Глава пятая
АМЕРИКАНСКОЕ «ПРОЦВЕТАНИЕ»

1. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ
В 1924 г. Соединенные Штаты Америки, как и другие страны капи-
талистического мира, вступили в период временной частичной стабилиза-
ции капитализма. Важнейшими признаками этого периода были эконо-
мический подъем, рост промышленного производства и торговли, техни-
ческое переоборудование предприятий, укрепление власти буржуазии,
ослабление рабочего и демократического движения. В США все основные
проявления частичной капиталистической стабилизации сказались с го-
раздо большей силой и четкостью, чем в странах Западной Европы.
Прежде всего Соединенным Штатам значительно быстрее удалось пре-
одолеть экономические потрясения, вызванные последствиями первой ми-
ровой войны и кризисом 1920—1921 гг. Уже в конце 1922 г., достигнув
предкризисного уровня промышленного производства, они вступили в по-
лосу промышленного подъема, тогда как Англия, Франция и Германия
добились относительной стабилизации экономики только в 1924 г.
Экономический подъем в США продолжался почти семь лет, до сере-
дины 1929 г., и был весьма значительным: общий объем промышленного
производства в США в 1929 г. превысил уровень предкризисного 1920 г.
на 32% 1. Правда, поступательное развитие американской экономики в
период капиталистической стабилизации 20-х годов не носило постоянно-
го характера. Дважды, в 1924 и в 1927 гг. оно прерывалось частичными
спадами. Но обa они были кратковременными и сравнительно неглубоки-
ми, и каждый раз экономический подъем в США возобновлялся с новой
силой.
Интенсивный промышленный подъем в США в 20-е годы объяснялся
громадным усилением американского империализма в период мировой
войны, выдвижением этой страны в число сильнейших капиталистиче-
ских держав. Превращение США в центр финансовой эксплуатации мира
позволило монополистической буржуазии извлекать гигантские прибыли.
С 1923 по 1929 г. включительно чистые прибыли американских монопо-
лий составили в общей сложности 50,4 млрд. долл.2, т. е. в 1,5 раза
больше, чем в годы первой мировой войны.
Располагая огромными средствами, американские монополии проводи-
ли массовое обновление основного капитала, оснащали предприятия но-
вейшей техникой, строили новые заводы и фабрики. На этой основе был
сделан крупный шаг в развитии важнейших отраслей тяжелой промыш-
ленности. За 1923—1929 гг. выплавка стали в США возросла с 49 млн.
до 61,7 млн. т, добыча нефти — с 732 млн. до 1007 млн. баррелей, а про-
изводство электроэнергии — с 71,4 млрд. до 116,7 млрд. кВт-ч3. В целом
же по сравнению с довоенным уровнем промышленное производство США
увеличилось к концу 20-х годов на 72%.
Быстрые темпы экономического развития страны в годы относитель-
ной капиталистической стабилизации дали монополистической буржуазии
США огромные преимущества перед буржуазией других стран. Известно,
что экономика Великобритании переживала в 20-е годы явный застой,
Франция по темпам экономического роста значительно отставала от Сое-
диненных Штатов, а Германия только еще вступала на путь ускоренного
восстановления своего экономического потенциала, резко ослабленного ее
поражением в первой мировой войне. Особо благоприятное положение,
создавшееся тогда для США, привело к резкому увеличению их удельно-
го веса в мировой экономике. К концу 20-х годов Соединенные Штаты
давали 48% промышленного производства капиталистического мира. Они
производили промышленной продукции на 10% больше, чем Великобри-
тания, Франция, Германия, Италия и Япония, вместе взятые 4.
Особенно быстро развивались новые отрасли промышленности, кото-
рые оборудовались по последнему слову науки и техники. Наиболее яр-
ким примером явился бурный рост автомобильной промышленности.
Крупные автомобильные заводы были построены в США еще в начале
XX в. Но лишь в 20-е годы американская автомобильная промышлен-
ность по-настоящему стала на рельсы массового производства. В 1929 г.
производство автомобилей в стране увеличилось до 5337 тыс., что при-
мерно в 11 раз превысило довоенный уровень5. Производственные мощ-
ности автомобильной промышленности в конце 20-х годов давали воз-
можность еще большего увеличения выпуска продукции: весной 1929 г.
в отдельные дни с конвейеров американских автомобильных заводов схо-
дило до 25 тыс. машин.
Результатом таких необычайно высоких темпов развития автомобиль-
ной промышленности было быстрое проникновение автомобиля в жизнь
Америки. К концу 20-х годов в Соединенных Штатах эксплуатировалось в
общей сложности 26,7 млн. автомашин, в том числе 23,1 млн. легковых.
Это было намного больше, чем во всех остальных странах мира. Мас-
совое производство и постепенное удешевление автомобиля способство-
вали его распространению среди довольно широких слоев населения:
в 1929 г. на тысячу жителей США приходилось 189 легковых автомашин.
Автомобиль стал в 20-е годы поистине символом американского «про-
цветания».
Развитие автомобильной промышленности в США было связано в пер-
вую очередь с именем Генри Форда, крупного конструктора и организато-
ра, ставшего в XX в. владельцем одной из гигантских автомобильных «им-
перий». В 1908 г. на фордовских заводах началось изготовление знаме-
нитой «модели Т», получившей затем широкую известность во всем мире
под названием «форд». За 20 лет, с 1908 по 1927 г., было выпущено
около 15 млн. автомашин этой марки, после чего фордовские заводы были
переведены на производство другой, более комфортабельной модели.
В 20-е годы массовый выпуск автомобилей, кроме компании Форда, на-
чали еще две крупные фирмы — «Дженерал моторз» и «Крайслер».
В 1929 г. на долю этой «большой тройки» приходилось 83% всего про-
изводства автомобилей в Соединенных Штатах 6.
Стремительное увеличение выпуска продукции на заводах Форда,
а затем и других фирм было достигнуто за счет усиленной рационали-
зации производства. Она включала, с одной стороны, техническое пере-
оборудование предприятий, увеличение их энерговооруженности, широ-
кую механизацию производственных процессов, а с другой — внедрение
стандартизации, массовое изготовление типовых деталей и последующую
их скоростную сборку на конвейерных линиях. Повышение производи-
тельности, а еще более интенсивности труда обеспечивало значитель-
ное увеличение выработки на каждого рабочего. В 1923—1929 гг. она
выросла в среднем на 43% 7. Это позволяло капиталистам уменьшать
число рабочих, оставлять на конвейерных линиях только самых сильных
и выносливых, платить им за более производительную и, главное,
гораздо более интенсивную работу несколько повышенную заработную пла-
ту и все равно иметь экономию за счет резкого сокращения общего чис-
ла занятых. Таким образом, капиталистическая рационализация произ-
водства усиливала эксплуатацию одних рабочих и выбрасывала на ули-
цу других. И в том и в другом случае она так или иначе оборачивалась
против пролетариата.
Столь же быстро развивались и другие новые отрасли американской
промышленности: электротехническая, химическая, производство синте-
тических материалов, радиопромышленность. Рост энерговооруженности
и внедрение новой техники создавали основу для значительного увели-
чения производства и в некоторых других отраслях экономики. В конце
20-х годов в США было электрифицировано около 70% фабричных стан-
ков. Как и в автомобилестроении, высокие темпы роста производства в
ряде отраслей тяжелой промышленности в годы капиталистической ста-
билизации в немалой степени обеспечивались усиленной интенсификаци-
ей труда рабочих.
В годы частичной капиталистической стабилизации еще более уско-
рился процесс урбанизации и индустриализации США. Общая числен-
ность населения страны за 1920—1930 гг., по официальным данным
14-го и 15-го цензов, возросла с 105,7 млн. до 122,8 млн., т. е. на 16%.
При этом городское население увеличилось за 10 лет с 54,2 млн. до
69 млн. (на 27%), тогда как прирост сельского населения шел неизме-
римо медленнее: число сельских жителей увеличилось с 51,5 млн. до
53,8 млн., т. е. всего лишь на 4,5%. В результате такого резкого не-
соответствия в темпах прироста удельный вес городского населения за
1920—1930 гг. повысился с 51,3 до 56,2%, в то время как доля сель-
ского населения снизилась с 48,7 до 43,8 %8.
С особой быстротой росло население важнейших индустриальных рай-
онов. С каждым годом увеличивалось количество крупных городских аг-
ломераций, включавших большие города, окружавшие их пригороды и
практически сливавшиеся с ними города-сателлиты. Уже в 1920 г. в
Соединенных Штатах было 58 таких обширных урбанизированных райо-
нов, в которых жило около 36 млн. человек, т. е. треть населения стра-
аы. К 1930 г. число этих крупных городских агломераций достигло 97,
а. их суммарное население увеличилось до 55 млн., составив уже около
45% населения США9.
Все более растущий уровень урбанизации и индустриализации Соеди-
ненных Штатов на протяжении 20-х годов нашел отражение и в изме-
нении структуры самодеятельного населения страны. Общая его числен-
ность увеличилась за 1920—1930 гг. с 42,2 млн. до 48,7 млн. человек.
Этот рост шел прежде всего за счет быстрого увеличения числа рабо-
чих, занятых в промышленности, строительстве и на транспорте (с
17 млн. до 19,3 млн.), а также числа лиц, занятых в торговле, финан-
совых учреждениях и сфере обслуживания (с 8,8 млн. до 14 млн.),
в то время как численность самодеятельного сельскохозяйственного на-
селения сократилась (с 11,1 млн. до 10,5 млн.) 10.
Манипулируя данными об экономическом подъеме в США, буржуаз-
ная пропаганда, вдохновляемая официальным Вашингтоном, усиленно
распространяла тезис о прочности и незыблемости стабилизации. В еже-
годном послании президента Кулиджа конгрессу о положении страны в
декабре 1925 г. провозглашалось, что Америка вступила «в эру длитель-
ного всеобщего процветания» 11. Славословия в честь «просперити» до-
стигли апогея в конце 20-х годов. Виднейшие деятели обеих партий,
особенно лидеры правящей республиканской партии, на все лады твер-
дили о наступлении «вечного процветания», о «ликвидации кризисов»,
об успехах в деле «искоренения бедности». В августе 1928 г. в одной
из предвыборных речей Г. Гувер торжественно возвестил: «Америка
сейчас ближе к полной победе над бедностью, чем когда-либо в истории
любой страны мира... Мы еще не достигли этой цели, но если у нас
будет возможность и дальше продолжать ту же политику, которая про-
водилась в течение последних восьми лет, мы с божьей помощью ско-
ро приблизим тот день, когда бедность навсегда будет изгнана из нашей
страны» 12.
На взгляд поверхностного наблюдателя картина экономической ситуа-
ции в США к концу 20-х годов была очень оптимистичной. Результатом
промышленного подъема было новое увеличение национального дохода
США. За 1923—1929 гг. он возрос с 74,3 млрд. до 86,8 млрд. долл., т. е.
на 17% 13. Но его распределение было чрезвычайно неравномерным.
Львиная его доля присваивалась небольшой горсткой монополистов.
В 1929 г. на долю крупной буржуазии, составлявшей всего лишь около
1%) самодеятельного населения США, приходилось 14,5%) национального
дохода страны 14. 513 миллионеров получали доход, равный суммарной
годовой заработной плате 1 млн. рабочих. Но все же кое-что перепада-
ло и на долю мелкой буржуазии и верхушечных слоев рабочего класса.
Увеличение доходов и широкое распространение системы продажи в
рассрочку создавали для этих групп населения довольно значительные
возможности для приобретения иногда за наличный расчет, а чаще в
кредит автомобилей, радиоприемников, холодильников, пылесосов, сти-
ральных машин и другой бытовой техники.
Двадцатые годы были отмечены также колоссальным ростом стоимо-
сти акций. За пять лет, с декабря 1924 г. по октябрь 1929 г., акции,
котировавшиеся на нью-йоркской бирже, увеличились в цене с 27 млрд.
до 87 млрд. долл., т. е. более чем втрое. Неудивительно, что к концу
20-х годов в стране началась настоящая биржевая вакханалия. В нее
были втянуты миллионы американцев, которые обращали свои сбереже-
ния на покупку ценных бумаг, надеясь, что безостановочный рост стои-
мости акций в условиях «вечного процветания» сделает их богачами.
