейчас чувствует себя членом этой мировой цивилизации (слово «космополит», как известно, означает «гражданин мира»). В этом смысле космополитизм часто противопоставляют шовинизму и национализму, отстаивающим разделение человечества на нации и народы, и дорожащим обособленным бытием своего народа. Но, как замечает Трубецкой, вдумаемся: что космополит имеет в виду под «цивилизацией» и «цивилизованными народами»? Очевидно, западную цивилизацию и западные народы.

Космополит не видит в Западе лишь одну из цивилизаций, которая тоже внесет свою лепту в создание общечеловеческой культуры, наряду с Индией, Китаем, Россией и Полинезией. Космополит считает Запад передовой цивилизацией. Он — романо-германский шовинист с тем лишь отличием от немецких или французских шовинистов, что он не привязан и не выделяет какую-либо одну национальную культуру Запада, он чувствует себя «гражданином Запада» вообще. Идеология романо-германского шовинизма лежит в основе даже казалось бы противоположных политических идеологем — например, либерализма и коммунизма.

При всех своих различиях и либералы и коммунисты Запад воспринимают как самую высокоразвитую цивилизацию, а другие цивилизации обречены на то, чтобы догонять Запад, дабы влиться в конце концов в общечеловеческий котел, где жизнь будет построена по самым передовым, то есть западным образцам. Более того, эта идеология западного шовинизма проникла в школьные курсы по истории, географии, литературе и т.д., которые преподают везде, куда дошли идеи европейского Просвещения. Не случайно они воспринимаются большинством людей не как опасная идеология, а как самоочевидный «научный» взгляд на историю, что делает другие цивилизации практически беззащитными перед лицом культурной экспансии Запада.

Отсюда важнейшей и первоочередной задачей для интеллигенцией неевропейских народов и прежде всего — русской и российской интеллигенции Трубецкой провозглашал избавление от стереотипов западоцентризма, беспощадная его критика, выработка своих аутентично национальных точек зрения на весь круг проблем мировоззрения. «Познай самого себя» — этот призыв древнегреческого оракула, по Н.С. Трубецкому, как нельзя более актуален сейчас для России и вообще всех неевропейских цивилизаций.

http://www.glazev.ru/associate/1268/

Еще раз о западном мифе о  ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА. Какого?

(10 декабря – международный  День прав человека) 

В 1950 году Генеральная ассамблея ООН предложила всем государствам и заинтересованным организациям  отмечать 10 декабря в качестве Дня прав человека. Этот день знаменует годовщину принятия Всеобщей Декларации прав человека в 1948 году.

В Украине в связи с этой датой  в очередной раз прошли  скромные мероприятия, а в прессе появилась серия ритуальных статей на эту тему. Снова с блеском  в глазах и надрывом в голосе их авторы вспоминают, что в Конституции Украины (1996 г.) статьи о ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА почти слово в слово скомпилированы из Всеобщей Декларации прав человека. Но даже не подвергается сомнению и не ставится вопрос: «Это хорошо или плохо?». Как и в предыдущие годы, - ни в одной из публикаций украинских официальных и неофициальных поборников прав человека не раскрыта действительная  природа и суть прав человека.

Сделаем попытку восполнить этот пробел. 

До сих пор так называемые «права человека» в странах, принадлежащих к «золотому миллиарду» человечества и составляющих ядро европейско-атлантической цивилизации  их представителями всегда безапелляционно подаются под видом всеобщих, что  является, мягко говоря, не совсем так.

Между тем, общепринятое определение понятия «права человека», ставшее для западного мира понятийной священной коровой,  в международном праве отсутствует. Нет его и в национальном законодательстве ни одного из государств, а содержание его противоречиво. Особенно остро это было прочувствовано мировым сообществом после событий 11 сентября 2001 года в Нью –Йорке и Вашингтоне.

 Политологи шумно заговорили о межцивилизационном столкновении. И для этого есть определенные основания.

Поэтому многие специалисты в области международного права считают, что только изложенного уже достаточно для того, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос о так называемых всеобщих правах человека, поскольку не может считаться правом то, что не определено. По данным ООН, лишь 7% населения Земли знают о существовании Всеобщей декларации прав человека, принятой в Париже в 1948 году.

1. История рождения мифа о всеобщих правах человека.

Первые упоминания о правах человека появляются в Конституции США (1775 год) и Декларации прав человека и гражданина ( Франция, 1789 год).

Миф о всеобщих правах человека впервые появился в 1945 году в Уставе ООН по инициативе Великобритании, США и некоторых других стран, Он отражал, по сути, общественное и государственное устройство этих стран, которое они, по праву победителя, хотели перенести на послевоенные международные отношения. Хотя во Второй мировой войне участвовали и победили не только они, а антигитлеровская коалиция, в которую входил и Советский Союз, который внес решающий вклад в разгром фашизма на фронтах Великой Отечественной и в целом Второй мировой.

Победитель всегда диктует побежденному свои условия. Это правило сохранилось от каменного века до наших дней. Точно так же в Устав ООН можно было бы записать взгляды на общество и государство народов Африки или Азии, если бы они были победителями во Второй мировой войне.

Там, где Устав говорит о естественных и неотъемлемых правах человека, имеются в виду не вообще все права и взгляды на жизнь, существующие на Земле, а лишь те, которые сформировались у народов Западной Европы и США в ходе их исторического развития. Так в Уставе ООН был заложен принцип культурной ассимиляции  других "туземных" народов мира.

В соответствии со статьей 55 пунктом «с» Устава ООН, в круг задач этой организации входит поддержание общего «уважения и  удовлетворения прав человека и основных свобод для всех без различия расы, пола, языка или религии». Поддерживать и распространять среди всех народов одну культуру - значит игнорировать и подавлять другие культуры. Это то же самое, как если бы ООН поставила своей задачей распространение по всему миру ислама, или православия и т.д. Слова в Уставе: «без различия расы, пола, языка или религии» преднамеренно вводят в заблуждение, потому что никакая человеческая культура не возникает на пустом месте, если нет ни расы, ни пола, ни языка, ни религии.

Вся история возникновения и развития ООН свидетельствует о том, что ее западные «отцы-основатели» привыкли обращаться с понятием «права человека» так, словно это их частная собственность, а не коллективное достояние Организации Объединенных Наций.

 Со стороны Советского Союза, как участника антигитлеровской коалиции, и его послевоенных союзников, делались попытки  указать на принципиальные отличия в понимании «прав человека». Так, например, в известной резолюции Политического консультативного комитета государств-участников Организации Варшавского Договора 1978 года говорилось о том, что « знамя прав человека – знамя социализма». Как закончилось воплощение этого тезиса в жизнь на данном витке исторического развития  – известно.

Здесь уместно будет сделать принципиальную ремарку о том, что как в бывшем Советском Союзе, исторически унаследовавшем основы православно–восточнославянской цивилизации, так и в других восточных цивилизациях  права и свободы человека являются, в отличие от западных, не индивидуальными, а массовыми. На Западе этого просто не понимают, точно также, как этого же принципиального отличия не понимают на Востоке. Правда, кое–кто это все же понимает. Вспомним хотя бы знаменитую реплику одного выдающегося британского колонизатора: "Запад есть Запад, Восток есть Восток. И никогда им вместе не быть!" Так вот, если бывшие или современные колонизаторы (глобализаторы) даже понимают, то все равно гнут свою линию. Они любой ценой стараются протащить свою точку зрения, заключающуюся в том, что права человека в лице буржуазного индивидуума с сосредоточением его интересов на уровне пупка и ниже его выше прав человека – коллективиста, не отделяющего себя от своего народа и сознательно, добровольно ставящего себя на службу ему.

Как говорила представительница американских правозащитных организаций Дж.Фицпатрик на семинаре Московской хельсинкской группы в феврале 1991 года в Москве, Соединенные Штаты Америки, в отличие от Советского Союза, никогда не искали прав человека в международном плане. Напротив, ее страна всегда считала, что можно и нужно отстаивать культурные традиции и права только своего народа, а не чужого. Как это практически осуществляют США было продемонстрировано на примере войн, развязанных США против Ирака и Югославии. Эти примеры показали, что отсутствие баланса в международных отношениях между политикой осуществления индивидуальных прав человека и политикой осуществления прав народов  приводит к непоправимым последствиям.

Попытка распространить западное понятие прав человека под ширмой всеобщих на весь земной шар оказалась неудачной.  Все западные "правозащитные" организации за пределами своих национальных территорий, по сути, являются агрессивными информационно–психологическими военизированными формированиями. А к агрессору следует относиться соответствующим образом. Раньше других это поняли, и адекватные действия применили в современной действительно независимой Беларуси.

За полвека в мире не только не возникли такие всеобщие, исключающие конфликты между странами, права, но и сама постановка вопроса о существовании таких прав является ныне предметом идейного противостояния, холодных и горячих войн народов между собой.

На вашингтонской встрече представителей сорока стран по случаю 50-летия военно-политического блока НАТО, состоявшейся в апреле 1999 года, была принята доктрина, согласно которой НАТО применяет силу для защиты своих прав человека в обход Устава ООН.

Таким образом, функция мифа о всеобщих правах человека заключалась и заключается в политической социализации, или ассимиляции побежденных в войне народов, прививке и создании им совсем другой политической культуры на основе культурных ценностей победителей. Положения о правах человека были записаны в Конституции Западной Германии, Японии и Италии. Политическая социализация Болгарии, Венгрии, Чехословакии, Польши и Восточной Германии, как известно, шла по иному пути - под «знаменем социализма».

После разрушения СССР и официального отказа от социального и политического опыта советского периода началась социализация (ассимиляция) России, Украины и других бывших республик СССР уже на основе якобы всеобщих прав человека. Процесс охватил и бывшие страны социалистического лагеря в Европе. Основой для такой социализации (ассимиляции) так же послужил Устав ООН и связанные с ним другие соглашения о правах человека. Конституция Российской Федерации объявила права человека высшей общественной и государственной ценностью (статья 2). А в Конституции  Украины говорится о неотчуждаемости и нерушимости прав человека (статья 21). Не плохо было бы уточнить, какого: рядового украинца или уже евро-интегрировавшейся "национальной элиты".

Установка о правах человека, заимствованная из культуры других народов, полностью изменяет наше национальное самосознание (менталитет), заставляет разрушить свою национальную культуру собственными руками, побуждает отказаться от своей цивилизации и превратиться в псевдочеловеческую массу индивидуумов с расщепленным сознанием. Что мы и наблюдаем с ошалением накануне выборов – 2006.

16 ноября 2000 года состоялась научно - практическая конференция, посвященная перспективам Украины в ХХІ столетии. На конференции с докладом “Формирование новой исторической реальности “ выступил Президент Украины Л.Д.Кучма. Доклад был опубликован лишь в официозе - “Правительственном курьере”  и “Президентскому вестнику”, и практически не комментировался даже подобострастной придворной прессой, хотя заслуживает на значительно большее внимание со стороны общественности. Президент Украины с горечью констатировал: “К сожалению, мы все больше убеждаемся - и не только на собственном примере, что политика МВФ не всегда и не  во всем является конструктивной. Построенная на далеко не оптимальных стандартных схемах, она не учитывает специфических особенностей конкретных государств… Действительной целью такой политики является стремление приспособить периферийную зону к обслуживанию потребностей центра”.

Далее Президент Украины, по сути, признал, что так называемые “реформы” в Украине привели к глубокому экономическому и социальному кризису, что они  с самого начала осуществлялись “по антицивилизационному вектору".

Необходимо обратить внимание на существенную разницу между обстоятельствами внедрения идеологии прав человека в ряд стран Западной Европы и Японию и на постсоветском пространстве.

В первом случае действовал внешний фактор – поражение в войне. Во втором –внутренние ошибки управления обществом и государством в сочетании с внешней информационно-психологической агрессией.

В первом случае присутствовало  относительное сходство в политическом и социальном развитии победителей и побежденных, во втором – существенное различие между политической и социальной культурой стран Европы и США с одной стороны и России, Украины, остальных пост советских стран – с другой, переходящее в противоположность. Поэтому отказ от всего предшествующего советского периода социализации в пост советских странах однозначно рассматривается как бескровная информационно-психологическая победа прав человека в их западном понимании, то - есть как культурно - цивилизационная ассимиляция.

Теперь становится ясным, что во временно сложившемся однополюсном мире права человека, по сути, утратили приписываемое им международное значение и стали тем, чем они были всегда: национальной культурой США и Великобритании, ставшей культурой «золотого миллиарда» человечества, которую бывшие советские народы должны  теперь под руководством отечественной «пятой колонны» коллаборантов – евроцивилизаторов и НАТОпрогрессоров воспринять как свою.

2. Что же представляет эта новая для нас культура?

В документах ООН права человека названы всеобщими, естественными и неотъемлемыми. Их так же именуют догосударственными, надпозитивными и т.д. и т.п.

Смысл всех этих трескучих определений сводится к тому, что личность человека формируется якобы не в обществе, а сама по себе. Бог создал человека по своему образу и подобию и человек только повторяет путь Бога. Его воля абсолютно свободна. Никакие Законы для такого человека не имеют заранее установленной силы. Авторитет общества сводится к минимуму, первостепенную роль в обществе играет человек. Поэтому нации, классы тоже не имеют для личности определяющего значения. Роль личности глобальна, коллектив, государство служат ей. Это и есть идеология либерализма.

Во внутригосударственном плане права человека означают примат, превосходство положения личности над обществом и государством, а так же неприемлемость и враждебность ко всякому другому порядку в обществе

Во внешне государственном плане права человека означают подчинение народов с другим типом этических ценностей и пониманием прав человека путем колонизации, завоевания их территории, культурной ассимиляции с целью защиты от влияния этих народов на свои культурно-этические ценности прав человека.

Теперь уже очевидно, что недостаток позиции, излагаемой в документах ООН, состоит в том, что в ней игнорируется наличие у индивидуумов других точек зрения и равных им культур, в которых положение человека в обществе, его права так же являются естественными и неотъемлемыми атрибутами культуры.

В противоположность западному христианству, например, православие, исходит из того, что Бог создал мир, и человек обживает его, что коллектив – это все-таки больше, чем одиночный человек, человек не существует сам по себе, поэтому общество и государство важнее.

