Глава шестая ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

1. ОТ ПАНАМЕРИКАНИЗМА К ДОКТРИНЕ ОЛНИ
В последние десятилетия XIX в. тресты и монополии все более определяли политический курс США. Возникшая финансовая олигархия, как и в крупнейших державах Европы, не довольствуясь господствующим положением во внутренней жизни страны, стала проявлять растущий интерес к внешним рынкам и «заморским» территориям. Соответственно менялась и внешняя политика федерального правительства. В последней трети XIX в., когда почти все «неосвоенные земли» в мире с их населением и ресурсами уже оказались захвачены европейскими колониальными державами, американские экспансионисты задались целью присвоить то, что удастся, что еще осталось после территориального раздела мира.
Экспансионистская политика имела свою экономическую, социальную и идейную основы. К началу XX в. в США насчитывалось 445 промышленных трестов, среди которых выделялись могущественные группы Рокфеллера и Моргана. Объем выпускаемой в стране продукции был намного больше, чем в Великобритании, и составлял половину объема продукции всех европейских стран1. Рост производства сопровождался значительным расширением экспорта. Если в 60-х годах XIX в. вывоз товаров из США еще не превышал импорта, то в 1876 г. стоимость экспорта американских товаров впервые превзошла сумму импорта. Так, с 1877 по 1900 г. стоимость экспорта в Англию выросла с 346 млн. долл. до 534 млн.; соответственно в Германию — 58 млн. и 187 млн.; Францию — 45 млн. и 83 млн.; Канаду—37 млн. и 95 млн.; на Кубу— 13 млн. и 26 млн. долл. С 80-х годов экспортная продукция США значительно выше объема импорта и в 1900 г. исчисляется суммой в 2 с лишним раза большей, чем в 1877 г. (соответственно 1394 млн. и 645 млн.) 2.
Особенно быстро увеличивался вывоз изделий основных отраслей индустрии. Из США экспортировались корабли, паровозы, продукция машиностроения. Среди господствующей буржуазии усилились требования тех групп, которые стремились к получению новых рынков и сфер приложения капитала за пределами США. Национальная ассоциация промышленников открыто добивалась расширения экспортной торговли. Губернатор штата Огайо У. Маккинли, который со временем станет президентом США, в 1895 г. в выступлении перед делегатами учредительного съезда этой ассоциации настаивал на создании условий для расширения сбыта промышленной и сельскохозяйственной продукции, требовал «иностранных рынков для избыточной продукции, которая переполняет наши рынки» 3. Стремление к торговой экспансии сопровождалось усилением тенденции к территориальным приобретениям, примером реализации которой стало сначала экономическое подчинение Гавайских островов, а затем их прямой захват Соединенными Штатами 4.
Огромные суммы, накопленные за счет эксплуатации трудящихся масс страны, капиталисты США в расчете на еще большее увеличение прибылей стремились инвестировать за рубежом, в менее развитых странах, где издержки производства были ниже (дешевые сырье и земля), а ставки заработной платы — мизерными. Проявлением тенденции к экспорту капитала явились инвестиции 2 млн. долл. банкирским домом Морганов в перуанские горнорудные разработки еще в 70-е годы. Но тогда подобные капиталовложения носили спорадический характер. Только на рубеже 80—90-х годов активизировался процесс экспорта американского капитала. К 1900 г. зарубежные инвестиции США составляли: в Мексике — 185 млн. долл., Канаде — 150 млн., на Кубе — 50 млн., в Южной Америке — 45 млн.; Европе — 10 млн., в странах бассейна Тихого океана — 5 млн. долл.
Ленин писал: «Пока капитализм остается капитализмом, избыток капитала обращается не на повышение уровня жизни масс в данной стране, ибо это было бы понижением прибыли капиталистов, а на повышение прибыли путем вывоза капитала за границу, в отсталые страны» 5. Действительно, история свидетельствует, что одной из причин, воздействовавших на формирование курса внешней политики США в конце XIX в., были выгодные зарубежные капиталовложения. Инвестиции США предпринимались в различных направлениях, однако еще с определенной осторожностью. Наибольший интерес проявлялся к Мексике, Кубе и Гавайским островам. Эти материальные предпосылки экспансии наложили существенный отпечаток на основные направления внешней политики США.
Однако колониальную экспансию США существенно тормозили два фактора. Во-первых, ни по армейским кoнтингентам, ни по флоту, что было особенно важно, США еще не могли соперничать с ведущими европейскими державами. Во-вторых, в США существовал обширный внутренний рынок, и некоторые категории буржуазии не были заинтересованы во внешнеполитической экспансии. Отношение к осложнившимся проблемам внешней политики в условиях новой, империалистической эпохи, к активизации экспансионистских устремлений было неоднозначным. На рубеже веков демократы, противопоставляя себя республиканцам с их одержимостью захватами заморских владений, выдвинули курс на торговую экспансию, получивший название «дипломатии доллара», которая в XX в. эволюционировала в неоколониализм.
Многочисленные антиимпериалистические выступления в США в последние десятилетия XIX в. продемонстрировали несогласие масс с внешнеполитическим курсом как демократической, так и республиканской партий, которые, сменяя друг друга, выдвигали альтернативы, неизменно Устраивавшие только господствующий класс буржуазии, те или иные его круги. В силу этого США не могли развернуть политику колониальных захватов на других континентах в 70—90-е годы XIX в. в таких масштабах, как Великобритания, Франция и Германия, и сосредоточили внешнеполитические акции на соседних районах — в странах Южной Америки и на территориях в Тихоокеанском бассейне.
Внешнеполитические планы США, несмотря на нюансы, в целом сводились к достижению следующих политико-стратегических целей в этих районах: не допустить расширения «заморских владений» европейских держав; по возможности ослабить позиции европейских держав и укрепить позиции США в Карибском море и во всей Латинской Америке; приобрести морские базы в Тихом океане как опорные пункты на подступах к Азии.
Курс на вмешательство в жизнь соседних государств, проводимый в соответствии с известной доктриной Монро, в конце XIX в. правящие круги США подкрепили, в частности, возникшим ранее, но активизировавшимся в это время панамериканизмом. Основой панамериканизма стало крепнувшее еще с начала XIX в. стремление латиноамериканских стран объединиться протпв колониального гнета Испании. Выдвигая тезис о «единстве интересов» всех государств Западного полушария, пан-американисты ссылались на их географическое расположение, взаимозависимость экономики, сходство политических систем и исторических судеб6. Исходя из этого пропагандировалось тесное сближение всех стран Северной и Южной Америки в политической, экономической, социальной и культурной областях, хотя объективно между ними во всех отношениях существуют значительные различия.
США, добиваясь экономической и политической гегемонии над Американским континентом, задались целью подчинить движение панамериканизма своим империалистическим интересам, направить его на обеспечение условий, выгодных для США и неблагоприятных для их европейских соперников.
Мотивируя «приверженность» панамериканизму, в Вашингтоне демагогически заявляли, что созываемые под эгидой США периодические съезды представителей латиноамериканских государств якобы осуществляют «мечту Симона Боливара», умалчивая, что последний выступал за совместное решение спорных проблем, поддержание мира в Западном полушари, дискуссии на основе равноправия, был противником засилья США. Как со временем выразительно сказал один влиятельный аргентинский деятель, «в Южной Америке нет никакого панамериканизма, он существует только в Вашингтоне» 7.
Пока по экономическим показателям США не опередили европейские державы, пока не начался процесс перемещения центра мировой промышленности из Великобритании в Соединенные Штаты, о котором писал Ф. Энгельс8, госдепартамент мог рассчитывать только «на равенство в правах» с англичанами в Центральной Америке, некогда зафиксированное договором Клейтона—Булвера (1850). По мере укрепления экономических позиций в мире наиболее экспансионистски настроенные круги в стране все активнее добивались установления гегемонии США на Латиноамериканском континенте.
Методы открытого давления и угроз вооруженного вмешательства были опасны для самих США, еще не располагавших достаточными силами, чтобы противодействовать какой-либо из держав Европы. Доктрина же панамериканизма, призывавшая к проведению «единого американского» курса, стала удобной формой противодействия политике европейских держав, одним из инструментов борьбы Соединенных Штатов против своих конкурентов в Латинской Америке, и в первую очередь против основного соперника, каким в конце XIX в. была Англия9. К этому времени такие молодые капиталистические страны, как США и Германия, значительно опередили Британию по темпам и объему промышленного производства, теснили ее на мировых рынках, а отдельные американские и германские монополии проникли даже на внутренний и колониальные рынки Великобритании. Однако объем английской торговли и капиталовложений в Южной Америке на рубеже 80—90-х годов значительно превышал объем товарооборота и инвестиций США. Примечательно, что вытеснение Великобритании с Американского континента началось не в экономической, а в политической сфере созывом первой Межамериканской конференции в Вашингтоне в 1889 г.
Официальное предложение правительства США, разосланное в 1881 г. всем странам Западного полушария,— рассмотреть способы предотвращения войн на континенте — президент Артур был вынужден отменить из-за так называемой Тихоокеанской войны между Чили и Перу. Призывами к миру государственный департамент прикрывал свои усилия по обеспечению монополиям благоприятных условий для внешнеэкономической экспансии. Он заявлял, что США преследуют две главные цели: предотвратить войны в Новом Свете и содействовать увеличению экспорта США в Латинскую Америку.
Подготовка конференции растянулась на восемь лет. Идея созыва конференции не сразу получила поддержку наиболее влиятельных деловых и политических кругов в США. Прежде всего за нее выступали монополии, непосредственно заинтересованные в эксплуатации латиноамериканских природных ресурсов, прокладке железных дорог п т. п. («Мортон, Блисс энд К0» и возглавляемая финансистом А. Шипхердом компания по добыче селитры в Перу «Сентрал Америкэн пасифик рэй-луэй энд транспортейшн» и др.). Выразителями их интересов были спикер палаты представителей С. Рэндолл, бывший президент У. Грант, сенатор Г. Блэр. Однако «ортодоксальные» республиканцы во главе с Ч. Артуром и видным деятелем этой партии Ф. Фрелингхойзеном, а тем более лидеры демократов предостерегали, что жесткий курс в отношении Англии и чрезмерная активность в Латинской Америке чреваты для США серьезными осложнениями.