Лидеры делового мира США своим авторитетом стремились подкре-
пить эти призрачные надежды. Так, председатель финансового комитета
фирмы «Дженерал моторз» Дж. Рэскоб в 1929 г. вполне серьезно ут-
верждал, что если каждый рабочий и служащий будет экономить по
15 долл. в неделю и регулярно приобретать на эти средства наиболее
солидные акции, то через 20 лет он будет располагать капиталом в
80 тыс. долл. «По моему убеждению,— заключал Дж. Рэскоб,— у нас в
стране каждый не только может, но и обязан стать богатым» 15. Мно-
гие рядовые американцы, загипнотизированные подобной перспективой
легкого обогащения, склонны были верить всему, что говорилось в эти
годы о «блестящем будущем» американского капитализма.
Но обстановка в стране отнюдь не подтверждала эти оптимистиче-
ские прогнозы. Стабилизация капитализма в США, так же как и в других
капиталистических странах, проходила в условиях общего кризиса ка-
питализма и поэтому была временной, частичной и непрочной. Об этом
свидетельствовала прежде всего чрезвычайная неравномерность развития
различных отраслей промышленности. При быстром росте ряда новых
отраслей тяжелой индустрии наблюдался застой, а иногда даже и паде-
ние производства в таких традиционных сферах экономики, как добыча
угля, судостроение и большинство отраслей легкой промышленности.
Прирост промышленного производства в отраслях, изготовлявших
предметы первой необходимости (текстильная, обувная, пищевая и т. д.),
даже в самые лучшие годы «просперити» был лишь чуть выше прироста
населения. Во второй половине 20-х годов обозначилось значительное со-
кращение жилищного строительства. Еще более неблагоприятным было
положение в угледобывающей промышленности. В 1923-1929 гг. добы-
ча угля в США сократилась с 658 млн. до 609 млн. т, т. е. на 8%,
а число рабочих, занятых в угольных шахтах, упало с 864 тыс. до
654 тыс., или на 23 %16.
Но наиболее тревожным симптомом, обнаружившимся к концу 20-х
годов, было сокращение масштабов обновления основного капитала.
Если в 1924 г. расходы на новое капитальное строительство составляли
76% всех частных капиталовложений, то к 1929 г. их доля сократилась
до 35% 17. Все это означало, что во многих традиционных отраслях про-
мышленности США, особенно в тех, которые непосредственно были свя-
заны с потребительским спросом, признаки перепроизводства сказались
значительно раньше и интенсивнее, чем в быстро прогрессирующих но-
вых сферах экономики.
Важными показателями непрочности капиталистической стабилизации
20-х годов были также постоянная недогрузка производственного аппа-
рата и хроническая массовая безработица. Даже в конце 20-х годов,
в наиболее благоприятный период «просперити», производственные мощ-
ности промышленности были загружены в целом примерно на 80%, а в
ряде отраслей недогрузка производственного аппарата достигала 25—
30% 18. Число безработных в США, по самым скромным оценкам, коле-
балось на протяжении 1924—1929 гг. от 1,5 до 2 млн.19
Наконец, признаком непрочности капиталистической стабилизации в
Соединенных Штатах было неблагоприятное положение сельского хозяй-
ства. После первой мировой войны оно вступило в новый этап своей ка-
питалистической эволюции, подготовленный быстрым ростом сельскохо-
зяйственного производства в конце XIX — начале XX в. в результате
победы фермерского пути развития капитализма в сельском хозяйстве
США. Окончательное завершение длительного периода раздачи гомстедов
за счет земель государственного фонда, полное истощение ресурсов «сво-
бодных» земель Запада, пригодных для заселения и обработки — все это
способствовало тому, что от экстенсивных форм капиталистического зем-
леделия американское фермерство стало переходить к интенсивным мето-
дам ведения хозяйства, к применению машин, искусственных удобрений,
новейших агротехнических приемов. Уже в 1920 г. в сельском хозяйстве
США использовалось 246 тыс. тракторов и 4 тыс. комбайнов 20. Разви-
тие капитализма вширь, долгое время бывшее характерной особенностью
эволюции американского сельского хозяйства, сменилось развитием капи-
тализма вглубь.
Однако аграрный кризис, начавшийся в 1920 г. и не преодоленный
в течение всего периода 20-х годов, надолго нарушил нормальные усло-
вия воспроизводства в сельском хозяйстве. Правда, наиболее острая фаза
аграрного кризиса, характерная для 1920—1923 гг., сменилась в 1924—
1928 гг. его несколько смягченной фазой. Но и тогда ни сельскохозяй-
ственные цены, ни фермерские доходы так и не достигли докризисного
уровня. На протяжении второй половины 20-х годов валовой доход аме-
риканского фермерства держался на уровне 13—14 млрд. долл., тогда как
в 1919 г., до начала длительного аграрного кризиса, он составлял
17,9 млрд. долл.21
Падение цен тяжелее всего отразилось на положении мелких и сред-
них фермеров, хозяйство которых стало хронически убыточным. Поэтому
разорение и вытеснение мелкого производства в земледелии шли в пе-
риод частичной капиталистической стабилизации с невиданной ранее
быстротой. Только за 1925—1929 гг. было принудительно продано с мо-
лотка за неуплату долгов и налогов 547 тыс. ферм (8,7% общего
числа) 22. Огромные размеры приобрело в 20-х годах бегство фермеров
в города. Поскольку американская промышленность переживала в то
время значительный подъем, части переселенцев удалось получить рабо-
ту. Однако большинство их так и не смогли найти себе занятия. Поэ-
тому многие, истощив свои скудные средства, вынуждены были возвра-
титься обратно.
Тем не менее бегство фермеров в города проходило более высокими
темпами, чем их возвращение в сельские районы, в результате чего
чистая убыль фермерского населения США составила за 1920—1930 гг.
6,3 млн. человек. Разорение мелкого и среднего фермерства шло тогда
настолько быстро, что к концу 20-х годов очередная перепись впервые
в истории США зафиксировала абсолютное сокращение общей числен-
ности фермерского населения (с 32 млн. в 1920 г. до 30,5 млн.
в 1930 г.) и числа фермерских хозяйств в стране (соответственно с
6448 тыс. до 6289 тыс.) 23.
Аграрный кризис значительно ухудшил и положение капиталистиче-
ских слоев фермерства. Сильное падение цен уменьшило прибыльность
их хозяйства. Необходимость приспособления к неблагоприятным усло-
виям сельскохозяйственного рынка требовала резкого снижения себестои-
мости производства путем коренного технического переоборудования
сельского хозяйства. Но это было доступно только сравнительно немного-
численным группам фермерской буржуазии. К концу 20-х годов в сель-
ском хозяйстве США применялось уже 920 тыс. тракторов и 61 тыс. ком-
байнов 24, что свидетельствовало о значительном росте его технической
вооруженности, однако, по данным сельскохозяйственной статистики,
только 13,5% фермерских хозяйств были оснащены в то время тракто-
рами и всего лишь около 1 % — комбайнами 25.
Начавшийся в 20-е годы процесс индустриализации сельского хозяй-
ства США, его перехода из мануфактурной стадии в стадию машинного
производства происходил в гораздо менее благоприятных условиях, не-
жели в промышленности. Общая историческая отсталость сельского хо-
зяйства, которая еще более обострилась с вступлением страны в эпоху
империализма, новое усиление эксплуатации фермерства монополиями —
все это обусловило необычайно глубокий и затяжной характер кризиса
перепроизводства в сельском хозяйстве. Гнет финансового капитала в
условиях аграрного кризиса особенно тяжелым бременем лег на плечи
мелких и средних фермеров. Но господство монополий ощутимо сказы-
валось и на положении сельскохозяйственной буржуазии. Громадная
дань, взимаемая ими со всего фермерства, в том числе и с его капита-
листической верхушки, ограничивала возможности капиталистического
накопления, отвлекала от производительного использования крупные фи-
нансовые средства и на долгие годы затянула процесс преодоления
аграрного кризиса.
Таким образом, в ряде важных отраслей американской экономики во
второй половине 20-х годов все более отчетливо сказывались явления
перепроизводства. Это постепенно расшатывало устои американского
«процветания». По сравнению со странами Западной Европы признаки
непрочности стабилизации капитализма в США были выражены значи-
тельно слабее. Но все же и для этой крупнейшей и наиболее богатой
капиталистической страны было характерно вопиющее противоречие
между растущими производственными возможностями экономики и отно-
сителыю низкой покупательной способностью широких масс населения.
В годы частичной капиталистической стабилизации в США произош-
ло некоторое повышение заработной платы рабочих, но оно было срав-
нительно небольшим. По данным правительственной статистики, средне-
годовая номинальная заработная плата рабочих, занятых в обрабатываю-
щей промышленности, строительстве и на транспорте, увеличилась за
1924—1929 гг. с 1519 до 1620 долл., т. е. всего на 6,5%, а заработная
плата рабочих горнодобывающей промышленности даже сократилась
(с 1703 до 1526 долл.) 26. Между тем, по исчислениям американских
экономистов, для удовлетворения лишь основных потребностей семьи из
четырех человек при тогдашнем уровне цен необходимо было распола-
гать доходом не менее 2 тыс. долл. в год. Недаром президент Кулидж
в одном из своих посланий конгрессу в 1926 г. вынужден был признать,
что «большинство рабочих не разделяют плодов просперити» 27. Но их
не разделяли и многие другие группы трудящегося населения городов и
ферм. По весьма умеренным оценкам, даже в 1929 г., в самый разгар
«процветания», доходы 60% американских семей были ниже прожиточ-
ного минимума 28. Это убедительно свидетельствует о непрочности капи-
талистической стабилизации 20-х годов.
2. ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА
Промышленный подъем и общая экономическая стабилизация в Сое-
диненных Штатах к середине 20-х годов значительно укрепили положе-
ние крупного капитала. Полная уверенности в своих силах, воодушев-
ленная тем, что ее дела идут хорошо, монополистическая буржуазия
США, существенно увеличившая экономическое могущество, особенно
энергично пропагандировала частнособственнические добродетели тради-
ционной идеологии «твердого индивидуализма», решительно выступая
против вмешательства государства в дела бизнеса.
Индивидуалистическая идеология была положена и в основу внутрен-
ней политики республиканского правительства. Продолжая курс, взятый
в 1921 г. администрацией Гардинга, правительство Кулиджа стремилось
свести к минимуму все экономические и социальные функции буржуаз-
ного государства. В очередном послании к конгрессу о положении стра-
ны (декабрь 1924 г.) президент недвусмысленно заявил, что руководи-
мая им администрация собирается идти к достижению «экономической
и социальной справедливости», полагаясь исключительно на «методы
естественной эволюции», и что важнейшим принципом ее деятельности
будет «строжайшая экономия государственных расходов» 29. Через два
года, в декабре 1926 г., он высказался на этот счет еще более опреде-
ленно: «Сущность нашей системы правления состоит в том, что она ба-
зируется на принципах свободы н независимости индивидуумов. В своих
действиях каждый из них зависит только от самого себя. Поэтому они
не могут быть лишены плодов своей предприимчивости... То, что накоп-
лено их личными усилиями, не должно стать источником государствен-
нои расточительности»30 .
В соответствии с этими установками президент Кулидж, министр фи-
нансов Меллон и разделявшие их взгляды лидеры реакционной «старой
гвардии» республиканцев стремились ограничить функции федерального
правительства созданием максимально благоприятных условий для бес-
контрольного хозяйничанья бизнеса, категорически отвергая всякие по-
пытки государственного регулирования его действий. В проведении по-
добного курса они были «более последовательными, чем чуть ли не са-
мые академические социал-дарвинисты» 31. Так, глава Белого дома,
выдвигая основополагающий принцип своего президентства, утверждал,
что «если бы федеральное правительство исчезло, то простые люди в те-
чение очень длительного времени не заметили бы решительно никаких
изменений в своих повседневных делах» 32. А один из наиболее твердо-
лобых представителей республиканской «старой гвардии», сенатор
Д. Рид, уточняя и конкретизируя мысль, высказанную Кулиджем, с при-
сущей ему прямолинейностью заявил: «Если бы я был диктатором, то
упразднил бы федеральную торговую комиссию сегодня утром, управле-
ние торгового флота — вечером и междуштатную торговую комиссию —
завтра... Наше правительство стало чересчур назойливым. У нас слиш-
ком много регулирующих комиссии» .
В конце 20-х годов эта индивидуалистическая риторика превратилась
в обязательную принадлежность каждого республиканского политика.