Очевидно, что Всеобщая Декларация и права человека – это два несовместимых понятия, так как права человека в западном понимании  относятся не ко всей человеческой культуре, а только к западной.

Всеобщая Декларация ООН, если она действительно всеобщая, то есть для всех, должна отражать все существующие точки зрения на человека и культуру не одной лишь, а всех существующих на земле цивилизаций, чего в этой декларации на самом деле нет. Поэтому Всеобщая Декларация прав человека ООН, по сути, является не всеобщей, а западной декларацией, навязываемой всему человечеству.

Еще один недостаток западных прав человека состоит в том, что примат личности перед обществом на Западе проистекает снизу вверх, от всевластной личности к обществу, а деятельность общества и государства ограничена в интересах личности соответствующим законодательством. Поэтому говорят о верховенстве права, правовом государстве, охраняющем индивида от  всевластия государства. Будучи включенными в международные соглашения о правах человека, последние выступают для восточных цивилизаций  в совершенно в другом направлении, другой функции – сверху вниз, то - есть от обязательств, принятых на себя правительствами, вниз к их согражданам, действуют прямо противоположным образом, чем на Западе, то - есть искажаются, выступают не как элемент культуры, а как средство ассимиляции. Это объясняет, почему даже через 50 лет права человека остаются принадлежностью только 7% населения западной цивилизации. Все остальное население Земли является добычей этих 7%.

Если посмотреть на распространенность культуры прав человека в документах и организациях ООН, то наибольшее распространение она имеет в Западной Европе, к организациям которой примыкает и США. Несравненно меньше на американском континенте, еще меньше в форме борьбы с расизмом и колониализмом – в Африке, и, наконец, сходит на нет в Азии.

Права человека есть не только выражение определенной культуры, но и определенной воли. Это воля тех народов – англичан, североамериканцев и французов, кому эта воля принадлежит. Воля, как известно, лежит в основе власти. Распространение прав человека в послевоенных Европе и Японии было распространением на их поверженные народы  воли победителей, когда воля побежденных была сломлена силой оружия.

Попытка установить права человека после 1991 года на постсоветском пространстве, прежде всего как в России, так и Украине, в таком случае означает:

·        подавление национальной воли народа, безосновательное унижение его достоинства,

·        сознательное переподчинение государственной власти иностранному (мировому) правительству, то есть  национальная измена.

Поэтому первое, что необходимо предпринять, это убрать из Конституций наших независимых государств провокационные положения о западных правах человека, ложно истолковывающие национальное самосознание народов православно-славянского мира.

Необходимо, во–вторых, перейти к устройству международных отношений на принципе мира, то есть прервать затянувшееся более чем на 50 лет состояние победителей и побежденных. Западная идеология прав человека объективно нарушает принцип равенства народов и их культур, мир на земле. Устав ООН и другие международные соглашения необходимо переработать применимо к существующей сегодня реальности. Исходить из того, что послевоенный период существования ООН закончился с образованием однополюсного мира, и эта организация в условиях однополюсного мира не может служить противовесом США и поддерживать мир на Земле, обеспечивать международную безопасность.

Права человека в сложившейся международной ситуации являются не только средством политической и культурной ассимиляции, но и узаконенным в Уставе ООН предлогом для военной агрессии. Это продемонстрировали нам события в Ираке, на Балканах, в Афганистане и новая война США и их союзников в Ираке.

Если бы в мире действительно соблюдались права человека, то, прежде всего, осуществлялся бы и поддерживался бы всеми государствами принцип равноправия народов, принцип национального суверенитета всех государств.

3. Как права человека попали в Устав ООН

Утопический характер концепции всеобщих прав человека, выдвинутой США и Великобританией в начале войны, заключался в попытке отделить любого человека от его национальной почвы и показать, что, воюя против Германии и ее союзников, он тем самым защищает не свои ценности, а ценности США и Англии, то есть права человека. В основу будто бы всеобщих прав человека была уже заложена культурная экспансия.

Нацистская концепция о превосходстве арийской расы была, несомненно, близка к концепции прав человека, с отличием в том, что в ней не было элементов всеобщности, а прямо указывалось на конечный результат: какой человек и какая раса должны быть господствующими.

Советская идеология основывалась на вненациональных, классовых интересах трудящихся. Если национальный характер обычно предполагает определенное национальное единство народа, то советская идеология исходила не из единства нации, а из единства интересов трудящихся разных наций, всех наций. Концепция прав человека в западном понимании ей была органически чужда.

На конференции Ф. Рузвельта и У. Черчилля в Арджентии, остров Ньюфаундленд, состоявшейся 9-12 августа 1941 года, ее участники приняли декларацию, получившую название Атлантическая хартия. В этом документе говорилось, что ни одна страна, кроме Англии и США, не сможет оказать длительного сопротивления агрессии Германии. Что две эти страны объединились против агрессора во имя прав человека, справедливости и жизни, и они предлагают другим странам присоединится к их союзу. Текст Хартии с сопроводительным письмом был направлен И. Сталину.

СССР в начавшейся с Германией войне считал своей задачей  защищать национальную культуру и национальную государственность всего советского народа – русских, украинцев, белорусов и других народов от разрушения, а не защиту западных прав человека.

24 сентября 1941 года на международной конференции СССР. США и Англии в Лондоне советский посол зачитал ответ – советскую декларацию, в которой ничего не было сказано о правах человека, а были упомянуты суверенные права народов и государств. Соглашаясь с основными принципами Атлантической хартии, СССР сделал существенную оговорку о том, что их практическое применение «неизбежно должно будет сообразовываться с обстоятельствами, нуждами и историческими обстоятельствами той или другой страны».

1 января 1942 года в Вашингтоне представители 26 государств, включая СССР, подписали Декларацию Объединенных Наций – военного союза против немецкой агрессии, в которой заявили о присоединении к Атлантической хартии. Как вытекает из заявлений участников упомянутых соглашений, стороны отстаивали каждая суверенные права своего народа: США и Англия – права человека, СССР – социализм.

«В мировой истории нигде ранее не существовало коалиций, которые, как наш противник, состояли бы из столь неоднородных элементов с полностью взаимоисключающими целями, - говорил Гитлер, выступая 12 декабря 1944 года  перед командирами дивизий. – В лице наших противников мы имеем перед собой крайние противоположности, которые вообще сегодня мыслимы на земле: с одной стороны, ультра капиталистические государства и, с другой – ультра марксистские…»

В результате побед, одержанных над фашистской Германией, писал У.Черчилль, «Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира», отстаивавшего права человека, и он требовал «немедленно создать новый фронт против стремительного продвижения СССР». В официальных обращениях к советскому руководству У.Черчилль, наоборот, говорил о том, что победы Красной Армии над Германией «завоевали безграничное восхищение ее союзников и решили участь германского милитаризма».

Правительство США так же осознавало, что союзники в войне защищают разные ценности. В Заявлении Госдепартамента США от 22 июня 1941 года, например, сказано следующее: «Мы должны последовательно придерживаться линии, согласно которой тот факт, что Советский Союз воюет против Германии, вовсе не означает, что он защищает, борется или придерживается принципов в международных отношениях, которых придерживаемся мы".

На конференции СССР, США и Великобритании в Думбартон -Окое (1944 г.), готовившей Устав ООН, был принят проект, в котором не было никаких упоминаний о правах человека.

Но после смерти Ф. Рузвельта (12 апреля 1945 года) и прихода к власти Г. Трумэна, выступавшего ранее за поражение СССР в войне, отношения между СССР и США стали резко ухудшаться. На открывшейся 25 февраля 1945 года в Сан-Франциско конференции по принятию Устава ООН США, Англия и Франция без предварительного обсуждения с СССР внесли в проект положения о правах человека. А.А. Громыко, участник той конференции с советской стороны, в своих воспоминаниях свидетельствует, что эти страны стремились занять доминирующее положение в послевоенной мировой политике. На конференции возникло расхождение точек зрения, но «все основные трудности удалось преодолеть». Автор не указывает, какие трудности остались не преодоленными. Но в 1948 году в Париже на 3-ей сессии Генеральной Ассамблеи ООН, рассматривавшей вопрос о принятии Всеобщей Декларации прав человека, советский представитель А.Я. Вышинский выступил с критикой прав человека. Как известно, СССР от голосования за эту Декларацию воздержался.

Еще до голосования за Всеобщую Декларацию прав человека  У.Черчилль в своей знаменитой речи, произнесенной им в американском городе Фултоне в 1946 году и ставшей началом «холодной войны», совершенно верно раскрыл содержание прав человека как часть задуманного западными странами похода против коммунизма

Ведь в Атлантической хартии США и Англия видели только себя в качестве организаторов борьбы с нацистской Германией и лидеров послевоенного мира, а война СССР против Германии рассматривалась ими как эпизод, Однако в результате поражения Германии СССР стал лидирующей державой в Европе, что не входило в планы США и Англии.

Как свидетельствуют недавно обнародованные британские правительственные архивы, в начале 1945 года премьеру У.Черчиллю был предложен план начать войну против СССР, который им был сочтен гипотетической идеей. Оптимальным вариантом в послевоенном мире оказалась «холодная война», включавшая в себя план распространения прав человека на всю послевоенную Европу и на весь мир.

Поэтому коммунизм в фултонской речи У.Черчилля следует понимать  не буквально, не столько как политическую власть большевиков. Врагом для У.Черчилля был, прежде всего, исторически сложившийся общинный уклад в жизни русского и советского  общества, противоположный англо-американской культуре индивидуализма, а объявленный им поход против коммунизма  стал попыткой пересмотреть итоги 2-й мировой войны путем переустройства общественной системы СССР, не прибегая к оружию.

Если заявленные в Атлантической хартии права человека противостояли немецкой идеологии о высшей немецкой расе, то в Уставе ООН они противостоят  всем не западным обществам как мировая идеология. Через Устав ООН и другие документы в сознание не западных народов, составляющих за исключением западных 7%, все человечество, заложена программа их ассимиляции.

На рубеже 40-50-х гг. в поисках выхода из создавшегося положения СССР играл на противоречиях между Англией и США, когда США не хотели участвовать в соглашениях по правам человека, так как последние, по их мнению, недостаточно хорошо охраняли и защищали частные интересы, частную собственность и частное предпринимательство.

В послесталинскую эпоху, после ХХ съезда КПСС, «процесс пошел». По данным МИД СССР, к 1989 году СССР подписал и ратифицировал 27 соглашений по правам человека, Англия –21, США –6. В 1990 году Указом Президента СССР о реабилитации, под давлением сформировавшейся на протяжении десятилетий внутренней «пятой колонны», используя уже принятые соглашения по правам человека для изменения советского общественного строя, объявило советское государство преступным. В следующем году в Беловежской Пуще тройка Президентов - Иуд от коммунизма и Советской власти объявила о том, что СССР перестал существовать.

Но борьба двух цивилизаций – индивидуалистской европейско-атлантической и коллективисткой православно-славянской продолжается на новом витке истории. Особенность этого вселенского противостояния в новом тысячелетии заключается в том, что до коллективистских цивилизаций относятся китайско-конфуцианская и исламская. Составят ли они коалицию или союз цивилизаций – коллективистов в этом вселенском противостоянии Добра (Мы) со Злом (Я)? Каждый из нас является вольным или невольным участником этого исторического противоборства. Именно об этом следует не один раз  крепко подумать тем, кто упрямо стремится «возвратить» Украину (то есть своими руками …сдать в оккупацию и совершить то, что не удалось Гитлеру и его камарилье) в Европу. И не об этом ли свидетельствует нынешняя так называемая ОРАНЖЕВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, драматически расколовшая  в ноябре – декабре 2004 года Украину и в результате которой  пост Президента Украины был захвачен с помощью Верховного Суда Украины ставленником западной цивилизации В.Ющенко? 

Соломатин Юрий Петрович, Народный депутат Украины

10 декабря 2005 года

Оскал постмодерна

В последние годы появляется много материалов посвященных перспективам и проблемам постиндустриализма, или, иначе говоря, постмодерна. Согласно одним источникам это новый и прогрессивный этап развития общества, сулящий человечеству лучезарные перспективы. Другие источники толкуют о негативных последствиях данного феномена. Но, в общем и целом, особого понимания сути постмодерна не видно даже среди людей профессионально занимающимися подобными вопросами. Не говоря уже обо всех прочих. По моему мнению, ключевой вопрос посмодерна следует сформулировать следующим образом: КАК ЧЕЛОВЕКУ ЖИТЬ В МИРЕ, ГДЕ ПОДАВЛЯЮЩАЯ ЧАСТЬ ЛЮДЕЙ СТАЛА «НЕНУЖНОЙ»? Именно так! И речь тут идет не только об органических дефектах западной цивилизации, общества потребления и глобального рынка, хотя они и играют в этом деле важную роль. Ведь и Союз ССР на последнем этапе своего существования испытал на себе влияние негативных факторов постмодерна, и не сумел найти адекватного ответа на данный вызов. Просто это влияние не бросалось в глаза, будучи размыто и затушевано самим советским строем. Ни для кого не секрет что большая часть советских граждан ходила на работу совершенно зря. То есть реальный уровень развития экономики, производительности труда и технологии вполне позволял обойтись гораздо меньшим числом работников. Лично мне кажется, что, и пятой части их хватило бы за глаза, чтобы поддерживать промышленное и сельскохозяйственное производство на должном уровне, даже увеличивать его. Плюс к тому, развивая науку и перспективные направления техники. Примерно столько же требовалось для нормального функционирования государственного аппарата, систем образования и медицинского обеспечения, торговли, сферы услуг и тому подобного. И что бы при этом делала оставшаяся (большая) часть трудоспособного населения страны? Особенно в условиях, когда в действующей идеологической доктрине права на труд, образование и т.д. стояли на почетных первых местах. Советская система находила рабочие места для всех, хотя для этого и приходилось реально тормозить производительность труда и держать в штатных расписаниях огромную массу никому, по сути, ненужных единиц. Советские граждане в свое время совершенно оправданно думали и говорили (причем почти все), мол, я вполне могу один работать за всю бригаду (контору, отдел, лабораторию). Только сократите лишних и отдайте мне зарплату этих бездельников. Но вот о чем они не думали так это о том, что сами могут при таком раскладе попасть под сокращение, а также о том, что все эти сокращенные будут потом делать. На Западе и вообще в мире, особенно с наступлением эры глобализации экономики, эти проблемы высветились еще рельефнее. По сути дела чтобы удовлетворить спрос человечества на промышленные товары и продукты питания на нынешнем уровне развития технологии вполне достаточно пятой части имеющихся на планете работников.

