Содержание страницы:

Сергей Кара-Мурза "Восстанавливая историческую память: корни советского строя"

Лея МОЗЕС "ПРАВДА О ШТРАФБАТЕ"

Ю. ШАБАЛИН "В ОЖИДАНИИ СТАЛИНА"

Корнилов Д.В. "Отголоски азбучных (антирусинских) войн. Алфавитная диверсия Запада против восточнославянских народов"

Махмут Гареев "Последние залпы Второй мировой"

Иван Симоненко "Нюрнберг-2. Реабилитируют ли бандеровцев?"

 Фролов К.А. "Талергоф: тщательно забытая трагедия"

И. Пыхалов "Заградительные отряды: вымысел и реальность"

А.А. КРЕКОТНЕВ "АПОФЕОЗ КАРЬЕРЫ: ПОДЛЫЙ КРЕТИН"

Олег Каждан "ФАЛЬШИВКА В.ШЕЛЛЕНБЕРГА"

Ю.И. МУХИН "Услужливый дурак опаснее Агитпропа"

П. В. Куракин "СССР на нефтяной игле или Чему был равен доллар?" 

"Материальный ущерб, нанесенный гитлеровскими захватчиками Советскому Союзу в годы второй мировой войны"

А. Голованов "Не бойся, России я не пропью..."

"Потребительская корзина для военнопленных"

"Война (на статью Г.Х. Попова)"

А.Баташев "Запорожец за Кубанью"

"Фотографии из ГУЛАГа, 1936-1937"

 

 

НАШ СОВРЕМЕННИК, N4, 2005

Сергей Кара-Мурза

Восстанавливая историческую память: корни советского строя


Россия переживает тяжелый кризис (ряд зарубежных ученых даже считает его самым длительным и самым глубоким в Новой истории). Этот кризис иногда называют системным. Это значит, что происходит распад или дефор­мация всех главных систем жизнеустройства страны. Это — цивилизационный слом, когда массы людей ставят под сомнение все устои общества и прин­ципы бытия, теряют систему координат для различения добра и зла, для осозна­ния своих интересов, меру для оценки явлений и способность предвидеть будущее.

Те, кто обладают мужеством и силами для того, чтобы хладнокровно задуматься над состоянием дел, неизбежно обращаются за аналогиями и уроками к опыту предыдущего системного кризиса России подобного масштаба — катастрофе начала XX века. Тогда Россия, вынужденная одно­временно “догонять капитализм и убегать от него”, попала в истори­ческую ловушку. Импорт западного капитализма втягивал Россию в периферию мировой капиталистической системы, финансы и промыш­ленность попали под контроль иностранного капитала, анклавы которого были окружены морем нищающего крестьянства.

Составляя около 85% населения, крестьянство стало внутренней колонией для обеспечения ресурсами этих анклавов, и произошел “секторный разрыв” — промышленность и сельское хозяйство не соединились в единое народное хозяйство. Промышленность не вбирала избыток сельского населения и в свою очередь не обеспечивала село машинами из-за крайней бедности крестьян. Возможность модернизации деревни была блокирована, земледе­лие не могло перейти от трехполья к более продуктивным многопольным севооборотам, а отсутствие удобрений и острая нехватка пастбищ и скота вели к снижению отдачи от трудовых усилий. Происходила архаизация и пауперизация хозяйственного уклада, в котором проживало большинство населения страны.

Когда наша интеллигенция сравнивает Россию с Западом, она чудесным образом забывает о том, что благодаря прекрасным почвенно-климати­ческим условиям, а затем наличию колоний и ранней индустриализации (разрешивших проблему “аграрного перенаселения”) сельское хозяйство Запада накопило такие средства для модернизации, о которых и речи не могло идти в России — вплоть до середины 30-х годов XX века.

Урожаи зерновых с XIII-го по XIX век выросли в Западной Европе от сам-пять до сам-десять. Какие же урожаи были в России? На пороге XIX века средний урожай зерновых был сам-2,4! В четыре раза ниже, чем в Западной Европе. Надо вдуматься и понять, что эта разница, из которой и склады­валось “собственное” богатство Запада (то есть полученное не в колониях, а на своей земле), накапливалась год за годом в течение тысячи лет. И даже больше. Величина этого преимущества с трудом поддается измерению.

Средства из крестьянства как “внутренней колонии” государство выжи­мало налогами и податями. Бывшие помещичьи крестьяне платили из своего дохода с сельского хозяйства в среднем 198,25% (в Новгородской губернии 180%). Таким образом, они отдавали правительству не только весь свой доход с земли, но почти столько же из заработков за другие работы. При малых наделах крестьяне, выкупившие свои наделы, платили 275% дохода, полу­ченного с земли!

Поскольку крестьяне составляли подавляющее большинство населения России, эти высокие налоги, дополняемые косвенными налогами на продажи предметов первой необходимости, даже при низкой доходности крестьян­ского хозяйства стали важнейшим источником средств для финансирования индустриализации, создания анклавов капиталистического хозяйства.

Надо подчеркнуть вещь, которая с трудом укладывается в наше “прогрес­сист­ское” сознание: такое важное, принесенное капитализмом техническое средство, как железные дороги, вело к разорению крестьянского хозяйства и к резкому ухудшению материального положения крестьян. Виднейший специалист в области хлебной торговли П. И. Лященко писал: “Железные дороги вместо того, чтобы служить клапаном, вывозящим избыток, стали постепенно служить способом для более легкого и полного выжимания из хозяйства последнего пуда хлеба, последней копейки”.

Цена, которую платили крестьяне помещикам за аренду земли, была столь высока, что сегодня невозможно объяснить читателям (даже в личных разговорах), как же такое могло быть. По данным помещичьих местных комитетов, созданных С.Ю.Витте, перед 1905 г. крестьяне 49 европейских губерний ежегодно выплачивали помещикам за аренду 315 млн рублей, то есть в среднем по 25 руб. на двор (все годовое пропитание крестьянина обходилось примерно в 20 рублей). А. В. Чаянов в книге “Теория крестьян­ского хозяйства” (1923) пишет: “Многочисленные исследования русских аренд и цен на землю установили теоретически выясненный нами случай в огромном количестве районов и с несомненной ясностью показали, что русский крестьянин перенаселенных губерний платил до войны аренду выше всего чистого дохода земледельческого предприятия”.

Расхождения между доходом от хозяйства и арендной платой у крестьян были очень велики. А. В. Чаянов приводит данные за 1904 г. по Воронежской губернии. В среднем по всей губернии арендная плата за десятину озимого клина составляла 16,8 руб., а чистая доходность одной десятины озимого при экономичном посеве была 5,3 руб. В некоторых уездах разница была еще больше. Так, в Коротоякском уезде средняя арендная плата была 19,4 руб., а чистая доходность десятины 2,7 руб. Разница колоссальна — 16,6 руб. с десятины, в семь (!) раз больше чистого дохода.

Понятно, что в этих условиях ни о каком капитализме речи и быть не могло. Организация хозяйства могла быть только крепостной, общинной, а затем колхозно-совхозной. Реформа Столыпина была обречена на неудачу по причине непреодолимых объективных ограничений. Как, впрочем, и нынешняя попытка “фермеризации”.

Попытка модернизации села через разрушение общины при сохранении помещичьего землевладения (“реформа Столыпина”) лишь углубила секторный разрыв. При этом положение большинства крестьян ухудшилось. В результате расширения экспорта зерна сократилось животноводство и повысились цены на мясо. В статье “Обзор мясного рынка” (“Промыш­ленность и торговля”, 1910, № 2) сказано: “Все увеличивающаяся дороговизна мяса сделала этот предмет первой необходимости почти предметом роскоши, недоступной не только бедному человеку, но даже и среднему классу городского населения”.

А крестьяне ели мяса намного меньше, чем в городе. Именно из-за недо­ста­точного потребления белковых продуктов и особенно мяса жители Центральной России стали в начале XX века такими низкорослыми. В Клинском уезде Московской губернии в 1909 г. мужчины к окончанию периода роста — 21 году — имели в среднем рост 160,5 см, а женщины 147 см. Более старшее поколение было крупнее. Мужчины 50—59 лет в среднем имели рост 163,8 см, а женщины 154,5 см.

Чтобы хоть приблизительно представить себе, как питались в предре­волю­ционные (довоенные) годы рабочие и крестьяне России, можно сравнить их рацион с тем, который мы еще приблизительно помним и который, кстати, под воздействием антисоветской пропаганды многие считали скудным, — с рационом 1986 г. Если вчитаться в следующую ниже таблицу, то видно, что разница колоссальная. Не чуть-чуть меньше мяса, молока и сахара, а меньше во много раз, чем то, что мы считаем нормальным (и даже недостаточным) для человека. Тем более для человека, занятого тяжелым физическим трудом1.


Потребление продуктов питания в семьях рабочих и крестьян
в дореволюционный период и в 1986 г. (по материалам обследования семейных бюджетов; на душу населения в год, кг)

 

                                       Рабочие                             Крестьяне 
                                                                           (колхозники)

                                  до                                 до
                                  революции         1986             революции        1986

Мясо и мясопродукты                  22,5           82,2              14,9            58,7

Молоко и молочные продукты           87,0           340,9             107,0           350,7

Яйца, шт.                            53             277               33              294

Рыба и рыбопродукты                  14,5           21,2              5,5             14,8

Сахар                                 9,4           35,3              3,0             41,3

Картофель                             90,2          92,1              77,7            142,9

Овощи и бахчевые                      41,0          82,5              25,5            96,1

Хлебные продукты                      174,3         87,2              256,0           150,1

 

Примечание. Сравниваются семейные бюджеты семей рабочих городов Петербурга (Ленинграда), Ногинска и Фурманова, крестьян (колхозников) Вологодской, Кировской, Воронежской и Харьковской областей2.


Тяжелое материальное положение крестьян в начале XX века породило острую духовную проблему. Толстой не раз писал, что к этому времени произошло знаменательное и для правящих кругов неожиданное повышение нравственных запросов крестьянства. Он обращал внимание на то, что крестьяне вдруг перестали выносить телесные наказания, это стало для них нестерпимой нравственной пыткой, так что стали нередки случаи само­убийства из-за этих наказаний. Наказы и приговоры крестьян 1905—1907 гг., затрагивающие темы человеческого достоинства, поражают своим глубоким эпическим смыслом — сегодня, в нашем нынешнем моральном релятивизме, даже не верится, что неграмотные сельские труженики на своих сходах могли так поставить и сформулировать вопрос.


Революция 1917 г. и Советы

В начале XX века, когда государство с помощью налогообложения стало разрушать натуральное хозяйство крестьян без модернизации — просто заставляя крестьян выносить продукт на рынок, терпение крестьян лопнуло. Они пришли к убеждению, что правительство — их враг, что разговаривать с ним можно только на языке силы. Началась русская революция, которая была продолжена в других крестьянских странах и стала мировой — но не по Марксу.

Крестьяне с. Никольского Орловского уезда и губернии в своем наказе в I Госдуму (июнь 1906 г.) предупреждали: “Если депутаты не истребуют от правительства исполнения народной воли, то народ сам найдет средства и силы завоевать свое счастье, но тогда вина, что родина временно впадет в пучину бедствий, ляжет не на народ, а на само слепое правительство и на бессильную Думу, взявшую на свою совесть и страх действовать от имени народа” (наказы и приговоры крестьян цитируются по книге Л. Т. Сенчаковой “Приговоры и наказы российского крестьянства. 1905—1907”. Т. 1, 2. М.: Ин-т российской истории РАН. 1994).

В приговоре крестьян дер. Стопино Владимирской губернии во II Госдуму в июне 1907 г. сказана вещь, которая к этому времени стала совершенно очевидной практически для всего крестьянства, и оно не нуждалось для ее понимания ни в какой политической агитации: “Горький опыт жизни убеждал нас, что правительство, века угнетавшее народ, правительство, видевшее и желавшее видеть в нас послушную платежную скотину, ничего для нас сделать не может... Правительство, состоящее из дворян чиновников, не знавшее нужд народа, не может вывести измученную родину на путь права и закон­ности” (там же, т. 2, с. 239).

Выходом из этого тупика стала революция 1917 г. Уже в феврале в России возникло два типа государства, каждый из которых представлял особый цивилизационный путь — буржуазно-либеральное Временное правительство и “самодержавно-народные” Советы. Поначалу они сотрудничали, хотя столкновения начались быстро. И кадеты, и правые либералы были едины в своей ориентации на Запад и, следовательно, в намерении продолжать войну. В апреле военный министр А. И. Гучков заявил на большом совместном заседании правительства, Временного комитета Госдумы и Исполкома Петроградского Совета: “Мы должны все объединиться на одном — на продолжении войны, чтобы стать равноправными членами международной семьи”.

Февральская революция сокрушила одно из главных оснований россий­ской цивилизации — ее государственность, сложившуюся в специфических природных, исторических и культурных условиях России. Тот факт, что Временное правительство, ориентируясь на западную модель либерально-буржуазного государства, разрушало структуры традиционной государст­венности России, был очевиден и самим пришедшим к власти либералам. Французский историк Ферро, ссылаясь на признания Керенского, отмечает это уничтожение российской государственности как одно из важнейших явлений февральской революции.

Напротив, рабочие организации, тесно связанные с Советами, стреми­лись укрепить государственные начала в общественной жизни в самых разных их проявлениях. Меньшевик И.Г.Церетели писал тогда об особом “государст­венном инстинкте” русских рабочих и их “тяге к организации”. При этом организационная деятельность рабочих комитетов и Советов определенно создавала модель государственности, альтернативную той, что пыталось строить Временное правительство.

Историк Д. О. Чураков пишет в книге “Русская революция и рабочее самоуправление” (М: Аиро-ХХ, 1998): “Революция 1917 г., таким образом, носила не только социальный, но и специфический национальный характер. Но это национальное содержание революции 1917 г. резко контрастировало с приходом на первые роли в обществе либералов-западников. Что это могло означать для страны, в которой национальная специфика имела столь глубокие и прочные корни? Это означало только одно — рождение одного из самых глубоких социальных конфликтов за всю историю России. И не случайно эта новая власть встречала тем большее сопротивление, чем активнее она пыталась перелицевать “под себя” традиционное российское общество”.

Историки (например, В. О. Ключевский) еще с 1905 г. предупреждали, что попытки перейти от монархии к “партийно-политическому делению общества при народном представительстве” будут обречены на провал. В августе 1917 г. М. В. Родзянко говорил: “За истекший период революции государственная власть опиралась исключительно на одни только классовые организации... В этом едва ли не единственная крупная ошибка и слабость правительства и причина всех невзгод, которые постигли нас”. Иными словами, буржуазная государственная надстройка, будь она принята общест­вом, стала бы его раскалывать по классовому принципу, как это и следует из теории гражданского общества.

В отличие от этой буржуазно-либеральной установки, Советы (рабочих, солдатских и крестьянских депутатов) формировались как органы не классово-партийные, а общинно-сословные, в которых многопартийность постепенно вообще исчезла. На уровне государства Советы были, конечно, новым типом, но на уровне самоуправления это был именно традиционный тип, характерный для аграрной цивилизации — тип военной, ремесленной и крестьянской демократии доиндустриального общества. М. М. Пришвин записал в дневнике 29 апреля 1918 г.: “Новое революции, я думаю, состоит только в том, что она, отметая старое, этим снимает заслон от вечного, древнего”.

Та сила, которая стала складываться после Февраля сначала в согласии с Временным правительством, а потом и в противовес ему и которую впослед­ст­вии возглавили большевики, была выражением массового стихийного движения. Идейной основой его был не марксизм и вообще не идеология как форма сознания, а народная философия более фундаментального уровня. Сила эта по своему типу не была и “партийной”. Иными словами, способ ее органи­зации был совсем иным, нежели в западном гражданском обществе.

В этом и заключается кардинальная разница между большевиками, которые были частью глубинного народного движения, помогая строить его культурную матрицу, и их противниками и оппонентами, в том числе в марксизме, которые воспринимали это глубинное движение как своего врага, как бунт, как отрицание революции — как контрреволюцию. Поэтому ортодоксальные марксисты (меньшевики) оказались в антисоветском лагере.

В своем “Политическом завещании” (сентябрь 1920 г.) лидер меньше­виков Аксельрод пишет о большевиках: “...И все это проделывалось под флагом марксизма, которому они уже до революции изменяли на каждом шагу. Самой главной для всего интернационального пролетариата изменой их собственному знамени является сама большевистская диктатура для водворения коммунизма в экономически отсталой России в то время, когда в экономически наиболее развитых странах еще царит капитализм. Вам мне незачем напоминать, что с первого дня своего появления на русской почве марксизм начал борьбу со всеми русскими разновидностями утопического социализма, провозглашавшими Россию страной, исторически призванной перескочить от крепостничества и полупримитивного капитализма прямо в царство социализма. И в этой борьбе Ленин и его литературные сподвижники активно участвовали. Совершая октябрьский переворот, они поэтому совершили принципиальную измену...

Большевизм зачат в преступлении, и весь его рост отмечен преступле­ниями против социал-демократии... А мы противники большевиков именно потому, что всецело преданы интересам пролетариата, отстаиваем его и честь его международного знамени против азиатчины, прикрывающейся этим знаменем... В борьбе с этой властью мы имеем право прибегать к таким же средствам, какие мы считали целесообразными в борьбе с царским режи­мом”.

Оправдывая выбор меньшевиков в Гражданской войне против советского государства, Аксельрод декларирует “необходимость войны против него не на жизнь, а на смерть, — ради жизненных интересов не только русского народа, но международного социализма и международного пролетариата, а быть может, даже всемирной цивилизации... Где же выход из тупика? Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики... и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции”.

Таким образом, Октябрь открыл путь стихийному процессу продолжения Российской государственности от самодержавной монархии к советскому строю, минуя государство либерально-буржуазного типа. М. М. Пришвин записал в дневнике 30 октября 1917 г.: “Просто сказать, что попали из огня да в полымя, от царско-церковного кулака к социалистическому, минуя сво­боду личности”.

Год спустя сам М. М. Пришвин признает, что образ создаваемого Совет­ского государства зарождался в самых глубинных слоях сознания и был новым воплощением традиционного представления о самодержавной власти. М. М. Пришвин записал в дневнике 14 декабря 1918 г.: “Это небывалое обнажение дна социального моря. Сердце болит о царе, а глотка орет за комиссара”.


Истоки советского проекта — крестьянская община

Было бы неверно сказать, что крестьяне в 1917 г. приняли советскую власть. Напротив, сама эта власть возникла как выражение того проекта, который уже сложился и в значительной мере оформился в среде русского общинного крестьянства. И хотя в условиях революционной смуты и разрухи у каждой отдельной личности не могло не быть обид на любую власть — озлобленную, без ресурсов и без возможности воздействовать на общество посредством устоявшегося права, — в крестьянской среде возникло общее чувство, что именно советская власть выражает их чаяния.

М. М. Пришвин записал в дневнике 28 декабря 1918 г.: “Иван Афанасьевич сказал мне в ответ на мысль мою о невидимой России: “Это далеко — я не знаю, а село свое насквозь вижу, и не найдется в нем ни одного человека, кто бы против коммунистов говорил без чего-нибудь своего, личного”.

Говоря о роли крестьянства в революции, обычно делают акцент на земельном вопросе, а в нем уделяют главное внимание экономической стороне дела. Недооценка и даже, скорее, непонимание сущности вопроса о земле в крестьянской России и консерваторами, и либералами, и социалистами-западниками стало нашей национальной бедой. Вопрос о земле был не только экономическим, и его невозможно было разрешить исходя из рационального расчета — речь шла о мировоззрении и представ­лении о желаемом жизнеустройстве в целом, в том числе и о путях развития, модернизации России. М. М. Пришвин записал в дневнике 27 декабря 1918 г.: “Что же такое это земля, которой домогались столько времени? Земля — уклад. “Земля, земля!” — это вопль о старом, на смену которого не шло новое. Коммунисты — это единственные люди из всех, кто поняли крик “земля!” в полном объеме”.

И тогда, и сейчас городской обыватель считает, что крестьяне России желали “отнять землю у помещиков”. Это совершенно ошибочный стереотип. С момента реформы 1861 г. крестьяне вовсе не требовали и не желали экспро­приации земли у помещиков, они понимали национализацию как средство справедливо разделить землю согласно трудовому принципу — чтобы и помещикам оставить, но столько, сколько он может возделать своим трудом.

А. Н. Энгельгардт писал в “Письмах из деревни” в 1881 г.: “Газетные корреспонденты ошибочно передавали, что в народе ходят слухи, будто с предстоящей ревизией земли от помещиков отберут и передадут крестьянам. Толковали не о том, что у одних отберут и отдадут другим, а о том, что будут равнять землю. И заметьте, что во всех этих толках дело шло только о земле и никогда не говорилось о равнении капиталов или другого какого имущества...

Именно толковали о том, что будут равнять землю и каждому отрежут столько, сколько кто может обработать. Никто не будет обойден. Царь никого не выкинет и каждому даст соответствующую долю в общей земле. По понятиям мужика, каждый человек думает за себя, о своей личной пользе, каждый человек эгоист, только мир да царь думают обо всех, только мир да царь не эгоисты. Царь хочет, чтобы всем было равно, потому что всех он одинаково любит, всех ему одинаково жалко. Функция царя — всех равнять…

Крестьяне, купившие землю в собственность или, как они говорят, в вечность, точно так же толковали об этом, как и все другие крестьяне, и нисколько не сомневались, что эти “законным порядком за ними укреп­ленные земли” могут быть у “законных владельцев” взяты и отданы другим. Да и как же мужик может в этом сомневаться, когда, по его понятиям, вся земля принадлежит царю и царь властен, если ему известное распределение земли невыгодно, распределить иначе, поравнять. И как стать на точку закона права собственности, когда население не имеет понятия о праве собственности на землю?”

Представление о земле, одинаковое для крестьянства на всей территории России, было развитым и развернутым. Оно было связано со всеми другими срезами жизнеустройства. В 1905 г. на съездах Всероссийского Крестьян­ского Союза были определены враждебные крестьянам силы, и в этом было достигнуто убедительное согласие. “Враги” были означены в таком порядке: чиновники (“народу вредные”), помещики, кулаки и местные черносотенцы. А главное, полный антагонизм с помещиками выражался во всеобщем крестьянском требовании национализации земли и непрерывно повторяемом утверждении, что “земля — Божья”. Выборы в I и II Думы рассеяли всякие сомнения — крестьяне не желали иметь помещиков своими представи­телями.

Собрание крестьян четырех волостей Волоколамского уезда Московской губернии в наказе, посланном в Трудовую группу I Госдумы в мае 1906 г., так обобщило представление о положении крестьянства в связи с земельным вопросом: “Земля вся нами окуплена потом и кровью в течение нескольких столетий. Ее обрабатывали мы в эпоху крепостного права и за работу получали побои и ссылки и тем обогащали помещиков. Если предъявить теперь им иск по 5 коп. на день за человека за все крепостное время, то у них не хватит расплатиться с народом всех земель и лесов и всего их имущества. Кроме того, в течение сорока лет уплачиваем мы баснословную аренду за землю от 20 до 60 руб. за десятину в лето, благодаря ложному закону 61-го года, по которому мы получили свободу с малым наделом земли, почему все трудовое крестьянство и осталось разоренным, полуго­лод­ным народом, а у тунеядцев помещиков образовались колоссальные богатства” (Л. Т. Сенчакова. Т. 1, с. 111, 112).

В приговорах и наказах 1905—1907 гг. крестьяне отвергали реформу Столыпина принципиально и непримиримо. Л. Т. Сенчакова подчеркивает, что в приговорах и наказах нет ни одного, в котором выражалась бы поддержка этой реформы. В начале приговорной кампании местные власти пытались организовать (как правило, через священников) составление верноподданнических писем. Эта попытка потерпела неудачу, так как после появления такого письма сразу собирался сход, который требовал от покрививших душой отправителей письма указать фамилии тех, кто якобы одобряет политику властей и на кого они ссылались. Если таковых не было, сход требовал от авторов письма гласно в печати от него отказаться, в противном случае ставился вопрос об их исключении “из общества”.

Крестьяне признавали многообразие форм землепользования (общин­ное, индивидуальное, артельное), но категорически требовали ликвидации помещичьего землевладения без выкупа. Общим было отрицание программы приватизации общинной земли с правом ее купли-продажи. Крестьяне Костромского уезда и губернии писали в марте 1907 г. во II Госдуму об указе, вводящем в действие реформу Столыпина: “Закон 9 ноября 1906 г. должен быть уничтожен окончательно. Права на земельную частную собственность не должно быть” (Л. Т. Сенчакова, т. 1, с. 141).

А в обобщенном приговоре крестьян всей Костромской губернии, отправлен­ном в Госдуму в те же дни, говорилось: “Требовать отмены закона 9 ноября 1906 г., разрешающего выход из общины и продажу надельной земли, так как закон этот через 10—15 лет может обезземелить большую часть населения и надельная земля очутится в руках купцов и состоятельных крестьян-кулаков, а вследствие этого кулацкая кабала с нас не свалится никогда” (там же)1.

Именно так, как предполагали костромские крестьяне, и пошел процесс скупки земли в ходе реформы. В своих объяснениях неприятия программы Столыпина крестьяне продемонстрировали удивительные по нынешним временам дальновидность и здравый смысл. Вот как обосновал свое несогласие с указом волостной сход Рыбацкой волости Петербургского уезда:

“По мнению крестьян, этот закон Государственной думой одобрен не будет, так как он клонится во вред неимущих и малоимущих крестьян. Мы видим, что всякий домохозяин может выделиться из общины и получить в свою собственность землю; мы же чувствуем, что таким образом обездоливается вся молодежь и все потомство теперешнего населения. Ведь земля принад­лежит всей общине в ее целом не только теперешнему составу, но и детям и внукам.

Всей землей правила вся община и за таковую землю вся община платила подати, несла разного рода повинности и распоряжалась землею, убавляя от многоземельных и прибавляя малоземельным, и потому никто не может требовать себе выдела земли в частную собственность, и потому наша волость этого допустить не может. Она не может допустить и мысли, чтобы мало­семейные, но многоземельные крестьяне обогащались за счет много­семейных, но малоземельных крестьян... Государственная дума, мы думаем, не отменит общинного владения землей” (ук. соч., т. 1, с. 141, 142).

Этот довод против приватизации земли, согласно которому земля есть достояние всего народа и ее купля-продажа нарушает права будущих поко­лений, в разных вариациях звучит во множестве наказов и приговоров. Заметим, что в приговорах 1906—1907 гг. речь идет об указе, всего лишь разрешавшем выход из общины и приватизацию надельной земли. А 14 июня 1910 г. вышел жесткий антиобщинный закон, обязывающий разверстать на индивидуальные участки земли общин, в которых с 1861 г. не производились переделы земли. Таких земель, по оценкам историков, было по России примерно 40%. То есть насильно ликвидировалась почти половина общин.

В разных выражениях крестьяне требуют национализации земли (чаще всего говорится о необходимости создания Государственного фонда). Приговор волостного схода Муравьевской волости Ярославской губернии в I Госдуму (июнь 1906 г.) гласил: “Мы признаем землю Божьей, которой должен пользоваться тот, кто ее работает; оградите переход земли в одни руки, ибо будет то же, что и теперь — ловкие люди будут скупать для притес­нения трудо­вого крестьянства: по нашему убеждению, частной собственности на землю допустить невозможно” (ук. соч., т. 1, с. 137).

В июне 1906 г. в I Госдуму был направлен и приговор с. Старой Михайловки Саранского уезда Пензенской губернии: “Мы желаем, чтобы зло земельной частной собственности покончить в один раз и навсегда, как это нам показала история, что вознаграждение ведет к величайшему обнищанию страны и к непосильному гнету для нас, крестьян. У нас у всех в памяти кутузки, продажа скота, заушение со стороны властей, слезы жен и детей, которые оплакивали трудами откормленную скотину и продавали с торгов кулаку за недоимки; мы знаем, что землей владеют только тысячи людей, а безземельных миллионы, а поэтому право и желание должно быть по закону на стороне большинства” (там же).

Таково было тогда всеобщее представление крестьян о правильном и справедливом способе владения и пользования землей. В преддверии новой попытки приватизации и продажи земли, уже в конце XX века, была предпри­нята крупная идеологическая кампания по созданию “мифа Столыпина”. Тот, чье имя сочеталось со словом “реакция”, стал кумиром демократической публики! В среде интеллигенции Столыпин стал самым уважаемым деятелем во всей истории России — в начале 90-х годов 41% опрошенных интеллигентов ставили его на первое место. Выше Александра Невского, Петра Великого или Жукова!

В связи с земельным вопросом крестьяне определяли свое отношение к власти и праву. В очень большом числе наказов крестьяне подчеркивали, что свобода (или воля) для них важна в той же степени, что и земля: “без воли мы не сможем удержать за собой и землю”. В наказе Иванцевского сельского общества Лукояновской волости Нижегородской губернии во II Госдуму (апрель 1907 г.) говорилось:

“Мы прекрасно знаем, что даже если мы добьемся земли, подоходного налога, всеобщего обязательного дарового обучения и замены постоянного войска народным ополчением, все-таки толку будет мало, потому что правительство может все это от нас снова забрать. Поэтому нам необходима широкая возможность защищать наши права и интересы. Для этого нам надо, чтобы была предоставлена полная свобода говорить и писать в защиту своих интересов и в обличение всякой неправды властей и мошенничеств богатеев, свободно устраивать собрания для обсуждения наших нужд, составлять союзы для защиты наших прав. Требуя полной воли, мы желаем, чтобы никто в государстве не мог быть посажен в тюрьму по усмотрению властей, не мог быть подвергнут обыску без дозволения суда — словом, чтобы была полная неприкосновенность личности и жилища всех граждан. А чтобы судьи были справедливы, не потакали властям и в угоду им не притесняли граждан обысками и арестами, мы требуем, чтобы они не были подвластны началь­ству: пусть их выбирает весь народ и пусть за неправые дела их можно привле­кать по суду” (ук. соч., с. 256).

Таким образом, в отличие от того, что приходилось слышать во время пере­стройки от наших либеральных идеологов (например, А. Н. Яковлева), понимание воли у крестьян вовсе не было архаичным. В нем, конечно, отвергалась идея разделения человечества на “атомы” (индивиды), представ­ление о человеке было общинным, но это представление вполне вмещало в себя гражданскую концепцию прав и свобод. В рамках мироощущения традиционного общества крестьяне России в начале XX века имели развитые и одинаково понимаемые в пределах России представления о гражданских свободах.

