IV
НАУКА И КУЛЬТУРА
Глава семнадцатая ПРОСВЕЩЕНИЕ И НАУКА

1. НАЧАЛЬНОЕ И СРЕДНЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Американские исследователи в области педагогики справедливо считают гражданскую войну 1861—1865 гг. поворотным пунктом в развитии системы образования США. Происшедшие изменения в этой области они усматривали в увеличении денежных ассигнований на нужды обучения народа, в продлении учебного года, улучшении деятельности органов народного образования, в широком использовании новых методов обучения, а также в расширении учебного процесса за счет предметов естественнонаучного цикла1. Несомненную роль в усовершенствовании всей системы просвещения в стране сыграло установление обязательного начального обучения.
Бурно развивавшаяся промышленность конца XIX в. требовала новые кадры высококвалифицированных рабочих, которые владели бы определенным запасом знаний. Рабочие, умеющие только считать и писать, больше не соответствовали потребностям и характеру самого производства. Именно это прежде всего обусловило введение обязательного начального обучения в США. Однако не менее важны были и политические мотивы, непосредственно вытекавшие из указанных экономических причин. Дело в том, что обязательного начального образования для детей рабочих стал добиваться сам пролетариат. Уже основанные профессиональные союзы США наряду с требованиями экономических и политических прав выдвигали и требование обязательного начального образования. Эта борьба вынудила буржуазию пойти на уступки и предпринять определенные шаги для введения обязательного обучения, спекулируя при этом на демократических лозунгах и выставляя себя поборницей и защитницей прав всего американского народа.
В результате установления к концу XIX в. в большинстве штатов обязательного начального образования в стране стабилизировалась следующая структура школьного образования: начальная, или элементарная, школа (Common School) с восьмилетним сроком обучения (для детей 6—14 лет); средняя 4-летняя школа (High School) для учащихся 14—18 лет. В 1897/98 учебном году школьным обучением были охвачены уже 15 038 636 человек, или 20,68% общего числа населения страны 2.
США первыми среди других капиталистических стран стали на путь массовой школы. Однако децентрализованная система управления школьным делом накладывала различия, и очень значительные, на состояние-образования во многих штатах. Это прежде всего относится к содержанию образования и продолжительности учебного года. В некоторых штатах, особенно в Новой Англии, круг изучаемых предметов был очень широк. А учебный год в Род-Айленде (191 день), Массачусетсе (186 дней) Нью-Джерси (185 дней), Нью-Йорке (176 дней) не мог идти ни в какое' сравнение с продолжительностью занятий в Арканзасе (69 дней).
Таким образом, единой системы образования в США не было. Следует отметить, что положительной особенностью американской школы конца XIX в. стала наметившаяся преемственность в обучении между I и II ступенями школы, чего раньше не было.
Изучение содержания образования помогает яснее представить не только уровень, на который поднялась американская школа в конце XIX в., и особенности, отличавшие ее от школ Старого Света, но и объясняет, почему, несмотря на отмеченные успехи, она все еще продолжала вызывать недовольство общественности и что определяло те пути, по которым пошло ее дальнейшее развитие.
В начальной школе основу обучения составляли чтение, письмо счет-«3R» (reading, [w]jriting, [a]rithmetic). Преподавались также рисование, география, музыка и другие предметы. Средняя школа углубляла знания, полученные учащимися. Они изучали физику, химию, естествознание. В это время в учебные планы все прочнее стали входить предметы естественнонаучного цикла. Физика, химия, биология, математика, астрономия способствовали развитию у молодого поколения практических навыков, тем более что преподавание этих предметов осуществлялось не только в теоретическом плане. Включение в учебные планы средних школ таких предметов, как черчение, бухгалтерия, съемка планов местности, гигиена, и других свидетельствовало о практической направленности школьного образования.
Наиболее примечательной особенностью американской школы явилось широкое распространенно уроков труда. США стали одной из первых стран, которые пошли по пути введения трудового обучения в общеобразовательную школу.
Задача введения уроков труда, отмечал прогрессивный педагог США К. М. Вудворд, заключалась не в подготовке ремесленников. Главная цель — общеобразовательная. Все доводы Вудворда сводились в конечном итоге к утверждению, что общее образование и развитие способностей человека являются теми предпосылками, которые в дальнейшем определяют выбор профессии для практической деятельности людей. В США было немало педагогов, общественных деятелей, которые считали ручной труд средством профессиональной подготовки школьников. Во всяком случае, к началу 90-х годов уроки труда прочно вошли в американскую школу.
Расширение содержания образования требовало иных методов обучения. Новые предметы становилось все сложнее преподавать старыми методами. Словесно-схоластическая школа медленно, но верно отмирала. «Мы видели, как культурные нужды буржуазии определили программу реального образования,— справедливо писал известный советский педагог П. П. Блонский.— Но, конечно, влиянию новых веяний должны были подвергнуться и методы школы. Они также стали либеральными, и школа пассивного слушания постепенно превращается в школу активности, ибо „предприимчивость"— основная добродетель нового времени» 3. Уже в это время все отчетливее проявилась тенденция к утилитаризму в обучении. Так, суперинтендант школ Нью-Йорка Крупер заявлял: «Нам необходимо меньше геометрии, а больше деловой арифметики; меньше ботаники и французского, а больше и лучше машинописи» 4.
Превращение США из аграрно-индустриальной страны в индустриальную державу ставило новые задачи перед школой. В сложной ситуации перерастания капитализма в свою высшую стадию — империализм резко изменилось и отношение общественности к народному образованию, острее возник вопрос о реформе школы, не поспевавшей за бурными событиями эпохи. С 1909 г. стали основываться так называемые промежуточные школы (Junior High School), рассчитанные на три года. В результате складывалась система не 8+4, а 6 + 3 + 3. Идея организации промежуточной школы была связана со стремлением наладить более тесную связь между элементарной и средней школой. Деятели народного образования США отмечали, что старая система недостаточно гибка, не учитывает многих специфических особенностей переходного возраста (12—15 лет), мало внимания уделяет трудовому обучению.
Промежуточную школу американские педагоги рассматривали как своеобразный мост между начальной и средней школой. Трудовое обучение в промежуточной школе осуществлялось намного лучше, чем в старших классах прежней элементарной школы. Правда, новая система распространялась довольно медленно и на первых порах лишь в крупнейших городах страны. Так, в 1909 г. только в 22 городах были введены школы такого типа. Постепенно они завоевывали право на существование по всей стране.
Деятельность в плане усовершенствования школьного образования в конце XIX — начале XX в. привела к тому, что Соединенные Штаты обладали известными преимуществами по сравнению с другими капиталистическими странами: школа здесь была бесплатной, на ее нужды тратилось гораздо больше средств, чем в других капиталистических странах. В. И. Ленин отмечал высокий уровень развития народного образования в США и обращал внимание, что даже среди негритянского населения грамотность была значительно- выше, чем среди народов царской России. «В России неграмотных 73%, не считая детей до 9-летнего возраста. Среди негров в Северо-Американских Соединенных Штатах неграмотных (1900 г.) — 44 72%» 5. Указывал В. И. Ленин и на сравнительно больший охват детей школой. «В Америке учащихся было в 1908 году 17 миллионов, то есть 192 учащихся на тысячу жителей — более чем вчетверо больше против России» 6.
В рассматриваемый период школа США не испытывала еще бремени милитаризма и в этом плане выгодно отличалась от школ многих других капиталистических стран. Однако американская школа в начале XX в. во многом не удовлетворяла гигантски возрастающим требованиям экономики. Достаточно ознакомиться хотя бы с содержанием образования в начальной и средней школах. Несмотря на включение в учебные планы предметов естественнонаучного и трудового циклов и определенные успехи в этом плане, львиная доля учебного времени уходила по-прежнему на чтение, письмо и счет. Так, в 1900 г. на эти предметы отводилось 60% учебного времени7, в 1904 г.—58, в 1914 г.—54% 8. Процесс снижения доли «3R» в учебном плане шел довольно медленно. Известный американский психолог и педагог Дж. С. Холл писал, что объем «3R» в начальной школе все же остается неоправданно большим и, чтобы окончательно не оторваться от жизни, школа должна быть как можно скорее реформирована. По его мнению, в школе необходимо преподавать предметы, развивающие инициативу, активность, самостоятельность, интерес у ребят. И в этом отношении важное место Холл отводил труду9. Преобладание в учебном процессе доли «3R» означало, что на изучение остальных предметов оставалось мало времени, а это приводило к низкому уровню образования молодежи. Такой недостаток сильнее всего ощущали промышленники, владельцы предприятий. Не случайно именно они поднимали голоса за приближение школьных занятий к требованиям развивающейся промышленности, главным образом за введение трудового обучения в более широких масштабах.
Американская школа значительно быстрее, чем школы других ведущих капиталистических стран, начала перестраиваться исходя из потребностей промышленности. «Особенно подчеркивалась необходимость воспитания для практической деятельности, для дела»,—писала Н. К. Крупская о школе США конца XIX в.10 Острую нужду в технически образованных рабочих ощутила прежде всего буржуазия таких стран, как США и Германия, где техника развивалась гигантскими шагами. Вот почему буржуазия этих стран настаивала на изменении характера школьного обучения, сделав его более практическим.
Созданная в 1896 г. в Соединенных Штатах Национальная ассоциация промышленников на протяжении многих лет активно выступала за расширение трудового обучения, за организацию различного рода профессиональных школ. Эта ассоциация была не единственным объединением, занимавшимся вопросами трудового обучения. Эти проблемы привлекали пристальное внимание и Всеобщего бюро по народному образованию, основанного Дж. Рокфеллером в 1903 г.
Многие американские педагоги понимали непосредственную заинтересованность промышленников во введении утилитарного трудового обучения. Так, Дж. С. Холл в работе «Проблемы образования» писал, что крупные бизнесмены в конечном итоге определяют и направляют всю жизнь страны. И вполне естественна их неудовлетворенность существующей школьной системой, которая не готовит детей к жизни, к труду на фабриках и заводах, в то время как промышленность является основой национального могущества и процветания11. «Общественная школа базируется не только на признании величайших индустриальных изменений века, но также и на принятии курса занятий, который соответствовал бы этим изменяющимся условиям»,— читаем в одном из ежегодных отчетов Бюро по народному образованию 12.
С начала XX в. теория и практика обучения в США самым тесным образом были связаны с психологической теорией врожденности и неизменности умственных способностей. А так как почти все видные американские педагоги и представители педагогической психологии поддерживали эту теорию, то вполне естественно, что они стали инициаторами введения и широкого распространения в школьной практике интеллектуальных тестов, основой для разработки которых было признание факта врожденности умственных способностей.
Прочному внедрению тестов в школьную жизнь способствовал ряд факторов. Небывалый подъем промышленности, вовлечение в производство огромных масс людей, острая нехватка высококвалифицированных рабочих, наиболее рациональное использование новой, более сложной техники, создание массовой общественной школы — все эти факторы и дали толчок для развития дифференциальной психологии.
Сторонники теории умственной одаренности полагали, что большинство людей не обладают склонностями к умственной деятельности, а воспитание не может изменить свойств личности, поэтому изменение этих свойств, убеждений, стремлений невозможно. И система тестов, по их мнению, подтверждала это положение. К целесообразности введения тестов видный педагог США Дж. Дьюи подходил следующим образом: «Едва ли один процент из всех детей школьного возраста достигает того что мы называем высшим образованием, только пять процентов доходит до стен средней школы; в то время как более чем половина всех школьников покидает школу даже до окончания курса пятилетнего элементарного обучения. Просто и очевидно, что у громадного большинства человеческих существ интеллектуальный интерес не является господствующим. Они обладают так называемыми практическими склонностями и распоряжением» 13. Теоретическое мышление, по его мнению,— удел избранных. Массовое воспитание должно поэтому носить сугубо практический характер, развивать унаследованные ребенком инстинкты, и тесты служат превосходным средством определения умственных способностей учащихся. Таким образом, Дьюи оправдывал существовавшую классовую систему образования, ограничивавшую возможность детям трудящихся продолжать обучение в средней высшей школе.
Тесты проникли сначала в элементарную, затем в среднюю школу. С помощью тестов детей стали делить на способных к умственной деятельности и неспособных к ней. В разряд одаренных, как правило, попадали дети обеспеченных слоев населения, так как большинство ребят из бедных семей не могли справиться с предлагаемыми им тестами. Установленный коэффициент умственной одаренности считался неизменным и постоянным. На самом же деле интеллектуальные тесты отражали только степень эрудированности ученика, а не его умственные способности. В разряд «неспособных» попадали, как правило, дети трудящихся. На основании результатов тестовой проверки каждый ученик зачислялся в разряд «сильных», «средних» или «слабых» и занимался уже в определенной учебной группе. «Теперь в больших городах ученики одного класса, достигая известного уровня, часто делятся на несколько групп, обычно на три, по степени их способностей, а затем учебный материал, а также темп его прохождения соответственно приспособляют к этим степеням»,— писал один из американских педагогов, Каунтс 14.
В педагогической литературе стали появляться утверждения, что только 15% населения США имеют интеллектуальное развитие, позволяющее получить высшее образование. Школьные администраторы на все лады расхваливали практику тестирования, которая создала благоприятные условия для обучения одаренных детей.
Таким образом, сделав среднюю школу массовой, господствующие классы сделали все возможное, чтобы не дать простому народу продолжать образование. Большая часть учащихся после окончания школы шла на производство, так как не получала полноценного общего образования. Это во многом объяснялось широко распространившейся практикой тестирования. Многие американские педагоги и не скрывали истинные цели психологических новшеств в школе. Главным аргументом защитников сегрегации школьников на основании установления коэффициента умственной одаренности был довод в пользу подготовки лидеров во всех сферах хозяйства и государственной службы. «Очень трудное положение создалось с отбором и подготовкой одаренной молодежи... для лидерства в демократическом обществе... Если мы не найдем и не подготовим гениев, наше общество низвергнется в варварство» 15.
Рассматриваемый период характеризовался становлением и формированием прагматистской педагогики, которая не только знаменовала собой новую веху в развитии американской школы и педагогики, но и оказала огромное влияние на школу других капиталистических стран. Ее влияние объясняется тем, что она как бы вобрала в себя и обобщила те отдельные, частные положения, с которыми выступали до этого американские педагоги, отбросила все малозначащее для правящих кругов и создала педагогическую концепцию, отвечавшую требованиям американского буржуазного общества.
Общепризнанным главой этого направления является Дж. Дьюи. В работах американских историков педагогики работы Дьюи расцениваются как важное событие XX в. «Двадцатое столетие характеризуется существенными новшествами в современном образовании. Эти новшества можно связать с двумя замечательными вкладами — публикацией лекций У. Джеймса по вопросам психологии воспитания и работой Дьюи „Школа и общество", появившихся в 1899 г.»,—писал, например, А. Мейер 16.
