САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
На правах рукописи
Цветков Иван Александрович
Политика США по отношению к тайваньской проблеме, 1949 – 1999 гг.
Специальность 07.00.15 –
история международных отношений и внешней политики
диссертация на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Научный руководитель:
доктор исторических наук,
профессор Б. А. Ширяев
Санкт-Петербург
2000
--------------------------------------------------------------------------------
Оглавление
Введение
Глава 1. Формирование тайваньской проблемы и политика США
1.1. Основные этапы истории острова Тайвань до 1945 года
1.2. США и Тайвань до 1941 года
1.3. Возникновение тайваньской проблемы
Глава 2. Эволюция политики США в отношении тайваньской проблемы в годы «холодной войны»
2.1. Формирование основных направлений тайваньской политики США, 1950-1954 годы
2.2. Тайваньские кризисы 1954-1955, 1958, 1962 годов и политика США
2.3. Разработка новой модели американского вовлечения, 1969-1979 годы
2.4. Политика США в отношении тайваньской проблемы в последнее десятилетие «холодной войны»
Глава 3. Тайваньская проблема во внешней политике США в 1990-е годы
3.1. Новые факторы развития ситуации вокруг Тайваня
3.2. Тайваньский кризис 1995-1996 годов и политика США
3.3. Тайваньская проблема во внешней политике второй администрации Б. Клинтона
Заключение
Список источников и литературы
--------------------------------------------------------------------------------
Введение
Актуальность темы исследования. Пятьдесят лет назад, 10 декабря 1949 г., гоминьдановское правительство Китайской Республики, спасаясь от коммунистов, было вынуждено перебраться на остров Тайвань и провозгласить Тайбэй «временной столицей Китая». Так был заложен фундамент «тайваньской проблемы», которая оказалась гораздо более трудноразрешимой, чем можно было предполагать в 1949 г.
Хотя тайваньская проблема возникла в разгар «холодной войны», и в какой-то степени являлась ее порождением, она не исчезла после того, как противостояние двух сверхдержав отошло в прошлое. В 1990-е гг. ситуация в Тайваньском проливе снова обострилась, и в ходе кризиса 1995-1996 гг., как и сорок лет назад, Китай и Тайвань балансировали на грани военного конфликта. Сегодня, несмотря на возобновившиеся переговоры, обстановка остается сложной, на острове и на материке занимаются наращиванием своего боевого потенциала, Пекин отказывается формально отвергнуть возможность применения силы в отношении Тайваня.
С момента возникновения тайваньская проблема вышла за рамки регионального конфликта и приобрела более широкое, глобальное значение. Это было связано с вовлечением в противостояние Пекина и Тайбэя третьего действующего лица – Соединенных Штатов Америки. Именно благодаря американской помощи Китайской Республике удалось выжить на Тайване, а затем превратиться в процветающее государство де-факто, с развитой экономикой и демократической политической системой. И по сей день позиция США оказывает серьезное, иногда определяющее влияние на развитие отношений между КНР и Тайванем.
Исследование политики США по отношению к тайваньской проблеме является сегодня актуальной научной задачей. Это объясняется не только острой практической необходимостью поиска путей разрешения тайваньской проблемы, но и теоретической важностью рассмотрения данного аспекта американского внешнеполитического поведения. После окончания «холодной войны» внешняя политика США претерпела серьезные изменения, в Вашингтоне стали постепенно привыкать к роли мирового лидера, более решительно подходить к урегулированию ряда международных конфликтов. Однако в некоторых случаях позиция США менялась не так резко. Тайваньская проблема может служить здесь одним из примеров. В 1990-е гг. американское правительство стремилось не столько модернизировать свою политику в отношении Тайваня, сколько избежать деформации старых, хорошо зарекомендовавших себя подходов. Фундаментальные основы тайваньской политики США признавались настолько удачными, что даже значительные перемены в Китае и на Тайване не могли спровоцировать их серьезной ревизии. Таким образом, изучение процесса формирования и эволюции политики США в отношении тайваньской проблемы позволяет нам проследить историю становления эффективной модели американского вмешательства в региональный конфликт, а также оценить масштабы ее деформации в ходе событий последнего десятилетия.
Объектом исследования является тайваньская проблема – комплексный политический феномен. Выражение «тайваньская проблема» употребляется в диссертации в весьма узком методологическом значении. Под тайваньской проблемой понимается не всякий спор о суверенитете над островом Тайвань, а лишь та его стадия, которая началась в 1949 – 1950 гг., после вмешательства США во внутрикитайское противостояние. В рамках такого понимания, вовлечение Соединенных Штатов превращается в системообразующую связь, основу существования тайваньской проблемы. Именно это вовлечение, политика США по отношению к тайваньской проблеме[1], и является специальным предметом исследования в данной диссертации.
Целью исследования является реконструкция и анализ форм вовлечения США в тайваньскую проблему с момента ее возникновения и до наших дней (1949 – 1999 гг.). Выбор столь широких хронологических рамок связан с тем, что рассмотрение полувекового периода эволюции принципов американской политики и средств ее реализации позволяет охарактеризовать существенные тенденции, выявить традиционные и новые подходы США к тайваньской проблеме.
Для достижения цели исследования были поставлены следующие задачи:
1) Изучить предысторию тайваньской проблемы: выявить специфику связей острова Тайвань с материком до 1945 г., определить традиционные мотивы американской заинтересованности в Тайване.
2) Исследовать обстоятельства возникновения тайваньской проблемы: определить причины и проследить ход эвакуации правительства Китайской Республики на Тайвань, охарактеризовать позицию США по поводу событий в Тайваньском проливе, изменение этой позиции после начала войны в Корее в 1950 г.
3) Выявить и охарактеризовать основные этапы развития тайваньской политики США в годы «холодной войны».
4) Охарактеризовать и проанализировать изменения, произошедшие на Тайване, в Китае и в их взаимоотношениях в 1980-е – 1990-е гг. Определить, каким образом и в какой степени новые факторы развития оказывали воздействие на тайваньскую политику США.
5) Проследить течение «тайваньского кризиса» 1995-1996 гг., определить роль США в развитии событий, охарактеризовать политику первой администрации Б. Клинтона в отношении тайваньской проблемы.
6) Охарактеризовать тайваньскую политику второй администрации Б. Клинтона в 1997-1999 г.
Методологической основой диссертации является принцип историзма, применяемый к исследованию феноменов, выделенных на основе использования элементов структурного анализа. Вовлечение США в спор между Пекином и Тайбэем рассматривается в качестве основной системной связи, обеспечивавшей существование тайваньской проблемы на протяжении 50 лет (1949 – 1999). В связи с этим тайваньская политика США исследуется, с одной стороны, как нечто неизменное (то, что полвека удерживало тайваньский спор от разрешения), а с другой стороны – как динамичный процесс, выражавшийся в постоянной эволюции форм американского вовлечения. Вопрос о разрешении тайваньской проблемы в рамках такого подхода связывается, в первую очередь, с поиском реалистичных сценариев прекращения вмешательства Соединенных Штатов в китайско-тайваньский спор. Вместе с тем задача подобного поиска автором специально не ставилась, в силу исторического характера данного исследования. Основное внимание было уделено обстоятельствам возникновения американского вовлечения и его эволюции.
Источниковую базу исследования составили различные по характеру документы и материалы. Их можно разделить на следующие основные группы: дипломатические документы; юридические акты США, КНР и Тайваня; материалы конгресса США; документы исполнительной власти США, КНР и Тайваня; материалы американских и тайваньских политических партий; мемуары; сообщения информационных агентств; справочные материалы.
1) Дипломатические документы
Решение поставленных исследовательских задач потребовало от автора внимательного изучения текстов ряда международных договоров, деклараций, коммюнике: китайско-голландского договора 1662 г., Симоносекского договора 1895 г., Сан-Францисского договора 1951 г., Тайбэйского японо-китайского договора 1952 г., договора о совместной обороне между США и Китайской Республикой 1954 г., Каирской декларации 1943 г., Потсдамской декларации 1945 г., американо-китайских совместных коммюнике 1972, 1979, 1982 гг. С помощью этих документов можно получить представление об истории и нынешнем состоянии статуса Тайваня в международном сообществе. Кроме того, здесь мы обнаруживаем зафиксированные принципы политики США в отношении Тайваня на разных ее этапах.
Все вышеупомянутые документы опубликованы на сайте Taiwan Documents Project в Интернет[2].
2) Юридические акты США, КНР и Тайваня
Важное значение для понимания сути внутриполитических процессов на Тайване и китайско-тайваньских отношений имело изучение конституций Китайской Республики и КНР в их исторической динамике[3]. Позиция пекинского и тайбэйского правительств по тайваньской проблеме находила отражение в текстах Основных законов острова и материка (к примеру, после начала реформ в КНР в конце 1970-х гг. из текста новой редакции конституции исчезла фраза об «освобождении» Тайваня, а взамен говорилось о необходимости «мирного воссоединения»). Демократические реформы на Тайване в 1990-е гг. сопровождались принятием целой серии конституционных поправок, многие из которых оказали непосредственное влияние на состояние отношений в треугольнике США – КНР – Тайвань (например поправки, легализующие деятельность на острове сепаратистских партий).
Из законодательных актов США тщательному анализу подвергался Закон об отношениях с Тайванем 1979 г., по сей день являющийся главным документом, фиксирующим принципы тайваньской политики США.
3) Материалы конгресса США
Наиболее важными источниками, относящимися к этой группе, стали тексты многочисленных резолюций по тайваньской политике, выражающих мнение американского конгресса (и не имеющих силы закона); материалы слушаний по тайваньской проблеме, проходивших в комитетах по иностранным делам сената и палаты представителей[4]; стенограммы пленарных заседаний сената и палаты представителей, опубликованные в Congressional Record[5]. Анализ этих источников позволил выявить позиции, занимаемые американскими законодателями по основным вопросам тайваньской политики США на протяжении 1949 – 1999 гг., обнаружить основные пункты противоречий, проследить ход политической борьбы.
Слушания в конгрессе часто становились поводом для официального объявления позиции исполнительной власти США по тайваньской проблеме, особенно после 1979 г., в период, когда Вашингтон и Тайбэй не поддерживали дипломатических отношений. Именно в ходе слушаний, в 1994 г., помощник госсекретаря У. Лорд обнародовал «Обзор тайваньской политики», легший в основу тайваньской политики администрации Б. Клинтона. В 1995 – 1996 гг., когда Пекин осуществлял силовое давление на Тайвань, У. Лорд несколько раз принимал участие в слушаниях и разъяснял конгрессменам причины пассивной реакции на происходящее со стороны вашингтонской администрации.
Ценным источником также являлись тематические доклады, подготавливаемые экспертами исследовательских служб конгресса[6]. Отсюда мы заимствовали некоторые статистические данные, сведения о динамике двухсторонних отношений США с Китаем и Тайванем, мнения представителей академических кругов о перспективах американской политики в Тайваньском проливе.
Как и в случае с предыдущими группами источников, в работе использовались обычные и электронные публикации материалов конгресса США.
4) Документы исполнительной власти США, КНР и Тайваня
Для исследования хода практического осуществления политики США в зоне Тайваньского пролива автором диссертации привлекались материалы исполнительной власти США, КНР и Тайваня. Действия США декларировались и находили отражение в выступлениях представителей Белого дома и госдепартамента (публикуемых в официальных изданиях исполнительной власти Department of State Bulletin, Dispatch, Weekly Compilation of Presidential Documents, Presidential Papers), а также в протоколах заседаний различных правительственных ведомств, телеграммах, меморандумах и т. п., которые становятся доступны по мере рассекречивания (в публикациях серии Foreign relations of United States, и в рамках электронной программы Freedom of Information Act[7]). Так как цель исследования не предполагала специального рассмотрения политики КНР и Тайваня, материалы китайского и тайваньского правительств привлекались автором лишь эпизодически, для прояснения ключевых моментов эволюции китайско-тайваньских отношений.