Вот что сказано в принятом 31 июля 1905 г. приговоре Прямухинского волостного схода Новоторжского уезда Тверской губернии: “Крестьяне давно бы высказали свои нужды. Но правительство полицейскими средствами, как железными клещами, сдавило свободу слова русских людей. Мы лишены права открыто говорить о своих нуждах, мы не можем читать правдивое слово о нуждах народа. Не желая дольше быть безгласными рабами, мы требуем свободы слова, печати, собраний” (там же).

Крестьяне России переросли сословное устройство общества, они обрели именно гражданское чувство. Судя по многим признакам, оно им было присуще даже в гораздо большей степени, нежели привилегированным сосло­виям. 12 июля 1905 г. крестьяне с. Ратислова Владимирской губернии составили приговор, в котором содержался такой пункт:

“Третья наша теснота — наше особое, крестьянское положение. До сих пор смотрят на нас, как на ребят, приставляют к нам нянек, и законы-то для нас особые; а ведь все мы члены одного и того же государства, как и другие сословия, к чему же для нас особое положение? Было бы гораздо справед­ливее, если бы законы были одинаковы как для купцов, дворян, так и для крестьян, равным образом и суд был бы одинаков для всех” (ук. соч., т. 2, с. 25).

Как известно, правящая верхушка в то время категорически отвергла требование введения бессословности. Было вполне правильно понято, что это изменение “сознательно или бессознательно” повело бы Россию к ликвидации монархии и установлению республиканского строя, ибо именно сословность являлась одной из важнейших опор монархии. Падение монархии в феврале 1917 г. во многом и было предопределено тем, что крестьяне необратимо отвергли сословное разделение (но в равной мере и классовое, что и предопределило сдвиг от Февраля к Октябрю).

Когда читаешь эти приговоры и наказы в совокупности, то видишь, что революция означала для крестьян переход в качественно иное духовное состояние. Их уже нельзя было удовлетворить какими-то льготами и “смягчениями” — требование свободы и гражданских прав приобрело экзистенциальный, духовный характер, речь велась о проблеме бытия, имевшей даже религиозное измерение. “Желаем, чтобы все перед законом были равны и назывались бы одним именем — русские граждане”.

Приговор схода крестьян дер. Пертово Владимирской губернии, направленный во Всероссийский крестьянский союз (5 декабря 1905 г.), гласил: “Мы хотим и прав равных с богатыми и знатными. Мы все дети одного Бога, и сословных различий никаких не должно быть. Место каждого из нас в ряду всех, и голос беднейшего из нас должен иметь такое же значение, как голос самого богатого и знатного” (там же).

В своих наказах и приговорах крестьяне разумно не упоминали самого царя, однако их отношение к монархическому бюрократическому строю выра­жалось вполне определенно. Вот, например, приговор крестьян дер. Назаровка и Ильинская Юрьевецкого уезда Костромской губернии, направ­ленный в Госдуму в июне 1906 г. В нем сказано о царской бюрократии так: “Эта сытая, разжиревшая на чужой счет часть общества в безумстве своем роет сама себе яму, в которую скоро и впадет. Она, эта ненасытная бюро­кратия, как все равно утопающий, хочет спастись, хватавшись за соломинку, несмотря на верную свою гибель” (ук. соч., т. 2, с. 236).

А вот наказ крестьян и мещан Новооскольского уезда Курской губернии в Трудовую группу I Госдумы (июнь 1906 г.): “Само правительство хочет поморить крестьян голодной смертью. Просим Государственную думу постараться унич­тожить трутней, которые даром едят мед. Это министры и Государст­венный совет запутали весь русский народ, как паук мух в свою паутину; мухи кричат и жужжат, но пока ничего с пауком поделать нельзя” (там же).

Основу государственности крестьяне видели в самоуправлении, которое требовали освободить от диктата бюрократической надстройки. В наказе во II Госдуму крестьян с. Дианова Макарьевского уезда Нижегородской губернии сказано: “Упразднить такие ненужные учреждения, как земские начальники, производящие суд и расправу яко в крепости и в своих имениях и по своему усмотрению. Уничтожить совсем целые полки полицейских стражников, урядников, жандармов и приставов, и тогда сами собой уменьшатся земские расхо­ды, выдаваемые этим дармоедам, и тогда прекратятся налоги, соби­раемые с труженика крестьянина” (ук. соч., т. 1, с. 194).

Вот приговор волостного схода крестьян Плещеевской волости Тверской губернии во II Госдуму (13 марта 1907 г.): “Убрать стражников и ненужную всю полицейскую свору, которая составляет громадные расходы, но не при­но­сящую никакой пользы, кроме сильнейшего зла” (там же).

Особой причиной для назревания ненависти крестьян (как и рабочих) была образовательная политика государства. В целом, под давлением наступающего на Россию капитализма западного типа, правящая верхушка в начале XX века взяла курс на создание школы “двух коридоров” по западному образцу. Иными словами, на превращение школы, выполняющей роль “культурного генетического аппарата” общества и имеющей целью воспроизводство народа, в школу, “производящую” классы1. В своих заметках “Мысли, подлежащие обсуждению в Государственном совете” Николай II пишет: “Средняя школа получит двоякое назначение: меньшая часть сохранит значение приготовительной школы для универси­тетов, большая часть получит значение школ с законченным курсом образо­вания для поступления на службу и на разные отрасли труда”.

Царь к тому же был одержим идеей уменьшить число студентов и считал, что такая реформа школы сократит прием в университеты. Николай II требовал сокращения числа “классических” гимназий — как раз той школы, что давала образование “университетского типа”. Он видел в этом средство “селекции” школьников, а потом и студентов, по сословному и материальному призна­кам — как залог политической благонадежности. Министр просвещения Г. Э. Зенгер в 1902 г. с большим трудом отговорил царя от приведения числа гимназий в соответствие с числом студентов в университетах, приведя как довод, что “недовольство достигло бы больших пределов”.

Однако в отношении крестьян образовательная политика царского правительства поражает своим дискриминационным характером. Крестьян-общинников, которые получали образование, согласно законодательству, действовавшему до осени 1906 г., исключали из общины с изъятием у них надельной земли. Крестьянин реально не мог получить даже того образо­вания, которое прямо было ему необходимо для улучшения собственного хозяйства — в земледельческом училище, школе садоводства и др., поскольку окончившим курс таких учебных заведений присваивалось звание личного почетного гражданства. Вследствие этого крестьянин формально переходил в другое сословие и утрачивал право пользования надельной землей. Лишались такие крестьяне и права избирать и быть избранными от крестьян­ства. Как пишет Л. Т. Сенчакова, “понятие образованные крестьяне выгля­дело логическим абсурдом: одно из двух — или образованные, или крестьяне” (ук. соч., т. 1, с. 180).

Содержание сельских школ (земских и церковно-приходских) почти целиком ложилось на плечи самих крестьян (помещение, отопление, квартиру учителю, сторож), а уровень обучения был очень низким. В приговоре в I Госдуму схода Спасо-Липецкого сельского общества (Смоленская губерния, 4 июня 1906 г.) говорилось: “Страдаем мы также от духовной темноты, от невежества. В селе у нас есть церковная школа, которая ничего населению не приносит. Обучение же в ней с платой (за каждого ученика вносится 1 р. денег и воз дров, а также натурой). Те скудные знания, которые дети полу­чают в школе, скоро забываются. О библиотеках и читальнях и помину нет” (ук. соч., т. 1, с. 185).

Более того, в среде крестьян сложилось устойчивое убеждение, что правя­щие круги злонамеренно препятствуют развитию народного просвещения и образования. В приговоре в I Госдуму схода крестьян с. Воскресенского Пензенского уезда и губернии (июль 1906 г.) сказано: “Все начальники поставлены смотреть, как бы к мужикам не попала хорошая книга или газета, из которой они могут узнать, как избавиться от своих притеснителей и научить­ся, как лучше устраивать свою жизнь. Такие книги и газеты они отбирают, называют их вредными, и непокорным людям грозят казаками” (там же).

Вот еще маленький штрих: крестьяне стали глубоко переживать тот факт, что их детям приходилось в раннем возрасте выполнять тяжелую полевую работу. Так, в заявлении крестьян дер. Виткулово Горбатовского уезда Нижегородской губернии в Комитет по землеустроительным делам (8 января 1906 г.) сказано: “Наши дети в самом нежном возрасте 9—10 лет уже обречены на непосильный труд вместе с нами. У них нет времени быть детьми. Вечная каторжная работа из-за насущного хлеба отнимает у них возможность посещать школу даже в продолжение трех зим, а полученные в школе знания о боге и его мире забываются, благодаря той же нужде” (там же).

Те представления о благой жизни, которые легли в основание советского проекта, выросли из крестьянского мироощущения (“архаического общинного коммунизма”). Они были “перекристаллизованы” в сознании крестьян и выражены в четких формулировках уже в 1905—1907 гг.


Рабочее самоуправление и черты нового жизнеустройства

Советы после февраля 1917 г. вырастали именно из крестьянских представлений об идеальной власти. Исследователь русского крестьянства А. В. Чаянов писал: “Развитие государственных форм идет не логическим, а историческим путем. Наш режим есть режим советский, режим крестьянских советов. В крестьянской среде режим этот в своей основе уже существовал задолго до октября 1917 года в системе управления кооперативными органи­зациями”.

Становление системы Советов было процессом “молекулярным”, хотя имели место и локальные решения. Так произошло в Петрограде, где важную роль сыграли кооператоры. Еще до отречения царя, 25 февраля 1917 г., руководители Петроградского союза потребительских обществ провели совещание с членами социал-демократической фракции Государственной думы в помещении кооператоров на Невском проспекте и приняли сов­местное решение создать Совет рабочих депутатов — по типу Петербургского совета 1905 г. Выборы депутатов должны были организовать кооперативы и заводские кассы взаимопомощи1.

Говоря о становлении после февраля 1917 г. советской государст­вен­ности, все внимание обычно сосредоточивают именно на Советах, даже больше того — на Советах рабочих и солдатских депутатов (“совдепах”). Но верно понять природу Советов нельзя без рассмотрения их низовой основы, системы трудового самоуправления, которая сразу же стала складываться на промышленных предприятиях. Ее ячейкой был фабрично-заводской комитет (фабзавком). Развитию этой системы посвящена очень важная для нашей темы книга Д. О. Чуракова “Русская революция и рабочее самоуп­равление” (М., 1998).

В те годы фабзавкомы возникали и в промышленности западных стран, и очень поучителен тот факт, что там они вырастали из средневековых тради­ций цеховой организации ремесленников, как объединение индивидов в корпорации, вид ассоциаций гражданского общества. А в России фабзавкомы вырастали из традиций крестьянской общины. Из-за большой убыли рабочих во время Первой мировой войны на фабрики и заводы пришло пополнение из деревни, так что доля “полукрестьян” составляла до 60% рабочей силы. Важно также, что из деревни на заводы теперь пришел середняк, состав­лявший костяк сельской общины. В 1916 г. 60% рабочих-металлистов и 92% строи­тельных рабочих имели в деревне дом и землю. Эти люди обеспечили господство в среде городских рабочих общинного крестьянского мировоз­зрения и общинной самоорганизации и солидарности.

Фабзавкомы, в организации которых большую роль сыграли Советы, быстро сами стали опорой Советов. Прежде всего именно фабзавкомы финан­сировали деятельность Советов, перечисляя им специально выде­ленные с предприятий “штрафные деньги”, а также 1% дневного заработка рабочих. Но главное, фабзавкомы обеспечили Советам массовую и прекрасно организованную социальную базу, причем в среде рабочих, охваченных организацией фабзавкомов, Советы рассматривались как контролер. Установка на государственный капитализм не оставляла места для рабочего самоуправления. Ленин с большим трудом провел резолюцию в поддержку рабочих комитетов, но пересилить неприязни к ним влиятельной части вер­хуш­ки партии не смог.

Д. О. Чураков пишет об этой “неосознанной борьбе с национальной специ­фикой революции”: “Свою роль в свертывании рабочего самоуправ­ления сыграли и причины доктринального характера. Если проанализировать позицию, которую занимали Арский, Трахтенберг, Вейнберг, Зиновьев, Троцкий, Рязанов, Ципирович, Лозовский, Энгель, Ларин, Гастев, Гольцман, Вейцман, Гарви и многие другие, станет ясно, что многие деятели, самым непосредственным образом определявшие политику по отношению к рабочему самоуправлению, не понимали специфики фабзавкомов как организаций, выросших на российских традициях трудовой демократии, не разбирались, в чем именно эти традиции состоят”.

Забвение корней русской революции и утрата нашей интеллигенцией исторической памяти привели к тому, что в конце XX века образованное городское население соблазнилось утопией “общества потребления”. Была подорвана мировоззренческая основа того жизнеустройства, которое в труднейших условиях позволило России совершить замечательный рывок в развитии и отстоять свою независимость и целостность. И вот уже пятнадцать лет мы угасаем, шаг за шагом утрачивая и ресурсы развития, и незави­симость, и целостность. И это угасание продолжится, пока мы не восстановим историческую память и способность к холодному здравому мышлению.

"Наш современник" N4, 2005
Copyright ©"Наш современник" 2005
http://nashsovr.aihs.net/p.php?y=2005&n=4&id=3

 

 

23 июля 2005 г.

ПРАВДА О ШТРАФБАТЕ

Слово «штрафбат» сейчас у всех на устах — благодаря одноименному фильму Эдуарда Володарского, пользующемуся огромной популярностью. «Штрафбат» смотрят пожилые люди, которым он напоминает проведенную в окопах юность; молодежь, которую привлекает сочетание жесткого реализма с элементами «экшн-филма»; люди среднего возраста, которые хотят узнать правду о еще одной странице истории Второй мировой войны. Но вот показана ли в фильме правда, или она, по традиции, приукрашена и реализм сведен к непотопляемому соцреализму?
По словам Льва Бенционовича Бродского — настоящего штрафника, авторы фильма погрешили против истины, однако не приукрасили правду, а, напротив, драматизировали достаточно прозаичную действительность...
22 июня 1941 года Лева Бродский сдал последний экзамен и перешел на второй курс Харьковского планово-экономического института. Через неделю он уже проходил подготовку в Харьковском военно-медицинском училище. Закончил его в эвакуации в Ашхабаде в июне 1942 года. И сразу же был направлен на Брянский фронт в качестве военного фельдшера. Служил в 387-й стрелковой дивизии, в третьем пехотном батальоне 1275-го стрелкового полка.

— Такое респектабельное начало военной биографии... И вдруг — штрафбат. Как вы там очутились?
— В том-то и дело, что не вдруг, — говорит Лев Бенционович. — Благодаря Эдуарду Володарскому и его фильму люди думают, что штрафбаты формировались из одних лишь уголовников, что это была своего рода фронтовая тюрьма. А в нашем штрафбате 90 процентов бойцов составляли бывшие военнопленные.
— То есть вы побывали в фашистском плену? Как же вам, еврею, удалось из него вырваться?
— Такой же вопрос мне задавали чекисты во время проверки, которая длилась целый месяц. Но для начала, наверное, лучше рассказать о том, как я в плен попал. Немцы, получившие хороший урок зимой 1941 года, летом 1942-го пытались занять Москву с юга, со стороны Тулы (так называемое «южное наступление»). 14 сентября наш полк оказался в окружении. В течение двух недель мы старались из него выйти, но тщетно. Потом, согласно указанию командования, стали выходить маленькими группами — по четыре человека, чтобы немцы нас не обнаружили.
— Тем не менее они вас обнаружили?
— К несчастью, да. Окружили нас около деревни Сеничкино Белевского района, погрузили в автомашину и отправили в лагерь для военнопленных, который находился в деревне Середичи Орловской области.
— Представляю, какой ужас вы ощущали...
— Да, мне было тяжелее, чем остальным, — ведь евреев фашисты расстреливали на месте. У меня на глазах расстреляли четырех человек: они были из небольших местечек, плохо говорили по-русски, и их сразу распознали. Я выдал себя за украинца, взял себе фамилию моего соседа, но спасло меня не это.
— А что же?
— Многое. Внешность (голубые глаза, светлые волосы), знание украинского и русского языков. Но что самое главное — мои однополчане меня не выдали, хоть и знали о приказе немцев, согласно которому каждый военнопленный, выдавший еврея, комиссара или цыгана, получал свободу. Напротив, мои друзья старались всячески меня «подстраховать»: окружали меня, когда мы шли купаться, брили наголо, когда волосы отрастали и начинали подозрительно виться...
Помогло мне и то, что немцы не отправили нас в Германию, как это делали с гражданским населением. По мере отступления они везли нас глубже в тыл. Когда лагерь оказался на территории Белоруссии, двое военнопленных, которые имели право покидать территорию лагеря, наладили связь с местным населением и узнали, что в 18 км от нас, в районе города Рогачева, находится партизанский отряд. В декабре 1943 года я вместе с тремя товарищами по несчастью бежал из плена.
— И началась вторая серия мытарств?
— Увы, да. В партизанском отряде мы прошли проверку, потом нас перевели через линию фронта, и мы опять попали в действующую армию. Там — снова тщательная проверка. И только после этого — штрафбат. 8-й отдельный штрафной батальон Первого Белорусского фронта. Все в строгом соответствии с приказом Сталина от 4 июня 1942 года, гласившим, что офицеры, побывавшие в плену у немцев, должны искупить свою вину...
— Вину, состоявшую в том, что они посмели сдаться врагам, а не покончили с собой...
— Именно. В штрафбат я был направлен на три месяца. Согласно уставу батальона, все бойцы освобождались, если он выполнял возложенную задачу. Раненых освобождали даже в том случае, если штрафбат не справлялся с заданием, а погибших — посмертно. Были случаи, когда штрафники вынуждены были отступить; тогда их не освобождали, а бросали на другие опасные участки.
— Какая задача стояла перед вашим штрафбатом?
— Мы должны были пройти к немцам в тыл, занять город Рогачев, форсировать реку Друть в месте ее впадения в Днепр и соединиться с регулярными частями. Это было в феврале 1944 года. Мы свою задачу успешно выполнили (я при этом получил средней тяжести ранение в спину), и всех нас освободили. Приехал представитель Реввоенсовета фронта, зачитал приказ, выдал нам соответствующие документы. Офицеров восстановили в звании, выплатили зарплату задним числом — и за время пребывания в плену, и за время пребывания в штрафбате. После этого я был направлен в главное санитарное управление Первого Белорусского фронта в должности младшего лейтенанта медицинской службы, назначен фельдшером 199-го отдельного зенитного бронепоезда.
— Вернемся, однако, к штрафбату. Насколько я знаю, вы считаете, что фильм Володарского не дает реальной картины происходившего, что по фильму нельзя судить о штрафных батальонах.
— Таково мое мнение. Но я не могу говорить «за всю Одессу». Может быть, по нашему штрафбату нельзя судить об остальных. Может быть, это был образцовый штрафбат, поэтому там и не было эксцессов, какие показаны в фильме. Ведь, как я уже сказал, 90 процентов бойцов составляли офицеры, побывавшие в плену у немцев, и лишь 10 процентов — уголовники, которых не посадили в тюрьму, а отправили на фронт. Да и просуществовал наш батальон всего три месяца. Впрочем, я думаю, и в остальных штрафбатах не было времени для насилия, зверств, убийств и т. д. Все выполняли устав, все хотели освободиться.
В фильме еще показано, будто командование штрафных батальонов тоже состояло из штрафников. В нашем штрафбате все командование — от командиров взводов до командира батальона — составляли штатные офицеры.
— По какому принципу отбирали командование штрафбатов?
— Мне трудно судить. Может быть, туда направляли офицеров, которым больше доверяли. А может быть, наоборот, молодых и неопытных, только что закончивших училище. У нас таких было больше. Им льстило, что они командуют бывшими офицерами. Впрочем, это было формальное «начальство». В бою командовали сами штрафники, которые уже участвовали в сражениях, обладали некоторым опытом...
— Какие у вас еще претензии к фильму «Штрафбат»?
— На мой взгляд, там не показано, как воевали солдаты, акцент сделан на том, как с ними бесчеловечно обращались.
— А с вами не обращались бесчеловечно?
— Ну, дисциплина в штрафбате, конечно, была железная — более жесткая, чем в регулярных частях. За невыполнение приказа могли расстрелять без суда. Но в целом — обычная военная обстановка.
— И многих расстреляли за три месяца существования вашего штрафбата?
— Представьте себе, никого. Дисциплина у нас была на высоком уровне. Да и в командовании не было жестоких, кровожадных людей. Начальник штаба, майор Носач, взял меня к себе ординарцем. И он никогда не делал мне замечаний, напротив, помогал, подсказывал, ведь у него было больше опыта.
Перед боем к нам приехал маршал Рокоссовский, чтобы вдохновить нас. Он нам сказал: «Забудьте, что вы — штрафники, выполните свой долг перед родиной, и будете освобождены». А во время боя нам в помощь прислали огнеметчиков, которые уничтожали танки, и специалистов-подрывников.
— Вы понесли большие потери?
— В батальоне было 700 человек, погибли 32. Из них 18 — в бою, который длился три дня, а 14 — в результате бомбежки нашей авиации. Когда мы заняли Рогачев, то не успели сообщить об этом в регулярные части. Налетели наши самолеты, стали бомбить город, потом с земли была дана команда, и они улетели.
— А как насчет обязательных представителей МВД в штрафбате? Были такие? Или это тоже миф?
— Может, и были, но мы об этом не подозревали.
— Ваша семья знала, что вы находитесь в «штрафбате?
— Нет, не знала. Когда я попал в плен, моим родным сообщили, что я пропал без вести. Первое письмо маме я послал только после освобождения из штрафбата. Наша семья находилась тогда в эвакуации в Ташкенте. Когда пришло письмо, мамы не было дома — она пошла в магазин, где семьям погибших офицеров выдавали продуктовые пайки. Сестра побежала туда, показала письмо маме... А мама от радости лишилась чувств...
— Последний вопрос: когда и с кем вы приехали в Америку?
— Приехал с женой Анной и двумя детьми в ноябре 1993 года. Сын Александр закончил здесь медицинский колледж, работает помощником врача. Дочь Ирина — вице-президент банка в Квинсе.
— Что ж, огромное вас спасибо, Лев Бенционович, и желаем всех благ вам и вашей семье.
Лея МОЗЕС.

http://www.sovross.ru/2005/98/98_4_1.htm

 

 

В ОЖИДАНИИ СТАЛИНА

К сожалению, я не историк. Всю жизнь занимаясь очень конкретным делом, оборонкой, до сих пор нисколько не страдал от того, что не нюхал пыльные манускрипты, не раскапывал библиотечные залежи в поисках единственно необходимых для подтверждения своей версии фактов. Об истории заставила вспомнить клевета, что сыплется, как из рога изобилия, со страниц СМИ и с голубого экрана на советское прошлое. Ложь стала привычной, её не замечают. Лишь ветераны порой вскидываются, как старые боевые кони, услышав чересчур наглые и резкие пассажи.

К счастью, необязательно быть учёным, чтобы разглядеть ту канву, по которой вышивают современные историки - достаточно здравого смысла. Недаром говорят, «ложь на длинных ногах». Ни авторитет, ни наукообразность, ни ссылки на громкие или, напротив, никому не известные имена, неспособны «чёрное сделать белым, злого - добрым, а ножку - маленькой», как с детства запомнилось из старого советского кинофильма «Золушка».

Кстати, о ссылках на источники. Как раз их-то «историки» нынче и не любят. Это Тарле и Н. Яковлев сопровождали свои выводы длинными списками авторов, исследователей и свидетелей. В современных опусах в ходу выражение «а было так» и далее анекдот типа ОБС («одна бабушка сказала»). Бывает и так, что по примеру Чубайса («больше наглости!») утверждают, что исследовали, и вытаскивают из кармана результаты - поди, проверь!

Поводом для этого вступления послужили некоторые высказывания историка Б. Соколова, сперва в фильме «Курская дуга», а затем в ток-шоу Соловьёва «К барьеру» (Телеканал НТВ, 14.04.05). Тема последнего была: надо ли устанавливать памятник Сталину на Поклонной горе к 60-летию Великой Победы?

Честно говоря, услышав, что спорить будут Марк Розовский и Алексей Митрофанов, я не сразу сообразил, кто будет отстаивать интересы вождя. Хуже защитника, чем первый помощник Жириновского, Сталину нельзя было пожелать. Тем не менее Митрофанов в запале сказал нечто ценное, а именно, что для Розовского Сталин «живее всех живых», что режиссёр каждый вечер с ним спорит, что вождь и сегодня его не отпускает, а значит, какие могут быть разговоры, - великий человек и вполне достоин памятника! Кое-что из высказываний Митрофанова я даже взял на вооружение, пригодится. Что же касается Розовского, думается, второе издание
В. Новодворской никому, кроме клакеров Соловьёва, неинтересно.

Я отвлёкся, правда, по теме, потому что ниже речь пойдёт о Сталине, которого ненавидит не только М. Розовский, но и его помощник в этом шоу Б. Соколов. Здесь последний высказался, что, в соответствии с его вычислениями, Красная Армия потеряла в Великой Отечественной войне ни много, ни мало 26 млн. человек, а потери СССР составляют 43 млн.! Я не могу проверить за Соколовым его расчёты, да, откровенно говоря, и нет желания. Можно ли спорить с учёным? Ведь он утверждает, что считал, а к специалисту должно относиться с уважением.

Но предлагаю всем желающим прибавить к 43 млн. Соколова 70 млн. Солженицына и А. Яковлева, количество, якобы погибших от сталинских репрессий, а затем вспомнить, что в СССР к началу войны было 194 млн. Кто же остался на день Победы, кто за три года восстановил экономику страны? Не надо ничего проверять, чтобы счесть всю компанию лжецами!

Но в этой статье речь о значительно меньшем прегрешении Б. Соколова. Я собираюсь исследовать всего лишь его интерпретацию одного сталинского приказа.

В фильме «Курская дуга» Соколов обвиняет Верховного Главнокомандующего в том, что своим приказом стрелять с хода он обрёк танкистов на поражение в Прохоровском сражении, так как стабилизаторов тогда не существовало и всё, что стреляли, было отправлено «в молоко». Я не поверил историку, что такой приказ имел место, и напрасно. Ложь разнообразна и наиболее существенна именно та, что опирается на факты. В данном случае факт действительно был. Это приказ Наркома обороны от 19.09.42 г. N0728 «О внедрении в боевую практику танковых войск стрельбы из танков с хода».

Но даже поверхностное знакомство с этим приказом говорит о том, что Б. Соколов извлёк из него лишь то, что было ему нужно, оставив в стороне суть и дух документа. Да, Сталин требовал от танкистов стрельбы с хода, «не боясь того, что стрельба получится не всегда прицельная», но только потому, что «танковые атаки без достаточно интенсивного огня... значительно уменьшают силу огневого и морального воздействия наших танков на противника». Одновременно, предполагая больший расход боеприпасов, Сталин увеличивал боекомплект в танках и количество боекомплектов в танковых бригадах.

Надо сказать, что основной задачей танков Верховный считал борьбу с пехотой противника, а противостояние вражеским танкам возлагал на артиллерию. Мало того, собственным танкам предписывалось вступать в единоборство с танками противника лишь «в случае явного превосходства в силе и выгодного положения» (приказ «О боевом применении танковых и механизированных частей и соединений» от 16.10.42 N325. Драбкин А. «Я воевал на Т-34.» Москва, Яуза, ЭКСПО, 2005).

Хотя приказ N325 нельзя рассматривать вне временных рамок и конкретных условий 1942 года, всё же взгляд Сталина понятен: его никогда не интересовало само по себе количество уничтоженных и потерянных танков, его заботили потери армий в живой силе!

И что же получается? Сталин требует вести огонь с хода, чтобы уничтожать пехоту врага, так как до «тигров» и «пантер» ещё добежать надо, Т-34 несутся на полной скорости, чтобы быстрей вступить в артиллерийскую дуэль с противником, а Соколов вопит, что установка неправильная, надо беречь боеприпасы, пока не выйдешь на точный выстрел. А тем временем «тигры» с безопасной дистанции будут расстреливать наших со всем их запасом снарядов. И что же хорошего?

Сталин в своём приказе выступает как умный рачительный хозяин, который видит всё поле боя, а не один лишь поединок танков. Он учитывает и психологию боя: пока не вступили в схватку с «тиграми», люди должны работать, приносить пользу, стрелять, уничтожать пехоту и огневые точки, пушки, пулемёты и миномёты. В этом основное назначение танков, а не в поединке с «тиграми», которые, в конце концов, без пехоты неминуемо вынуждены уползти.

Историк начинается с подробностей, а не с голословных заявлений. Если он хитрит в подробностях, как это сделал Б. Соколов, выхватив из приказа N0728 лишь его название и оставив в стороне суть, необходимость и целесообразность сталинских указаний в конкретной обстановке 1942 года, как же ему верить в больших вопросах, например, касательно потерь СССР в Великой Отечественной войне?

Выхватить из контекста фразу и размахивать ею как флагом по поводу и без повода, безотносительно к конкретным условиям и времени - это вполне в духе исследователей истории и документалистов, подвизающихся на ТВ. Представляю, как тот же Б. Соколов мог бы отозваться, если уже не отозвался, о приказе Сталина N325 от 16.10.42, в котором Верховный Главнокомандующий предписывал танкам вступать в бой с немецкими танками лишь в случае явного преимущества! Сколько было бы рассуждений об отличной германской технике, выучке танкистов противника и т.д. и т.п. Между тем, приказ появился и требовал выполнения именно в 1942 году при недостатке у Красной Армии танков. Уже в 1943 году обстановка переменилась, о чём свидетельствует и Прохоровское встречное танковое сражение на Курской дуге. И далее, до конца войны, необходимость в аналогичных приказах появилась уже у немцев.

Мне хотелось на маленьком примере показать, как фальсифицируется история. Прошли времена, когда всё советское отрицали огульно. Сегодня копаются в прошлом, пытаясь найти доказательства, что советские герои не такие уж герои.

Весьма интересны в этом смысле ежедневные пятиминутки «Звезда Героя» на телеканале «Культура». Из рассказов ветеранов авторы отбирают не героическое, а бытовое, даже смешное и анекдотическое, пытаются создать представление, что они стали героями случайно, дуриком. Старики этого не замечают. Впрочем, вряд ли перед ними кто-то отчитывался, сколько и чего из словоохотливых рассказов использовал режиссёр. Но достаточно посмотреть хотя бы несколько миниатюр подряд, чтобы злой умысел киношников проявился во всей красе: героев они приземляют до обывателей, а их подвиги - до случайных поступков в безвыходном положении. Категорически не желают авторы короткометражек «Звезда Героя» говорить об осознанном подвиге. Как будто не существовало ни Матросова, ни Зои, ни Гастелло, ни Маресьева.