Однако буржуазные историки педагогики ограничиваются лишь объективистским изложением фактов, не пытаясь теоретически осмыслить причины появления данной конкретной теории и разобраться в тех философских корнях, на которых расцвели идеи прагматистской педагогики. Анализ того и другого дает ключ к пониманию существа этого педагогического направления в целом и, самое главное, объясняет, почему эта педагогика оказала столь огромное влияние на американскую школу. Как уже отмечалось, историческая обстановка, сама американская действительность требовали от школы воспитания дельца, человека, чувствующего себя уверенно в бешеном темпе «американского образа жизни», человека, помыслом которого, на какой бы ступени социальной лестницы он ни оказался, было только одно — нажива, практическая польза, бизнес. Этот апофеоз практицизма и делячества и выражал сущность нового педагогического течения. «Прагматизм,— писал английский марксист М. Корнфорт,— выражает фанатическую преданность обеспечению прибылей и платежей, победе над конкурентами, открытию новых областей для делового предприятия, абсолютному подчинению всего интересам бизнеса. Прагматизм есть „философия действия" жесткого, циничного, безжалостного в своем выражении капиталистического индивидуализма» 17. Педагогические идеи Дьюи вытекали из его философских и социологических воззрений. Историю общества он рассматривал с точки зрения психической деятельности людей, а изменение сознания индивидуумов считал главным условием общественного прогресса. Исходя из этого Дьюи идеалистически решал вопрос о назначении школы, неправомерно большое значение придавал роли образования, якобы способного оградить США от социальных потрясений. В одной из ранних работ — «Мое педагогическое кредо» он несколько раз повторил мысль о том, что воспитание служит основным методом социального прогресса и социальных реформ.
Педагогические идеи Дьюи противоречивы. С одной стороны, он утверждал, что школа — важнейший рычаг в жизни общества и определяет ход его развития, а с другой — вынужден признать, что изменения в социально-экономической жизни общества предъявляют новые требования к школе, тем самым он отмечал зависимость школы от уровня общественного развития.
Дьюи подверг резкой критике существовавшую практику школьного образования. Но он не был тем первооткрывателем, который увидел эти недостатки американской школы. Система народного образования подвергалась резкой критике и до его публичных выступлений в печати. Однако заслуга Дьюи состоит в том, что он не только популярно и убедительно показал соотечественникам тесную связь менявшихся социально-экономических условий с состоянием школьного обучения, но и наметил конкретные пути улучшения школьного дела в стране, среди которых далеко не последнюю роль должно было сыграть трудовое обучение и воспитание. По мнению Дьюи, изменения в школьной практике касались не деталей, как это казалось некоторым педагогам, а самого существа педагогического процесса. Об этом свидетельствовало введение активных методов обучения, возросшее применение принципов наглядности и самодеятельности. Но подобная перестройка школьной системы происходила медленно и не охватывала всех сторон жизни школы. Отмечал он и пассивные методы старого обучения, однообразие программ; даже внешний вид школьных комнат с расставленными партами говорил, как считал Дьюи, о том, что в школе все направлено для работы с большими массами детей, чтобы ни на минуту не выпускать их из виду. В школе все было приспособлено «для слушания», которое предполагало пассивность, «впитывание» фактов из книги.
Но особую неудовлетворенность Дьюи выражал по поводу постановки в школах трудового обучения и воспитания. Трудовое обучение, как правило, осуществлялось бессистемно, без должного внимания к этой важной педагогической проблеме, и приводимые доводы в защиту ручного труда часто были или недостаточными, или даже ошибочными.
Подводя итог той критике, которой подверг Дьюи современную ему школу, можно заключить, что недостатки народного образования он видел в существовании устаревших программ, недостаточном внимании к предметам естественнонаучного цикла, в пассивных методах обучения, в слабой постановке трудового обучения.
Самым мощным рычагом для переустройства школьной жизни он считал производительный труд. Такой труд не должен был ограничиваться работой в мастерских, а пронизывать все учебные занятия. Если в основе жизнедеятельности общества лежит труд, то и школа должна быть, по его мнению, слепком или копией этого общества и должна положить в основу своей работы труд. Вот почему Дьюи любил повторять: «Школа есть жизнь». Он рассматривал работу в школе по дереву и металлу, шитье, кулинарию как метод воспитания и обучения, а вовсе не как отдельные самостоятельные предметы. И снова исходил из основ прагматистской педагогики, переоценивал обучение «посредством делания» и недооценивал значение систематического преподавания учебных дисциплин.
Дьюи не только защищал идею связи трудового обучения с науками, но и сами учебные дисциплины советовал как можно теснее связывать с трудовой деятельностью людей и даже подчинить ей. В этом проявился практический, утилитарный подход Дьюи к учебным предметам, противоречивость его взглядов. Так, арифметику он рекомендовал увязывать с банковским делом, показывать учащимся, как банк функционирует, ибо банк является «двигателем современной жизни». Аналогичный подход проявлял Дьюи и в отношении преподавания других дисциплин. Подобного рода предложения, хотя и выдвигались под лозунгом приближения школы к жизни, неизбежно способствовали умалению теоретического уровня учебных предметов, снижали качество знаний, делали их бессистемными.
Педагогическая концепция Дьюи быстро распространилась по всей стране, публиковалась масса работ, почти дословно повторявших основные положения его педагогического учения, появилось много педагогов, которые пропагандировали идеи прагматизма.
Дьюи был типичный представитель буржуазной педагогики, всецело защищавший интересы крупной американской буржуазии, но ряд его идей были прогрессивными для того времени и оказали заметное влияние на развитие народного образования не только США, но и других капиталистических стран. Американская школа в значительной степени построена на тех принципах, которые обосновал Дж. Дьюи. Но он — / верный слуга класса эксплуататоров, обосновывающий идею о необходимости установления всемирного господства США и утверждения американского образа жизни с «позиции силы».
2. ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Ускоренное развитие капитализма в промышленности и сельском хозяйстве США поставило новые задачи перед высшей школой, которая безнадежно отставала от потребностей социально-экономической и духовной жизни и была едва ли не одним из самых консервативных институтов общества. Это отставание обусловливалось тем, что по мере развития промышленности, как указывал К. Маркс, накопление богатства все больше зависело «от общего уровня науки и от прогресса техники» 18. Подготовка специалистов, способных применить научно-технические знания в процессе производства, а также работников духовной сферы общества не обеспечивалась узкой базой высшего образования. Приток интеллигенции из Европы, получение некоторыми американцами образования в европейских университетах не удовлетворяли спроса на эти категории работников в Соединенных Штатах, где фундаментальные науки — основа технических знаний — были развиты слабо.
После принятия закона Моррилла (1862) и ряда преобразований в системе высшего образования была несколько ослаблена ее полная зависимость от частной инициативы, контроля церкви, некомпетентности попечительских советов. Субсидии штатов, а также пожертвования крупных бизнесменов, заинтересованных в наличии специалистов для различных отраслей науки и техники, стали материальной основой, на которой начала создаваться новая система высшего образования. Для подобной перестройки требовались новые идеи, опыт, а в Соединенных Штатах — профессиональная подготовка инженеров, агротехников, врачей, юристов, исследователей в различных отраслях науки в течение многих десятилетий осуществлялась путем «ученичества» после окончания общеобразовательного колледжа. Профессиональные школы при колледжах были редкими, в связи с чем последние теряли притягательную силу: если в 1840 г. в колледже занимался 1 человек из 67 представителей мужского населения в возрасте 18—20 лет, то в 1860 г.— 1 из 71, а в 1869 г.— 1 из 79. В то время как за этот период население страны выросло на 21 млн., число студентов — только на 4 тыс.19
Постановка дела в университетах Германии, где исследовательские институты работали в контакте с учебными кафедрами университетов и студенты в процессе учебы приобретали навыки исследовательской работы, давно интересовала энтузиастов перестройки американских учебных центров. Так, если в первой половине XIX в. в университетах Германии побывали 200 американцев, то в 1880-е годы — 2 тыс.20
Все эти проблемы касались мужской половины американской молодежи. Вопрос об образовании девушек вызывал горячие споры, сопротивление широких кругов на том основании, что женское население обладало-де более низкими интеллектуальными способностями, а их социальная роль в обществе не требовала высокой образованности. О том насколько сложной была данная проблема и как трудно было преодолеть предрассудки, свидетельствует и такой факт: крупнейший реформатор университетского дела президент Мичиганского университета Г. Ф. Тэп-пен, например, был против допуска женщин в университет по причине их интеллектуального отставания от мужчин. Появившиеся еще в первой половине XIX в. женские «академии» и «семинарии» давали девушкам светское образование, необходимое представительницам имущих слоев общества21. В Новой Англии движение за высшее образование женщин развернулось фактически после гражданской войны, причем, как отмечали исследователи, в нем было два направления — консервативное, представленное Американской ассоциацией за образование женщин, добивавшейся создания чисто женских колледжей, и аболюционистско-суфражистское, выступавшее за совместное обучение в высших учебных заведениях 22.
Три университета (Корнеллский, Джонса Гопкинса и Гарвард) приняли на себя роль пионеров в формировании новой системы университетского образования, включавшей первую и высшую ступень (undergraduate and graduate education), создавшей условия научно-исследовательской работы, а также профессиональные школы для подготовки специалистов с высшим образованием. Эти учебные центры соответственно возглавляли Э. Д. Уайт, Д. К. Гилман и Чарлз У. Элиот.
Э. Д. Уайт окончил Йель в 1853 г., учился в Париже и Берлине, в 1857 г. стал профессором истории Мичиганского университета23, где президентом был известный реформатор высшей школы Г. Ф. Тэппен, преобразовательская деятельность которого способствовала освобождению этого учебного заведения от влияния религиозных сект, введению разнообразных курсов обучения и возможности выбора между ними. На эти принципы опирался Уайт при создании Корнеллского университета.
Возглавляя сенатскую комиссию штата Нью-Йорк по вопросам образования, Уайт добился того, что средства, полученные штатом по закону Моррилла, не были истрачены на религиозные и мелкие учебные заведения, а полностью поступили в распоряжение Корнеллского университета, открытого в Итаке в 1869 г. Его первым президентом стал Уайт. Выдвинутая им программа предполагала осуществление тесной связи между всеми звеньями системы образования в штате (начальные и средние школы, колледж, университет).
Обучение в Корнеллc было платным. Поначалу только четырем лучшим выпускникам школ штата были предоставлены стипендии 24.
Первостепенной задачей университета Уайт считал изучение теоретических курсов и практических дисциплин, создание кафедр современной литературы, истории, архитектуры, естественнонаучных лабораторий и привлечение к преподавательской деятельности способных профессоров. Но эту задачу тогда осуществить было трудно, так как те немногие имевшиеся в стране ученые не желали оставлять свои лаборатории.
Уайт нашел выход из этого положения следующим образом: он получил консультации известных профессоров по постановке дела, а также пригласил в Корнелл их молодых талантливых учеников на должности профессоров. Такие же известные в то время ученые, как Ж. Л. Агассис, Т. Дуайт, Дж. У. Кертис, поэт Дж. Р. Лоуэлл читали свои курсы в качестве «приглашаемых» профессоров.
Уайт предоставил студентам право выбора группы дисциплин для изучения, сузив общеобразовательный курс, хотя все традиционные предметы наряду с новыми могли стать объектом глубокого специального изучения по желанию и выбору студента. Вместе с тем закон Моррилла, целью которого являлась подготовка специалистов в области промышленности и сельского хозяйства, не исключал изучения других наук и классических предметов, и Уайт свободно действовал в соответствии с этим 25.
В Корнелле стали образовываться «колледжи» по определенной специальности. Одним из них стал колледж истории и политических наук во главе с деканом Уайтом, где осуществлялась подготовка профессиональных историков-исследователей. Здесь получили образование Р. Т. Эли, Ч. Н. Адамc, Дж. Л. Бёр и др. В условиях, когда учебные центры страны в подавляющем большинстве не обеспечивали необходимой профессиональной подготовки выпускников, в Корнеллском университете главное внимание было обращено на подготовку инженеров, агрономов, агротехников и других специалистов с высшим образованием. Выбор направлений для специализации был широким. В этом отношении Корнеллский университет стал моделью для других лучших университетов. В первый же год (1869) наплыв абитуриентов был невиданным, составив для своего времени рекордную цифру — 418 человек. Другие университеты принимали тогда около 50 человек.
Вражда церковных кругов к университету и лично Уайту ожесточилась в связи с тем, что образование в стенах Корнелля было секуляризировано. Устав гласил: «Представители любой религиозной секты, равно как и не принадлежащие ни к какой религиозной деноминации, на равных основаниях допускаются на любую должность...» 26. Впервые устав вводил совместное обучение мужчин и женщин.
Как и Уайт, выпускником Йеля был его близкий друг Д. К. Гилман, с именем которого связано становление учебного и исследовательского центра Джонса Гопкинса в Балтиморе в 1876 г. Этот университет Гилман возглавлял четверть века.
После возвращения из Петербурга, где вместе с Уайтом Гилман был сотрудником американской миссии, он стал одним из организаторов Научной школы имени Шеффилда в Йеле, затем профессором физической и политической географии в этой же школе. В 1872 г. Гилман вступил в должность президента Калифорнийского университета. Он предложил план перестройки университета в научный центр, но не смог осуществить его. Проекты Гилмана привлекли внимание доверенных лиц балтиморского финансиста и промышленника Джонса Гопкинса (умер в 1873 г.) 27, пригласивших Гилмана для руководства университетом и предоставивших ему широкие полномочия в деле создания исследовательского центра. Университет создавался по модели университетов Германии.
Американская деловая общественность, заинтересованная в развитии наук, приветствовала назначение Гилмана. Журнал «Нейшн», констатируя отставание «интеллектуальной активности» в США от европейской, писал: «Наш интеллектуальный прогресс не находится ни в какой зависимости от нашего прогресса в накоплении богатств и развитии техники.
Развитию мировой мысли мы способствовали постыдно мало...» 28. План Гилмана предполагал организацию такого учебного центра, в который принимались бы в основном студенты, закончившие колледж и уже имевшие степень бакалавра, для продолжения образования на второй, более высокой ступени. Процесс обучения был секуляризированным.
Считая, что «масштабность университета зависит от немногих одаренных ученых» и что лучшие европейские университеты прославились работой талантливых индивидуумов 29, Гилман особенно тщательно подбирал профессуру, известных ученых и преподавателей, привлекая их не только относительно высокой заработной платой, но и главным образом возможностью сочетать преподавательскую деятельность с исследовательской работой.