В 1882—1884 гг. в конгрессе обсуждались проблемы созыва конференции в целях оживления торговли США с Южной Америкой. После экономических потрясений 1882—1885 гг. в стране усилились требования кругов, выступавших за расширение рынков сбыта и сфер приложения капитала в Латинской Америке, куда США поставляли только аграрную продукцию, а в 80-е годы стали экспортировать и промышленные товары (текстиль, обувь, бумагу и т. п.). Изучить возможности расширения экспансии правительство поручило специальной миссии, направленной во все страны материка формально для подготовки межамериканской конференции. Миссия настоятельно рекомендовала созыв такой конференции. Обе палаты конгресса приняли соответствующее решение, президент Г. Кливленд в мае 1888 г. подписал его, а государственный секретарь Т. Байярд направил приглашения всем правительствам латиноамериканского региона. Предложенная участникам повестка дня вызвала значительные разногласия, но в конечном счете, когда первая Межамериканская конференция 10 открылась 2 октября 1889 г. в Вашингтоне, в ней приняли участие США и все страны Латинской Америки, за исключением Доминиканской республики, которая была недовольна отказом США ратифицировать договор о взаимном благоприятствовании, согласованный в 1884 г.
На конференции председательствовал инициативный защитник интересов крупного капитала государственный секретарь Дж. Блейн, «американский Бисмарк», как его называли в США, деятель, постоянно добивавшийся гегемонии США в латиноамериканской торговле.
Делегация США, возглавляемая бывшим сенатором Дж. Б. Гендерсо-ном, почти полностью состояла из видных промышленных и финансовых магнатов. В нее вошли владелец текстильных фабрик и председатель Протекционистской лиги США К. Блисс, шахтопромышленник и банкир с крупными капиталами в железнодорожном бизнесе Г. Дэвис, состоятельный и влиятельный делец Ч. Флинт, текстильные фабриканты в банкиры Дж. Хэнсон и Т. Кулидж, миллионеры Э. Карнеги и К. Студебеккер.
Выдвинутый Блейном проект создания Межамериканского таможенного союза не встретил поддержки участников конференции ввиду настороженной позиции ряда делегаций и закулисного воздействия британской дипломатии, особенно на представителей Аргентины и Чили. Затраты США на полуторамесячное турне делегатов по стране, организованное после первого же дня работы конференции, и расчеты расположить участников к «северному соседу» оказались напрасными. План образования таможенного союза ассоциировался у латиноамериканских делегатов с политикой Бисмарка, которую тот проводил в Германии «железом и кровью», а боязнь ослабления связей с Европой дополнялась страхом перед слишком явным намерением США установить контроль над торговлей п финансами государств Южной Америки.
Предложенный США договор об арбитраже подписала лишь половина участников, а в итоге не ратифицировало ни одно правительство. Единственным практическим последствием Вашингтонской конференции явилось учреждение Международного союза американских республик в целях взаимного обмена экономической информацией. Его постоянный орган (Коммерческое бюро) размещался в Вашингтоне п был фактически подчинен госдепартаменту США 11.
На исход первой Межамериканской конференции, закончившейся 19 апреля 1890 г., наложила отпечаток политика британских, германских и французских капиталистических кругов, которые видели в экспансионистской программе США угрозу своим интересам в Южной Америке и особенно весьма крупным инвестициям в железнодорожном строительстве. И тем не менее, несмотря на ограниченность итогов, эта конференция явилась ощутимым ударом США по позициям Англии в Южной Америке поставила под вопрос доминирующий статус англичан. Итак, панамериканизм в сочетании с экспансией, прикрываемой доктриной Монро, стимулировал призывы к расширению разнообразных связей для обеспечения господства США в Западном полушарии.
Проникновение США в Латинскую Америку отнюдь не ограничивалось применением дипломатических средств. Как в 80-е, так и в 90-е годы XIX в. США неоднократно прибегали к прямому использованию военных контингентов 12. Возросшую агрессивность американского капитализма продемонстрировали предпринятые в эти десятилетия под различными предлогами вторжения войск США на территорию Колумбии, Аргентины, Чили, Бразилии, Никарагуа, Мексики и других государств Южной Америки.
Выдвинутое соответственно обстановке конца XIX в. идеологическое обоснование проникновения монополий США в Латинскую Америку было довольно откровенным. В историю оно вошло как доктрина Олни, которая была изложена в ноте государственного секретаря Р. Олни, адресованной 20 июля 1895 г. правительству Великобритании в связи с первым венесуэльским конфликтом (1895—1896).
Под прикрытием фраз о защите малых американских государств от вмешательства со стороны европейских держав Р. Олни фактически провозгласил намерение США вытеснить Англию и другие европейские державы из Нового Света, установить там безраздельно свое главенство. Какой бы то ни было европейский контроль над американской территорией Р. Олни в этой резкой по тону и объемистой ноте (Кливленд назвал ее «двадцатидюймовкой») объявлял «абсурдным и нелепым». Истолковав применительно к требованиям империализма доктрину Монро, Р. Олни тем самым провозгласил политику силы главным методом в отношениях США не только с соседними странами на Латиноамериканском континенте, но и с европейскими державами.
Формально поводом для выдвижения доктрины Олни послужил многолетний пограничный спор между Венесуэлой и Британской Гвианой. Там вдоль границы обнаружились богатые золотые россыпи, и обе страны стали взаимно претендовать на половину сопредельной территории. США выступили против Англии, якобы защищая «малую» страну — Венесуэлу, п потребовали передать пограничный спор на арбитраж, утверждая, что Британия своей позицией нарушает доктрину Монро. В действительности мотивы США определялись стремлением экспансионистов утвердиться в Южной Америке, поддержать интересы монополий, начавших проникновение в Венесуэлу. В этом отношении ставшее предметом спора устье р. Ориноко имело для США стратегическое значение: господство над ним давало контроль над торговыми путями в глубь континента.
Доктрина Олни была призвана заставить трепетать перед США не только Англию и соперничающие державы Европы, но и сами латиноамериканские государства, интересы которых якобы отстаивали США. «В настоящее время,— указывал Р. Олни в ноте,— Соединенные Штаты практически являются сувереном на этом континенте и их воля — закон...» В числе других причин американской гегемонии особо отмечалось то обстоятельство, что «неограниченные ресурсы США наряду с изолированным положением делают их хозяином обстановки и практически неуязвимыми перед лицом любого государства или всех их вместе» 13.
Такая явно империалистическая интерпретация доктрины Монро содержала для государств Латинской Америки не меньшую опасность, чем политика британских капиталистических кругов. На состоявшемся в 1896 г. в Мехико конгрессе представителей Эквадора, Гондураса, Мексики и других стран присвоение Соединенными Штатами роли хозяина всего Американского континента и вмешательство их во внутренние дела суверенных государств получили решительное осуждение. Как подчеркнул В. И. Ленин в «Тетрадях по империализму», «южноамериканцы восстают... против того толкования доктрины Монро, что-де Америка — североамериканцам. Они боятся Соединенных Штатов и хотят самостоятельности» 14.
Неудивительно, что критическое и враждебное восприятие ноты Р. Олни в Латинской Америке и отказ британского правительства консерваторов дать согласие на арбитраж заметно обострили международные, и в частности американо-английские, отношения. Британский премьер Солсбери в ответной ноте, появившейся лишь через четыре месяца, напомнил, что доктрина Монро, толкуемая новым и странным образом, отнюдь не принадлежит к нормам международного права, как не утвержденная другими державами. А поэтому «правительство США не уполномочено делать предложения общего характера по поводу независимых стран, за поведение которых оно не несет ответственности». Солсбери специально обратил внимание на недопустимость отождествления США с Западным полушарием. Правительство США не имеет права считать, писал он, «что его интересы обязательно задеваются в тех случаях, когда дело касается каких-либо стран, только на том основании, что они находятся в Западном полушарии» 15.
В доктрине Олни, отмечал советский исследователь, «принципы 1823 г. были соединены с идеей гегемонии США в Западном полушарии, дальнейшее развитие доктрины Монро привело к слиянию ее с принципами интервенционизма» 16.
Поскольку британское правительство отвергло предложение об арбитраже, ситуация обострилась. Заняв воинственную позицию, президент Кливленд в послании конгрессу (декабрь 1895 г.) высказался за учреждение специальной комиссии по определению границы между Венесуэлой и Британской Гвианой. Конгресс выделил 100 тыс. долл. для работы этой комиссии. Заодно прошел и законопроект об увеличении ассигнований на строительство трех военных кораблей первого класса и 10 торпедных катеров.
Экспансионисты одобряли действия Кливленда. Один из них— 1. Рузвельт заявил, что сложившаяся ситуация лишний раз убедила его в том, что «стране нужна война» 17. Ему вторили сенаторы и адмиралы, призывая отнять у Англии Канаду; губернаторы заверяли в поддержке, а Ирландский национальный союз обещал выставить против англичан 100-тысячный корпус добровольцев.
В столицах обеих сторон возникшая напряженность вызвала серьезное беспокойство. Английский флот ждал приказа о приведении кораблей в боевую готовность. В США рабочие, фермеры и прогрессивная интеллигенция осуждали попытки президента в ажиотаже предвыборной борьбы демонстрировать «жесткость» своего курса, обострять международную обстановку, игнорировать опасность войны.
Влиятельная группа в британских правящих кругах (Розбери, Баль-фур и др.), выражая интересы владельцев крупных инвестиций в США, высказалась за мирное урегулирование конфликта. Наблюдавшееся осложнение международных взаимоотношений в этот период Англии с Германией и с Францией в Африке, а также с Россией в Азии подталкивало англичан согласиться на арбитражное решение. В 1899 г. арбитражная международная комиссия определила приемлемую для обеих сторон венесуэльско-гвианскую границу, передав устье и дельту р. Ориноко Венесуэле.
США, добившись удовлетворительных итогов арбитража, предусмотрительно не стали заострять внимание на достигнутом успехе, рассчитывая на сдержанность англичан перед лицом активизации американской экспансии в районах Тихого океана и Юго-Восточной Азии.