Наши герои - скромные люди. Почти каждый из них говорит, что ничего особенного не совершил, просто воевал, как все. Но разве не обязанность биографа сквозь эту скромность разглядеть величие подвига?

А находятся и такие, вроде М. Розовского и Б. Соколова, которые не видят и величия подвига Сталина! Мол, Сталин не умел командовать, на фронт не выезжал, и победа в войне не его заслуга!

Между тем, Сорокина в «Основном инстинкте» 15.04.05 с беспокойством сообщила, что по опросу общественного мнения в рейтинге популярности Сталин на втором месте после действующего президента РФ. Народ лучше розовских и соколовых знает о заслугах вождя!

Оставим в стороне вопрос, как и на каком базаре проводился сей опрос. Но сам факт, что на ОРТ вынуждены признать необыкновенную популярность Сталина в России, говорит о многом. А интересней всего выпад, который, по принципу «для красного словца не пожалею и отца» совершила против своих соратников та же Сорокина. Якобы Церетели, автор скульптурной композиции глав трёх великих держав на ялтинской конференции, замученный воплями антисталинистов, протестующих против установки памятника в Волгограде, в сердцах заявил, что уберёт Сталина из композиции. Вместо него рядом с Черчиллем и Рузвельтом он предложил оставить пустое кресло, а всё произведение назвать: «В ожидании Сталина!»

Хотелось посмотреть на физиономию писателя В. Аксёнова и иже с ним после этого сообщения Сорокиной, но, к сожалению, занавес опустился.

Ю. ШАБАЛИН, г. Тула

http://www.duel.ru/200530/?30_6_2

 

 

Корнилов Д.В.
 
Отголоски азбучных (антирусинских) войн.
Алфавитная диверсия Запада
против восточнославянских народов.

Если взглянуть на то, сколько внимания уделяли проблемам языка архитекторы современной Украины, то есть немцы, поляки и прежде всего австрияки, то можно предположить, что в отдельные периоды истории более важных дел у них вовсе и не было. Да что там язык! Даже просто алфавит, азбука, система правописания и начертание отдельных букв часто в мировой истории становились предметом огромной политической важности. История Украины — не исключение. Выдающийся специалист по истории Украины Николай Ульянов в своей хрестоматийной книге «Происхождение украинского сепаратизма» (Нью-Йорк, 1966) посвятил этой теме мало места. По сути, лишь обозначил ее в одном абзаце: «Русское правительство и русская общественность, не понимавшие национального вопроса и никогда им не занимавшиеся, не вникали в такие «мелочи», как алфавит; но в более искушенной Австрии давно оценили политическое значение правописания у подчиненных и неподчиненых ей славян. Ни одна письменная реформа на Балканах не проходила без ее внимательного наблюдения и участия. Считалось большим достижением добиться видоизменения хоть одной-двух букв и сделать их непохожими на буквы русского алфавита. Для этого прибегали ко всем видам воздействия, начиная с подкупа и кончая дипломатическим давлением».

1. Глаголица.

Одна из великих тайн славян — их алфавит. Столь привычная нам кириллица, оказывается, таит в себе массу загадок. Тот ли это алфавит, который, собственно, и создал, согласно легенде, солунский грек Константин (в монашестве — Кирилл) вместе со своим братом Мефодием? По праву ли мы называем эту азбуку кириллицей? Что это за мистические письмена, овеянные странными преданиями, которыми славяне (прежде всего южные) пользовались вплоть до Нового времени, и которые мы называем глаголицей? Что возникло раньше, что из чего произошло? На эти вопросы до сих пор никто ответить не смог.

Достоверно известно, что Кирилл какую-то азбуку изобрел, но так же известно, что в пору своих странствий по Черноморью, в Корсуни в Крыму он видел таинственные славянские письмена — еще до того, как изобрел свою «кириллицу». Известно, что его ученик Климент Охридский тоже создал некую азбуку для славян.

Как это ни парадоксально, но чисто в арифметическом плане существует больше гипотез, утверждающих, что Кирилл как раз создал глаголицу. Так думали такие видные филологи как П. Шафарик, И. Ягич, А. Селищев и многие другие ученые.

Однако, существует и другая точка зрения. Согласно ей, Кирилл таки создал кириллицу, а глаголица возникла гораздо позже. Она стала своеобразной тайнописью в тот период, когда католическое духовенство усиленно преследовало книги, написанные кириллицей. Эту гипотезу в середине 19 века выдвинул чешский ученый И. Добровский, а поддержали ее многие филологи: И. Срезневский, А. Соболевский, Е. Карский и др.

Эта гипотеза объясняет, почему глаголица была распространена именно у южных славян — там наиболее сильно было влияние католичества. В свете этой версии становится понятным, почему глаголица столь вычурна и загадочна. И в то же время столь похожа на кириллицу. Ведь это своеобразная тайнопись, которой пользовались славянские патриоты в полуподполье.

«Стоило лишь некоторые из кирилловских букв перевернуть, — пишет Е. Карский, — другим придать петли вместо росчерков и точек и получаются соответствующие глаголические начертания».

Виктор Истрин, Советский филолог, автор солидного тома «Развитие письма», перечислил в своем монументальном исследовании много гипотез о происхождении славянской азбуки и отдал предпочтение именно версии о глаголице как тайнописи. Но в его работе почему-то не нашлось места идее, мельком высказанной западно-украинским литератором Иваном Франко. Может быть, потому, что Франко у нас, скорее, воспринимают как поэта, а не вдумчивого основательного ученого-филолога. И совершенно напрасно. Иван Франко оставил нам много трудов именно на филологические темы.

В начале века Франко предположил, что глаголица была своеобразной «алфавитной диверсией» католицизма против славян. Вычурная и запутанная глаголица была слишком сложна для изучения, а потому возводила тяжелый барьер на пути постижения славянами всевозможных наук. Глаголица, пишет Франко, «витвiр дуже штучний i неорганiчний, тяжкий для пам'яти, повстала значно пiзнiше, власне на терiторiї захiдних слов'ян, i була сплоджена тенденцiєю вiдрiзнити слов'ян-католикi в вiд православних».

Все это так и осталось мимоходом высказанной Иваном Франко идеей, поскольку он не стал развивать ее дальше и не подкрепил серьезными доказательствами. Трудно утверждать наверняка, что католическое духовенство додумалось до такой меры в борьбе за утверждение своего господства в Европе. Но в дальнейшей истории идея реформировать алфавит восточноевропейских народов, чтобы каким-то образом подчеркнуть их отличие от русских, стала навязчивой для ревностных католиков поляков и австрийцев в такой мере, что можно вполне предположить, что эта борьба могла начаться еще в конце предыдущего тысячелетия, в пору, когда зарождались специфически славянские азбуки.

Тема «алфавитной диверсии» Запада против восточнославянских народов занимала важное место в трудах Ивана Франко. И мы еще не раз в ходе дальнейшего повествования будем обращаться к его идеям. Тем более, что следующий наш эпизод стал темой специальных исследований великого писателя. Его родная Галиция стала ареной нешуточной битвы за умы и сердца простого русского люда, издавна населявшего этот многострадальный край. Колонизаторы давно старались убедить галичан, что они — не русские.

2. Абэцадло
2A) Первые дискуссии.
В качестве важной задачи, поставленной перед европейскими дерусификаторами, стал переход русского люда в Галичине на латинскую графику.

Тот, кто знаком с польским или чешским языком, наверняка, обратил внимание на то, насколько сложно передаются средствами латиницы нетипичные для нее славянские звуки «ж», «ш», «щ» и т.д. Порой просто жаль бедолаг западных славян, которые постоянно вынуждены прерывать свою письменную речь, дабы отметить тот или иной диакритический знак (L, C, Z, E и пр.), которыми переполнены их языки.

Наверное, именно поэтому другие славянские народы всегда гордились кирилличным письмом. Оно намного ближе к фонетическому строю славянских языков и в целом, несмотря на большее количество букв, оказывается проще, нежели латиница с многочисленными дополнениями.

Попытки заставить славян писать латиницей уходят корнями в далекое прошлое, и, скорее всего, их начало связано со знаменитым Drang nach Osten, то есть с попытками немецких феодалов колонизировать славян или полностью их уничтожить. Не случайно ведь английские колонизаторы запрещали ирландцам пользоваться древним кельтским огамическим письмом.

Еще в 10 или 11 веке были составлены т.н. «Фризенгенские памятники», найденные на германской территории в 1803 году: «Glagolite po nas redka slovesa: Boze, gospodi milostivi, otce boze, tebe ispovede ves moj grech, i svetomu Krestu i svetej Marii.»...

В Галичине к 18 веку полонизация зашла настолько далеко, что даже среди священнослужителей, незнание церковнославянского языка и кирилличного письма было весьма заметным. Так, по крайней мере, утверждается в предисловии к церковнославянско-польскому словарю, изданному в 1722 году в типографии Супрасльского монастыря: «..яко cотный иерей едва славенский разумеет язык, неведай что чтет в Божественной службе.»...

Видный галицко-русский деятель первой половины 19 столетия Иосиф Левицкий (1801-1860) в предисловии к своему «Словарю славено-польскому» (Львов, 1830) ясно рассказал, как вынуждены были изъясняться образованные галичане в начале прошлого века: «Русин, желая выразить высокое понятие и не зная, есть ли для него выражение в русском языке или нет, берет для его обозначение слова латинские, немецкие или польские. Таким образом, не ощущая нужды обучаться сложным русским фразам, он в конечном итоге лишается возможности понимает их. Но, даже если бы и нашлись желающие выучиться русскому языку, то для этого не оказалось бы ни словарей, ни грамматик соответствующих». К слову, сам Левицкий, четыре года спустя, сам издал на немецком языке первую грамматику галицко-русского языка («Грамматика русского, или малороссийского, языка в Галичине»).

Галичина после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году стала частью Австрийской империи, но подлинными ее хозяевами оставались поляки, которые всегда были одержимы страстью вытравить из истории всяческое упоминание о каком-либо присутствии русских в Галичине. В начале 19 столетия они полонизаторы предприняли решительную атаку на кириллицу. Главной их целью был полный переход русского населения Восточной Галичины (слова «украинцы» в то время никто не знал) на латиницу. Если бы это удалось, то со временем можно было бы без труда доказать, что галицко-русский язык — всего лишь диалект польского.

Впрочем, подлинные цели перехода на латиницу далеко не всегда выражались явно. Многие далеко не реакционные пропагандисты славянского единства начала 19 века мечтали о единой (подразумевалась, конечно, латиница) азбуке для славян. Выдающийся словенский филолог Варфоломей Копитар писал в 1823 году в письме к чешскому филологу Йозефу Добровскому: «Мой идеал для всех славян — латинские буквы, но для дополнения — несколько славянских букв из кириллицы».

Очень заметным событием в Галичине стало появление в 1833 году во Львове польского сборника «Песни польские и русские галицкого народа» («Piesni polskie i ruskie ludu galicyjskiego»), составителем которого был Вацлав Михал Залеский, более известный под своим псевдонимом «Вацлав из Олеська». Позже этот видный фольклорист, этнограф и писатель какое-то время даже служил в должности галицкого губернатора. По сути его сборник стал вообще первым изданием галицко-русских песен. Но записаны они были польскими буквами. Дальнейшая политическая карьера Залеского подтверждает, что издание сборника, наделавшего большой переполох в Галичине, задумывалось им, скорее, как действие сугубо политическое: польские и русские (украинские, сказали бы мы теперь) народные галицкие песни, изданные совместно и, что особенно важно, единообразно, призваны были доказать, что в Галичине живет один народ — польский.

Залеский так объяснял, почему он использовал польские, а не русские буквы: «Я положил себе за основу по возможности писать так, как говорит народ, пусть даже при этом возникли бы грамматические ошибки. А то, что я для этого использовал польские буквы, а не глаголичные или кирилличные, — так каждый меня за это, очевидно, похвалит. Уверен, придет пора, когда все славянские народы оставят те старые буквы, которые больше всего препятствуют приобщению славянской литературы к общей массе литературы европейской».

Активно поддержал Залеского Август Белевский (1806-1876), польский историк, журналист, поэт, издатель и переводчик «Слова о полку Игореве». В рецензии на сборник Залеского он проявил трогательную заботу о забитых несчастных русских галичанах: «Одним из самых важных моментов, которых коснулся издатель в книге, является то, какими буквами и каким правописанием печатать песни русского люда, который для своего языка не имеет пока ни грамматики, ни словаря.»..

Однако ни Залеский, ни Белевский в своих потугах ввести латиницу для русских галичан (украинцев, как стали их именовать позже) пока еще, судя по их писаниям, еще не ставили далеко идущие политические задачи. Они просто были движимы идеей осчастливить украинцев и приобщить их к великому польскому языку и польской культуре.

Другое дело — отец Иосиф Лозинский (1807-1889), украинский этнограф, языковед и публицист, человек, деятельность которого в целом вполне можно оценить как прогрессивную. С 60-х годов он вообще стал одним из самых активных и авторитетных в крае москвофилов. Но чего не напишешь по молодости.

Лозинский в начале 30-х опубликовал брошюру «O wprowadzeniu abecadla polskiego do pismiennictwa ruskiego» («Об использовании алфавита польского для литературы русской»). В ней молодой священник говорил об украинском языке, который «не имеет собственной литературы и до сих пор не был письменным». Отсюда Лозинский делает вывод, что украинский язык «имеет свободу выбрать себе такую азбуку, которая наиболее подходила бы для выражения его звуков и была бы наиболее полезной для его развития. Такой считаю польское абецадло».

«Абецадло» — «азбука» по-польски. Это слово в результате дискуссии того времени в Галиции стало почти бранным словом.

«Употребляя кириллицу, — продолжает Лозинский, — мы, словно эгоисты, замыкаемся в черепашьем панцире перед другими народами. Именно следуя за системой письма живых языков, оживет и разовьется язык украинский, а в системе мертвой кириллицы, он если и не умрет, то, по меньшей мере, ему будет очень трудно выкарабкаться». Естественно, в свей брошюре отец Лозинский очень хвалит сборник Залесского.

Иван Франко считал, что, если поляков Залеского и Белевского в принципе обвинять было не в чем, то украинскому патриоту Лозинскому было просто непростительно писать такие вещи. Потому его брошюру он считал «легкомысленной и слабо обдуманной».

Галицкая русская общественность поднялась на защиту своего правописания. Ответил Лозинскому уже упоминавшийся Иосиф Левицкий. Он, в частности, напомнил, что первая книга на кириллице «Октоих» вышла в Кракове в типографии Швайпольта Фиоля еще в 1491 году! А первые вполне зрелые грамматики русского языка появились также весьма давно: Зизания — в 1596-ом, Смотрицкого — в 1618-ом.

Следует напомнить, что для подавляющего большинства публики в начале 19 века было все еще весьма проблематичным разделить языки русский и украинский. И тем более трудно точно определить, грамматику какого именно языка описывали в своих трудах Лаврентий Зизаний и Мелетий Смотрицкий. Так что у Левицкого были все основания приводить этих авторов в доказательство своей правоты.

Пусть не опасается уважаемый автор, — пишите Левицкий, обращаясь к Лозинскому, — что с кириллицей мы замкнемся как черепаха в своем панцире. Одними грамматиками язык не творится. Пусть только у нас появится великая книга — и ее тут же переведут на все важнейшие языки Европы».

Левицкий ехидно спрашивает, насколько больше в Европе читают словенских или хорватских авторов из-за того, что их книги написаны латиницей. И что выиграли румыны, после того как поддались на уговоры и отказались от своей родной кирилличной азбуки?

Столь же горячо отстаивал кириллицу молодой Маркиан Шашкевич, душа и совесть галицко-русского культурного возрождения начала 19 века. В 1835-ом он издал небольшую книжку «Азбука и Abecadlo» — тоже ответ отцу Лозинскому.

Эта книга Шашкевича особенно ценна благодаря тому, что он собрал высказывания ученых-филолгов, западных и южных славян, в защиту кириллицы. Их много, таких примеров. Хорват Игнатий Берлич (1795-1855) резко выступал против того, что его народ избрал в свое время под влиянием католического духовенства латинский алфавит и тем самым стал отличаться от кровных братьев-сербов: «И до чего нас, в конце концов, доведет этот алфавит? Мы лишь испортим общепринятую латинскую графику своими дополнениями к буквам, но так и не будем иметь собственную азбуку. До каких пор мы будем скрывать нашу собственность? Разве у нас нет нашей кириллицы?»

Любопытное откровение. Может, Берлич два столетия тому назад предвидел во что выльется различие в алфавите у сербов и хорватов в конце 20 века?

2Б)«Тiснi роки»
В 30-годы дискуссия в Галиции велась еще «мирными» средствами: молодые ученые, обуреваемые полемическим задором и реформаторским зудом просто спорили между собой. Но после поражения революции 1848 года наступила реакция. Это время (1848-1859) не раз в украинской историографии называли «тiснi роки», трудные (буквально: «тесные») времена. Весь этот период прошел под знаком контрнаступления на завоевания 1848 года.

Весной 1848 года на короткий момент австрийское правительство, находясь под впечатлением от размаха революционных выступлений, с перепугу даже признало украинский язык в качестве официального языка в Галиции (наряду с немецким и польским). Уже осенью начался откат.

Главной фигурой реакции в тот момент стал поляк граф Агенор Голуховский (1812-1875). Австрийскими властями он назначался галицким губернатором свыше четверти века (1849-1875).

Его правой рукой был бывший учитель гимназии, а в тот момент — инспектор учебных заведений всей Галиции — Евсебий Черкавский (1822-1896), к слову, украинец по происхождению. Его письмо от 27 апреля 1859 года, с которым связывают начало серьезных гонений на украинский язык, адресованное барону Кемпену, венскому обер-полицмейстеру, Франко назвал «генеральним оскарженням руської народностi».

Черкавский утверждал, что до 1848 года украинского языка никто в Галиции не употреблял «ни в обществе, ни в быту, поскольку польский язык, который по своему развитию стоит на уровне европейских языков и имеет богатую литературу почти во всех отраслях человеческого знания, служила объединяющим языком для всей интеллигенции края». А украинский язык, напротив, «ни имеет ни грамматических правил, ни, тем более, литературной обработки».

Все попытки обработать украинский язык в прежние времена, как писал Черкавский, «были едва заметны и чрезвычайно редки, к тому же они ограничивались только компиляцией народных песен или молитвенными, обрядовыми и церковными книгами для нужд духовенства».

Украинцы, в представлении Черкавского, «состояли только из крестьян и духовенства, и лишь священников можно было считать единственными представителями украинской интеллигенции, ибо крестьянство как украинское, так и польское не имело никаких особых национальных тенденций».

Автор этого документа в принципе осуждал уступку, сделанную в 1848-ом, и включение украинского языка в программы гимназий. Но, если в конце концов (Черкавский говорит об этом скрепя сердце) и придется пойти на то, чтобы признать украинский язык, то это (наступает существенный момент!) должен быть язык того самого простого люда, который живет в Галиции.

Что же так волновало Евсебия Черкавского? В Галиции местных украинских писателей и так было мало, но почти все они, по мнению смотрителя гимназий, не интересовались тем диалектом, на котором говорят галицкие крестьяне. Оказывается, они «кто по невежеству, а кто в нечистых намерениях сочли возможным вместо того, чтобы пестовать и развивать родной язык, берут нечто готовое, пусть и чужое». Да пусть бы это был церковнославянский язык, так ведь нет же! Подумать страшно: «Все что пишется или печатается по-украински в Галиции, — трубил тревогу смотритель, — приобретает сейчас окраску великорусского языка, причем перенимается также русское гражданское письмо».

Действительно, Россия и все русское уверенно входило в жизнь и быт галицких украинцев. Интеллигенция восторженно училась говорить на русском литературном языке, русские книги и газеты с трудом провозили через границу, русским литераторам стремились во всем подражать, в воссоединении с Россией видели будущее русских галичан. Могли ли галицкие поляки и австрийские власти пройти мимо такого непотребства?

Еще в 1857-ом Черкавский уже доносил на украинские издания в Галичине «Сiмейна бiблiотека» и «Зоря галицька» за то, что они усиленно действуют в направлении слияния украинского и русского языков. При этом особо обращалось внимание на то, что за этой литературной тенденцией стоит тенденция политическая, имеющая целью сближение с Россией.

Как можно было допустить, чтобы галицкие журналы хвалили Петра Конашевича-Сагайдачного за его борьбу против Унии? Или с уважением отзываться о набожности русского народа? А то еще русские школы называют нашими, а про Россию не пишут иначе как «мать-Россия». Всего этого поляки во Львове стерпеть не могли.

Они усердно «упреждали» венское правительство в усилении пророссийских настроений, которое, по их мнению, имело корни в пребывании в Галиции русской армии генерала Паскевича (русские войска дважды пересекали Галицию в 1848-ом: когда, по просьбе австрийского правительства направлялись на подавление венгерской революции и, соответственно, на пути домой). Уже тогда проявились первые признаки русофильства среди галицких русинов. А в 1854 году, в первые дни Крымской войны, когда «благодарное» австрийское правительство объявило мобилизацию против России (наверное, самый паскудный удар в спину за всю историю России), то в Галиции, как доносили поляки в Вену, «усилились симпатии русинов, особенно украинской интеллигенции, к России, и оживились надежды на то, что Россия заберет Галицию (или хотя бы ее восточную часть) и приобщит к своим провинциям».

Еще в 1855 году губернатор Голуховский начал суровую войну против профессора украинского языка и литературы во Львовском университете отца Якова Головацкого, авторитетнейшего на тот момент украинца Галичины. Головацкого обвиняли в пропаганде русофильства, и особенно во введении в обиход русских оборотов речи. Стали поступать сведения, что то же самое делают сельские священники, а эти настроения очень поддерживает галицкая молодежь. Черкавский утверждал в 1858 году, что все это «ведет понемногу до полной ассимиляции местного наречия русским языком». Об этом исправно докладывалось в Вену, и министр просвещения Австрии граф Лео Тун признал факты «опасными для интересов государства».

В качестве противовеса русификации Черкавский выдвинул... что бы вы думали? Конечно же, полонизацию. «Среди славянских народов лишь польский элемент является до сих пор единственным бастионом против панславизма, потому сам собой напрашивается вывод, что этот элемент необходимо использовать в Галиции».

Так или иначе, но не прошло и месяца после доноса Черкавского от 27 апреля 1859 года, как в Вене на немецком языке появилась брошюра весьма авторитетного чешского филолога Йожефа Иречека (1825-1888) «О предложении русинам писать латинскими буквами» («Uber den Vorschlag das Rutenische mit lateinischen Schriftzeichen zu schreiben»). На титульной странице красовались слова: «По поручению императорско-королевского министерства культов и просвещения», а вышла брошюра в правительственной типографии, что означало откровенное вовлечение в это дело австрийского правительства.

Смысл и цель реформы правописания были предельно четко изложены Иречеком: «Здоровое развитие украинской литературы найдет в употреблении латинского письма самую крепкую опору. Пока русины пишут и печатают кириллицей, у них будет проявляться склонность к церковнославянщине и тем самым к российщине, а потому само существование украинской литературы станет под вопрос. Церковнославянское и русское влияние настолько велики, что грозят совсем вытеснить местный язык и местную литературу».

И далее: «Украинский народ в целом еще надлежит учит читать и писать. Эту науку, очевидно, которую он должен постигать на родном языке, ему следует облегчить, а не усложнить». Кроме отторжения от «российщины» переход на латиницу помог бы впоследствии галицким украинцам в изучении польского и немецкого языков, без которых им все равно не жить.

Кстати, Иречек напоминает, что императорским решением от 20 октября 1852 года уже требовалось, чтобы галичане, подававшие прошения в суд по-украински, должны были писать его латинскими буквами.

Уже тогда было отмечено, что за брошюрой Иречека стоял кто-то иной, кто не желал открывать себя явно. Высказывалось предположение, что сама брошюра была состряпана в галицком краевом правительстве местными поляками: уж очень автор брошюры обладал хорошими познаниями во внутренних делах Галиции, чего никогда не наблюдалось у заносчивых и высокомерных чехов.

После такого идеологического обоснования, прозвучавшего, якобы, из уст авторитетного и внешне непредвзятого (чех) филолога галицкий губернатор уже открыто выдвинул свой план:

Убрать с кафедры Львовского университета Якова Головацкого и заменить его известным полонизатором Зигмундом Савчинским.
Ввести латинский алфавит вместо кирилличного письма как важное орудие против русификации.
Изучение украинского языка оставить лишь в высших гимназиях (в низших — обучать детей по-польски).
Отменить юлианский календарь.
Иван Франко назвал этот план «бесценным документом традиционной польской политики, направленной против России, и обозначает те же самые основы и те же самые методы борьбы с русским элементом, которые были присущи Польше во времена ее многовекового господства, и от которых она до сих пор не избавилась».

Из этих четырех пунктов граф Лео Тун решительно поддержал лишь первые два. Головацкий был смещен с кафедры и в конечном итоге был вынужден эмигрировать в Россию, где и умер вдали от родных мест. Украинские епископы Литвинович (Львов) и Яхимович (Перемышль) получили строгие выговоры за употребления русских и церковнославянских слов и фраз.

Все «герои» латинизации Тун, Иречек, Голуховский и Черкавский усиленно спорили на предмет того, как следовало вводить латинский алфавит — то ли на основе транскрипции (латинскими буквами обозначать звуки украинской речи — так считали поляки), то ли на основе транслитерации (знаками латиницы просто заменить кирилличные буквы — на этом настаивали австрийцы). При этом граф Тун лицемерно проявлял беспокойство, чтобы украинцы не дай Бог не подумали, будто их язык просто заменяется польским.

Венские украинцы, которых в австрийской столице в те времена было очень много, были изрядно угнетены в ожидании предстоящих реформ. Иван Гушалевич (брат известного галицкого поэта) писал 3 июня 1859 года Якову Головацкому: «Ужасна весть об неслыханном, даже в варварски времена, насилию на наши священные письмена молниею пронеслась помеж наше духовенство и народ... Всех серце запеклося кровью». (К слову, мы намеренно воспроизводим текст письма Гушалевича буквально — это хороший образец того языка, на котором общались грамотные галичане в то время. Здесь близость к русскому языку действительно очевидна).

И действительно, что могло быть более унизительным для человека, обладавшего хоть малой каплей национальной гордости? Собираются австрияк, чех и поляк — и спорят о том, на каком языке говорить и какими буквами писать украинцу. При этом самих украинцев, как малых детей, еще неразумных и неспособных определить, что есть добро для них, никто спрашивать не собирается. Они за дверью дожидаются своей участи...

Венские украинцы особенно раздражены были Иречеком, поскольку от чехов такого удара не ожидали. Они даже сочинили про него злые стихи:

Най же Iречек в своє чеське пиво
А не в наш медок пхає своє рило;
Бо його рило приберем в ходак;
Скажуть слов'яни: «Iречек — дурак!»

Уже летом Иречек собирался приехать во Львов и возглавить азбучную комиссию, а с октября 1859 года украинские дети в Галиции должны были начать обучение по чешским букварям.

Но размах выступлений против реформы несказанно поразил и удивил поляков.

Известный поэт и журналист Богдан Дидыцкий тут же издал в Вене брошюру «О неудобности латинской азбуки в письменности русской», в которой, в частности, писал: «Латинская азбука в применении к русской литературе доведет не только до великого замешательства, но так же до распрей и разделения родных братьев».

Разрыв в духовной жизни, который вызовет переход на латинскую азбуку, по словам Дидыцкого, — «это самое тяжелое горе, которое когда либо было на свете». «Когда нам предлагают поменять наше письмо, они думают, что мы — единственные такие выродки в Европе, которые добровольно вымараем из памяти все, что по воле Божьей было в нашей истории? Они думают, что мы так мало привязаны к своему родному, что кинем все это при первом проявлении новой моды? Они думают, что мы единственные такие слабоумные, что не сможем оценить, что для нас хорошо, а что — плохо? Они думают, наконец, что мы — единственные такие неблагородные люди, которые не отстоят совместно то, что наш народ считает добром для себя?»

Франко, который часто критиковал Дидыцкого впоследствии, был вынужден признать его невероятное мужество, проявленное в 1859 году.

Еще больше поразили полонизаторов выпады виднейших авторитетов того времени. Выдающийся ученый, профессор Франц Миклошич, словенец по происхождению, основатель славянского языкознания, на помощь которого рассчитывали австрияки, неожиданно выступил с заявлением, в котором осудил правительственные планы. Еще более неожиданный удар нанес другой влиятельный и известнейший филолог того времени чех Павел Шафарик, который, к тому же, оказался... тестем Йожефа Иречека. Шафарик был очень недоволен тем, что его зять «пошел не на свое поле».

Эти события 1859 года вошли в историю Галиции как «азбучная война». Скрепя сердце поляки и австрийцы вынуждены были отступить от планов перевода украинской письменности на латинский алфавит. Но от мысли оторвать украинский язык от русского они отказаться никак не могли.

3. «Фонетика»

Уже в те годы, когда кипели страсти по алфавиту, более мудрые и дальновидные поляки уже вынашивали план введения для украинского языка так называемого фонетического письма.

Как известно, письменность любого языка может основываться на двух принципах: этимологическом (слова пишутся так, как писались столетия тому назад, несмотря на то, что их произношение уже изменилось) и фонетическом (слова пишутся так, как произносятся в данный момент исторического развития языка). В подавляющем большинстве европейских языков принят этимологический принцип, хотя на первый взгляд, кажется удобным именно фонетический. Однако аргументов в пользу этимологического принципа, по здравом рассуждении, оказывается куда больше. Дело не просто в исторической преемственности. Возьмите, например, тот неоспоримый факт, что пройдет какое-то время, и любое правописание, основанное на фонетическом принципе, неминуемо станет этимологическим. Поэтому чаще всего любые попытки проведения радикальных реформ в сторону фонетизации правописания в европейских языках были и будут впредь обречены на провал.

«Фпрьеть абрьичьины на правал» — что-то в этом роде стало бы с последними словами предыдущего предложения, если бы в русском языке ввели фонетическое письмо. В украинском оно было введено. Пусть и не столь радикально.

Но дело не в лингвистических принципах, не в соображениях удобства и целесообразности. Фонетическая реформа украинского правописания преследовала изначально исключительно политические цели.

К концу 19 века в Галиции, ставшей уже Галичиной и «Украинским Пьемонтом», накопилось изрядное количество «птенцов гнезда Гулаховского», которые целью своей жизни считали политический и национальный разрыв малорусского и великорусского народов. Они резко критиковали консервативное русское правописание, которое они презрительно именовали «ярыжкой» или «ерыжкой» — по названию букв старого алфавита «ер» (твердый знак, писавшийся после твердых гласных на конце слов) и «еры» (буква «ы»). Взамен предлагалось, якобы, более удобное и прогрессивное фонетическое письмо, «фонетика» для краткости.