Гилману удалось многое. К созданию кафедры математики он привлек знаменитого английского профессора Дж. Силвестера. Рекомендованные О. У. Гиббсом А. Ремсен и Г. Роуланд создали кафедру физической химии, а молодой английский ученый Г. Мартин организовал в Балтиморе первую на континенте крупную лабораторию физиологических исследований. Все это стало научной основой медицинского центра при университете Джонса Гопкинса. Этот центр (с 1887 г.) имел клинику, где проходили практику специалисты-медики.
Научные работы в области патологоанатомии, физиологии, бактериологии, биохимии создавали фундамент подготовки медиков-практиков, медиков-исследователей и преподавателей. В результате университету Джонса Гопкинса в конце XIX в. удалось стать важным центром подготовки научных кадров в США. Его воспитанники заняли ведущие позиции в десятках колледжей и университетов страны. Преподаватель университета Джонса Гопкинса в начале XX столетия возглавил Рокфеллеровский институт медицинских исследований. В 1896 г. в Гарварде было 10 профессоров из Балтимора, в Колумбийском университете — 13, в Висконсинском — 19. Ф. Тернер, Дж. Коммонс, Дж. Дьюи, Дж. Ройс, У. Пейдж, Г. Б. Адамc, А. Смол, В. Вильсон были среди первых студентов университета Джонса Гопкинса, где многие из них и получили докторские степени.
В университете Джонса Гопкинса методика преподавания была та же, что и в Корнеллском университете: лекции для большой аудитории, немногочисленные семинарские группы для исследовательских занятий и лаборатории для проведения экспериментов. Существовал свободный режим и свобода выбора курсов предметов по так называемой «групповой системе», где каждая группа включала предметы естественнонаучного профиля, исторического или философского. От студента требовалось выбрать предметы в пределах одной или нескольких групп.
Преобразования старейшего частного консервативного колледжа — Гарварда — связаны с именем Ч. У. Элиота, избранного его президентом в 1869 г. (оставался на этом посту до 1909 г.). Элиот был выпускником Гарварда, учился за границей, стал профессором химии Массачусетского технологического института, опубликовал ряд работ о реорганизации университетского образования, что и привлекло внимание к его кандидатуре на должность президента.
Элиот критиковал разногласия в старых колледжах относительно того, каким предметам (естественным или гуманитарным) следует отдать предпочтение в стенах учебного заведения. Первостепенное внимание президент обращал на качество, уровень преподавания всех предметов, считая, что «актуальной проблемой является не что изучать, а как изучать» 30. Он предлагал отказаться от укоренившегося стереотипного поверхностного представления, что «янки все по плечу», и обратиться к индивидуальным возможностям каждого студента, учесть и использовать их. Учитывая эти соображения, Элиот разработал детали элективной системы как необходимого условия успешной подготовки специалистов и ученых и внедрил ее в Гарварде. Уже к 1874/75 учебному году обязательная программа в основном ограничивалась первым годом обучения, к 1883/84 учебный процесс первого курса был выборным на 3/5, в 1895 г. обязательными предметами этого курса остались английский язык и один из современных иностранных. В целом Элиот уделил большое внимание перестройке, повышению качества преподавания в колледже, который становился основой, первой ступенью (undergraduate) высшего образования, где наряду с общим можно было получить и специальное высшее образование. Вторую ступень (graduate) составляли исследовательские школы, создаваемые при Гарварде, а затем при других старых классических колледжах, следовавших примеру Гарварда. В Гарварде были открыты и высшие профессиональные школы (3-годичная юридическая (1876) и 4-годичная медицинская (1879) 31.
Таким образом, Гарвард под руководством Элиота показал пример внедрения в учебный процесс идей, которые были положены в основу создававшихся новых учебных заведений. Элективный метод способствовал тому, что притягательную силу получали те предметы, которые приобретали практическое значение в современной жизни. Молодежь стремилась идти в ногу со временем.
Женщины не были допущены к обучению в Гарварде. Первые шаги в этом направлении в Массачусетсе были сделаны университетом Бостона, в котором все семь школ и колледжей, созданных в 1871—1874 гг., включая теологический, медицинский, юридический, принимали женщин. В г. Кеймбридж, где находился Гарвард, стали приезжать молодые и среднего возраста женщины для того, чтобы получить частные уроки у профессоров Гарварда. В 1879 г. в Кеймбридже возник центр (впоследствии Рэдклиф колледж), где были организованы частные занятия для женщин силами гарвардской профессуры. В его создании участвовали жены и дочери известных профессоров Гарварда — А. Лонгфелло, М. Кука и др. Первым президентом стала вдова известного зоолога — Э. Агассис32. В первый же год в Рэдклифе было 25 студенток, через год - 42.
Содержание учебного процесса, методы преподавания, как мы видели, претерпели изменения. В социальном же отношении Гарвард оставался элитарным учебным заведением для молодых людей «лучших» семей Новой Англии. Финансово-деловые круги, молодые представители которых учились в Гарварде, поддержали реформы Элиота.
Однако элективный метод, нарушивший традиционный уклад колледжей, вызвал сопротивление в первую очередь в тех еще многочисленных учебных заведениях, руководство которых осуществлялось церковными организациями. Они увидели в этом методе угрозу секуляризации, подрыва веры. Мелкие же колледжи опасались потерять часть студентов, ибо у них не хватало средств для преподавания новых дисциплин.
Сильное сопротивление исходило и от многих известных деятелей ведущих учебных центров. Йель, как и прежде, был цитаделью сторонников обязательного полного классического образования. Его президент Н. Портер видел в новой системе тенденции, подрывавшие традиционное широкое образование, а также безусловное «зло, разрушавшее обычную жизнь класса и всего колледжа, требовавшее нерентабельных расходов и вызывавшее непреодолимые трудности» 33.
Президент Принстона Дж. Маккош, видная фигура шотландского религиозного мира, приглашенный в США, выступил в 1885 г. в дискуссии с Ч. У. Элиотом, квалифицировавшим элективный метод как «свободу в образовании». Маккош назвал эти новшества стремлением к популярности с помощью безответственных методов, так как система Элиота, по мнению принстонца, дезорганизует весь учебный процесс, разрушает дисциплину и служит прикрытием для вытеснения из университетских курсов теологических дисциплин.
Дискуссии по поводу элективного метода носили острый характер. ОНИ стали предметом внимания не только педагогических и научных кругов, но и широкой общественности. Еженедельник «Нейшн» систематически помещал материалы дискуссии. В редакционной статье «Йель и Гарвард» (19.I 1882) противопоставлялась постановка образования в этих университетах. В статье выражалась уверенность в том, что путь дальнейшего успешного развития — путь Гарварда, путь отказа от чрезмерной опеки студентов в стенах университета.
Постепенно к концу столетия элективный метод распространился на большинство высших учебных заведений. Метод расширял учебную программу, подчеркивая важность каждого предмета. Было поднято значение многих отраслей научных знаний и дисциплин, носящих прикладной характер. Последовало ускоренное развитие специализации, подготовившее создание научных школ определенного профиля, а также способствовавшее отпочкованию и развитию новых отраслей знаний. Всему этому содействовали и расширявшиеся учебно-научные контакты с университетами Европы, в первую очередь Германии.
Элективный метод пробивал себе дорогу, хотя не во всех университетах на нем строилась программа обучения. Некоторые учебные центры распространили эту систему на половину учебного процесса.
Обследование 97 колледжей показало, что к 1901 г. в 34 из них 70% курсов предлагались на выбор, в 12 — на 50—70, в 51 — менее чем на 50%. К этому же году относится документ — анализ результатов обучения с помощью элективного метода студентов Гарварда 34 В нем отмечены очевидные упущения и недостатки, связанные с неравномерной учебной нагрузкой студентов, с элементами самотека, обширностью отдельных программ за счет глубины изучения. Руководство Гарварда приняло меры для увеличения насыщенности программ и углубления занятий по специальности, ограничив число курсов, выделив приблизительно одинаковое число часов занятий для разных курсов и т. д.
Развитие как фундаментальных, так и прикладных наук в конце XIX в. потребовало усовершенствования экспериментальных, лабораторных, исследовательских занятий. Разрабатывалась методика исследований, техника лабораторных работ, появились разнообразные учебники для студентов. Новые методы научной работы распространялись и на гуманитарные дисциплины. Требовалось изучение точных данных, анализ документального материала. В университетах увеличивались фонды библиотек.
Преобразование системы высшей школы в США, связанное с социально-экономическими переменами в стране, вызвало приток студентов в стены университетов. Так, если в 1869/70 г. из 4,6 млн. населения 18—24-летнего возраста 52,3 тыс. были студентами ВУЗОВ, ТО В 1889/90 г. из 8,8 млн.- 156,8 тыс., а в 1919/20 г. из "12,8 млн.-597,9 тыс. За каждое десятилетие почти вдвое возрастало количество студентов второй ступени университетов 35.
В 70—80-е годы происходил рост учебных заведений, в том числе за счет «земельных» колледжей и университетов. После того как были разработаны модели новых университетских центров, их примеру последовали как частные, так и государственные учебные заведения (т. е. штатов). Происходило укрупнение университетов. Распадались многие мелкие колледжи, которые не могли обеспечить необходимый уровень научной и практической подготовки специалистов. И все же налицо был количественный рост высших учебных заведений: 563 — в 1869/70 г., 998 — в 1889/90 г. и 1041 - в 1919/20 г.
Система высшего образования трансформировалась под воздействием социально-экономических требований и научного прогресса. Трудно переоценить в этом отношении влияние теории Дарвина на оживление научной жизни и пересмотр многих концепций в науке, морали, этике, на ослабление позиций церкви в учебных заведениях. Разразились баталии, как писали исследователи, «между двумя видами эрудитов — клерикалами и учеными, между двумя видами контроля над образованием — церковным и светским, между двумя путями познания — авторитарным и эмпирическим, творческим... Наука и образование объединили силы против двух главных противников — клерикалов и сторонников догматической моpали. Одним из результатов этой коалиции явилось ускорение процесса реформ в академическом мире» 36. С появлением «Происхождения видов» Ч. Дарвина 37 в 1859 г. и быстрым распространением его теории в США, прежде всего среди молодых ученых, обострилась проблема академической свободы в колледжах и университетах. Большое значение имело то обстоятельство, что последние превращались в учреждения научных исследований и их будущее зависело от успешного развития науки. Церковники начали атаку на эволюционную теорию особенно после того, как Дарвин заявил, что она распространяется на происхождение всех живых организмов, в том числе и на человека. В 60, 70-е и в начале 80-х годов синоды строжайше предупреждали попечителей колледжей и университетов не допускать к преподаванию еретиков. Активно действовали в данном направлении местные приходы и церковная пресса. В первую очередь чистке подверглись теологические семинарии — пресвитерианские в округе Колумбия, Южной Каролине, и конгрегационалистская Андоверская академия. Из последней был уволен преподававший там Э. С. Смит, профессор истории религии Браунского университета, руководитель преподавательского состава этого учебного центра.
Университет Вандербилта (г. Нашвилл, штат Теннесси) в 1878 г. привлек к себе внимание научных кругов нетерпимостью обстановки. Несмотря на то что университет, получив пожертвования миллионера, превращался в современное учебно-научное учреждение, совет попечителей в течение многих лет возглавлял воинственный церковник методистский священник X. Н. Мактайер, который добился увольнения из университета известного геолога и зоолога А. Уинтчелла.
Увольнение Уинтчелла вызвало протест университетских деятелей. Гилман, Уайт, Элиот, Д. С. Джордан (президент Стэнфорда) и другие квалифицировали грубое вмешательство религиозных деятелей в научный процесс как угрозу существованию университетской идее как таковой. С возмущением Уайт писал Гилману по поводу инцидента в Нашвилле: «Какое же представление об университете имеет тамошний совет попечителей! То, что было трагедией в случае с Галилеем, сейчас выглядит фарсом... Мир как будто бы достиг прогресса только в том, что из рук римского католического кардинала мы попали в руки методистского священника»; и далее: «... можно сказать, что отсутствие пыток вовсе не свидетельствует о недостатке желания прибегнуть к ним. Я написал письмо Уинтчеллу по поводу всего дела, поздравил его с тем, что его поведение при этих обстоятельствах было очень мужественным...» 38. Уинт-челл вскоре возглавил кафедру в Мичиганском университете, а впоследствии создал Американское геологическое общество, президентом которого и был избран.
Несмотря на протест клерикалов, в 80-е годы многие университеты предоставляли своп кафедры сторонникам эволюционной теории Дарвина. Профессорами Йеля стали известный палеонтолог О. С. Маш, зоолог А. Э. Веррилл, профессором сравнительной анатомии — С. И. Смит, геологии — Д. Дейна, профессором университета Брауна — энтомолог А. С. Пакард, Принстона — геолог А. Гюйо. В Гарварде преподавали многие ученые с мировым именем — А. Грей, У. Уитни, У. Джеймс, У. Фарлов, А. Агассис-младший и др. Вместе с тем в том же Принстоне президент Маккогп заявлял: «Я не против учения об эволюции, но против атеистического толкования этого учения»39. В других частных учебных центрах не допускалось даже ознакомление студентов с эволюционной теорией Дарвина. Колледжи Уильямc (штат Массачусетс) и Амхерст (штат Коннектикут), находившиеся в руках активных кальвинистов, категорически возражали против преподавания учения Ч. Дарвина, квалифицируя его теорию как «безосновательные догадки, которые выдаются за доказанные научные истины» 40.
Среди частных учебных заведений Гарвард был одним из первых, отказавшихся от системы обязательного посещения студентами церковной службы (с 1881 г.). Такие учебные центры, как Дартмут, Йель, Уильямc, освободили студентов от этой обязанности в 1920-е годы, Принстон — формально только в 1932 г.
Под влиянием деловых кругов в советах попечителей увеличился процент представителей их интересов, зачастую за счет клерикалов. Тем не менее, по подсчетам, проведенным в 1906 г., только 51 частный колледж был светским, в 109 учебных заведениях состав совета попечителей должен был полностью или частично комплектоваться из представителей определенной деноминации. 200 учебных заведений находились непосредственно в руках церкви, которая назначала совет попечителей, причем значительный процент подобных колледжей был римско-католического религиозного направления.
Позиции бизнеса в науке и образовании, как и ЕО всех сферах американской жизни, к концу XIX столетня чрезвычайно усилились. Филантропические действия диктовались, как известно, соображениями экономического и политического порядка. Так, Стэнфордский университет получил 24 млн. долл. от железнодорожного магната, университет Чикаго — 34 млн. от «Стандард ойл». Возникли специальные фонды и общества для ассигнования научных исследований и подготовки кадров (фонды Рокфеллера, Карнеги, миссис С. В. Харкман и др.). Особое значение эти фонды придавали профессиональному уровню выпускников.