Ценная подборка документов правительств США, КНР и Тайваня была опубликована в тематических сборниках С. Джибертом, У. Карпентером и Дж. Сюном[8].
Главным источником официальной информации о деятельности пекинского правительства были периодические издания Beijing Review и People’s Daily. Некоторые документы, относящиеся к начальному этапу существования тайваньской проблемы, были опубликованы в русском переводе в 1958 г[9]. В 1988 г., также в русском переводе, были изданы тексты некоторых выступлений и интервью китайского лидера Дэн Сяопина[10].
Тексты выступлений и интервью тайбэйских лидеров, программные документы правительства Китайской Республики, статистические материалы о тайваньской экономике опубликованы на официальном сайте Government Information Office в Интернет[11].
5) Материалы американских и тайваньских политических партий
Изучение предвыборных платформ и других программных документов республиканской и демократической партий США, политических партий Китайской Республики – гоминьдана, Демократической Прогрессивной Партии, Новой Партии, Партии Независимости Тайваня, - позволило выявить наиболее важные аспекты политической борьбы, разворачивающейся вокруг тайваньской проблемы.
Сравнение предвыборных обещаний кандидатов в американские президенты в отношении Тайваня, и их реальных действий после избрания, позволило сделать выводы относительно роли общественного мнения в формировании курса тайваньской политики США.
Сопоставление стратегий политики в отношении материкового Китая, предлагаемых различными тайваньскими партиями, было важно при анализе влияния итогов выборов на Тайване на ситуацию в Тайваньском проливе. К примеру, успехи ДПП, в сочетании с радикализацией ее программных установок (включением в программу пункта о создании на Тайване независимого государства), оценивались как один из наиболее существенных факторов обострения обстановки в проливе в 1990-е гг.
В диссертации использовались как опубликованные партийные материалы, так и их электронные версии, помещенные на сайтах в Интернет[12].
6) Мемуары
Свидетельства непосредственных участников событий, разворачивавшихся вокруг Тайваня на протяжении полувека, а также воспоминания людей, принимавших участие в формировании тайваньской политики США, активно использовались в диссертации. Речь идет о мемуарах президентов Г. Трумэна и Р. Никсона, госсекретарей Г. Киссинджера и С. Вэнса, сотрудника американского консульства в Тайбэе Дж. Кэрра, посла Китайской Республики в США Дж. Шэня[13]. Мемуарные свидетельства были важны не только для реконструкции событий, известных только их непосредственным участникам, но и для анализа изменений, произошедших в психологии американской правящей элиты по отношению к Тайваню на протяжении полувека. Мемуары Дж. Шэня представляют собой замечательный пример «тайваньского взгляда» на политику США в Тайваньском проливе.
7) Сообщения информационных агентств
При написании третьей главы диссертации автором использовались сообщения мировых информационных агентств (Agence France Presse, Associated Press, Reuters, Central News Agency-Taipei) касающиеся различных аспектов развития ситуации вокруг тайваньской проблемы. Постоянно обновляемые тематические подборки подобных сообщений содержатся на сайте Taiwan Security Research в Интернет[14]. Кроме того, в ходе работы автор использовал сообщения журналистов ведущих англоязычных изданий (Far Eastern Economic Review, Inside China Today, Los Angeles Times, New York Times, Washington Post, Newsweek, Taiwan Communiqué).
Сведения, полученные из источников данной группы, применялись автором, главным образом, для реконструкции общей канвы событий и изучения общественного мнения в США и на Тайване. Во всех случаях, когда это было возможно, представленные журналистами факты сопоставлялись с более достоверной информацией.
8) Справочные материалы
Экономическая статистика, сведения об объемах поставок американских вооружений на Тайвань, о соотношении военных потенциалов КНР и Тайваня, о биографиях политических деятелей и т. п. заимствовались автором диссертации из ряда справочных изданий[15].
Степень изученности темы
1) Отечественная историография
Отечественная литература по тайваньской проблеме и политике США в отношении Тайваня крайне немногочисленна. Первые два десятилетия существования тайваньской проблемы (1950-е – 1960-е гг.) данная тема находилась в СССР под фактическим запретом. В рамках официальной идеологии Тайвань рассматривался в качестве «неотъемлемой территории Китая», и этот принцип оказывался сильнее объективной реальности – фактической обособленности Тайваня под властью Чан Кайши. Ученым было запрещено исследовать «то, чего нет», утверждалось, что Тайвань не нуждается в специальном изучении – только как часть Китая. В итоге, вплоть до конца 1960-х гг., в СССР не появилось не одной научной работы, посвященной изучению какого-либо аспекта тайваньской проблемы. Было опубликовано лишь несколько брошюр откровенно пропагандистской направленности[16].
С конца 1960-х г. «информационная блокада» вокруг Тайваня начала понемножку разрушаться, на протяжении следующих двух десятилетий в СССР вышло несколько специальных монографий по тайваньской проблеме (В. Н. Барышников, Г. И. Арсеньева, Д. Т. Капустин[17]), было защищено несколько кандидатских диссертаций (В. А. Шнейдер, Е. Г. Мироненков[18]). После 1979 г., когда произошло официальное признание КНР Соединенными Штатами, интерес к ситуации вокруг Тайваня усилился, что выразилось в публикации серии статей в научных журналах (И. Алексеев, Ф. Николаев, В. Н. Барышников, С. Н. Гончаров, Н. В. Васильев, Е. Г. Мироненков, В. Петухов[19]). В 1970-е – 1980-е гг. сюжеты, связанные с тайваньской проблемой, затрагивались также в трудах по внешней политике Китая, исследованиях американо-китайских отношений, истории международных отношений на Дальнем Востоке (Г. В. Астафьев, Е. П. Бажанов, М. С. Капица, А. М. Ледовский, С. Л. Тихвинский, С. К. Меркулов[20]).
Некоторые из названных работ (прежде всего монографии В. Н. Барышникова и Г. И. Арсеньевой, статьи В. Петухова и С. Н. Гончарова) отличались высокой степенью информативности, строгим научным подходом в изложении фактов из истории китайско-тайваньских, американо-тайваньских отношений, внутренней политики гоминьдановского правительства Китайской Республики. Однако как раз те работы, в которых тайваньская проблема рассматривалась наименее идеологизированно встречали наибольшие препятствия на пути к читателю. Монографии В. Н. Барышникова и Г. И. Арсеньевой вышли мизерными тиражами и были помечены грифом «для служебного пользования».
Даже лучшие исследования тайваньской проблемы, произведенные в СССР, не были свободны от серьезной идеологической запрограммированности. Априорные установки, которых ученые должны были неуклонно придерживаться, препятствовали не только решению, но и постановке ряда важнейших научных задач. Прежде всего, советские авторы не имели возможности рассматривать тайваньскую политику США в качестве самостоятельного предмета исследования. Речь должна была идти об американо-китайских отношениях и тайваньской проблеме как факторе, влияющем на развитие этих отношений. Такой подход неизбежно вел к упрощению – «фактор» представал в качестве некой неизменной силы (вроде земного притяжения), которая действовала всегда одинаково и в одном направлении. Эволюцию же допускалось усматривать лишь в отношениях между Вашингтоном и Пекином. По мере их развития, тайваньская политика США «меняла формы», оставаясь содержательно той же самой, что и в начале – «империалистической». Вынужденно следуя за пропагандистскими установками, советские исследователи утверждали, что и в 1950-е, и в 1960-е, и в 1970-е, и в 1980-е гг. США стремились только к одному – к тому чтобы окончательно отделить Тайвань от Китая, создав на острове «независимое» государство с марионеточным, полностью подчиненным Вашингтону правительством.
В 1990-е гг., когда на Тайване, в Китае, в американо-китайских и американо-тайваньских отношениях стали происходить события, явно не укладывающиеся в схему, предложенную советской историографией, и в самой России произошли кардинальные перемены, избавившие отечественных исследователей от необходимости самооправдания – действительно, ссылка на идеологическое давление снимала всякие претензии.
Представляется весьма характерным, что когда в 1990-е гг. российские исследователи «заново открыли» для себя Тайвань, они занялись изучением внутренних аспектов развития острова (политических, культурных, социально-экономических). Появились работы Л. М. Гудошникова, Н. А. Кокарева, А. А. Максимова, А. Ф. Оникиенко, В. Г. Бурова, вышла коллективная монография «Современный Тайвань»[21]. Никто не хотел заниматься тайваньской проблемой или тайваньской политикой США – слишком многое пришлось бы ломать в устоявшейся традиции, слишком велик был разрыв между достижениями западной и отечественной историографии. Активная внешняя политика демократического Тайваня уже не могла трактоваться в качестве «происков гоминьдановской клики, действующей по указке Вашингтона». Тайваньская политика США оказывалась не производной от состояния американо-китайских отношений, а весьма сложным феноменом, зависимым от инициатив Тайбэя едва ли не больше, чем от позиции Пекина. И самое главное, стремление США к окончательному отделению Тайваня от Китая утрачивало черты «традиционной политики», превращалось в почти маргинальное ее направление, отстаиваемое узким кругом радикальных деятелей.
Исследования по тайваньской проблеме, опубликованные в 1990-е гг. в России можно пересчитать по пальцам. В статье Б. Т. Кулика на основе новых архивных материалов, характеризуются совместные усилия гоминьдановского правительства и администрации США, направленные против коммунистического Китая (1949-1952)[22]. В статье В. Н. Усова предлагается оригинальная реконструкция событий 1950-х гг. в Тайваньском проливе, дается их новая оценка[23]. В кандидатской диссертации С. Н. Мирошникова, на основе материалов опубликованных американским правительством, впервые в отечественной историографии тайваньская политика США подвергается детальному исследованию, хотя лишь в рамках достаточно узкого периода[24]. В монографии Ю. Цыганова характеризуются некоторые аспекты современного состояния тайваньской проблемы, перспектив ее влияния на обстановку в АТР[25].
Как и в советский период, сюжеты, связанные с тайваньской проблемой затрагивались в 1990-е гг. в общих работах, работах посвященных развитию отношений между США и КНР (А. Д. Богатуров, Г. И Чуфрин, А. Г. Яковлев[26]), исследованиях китайско-тайваньских и российско-тайваньских отношений (Ю. М. Галенович, Е. П. Бажанов[27]).
В целом, можно констатировать, что по сей день в отечественной литературе не предпринято даже попытки комплексного рассмотрения тайваньской политики США. Несмотря на уже достаточно продолжительный, пятидесятилетний срок существования тайваньской проблемы ни один из советских или российских авторов не пошел дальше ее исследования как «фактора», или же рассмотрения частных эпизодов (или коротких периодов) американской политики в отношении Тайваня. Необходимость проведения комплексного исследования тайваньской политики США сегодня обусловлена еще и тем, что только таким образом можно преодолеть разрыв, образовавшийся за 50 лет между подходами, применяемыми в отечественной и зарубежной историографии.
Завершая обзор отечественной литературы, необходимо отметить, что при написании диссертации автору чрезвычайно помогли работы, посвященные исследованию механизма принятия внешнеполитических решений в США. Речь идет о монографиях О. А. Колобова, А. А. Корнилова, А. А. Сергунина, А. С. Макарычева, А. А. Шевченко и др[28].
2) Зарубежная историография
В работах зарубежных авторов, посвященных изучению интересующей нас темы, тщательно и с разных идеологических и методологических позиций рассмотрены мотивы, движущие силы, объективные и субъективные факторы формирования тайваньской политики США. Все зарубежные исследования, использованные при написании диссертации, по критерию их содержательной близости к нашей теме можно разделить на несколько основных групп.