Как вспоминал киевский профессор Тимофей Флоринский, автор книги «Малорусский язык и «украiнсько-руський» литературный сепаратизм» (Санкт-Петербург, 1900), одним из первых стал пропагандировать «фонетику» для украинского языка «украйнофильствующий поляк» Стахурский, который, впрочем, был согласен и на латинский алфавит. Лишь бы не по-русски. Флоринский был убит в Киеве в 1919 году, как полагают, петлюровцами.

В Галиции споры на эту тему велись давно, но лишь в 1892 году им придали ярко выраженное политическое звучание. В тот год «Общество имени Шевченко» и галицкое Педагогическое общество подали в австрийское министерство народного просвещения проект о введении фонетического правописания в учебниках народных школ и в средних учебных заведениях. Просителей активно поддержала антирусская Народовская партия (объединявшаяся вокруг журнала «Народ») и ее видные деятели, известные полонизаторы Ф. Гартнер и С. Смаль-Стоцкий. Мотивировка их ходатайства была предельно проста: Галиции «и лучше, и безопаснее не пользоваться тем самым правописанием, какое принято в России».

Галицкие украинцы или «русские галичане», как они сами себя называли, вновь попробовали было сопротивляться. 50 тысяч подписей против реформы собрали тогда в Галичине и Буковине. Но тщетно. Австрийское правительство прекрасно понимало свою выгоду. В 1893 году (у Николая Ульянова неверно значится 1895-ый) австрийский парламент официально утвердил фонетическое письмо для украинского языка. На сей раз антирусская партия одержала победу.

Но то, что народ в основном был против реформы, не могут скрыть даже самые ярые самостийники. В своей «Истории украинского литературного языка» (Виннипег, 1949) Иван Огиенко (Митрополит Илларион, министр просвещения и вероисповеданий в петлюровской Директории) пишет, что успех введения «фонетики» был обусловлен лишь тем, что «цей правопис здобув собi урядове затвердження», а совещания украинских ученых в Черновцах и Львове «все висловлювалися рiшуче проти змiни правпису». Выступления народа против реформы правописания Огиенко, впрочем, объяснял вполне традиционно: влиянием России.

Известный ученый, видный представитель карпатских русин доктор Афанасий Геровский в своих воспоминаниях, опубликованных в США в 60-годы, вспоминал, какими полицейским мерами внедряли австрияки в буковинских школах «фонетичний правопис».

Автор подробного исследования «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма» (Киев, 1912 — эта книга вызвала гнев известного интернационалиста В. И. Ленина и до сих пор вызывает ярость самостийников) «вiдомий україножер» С. Щеголев собрал немало фактов, свидетельствующих о народном недовольстве реформой. Он приводит слова о фонетическом письме поляка Воринского, которого трудно было заподозрить в русофильстве: «Чудовищное покушение на законы лингвистики».

Сам Иван Франко вспоминал, что галицкая публика возвращала газеты и журналы с сопроводительными записками «Не смийте мени присылати такой огидной макулатуры» или «Возвращается обратным шагом к умалишенным».

Чего пытались достичь дерусификаторы? Дело в том, что консерватизм правописания давно служит своеобразным фактором национального и политического единства больших народов. У китайцев, например, языковые различия между Сервером и Югом настолько велики, что часто выходцы из противоположных концов страны не понимают устную речь друг друга. Но, поскольку их система письма основана не на звуках, а на понятиях, то письменная речь любого китайца понимается без труда. Какая разница, кто и как лично произносит иероглиф, означающий «дом», если все знают, что это именно дом?

В принципе изменения, которые были внесены самостийниками в русское общепринятое этимологическое письмо, незначительны: букву «ы» заменили на «и», а «и» — на «i». Позже появилось ї и еще кое-какие отличия, которых, к слову, стало меньше после того, как большевики, в свою очередь, убрали букву «ять» и эти самые пресловутые «еры» в конце слов.

Но этого было достаточно, чтобы получить в свое распоряжение убедительный аргумент для дальнейшей украинизации и проведения политики, нацеленной на разрыв с Россией. Ведь, скажем, если бы большевики не остановились на достигнутом и провели бы более радикальную реформу (были горячие головы, которые это предлагали), то расхождения между русским и украинским языком стали бы более заметны, а потому и убедительнее. Пока что, например, слова «голова» и «берег» пишутся одинаково по-русски и по-украински, но в случае победы фонетического принципа русские стали бы писать эти слова как-то вроде «галава» и «бьерьек».

История украинского правописания в точности отражает путь, который проделали поляки, инициаторы и идеологи создания нового народа, отличного от русских. Вначале они пытались доказать, что галицике русины — всего лишь часть польской нации, а потому пытались заставить их писать латинскими буквами, как пишут поляки. А затем, следуя мудрым указаниям графа Потоцкого, стали всеми доступными методами убеждать самих украинцев, что они кто угодно, но, если не поляки, то и не русские. То есть в полном соответствии с популярным принципом «нехай гiрше, або iнше».

Фонетическое письмо в России было запрещено еще в 90-е годы. После революции 1905 года, когда наступила некоторая политическая либерализация, самостийничество постаралось закрепиться и на российской части Украины. Специально для этого в Киев вернулся лично профессор Михаил Грушевский, впоследствии разоблаченный как агент австрийских спецслужб. Грушевский самым активным образом стал внедрять фонетическое правописание (пусть даже и в несколько ином виде, нежели это было принято в Галиции — мы не будем вдаваться в лингвистические детали).

Он столкнулся, мягко говоря, с недопониманием. Один из подписчиков журнала «Засi в», например, писал: «Змiнить мерзенний провопис, бо вiн страшенно мiшає поширюванню нашої книжки в народ, в село... Буква «ы» есть буква свята i нiчого її змiнювати на «и» — це ж безтолковщина, медвежья услуга нашему народу».

Известный русский публицист Н. Гиляров-Платонов так написал о «кулишовке», одном из первых вариантов фонетического правописания: «Племенной сепаратизм в азбуке, — заметьте даже в азбуке, не только в языке, — есть племенное умственное самоумерщвление... Сила — в единстве и в общении; в общении единственно возможны жизнь и развитие».

Опять-таки неожиданно для самостийников против них резко выступил человек, от которого они этого не ожидали. Уже старый классик украинской литературы Иван Нечуй-Левицкий (1838-1918) в 1912 году опубликовал книгу «Кривое зеркало украинского языка», в которой подверг резкой критике реформу правописания в частности и насаждавшиеся Грушевским галицко-польские нормы языка вообще.

«С такой амуницией в украинских журналах и книгах украинская литература далеко вперед не убежит, ибо весь этот галицкий и польский груз обломит нашу телегу. На мой взгляд, этот груз — просто мусор, засоряющий наш язык, — писал Нечуй-Левицкий. — Галицкая орфография смешна, диковинна и не покоится на каких-либо научных основаниях». «И эту глупость премудрую, эти ребусы, — продолжает писатель, — зовут фонетическим правописанием». Обилие «i» в украинских текстах у современников вызывали ассоциации со стеклами, засиженными мухами. «С тучей точек над словами», — писал старик Нечуй. Особенно он протестовал против того, что его книги переиздаются таким варварским способом.

Но затем последовала революция, интернациональная ленинская политика, жестокая украинизация, которую большевикам помогал осуществлять... все тот же Грушевский, академик АН СССР, чей портрет некоторые из нас могут созерцать сейчас на 50-гривневых бумажках. Нужно ли удивляться, что в Советской Украине был принят тот же принцип письма, который утвердил австрийский парламент для Галиции в 1893 году?

А к тому же, постарались сделать так, чтобы никто не мог узнать обо всем, что мы здесь изложили. Не было жарких протестов юного Шашкевича, не было эмиграции Головацкого, не было «Кривого зеркала» Нечуя-Левицкого. Вот как описывает внедрение «фонетики» после первой революции в Малороссии сподвижник Грушевского филолог Агафангел Крымский: «I от настав 1905 рiк у Росiськiй iмперiї i дав пiдданцям волю друку, а українцям — волю друкувати своєю мовою i тою орфографiєю, яка їм до мислi...Всi українцi раптом тодi одкинули ненавидну «ярижку» i зачали писати справжнiм українським правописом, який вiдповiдав духовi нашої мови».

И многие так думают до сих пор.

А мы всего лишь хотели напомнить людям обо всех тех, о ком не пишут сейчас в официальных учебниках истории и языка. И об их борьбе за «азбучное единство» наших народов.

http://www.anti-orange-ua.com.ru/index.php/content/view/166/61/

 

 

Последние залпы Второй мировой
29.07.2005

Махмут Гареев, генерал армии, президент Академии военных наук для РИА «Новости».

2 сентября 1945 года на борту американского линкора «Миссури», что стоял в Токийском заливе, Япония подписала акт о полной и безоговорочной капитуляции. Так закончилась вторая мировая война, которая длилась практически ровно шесть лет и унесла более 50 миллионов человеческих жизней. Победную точку в ней, вместе с войсками союзников, поставила и Красная Армия.

Она разгромила самую большую группировку вражеских войск в Азиатско-Тихоокеанском бассейне – миллионную Квантунскую армию императорской Японии, что насчитывала 1155 танков, 5360 артиллерийских орудий, 1800 боевых самолетов и 25 кораблей, а вдоль границ создала долговременные глубокоэшелонированные бетонные укрепления, связанные между собой подземными ходами, с запасом продовольствия и воды на несколько месяцев беспрерывных сражений.

Маньчжурская стратегическая наступательная операция, которую провели на Дальнем Востоке с 9 августа по 2 сентября 1945 года советские войска, вошла в историю второй мировой войны и в историю военного искусства, как одна из самых ярких и содержательных ее страниц. Она развернулась на фронте протяженностью в пять тысяч километров и на глубину в 200-800 км, проходила на очень сложном театре военных действий (ТВД) с пустынно-степной, горной, лесисто-болотной и таежной местностью, которую пересекали крупные реки - Амур, Аргунь и Сунгари. При этом Красная Армия уничтожила около 84 тысячи солдат и офицеров противника, взяла в плен около 700 тысяч японских воинов, а сама потеряла всего 12 тысяч человек. Это меньше одного процента принимавших участие в боевых действиях. Таких результатов не знала ни одна боевая операция второй мировой. Ни со стороны вермахта, ни со стороны англо-американских войск.

Правда, некоторые западные исследователи объясняют такие выдающиеся результаты тем, что японская императорская армия после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки была уже полностью деморализована и не представляла собой внушительной военной силы. Да и вообще, участие Советского Союза в заключительных этапах второй мировой войны не представлялось необходимым, - войска Соединенных Штатов и их союзников могли справиться с империалистической Японией и без ее помощи. Что ответить на такие заявления? Только одно – все это неприкрытая, сознательная ложь или просто плохая информированность, отсутствие полноценных знаний о реальной военной истории середины прошлого века.

Во-первых, с просьбой об участии Советского Союза и его армии в войне против Японии к Верховному главнокомандующему Иосифу Сталину не раз обращались на Тегеранской (1943 года) и Ялтинской (1944 года) конференциях президент США Франклин Рузвельт и премьер-министр Великобритании Уистон Черчилль. И такая помощь была обещана. На Потсдамской (1945 года) конференции новый американский президент Гарри Трумэн получил от Сталина подтверждение, что Красная Армия начнет операцию против Квантунской армии ровно через три месяца после подписания капитуляции фашистской Германии. И в ночь с 8 на 9 августа наши войска пересекли линию соприкосновения с японской армией.

Военным историкам известно, почему Вашингтон так настойчиво добивался участия Москвы в войне против Токио. Японские войска в августе 1945 года в Азиатско-Тихоокеанской зоне насчитывали почти 7 млн. человек, 10 тысяч самолетов и 500 боевых кораблей. Армия союзников - только 1,8 млн. человек и 5 тысяч самолетов. Если бы Советский Союз не вступил в войну, основные силы наиболее боеспособной Квантунской армии могли быть сосредоточены против американцев, и тогда война продлилась бы еще не один месяц, а, как минимум, год или два. А потери американских войск превысили бы более миллиона человек. Об этом прямо заявляли президенту Трумэну руководители Пентагона. Он, и это исторический факт, сначала тоже не видел смысла участия Советского Союза в войне против Японии. Американским генералам удалось его легко переубедить.

Во-вторых, разгром Квантунской армии Японии, освобождение от захватчиков Северо-Восточных районов Китая (Маньчжурии) и Северной Кореи, стремление лишить Токио военно-экономических баз на азиатском материке, плацдарма нападения на СССР и Монголию, помощь китайским патриотам в освобождении их родины- все это было в интересах и Кремля. И подогревалось желанием взять реванш за позорное поражение в русско-японской войне 1905 года, а так же возвратить незаконно отнятые у страны Южный Сахалин и Курильские острова. В августе сорок пятого я был в рядах наступающей 5-й армии 1-го Дальневосточного фронта и помню, как практически каждый наш солдат и офицер просто горел этим желанием «смыть позор девятьсот пятого года».

Кроме того, перед советскими войсками стояла задача обеспечить безопасность Дальневосточных границ. Все 1415 дней Великой Отечественной войны страна вынуждена была держать на этих рубежах до 40 полнокровных дивизий, в которых очень остро нуждались на советско-германском фронте. Особенно в то время, когда решалась судьба Московской, Сталинградской и Курской битвы, судьба нашей победы. Кое-кто из западных исследователей утверждает, что японцы вели себя на этих границах достаточно тихо и не собирались нападать на СССР. Это тоже неправда. Войска Квантунской армии многократно совершали вооруженные провокации против наших солдат, нарушали советскую сухопутную и морскую границу, их самолеты регулярно залетали в воздушное пространство Советского Союза. С 1941 по 1945 год было зафиксировано более тысячи подобных случаев. 178 раз они задерживали наши торговые суда, 18 из них потопили.

Теперь о том, как повлияла на решимость к сопротивлению Квантунской армии бомбардировка Хиросимы и Нагасаки. Бомбы, как известно, были сброшены 6 и 9 августа. А 10 августа, о чем свидетельствует участник той войны и видный современный японский историк Хаттори, императорская ставка приказала главнокомандующему Квантунской группировкой войск генералу Ямада «сосредоточить основные усилия против Советского Союза и разбить противника». 14 августа, когда Токио принял решение о капитуляции на условиях Потсдамской декларации от 26 июля 1945 года и уведомил об этом правительства США, СССР и Англии, приказ о прекращении сопротивления в Квантунскую армию так и не поступил. Только стремительное наступление наших общевойсковых соединений, поддержанное авиацией и флотом, мощные удары артиллерийских группировок и высадка в тыл японцам воздушного десанта, расчленение японской армии на неравные, несвязанные с собой части, заставили офицеров и солдат императора Хирохито начать складывать оружие и сдаваться в плен. Это случилось только после 20 августа. Но и позже, а я был этому свидетелем, отдельные укрепрайоны в районе населенного пункта Градеково, горы Верблюд даже в полном окружении продолжали ожесточенно сражаться с нашими войсками. В том числе и после 2 сентября.

Хочу специально подчеркнуть, Маньчжурская стратегическая наступательная операция продемонстрировала не только возросшую мощь Красной Армии, которую она накопила к концу войны, но и незаурядное военное искусство ее полководцев. Чего только стоит стремительная переброска с Западного фронта на Восточный 400 тысяч солдат и офицеров, свыше 7 тысяч артиллерийских орудий, 1100 самолетов, для чего понадобилось 136 тысяч железнодорожных вагонов. Любопытно, что этой переброски не заметила японская разведка, хотя у нее была очень мощная агентурная сеть на Дальнем Востоке. И еще одна деталь. Советское командование запланировало начало наступления на японские позиции в ночь с 8 на 9 августа. Начальник разведки 5-й армии (у японцев тоже была такая армия) доложил об этом командующему генералу Ямада. Тот написал на его донесении «только сумасшедший может решиться наступать в Приморье в августе, когда идут дожди и все дороги становятся непригодными для движения войск».

А мы перешли в наступление и победили. Хотя досталась эта победа, конечно, очень большим трудом. Танки и артиллерия вязли в непроходимой грязи. Тонула в ней и конница. На сапоги, на ноги лошадей налипали килограммы глины, а темп наступления, тем не менее, был таким высоким, какого не было даже в сухие летние месяцы на советско-германском фронте. Правда, нельзя тут не сказать о помощи китайских крестьян. Никто не заставлял их этого делать. Но японские оккупанты, видимо, довели их до такого состояния, что они сами выходили на дорогу и буквально на руках тащили по грязи наши бронированные машины, лишь бы мы побыстрее изгнали с их земли заклятых врагов.

И несколько слов о взаимодействии с союзниками. Зоны наших боевых действий, направления наступления и районы оккупации, безусловно, были заранее согласованы руководителями операции. Но не все они безупречно были выполнены. К примеру, батальоны 25-й армии генерал-полковника Ивана Чистякова подошли к северной окраине Сеула и двое суток стояли там, пока не подошли американские войска и не заняли отведенный им район. В то же время, когда части нашей 39-й армии вышли к Порт-Артуру, два отряда американских войск на скоростных десантных судах постарались высадиться на берег и занять выгодный со стратегической точки зрения рубеж. Пришлось нашим солдатам автоматным огнем, правда, вверх, а не по катерам, отогнать «непрошенных гостей».

Не выполнили американцы и своих обязательств разделить с Красной Армией бремя оккупации острова Хоккайдо, о чем договорились руководители трех держав. Но генерал Дуглас Макартур, который обладал большим влиянием на президента Гарри Трумэна, решительно воспротивился этому. И советские войска так и не ступили на территорию Японии. Правда, мы, в свою очередь, не позволили Пентагону разместить свои военные базы на Курилах. Было ясно, что, если они займут эти территории, то выкурить их оттуда будет очень трудно.

И все же, размышляя над итогами второй мировой войны, анализируя события ее последних дней, нельзя не сделать главный вывод. Ведущие страны мира могут победить общее зло, каким был в середине прошлого века гитлеровский фашизм и японский милитаризм, а сегодня - международный терроризм, только вместе. Поддерживая друг друга и всесторонне помогая партнеру. Без такой солидарности, лишенной сиюминутных конъюнктурных соображений и мелочной эгоистичной политики, каждый из нас в отдельности обречен на неудачу. А вместе мы – непобедимы.

http://www.iraqwar.mirror-world.ru/article/58418

 

 

Нюрнберг-2. Реабилитируют ли бандеровцев?

Иван Симоненко

Как сообщает пресса, Львовская областная организация Украинской народной партии начала сбор подписей за признание УПА воюющей стороной во Второй мировой войне и планирует собрать 1 млн. подписей во Львовской области, и 2 млн. подписей по Украине.

"Реабилитируют ли бандеровцев?" - спрашивают РИА Новости, Россия, посколько в кампанию по реабилитации включились высшие должностные лица Украины. Премьер-министр Украині Юлия Тимошенко считает, что бывшим бойцам УПА можно предоставлять статус ветерана. Хотя с оговоркой, что будет изучено прошлое каждого из них. "Предостережения Тимошенко понятны", - подчеркивает агенство, - "среди тех, кто воевал в составе УПА, были лица, которые осуществляли воинские преступления". В то же время украинский премьер нашла и явных врагов Украины, обвинив российские компании в том, что они сознательно прекратили поставки нефти в Украину. По словам премьера, так российские нефтяники мстят новой украинской власти. Когда украинского премьера попросили объяснить мотивы действий нефтяников, пишут российские "Известия", она сказала, что "не очень были удовлетворенные определенные страны тем, как прошли выборы в Украине, и за последний месяц повысили цены на нефть из России на 30%."

Признания УПА не состоится до тех пор, считает патриарх галицкого движения Левко Лукъяненко, пока не состоится суд над коммунистами, "Нюрнберг - 2". Если бы состоялся суд над коммунистами и Украина была бы официальной стороной - это был бы наилучший аргумент для ветеранов, что они ошибаются, считает он. Как говорится, против лома нет приема. Если аргументы железные, действие их поразительно. Кроме того, "Нюрнберг - 2" можно и официально организовать. "Думаю", - считает Л.Лукъяненко, - "это возможно при этой власти. В Вильнюсе когда-то был общественный трибунал по осуждению преступлений коммунистов. Такое нужно реализовать, чтобы обвинительными сторонами выступило несколько государств, скажем, Украина, Эстония, Латвия", - убежден он.

Сейчас существует три концепции решения этого дела - признать УПА воюющей стороной, признать УПА участником боевых действий, предоставить отдельный статус "борцов за волю Украины". И это касается не только УПА, а и участников массового движения против большевиков на Украине (20-тые годы), творцов Украинской Народной Республики, и тех, кто боролся за волю Украины в 18-19 столетиях - Колиивщина, Мазепинщина.

Совершенно не согласны с такой постановкой вопроса многие. Существенное различие между УПА и коммунистами не в том, что "уповцы воевали за независимую Украину, а коммунисты за Советский Союз", ведь Украина уже тогда была субъектом политико-правовых процессов, притом достаточно заметным. Что касается других аргументов, то они очень весомы.

Историк Виктор Полищук, автор книги "Горькая правда. Преступления ОУН-УПА (исповедь украинца)" считает:
  1. Существование и деятельность УПА фашистские. "Нельзя использовать просто аббревиатуру "УПА" без аббревиатуры "ОУН Бандеры", потому что УПА была (в большей степени сформированным путем террора) вооруженным формированием ОУН Бандеры, а если так, то существование и деятельность УПА нужно объединять с идеологией и политической целью ОУН, а они по сути своей были преступные, фашистские. Никакие преступления ОУН-УПА простить нельзя, преступление является преступлением, преступника можно простить лишь в случае его искреннего покаяния. Это - моральная (если преступник покаялся) и юридическая (когда власть объявляет амнистию) точка зрения".
  2. ОУН-УПА никогда не вела боевых действий. "ОУН-УПА никогда не вела боевых действий против немцев, советских партизан или войск СССР с целью их уничтожения, потому что для этого у нее было недостаточно сил. Главный удар ОУН-УПА с весны 1943 года был сориентирован на физическое уничтожение польского беззащитного населения Волыни и Галичины, и тех украинцев, которые после бегства из немецкого плена прятались у местных селян. После войны остатки "Службы безопасности" ОУН Бандеры вплоть до 1950 года и даже позднее занимались диверсиями против советских учреждений на уровне сельсоветов - уничтожали председателей советов и колхозов, агрономов, трактористов, учителей, а часто и украинских женщин, которые отказывались дать им, прячущимся в "схронах", продукты питания или одежду".
  3. На совести ОУН-УПА преступления народоубийства. "От рук ОУН-УПА в 1943-1944 гг. на Волыни и Галичине погибли минимум 120 000 мирных польских жителей и в 1941-1950 гг. по меньшей мере 80 000 гражданских украинцев. Эти действия следует квалифицировать как преступление народоубийства, которое не подлежит прощению по срокам давности и тем более нельзя признавать боевиков УПА, которые совершили это преступление, героями".
  4. ОУН-УПА не боролась за независимость Украины. "ОУН-УПА не боролась за независимость Украины, она не боролась за украинский народ, она боролась за власть над украинским народом, достаточно об этом прочесть в открытых письмах Тараса Бульбы-Боровця к проводу ОУН Бандеры 1943 года. ОУН-УПА была формированием преступным и его никак нельзя сравнивать с Красной Армией, поскольку СССР был признан международным правом государством-членом антигитлеровской коалиции. Приравнивание упистов-бандеровцев к ветеранам ІІ мировой войны, как это неморально делает президент Виктор Ющенко, выглядит так, если бы кто-то приравнивал милиционера к преступнику".
  5. Проблема ОУН-УПА - это не только украинская проблема. Проблема ОУН-УПА - это не только украинская проблема, это также проблема, прежде всего, Польши, России, потому что от рук ОУН-УПА гибли и поляки, и россияне. Признание ОУН-УПА было бы равнозначно признанию фашистской ОУН, которая во ІІ мировой войне организовала геноцид поляков и выступала на стороне агрессоров - гитлеровской Германии. ОУН дала в ее распоряжение батальоны. К этому дополню в польском контексте: польско-украинской проблемы не существует. До 1943 года не было конфликта, было лишь вырезание формированиями ОУН Бандеры (УПА, "Служба безопасности", жандармерия ОУН-УПА, Отделы особого назначения) польского населения. Его наследники не выступают против украинцев и Украины. Они хотят только правды и справедливо бунтуют против героизации преступников".

Как видим, полоса конфронтации расширяется, стараясь развить успехи "банановых революций" на восточном направлении наступления западной цивилизации. Это заметно по решительности сторон.

Хотя "примиренческий" конфликт нeизбeжeн, учитывaя мeняющийcя иcтopичecкий кoнтeкcт, с одной стороны, и формирование реваншистской среды, с другой, но приостановить этот эксцесс при обоюдном согласии еще можно. Так, по oкoнчaнии втopoй миpoвoй вoины дeмoкpaтичecкaя Гepмaния пpизнaвaлa нeoбxoдимocть пpимиpeния Фpaнции и Гepмaнии в целях поддержки интеграционных процессов eвpoпeйcкoгo coдpужecтвa. Этo пpимиpeниe былo абсолютно позитивным и кpaйнe вaжным как для иcтopичecкoй peaбилитaции Гepмaнии, так и перспектив развития поствоенной Европы. Уяснение роли Галицких военно-исторических "змагань" лежит в этой же плоскости. Служить надо историческому прогрессу, а не его разрушительным силам.

В позапpoшлoм вeкe фpaнцузcкй coциoлoг A. Лepуa-Бoльe зaдaл непростой вoпpoc, нa кoтopый нe все находят oтвeт и сегодня: как нам нc пpинимaть иcтopичecкую круговерть зa пpoгpecc, paзpушeниe cтapoгo - зa coзидaниe нoвoгo, кopыcть - зa идeaлы, peлигиoзнoe coзнaниe - зa нaучнoe знaниe, вepу - зa иcтину? Мне кажется, главное - не превращать жизнь в войну за идеалы. Не будет и Нюрнбергов. Ни первых, ни вторых.

2005.05.25

http://www.iraqwar.mirror-world.ru/article/58416

 

 

 

Фролов К.А.
 
Талергоф: тщательно забытая трагедия

Сейчас, когда новая украинская власть прикладывает титанические усилия для того, чтобы добиться признания за Украиной статуса «жертвы геноцида», история мало кого интересует — бал правит «Ее Величество Мифология». Между тем слова «Украина» и «геноцид» действительно в ХХ веке стояли рядом. И не один раз.

Первое, о чем нельзя не вспомнить в связи с этой темой, — геноцид в отношении жителей Галицкой и Прикарпатской Руси в самом начале ХХ века. Об этом мало кто знает, но именно Австро-Венгерской империи принадлежит «пальма первенства» в такой важной «отрасли», как создание концентрационных лагерей. В начале Первой мировой войны ею была создана целая сеть подобных учреждений, самое известное из которых -Талергоф (недалеко от города Грац в Австрии). В них за короткий срок было уничтожено более 60 тыс. человек... Но, обо всем по порядку...

Этой страшной трагедии предшествовало бурное национальное возрождение галицко-русского народа, населявшего Галицию и Прикарпатье. Чтобы составить представление о размахе этого движения, ознакомимся с одним небезынтересным документом того времени — петицией в Венский парламент, в которой ставится вопрос о свободе преподавания русского языка, истории и права на заселенных русскими землях, входивших тогда в состав Австро-Венгрии:

«Высокая палата! Галицко-русский народ по своему историческому прошлому, культуре и языку стоит в тесной связи с заселяющим смежные с Галицкой землей малоросским племенем в России, которое вместе с великорусским и белорусским составляет цельную этнографическую группу, то есть русский народ. Язык этого народа, выработанный тысячелетним трудом всех трех русских племен и занимающий в настоящее время одно из первых мест среди мировых языков, Галицкая Русь считала и считает своим и за ним лишь признает право быть языком ее литературы, науки и вообще культуры...<...>

Общерусский литературный язык у нас в Галиции в повсеместном употреблении. Галицко-русские общественные учреждения и студенческие общества ведут прения, протоколы, переписку на русском литературном языке. На этом же языке у нас сыздавна издавались и теперь издаются ежедневные повременные издания, как: «Слово», «Пролом», «Червонная Русь», «Галичанин», «Беседа», «Страхопуд», «Издания Галицко-русской матицы», «Русская библиотека», «Живое слово», «Живая мысль», «Славянский век», «Издания общества имени Михаила Качковского», расходящиеся в тысячах экземпляров»...1 и т.д. Тот факт, что под этой петицией оставили свои подписи 100 тыс.(!) галичан говорит сам за себя...

Столь же динамично развивался в то время процесс возвращения униатов в православие. Достаточно сказать, что на крупные церковные праздники в Почаевскую лавру прорывалось через австрийскую границу до 400 крестных ходов.

В ответ на эту раздражающую метрополию активность в подвластных ей областях Австро-Венгрия развязала геноцид...

Сначала было проведено несколько показательных процессов над священниками и мирянами, переходившими в православие и говорившими по-русски. Перечислю только самые нашумевшие из них. Один из первых — «Процесс Ольги Грабарь» в 1882-м году. Затем первый и второй «Мармарош-Сигетские процессы» (в 1912 и 1914 гг.), в ходе которых были осуждены закарпатские крестьяне, целыми селами переходившие в лоно Православной Церкви. Более 90 человек тогда получили обвинительные приговоры, а тысячи повинных в том же «грехе» крестьян вынуждены были несколько лет провести «на осадном положении». Затем, «Процесс Максима Сандовича и Семена Бендасюка» в 1914 году. Другой процесс, в ходе которого был осужден доктор богословия Ф.Богатырец, и «Дело братьев Геровских» на Буковине (1912-1914 гг.). Этот список можно было бы продолжать долго...

Первая мировая война во многом развязала австро-венгерским властям руки — начался массовый антирусский террор. Так, в первые годы войны было казнено и замучено в концлагерях более 60 тыс. человек, более 100 тыс. бежали в Россию, еще около 80 тыс. было уничтожено после первого отступления русской армии (в том числе были уничтожены около 300 униатских священников, заподозренных в симпатиях к православию и России). Обратите внимание, это официальные данные, на которые ссылается польский депутат Венского парламента А.Дашинский... Кстати сказать, все русские депутаты этого парламента были расстреляны...

В это страшное время галицко-русский народ узнал страшное слово Талергоф. Вот как описывает условия содержания там узников галицко-русский историк В.Ваврик:

«В дневниках и записках талергофских невольников имеем точное описание этого австрийского пекла. Первую партию русских галичан пригнали в Талергоф 4 сентября 1914 года. До зимы 1916-го в Талергофе не было бараков. Сбившийся в кучу народ лежал на сырой земле под открытым небом, выставленный на холод, мрак, дождь и мороз...