2. НА ДАЛЬНЕВОСТОЧНОМ НАПРАВЛЕНИИ
На дальневосточную политику США — в отношении Кореи, Китая, Японии в конце XIX в. наложил определяющий отпечаток переход страны в стадию монополистического капитализма. С 90-х годов, когда уже \ завершался раздел мира между капиталистическими странами, основной внешнеполитической линией становится борьба за захват источников сырья и рынков сбыта. И хотя расширение внутреннего рынка в стране замедлило внешнюю экспансию американской буржуазии, оно отнюдь не исключило ее. Доходы от колониального сбыта всегда были намного выше прибылей с внутреннего рынка, а расходы на экспансию капиталисты умело перекладывали через систему налогов на население страны. Правительство под давлением крупных промышленников и торговцев поощряло экспансию. Ее расширения в тихоокеанском направлении энергично добивались компании пароходного и железнодорожного сообщений, предприниматели, озабоченные сбытом текстиля и пушнины, дельцы рыболовного промысла, а также заинтересованные в дешевом сырье импортеры сахара, чая, шелка и т. п. Кроме того, в переключении внимания на аннексии, на приобретения заморских территорий монополисты США видели удобный способ отвлечь массы от обостряющихся внутренних социальных и классовых проблем.
Движимая этими мотивами американская дипломатия устремилась в тех направлениях, куда капитал США еще имел возможность «вклиниться». Дальний Восток открывал в этом отношении определенные перспективы. Потенциальная емкость китайского рынка для американских предпринимателей и торговцев представлялась безграничной. «Если бы мы смогли заставить 414 млн. китайцев покупать в среднем на 1 долл. в год наших товаров, то это более чем удвоило бы всю нашу торговлю»,— настойчиво подчеркивали жаждавшие прибылей бизнесмены18. Однако перед лицом сильной конкуренцни со стороны ранее утвердившихся там держав, прежде всего Великобритании, США оказались вынуждены маневрировать, пытаться потеснить более сильных соперников или хотя бы получить «равные возможности» с ними.
Поскольку собственными силами обеспечить проникновение на Дальний Восток США еще не могли, практическая политика федерального правительства была направлена главным образом на поддержку агрессивных устремлений Японии. Провозглашая курс на поддержку «японских интересов», США в действительности всячески стремились увеличить собственные инвестиции в Восточной Азии, несмотря на противодействие могущественных европейских конкурентов.
Американо-японские отношения конца XIX в. характеризовались стремлением использовать японскую агрессию против Китая и Кореи для расчистки пути американскому капиталу в Восточную Азию. Наращивая темпы экономического проникновения на Дальний Восток, США постоянно опирались на военный потенциал Японии.
США не раз пытались захватить о-в Тайвань. Еще в начале 70-х годов консул США Ч. У. Лежанр подготовил и провел несколько пиратских налетов на этот остров, которые, однако, результатов не дали. В 1874 г. под командой американских офицеров японские суда атаковали Тайвань19. Значительным было содействие США японским захватчикам при оккупации ими в 1879 г. о-вов Рюкю, ставших японской префектурой Окинава.
Вслед за Японией, которая в 1876 г. военными угрозами навязала Корее, признав ее «независимой», кабальный Канхваский договор и получила права экстерриториальности, США тоже потребовали для себя открытия корейских портов. Американский коммодор Шуфелдт, направленный правительством в соответствии с «дипломатией кононерок» в Корею, чтобы добиться «открытия» корейских портов для американских товаров, несколько лет пытался установить с нею дипломатические и торговые отношения, подписать договор. Усилия его остались безрезультатными А японское правительство и не думало поддерживать американские домогательства. Вместо этого оно использовало свое влияние в Корее для срыва замыслов правительства США20.
В 80-е годы Соединенные Штаты предприняли шаги в направлении закабаления Кореи неравноправными договорами. В результате активных усилий в 1882 г. в Чемульпо (совр. Инчхон) был подписан американо-корейский договор «о дружбе и торговле». Он ограничивал государственвый суверенитет Кореи, но давал широкие привилегии американскому капиталу. Согласно договору три корейских порта, уже открытых для японцев, были открыты и для США, предусматривался обмен посланниками, американцам предоставлялся режим наибольшего благоприятствования.
США отказались зафиксировать в договоре признание вассальной зависимости Кореи от Китая, ибо это облегчало американскую экономическую и политическую экспансию на полуострове, открывало возможность эксплуатации природных ресурсов и населения Кореи. Договор стал «образцом» для других колониальных держав, которые уже с 1883 г. добивались подписания аналогичных соглашений, что означало упразднение «закрытых дверей» в Корее. С весны 1883 г. вслед за первым американским посланником Футом в Сеул стали прибывать американские советники и миссионеры. В угоду проводникам колониальной политики, которые, как известно, всегда прикрывали «политику грабежа распространением христианства» 21, они развернули в стране своеобразную идеологическую экспансию. Оказывая влияние на молодежь, миссионеры распространяли утверждения о «цивилизаторской» миссии американцев в Корее.
В экспансии США на Дальнем Востоке миссионеры сыграли важную роль не только как идеологический авангард колонизаторов, но и как практические проводники целей внешнеполитического курса американских правящих кругов. Заявляя, что распространение христианства является предпосылкой необходимого социального развития населения отсталых регионов, миссионеры США при поддержке своего государства и торгово-промышленных кругов насаждали в Азии и Океании западные политические, социальные и идеологические концепции. Хотя среди миссионеров встречались и искренне служившие гуманистическим идеалам люди, объективно их усилия тем не менее сводились к содействию материализации внешнеполитического курса буржуазного государства.
Подрывая позиции Китая в Корее, американские и японские предприниматели добились контрактов на каботажные рейсы, добычу жемчуга, заготовку леса, строительство электростанции и порохового завода. Специальная компания по эксплуатации богатств Кореи заполучила концессию на добычу золота и других ископаемых в Унсане на 25 лет. После японо-китайской войны (1894—1895) предприниматель Дж. Морз получил в 1896 г. права на строительство железнодорожной магистрали из Сеула в Чемульпо. В конце XIX в. Япония перекупила эту концессию. Одновременно США по соглашению 1887 г. направили инструкторов в корейскую армию. Усиленное внимание США к Корее в немалой степени объяснялось ее выгодным стратегическим положением как плацдарма экспансии — на юг и на север — против Китая и России на Дальнем Востоке.
Отношения США с Китаем в последней трети XIX в. отличались с американской стороны двойственностью и противоречивостью. Политика США в Китае во многом определялась влиянием «европейского фактора». США вступили в отношения с Китаем позже других империалистических Держав. Чтобы потеснить европейских конкурентов, им приходилось прибегать и к «нетрадиционным» методам, становиться в позу защитника интересов Китая.
Учитывая, что Китай представлял огромный интерес как обширный рынок для сбыта товаров и располагал источниками различного сырья, в том числе запасами угля, минералов и руд, США опасались, что будут обойдены при дележе китайского рынка капиталистическими «партнерами-соперниками». Заигрывания американского посла, его турне во главе китайской делегации по европейским столицам с призывами к дружбе с Китаем — все это помогало США обрести новые торговые льготы и выгодные концессии, противодействуя проникновению европейских держав в Китай. Однако в 80-е годы внешнее дружелюбие сменилось существенными трениями в американо-китайских отношениях. Они были вызваны несколькими факторами.
Прежде всего сказалось постоянное поощрение японской агрессии североамериканскими капиталистами. В США к японцам относились с уважением, считали их «азиатскими янки», энергичными и устремленными к идеалам и ценностям, близким американцам. «Американцы,— писал историк Ч. Кэмпбелл,— были гораздо более высокого мнения о Японии, чем о любой другой стране Азии» 22. Политика Японии изображалась в Соединенных Штатах как прогрессивная23. О китайцах же говорилось в пренебрежительных тонах. По расчетам США, военная победа Японии над Китаем открыла бы доступ американским капиталистам на дальневосточные рынки и облегчила бы проникновение США в Китай, Корею, Маньчжурию.
Одновременно усилился поток иммигрантов из Китая в США24, вызвавший антикитайские настроения в Калифорнии, где китайцы в 80-х годах составляли уже 9 % населения. Дело дошло до антикитайских погромов, таких, какие были еще в 1855 г. в Рок-Спрингсе (штат Вайоминг), когда 28 китайцев погибли, 50 получили увечья, а сотни остальных были вообще изгнаны из города. Подобные шовинистические акции происходили п в 1886—1887 гг. «Для американца предпочтительнее смерть, чем сосуществование с китайцем»,—заявил Д. Керни25, рядившийся в тогу рабочего лидера лжепатриот из Сан-Франциско, где 22 июля 1877 г. был учинен погром в китайском квартале. Экономические мотивы сочетались с расизмом, националистическими настроениями.
Кроме того, буржуазия США была недовольна статусом торговых фирм в Китае. Доля Соединенных Штатов в торговле с Китаем падала (с 7,5% в 1885 г. до 6,7% в 1896 г.), капиталисты вынашивали далекоидущие концессионные планы, охватывавшие не только Китай и Корею, но и Маньчжурию, Монголию как плацдармы вторжения на Русский Дальний Восток 26. Не прошли бесследно также выступления китайских народных масс против заполнивших страну иностранных миссионеров.
Все это отрицательно сказывалось на отношениях между Китаем и США, которые развивались далеко не столь благополучно, как того хотели стороны при подписании договоров 1868 и 1880 гг.
Посланник Китая в Вашингтоне не раз протестовал против антикитайских мер, вытекавших из принятых в 1882 и 1894 гг. конгрессом законов, по которым запрещалась иммиграция китайцев в США на 10 лет. Кандидаты обеих буржуазных партий на президентских выборах состязались в обещаниях по ограничению китайской иммиграции в США. А по законопроекту Скотта (сентябрь 1888 г.) китайцам вообще запрещался въезд на жительство в США, в том числе даже лицам, выехавшим из страны на время. Палата представителей и сенат быстро одобрили такое дискриминационное ущемление прав человека, а в октябре 1888 г. президент США скрепил этот документ своей подписью27. Все китайские официальные протесты Г. Кливленд игнорировал.
В конфликтах, которые порождались территориальными аппетитами европейских держав в Китае, США не раз использовали такую форму вмешательства, как оказание «добрых услуг». Так, в 1879 г. экс-президент США У. Грант посредничал в споре Китая и Японии об о-вах Рюкю. При этом США следили, чтобы соперники не получили слишком больших привилегий. Наблюдая за активностью европейских держав в Китае, США с тщательностью обеспечивали себе сохранение режима наибольшего благоприятствования со стороны Пекина, чтобы получать из Китая не меньше, чем получали европейцы. Претендуя на «нейтральность», на деле США поддерживали японских захватчиков, противопоставляя Японию притязаниям европейских держав 28.