В своей предвыборной речи 22 октября 1928 г. Г. Гувер как кандидат
республиканцев на пост президента всячески рекламировал курс «твер-
дого индивидуализма» и заявил, что считает важнейшей заслугой правя-
щей республиканской партии то, что она «возвратила правительство на
его законное место посредника, а не участника экономической игры».
Гувер назвал «фальшивым либерализмом» идею государственного вмеша-
тельства в коммерческую деятельность бизнеса. В противовес он выдви-
нул принцип «истинного либерализма», который, по его мнению, преду-
сматривал ограничение государственной активности рамками защиты
буржуазного «равенства возможностей» 34.
Реакционно-индивидуалистическими принципами по-прежнему руко-
водствовался в своей деятельности и Верховный суд США, возглавляе-
мый У. Тафтом. Опираясь на строго легалистские правовые концепции,
реакционное большинство Верховного суда неизменно блокировало любые
попытки расширения социальной деятельности буржуазного государства.
Как заметил в 1929 г. видный американский юрист либерального направ-
ления Ф. Франкфуртер, У. Тафт и его сторонники «возродили взгляды,
которые были устаревшими уже 25 лет назад» 35.
Финансово-экономическая политика правительства Кулиджа показала
истинную классовую сущность идеологии «твердого индивидуализма».
Лидеры республиканской администрации добивались прежде всего даль-
нейшего снижения налогов на крупный капитал. В послании президен-
та Кулиджа конгрессу в декабре 1924 г. утверждалось, что непремен-
ным условием вступления страны в «эру беспрецедентного процветания»
является «освобождение бизнеса от чрезмерного налогообложения его
прибылей» 36. В том же духе высказывался министр финансов Э. Мел-
лон, который лицемерно сокрушался по поводу «разрушительного эф-
фекта чрезмерного налогового обложения, подавляющего предпринима-
тельскую инициативу» 37. Уже в 1924 г. правительство Кулиджа прове-
ло через конгресс новый закон, согласно которому максимальная ставка
добавочного налогообложения лиц с высокими доходами была сокращена
с 50 до 40%. Закон 1926 г. снизил этот максимум до 20%, уменьшил
до того же уровня ставку налога на наследство и вообще отменил на-
лог на дарственные акты38. В 1928 г. по инициативе республиканской
администрации было осуществлено некоторое сокращение (до 12%) на-
логовых ставок на прибыли корпораций. Таким образом, безграничное
увеличение финансовых ресурсов монополий стало в 20-е годы первосте-
пенной заботой республиканского правительства.
Тем не менее правительство Кулиджа, проводя эту политику, стре-
милось воздерживаться от крупных государственных расходов и добива-
лось поддержания сбалансированного бюджета. Осуществив уже в
1924 г. дальнейшее сокращение расходов федерального правительства
до 2,9 млрд. долл., республиканская администрация вплоть до 1928 г. не-
изменно удерживала их на этом сравнительно низком уровне. Активное
сальдо федерального бюджета дало ей возможность значительно сокра-
тить государственный долг (с 22,3 млрд. долл. в 1923 г. до 16,9 млрд, в
1929 г.39).
И все же даже в условиях безраздельного господства буржуазно-
индивидуалистических принципов в политике республиканской админи-
страции в годы стабилизации в США не произошло, да и не могло прои-
зойти, демонтажа структуры государственно-монополистического капита-
лизма. Процесс огосударствления социально-экономических отношений,
характерный в той или иной степени для всей эпохи общего кризиса ка-
питализма, медленно, подспудно, но неуклонно продолжался.
Прежде всего в 20-е годы значительно возросла степень концентра-
ции и централизации капитала как основы государственно-монополисти-
ческого развития. Суммарные активы 200 крупнейших корпораций, оце-
нивавшиеся в 1919 г. в 43,7 млрд. долл., увеличились к 1929 г. до
81,1 млрд. долл., т. е. почти вдвое. На долю этих 200 гигантов монопо-
листического бизнеса, составлявших лишь 0,05% общего числа корпора-
ций, приходилось в конце 20-х годов около половины (49 %) всего богат-
ства, сосредоточенного в их распоряжении, и 43% получаемых ими до-
ходов40. Если же взять 5% самых крупных монополистических фирм,
то их доля в общей сумме прибылей американских корпораций возросла
за эти годы с 76,7 до 84,3% 41. Одной из характерных для того перио-
да форм концентрации и централизации капитала было создание много-
численных держательских компаний, т. е. фирм, организуемых преиму-
щественно для операций на рынке ценных бумаг в целях захвата конт-
рольных пакетов акций конкурирующих монополий. Наибольшую
известность среди них получила разветвленная система крупных держа-
тельских компаний, созданная миллионером С. Инсуллом. Но этому об-
разцу были построены многие другие многоэтажные пирамиды держа-
тельских фирм. Как указывалось в одном из сенатских отчетов, они
стали «механизмом, с помощью которого группа людей, используя об-
щественные деньги, в состоянии концентрировать контроль над промыш-
ленностью, предприятиями общественных услуг и важнейшими богатст-
вами народа» 42.
На базе резко возросшего уровня концентрации и централизации уси-
лилась организованность крупного капитала. При активном содействии
Национальной ассоциации промышленников (НАЛ) и Торговой палаты
США быстрыми темпами проходило создание отраслевых ассоциаций
бизнеса, объединявших представителей монополистических фирм в про-
мышленности, торговле, финансах и банковском деле. В целях ослабле-
ния конкуренции и обеспечения более благоприятных для монополий
условий производства и сбыта эти ассоциации централизованным путем
собирали и распространяли информацию о наличном уровне цен, о ме-
тодах снижения издержек производства, об эффективных способах тран-
спортировки и сбыта произведенной продукции, о возможностях получе-
ния дешевого кредита и многом другом. Кроме того, ассоциации бизнеса
осуществляли активную лоббистскую деятельность, добиваясь необходи-
мого крупному капиталу законодательства и внимательно следя, чтобы
не было принято каких-либо мер, идущих вразрез с его интересами.
Деятельность отраслевых ассоциаций нередко прямо противоречила
антитрестовскому законодательству. По меткому замечанию А. Шлезин-
гера-младшего, они были как бы «фасадом, за которым бизнесмены
по-братски составляли заговор, чтобы обойти антитрестовские законы» 43.
Однако Верховный суд США, неизменно стоявший на страже интересов
крупного капитала, в июне 1925 г. признал операции отраслевых ассо-
циаций вполне законными. В решении суда говорилось, что, собирая и
распространяя информацию о наличных условиях производства и сбыта,
ассоциации бизнеса «не могут быть обвинены в незаконном сговоре в
целях ограничения торговли только на том основании, что конечным
результатом их усилий в этом направлении может быть стабилизация
цен или ограничение производства за счет лучшего понимания экономи-
ческих законов и умения приспособиться к их действиям. Закон Шер-
мана не отменяет действия этих законов и не запрещает сбор и распро-
странение экономической информации» 44.
Рост организованности крупного капитала и первые попытки создания
системы своеобразного саморегулирования монополий сопровождались
распространением идеи «социальной ответственности бизнеса». Пропове-
дуя эту доктрину, выдвигая планы построения «капитализма всеобщего
благосостояния» и «индустриальной демократии», некоторые представи-
тели монополистической буржуазии США уже в тот период приступили
х активному проведению политики социального патернализма.
Эта политика, к которой в 20-е годы все чаще стали обращаться
«просвещенные» монополисты, нашла конкретное воплощение в распро-
странении акций среди рабочих, создании частных пенсионных фондов,
организации системы благотворительного вспомоществования в пределах
той или иной компании и т. д.45 Все эти меры имели целью доказать,
что «корпорации прониклись чувством ответственности и верности обще-
ственному долгу» 46, что якобы найден путь к установлению «социаль-
ной справедливости» и что, следовательно, нет больше никакой необхо-
димости в классовой борьбе и в прямом государственном регулировании.
Создание системы отраслевых ассоциаций бизнеса и политика со-
циального патернализма мыслились частью идеологов крупного капитала
как наиболее приемлемая в условиях капиталистической стабилизации
20-х годов альтернатива государственно-монополистическим методам ре-
гулирования. В тот период эти методы казались большинству представи-
телей монополистической буржуазии США совершенно неприемлемыми,
чуждыми капитализму, несущими на себе отпечаток влияния социалисти-
ческих идей. Но, с другой стороны, растущая популярность доктрины
«социальной ответственности бизнеса» свидетельствовала о том, что пол-
ный возврат к господствовавшим в конце XIX в. теориям социал-дарви-
низма был уже невозможен, что традиционная трактовка индивидуали-
стических воззрений в духе идеологии laissez faire, в духе характерного
для нее принципа «каждый заботится о себе, и к черту неудачника» уже
в 20-е годы рассматривалась определенной частью монополистической
буржуазии как безнадежно устаревшая и требовавшая существенной
модификации.
Движение за создание системы саморегулирования крупного бизнеса
и за принятие им принципа «социальной ответственности» было под-
держано некоторыми видными деятелями республиканской администра-
ции. Особенно ревностным пропагандистом этих идей стал министр тор-
говли Г. Гувер. Уже в брошюре об «американском индивидуализме»,
опубликованной в 1922 г., Гувер, решительно возражая против непосред-
ственного государственного регулирования экономики и социальных от-
ношений, в то же время заявил о необходимости «использовать новые
средства социального, экономического и интеллектуального прогресса»
для устранения «огромных потерь, которые порождаются сверхбезрассуд-
ной конкуренцией в сфере производства и распределения» 47. На устра-
нение этих пороков и была направлена рекламируемая Гувером «амери-
канская система», предусматривавшая совместные, кооперативные дей-
ствия различных экономических групп. В отличие от Кулиджа и Меллона
с их приверженностью догматам традиционного индивидуализма и край-
него волюнтаризма, преклонением перед стихийностью экономического
развития Гувер не раз подчеркивал, что идеология laissez faire уже
давно устарела и что Соединенные Штаты переживают «решительную
экономическую трансформацию», сущностью которой является «переход
от периода крайнего индивидуализма к периоду ассоциативных дейст-
вий» 48.
Этими принципами Г. Гувер руководствовался и в своей практической
деятельности на посту министра торговли. Возглавляемое им агентство
разрабатывало «кодексы этики и практики бизнеса» для различных от-
раслей промышленности, поставляло руководителям фирм экономическую
информацию, помогало им в осуществлении стандартизации производст-
ва, содействовало сбыту американских товаров за границей. Словом,
министерство торговли превратилось в 20-е годы в «отличного маклера
по делам американского бизнеса»49. Гувер культивировал создание
отраслевых ассоциаций промышленников, организаций банкиров, торго-
вых палат, кооперативных объединений фермеров, которые под общим
надзором государства как некоего беспристрастного «верховного арбит-
ра» должны были, по его мнению, насаждать ставший таким необходи-
мым в новых условиях «дух коллективной ответственности бизнеса».
Распространение в 20-е годы идей буржуазного коллективизма созда-
вало объективную основу для дальнейшего усиления государственно-
монополистических тенденций. Однако в то время эти коллективистские
доктрины не выходили еще, как правило, за рамки пожеланий в пользу
координации совместных действий бизнесменов и других экономических
групп. Они выдвигались в противовес как традиционным принципам
laissez faire, так и системе разветвленного государственного регулирова-
ния периода первой мировой войны. Поэтому для 20-х годов, по мне-
нию советских экономистов, было характерно «значительное ослабление
степени государственного вмешательства в экономику по сравнению с
периодом войны, но более высокий его уровень, чем до войны» 50.
О назревшей объективной потребности перехода к более высокой
ступени буржуазного коллективизма — государственно-монополистическим
методам решения социально-экономических проблем — свидетельствовала
развернувшаяся в 20-е годы борьба по вопросу о государственной под-
держке хронически депрессивных отраслей американской экономики —
железнодорожного транспорта, угольной промышленности и особенно
сельского хозяйства.
Наибольшей остротой и ожесточенностью отличалась борьба по
вопросу о методах решения фермерской проблемы. Затяжной аграрный
кризис породил в 20-е годы сильное движение за правительственную
помощь сельскому хозяйству. Во главе движения выступила фермерская
буржуазия, позиции которой были существенно ослаблены кризисом.
Капитал, вкладываемый ею в сельское хозяйство, приносил значитель-
но меньшую прибыль, чом в других отраслях экономики. Поэтому еще
в начале 20-х годов идеологи фермерской буржуазии выдвинули лозунг
«равноправия сельского хозяйства». Они требовали, чтобы федеральное
правительство помогло фермерам добиться повышения цен на их про-
дукцию.