Священник Иоанн Мащак под датой 11 декабря 1914 года отметил, что 11 человек загрызены вшами. По всей талергофской площади повбивали столбы, на которых довольно часто висели и без того люто потрепанные мученики... происходила «анбинден» — славная немецкая процедура подвешивания за одну ногу. Изъятий не было даже для женщин и священников... Но все-таки пакости немцев не сравнятся с издевательствами своих же. Немец не мог так глубоко влезть своими железными сапогами в душу славянина-русина, как этот же русин, назвавший себя украинцем, вроде официала полиции г. Перемышля Тимчука — доносчика и палача, который выражался о родном народе как о скотине. Он был правой рукой палача Пиллера, которому давал справки об арестантах. Тимчука, однако, перещеголял другой украинец — униатский попович Чировский, обер-лейтенант австрийского запаса... Все невольники Талергофа характеризуют его как профессионального мучителя и палача».

Именно предательство бывших соседей, односельчан, согласившихся отказаться от языка и веры предков ради сомнительного удовольствия заслужить похвалу австрийского барина, выжившие в этом аду узники признают самым болезненным, самым страшным испытанием.

Вот пишет в своих воспоминаниях бывший узник Талергофа М.Марко:

«Жутко и больно вспоминать о том тяжком периоде близкой еще истории нашего народа, когда родной брат, вышедший из одних бытовых и этнографических условий, без содрогания души становился не только на стороне физических мучителей части своего народа, но даже больше — требовал этих мучений, настаивал на них... Прикарпатские «украинцы» были одними из главных виновников нашей народной мартирологии во время войны».

Новой украинской власти, последовательно проводящей курс на насильственную украинизацию русскоязычных областей, не мешало бы вспомнить о «подвигах» их исторических предшественников. И, начиная очередной этап кампании по превращению Голодомора в «Новый Холокост», не забывать о Талергофе, о пане Тимчуке и обер-лейтенанте Чировском...

Тепер наследники палачей без тени смущения претендуют на статус жертвы... Впрочем, эти наспех сконструированные по старым «европейским (польско-австрийским) украинизаторским лекалам» мифологемы удачно вписываются в общеевропейский «ревизионистский проект», очертания которого проступают все очевиднее по мере приближения 60-летия Победы.

www.kievrus.com 19 марта 2005 года

 

 

 

А. А. КРЕКОТНЕВ

АПОФЕОЗ КАРЬЕРЫ: ПОДЛЫЙ КРЕТИН

В связи с 60-летием начала Великой Отечественной войны на прилавках магазинов появилось много новых книг, статей как исторических, так и художественных, посвященных героическим страницам борьбы нашего народа с фашистскими захватчиками.

К сожалению, не все из них одинаково равноценны: приходится констатировать, что среди новых публикаций встречаются и откровенно конъюнктурные идеологизированные поделки, имеющие лишь отдаленное отношение к истории или добросовестной публицистике. Одно из таких сочинений - небольшая по объему книжка под названием «Сталин - Гитлер. От пакта до войны» (СПб.: Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 2001, 200 с.). Автор данного сочинения - кандидат исторических наук, «специалист по спецпропаганде и психологической войне», полковник в отставке Ю.В. Басистов. Эта книга привлекла наше внимание не потому, что имеет какое-то научное значение: в ней не содержится ничего нового по сравнению с многочисленными разоблачительными «антисталинскими» публикациями периода «перестройки», и сегодня сочинения такого рода воспринимаются, как анекдотический анахронизм, поскольку вдохновляющая ее идеология за последнее десятилетие полностью дискредитировала себя, обнажив свою несостоятельность.

Несмотря на то, что книжка Басистова изобилует ошибками и противоречиями, она заслуживает внимательного прочтения как яркий пример интеллектуального бессилия антисталинистов «перестроечной» закваски, которые за 15 лет не смогли, в сущности, предложить российскому читателю ничего, кроме заурядного эпигонства, пересказывая и переписывая созданные в годы «холодной войны» на Западе «труды» немецких и американских советологов, а также русскоязычных эмигрантов, начиная от Троцкого, Авторханова, Солженицына, Гнедина и заканчивая Резуном-Суворовым.

Пройдемся критическим взглядом по ее страницам.

Первое, что бросается в глаза, это непростительное для историка равнодушие к источникам, своего рода источниковая «всеядность»: автору все равно, из какого источника черпать информацию - главное, чтобы она вписывалась в выстраиваемую им «концепцию». В частности, Басистовым приводятся сомнительные «данные» о встрече Гитлера и Сталина в 1939 г. (с. 24), дается ссылка на переписку Сталина и Гитлера по поводу этой встречи. Сенсационные документы, если допустить их подлинность. Автор, посвящая целую страницу пересказу публикации некоего Г. Назарова, тем не менее заключает: «Никаких реальных данных о подобной встрече не существует». Но приводимые Назаровым «документы» - что, недостаточно реальны? Если Басистов сомневается в их подлинности, зачем воспроизводить эту подозрительную «версию» в своей книге? Далее, стараясь создать у читателя впечатление, что советско-германское сближение в 30-е годы началось по инициативе руководства СССР, Басистов ссылается на «свидетельство» Риббентропа (с. 40). Почему мы должны доверять написанным в ожидании смертного приговора мемуарам нацистского министра, непонятно. Сенсационный характер имеет сообщение Басистова о якобы имевшем место «сотрудничестве спецслужб» - соглашении между Берией и специально прилетевшим в Москву Г. Мюллером, а также Постановлении ЦК ВКП(б) на этот счет, основанное на публикации газеты «24 часа» (N 46, 1999 г.). Видел ли Басистов подлинники или хотя бы копии столь охотно цитируемых им документов? Очевидно, нет, потому что их не существует. Стилевые и содержательные особенности публикации свидетельствуют об их сфальсифицированности, причем подделка выполнена грубо и непрофессионально. Тем не менее публикации в маргинальной газете для историка - «специалиста по спецпропаганде» (!) - достаточно, чтобы включить информацию в свой «труд». Чем же, по его мнению, история отличается от той же «спецпропаганды» или, на худой конец, кухонной болтовни?

Представления Басистова о внешнеполитической ситуации конца 30-х годов путаны и противоречивы.

В начале своего сочинения он отмечает, что страны Запада - Германия, Англия, Франция и США - «усматривали свой интерес» в «подавлении» Советского Союза, который оказался в 30-е годы «между двух огней» (с. 5). «В Гитлере западные страны видели силу, враждебную Советскому Союзу, возлагали надежды на их столкновения и взаимное ослабление» (с. 7). «Видя в Германии оплот против большевизма, западные политики закрывали глаза на экспансионистский курс Гитлера. По их мнению, Германия даже при Гитлере была меньшим злом, чем Советская Россия, а германское господство в Восточной Европе создавало заслон от коммунизма» (с. 9).*

Одновременно Басистов пишет о сталинском отношении к «западным державам» с явным осуждением, нередко ерническим тоном. «Предубеждения сталинского руководства против согласия с «классово-враждебными» режимами ограничивали возможности советской дипломатии» (с. 7). Непонятно, почему нужно осуждать Сталина за то, что он видел враждебность Запада и не желал таскать для них «каштаны из огня»? Рассказывая о мюнхенском сговоре, Басистов заключает: «Мюнхен для Сталина явился подтверждением его негативного отношения к западным демократиям, укрепил его опасения, что Англия и Франция хотят направить германскую агрессию против СССР» (с. 11). Это выглядит таким образом, будто автор считает, что Сталин в своем восприятии мюнхенских соглашений был не прав.

В следующей главе - «Хрупкий мир» - представления Басистова о международной ситуации в 30-е годы неожиданно меняются. Здесь он уже приписывает И.В. Сталину «желание водрузить красное знамя над миром», для чего Сталин собирался «быть сперва «над схваткой», а затем, выступив в решающий момент, определить ее исход». Что касается правительств Англии и Франции, то их внешнеполитическая программа оказывается направленной лишь на сохранение достигнутого в предшествующие эпохи. Вина за их нежелание сотрудничать с Советским Союзом возлагается на «революционное мессианство» Москвы, ее «стремление разрушить капиталистический мир» (с. 30). На следующих страницах, однако, Басистов уже забывает об этом и, переходя к изложению истории англо-франко-советских переговоров 1939 г., заявляет, что «Сталин считал возможным с помощью коллективных шагов остановить нацистскую экспансию, противопоставив ей союз СССР, Англии и Франции» (с. 31). Такой союз, однако, явно ставил бы крест на планах Сталина «выступить последним» и «водрузить», - как согласуются в голове господина полковника все эти утверждения, непонятно. В конце концов, пусть и с трудом, Басистов сумел все-таки определиться, возложив ответственность за срыв этих переговоров на Сталина, в 1939 г. «сделавшего свой выбор» (с. 37) в пользу схожего «по природе» режима, надеясь этим путем добиться «установления мирового коммунистического господства» (с. 38). Если в начале своей книжки Басистов еще полагал, что цели Гитлера и Сталина были «диаметрально противоположны» (с. 18), то здесь, однако, он утверждает нечто иное: и в Москве, и в Берлине стремились к мировому господству, видя в войне «средство достижения» этой цели. Единственное противоречие между двумя «схожими режимами» Басистов усматривает в том, что Гитлер стремился к господству в мире национал-социализма, Сталин же - к господству коммунизма (с. 38)!

Чуть ниже он идет дальше, сообщая, что «выбор» 1939 г. был сделан Сталиным гораздо раньше: «Цель достичь с Германией партнерских отношений занимала Сталина сразу после прихода Гитлера к власти» (с. 38)! «Советская сторона после прихода к власти Гитлера стремилась сохранить, как минимум, уровень экономических связей, а как максимум - достичь политического компромисса с новым правителем Германии» (с. 40).

Заключенный в 1939 г. пакт о ненападении двух стран - СССР и Германии - Басистов почему-то называет «фашистско-большевистским» договором (с. 49), «преступной сделкой сталинского руководства» (с. 53).

Оценивая последствия пакта, Басистов пишет: «Возможные союзники в борьбе против фашизма были разобщены. Советский Союз оказался в одном стане с Германией» (с. 46). Это, конечно же, глупость, причем необъяснимая, поскольку выше Басистов писал о содержании Мюнхенских соглашений (с. 5-9), признавал, что Германия и «западные демократии» имели общую цель - «подавление Советского Союза». Очевидно, что «возможные союзники» оказались разобщены не в результате советско-германского пакта, а в результате Мюнхенского соглашения, когда «в одном стане с Германией» оказались Англия, Франция и Польша, выступив соучастниками в уничтожении Чехословакии. Еще одна нелепость содержится ниже: «Пакт с Советским Союзом позволил Гитлеру в намеченный им срок безнаказанно выступить против Польши. Ему был дан зеленый свет для совершения акта агрессии...» (с. 66). Кто же должен был «наказывать» Гитлера? Советский Союз? Или, может быть, Англия и Франция, и в самом деле открывшие ему в 1938 г. «зеленый свет» на оккупацию Чехословакии и ничего не сделавшие в 1939-м для предотвращения оккупации Польши? Имея все военные возможности не допустить поражения Польши, они ограничились формальным объявлением войны. Что возмутительно в суждениях басистовых по поводу пакта, так это то, что они, осуждая пакт, в сущности осуждают Сталина за уклонение от войны с Гитлером: не хотел бороться с германским фашизмом, понимаешь. Пришлось в результате англичанам испытать бомбардировки, а французам поработать на Германию. И - о ужас! - тысячи американцев погибли, «освобождая» Европу от фашизма (и главное - коммунизма). А как было бы хорошо - сцепились бы два «кровавых диктатора» уже в 1939 г., «наказали» бы друг друга на несколько миллионов жизней, а «демократические страны» продиктовали бы им условия мира. И кровавые тоталитарные режимы, дай Бог, удалось бы заменить на послушные цивилизованные - «демократические». Вы такой истории хотели бы для своей страны, г-н Басистов?

Иногда автор книги демонстрирует и откровенное невежество. Приведем несколько явных примеров этому. Так он, утверждает, что Литва была отнесена к «сфере влияния» СССР согласно секретному протоколу от 23 августа 1939 г. (с. 46), в то время как это произошло месяцем позже, во время второго визита Риббентропа в Москву; заявляет, что в 1939 г. Германия выступила агрессором по отношению к Англии и Франции (с. 63); считает, что система укреплений на старой госгранице (так называемая «Линия Сталина») была уничтожена (с. 126). «Весь мир облетела фотография совместного парада советских и немецких войск в Бресте 22 сентября 1939 г. после раздела Польши», - утверждает Басистов (с. 60). Парад этот якобы символизировал «советско-германское братство по оружию». Последние слова Басистовым закавычены - читателю тем самым внушается, что сведения об этом параде почерпнуты Басистовым из какого-то источника. Укажем однако, что никаких источников, кроме упомянутой фотографии, запечатлевшей стоящих рядом комбрига Кривошеина и немецких офицеров, которые давали бы основания говорить о каких-то совместных «парадах», ученым не известно. Басистов, повторяя вслед за «перестроечными» публицистами эту версию, не пожелал ее проверить (увы, исследование - явно не его конек; все, на что он способен - это заурядная компиляция). Если обратиться к официальному немецкому изданию, где впервые была приведена эта фотография, то становится ясно, что запечатленное на фотографии прохождение по улицам Бреста советских и германских войск состоялось в результате передачи немцами города Красной Армии - немецкие войска покинули город, а советские в него вошли. Советский представитель присутствовал во время прохождения немецких войск, контролируя выполнение немцами соглашения о передаче города. Представителей вермахта во время вступления советских подразделений в городе не было (4). Так что ни о каком совместном «параде» речь идти не может.

Многочисленные фактические ошибки, свидетельствующие о недостаточном знакомстве с посвященной И.В. Сталину литературой, встречаются в книжке и по другим поводам. Например, о юношеских стихах И.В. Сталина Басистов судит по пересказу в газете «Совершенно секретно» (N 10, 1998 г.), издевательски называя их «поэтическими опусами» и считая, что кроме грузинских газет они больше нигде не печатались. Это, конечно, смешно: известно, что стихотворения Сталина публиковались в юбилейном сборнике Р. Эристави (1899), книге «Теория словесности с разбором примерных литературных образцов» (1899), «Грузинской хрестоматии, или сборнике лучших образцов грузинской словесности», составленной М. Келенджеридзе (1907), учебнике грузинского языка «Дэда эна» (1916). Стихотворения Сталина легко найти и в переводе на русский язык (5).

Есть, правда, в суждениях Басистова нестыковки, которые на невежество не спишешь. Во-первых, в одной главе «историк» клянет Сталина за то, что он, несмотря на предупреждения о готовящемся нападении Германии, «до последнего часа не предпринимал необходимых мер противодействия» (с. 68-69). Это он объясняет тем, что договоры с Германией 1939 г. оказали «прямо гипнотическое воздействие» на Сталина, который до последнего момента «верил в силу договоренностей с Гитлером» (с. 69), «не предвидел», что пакт будет нарушен (с. 72). В другом месте, напротив, автор сообщает, что уже осенью 1940 г. «в Москве отчетливо понимали зыбкость гарантий, изложенных в совместных документах. Мало кто сомневался в неизбежности войны с Германией» (с. 115-116).

Эти и другие подобные нестыковки в какой-то мере могут быть объяснены сильной зависимостью автора от используемой им литературы: так, если сведения черпаются им из сочинений А.М. Некрича, в тексте появляются осуждающие «преступления сталинизма» нотки, когда же при изложении данных о торгово-экономических отношениях Басистов пользуется статьей В.Я. Сиполса, вместе с цифрами в его текст попадают оценки и выводы, невозможные в «перестроечной» антисталинской литературе, в частности, признание того факта, что германские поставки были чрезвычайно важны для советского оборонного комплекса и, более того, торговый баланс в конечном счете оказался в пользу СССР (с. 55-57)! В публикациях же «обличительного» характера, откуда Басистов черпает львиную долю своего вдохновения, главное внимание всегда уделялось выражению собственных эмоций по поводу «эшелонов с хлебом», пересекающих советско-германскую границу в ночь на 22 июня 1941 г.

Мировоззрение автора странным образом совмещает, казалось бы, взаимоисключающие вещи. Так, Басистов осуждает Сталина за его стремление распространить коммунизм по всему миру, «имперские амбиции» и пр. В целом, из контекста книги явствует, что автор негативно воспринимает коммунистическую идеологию и очевидно против ее распространения - тем более, если речь идет о распространении ее в «демократических странах Запада». Большевизм и фашизм для него - чуть ли не синонимы. Вместе с тем парадоксальным образом не меньшее возмущение он выказывает по поводу «сталинских репрессий» против коммунистов. Казалось бы, человек с его мировоззрением должен приветствовать ослабление «коммунистической заразы» и уменьшение тем самым опасности «цивилизованному миру» со стороны Коминтерна. Но логика отступает, когда говорят инстинкты, и мы слышим утробное: аппарат Коминтерна был «физически уничтожен»! Репрессии «необоснованны» - ужас! «Кремлевский хозяин» обрек на гибель Эрнста Тельмана! Какое чудовище!

В особую главу выделены «размышления» автора о схожести «двух диктаторов», в основе которой, по его мнению, лежали человеческие качества: «себя они считали предназначенными для выполнения всемирно-исторической миссии и поэтому свободными от соблюдения норм человеческого поведения, обязательных для других»; «цель для них оправдывала средства» (с. 18). «Заключение пакта о ненападении между Германией и СССР ярко показало автократический характер обоих режимов. Подобный политический поворот, когда Гитлер прекратил свой антибольшевистский крестовый поход, а Сталин отказался от борьбы против фашизма, могли осуществить только такие правители, которые никому не были обязаны отчитываться в своих действиях и не боялись оппозиции в своем лагере» (с. 20). Здесь что ни утверждение, то нонсенс. Разве Гитлер «прекратил свой антибольшевистский поход»? Хорошо известно, что пакт 1939 г. был для него маневром, подготавливающим нападение на СССР. Не имея достаточно мощи, чтобы уничтожить СССР в 1939 г., Гитлер предполагал собрать под свои знамена в той или иной форме силы всей Европы, для чего ему требовалось подчинить себе Англию и Францию, обеспечить отсутствие второго фронта. А Советский Союз? С чего Басистов взял, что Сталин отказался от борьбы против фашизма? Или он считает, что ввод советских войск в Западную Украину и Белоруссию, в Прибалтику осуществлялся в интересах их «фашизации»? Явный перехлест и в утверждении того, что советско-германский пакт свидетельствует об автократическом характере «родственных режимов» - будучи последовательным, Басистов должен был бы признать, что между режимами в Англии и Франции и гитлеровским тоже нет разницы - как же тогда Чемберлен и Даладье подписали мюнхенское соглашение?

Еще одно сходство Басистов находит между Гитлером и Сталиным, объявляя их «полководцами-дилетантами».

«Доказательство» дилетантизма Сталина Басистов видит в том, что «в первые дни войны Сталин не имел правильного представления об обстановке на фронтах». Но этого представления не имели и те, кто непосредственно отвечал за руководство войсками, - Нарком Тимошенко и Начальник Генштаба Жуков. Сталин как политический руководитель формировал свое представление о положении на фронтах в первую очередь на основе их докладов. Почему Басистов возлагает в данном случае ответственность на него? В этом видится одно из проявлений «травмы сознания» - «придавленности идеей», о которой он сам писал во введении, когда пытался морализировать по поводу тех представителей старшего поколения советских людей, кто вопреки усилиям всяких басистовых не желает признавать Сталина «самым ужасным злодеем всех времен и народов»: «Догмы, усвоенные в свое время, лишают их здравого смысла, да и чувства собственного достоинства - антипода рабской морали» (с. 4), - писал он. Очевидно, приписывать Сталину огромную, всепоглощающую роль в событиях тех лет - неважно, идет ли речь о войне или, скажем, о репрессиях - это значит продолжать мыслить в прежних рамках, зеркально воспроизводя представления времен «культа личности». Чем концепция Басистова и других «антисталинистов» перестроечной закваски принципиально отличается от воззрений полувековой давности? Лишь переменой оценок: был великий вождь - заключили эти слова в кавычки...

И последнее «доказательство» - широко известное суждение Жукова, согласно которому только после битвы под Курском Сталин стал разбираться в оперативных вопросах. Жуков, конечно, авторитет. Но его мнение, как и мнение любого человека, субъективно, поэтому в историческом исследовании мемуарные свидетельства принято проверять. А то ведь на каждое подобное мнение можно привести другое. Один из помощников Сталина генерал Ермолин вспоминает, например: «Как военного специалиста меня поражало в Сталине то, что он, формально штатский человек, гениально (не боюсь этого слова, оно наиболее точно характеризует Сталина) разбирался в военных вопросах. Знания Сталина и в области экономики, и в области стратегии и тактики были глубоки и обширны, поражали присутствовавших исключительной четкостью постановки и объяснения обсуждаемых задач» (6). Для людей определенного сорта более весомым было бы мнение какого-нибудь иностранца - можно привести и такое. Черчилль, например, руководитель одного из «демократических государств», обсуждая в августе 1942 г. со Сталиным в Кремле предстоящую операцию «Факел», с некоторым удивлением отметил потом в письме Рузвельту «быстрое и полное понимание новой для него (Сталина. - А.К.) проблемы» (7). Это свидетельствует, конечно же, против тезиса о «дилетантизме» и некомпетентности Верховного Главнокомандующего.

Главный порок концепции, что война выиграна «вопреки» действиям Сталина, однако, в другом: только слабоумный может одновременно утверждать, что Сталин «сосредоточил в своих руках ничем не ограниченную власть» (с. 18), «создал себе положение, при котором ни одно его решение не могло быть оспорено» (с. 20), и в то же время заученно твердить, что «нет, не Сталин привел народ к победе» (с. 180). А кто? Господь Бог? Можно ли поверить, что все победы одержаны «вопреки» усилиям человека, у которого была «ничем не ограниченная власть»? Так что, господин полковник, надо бы немного напрячь мозги и придать хоть какую-то связность «догмам» и «стереотипам», вбитым в вашу голову «демократическим» агитпропом. Либо признайте, что от Верховного Главнокомандующего в стране мало что зависело, и советские генералы, наплевав на его «преступные» приказы и распоряжения, все-таки разработали и провели, не опасаясь «сталинских репрессий», Сталинградскую, Курскую, Берлинскую операции, либо признайте право И.В. Сталина на общую Победу, а иначе так ведь можно вскоре проснуться и в сумасшедшем доме.

Басистов также приводит ничем не доказуемые утверждения о том, что Сталин был готов к «широкому сотрудничеству с фюрером», «уважительно отзывался о нем» (с. 23). Почему Басистов не процитировал эти высказывания? Где и по какому поводу Сталин уважительно о Гитлере отзывался?

Еще гнуснее выглядят попытки «провести параллель» между Сталиным и Гитлером в «еврейском вопросе». Констатируя «патологический антисемитизм» Гитлера, он пытается и здесь показать его «духовное родство» со Сталиным, который в начале 50-х годов подготовил якобы «свое решение еврейского вопроса» - далее речь идет о «кампании по борьбе с космополитизмом», «деле врачей» и будто бы готовившемся массовом выселении евреев «в отдаленные местности». Неужели Басистов не осознает, насколько кощунственным выглядит постановка на одну доску убийства нацистами миллионов евреев и пресловутого «дела врачей», по которому не было казнено ни одного человека? Но дело не только в моральной стороне этой проблемы: приводимые Басистовым «факты», подтверждающие сталинский антисемитизм, - это убогие домыслы, заимствованные им опять же из «перестроечной» публицистики и не выдерживающие критической оценки. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в любой справочник - кандидату наук это вполне по силам. Так, по мнению Басистова, «антисемитская направленность» «дела врачей» явствует из «еврейских имен» обвиняемых по этому делу. Однако, главными обвиняемыми по делу врачей были начальник Лечсанупра Кремля П.Н. Егоров, личный врач Сталина В.Н. Виноградов, а также В.X. Василенко и Г.И. Майоров, кроме того, в связи с этим делом был арестован руководитель личной охраны И.В. Сталина генерал Н.С. Власик (8).

Омерзительное ощущение возникает при чтении главки «Личная жизнь» (с. 27-29), где Басистовым пересказываются домыслы и сплетни (одна грязнее другой) относительно отношений «двух диктаторов» с женщинами. Это делается с целью подвести какую-то базу под конечное утверждение о том, что «абсолютная власть развращает абсолютно», чему, по мнению Басистова, «наиболее полное воплощение» в фигурах Сталина и Гитлера.

Был ли Гитлер «импотентом» или «сексуальным извращенцем» - из текста книги неясно, автору явно не удалось сколько-нибудь разобраться в этом вопросе. Зачем, однако, он собирал эти сплетни? Какую роль играет в его изложении, например, информация о том, что, «по одной из версий», отцом И.В. Сталина был путешественник Пржевальский? Басистов сообщает, что, «действительно, Пржевальский останавливался в Гори», а мать Сталина «получала от него деньги», но тут же признает, что «никаких документальных свидетельств этого предположения не существует» (с. 28)! Разводя руками, можно было бы сделать вывод об импотенции - умственной - автора данного пасквиля, если не видеть за всем этим продолжение попыток (пусть и весьма убогих по уровню исполнения) сблизить «двух диктаторов», и за счет этого хоть как-то обосновать мысль о тождестве двух режимов.

Басистов, приводя выдержку из письма ветерана Великой Отечественной И.М. Щетинина, утверждает, что никто в войну «за Сталина» в атаку не ходил, и вообще солдатам в окопах «было не до Сталина» (с. 179). Такой прием в историческом сочинении вполне допустим, тем более, что самому полковнику в атаку, судя по всему, ходить не приходилось (с. 176). Историк-профессионал, однако, не будет доверять свидетельству одного человека, тем более, если оно сделано спустя полвека после тех событий: может быть, «старый солдат» И.М. Щетинин, насмотревшись передач Киселева и Сорокиной, начитавшись книг басистовых, сам уже не помнит, о чем он думал, находясь в окопе, и что кричал, поднимаясь в атаку. Поэтому историк постарается найти дополнительные свидетельства или, что предпочтительней, обратится к документам, непосредственно относящимся к изучаемой эпохе. Последними словами Зои Космодемьянской были: «Прощайте товарищи! Боритесь, не бойтесь! С нами Сталин! Сталин придет!» (10). Одно слово Зои весит в глазах порядочного человека больше, чем все те горы лжи, которые нагромоздили о войне отставные полковники-переводчики. Герой Советского Союза Л.И. Бубер вспоминает: «И скомандовал так, чтобы всей роте было слышно: - Гранатами!.. За Родину, за Сталина! В атаку - за мной - вперед!.. Бойцы бросились вперед. Вместе с ними ворвался в ход сообщения и я» (11). Так что, г-н Басистов, наши солдаты, находясь на передовой, прекрасно помнили, КТО стоит во главе страны и армии.

В конце книги, подводя итоги, автор до конца раскрывает свой замысел: «Немцы нашли в себе мужество (и благоразумие) провести четкую грань между 12-летним господством Гитлера и современной жизнью... Любые формы пропаганды нацизма преследуются по закону... При самой буйной фантазии невозможно себе представить, что перед выборами в германский бундестаг может быть создано и зарегистрировано избирательное объединение «Гитлеровский блок за рейх»» (с. 178-179). Приравняв Сталина к Гитлеру, нацистский рейх к Советскому Союзу, автор требует судебного преследования для тех, кто сегодня ратует за воссоздание СССР!!! И после этого ему не стыдно утверждать, что в его книге содержится «объективный и достоверный» анализ исторических событий, «без влияния идеологических пристрастий» (c. 4) , обличать поклонников Сталина, которые «не хотят знать правду о своем кумире» (с. 180)! Нет, господин полковник, ваше сочинение пронизано вполне определенной идеологией, отличительной чертой которой является ярко выраженное неприятие советской власти («сталинского режима») в сочетании с преклонением перед «общечеловеческими ценностями».

К сожалению, приходится констатировать, что «новая» книжка Ю.В. Басистова - яркий образец «перестроечной» историографии, публикация которой в 2001 г. выглядит явным анахронизмом. По своему уровню она целиком принадлежит эпохе «гласности», когда в газетах и журналах появилась целая волна «разоблачительных» публикаций, крайне поверхностных и зачастую противоречивых, главной целью которых было обличить «сталинизм», вынести свой приговор «отжившему» строю и обосновать необходимость принятия обществом изменений в государственном устройстве страны под видом «реформ». В полном соответствии с этой перестроечной «традицией» брошюра Басистова представляет собой компиляцию появлявшихся с конца 80-х гг. сплетен и домыслов относительно личности И.В. Сталина, а также проводимой им и советским правительством в конце 30-х гг. внутренней и внешней политики. Если бы автор поставил перед собой задачу хотя бы в одном случае проверить те «непроверенные данные», которыми изобилует его книжка, то он в какой-то мере мог бы содействовать приращению знаний о кануне Великой Отечественной войны. Но, увы, под видом «нового» и «современного» нам предлагается очередное собрание сплетен и слухов, выплывших на свет во второй половине 80-х гг. и давно уже набивших оскомину.

А.А. КРЕКОТНЕВ

* Отметим, кстати, проявившуюся в этих рассуждениях особенность мировоззрения «демократических» историков: понятие «западные страны» ограничено для них только «хорошими» Англией, Францией и США. Страны фашистского блока для них - не Запад.

Список литературы:

1. ДВП. Т. XXII. Кн. 1. С. 386.

2. Письмо Шуленбурга Вайцзекеру, направленное по итогам беседы с Молотовым: Розанов Г.Л. Сталин-Гитлер 1939-1941. М., 1991. С. 66-67.

3. Розанов Г.Л. Указ. соч. С. 66-67; Соколов В. В преддверии // Свободная мысль. 1999. N 9. С. 88; и др.

4. Вишлев О.В. Накануне 22 июня 1941 г. М., 2001. С. 109.

5. Молодая гвардия. 1939. N 12. С. 22-69; Колесник A.Н. Мифы и правда о семье Сталина. Ижевск, 1990; Сталин: в воспоминаниях современников и документах эпохи. М., 1995; и др.

6. «Гласность» от 15 марта 1999 г.

7. «Секретная переписка Рузвельта и Черчилля в период войны» М., 1995. С. 273.

8. «Источник». N 1, 1997 г. С. 3-17.

9.Авторханов А. Загадка смерти Сталина. М., 1992. С. 62.

10. Лидов П. Таня. М., 1942.

11. Всем смертям назло! Вспоминают Герои Советского Союза. М., 2000. С. 102.
 