Так, США не пожелали повлиять на Японию, когда та решила завладеть Кореей, Тайванем и Пескадорскими островами. Вместе с тем США заняли выжидательную позицию, когда европейские империалисты и Япония начали борьбу за раздел Китая на территориальные «сферы влияния». Опасаясь оказаться полностью вытесненными с китайского рынка, США в обоснование своих экспансионистских устремлений выдвигали требование проводить политику «равных возможностей».
Такой курс учитывал и ухудшение американо-китайских отношений вследствие позиции США в период войны 1894—1895 гг. между Китаем и Японией29. Заняв «нейтральную» позицию, США отчасти под влиянием англичан не хотели допустить полного поражения китайцев, и американские представительства брали под защиту как интересы китайцев в Японии, так и японцев — в Китае.
Политика «добрых услуг» со стороны США в японо-китайской войне под давлением экспансионистских кругов переросла в «дипломатию канонерок». Хотя правительство США формально сохраняло нейтралитет в 1894—1895 гг., «президент и государственный секретарь высадили войска в Корее, направили почти половину военно-морского флота США в китайские воды, привели солдат в готовность к походу на Пекин» 30.
Японская пропаганда поощряла противопоставление Японии Китаю в глазах американской общественности. Японская секретная служба подкупила Э. Хауза, американского издателя «Токио таймc», чтобы он публиковал благоприятные Японии материалы. Японские посланники в Вашингтоне и консулы в Сан-Франциско и Нью-Йорке также постоянно выступали в печати, защищая политику Японии в глазах американцев. Японский консул в Нью-Йорке заявил: «Мы признательны американским газетам за то. что они говорят о нас, и за то, что весомые моральные гири общественного мнения этой страны оказались, похоже, почти полностью на стороне Японии...» 31.
После войны 1894—1895 гг. американцы в официальном и неофициальном плане высказывались за то, чтобы восстановление в Китае проходило под эгидой США, а не Японии. Торгово-промышленные круги США стали требовать от правительства более активной политики по обеспечению привилегий американцам в Китае, более выгодных условий для американского капитала. Бизнесмены из «Америкэн Чайна девелопмент ком-пани» образовали откровенно названный Комитет американских интересов в Китае, который апеллировал прямо к президенту Маккинли. Усилились экспансионистские призывы в печати. Их подогревали промышленники и торговцы, в частности сбывавшая в Китай керосин компания Рокфеллера «Стандард ойл». Ее главным конкурентом были поставщики из России. Когда же в соперничество вступила «Ройял-Датч шелл», разгорелась острая конкурентная борьба монополий за рынки Китая, охватившая и сбыт металлоизделий, по продаже которых американцев успешно обгоняли англичане.
США активно участвовали в «битве за концессии» в Китае. На переднем крае были видные финансисты: Э. Гарриман, железнодорожный магнат; ряд банкиров (из «Ферст нэшнл бэнк», «Чейз нэшнл бэнк» и др.), представители моргановской группы, стального концерна Карнеги и т. п. Их домогательства через дипломатов А. У. Баша и Ч. Денби построить железную дорогу в Маньчжурии и в долине р. Янцзы, а также развернуть эксплуатацию недр Китая не увенчались успехом ввиду противодействия русских, английских, французских и бельгийских капиталистов. Тем не менее по интенсивности эксплуатации Китая США уступали только Англии.
Определенный вклад в укрепление позиций Соединенных Штатов в Китае рассматриваемого периода внесли наряду с торговцами американские миссионерские деятели, осевшие в Восточной Азии. В 1877 г. в Китае действовала 41 станция американских миссионеров и основанных ими 150 церквей32. Они немало сделали для утверждения политического влияния США, для обеспечения экономической экспансии в Китае американского капитала. За какие-то два десятилетия (1870—1890) число американцев-миссионеров в Китае возросло ъ 5 раз — с 200 до 1 тыс., а по некоторым оценкам, достигало и 1,5 тыс. В целом стоимость собственности американских миссий в Китае увеличилась с 1 млн. долл. В 1875 г. до 5 млн. в 1900 г., что составило пятую часть всех капиталовложений США в Китае 33.
Зная местные условия, языки, конкретную ситуацию, миссионеры различными путями поставляли информацию предпринимательским и внешнеполитическим учреждениям, выполняли роль переводчиков, отбирали и инструктировали кадры, прислуживавшие иноземным пришельцам. Именно поэтому миссионеры неизменно пользовались широкой военной и дипломатической поддержкой со стороны правительственных ведомств США, особенно внимательно относившихся к деятельности религиозных организаций США в Китае.
3. ОТНОШЕНИЯ С РОССИЕЙ
Экспансия американских монополий затронула и территории Русского Дальнего Востока и Сибири. Обособленная от центра империи бездорожьем и значительным расстоянием, дальневосточная окраина России, одна из наиболее бесправных и угнетенных в условиях царизма, стала заманчивым объектом эксплуатации со стороны иностранных торговцев и зверопромышленников. Экспансия американских капиталистов в Чукотском и Охотско-Камчатском крае приняла форму незаконных промыслов в российских территориальных водах и на побережье. После продажи Аляски и упразднения Российско-американской компании браконьерство иностранцев в русских владениях значительно усилилось, особенно на побережье Берингова и Охотского морей и в районе Командорских островов. На Дальнем Востоке развернулась «незаконная... эксплуатация берегов обоих наших морей, сначала американцами и канадцами, а потом и всеми теми, кому не лень было воровски и легко наживать капиталы»,— отмечал генеральный консул России в Сан-Франциско А. Е. Оларовский 34.
Хотя некоторые пойманные на месте преступления иноземные шхуны власти время от времени подвергали аресту, а добычу конфисковывали 35, масштабы противозаконного промысла в русских водах в этот период не сокращались, а даже увеличивались. В США возникли специальные конторы («Мебер энд К°», «Мак-Кэн энд К0», «Бешторес энд К0», «Лиыден энд К0» и др.), которые направляли десятки шхун к тихоокеанским берегам России. Прибывавшие на них зверобои промышляли варварскими методами и, употребляя запретное в морской охоте огнестрельное оружие, «губили зверей в пять раз более того, что успевали взять на свои суда» 36.
Авантюристы, используя пассивность самодержавного правительства, видели в браконьерстве и обманной торговле с местным населением побережья прибыльный бизнес. Владелец торгового дома в Сан-Франциско Мак-Кэн все состояние нажил именно на противозаконной торговле с жителями Чукотского края. Мак-Кэн, а также фирмы «Райт энд Баун», «Гриффинс энд К0», «Линден энд К°» и другие развернули на Чукотке своего рода меновую торговлю, носившую грабительски неэквивалентный характер. Американские контрабандисты привозили на Чукотку, Камчатку и в другие районы России главным образом виски и ром. Разбавляя спиртное водой и настаивая его на табаке и перце, они сбывали этот дурманящий напиток, заполучая ценные меха соболя, чернобурой лисицы, морского котика, голубого песца 37. «На Чукотке, Камчатке, Охотском побережье почти безраздельно,— отмечали советские ученые,— господствовали американские бизнесмены и авантюристы, которые, используя слабость и немощность местной администрации, применяли изощренные приемы грабежа местных жителей под видом обменной торговли» 38.
Команды заокеанских браконьерских и контрабандистских шхун, посылаемых к берегам России, часто состояли из уголовников и людей авантюристического склада. Поимка их на месте преступления, естественно, сопровождалась конфликтами. Между соответствующими ведомствами по иностранным делам завязывалась переписка. Причем далеко не всегда представители сторон могли скрыть раздражение. Когда споры со шкиперами и хозяевами некоторых браконьерских шхун передавались на арбитраж, американские дельцы возбуждали встречные иски. Разговоры и межведомственная переписка о необходимости усиления охраны Дальневосточного побережья велись в Петербурге не одно десятилетие39, но серьезных мер практически не предпринималось. Царское правительство не находило средств 40, чтобы обеспечить неприкосновенность дальневосточных границ России, а изредка посылаемый в Охотское и Берингово моря одинокий крейсер не в состоянии был эффективно охранять территориальные воды вдоль береговой линии, протянувшейся на многие тысячи морских миль.
Кроме того, заинтересованность в поддержании хороших отношений с США в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. побуждала петербургских министров закрывать глаза на вторжение американских капиталистов в дальневосточные владения России. При этом учитывалось, что значительная группа заокеанских дельцов пользовалась особым покровительством госдепартамента США. Когда зимой 1876/77 г. стало известно, что Тихоокеанская эскадра России вместе с судами Сибирской флотилии взяла курс на Сан-Франциско, американские зверопромышленники ринулись к оставшемуся без охраны русскому побережью41. Рассчитывая на использование портов США в качестве опорных баз для ведения крейсерской войны против британских торговых судов в случае вмешательства Англии в русско-турецкий конфликт, царское правительство не только не дало отпора такому нашествию дельцов с побережья США, нo и санкционировало по просьбе госдепартамента предоставление им временных льгот 42.
Безнаказанность, а тем более льготы лишь поощряли американских любителей легкой наживы и авантюристов. Их действия распространялись на новые районы российской территории и становились все откровеннее. Браконьеры из Нового Света уже не стеснялись высаживаться близ населенных пунктов России и вступать в перестрелку с коренными жителями. Побывавший на Дальнем Востоке в конце XIX в. горный инженер н путешественник К. А. Скальковский свидетельствовал: «Ни для кого не составляет тайны, что пушные звери убиваются на берегах, принадлежащих России, убиваются без пощады и без расчета или за бесценок вымениваются у населения, спаиваемого дрянным спиртом» 43.
Такого же рода тревожные сообщения поступали в столицу и по официальным каналам из главного управления Восточной Сибири. Все это постепенно убеждало МИД, морское и военное ведомства России, что «американские купцы добиваются права производить каботажную торговлю на наших восточных окраинах не для сбыта своих продовольственных припасов и снабжения прибрежных жителей предметами необходимости, а для контрабандной торговли спиртными напитками и для всевозможной эксплуатации местного населения и богатств края» 44. Со временем в высших сферах Петербурга начали склоняться к мнению, что пора более решительно пресекать вторжения иностранных авантюристов в пределы русских владений45. В тех портовых городах, где в основном снаряжались шхуны браконьеров, в местных газетах был опубликован текст петербургской инструкции крейсерам России о пресечении противозаконных действий иностранных судов в территориальных водах и на побережье Приморской области Восточной Сибири46. Для захода иностранных судов в целях ремонта или пополнения запасов продовольствия был оставлен открытым только порт Петропавловск-Камчатский.