С этой целью в 1924 г. был разработан и внесен в конгресс билль
Макнери—Хоугена, который предусматривал создание центральной пра-
вительственной организации для систематической скупки по повышен-
ным ценам «излишков» сельскохозяйственной продукции внутри страны.
Эти запасы предполагалось на определенный срок удерживать вне рын-
ка, а затем возможно выгоднее сбывать их. Ту часть «излишков», кото-
рую нельзя было реализовать на внутреннем рынке, правительственная
корпорация должна была продавать за границей по более низким ценам
мирового рынка. Поскольку на этих операциях она неизбежно терпела
бы убытки, то для их возмещения предусматривался небольшой «урав-
нительный налог», которым предполагалось облагать сельскохозяйствен-
ные товары, поступавшие на внутренний рынок. Защитники билля счи-
тали, что активные операции правительственного агентства побудят и
частные фирмы, занимающиеся скупкой и переработкой продукции земле-
делия и животноводства, платить фермерам более высокие цены, в ре-
зультате чего общий уровень сельскохозяйственных цен в стране сущест-
венно повысится 51.
План Макнери — Хоугена был поддержан большинством фермеров.
Но правительство Кулиджа, стоявшее на страже интересов промышлен-
но-финансовых монополий, упорно возражало против его принятия, от-
вергая претензии фермерской буржуазии на «равноправие сельского
хозяйства». Охраняя систему монополистической эксплуатации фермерст-
ва, правящие круги США демагогически утверждали, что фермерам надо
надеяться не на действия федеральных правительственных учреждений,
а на естественный процесс улучшения конъюнктуры сельскохозяйствен-
ного рынка 52.
В течение 1924—1928 гг. различные варианты билля 5 раз вносились
на обсуждение конгресса. Дважды, в феврале 1927 г. и в мае 1928 г.,
он был одобрен обеими палатами конгресса, но всякий раз президент Ку-
лидж накладывал на него вето как на меру, нарушающую принцип не-
вмешательства государства в экономику и направленную на «введение
правительственной фиксации цен, чуждой американским традициям, фи-
лософии нашей системы правления и духу наших институтов» 53. Пред-
принятая в мае 1928 г. попытка сторонников билля Макнери—Хоугена
в конгрессе добиться его принятия вопреки президентскому вето оказа-
лась безуспешной: необходимого в таких случаях квалифицированного
большинства голосов собрать не удалось 54.
В противовес планам государственного регулирования сельскохозяй-
ственных цен деятели республиканской администрации, в особенности
министр торговли Г. Гувер и министр земледелия У. Джардайн, выдви-
гали идею государственного поощрения сбытовой кооперации. Они утверж-
дали, что фермеры должны стремиться не к замене существующего ры-
ночного механизма государственными органами, а к его совершенствова-
нию, к улучшению системы сбыта с помощью координированных действий
кооперативов.
Принцип государственного поощрения фермерской кооперации и об-
щего правительственного надзора за ее действиями в противовес идее
государственного регулирования сельскохозяйственного рынка вплоть до
конца 20-х годов оставался стержнем аграрной политики республикан-
ской администрации.
Гораздо дальше по пути внедрения принципов буржуазного коллек-
тивизма правительству республиканцев пришлось пойти в сфере железно-
дорожного транспорта. Это был вынужденный шаг. От эффективной и
бесперебойной работы железных дорог во многом зависело нормальное
функционирование капиталистической экономики, а крупные забастовки
рабочих-железнодорожников наглядно продемонстрировали явную недо-
статочность традиционных методов частномонополиcтического управле-
ния, к которым после ликвидации в 1920 г. государственного контроля
вновь вернулся железнодорожный транспорт. Поэтому в мае 1926 г.
конгресс принял новый железнодорожный закон, который подтвердил
право рабочих-железнодорожников на организацию я на заключение кол-
лективного договора и ввел в этой отрасли экономики систему государ-
ственного арбитража трудовых конфликтов 55.
Несмотря на господство индивидуалистической идеологии, республи-
канская администрация уделяла все большее внимание не только хрони-
чески депрессивным отраслям экономики, но и некоторым новым, быстро
развивающимся сферам бизнеса. Так, государство приняло активное
участие в финансировании строительства шоссейных дорог, способствуя
бурным темпам развития автомобильного транспорта. По инициативе
Гувера министерство торговли в 1926—1927 гг. взяло курс на поощре-
ние операций коммерческой авиации.
Упорная и ожесточенная борьба развернулась в 20-е годы вокруг идеи
государственного владения гидроэнергетическими ресурсами. По предло-
жению группы прогрессивных республиканцев во главе с сенатором
Дж. Норрисом в конгресс несколько раз вносились законопроекты о
государственном гидроэнергетическом строительстве в долине реки Тен-
несси. Эти планы были категорически отвергнуты правительством Ку-
лиджа, которое помешало принятию билля Норриса под тем предлогом,
что прямое вмешательство федерального правительства в производство и
распределение электроэнергии абсолютно недопустимо. В свою очередь,
лидеры республиканской администрации пытались добиться от конгресса
согласия на передачу строительства гидроэнергетических сооружений в
долине реки Теннесси в руки частных монополий, прежде всего в руки
автомобильного концерна Г. Форда, и только сопротивление прогрессив-
ной общественности и активная кампания сенатора Норриса и его сто-
ронников помешали реализации этих планов.
Таким образом, объективные потребности капиталистического произ-
водства время от времени заставляли администрацию Кулиджа вопреки
пропагандируемым ею индивидуалистическим принципам идти на неко-
торое расширение государственного вмешательства в отдельных отраслях
экономики. Тем не менее в целом период капиталистической стабилиза-
ции 20-х годов характеризовался «явным преобладанием не государствен-
но-, а частномонополиcтических принципов во всех сферах общественной
жизни» 56. По мнению большинства тогдашних идеологов крупного kапи-
тала США, свободное предпринимательство и частная инициатива, oxpa-
няемые государством, способны были решать все социальные проблемы.
Хотя объективный процесс огосударствления продолжался, идеология
неолиберализма как государственно-монополистическая форма буржуаз-
ной идеологии, возникшая в период «прогрессивной эры», в 20-е годы
отошла на второй план под натиском традиционных консервативно-инди-
видуалистических взглядов.
Реакционно-индивидуалистический курс социально-экономической по-
литики республиканской администрации сопровождался крайне неблаго-
приятными изменениями в идейно-политической обстановке в стране.
Продолжалось активное наступление крупного капитала на позиции тру-
дящихся, на те права, которые были завоеваны ими ранее. Попирая эле-
ментарные демократические свободы, реакция США жестоко расправля-
лась с радикальными деятелями рабочего движения. Вопиющим приме-
ром такого рода стало дело Н. Сакко и Б. Ванцетти, двух рабочих-
иммигрантов, итальянцев по национальности, которые были арестованы
еще в 1920 г. за активное участие в революционном движении и приго-
ворены к смертной казни по ложному обвинению в ограблении и убийст-
ве кассира обувной фабрики. Невиновность обвиняемых была докумен-
тально доказана. В Соединенных Штатах и за их пределами разверну-
лась широкая кампания в защиту Сакко и Ванцетти. Даже АФТ высту-
пила с энергичным протестом против несправедливого приговора, назвав
обвиняемых «жертвами расовых и национальных предрассудков и клас-
совой ненависти» 57. Но американская реакция, бросая вызов мировому
общественному мнению, решила расправиться с ненавистными ей ради-
калами. В ночь на 23 августа 1927 г. Сакко и Ванцетти были казнены
па электрическом стуле.
В годы стабилизации значительно усилилось наступление на профсо-
юзное движение. В 1925 г. президент Национальной ассоциации промыш-
ленников Дж. Эджертон призвал членов руководимой им оргаизации к
развертыванию широкой кампании против профсоюзов, так как их дея-
тельность якобы мешала нормальному функционированию общества, ос-
нованного на принципах частной инициативы и свободной конкуренции.
Эта антипрофсоюзная кампания была значительно облегчена рядом
решений Верховного суда США, в которых утверждалось, что принятие
в 1914 г. закона Клейтона не означает изъятия профсоюзов из сферы
действия антитрестовского законодательства и прекращения судебного
вмешательства в трудовые конфликты. Судебные преследования проф-
союзов и стачек приобрели в 20-е годы наибольший размах. С прямым
осуждением забастовок не раз выступали и руководители республикан-
ской администрации. Правда, в отличие от Кулиджа или Меллона, зани-
мавших, как правило, открыто антирабочую позицию, Г. Гувер и разде-
лявший его взгляды министр труда Дж. Дэвис в соответствии с принци-
пом коллективных действий основных экономических групп общества
признавали за рабочими право объединяться в профсоюзы и заключать
коллективные договоры. Однако тут же добавлялось, что «не должно быть
никакого принуждения к вступлению в эти организации» и что «принцип
индивидуальной свободы требует открытых цехов» .
Такая интерпретация открывала широкий простор для антипрофсоюз-
ных действий предпринимателей. В противовес профессиональным сою-
зам они создавали «компанейские союзы», которые находились в полной
зависимости от хозяев и стремились внушить рабочим ложную идею
единства интересов труда и капитала. К концу 20-х годов в этих лже-
профсоюзах насчитывалось более 1,5 млн. членов. В ряде случаев ра-
бочих заставляли подписывать обязательство не вступать в профсоюзы
и не участвовать в стачечной борьбе. Такие соглашения, известные под
названием «контрактов желтой собаки», получили очень широкое распро-
странение: к 1929 г. ими было охвачено около 1 млн. рабочих59.
Важным орудием монополистической реакции в борьбе против рабо-
чего и демократического движения оставались многочисленные шовинис-
тические и расистские группы и объединения. Первенствующую роль сре-
ди них продолжал играть Ку-клукс-клан. С еще большим размахом и
ожесточенностью, чем в первые послевоенные годы, деятели Ку-клукс-
клана вели шумную кампанию в защиту «американизма», против все-
возможных «разрушительных» иностранных влияний. Как заявил в
1926 г. «имперский маг» этой организации X. Эванс, они претендовали
на «руководящее положение в движении за воплощение идеалов амери-
канизма» 60. Своей главной целью лидеры Ку-клукс-клана провозгласили
борьбу за сохранение устоев традиционной белой, сельской, протестант-
ской, англосаксонской Америки. Они вели разнузданную погромную аги-
тацию против негров, евреев, католиков, иммигрантов и всех других сил,
которые, по их мнению, подрывали устои «патриархальной» Америки.
К середине 20-х годов Ку-клукс-клан достиг апогея своей силы и
влияния. В 1925 г. в его рядах насчитывалось, по различным оценкам,
4—5 млн. членов. Кроме штатов «глубокого» Юга, крупные организации
ордена возникли на Юго-Западе (штаты Техас, Оклахома), Среднем За-
паде (штаты Индиана, Огайо, Иллинойс), в штатах Тихоокеанского по-
бережья (Орегон, Калифорния). В этих районах Ку-клукс-клан стал
влиятельной политической силой, контролировавшей партийный аппарат
и местные органы власти. Так, в Индиане в 1924—1925 гг. под контро-
лем ордена находились губернатор, местное законодательное собрание,
оба сенатора и большинство членов палаты представителей федерального
конгресса от этого штата. Когда в конце 1923 г. губернатор Оклахомы
Дж. Уолтон при поддержке профсоюзов и радикальных фермерских ор-
ганизаций попытался было выступить против беззаконий Ку-клукс-кла-
на, местное законодательное собрание предъявило ему обвинение в «дик-
таторских устремлениях» и, использовав процедуру импичмента, сместилo
его с поста61.
Одним из основных требований Ку-клукс-клана и других ревностные
пропагандистов «американизма» был лозунг ограничения иммиграции.
В 20-е годы им удалось добиться принятия новых иммиграционных за-
конов, которые ввели жесткие квоты на допуск в США переселенцев из
других стран и тем самым сильно сократили размеры иммиграции. Ещe
в 1921 г. конгресс принял чрезвычайный иммиграционный акт, который
установил ежегодную квоту иммиграции из европейских стран в
350 тыс. человек. Ежегодное число переселенцев из каждой из этиx
стран не должно было превышать 3% общего числа иммигрантов данной
национальности, проживавших в США в 1910 г.