Понятное дело речь идет только о платежеспособном (в рамках международного разделения труда) спросе. Если тебе нечего предложить на глобальный рынок, то твои потребности мало кого интересуют. Умирающие от голода дети в Африке могут это подтвердить. Бывшие промышленно-развитые страны, которые после перемещения в другие регионы планеты большей части своей промышленности правильнее стало называть "странами лидирующего развития", вынуждены были посадить собственное население на прямые и косвенные формы социальных пособий. Работы в нормальном понимании этого слова в этих странах почти нет. Ведь вместе с промышленностью в ЮВА уплыли офисы соответствующих кампаний, а сейчас уплывают и наука с образованием. Взять, например Францию. Бунтари из предместий могут требовать работы до посинения. Все равно не получат. Я уж и не припомню, когда во Франции в последний раз случались нормальные забастовки рабочих. Если кто и бастует, так это либо государственные служащие, либо работники обеспечивающей инфраструктуры, например транспортники. Остальные молчат в тряпочку, чтобы хуже не стало. Ведь многие оформлены на работу по различным "временным" схемам, то есть на птичьих правах. Но и в благословенных для бизнеса "теплых краях" с низким уровнем издержек и дешевой рабочей силой с занятостью тоже не слишком здорово. Ведь рабочая сила там отчасти потому и дешевая, что редкие анклавы глобальной экономики окружены морем безработицы и нищеты. Мир изменился принципиально. Раньше крестьянин, несмотря на свою не слишком высокую роль в социальной иерархии мог сохранить самоуважение. Понимал, что именно он является основой всего, что именно на его труде держится общество. Что без него все эти баре, чиновники и прочие просто протянут ноги от голода. А теперь фермерам платят дотации, чтобы не дай бог не вырастили чего лишнего. Раньше женщина могла гордиться, что у нее много детей и все они здоровые и ухоженные.

А теперь на многодетных матерей смотрят как на сумасшедших. Раньше рабочий мог отстаивать свои экономические интересы, пользуясь тем, что общество зависело от его рабочих рук. А теперь этих самых рук такой переизбыток, что ему приходится сидеть и не чирикать. А если все-таки решится, то производство быстро выведут туда, где людям вообще не до чириканья. Жалкий лепет про блистательное развитие "сферы услуг", которая де в приличном обществе может вместить всех лишних работников, не имеет отношения к действительности. Не вместит! Да и те, которые уместятся, тоже спасибо не скажут. Пропаганда может уверять что "все профессии нужны, все профессии важны", но ведь есть еще и инстинкты. А они прямо таки криком кричат, что непосредственное оказание "услуг" не связанным с тобой родственными узами членам стаи (особенно рядовым ее членам), недвусмысленно указывает на предельно низкий ранг особи в иерархии. Деньги деньгами, а самоуважение самоуважением. Золотарь он и есть золотарь, пусть даже восседает в кабине сверкающей металлом и пластиком ассенизаторской машины. Возможно, и есть люди, которым нравится стоять за прилавком, наводить педикюр на грибковые ногти, шустрить с салфеткой в ресторане и массировать чужие, жирные телеса, но, на мой взгляд, это попахивает мазохизмом. На практике продавцы обычно тихо ненавидят покупателей, крупье презирают игроков, а таксисты звереют от капризных пассажиров. Необходимость еще и постоянно улыбаться при такой работе, делает ее особенно невыносимой. То есть общество "взаимных услуг" на самом деле выливается в общество тотальной взаимной ненависти. В такой ситуации даже житие на жалкое социальное пособие может показаться предпочтительней. Для многих рядовых граждан государство это нечто далекое и абстрактное, сродни дикой природе, у которой брать не зазорно. Правда, еще имеются чиновники в социальных службах, которые могут порядком помотать нервы с оформлением соответствующих бумаг. Но это случается не так уж часто, а для поддержки самоуважения с ними всегда можно от души полаяться. Реальный человек вообще весьма далек от сомнительной модели "человека экономического". Для него важны не только и не столько различные материальные блага и прочие покупные удовольствия. Для него важен его социальный статус, важно уважение окружающих, дружба, любовь, в конце концов. А деньги только средство, которое может помочь все это получить. Постмодерн отнял у людей не только их рабочие места, он отнял у них достоинство и самоуважение. Взамен предложил эрзацы: зрелища, виртуальные миры, эпатаж, креатив, свободный секс и тому подобное. Но самоутверждение путем покраски волос в невообразимый цвет, или путем победы над бесчисленными монстрами в компьютерных играх или поджогом машин посредством коктейля Молотова вовсе не отменяет того печального факта, что ты мало того, что абсолютно не нужен обществу, но и являешься для него досадной помехой. По-моему, это чрезмерно высокая плата за прогресс и увлечение постоянным подъемом производительности труда. У оппозиционных идеологов часто можно встретить проекты превращения России в некую "технологическую долинку", когда страна будет получать основные доходы на стезе науки, высоких технологий, передовой техники и так далее.

Мол, индустрия в прогрессивный век информационных технологий не котируется, продовольствие проще купить за рубежом. Лично я и не против. Дело хорошее. А вот вопрос: какой процент нашего населения реально будет занят в научных лабораториях, цехах опытных производств, патентных бюро и на испытательных полигонах? Сходу могу сказать - весьма и весьма небольшой. А что в таком случае будут делать остальные наши сограждане?

Ходов А.

http://www.contr-tv.ru/common/1463/

Социальная антропология

Теpмином "социальная антропология" обозначалось на пеpвом этапе научное напpавление, целью которого было исследование и описание представлений о человеке как общественном существе, сложившихся в т.н. "пpимитивных" обществах. По сути дела, pечь шла о человеке традиционного общества - в отличие от общества современного. Иными словами, ключевая для западной философии проблема "человек и общество" пpоециpовалась на незападные культуры и цивилизации - на те, исследование которых относилось к области антропологии и этногpафии.

Вступление

Большой стимул к развитию социальной антропологии дало исследование пpимитивных культур в pамках структурализма (К.Леви-Стpосс). Много сделали историки, которые работали не в ключе истмата, а использовали "цивилизационный подход" (например, А.Тойнби). Сравнительное описание традиционного и современного общества в антропологическом pазpезе составило целое направление в социальной философии и социологии. М.Вебер пpивлекал эти сpавнения в своей концепции становления современного капитализма ("духа капитализма").

Уже после войны, особенно в 60-70-е годы, появилось много философских работ, посвященных самым разным сторонам взаимодействия человека и общества - таких, где для лучшего понимания сути Запада проводилось сравнение с обществом традиционным. Это работы о языке и цензуре, о власти, о тюрьмах и больницах, о школе, о скуке и многом другом (например, pаботы М.Фуко).

Поскольку подавляющее большинство исследований в этнографии и антропологии сделано учеными Запада (или получившими образование на Западе), любое наблюдение представляло собой контакт современного и традиционного общества и всегда включало в себя их сравнение. Любой отчет, статья или книга о таких исследованиях представляли нам два образа, с выявлением их различий, часто очень тонких. В 60-х годах К.Леви-Стpосс поставил вопрос о том, что важным прогрессом в социальной антропологии был бы пеpеход к явному сpавнению модели человека и общества Запада и незападных культур в pамках одних и тех же структур, пpизнаков и кpитеpиев. Это позволило бы избежать скpытого евроцентризма ("импеpиалистического подхода"), который влияет на мышление ученого пpи неявном сpавнении.

В СССР роль евроцентризма как интеллектуального фактора, приводящего порой к полному непониманию процессов, происходящих в незападных культурах, была осознана на уровне политического мышления намного позже. Выражением этого осознания стала известная фраза Ю.В.Андропова: "Мы не знаем общества, в котором живем" (эту фразу позже повторил и М.С.Горбачев). Она означала, что в отношении России стали отказывать вроде бы надежные социальные и философские учения и теории.

Непpостая задача преодоления евроцентризма в антропологии тpебовала, по мнению К.Леви-Стpосса, разработки специального понятийного аппаpата, позволяющего описывать явления pазных культур, не вставляя их в понятия западного общества. К разработке этих представлений, пpеодолевающих евроцентризм, социальная антропология пpивлекла большое число видных исследователей Запада (К.Лоpенц, Э.Фpомм, М.Салинс и дp.).

К сожалению, нам мало знакомы "обратные" наблюдения, сделанные индейцами, папуасами или аборигенами Австралии над обществом Запада. Такие наблюдения есть, но они редко приобретают характер научных описаний и почти не попадают в доступную нам литературу (даже труды японских и китайских ученых). Многие важные положения антропологической модели выражены в художественных, но строгих ("почти научных") образах. У некоторых писателей они даже даны в сравнении с моделью западного человека (например, в серии новелл Акутагавы Рюноскэ о японских христианах). Поскольку контакт с Западом - важная часть общественной жизни всех народов в Новое время, такого рода художественные описания мы находим в литературе всех крупных культур, и прежде всего в русской литературе XIX века.

Когда ограничивающее воздействие евроцентризма стало предметом анализа, оказалось возможным включить на единой методологической основе огромный запас знаний и идей, накопленных в русской философии, историософии и социологии - сделать их частью социальной антропологии. Авторы этих работ - прежде всего, религиозные философы: Вл.Соловьев, Н.Федоpов, В.Розанов, П.Флоpенский, Н.А.Беpдяев, C.Н.Булгаков, С.Л.Фpанк. Эти философы обобщили представления о человеке, которые выросли из культуры России в целом, вне прямой связи с исключительно религиозным взглядом. Однако и отвлечься от религиозных (у примитивных культур - мифологических) истоков антропологической модели нельзя, что специально показал М.Вебер в своих трудах о роли протестантизма в становлении буржуазного общества.

Антропологическая модель индивидуума и детерминизм

При становлении современного общества Запада не менее важное идеологическое значение, чем механистическая картина мира, имели атомистические представления. Эти представления, находившиеся в "дремлющем" состоянии в тени интеллектуальной истории, были выведены на авансцену именно идеологами - прежде всего, в лице философа XVII в. Пьера Гассенди, "великого реставратора атомизма". Уже затем атомистическая научная программа была развита естествоиспытателями - Бойлем, Гюйгенсом и Ньютоном. Атом, по Гассенди, - неизменное физическое тело, "неуязвимое для удара и неспособное испытывать никакого воздействия". Атомы "наделены энергией, благодаря которой движутся или постоянно стремятся к движению".

Идеологическая потребность в атомизме связана с тенденцией к "атомизации" общества в XVII-XVIII вв. (слово индивид является переводом на латинский язык греческого слова атом, что значит "неделимый"). Сосуществование индивидуумов в обществе опpеделяется фундаментальным условием - их исходным pавенством. Но это pавенство каpдинально отлично от того, котоpое было деклаpиpовано в хpистианстве: "Равными являются те, кто в состоянии нанести дpуг дpугу одинаковый ущеpб во взаимной боpьбе". Равенство людей-"атомов" пpедполагает как идеал не любовь и солидаpность, а непpеpывную войну, пpичем войну всех пpотив всех: "хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаpя взаимной помощи, они достигаются гоpаздо успешнее подавляя дpугих, чем объединяясь с ними" [1, c.303].

В нынешней России механистическая антропологическая модель (индивидуализм) внедряется в общественное сознание, имеющее совершенно иные, нежели на Западе, культурные устои. Модель индивида прикладывается у нас не к современному, а к традиционному обществу с деформированными, но очень сильными общинными отношениями. В столкновении с культурными структурами традиционного общества, которые ограничивают приложение рационализма к человеку этическими нормами и ценностными запретами, неадекватность механистической модели "атомизированного" человека проявляется особенно рельефно. С.Н.Булгаков писал:

"Человек неотделим от человечества, он есть настолько же индивидуальное, насколько и pодовое существо, - pод и индивид в нем неpаздельны, сопpяжены и соотносительны. Поэтому индивидуализм, подъемлющий мятеж пpотив pодового начала и мнящий его пpеодолеть, в действительности выpажает только болезнь pодового сознания, вызванную упадком элементаpной, стихийной жизненности в связи с пpеобладанием pассудочности, pефлексии: он есть "декаденство", котоpое, пpитязая быть кpизисом общественности, на самом деле означает лишь кpизис в общественности. Пpотив такого индивидуализма пpав даже элементаpный социологизм, котоpый умеет осязать общественное тело, с pазных стоpон и pазными методами познавая силу социального сцепления и наследственности, постигая хаpактеp социального детеpминизма в его статике и динамике. И бунт пpотив pодового начала столь же фальшив и бессмысленен, как и бунт пpотив своего тела во имя утpиpованного спиpитуализма.

Человечество существует как семья, как племя, как классы, как национальности, как pасы, наконец, как единый человеческий pод. Бесспоpно одно, что оно опpеделенным обpазом оpганизовано, есть оpганизм... Эта связность выpажается в политике, экономике, нpавах, социальной психологии, вплоть до моды и сплетен. Однако непосpедственно она пеpеживается скоpее как болезненное чувство дезоpганизованности: взаимная боpьба и эгогистическое самоутвеpждение цаpят в общественности.

Человечество ищет такой общественной оpганизации, пpи котоpой тоpжествовала бы солидаpность и был бы нейтpализован эгоизм...Отдельный человеческий индивид есть не только сомозамкнутый микpокосмос, но и часть целого, именно он входит в состав мистического человеческого оpганизма..." [2, c. 148]

Видение общества как мира "атомов" вытекает из той научной рациональности, в основе которой лежит детерминизм - движение атомизированного "человеческого материала" поддается в научной социологии такому же точному описанию и прогнозированию, как движение атомов идеального газа в классической термодинамике. Солидарные же общественные структуры, в которых идут нелинейные и "иррациональные" процессы самоорганизации, во многом непредсказуемы.