Заинтересованность миллионеров в развитии университетского дела была столь велика, что инициатива в создании учебно-исследовательских центров зачастую исходила от них самих. Так было в случае с университетами Джонса Гопкинса, Кларка, со Стэнфордским. В советах попечителей как государственных, так и частных университетов возросло прямое влияние «деловых» людей. Если в 1860 г. в 20 обследованных университетах 48% попечителей были бизнесменами, банкирами и юристами, то в 1900 г.— 60%. По прямому указанию филантропов президенты могли расторгать контракты с профессорами, сокращать жалованье, изменять структуру университета, как это и было, например, в 1888 г. в университете Кларка (г. Вустер, штат Массачусетс) при Дж. С. Холле.
В книге Холла, известного психолога, основателя Американского общества психологов, описаны случаи, когда судьба целого университета, сложившегося исследовательского коллектива зависела от воли и возможностей монополий. Так, У. Р. Харпер — президент Чикагского университета, финансировавшегося Рокфеллером, получил возможность пригласить в данный центр ученых из университета Кларка и других учебных заведений, предложив им более высокие ставки 41.
В Стэнфорде, где с 1893 г. все функции совета попечителей держала в своих руках миссис Стэнфорд, женщина энергичная, но недостаточно образованная, никто, даже президент — известный ученый-зоолог Джордан, не мог воспротивиться увольнению авторитетных профессоров. Побывав на лекции профессора Г. Пауэрса, миссис Стэнфорд обвинила его в «еретической фальсификации» и добилась отстранения. Заступничество . коллег и президента не помогло.
В условиях, когда роль науки и объективный престиж профессуры возросли, когда в университетах работали выдающиеся исследователи и преподаватели, религиозные догмы и власть некомпетентных бизнесменов рассматривались как препятствие на пути плодотворной научной деятельности, нарушение демократических норм. Требование «академической свободы» подразумевало освобождение от «опеки» со стороны советов попечителей, состоявших отнюдь не из ученых. «Американские колледжи и университеты выросли из своего младенческого одеяния... Требуются новые одежды разного покроя и разного качества»,— писал Дж. Дж. Стивенсон 42, известный ученый-геолог, профессор университета Нью-Йорка, имея в виду и диктат бизнеса, и стесненное положение многих профессоров, и влияние некомпетентных попечителей на учебный процесс.
Интересы бизнеса в университетах нашли поддержку в лице нового направления в американской социологии — социал-дарвинизма, т. е. перенесения на социальную почву учения Дарвина. Главой социал-дарвинизма стал выпускник Йеля священник-епископал, профессор, возглавивший в 1872 г. кафедру политических и социальных наук того же университета, У. Г. Самнер. Социал-дарвинизм для объяснения социальных процессов и классовой борьбы выделял такие понятия, как естественный отбор, борьба за существование, естественная гибель неприспособленных индивидов. В трудах Самнера противоречия труда и капитала объявлялись непреходящим законом общественного бытия, а удачливые бизнесмены — продуктами естественного отбора и развития цивилизации. Социал-дарвинизм, теоретически обосновывая неприемлемость попыток управления общественно-политическими процессами, импонировал индивидуалистическому образу мышления представителей «деловых» классов. Последнее обстоятельство в значительной мере объясняет тот факт, что на кафедрах общественных наук большинства университетов в последние десятилетия XIX — начале XX в. активно пропагандировались идеи социального дарвинизма, например в Колумбийском, где в защиту этого направления выступали профессора Дж. Б. Кларк и Ф. Г. Гиддингз.
Однако уже в 80—90-е годы теории социального дарвинизма буржуазные ученые, работающие в области социологии, политической экономии, философии, противопоставили теорию социального регулирования. Среди социологов данного направления следует прежде всего назвать Л. Ф. Уор-да43, а также экономистов Р. Эли и Е. А. Росса из Висконсинского университета, С. Пэттэна из Пенсильванского университета, Ч. Г. Кули из Мичиганского университета и др. Буржуазная социальная мысль переживала кризис.
Политическая и идеологическая борьба в американском обществе в 90-е годы, обострившаяся в связи с кризисом 1893 г. и усилением стачечной борьбы рабочего класса и фермерского движения, обнажила новые глубокие противоречия университетского развития. На этот период приходится волна гонений против американских ученых. Естественно, исследователи-экономисты, социологи, политологи и историки обратились к изучению таких насущных проблем, как монополии и их неограниченная власть в обществе, классовая борьба, рабочее, социалистическое движения, популизм, а также к изучению внешнеполитических вопросов, связанных с испано-американской войной. В этих условиях «академическая свобода» подвергалась проверке и испытанию, причем «если раньше конфликт носил форму борьбы науки с теологией, то теперь он открыто демонстрировал борьбу между наукой и богатством» 44.
В 1892 г. был уволен президент колледжа Лоренса (штат Висконсин) Дж. М. Стил за выступление в поддержку гринбекеров и популистов; в 1893 г. по политическим мотивам отстранили президента сельскохозяйственного колледжа Северной Дакоты Г. Е. Стокбриджа; за участие в съезде популистов из Чикагского университета изгнали талантливого преподавателя И. Гурвича.
Подъем популистского движения, поход безработных во главе с Кок-си на Вашингтон, рост социалистического влияния в профсоюзах, произвол монополий вызвали реакцию многих прогрессивно мыслящих ученых в поддержку демократических требований. Один из бывших студентов Р. Эли, известный экономист Э. У. Бемис, выступил с осуждением железнодорожных компаний. Президент Чикагского университета Харпер, выполнявший волю «Стандард ойл», осудил Бемиса, который вскоре был отстранен от должности.
Гонениям подвергся и Р. Эли, профессор политической экономии, возглавлявший школу экономики, политики и истории при Висконсинском университете, создатель Американской экономической ассоциации (1885). Его обвиняли в поддержке забастовки печатников Мадисона, в связях с представителями рабочих, в распространении идей социализма. Однако Эли был уже известным проповедником христианского социализма, активно сотрудничал с религиозными представителями этого направления и буржуазными реформаторами 45. Поэтому регентский совет Висконсинского университета в конце концов отверг обвинение Эли в причастности к социализму, но сам факт постановки этого вопроса характеризовал атмосферу в университетах.
Ученик Эли Дж. Коммонс, впоследствии известный деятель буржуазного реформизма и глава историко-экономической школы рабочего движения в США, обосновывавший «исключительность» его развития по сравнению с европейским, также стал жертвой преследований. В 1896 г. фактически за проявленный им интерес к проблемам рабочего движения Коммонс был уволен из университета Индианы, а в 1899 г.— из университета в Сиракьюсах.
В период испано-американской войны захватнические планы США подверглись критике во многих университетских аудиториях. Президент Стэнфордского университета Джордан, профессор истории Чикагского университета Г. Е. Голст, президент Северо-Западного университета Г. У. Роджерс, Корнеллского — Д. Скармен, а также известные социолог Т. Веблен и философ У. Джеймс46 открыто осуждали империалистическую политику. Все они испытали на себе разные формы репрессий. Президент Роджерс, например, был уволен из университета.
Конфликт части академических кругов с бизнесом, некомпетентными попечителями, а также со злоупотреблявшими своим влиянием и властью президентами и деканами 47 университетов дал толчок движению за создание профессиональной ассоциации профессоров университетов с целью обеспечить определенную независимость и защиту от репрессий. В эпоху «прогрессивных» реформ был дан выход накопившимся разногласиям и недовольству. В результате продолжительных усилий энтузиастов в 1915 г. была создана Американская ассоциация профессоров университетов (ААПУ). Она объединила около 900 профессоров.
В первые годы существования ассоциация не принимала президентов университетов и деканов, подчеркивая тем самым свой демократический характер. Однако в ассоциацию вошла лишь элита профессуры, так как согласно уставу в нее могли вступить только «известные преподаватели и ученые колледжа или университета, которые в течение десяти лет, включая настоящий момент, преподают или занимаются исследовательской работой»48. Таким образом, те, кто не имел работы в учебных центрах, не могли вступить в ассоциацию. Категорически отказались вступить в ассоциацию профессор Колумбийского университета Ч. Бирд, У. Т. Каунсилман из медицинской школы Гарварда и другие известные ученые, считая, что ассоциация не может защитить независимость профессоров.
Все же в документах, принятых ассоциацией, были отражены требования момента. В докладе комитета по вопросам «академической свободы» и положения профессоров ААПУ сообщалось: «На ранней стадии существования университетов в Америке главной угрозой академической свободе было духовенство, от которого больше всего страдали такие предметы, как философия и естественные науки. В последние времена в опасности оказались политические и социальные науки»49. По мнению ААПУ, проблема заключалась в том, что руководящий аппарат университета состоит из людей, в силу своего положения лично заинтересованных в больших частных предприятиях. «А благотворители и большинство родителей, которые посылают своих детей в частные институты, сами принадлежат к наиболее преуспевающим и обычно наиболее консервативным классам». Из этого ясно, говорилось в документе, что «все эти интересы оказывают огромное давление на университетские власти» 50.
История развития высшего образования в США убеждает в том, что колледжи и университеты оставались как объектом религиозной, социально-политической борьбы, так и центрами политической активности и политического влияния. Выросшие и окрепшие университеты становились опорой определенных политических, партийных кругов. Достаточно упомянуть, что президентом США в 1912 г. стал профессор истории и права Принстона, бывший до 1910 г. президентом этого университета, В. Вильсон, использовавший поддержку влиятельных кругов своей alma mater в борьбе за Белый дом. У его же предшественника, соперника на выборах президента США Т. Рузвельта ближайшим советником был президент Колумбийского университета Н. М. Батлер, известный впоследствии гонениями на ученых, высказывавшихся против участия США в первой мировой войне.
Как и все американское общество, университеты во время войны оказались в состоянии глубокого кризиса. Ученые разделились на лояльных и нелояльных, и обвинения в нелояльности угрожали положению профессоров в университетах. Многие не выдерживали испытаний. ААПУ выступила с заявлением, в котором отказ от поддержки военных мероприятий рассматривался как акция, враждебная США, не подлежавшая защите со стороны ААПУ. Лидеры ассоциации Дж. Дьюи, А. Ловд-жой, Ф. Гиддингз и другие помогали официальным кругам обрабатывать общественное мнение. Научные исследования были заброшены во имя пропагандистской литературы, выходившей из-под пера известных экономистов, историков, юристов. Среди них оказался и Дж. Коммонс, подвергавшийся гонениям в конце 90-х годов.
Руководство Колумбийского университета возглавило кампанию гонений. В помощь совету попечителей была создана «комиссия 9-ти» для изучения тенденций преподавания в военное время. Этот акт многие ученые факультета политических наук университета назвали «догматической инквизицией» 51.
6 июля 1917 г. президент Колумбийского университета Батлер заявил: «То, что раньше можно было считать заблуждением, теперь является призывом к бунту». Все это относилось к таким крупным ученым, как Дж. М. Кэттл, президент Американской ассоциации психологов, и другим. Кэттл обратился к конгрессменам с призывом противиться использованию американского военного контингента в войне в Европе. Совет попечителей уволил Кэттла. Одновременно был уволен и профессор литературы Г. У. Дейна, который поддержал студентов, выступавших за отмену закона о воинской повинности.
Против подобных увольнений протестовал известный профессор-историк Ч. Бирд. В письме Батлеру тот подчеркнул, что над университетом «установлен контроль малочисленной, но активной группы попечителей, не имеющих никакого авторитета среди деятелей образования, реакционных и близоруких в политике, узколобых и дремучих в вопросах религии» 52. Бирд подал в отставку, которая была немедленно принята. Бирд стал объектом нападок наиболее реакционных кругов и прессы. Оставляя преподавательскую деятельность, в декабре 1917 г. Бирд опубликовал документ, в котором убедительно доказал наличие угнетающего контроля со стороны некомпетентных лиц над учебным процессом в университетах.
Увольнения в период войны происходили и в других центрах. Из университета штата Небраска были исключены три профессора за то, что «верили в интернационализм». В 1918 г. из университета Виргинии удалили руководителя школы журналистики Л. Р. Уиппла, который оказался также «зараженным» интернационалистскими идеями и убеждением, что Россия будет духовным лидером следующего поколения53.
В условиях реакции состояние науки и учебного процесса, как видим, подверглось влиянию общих кризисных явлений капиталистической системы. В первую очередь их разрушительное действие сказалось на секторе социально-политических паук, истории, философии, праве, политэкономии. Но и ученые точных и технических отраслей знаний также преследовались за политические взгляды и требования свободы слова. Все это следует иметь в виду, когда речь идет о росте университетского дела в США после гражданской войны, перестройке колледжа — первой ступени обучения, начале и развитии общей широкой профессиональной и научной подготовки студентов на второй, высшей ступени.
Рост же университетской подготовки специалистов и ученых был налицо: число окончивших высшие учебные заведения и получивших ученые степени бакалавра, магистра, а также доктора увеличилось с 9372 в 1869/70 учебном году до 29 375 в 1899/1900 учебном году и до 53 516 — в 1919/20 учебном году. Среди получивших степени возрос процент женщин, хотя даже в 1919/20 г. из 2985 молодых магистров женщин было 1294, а докторов — 93 из 522 54.
Таким образом, в начале XX в. в США была создана модель современного университета, нацеленного как на удовлетворение нужд индустриализации страны, так и на обеспечение ее высококвалифицированными кадрами, исследователями в области прикладных и фундаментальных наук. Во втором десятилетии XX в. около двух десятков университетов соответствовало требованиям времени. Вместе с тем распыление сил, низкий уровень большинства мелких учебных центров оставался непреодоленной проблемой. Обнаружились и издержки элективного метода в тех заведениях, где зачастую предлагались «облегченные» программы, не обеспеченные квалифицированными кадрами преподавателей. Университетская общественность была обеспокоена недостаточностью подготовки абитуриентов, а также неадекватностью обязательных программ университетов, что сужало общую подготовку, кругозор, эрудицию выпускников.
Учитывая усиление роли высшей школы в обществе, принятие ею определенных экономических и социальных функций, правящие круги были заинтересованы в установлении идеологического контроля в этой сфере. Колумбийский университет выступил с инициативой введения обязательного курса, «из которого студент получал бы знания о наиболее значительных и влиятельных факторах материальной и социальной действительности». Этот курс был назван «современной цивилизацией» 55 и начал читаться с 1919 г. Рассчитанный на два года, курс включал определенный материал как гуманитарного, так и естественнонаучного направлений. Руководство Колумбийского университета видело назначение данного курса в том, чтобы интерпретацией значительных событий прошлого века направить умы молодежи в нужном для правящих кругов аспекте. В стенах университетов и колледжей унифицировались курсы, призванные формировать мировоззрение будущих поколений американских граждан.