К первой группе следует отнести монографии, в которых рассматривается эволюция тайваньской политики США на протяжении нескольких десятилетий. Это работы Н. Такер, Р. Клафа, М. Ласатера, Н. Джэкоби, С. Джиберта, У. Карпентера[29]. Данные исследования в наибольшей степени могут быть методологически соотнесены с настоящей диссертацией.
Работы, отнесенные нами к второй группе, посвящены специальному рассмотрению отдельных периодов или эпизодов тайваньской политики США. О процессе вовлечения США в противостояние между КНР и Тайванем писали Дж. Кэрр, Н. Такер, Г. Гардинг[30], о поведении США во время «тайваньских кризисов» 1950-х – 1960-х гг. – Г. Чанг, Хи Ди, Дж. Хоу[31], о тайваньской политике США в годы «американо-китайской нормализации» 1970-х – Р. Саттер[32], о процедуре и последствиях принятия решения о смене дипломатического признания и подписании закона об отношениях с Тайванем 1979 г. – Л. Волф, Д. Саймон, В. Ли[33].
Следующая группа работ – это исследования, в которых тайваньская политика США рассматривается косвенно: либо в связи с глобальными и региональными направлениями внешней политики США (Дж. Томпсон, П. Стэнли, Дж. Пэрри, Р. Клаф, Р. Блюм[34]), либо в контексте развития отношений между КНР и Тайванем (К. Хьюз[35]), либо в контексте развития американо-китайских отношений (М. Шаллер, Дж. Чанг, Дж. Фэйрбэнк[36]) . Так как все упомянутые контексты постоянно находились в поле внимания автора данной диссертации, изучение этих работ имело чрезвычайно важное значение.
В силу того, что внутренние процессы на Тайване всегда (и особенно – в последнее десятилетие) оказывали существенное влияние на ситуацию вокруг тайваньской проблемы и тайваньскую политику США, при написании диссертации автор обращался к исследованиям экономического развития Китайской Республики (К. Ли), ее внутриполитической эволюции (Ф. Риггс, З. Майерс, Ю Шаньву, С. Гаррисон[37]), истории Движения за независимость Тайваня (Д. Мендел, И. Бурума, К. Кросс[38]).
В особую группу необходимо выделить недавно вышедшие статьи и монографии, посвященные исследованию новейшего периода тайваньской политики США. Собственно исторические работы здесь немногочисленны, чаще всего авторы исследуют свой предмет с применением методов политологического анализа. Хотя в США и на Тайване уже опубликовано несколько монографий о тайваньской политике администрации Б. Клинтона, нам они пока недоступны, поэтому главным образом мы использовали статьи таких авторов как Т. Карпентер, Д. Хики, М. Ласатер, Ф. Янг, С. Ятс и др.[39], опубликованные в научных журналах, а также на исследовательских сайтах в Интернет.
Несмотря на большое количество работ, опубликованных за рубежом, и в той или иной степени затрагивающих предмет настоящего исследования, до сих пор мы не имеем всестороннего комплексного исследования политики США в отношении тайваньской проблемы. Дело в том, что большинство авторов, писавших о тайваньской политике США, рассматривали ее либо в слишком широком, либо, наоборот, в слишком узком контексте. В монографиях М. Шаллера, Р. Блюма, Дж. Томпсона и др. политика США в отношении тайваньской проблемы была представлена в качестве естественного элемента общей внешнеполитической стратегии США в годы «холодной войны». Основное внимание уделялось выяснению причин резких изменений курса тайваньской политики США и, в целом совершенно обоснованно, все названные авторы приходили к выводу, что и в 1950, и в 1971 – 1972, и в 1979 гг. ведущим мотивом, стоящим за действиями администраций Г. Трумэна, Р. Никсона и Дж. Картера, являлось стремление приобрести дополнительные стратегические преимущества в противостоянии с СССР. Соответственно, и оценки тайваньской политике давались пропорционально успеху в реализации данной цели. Таким образом, изменения в глобальной системе международных отношений косвенно признавались единственным фактором, способным серьезно скорректировать внешнеполитическое поведение США в зоне Тайваньского пролива.
В работах Н. Такер, Дж. Карпентера, Н. Джекоби, Дж. Коппера и некоторых других авторов мы сталкиваемся с противоположным подходом – сосредоточением внимания на «микроуровне» тайваньской политики США. В своей последней монографии (1992 г.)[40] Н. Такер впервые в историографии предприняла попытку систематического исследования американо-тайваньских отношений, причем не только в политической и экономической, но и в культурной сферах. По словам Н. Такер, «[до сих пор] американские ученые были чрезмерно увлечены изучением мельчайших подробностей поведения китайских лидеров, а развитию событий на Тайване не уделялось должного внимания»[41]. Важнейшим достижением Н. Такер стало установление факта существования полноценных (после 1979 г. – фактически полноценных) двухсторонних отношений между Вашингтоном и Тайбэем, организованных на основе компромиссной реализации интересов обеих сторон. Н. Такер не отрицает значимости глобальных процессов для развития связей между США и Китайской Республикой на Тайване, но указывает, что в периоды, свободные от кризисов и потрясений, эволюция политики Вашингтона шла в соответствии с микро-, а не макрологикой.
Вместе с тем простое объединение выводов представителей двух названных направлений историографии, по нашему мнению, не приводит к адекватному представлению о тайваньской политике США. Никто из упомянутых исследователей не задавался целью рассмотрения внешнеполитического поведения Соединенных Штатов в зоне Тайваньского пролива не просто для его описания и объяснения, но и для оценки роли, которую США, в силу своего вовлечения, играли в рамках т. н. тайваньской проблемы. Выше мы говорили о том, что советские исследователи предпочитали «не замечать» тайваньскую политику Вашингтона, именуя американо-тайваньские отношения лишь фактором, влияющим на развитие отношений между США и КНР. Большинство же зарубежных ученых либо акцентировали внимание на обратной зависимости (т. е. на влиянии китайской политики США на тайваньскую), либо предпочитали исследовать тайваньскую политику США как самостоятельный предмет, не слишком интересуясь ее значением для Пекина и Тайбэя.
Отчасти, данный недостаток был преодолен в работах Р. Клафа и М. Ласатера. В монографии 1978 г. Р. Клаф посвящает американской политике лишь несколько глав, характеризуя в другой части работы внутреннее развитие Тайваня после переезда туда гоминьдановского правительства, а также отношения между Пекином, Тайбэем и Токио в связи с тайваньской проблемой. Р. Клаф почти не ставит вопросов о роли США в тот или иной период, но уже сама компоновка материала позволяет читателю сделать некоторые самостоятельные выводы. Еще ближе к целенаправленному исследованию вовлечения США в тайваньскую проблему подходит М. Ласатер. Уже из названия его монографии – «Эволюция политики: роль США в воссоединении Китая» – следует, что главное внимание автор уделит именно значению американской политики в рамках китайско-тайваньских отношений, а не этой политике как таковой. Вместе с тем и подходу М. Ласатера свойственна некоторая ограниченность: автор по-настоящему исследует только новейший период американского вовлечения (1980-е гг.) и по сути сводит противоречия между Пекином и Тайбэем к проблеме «воссоединения».
Таким образом, известные нам результаты изучения тайваньской политики США в России и за ее пределами позволяют сделать вывод о целесообразности проведения нового исследования, синтезирующего достижения сторонников различных методологических подходов. По нашему мнению, основой такого синтетического исследования может послужить рассмотрение американской политики в контексте тайваньской проблемы, изучение истории вовлечения и участия США в китайско-тайваньском споре.
Научная новизна диссертации заключается в том, что она является первой в отечественной историографии попыткой комплексного исследования политики США в отношении тайваньской проблемы, с момента вовлечения Соединенных Штатов в китайско-тайваньское противостояние в 1949 – 1950 гг., и до наших дней. На основе изучения разнообразных источников, отечественной и зарубежной историографии, автор стремился вскрыть общую логику тайваньской политики США, рассмотреть ее в различных контекстах.
В диссертации произведены реконструкция и анализ тайваньской политики администрации Б. Клинтона, причем это сделано на основе сопоставления новых политических подходов с традиционными. Исследование подобного рода, насколько известно автору, еще не предпринималось ни в России, ни за ее пределами.
На защиту выносятся следующие основные положения:
1) Вплоть до вступления США во вторую мировую войну их интересы в зоне Тайваньского пролива были крайне незначительными, и Вашингтон проводил в отношении Тайваня пассивную политику.
2) Тайваньская проблема как особый политический феномен возникла в 1949 – 1950 гг., определяющее значение при этом имело вмешательство |США. Вовлечение США в тайваньскую проблему произошло вопреки политическому курсу, проводимому администрацией Г. Трумэна в отношении острова Тайвань и гоминьдановского режима с 1948 г., и было связано с изменением стратегической ситуации после начала Корейской войны.
3) На протяжении «холодной войны» США с помощью разнообразных силовых, дипломатических и экономических средств обеспечивали обособленное существование гоминьдановского режима на Тайване. Степень американского вовлечения менялась в зависимости от стратегической обстановки, но необходимый его минимум был сохранен даже после разрыва дипломатических отношений с Тайбэем в 1979 г.
4) В 1990-е гг. тайваньская проблема приобрела более сложный характер. Традиционно противостоящие друг другу политические режимы – пекинский и тайбэйский – претерпели серьезную внутреннюю эволюцию. Движение за независимость Тайваня превратилось в полноценного участника спора за суверенитет над островом.
5) Несоответствие старой модели американского вовлечения и новых реалий в КНР и на Тайване привело к кризису 1995 – 1996 гг. Главным содержанием тайваньской политики администрации Б. Клинтона стал поиск новых средств обеспечения стабильности в Тайваньском проливе. При этом был избран курс на сбалансированные действия в отношении Пекина и Тайбэя, т. к. однозначному выбору в пользу одной из сторон (и быстрому разрешению тайваньской проблемы) сегодня препятствует комплекс пересекающихся интересов США на острове и материке.
Практическая значимость. Материалы диссертации могут быть использованы при написании учебных пособий, разработке спецкурсов по внешней политике США, тайваньской проблеме, истории и теории международных отношений.
Апробация результатов исследования. Диссертация выполнена на кафедре североамериканских исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского Государственного Университета. Основное содержание работы и выводы отражены в публикациях автора по теме исследования, докладах на международных конференциях и семинарах, проводившихся на факультета международных отношений СПбГУ в 1997 – 1999 гг., докладах на семинаре «Теория и практика исторического исследования» Исторического общества при Европейском университете в Санкт-Петербурге. Материалы диссертации использовались автором при подготовке спецкурса «Политика США в Азиатско-Тихоокеанском регионе» для студентов факультета международных отношений СПбГУ.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Выражения «политика США по отношению к тайваньской проблеме» и «тайваньская политика США» являются в тексте взаимозаменяемыми.
[2] Taiwan Documents Project // (http://newtaiwan.virtualave.net).
[3] Taiwan Constitution // International Constitutional Law (http://www.uni-wuerzburg.de/law/tw__indx.html); Constitution of China // International Constitutional Law (http://www.uni-wuerzburg.de/law/ch__indx.html).
[4] The United States and the security of Taiwan. Testimony by ambassador Winston Lord, assistant secretary of state for East Asian and Pacific affairs before the subcommittee on East Asia and the Pacific. Senate Foreign Relations Committee, February 7, 1996. DOSFAN Gopher Research Collection (gopher://gopher.state.gov); The United States and Taiwan. Susan L. Shirk, Deputy Assistant Secretary for East Asian and Pacific Affairs U.S. Department of State. Testimony before the House International Relations Committee, Washington, D.C., May 20, 1998 // Department of State Internet Service. 1998 Statements, Communiques, Speeches, and Testimony About East Asia and the Pacific (http://www.state.gov/www/policy_remarks/1998/980520_shirk_taiwan.html).