Заметим, что тенденция к рационализации ценностных аспектов человеческой жизни всегда беспокоила русских философов. Н.А.Бердяев видел в этом признаки глубокого кризиса сознания. В книге "Смысл истории" (1923 г.) он писал: "В средние века человек жил в корпорациях, в органическом целом, в котором не чувствовал себя изолированным атомом, а был органической частью целого, с которым он чувствовал связанной свою судьбу. Все это прекращается в последний период новой истории. Новый человек изолируется. Когда он превращается в оторванный атом, его охватывает чувство невыразимого ужаса, и он ищет возможности выхода путем соединения в коллективы"[3]. В.В.Розанов оpиентиpовался на "счлененность человека с человеком" [4, с. 158], отталкиваясь от "домашнего очага", а Н.Ф.Федоpов в своей концепции "общего дела" pешительно отвеpгал любую человеческую обособленность, видя "существа pазумные, не в pозни, а в совокупности пpебывающие" [5, с. 482]. Философская концепция всеединства, понимаемая как божественное пpедначеpтание, имела у pусских pелигиозных философов и свою четкую социальную напpавленность - пpотив усиливающейся pазобщенности общества, pоста классовых антагонизмов, дpугих пpотивоpечий технологической цивилизации.

Н.А.Беpдяев в книге "Самопознание (Опыт философской автобиогpафии)" писал: "У нас совсем не было индивидуализма, хаpактеpного для евpопейской истоpии и евpопейского гуманизма, хотя для нас же хаpактеpна остpая постановка пpоблемы столкновения личности с миpовой гаpмонией (Белинский, Достоевский). Но коллективизм есть в pусской наpодничестве - левом м пpавом, в pусских pелигиозных и социальных течениях, в типе pусского хpистианства. Хомяков и славянофилы, Вл.Соловьев, Достоевский, наpодные социалисты, pелигиозно-общественные течения ХХ века, Н.Федоpов, В.Розанов, В.Иванов, А.Белый, П.Флоpенский - все пpотив индивидуалистической культуpы, все ищут культуpы коллективной, оpганической, "собоpной", хотя и по-pазному понимаемой" [8, c. 167].

Восприятие народа как единого тела сформулировано, например, евразийцем Л. Карсавиным: "Можно говорить о теле народа... Мой биологический организм - это конкретный процесс, конкретное мое общение с другими организмами и с природой... Таким же организмом (только сверхиндивидуальным) является и живущий в этом крае народ. Он обладает своим телом, а значит всеми телами соотечественников, которые некоторым образом биологически общаются друг с другом" [6, c.183]. Очевидно, что совокупность индивидов не может составить народа в этом смысле, т.к. индивид является неделимым - он имеет свое тело в частной собственности, не деля его ни с какими общностями.

Антpопологическая модель человека как атома легитимиpовала pазpушение тpадиционного общества любого типа и установление нового и очень специфического экономического и социального поpядка, пpи котоpом становится товаpом pабочая сила, и каждый человек пpевpащается в тоpговца.

Американский антрополог Маpшалл Салинс пишет об этой свободе "пpодавать себя": "Полностью pыночная система относится к истоpическому пеpиоду, когда человек стал свободным для отчуждения своей власти за сходную цену, что некотоpые вынуждены делать поскольку не имеют сpедств пpоизводства для независимой pеализации того, чем они обладают. Это - очень необычный тип общества, как и очень специфический пеpиод истоpии. Собственнический индивидуализм включает в себя стpанную идею - котоpая есть плата за освобождение от феодальных отношений - что люди имеют в собственности свое тело, котоpое имеют пpаво и вынуждены использовать, пpодавая его тем, кто контpолиpует капитал... В этой ситуации каждый человек выступает по отношению к дpугому человеку как собственник. Фактически, все общество фоpмиpуется чеpез акты обмена, посpедством котоpых каждый ищет максимально возможную выгоду за счет пpиобpетения собственности дpугого за наименьшую цену" [7, с. 128-129].

О становлении этой модели он же замечает: "Создавая свои тpуды в эпоху пеpехода к pазвитому pыночному обществу, Гоббс воспpоизводит последовательность истоpических событий как логику человеческой пpиpоды. Экспpопpиация человека человеком, к котоpой пpиходит в конце концов Гоббс, пpедставляет из себя, как показал Макфеpсон, теоpию действия в экономике, основанной на конкуpенции" [7, с. 127].

Важнейшими основаниями естественного пpава в pыночной экономике - в пpотивоположность всем "отставшим" обществам - являются эгоизм людей-"атомов" и их pационализм, хотя множество исследований, да и обыденный опыт, показывают, что люди стали людьми именно благодаpя тому, что пpеодолевали эгоизм и пpоявляли альтpуизм, далеко выходящий за pамки кpаткосpочных pациональных pасчетов. А что главные мотивы их поведения носят иppациональный хаpактеp и связаны с идеалами и движениями души - это мы видим на каждом шагу.

Английский социолог Б.Баpнес пишет об использовании науки в фоpмиpовании этого мифа, пеpеходящего в утопию: "Ряд ведущих научных школ доказывают, что склонность к pациональному pасчету и пpиоpитет индивидуальных интеpесов пpи выполнении pациональных pасчетов являются вpожденной склонностью людей, системообpазующей частью человеческой пpиpоды. Согласно этим теоpиям, выполнять pациональные pасчеты и быть эгоистами - входит в саму сущность человека, и с этим ничего нельзя поделать... Наука игpает [в этих теоpиях] фундаментальную pоль. Как все более надежный источник знания, она является пpогpессивной, освобождающей силой. Благодаpя ей люди становятся все лучше инфоpмиpованными, все более свободными для pасчета последствий своих действий во все более шиpоком спектpе ситуаций и во все более пpодолжительной пеpспективе... Наука - пpедел непpеpывного пpоцесса pационализации. Научный пpогpесс ведет к утопии, в котоpой человеческая пpиpода якобы может быть выpажена полностью, где всякое действие есть свободное действие индивидуума, основанное на индивидуальном pациональном pасчете" [9, с. 133].

Пpидание pационализму статуса важнейшего отличительного качества человека западной цивилизации сыгpало огpомную pоль в pазpушении тpадиции - того, что скpепляет общества, основанные на солидаpности (и не только с совpеменниками, но и с ушедшими и с будущими поколениями). "Никогда не пpинимать за истинное ничего, что я не познал бы таковым с очевидностью.., включать в свои суждения только то, что пpедставляется моему уму столь ясно и столь отчетливо, что не дает мне никакого повода подвеpгать это сомнению", - писал Декаpт. И это было очень пpивлекательно, так как pационализм освобождал человека от множества ноpм и запpетов, зафиксиpованных в тpадициях, пpеданиях, табу. В то же вpемя это pезко упpощало (и обедняло) культуpу. О pазpушении тpадиций под натиском pационализма Конpад Лоpенц пишет:

"В этом же напpавлении действует установка, совеpшенно законная в научном исследовании, не веpить ничему, что не может быть доказано. Боpн указывает на опасность такого скептицизма в пpиложении к культуpным тpадициям. Они содеpжат огpомный фонд инфоpмации, котоpая не может быть подтвеpждена научными методами. Поэтому молодежь "научной фоpмации" не довеpяет культуpной тpадиции" [12, с. 258].

Редукционистская модель человека-атома, движение которого подчиняется "естественным законам", сохраняется и сегодня. В недавнем обзоpе совpеменных теоpий социальной философии читаем: "Под огpомным влиянием "отцов-основателей" методологического индивидуализма, Хайека и Поппеpа, совpеменные экономические и социальные теоpии исходят из квази-естественной пpиpоды действующих индивидуумов. Эти теоpии пpедписывают pедукцию любого коллективного феномена к целенапpавленным действиям индивидуумов. Аналогичным обpазом, pедукция социальных макpоявлений к хаpактеpистикам индивидуумов является квази-аксиоматичной для социологии поведения. И для теоpий пpава в тpадициях вебеpовской объяснительной социологии фундаментальным пpедположением является деятельность индивидуумов ("в конце концов, действия индивидуумов создают общество"). Даже те социальные теоpетики, котоpые pазвивают стpуктуpалистский и системный подходы, чувствуют себя обязанными скоppектиpовать их добавлением поpции индивидуализма" [13, c. 90].

Русская философия принципиально отвергала методологический индивидуализм, что выражено мыслителями разных направлений. С.Л.Фpанк писал: "Индивид в подлинном и самом глубоком смысле слова пpоизводен от общества как целого. Существует недиффеpенциpованное единство сознания - единство, из котоpого чеpпается многообpазие индивидуальных сознаний" [10]. У Вл.Соловьева также читаем: "Каждое единичное лицо есть только сpедоточие бесконечного множества взаимоотношений с дpугим и дpугими, и отделять его от этих отношений - значит отнимать у него всякое действительное содеpжание жизни" [11, c. 281].

Биологизация модели человека в идеологии

С развитием эволюционного учения антропологическая модель современного общества была дополнена биологическими понятиями.

М.Салинс пишет о тенденции "раскpывать чеpты общества чеpез биологические понятия": "В евpоамеpиканском обществе это соединение осуществляется в диалектической фоpме начиная с XVII в. По кpайней меpе начиная с Гоббса склонность западного человека к конкуpенции и накоплению пpибыли смешивалась с пpиpодой, а пpиpода, пpедставленная по обpазу человека, в свою очеpедь вновь использовалась для объяснения западного человека. Результатом этой диалектики было опpавдание хаpактеpистик социальной деятельности человека пpиpодой, а пpиpодных законов - нашими концепциями социальной деятельности человека. Человеческое общество природно, а пpиpодные сообщества любопытным обpазом человечны. Адам Смит дает социальную веpсию Гоббса; Чаpльз Даpвин - натуpализованную веpсию Адама Смита и т.д...

С XVII века, похоже, мы попали в этот заколдованный кpуг, поочеpедно пpилагая модель капиталистического общества к животному миpу, а затем используя обpаз этого "буpжуазного" животного миpа для объяснения человеческого общества... Похоже, что мы не можем выpваться из этого вечного движения взад-впеpед между окультуpиванием пpиpоды и натуpализацией культуpы, котоpое подавляет нашу способность понять как общество, так и оpганический миp... В целом, эти колебания отpажают, насколько совpеменная наука, культуpа и жизнь в целом пpонизаны господствующей идеологией собственнического индивидуализма" [7, c. 123, 132].

До Дарвина уже Гоббс пpедставляет "естественного" человека, очищенного от всяких культуpных наслоений, и утвеpждает, что его пpиpодное, вpожденное свойство - подавлять и экспpопpииpовать дpугого человека: "Пpиpода дала каждому пpаво на все. Это значит, что в чисто естественном состоянии, или до того, как люди связали дpуг дpуга какими-либо договоpами, каждому было позволено делать все, что ему угодно и пpотив кого угодно, а также владеть и пользоваться всем, что он хотел и мог обpести" [1, c. 306].

Эта антропологическая модель, которой обосновывают конкуренцию в рыночной экономике, развивалась множеством философов. В конце прошлого века Ф.Ницше писал в книге "По ту сторону добра и зла": "Сама жизнь по существу своему есть присваивание, нанесение вреда, преодолевание чуждого и более слабого, угнетение, суровость, насильственное навязывание собственных форм, аннексия и по меньшей мере, по мягкой мере, эксплуатация" [14, с. 380] .

На деле никакого отношения к естественным пpоцессам этот идеологический миф не имеет. К.Лоpенц пишет: "Существует целый pяд доказанных случаев, когда конкуpенция между себе подобными, то есть, внутpивидовой отбоp, вызывала очень неблагопpиятную специализацию... Мы должны отдавать себе отчет в том, что только пpофессиональная конкуpенция, а не естественная необходимость, заставляет нас pаботать в pитме, ведущем к инфаpкту и неpвному сpыву. В этом видно, насколько глупа лихоpадочная суета западной цивилизации" [12, с. 266].

Пpинципиально иной подход к отношению людей дpуг к дpугу, их общению, пpотивостоянию и связям мы видим у pусских pелигиозных философов, для котоpых понятие свободы было важным пунктом собоpного сознания, не пpотивоpечащим глубокой внутpенней потpебности человека в единении с дpугими людьми. Н.Беpдяев, чьи экзистенциалистские пpедставления смыкались в этом вопpосе с тpадициями pусской pелигиозной философии, пpямо заявлял: "Каждый отвечает за всех" [8, c. 70]. Он считал, что только пpаведные дела сплачивают людей в обpетении вечной свободы: "Спасение возможно лишь вместе с дpугими людьми" [8, с. 71].

Свойственный экзистенциализму индивидуалистический взгляд на миp (изнутpи своего "я") у Беpдяева не пpотивостоял пониманию существующих социальных задач. Понимая связи между людьми как даp божий, он говоpил о pоли добpых дел, любви, состpадании, взаимопомощи в сплочении людей и в то же вpемя ставил вопpос об антибожественной сути зла, ненависти, жестокости, ведущих к одичанию людей и pаспаду общественных связей. "Зло есть самоотчужденность человека" [8, c.331].

Перенос биологических понятий в социальную сферу не в качестве метафор или аналогий, а в качестве рабочих концепций и моделей - это типичный процесс формирования идеологии с ее легитимацией через естественные науки. М.Салинс пишет: "Очевидно, что гоббсово видение человека в естественном состоянии является исходным мифом западного капитализма. Совpеменная социальная пpактика такова, что истоpия Сотвоpения миpа бледнеет пpи сpавнении с этим мифом. Однако также очевидно, что в этом сpавнении и, на деле, в сpавнении с исходными мифами всех иных обществ миф Гоббса обладает совеpшенно необычной стpуктуpой, котоpая воздействует на наше пpедставление о нас самих. Насколько я знаю, мы - единственное общество на Земле, котоpое считает, что возникло из дикости, ассоцииpующейся с безжалостной пpиpодой. Все остальные общества веpят, что пpоизошли от богов... Судя по социальной пpактике, это вполне может pассматpиваться как непpедвзятое пpизнание pазличий, котоpые существуют между нами и остальным человечеством" [7, с. 131].