3. НАУКА И ТЕХНИКА
В течение сорокалетия — от конца Реконструкции Юга до первой мировой войны — масштабы американской науки56 значительно возросли и в то же время проявился ряд особенностей, важных и для ее последующих этапов. В частности, в наиболее (по сравнению с другими капиталистическими странами) отчетливом виде сформировалась система постановки науки на службу монополий; развился характерный плюрализм структуры науки и научной деятельности, основанный на распылении исследований между многочисленными университетскими, академическими, индустриально-исследовательскими центрами, рассеянными по различным штатам.
Впрочем, география американской науки по-прежнему традиционно ограничивалась в основном Новой Англией, среднеатлантическим районом и штатами северо-восточного центра. После 1877 г. создаются новые научно-культурные очаги, в том числе университеты, в южных и западных штатах (например, только в Техасе за 1877—1917 гг. было учреждено 16 университетов), но самостоятельных исследований в них пока еще почти не велось. Сохранилась узость научной традиции, неохотно выходившей за рамки практически-прикладных, сулящих немедленную прибыль разработок и исследований.
Известный перелом к осознанию предпринимателями, отчасти и государством, огромной ценности «чистого», теоретического исследования как ресурса новой технологии наметился на рубеже XIX и XX вв., т. е. несколькими десятилетиями позже аналогичного явления в Европе. Но и тогда отставание США в области фундаментальной науки еще не было ликвидировано, поскольку перелом в сторону высокой оценки теоретических исследований не сразу отразился на их прогрессе.
В течение первых десятилетий XX в. США, продолжая отставать по «чистой» науке от европейских стран, более или менее успешно стремились компенсировать это отставание широким использованием результатов европейской науки; частым приглашением европейских профессоров для чтения лекций, участия в конференциях и т. д.; созданием развернутой сети университетских и других центров естественнонаучного и технического преподавания, которые в случае необходимости могли быть привлечены и в целях ускоренной подготовки кадров, в том числе в фундаментальных областях, и в целях создания благоприятной обстановки для деятельности перворазрядных исследователей (например, иммигрантов). Таким образом, на базе высокоразвитой капиталистической экономики в США формировалась своего рода «научная инфраструктура», потенциально столь же пригодная для эксплуатации интеллектуальных ресурсов других стран и регионов (в особенности менее развитых), как для развития «автохтонных» исследований.
Показателем постепенного роста международного признания американской науки и техники служило увеличение числа патентов, выданных за границей на сделанные в США изобретения. К 1904 г. США, все еще отставая от Германии по числу зарегистрированных за рубежом патентов, значительно опередили по этому показателю Англию. В то же время увеличилось и число зарубежных изобретателей и фирм, стремившихся запатентовать свои изобретения в США. Американские ученые чаще стали участвовать в международных естественнонаучных съездах и конференциях. Впервые и сами США становятся местом проведения международных научных конгрессов (МНК): уже в 1876 г. в Филадельфии собрался V МНК по химии, а в Нью-Йорке — V офтальмологический. Имена американских ученых начинают встречаться и в списках лауреатов Нобелевской премии: по физике (А. Майкельсон, 1907 г.— за сконструированные спектрометрические и другие оптические приборы и выполненные с их помощью изыскания) и по химии (Т. Ричардc, 1914 г.— за точные определения атомных масс).
Противоречие между капиталистическим использованием науки и объективными потребностями научно-технического прогресса резко обострилось в специфичных условиях американского социально-экономического уклада с его «практицистскими» тенденциями. В особенности на этапе империализма эксплуатация научной и изобретательской деятельности в борьбе за рынки, в конкуренции, в милитаристских целях не могла не приводить к диспропорциям в научно-техническом прогрессе и применении его достижений.
В целом история американской науки конца XIX — начала XX в. представляет сложную мозаику во многом противоречивых тенденций к обобществлению и «приватизации» исследований, к их централизации (создание первых правительственных органов по науке) и децентрализации, к развитию собственного научного потенциала и к максимальному импорту технологии и идей. При этом ареной борьбы между различными тенденциями в развитии научно-технического потенциала стала в наибольшей мере область организации науки и научной деятельности Положение в этой области в США в конце XIX в. мало соответствовало требованиям ускорившегося научного прогресса (и прежде всего в фундаментальной области).
Прежде всего бюджетирование науки производилось почти исключительно из частных источников. Несовершенство такого принципа очевидно на примере организации отраслевых исследований, в частности в астрономии, которая тогда в США все же была «сравнительно с прочими теоретическими дисциплинами наиболее популярна в качестве объекта поддержки со стороны частного капитала. Тем не менее и здесь исследования финансировались лишь спорадически и почти всегда только в ответ на конкретную просьбу о закупке каких-либо особо важных приборов. К концу XIX в. у американских астрономов было даже слишком много приборов, но зато не хватало постоянных бюджетных фондов на исследование, публикацию и оплату труда сотрудников» 57.
В качестве иллюстрации можно привести организационные трудности, с которыми столкнулся Э. Пикеринг — один из крупнейших американских астрономов, автор всемирно принятой системы спектральной классификации звезд, открывший спектральные двойные звезды. Пока Пикеринг был директором Гарвардской обсерватории, т. е. в 1877— 1919 гг., он вынужден был почти непрерывно обращаться посредством объявлений в научных журналах к их подписчикам с просьбами о пожертвованиях; таковые поступали преимущественно от иностранных ученых обществ. Только после 1907 г., когда удалось наладить связь обсерватории с «благотворительными фондами», положение несколько стабилизировалось, хотя продолжало зависеть от успешности переговоров с тем или иным меценатом.
Если подобное явление можно было в какой-то мере рассматривать как специфически местное (в Англии, Германии и других европейских странах правительственная поддержка науки к тому времени стала регулярной), то другая категория трудностей, связанная с кризисом таких традиционных форм организации науки, как академии и научные общества, видимо, носила глобальный характер. Национальная академия наук США, основанная еще в 1863 г. и задуманная прежде всего как консультативный орган для военного министерства и других федеральных ведомств, оказалась не в силах ни заменить отсутствующие государственные центры регуляции и координации исследований, ни выполнить консультативную функцию 58.
Естественнонаучных и технических обществ было много (к 1900 г.— более 400, большая часть которых возникла в последние десятилетия XIX в.), но они выполняли лишь функции научного общения и, кроме того, были сосредоточены преимущественно в приатлантических штатах. Однако они сыграли значительную роль в установлении принципов научной специализации и в пропаганде научных знаний, а также в формировании научной периодики в США. Так, основанное в 1876 г. в Вашингтоне впоследствии одно из крупнейших американских научных обществ — химическое — с 1879 г. начало издавать «Джорнэл оф Америкэн кемикэл сосайети», а в 1907 г. выпуском широко известных сейчас «Кемикэл абстрактc» положило начало новому для США типу научной информации — реферативным журналам; с 1909 г. то же общество издает «Джорнэл оф индастриэл энд техникал кемистри».
Не все общества были столь же активны в данном отношении; во всяком случае вместо трех существовавших до 70-х годов журналов общенаучного профиля к концу столетия образовалось уже более 400 специализированных журналов, печатавших статьи естественнонаучного и технического содержания, в том числе такие пользующиеся авторитетом (и до настоящего времени) издания, как «Джорнэл оф хэредити» (с 1885 г.), «Джорнэл оф джиолоджи» и «Физикэл ревыо» (с 1893 г.), «Астрофизикал джорнэл» (с 1895 г.), и многие другие.
Возникли новые общенаучные журналы с популяризаторским уклоном: «Попьюлар сайенс мантли» (1872—1915), «Сайентифик Америкэн сапплемент» (1876—1919), «Сайенс» (с 1883 г.). Несомненно, рост числа и тиражей научных журналов свидетельствовал об интенсификации научной жизни в стране и содействовал оживлению коммуникации, играя роль организующего фактора по отношению к складывавшемуся в конце XIX в. американскому научному сообществу.
Но ни научные общества, ни академии наук (Национальная и в отдельных штатах) сами по себе не могли решить проблемы, которая все более настоятельно ставилась развитием экономики,— проблемы создания постоянно функционирующей и регулярно финансируемой системы прикладных и фундаментальных исследований. За отсутствием эффективных специально-научных (не преподавательских) и координационных центров, которые могли бы принять на себя роль такой системы в масштабе страны, некоторое время эту роль играли университеты59 и вообще высшие учебные заведения, включая как основанные ранее и уже стабилизировавшиеся (в отношении кадров, бюджета и научных традиций) Гарвардский, Йельский, Мичиганский и другие университеты Массачусетский технологический и Смитсоновский институты, так и многочисленные вновь основываемые университеты и колледжи, в уставах которых нередко с самого начала предусматривался принцип соединения исследовательской и преподавательской деятельности.
При этом студентами под руководством профессоров выполнялись научные программы, что, конечно, повышало исследовательский потенциал системы вузов в целом и отчасти компенсировало почти полное отсутствие в них особых (свободных от преподавания) штатных единиц для ученых-исследователей. Эти программы, как и вообще университетская наука, стали получать поддержку со стороны предпринимателей, в частности Моргана, Рокфеллера (выделившего 30 млн. долл. Чикагскому университету) и др.
Начиная с 1902 г., когда был учрежден фонд Э. Карнеги, поддержка все чаще оказывалась через «благотворительные» фонды — формально некоммерческие организации, бюджеты которых не облагались налогами и расходовались на проведение исследовательских и других программ в направлении, желательном для благотворителей. Первоначальным образцом для таких фондов послужили фонд К. Цейса и прочие такого рода центры в Германии, но в США деятельность фондов приобрела больший размах и (в силу недостатка других источников финансирования) большее значение как форма капиталистической организации науки. К 1915 г. в США было уже 27 «благотворительных фондов», и их число и роль продолжали быстро расти. Субсидируя как университетские, так и внеуниверситетские исследования и публикации, фонды начали в ряде случаев поощрять работы фундаментального характера, не дававшие прямой прибыли, что увеличивало гибкость системы монополистического регулирования науки.
Другим источником финансирования университетов продолжали оставаться бюджеты отдельных штатов и муниципальных органов. За счет этих бюджетов с 1887 г. при университетах начинают создаваться сельскохозяйственные и технические опытные станции, что получило и законодательное оформление (законы Хетча). К 1918 г. было организовано юлее 50 одних только сельскохозяйственных станций.
За 1877—1900 гг. в США были вновь открыты или преобразованы из колледжей 82 университета, в результате чего сформировалась основная сеть существующих и поныне университетских исследовательских центров. Достаточно сказать, что приблизительно из 60 современных вузов США, имеющих право присуждать степени доктора наук, только два (Питтсбургский университет, 1908 г.; Лос-Анджелесский филиал калифорнийского университета, 1919 г.) основаны в XX в., остальные же существовали к 1900 г. За 1900—1922 гг. было основано всего 44 университета, преимущественно из категорий более мелких (с годичным выпуском до 50—100 человек), которые, помимо общеобразовательных колледжей, включали иногда лишь два-три факультета и по европейским понятиям должны были бы считаться институтами узкого профиля.
Процесс концентрации производства своеоразно отразился и в сфере oбразования: выделилась небольшая (не более 10—20) группа универ-cитетов, фактически монополизировавших присвоение высших ученых cтепеней. 14 вузов, объединившихся в 1900 г. в Ассоциацию американских университетов, выпускали 90% от общего числа докторов наук в стране.
Новые для США формы организации науки, появившиеся в конце XIX в., были связаны, во-первых, с созданием промышленных лабораторий, специализировавшихся в данный научный период своего существования на исследованиях технического характера (речь о них пойдет впереди); во-вторых, с деятельностью «благотворительных фондов», не ограничивавшихся рамками поддержки университетской науки и образования и тесно взаимодействовавших с государственным аппаратом (что особенно проявилось начиная с 1916 г.); в-третьих, с попытками огосударствления науки.
И раньше имелись случаи, когда государственные организации (в основном военные, например Армейский корпус инженеров и Армейский корпус связи, основанные соответственно в 1802 и 1863 гг.) спорадически занимались научно-техническими вопросами. Но первое правительственное ведомство, специально созданное с функциями научного центра, появилось в США только в 1879 г.: это была Геологическая служба министерства внутренних дел. В ее задачи входило геологическое и палеонтологическое обследование всей территории страны, изучение рудных и водных ресурсов США, топографическая съемка. При организации Геологической службы был использован опыт аналогичного британского учреждения, существовавшего с 1832 г.
Вообще в сфере государственного регулирования науки США отставали от европейских стран, пока положение не стало меняться в связи с подготовкой к войне и участием в ней США. До 1916 г. в США не было федеральных центров по науке с полномочиями, приближавшихся к полномочиям, например, основанного еще в 1853 г. английского департамента науки и технических ремесел. Редким исключением продолжали оставаться институты или лаборатории правительственного подчинения, несмотря на положительный опыт Смитсоновского института. Только в 1890 г. было создано Бюро погоды (в Англии — с 1854 г., в России —с 1872 г.); в 1901 г.—Национальное бюро стандартов, в задачи которого вошли исследования разнообразного круга связанных со стандартизацией проблем в области физики, химии, металлургии, электротехники, гидравлики, строительной техники и т. д. К 1917 г. в бюро работало более 400 человек. Исследованиями занимались также некоторые службы министерства сельского хозяйства: Бюро по химии (с 1883 г.), Горное бюро (с 1910 г.) и др. Всего этого было, однако, еще совершенно недостаточно для эффективного руководства наукой в целом.
Первая мировая война, выявив резкое отставание США в ряде отраслей военной промышленности, например в военном судостроении и самолетостроении, и связь этого отставания с недостаточной интенсивностью и координацией исследований и разработок, подтолкнула дело организации исследований. В 1915 г. был образован Национальный консультативный комитет по аэронавтике, предшественник позднейшего НАСА (Национального управления по аэронавтике и освоению космоса), а также Военно-морской консультативный комитет. При созданном в августе 1916 г. в целях мобилизации научных и технологических ресурсов Совете национальной обороны были учреждены отраслевые комитеты, деятельность которых должна была координироваться Национальным исследовательским советом (НИС). В него вошли представители правительства, «благотворительных фондов» (это были два основных источника финансирования деятельности совета) 60, Национальной академии наук (основное обеспечение в собственно научном отношении), университетов и промышленных лабораторий. К проведению военно-организационных мероприятий по науке были привлечены видные ученые.
Так, во главе НИС был поставлен известный астрофизик, крупнейший исследователь Солнца Дж. Хейл; его заместителем был Р. Милликен; Военно-морским консультативным комитетом руководил Т. А. Эдисон. В рамках НИС в 1918 г. впервые была создана (хотя еще не как постоянно действующая система) государственная служба научной информации. Непосредственное участие представителей капитала в центрах управления наукой с этого периода стало одной из важных особенностей организации науки в США.