[5] Congressional Record. Wash., D. C. GPO, 1950-1999.
[6] Morrison W., Cooper W. China – U.S. – Taiwan economic relations. Congressional Research Service: report for congress, 96-498 E. June 3, 1996; Sutter R. Taiwan: U.S. Policy Choices. CRS, 96-032. December, 1996; Sutter R. China Policy: Managing -PRC-Taiwan Relations After President Lee's Visit to the U.S. CRS, 95-727. 1995.
[7] Freedom of Information Act. Electronic reading room // (http://foia.state.gov).
[8] America and island China : a documentary history // edited by Stephen P. Gibert, William M. Carpenter. Lanham : University Press of America, 1989; The Taiwan experience, 1950-1980 / edited by James C. Hsiung and others. Columbus (Ohio): 1983.
[9] Против американской оккупации Тайваня и происков США, направленных на создание двух Китаев. Сборник документов и материалов. Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 1958.
[10] Дэн Сяопин. Основные вопросы современного Китая. Перевод с китайского. М.: Политиздат, 1988.
[11] Government Information Office // (http://www.gio.gov.tw).
[12] The official cite of the Democratic National Committee // (http://www.democrats.org); Republican National Committee (http://www.rnc.org/); The Democrat Progressive Party (http://www.dpp.org.tw); The Kuomingtang (http://www.kmt.org.tw); The New Party (http://www.np.org.tw); Taiwan Independence Party (http://www.taip.org.tw).
[13] Truman H. Years of trial and hope. Garden City, New York: Doubleday, 1956; Kissinger H. White House years. Boston: Little Brown and Company, 1979; Vance C. Hard Choices. N.Y. Simon and Schuster. 1983; Kerr G. Formosa betrayed. Boston: Houghton Mifflin, 1965; Shen J. The U.S. and Free China: how the U.S. sold out its ally. Washington, D.C.: Acropolis Books, 1983.
[14] Taiwan Security Research // (http://www.taiwansecurity.org).
[15] China Yearbook. Taipei, 1988 – 1999; Military Matchups: R.O.C. and P.R.S. // (http://www.emeraldesigns.com/matchup/military.shtml); Энциклопедия нового Китая. М.: Прогресс, 1989;
[16] Никитин Н. Тайван – неотъемлемая часть Китая. М., 1953; Иванько С. Тайвань – исконная китайская земля. М., 1955; Шмиголь Н. Н. Материал в помощь лектору: «Тайвань – неотъемлемая часть Китая». М., 1955; Цин Жу-Цзи. История американской агрессии на Тайване. М., 1956; Боженко А. М. Американская агрессия на Дальнем Востоке. М., 1959.
[17] Барышников В. Н. Тайваньский вопрос в китайско-американских отношениях (1949 – 1958). М., 1969; Арсеньева Г.И. Тайвань и политика Пекина, Вашингтона и Токио (60-е – 70-е гг.) М., 1976; Капустин Д.Т. Тайвань и Южная Корея в китайско-американских отношениях. М., 1980.
[18] Шнейдер В.А. Проблема Тайваня в политике США в отношении Китая (1949 – 1971). Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. М., 1971; Мироненко Е. Г. Тайваньский фактор в американо-китайских отношениях (1972 – 1984). Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. М., 1985.
[19] Алексеев И., Николаев Ф. О проблеме Тайваня в американо-китайских связях // Международная жизнь, 1984, №5.С.35-41; Барышников В.Н. Американская политика вооружения тайваньского режима // Проблемы Дальнего Востока, 1983, №1. С.51-61; Барышников В.Н. Принципиальная позиция СССР по «тайваньскому вопросу» // Проблемы Дальнего Востока, 1982, №3,. С.40-49; Барышников В.Н., Гончаров С.Н. К вопросу о воссоединении Тайваня с КНР // Проблемы Дальнего Востока,1984,№3. С. 76-87; Васильев Н.В., Мироненков Е.Г. Тайваньский фактор в американо-китайских отношениях // Проблемы Дальнего Востока, 1985, №2. С. 58-64; Петухов В. США против воссоединения Тайваня с КНР // Азия и Африка сегодня, 1988, №9; Петухов В. Тайвань и политика США в Восточной Азии // Проблемы Дальнего Востока, 1987, №5. С. 71-78.
[20] Астафьев Г. В. США и Китай. М., 1983; Бажанов Е. П. Движущие силы политики США в отношении Китая. М., 1982; История международных отношений на Дальнем Востоке. 1945-1977 / Отв. Ред. С. Л. Тихвинский. Хабаровск, 1978; Капица М.С. КНР: три десятилетия – три политики. М.: Издательство политической литературы, 1979; Ледовский А.М. Китайская политика США и советская дипломатия, 1942 – 1954. М.: Международные отношения, 1985; Меркулов С. К. Американо-китайское сближение (вторая половина 70-х гг). М.: Наука, 1980.
[21] Тайвань: краткие справочные сведения / РАН. Институт Дальнего Востока; подгот. Л.М. Гудошников и др. Вып. 1-7. М., 1992-1997; Современный Тайвань / В.Я Выборнов, Л.М. Гудошников, Т.В.Дикарева и др. Иркутск: Ин-т востоковедения РАН, Центр по изучению Тайваня, 1994; Гудошников Л.М. Третий этап конституционной реформы и становление современного парламентаризма на Тайване // Проблемы Дальнего Востока. 1995. № 1; Оникиенко А. Ф. Экономический динамизм и эволюция авторитарного режима (Тайвань) // Авторитаризм и демократия в развивающихся странах. М., 1996; Гудошников Л. М., Кокарев Н. А. Политическая система Тайваня. М., 1997; Буров В. Г. Модернизация тайваньского общества. М., 1998.
[22] Кулик Б.Т. США и Тайвань против КНР. 1949-1952.Новые архивные материалы // Новая и новейшая история, 1995, № 5. С. 19-40.
[23] Усов В.Н. Тайваньский кризис 1958 г. // Проблемы Дальнего Востока, 1993, №6. С. 118-127.
[24] Мирошников С.Н. Политика США в отношении республики Китай. 1953 – 1955 гг. Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. Томск, 1997.
[25] Цыганов Ю. Тайвань в структуре региональной безопасности Восточной Азии. М., 1998.
[26] АСЕАН в системе международных политических отношений / Отв. Ред. Г. И. Чуфрин и др. М., 1993; Богатуров А.Д. Великие державы на Тихом океане. М., 1997; Яковлев А. Г. Международно-политическая стабильность в АТР и Китай // Проблемы Дальнего Востока. 1995. № 5. С. 3-9.
[27] Галенович Ю. М. Москва-Пекин, Москва-Тайбэй: новое начало. М., 1994; КНР и Тайвань: некоторые вопросы взаимоотношений. М., 1992; Некоторые вопросы взаимоотношений материкового Китая и Тайваня. М., 1993; Bazhanov Y. Russia and Taiwan // Berichte des Bundeinstituts fur ostwissenschaftliche und internationale studien. 2 Juli, 1996. No. 29.
[28]Колобов О. А., Корнилов А. А., Макарычев А. С., Сергунин А. А. Процесс принятия внешнеполитических решений: исторический опыт США, государства Израиль и стран Западной Европы. Нижний Новгород, 1992; Сергунин А. А. США: аппарат президента по связи с Конгрессом и внешняя политика. Нижний Новгород, 1990; Механизм формирования внешней политики США. М., 1986; США: внешнеполитический механизм. Организация, функции, управление. М., 1972; Шевченко А. А. Внешняя политика США: процесс формирования и механизм осуществления. Киев: Киевский Государственный университет, 1989.
[29] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States, 1945-1992 : uncertain friendships. New York : Maxwell Macmillan International, 1994; Clough R. Island China. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1978; Lasater M. Policy in evolution : the U.S. role in China's reunification. Boulder : Westview Press, 1989; Jacoby N. U.S. aid to Taiwan. N.Y.: Praeger, 1966; America and island China : a documentary history // edited by Stephen P. Gibert, William M. Carpenter. Lanham : University Press of America, 1989.
[30] Kerr G. Formosa betrayed. Boston: Houghton Mifflin, 1965; Tucker N. Patterns in the dust : Chinese-American relations and the recognition controversy, 1949-1950. New York : Columbia University Press, 1983; Sino-American relations, 1945-1955. A joint reassessment of a critical decade / Ed. By H.Harding and Yuan Ming. Wilmington (Del): A scholarly resources imprint, 1989.
[31] Chang G., He Di. The absence of war in the U. S.-China confrontation over Quemoy and Matsu in 1954-1955 // American Historical Review. December, 1993. No. 98; How J. Multicrises. Cambridge: MIT Press, 1971.
[32] Sutter R. Taiwan's future: implications for the United States. Wash., D.C.: CRS, 1980.
[33] Wolff L., Simon D. Legislative history of the Taiwan Relations Act. Jamaica, N.Y.: American Association for Chinese Studies, 1982; Li V. De-recognizing Taiwan. Wash., D.C.: Carnegie Endowment, 1977.
[34] Thomson J., Stanley P., Perry J. Sentimental imperialists : the American experience in East Asia. New York : Harper & Row, 1981; Clough R. East Asia and US security. Wash., D.C., 1975; Blum R. Drawing the line: the origin of the American containment policy in East Asia. N.Y. – L.: W.W. Norton and Company, 1982.
[35] Hughes C. Taiwan and Chinese nationalism: national identity and status in international society. London - New York, 1997.
[36] Schaller M. The United States and China in the twentieth century New York : Oxford University Press, 1990; Chang J.J. United States – China normalization: an evaluation of foreign policy decision making. Baltimor, 1986; Fairbank J. The United States and China. Cambridge, Mass., Harvard University Press, 1971.
[37] Riggs F. Formosa under Chinese Nationalist rule. New York: Macmillan, 1952; Two societies in opposition : the Republic of China and the People's Republic of China after forty years // Edited by Ramon H. Myers. Stanford, Calif. : Hoover Institution Press, 1991; Yu-Shan Wu. Moving Towards the Center: Taiwan's Public Opinion and Mainland Policy in Shift // Taiwan Security research (http://www.taiwansecurity.org/TS-Wu.htm); Harrison S. Taiwan after Chiang Ching-kuo // Foreign Affairs. Spring, 1988.
[38] Mendel D.The politics of Formosan nationalism. Berkeley: University of California Press, 1970; Buruma I. Taiwan’s new nationalists // Foreign Affairs. July/August, 1996; Cross C. Taipei's identity crisis // Foreign Policy. No.51, Summer 1983.
[39] Carpenter T. Let Taiwan defend itself // Taiwan Security Research. 1998 (http://www.cato.org/pubs/pas/pa-313es.html); Hickey D. U.S. – Taiwan security ties: toward the next millenium / Paper prepared for delivery at the conference “Taiwan on the threshold of the 21st century: a paradigm reexamined”. National Chengchi University. Taipei, Taiwan. January 4-5, 1999 // Taiwan Security Research (http://www.taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey.htm); Lasater M. Critical Questions in U.S. Taiwan Policy // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Lasater-990328.htm); Yang P. From strategic ambiguity to three noes: the changing nature of the U.S. policy toward Taiwan / Paper presented at the conference “U.S and its allies”, Tel Aviv, Israel, November 9-11, 1998 // Taiwan Security Research. (http://www.taiwansecurity.org/TS/TS-Yang-2.htm); Yates S. Promoting freedom and
security in U.S. – Taiwan policy. October 13, 1998 / Heritage Foundation. (http://www.heritage.org/library/backgrounder/bg1226es.html).
[40] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States…
[41] Ibid. P. xiii.