Политика дружественного нейтралитета, твердая поддержка Севера во время гражданской войны в США и проявленная Россией добрая воля в 60-е годы принесли ей плоды в следующее десятилетие, когда отношения двух стран прошли ряд испытаний на прочность и была внушительно продемонстрирована сила вековой традиции дружественного расположения и сотрудничества. Во время постигших Россию в 70-е годы грозных внешнеполитических кризисов вашингтонское правительство занимало благожелательную к ней позицию.
В течение нескольких месяцев 1877 г. в американских портах находилась эскадра боевых кораблей России, а за пять дней до начала русско-турецкой войны 1877—1878 гг. в Вашингтоне президент Р. Хейс дал обед в честь русской военно-морской делегации, на котором присутствовали ведущие члены правительства США 47. Представители России были окружены вниманием и гостеприимством. Политический эффект от прибытия российских кораблей в порты США и посещения делегацией России Белого дома превзошел всякие ожидания. В Петербурге, сообщал поверенный в делах США уже после начала русско-турецкой войны, остались «в огромной степени довольны сердечной встречей, устроенной... в Соединенных Штатах» 48. В напряженные недели накануне Берлинского конгресса 1878 г. правительство США не поддалось сильнейшему нажиму со стороны Великобритании и фактически санкционировало строительство и вооружение новой эскадры крейсеров для России в момент обострения отношений Петербурга с Лондоном.
Аналогичным образом политический курс на взаимодействие двух стран проявился во время аннексии Гавайских островов Соединенными Штатами. Добиваясь реализации экспансионистских планов, правительство США пыталось использовать в своих интересах англо-русские противоречия. Как считали в госдепартаменте, сдержанное отношение в Петербурге к притязаниям США на Гавайские острова было способно ослабить вероятные протесты со стороны Англии против американской политики. Когда в США было принято решение окончательно присоединить Гавайи, российское правительство отреагировало в спокойных тонах, рассчитывая сохранить союзника в лице крепнувшего североамериканского государства.
4. ПРОНИКНОВЕНИЕ В БАССЕЙН ТИХОГО ОКЕАНА
Империалистический курс широкой экспансии включал и проникновение в бассейн Тихого океана, что осуществлялось под мощным нажимом финансистов с Уолл-стрит, предпринимателей, объединившихся в рамках Американо-Азиатской ассоциации и «Америкэн Чайна девелопмент компани», в определенной степени диктовавших курс внешнеполитическому ведомству США.
Поскольку в конце XIX в. у Соединенных Штатов еще не было опорных пунктов на океанских магистралях, ведущих к китайскому побережью, одной из практических задач в планах молодой империалистической державы стало овладение островами на путях из Америки в Китай и Японию.
Планы широкой империалистической экспансии США побуждали создавать средства их материализации. В последней четверти XIX в. в качестве первоочередной ставится задача быстрого усиления военно-морского флота. Ее четко и недвусмысленно сформулировали идеологи экспансионизма и с готовностью приняли на вооружение практики государственного аппарата 49.
Нельзя сказать, что в это время США совсем не располагали флотом. На судостроительных верфях американцы умело и деятельно сооружали всевозможные корабли — крейсеры, мониторы, пароходы с парусной оснасткой и т. п. Но это были преимущественно небольшие и маломощные суда, годные главным образом для несения патрульной службы. В целом
до состоянию военно-морского флота США уступали не менее чем дюжине других государств.
В ходе внешнеполитических схваток в конгрессе в 80-е годы неизменно поднимался вопрос о том, что «Соединенные Штаты не могут больше оставаться беззащитными, в то время как другие страны с каждым днем все больше наращивают вооружения» 50. При этом тема «недостаточности вооружений» активно эксплуатировалась ораторами в целях межпартийной внутриполитической борьбы. Как заявил сенатор от Нью-Джерси Дж. Р. Макферсон, «верфи военно-морского флота этой страны используются больше для внутриполитических, чем для военно-морских сражений» м.
Акт конгресса 1883 г. положил начало реконструкции флота на новой технической основе. В 80-е годы быстро растут расходы на строительство флота, особенно при президенте Кливленде. «Американцам стали импонировать захваты колоний, расширение торговли, прокладка канала и даже ведение войны»,— отмечал историк Дж. Добсон 52.
По настоянию одного из конгрессменов-экспансионистов, Г. К. Лоджа, были выделены ассигнования для строительства трех броненосцев, со временем названных «белойэскадрой». «США должны иметь могущественный флот»,—повторял он при любой возможности. Морская мощь, твердил Лодж, обращаясь к историческим аналогиям, позволила Риму сокрушить Карфаген, англичанам — победить Наполеона, а северянам в Америке — взять верх во время гражданской войны в США53. Другой идеолог, одержимый идеей мировой гегемонии США, капитан, ставший впоследствии контр-адмиралом и военно-морским историком, А. Мэхэн, настолько энергично ратовал за аннексии новых территорий п строительство мощного флота, что сравниться с ним мог разве что крупный политический деятель, будущий президент США Теодор Рузвельт, автор концепции «большой дубинки» в международных отношениях. «Мэхэн,— зафиксировали историки,— говорил не о крейсерах, а о дредноутах, не об отдельных кораблях, а о флотах, не о береговой обороне, а о подготовке к наступательным операциям и о господстве на море. В конгрессе США вскоре после появления его работ прекратились разговоры о „военно-морских судах береговой охраны". Чаще слышались слова: ,,Флот, никому не уступающий первенства"» 54.
Воздействуя на умонастроения политических деятелей, рекламируя курс на захваты и агрессивные действия в море, экспансионисты—идеологи и практики — способствовали реализации в сравнительно короткое время обширной программы строительства военно-морского флота США, подстегивали наращивание вооружений всех морских держав в мире 55. Только в 1893 г. в США на сооружение боевых кораблей было истрачено 30 млн. долл., в результате чего военно-морской флот занимал уже не 12-е, как в начале его модернизации, а пятое место в мире.
Но в середине 90-х годов США находились все еще далеко позади крупных морских держав — Великобритании, Франции, Германии, Италии и России по всем видам боевых кораблей. В распоряжении военно-морского ведомства было 19 современных крейсеров и канонерок и несколько устаревших судов. Более десятка боевых кораблей находилось в стадии строительства, но новые крейсеры и первые линкоры уже проходили испытания. Большая часть огромных ассигнований, которые ежегодно конгрессмены-республиканцы отпускали на строительство военно-морского флота, «фактически шла на обеспечение республиканцам поддержки тех предпринимателей, которым были выгодны дорогостоящие контракты» 56.
По мере раздувания гонки военно-морских вооружений рос и арсенал аргументов в ее пользу. К прежним добавились: необходимость защищать торговые перевозки, располагать средствами и силами для подкрепления «эффективной внешней политики», и т. п. Новым доводом стала ссылка на то, что военно-морской флот — это признак не только силы, но и цивилизованности. И снова повторяли, что готовиться к войне надо в мирное время. Увеличивая ассигнования на сооружение новых линкоров, миноносцев и канонерок, загрузив заказами судоверфи, правительство США одновременно форсировало получение большого числа боевых кораблей с иностранных судостроительных заводов, прежде всего английских.
Так воплощались в жизнь экспансионистские концепции Мэхэна, Лоджа, Т. Рузвельта, который больше, чем кто-либо, сделал для реализации программы модернизации американского флота 57. Военно-промышленные круги («Бетлехем айрон», «Карнеги стил» и др.) сумели добиться в 1898—1899 гг. ассигнований на строительство 15 кораблей, в том числе шести первоклассных броненосцев.
По настоянию наиболее агрессивных кругов буржуазии программа укрепления военно-морского флота была рассчитана на наступательные действия США в столкновении с какой-либо из великих морских держав. Американские экспансионисты получили материальную базу и военные средства для оттеснения империалистических соперников США и для аннексионистских колониальных захватов. Первой территорией, приобретенной Соединенными Штатами за пределами Американского континента, явились Гавайские острова, которые издавна привлекали американских торговцев, дельцов, военных, дипломатов. Курс на аннексию Гавайских островов определялся такими факторами, как выгодное географическое положение островов на пути из США в Восточную Азию, запасы ценного сандалового дерева, имевшего высокий спрос в Китае, а также базы пополнения запасов продовольствия и воды для судов, следующих по торговой трассе между портами Тихоокеанского побережья и Кантоном58. США не просто беспокоились, чтобы эти острова не достались Англии, Франции или какому-либо иному государству, но вынашивали планы непосредственной аннексии Гавайев.
Наиболее инициативно экспансионистской политики США на Тихом океане добивались собственники текстильных предприятий и трансконтинентальных железнодорожных магистралей, судовладельцы, занятые трансокеанскими перевозками, крупные торговые компании Северо-Востока, бизнесмены с Тихоокеанского побережья США, набиравшие силу монополии типа «Стандард ойл», «Америкэн шугар рифайнинг К0» и др. В ассоциациях промышленников и в торговых палатах крупнейших американских центров — Нью-Йорка, Филадельфии, Бостона, Сан-Франциско с конца 70-х годов усиленно изучались возможности расширения торговли в результате проникновения на дальневосточные и тихоокеанские территории. Железнодорожные компании рассчитывали на новые прибыли как следствие роста грузопотоков на трансконтинентальных линиях в связи с активизацией экономической и политической экспансии США в бассейне Тихого океана.
В этом отношении наиболее важными были Гавайские и Филиппинские острова. Американская политика на Тихом океане в последней четверти XIX в. не ограничивалась торговым проникновением на Гавайи. Сторонники экспансии добились в 1875 г. договора США с гавайским королем Калакауа о широком товарообмене, который вступил в силу в 1876 г. Это был существенный шаг на пути к захвату Гавайских островов. Договором предусматривалось, что ни пяди гавайской территории не должно принадлежать никакой другой державе. Экспансионистски настроенных капиталистов и дипломатов в США это вполне устраивало. Еще в 1873 г. генерал Скофилд по поручению президента США У. Гранта облюбовал на Гавайях выгодное место для военно-морской базы. При продлении договора с королем Гавайев в 1884 г. США включили в него пункт об исключительном праве на использование Пирл-Харбора в качестве такой базы. Протесты Британии, корабли которой согласно англо-гавайскому договору имели доступ «во все гавайские порты», оказались тщетными. Госдепартамент отклонял также все предположения Франции и Англии о международном гарантировании независимого статуса Гавайских островов: США избегали международных обязательств относительно этого архипелага. Они выжидали, как говорил государственный секретарь Т. Байярд, пока на Гавайях не обоснуются американские плантаторы и промышленники, «пока интересы населения островов не будут в сфере бизнеса и политических симпатий полностью идентифицироваться с интересами Соединенных Штатов» 59.