Однако закон 1921 г. не удовлетворил наиболее ревностных сторон-
ников ограничения иммиграции, так как, по их мнению, не создавал
достаточно прочных барьеров против наплыва «нежелательных иностран-
цев» из стран Центральной, Южной и Юго-Восточной Европы, которыe
могли принести с собой опасные для капитализма идеи революционногo
переустройства общества. Предложения о дальнейшем ужесточении cи-
стемы квот были поддержаны Белым домом. В послании конгрессу (де-
кабрь 1923 г.) президент Кулидж заявил: «Америка должна остаться стрa-
ной для американцев. Поэтому необходимо продолжать политику ограни-
чения иммиграции»62. Через несколько месяцев, в мае 1924 г., был
принят новый иммиграционный закон, который снизил годичную квотy
иммиграции из стран Европы до 164 тыс. человек и ограничил ежегод-
ную норму переселенцев из этих стран до 2% общего числа иммигрантoв
той или иной национальности, проживавших в США в 1890 г., т. е. дo
начала массовой иммиграции из стран Южной и Восточной Европы.
Иммиграционные законы 1921 и 1924 гг. резко сократили размеры
европейской иммиграции в США и существенно изменили её националь-
ный состав. Если в 1907—1914 гг., в период наиболее интенсивной до-
военной иммиграции, из всех стран Европы переселилось в США
7,1 млн. человек, то в 1922—1929 гг. общая численность европейской
иммиграции составила 1,7 млн. Следовательно, ее размеры уменьшились
более чем вчетверо. Но особенно сильно сократилось число иммигрантов
из стран Центральной, Южной и Восточной Европы: в 1907—1914 гг.
их было 5,6 млн., а в 1922—1929 гг.—всего лишь 630 тыс., т. е. в
9 раз меньше63. Цель, поставленная ревнителями «американизма», была
достигнута: до первой мировой войны переселенцы из тех стран Евро-
пы представители которых зачислялись американскими шовинистами в
категорию «нежелательных иностранцев», составляли около 80% евро-
пейской иммиграции в Соединенные Штаты, а в 20-е годы их доля упа-
ла до 38%.
Большое место в агитации ревностных защитников «американизма»
занимал также вопрос о соблюдении «сухого» закона. Надежды актив-
ных его сторонников на благотворное действие XVIII поправки к консти-
туции США, запретившей производство, перевозку и продажу алкоголь-
ных напитков, очень скоро оказались несостоятельными. Значительная
часть населения США, особенно жители крупных городов, давно уже ото-
шедшие от традиционных идеалов пуританской фермерской Америки,
с самого начала выступали против «сухого» закона.
Дело осложнилось тем, что в первые же годы действия акта Волсте-
да, принятого в 1919 г. в целях практического осуществления XVIII по-
правки к конституции, широчайшее распространение в стране получили
нелегальные производство, контрабанда и транспортировка спиртных на-
питков. Этим были заняты многочисленные подпольные организации
бутлеггеров, прибыли которых исчислялись миллионами долларов. Ре-
зультатом их операций стал невиданный разгул коррупции, взяточниче-
ства и гангстеризма. Неудивительно, что число сторонников «сухого»
закона, особенно среди городского населения, уменьшалось с каждым
годом. По данным одного из обследований, проведенного в 1926 г.,
треть опрошенных высказалась за полную отмену акта Волстеда, поло-
вина — за его модификацию в целях разрешения легких вин и пива и
только пятая часть — за сохранение «сухого» закона в прежнем виде64.
Тем не менее даже в этих условиях сторонники запрета алкогольных
напитков с фанатичным упорством продолжали кампанию за строжайшее
соблюдение «сухого» закона. Вопрос об отношении к XVIII поправке к
конституции, так же как проблема Ку-клукс-клана и планы дальней-
шего ограничения иммиграции, стали в 20-е годы предметом ожесточен-
ных политических баталий. Агитация ретивых защитников всех этих
проявлений «истинного американизма» находила живейший отклик у жи-
телей маленьких провинциальных городков и сельских районов Запада
и Юга, в наибольшей степени сохранявших традиционные моральные
ценности старой, аграрной, богобоязненной Америки и с нескрываемой
враждебностью следивших за неуклонной поступью большого капитали-
стического города.
Бурный процесс индустриализации и урбанизации, переживаемый
Соединенными Штатами, с неизбежностью влек за собой дальнейшее
усиление гнета крупного капитала, обнищание и разорение миллионов
мелких собственников. Однако в массовой психологии мелкобуржуазных
слоев этот социальный конфликт приобретал своеобразную морально-
этическую окраску. Он воспринимался как столкновение двух противо-
стоящих систем ценностей, олицетворением которых были патриархальная
сельская Америка, с одной стороны, и капиталистический город — с дру-
гой. Предрассудками жителей американской провинции умело пользова-
лись реакционные политики, которые направляли протест мелкобуржуаз-
ных масс не против их настоящего врага — монополистического капита-
ла, а против Нью-Йорка, Чикаго и вообще против крупного города с
его кричащими контрастами богатства и нищеты, с населяющими его
«чужаками»-иммигрантами, с коррупцией, гангстерами и пьянством, с на-
рушающими пуританскую благопристойность новыми модами женского
платья и нормами морали и нравственности. Это неизбежно вело к от-
чуждению различных групп трудящегося населения страны и к ослабле-
нию их антимонополистической борьбы.
Важную роль в морализирующем походе идеологов «американизма»
против язв городской цивилизации играл и религиозный фундамента-
лизм. Последователи этого религиозного учения были сторонниками ор-
тодоксального толкования Библии. Они боролись за возрождение воинст-
вующего протестантизма и за неуклонное соблюдение «сухого» закона,
предавали проклятию социальное христианство, выступали в пользу
догматического толкования конституции, отстаивали идею неизменности
существующего социально-экономического строя США. В фундамента-
листских проповедях находили точное отражение настроения широких
масс обывателей, завороженных обещаниями «вечного процветания», не-
вежественных, нетерпимых к малейшим отклонениям от стандартов «сто-
процентного американизма». «Сухой закон, Ку-клукс-клан, фундамента-
лизм и ксенофобия,— писал в 1927 г. публицист У. Липпман,— это край-
нее, но истинное выражение политических, социальных и религиозных
взглядов старой американской деревенской цивилизации, сопротивляю-
щейся всему тому, что кажется ей чуждым и что на самом деле представ-
ляет собой новую Америку, вырастающую из старой»65.
Усилия фундаменталистов в 20-е годы были направлены на борьбу
против эволюционной теории Дарвина, подрывавшей самые основы хри-
стианского вероучения о божественном сотворении мира и человека. По
инициативе фундаменталистов в штатах Юга развернулось движение за
принятие законов, которые запрещали бы преподавание теории эволюции
в школах и высших учебных заведениях. В первых рядах этой кампа-
нии выступил У. Дж. Брайан. И это не было простой случайностью: в
его взглядах все время причудливо переплетались мотивы борьбы про-
тив монополий и консервативные религиозно-политические предубежде-
ния жителя американской «сельской глубинки». По оценке автора одного
из крупных исследований по истории американского протестантизма
Р. Миллера, Брайан представлял собой «не просто символ сельской про-
тестантской Америки, а сам был этой Америкой, В течение 30 лет
Брайан воплощал все, ЧТО было лучшим, и все, что было порочным в
южных и среднезападных аграрных штатах» 66.
Под давлением фундаменталистов законодательное собрание Теннесси
в 1925 г. одобрило первый антиэволюционный закон, который запретил
во всех учебных заведениях штата преподавание «любой теории, отри-
цающей библейскую историю божественного сотворения человека»67.
Вскоре аналогичные законы были приняты в Миссисипи и Арканзасе,
а в некоторых других южных штатах преподавание теории эволюции было
запрещено административными распоряжениями местных властей.
В июле 1925 г. в небольшом теннессийском городке Дейтоне был органи-
зован нашумевший на весь мир позорный «обезьяний» процесс против
молодого школьного учителя Джона Скопса, осмелившегося выразить
сомнение в конституционности антиэволюционного закона штата. В роли
обвинителя на процессе выступил сам Брайан. Защиту Дж. Скопса воз-
главил видный прогрессивный юрист К. Дарроу, показавший в своих ре-
чах, в какую трясину невежества и религиозного обскурантизма толкают
страну фундаменталисты. Но ничто не могло поколебать косности и само-
довольного тупоумия судей. Несмотря на явную нелепость обвинения,
они признали Скопса виновным. По словам Б. Шоу, дейтонский «обезья-
ний» процесс сделал Америку посмешищем в глазах всего мира.
«Просперити» наложило отпечаток и на характер партийно-политиче-
ской борьбы второй половины 20-х годов. Обе основные буржуазные пар-
тии США прочно стояли тогда на позициях защиты статус-кво, сорев-
нуясь между собой главным образом в восхвалении благ американского
«процветания». Особенно уверенно чувствовала себя правящая республи-
канская партия, находившаяся в тот период под безраздельным контро-
лем реакционной «старой гвардии» и других деятелей промонополистиче-
ского крыла партии. К очередным президентским выборам 1928 г. она
шла под развернутыми знаменами индивидуализма, который, как с гор-
достью утверждали республиканские политики, обеспечил Америке «бес-
конечное процветание». «Наши слова — в наших делах,— торжественно
заявляли республиканцы в предвыборной платформе.— Мы предлагаем
не обещания, а свершения». Прежний курс социально-экономической по-
литики лидеры республиканской партии предполагали проводить и в
дальнейшем. Они выступали за «строгую экономию правительственных
расходов» и за проведение «прогрессивной налоговой реформы, которая
в конечном счете позволила бы увеличить частные фонды для капитало-
вложений». Республиканцы ратовали, кроме того, за дальнейшее ограни-
чение иммиграции, якобы необходимое для поддержания «американского
уровня жизни», и за строгое соблюдение «сухого» закона 68.
Откровенно промонополистический курс руководства партии и поли-
тики правительства Кулиджа по-прежнему встречал сопротивление со
стороны группы прогрессивных республиканцев. Как и ранее, они на-
правляли свои основные усилия на ограничение господства монополий и
на установление эффективного общественного контроля за их операция-
ми. После смерти Р. Лафоллетта (июнь 1925 г.) их действия чаще всего
возглавлял сенатор Дж. Норрис. Другое оппозиционное течение в пар-
тии — фракция аграрных консерваторов, представлявших интересы фер-
мерской буржуазии Запада,— расходилось с лидерами республиканцев
главным образом по проблемам сельскохозяйственной политики, ведя
активную борьбу за принятие билля Макнери—Хоугена. Однако в пери-
од капиталистической стабилизации 20-х годов позиции обеих этих групп
и в особенности фракции левых республиканцев и в партии и в стране
значительно ослабли.
Кандидатом республиканской партии на пост президента в избиратель-
ной кампании 1928 г. был выдвинут Герберт Гувер, один из ведущих
представителей промонополистического крыла партии, активный защит-
ник концепции «коллективных действий» и «социальной ответственности
бизнеса». Лидеры делового мира США с воодушевлением одобрили этот
выбор. «Руководители промышленных и финансовых кругов,— писал ис-
торик Дж. Хикс,— больше уже не довольствовались тем, что во главе
Белого дома был политик, который делал все, что им было нужно. Они
хотели иметь президентом самого бизнесмена, который инстинктивно по-
нимал бы каждый их каприз. Гувер представлял для них идеального
кандидата, и они щедро финансировали его кампанию»69.
Не выдвигала какой-либо реальной альтернативы курсу республикан-
цев и демократическая партия. Она по-прежнему раздиралась острейшей
фракционной борьбой между двумя основными региональными группи-
ровками. Одну из них составляло влиятельное аграрное крыло партии,
во главе которого стояли крупные землевладельцы Юга и сельскохозяй-
ственная буржуазия Запада, опиравшиеся на широкие фермерские мас-
сы этих районов страны. Наиболее влиятельными лидерами аграрной
фракции продолжали оставаться У. Макаду и У. Дж. Брайан. Другая
группировка, имевшая своей базой партийные организации северо-вос-
точных штатов, действовала под руководством монополистических про-
мышленно-финансовых кругов Нью-Йорка, Бостона, Чикаго и других ин-
дустриальных центров. Ее массовую основу составляли мелкобуржуазные
слои населения крупных городов Севера и Северо-Востока и часть рабо-
чего класса, прежде всего из среды иммигрантов. На роль лидера этой
урбанистской фракции партии в 20-е годы выдвинулся губернатор штата
Нью-Йорк А. Смит.