Глава 1. Формирование тайваньской проблемы и политика США
1.1. Основные этапы истории острова Тайвань до 1945 года
Вопросы тайваньской истории этого периода достаточно подробно освещены в западной историографии[1], кроме того, в силу их меньшей идеологической наполненности по сравнению с вопросами новейшей истории, они смогли стать предметом достаточно объективного и обстоятельного исследования, произведенного советским автором[2].
История Тайваня дает обширный материал для современных политических дискуссий по тайваньской проблеме. Противоборствующие стороны стремятся найти в прошлом доказательства обоснованности своих прав на остров, и подвергнуть сомнению соответствующие права соперника. В наибольшей степени это проявляется в спорах между сторонниками независимости Тайваня и приверженцами точки зрения, согласно которой Тайвань является частью Китая.
Естественно, что в нашем изложении мы попытаемся по возможности избегать политической запрограммированности при подборе фактов, тем более, что некоторые выводы специалистов свидетельствуют о совершенной некорректности перенесения современных споров в историческую плоскость[3].
Согласно мнению большинства ученых, занимающихся этой проблемой, первые человеческие поселения на острове Тайвань появились более 10 тысяч лет тому назад. Относительно происхождения первых обитателей острова существуют различные мнения, однако на основании данных, полученных в результате лингвистических исследований, наиболее вероятной выглядит точка зрения о первоначальном заселении Тайваня с юга, с территории современных Малайзии и Индонезии.
Судьба коренных обитателей Тайваня имеет много общего с судьбой американских индейцев. В ходе исторического развития они были вытеснены с плодородной равнины, занимающей западную часть острова, на восток, в горные районы. Сегодня на Тайване живет 390 тысяч т. н. «аборигенов», составляющих 1,8% от 22-миллионного населения острова[4].
Свидетельства о посещении Тайваня жителями Китайской империи, и даже представителями ее правительства, обнаруживаются в источниках начиная с эпохи династии Цинь (221-206 гг. до н.э.). Однако нигде в исторических документах вплоть до XVII в. н.э. мы не находим ни заявления претензий на Тайвань, ни доказательств фактического контроля над тайваньской территорией официальными представителями какого-либо государства[5].
Вместе с тем не вызывает сомнения тот факт, что обитатели юго-восточных провинций Китая (прежде всего, провинций Фуцзянь и Гуандун)[6] достаточно давно (с XII-XIII вв. н.э.)[7] стали создавать на Тайване перевалочные торговые пункты, а затем и вовсе переселяться на остров. Вплоть до XVII в. китайское население острова было сосредоточено на территории нескольких небольших районов западного побережья. Некоторые исследователи отмечают, что миграция на Тайвань шла не только из Китая, но и из Японии. Это не переросло в серьезную конкуренцию между китайскими и японскими поселенцами только из-за «закрытия» Японии в 1636 г. – законодательного запрещения сегунатом Токугава всех контактов Японии с внешним миром.
В XVI в. началось проникновение на Дальний Восток и в Юго-Восточную Азию европейских держав, заинтересованных в установлении торговых контактов и приобретении колониальных владений. Первыми из европейцев на берега Тайваня высадились португальцы. Именно они дали Тайваню его европейское название – Формоза ( “Ilha Formosa” – в переводе с португальского означает «прекрасный остров»), однако им не удалось создать здесь устойчивых колониальных поселений. В 1624 г., активизировавшиеся в регионе голландцы высадились на Тайване и после короткой, но ожесточенной войны с аборигенами установили достаточно прочный контроль над островом. Голландцы сумели наладить контакт с китайской общиной Тайваня, успешно отразили нападение на остров японской эскадры в 1628 г., а в 1642 г. воспрепятствовали проникновению сюда испанцев[8].
Более серьезная угроза для голландской администрации пришла с территории Китайской империи, где в 1644 г. произошла смена правящей династии и власть оказалась в руках маньчжурских завоевателей (создавших новую династию Цин (1644-1911)). В юго-восточных провинциях сопротивление завоеванию продолжалось еще около 20 лет, возглавлял его Чжэн Чэнгун, сын известного купца-авантюриста, часто и подолгу бывавшего по делам на Тайване. Вполне естественно поэтому, что когда напор со стороны маньчжурских войск стал непереносимым, Чжэн принял решение эвакуироваться с оставшимися у него силами на Тайвань. Последовала война с голландцами, те были вынуждены капитулировать (1 февраля 1662 г.) и покинуть остров.
Правление потомков Чжэн Чэнгуна (сам он умер в 1662 г.) продолжалось до 1683 г., когда маньчжурам наконец удалось полностью подавить сопротивление сторонников старой династии Мин. Этот эпизод тайваньской истории интересен тем, что здесь можно провести прямую параллель с событиями новейшего времени, когда на Тайване снова нашли убежище сторонники старого режима, потерпевшего поражение на материке[9].
Завоевав Тайвань, маньчжуры не сразу наделили его провинциальным статусом. Двести лет Тайвань находился в административном подчинении властей провинции Фуцзянь и лишь в 1887 г. был превращен в самостоятельную провинцию. Этому предшествовало привлечение внимания к Тайваню со стороны западных держав и Японии, стремившихся включить остров в свои сферы влияния в ходе новой, «империалистической» волны колонизации. Хотя идея завладения островом, который мог быть использован в качестве удобного опорного пункта, а также был ценен благодаря имевшимся залежам каменного угля, с конца 1830-х гг. просто витала в воздухе, ее практическому воплощению серьезно препятствовало присутствие на Тайване сильного маньчжурского гарнизона, а также специфическая репутация Тайваня как места, где постоянно происходят народные волнения, бунты, восстания дикарей[10]. К силовым методам попыталась в 1874 г. обратиться Япония, недавно вставшая на путь модернизации в результате «революции Мэйдзи» 1868 г. Однако японская военная экспедиция на Тайвань закончилась неудачей, остальные же державы лишь еще раз убедились в сложности приобретения Тайваня. И все же, через 10 лет снова возник замысел силового захвата острова, когда после успеха в завоевании исключительных прав во Вьетнаме, Франция решила организовать нападение на Тайвань и захватить его северную часть, особо интересуясь расположенными здесь цзилунскими угольными копями. В 1884-1885 гг. французы попытались реализовать этот план, но успеха не добились. Правительственные войска оказали агрессору достойное сопротивление, причем местное население, китайцы-хакка, добровольно помогали маньчжурам[11].
Спустя еще одно десятилетие, Японии наконец удалось получить Тайвань в качестве колониального владения, причем практически без ведения боевых действий на тайваньской территории. Остров был передан Японии согласно положениям Симоносекского мирного договора, завершившего китайско-японскую войну 1894-1895 годов[12].
Последняя декада китайского управления Тайванем ознаменовалась серией социально-экономических реформ («реформ губернатора Ли Минчжуаня»), превративших остров в одну из наиболее передовых провинций Китая[13]. Население Тайваня[14] было, в целом, удовлетворено условиями своей жизни, поэтому известия о Симоносекском договоре были восприняты здесь весьма болезненно. Политическая элита острова, наблюдая очевидное равнодушие к судьбе Тайваня со стороны Пекина, попыталась своими силами организовать антияпонское сопротивление, для чего в спешном порядке была провозглашена «Республика Тайвань». Однако после высадки в районе Цзилуна и Тайбэя японских войск, тайваньская провинциальная администрация быстро капитулировала и, таким образом, островной республике удалось просуществовать лишь 12 дней (23 мая – 4 июня 1895 г.). Неорганизованное сопротивление населения в различных районах Тайваня продолжалось еще около пяти месяцев, после чего японцы установили прочный контроль над всей территорией острова[15].
Принято считать, что эпизод с аннексией Тайваня японцами стал отправной точкой для развития китайского национализма, в европейском понимании этого термина. Оскорбленные патриотические чувства населения материкового Китая дали толчок широкому народному движению против империализма, иностранных привилегий и т. д. Вместе с тем это никак не проявилось на уровне политики в отношении Тайваня многочисленных китайских правительств конца XIX и нескольких первых десятилетий XX в. Ни одно из них до начала второй мировой войны ни разу не подвергло сомнению статью Симоносекского договора, в которой говорилось о передаче Тайваня Японии «навсегда и в полное верховенство». По утверждению К. Хьюза, «имеющиеся источники…свидетельствуют о том, что применение националистического принципа к Тайваню [со стороны правительства Китая] произошло только после вступления США во вторую мировую войну»[16]. В результате этого события, китайские лидеры (правительство Чан Кайши) пришли к выводу, что в новой ситуации, когда роль Китая в американской военной стратегии заметно возросла, и учитывая содержвшееся в Атлантической хартии (август 1941 г.) обещание о возвращении законных правительств на все захваченные территории, имеется возможность заявить претензии не только на районы Китая, оккупированные Японией после 1937 г., но и на более ранние потери, в том числе и на Тайвань[17].
Первое известное заявление Чан Кайши о необходимости возвращения Тайваня Китаю было сделано 6 октября 1942 г., во время его беседы с представителем американского президента Венделлом Уилки. В ноябре того же года Чан Кайши начал работу над книгой «Судьба Китая», в которой Тайвань уже характеризовался как крайне важное звено системы национальной безопасности Китая[18].
К декабрю 1943 г. усилия китайского правительства увенчались успехом. В Каирской декларации, подписанной лидерами США, Великобритании и Китая, говорилось о том, что после капитуляции Японии Тайвань, наряду с прочими незаконно отторгнутыми территориями, будет возвращен Китаю. Впоследствии, это решение было одобрено руководством Советского Союза и подтверждено в Потсдамской декларации 1945 г.
Полвека японского колониального управления наложили серьезный отпечаток на социально политическое и экономическое развитие Тайваня. Возможно в силу того, что Тайвань стал первой настоящей японской колонией, японские администраторы уделяли ему особое внимание и превратили остров в регион с образцово организованной экономикой, ориентированной, главным образом, на выращивание и переработку сахарного тростника. Некоторое развитие получили и другие отрасли промышленности, к концу японского правления на острове имелась разветвленная сеть железных дорог, их протяженность вместе с обычными составляла 6000 миль[19].
Политика колониальных властей на Тайване носила достаточно жесткий характер. Согласно закону 1896 г., гражданский генерал-губернатор, назначаемый японским правительством, имел практически неограниченные полномочия. Впоследствии, начиная с 1920-х гг., политические права местного населения расширялись, но даже в конце колониального периода тайваньцы могли избирать только представителей в муниципальные советы, чиновники более высокого ранга подлежали назначению сверху.
В первый период японского правления политические ограничения сопровождались социальной дискриминацией коренных обитателей острова. Существовала система образовательных квот, в результате чего к началу 1930-х гг. только 51% детей тайваньцев посещали школу (среди детей японцев этот показатель равнялся 99%). Запрещались браки между тайваньцами и японцами.
Однако последние 15 лет колониального режима ознаменовались радикальным поворотом в политике. Японцы стали осуществлять т. н. «политику ассимиляции» (в рамках «Движения за превращение народа[Тайваня] в подданных [Японской] империи»). Тайваньцев стали принимать в японские школы, и даже в созданный в 1928 г. университет (первый на Тайване).
В результате всех противоречивых воздействий, к моменту окончания второй мировой войны тайваньцы оказались в состоянии «двоящейся» или даже «троящейся» национальной самоидентификации. По словам Ш. Ито, после ухода японцев обитатели Тайваня ощущали себя «более японцами, чем китайцами, а скорее всего ни первыми, и ни вторыми»[20]. Вместе с тем от окончания колониального управления ожидали многого, и новая образованная (усилиями японцев) элита Тайваня с энтузиазмом ожидала прихода освободительной китайской армии.