"ДУЭЛЬ" 05 2002 г.

http://stalin.newmail.ru/lie/kretin.htm

 

 

 

Олег Каждан

ФАЛЬШИВКА В.ШЕЛЛЕНБЕРГА

Согласно популярной версии, причиной репрессий против "лучших полководцев Красной Армии" вроде Тухачевского, Блюхера, Дыбенко и тому подобных была сфабрикованная германскими спецслужбами и подкинутая Сталину фальшивка.

Рассказывает Вальтер Шелленберг: "Начало этой зловещей акции было положено в декабре 1936 года, на совещании у Гитлера, где присутствовали также Гесс, Борман и Гиммлер ..." В мемуарах Шелленберга обширное место отведено повествованию о задуманной и блестяще проведенной операции немецкой разведки. В ходе операции была сфабрикована и продана представителю ГПУ фальшивка, благодаря которой высшие военачальники РККА были обвинены в измене Родине, преданы суду и расстреляны. Этим немецкая разведка нанесла тяжелейший удар боеспособности Красной Армии.

Итак, в 1936 г. Гитлер учинил разнос высшим представителям наци, после чего они в свою очередь обвинили в бездействии Рейнгарда Гейдриха. В январе 1937 г. возникла идея подбросить Сталину фальшивку. Ее суть заключалась в следующем: советские генералы во главе с Тухачевским установили контакт с немецкими генералами. Советские готовят переворот против Сталина, нацистские - против Гитлера. Спецслужбы Рейха узнали об этом и готовы представить и продать Сталину обличительные документы. Фальшивые документы долго и тщательно готовили, искали пишущую машинку "такую, как в Кремле", распускали слухи. Эти слухи дошли до президента Чехословакии, потом по дипломатическим каналам до Сталина. Начались переговоры между разведкой Рейха и ведомством Ежова. Вскоре из Москвы прибыл эмиссар Ежова, который заявил о готовности купить документы о "заговоре". Гейдрих потребовал три миллиона золотых рублей. Эта сумма была выплачена ГПУ и в 1937 году документы попали на стол к Сталину. Болезненно подозрительный Сталин поверил фальшивке и произвел массовые аресты, как в высшем эшелоне армии, так и в ее рядах. Инициаторы фальшивки гордились, что нанесли удар по армии СССР и заработали на этом 3 млн. золотыми червонцами. Но часть этих денег пришлось пустить под нож, так как они были использованы для снабжения агентов немецкой разведки на территории Союза, что повлекло за собой массовые аресты агентов. Сталин произвел оплату крупными купюрами, номера которых были переписаны ГПУ.

Вроде похоже на правду. Но сразу возникают некоторые сомнения. Шелленберг пишет, что служба СД поддерживала контакт с ГПУ. То есть хитрые немцы обманули организацию, которая существовала до 15 ноября 1923 г. Но они не только ухитрились надуть ГПУ, не существовавшее уже 14 лет, но и получить деньги золотыми червонцами, изъятыми из обращения несколько лет назад. Эти деньги были пущены на оплату агентов, работавших на советской территории. Расплачиваться рублями, изъятыми из оборота. И сразу же пошли их провалы, ведь крупные купюры были с переписанными номерами. Шелленберг явно никогда не видел золотых червонцев, если пишет, что на них ставились номера. И почему это золотые червонцы в крупных купюрах? В результате деньги пустили под нож. Бедные немецкие разведчики резали золотые советские рубли стальными крупповскими ножами. Следующее - Шелленберг пишет, что немецкие агенты провалились, он узнал об этом. Снова явная чушь. Советская разведка не так глупа, чтобы немедленно арестовывать агента. Выявленного шпиона необходимо долго вести, выявить связи, подсовывать ему заведомо ложную информацию. Раскрытый агент - канал дезинформации, не говоря уже о том, что его можно перевербовать. И даже если противник догадался, что агент под колпаком, это заставляет его сомневаться в достоверности информации, идущей от других шпионов. Таким образом, Шелленберг мог узнать о провале немецких агентов только после войны. И зачем пускать под нож таким трудом добытые деньги, ведь ими можно платить жалование немецким дипломатам, пустить в оборот при официальных торговых контактах. А германская разведка проявила потрясающую тупость, выдав, как пишет Шелленберг, агентам деньги, полученные в ведомстве самого Ежова. Агентурная разведка без денег работать не может, но для этого можно использовать деньги, добытые особыми секретными способами. Чтобы не дай бог не оказались помеченными. Одно из двух - либо за Шелленберга это кто-то писал, либо во главе германской разведки действительно стояли идиоты.

Далее, великий нацистский разведчик пишет, как Сталин поверил фальшивке, и полетели головы невинных жертв. То есть возникла ситуация: ни Гитлер, ни Сталин не могут больше доверять своим генералам. Со дня на день можно ждать переворота. Сталину кладут на стол документы и докладывают: в Германии свой заговор, а в СССР - свой. Да и между собой мятежные генералы контакты поддерживают. Что должен делать Сталин: не только наказывать виновных, но и смотреть на Гитлера, как тот со своими изменниками поступит. Опасность угрожает обоим и действия их должны быть идентичны. Однако заботливая служба СД продает Сталину документы о его заговоре, а взамен о своих ничего не просит. Да и Гитлер не торопится ничего предпринять. Вроде и нет там никакого заговора. Ясно то, что Сталин, обладая трезвым умом и четкой логикой, скоро пришел бы к выводу, что документы, лежащие перед ним - фальшивка и никаких чисток в армии не стал проводить.

Во время процесса над группой Тухачевского и его приспешников было предъявлено множество различных документов. Сталин придавал большое значение официальной стороне процесса, не желая прослыть в глазах народа и армии злодеем. Самый простой способ доказать, что люди, сидящие на скамье подсудимых, действительно враги партии, народа и лично товарища Сталина, - представить документы, полученные от немецкой разведки. Стенограммы процесса опубликованы. Никаких упоминаний о немецком следе нет. А стоило предъявлять большое количество других материалов, выбивая их из подследственных, когда смертный приговор был уже продан ведомству Ежова службой СД. Вывод один - такого документа никогда не было, и быть не могло. Все легенды о фальшивке, якобы подброшенной Сталину, - послевоенные мечты о реванше В.Шелленберга. И даже если и был такой план, то сама идея и исполнения оказались крайне непродуманными и были быстро разгаданы Сталиным. Но тем не менее в 1937 г. в РККА были проведены большие чистки. Около 38 тысяч генералов и офицеров было уволены из армии и флота. И хотя в 1940 году примерно 12 тысяч офицеров было опять возвращено в строй, но высший командный состав оказался обновлен практически полностью.

На первый взгляд - катастрофа. Но здесь уместно обратиться ко мнению противоположной стороны - мнению элиты Третьего Рейха. Пишет в своем дневнике Й.Геббельс, 1945 г.: "Сталин имеет все основания чествовать, как кинозвезд, своих генералов, проявивших выдающиеся военные способности ... Я подробно излагаю фюреру свою мысль, что в 1934 году мы упустили из виду необходимость реформирования вермахта, хотя для этого у нас и была возможность ... вероятно 30 июня были бы расстреляны не несколько сотен офицеров СА, а несколько сотен генералов". И Гитлер был полностью согласен со словами своего соратника. Далее Геббельс отмечает, что "Гитлер собрал вокруг себя слабохарактерных людей ... Он сам называет Кейтеля и Йодля папашками, которые устали и израсходовали себя настолько, что в нынешней тяжелой обстановке не способны ни на какие действительно большие решения". В штабах - развал, в армии - анархия, а люфтваффе уже нет. Гитлер говорит, что его собственный штаб обманывает. Поразительная ситуация - Сталин перед войной истребил высший командный состав и завершил войну с непобедимой армией и созвездием гениальных полководцев. А Гитлер - вешал своим генералам на шеи железные кресты, дружески журил за излишние рвение и оказался в 45 году с разгромленной армией и безвольными фельдмаршалами. Таким образом, в 1936-1937 годах Сталин провел очищение РККА от разгильдяев, освободив дорогу для действительно гениальных полководцев. Чтобы доказать это, необходимо рассмотреть несколько фамилий расстрелянных маршалов и тех, кто пришел им на смену.

Разумеется, следует начать с известного всем и каждому героя Гражданской войны красного маршала Тухачевского. Блестящий военный теоретик, написавший несколько книг по военной теории и предупреждавший о германском милитаризме и реваншистских планах нападения на СССР, неоднократно предлагавший техническое переоснащение армии. Вот как о нем отзывался маршал Юзеф Пилсудский: "Все, кто читал его книгу "Современные вопросы войны", согласны, что Тухачевский не мог четко выразить свою мысль. Чрезмерная абстрактность книги дает образ человека, слишком занятого собственными измышлениями и не дающим себе труда применить их к реальным ситуациям". Также на совести Тухачевского теоретический труд о ведении современной войны. Об этой книге можно сказать словами А.Гитлера: "Существует некоторое количество людей, которым книга кажется тем умнее, чем она непонятнее". В данной книге Тухачевский вводит множество терминов, в поисках которых можно перелистать военные справочники и не найти не одного. Например: железнодорожный факультатив, авиамотомехборьба в тылу противника, всеуплотняющая оборонительная завеса, расчленяющая гармоника сил, полемостратегия, "игра в декавильки в современной войне имеет огромное значение". Сталин был одним из немногих, кто умел ясно, кратко и точно выразить свою мысль. Этой же краткости и точности он добивался от своих подчиненных. Тухачевский под этот стандарт явно не подходил. Но пол беды применение этих терминов, если книга содержит действительно необходимую теорию ведения военных действий. В чем это выражается: приводится пример ситуации в военном конфликте, далее даются соотношения сил противников, описываются и разбираются возможные варианты действий, плюсы и минусы каждого. Ничего подобного в книге нет. Вся книга посвящена не ведению войны, а ведению политической работы в войсках и на захваченных территориях. Вот цитата из этой книги: "Чтобы быть хорошим красноармейцем, надо не только быть отличником боевой подготовки, но и принимать самое активное участие в политической жизни своей части, уметь разъяснять цели и идеи революционного движения ...". Вся книга целиком забита лозунгами и политическими идеями. Эта книга не начальника Генштаба, а политрука. Разумеется, все это похвально и необходимо, но тогда Тухачевскому следовало сдать пост, снять шинель и включаться в политическую жизнь СССР.

Но ведь предупреждал Тухачевский о реваншистских планах Германии, говорил о растущей мощи вермахта. Точнее, в своих обращениях Тухачевский говорил об угрозе СССР со стороны стран мирового империализма. И перечислял: США, Англия, Франция, Япония ... А в конце обязательно добавлял - и другие. То есть случись конфликт с любой страной, можно было бы сразу заявить - вот именно об этом гениальный Тухачевский и предупреждал, подразумевая под словом "другие" именно эту страну. Да и не мог красный маршал предупреждать о растущей мощи Германии, поскольку именно его подписи стояли под большинством секретных военных протоколов между СССР и Германией.

Тухачевский предлагал техническое перевооружение армии, а лихие рубаки кавалеристы типа Буденного и Ворошилова при поддержке Сталина на этом поставили крест. А вот что точно предлагал Тухачевский, мало кто знает. Так вот, он предлагал в 1935 году построить от 50 до 100 тысяч танков и до 50 тысяч самолетов. Тут необходимо напомнить, что за всю Войну все страны, производившие танки вместе взятые, до 100 тысяч в год так и не дотянули. Никогда за всю свою историю Союз не мог построить за 1 год ни 30, ни 40, ни 50 тысяч танков. Для постройки такого невиданного количества танков было необходимо все заводы, от молочных до деревообрабатывающих, перестроить на выпуск танков. Не говоря уже о пяти - шести машинах сопровождения к каждому танку и миллионах солдат и офицеров для обслуживания этих танков. То же самое можно сказать и про тысячи самолетов. Многие авторы утверждают, что все у Тухачевского было своевременно и правильно, только цифры нуждались в некоторой корректировке. Но если начать корректировать, то от планов Тухачевского вообще ничего не останется, так как кроме безумных цифр там не было ничего. Потом, Тухачевский предложил свой план по "техническому перевооружению" уже после того, как возглавлял и принял план развития индустрии СССР в данную пятилетку. Для осуществления плана Тухачевского все развитие в пятилетку следовало пересмотреть, а принятие "плана" уничтожило бы страну лучше любого агрессора. Если он требовал проведения своих идей по "переоснащению", не предвидя катастрофических последствий этого, то он - идиот, которому на посту начальника генштаба и вообще в армии не место. А если знал и требовал, то это можно квалифицировать как наглое вредительство огромного масштаба и смело записывать Тухачевского во враги народа.

До 1938 года самый мощный военный округ страны, Дальневосточный, находился под командованием маршала СССР тов. Блюхера. В 1938 году он был обвинен в измене Родине, арестован и умер во время следствия. Его место занял генерал армии И.Р.Апанасенко, человек с грубыми внешностью и манерами, малообразованный и самодур. Вот как о нем отзывались его ближайшие подчиненные: "Человек, словно неряшливо вытесанный из ствола дерева, он произвел на нас гнетущее впечатление. слава неотесанного человека и самодура катилась впереди него ... Но очень скоро мы поняли, что ошиблись в своей первоначальной оценке. Апанасенко обладал огромным природным умом и, чтобы восполнить пробелы в своих знаниях, очень много читал ..." (Позднее Апанасенко закончил с отличием одно из высших военных заведений страны). Знакомясь с оперативными планами, он обратил внимание на то, что со страной Дальневосточный округ связывает только железная дорога с множеством мостов и дороги от военных городков к местам сосредоточения не асфальтированы. То есть для того, чтобы изолировать округ, японцам просто было необходимо взорвать один мост, а в дождливую погоду войска просто не смогу выйти из городков. Ровно через три месяца вдоль железной дороги было проложено настоящее шоссе, а все дороги были заасфальтированы. Так что же делал более 10 лет тов. Блюхер на посту командующего Дальневосточным округом? Иногда об этом мягенько говорят - попивал он. Да причем попивал так, что о его кутежах знала вся страна. Позднее, в 1941 году, Апанасенко и его дивизии оказали Сталину и стране неоценимую помощь при обороне Москвы. Товарищ Апанасенко был смертельно ранен на Курской дуге и умер в тот день, когда Москва салютом праздновала свою победу.

Можно подвести итоги: версия Шелленберга о подброшенной Сталину фальшивке не имеет под собой никаких реальных оснований. Чистки в РККА начались еще в 1935 году, за год до якобы "собрания у Гитлера". Во время чисток в армии с высших постов были сняты руководители, доказавшие свою военную несостоятельность и могущие привести СССР к катастрофе при военном конфликте. Советские генералы, выдвинувшиеся в то время, доказали свое полное и неоспоримое превосходство над нацистскими фельдмаршалами и переломили хребет Гитлеру и его хвастливой разведке.

http://stalin.newmail.ru/lie/shellenb.htm

 

 

 

Услужливый дурак опаснее Агитпропа

«Дуэль» уже писала, что те, извините за выражение, историки, которые из шкуры вылезут, стараясь облить своим дерьмом наше прошлое, тупо перегибают палку и, не понимая этого, уже начинают прославлять Сталина и советский народ лучше, чем это в свое время делал советский Агитпроп. Ну посудите сами, какой вывод нормальный человек должен сделать из непомерного раздутия числа советских потерь в Великой Отечественной войне и непомерного сокращения числа немецких? Правильно, только один: немцы были какими-то трусливыми недоносками, которые потеряли всего одного солдата на 12 убитых советских солдат, и сдались. А наши предки становятся какими-то несокрушимыми героями, которым все нипочем. Ну как хозяевам Б. Соколова и «Новой газеты», американцам, с такими русскими воевать? Американцы же привыкли издалека отбомбиться и ждать, что жертва сдастся. А тут, оказывается, сколько русских ни убивай, они все равно победят. Как это может подействовать на психику рядового американского пиндоса?

Соколов аж прыгает от возбуждения, чтобы доказать, что на советском фронте и немцев-то никаких не было - так, одна-две дивизии: «плотность немецких войск на Западном фронте была в 2,5 раза больше, чем на Восточном». А все западные историки, скажем, тот же Лен Дойтон утверждают, что 7 из каждых 8 немецких дивизий были уничтожены Красной Армией. Как же так? Это же получается, что американцы и англичане с немцами вообще не воевали! Надо сказать, что и Гитлер выглядит каким-то идиотом: терял войска на Восточном фронте, застрелился, когда Берлин окружила Красная Армия, а все войска держал почему-то на Западном фронте, где у него и потерь-то вроде не было.

Соколов убеждает олухов «Новой газеты», что советские историки, подсчитавшие потери Красной Армии, лгуны и все врут, а вот немецкие битые генералы - это образец кристальной правды. Между тем, если немецкие генералы и честнее, то они честнее только таких историков, как Соколов, хотя на Соколове, если присмотреться, уже и пробы негде ставить. Что касается Мюллера-Гиллебранда, принятого в данной статье за образец честности, то повторю то, что о нем писал ранее.

6-я немецкая армия под Сталинградом

У генерал-майора вермахта Мюллера-Гиллебранда, на первый взгляд, в справочнике полный ажур: таблички, приложения, примечания, дополнения, все цифирки даны с точностью до единицы - классика! Но я вот уже лет 10 не могу найти ответ на вопрос, который, казалось бы, обязательно должен был быть дан в этой «классике». Но сначала немного предыстории.

Немцы с необычайным размахом использовали в войне всю трофейную технику и оружие. Возьмем, к примеру, артиллерию. Немцы использовали в войне десятки тысяч трофейных орудий и минометов, у них только зарегистрированных было 190 трофейных артсистем. И не только 44 советских и около 60 французских, не гнушались и польскими (5), и норвежскими (6), и югославскими (19), и голландскими (6). В трофеях было 10 английских артсистем и даже 6 американских. Трофеи использовались «как есть» или с переделками. Скажем, немцы переделывали и французские 75-мм, и наши Ф-22.

Использовали они практически в обязательном порядке и танки, переделывая их под свою тактику, к примеру, наши КВ или чешские LTvz.38. И у меня возникает вопрос: а как и где они использовали французские и английские трофейные танки? Мюллер-Гиллебранд сообщает, что да, были в сухопутных силах Германии к началу войны против СССР 6 танковых батальонов резерва главного командования, два из которых были укомплектованы французскими танками, но на Восточном фронте эти максимум 200 танков не использовались. Другой немецкий источник уверяет, что на 31.05.1943 года на вооружении вермахта еще оставалось 696 французских и английский танков на западных невоюющих фронтах. Прекрасно! А на каком фронте сгорели остальные французские и английские танки, которые немцы взяли трофеями в 1940 году? Поясню о чем речь: начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдер в своем дневнике от 23 декабря 1940 года записал: «Трофейные танки: 4930 шт.». Ну хорошо, около 700 штук еще осталось на 1943 год, несколько сот переделали в самоходные орудия, но где сгорели остальные?!

А генерал В.С. Петров, в те годы лейтенант, встретивший немцев в 1941 году на Буге, пишет, что 22 июня 1941 года в десятом часу вечера их батарею 152-мм гаубиц атаковали немецкие танки. Их пришлось подпустить на 700 м (на батарее оставалось всего 10 снарядов), и после открытия огня два танка разлетелись на куски от наших 48-кг снарядов, остальные отошли. К остаткам танков была послана разведка: «Сержант сложил трофеи на шинель: горсть коротких пистолетных патронов с выточкой на фланце, небольшую деталь цилиндрической формы с обрывком шланга, по всей вероятности, датчик со щитка приборов. На панели фосфоресцирующие надписи на французском языке. По обрывкам документов, изъятых у членов погибшего экипажа, установлено, что танк принадлежал разведывательному батальону 14-й танковой дивизии».

А Мюллер-Гиллебранд уверяет, что в немецких войсках, напавших 22 июня 1941 года на СССР, было всего 3582 танка и самоходных артиллерийских орудия, из которых 772 танка были чешского производства, а остальные машины - немецкого. И все - больше танков у немцев якобы не было. В 14-й немецкой танковой дивизии, уверяет Мюллер-Гиллербранд, 36-й танковый полк был вооружен исключительно немецкими танками, а 40-й разведбат в этой дивизии, как и все разведывательные батальоны, из всей бронетехники имел одну роту и один взвод бронеавтомобилей. И никаких танков. Так куда же, черт возьми, подевались более 4 тысяч французских и английских танков? Американские историки, к примеру, выяснили, что даже в1943 году на Курской дуге 2-й танковый корпус СС имел в своем составе 40 французских танков, 48-й танковый корпус - 22, а «правдивые» о них молчат, не упоменая ни в составе боевых частей, ни в потерях.

И мой оппонент предлагает олухам верить в брехню немецких битых генералов безоглядно. Хотите - верьте, но тогда, строго говоря, нельзя требовать к себе никакого уважения.

Я не знал, что Б. Соколов еще и профессор. Надо же! И, как и полагается профессору, он и методику подсчета потерь изобрел. Нужно, оказывается, базировать ее на особо точных, как он полагает, числах офицерских потерь, причем, уверяет он, доля офицеров в войсках у Красной Армии и у немцев была одинакова. А одинакова ли?

В немецком пехотном полку по штату в общей численности 3049 человек офицеров должно было быть 75 человек, т.е. 2,5%. А в советском стрелковом полку из штатной численности 1582 человека офицеры составляли 159 человек - 10%. В немецкой пехотной роте численностью 201 человек офицеров было двое - командир роты и командир первого взвода, т.е. 1%, а в советской стрелковой роте численностью 82 человека, офицеров было пятеро - 6%. По профессору Соколову это и есть «примерно одинаково».

Если с этим согласиться, то я могу подсказать Соколову, как еще обильнее полить нашу Родину дерьмом. Нужно взять томик мемуаров Манштейна и выписать: «Потери группы армий составляли: офицеры - 505 убитыми, 759 ранеными, 42 - пропавшими без вести; унтер-офицеры и солдаты - 6 049 - убитыми, 19 719 - ранеными, 4 022 пропавшими без вести».

Берем заявленную Мюллером-Гиллебрандом цифру немецких офицерских потерь за войну в 65 200 человек, делим ее на 505 и умножаем на 6049 (не можем же мы не верить Манштейну!), получаем, что за всю войну немцы потеряли убитыми всего около 840 тысяч человек. А поскольку «плотность немецких войск на Западном фронте была в 2,5 раза больше, чем на Восточном», то разделим это число на 3,5 и получим, что на Восточном фронте немцы потеряли убитыми всего 0,24 млн. человек. А Красная Армия, как подсчитал Соколов, - 26,4 млн. Соотношение получается замечательным: на одного убитого немецкого солдата приходилось 110 убитых советских солдат. Во, блин! После этого Соколову нужно подождать, когда сыграет в ящик академик истории А.Н. Яковлев, чтобы освободилась вакансия, и баллотироваться в Российскую Академию Наук.

Заслуги профессора Соколова очень велики, чего стоит только одна метода, при которой соотношение потерь в отдельно взятой дивизии распространяется на весь призванный контингент!

Правда, эта метода довольно опасна, если ее применить и немецкой армии. Поясню Соколову почему.

Вот оберштурмбанфюрер СС Шмидт под псевдонимом Пауль Карель написал книгу «Восточный фронт» и в ней необдуманно дал соотношение потерь во множестве немецких соединений и частей, которым посчастливилось геройски бить русских на Восточном фронте. У Кареля можно, к примеру, прочитать такие сведения.

«...Вечером 16 февраля во 2-м батальоне 113-го мотопехотного полка оставалось 60 человек. Шестьдесят из 600. Немногим лучше обстояли дела у 1-го мотопехотного полка, или «Лейбштандарта». На перекличках в ротах доходили до десяти, самое большее до двенадцати. Командиры рот и взводов погибли или были ранены. Та же картина в инженерно-саперных подразделениях и танковом полку - боеспособны 12 «Пантер» и несколько Т-IV...

...394-й мотопехотный полк 3-й танковой дивизии сократился до двух стрелковых рот. Многие офицеры всех частей погибли в бою. В разведывательном батальоне капитана Дайхена осталось всего восемьдесят человек, а в 331-м гренадерском полку 167-й пехотной дивизии - двести. Сходным образом обстояли дела и в других частях 11-го корпуса. В 6-й танковой дивизии осталось пятнадцать машин, в 503-м батальоне «Тигров» - девять, в трех дивизионах штурмовых орудий вместе - двадцать четыре...

...Когда обер-ефрейтор Фитшен прибыл с группой отставших в 6-ю роту, то из 12 человек нашел лишь двух солдат и одного унтер-офицера. Рота сократилась до 75 боеспособных людей. До семидесяти пяти! Десять дней назад во Франции в поезд погрузилось 240 человек...

...В середине дня 27 октября 73-я пехотная дивизия доложила, что у них осталось 170 человек - одна сотая ее прежнего состава. И это в дивизии, которую передали в 6-ю армию только 4 октября. 111-я пехотная дивизия сократилась до 200 человек. Тяжелое вооружение дивизий и корпусов было потеряно на 60%. Вся армия располагала только 25 боеспособными танками и штурмовыми орудиями...» и т.д.

Из таких докладов становится понятным, почему плотность немецких войск на Западе была в 2,5 раза выше, чем на Востоке. Откуда на Востоке ей было взяться, если перебросишь туда дивизию из Франции, а от нее через 5 дней остается треть, а через три недели 1%. Но, между прочим, по методике Соколова получается, что на Восточном фронте погибло 90% призванного немцами контингента в 21,1 млн. человек. Да добавить сюда братьев профессора Соколова по уму, совести и чести: итальянцев, румын, венгров, словаков, хорватов, голландцев, датчан, французов, испанцев, финнов и местную сволочь из СССР, перешедшую на службу к американцам, прошу прощения - к немцам, которая тоже была убита, но засчитана в потери СССР. Это сколько же тогда получится и почему об их потерях молчит профессор?

Дочитал я статью Соколова до подписи с указанием его ученой должности, и вспомнился мне анекдот. Утром грузин выходит на крыльцо кормить кур, в это время петух гонится за курицей. Грузин бросает горсть зерна, петух бросает курицу и бежит клевать.

- Вах, вах, вах, - ужасается грузин, - упаси Господь так оголодать.

Вот я и думаю, это же как надо было Российскому государственному социальному университету оголодать на преподавательские кадры, чтобы принять в штат Б. Соколова?

Ну и, конечно, с такими профессорами мы потери уж точно не подсчитаем.

Ю.И. МУХИН

http://www.duel.ru/200530/?30_5_1

 

 

 

П. В. Куракин

Институт прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН 

«СССР на нефтяной игле»

или

Чему был равен доллар? 

Данная работа родилась из одного моего спора с приятелем из нашего Института о том, насколько сильно (и прочно!) СССР «сидел на нефте - долларовой игле». Но неожиданно вопрос свелся к тому, из каких источников брать данные и в каких единицах считать. Если использовать ключевые слова «экспорт нефти СССР», Google выдает несколько сотен ссылок, где вы найдете великолепный разброс данных. Так, я узнал, что  «только по официальной статистике», максимальный годовой экспорт нефти из СССР составлял, в разных ссылках, от 100 до 144 млн. тонн. Чудесно! Может, надо не в тоннах, а в долларах? Мой приятель сослался на книгу некой Тимошиной, изданной в авторитетном научном экономическом издательстве «ЮРИНФОРМ» (у него все источники такие), где сказано что, «по некоторым оценкам», за период 1974 – 1984 гг.,  доходы от экспорта нефти составили $179 млрд., и это «только самые скромные оценки».

Ну, к Тимошиной у меня вопросов нет. Она, не моргнув глазом, утверждает, что первоначальная смета на строительство завода «КамАЗ» составляла всего 1 - 2 млрд. руб.  А «на самом деле», опять же, «по некоторым оценкам», цена проекта составила от 5 до 20 млрд. руб. Причем первоначальная смета была именно таковой, по словам гражданки Тимошиной, чтобы «не расстраивать больших людей в Министерстве автомобилестроения». Я тоже так думаю – к чему хороших людей расстраивать.  

Если честно, я сомневаюсь, что строительство полумиллионного города Набережные Челны на месте деревни, строительство 40 новых современных заводов (вместе с заводами – «спутниками»), заказы более 5000 советским предприятиям на создание и выпуск нового оборудования (например, уникальные в мировой практике 80 – тонные портальные краны из Ленинграда), а также оплата заказов свыше 700 иностранным компаниям (включая создание самой длинной в мире 600-метровой автоматизированной сборочной линии, сделанной в Чикаго) могла стоить 1 – 2 млрд. руб. даже для очень хороших людей.  

Но дело-то не в этом.  А в том, что еще в 1986 г., в год десятилетия работы завода, генеральный директор «КамАЗ»-а отчитался на Политбюро о том, что прибыль от работы завода за эти 10 лет составила 8 млрд. рублей, и таким образом, «КамАЗ» себя окупил. Зачем, спрашивается, мне ваши «некоторые оценки», когда есть точно посчитанные производственниками  цифры? Может быть, эти цифры неверны? Хорошо, но добросовестный исследователь обязан знать ранее озвученную цифру, упомянуть её, и доказать, что она неверна, что нужны эти самые «некоторые оценки». А уж там я сам разберусь, кому верить.  

Вообще, за последние годы стали известны буквально сотни «исследователей», как отечественных, так  и забугорных, которые навыдумывали всякие «альтернативные оценки», касающиеся буквально всего, что связано с экономикой СССР. Недавно прислали занятный текст: «Советский экономический рост: официальные данные и альтернативные оценки». Автор – В. Кудров, доктор экономических наук, заведующий Центром международных сравнительных экономических исследований Института Европы РАН. 

Читаю:  

«Динамика национального дохода СССР, определенная К. Кларком, за 1913 – 1928 гг., не слишком отличается от официальных данных, которые дл 1929 года были вполне достоверными. Однако, для 1928 – 1934 гг. и 1934 – 1937 гг., как и за весь период 1928 – 1937 гг., разница оказалась существенной: темпы роста, рассчитанные К. Кларком, оказались в 7,2 и 4,5 раза меньше официальных». 

Читаю дальше, пытаюсь найти, в чем и как именно наврал товарищ Сталин и его ЦСУ. Например, товарищ К. Кларк предъявил некие данные британской Сикрет Сервис, что за означенный период было выпущено, скажем, не сорок тысяч тракторов, а, например, тридцать (эти цифры взяты мною, разумеется, с потолка). 