Организационная раздробленность демократической партии, отсутст-
вие единства взглядов у ее лидеров, постоянные склоки между сторонни-
ками Макаду и приверженцами Смита в составе национального комите-
та партии — все это к середине 20-х годов почти полностью парализова-
ло ее практическую деятельность. А. Смит был недалек от истины,
когда заметил, что для демократической партии «стало правилом фун-
кционировать только по шесть месяцев каждые четыре года»70. Такая
ситуация вызывала немалое беспокойство у многих демократов. Однако
предпринятые в 1924—1925 гг. попытки Ф. Рузвельта, К. Хэлла и не-
которых других более дальновидных деятелей партии добиться ее орга-
низационного укрепления натолкнулись на упорное сопротивление мест-
ных партийных боссов, больше всего заботившихся о личных выгодах.
На протяжении 20-х годов в составе демократической партии про-
изошли определенные изменения. Демократы значительно укрепили свои
позиции в индустриальных штатах, их социальная база существен-
но расширилась за счет масс иммигрантов, переселившихся в Америку
еще в довоенные годы и осевших главным образом в крупных городах
Северо-Востока. Это повлекло за собой постепенную урбанизацию демо-
кратической партии, усиление ее северо-восточной фракции во главе с
А. Смитом. По справедливому замечанию Д. Бэрнера, автора интересной
книги по истории демократической партии того периода, «массовая им-
миграция 1900—1914 гг. явно приносила дивиденды ко времени выборов
1928 г.» 71. Однако эта тенденция к изменению электората демократиче-
ской партии не нашла еще тогда адекватного отражения в ее идеологии
и политике. Вплоть до конца 20-х годов лидеры демократов так и не
вышли за пределы традиционных индивидуалистических лозунгов и не
предприняли каких-либо попыток модернизации идейных основ партии,
приведения их в соответствие с назревшими потребностями обществен-
ного развития.
В данной ситуации выработка конструктивной альтернативы полити-
ческому курсу республиканского правительства была невозможной. Не
случайно во второй половине 20-х годов борьба между демократами и
республиканцами развертывалась прежде всего не по вопросам социаль-
но-экономической политики, а по этнокультурным и религиозно-этиче-
ским проблемам. Но это было крайне невыгодно для демократов, ибо и
вопросы иммиграционного законодательства, и «сухой» закон,
и проблема воинствующего религиозного фундаментализма были предме-
тами острейших разногласий и споров между аграрной и урбанистской
фракциями партии. Следовательно, они способствовали не сплочению,
а еще большей фрагментации партийных рядов.
Идейный кризис и организационная раздробленность демократической
партии существенно ослабляли ее позиции в ходе избирательной кампа-
нии 1928 г. Растущее преобладание урбанистской фракции и ослабление
аграрного крыла партии привели к тому, что кандидатом демократов на
пост президента был выдвинут А. Смит, несмотря на то что он был вы-
ходцем из иммигрантской среды, католиком и противником «сухого» за-
кона. В своих речах Смит в ряде случаев довольно резко критиковал
реакционный политический курс республиканцев.
В предвыборной платформе демократической партии с полным осно-
ванием указывалось на то, что финансово-экономическая политика адми-
нистрации Кулиджа направлена на «укрепление позиций мультимиллио-
неров за счет рядовых налогоплательщиков» 72. Однако по единодушной
оценке американской прессы, платформа, принятая в 1928 г. демократи-
ческой партией, была крайне уклончивой и расплывчатой и мало чем
отличалась от предвыборной платформы республиканцев. Как метко за-
метила одна из балтиморских газет, выбор, который предлагали тогда
народу две главные партии, - это «выбор между консерватизмом, про-
возглашающим, что абсолютно все в порядке, и консерватизмом, утвер-
ждающим, что все хорошо, но нужны некоторые небольшие перемены» 73.
В течение всей избирательной кампании А. Смит и другие деятели
демократической партии стремились доказать, что они не хуже, чем
республиканцы, могут служить интересам деловых кругов. Не случайно
председателем национального комитета партии в 1928 г. стал один из
руководителей компании «Дженерал моторз», Дж. Рэскоб. В первых же
выступлениях он заверил бизнесменов в благонамеренности кандидата
демократов. «Бизнесу независимо от того, крупный он или мелкий, не
надо бояться демократического правительства»,—заявил он74. Ясно, что
подобные утверждения отнюдь не способствовали увеличению популяр-
ности А. Смита у большинства рядовых американцев.
Таким образом, избирательная кампания 1928 г. со всей отчетливо-
стью продемонстрировала назревавший кризис двухпартийной системы
США, поскольку налицо было отсутствие альтернативности в платформах
и конкретных действиях республиканцев и демократов, их согласие по
наиболее важным вопросам экономики и политики. И Г. Гувер и А. Смит,
как правило, избегали обсуждения «больных» социально-экономических
проблем, в которых проявлялись относительность и непрочность капита-
листической стабилизации. Межпартийная борьба свелась в 1928 г. к ост-
рой дискуссии о «сухом» законе и о религиозной принадлежности канди-
дата демократов. Республиканцы нередко сознательно направляли пред-
выборную дискуссию в русло обсуждения религиозно-этических проблем,
так как это раскалывало ряды сторонников демократической партии и
еще более ослабляло ее позиции на выборах.
В условиях «просперити» шансы республиканцев были, разумеется,
гораздо более предпочтительными. На выборах 1928 г. Гувер одержал
крупную победу. Он получил 21392 тыс. голосов и обеспечил себе
444 выборщика. За Смита голосовали 15 016 тыс. избирателей, давших
ему всего лишь 87 выборщиков. Республиканцы укрепили свои позиции
и в обеих палатах конгресса: они располагали теперь 56 местами в се-
нате и 267 в палате представителей, тогда как у демократов осталось со-
ответственно 39 и 167 мест75. Правда, в ряде крупных городов с их мно-
гочисленным иммигрантским населением демократы на выборах 1928 г.
впервые добились победы, но этого было недостаточно, чтобы изменить
общее преобладание республиканцев.
Победив на выборах, лидеры республиканской партии были полны оп-
тимизма и уверенности. В декабре 1928 г. в последнем послании кон-
грессу о положении страны президент Кулидж, готовившийся передать
бразды правления своему преемнику, торжественно декларировал: «Стра-
на может смотреть на настоящее с удовлетворением, на будущее — с
оптимизмом» 76.
Не прошло и года, как на Америку со всей силой обрушился эконо-
мический кризис, безжалостно развеявший все иллюзии по поводу «не-
скончаемого просперити».
3. ОСЛАБЛЕНИЕ РАБОЧЕГО
И ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ
В условиях стабилизации экономического положения страны амери-
канской буржуазии к середине 20-х годов удалось добиться существен-
ного ослабления рабочего и демократического движения. Это нашло вы-
ражение прежде всего в длительном упадке стачечной борьбы рабочего
класса. После бурного подъема 1918—1922 гг., когда в стране бастовали
миллионы рабочих, число стачечников год от года стало резко сокращать-
ся: в 1924 г. оно снизилось до 655 тыс., в 1926 г.— до 330 тыс., а в
1929 г. составило всего лишь 289 тыс. В целом же за 1924—1929 гг.
в Соединенных Штатах бастовали 2,3 млн. рабочих, т. е. в 4,5 раза
меньше, чем за соответствующий по продолжительности период массовых
рабочих выступлений 1918—1923 гг.77 Изменился и характер стачечного
движения: в большинстве случаев борьба ограничивалась чисто эконо-
мическими требованиями, радикальные политичезкие лозунги, свойст-
венные для первых послевоенных лет, теперь почти не выдвигались.
Разумеется, это не означало, что в Соединенных Штатах не было
тогда крупных классовых конфликтов. Напротив, в ряде старых, тради-
ционных отраслей американской промышленности, которые не только не
переживали какого-либо подъема, но находились в состоянии длительно-
го застоя, а то и упадка и где положение рабочих было значительно
хуже, чем в быстро растущих новых отраслях производства, в годы
капиталистической стабилизации было проведено несколько массовых за-
бастовок.
Подобная ситуация возникла, например, в угледобывающей промыш-
ленности. В 1924 г. в г. Джексонвилле (штат Флорида) между угольны-
ми компаниями и Объединенным союзом горняков (ОСГ) было заключе-
но соглашение, по условиям которого в течение трех лет шахтовладельцы
обязывались поддерживать существующий уровень заработной платы, а
профсоюз горняков — воздерживаться от забастовок. Но уже в 1925 г.
многие угольные компании, нарушив Джексонвиллское соглашение, по-
шли на значительное снижение заработной платы шахтеров. По решению
ОСГ рабочие антрацитных угольных копей в сентябре 1925 г. начали за-
бастовку, которая охватила около 150 тыс. человек. Сил рабочих оказа-
лось, однако, недостаточно, чтобы добиться победы. Сопротивление пред-
принимателей и непоследовательная позиция руководства союза горня-
ков во главе с Дж. Льюисом привели к тому, что через несколько
месяцев, в феврале 1926 г., рабочие вынуждены были прекратить борь-
бу, не добившись каких-либо уступок от шахтовладельцев.
В еще более неблагоприятных условиях проходил другой крупный
классовый конфликт в угледобывающей промышленности — забастовка
рабочих битуминозных угольных копей, объявленная 1 апреля 1927 г.
в ответ на резкое снижение заработной платы. Забастовка охватила
175 тыс. шахтеров, которые стойко держались более 15 месяцев. Однако
террор предпринимателей, истощение средств стачечников, а также то
обстоятельство, что забастовку не удалось распространить на все районы
битуминозных угольных шахт, и на этот раз принудили рабочих к от-
ступлению. В июле 1928 г. руководство союза горняков отказалось от
дальнейшей борьбы за возобновление Джексонвиллского соглашения и
предложило местным отделениям профсоюза в различных районах стра-
ны самим договариваться с шахтовладельцами.
Напряженные классовые бои развернулись в тот период и в текстиль-
ной промышленности. Наиболее успешно действовали рабочие-текстиль-
щики Пассейика (штат Нью-Джерси). В январе 1926 г. они начали
забастовку, потребовав от предпринимателей повышения заработной пла-
ты, признания профсоюза и заключения коллективного договора. Ак-
тивную роль в забастовке рабочих Пассейика играла Лига профсоюзной
пропаганды (ЛПП), руководимая коммунистами, что в немалой степени
обусловило успех стачки. После 13 месяцев упорной и организованной
борьбы рабочие добились победы.
ЛПП сыграла важную роль и в вовлечении в борьбу текстильщиков
Юга, которые до тех пор были почти совсем не охвачены профсоюзным
членством. Особенно широкую известность среди выступлений южных
рабочих получила стачка текстильщиков Гастонии (штат Северная Каро-
лина), проведенная весной 1929 г. На подавление забастовки были бро-
шены отряды национальной гвардии и «Американского легиона». Поли-
ция спровоцировала вооруженное столкновение со стачечниками, что
было использовано для судебной расправы с руководителями забастовки
и для ее разгрома. Тем не менее события в Гастонии имели огромное
значение как одна из первых попыток профсоюзного движения проник-
нуть на Юг, в эту твердыню «открытого цеха».
Крупные стачечные выступления шахтеров и рабочих текстильной
промышленности, происшедшие в самый разгар «просперити», были еще
одним доказательством ограниченности и непрочности капиталистической
стабилизации. Они показали, что классовая борьба в США, как бы ни
отрицали ее апологеты американского «процветания», не прекратилась
и во второй половине 20-х годов. Об этом же свидетельствовали и такие
проявления международной пролетарской солидарности, как движение в
защиту Сакко и Ванцетти и посылка профсоюзных делегаций в Совет-
ский Союз для ознакомления с жизнью первого в мире социалистиче-
ского государства. Инициаторами этого важного начинания выступили
коммунисты, но в составе американских рабочих делегаций, посетивших
СССР в 1927 г. и активно выступивших затем за немедленное диплома-
тическое признание Советского Союза, были и члены АФТ.
Большой заслугой Коммунистической партии явилось то, что она
выступила в защиту прав негритянских трудящихся. Преодолевая старые
сектантские ошибки левых сил рабочего движения, коммунисты выдви-
нули негритянский вопрос как самостоятельный вопрос программы, как
одну из важнейших проблем американской действительности. В ноябре
1925 г. в Чикаго по инициативе Компартии был организован Американ-
ский негритянский рабочий конгресс (АНРК), который поставил своей
задачей активное участие в борьбе негритянских трудящихся против
террора и линчеваний, против всех форм расовой сегрегации, за равную
оплату негров и белых, за вовлечение негритянских рабочих в профсоюз-
ное движение. Правда, в деятельности АНРК было немало сектантских
ошибок, его лозунги не всегда соответствовали конкретной исторической
ситуации, в силу чего он был оторван от основных масс негритянского
населения. Но все же коммунисты, руководившие деятельностью АНРК,
сделали первые шаги в выработке верной линии в негритянском вопросе.