Разграбление природных богатств и угнетение коренного населения начались с самого появления американских торговцев и миссионеров на Гавайях. Вывоз в США традиционных сельскохозяйственных культур давал предпринимателям баснословные прибыли. Почти все 57 тыс. т сахара, произведенного на островах в 1882 г., были вывезены в США. Экспорт риса в 1874 г. составил 885 646 ф., в 1875 г.— 1 146 835, а в 1882 г.— 12 135 074 ф., из которых только 34 401 ф. был вывезен не в США 60.
Такое хозяйничанье колонизаторов привело к тому, что в конце XIX в. из 300-тысячного гавайского населения в живых осталось лишь 35 тыс. человек. Почти все их богатства оказались захвачены иностранцами. Идеологи экспансионизма аргументировали эти захваты причинами то экономического, то стратегического свойства, а чаще всего — комплексно 61. Все рассуждения об «особых взаимоотношениях» между Гавайями США в конечном счете сводились к оправданию аннексии.
Политическое подчинение Гавайев США было практически лишь делом времени. В период президентства Г. Кливленда влияние и позиции США на Гавайях настолько упрочились, что на Межамериканскую конференцию 1889 г. в Вашингтон была приглашена и делегация гавайского королевства, которое США по доктрине Монро относили к американской сфере влияния.
Когда в 1891 г. в поездке по Калифорнии умер гавайский король Калакауа. его преемницей стала принцесса Лидия Лилиуокалани. В Гонолулу возникли конфликты между влиятельными экономическими и политическими группами, п американские бизнесмены не на шутку встревожились. Их пугало, что она, «открыто поддерживая идею сопротивления растущему американскому господству, могла стать той фигурой, вокруг которой будут консолидироваться все антиамерикански настроенные слои гавайского коренного населения» 62.
Во время серьезного политического кризиса в январе 1893 г. местная знать и американские плантаторы выступили против укрепления королевской власти. Атмосферу напряженности постоянно поддерживали члены тайного «клуба сторонников аннексии» (немногочисленные, но влиятельные лица из числа американских граждан), эмиссары аннексионистов, посланник США на Гавайях Дж. Стивене и командующий Тихоокеанской эскадрой контр-адмирал Дж. Браун 63.
В середине января 1893 г. произошел назревавший переворот. Во главе заговорщиков стояли американские плантаторы, их активно поддерживали посланник США и американские военные. Не рассчитывая на симпатии масс, руководство заговорщиков (Л. Тэрстон, Уайт, Глейд) запросило американского посланника Стивенса высадить 17 января в Гонолулу войска США якобы «для охраны жизни и имущества американских граждан». Морская пехота с боевого корабля «Бостон» с готовностью выполнила отданный ей приказ и оккупировала Гонолулу даже на сутки раньше. Как и было им предписано, войска США сосредоточились вокруг королевского дворца и правительственной резиденции. Ни один пз последовавших протестов королевского министра иностранных дел и губернатора острова Оаху против американской военной оккупации гавайской столицы во внимание принят не был.
Уже на следующий день гавайская королева была низложена64 и установлено диктаторское правление американских марионеток, назвавших себя «временным правительством».
Главная цель переворота 1893 г. заключалась в присоединении Гавайских островов к заморским владениям США. Сделано это было с ведома п при прямом участии американского правительства. В США распространилась версия идеологического оправдания интервенции: переворот якобы предотвратил установление британского господства на Гавайях. При аннексии Гавайских островов были применены те же приемы, которые использовались при захвате Техаса и вошли в арсенал американских экспансионистов.
Месяц спустя, 14 февраля 1893 г., было подписано соглашение, в котором Гавайи рассматривались как «составная часть Соединенных Штатов». Иммиграция китайцев на Гавайские острова не допускалась. США обязались выплатить гавайские долги, а свергнутой королеве назначили пенсию, чтобы хоть как-то смягчить недовольство местного населения аннексией.
Великие державы реагировали на захват Соединенными Штатами Гавайского архипелага сравнительно спокойно. Протестов не заявили даже Англия и Германия, давно с недовольством следившие за тихоокеанской политикой США. Выражая интересы метрополии, наибольшую озабоченность обнаружили Канада, Австралия и Новая Зеландия. Резкое заявление японского правительства в 1897 г. не смогло воспрепятствовать закреплению аннексии. США сделали ряд уступок по статусу японских иммигрантов. В Токио поняли, что большего не получат, и временно смирились с захватом Гавайев Америкой 65.
Сменивший республиканца Гаррисона на посту президента США демократ Г. Кливленд, учитывая осложнение внутренней обстановки, не отважился утвердить в конгрессе аннексию Гавайев.
Отзвуки экономического кризиса 1893 г., антианнексионистские резолюции, принятые многими объединениями профсоюзов в крупных промышленных центрах страны, усиление антиимпериалистических тенденций и выступлений масс, а также противодействие производителей сахарной свеклы, владельцев плантаций сахарного тростника и магнатов сахарного треста — все это задерживало законодательное оформление осуществленного захвата Гавайских островов.
Закреплена эта аннексия была только пять лет спустя, в 1898 г., при президенте Маккинли, в условиях разгула экспансионизма, всплеска шовинизма, вызванного событиями испано-американской войны.
В сенате США оппозиция аннексии исходила от американских плантаторов, которые опасались конкуренции со стороны владельцев сахарных плантаций на Гавайях. На островах среди местного населения, по свидетельству нового посланника США Г. Сиуэлла, наблюдалось серьезное недовольство аннексией. Что касается американских бизнесменов на Гавайях, то они испытывали явное удовлетворение. Бывший президент островной республики Доул, в прошлом верховный судья США, стал губернатором. С 1900 г. жители островов получили американское гражданство, но статус штата Гавайям был предоставлен только через полстолетия. Овладев Гавайскими островами, США приобрели тем самым важнейшую военную базу, опорный пункт для борьбы за господство над Тихим океаном и Восточной Азией.
В 1899 г. раздел архипелага Самоа дал США еще одну базу в тихоокеанских водах. Интерес США к архипелагу Самоа, проявлявшийся с начала XIX в., был обусловлен в немалой степени его географическим положением. Фактически такую же выгодную стратегическую позицию на транстихоокеанских магистралях, как Гавайи в северной части Тихого океана, в южной его части представляют собой 14 островов архипелага Самоа.
Когда в 1872 г. в порт Паго-Паго на о-ве Тутуила вошел американский военный корабль «Наррагансетт», его командир контр-адмирал Р Мид договорился с местным вождем об использовании американскими мореплавателями прекрасной гавани Паго-Паго, а также о передаче всего острова под протекторат США. Военно-морской министр США Робсон первым высоко оценил достоинства «самой уникальной гавани — она отовсюду защищена сушей — из всех, какие только есть на островах тихоокеанского юга» 66. В дальнейшем аналогичные высказывания руководителей американского военно-морского ведомства постоянно подогревали внешнеполитические устремления США 67.
В 1873 г. из США на острова был послан специальный эмиссар полковник А. Штейнбергер. Но этот авантюрист вместо порученного ему обеспечения американских интересов в торговле с «королевством Самоа» вступил в сделки с германскими фирмами. Несмотря на то что, войдя в доверие к местным вождям, А. Штейнбергер добился себе на Самоа статуса своеобразного «премьера», в конечном счете в 1876 г. его по настоянию консула США выслали с островов на борту английского судна 68.
Состоявшиеся в 1877 г. в Вашингтоне переговоры об американском протекторате над о-вами Фиджи не дали никаких конкретных результатов. Торговое соглашение Соединенные Штаты навязали островитянам только в 1878 г.
Пришельцы из США и Европы на тихоокеанские острова причиняли большие бедствия местным жителям. Иностранные миссионеры и торговцы, различного рода авантюристы отбирали у самоанцев земельные участки, которые превращали в прибыльные плантации экспортных культур, жестоко эксплуатировали местную рабочую сил)7. При этом они разжигали вражду между племенами, использовали междоусобицы к своей выгоде. Американские колонизаторы стремились не отставать от германских и английских соперников в угнетении и ограблении населения Самоа.
По договору 1878 г. с самоанским вождем правительство США получило права на угольную станцию в Паго-Паго, а также предусмотрело режим экстерриториальности для американских граждан. Одновременно было оговорено, что США «обязаны» улаживать все споры и конфликты между Самоа и любым другим государством, с которым США находятся в дружественных отношениях 69. С этого договора началось все углублявшееся вмешательство США в жизнь архипелага.
Вступив на путь внешнеполитической экспансии, США не желали спокойно наблюдать, как их европейские соперники поглощают в Тихом океане один остров за другим. Империалистическая логика повелевала Вашингтону действовать подобным образом. Когда Германия, направив к о-вам Самоа боевые корабли, активизировала там свои империалистические происки, государственный секретарь США Т. Байярд в июле 1885 г. заявил протест, подготавливая захват архипелага или максимально возможной его части. Созванная для «выяснения отношений» в июле 1887 г. тройственная конференция в Вашингтоне по вопросу о Самоа не принесла США желаемых результатов, поскольку дипломаты Англии и Германии выступили совместно против притязаний США70. Конгресс отреагировал выделением ассигнований в 500 тыс. долл. на обеспечение интересов США на архипелаге 71, а президент Кливленд направил в главный его город — порт Апиа военно-морскую эскадру.
Однако осуществить полный захват островов США не смогли. На Берлинской конференции 1889 г., созванной по инициативе Бисмарка, стороны, перессорившиеся из-за Самоа, «с удивительной легкостью» 72 договорились об их разделе и установлении трехстороннего протектората (кондоминиума), что, по оценке Ленина, представляло собой «грабеж островов Самоа (совместно Англией, Германией и Соединенными Штатами) » 73. Что касается США, то они, считая достигнутое соглашение временным, расценили исход Берлинской конференции как свою дипломатическую победу. Между тем на островах конфликты местных группировок, за которыми стояли колониальные державы, настолько обострились, что вскоре Англия и США послали в Апию свои корабли, которые обстреляли город, повредив даже здание германского консульства.