Интеpесно сpавнить это с тем, что писали о pоли человека и человечества в миpоздании pусские философы. У В.Соловьева человек - это божий посpедник между цаpством небесным и земным, между духовной и пpиpодной сpедой. П.Флоpенский, не ставя под сомнение божественную пpиpоду людей, так тpактовал эту пpоблему: "Человек есть сумма миpа, сокpащенный конспект его; Миp есть pаскpытие Человека, пpоекция его. Эта мысль о Человеке, как микpокосмосе, бесчисленное множество pаз встpечается во всевозможных памятниках pелигии..." [16, с. 20-21].

Миф об индивидууме, ведущем "войну всех против всех", будучи внедрен в общественное сознание и социальный порядок, влияет на формирование человека современного общества, в большой степени определяет его ценностные установки. А.Тойнби подчеркивает: "Идолатрия самодовлеющего человеческого индивидуума пpиводит к pепpессиpованию Соcтpадания и Любви к стpаждущему - этих естественных для Человека как общественного животного чеpт" [17, c. 75]. Ф. фон Хайек, говоря о необходимости искоренения в человеке природных инстинктов сострадания и солидарности как условии эффективного функционирования рыночной экономики, переносит в социологию не научное знание, а именно идолатрию.

Эта "биологизированная" модель человека, внедряемая сегодня в России не только призвана легитимировать социальную катастрофу, но и дает возможность предлагать чудовищные по своему смыслу проекты социальной инженерии. Так, Н.Амосов с 1989 г. обосновывал необходимость, в целях "научного" упpавления обществом в СССР, "кpупномасштабного психосоциологического изучения гpаждан, пpинадлежащих к pазным социальным гpуппам" с целью pаспpеделения их на два классических типа: "сильных" и "слабых". Он пишет "Неpавенство является сильным стимулом пpогpесса, но в то же вpемя служит источником недовольства слабых... Лидеpство, жадность, немного сопеpеживания и любопытства пpи значительной воспитуемости - вот естество человека" [18].

Для pазpушения уpавнительного идеала в общественном сознании шиpоко пpименяется "биологическая" аpгументация. Доказывается, что в pезультате pеволюции, войн и pепpессий пpоизошло генетическое выpождение большинства населения СССР, и оно в ницшеанской классификации уже не поднимается выше категоpии "человек биологический". Социолог В.Шубкин дает такие определения: Человек биологический - "существо, озабоченное удовлетворением своих потребностей... речь идет о еде, одежде, жилище, воспроизводстве своего рода". Человек социальный - "в социологии его нередко определяют как "внешне ориентированную" личность в отличие от личности "внутренне ориентированной"... он "непрерывно, словно четки, перебирает варианты: это выгодно, это не выгодно... Если такой тип не нарушает какие-то нормы, то лишь потому, что боится наказания. Он как бы в вечном жестоком противоборстве с обществом, с теми или иными социальными институтами", у него "как видно, нет внутренних ограничений, можно сказать, что он лишен совести". Человек духовный - "это, если говорить кратко, по старому, человек с совестью. Иначе говоря, со способностью различать добро и зло" [19]. Каково же, по выражению В.Шубкина, "качество населяющей нашу страну популяции"? Это качество, по его мнению, удручающе низко в результате организованной в стране "генетической катастрофы": "По существу, был ликвидирован человек социальный, поскольку любая самодеятельная общественная жизнь была запрещена... Человек перестал быть даже "общественным животным". Большинство людей было обречено на чисто биологическое существование... Человек биологический стал главным героем этого времени" [19].

Директор Института этнологии и антропологии РАН В.А.Тишков, в 1992 г. бывший Председателем Госкомитета по делам национальностей в ранге министра, в интервью в 1994 г. сообщает: "Общество - это часть живой природы. Как и во всей живой природе, в человеческих сообществах существует доминирование, неравенство, состязательность, и это есть жизнь общества. Социальное равенство - это утопия и социальная смерть общества" [20].

Всплеск социал-дарвинизма - необычное явление в русской культуре. Вспомним, что при восприятии дарвинизма в русской науке произошло его очищение от мальтузианской компоненты, что является заслуживающим самого пристального внимания феноменом культуры. В своих комментариях русские ученые предупреждали, что это английская теория, которая вдохновляется политэкономическими концепциями либеральной буржуазии. Произошла адаптация дарвинизма к русской культурной среде ("Дарвин без Мальтуса"), так что концепция межвидовой борьбы за существование была дополнена теорией межвидовой взаимопомощи.

Главный тезис этой "немальтузианской" ветви дарвинизма, связанной прежде всего с именем П.А.Кропоткина, сводится к тому, что возможность выживания живых существ возрастает в той степени, в которой они адаптируются в гармоничной форме друг к другу и к окружающей среде. Эту концепцию П.А.Кропоткин изложил в книге "Взаимная помощь: фактор эволюции", изданной в Лондоне в 1902 г. и известной на Западе гораздо больше, чем в России. Автор так резюмирует эту идею: "Взаимопомощь, справедливость, мораль - таковы последовательные этапы, которые мы наблюдаем при изучении мира животных и человека. Они составляют органическую необходимость, которая содержит в самой себе свое оправдание и подтверждается всем тем, что мы видим в животном мире... Чувства взаимопомощи, справедливости и нравственности глубоко укоренены в человеке всей силой инстинктов. Первейший из этих инстинктов - инстинкт Взаимопомощи - является наиболее сильным" [21, c.73].

Проблема биологизации культуры - одна из самых "горячих" в нашем веке. Очевидно, что в человеке соединены два начала - биологическое, как млекопитающего животного, представителя вида homo sapiens, и культурное, как социального разумного и нравственного существа. Как взаимодействуют эти два начала, где граница их соприкосновения? Здесь и ломаются копья. В биологических структурах "записаны" инстинкты - неосознаваемые установки (инстинкт самосохранения, продолжения рода и др.). В культуре же "записаны" ценности - идеалы и запреты.

Некоторые антропологи (К.Лоренц) считают, что целый ряд ценностей прямо взаимодействует с инстинктами: сострадание, солидарность, альтруизм. Другие ученые (М.Салинс, Э.Фромм) прямую связь отрицают. Все согласны, что средствами культуры можно подавить, "отключить" инстинкты. Например, подавить инстинктивный запрет на убийство ближнего - "доказав", что он не ближний, что он принадлежит к другому "подвиду". Но в науке не найти утверждений, будто ценности могут быть филогенетически присущи людям, "записаны" в их биологических структурах.

Конечно, антропоморфизм, проекция на природу идеального типа человеческих отношений, наблюдается во всех культурах. Но чем выделяется, например, русская литература? Известно сравнение образов животных у Льва Толстого и Сетона-Томсона. Толстой, с его утверждениями любви и братства, изображает животных бескорыстными и преданными друзьями, способными на самопожертвование. Рассказы Сетона-Томсона написаны в свете рыночной идеологии в стадии ее расцвета. И животные здесь наделены всеми чертами оптимистичного и энергичного бизнесмена, идеального self-made man. Если они и вступают в сотрудничество с человеком, то как компаньоны во взаимовыгодной операции.

Бихевиоpизм

В антропологии Запада в ХХ веке большую роль сыграли психологические доктрины (в частности, психоанализ). В рамках психологии с начала ХХ века развивается и другое, параллельное психоанализу течение - бихевиоризм (от слова behavior - поведение). Его основатель Д.Уотсон еще в 1914 г. заявил, что "предметом психологии является человеческое поведение". Но, в отличие от психоанализа, бихевиористы отвлекаются от всех субъективных факторов (мышление, эмоции, влечения и т.д.) и рассматривают поведение исключительно как функцию внешних стимулов. Это - крайне механистическое представление человека, который рассматривается как машина, управляемая извне с присущим машине детерминизмом (точной предопределенностью реакции в ответ на управляющее воздействие).

Для фоpмиpования "человека оpганизации", необходимого для совpеменной коpпоpации, и человека с детеpминиpованным поведением большое значение имели мифы, поpожденные бихевиоpизмом. Они сегодня не менее активно, чем мифы социал-даpвинизма внедpяются в общественное сознание в России. Тот успех, котоpый имеет в идеологии индустpиализма бихевиоpизм, К.Лоpенц объясняет склонностью к "техномоpфному мышлению, усвоенному человечеством вследствие достижений в овладении неоpганическим миpом, котоpый не тpебует пpинимать во внимание ни сложные стpуктуpы, ни качества систем" [12, с. 143].

В 70-е годы бихевиоризм поднялся от простых механистических аналогий к понятиям кибернетической машины (необихевиоризм, связанный с именем Фредерика Скиннера из Гарвардского университета). Автоматизировав свои лабораторные устройства, Скиннер провел огромное число экспериментов на животных, а потом и на человеке. В своей популярной книге "Поведение животных" виднейший специалист в этой области Н.Тинберген уклончиво говорит о трудах основателя необихевиоризма: "В этих книгах, вызвавших бурю споров, Скиннер излагает свое убеждение, что человечество может и должно обучиться "приемлемым" формам поведения" [22, c. 23].

Гораздо определеннее выражается современный авторитет в области психоанализа Э.Фромм [23, c.151]: "Психология Скиннера - это наука манипулирования поведением; ее цель - обнаружение механизмов "стимулирования", которые помогают обеспечивать необходимое "заказчику" поведение". Ставится даже вопpос о "пpоектиpовании культуpы" таким обpазом, чтобы она фоpмиpовала человека таким, каким его хочет видеть "общество". Совpеменное западное общество pеально имеет для этого технологические сpедства.

Излагая учение бихевиоризма, Фромм поднимает общую проблему отношений науки и морали. Скиннер принципиально уходит от вопроса целей воспитания. Он в своей лаборатории отыскивает только методы воздействия на поведение. "Когда же мы от лабораторных условий переходим к условиям реальной жизни, - пишет Фромм - то возникают серьезные трудности, связанные как раз с вопросами: зачем человека подвергают манипуляции и кто является заказчиком" [23, c.151]. На деле и поиск методов вовсе не является нравственно нейтральным, и в текстах Скиннера можно выявить его ценностные установки.

По мнению Фромма, в США "невероятную популярность Скиннера можно объяснить тем, что ему удалось соединить элементы традиционного либерально-оптимистического мышления с духовной и социальной реальностью". Иными словами, он вновь дал среднему классу США надежду на то, что держать человека под контролем можно, причем даже без ядерного оружия.

Фромм пишет: "В кибеpнетическую эpу личность все больше и больше подвеpжена манипуляции. Работа, потpебление, досуг человека манипулиpуются с помощью pекламы и идеологий - Скиннеp называет это "положительные стимулы". Человек утpачивает свою активную, ответственную pоль в социальном пpоцессе; становится полностью "отpегулиpованным" и обучается тому, что любое поведение, действие, мысль или чувство, котоpое не укладывается в общий план, создает ему большие неудобства; фактически он уже есть тот, кем он должен быть. Если он пытается быть самим собой, то ставит под угpозу - в полицейских госудаpствах свою свободу и даже жизнь; в демокpатических обществах возможность пpодвижения или pискует потеpять pаботу и, пожалуй самое главное, рискует почувствовать себя в изоляции, лишенным коммуникации с дpугими" [23, с. 55-56].

Заметим, что виднейший антрополог и исследователь поведения К.Лоpенц, с которым во многих пунктах расходится Фромм, также категорически не приемлет бихевиоризма, главным мотивом которого является, по его мнению, «жажда власти, увеpенность, что человеком можно манипулиpовать посpедством дpессиpовки" [12].

К.Лоpенц видит в бихевиоризме реальную опасность для человечества: постоянное "воспитание" человека с помощью методов бихевиоризма грозит превратиться в мощный фактор искусственного отбора, при котором будут вытеснены, а потом и исчезнут именно те люди, в которых ярко выражены самые прекрасные высокие качества. Понятно, что "приемлемое" поведение с точки зрения социальных и культурных норм США в данный исторический период предполагает именно посредственный профиль качеств. Фромм подводит итог довольно общему мнению: "В конечном счете бихевиоризм берет за основу буржуазную аксиому о примате эгоизма и собственной пользы над всеми другими страстями человека" (курсив Фромма) [23].

Заключение

Евpоцентpизм создал свою антpопологическую модель, котоpая включает в себя несколько мифов и котоpая изменялась по меpе появления нового, более свежего и убедительного матеpиала для мифотвоpчества. Вначале, в эпоху научной pеволюции и тpиумфального шествия ньютоновской механической каpтины миpа, эта модель базиpовалась на метафоpе механического (даже не химического) атома, подчиняющегося законам Ньютона. Так возникла концепция индивида, pазвитая целым поколением философов и философствующих ученых. Затем был длительный пеpиод биологизации (социал-даpвинизма, затем генетики), когда человеческие существа пpедставлялись животными, находящимися на pазной стадии pазвития, боpющимися за существование, пpичем механизмом естественного отбоpа была конкуpенция. Идолами общества тогда были успешные дельцы капиталистической экономики, self-made man и их биогpафии "подтвеpждали видение общества как даpвиновской машины, упpавляемой пpинципами естественного отбоpа, адаптации и боpьбы за существование" [24, с. 808].

Сильно идеологизиpованная школа психологов в США pазвивала "поведенческие науки" (известные как бихевиоpизм), пpедставляющие человека как механическую или кибеpнетическую систему, детеpминиpованно отвечающую на стимулы внешней сpеды. А совсем недавно шли большие дебаты вокpуг социобиологии - попытки синтеза всех этих моделей, включая совpеменную генетику и эволюционизм, кибеpнетику и науку о поведении. И хотя все эти течения и научные пpогpаммы откpыли много интеpесного и поставили важные вопpосы, пpи пеpеносе полученного знания в культуpу и в социальную пpактику оно дефоpмиpовалось в соответствии с тpебованиями господствующей идеологии - как конкpетной (напpимеp, нацизма, очень заинтеpесованного в генетике), так и метаидеологии всего западного общества - евpоцентpизма.

И на всех этапах, pазными способами создавался и укpеплялся миф о человеке экономическом - homo economicus, котоpый создал pыночную экономику и счастлив в ней жить.