Однако в целом размах рабочего движения в США по сравнению с
предшествующим периодом значительно уменьшился. Даже те забастов-
ки, которыми руководили профсоюзы, примыкавшие к ЛПП, чаще всего
не выходили за рамки экономической борьбы. Что же касается большин-
ства союзов АФТ, то они вообще старались воздерживаться от стачек.
Крайне неблагоприятное влияние на развитие рабочего движения
оказывала и общая политическая обстановка в стране. Реакционный внут-
риполитический курс правительства Кулиджа, энергичная антипрофсоюз-
ная кампания предпринимателей, насаждение «открытого цеха», массовое
создание компанейских союзов — все это уменьшало эффективность проф-
союзных действий, вело к резкому падению авторитета профсоюзов и ме-
шало росту их численности. В течение всего периода капиталистической
стабилизации 20-х годов число членов американских профессиональных
союзов оставалось тем же: в 1923 г. оно составляло 3629 тыс. (из них
в составе АФТ - 2926 тыс.), а в 1929 г.-3625 тыс. (из них в АФТ-
2934 тыс.). В условиях быстрого роста самодеятельного населения это
влекло за собой неуклонное сокращение доли членов профсоюзов в общей
численности гражданской рабочей силы: в 1920 г. она равнялась 12%,
в 1923 г. упала до 8,3, а в 1929 г. снизилась до 7,5% 78.
Уровень профессиональной организованности наемной рабочей силы
в США к концу 20-х годов оставался крайне низким почти во всех от-
раслях экономики. Только в горнодобывающей промышленности и на
железнодорожном транспорте он превышал 20%, во всех же остальных
отраслях был значительно ниже, составляя 12,2% в обрабатывающей про-
мышленности, 5,4%—в конторском деле, 3% — в сфере услуг и всего
лишь 0,3% в торговле79.
Особенно тревожным явлением было то, что совсем или почти совсем
отсутствовали профессиональные организации в таких быстро растущих и
технически наиболее передовых отраслях материального производства,
как сталелитейная, автомобильная, электротехническая, приборостроитель-
ная, химическая и другие ведущие отрасли обрабатывающей промышлен-
ности. Именно здесь в период капиталистической стабилизации 20-х го-
дов наиболее интенсивно шел процесс механизации и стандартизации
производства, широко внедрялись поточно-конвейерные линии. Развитие
массового производства в передовых отраслях тяжелой индустрии вноси-
ло существенные изменения в структуру рабочего класса, значительно
увеличивая численность и удельный вес неквалифицированных и особен-
но полуквалифицированных рабочих, обслуживавших поточно-конвейер-
ные линии на крупных заводах и фабриках.
Все эти новые, быстро растущие категории современного индустри-
ального пролетариата оставались вне профсоюзного движения. Они
практически игнорировались большинством союзов АФТ, которые были
построены по профессионально-цеховому принципу и объединяли в своих
рядах главным образом высококвалифицированных рабочих, занятых на
относительно мелких предприятиях со значительно более слабой техни-
ческой оснащенностью. В технически передовых отраслях промышлен-
ности создавались новые категории высококвалифицированных рабочих
(механики, наладчики поточно-конвейерных линий). Изоляция профсою-
зов от основной массы фабричного крупнопромышленного пролетариата,
становившегося ведущей силой современного капиталистического произ-
водства, имела крайне неблагоприятные последствия, способствуя еще
большему ослаблению рабочего движения США.

В середине 20-х годов сошло на нет и движение за независимые по-
литические действия. Поражение сенатора Р. Лафоллетта на выборах
1924 г. было использовано лидерами АФТ для усиления кампании в
пользу гомперсистской идеи «беспартийности» рабочих. Очередной съезд
АФТ в ноябре 1924 г. решительно осудил все формы независимого поли-
тического действия, а тем более попытки создания третьей партии. «Дви-
жение за третью партию,— говорилось в решениях съезда,— оказалось
бесполезной тратой сил. Оно мешало избранию кандидатов, благожела-
тельно настроенных по отношению к рабочим... Опыт, следовательно,
показал, что, если рабочие хотят добиться успеха в политической об-
ласти, они должны и в будущем проводить ту же беспартийную полити-
ку, которой придерживались в прошлом» 80.
К той же линии склонялись и руководители железнодорожных братств,
стоявшие во главе Конференции прогрессивного политического действия
(КПНД). Когда в феврале 1925 г. состоялась очередная сессия
КППД, лидеры железнодорожных братств предложили принять решение
о том, чтобы «проводить впредь беспартийную политику» 81. Представи-
тели Социалистической партии и радикальные группы фермерства и
мелкобуржуазной интеллигенции, присутствовавшие на сессии КППД,
пытались отстаивать идею третьей партии. Но их призывы не повлияли
на лидеров железнодорожных братств. Не помогло и выступление ветера-
на социалистического движения США Юджина Дебса, который убеждал
собравшихся в необходимости формирования третьей партии.
Все это повлияло на принятие сессией решения о приостановке на
неопределенный срок деятельности КППД. Это нанесло смертельный
удар движению за независимые политические действия. Правда, социа-
листы и представители радикальных прогрессистских групп пытались
продолжать борьбу за создание третьей партии. Однако их планы оста-
лись лишь благими пожеланиями. Без профсоюзов нечего было и думать
об основании общенациональной третьей партии. Что же касается фер-
мерско-рабочих партий различных штатов, созданных в годы послевоен-
ного массового подъема, то они одна за другой стали слабеть и вскоре
прекратили существование. Единственным исключением осталась Фер-
мерско-рабочая партия (ФРГ!) Миннесоты, которая продолжала дейст-
вовать и во второй половине 20-х годов. Это во многом объяснялось тем,
что в 1925 г. ФРП Миннесоты превратилась в постоянную организацию с
индивидуальным членством и территориальными местными ячейками —
партийными клубами. Она по-прежнему активно участвовала в избира-
тельных кампаниях. Но и эта партия стала чисто местной организацией,
не игравшей сколько-нибудь заметной роли в масштабе страны.
Таким образом, в середине 20-х годов основная масса рабочих и
фермеров отошла от демократического движения. Какое-то время про-
должала функционировать лишь небольшая группа прогрессистов из сре-
ды интеллигенции. Но и их активность из месяца в месяц ослабевала,
особенно после смерти сенатора Р. Лафоллетта, пока не замерла совсем.
К 1926 г. движение за независимые политические действия сошло с по-
литической арены.
Спад демократического движения в Соединенных Штатах в период
капиталистической стабилизации 20-х годов отражал глубокие изменения
в идейно-политической и социально-психологической атмосфере амери-
канского общества. Впервые за несколько десятилетий произошло сущест-
венное ослабление антимонополистических настроений широких слоев на-
селения. Более того, пожалуй, впервые в истории страны можно было на-
блюдать столь откровенную апологию монополий, ничем не прикрытый
культ бизнеса, воспевание крупных капиталистов как «капитанов индуст-
рии» и «творцов просперити». По выражению известного экономиста
С. Чейза, бизнесмен стал тогда «высшим авторитетом американцев в
вопросах этики поведения» 82.
Большую роль в создании этого до крайности идеализированного об-
раза крупного капитала играла буржуазная пресса, реклама, кино и ра-
дио. В дело восславления бизнеса активно включилась и протестантская
церковь. Она выступала с проповедью «евангелия бизнеса», провозгла-
сившего лозунг «Продажа религии — главный бизнес церкви» 83. Огром-
ную популярность в стране получила опубликованная в 1925 г. книга
деятеля одного из ведущих рекламных агентств того периода Б. Барто-
на «Человек, которого никто не знает: биография Иисуса», где Христос
объявлялся «основоположником современного бизнеса» 84.
Разумеется, развитие либеральной и радикально-демократической
идейно-политической мысли в США продолжалось и в неблагоприятной
атмосфере второй половины 20-х годов. Виднейшими представителями
этих течений общественной мысли оставались философ Джон Дьюи и
экономист Торстейн Веблен, сыгравшие немалую роль в подготовке идей-
ной базы либерально-буржуазного реформизма 30-х годов. Ведущее мес-
то в американской исторической науке по-прежнему занимало экономи-
ческое направление с его обостренным интересом к проблемам экономики
и социальных отношений и к борьбе различных экономических групп в
истории США. Крупнейшие его представители — Ч. Бирд, А. Шлезин-
гер-старший, Дж. Джеймсон — во второй половине 20-х годов выступили
с рядом новых важных работ.
Сохранялась и традиция антимонополистической социальной критики.
С особой силой ее выразил крупный историк В. Л. Паррингтон, выпус-
тивший в конце 20-х годов свой фундаментальный труд «Основные те-
чения американской мысли». Известный литератор и критик Генри Л. Мен-
кен на страницах издаваемого им с 1924 г. журнала «Америкэн меркури»
регулярно публиковал язвительные статьи, бичующие тупость, ханжест-
во и мещанское самодовольство американского буржуа. Эти статьи, на-
писанные с позиций своеобразного просвещенного индивидуалиста-цини-
ка, пользовались большим успехом в кругах либеральной интеллигенции.
Наконец, именно в 20-е годы появились такие шедевры американской ли-
тературы критического реализма, как «Главная улица» и «Бэббит»
С. Льюиса, «Американская трагедия» Т. Драйзера, новеллы Ш. Андер-
сона, поэмы и стихотворения К. Сэндберга, пьесы Ю. О'Нила. В число
этих беспощадных обличителей язв буржуазной цивилизации вошла тог-
да и группа талантливых молодых писателей так называемого «потерян-
ного поколения» — Э. Хемингуэй, У. Фолкнер, Дж. Дос Пассос, Ф. Скотт
Фицджеральд.
Тем не менее для периода «просперити» был характерен огромный
разрыв между продолжавшимся развитием либеральной и радикальной
идейно-политической мысли в интеллектуальных кругах и усилением
консерватизма и аполитичности в массовом сознании большинства амери-
канцев. По меткому замечанию историка Д. Шэннона, «на каждого че-
ловека, для которого героями были Синклер Льюис и Т. С. Элиот, при-
ходилась дюжина таких, кто почитал Бартона с его религией бизнеса» 85.
Это во многом было результатом воздействия средств массовой информа-
ции и «массовой культуры». Конечно, в какой-то мере они способствова-
ли повышению культурного уровня трудящихся. Однако именно в это
время они стали в руках буржуазии эффективным орудием манипулиро-
вания умами, средством одурманивания сознания народа, укрепления в
нем стереотипов индивидуализма, конформизма, культа успеха и почте-
ния к «сильным мира сего».
Причины упадка рабочего и демократического движения в США в пе-
риод капиталистической стабилизации 20-х годов были сложными и
многообразными. В известной мере это объяснялось политической обста-
новкой в стране, наступлением предпринимателей, отказом правящих
кругов США от тех уступок, которые были завоеваны американским на-
родом в период «прогрессивной эры».
Н© главная причина упадка массового движения коренилась глубже.
Она была связана с особенностями экономического развития страны пос-
ле первой мировой войны. Превращение Соединенных Штатов в центр
финансовой эксплуатации мира обеспечило монополистической буржуазии
громадные сверхприбыли. Это дало ей возможность в особенно широких
размерах осуществлять подкуп верхушки рабочего класса. Усилившийся
слой рабочей аристократии стал основным каналом распространения бур-
жуазной идеологии в массах американского пролетариата. Удельный вес
этой аристократической прослойки рабочего класса США был выше, чем
в капиталистических странах Западной Европы. К концу 20-х годов вы-
сококвалифицированных рабочих, уровень заработной платы которых
превышал 2 тыс. долл. в год, насчитывалось около 3 млн., т. е. пример-
но 10% всех рабочих, занятых в то время в промышленности, на тран-
спорте и в сельском хозяйстве страны86.