Кондоминиум 1889 г. проблем не решил, и через 10 лет дипломатическая борьба вокруг этого вопроса завершилась в декабре 1899 г. договором, по которому США получили о-в Тутуила с гаванью Паго-Паго и острова восточнее 171-го меридиана. Остальная часть архипелага отошла к Германии. Англичане отказались от притязаний на Самоа, получив от Германии в виде компенсации о-ва Тонга и часть Соломоновых островов, а также некоторые спорные территории в Западной Африке на границе Того и Золотого Берега.
Достигнутое урегулирование, представлявшее собой империалистическую сделку по одному из крупных кризисных вопросов в международной политике конца XIX в., было одобрено американскими конгрессменами, хотя и встретило определенную оппозицию при голосовании.
На этапе перерастания капитализма в монополистическую стадию США стали играть соответствующую роль в мировой империалистической политике. На рубеже веков оправдалось научное предвидение К. Маркса и Ф. Энгельса: США вышли на мировую арену и повели борьбу с европейскими соперниками за рынки сырья и сбыта, сферы приложения капиталов 74. Если в последние десятилетия XIX в. США стремились главным образом закрепить за собой территории Нового Света, вытесняя европейские державы с Американского континента, то к началу XX в. их взоры и войска уже устремились за пределы Америки — на Азиатское пoбережье и к островам Тихого океана. При этом США, где могли, использовали традиционные буржуазные методы внешней политики, примeнявшиеся империалистами Европы, а там, где встречали значительное противодействие со стороны сильных в это время европейских соперников выдвигали, ссылаясь на приверженность принципам равноправия и т. п., концептуально новые подходы, выгодные прежде всего для империализма США доктрины «открытых дверей» и «дипломатии доллара».
5. ИДЕОЛОГИЯ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКСПАНСИИ
В последние десятилетия XIX в. в США складывается идеология экспансионизма, отразившая агрессивные устремления формирующегося американского империализма. Она получила разностороннее выражение в истории, социологии, политэкономии, теологии и т. п. Влиятельные круги пытались навязать ее широким массам.
Экспансионистская идеология в США имела глубокие истоки. Беспрецедентная экспансия, продолжавшаяся на протяжении жизни многих поколений (с 1776 по 1900 г. территория США увеличилась в 10 раз), и связанные с нею особенности социально-экономического и политического развития породили устойчивые иллюзии об американской «исключительности».
Различные социальные слои американского общества связывали с экспансией разрешение многих общественных коллизий, осуществление религиозных, социальных и политических идеалов. Колосальные ресурсы страны, более легкий доступ к земле, более высокая заработная плата, более подвижные, чем в Европе, классовые разграничения (не говоря уже об отсутствии сословных барьеров), казалось, служили подтверждением оптимистических надежд. Эти действительно имевшие место особенности исторического развития США способствовали формированию демократических традиций американского народа; в то же время они получили извращенную трактовку в националистических и экспансионистских теориях доимпериалистической эпохи, стали ферментом для мифов о национальной избранности, воплотившихся в доктрину «предопределения судьбы» 75.
Однако понимание «предопределения судьбы» менялось. В колониальный период преобладала теологическая трактовка. Во времена основания Плимута и Джеймстауна переселенцам из Европы Америка представлялась «землей обетованной», «Новым Ханааном»; мысль о том, что американцы находятся под особым покровительством бога, встречается еще в ранних пуританских хрониках. Начиная с войны за независимость на первый план выдвигается концепция политического «предопределения судьбы». Принципы буржуазной свободы и демократии, провозглашенные Американской революцией, несомненно, имели большое значение; в первой половине XIX в. США являлись единственной в мире крупной буржуазной республикой. Эти и другие особенности политического развития, завоевания в области буржуазной демократии породили иллюзии о коренном отличии американских политических учреждений от европейских, новую пищу получила теория «исключительности» американского пути. Теперь «предопределение судьбы» выступало в различных толкованиях: ассимиляции политически отсталых народов (прежде всего по отношению к индейцам), политическое тяготение (по отношению к Кубе). В первой половине XIX в. получила широкое распространение доктрина «избранного народа», призванного нести демократию в другие страны.
С приближением эпохи империализма и утверждением всевластия монополий теория уникальности американской демократии, ее превосходства над европейскими государственными системами все более теряла под собой почву. Но она продолжала жить. В массах американского народа, выступавших против вопиющих социальных несправедливостей в стране, еще сохранялась как пережиток прошедшей эпохи наивная вера в «исключительность» его национальной судьбы, в отличие пути, по которому суждено идти Америке. Известный французский общественный деятель Пьер де Кубертен проницательно писал: «На другом берегу океана сформировалось общество, которое после всего стало напоминать общество Старого Света». Тем не менее у этого общества, продолжал он, «есть моральная амбиция обогнать старый мир с точки зрения социальной и политической организации и служить ему образцом» 76.
Другим важнейшим идейным источником экспансионистской идеологии стал расизм. Исторические особенности развития американского капитализма, связанные с истребительными войнами против индейцев, стимулировали его распространение. Еще в ранний колониальный период появились ростки концепции дара высшей цивилизации «младшим братьям», «народам, погруженным во тьму». Рабство негров, бывшее на протяжении почти 250 лет проклятием Америки и оставившее столь глу-бокий след на теле США, отразилось и на развитии общественной мысли. Оправдание рабства негров явилось важной причиной возникновения американского расизма. В конце XIX в. расизм получил биологическое обоснование на почве искаженных или предвзято истолкованных данных науки (прежде всего антропологии). В это время он приобрел также внешнеполитическую направленность, служил обоснованием колониальных захватов.
Идеология империалистической экспансии в США имела не только американские идейные истоки: ряд реакционных теорий был заимствован из Европы и приспособлен к местным условиям. Особенно глубокое влияние оказала германистская концепция в европейской историографии, в которой англосаксонское направление американской буржуазной исторической мысли нашло готовую и тщательно разработанную аргументацию тезиса о «политическом превосходстве англосаксов». Эти идеи вошли в американскую историографию прежде всего под влиянием малогерманского направления Зибеля—Трейчке. Большое воздействие на формирование англосаксонской школы в США оказали также английские историки Э. Фримен, У. Стеббс, Дж. Грин. С помощью «сравнительной политики» Фримен рассматривал политические институты вне вызвавших их к жизни социально-экономических условий и объяснял сходные черты политического устройства государств, существовавших в различные исторические эпохи, расовой общностью.
Представители англосаксонской школы в США утверждали, что только народы арийской расы создали совершенные конституционные учреждения- «тевтонское политическое наследие», заявляли они, англосаксы перенесли в V в. в Англию, а затем английские колонисты-пуритане — в Северную Америку. Центром нового направления стал университет Джонса Гопкинса в Балтиморе, а его энергичным пропагандистом — Г. Б. Адамc.
Обращение англосаксонской школы к германистской теории и «сравнительной политике» было во многом продиктовано желанием найти в глубине веков дополнительное обоснование «исключительности» американской буржуазной демократии. Группа историков этой школы пошла еще дальше. Она провозгласила «право» и «обязанность» США распространить конституционные учреждения англосаксонского происхождения за пределы страны и даже на весь мир.
В работах видного историка Дж. Фиске была предпринята попытка с позиций методологии англосаксонской школы проследить происхождение и развитие американских политических институтов. «В самом глубоком и широком смысле слова,— писал Фиске,— американская история началась не с Декларации независимости и даже не с основания Джеймстауна или Плимута. Она восходит к тем дням, когда отважный Арминий в лесах Северной Германии разбил легионы Римской империи» 77. Под углом зрения эволюции так называемых англосаксонских политических принципов были рассмотрены важнейшие события истории США и провозглашено улучшение в Новом Свете староанглийской политической модели. Сконструированная генеалогия американских политических институтов служила экспозицией к обоснованию политического превосходства англосаксов над другими народами и провозглашению миссии США в политическом обновлении мира.
Экспансионистское кредо Фиске наиболее полно выражено в лекции «Предопределение судьбы англосаксонской расы», которая, до того как стала одной из глав в работе «Американские политические идеи» (1885), была прочитана в США 45 раз. Фиске вспоминал, что особый успех лекции-«вечера» имели у сенаторов и членов Верховного суда; был он также принят президентом США, прослышавшим об этих «чудесных лекциях» 78. Обосновывая притязания США, Фиске апеллировал прежде всего к мнимым преимуществам американской политической системы. Нередко он прибегал к доводам о «передовой промышленной цивилизации Нового Света» и выражал уверенность в близости того дня, когда американская система распространится «от полюса до полюса» и на «обоих полушариях» будут господствовать «охотники за долларами» 79.
В 1890 г. вышла работа Дж. Барджесса «Политическая наука и сравнительное конституционное право», в которой доминировала идея о том, что политическая организация государств определяется этническим характером населения. В соответствии с этим Барджесс относил арийские народы к «политическим нациям», а неарийские — к «неполитическим».
Тевтонцы, заявлял он, распространили свою политическую систему на Англию и США. Теперь стоит задача распространить ее на весь мир. «Развитые народы,— писал Барджесс,— обязаны не только ответить на призыв отсталых народов о помощи и руководстве, но также и заставить эти народы подчиниться, применив, если потребуется, любые средства» 80 На рубеже XX в. Барджесс сформулировал обширную программу империалистической экспансии США, включавшую протекторат США над Южной Америкой, островами Тихого океана и Восточной Азией.
Идеи Барджесса явились крайним расистским выражением доктрины превосходства англосаксов. В течение многих лет Барджесс был профессором крупнейшего в стране Колумбийского университета и основателем факультета политических наук, тысячи студентов приобщались к его идеям. Нельзя не согласиться с американским исследователем Дж. Праттом, писавшим в 1936 г., что многие идеи Барджесса могут быть восприняты как принадлежащие правителям «третьего рейха» 81.