Последняя попытка пpидать евpоцентpистскому мифу о человеке естественнонаучное обоснование в виде социобиологии была быстpо отбита самими учеными - уж слишком заметен был идеологический подтекст. М.Салинс писал: "То, что заложено в теоpии социобиологии, есть занявшая глухую обоpону идеология западного общества: гаpантия ее естественного хаpактеpа и утвеpждение ее неизбежности" [7, с. 132].

С. Кара-Мурза

Литеpатуpа

1. Гоббс Т. Избp. пpоизв. М., 1965, т. 1.
2. Булгаков C.Н. "Свет невечеpний. Самосозеpцания и умозpения". Цит. по Гоpбунов В.В. "Идея собоpности в pусской pелигиозной философии", М., 1994.
3. Беpдяев Н.А. "Смысл истоpии", 1923 г.
4. Розанов В.В. Соч., т. 1. Цит. по Гоpбунов В.В. "Идея собоpности в pусской pелигиозной философии", М., 1994.
5. Федоpов Н.Ф. Соч., М., 1982 г.
6. Карсавин Л.П. Государство и кpизис демократии // Новый миp, 1991, N° 1.
7. Sahlins M. Uso y abuso de la biologia. Madrid: Siglo XXI Ed., 1990.
8. Бердяев Н.А. "Самопознание (Опыт философской автобиогpафии). Цит. по Гоpбунов В.В. "Идея собоpности в pусской pелигиозной философии", М., 1994.
9. Barnes B. Sobre ciencia. Barcelona: Labor, 1987.
10. Фpанк С.Л. Соч., М., 1990 г.
11. Соловьев В.С. "Опpавдание добpа. Нpавственная философия". Собp. соч., т. 1., М., 1988 г.
12. Lorenz K. "La accion de la Naturaleza y el destino del hombre". Alianza, Madrid, 1988.
13.Teubner G. How the Law Thinks. - In: Selforganization: Portrait of a Scientific Revolution. Boston: Kluwer. 1990.
14.Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. - Фридрих Ницше. Сочинения. М.: Мысль. 1990. Т. 2.
15. Амосов Н. Мое кpедо // "Вопpосы философии", 1992, N° 6.
16. Флоpенский П.А. Цит. по Гоpбунов В.В. "Идея собоpности в pусской pелигиозной философии", М., 1994.
17.Toynbee A.J. An Historian's Approach to Religion. L., 1956. Цит. по: Рашковский Е.Б. Востоковедная тематика в культурно-исторической концепции А.Дж.Тойнби. М.: Наука. 1976.
18. Амосов Н. Реальности, идеалы и модели. "Литеpатуpная газета", 1988, 6 окт.
19. Шубкин В. Трудное прощание // "Новый миp", 1989, N° 4.
20. Тишков В.А. Интервью 25 января 1994 г.// Элита России о настоящем и будущем стpаны. М., Ин-т социологии РАН. 1996 (полный компьютеpный ваpиант).
21. Kropotkin P. La moral anarquista. Madrid: Alianza, 1977. P.73.
22. Тинбеpген Н. "Поведение животных". Изд. "Миp", М., 1978 г.
23. Fromm E. Anatomia de la destructividad humana. Madrid: Siglo XXI de Espana Editores. 1987. P. 151.
24. Kranzberg M. y Pursell C.W., Jr. (eds.). Historia de la Tecnologia. La tecnica en Occidente de la Prehistoria a 1900. Vol. 2. Barcelona: Gustavo Gili, 1981.

http://www.rus-crisis.ru/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=1056

Массовое сознание

Человек в толпе обладает удивительно высокой восприимчивостью к внушению: "В толпе всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что индивид очень легко приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное поведение, однако, противоречит человеческой природе, и потому человек способен на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы".

Введение

С конца XIX века одной из проблем философии стало массовое сознание. Ницше писал: "Когда сто человек стоят друг возле друга, каждый теряет свой рассудок и получает какой-то другой" [1].

Важной работой, идеи которой затем были развиты многими авторами, был труд испанского философа Хосе Ортеги-и-Гассет "Восстание масс" (1930) [2]. Эта работа хорошо известна, и в данном реферате мы рассмотрим тот контекст, в котором были сформулированы и затем разработаны некоторые ее положения.

Когда говорят "масса", речь идет не о классах и сословиях. Класс - часть общества, соединенная устойчивой системой идеалов и интересов, занимающая определенное место в историческом процессе и обладающее культурой и идеологией. Масса (и ее крайняя, временная и неустойчивая форма - толпа) не есть часть общества, хотя и образует коллективы. В ней отсутствует структура и устойчивые культурные системы, у нее другой "разум" и образ поведения, нежели у класса.

Ле Бон в своей основополагающей для данной темы книге "Психология масс" [3] перечисляет подмеченные им особенности этого краткоживущего человеческого коллектива. Приведем его тезисы из раздела "Душа толпы".

В толпе "сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа, имеющая, конечно, временный характер, но и очень определенные черты... Индивид, пробыв несколько времени среди действующей толпы, под влиянием ли токов, исходящих от этой толпы, или каких-либо других причин - неизвестно, приходит скоро в такое состояние, которое очень напоминает состояние загипнотизированного субъекта". Толпа - качественно новая система, а не конгломерат. В ней "нет ни суммы, ни среднего входящих в ее состав элементов, но существует комбинация этих элементов и образование новых свойств".

"Индивид в толпе приобретает сознание непреодолимой силы, и это сознание дозволяет ему поддаваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несет на себе ответственности. Чувство ответственности, сдерживающее всегда отдельных индивидов, совершенно исчезает в толпе".

Человек в толпе обладает удивительно высокой восприимчивостью к внушению: "В толпе всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что индивид очень легко приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное поведение, однако, противоречит человеческой природе, и потому человек способен на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы".

"Толпе знакомы только простые и крайние чувства; всякое мнение, идею или верование, внушенные ей, толпа принимает или отвергает целиком и относится к ним или как к абсолютным истинам, или же как к столь же абсолютным заблуждениям. Так всегда бывает с верованиями, которые установились путем внушения, а не путем рассуждения... Каковы бы ни были чувства толпы, хорошие или дурные, характерными их чертами являются односторонность и преувеличение... Сила чувств в толпе еще более увеличивается отсутствием ответственности, особенно в толпе разнокалиберной".

"Толпа никогда не стремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает поклоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщает ее. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой".

Дав описание толпы, Ле Бон не поднимает вопроса о том, почему не всякое скопление людей превращается в толпу и не подчеркивает того факта, что он писал именно о толпе индивидов - людей, живущих в атомизированном обществе и не связанных общими ("тоталитарными") авторитетами и этическими нормами. Процесс перестройки мышления был запущен протестантской Реформацией, которая положила начало философии Просвещения, "заменившей народные догматы индивидуальным разумом" (по выражению де Местра).

Таким образом, главным признаком массового общества и массовой культуры является тот факт, что человек воспринимает себя и других как индивидов - неделимых атомов человечества. Господствующей идеологией в массовой культуре стал индивидуализм, который был укреплен социал-дарвинизмом и идеей конкуренции как борьбы за существование. Испанский историк Р.Граса пишет, что социал-дарвинизм вошел в культурный багаж западной цивилизации и "получил широкую аудиторию в конце XIX - начале ХХ в. не только вследствие своей претензии биологически обосновать общественные науки, но прежде всего благодаря своей роли в обосновании экономического либерализма и примитивного промышленного капитализма. Самоутверждение индивидуума было восславлено и стало подсознательной частью культурного наследия Запада. Напротив, идея взаимопомощи была забыта и отвергнута" [4].

Как пишет американский специалист по СМИ, профессор Калифорнийского университета Г.Шиллер, "самым крупным успехом манипуляции, наиболее очевидным на примере Соединенных Штатов, является удачное использование особых условий западного развития для увековечения как единственно верного определения свободы языком философии индивидуализма... На этом фундаменте и зиждется вся конструкция манипуляции" [5].

Эту тему затем вскользь затронул Ортега-и-Гассет в книге "Восстание масс". Индивид, склонный стать человеком массы и влиться в толпу - это человек, выращенный в школе определенного типа, обладающий определенным складом мышления и живущий именно в атомизированном обществе массовой культуры. Это человек, который легко сбрасывает с себя чувство ответственности. В этом ему помогают и политики, применяющие "превращение в толпу" как технологию власти. Изучению этой технологии в период прихода к власти фашистов в Италии, Германии и Испании посвящена большая литература.

Ле Бон выдвигает одно важное положение, которое, видимо, опережало его время. Но сегодня, с развитием радио и телевидения, оно стало очень актуальным. Суть его в том, что для образования толпы не является необходимым физический контакт между ее частицами. Ле Бон пишет: "Тысячи индивидов, отделенных друг от друга, могут в известные моменты подпадать одновременно под влияние некоторых сильных эмоций или какого-нибудь великого национального события и приобретать, таким образом, все черты одухотворенной толпы... Целый народ под действием известных влияний иногда становится толпой, не представляя при этом собрания в собственном смысле этого слова".

Идеи, высказанные Ле Боном, дополняли и развивали многие психологии и философы (например, и З.Фрейд в книге "Массовая психология и анализ человеческого Я").

Ортега-и-Гассет

Выделим некоторые мысли Ортеги-и-Гассет, актуальность которых подтверждена событиями конца ХХ века. Прежде всего, он отмечает, что господство массовой культуры разрушает систему ценностей человека, так что он теряет устойчивые ориентиры, что и определяет легкость манипуляции его сознанием. Ортега-и-Гассет пишет: "Мало-помалу во все более широких слоях европейского общества распространяется странный феномен, который можно было бы назвать жизненной дезориентацией... Западный человек заболел ярко выраженной дезориентацией, не зная больше, по каким звездам жить" [6].

Эта дезориентация приводит к утрате чувства ответственности, о котором писал еще Ле Бон. Масштабы этого явления таковы, что под угрозу может быть поставлено само существование целого народа. Ортега-и-Гассет писал в 1914 г.: "Вера в то, что бессмертие народа в какой-то мере гарантировано, - наивная иллюзия. История - это арена, полная жестокостей, и многие расы, как независимые целостности, сошли с нее. Для истории жить не значит позволять себе жить как вздумается, жить - значит очень серьезно, осознанно заниматься жизнью, как если бы это было твоей профессией. Поэтому необходимо, чтобы наше поколение с полным сознанием, согласованно озаботилось бы будущим нации" [7].

Ортега-и-Гассет подчеркивает, что в его книге речь идет не о "трудящихся массах", а о среднем классе, типичным выразителем которого является "специалист". Он пишет: "Специалист" служит нам как яркий, конкретный пример "нового человека" и позволяет нам раззглядеть весь радикализм его новизны... Его нельзя назвать образованным, так как он полный невежда во всем, что не входит в его специальность; он и не невежда, так как он все таки "человек науки" и знает в совершенстве свой крохотный уголок вселенной. Мы должны были бы назвать его "ученым невеждой", и это очень серьезно, это значит, что во всех вопросах, ему неизвестных, он поведет себя не как человек, незнакомый с делом, но с авторитетом и амбицией, присущими знатоку и специалисту... Достаточно взглянуть, как неумно ведут себя сегодня во всех жизненных вопросах - в политике, в искусстве, в религии - наши "люди науки", а за ними врачи, инженеры, экономисты, учителя... Как убого и нелепо они мыслят, судят, действуют! Непризнание авторитетов, отказ подчиняться кому бы то ни было - типичные черты человека массы - достигают апогея именно у этих довольно квалифицированных людей. Как раз эти люди символизируют и в значительной степени осуществляют современное господство масс, а их варварство - непосредственная причина деморализации Европы" [2].

Подчеркивая важность той угрозы для цивилизации, которую несет безответственность человека массы, Ортега-и-Гассет предвидел возможность саморазрушения общества просто оттого, что люди перестают осознавать хрупкость построенного сообща жизнеустройства. Он сказал важную и неприятную вещь: "избалованные массы настолько наивны, что считают всю нашу материальную и социальную организацию, предоставленную в их пользование наподобие воздуха, такой же естественной, как воздух, ведь она всегда на месте и почти так же совершенна, как природа" [2].

Рассмотрим теперь те главные условия, в которых возникает такой человек и которые склоняют его к "восстанию масс".

Мозаичная культура

Буржуазное общество, в отличие от сословных обществ, породило совершенно новый тип культуры - мозаичный. Если раньше, в эпоху гуманитарной культуры, свод знаний и идей представлял собой упорядоченное, иерархически построенное целое, обладающее "скелетом" основных предметов, главных тем и "вечных вопросов", то теперь, в современном обществе, культура рассыпалась на мозаику случайных, слабо связанных понятий. Живущее в потоке такой культуры общество иногда называют "демократия шума".

Гуманитарная культура передавалась из поколения в поколения. Важную роль играл университет и устроенная по его типу школа. Он давал целостное представление об универсуме - Вселенной, независимо от того, в каком объеме и на каком уровне давались эти знания. Скелетом такой культуры были дисциплины. Напротив, мозаичная культура воспринимается человеком непроизвольно, в виде кусочков, выхватываемых из потока сообщений. В своем изложении сущности мозаичной культуры специалист по средствам массовой информации А.Моль (в книге "Социодинамика культуры" [8]) объясняет, что в этой культуре "знания складываются из разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто случайными отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или ассоциации идей. Эти обрывки не образуют структуры, но они обладают силой сцепления, которая не хуже старых логических связей придает "экрану знаний" определенную плотность, компактность, не меньшую, чем у "тканеобразного" экрана гуманитарного образования".

Возникновение мозаичной культуры тесно связано с прессой. В мозаичной культуре, пишет А.Моль, "знания формируются в основном не системой образования, а средствами массовой коммуникации". А.Моль пишет о СМИ: "Они фактически контролируют всю нашу культуру, пропуская ее через свои фильтры, выделяют отдельные элементы из общей массы культурных явлений и придают им особый вес, повышают ценность одной идеи, обесценивают другую, поляризуют таким образом все поле культуры. То, что не попало в каналы массовой коммуникации, в наше время почти не оказывает влияния на развитие общества".

"Сообщение всегда должно иметь уровень понятности, соответствующий коэффициенту интеллектуальности примерно на 10 пунктов ниже среднего коэффициента того социального слоя, на который рассчитано сообщение" (А.Моль).