Ха! Не на того напали. Вы нигде и никогда не найдете такого рода прямые данные и прямые аргументы.  Разговор идет вот на таком птичьем языке (здесь уже «альтернативит» не К. Кларк, а профессор А. Бергсон, чьи исследования по данному вопросу считаются наиболее авторитетными в США): 

          «…Все компоненты национального дохода и ВНП СССР были пересчитаны в неизменные цены с помощью множества специально рассчитанных индексов цен в рублях. В свою очередь, эти неизменные рублевые цены были скорректированы (внимание! – К.П.В.) на налог с оборота, субсидии, ренту, норму рентабельности и процента для получения оценок в соответствии с концепцией факторных цен, принятой в статистике США». 

            Честно говоря, я был смущен. Как правило, напёрсточник не склонен объяснять клиенту свою технологию. И это весьма разумно. Итак, я повторю свой простой вопрос: в чем проврался Сталин? Прямого ответа вы не найдете, потому что для шарлатанов Кларков, Бергсонов и Кудровых ответ настолько очевиден, что его неприлично (в образованном обществе) произносить вслух.  

            Цены не те. Советские цены не те. Понимаете, в советских рублях и в советских текущих ценах ВНП просто не может быть посчитан неправильно – за это сажали и даже расстреливали, и не только при тов. Сталине. Важно то, что сами цены не те. В чем не те, вам никогда не объяснят. Просто не те, что приняты в статистике США, и все. Не те нормы рентабельности, ставки налога, и пр. Это приговор сам по себе, он окончательный и обжалованию не подлежит. Пусть так, но важно, что это неявный приговор! Все это жульё с докторскими степенями и учеными званиями никогда и ни за что не произнесет «постановление» своего сходняка вслух.  

          Советские цены плохи тем, что они не рыночные. При рынке, видите ли, цены «объективно» что-то отражают, а плановые цены назначены административно, поэтому они перекошены. Со вторым я как раз согласен, а вот с первым ни один нормальный человек не обязан соглашаться, так же, как никто не обязан верить в бога. В СССР упаковка тетрациклина стоила 4 копейки, а поездка на автобусе – 3 или  4 копейки (в Москве 5). Может, это и перекошено, но лекарство должно быть так же доступно человеку, как и транспорт. Это и есть свобода. Именно ради этого американцы совершали свою революцию. А в США поездка на метро в Нью-Йорке стоила полдоллара, а упаковка (такого же) тетрациклина – 4 доллара. В данном случае речь не об абсолютных ценах, а об их соотношении. Почему лекарство должно быть дороже поездки на метро в 8 раз? В чем тут «объективность»? Может, такие цены и определяют соотношение затрат производителей (А точно ли? – может, просто метрополитен не может задрать цены в 10 раз выше себестоимости, а фармацевт может – больной никуда не денется, купит!), но соотношение потребностей покупателя никак не определяет.

            Никаких «объективных» цен нет, и не может быть, как бы эту мысль не пытались втолкнуть кочергой мне в рот экономисты, от Кудрова до Паршева. Цены просто такие, какие есть, здесь и сейчас. Любая система цен по-своему перекошена. Только перекошена она не относительно неких «объективных» значений, а относительно других систем цен. Поэтому для учета важно только следующее: равна ли сумма всех денег сумме цен всех товаров или нет. И все. 

            Если же выпить эту красную таблетку возвращения к реальности, то остается признать, что никакого другого способа точно и объективно посчитать ВНП СССР и его рост, кроме как в советских же рублях, нет. То есть, все уже посчитано ЦСУ СССР, оставьте свои «альтернативные оценки» доверчивым девушкам. 

4         

          Есть еще такой нюанс как инфляция. В самом деле, советский рубль 30-х гг. – совсем не то, что 80-х гг. Это-то как раз ежу понятно. Но «альтернативщики» с умным видом заявляют, что и в 80-е была инфляция, а официальная пропаганда считала, что ее нет. Давайте разберемся с этим.  Посмотрим, что говорят критики советской системы. Например, товарищи М.Кудрявцев, С. Миронин и С. Скорынин пишут на сайте “www.contr-tv.ru”:  

“…система управления СССР реально контролировала и как-то распределяла натуральные штуки продукции. И если на первую пятилетку требовалось учесть тысячи позиций, то уже за 9-10 пятилеток возникали двадцать-сорок миллионов наименований изделий. Мнение о том, что раз в предыдущую пятилетку справлялись с 10 млн., то в эту можно было бы справиться с 20 млн. – неверное. Не справлялись и с 10 млн. Система централизованного снабжения (распределения) проваливалась повсеместно. По нарастающей. Начиная с первых пятилеток. Только в первые пятилетки масштаб этого явления достаточно неплохо компенсировался корректировками руководства…” 

            Если вы произнесли слово «инфляция», то должны отдавать себе отчет в том, что это за процесс. В капиталистических («рыночных») странах цены ежедневно назначают и меняют сотни тысяч, если не миллионы, независимых игроков рынка. Поэтому система цен непрерывно «дышит». В СССР же все цены назначал Госкомцен. И цен этих было, если верить указанным авторам, 20 – 40 миллионов. Я знаю, что Госплан занимал здание, где сейчас трудится Государственная Дума. Я не знаю, был ли у Госкомцен такой же особняк, или он размещался в нескольких кабинетах в здании Госплана. В любом случае, это не сотни тысяч человек.

            Разумеется, цены в СССР 80-х гг. менялись.  Я, например, помню подорожание ковров (о подорожании водки только знаю, но помнить, увы, не могу). Но совершенно ясно, что это процесс на порядки более медленный, чем в рыночной экономике, и говорить об инфляции в том же смысле, в каком говорят об инфляции в рыночной экономике, может только кабинетный теоретик, не имеющий никакого понятия о реальной жизни. Говорить об инфляции в СССР на том основании, что цены менялись, это то же самое что говорить, будто в СССР была наркомания на том основании, что в СССР были наркоманы. Конечно, были!  Но было ли потребление наркотиков в объеме на $100 млрд. в год, как в США? Медсестры, ворующие морфий и продающего его за углом – это детский сад, а не наркомания. Разница даже не в разах, а в числе нулей.

 

5 

            Итак, инфляции строго не было. Но равнялась ли сумма цен всех товаров сумме всех денег? Я приведу пару заведомо твердо установленных фактов из жизни СССР, если кто их забыл, которые косвенно, но неумолимо свидетельствуют о чрезвычайно высокой сбалансированности денежной массы и финансовой системы СССР в целом. 

1.               Заработать за месяц суммы наличных денег, в разы превышающие типичные зарплаты, практически можно было только одним и очень тяжелым способом – в стройотрядах или на «шабашке». «Шабашка», если кто из поколения «Пепси» не знает, это не сомнительная халтура, а законная сдача строительного объекта вольнонаемными рабочими «под ключ». Особенности расчета нарядов в советской строительной системе были таковы, что при такой форме сдаче объекта стандартный фонд заработной платы у заказчика становится неожиданно большим. Экономится на оплате всевозможных промежуточных (при обычном режиме) операций. «Шабаш» и означает «конец» – «все, объект сдан!». Таким образом, получить значительную сумму наличных можно было, только создав реальные материальные ценности.

2.               Критерием сбалансированности финансовой системы является нормальная работа предприятий. Тут нам поможет кризис розничной торговли в 1989 – 1990 гг. Все помнят, как магазины опустели. Я много слышал (но не видел заслуживающих доверия цифр), что многочисленные кооперативы и ЦНТТМ начали перекачку денег из «безнала в нал». Это все общие слова. В прямом смысле такой перевод мог быть возможен только с чудовищными нарушениями финансового законодательства. Советская финансовая система четко разделяла наличные деньги и безналичные. Сами по себе, первые не могли напрямую превращаться во вторые, и наоборот, ни при каких условиях. Этот процесс мог быть массовым, а не единичным, только при наличии некой неявной «лазейки», и при наличии некой продуманной сложной схемы. А лазейку я вижу только одну – нарушение монополии государства на спиртное, попросту – спекуляция водкой, включенная в схему отмывания как её завершающий и главный элемент. Я так уверенно говорю, потому что водка пропала из магазинов первой, и это потянуло за собой все остальное. Чтобы сумма наличных денег строго была равна сумме всех товаров, государство играло на торговле водкой. Водка составляла всего 2% от «наличного» бюджета страны, то есть от годового выпуска товаров народного потребления. То есть потеря всего 2% денежной массы выбило розничную торговлю из колеи. В то же время, предприятия продолжали нормально работать с платежами вплоть до 1990 года, то есть из «безналичной» массы ничего существенного не ушло. Не было никакой «перекачки», а был разрушен именно розничный рынок и масса наличности, обслуживающая его. 

Напоследок, приведу еще обширную цитату из товарищей М.Кудрявцева, С. Миронина и С. Скорынина, показывающую, с какой просто зверской жестокостью советская система не допускала несоответствия денежной массы (здесь уже безналичной), с одной стороны, и продукции промышленности, с другой: 

«Вначале на предприятии в течение месяца-двух (летом) проводится кампания по составлению заявок по материально-техническому обеспечению на будущий год. Например, по той же электронике составляется длиннейший список позиций поставки. Понятно, что только по резисторам, диодам и транзисторам – это тысячи строк. От конкретного маленького коллектива (группы в составе лаборатории), конечно, поменьше, но тоже весьма внушительно. На каждую позицию – некоторое количество штук. При этом надо учесть тот факт, что дадут не всё (порежут заявку). На сколько порежут – неясно. Многое зависит от настроения того, кто контролирует заявку. В ту же заявку необходимо включить жидкости, газы, светофильтры, тестеры, осциллографы, калькуляторы, ветошь (в килограммах), свёрла, метчики, плашки. Все эти простыни сводятся в единый список на уровне лаборатории, цеха, отдела, предприятия и т.д. На каждом уровне список преобразуется с учётом имеющихся на складах данного уровня невыбранных по предыдущим заявкам запасов тех или иных позиций по инвентаризационным спискам. Причём, очень часто никто точно не знает, что есть на складе. Список поднимается наверх. Наверху происходит разверстка заказов на министерства и территориальные снабженческие управления. Создаются планы поставок, которые реализуются в течение 1-4 кварталов того года, на который заказано. Часть заказа режется, поскольку известно, что заказанные материалы просят с запасом (на всякий случай, на местах же уже известно, что наверху режут, поэтому делать точную заявку – себе дороже). А мощностей у промышленности не хватает. В урезанном виде и обеспечивается поставка. В подавляющем большинстве случаев по достижении уровня отделов и лабораторий она уже близко не лежит к первоначальному заказу, поскольку две трети самых нужных позиций после всех «урезаний» на разных уровнях так сократились, что достаются они только 7 отделам из 10. А что-то ненужное, но упорно производимое промышленностью поставляется (или готово быть предоставлено) якобы взамен затребованного. Свёрл и метчиков для резьб М3, М4, М5 – мало, берите сверла диаметром 8 мм. Фактически для организаций это означало то, что отдел снабжения, высунув язык, мотался по городам и весям (по тем же заводам или другим НИИ) и выпрашивал "в порядке оказания технической помощи", чтобы продали сверх разнарядок то-то и то-то. Или обменяли такие-то позиции на другие. Кроме снабженцев ездили и сотрудники, добывая компоненты, которые не поставили по системе снабжения, либо те, потребность в которых возникла в течение года. Для лаборатории по ремонту приборов добывали в качестве плоскогубцев с маленькими губками (которыми удобно придерживать малюсенькую гайку в узких местах прибора) – стоматологические хромированные щипцы. И маленькие кусачки – тоже стоматологические. Иначе просто нечем оказывалось работать. Касторовое масло для поверочного устройства (для манометров), которое не удалось пробить через систему распределения, – покупали пузырьками по 5(!) миллилитров в аптеках. В этой аптеке нашлось три пузырька, в этой – в пять. А всего надо было закачивать в гидравлическую систему миллилитров 300. Для того чтобы проверять газовые термометры при ремонте, использовали тающий лёд и кипящую воду в качестве точек с известной температурой. Термостат для захлебывающегося от ремонтных задач подразделения по заявке обещали предоставить через два года. А завод, требующий всех этих приборов (завод силикатного кирпича) надо было пускать через 4 месяца. Потом оказалось, что так необходимые термостаты для проверки газовых термометров по нескольку лет стояли на складе того завода, с которого в лабораторию к С.Покровскому пришёл снабженец. Шли на хитрости – термостаты списывали и выменивали на литр спирта». 

          С моей точки зрения, здесь описан плохой завод, потому что, насколько я знаю, нормой на приличных заводах было накопление материалов на 2 – 3 месяца выпуска. Но это не важно, потому что этот мой тезис утверждает то же самое, что и авторы цитаты: баланс безналичных рублей и изделий промышленности был схвачен советскими учетными органами в промышленности намертво.  Я не говорю, что это плохо или хорошо. Для учета – очень хорошо, а для гибкости производства как раз плохо. Но я и не агитирую «за советскую власть вообще». Я говорю только об одной, конкретной вещи: каждый рубль, будь он наличный или безналичный, во-первых, не менялся сколько-нибудь значимо на масштабе десятилетия, а во-вторых, был самым жестким образом привязан к какой-нибудь железяке, выпущенной промышленностью, даже если она была «никому не нужна». 

6

             Я извиняюсь за длинное отступление. Но оно было необходимо, чтобы показать: все, что касается объемов советского производства, порядочный человек обязан считать в советских рублях и по советским официальным статистическим данным, и никак иначе. Вот только теперь мы возвращаемся к «нефтяной игле».           

            Официальные данные по экспорту из СССР, которые я нашел на данный момент, таковы («Внешняя торговля СССР в 1986 г.»: Статистический сборник. М.: Финансы и статистика, 1987) (в млрд. руб.): 

 

 

1972 г.

1977 г.

1982 г.

1986 г.

 

Экспорт

12,7

33,2

63,2

68,3

 

Импорт

13,3

30,1

56,4

62,6

 

Всего

26,0

63,3

119,6

130,9

 

 

             Это весь экспорт. Вообще весь. 65% внешнеторговой деятельности СССР приходилось на страны СЭВ, 13% – на развивающиеся страны, и 22% – на развитые капиталистические страны. Поскольку нас, видимо, интересуют американские доллары, а не польские, берем 1\5 от указанной суммы (я округляю здесь в «выгодную» для себя сторону, но в других местах округлю в другую). Развивающиеся страны я тоже волюнтаристски выбрасываю для первой оценки, так как, во-первых, они сами свою нефть пытались сбыть, а во-вторых, именно туда СССР пытался по максимуму, и не безуспешно, сбыть свою машиностроительную продукцию (а не сырье). Например, промышленность далеко не дружественного Пакистана на 40 – 60% создана на советском оборудовании!  Далее, только около 3\4 экспорта в развитые страны составляли энергоносители и электроэнергия (!). Но давайте выбросим электроэнергию.    

            Видно, что с 1972 г. по 1982 г. объем всего экспорта вырос более чем в 5 раз, а в 80-х гг. он стабилизировался. По крайней мере, «в мирных условиях», до реформ Горбачева. Считая рост примерно линейным, получаем суммарный экспорт за это десятилетие : 

(12,7 + 63,2)\2 * 10 ~= 380 млрд. руб.  

            Это, напоминаю, весь экспорт до кучи. Мы берем от этой суммы 1\5 * 3\4 = 3\20 = 57 млрд. руб. Много это или мало? ВНП в 1980 г. = 619 млрд. руб. Оценивайте сами.  

Тут меня могут остановить: «Постойте! При чем тут рубли, и что они значат в графах экспорта и импорта, если нефть продавали за живые доллары, и импортные ширпотреб, оборудование и канадское зерно покупали тоже за доллары». Верно. Но подумайте сами. Нам эти доллары ни к чему. Не хватало зерна, примерно на 10 – 15% от наших потребностей, его и покупали как зерно. Какая нам разница внутри страны, сколько оно стоит в долларах? У нас оно неизбежно, для нужд учета, должно стоить столько же, сколько и наше зерно. Или французская линия по производству газовых плит, которую поставили в моем любимом г. Бресте в начале 80-х. Может быть, она и качественнее и современнее наших, – ее для того и брали! – но это одна линия, и плит она больше не дает. Для учета материальных фондов она стоит столько же, сколько и наша. Кроме того, я думаю, что балансовую стоимость таких вещей действительно масштабировали на разницу в качестве (и производительности) с нашим оборудованием. Не надо думать, что работали лицемеры. Не думайте о людях заведомо хуже, чем о себе. Та же самая ситуация с ширпотребом. Так что именно рублевый учет нефтяного экспорта – самая точная его мера. 

7 

            Тут мы подбираемся к самому забавному. Если считать по демократическим нормам «настоящего» курса советского рубля в диапазоне 1\3 – 1\6 доллара, то за указанное десятилетие экспорт советской нефти (долларовый экспорт, подчеркиваю) составит от 10 до 20 млрд. долларов. Это вообще ничто для экономики  в половину от американской (по меньшей мере), за 10 лет. А может, гражданка Тимошина нас не обманула, и сумма за десятилетие (немного другое – 1974 – 1984 гг., но для порядков величин это не важно) в настоящих (зеленых и приятно шуршащих) долларах действительно составила (по самым скромным подсчетам!) около $180 млрд.? Но тогда, извините, доллар стоил даже не 60 коп., как меня, наивного ребенка, убеждала тогда газета «Известия», а вовсе 30 коп.! 

            Но и это еще не все. Насколько бы ни была мала роль нефтяных долларов в экономике позднего СССР, она к тому же еще и падала! Смотрите. Весь экспорт в 1986 г. был 68,3 млрд. руб., а в 1982 г. был 63,2 млрд. руб. Формально экспорт незначительно, но вырос. Более того, по тоннам вывезенной нефти он наверняка значительно вырос! Дело в том, что в первой половине 80-х гг. мировые цены на нефть упали, как мне сообщили, почти в 4 раза. Ясно, что для того, чтобы обеспечить такой же объем импорта (и, соответственно, объем торговли в рублях), масса вывозимой нефти должна была значительно возрасти.

            Но это не недостаток советской экономики, это просто внешняя конъюнктура, которая от нас не зависела. Человек инженерного склада ума задумается: если нефти стали вывозить больше, ее осталось меньше для внутренних нужд. Значит, внутреннее производство должно было испытывать трудности на всем отрезке от 1980 г. до 1986 г.

            Тем не менее, ВНП вырос от 619 млрд. руб. в 1980 г. до 799 млрд. в 1986 г.  

            Таким образом, доля всего экспорта в ВНП СССР упала с 63,2\619 = 10,2% до 68,3\799 = 8,5% при уверенном росте последнего. СССР медленно, но верно, уменьшал свою зависимость от импортного оборудования и канадского зерна. Напоминаю, речь идет об импорте не вообще любого оборудования, а самого лучшего в мире оборудования, в тех отраслях, где СССР еще не мог производить сам.  

            Напоследок – еще одна небольшая цитата из статьи д.э.н. В. Кудрова: 

            «…и рост советской экономики практически прекратился с конца 70-х гг. Этот вывод можно лишь подтвердить, если элиминировать фактор экспорта нефти и газа из СССР, приносивший огромные доходы, которые поддерживали на плаву советскую экономику». 

            Это – чтобы вы не расслаблялись J. Посматривайте за своими карманами, общаясь с д.э.н.!

 

 

 

Материальный ущерб, нанесенный гитлеровскими захватчиками Советскому Союзу в годы второй мировой войны

(Приводится по изданию: "Милитаризм. Цифры и факты". Москва, Политиздат, 1985 г.)
Сожжено, разрушено и разграблено

31850 промышленных предприятий
98 000 колхозов
2890 машинно-тракторных станций
1876 совхозов
216700 магазинов, столовых,ресторанов и других торговых предприятий
4100 железнодорожных станций
40000 больниц и других лечебных учреждений
427 музеев
43 000 библиотек

Разрушено, уничтожено или похищено оккупантами

175000 металлорежущих станков
34000 молотов и прессов
5000000 кВт мощностей электростанций
62 доменные печи
213 мартеновских печей
45000 ткацких станков
7000000 лошадей
17000000 голов крупного рогатого скота
20 000000 голов свиней
27 000000 голов овец и коз
65000 км железнодорожного полотна
13000 мостов
8000 речных судов

Разрушено и сожжено

1710 городов и поселков
70000 сел и деревень
6000000 зданий


Осталось без крова

25000000 человек

Суммарные потери \ размер помощи союзников (в среднемировых ценах 1941 г.)

$ 128 млрд -- суммарные потери
$ 9,8 млрд -- объем поставок по лендлизу, из них $ 9,1 млрд оплачено

Ущерб от разрушений, понесенный отдельными странами

40,5 % СССР
15,2 % Германия
6,8 % Франция
6,3 % Польша
3,2 % Италия
2,8 % Югославия
2,2 % Великобритания
0,9 % Бельгия
22,1 % Прочие страны
100 % По всем странам


 

А. Голованов
"Не бойся, России я не пропью..."
из книги "Дальняя бомбардировочная"

В один из августовских дней 1942 г. я был вызван Сталиным с фронта, что случалось нередко. Прибыв в штаб АДД, я, как всегда, занялся накопившимися делами. Раздался телефонный звонок. Сняв трубку, я услышал голос Сталина. Поинтересовавшись, как идут дела, он сказал:

– Приведите себя в порядок, наденьте все ваши ордена и через час приезжайте.

Раздались частые гудки. И прежде случалось, что Сталин позвонив и поздоровавшись, давал те или иные указания, после чего сразу клал трубку. Это было уже привычно. Верховный имел обыкновение без всяких предисловий сразу приступать к тому или иному вопросу. А вот указаний надеть ордена и привести себя в порядок за год совместной работы я еще ни разу не получал.

Обычно я не носил никаких знаков отличия, и пришлось потрудиться, чтобы правильно прикрепить ордена на гимнастерке, почистить ее (так как вторых комплектов не имелось) и пришить новый подворотничок.

Придя в назначенный час, я и вовсе был сбит с толку. Поскребышев направил меня в комнату, расположенную на одном этаже с Георгиевским залом. Там уже были К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов, А. С. Щербаков и еще два-три человека.

Вошел Сталин, не один. Рядом с ним я увидел высокого полного человека, в котором узнал Уинстона Черчилля, и какого-то военного, оказавшегося начальником английского имперского генерального штаба Аланом Бруком . Сталин представил Черчиллю присутствующих, а когда очередь дошла до меня и он назвал мою довольно длинно звучавшую должность, дав при этом соответствующую аттестацию, я почувствовал, что краснею. Черчилль очень внимательно, в упор разглядывал меня, и я читал в его взгляде некоторое изумление: как, мол, такой молодой парень может занимать столь высокую и ответственную должность? Поскольку я был самым младшим, здоровался я с Черчиллем последним. После представления Черчиллю и обмена рукопожатиями всех нас Сталин пригласил к столу.

Если не ошибаюсь, на этой встрече присутствовало человек десять, а может быть, чуть больше. Стол был небольшим, но за ним уселись все. Я оказался напротив Климента Ефремовича Ворошилова, перед тарелкой которого стояла бутылка водки со стручком красного перца. Это было, как он утверждал, его лекарство от желудка. По правую руку от Ворошилова сидел Брук, затем Черчилль, рядом с ним Сталин, далее Молотов и другие. Сталин налил Черчиллю вина и провозгласил здравицу в честь союзников. Сразу вслед за этим Ворошилов взял стоявшую перед ним бутылку, пододвинул две солидного размера рюмки, наполнил и подал одну из них Бруку со словами:

– Предлагаю выпить со мной за доблестные вооруженные силы Великобритании и Советского Союза. По нашему обычаю такую здравицу пьют до дна, если, конечно, человек, которому предлагают, согласен с этим. – И выпил свою рюмку до дна.

Англичанину ничего не оставалось, как последовать примеру Климента Ефремовича. Он опрокинул рюмку в рот, но «перцовка», видимо, была хорошо настояна, и я с великим любопытством наблюдал, справится ли с ней англичанин, ибо по лицу его было видно, что в нем идет страшная борьба противоречивых чувств: явного стремления проглотить водку и столь же явного инстинктивного противодействия этому организма. Наконец сила воли победила, водка была выпита, но по его лицу потекли слезы. Последовавшее за этим добродушное предложение Климента Ефремовича продолжить тосты с перцовкой встретило галантный, но решительный отказ.

Тем временем я увидел в руках британского премьера бутылку армянского коньяка. Рассмотрев этикетку, он наполнил рюмку Сталина. В ответ Сталин налил тот же коньяк Черчиллю. Тосты следовали один за другим. Сталин и Черчилль пили вровень. Я уже слышал, что Черчилль способен поглощать большое количество горячительных напитков, но таких способностей за Сталиным не водилось. Что-то будет?!

Почему, и сам не знаю, мною овладела тревога. За столом шла оживленная беседа, звучала русская и английская речь. Референт Павлов с такой легкостью и быстротой переводил разговор Сталина с Черчиллем, что казалось, они отлично понимают друг друга без переводчика. Я впервые увидел, что можно вести разговор на разных языках так, словно переводчика не существует.

Черчилль вытащил сигару такого размера, что подумалось, не изготавливают ли ему эти сигары на заказ. Речь Черчилля была невнятна, говорил он, словно набрав полон рот каши, однако Павлов ни разу не переспросил его, хотя беседа была весьма продолжительна.

В руках Павлова были записная книжка и карандаш: он, оказывается, одновременно стенографировал. Павлова я уже знал, так как мы перебрасывали его на самолете Асямова в Лондон. Небольшого роста, белокурый молодой человек обладал поразительным мастерством переводчика.

Тосты продолжалась. Черчилль на глазах пьянел, в поведении же Сталина ничего не менялось. Видимо, по молодости я слишком откровенно проявлял интерес к состоянию двух великих политических деятелей: одного – коммуниста, другого – капиталиста – и очень переживал, чем все это кончится…

Наконец, Сталин вопросительно взглянул на меня и пожал плечами. Я понял, что совсем неприлично проявлять столь явное любопытство и отвернулся. Но это продолжалось недолго, и я с тем же откровенным, присущим молодости любопытством стал смотреть на них.
Судя по всему, Черчилль начал говорить что-то лишнее, так как Брук, стараясь делать это как можно незаметнее, то и дело тянул Черчилля за рукав. Сталин же, взяв инициативу в свои руки, подливал коньяк собеседнику и себе, продолжал чокаться и вместе с Черчиллем осушать рюмки, продолжая непринужденно вести, как видно, весьма интересовавшую его беседу.

Встреча подошла к концу. Все встали. Распрощавшись, Черчилль покинул комнату, поддерживаемый под руки. Остальные тоже стали расходиться, а я стоял как завороженный и смотрел на Сталина. Конечно, он видел, что я все время наблюдал за ним. Подошел ко мне и добрым хорошим голосом сказал: «Не бойся, России я не пропью. А вот Черчилль будет завтра метаться, когда ему скажут, что он тут наболтал…» Немного подумав, Сталин продолжил: «Когда делаются большие государственные дела, любой напиток должен казаться тебе водой, и ты всегда будешь на высоте. Всего хорошего». – И он твердой, неторопливой походкой вышел из комнаты.

Из различных рассказов о Черчилле я знал, что у него на службе находится некое лицо по фамилии, по-моему, Томпсон, главной обязанностью которого было пить вместе с Черчиллем, когда это на него находило, ибо не всякий человек мог с ним пить. В этот приезд к нам британский премьер жил на даче Сталина, имел в своем распоряжении достаточное количество армянского коньяка, после употребления порядочной дозы которого устраивал борьбу на ковре со своим партнером. Привожу это я лишь для того, чтобы подчеркнуть, как непросто было состязаться с таким человеком и все же оставить его опростоволосившимся.

Сколь велико было пристрастие британского премьера к нашим спиртным напиткам, можно судить и по тому, что посланные Сталиным через Черчилля различные подарки Рузвельту – черная икра, балык, рыба – были доставлены в целости, а вот водка и коньяк были выпиты в пути, о чем сам Черчилль и сообщил Сталину, присовокупив свои извинения…

http://stalin.newmail.ru/gosudar/golovanov_ross.htm

 

 

Потребительская корзина для военнопленных

23/02/05

В проекте закона о потребительской корзине-2005 нормы питания ниже, чем для немецких военнопленных 1941 года

“Солидарность” уже сообщала читателям о проекте федерального закона
о потребительской корзине-2005. В сводной таблице мы приводим сопоставимые по номенклатуре параметры из “бюджета” немецкого военнопленного 1941 года и проекта потребительской корзины-2005, предложенной российским гражданам.

Нормы питания немецких военнопленных приведены в соответствии с телеграммами Генерального штаба № 131 от 23.06.1941, № В70/133 от 26.06.1941, а также ориентировкой УПВИ HКВД СССР № 25/6519 от 29.06.1941.

ПО СОВЕТСКИМ НОРМАМ 1941 года НА ОДНОГО НЕМЕЦКОГО ВОЕННОПЛЕННОГО:

В день В месяц (расчетно)

Ржаной хлеб 600 г 18 кг
Крупы 90 г 2,7 кг
Макароны 10 г 0,3 кг
Мука 20 г 0,6 кг

Хлебопродукты 21,6 кг

Мясо 40 г 1,2 кг
Рыба 120 г 3,6 кг

Мясо и рыба 160 г

Растительное 20 г 0,6 кг
масло

Сахар 20 г 0,6 кг

Картофель и овощи 600 г 18 кг

Соль 20 г 0,6 кг
Суррогатный чай 1,5 г 0,045 кг
Томат-пюре 6 г 0,18 кг
Перец 0,13 г 0,0039 кг
Лавровый лист 0,2 г 0,006 кг

Соль, чай, специи 0,83 кг

Махорка 5 пачек
Спички 5 коробков
Хоз. мыло 200 г


ПО ПРОЕКТУ ФЗ О ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЙ КОРЗИНЕ-2005:

В день В месяц В год (расчетно)

Хлебопродукты 11,5 кг 133,7 кг

Мясопродукты 102 г 3,1 кг 37,2 кг
Рыбопродукты 44 г 1,33 кг 16 кг

Мясо и рыба 146 г

Молокопродукты 19,85 кг 238,2 кг
Жиры 1,15 кг 13,8 кг

Сахар и конфеты 61 г 1,85 кг 22,2 кг

Картофель 8,967 кг 107,6 кг
Овощи 8,083 кг 97 кг

Картофель и овощи 17,05 кг

Фрукты 1,92 кг 23 кг
Соль 66 г

Соль, чай, специи 0,4 кг 4,9 кг
http://www.solidarnost.org/article.php?issue=78§ion=57&article=1555

 

 

Война (на статью Г.Х. Попова)

Статья Гавриила Попова о “добыче” советских военных в Германии вызвала массу откликов

Обсуждали ее не только читатели — обсуждали, конечно же, и журналисты “МК”.
И многим из нас эта статья не понравилась.
Дело не в фактах, которые использовал Гавриил Харитонович (хотя и о солидности использованных им источников можно поспорить). Дело в том, что эти факты вырваны из общей картины Великой Войны.
Нельзя вырезать образ грешника из полотна Босха, положить его на белоснежную бумагу и судить: какие мрачные краски, какие кровавые пятна... И как плохо смотрятся они на белом...
Ибо на полотне — ад вокруг, сверху и снизу, справа и слева.
Ибо в земной войне не демоны сражаются с ангелами. Убивают друг друга люди. И разница между ними в том, что одни нападают, другие защищаются. Спасают свою землю, детей, дома.
Писатель-перебежчик Виктор Суворов может сколько угодно писать, что Сталин хотел начать войну первым.
Первым ее начал Гитлер.
Сегодня мы хотим вспомнить о “подвигах” его солдат.