Таким образом, начавшиеся попытки государственного регулирования науки (которая по своим масштабам все более могла быть приравнена к крупной отрасли производства) имели преимущественно военную ориентацию и предпринимались в тесном контакте государства с монополистическим капиталом, извлекавшим максимальную выгоду из правительственных заказов.
При подобном положении в области организации науки развитие технических дисциплин (на долю которых приходился наибольший объем по сравнению со всеми остальными научными исследованиями) неизбежно осуществлялось, по крайней мере до начала XX в., в первую очередь усилиями индивидуальных изобретателей, часто самоучек, работавших на свой страх и риск. Во многих случаях история технико-прикладных исследований вообще не может рассматриваться отдельно от работ таких изобретателей, как Эдисон, Белл или Холлерит, поскольку их деятельность составляла главный компонент оригинального вклада США в технические дисциплины. Для прогресса этих последних первостепенную роль сыграли наметившиеся еще в период Реконструкции Юга факторы, а именно быстрое развитие внутреннего рынка; стабилизация экономических связей в масштабе страны; рост потребности производства (включая военную промышленность, транспорт, строительство) в научно-техническом обеспечении.
Существен для технического прогресса был не только сам по себе экономический подъем, но и тот факт, что протекал он в условиях, сравнительно свободных от груза устаревшей техники, изживших себя традиций (в том числе научно-организационных) и т. п. Так, рост сети железных дорог, достигшей к началу XX в. протяженности более 300 тыс. км (т. е. гораздо большей, чем во всей Европе), был в какой-то мере вызван самим отсутствием развитого шоссейного сообщения. Определенное воздействие на развитие технологических нововведений оказывала и нехватка рабочих рук.
Наиболее значительными в США были успехи научных и инженерных изысканий, связанных с электротехнической промышленностью как самой типичной «для новейших успехов техники, для капитализма конца XIX и начала XX века» 61. Большое впечатление произвели на современников моторы фирмы Вестингауза мощностью до 1000 лошадиных сил, модели турбин для гидроэлектростанции на Ниагарском водопаде, электрические маяки и прочие электротехнические устройства, экспонированные на Всемирной выставке в Чикаго в 1893 г.
В этот же период немаловажный вклад в формирование технических, в особенности электротехнических, достижений США внесли исследования и изобретения сербского инженера Н. Теслы, в 1884 г. переселившегося в США, в том числе такие, как создание известного трансформатора Теслы (1891 г.), а также асинхронного электродвигателя и других электрических машин; описание вращающегося магнитного поля (1888 г.); работы по беспроволочной передаче сигналов и созданию дистанционно управляемых самоходных механизмов. В 1900 г. он теоретически обосновал возможность радиолокации.
По мнению многих радиотехников и историков науки, до А. С. Попова никто не был так близок к созданию радио, как Тесла. Впрочем, судьба тесловских механизмов с беспроволочным управлением («телеавтоматов») сложилась неудачно: предложенные перед испано-американской войной 1898 г., они были первоначально применены для разработки проблем дистанционного управления американскими военными инженерами, которые, используя служебное положение, лишили Теслу прав на его изобретение 62.
Исследования в технической сфере базировались в США в конце XIX в. и еще больше в начале XX в. на промышленных лабораториях как структурной ячейке научно-технических работ, которая оказалась наиболее эффективной в данных условиях. В. И. Ленин в 1916 г. указывал на работу особых «инженеров для развития техники» и стимуляцию изобретений в американских трестах как на явление, характерное для новейшего этапа монополистической концентрации производства 63.
Прообразом для позднейших исследовательских центров в американской промышленности послужила созданная Т. А. Эдисоном в 1872 г. лаборатория в Менло-парк (с 1887 г.— в Уэст-Ориндж). Последовательная производственная ориентация и творческая организация изобретательской деятельности сделали эту сравнительно малочисленную (60—80 человек) лабораторию настоящей фабрикой изобретений, число которых, считая только запатентованные, достигало трех-четырех ежемесячно.
Эдисоновские изобретения и усовершенствования охватывали практически все отрасли техники: были созданы звукоусиливающие устройства, разработана магнитная сепарация руды, изобретены железо-никелевые аккумуляторы, усовершенствованные лампы накаливания и т. п. Особенно высоко (что и естественно) современники оценивали, с одной стороны, те достижения Эдисона, которые явились беспрецедентными в своем практическом выполнении, например звуковоспроизведение (фонограф, 1877 г.), а с другой — те, с которыми так или иначе ассоциировалось вступление общества в новую технологическую эру, «электрический век». К этой категории относятся дуплексная и квадруплексная телеграфия; постройка электролампового завода (1880); электрификация железных
дорог; пуск в ход в 1882 г. центральной станции электроснабжения Нью-Йорка «Пирл-стрит». В начале XX столетия появились и другие имеющие очень широкий профиль центры технических исследований в промышленности, например основанный в Питтсбурге «алюминиевым королем» Э. Меллоном Институт промышленных исследований.
Однако более характерными для исследований и разработок в области технических дисциплин были сравнительно специализированные лаборатории типа основанного в 1893 г. центра для исследования в области фотографии при компании «Истман Кодак», лаборатории резиновой компании «Б. Ф. Гудрич» (1895) или лаборатории компании АТТ («Америкэн телефон энд телеграф компани», 1907). Некоторые центры такого типа имели консультативный уклон, в частности фирма, основанная в 1886 г. в Бостоне химиком А. Д. Литлом.
Технический прогресс в США в большей мере, чем в какой-либо европейской стране, нес отпечаток капиталистической технологии, прямой ориентации на извлечение максимальной прибыли. Удачливые изобретатели в ряде случаев могли стать участниками компании по эксплуатации их изобретений. А. Г. Белл, в 1876 г. запатентовавший изобретенный им телефон, в 1879 г. основал для развития соответствующей отрасли производства компанию, которая после ряда реорганизаций постепенно монополизировала телефонную связь не только в CША, но и в ряде других стран, особенно Западного полушария. «Возникновение крупной фирмы — Лабораторий Белла — стало символом процесса превращения ряда областей исследования в самостоятельную сферу капиталистического предпринимательства» 64 . Аналогичным образом на базе использования изобретений Дж. Вестингауза в области электротехники и железнодорожной автоматики в 1886 г. возникла корпорация «Вестин-гауз электрик»; лаборатория Эдисона, после того как ее «поддержала», а фактически поглотила финансовая группа Моргана, послужила исходным пунктом для формирования корпорации «Дженерал электрик».
К началу XX в. экономические и технологические преимущества сближения исследовательских центров с промышленностью стали очевидны. К 1920 г. в США насчитывалось уже до 300 промышленных лабораторий. В то же время они еще не могли обеспечить синтез прикладных исследований с теоретическими, поскольку последние в основном оставались вне их поля зрения.
Вообще слабой стороной многих американских технических исследований оставалась недостаточная связь с фундаментальной наукой. Например, ошибочная позиция Эдисона, в 80-х годах категорически выступившего за применение одного лишь постоянного тока (в 1889 г. он отказался даже ознакомиться с созданным перед тем М. О. Доливо-Добровольским первым трехфазным генератором переменного тока), на некоторое время затормозила развитие техники переменного тока в США. Электроника, это характерное для XX в. проявление «тесной интеграции академической физики и электротехнической промышленности» 65, в определенной мере опиралась и на ранние достижения американских исследователей: на термоэлектронную эмиссию, которую в 1883 г. открыл Эдисон, и на созданные в 1906 г. Л. Форестом и усовершенствованные затем И. Ленгмюром триоды. Тем не менее в результате недостаточного внимания к теоретической стороне дела и нежелания американских радиокомпаний в 10—20-е годы XX в. вкладывать средства в индустрию с неясными перспективами лидерство в этом комплексе исследований перешло к европейским странам.
Среди определенной части американских ученых и инженеров постепенно распространялось понимание неспособности капитализма разрешить насущные проблемы научной деятельности как в отношении ее организации, так и в плане определений приоритетов. Для рассматриваемого периода примером ученого — крупнейшего специалиста и организатора науки, социалиста по своим убеждениям может служить Ч. П. Штейнмец, один из основателей современной теории электрических и электромагнитных механизмов, исследователь гистерезиса, автор многочисленных изобретений в области электротехники и светотехники. Известно его письмо В. И. Ленину, в ответ на которое В. И. Ленин приветствовал убеждение Штейнмеца «в необходимости и неизбежности замены капитализма новым общественным строем, который установит планомерное регулирование хозяйства и обеспечит благосостояние всей народной массы на основе электрификации целых стран» 66.
Следует отметить и некоторые другие успехи американских изобретателей и исследователей в технической области: создание новых жаток и других сельскохозяйственных машин сначала с паровыми двигателями (в 1906 г. был сконструирован трактор с двигателем внутреннего сгорания) ; первые полеты на аэропланах (братья Райты, 1903); ряд изобретений, позволивших к 20-м годам наладить массовое производство автомобилей; нововведения, связанные с фотографией (усовершенствованная целлулоидная пленка Дж. Истмана и разработанный Эдисоном и У. Диксоном с ее применением «кинетоскоп» — предшественник кино; фотографирование в инфракрасных и ультрафиолетовых лучах — Р. Вуд).
Был создан ряд вычислительных машин. Так, в течение нескольких десятилетий важнейшим средством статистического и бухгалтерского учета оставался изобретенный в 1885 г. Д. Ю. Фелтом «комптометр». Г. Холлерит, сын немецких иммигрантов, работая над статистической обработкой материалов переписей населения, создал первую или во всяком случае наиболее удачную из первых электрических вычислительных машин — табулятор, снабженный перфораторными устройствами. К 1900 г., после того как Холлерит организовал компанию по серийному выпуску своих машин, они стали применяться во многих странах (в частности и в России, куда Холлерит приезжал для организации переписи) и подготовили дальнейшее развитие счетно-аналитической техники на перфокартной основе.
В последующие годы продолжалось развитие как механической (десятиклавишные суммирующие машины «Дальтон», 1902 г.; «Сенд-странд», 1914), так и электромеханической вычислительной техники. Проникновение монополистического капитала в данную область исследовaний и разработок выразилось в основании в 1911 г. корпорации «Интернэшнл бизнес машинз», в последующие годы сконцентрировавшей в. своих руках основной объем производства и продажи вычислительной техники.
Потребность в обеспечении железных дорог и промышленности топливом уже к 80-м годам XIX в. привела к необходимости в изобретениях и усовершенствованиях в угольной промышленности, прежде всего в создании новых врубовых машин. Развитие в этой области рассматривалось в конце XIX в. в качестве важнейшей предпосылки технического прогресса в целом. К. Маркс в 1881 г. писал по поводу создания в США принципиально новой конструкции врубовой машины, что эта разработка, вероятно, «даст могучий толчок развитию страны янки и сильно поколеблет промышленное превосходство Джона Буля» 67. В самом деле, к началу XX в. парк врубовых машин в США превысил 15 тыс., годовой добычи угля (в то время как в Великобритании имелось 3500 врубовых машин, которые добывали менее §о/о общей угледобычи).
Большими инженерными достижениями были построенный в 1914 г. 30-километровый тоннель для нью-йоркского водопровода, а также крупнейшие в мире по тем временам Бруклинский и особенно Уильямсбергский (1903 г., общая длина почти 500 м) висячие мосты. Применив разработанные французскими инженерами методы использования стального несущего каркаса, американцы смогли довести высоту зданий к 1908 г. до 200 м, а в 1910-е годы — более чем 250 м (небоскреб "Вулворт" в Нью-Йорке); в 20-е годы те же приемы были использованы для постройки небоскреба «Эмпайр Стейт» (около 380 м). Однако позже, с прогрессом железобетонных конструкций, от этих методов практически отказались, поскольку они были связаны с колоссальным расточительством металла.
Военная техника, если не считать сконструированного в 1883 г. X. Максимом станкового пулемета, основывалась до первой мировой воины преимущественно на европейских образцах, но затем, как уже отмечалось, именно в этой области началось наиболее интенсивное вмешательство государства в союзе с монополиями в сферу организации исследований и разработок. В результате был осуществлен и внедрен ряд военных изобретений (акустическое обнаружение подводных лодок, новые артиллерийские приборы), и практически ни одно из новейших достижений технических дисциплин, включая телеграф, радио, авиацию и т. д., не избегло использования в милитаристских целях. В 1917—1918 гг. началась разработка и производство отравляющих веществ, в частности люизита, синтезированного У. Льюисом.
Таким образом, в конце XIX — начале XX в. в США на базе решения европейскими и американскими учеными важнейшей технической проблемы — получения и применения электроэнергии — был достигнут значительный технический прогресс, результаты которого, однако, не могли быть адекватно использованы в условиях капиталистической организации науки и производства. На развитии техники и технических дисциплин все в возрастающей мере отражалась тенденция к монополизации и милитаризации сферы производства и распространения знаний.
Переходя к рассмотрению прогресса в сфере фундаментальных наук, необходимо прежде всего отметить, что к концу XIX в., а в значительной мере — и к началу XX в. в США еще не сформировалось то, что в современном науковедении называют «фронтом исследований». Научные усилия сосредоточивались по большей части в нескольких отдельных областях. В частности, в области точных наук развивались преимущественно такие дисциплины, как алгебра и математическая логика, статистическая механика, астрономия и т. д., в которых уже в данный период, несмотря на сравнительную невыработанность научной традиции п недостатки в организации исследований, имелся ряд крупных достижений.
Начало систематических исследований в области математики в США связывается обычно с пребыванием здесь английского математика Дж. Дж. Сильвестра, автора ряда классических результатов в области теории чисел и алгебры. Он основал в 1878 г. первый американский математический журнал («The American Journal of Mathematics») и воспитал немало учеников в период своей преподавательской деятельности в университете Дж. Гопкинса в 1877—1883 гг. Но имеются основания рассматривать в качестве родоначальника американской математической традиции, в особенности в области формальной логики и алгебры Б. Пирса, профессора астрономии и математики в Кеймбриджском университете (штат Массачусетс). Его имя носит применяемый до настоящего времени критерий отбрасывания сомнительных данных при астрономических наблюдениях. В 70-х годах значительная часть работ Б. Пирса в области формальной логики, а также по теории гиперкомплексных чисел (например, по их матричному представлению) и другим алгебраическим вопросам выполнена была им совместно с сыном Ч. С. Пирсом.
Ч. С. Пирсу принадлежит открытие ряда законов формальной логики, в том числе широко применяемого закона материальной импликации,, получившего название закона Пирса; до настоящего времени сохранили свою значимость предложенное им около 1880 г. комбинированное исчисление классов и высказываний, а также работы по логике отношений. Он был пионером логико-семиотических исследований в США.