1.2. США и Тайвань до 1941 года
Изучение вопроса о зарождении и эволюции интереса, проявляемого к острову Тайвань со стороны Соединенных Штатов имеет особое значение для анализа современной ситуации вокруг тайваньской проблемы. Дело в том, что согласно официальной оценке, даваемой тайваньской политике США китайским правительством, эта политика по сути своей всегда являлась империалистической, с момента зарождения была нацелена на включение острова в американскую сферу влияния. С этой точки зрения, решение администрации Трумэна о предоставлении гарантий безопасности находившемуся на Тайване гоминьдановскому режиму выглядело естественным результатом векового по продолжительности процесса американской агрессии, а подлинным мотивом вмешательства США в ход китайской гражданской войны становилось уже не стремление защитить некоммунистический режим, а желание сохранить остров Тайвань в качестве важного стратегического плацдарма, не допустить его перехода под китайский контроль (понятно, что гоминьдановский режим в рамках данной логики выступает в качестве не просто не-китайской, но антикитайской силы)[21].
Характерно, что подобная оценка американских мотивов, впервые появившись сразу после возникновения тайваньской проблемы, в основе своей не изменилась за пятьдесят лет, и сохранение напряженности вокруг Тайваня в Пекине по-прежнему объясняют империалистическим характером политики США.
Указанный подход к оценке роли и объяснению смысла американского вовлечения в тайваньскую проблему страдает одним существенным недостатком – он не учитывает фактора развития, фактора изменения ситуации вокруг Тайваня и корректировки американских подходов. Во второй и третьей главах мы рассмотрим, как происходила эта эволюция после 1949 г., сейчас же попытаемся определить качественно различимые этапы развития интереса США к острову Тайвань на протяжении предшествующего периода американо-китайских и американо-тайваньских отношений.
Начало коммерческих связей между США и Китаем обычно относят к 80-м гг. XVIII в., то есть периоду сразу после образования американского государства. Первый американский купеческий корабль («Императрица Китая») направился к берегам Поднебесной империи в 1784 г.; к началу XIX в. в американо-китайской торговле ежегодно принимало участие около 50 кораблей. Однако известно, что и коммерческие связи между США и Китаем, и деятельность американских миссионеров на китайской территории – все это вплоть до 1840-х гг. развивалось исключительно на основе частной инициативы и правительство Соединенных Штатов практически не прилагало усилий для организации и регулирования активности американских граждан. Единственным официальным представителем США в Китае был консул, направленный в Гуанчжоу (Кантон) в 1786 г. – но ему даже не было назначено жалованье[22]. Только после первой «опиумной войны»(1840-1842) и заключения англо-китайского договора, согласно которому китайское правительство соглашалось допустить во вновь открытые порты не только англичан, но и купцов из других государств, в Китай была снаряжена официальная американская миссия во главе с Калебом Кашингом, итогом деятельности которой стало подписание первого договора между Китаем и США (1844 г.).
Условия, в которых американо-китайские связи развивались в первой половине XIX в. серьезно сдерживали их развитие. Даже после заключения договора 1844 г. купцы из США могли привозить свои товары и торговать ими только в пяти открытых портах китайского побережья. Что же касается Тайваня, то в это время ни один из его портов не был открыт, следовательно любая попытка установить с островом торговые отношения была незаконной. Тем не менее, существуют данные, свидетельствующие о наличии таких отношений, и об участии в них американских граждан начиная с 1830-х гг. При этом, нелегальный характер американской торговли с Тайванем подчеркивался еще и тем обстоятельством, что в качестве предмета торговли выступал опиум, запрещенный к ввозу китайским правительством.
В ходе миссии Калеба Кашинга американские представители никак не проявили заинтересованности в приобретении Тайваня, равно как и стремления добиться от китайских властей уступок в отношении торговли с островом. Скорее наоборот, во время переговоров американцы впервые продемонстрировали свой особый подход к контактам с Китаем, отличавшийся от подхода остальных держав. Сутью подхода являлась игра на контрасте поведения, отказ от силовых методов давления, стремление предстать в виде искреннего, миролюбивого партнера, заинтересованного во взаимовыгодном сотрудничестве, а не в приобретении чрезмерных и необоснованных привилегий. Согласно статье 33 американо-китайского договора 1844 г., граждане США, уличенные в контрабандной торговле опиумом, либо предпринявшие попытку торговать в каком-либо из китайских портов сверх пяти поименованных, лишались защиты американского правительства и подлежали китайскому суду. Ведя переговоры с китайским правительством, Кашинг неоднократно подчеркивал, что американцы, говоря о необходимости выделения участков китайской территории для своих торговых миссий, всегда имеют в виду не приобретение этих земель, а лишь их аренду на неопределенный срок.
Специфика американского подхода была отмечена китайцами, купцов из США постепенно научились отличать от английских, а в 1861 г. один из влиятельнейших чиновников цинского правительства Чжан Гофэнь охарактеризовал американцев следующим образом: «Изо всех западных варваров [они наиболее] искренни и честны, и за долгие годы многократно демонстрировали свое уважение и уступчивость по отношению к Китаю»[23].
Некоторые исследователи приходят к выводу, что специфика поведения американских представителей на переговорах в 1843-1844 гг. серьезно повлияла на позицию Пекина в отношении территориальных претензий со стороны других держав. В результате, в числе прочих, оказались нереализованными и замыслы Франции о приобретении «одного из островов у необъятного побережья Поднебесной империи». Материалы дипломатической переписки того времени указывают, что в роли такого острова вполне мог выступить Тайвань.
Таким образом, давая оценку официальной политике США в отношении Китая до середины 1840-х гг., следует отметить, что эта политика скорее помогала китайским властям противостоять нажиму со стороны европейских держав, нежели способствовала захвату каких-либо китайских территорий, в т. ч. острова Тайвань.
Поводом для внесения корректив в американские подходы стали события второй половины 1840-х гг. в США – расширение территории государства на запад в итоге войны с Мексикой, приобретение Калифорнии в 1848 г., получение доступа к тихоокеанскому побережью. В результате, отношения со странами Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии приобрели новое значение и перспективу. Остров Тайвань, расположенный по пути из Калифорнии в Шанхай стал представлять стратегический интерес, особенно в связи с имевшимися там залежами каменного угля (суда на паровой тяге к этому времени уже активно включились в океанскую торговлю). Кроме того, по мере увеличения числа рейсов в 1840-е гг. на американские корабли довольно часто стали нападать тайваньские пираты, а в некоторых случаях команды с потерпевших крушение кораблей попадали в плен к тайваньским дикарям, которые подвергали американских граждан различным унижениям, пыткам, или просто убивали.
Все это привело к тому, что на протяжении 1850-х гг. возникло несколько проектов приобретения Тайваня Соединенными Штатами[24]. Авторами всех проектов являлись представители американского правительства в Китае, лично изучившие обстановку в регионе и представившие в Вашингтон свои соображения насчет желательного направления политики США.
Первый из известных проектов такого рода был составлен коммодором Мэттью Перри, в 1852-1854 гг. возглавлявшим знаменитую экспедицию по «открытию» Японии. Перри указывал на Тайвань как на «замечательно удобно расположенный пункт», и предлагал сначала создать здесь американский сеттльмент, а затем постепенно превратить весь остров в американский протекторат. По мнению Перри, это не было слишком сложной задачей, так как пекинское правительство лишь номинально владело островом, фактически же он являлся независимым.
Примерно в то же время, что и от Перри (в марте 1854 г.), в Вашингтон пришло письмо от Тауншенда Харриса – талантливого дипломата, впоследствии ставшего первым генеральным консулом США в Японии. Харрис отмечал политические и коммерческие преимущества, которые США могли бы получить, владея Тайванем, говорил о незаинтересованности пекинских властей в Тайване, который является для них лишь «пиратским гнездом», и предлагал просто-напросто купить этот остров у Китая. Помимо прочего, такой метод приобретения китайской территории в очередной раз представил бы американцев в выгодном свете по сравнению с другими «иностранными дьяволами».
Ни на одно из упомянутых предложений из Вашингтона не последовало никакой реакции. В декабре 1856 г., в обстановке начавшейся второй «опиумной войны», американский поверенный в делах, Питер Паркер, отправил в Вашингтон донесение, в котором предлагал воспользоваться сложившейся ситуацией и добиться от Пекина уступок, чтобы «французский флаг развевался в Корее, английский – опять в Чжоушане, а флаг Соединенных Штатов – на Формозе». Замыслы Паркера подкреплялись известным ему фактом основания в 1855 г. на Тайване нелегальной американской фактории. Американские купцы подкупили местных чиновников и получили право на ведение торговли, хотя официально Тайвань по-прежнему оставался закрытым для иностранцев.
Предложение Паркера появилось во время войны, поэтому американское правительство уделило ему больше внимания, чем двум предыдущим. 27 февраля 1957 г. госсекретарь У. Мэрси направил Паркеру ответное письмо, в котором указывалось на то, что президент Пирс не одобряет применения «крайних мер» и выступает за сохранение нейтралитета США по отношению ко всем участникам вооруженного конфликта. В результате, Паркер был вынужден прервать свою деятельность по подготовке военной экспедиции на Тайвань, которую он несколько месяцев проводил в тесном сотрудничестве с коммодором американской дальневосточной эскадры Армстронгом[25]. Через некоторое время Паркер был сменен на посту американского представителя в Китае Вильямом Ридом, в инструкциях которому говорилось о том, что «сама природа нашего правительства, и его политика…лишают нас каких-либо стремлений к территориальным приращениям и к приобретению политического могущества в этом отдаленном регионе».
Развитие событий показало, что курс вашингтонской администрации на невмешательство в ход боевых действий был весьма дальновидным. Соединенным Штатам удалось добиться ряда новых привилегий в результате подписания договоров 1858 и 1860 гг., и при этом сохранить репутацию «самого честного и дружелюбного партнера» Китая. Согласно договору 1860 г. для иностранной торговли открывались все тайваньские порты, что положило конец периоду нелегальных коммерческих связей США и Тайваня.
До конца XIX в. еще несколько раз возникали ситуации, когда в Вашингтоне рассматривались перспективы изменения политики США в отношении Тайваня. В марте 1867 г. американский корабль «Ровер» был штормом выброшен на тайваньский берег, после чего уцелевшие члены его команды подверглись нападению аборигенов и были убиты. Американский консул в Амое Чарльз Лежандр (который впоследствии стал советником японского министерства иностранных дел и был среди активных участников японской экспедиции на Тайвань в 1874 г) потребовал от китайского правительства строгого наказания виновных, угрожая в противном случае предпринять акцию по захвату тайваньской территории. Китайские власти восприняли угрозу всерьез, и в спешном порядке организовали поимку преступников, удовлетворив таким образом американские требования. Инцидент был исчерпан[26].
Следующим поводом для привлечения внимания к Тайваню стали события 1894-1895 гг. В ходе китайско-японской войны американское общество в целом занимало прояпонскую позицию. Японцев называли «восточными янки», они представлялись в качестве носителей энергичного, «западного» начала в борьбе с инерционным китайским консерватизмом. Соединенные Штаты не принимали участия в дипломатическом нажиме на Японию после заключения Симоносекского мира, когда Германия, Россия и Франция заставили Токио отказаться от первоначально полученного Японией по договору Ляодунского полуострова. Никакой дипломатической поддержки Вашингтон не оказал Китаю и в вопросе о Тайване, который перешел в колониальную собственность Японии.
Вместе с тем после приобретения Гавайев и Филиппин в 1898 г. американское присутствие в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) приобрело качественно новый уровень, что неизбежно вело к американо-японскому соперничеству. В результате серии соглашений начала ХХ в., договоров, заключенных на Вашингтонской конференции в 1921-1922 гг., Соединенным Штатам удалось добиться некоторой стабилизации региональной системы отношений, которая, впрочем, быстро нарушилась в 1930-е гг. в результате агрессивных действий Японии. После японской атаки на Перл-Харбор в декабре 1941 г. США оказались непосредственно вовлеченными во вторую мировую войну. После ее окончания в 1945 г. на Тайвань вернулась китайская администрация. Однако формальной передачи острова Китаю по ряду причин не произошло. События 1940-х гг. имели определяющее значение для возникновения «тайваньской проблемы» как нового мощного узла противоречий в системе международных отношений.