Екатерина ДЕЕВА.

КАК ОБУСТРОИТЬ РУССКИХ
Из стенограмм застольных бесед Адольфа Гитлера, 1941—1942 гг.

“Эти народы имеют лишь одно оправдание своему существованию: экономическая полезность для нас...”

* * *

“Если бы другие народы, начиная с викингов, не принесли некоторые зачатки организации в русскую людскую массу, русские так бы и жили, как кролики”.

* * *

“Немецкие колонисты должны жить на красивых, просторных фермах. Немецкие службы будут располагаться в великолепных зданиях, губернаторы — во дворцах. (...) Вокруг города на глубину тридцать—сорок километров мы создадим пояс симпатичных деревень, связанных наилучшими дорогами. Все, что существует за этими пределами, относится к другому миру, в котором мы намереваемся дать русским жить так, как им захочется. Необходимо лишь, чтобы ими руководили. В случае революции нам понадобится лишь сбросить несколько бомб на их города, и дело будет кончено. Раз в год мы будем проводить киргизское войско через столицу рейха для того, чтобы потрясти воображение размерами наших монументов”.

* * *

“Мы (...) обучим их лишь до уровня того, чтобы они понимали наши дорожные знаки, чтобы они сами не попадали под наши автомашины!
Для них слово “свобода” будет означать право помыться в праздничные дни. Есть только одна обязанность: германизировать эту страну через иммиграцию немцев и смотреть на местных жителей как на краснокожих”.

* * *

“Русские не доживают до старости. Они едва ли живут более пятидесяти—шестидесяти лет. Что за глупая идея делать им прививки!”

* * *

“Стоматология тоже останется для них книгой за семью печатями; но во всех этих вопросах решающими факторами должны быть осторожность и здравый смысл, и если у кого-то из местных жителей будет жуткая зубная боль и он станет настаивать на посещении стоматолога — ладно, в этом конкретном случае можно будет сделать исключение”.

* * *

“Что до этих смехотворных ста миллионов славян, лучших из них мы вылепим в такой форме, какая нам подходит, а остальных изолируем в их свинарниках; а всякий, кто заговорит о том, что надо беречь и лелеять местных жителей, прямым ходом отправится в концентрационный лагерь!”

О ДОБЫЧЕ НЕМЕЦКОИ НОМЕНКЛАТУРЫ
“Если придет Иван, все будет пусто”

Из речи Альфреда Розенберга,
20 июня 1941 г.
“Это примитивная страна, и наши солдаты встретят там совсем другие условия, чем те, к которым привыкли в Европе... Они должны будут добывать себе буквально все, что необходимо культурным людям”.

Рейхсляйтер Розенберг (глава министерства по делам оккупированных восточных территорий) за пару месяцев до начала агрессии против СССР он уже начал по приказу фюрера готовить спецкоманды по вывозу культурных ценностей из Советского Союза. Были даже созданы зондерштабы по направлениям (изобразительное искусство, библиотеки, архивы и др.). В обозах рвавшихся на восток армий шли специалисты-искусствоведы, эксперты, чьей задачей было — красть.
На стене Гатчинского дворца носители арийской культуры написали: “Здесь были мы. Сюда мы больше не вернемся. Если придет Иван, все будет пусто”. Из одного только Петергофа нацисты вывезли более 30 тысяч уникальных экспонатов. Медные статуи из парков отправлялись в рейх... на переплавку.
Крали не только централизованно, “инициатива на местах” тоже процветала. Тон задавали главные бонзы рейха: “коллекционер” Герман Геринг без всякой регистрации присваивал себе понравившиеся экспонаты, свезенные с оккупированных территорий. При этом он подкупал сотрудников штаба Розенберга, чтобы ему достались без регистрации произведения искусства. На Нюрнбергском суде Геринг признал, что он владеет крупнейшей коллекцией если не в Европе, то по крайней мере в Германии.
Из монографии историка Маргариты Зинич “Похищенные сокровища”:
“Никогда не удастся установить, сколько ценностей было захвачено немецкими военнослужащими в целях личного обогащения. К хищениям причастны генерал-фельдмаршал Манштейн, генералы Лаш, Линдеман, офицеры и солдаты. В новгородском Софийском соборе фашисты сбивали фрески, выламывали из стен мозаику и каменные украшения... В отчете зондеркоманды “Псков”, переписке между представителями штаба и военным командованием рассматриваются случаи изъятия офицерами вермахта икон-миниатюр из псковских церквей, фарфора, бронзовых фигур, книг. О случаях мародерства сообщали руководитель главной рабочей группы “Остланд” Нерлинг, комендант Пскова де Бари и другие официальные лица. В отчете (...) археолога Ремоли о работе в Историческом музее Николаева отмечается удручающее впечатление, которое на него произвела отправка в рейх огромных ящиков с личным багажом немецких военнослужащих (мебелью, пружинными матрацами, радиоаппаратурой, книгами). Четверо мужчин не могли поднять один такой ящик”.
То, что вывозу не поддавалось или не подходило под высокие культурные стандарты цивилизованных национал-социалистов, методично уничтожалось. В Харькове немцы библиотечными книгами мостили дорогу, чтобы не буксовала техника (а всего фашисты уничтожили в СССР 200 миллионов книг).
Были осквернены Пушкинский заповедник и усадьба в Михайловском. Сожжен дом-музей и разрушена могила Пушкина в Святогорском монастыре, а вековые деревья в парке пустили под топор. Ясную Поляну немцы разорили и загадили. Когда сотрудники музея-заповедника осмелились протестовать, культурный немецкий офицер Шварц ответил: “Мы сожжем все, что связано с именем вашего Толстого”. Дом отапливали мебелью и книгами, принадлежавшими автору “Войны и мира”. Дом Чайковского в Клину земляки Баха и Бетховена тоже разрушили, из музейного здания устроили гараж для мотоциклов.
А вот сухая статистика: “Немецко-фашистские захватчики разрушили на оккупированной территории 427 музеев из общего числа 992 музеев, имевшихся в Советском Союзе”.
Многое из вывезенных немцами из СССР культурных ценностей до сих пор не вернулось (да и вернется ли когда-нибудь?) на законное место. Яркий пример: умыкнутые нацистами картины Репина оказались распылены по коллекциям в 15 странах мира. Один лишь небольшой Калужский городской художественный музей до сих пор разыскивает похищенные фашистами десятки полотен, среди которых работы Айвазовского, Левитана, Маковского, Поленова, Прянишникова, Шишкина. Не говоря уж о Делакруа и картинах голландских мастеров.
Скажете, нынче вернуть “украденные Советами” ценности хочет не “та” Германия, а другая? Ну так и вывозила их не “эта” Россия, а “тот” Советский Союз. Тот самый, чьи земли были сожжены и разграблены. Горе побежденным.

Андрей ЯШЛАВСКИЙ.

УБЕЖАВШИИ МЕРКУРИИ
Кусок Янтарной комнаты мародер вывез в рюкзаке

Николай НИКАНДРОВ, редактор “Сводного каталога утраченных и похищенных культурных ценностей России в период Второй мировой войны”, владеет очень ценной информацией. И — очень печальной. Очевидно, что многих предметов искусства, украденных в нашей стране во время войны, Россия лишилась окончательно.

— Некоторые историки и политики упрекают наших военных в том, что они в личных целях вывозили из Германии разное добро эшелонами. Но неужели немцы не делали того же самого в СССР?
— Конечно же, делали. Вот вам пример. После войны американцы в своей оккупационной зоне издали указ, где был интересный пункт 52. Там значилось: все граждане Германии, у которых имеются предметы с оккупированных территорий, должны сдать эти предметы в сборные пункты. У нас есть списки того, что несли послушные немцы американцам. Серебряные самовары, серебряные ложки, иконы, картины и книги разных веков, рушники — это украинские полотенца, фарфоровые сервизы... Сотни, тысячи предметов.
Вы не поверите, но на территории Баварии, в зоне оккупации американцев, после войны нашли свыше 1,5 тысячи захоронений наших ценностей!
— Эти ценности — добыча штаба Розенберга или это приобретения в результате мародерства?
— Думаю, что большая часть — в результате мародерства. Мы активно работали с архивом штаба Альфреда Розенберга, который занимался вывозом конфискованных культурных ценностей. Нашли, например, такой отчет: тысячи икон, которые разместили немцы в Новгородском кремле для дальнейшей отправки в Германию, были разграблены испанскими солдатами так называемой голубой дивизии. Испанцы были расквартированы на территории кремля. Расследование по поиску не проводилось...
— Были ли в рейхе какие-то официальные ограничения на мародерство в Советском Союзе?
— Каждая армия хотела оградить солдат от мародерства, принять меры, чтобы этого не произошло. Но, исходя из тех документов, которые оказались в наших руках, можно утверждать: ни один мародер не был наказан. Вот вам пример. Вагон с культурными ценностями, который перегоняли немцы из Пскова в Ригу, был потерян на территории Латвии. Никто его не искал, не велось расследования. Понятно же, что его попросту разграбили.
Или еще. Немцы вскрыли полы краснодарского музея, а там наши музейщики спрятали все ценности — картины, книги, иконы. Немцы нашли... Куда это дальше делось — непонятно. Словно испарилось.
Ценности вывозили вагонами, ящиками. Особенно интенсивно в 1944 году, когда понимали, что придется покинуть СССР.
— А Янтарную комнату вывозили по официальному распоряжению?
— Мозаику из Янтарной комнаты, которую недавно вернули из Германии, нашли в семье медицинского офицера Охтермана. Он вывез мозаику, вы не поверите, в рюкзаке! До сих пор непонятно, как ему удалось это сделать. Ведь граф Сольмс, представитель германского вермахта, вывозил Янтарную комнату по официальному распоряжению штаба в Ригу.
— Есть ли хотя бы приблизительные подсчеты вывезенных предметов мебели, искусства, быта?
— Счет идет на сотни тысяч предметов. Но их найти очень сложно. Ценности рассредоточились по частным коллекциям. За прошедшие 6 лет нам вернули только около 30 предметов. И то совершенно случайно. А как же иначе? Все в частных коллекциях.
— Но есть шанс хотя бы часть этих предметов вернуть?
— Маленький шанс. Знаете, как произошло со скульптурой “Летящий Меркурий” из паркового ансамбля Павловского дворца? Нашли, но вернуть до сих пор не можем.
Искусствовед Эрмитажа однажды поехал в командировку в Вену. Решил зайти на выставку скульптур XVII века. Посмотрел. И видит — в сторонке стоит “Летящий Меркурий”. Он глазам не поверил. Подошел ближе — видит, а на скульптуре выгравирована надпись на русском языке. Он написал руководству Эрмитажа докладную. Это стало известно сотрудникам Павловского дворца. Они, в свою очередь, написали запрос в посольство Австрии. Проходит время. Им присылают ответ: скульптура — частная собственность австрийского графа. При подготовке каталога по похищенным ценностям через МИД начали допекать австрийские власти, чтобы нам позволили провести экспертизу. После долгих переговоров разрешили. В результате убедились: да, скульптура наша. Но ее до сих пор нам не вернули...

КТО ИЗВИНИТСЯ ПЕРЕД НАМИ?

Мы продолжаем публикацию читательских откликов на статью Г.Попова “О добыче советской номенклатуры” (“МК” от 7.02.05).*

РАЗВЕ МОЖНО СРАВНИВАТЬ?!

“Я не воевал, до войны окончил первый класс, но помню каждый месяц войны, каждый месяц оккупации. Немцы пришли на Смоленщину уже в июле 1941 года. Стояли гарнизонами в крупных населенных пунктах. Иногда немцы собирали молодых девушек, раздевали их и самых симпатичных насиловали. И это с их стороны считалось детской шалостью.
В нашей округе Духовщинского р-на сожжена каждая 5—6-я деревня вместе с населением. В деревне Городная 23 сентября 1942 года немцы сожгли мою родную сестру Таню и родную тетку по материнской линии с детьми.
Теперь о солдатских посылках из Германии. Да, такие случаи имели место, но они не носили массовый характер. Мой дядя по материнской линии, Крылов Федос Матвеевич, из Франкфурта-на-Одере прислал 3 посылки жене Анне Алексеевне Крыловой, дочерям. В посылках было белье, блузочки, кофточки, простыни, обувь, отрез на платье. Посылки эти были очень нужны, так как нашу деревню сожгли немцы перед самым отступлением. Люди остались в чем стояли. Детям не в чем было ходить в школу. Но ведь этот материал дядя не грабил в семьях, никого не раздевал, а брал в магазинах, владельцы которых бежали в сторону запада.
А вот братья мои посылки не прислали. Сергей погиб в 1942 году, Иван был убит бандеровцами в деревне Мушкатовка 13 июня 1946 года. Брат Илья демобилизовался в конце 1947 года, приехал в военной офицерской форме с небольшим чемоданом. Такими, как мои братья, было абсолютное большинство солдат и офицеров Красной Армии, они вернулись домой без “добычи”, о которой Вы пишете.
Наши солдаты, ступив на землю Германии, потеряв родителей и родственников, не были святошами. Отдельные рецидивы были, были изнасилования и случаи мародерства. Но это были именно отдельные случаи, которые жестоко карались нашей властью. Разве можно сравнивать те негативные случаи, поступки наших солдат и офицеров на немецкой территории с тем, что творили немцы на нашей земле?!”

Ветеран Вооруженных сил СССР, полковник в отставке ГРЕНКОВ В.А.

ГЛАВНЫЙ ТРОФЕЙ — ПЕРИНЫ С СОЛОМОЙ

“1947 год, только что закончилась война. Горнострелковый полк расположился гарнизоном в ст-це Ленинградской, что в Краснодарском крае. Отец родной погиб — Кириллов Василий Дмитриевич, капитан. Лежит в братской могиле в Литве. Мама осталась вдовой с двумя девочками.
Богом забытый гарнизон жил своей жизнью. Я вижу комнату, мебель — не под Людовика, а жэковская: железная кровать, где спали родители, и топчан для нас. Ковер “Прощай, Германия” сильно смахивал на серое солдатское одеяло с двумя рыжеватыми волосами. Да, еще были и вывезенные из Германии перины, почему-то набитые соломой (сено слишком трудно было найти — это был корм для лошадей).
Проблемой у нас, детей, была обувь. Зимой на Кубани грязь беспролазная. Так что я носила немецко-чешского производства “модельную обувь”, которая почему-то сильно походила на старые сапоги отчима. Думаю, что он в них был и в Праге, когда их полк совершал марш-бросок Берлин—Прага.
Жены офицеров щеголяли в платьях, не привезенных из Германии, а сшитых собственными руками. Когда мама пошла на курсы кройки и шитья, она отдала кирзовые сапоги отчима жительнице станицы на 2 месяца, а та дала ей швейную машинку на этот же срок.
Так жили все офицерские семьи. Бедно, но счастливо. Собираясь вместе в дни праздников, они не жаловались на быт, они не замечали его. Они были живы. У них была память. Я бы хотела, чтобы она и к вам вернулась”.

ЛУКАШУК (Кириллова) Р.В., учитель гимназии №1551 г. Москвы.

ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ

“Я на своей детской шкуре испытала 3,5 года оккупации. Мне было всего 9 лет, когда началась война. Мы жили почти у границы в Западной Белоруссии, и 22 июня в 5.00 нам на головы уже падали бомбы. Отец мой, Калачев Константин Иванович, был директором школы. Мы жили при школе в квартире. Немцы нас тут же выгнали и не дали взять ничего из вещей, только детскую коляску, т.к. сестре было только 11 месяцев. Мама у нас в этой заварухе потерялась и одна отступала с войсками. Это тоже страшная трагедия. Отца в феврале 1942 г. арестовало гестапо. И я осталась одна, брату — 3 года, сестре — 1,5 года.
Я видела молодую девушку Аню Кузнецову, которую изнасиловали 7 немецких солдат. Она лежала в луже крови, не хотела жить и так кричала — как раненый зверь!
Я видела своего отца в застенке гестапо, ему было только 32 года. Он был совершенно седой, ноги перебиты, он не мог вставать, из ушей текла кровь. И он мне сказал: “Если Красная Армия вас не освободит, будете рабами у этих скотов”. Мне уже 73 года, а слова отца я помню, как “Отче наш”. Нам так хотелось дожить до освобождения! И, что бы вы ни писали, я и миллионы таких, как я, будем поклоняться “и маршалам страны, и рядовым, и мертвым, и живым”...
Вспомните слова песни: “Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью. Куда теперь пойти солдату? Кому нести печаль свою?”. Да, и за все это русский солдат мстил, и Бог ему судья”.

СЕРГЕЕВА М.К.


*Письма публикуются в сокращенном виде.
Московский Комсомолец
от 21.02.2005
http://www.mk.ru/numbers/1508/article48581.htm

 

 

 

Запорожец за Кубанью

Редко какое событие в украинской истории преподносится с таким пафосом как роспуск Екатериной II Новой Запорожской Сечи в 1775 году. Тут и утверждение про биологическую ненависть русского правительства к украинцам. Мол, взяли мерзавцы и разрушили главный оплот украинства того времени. После чего украинцам осталось только что горько вздыхать и сочинять грустные думы.

Начнем с того, что Сечь вряд ли можно назвать украинской организацией, в основу ее формирования был положен как раз принцип космополитизма, для того чтобы стать казаком нужно было быть только мужчиной и православным. Национальность не играла никакой роли. Зачастую атаманами и полковниками на Сечи становились далеко не украинцы. Так же не надо забывать и отношение казаков к крестьянам, а именно они составляли подавляющую часть населения тогдашней Украины. Для казаков селяне были свинопасами и гречкосеями проводящим свою жизнь возле женской юбки. Бывали случаи когда казаки вместе с татарами совершали набеги на Украину жертвами которых как правило становились те же крестьяне. Потому считать что на момент разгона Новой Сечи, она что то особенное означала для украинских крестьян и была носителем неких национальных устоев было бы явной натяжкой.

К тому же многие украинские историки сильно лукавят называя "национальные" причины разгона Сечи. Ну не это было причиной. Украинцы на тот момент в России назывались малороссами (себя же сами называли русскими, руськими реже русинами) и входили в состав как тогда говорили "природных русских" (украинцы, русские, белорусы). Собственно украинской идеология на тот момент отсутствовала напрочь, и какие национальные права ущемлялись с разгоном Сечи понять трудно.

И вот теперь можно без идеологической зашоренности взглянуть на события 1775 года.

Во-первых начнем с причин разгона сечи. Первой и безусловно основной причиной разгона сечи было восстание Пугачева, поставившее государство на грань развала. В 1773-1774 годах сечевики толпами шли к Пугачеву. Когда проводивший дознание по делу Пугачева граф Никита Панин доложил Екатерине II, что самозванец намеревался из заволжских степей идти на Сечь, чтобы подымать казаков, императрица решила, что с приднепровской вольницей надо что то делать, пока какой-нибудь новый самозванец не взбунтовал Сечь. Второй причиной было заключение Кучук-Кайнарджийского мира 1774 года с турками, после которого надобность в казачьей защите южной границы от татарских набегов отпадала: крымский хан принял российское подданство. Третей причиной было само поведение казаков и их старшины. Земли Войска Запорожского были чрезвычайно обширны и плодородны, не освоив эти земли нельзя было заселить приазовские и причерноморские земли. Тому на запорожских землях стали селить сербских колонистов, что вызвало гнев казаков: многих колонистов просто убили, других обкладывали данью. Что безусловно не радовало русское правительство. Кроме того старшина обнаглела в край, воровство казенных денег высылаемых на содержание войска становилось систематическим. Это приводило к восстаниям сечевой бедноты. Кошевой атаман Калинишевский два раза вынужден был бежать из Сечи и подавлять восстания с помощью регулярных войск. Одного из зачинщиков восстания Калинешевский лично запорол насмерть. Многие из старшины сумели сколотить гигантские состояния, только лишь у писаря Глобы (далеко не самое главное лицо на Сечи) имелось 14 тыс. голов скота. Старшина жирела, боеспособность казаков падала, тут еще атаман Калинишевский вступил в тайные переговоры с турецким султаном. О чем не замедлил сообщить в Петербург полковой старшина Савицкий. Ясно что все это в конце концов переполнило чашу терпения русского правительства.

Кстати приказ о ликвидации Новой Сечи отдал… запорожский казак Грыцько Нечеса, более известный как светлейший князь Григорий Потемкин-Таврический (незадолго до этого запорожцы приняли светлейшего в свои ряды) В начале мая 1775 года генерал-поручик Петр Текелли, исполнявший обязанности командующего войсками в Новороссии, получил приказ занять войсками Запорожскую Новую Сечь и ликвидировать ее. Не мешкая, Текелли со всей пехотой и кавалерией выступил из крепости Св. Елизаветы и 5 июня подошел к Сечи которая располагалась на острове Чертомлык у современного села Покровское Никопольского района Днепропетровской области. Внезапное появление русских полков с артиллерией, быстро обложивших Чертомлык, ошеломило казаков. Текелли сумел сохранить в тайне приготовления к выступлению в поход и свалился на сечевиков как снег на голову. Из-за позиции старшины Сечь как военная организация сильно деградировала, тому казаки полностью прозевали подход целой армии. Внезапность и организованность действий регулярных войск, сразу же лишили запорожцев воли к сопротивлению.

Заняв ключевые пункты и выкатив на позиции пушки, к которым встали канониры с уже зажженными фитилями, Текелли потребовал к себе старшину. Верхушка казачества прибыла, и генерал без долгих предисловий зачитал манифест императрицы об уничтожении Сечи и упразднении запорожского войска. Текелли не стал форсировать события, дав казакам неделю на размышление. После чего он ласково принял явившегося с хлебом-солью кошевого Петра Калнишевского, и даже сам поехал к нему с ответным визитом. Проведя несколько дней в пьянке с казачьей старшиной. Среди которой был полковой старшина некто Лях, по происхождению польский шляхтич. Ничем особенным ни в военных действиях, ни по службе войску он не выделялся, но был настроен очень антироссийски и он сумел сгруппировать вокруг себя часть казаков. Поскольку Сечь была окружена войсками, к Текелли явились 50 казаков и просили выдать "пропускной билет" для ловли рыбы на реке Ингул, впадающей в Черное море недалеко от устья Буга в турецких владениях. Получив его, казаки сели на суденышки-чайки, усадили еще несколько сот "безбилетных" сотоварищей и провозгласивши походным атаманом Ляха отправились к Ингулу, где и осели, испросив разрешения султана. Так возникла Задунайская Сечь.

Когда Текелли окончательно протрезвел он заметил что количество казаков на Сечи резко уменьшилось, и Текелли в ярости за то что его обманули, применил репрессии. Правда касались они только нескольких представителей старшины, в том числе и кошевого Калнишевского, которых Текелли обвинил в расхищении казенных средств.

Сейчас многие историки пытаются выставить сосланного на Соловки Калнишевского, как некоего мученика за идею. Национальную конечно. Забывая при этом какую роль в дискредитации и деградации Сечи он сыграл. Кроме того его мученичество тоже вызывает немало вопросов. Когда он отправился в ссылку за ним отправилось шесть (!) возов с имуществом. В этом обозе ехало немало ценных вещей на подобие Евангелия в тридцать четыре фунта серебра, что в наше время составило бы полмиллиона долларов. Ежедневный паек атамана Кальнишевского составлял рубль из его же привезенной казны, что в пятьдесят раз превышало пайку обычного зэка (две копейки). Потому ничего удивительного нет в том что атаман дожил на Соловках до 112(!) лет и отказался их покинуть даже тогда когда его амнистировали.

Что же ждало остальных казаков? Оставшуюся старшину приравняли к российскому дворянству, наделили армейскими чинами и землей. Причем, землю оставляли ту, которой те владели до ликвидации Сечи. А кому не доставало до положенных для дворянского достоинства полутора тысяч десятин, еще и прирезали! Чтоб не обидно было. Некоторые "по знакомству" не остановились даже на полутора тысячах. Атаман Вершацкий, например, оттяпал себе на Днепре около восьми тысячь десятин. Атаман Кирпан приватизировал себе около двенадцати тысяч десятин, а есаул Пишмич около тринадцати тысяч! Простые же казаки по мысли правительства должны были добровольно вступить в пикенерские и гусарские полки. Однако сечевики не спешили это делать, ведь разница между гусаром и казаком состояла в том что риск конечно один и тот же а вот привилегии разные. Когда правительство заметило, что идея о добровольном вливании казаков в ряды доблестной регулярной армии терпит крах, стали искать другие способы привлечь казаков на службу, ибо каждый понимал какую опасность для окружающих таят в себе крепкие мужики с военным опытом, незанятые ни каким общественно полезным трудом. После долгих размышлений ничего другого не нашли как … снова возродить казачество. И снова за это принялся Григорий Потемкин, которому что разгонять что собирать казаков было без разницы лишь бы без дела не сидеть. И уже в 1783 году, Потемкин в особой "прокламации", высказал свои намерения собрать снова запорожцев. "Объявляю, говорилось в этой прокламации от 1 июля 1783 года, чрез сие из пребывающих в Азовской губернии. Славянской и Елизаветской провинции жителей, кои в бывшем войске Запорожском служили, что полковому старшине и армии капитану Головатому Антону препоручено от меня приглашать из них охотников к служению в казачьем звании под моим предводительством." Для тех кто ни понял, через восемь лет после упразднения, запорожское казачество стараниями русского правительства было возрождено. Правда без какого либо определенного центра наподобие Сечи. Но это только пока.

В 1787 году, во время путешествия Екатерины II по Новороссии казачьи старшины, можно полагать, при несомненном участии самого Потемкина, подали в Кременчуге в адрес Государыни прошение, в котором выразили свое желание по прежнему служить на военном поле казаками. Екатерина согласилась и в ближайшие годы казаки вернули себе все видимые атрибуты бывшей сечевой волницы: знамена, печати, булаву кошевого атамана, перначи, деление войска на курени которые назывались точно так же как на Сечи, правительственные документы направляемые казакам начинались с обращения, аналогичного обращению к запорожцам.

13 августа 1787 г. начинается война с Турцией, и правительство предоставило запорожцам место в урочище Васильково у Бугского лимана для основания войскового коша. В это время казаки приняли название Войска верных казаков (запорожских), а в конце 1788 г. Войско верных казаков получило иное наименование Войска верных черноморских казаков. Активное участие черноморцев в русско-турецкой войне, снова вернуло им благосклонность русского правительства. И когда черноморцы стесненные небольшим пространством выделенным им для проживания обратились к Екатерине ?? с просьбой предоставить им для поселения обширные и незаселенные берега Кубань-реки. Ответ не заставил себя долго ждать. 30 июня 1792 г. Екатерина II подписала указ о переселении Черноморского войска на прикубанские земли и жалованную грамоту на вечное владение ими. Первая партия черноморцев в количестве 3247 человек прибыла морем на Тамань 25 августа 1792 г. Бывшие запорожцы получили гигантский кусок целинной земли, удивительно похожий на тот, которого их некогда лишили. Всего на Кубань переселилось около 25 тыс. человек. С мая 1793 г. начала создаваться Черноморская кордонная линия. По старому запорожскому обычаю был брошен жребий, распределивший месторасположение 40 куренных селений. 38 из них получили старые запорожские названия.

В 1828 году и казаки Задунайской Сечи перешли на сторону русской армии принеся покаяние и присягу русскому императору Николаю I и так же поселились на Кубани. Что очередной раз доказывало что Россия это единственная страна дававшая запорожским казакам возможность, для нормального существования и развития. И даже временные конфликты с русским правительством не могли нарушить общую тенденцию.

Черноморские а с 1861 года переименованные в Кубанских казаки , верой и правдой служили России. После гражданской войны Войско Кубанское, как впрочем и другие казачьи войска были ликвидированы. В начале девяностых в этих землях началось казачье возрождение.

В Украине же особенно в 19 веке сложился своеобразный "Запорожский миф" существующий до сего дня и канонизированный учебниками истории, по которому в 1775 году "клятые москали по врожденной ненависти к украинцам разрушили последний светлый луч в темном царстве- Запорожскую Сечь." И все и точка. И ни слова про возрождение казачества, через несколько лет. Про его славную историю. Про то что современные кубанцы и есть те самые запорожцы. Ясно, что правда разрушает миф про "клятых москалив". Умалчивание связи между запорожцами и кубанцами позволяло, всевозможным демократам 19 века, как правило шляхтичам, сидя в теплых усадьбах рассуждать про то "что нема козакив, нема воли". Хотя стоило лишь только съездить на Кубань, и там увидеть и запорожцев и волю сколько хочешь, но для этого нужно было бросить теплую усадьбу, а этого не хотелось, тому паны демократы продолжали как в ничем небывало "нема козакив, нема воли". Сейчас о кубанцах помалкивают потому что в последнее время у нас своих "потомков запорожцев" развелось видимо невидимо которые монополизируют историческую память про Сечь и зачем им еще какие-то конкуренты. Кроме того многие современные кубанцы стоят на русских патриотических позициях, вспомнить хотя бы краснодарского губернатора Кондратенко, и говорят о необходимости восточнославянского единства. Что невероятно нервирует наших слишком "свидомых украинцев", многие из которых любят пощеголять в неких псевдоказачьих мунирах, позвякивая неизвестно за что полученными медальками. Тому и создают украинские историки мифы про окончательный разгон запорожской Сечи в 1775 году. Так спокойнее.

А.Баташев

http://www.anti-orange.com.ua/article/noelections/65/18877

 

 

 

Фотографии из ГУЛАГа, 1936-1937.

Где измождённые лица, сгнившие бараки и пулемётчики? У некоторых заключённых даже животики наблюдаются. Фотографии взяты из американской библиотеки (The New York Public Library, Humanities and Social Sciences Library / Slavic and Baltic Division).

http://digitalgallery.nypl.org/nypldigital/dgkeysearchresult.cfm?num=0&parent_id=288285&word=&snum=&s=&notword=&d=&c=&f=&sScope=&sLevel=&sLabel=&imgs=12&pNum=

http://www.gulag.dk/

http://www.nationmaster.com/encyclopedia/Gulag

 

 

начало сайта