В работах ученика Ч. С. Пирса Б. Джилмена были развиты идеи Ч. С. Пирса по поводу применения алгебры для формализации теории вероятностей. Важный результат был получен М. Шеффером, в 1913 г. доказавшим возможность обосновать исчисление высказываний с помощью единственной операций, а именно отрицания («штрих Шеф-фера»). Из посмертно опубликованных работ Ч. С. Пирса было позднее установлено, что он получил тот же результат независимо от Шеффера и значительно раньше.
Здесь нельзя не отметить, что Ч. С. Пирс был также одним из основателей и хронологически наиболее ранним представителем идеалистической философии прагматизма. В то же время по крайней мере на определенных этапах эволюции взглядов Ч. С. Пирса его методология «не являлась субъективистской, а в отдельных пунктах даже приближалась к осознанному материализму» 68.
Заслуживают упоминания также работы Э. Т. Белла, Э. Б. Ван-Вле-ка, М. Дена, Дж. Л. Кулиджа, Г. Б. Файна, Э. В. Хантингтона, других математиков США рассматриваемого периода. В области топологии и проективной геометрии особо следует подчеркнуть работы Г. Блисса и М. Бохера; в области вариационного исчисления — Блисса и У. Ф. Ос-гуда. Для развития некоммутативной алгебры мировое значение имели начатые приблизительно с 1900 г. работы школы, группировавшейся вокруг Э. Г. Мура, Л. Э. Диксона и Дж. Веддерборна. Американскими учеными был внесен также вклад в специальную разработку отдельных отраслей математики для использования их в математической физике и механике. Здесь надо упомянуть прежде всего лекции Дж. У. Гиббса, прочитанные им в 90-х годах в Йельском университете и приведшие (наряду с работами О. Хевисайда в Англии) к включению векторного анализа в теоретическую физику в качестве неотъемлемой части ее математического аппарата.
Топологические методы были введены в математическую физику Дж. Д. Биркгофом, о котором один из его наиболее известных учеников, Н. Винер, сформулировавший основные положения кибернетики, заметил в воспоминаниях, что «этот голландец из штата Мичиган был первым значительным американским математиком, не учившимся нигде, кроме Соединенных Штатов» 69. Впоследствии Дж. Д. Биркгоф внес также вклад в статистическую (критерии устойчивости движения) и теоретическую (эргодическая теорема) механику.
Дж. У. Гиббс стоит в американской науке XIX — начала XX в. изолированно в том отношении, что явился единственным в США в полном смысле слова физиком-теоретиком, получившим мировое признание как создатель законченной дедуктивной системы статистической механики. Причем должная оценка заслуг Гиббса была гораздо раньше дана в Старом Свете, чем в Америке, где его труды до самой смерти в 1903 г. оставались почти неизвестными.
В 1878 г. Гиббс разработал теорию термодинамических потенциалов и вывел правило фаз, что позволило ему впервые дать общеприменимый и теоретически безупречный способ рассмотрения проблем термодинамического равновесия применительно к кристаллам, жидкостям, газам и поверхностным явлениям. В более поздней работе «Элементарные принципы статистической механики» (1902) Гиббс, стремясь к рациональному обоснованию термодинамики, разработал общую теорию флуктуаций и интерпретировал ранее введенные им термодинамические функции с последовательно атомистической точки зрения.
В разработке квантовых идей успехи в США были достигнуты только в 10-е годы благодаря экспериментам Р. Милликена, установившего, в частности, численное значение постоянной Планка п на опыте проверившего эйнштейновское уравнение фотоэффекта70. В целом перестройка, охватившая физику на рубеже XIX и XX вв., выразившаяся в коренной ломке всей физической картины мира и имевшая огромное мировоззренческое и философское значение71, запоздала для Америки на полтора-два десятилетия.
Более основательную традицию по сравнению с теоретической физикой имели в США экспериментальные физические исследования. Опыт Г. Роуланда, выполненный в 1878 г. (впрочем, не в США, а в Германии, в лаборатории Гельмгольца) и неоднократно воспроизведенный впоследствии, подтвердил принципиально важную максвелловскую гипотезу относительно того, что движущееся заряженное тело, так же как ток, создает магнитное поле. Более поздние работы Роуланда привели к перевороту в спектроскопии, поскольку он коренным образом усовершенствовал дифракционные решетки и впервые дал высокоточные абсолютные определения длин волн фраунгоферовых линий. Созданию теории атомных и молекулярных спектров способствовали также эксперименты Р. Вуда, открывшего явление оптического резонанса (1902) и поляризацию резонансного излучения в зависимости от магнитного поля.
Стиль работы Вуда и созданной им в университете Джонса Гопкин-са научной школы характеризовался вниманием не столько к максимальной точности измерений, сколько к наглядности опытов (по свидетельству одного из крупнейших советских оптиков, академика Д. С. Рождественского, «в его индивидуальности, живописности, односторонности — его сила. Но здесь же и его слабость»72). Для другой американской школы физиков-экспериментаторов, сложившейся в Чикагском университете под воздействием А. Майкельсона (а впоследствии возглавленной Р. Миллпкеном), напротив, характерно стремление прежде всего к максимальной точности измерений.
Это явствует и из высказываний самого Майкельсона, который любил говорить, что «новые законы теперь открываются только в пятом знаке»73; и из созданных им сверхчувствительных устройств: прибора для эталонизирования длины метра световыми волнами и носящего его имя интерферометра; и из его осуществленных с помощью этого интерферометра (в 1884—1887 гг. совместно с Э. У. Морли) уже упоминавшихся нами опытов по измерению скорости света, благодаря которым была опровергнута механистическая гипотеза о неподвижном мировом эфире.
В области астрономии благодаря сконструированной Э. Пикерингом в 1888 г. на частные пожертвования аппаратуре был совершен переход от визуальных наблюдений к фотометрическим. С. Ньюком во многом усовершенствовал математический аппарат астрономии, дал точные методы определения констант прецессии и нутации, организовал работу по составлению каталогов точных положений звезд. Г. Дрейпер положил начало спстематическому фотографированию Луны и комет, а также спектральному фотографированию звезд. П. Ловелл показал сезонность изменений на поверхности Марса, а в 1915 г. рассчитал орбиту Плутона, тогда еще неизвестного (эта планета была открыта прямым наблюдением в 1930 г.). Дж. Хилл построил теорию движения Юпитера и Сатурна, используемую и поныне для наблюдений и космических экспериментов, касающихся этих планет.
Над кольцами Сатурна спектроскопические наблюдения вел Дж. Ки-лер, открывший в 1895 г. (одновременно с русским астрономом А. А. Бе-лопольским), что скорость вращения колец зависит от расстояния до поверхности планеты, причем эта зависимость указывает на составленность колец твердыми частицами. Э. Барнард в 1892 г. открыл пятый, последний из крупных спутников Юпитера (первые четыре были известны еще Галилею). Кроме того, Барнарду, а также X. Д. Кертису и особенно Килеру принадлежит ряд наблюдений, стимулировавших прогресс внегалактической астрономии: ими было открыто множество туманностей за пределами Млечного Пути и показана (Килер) спиральная структура большинства этих туманностей, т. е. других галактик. В спектре многих из них В. Слайфер в 1912—1914 гг. обнаружил «красное смещение» — сдвиг линий к красному концу спектра. Теоретическая ценность всех этих наблюдений выяснилась позже, после того как Э. Хаббл в 1929 г. установил пропорциональность этого смещения удаленности соответствующих галактик. Тем самым оказалась подтвержденной выдвинутая независимо от всех этих данных (А. А. Фридманом в СССР в начале 20-х годов) модель нестационарной Вселенной.
В области химии американские исследования второй половины XIX столетия ограничивались в основном прикладными проблемами, связанными с развертыванием и интенсификацией различных отраслей химической промышленности74. Исключение, конечно, составляла разработанная Гиббсом в последней четверти столетия, но не получившая тогда распространения в США система химической термодинамики, охватывавшая важнейшие законы фазового равновесия, адсорбции и поверхностных явлений. На более позднем этапе фундаментальные открытия в области химии поверхностных явлений и коллоидных систем принадлежат И. Ленгмюру, изучавшему в 1909—1916 гг. адсорбцию газов на твердых поверхностях, а в дальнейшем исследовавшему процессы термической ионизации газов и паров. Общепринятой стала предложенная в 1912—1916 гг. Г. Льюисом электронная теория химической связи.
Из числа химических исследований необходимо выделить также доказательство в 1900 г. М. Гомбергом, уроженцем России, возможности устойчивого существования органических свободных радикалов; предпринятые У. Банкрофтом и Г. Джонсом попытки систематизировать материал, накопленный физической химией; труды Б. Б. Болтвуда, положившие начало американской радиохимии.
Что касается биологических наук, их необходимо рассматривать в комплексе с медицинскими75 и сельскохозяйственными, поскольку с конца XIX — начала XX в. в США (как и в других странах) медицина
я отчасти сельское хозяйство все в большей мере стали основываться на теоретических и экспериментальных концепциях биологии.
Самостоятельные исследовательские направления и школы в области медико-биологических наук ранее всего сложились в США в физиологии животных и человека. Исторически ведущую роль в этом сыграли в 70—80-е годы работы Г. Боудича, обосновавшего представление о том, что мышца действует по принципу «все или ничего». Влияние Боудича испытали У. Кеннон, У. Хоуэлл и другие авторы, развившие идею равновесия (гомеостазиса) как условия существования организма. Эта идея была конкретизована, с одной стороны, Л. Гендерсоном (1908) в плане математической и экспериментальной характеристики кислотно-щелочного равновесия в организме, с другой — в плане терморегуляции в исследованиях Ф. Бенедикта (на материале анализа теплового баланса у множества млекопитающих — от мыши до слона) и Г. Барбура, открывшего тепловой центр в гипоталамусе.
Дж. Эрлангер в 1905—1912 гг. вскрыл резервные механизмы в функционировании сердечной мышцы, показав, что в случае нарушения активности синоартериального узла функцию водителя сердечного ритма принимает на себя атриовентрикулярный узел, а при его ослаблении — волокна Пуркинье. В развитии исследований по нормальной и патологической физиологии и морфологии центральной нервной системы значительную роль сыграла деятельность Ч. Элсберга, Ч. Фрезьера и особенно X. У. Кушинга, основателя нейрохирургических центров при университетах Дж. Гопкинса (1905) и Гарвардском.
В 90-е годы Ч. Чайлд создал концепцию физиологических градиентов, давшую возможность математического описания ряда характеристик органов и тканей (чувствительности к недостатку кислорода или к ядам, интенсивности обмена веществ и т. п.) как постепенно (градиентно) убывающих или возрастающих от одного участка организма (зародыша) к другому. В физиологию поведения вклад внесли многолетние наблюдения (в основном над птицами) школы Ч. Уитмена — У. Крэга, разработавших в 10-е годы XX в. классификацию инстинктивных типов поведения (влечение, поисковое поведение и т. д.) и доказавших их высокую константность, в силу которой они могут служить даже основой для различения между видами.
В этот же период под влиянием европейской физиологии (в особенности исследований В. М. Бехтерева и И. П. Павлова в России) в США усилился интерес к изучению условных и безусловных рефлексов. Однако развертывание работ американских физиологов и зоопсихологов в данном направлении шло в тесном взаимодействии с формировавшимся в те же годы в США бихейвиоризмом как философо-психологической концепцией, что наложило на эти работы определенный механицистский отпечаток, поскольку реальное единство организма и среды подменялось суммой связей по типу «стимул — реакция».
В области биохимии и эндокринологии событием явилось выделение в 1914 г. Э. Кендаллом в кристаллическом виде гормона щитовидной железы. Дж. Наттолл одним из первых продемонстрировал бактерицидные свойства сыворотки крови. Он известен также своими трудами по паразитологии. Им в течение первого десятилетия XX в. были основаны важнейшие периодические издания США по паразитологии и гигиене. Тогда же У. Рид и Ф. Раус показали вирусную природу некоторых инфекционных заоолеваний, что послужило наглядным успехом делавшей тогда первые шаги вирусологии. В 1908 г. X. Т. Риккетс открыл возбудителя пятнистой лихорадки Скалистых гор и тем самым положил начало изучению группы инфекционных болезней (риккетсиозов), вызываемых паразитическими микроорганизмами, позже получившими наименование риккетсий. В 1909—1910 гг. Риккетс во время исследований мексиканского сыпного тифа заразился сыпным тифом и погиб.
В области эмбриологии и учения об онтогенезе выделяются работы Ж. Лёба, переселившегося в США в 1891 г. из Германии. В 1901 г. Лёб показал в опытах на морских звездах возможность развития яйцеклетки без оплодотворения, получив таким образом (вслед за русским зоологом А. А. Тихомировым) искусственный партеногенез у животных. Он был также автором химической теории регенерации и разрабатывал физиологические вопросы поведения животных. Перенеся понятие тропизма с растений на животных, Лёб ошибочно истолковывал сложные формы поведения как суммы физико-химических реакций на внешние стимулы, т. е. так же, как бихейвиористы, и даже в еще большей степени становился на редукционистские позиции.
В экспериментальной эмбриологии необходимо отметить и посвященные развитию органов чувств, нервной системы и конечностей труды Р. Гаррисона, который одним из первых применил межвидовую пересадку частей зародыша, а в 1907 г.— метод культивирования изолированных тканей. Ему впервые удалось наблюдать рост нервных волокон вне организма. Эффективная методика поддержания тканевых культур в течение длительного времени (десятилетий) была разработана приехавшим в США в 1904 г. французским патофизиологом и хирургом А. Каррелем во время его деятельности в Чикагском университете, а затем в Рокфеллеровском институте в Нью-Йорке. В годы первой мировой войны Каррель выполнил ряд теоретических и практических исследований по способам заживления ран.
В экологии следует отметить работы С. Форбса 80-х годов («Озеро как микрокосм» и др.), где выдвинуты концепции роли борьбы за существование в формировании структуры сообщества, сопряженности колебаний численности популяций хищника и жертвы и т. д. Ф. Э. Клементc, основываясь на разработанном X. Каулсом учении о сукцессиях, создал в 1910-е годы первую американскую экологическую школу мирового значения. Учение Клементса о «климакс-формациях» как сообществах, строго отвечающих каждому данному комплексу экологических условий, было иллюстрировано автором на огромном фактическом материале и послужило ценным инструментом описания экосистем различных континентов. В то же время оно страдало известной метафизичностью, выразившейся, в частности, в том, что Клементс абсолютизировал климакс-формации п (под явным влиянием философии Г. Спенсера) приравнивал их к «организмам», преувеличивая целостность биологического сообщества.