1.3. Возникновение тайваньской проблемы, 1943-1950 годы
Начальный импульс обострению ситуации вокруг Тайваня в 1940-е гг. был дан решением гоминьдановского правительства Китайской Республики (КР) использовать Тайвань как последний рубеж обороны в гражданской войне с коммунистами. Интересно, что до переезда на Тайвань гоминьдановцы, спасаясь от Народно-освободительной армии Китая (НОАК), поменяли четыре столицы: в апреле 1949 г. они перебрались из Нанкина в Гуанчжоу, в октябре – из Гуанчжоу в Чунцин, в ноябре – из Чунцина в Чэнду, и только 8 декабря 1949 г. – на Тайвань[27]. Легко заметить, что первоначальное направление отступления (на юг и запад) не указывало на вероятность окончательного избрания Тайваня опорным пунктом. Эвакуация на остров оттягивалась до последнего момента, и помимо естественного нежелания терять связь с материком, в качестве причины подобного поведения китайских лидеров можно отметить ситуацию в гоминьдановском руководстве: 21 января 1949 года Чан Кайши ушел в отставку с поста президента, сохранив при этом формальный и фактический контроль над партией гоминьдан и вооруженными силами. Все «непопулярные решения» об отступлении под натиском коммунистов вынужден был принимать бывший вице-президент, теперь ставший во главе КР, Ли Цзунжэнь. Ли чрезвычайно тревожило продолжавшееся вмешательство Чан Кайши в дела практического управления, поэтому он стремился максимально удалить свой штаб от штаба генералиссимуса, который уже к августу 1949 г. фактически создал на Тайване теневое правительство[28].
По-видимому, Чан Кайши осознал, что Тайвань может быть использован как база при неблагоприятном исходе гражданской войны еще в декабре 1948 г. 29 декабря в отставку был отправлен губернатор островной провинции Вэй Даомин, известный своим либерализмом и прозападной ориентацией. Вэй был назначен на губернаторский пост в мае 1947 г., когда главной проблемой на Тайване для Чан Кайши была ликвидация последствий кровавой расправы над участниками февральского восстания, восстановление хотя бы минимального уровня общественной поддержки режима[29]. Теперь приоритеты изменились, и новым губернатором стал генерал Чэнь Чэн, лично преданный Чан Кайши, способный принимать жесткие решения для поддержания общественного порядка и не склонный к переговорам с американцами о возможной «автономизации» Тайваня (Вэй Даомин, постоянно сдерживаемый в своих реформаторских начинаниях из Нанкина, по некоторым сведениям, в беседах с американскими представителями на Тайване высказывался за увеличение политической самостоятельности острова)[30].
Стихийная эвакуация на Тайвань жителей прибрежных районов материкового Китая началась с осени 1948 г[31]. Гоминьдановские лидеры сразу же увидели в этом угрозу, т. к. в неконтролируемом потоке на остров могли проникнуть коммунистические агенты. В феврале 1949 г. Чэнь Чэном был отдан приказ о блокаде тайваньского побережья и тщательной фильтрации всех приезжающих с материка[32]. В это же время Чан Кайши направил на Тайвань двух своих сыновей, Цзян Цзинго и Чан Вэйго, первый из которых возглавил тайваньское отделение гоминьдана, а второй привез на остров возглавляемую им дивизию[33].
Обстановка на Тайване накалялась по мере успехов НОАК на материке и 20 мая 1949 г. Чэнь Чэн своим указом ввел на острове военное положение[34]. Начались аресты подозреваемых в связях с коммунистами, а также выражающих симпатии идее «автономизации» Тайваня. Только за 1949 г. репрессиям подверглось не менее 10 тысяч тайваньцев[35].
Чан Кайши впервые прибыл на Тайвань в начале мая 1949 г. и обосновался в Цзаошане, одном из пригородов Тайбэя. Время от времени Чан летал на материк для совещаний с Ли Цзунжэнем[36]. С июля 1949 г. на Тайвань стали систематически переправляться подразделения гоминьдановской армии[37]. 1 августа 1949 г. Чан Кайши объявил о возобновлении работы в Цзаошане Чрезвычайного военного совета Китайской Республики; незадолго до этого здесь же был официально размещен центральный секретариат гоминьдана[38].
Тем временем, на материке дело шло к полному разгрому гоминьдановцев. 1 октября 1949 г. на площади Тяньаньмэнь в Пекине Мао Цзэдун объявил о создании КНР. К декабрю 1949 г. ни у кого не осталось сомнений в неспособности правительства националистов контролировать даже юг и юго-запад материкового Китая. Президент Ли Цзунжэнь 7 декабря 1949 г. перебрался «на лечение» в Вашингтон. Этот шаг был воспринят современниками, с одной стороны, как бегство, а с другой – как последняя отчаянная попытка представить себя в качестве «третьей силы», альтернативы и коммунистам и Чан Кайши, и получить таким образом вожделенную американскую помощь[39].
Для Чан Кайши отъезд Ли стал сигналом к действию – лидер гоминьдана имел все основания опасаться, что в Вашингтоне все-таки примут решение поддержать «действующего президента» КР. 8-9 декабря 1949 г. по указанию Чан Кайши большинство чиновников гоминьдановского правительства переехали из Чэнду на Тайвань, 10 декабря Тайбэй был официально провозглашен временной столицей Китая[40]. После этого эвакуация на Тайвань приняла действительно массовый характер. До момента, когда коммунисты прочно взяли под контроль восточное побережье материка, на Тайвань успело перебраться около 2 млн. человек. В результате, население острова возросло на треть и к 1950 г. составило 8 млн. человек[41].
В конце 1949 – начале 1950 г. Чан Кайши занялся формированием нового политического механизма, приспособленного к изменившейся ситуации. 21 декабря во главе Исполнительного юаня (правительства КР) был поставлен генерал Чэнь Чэн, а освободившийся пост губернатора провинции Тайвань занял Ву Гочэнь, известный своими либеральными взглядами[42]. Таким образом Чан быстро нашел применение уникальному сосуществованию на Тайване двух параллельных политико-административных структур – провинциальной и общегосударственной. В данном случае, благодаря назначению двух противоположных по миросозерцанию политиков на руководящие посты, Чан «убивал двух зайцев» – сохранял необходимо жесткий контроль над населением острова (которое теперь стало фактически воплощать в себе все население КР) и создавал себе благоприятный имидж в глазах американских политиков и общественного мнения[43]. Вместе с тем похоже, что Чан Кайши не хотел допускать даже мысли об абсурдности и непрактичности искусственного сохранения «лишнего» этажа власти после сокращения фактической территории КР до размеров Тайваня. Напротив, он с самого начала всячески оберегал от распада эвакуированные на Тайвань государственные структуры, так как они символизировали сохранение связи режима с материком. Особенно трепетно Чан Кайши относился к сумевшим перебраться на остров «народным представителям», избранным в высшие органы власти КР согласно новой конституции весной 1948 г[44]. В соответствии с «Временными положениями конституции действующими в период подавления коммунистического мятежа», принятыми Национальным собранием еще на материке в мае 1948 г., избранный состав представительных органов «замораживался», вплоть до нормализации обстановки – на практике это привело к тому, что последних «ветеранов» из Национального собрания, Законодательного и Контрольного юаней удалось отправить в отставку законным порядком лишь в декабре 1991 г.
Окончательному восстановлению контроля Чан Кайши над государственным аппаратом КР весной 1950 г. мешало лишь формальное наличие «действующего президента» – Ли Цзунжэня, который, находясь в США, все же сумел добиться личной аудиенции у президента Г. Трумэна. Встреча была назначена на 3 марта 1950 г. и снова, как и в случае с переносом столицы, Чан Кайши решил предотвратить возможные нежелательные последствия активности Ли. 1 марта 1950 г. Чан заявил о возобновлении исполнения собой обязанностей президента КР. Через несколько недель было организовано вынесение постановления об импичменте Ли в связи с «длительным неисполнением обязанностей»[45].
И все же, главная угроза власти Чан Кайши в это время, конечно же, исходила не от бюрократических интриг в его окружении, и даже не от возможного участия в них США, а от действий НОАК, которая в любой момент могла приступить к операции по захвату Тайваня. Впервые подобное намерение лидеры коммунистов официально продемонстрировали в заявлении 15 марта 1949 г., правда тогда оно обосновывалось не желанием изгнать с острова чанкайшистов (что еще не приобрело на тот момент достаточной актуальности), а тем, что «США хотят превратить его [Тайвань] в острие будущей агрессии против Китая»[46]. Весной 1950 г. Тайвань остался в числе немногих территорий, все еще контролируемых правительством КР, либо другими, полу- или независимыми от Чан Кайши группировками гоминьдановцев. Большая часть этих территорий представляла собой острова, так что НОАК, в процессе их постепенного «освобождения», имела возможность продемонстрировать Тайбэю свою способность проводить морские десантные операции. Наибольшую встревоженность в стане Чан Кайши вызвало состоявшееся 2 мая 1950 г. занятие НОАК сравнимого по размерам с Тайванем острова Хайнань у южного побережья Китая. Вместе с тем степень защищенности этого острова (несколько десятков тысяч гоминьдановских солдат, без достаточного количества военной техники и боеприпасов), а также его приближенность к материку, не позволяли утверждать, что захват Тайваня, на котором было сосредоточено около 500 тысяч человек, входящих в состав боеспособных армейских подразделений, значительное количество танков, авиации, и который отделялся от материка проливом шириной не менее 150 км, будет для НОАК столь же простой задачей. Военным командованием КНР сразу же после захвата о. Хайнань был разработан и план захвата Тайваня, но сами китайские генералы отмечали, что реализовать его будет непросто в силу двух обстоятельств: острой нехватки морских транспортных средств и неспособности обеспечить достаточное прикрытие операции с воздуха[47]. По имеющимся сведениям, предупреждения военных не воспринимались руководителями КНР слишком серьезно, в Пекине полагали, что огромное численное превосходство и высокий боевой дух НОАК уже в 1950 г. позволят так или иначе овладеть Тайванем[48]. Кстати говоря, к таким же выводам приходили и американские военные аналитики[49].
Среди причин того, почему же захват Тайваня так и не состоялся весной – в первой половине лета 1950 г., в числе прочего упоминаются несколько эпидемий, приведших к гибели на базах в провинции Фуцзянь значительной части солдат НОАК, сосредоточенных там для проведения тайваньской операции[50].
Хоть положение Чан Кайши было в это время и не из простых, он явно не собирался отсиживаться на Тайване и пассивно ожидать решения собственной участи. Чан пытался добиться дипломатической поддержки – ездил в Корею, на Филиппины, вел там переговоры о создании «Дальневосточного антикоммунистического альянса»[51]. Практически сразу же после переезда на Тайвань гоминьдановское правительство приступило к организации диверсионных рейдов на материк, в ходе которых коммунистам наносился достаточно серьезный урон[52].
И все же, несмотря на сложности военного характера, препятствовавшие быстрому захвату Тайваня, и на отчаянные попытки Чан Кайши заручиться поддержкой дальневосточных соседей, одно из коренных противоречий тайваньской проблемы, противоречие между двумя политическими режимами, КНР и КР, скорее всего разрешилось бы в срок не превышающий несколько лет, если бы не подключение к участию в этом противостоянии нового действующего лица, Соединенных Штатов Америки. Почему США оказались вовлеченными в тайваньский конфликт? Ясно видны три основных направления заинтересованности Вашингтона в контроле над ситуацией вокруг Тайваня, существующие к рубежу 1949 – 1950 гг. Во-первых, это наметившийся в годы второй мировой войны рост внимания США к острову Тайвань как к важному стратегическому пункту. Во-вторых, это желание воспрепятствовать любому, в том числе проявляющемуся в форме захвата Тайваня НОАК, распространению влияния «мирового коммунизма». В-третьих, это давняя связь США с гоминьдановским режимом, для которого о. Тайвань с конца 1949 г. превратился в последнее и единственное пристанище.