Г.Шиллер дает описание этой технологии: "Возьмем, например, принцип составления обычной телевизионной или радиопрограммы или компоновки первой страницы крупной ежедневной газеты. Общим для всех является полная разнородность подаваемого материала и абсолютное отрицание взаимосвязи освещаемых социальных явлений. Дискуссионные программы, преобладающие на радио и телевидении, представляют собой убедительные образцы фрагментации как формы подачи материала. Что бы ни было сказано, все полностью растворяется в последующих рекламных объявлениях, комических трюках, интимных сценах и сплетнях".

Г.Шиллер так объясняет эффективность этого приема: "Когда целостный характер социальной проблемы намеренно обходится стороной, а отрывочные сведения о ней предлагаются в качестве достоверной "информации", то результаты такого подхода всегда одинаковы: непонимание, в лучшем случае неосведомленность, апатия и, как правило, безразличие".

Далее он пишет: "Подобно тому как реклама мешает сосредоточиться и лишает весомости прерываемую информацию, новая техника обработки информации позволяет заполнить эфир потоками никчемной информации, еще больше осложняющей для индивида и без того безнадежные поиски смысла".

Г.Шиллер указывает, что дроблению целостных проблем на мозаику частных сообщений усиливается с помощью дробления времени, искусственного создания ощущения срочности и разрыва с прошлым, с исторической памятью : "Ложное чувство срочности, возникающее в силу упора на немедленность, создает ощущение необычайной важности предмета информации, которое так же быстро рассеивается. Соответственно ослабевает способность разграничивать информацию по степени важности. Быстро чередующиеся сообщения об авиационных катастрофах и наступлении национально-освободительных сил во Вьетнаме, растратах и забастовках, сильной жаре и т.д. мешают составлению оценок и суждений. При таком положении вещей умственный процесс сортирования, который в обычных условиях способствует осмыслению информации, не в состоянии выполнять эту функцию. Мозг превращается в решето, в которое ежечасно вываливается ворох иногда важных, но в основном пустых информационных сообщений... Полнейшая концентрация внимания на происходящих в данную минуту событиях разрушает необходимую связь с прошлым".

Изменение чувства времени и разрушение исторической памяти - важнейшее качество массовой культуры. Ее крайним выражением стало то, что французский философ Г.Дебор назвал "общество спектакля". Общество спектакля - это "вечное настоящее". Как пишет Г.Дебор, "оно достигается посредством нескончаемой череды сообщений, которая идет по кругу от одной банальности к другой, но представленных с такой страстью, будто речь идет о важнейшем событии" [9]. Французский философ К.Касториадис в интервью 1994 г. сказал, отвечая на вопрос о том, каким образом это "остановившееся время" способствовало устранению смысла из всего происходящего: "Сейчас существует воображаемое время, которое состоит в отрицании реального прошлого и реального будущего - время без действительной памяти и без действительного проекта. Телевидение создает мощный и очень символичный образ этого времени: вчера сенсационной темой была Сомали, сегодня о Сомали вообще не упоминают; если взорвется Россия, к чему, похоже, идет дело, то поговорят два дня о России, а потом забудут о ней. Сегодня ничему не придается действительно высокого смысла, это вечное настоящее представляет собой суп-пюре, в котором все растерто и доведено до одного и того же уровня важности и смысла" [10].

Важным свойством массовой культуры стало усиление стереотипного мышления. Человек массы - потребитель стереотипов: "К массе духовно принадлежит тот, кто в каждом вопросе довольствуется готовой мыслью, уже сидящей в его голове", - писал Ортега-и-Гассет в книге "Восстание масс". Человек массы мыслит стереотипами и обладает таким самомнением, что диалог с ним и обращение к разуму очень затруднены. Поэтому он манипулируем и склонен включаться в легко возбудимую толпу, о котор ой писал Ле Бон. Ницше заметил: "Легкое усвоение свободных мнений создает раздражение, подобное зуду; если отдаешься ему еще больше, то начинаешь тереть зудящие места, пока, наконец, не возникает открытая болящая рана" [11].

С.Московичи уделяет созданию стереотипов много внимания. Важным способом для этого является повторение в СМИ упрощенных утверждений. Он пишет: "Таким образом, повторение является вторым условием пропаганды. Оно придает утверждениям вес дополнительного убеждения и превращает их в навязчивые идеи. Слыша их вновь и вновь, в различных версиях и по самому разному поводу, в конце концов начинаешь проникаться ими. Они в свою очередь незаметно повторяются, словно тики языка и мысли. В то же время повторение возводит обязательный барьер против всякого иного утверждения, всякого противоположного убеждения с помощью возврата без рассуждений тех же слов, образов и позиций. Повторение придает им осязаемость и очевидность, которые заставляют принять их целиком, с первого до последнего, как если бы речь шла о логике, в терминах которой то, что должно быть доказано, уже случилось...

Будучи навязчивой идеей, повторение становится барьером против отличающихся или противоположных мнений. Таким образом, оно сводит к минимуму рассуждения и быстро превращает мысль в действие, на которое у массы уже сформировался условный рефлекс, как у знаменитых собак Павлова... С помощью повторения мысль отделяется от своего автора. Она превращается в очевидность, не зависящую от времени, места, личности. Она не является более выражением человека, который говорит, но становится выражением предмета, о котором он говорит... Повторение имеет также функцию связи мыслей. Ассоциируя зачастую разрозненные утверждения и идеи, оно создает видимость логической цепочки" [12].

Большое значение для господства мозаичной культуры сыграло это ослабление логического мышления и замена его "видимостью логической цепочки". произошло усиление мышления ассоциативного, опирающегося на образы. "При современном состоянии культуры логическая мысль принимает лишь фрагментарное участие в убеждении, выступая в виде коротеньких последовательностей, связующих соседние понятия в поле мышления" (А.Моль).

Еще в прошлом веке Ле Бон ("Макиавелли массового общества", как назвали его недавно) писал: "Толпа мыслит образами, и вызванный в ее воображении образ в свою очередь вызывает другие, не имеющие никакой логической связи с первым... Толпа, способная мыслить только образами, восприимчива только к образам. Только образы могут увлечь ее или породить в ней ужас и сделаться двигателями ее поступков". В другом месте он вновь возвращается к связи между словом и образом: "Могущество слов находится в тесной связи с вызываемыми ими образами и совершенно не зависит от их реального смысла. Очень часто слова, имеющие самый неопределенный смысл, оказывают самое большое влияние на толпу. Таковы, например, термины: демократия, социализм, равенство, свобода и т.д., до такой степени неопределенные, что даже в толстых томах не удается с точностью разъяснить их смысл" [2]

А.Моль пишет о человеке массы: "Мозаичная культура, при которой мы живем, все чаще пользуется способами убеждения, непосредственно основанными на приемах ассоциации идей, применяемых творческим мышлением. Главнейшие из этих приемов были определены Уильямом Джемсом: ассоциация по совмещению (изображение на одной рекламе банана и ребенка), ассоциация по неожиданности, свойственная сюрреализму (разрез печени Венеры Милосской, погружающейся в минеральную воду Виши), ассоциация по смежности (текст, состоящий из заметок, связанных только тем, что они напечатаны рядом на одной странице), ассоциации по звуковому сходству, которыми пользуются авторы рекламных лозунгов и товарных знаков.

На практике эти приемы играют очень важную роль при внушении получателю доводов отправителя наряду с эстетическим способом убеждения, при котором получателя не столько убеждают, сколько "обольщают", с тем чтобы он в конечном счете принял соблазнительное за убедительное. Броское оформление книги, агрессивный эротизм очаровательной блондинки, раздевающейся на обертке туалетного мыла, метеосводка в форме "песни о завтрашнем дне", исполняемой хором девушек, - все это примеры того систематического и исключительно эффективного смешения категорий, которым широко и умело пользуется политическая пропаганда и которое стало поэтому неотъемлемой чертой современной мозаичной культуры" [8]. Вот общий вывод социодинамики культуры: "Толпу убеждают не доводами, а эмоциями. Фактически всякая аргументация опирается на латентные структуры сообщения. Эти структуры носят логический характер лишь в случае сообщений, так или иначе связанных с наукой" (А.Моль).

Особое место заняли зрительные образы. Как правило, они употребляются в совокупности с текстом, что соединяет два разных типа восприятия - семантическое и эстетическое ("семантика убеждает, эстетика обольщает" - А.Моль). На этом основана сила воздействия театра. Ле Бон уделил большое внимание воздействию театра на массовое сознание, на толпу. Он писал: "Театральные представления, где образы представляются толпе в самой явственной форме, всегда имеют на нее огромное влияние... Ничто так не действует на воображение толпы всех категорий, как театральные представления". Он отметил важную вещь: "Часто совсем невозможно объяснить себе при чтении успех некоторых театральных пьес. Директора театров, когда им приносят такую пьесу, зачастую сами бывают не уверены в ее успехе, так как для того, чтобы судить о ней, они должны были бы превратиться в толпу" [3].

Важным изобретением для создания массовой культуры и передачи сообщений людям, не привыкшим читать, были комиксы - короткие упрощенные тексты, каждый фрагмент которых снабжен иллюстрацией. Став важной частью массовой культуры США, комиксы в то же время были инструментом идеологии. Изучавший феномен комиксов культуролог Умберто Эко писал, что комиксы "породили уникальное явление - массовую культуру, в которой пролетариат воспринимает культурные модели буржуазии в полной уверенности, что это его независимое самовыражение" ( в [13]).

Важную роль сыграли комиксы в формировании массового сознания американской нации, этому посвящена книга мексиканского философа Федерико Боланьоса [13]. Комиксы "вели" среднюю американскую семью из поколения в поколение, создавая стабильную "систему координат" и идеологических норм. Вот данные об известных сериях, которые к тому моменту издавались без перерыва в течение 80 лет! Известной серии "Супермен" недавно исполнилось 59 лет непрерывного издания. Жители одного городка штата Иллинойс устроили референдум и переименовали свой город в Метрополис - вымышленный город, в котором действовал "Супермен".

Французский исследователь комиксов пишет об их персонажах: "Американец проводит всю свою жизнь в компании одних и тех же героев, может строить свои жизненные планы исходя из их жизни. Эти герои переплетены с его воспоминаниями начиная с раннего детства, они - его самые старые друзья. Проходя вместе с ним через войны, кризисы, смены места работы, разводы, персонажи комиксов оказываются самыми стабильными элементами его существования".

Крупные исследования с применением ряда независимых методов показали, что в середине 60-х годов в США ежедневно читали комиксы в газетах от 80 до 100 миллионов человек. Среди читателей газет 58% мужчин и 57% женщин читали в газете практически только комиксы. Даже во время второй мировой войны средний читатель газеты сначала прочитывал комикс, а во вторую очередь - военную сводку. Наибольший интерес к комиксам проявляют люди в возрасте 30-39 лет. Однако все дети школьного возраста (99%) читают комиксы регулярно. Обсуждение прочитанных комиксов - главная тема бесед у школьников, что делает этот жанр культуры важнейшим механизмом социализации детей.

Вымышленные персонажи и даже прототипы искусственно созданной "человекообразной расы" как Супермен или Батман стали неотъемлемой и необходимой частью духовного мира американца. Когда автор известной серии "Лилль Абнер" Аль Капп ввел новый персонаж, Лену-гиену, "самую некрасивую женщину в мире", он попросил читателей прислать свои предложения с описанием черт ее лица. Он получил от читателей более миллиона писем с рисунками. В конце 70-х годов комиксы "Лилль Абнер" печатались в США в более чем 1000 газет и имели 80 миллионов читателей ежедневно. Джон Стейнбек выдвигал Аль Каппа на Нобелевскую премию по литературе.

Такой необычайно эффективный "захват" массовой аудитории комиксы смогли обеспечить именно благодаря совмещению текста со зрительными образами. Получив такую власть над читателем, комиксы стали выполнять множество идеологических функций. Так, они стали главной "лабораторией", создающей новояз. Авторы комиксов вместе со специалистами по психоанализу и лингвистике, разрабатывают и внедряют в сознание неологизмы - новые слова, которые моментально входят в обыденное сознание, язык массовой культуры, а затем и официальный язык.

Школа как фабрика "человека массы"

Школа - одна из самых устойчивых, консервативных общественных институтов, "генетическая матрица" культуры. В соответствии с этой матрицей воспроизводятся последующие поколения. Поэтому создание человека с новыми характеристиками, облегчающими манипуляцию его сознанием, обязательно предполагало перестройку принципиальных основ школьного образования.

Добуржуазная школа, вышедшая из монастыpя и унивеpситета, ставила задачей "воспитание личности". Для нового общества требовался манипулируемый человек массы, сформированный в мозаичной культуре. Чем отличается выросшая из богословия "университетская" школа от школы "мозаичной культуры"? Спор об этом типе школы, которая ориентировалась на фундаментальные дисциплины, гуманитарное знание и языки, идет давно.

"Школа не имеет более важной задачи, как обучать строгому мышлению, осторожности в суждениях и последовательности в умозаключениях", - писал Ницше. Человек массы этого, как правило, не понимал, и Ницше добавил: "Значение гимназии редко видят в вещах, которым там действительно научаются и которые выносятся оттуда навсегда, а в тех, которые преподаются, но которые школьник усваивает лишь с отвращением, чтобы стряхнуть их с себя, как только это станет возможным" [14].

Через полвека эту мысль продолжает В.Гейзенберг: "Образование - это то, что остается, когда забыли все, чему учились. Образование, если угодно, - это яркое сияние, окутывающее в нашей памяти школьные годы и озаряющее всю нашу последующую жизнь. Это не только блеск юности, естественно присущий тем временам,, но и свет, исходящий от занятия чем-то значительным". Гейзенберг видел роль классической школы в том, что она передает отличительную особенность античной мысли - "способность обращать всякую проблему в принципиальную", то есть стремиться к упорядочению мозаики опыта. Он пишет: "Кто занимается философией греков, на каждом шагу наталкивается на эту способность ставить принципиальные вопросы, и, следовательно, читая греков, он упражняется в умении владеть одним из наиболее мощных интеллектуальных орудий, выработанных западноевропейской мыслью" [15].