Некоторые экологические исследования имели важное значение с точки зрения развития теоретических основ сельского хозяйства. Так, Э. В. Хильгард в конце XIX в. впервые в США стал изучать биоценозы как показатель почвенных условий. Однако эти исследования, как и упомянутые идеи Форбса, настолько опередили свое время, что в течение нескольких десятилетий практически не упоминались в научной литературе США. Г. Аллард и Г. Стори одними из первых ввели экологический принцип в фитопатологию, показав роль насекомых в передаче ряда болезней сельскохозяйственных растений.
В области селекции наиболее значительными были достижения Л. Бербанка, который вывел более тысячи новых сортов растений, в том числе такие не встречавшиеся в природе формы, как грецкий орех с очень тонкой скорлупой, кормовые и плодовые кактусы без колючек, персико-миндаль и т. д. Результаты, полученные Бербанком, в полной мере не были оценены академической наукой; одна из современных американских сельскохозяйственных энциклопедий отмечает по его поводу: «...он осуществлял свои исследования исключительно, чтобы получить практические результаты, а не для того, чтобы открыть какие-либо научные принципы»76. Но более справедливым представляется отзыв К. А. Тимирязева, согласно которому результаты Бербанка «одинаково важны как в практическом, так и в научно-теоретическом отношении» 77. В самом деле, Бербанк показал ранее неизвестные возможности методов гибридизации и отбора. Его деятельность в историческом плане, несомненно, были связана с характерным для рассматриваемого периода возрастанием в США (как и в других странах, под влиянием дарвинизма) интереса к вопросам изменчивости организмов и ее механизмам.
В проникновении эволюционного образа мышления в американскую биологию, а в какой-то мере и в общественное сознание в целом немалой была заслуга неоднократно приезжавших за океан английских последователей дарвиновского учения: Т. Гексли, Дж. Гукера, А. Уоллеса. Ранние американские пропагандисты эволюционизма, в частности ботаник Аза Грей или популяризатор науки Дж. Фиск, также участвовали в этом процессе, хотя их воззрения носили компромиссный характер и нередко сочетались с фидеистической и даже теологической (например, у Фиска) интерпретацией биологического прогресса.
Распространение эволюционизма, в особенности в его материалистически-дарвинистской форме, сталкивалось с упорным противодействием со стороны влиятельных клерикальных кругов, с основанием усматривавших в новом учении не просто орудие биологического исследования, но и явный вызов креационизму и религии. Борьба продолжалась и в течение первой четверти XX столетия, о чем свидетельствуют принятые в ряде южных штатов законы против преподавания теории происхождения человека и печально знаменитый «обезьяний процесс» 1925 г., когда учитель из штата Теннесси был приговорен к штрафу за нарушение этих законов.
Неудивительно, что многие американские ученые, в том числе и сами немало давшие для филогенетики, в то же время избегали открытого признания эволюции. Так, по поводу Дж. Лейди, одного из родоначальников палеонтологических исследований в США, Г. Осборн писал в воспоминаниях, что тот «в тайне был эволюционистом: эволюционистом, никогда не употреблявшим слова „эволюция"» 78. Что касается самого Осборна, автора капитальных трудов по ископаемым хоботным и копытным, он склонен был признавать в качестве механизма эволюции наследование приобретенных признаков (в действительности не существующее) 79, т. е. стоял на неоламаркистских позициях, а позже выдвинул откровенно идеалистическую концепцию аристогенеза как творческого и непознаваемого в своей сути процесса формирования новых свойств.
На неоламаркистской точке зрения стояли Э. Коп и Ф. Клементе, а также геолог и палеонтолог К. Р. Кинг, пропагандировавший в последние десятилетия XIX в. концепцию «неокатастрофизма», согласно которой дарвиновский естественный отбор действует только в промежутки между геологическими переворотами: образование новых форм имеет место только в моменты этих переворотов. К этой гипотезе вполне применима характеристика, данная Ф. Энгельсом катастрофизму Кювье как теории, которая «была революционна на словах и реакционна на деле» 80.
Дарвинизм нередко (особенно после лекций Г. Спенсера в США в 1882 г.) распространялся в приданной ему Спенсером вульгаризованной форме: в качестве учения об эволюции как о переходе от простого к сложному, как о движении к равновесию через интеграцию и дезинтеграцию. Однако частые злоупотребления дарвинистской фразеологией не должны затушевывать того факта, что дарвинизм и в целом представления об историчности и диалектичности природы продолжали влиять на мировоззрение и мироощущение прогрессивных и либеральных слоев американского общества. В 1886 г. поэт и публицист Дж. Р. Лоуэлл выразил впечатление, которое производило на него колоссальное расширение естественнонаучной картины мира: «Естествознание, указав человеку на его эфемерность, в то же время облагодетельствовало человечество, ибо признало за человеком как коллективным существом часть того непреходящего достоинства, в котором пришлось отказать индивидууму. Человек теперь — уже не сотворенное совсем недавно существо, но высшее произведение природы, наследник бесчисленных веков, ибо время теперь стало таким же бесконечным, как раздвинутое астрономией пространство» 81.
Вклад американских биологов в исследование эволюции для рассматриваемого периода можно разделить на два этапа. На первом, приблизительно до 1909—1910 гг., основное внимание уделялось филогенетической перестройке традиционных биологических дисциплин, в особенности систематики и морфологии. Так, Ч. Э. Бесси в 1893 г. (а затем в усовершенствованном виде в 1915 г.) предложил эволюционную классификацию цветковых растений, принципы которой (единство генезиса всех цветковых, происхождение однодольных от двудольных, переход от сложных к вторично простым формам) в XX в. стали широко признанными. Э. Ч. Джеффри в начале XX в. предпринял разработку «стелярной теории», с помощью которой ему удалось выяснить тенденции морфогене-тической эволюции современных и ископаемых папоротников п хвойных. Б. М. Дэвис в 1903 г. сделал попытку вывести их строение из более древних форм (водорослей). Г. Н. Колкинс в 1901 г. построил систему простейших в своей монографии, первой в США на данную тему.
В энтомологию идеи эволюционной классификации в 80—90-е годы были введены Дж. Л. Леконтом, Л. Говардом (он был также одним из зачинателей сельскохозяйственной энтомологии в США) и Дж. Хорном; в ихтиологию — Д. С. Джорданом. А. Хайатт на обширном ископаемом материале выяснил взаимосвязь онтогенеза и филогенеза у аммонитов. Р. Басслер в 1900 г. дал первый монографический обзор североамериканских представителей очень важной в палеонтологическом отношении группы мшанок. Эволюционно-палеонтологическое изучение позвоночных начато Дж. Лейди, открывшим много богатых костями местонахождений в западных штатах США, и с успехом продолжено Э. Копом, О. Маршем и Г. Осборном.
Второй этап в исследованиях эволюции был связан с преимущественным вниманием к вопросам генетики и микроэволюции. Его началом можно считать 1909—1910 гг., когда Т. Г. Морган и его сотрудники К. Бриджес и А. Стертевант приступили к изучению изменчивости и наследования у дрозофилы (плодовой мушки). Морган экспериментально установил ряд кардинальных генетических феноменов: зависимость крос-синг-овера от расстояния между участвующими в нем генами, локализацию генов в хромосах, наличие сцепленного с полом наследования. В 1910 г. Стертевант, Бриджес и Г. Дж. Мёллер выявили роль х- и у-хромосом в детерминации пола; с 1913 г. было начато составление генетических хромосомных карт.
В ряде случаев авторы этих исследований недооценивали роль естественного отбора и склонялись к тому, чтобы считать мутационный процесс непосредственным и даже единственным фактором эволюции (в 20—30-е годы эти ошибки были исправлены благодаря работам С. С. Четверикова, И. И. Шмальгаузена и других представителей советской генетической школы, показавших полную совместимость дарвинизма с генетикой). Однако и на уровне, достигнутом в первые два десятилетия XX в., проведенные в лаборатории Моргана изыскания способствовали постановке эволюционных исследований на твердую экспериментальную почву.
В области геолого-географических исследований надо упомянуть полярную экспедицию А. Грили, проведшую в 1881—1884 гг. метеорологические и магнитные наблюдения на севере Гренландии и на о-ве Элсмир. Широта, достигнутая экспедицией (83°24/ с. ш.), долгое время оставалась рекордной. Организованная военным министерством в порядке выполнения Первого международного полярного года, экспедиция тем не менее была крайне недостаточно финансирована и страдала от нехватки оборудования, а затем н от голода; из 25 ее участников 18 погибли на обратном пути.
В 80-х годах, вслед за открытием золота на Аляске, туда был направлен ряд экспедиций, однако они носили в основном золотоискательский характер, и только с 1897 г. Геологическая служба начала сплошное геологическое обследование полуострова (экспедиции А. Брукса, Э. Леф-фингуэлла) в рамках программы геологического изучения и картирования всей территории США и их владений. Р. Э. Пири в ходе своих экспедиций 1892—1906 гг. несколько раз пересек и обследовал северный купол Гренландии, а 6 апреля 1909 г. достиг Северного полюса.
Ф. Кларк в 1889 г. начал подсчеты среднего содержания элементов в земной коре и вывел практически для всех известных тогда элементов показатели, которым позже по предложению уточнившего их А. Е. Ферсмана было присвоено название «чисел Кларка», или просто «кларков». Работавший совместно с Кларком Г. С. Вашингтон начиная с 1905 г. создал оригинальную схему геохимической зональности Земли.
Дж. Хейфорд в 1909 г. выполнил наиболее точный для начала XX в. расчет фигуры Земли, и его модель была затем принята в качестве эталона Международным геодезическим и геофизическим союзом. В области физики атмосферы значительным достижением явился тот факт, что А. Кеннелли (в 1887—1894 гг. работал в качестве главного ассистента Эдисона в его лаборатории в Уэст-Ориндже) в 1902 г. указал на существование в атмосфере на высоте 100—300 км отражающего электромагнитные волны слоя. Этот важнейший компонент ионосферы получил название слоя Кеннелли — Хевисайда, поскольку одновременно с Кеннелли он был открыт английским физиком О. Хевисайдом.
В истории геоморфологии заметный след оставило учение У. Дейвиса о формировании рельефа от взаимодействия экзогенных и эндогенных факторов; его же концепция возникновения асимметричных пластовых ландшафтов (куэстовых гряд); разработанные Г. К. Джилбертом представления о зависимости рельефа от поднятий (преимущественно молодых в геологическом смысле) и опусканий земной коры.
Таким образом, в конце XIX — начале XX в. для американской науки характерны в основном те же тенденции, что и для мировой науки в целом, включая рост масштабов и эффективности исследования, интеграцию (например, между биологическими и медицинскими, астрономическими и физическими знаниями) и дифференциацию, усиление совместного характера научного труда на базе новых форм организации и коммуникации в науке. Были достигнуты существенные успехи на ряде участков научно-технических работ, в особенности за последние годы рассматриваемого периода (генетика, экспериментальное подтверждение квантовой физики, ряд областей астрономии и т. д.). Не случайно и прогресс в организации научных исследований приходится в основном на эти годы, хотя, с другой стороны, немалую роль здесь сыграло и стремление поставить науку на службу военному производству, поскольку этот отрезок времени совпал с подготовкой и участием США в первой мировой войне. Это стремление усилилось под воздействием признания необходимости науки для укрепления экономического, индустриального и военного потенциала.
Усиление эксплуатации научно-технической сферы со стороны монополий, выделение ими определенной части своих доходов на цели исследований и разработок не могли не привести к проникновению в эту сферу коренных пороков империализма: конкуренции; зависимости от экономической конъюнктуры и кризисных спадов; дискриминации, в частности расовой 82; милитаристских тенденций.
Все в большей мере проявлялись отрицательные последствия неорганизованного и хаотического технического воздействия на природу: эрозия почвы, рост загрязненности окружающей среды, вымирание многих видов ранее обитавших на территории США организмов. Почти исчезли бизоны, до 80-х годов встречавшиеся миллионными стадами; к 1900 г. вымер странствующий голубь — характерный представитель животного мира Северной Америки; невосстановимо погибли и многие другие виды растений и животных.
Экологические нарушения, вызванные научно-техническим прогрессом и ростом производительных сил в условиях бесконтрольного загрязнения и нарушения среды, привели к необходимости срочных мер по восстановлению численности промысловых рыб, редких животных, по охране ценных экологических комплексов и т. д. Однако такие меры, если не считать организации нескольких заповедных территорий и рыбонадзорных станций 83, практически отсутствовали. Вплоть до 1916 г., когда был принят акт о службе национальных парков, не существовало какой-либо общей системы охраны природы в масштабе страны.
Все в возрастающей мере наука и техника в конце XIX — начале XX в. использовались в целях придания массового, стандартизованного характера не только материальному, но и духовному производству, в целях капиталистической интенсификации труда и увековечения существующих социальных отношений. Неудивительно, что господствовавший в широких слоях интеллигенции в середине XIX в. сциентистский оптимизм все чаще уступал место антисциентистским настроениям. Достаточно сравнить знаменитое уитменовское «ура позитивным наукам! да здравствует точное знание!» («Песня о себе») 84 с интонациями, например, Т. Олдрича: «мы заурядности черты вдыхаем с догмами наук» 85.
Конечно, отрицание, подчас эстетски-снобистское, достижений научно-технического прогресса, характерное для ряда идеологических направлений США и других стран в эпоху империализма, имело мало общего с реальными трудностями и кризисными явлениями в самой науке: с мировоззренческой перестройкой при переходе от классической физики к квантовой и к теории относительности, с эволюционной и генетической переориентацией биологии и т. п. Однако сочетание трудностей роста самой науки, сомнений в отношении ее социального престижа и нараставшего давления на науку в целях ее капиталистически-милитаристского использования создало (на фоне еще не изжитого сциентистского опти-мизма и прогрессизма XIX в. с его надеждами, что наука «сама по себе» устранит социальные трудлости) к началу XX столетия своеобразную ситуацию в развитии естествознания, проявившуюся в социально-экономических условиях США, быть может, наиболее ярко по сравнению с другими капиталистическими странами.
Еще в последние десятилетия XIX в. объективный вклад ученых США в мировую науку не мог сопоставляться по своей значимости с достижениями европейских стран. Вспомним, что американских ученых в отличие от европейских не было ни среди деятелей раннего — до 1900-х годов — периода становления генетики, ни среди предшественников и первых пропагандистов открытого Д. И. Менделеевым периодического закона, ни (если не считать Гиббса) среди основателей современной теоретической физики, ни в ряде многих других важнейших научных движений той эпохи, породивших в конечном счете современное естествознание. Однако начиная с 1910-х годов американская наука на своем новом этапе стала быстро приобретать интернациональный характер, и обращение к достижениям мировой науки наряду с использованием собственных ресурсов способствовало интенсификации научных исследований в США, в том числе и сравнительно отстававших прежде фундаментальных исследований.
 

 

 

начало сайта