Следует отметить, что историки англосаксонской школы выступали как реакционеры и в области внутренней политики. Еще Фримен во время одного из визитов в Америку предложил свой способ «разрешения» национального вопроса в США. По мнению этого английского «либерала», Америка достигнет величия при условии, если «каждый ирландец в США убьет по одному негру и будет, в свою очередь, за это повешен» 82. Фиске, будучи в 90-х годах президентом Лиги по ограничению иммиграции, требовал удаления из США славянских и итальянских иммигрантов. Барджесс также выступал за ограничение въезда в США «неполноценных арийцев», утверждая, что усиление забастовочного движения в США — дело рук иммигрантов, не привыкших к законам англосаксонской расы. Другая влиятельная экспансионистская концепция — теологическая трактовка «предопределения судьбы» США — продолжала длительную традицию американского протестантского миссионерства, кальвинистской убежденности в «избранности» Америки. В конце XIX в. религиозное «предопределение судьбы» было приспособлено к новым условиям, с тем чтобы попытаться дать ответ на жгучие социальные вопросы времени. Особую роль сыграл Дж. Стронг — протестантский миссионер и социальный реформатор, соединивший проповедь христианской миссии с апологией англосаксонского расизма. Его книга «Наша страна: ее возможное будущее и ее настоящий кризис» (1885) стала бестселлером 80-х годов. Стронг подчеркнул остроту социальных антагонизмов американского общества, яркими красками изобразил «крайнее богатство и крайнюю бедность» 83. Панацею он видел в умеряющем воздействии христианской морали и смягчении неограниченного индивидуализма. Сам Стронг принял активное участие в реформаторском движении социального христианства. Но главным средством разрешения внутренних трудностей Стронг считал широкую внешнюю экспансию, которая сплотит американский народ вокруг новых целей и идеалов.
Экспансионизм был составной частью провозглашенной Стронгом миссии Соединенных Штатов христианизировать мир, но гораздо большее место занимали в системе его аргументации доводы нерелигиозного характера. Стронг широко использовал расистские утверждения о политическом превосходстве англосаксов над другими народами, соединив их с социал-дарвинизмом. В качестве позитивного момента Стронг отмечал способность англосаксов «делать деньги». Ранее других экспансионистов он подчеркнул связь между «волей провидения» и интересами бизнеса. Необходимость экспансии Стронг мотивировал возросшей мощью американской промышленности. Он четко формулировал мысль, что неудача в овладении новыми рынками может привести к революционным потрясениям, ибо и городах США «содержится достаточно социального динамита» 84.
Перечислив доводы в пользу экспансии, Стронг следующими словами рисовал завтрашний день англосаксов: «Эта раса, обладающая уникальной энергией, наиболее многочисленная и богатая, носительница великих свобод, чистого христианства и наивысшей цивилизации, развив в себе необходимые для распространения своих институтов агрессивные черты двинется по всей земле. Если я правильно предсказываю, эта могущественная раса продвинется в Мексику, Центральную и Южную Америку, на острова в океане, а затем в Африку и дальше» 85 .
Стронг оказал многостороннее влияние на формирование экспансионистской идеологии в США. Его идеи стимулировали активность миссионеров-экспансионистов. К числу известных последователей Стронга принадлежали Л. Эббот, Ф. Кларк, Д. Смит, Дж. Бэрроуз. Общая атмосфера в США способствовала усилению деятельности американских миссионеров в странах Дальнего Востока, расчищавшей путь для экономического и политического проникновения.
Непосредственное и глубокое влияние на формирование идеологии экспансионизма оказала теория «границы»86 Ф. Тернера. Концепция Тернера носила противоречивый характер. Он одним из первых американских историков привлек внимание к особенностям исторического развития США и поставил в центре исследования вопросы социально-экономические. В то же время он не дал их научного разрешения. Выдвинув процесс колонизации западных земель США как определяющую силу американской истории, Тернер тем самым истолковал важную особенность исторического развития страны как ее «исключительность» 87.
Обострение социальных противоречий в США в конце XIX в. Тернер объяснял исчерпанием фонда «свободных» земель. Логическим политическим выводом из теории «границы» было провозглашение внешнеполитической экспансии одним из основных условий дальнейшего развития США, обеспечивающим разрешение социально-экономических проблем и оесперебойное функционирование политических институтов.
К захватам призывали не только политические выводы теории «границы»; этими идеями были пронизаны и отдельные звенья концепции
Тернера. Романтизированная фигура американского пионера подавалась им в ракурсе покорителя континента. Он воспевал «агрессивную бодрость пионера», «топор и винчестер» как символы завоевания. Взглядам Тернера был совсем не чужд англосаксонский расизм. Вся теория «границы» молчаливо исходила из постулата, что индейцы являются «низшей расой», обреченной на истребление и вымирание.
Теория «границы» получила широкое отражение в литературе, обошла университеты, была подхвачена политическими деятелями различных направлений. Важной причиной такого успеха был национальный американский характер концепции Тернера. Другая причина ее популярности — опора на мечту о свободной земле. Гипертрофировав отдельные стороны американского общественного развития, Тернер дал историческое обоснование агрессивной внешней политики США на рубеже XX в. Солдаты империалистической эпохи выступали как наследники пионеров освоения американского Запада.
В трактовке Тернера империалистическая экспансия изображалась «экспансией свободы», необходимой для поддержания демократии и распространения ее за пределы страны. В экономическом плане концепция была обращена не только к представителям бизнеса, объяснявшим кризисы сокращением площади «свободных» земель и необходимостью новых рынков сбыта. Тернер апеллировал также к демократическим элементам, которые выступали с позиций laissez faire против всесильных трестов. Если основой свободной конкуренции является, по Тернеру, наличие неосвоенных земель, а их исчезновение порождает упадок свободного предпринимательства и рост трестов, то вывод напрашивался один: необходимо дальнейшее территориальное расширение. И эта теория нашла известное число сторонников среди фермеров88. Сам Тернер в середине-90-х годов выступил с требованием энергичной заморской экспансии89. Создателем концепции маринизма, одним из главных разрушителей американского изоляционизма, автором многочисленных статей на злободневные политические темы был А. Мэхэн — несомненно, влиятельный идеолог экспансии на рубеже XX в., соединивший ее теорию и практику. Центральная идея всех сочинений Мэхэна, и прежде всего книги «Влияние морской силы на историю, 1660—1783» (1890),—решающая роль морской мощи в истории. Эту мысль он старался обосновать на опыте морских войн XVII—XVIII вв. и создания британской колониальной империи. При этом попытки установить непосредственную связь между географическим положением государства, «характером народа» и морским могуществом в отрыве от экономической и социальной организации общества роднят идеи Мэхэна с позднейшей геополитикой.
Мэхэн не скрывал прагматического характера обращения к английской истории и прилагал ее уроки к решению внешнеполитических задач США. Он ставил целью доказать, что Соединенным Штатам необходим большой флот. Все виднейшие теоретики экспансии исходили из необходимости решить социальные и экономические проблемы, стоящие перед США, но ни у кого мотивы «экономической целесообразности» империалистических захватов не выступали столь откровенно и грубо, как
y Мэхэна. Он откровенно заявлял, что выполнению этих задач в первую очередь подчинена его морская философия.
Мэхэн был не только теоретиком империалистической экспансии, но и империалистом-практиком. В многочисленных статьях, публиковавшихся с начала 90-х годов, им была набросана конкретная политико-стратегическая программа экспансии. К ее основным моментам, помимо строительства большого флота, относился захват колоний в различных частях земного шара, создание морских баз, отмена законов, ограничивающих финансирование программы вооружений, и, наконец, воспитание всей нации в экспансионистском духе. Мэхэн особо подчеркивал необходимость захвата Гавайских и Филиппинских островов на пути США к Восточной Азии и установления господства в странах Карибского бассейна для подчинения Латинской Америки. В ряду концепций, оправдывавших экспансию США, большое внимание Мэхэн уделял доктрине Монро. Вместе с Т. Рузвельтом (а иногда и предваряя его) Мэхэн дал новое толкование доктрине, превращая ее в средство оправдания интервенции США не только в Латинской Америке, но даже за пределами Американского континента.
Влияние Мэхэна трудно переоценить. Американский историк Ч. Бирд назвал его «наиболее успешным пропагандистом в истории США» 90. Его аргументы цитировались конгрессменами, их использовали публицисты. Особенно сильно было влияние Мэхэна на видных политических деятелей из кружка Т. Рузвельта, Г. Лоджа, Дж. Хэя, Б. Адамса, а через них — на осуществление внешней политики США. Как остроумно заметил американский историк У. Лафебер, «в отличие от Тернера, Строн-га и Адамса, его (Мэхэна.—Авт.) влияние на американскую внешнюю политику может быть измерено в таких зримых величинах, как 15-тысяче-тонные морские суда» 91. Действительно, к 1905 г. военно-морской флот США занимал одно из первых мест в мире.
Все эти экспансионистские концепции оказали глубокое влияние на американскую общественную мысль, причем каждая имела специфическую направленность. Доктрина «превосходства» англосаксов обращалась к живучим иллюзиям о США как стране передовой демократии и расистским предрассудкам; теологическая апология экспансии поддерживалась верой многих американских протестантов в религиозное «предопределение» США; теория «границы», переосмысливая демократическую мифологию, возникшую в вековой борьбе за «свободную» землю, создавала широкую идейную базу для экспансионизма; доктрина «морской мощи» оказала воздействие на военно-политические круги.
Пропаганда экспансионизма была целеустремленной, многосторонней и отличалась определенной гибкостью. Идеи, изложенные в фундаментальных трудах, преподносились в «облегченных», популярных вариантах, a также с университетских кафедр и церковных амвонов, в их распространении большую роль сыграла периодическая печать. Публицисты, социологи, экономисты (Ч. Денби, Дж. Проктор, Ч. Коннант, Дж. Бар-рет и многие другие), отправляясь от ведущих экспансионистских доктрин, формулировали направления и конкретные методы американской экспансии, прежде всего в странах Латинской Америки и Дальнего Востока. Особенно одиозна роль «желтой прессы» Херста и Пулитцера, которая, играя на гуманных чувствах американского народа по отношению к кубинцам, восставшим против колониального произвола Испании, разжигала военную истерию в стране.
Экспансионистские идеи были развиты и использованы широким кругом политических деятелей, военных, дипломатов, в центре которого находилась группа Т. Рузвельта — Г. Лоджа. Они соединили пропаганду экспансионистских идей с практическим проведением агрессивной внешней политики и формулировали имериалистические концепции, дав новое истолкование доктрине Монро, подготовив провозглашение доктрины «открытых дверей», и развязали первую в мире империалистическую войну — испано-американскую.
Внешнеполитическая идеология империалистической буржуазии США на пороге XX в. необычайно выпукло отразила путь американского капитализма за 100 с небольшим лет. Из прогрессивных теорий передовых представителей буржуазии было выхолощено гуманистическое содержание. От идей народного суверенитета, закрепленных в Декларации независимости, США перешли к навязыванию другим народам колониального управления, от провозглашенных просветителями принципов равенства — к апологии неравенства народов и рас, от демократического изоляционизма - к империалистическому интервенционизму.
 

начало сайта