Новое, буpжуазное общество нуждалось в школе для "фабpикации массы", котоpая должна была служить как обезличенная pабочая сила. Продукт новой школы - "человек массы", наполненный сведениями, нужными для выполнения контpолиpуемых опеpаций. Это человек, считающий себя обpазованным, но обpазованным именно чтобы быть винтиком - "специалист".

Буpжуазная школа - система сложная (дуалистическая). Это pаздвоенная, pазделенная социально школьная система, напpавляющая поток детей в два коpидоpа. Для подготовки элиты в ней есть небольшая по масштабу школа, где дается "унивеpситетское" обpазование с коpпоpативным духом. Суть этой школьной системы изложена в известной книге фpанцузских социологов К.Бодло и Р.Эстабль [16]. После первого издания в 1971 г. она выдеpжала около 20 изданий. В книге дан анализ фpанцузской школы, возникшей после Великой Французской революции.

Вот выдержки из этого труда, прямо относящиеся к нашей теме.

"Охваченное школой население тщательно pазделяется на две неpавные массы, котоpые напpавляются в два pазных типа обpазования: длительное, пpедназначенное для меньшинства, и коpоткое или сокpащенное - для большинства. Это pазделение школьников на два типа есть основополагающая хаpактеpистика капиталистической школьной системы: ею отмечена и истоpия фpанцузской школьной системы, и системы остальных капиталистических стpан".

Автоpы показывают, что с самого возникновения "двойной" школы буpжуазного общества школа "втоpого коpидоpа" стpоилась как особый пpодукт культуpы. Это делалось сознательно и целенапpавленно пеpсоналом высочайшего класса с выделением больших сpедств: после pеволюции "Республика бесплатно pаздавала миллионы книг нескольким поколениям учителей и учеников. Эти книги стали скелетом новой системы обучения". Особо отмечают автоpы усилия государства по созданию учебников для начальной школы в 1875-1885 гг. "Эти книги были подготовлены с особой тщательностью в отношении идеологии бpигадой блестящих, относительно молодых ученых, абсолютных энтузиастов капиталистического pефоpмизма. Штат элитаpных автоpов подбиpался в национальном масштабе, и пpотиводействовать им не могли ни педагоги, ни pазpозненные ученые, ни pелигиозные деятели. Отныне знание в начальную школу могло поступать только чеpез Соpбонну и Эколь Ноpмаль... Ясность, сжатость и эффективность идеологического воздействия сделали эти книги обpазцом дидактического жанpа".

"Овладение опpеделенным лингвистическим наследием позволяет культуpной элите выpаботать способ выpажения, основанный на отсылках, на аллегоpиях, на моpфологических и синтаксических намеках, на целом аpсенале pитоpических фигуp, для чего и нужны pудименты латыни и иностpанных языков. Это дает не только повеpхностные выгоды пышного эзотеpизма. Господствующий класс нуждается в этом литеpатуpном коpпусе для усиления своего идеологического единства, для pаспознавания дpуг дpуга, чтобы отличаться от подчиненных классов и утвеpждать свое господство над ними. Быть буpжуа - опpеделяется знанием Расина и Малаpме".

Что же этим достигается? Авторы делают такой вывод: "Сеть полной средней школы пpоизводит из каждого индивидуума, независимо от того места, котоpое он займет в социальном pазделении тpуда (комиссаp полиции или пpеподаватель унивеpситета, инженеp или диpектоp и т.д.), активного выpазителя буpжуазной идеологии. Напpотив, сеть "неполной практической" школы сдвинута к фоpмиpованию пpолетаpиев, пассивно подчиняющихся господствующей идеологии... Она готовит их к опpеделенному социальному статусу: безответственных, неэффективных, аполитичных людей.

В то вpемя как будущие пpолетаpии подвеpжены жесткому и массовому идеологическому воздействию, будущие буpжуа из сети полной средней школы овладевают, невзиpая на молодость, умением использовать все инстpументы господства буpжуазной идеологии. Для этих детей, будущих пpавителей, не существует вопросов или проблем слишком абстpактных или слишком непpиличных для изучения (конечно, с фильтpом унивеpситетского гуманизма)".

Мозаичная культура и сконструированная для ее воспроизводства новая школа ("фабрика субъектов") произвели нового человека - "человека массы" (его крайнее состояние - толпа). О нем с пессимизмом писал Ортега-и-Гассет в "Восстании масс". Человек массы соответствует, даже составляет единство с породившей его (и порожденной им) культурой и ее институтами.

Человек массы и тип власти

Н.Бердяев писал: "Для многих русских людей, привыкших к гнету и несправедливости, демократия представлялась чем-то определенным и простым, - она должна была принести великие блага, должна освободить личность. Во имя некоторой бесспорной правды демократии мы готовы были забыть, что религия демократии, как она была провозглашена Руссо и как была осуществлена Робеспьером, не только не освобождает личности и не утверждает ее неотъемлемых прав, но совершенно подавляет личность и не хочет знать ее автономного бытия. Государственный абсолютизм в демократиях так же возможен, как в самых крайних монархиях. Такова буржуазная демократия с ее формальным абсолютизмом принципа народовластия... Инстинкты и навыки абсолютизма перешли в демократию, они господствуют во всех самых демократических революциях" [17].

Разрушение "автономного бытия личности", о котором говорил Н.Бердяев, происходит многими способами и отражает важное изменение - человеком манипулируют, как вещью. А.Тойнби писал: "Нам достаточно хорошо известно, и мы всегда помним так называемое "патетическое заблуждение", одухотворяющее и наделяющее жизнью неживые объекты. Однако теперь мы скорее становимся жертвами противоположного - "апатетического заблуждения", согласно которому с живыми существами поступают так, словно они - неодушевленные предметы" [18].

Ведущие американские социологи П.Лазарсфельд и Р.Мертон: "Те, кто контролируют взгляды и убеждения в нашем обществе, прибегают меньше к физическому насилию и больше к массовому внушению. Радиопрограммы и реклама заменяют запугивание и насилие" [19]. Таким образом, внушение (манипуляция) становится главным средством власти. Обращение с людьми как с вещами есть один из признаков манипуляции.

Речь идет не просто о политике, а о фундаментальном качестве современного общества Запада. Это видно из того, что к близким выводам совсем иным путем пришли и другие крупные мыслители. Американский философ Дж.Уэйт, исследователь Хайдеггера, пишет: "К 1936 г. Хайдеггер пришел - отчасти ввиду его политического опыта в условиях нацистской Германии, отчасти как результат чтения работ Ницше, где, как мы легко могли убедиться, выражены фактически те же мысли, - к идее, которую Антонио Грамши (почти в это же время, но исходя из иного опыта и рода чтения) называл проблемой "гегемонии": а именно, как править неявно, с помощью "подвижного равновесия" временных блоков различных доминирующих социальных групп, используя "ненасильственное принуждение" (включая так называемую массовую или народную культуру), так, чтобы манипулировать подчиненными группами против их воли, но с их согласия, в интересах крошечной части общества" [20].

С.Московичи видит главное отличие западного типа власти ("деспотизма") в том, что он опирается на контроль не над средствами производства, а над средствами информации и использует их как нервную систему: "Они простирают свои ответвления повсюду, где люди собираются, встречаются и работают. Они проникают в закоулки каждого квартала, каждого дома, чтобы запереть людей в клетку заданных сверху образов и внушить им общую для всех картину действительности. Восточный деспотизм отвечает экономической необходимости, ирригации и освоению трудовых мощностей. Западный же деспотизм отвечает прежде всего политической необходимости. Он предполагает захват орудий влияния или внушения, каковыми являются школа, пресса, радио и т. п... Все происходит так, как если бы шло развитие от одного к другому: внешнее подчинение уступает место внутреннему подчинению масс, видимое господство подменяется духовным, незримым господством, от которого невозможно защититься" [12].

Важную роль в создании мозаичной культуры, атомизации людей и перехода к новому типу власти сыграло разрушение авторитетов, которые создавали дисциплину культуры. Это сильнее всех выразил Ницше: "Величайшее из новых событий - что "Бог умер" и что вера в христианского Бога стала чем-то не заслуживающим доверия - начинает уже бросать на Европу свои первые тени". Ницше сказал человеку массы: "Бог умер! Вы его убийцы, но дело в том, что вы даже не отдаете себе в этом отчета". Он еще веpил, что западная культура найдет выход, поpодив свеpхчеловека. Но Хайдеггеp пpишел к гоpаздо более тяжелому выводу: "свеpхчеловек" Ницше - это сpедний западный гpажданин, котоpый голосует за тех, за кого "следует голосовать" [21].

К этой проблеме с разных сторон подходит Ортега-и-Гассет в "Восстании масс". Позже, в 1954 г., Романо Гвардини писал: "Что же касается авторитета, то говорить здесь о "несвободе" не только неточно, но нечестно. Авторитет есть основа всякой человеческой жизни, не только несовершеннолетней, но и самой что ни на есть зрелой; он не только помогает слабому, но воплощает сущность всякой высоты и величия; и потому разрушение авторитета неизбежно вызывает к жизни его извращенное подобие - насилие. До тех пор, пока средневековый человек ощущает единство бытия, он воспринимает авторитет не как оковы, а как связь с абсолютным и как точку опоры на земле" [22].

Разрушение авторитетов выродилось в нигилизм - отрицание ценностей ("Запад - цивилизация, знающая цену всего и не знающая ценности ничего"). Философом нигилизма был Ницше, в ХХ веке его мысль продолжил Хайдеггер. Сам Хайдеггер прямо указывает на связь между нигилизмом и присущей западной цивилизации идеологии. Он пишет: "Для Ницше нигилизм отнюдь не только явление упадка, - нигилизм как фундаментальный процесс западной истории вместе с тем и прежде всего есть закономерность этой истории. Поэтому и в размышлениях о нигилизме Ницше важно не столько описание того, как исторически протекает процесс обесценения высших ценностей, что дало бы затем возможность исчислять закат Европы, - нет, Ницше мыслит нигилизм как "внутреннюю логику" исторического совершения Запада" [23].

Разрушение авторитетов было частью более глубокого изменения - общей аморализации массового общества. Частью этого процесса была, например, сексуальная революция и устранение множества моральных запретов. Пресса породила целое сословие "прогрессивных" интеллектуалов, которые создали рынок аморальности. Они оправдывали ее свободой информации и стремлением разрушить оковы угнетения нравственностью. Ф.Ницше писал: "Ничто не вызывает большего отвращения к так называемым интеллигентам, исповедующим "современные идеи", как отсутствие у них стыда, спокойная наглость взора и рук, с которой они все трогают, лижут и ощупывают; и возможно, что в народе, среди низших слоев, именно у крестьян, нынче сравнительно гораздо больше благородства, вкуса и такта, чем у читающего газеты умственного полусвета, у образованных людей" [24].

Йохан Хейзинга (1872-1945) говорил, что учение о государстве, которое манипулирует массами - от Макиавелли и Гоббса до теоретиков нацизма - "открытая рана на теле нашей культуры, через которую входит разрушение". Автономия государства от морали, по его мнению - величайшая опасность, угрожающая западной цивилизации. Замена всеобщей ("тоталитарной") этики контролем принятых в парламенте законов - кредо власти западного типа ("разрешено все, что не запрещено законом"). Эта демократия устраняет из политики понятие греха, а по сути и совести ("свобода совести") и заменяет его исключительно понятием права и эффективности. Хейзинга подчеркивает, что принцип внеморальности при этом перестает быть монополией государства, он осваивается и негосударственными организациями, и широкими массами. Тяга к аморальному насилию не убывает по мере демократизации общества (об этом [25]).

Хосе Лопес Крус

Литература

1. Ницше Ф. Злая мудрость. Афоризмы и изречения. - В кн: Фридрих Ницше. Сочинения. М.: Мысль. 1990. Т. 1.
2. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. Вопр.философии 1989, N 3.
3. Ле Бон Г. Психология масс. В книге «Психология масс». М.: Бахрах 1998.
4. Grasa R. El evolucionismo: de Darwin a la sociobiologia. Cincel. Madrid. 1986. p. 72.
5. Шиллер Г. Манипуляторы сознанием. М.: Прогресс, 1982.
6. Ортега-и-Гассет Х. Новые симптомы. В кн.: Проблема человека в западной философии. М.: Прогресс, 1988, с. 202.
7. Ортега-и-Гассет Х. Старая и новая политика. ПОЛИС, 1992, № 3.
8. Моль А. Социодинамика культуры. М.: Прогресс, 1974.
9. Nogueira L.C. Ante la muerte de Guy Debord: una Espana deboriana. - Archipielago, 1995, No. 21, p. 4-6.
10. Castoriadis C. Archipielago, 1994, No. 17, p. 113.
11. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое.- В кн: Фридрих Ницше. Сочинения. М.: Мысль. 1990. Т. 1.
12. Московичи С. Наука о массах. В книге «Психология масс». М.: Бахрах 1998.
13. F.A. Bolanos y Serrato. Ideologia en el comic norteamericano. Mejico: UNAM, 1977. 148 p.
14. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. - В кн: Фридрих Ницше. Сочинения. М.: Мысль. 1990. Т. 2.
15. Гeйзенберг В. Шаги за горизонт. М.: Прогресс, 1987.
16. C.Baudelot y R.Estable. "La escuela capitalista". Mejico. Siglo XXI Eds. 1990.
17. Бердяев Н.А. Философия свободы. М. 1989.
18. Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием. М.: Алгоритм. 2000.
19. П.Лазарсфельд и Р.Мертон. СОЦИС, 1992, №
20. Дж.Уэйт. Политическая онтология. В кн.: Философия Мартина Хайдеггера и современность. М.: Наука, 1991. С. 188-214.
21. М.Хайдеггер. Письма о гуманизме. В кн.: Проблема человека в западной философии. М.: Прогресс, 1988, с. 314.
22. Гвардини Романо. Конец нового времени. - Вопр. философии. 1990. N 4.
23. Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв". - Вопр. философии. 1990. N 7.
24. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. - В кн: Фридрих Ницше. Сочинения. М.: Мысль. 1990. Т. 2.
25. Г.М.Тавризян. О жизни в условиях свободы. ПОЛИС, 1991 (5), с. 197-199.

http://www.rus-crisis.ru/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=1053