В период «просперити» идеологическое воздействие буржуазии на
рабочих оказалось весьма эффективным. Это объяснялось тем, что в об-
становке длительного промышленного подъема 20-х годов произошло не-
которое улучшение положения рабочего класса США, определенное, хотя
и сравнительно небольшое, повышение его средней реальной заработной
платы. Но оно коснулось далеко не всех категорий рабочих. Многие из
них (негры, иммигранты, сельскохозяйственные рабочие) по-прежнему
влачили нищенское существование. Да и части коренных белых американ-
цев отнюдь не всегда удавалось сводить концы с концами. По оценке
историка И. Бернстейна, даже в лучшие годы «просперити» «жизненный
уровень рабочих оставался довольно низким» 87. Тем не менее некоторое
улучшение положения трудящихся способствовало широкому распростра-
нению в массах различного рода буржуазных теорий.
Особенно активно пропагандировалась в 20-е годы апологетическая
теория «американской исключительности». Абсолютизируя некоторые
особенности экономического развития США, сторонники этой теории ут-
верждали, что страна вступила в новую фазу своей эволюции, что на нее
не распространяется теперь действие законов, управляющих ходом капи-
талистического производства в других странах мира. На этом основании
делался вывод, что циклическое движение экономики стало для США де-
лом прошлого, что там никогда больше не будет экономических кризисов,
так как сам рост промышленного производства якобы автоматически по-
рождает расширение рынка. А раз перед страной открывается перспек-
тива «вечного процветания», то классовая борьба должна уступить место
«классовому сотрудничеству», ибо, чем успешнее будет развиваться
экономика и чем прибыльнее станут капиталистические предприятия,
тем значительнее будут доходы капиталистов и заработная плата рабо-
чих.
Проповедь необходимости «классовой гармонии» была энергично под-
хвачена реформистскими лидерами АФТ. Очередной ее съезд в 1925 г.
провозгласил, что профсоюзное движение США должно выдвинуть на
первый план не стачечную борьбу, а «высшую стратегию труда», лозунг
«индустриальной демократии», т. е. политику «классового сотрудничест-
ва» между рабочими и капиталистами. Новый президент АФТ У. Грин,
занявший этот пост в декабре 1924 г. после смерти С. Гомперса, в од-
ном из первых же официальных выступлений объявил, что современный
тред-юнионизм стремится к «индустриальной кооперации» и что трудо-
вые конфликты возникают «из-за игнорирования или отрицания элемен-
тарных прав как предпринимателей, так и рабочих» 88. С еще большей
определенностью выразил суть новой, «высшей стратегии труда», этого
нового этапа в развитии гомперсизма, член исполнительного совета АФТ
М. Уолл. Он заявил: «В ранний период борьбы тред-юнионы старались
затормозить, ограничить производство, чинить всяческие помехи его
развитию, чтобы таким путем добиться удовлетворения своих желаний.
Ныне же они добиваются признания, что именно они являются носите-
лями и защитниками того экономического, индустриального и обществен-
ного порядка, при котором будут благоденствовать и рабочие, и предпри^
ниматели, и все общество» 89.
В период капиталистической стабилизации 20-х годов лидеры АФТ
направляли главные усилия на всестороннее сотрудничество с предприни-
мателями в деле рационализации производства и увеличения количества
и качества выпускаемой продукции. Практическим воплощением этого
политического курса руководства тред-юнионов был «план Балтимор-
Огайо», принятый еще в 1923 г. в результате соглашения, заключенного
между профсоюзами железнодорожников и владельцами линии Балтимор-
Огайо. Согласно этому плану, официально одобренному съездом АФТ в
1925 г., за рабочими признавалось право на заключение коллективного
договора, но в ответ они обязывались всемерно помогать предпринимате-
лям во внедрении технических усовершенствований и в увеличении ин-
тенсивности труда, т. е. в капиталистической рационализации производ-
ства, в расчете на то, что рост промышленной продукции автоматически
повлечет за собой повышение заработной платы. «План Балтимор—Огайо»
во второй половине 20-х годов послужил образцом для некоторых других
соглашений, главным образом на железнодорожном транспорте и в ряде
отраслей легкой промышленности.
Исповедуя философию волюнтаризма, лидеры АФТ категорически от-
вергали в тот период идею государственного вмешательства в экономику
и социальные отношения. Они считали, что посредством добровольных
соглашений между рабочими и капиталистами можно добиться не только
улучшения условий труда, но и решения всех социальных проблем об-
щества. Поэтому реформистские профсоюзные лидеры, как правило, с
одобрением встречали разнообразные меры социального патернализма,
к которым в 20-е годы стали обращаться некоторые крупные компании.
Профсоюзные боссы рассматривали планы участия рабочих в прибы-
лях промышленных предприятий, попытки создания особых «рабочих
банков», учреждения частных пенсионных фондов и другие подобные
меры как важный шаг на пути создания некоего «капитализма всеоб-
щего благоденствия», при котором все классы и социальные группы бу-
дут якобы действовать в целях «общего блага». На самом же деле, как
верно отметил американский историк У. Миллер, проповедь такого рода
идей была направлена не столько па увеличение благосостояния рабочих,
сколько на ослабление их борьбы90. И эти усилия представителей круп-
ного капитала и реформистских профсоюзных вождей во многом увенча-
лись успехом. Оценивая обстановку, сложившуюся в профсоюзном движе-
нии- США в период капиталистической стабилизации 20-х годов,
У. 3. Фостер писал, что оно почти полностью погрязло в «болоте классо-
вого сотрудничества» и «боевой дух его был подорван» 91.
Широкое распространение в годы «просперити» получила и теория
«демократизации капитала». Одним из ее наиболее активных пропаган-
дистов стал профессор Гарвардского университета Т. Карвер, выпустив-
ший в 1926 г. книгу «Современная экономическая революция в США».
В ней и других подобных изданиях утверждалось, что развитие корпора-
тивной формы капитала и быстрый рост числа акционеров, в том числе
среди рабочих, ведут якобы к подлинной «экономической революции»,
к тому, что рабочие становятся совладельцами предприятий и, следова-
тельно, разница между ними и капиталистами стирается, а капитализм
меняет свой характер92. Рассуждения Карвера и его последователей об
«экономической революции» и «демократизации капитала» были с во-
одушевлением подхвачены всей буржуазной пропагандой США и лиде-
рами АФТ.
Вся эта рекламная кампания не имела, разумеется, ничего общего с
действительностью. Приобретение нескольких акций не могло внести
сколько-нибудь существенных изменений в положение рабочих и уж во
всяком случае никак не делало их совладельцами промышленных пред-
приятий. Об абсурдности измышлений буржуазной пропаганды по поводу
«мирного перераспределения богатств», якобы происходившего тогда в
Америке, лучше всего свидетельствовал тот факт, что к концу 20-х годов
в руках рабочего класса США находилось лишь около 1% стоимости
акций.
Тем не менее в политическом плане теория «демократизации капита-
ла» оказалась важным орудием идеологического воздействия буржуазии
на рабочий класс. Приобретая акции того или иного промышленного
предприятия и рассчитывая на получение дивиденда, рабочий волей-не-
волей становился заинтересованным в бесперебойном ритме производства,
а следовательно, и в отсутствии забастовок. По справедливому замеча-
нию известного американского историка Г. Фолкнера, «психологический
эффект владения акциями в деле подрыва классового сознания рабочих
был, несомненно, огромным» 93.
Популярность различных буржуазно-апологетических теорий в мас-
сах американского пролетариата свидетельствовала о его серьезной идей-
но-политической отсталости. Именно в этом и состояла главная причи-
на упадка рабочего движения в Соединенных Штатах в период капита-
листической стабилизации 20-х годов.
Идейно-политическая отсталость американского пролетариата обус-
ловила и слабость левых групп в рабочем движении. Социалистическая
партия Америки, находившаяся под руководством реформистов, с начала
20-х годов вступила в период упадка. Правда, вплоть до 1924 г. она иг-
рала довольно активную роль в движении за независимые политические
действия. Но после того как это движение сошло на нет, Социалистиче-
ская партия превратилась в малочисленную секту, оторванную от рабо-
чего класса и пропагандировавшую некий суррогат социализма, который
представлял собой смешение идей фабианства, социального христианства
и либерально-буржуазного реформизма. К концу 20-х годов в партии ос-
талось всего лишь 7 тыс. членов. Резкое уменьшение влияния социалис-
тов в массах сказалось и в ходе избирательных кампаний. Если в 1920 г.
за кандидата Социалистической партии на пост президента США Юджи-
на Дебса было подано 920 тыс. бюллетеней, то в 1928 г. за кандидата
той же партии Нормана Томаса —лишь 268 тыс., т. е. менее 1% об-
щего числа избирателей94.
Весьма малочисленной оставалась в те годы и Коммунистическая пар-
тия США: в 1925 г. в ней насчитывалось 16,3 тыс. членов, а в 1929 г.—
9,6 тыс.95 В практической деятельности Компартии по-прежнему чувст-
вовалось сильное влияние догматизма и сектантства. Серьезными не-
достатками страдала работа коммунистов в профсоюзах. Когда в конце
20-х годов реформистское руководство АФТ стало на путь преследования
и исключения левых сил, деятели Лиги профсоюзной пропаганды помог-
ли создать независимые прогрессивные производственные союзы в ряде
важных отраслей промышленности (угольная, текстильная, швейная) и
усилить работу по вовлечению в них неорганизованных рабочих.
Новая обстановка потребовала от коммунистов перестройки их профсо-
юзной деятельности. Поэтому в сентябре 1929 г. было принято решение
о преобразовании ЛПП в Лигу профсоюзного единства, которая должна
была стать координационным центром независимых прогрессивных проф-
союзов и групп левого меньшинства в реформистских союзах АФТ. Од-
нако на практике Компартия нередко делала неоправданный упор на
создание особых, революционных профсоюзов, а работа внутри союзов
АФТ где были сосредоточены основные кадры организованного пролета-
риата, отодвигалась на задний план96. Все это мешало установлению
тесных связей коммунистов с массами.
Ошибочные тенденции проявились и в работе КП США среди негров.
Коммунисты подвергли сомнению выдвинутый ими ранее тезис о негри-
тянском населении как неотъемлемой составной части американской на-
ции. Они все более стали склоняться к тому, чтобы рассматривать амери-
канских негров как особую нацию, полностью игнорируя усилившийся
в XX в. процесс прогрессивного распада плантационной системы Юга.
На этом основании был выдвинут лозунг права негров США на самооп-
ределение и на создание в районах так называемого «черного пояса»
Юга самостоятельного негритянского государства. В 1928 г. с одобрения
VI конгресса Коминтерна этот лозунг надолго вошел в программные до-
кументы Коммунистической партии. Такой подход к решению негритян-
ской проблемы был неверным, ибо затруднял объединение усилий черных
и белых трудящихся в борьбе против общего врага.
Положение КП США осложнялось еще и тем, что в ее рядах развер-
нулась острая фракционная борьба, которая не раз приобретала чрезвы-
чайно ожесточенный характер. Особенно тяжелая обстановка сложилась
в американской Компартии в конце 20-х годов. Под влиянием буржуаз-
ной идеологии в рядах партии возникла сильная правооппортунистиче-
ская группа во главе с Дж. Ловстоном, который в марте 1927 г., после
смерти Ч. Рутенберга, занял пост генерального секретаря Компартии
США. Преувеличивая силу американского капитализма и не видя факто-
ров непрочности капиталистической стабилизации, Ловстон и его после-
дователи выступили активными проповедниками апологетической теории
«американской исключительности». Вслед за реформистским руководством
АФТ они утверждали, что США достигли подлинной стабилизации, что
им больше не грозит экономический кризис и, следовательно, нет ника-
ких перспектив усиления классовой борьбы в стране. Согласно «теории»
Ловстона американский капитализм и в XX в. продолжал развиваться по
восходящей линии, что, по мнению оппортунистов, вело к неуклонному
улучшению положения трудящихся и смягчению классовых противо-
речий 97.
Оппортунизм Ловстона и его последователей встретил отпор со сто-
роны марксистско-ленинского ядра Компартии США, сплотившегося вок-
руг У. 3. Фостера. Тем не менее вплоть до 1929 г. ревизионистская
группа Ловстона составляла большинство в руководящих органах пар-
тии. Серьезный кризис, который переживала тогда Коммунистическая
партия США, был преодолен только с помощью Коммунистического
Интернационала. При поддержке ИККИ американские коммунисты осу-
ществили идейный разгром правых оппортунистов и в июле 1929 г. из-
гнали Ловстона и его сторонников из своих рядов. Эти события совпали
с началом глубокого экономического кризиса, который развеял в прах и
теорию «американской исключительности» и другие «научные» построе-
ния ловстонизма.


 

начало сайта