С середины 1940-х гг. эти мотивы заставляли американских политиков постепенно расширять степень вовлечения США в тайваньскую проблему, хотя вплоть до лета 1950 г. это вовлечение оставалось достаточно умеренным. Попробуем проследить эволюцию подходов Вашингтона к основным вопросам, возникающим по мере развития ситуации вокруг Тайваня в интересующий нас период.
В ходе второй мировой войны заново возникла давно не подвергаемая обсуждению проблема международного статуса Тайваня. На Каирской конференции лидеров США, Великобритании и Китая в ноябре – декабре 1943 г. американский президент Ф. Рузвельт поддержал точку зрения, отстаиваемую китайской делегацией, согласно которой после окончания войны Китаю должны были быть возвращены не только все территории, отобранные у него Японией с момента начала первой мировой войны, но также и о. Тайвань. На Китай и его военный потенциал, а также лично на Чан Кайши американской администрацией в то время еще возлагались большие надежды, поэтому Ф. Рузвельт не прислушался к возражениям У. Черчилля, который полагал, что Тайвань необходимо у Японии отобрать, но Китаю пока не передавать, дождаться окончания войны и тогда уже отдельно обсудить будущий статус острова. В результате, в Каирской декларации 1 декабря 1943 г. подчеркивалось, что цель трех держав заключается в том, чтобы «лишить Японию всех островов на Тихом океане, которые она захватила или оккупировала с начала первой мировой войны 1914 г., и в том, чтобы все территории, которые Япония отторгла у китайцев, например Маньчжурия, Формоза и Пескадорские острова, были возвращены Китайской Республике»[53]. Подтверждение данного стремления было зафиксировано 26 июля 1945 г. в Потсдамской декларации[54].
Вместе с тем уже в ходе боевых действий на Тихом океане американские военные эксперты не могли не отметить, что стратегическое значение острова Тайвань в новой ситуации значительно возросло. Именно со своих тайваньских баз Япония начала в 1942 г. операцию по захвату американских Филиппин[55]. На протяжении всей войны японские бомбардировщики, взлетавшие с аэродромов на Тайване, наносили позициям США ощутимый урон. Неудивительно поэтому, что в 1945 г. в американском военно-морском штабе приступили к разработке подробнейших планов захвата Тайваня. Их содержание не ограничивалось военными аспектами проблемы, американцы собирались участвовать и в процессе послевоенного политического, экономического, социального переустройства Тайваня[56]. Однако в последний момент от операции по захвату острова из тактических соображений было решено отказаться, и американцы обошли Тайвань стороной, уделив основное внимание изгнанию японских войск с Филиппин и с Окинавы[57]. В феврале 1945 г. американский главнокомандующий, Дуглас Макартур, официально поручил китайским военным принять капитуляцию блокированных на Тайване японских армий – этот, к тому времени уже чисто символический акт был произведен 25 октября 1945 г. Еще до капитуляции, 30 августа 1945 г., гоминьдановское правительство приняло официальное решение о включении Тайваня в состав КР, и о создании на острове отдельной провинции[58].
Американская администрация Г. Трумэна фактически санкционировала все эти действия, в очередной раз подтвердив приверженность позиции, зафиксированной в Каирской и Потсдамской декларациях. Подобное поведение США, помимо всего прочего, объяснялось и тем, что власти КР с самого начала стали достаточно терпимо относиться к сохранению американского присутствия на острове. По сообщению советского автора, военные базы США на Тайване стали создаваться уже с 1945 г[59]. Известно также, что основной объем необходимых перевозок через Тайваньский пролив осуществлялся гоминьдановцами на любезно предоставленных американских военно-транспортных кораблях. Именно таким способом на Тайвань в феврале-марте 1947 г. были доставлены карательные войска[60].
Несмотря на широкие перспективы подобного сотрудничества и кажущуюся решенность вопроса о принадлежности Тайваня, в 1947 г. этот вопрос снова стал широко обсуждаться, как в США, так и в европейских столицах. Это было связано, главным образом, с резонансом, который имели в мире события февраля-марта на Тайване. В те несколько недель, пока продолжалась карательная операция, шли аресты и расстрелы, для лидеров тайваньского антигоминьдановского движения единственным вариантом спасения казалось установление опеки ООН или протектората США над островом, которые могли бы спасти их от произвола китайских властей. И если политики западных стран в то время еще воздерживались от открытого обсуждения подобных вариантов, то журналисты уже заговорили об этом в полный голос, четко расставляя акценты в оценках происходящего на Тайване[61]. И после подавления восстания, и замены губернатора Чэнь Ю на либерала Вэй Даомина, тема международного статуса Тайваня не была забыта, скорее наоборот. В качестве юридического аргумента стало приводиться то обстоятельство, что факт передачи Тайваня Китаю зафиксирован лишь в нескольких декларациях, мирный договор между Китаем и Японией еще не заключен, а значит и вопрос о принадлежности острова не может считаться окончательно решенным. Англия, еще в 1943 г. в лице У. Черчилля оспаривавшая решение Каирской конференции о Тайване, с 1947 г. стала устойчиво придерживаться позиции, охарактеризованной в выступлении министра иностранных дел Р. Мэйхью 30 июня 1947 г.: «До мирной конференции [и подписания договора с Японией] японские территории нельзя считать официально возвращенными»[62].
Администрация Г. Трумэна на протяжении 1947 г. воздерживалась от подобных заявлений и официально говорила о приверженности решениям в Каире и Потсдаме. Однако американские дипломаты, посещавшие Тайвань после февральского восстания, не могли не отметить глубоких противоречий, существовавших на острове между коренным населением и китайской администрацией. В августе 1947 г. на Тайване побывали участники специальной разведывательной миссии, возглавляемой генералом-лейтенантом Альбертом Ведемейером. В своем отчете генерал подробно характеризовал достоинства Тайваня (развитая инфраструктура, природные богатства, образованное население), а также отмечал: «Есть все признаки того, что они [тайваньцы] [нормально] восприняли бы превращение в протекторат США или переход под опеку ООН»[63]. Но, несмотря на такие выводы, в ходе встреч с представителями гоминьдановской администрации Ведемейер заверял их в том, что США не собираются захватывать остров – чем, по воспоминаниям современников, чрезвычайно обрадовал китайских лидеров, но крайне разочаровал тайваньских активистов[64]. Понятно, что и те, и другие с большим вниманием следили за высказываниями американских политиков и за изменениями в расстановке акцентов. В 1947 г. правительство Чан Кайши еще не было настолько обеспокоено проблемой собственного выживания, чтобы воспринимать стремление США взять под контроль часть китайской территории как приветствуемое решение. Когда в октябре 1947 г. в гонконгской прессе появились сообщения о переговорах, якобы ведшихся между офицерами Информационной службы США (USIS) в Тайбэе и представителями коренного населения Тайваня, по вопросу об автономии или даже независимости острова под протекторатом США, гоминьдановская пропаганда стала обвинять Вашингтон в «новом издании империализма». Похоже все-таки, что в то время в американских правительственных кругах идея опеки еще всерьез не рассматривалась, и активность персонала тайбэйского USIS’а была порождена не четкими указаниями центра, а собственной инициативой[65].
И все-таки, американское присутствие на Тайване в 1947 – 1948 гг. продолжало расширяться. Вскоре после миссии Ведемейера, осенью 1947 г., было объявлено о начале функционирования на острове американской программы военного обучения. Американский автор говорит об этом как о «поворотном пункте», подтверждении того, что с этого момента Пентагон всерьез заинтересовался Тайванем[66]. Кроме того, несмотря на грозную антиимпериалистическую риторику, власти КР продолжали скорее поощрять, чем сдерживать американо-китайское военное сотрудничество в зоне Тайваньского пролива. В первой половине 1948 г. по всем имеющимся каналам гоминьдановцы стремились донести до американских властей идею о превращении Тайваня в мощную военно-морскую базу, для чего, естественно, требовалась серьезная финансовая и техническая поддержка Соединенных Штатов. Очень скоро китайское предложение приобрело множество сторонников в конгрессе США, и уже в июле 1948 г. был принят соответствующий закон (PL 512), по которому Китаю был передан 131 боевой корабль общей стоимостью в 141 млн. долларов[67].
Тем временем, внутриполитическая ситуация в Китае все более выходила из под контроля гоминьдана, а начиная с осени 1948 г. наметился явный перелом в пользу КПК в ходе гражданской войны. Именно с этого времени угроза перехода Тайваня под коммунистических контроль стала осознаваться в качестве вполне реальной. Во всяком случае, именно в октябре 1948 г. в госдепартаменте США впервые состоялось рассмотрение возможности использования американских вооруженных сил для обороны Тайваня. Важно заметить, что на данном этапе Тайвань все еще понимался преимущественно как важный стратегический объект, а не как часть территории дружественной КР, и тем более не как последний оплот гоминьдана. В силу этого, учету подвергались в основном факторы военного, а не политического характера. Достаточно естественным в связи с этим выглядит и принятое решение: в обороне Тайваня участия не принимать. Даже с возросшим стратегическим значением, сам по себе Тайвань не заслуживал того, чтобы США подвергались из-за него риску быть вовлеченными в крупную войну на Дальнем Востоке[68].
Подобное решение могло служить руководством к действию на несколько ближайших месяцев, но проблемы не устраняло. Новый госсекретарь, Дин Ачесон, отправил в начале 1949 г. на Тайвань специальную разведывательную миссию во главе с Ливингстоном Маршаллом. Госдепартамент при Ачесоне стал постепенно превращаться в оплот антигоминьдановских сил в американском правительстве. Такие известные деятели, как Джордж Кеннан, Дин Раск, Пол Нитце, Джон Фостер Даллес сходились во мнении, что гоминьдановское руководство уже достаточно себя скомпрометировало, чтобы в очередной раз рассчитывать на американскую помощь[69]. Сам Ачесон придерживался той же позиции, и в числе поручений, данных Л. Маршаллу, значилось прощупывание почвы на предмет устранения Чан Кайши от власти любым возможным способом, с последующим возвышением какой-либо устраивавшей США фигуры – например известного либеральными взглядами генерала Сунь Личжэня. Миссия Л. Маршалла специально направлялась на Тайвань, так что все вышеупомянутые указания Ачесона касались именно острова, а не материковой территории, судьба которой в начале 1949 г. уже виделась предрешенной. Вернувшись в США, Маршалл представил отчет, в котором ясно давал понять, что все планы переворота в пользу Сунь Личжэня, либо кого-то из лидеров тайваньских сепаратистов абсолютно нереальны, так как Чан Кайши держит политическую ситуацию на острове под жестким контролем[70].
Следует отметить, что к моменту начала постепенного перемещения на Тайвань (лето 1949 г.) гоминьдановский режим имел самый минимальный за долгие годы уровень поддержки со стороны Соединенных Штатов. Кульминацией этого спада стала публикация госдепартаментом в августе 1949 г. т. н. «Белой книги» – 1054-страничного сборника документов, в том числе ранее засекреченных, из которых, по мнению антигоминьдановски настроенных членов администрации Г. Трумэна, со всей очевидностью следовало, что режим Чан Кайши сам виновен в своих злоключениях, и что США сделали все возможное для его спасения. Согласно «Белой книге», с 1937 г. правительство США выделило Китаю помощь в форме грантов и низкопроцентных кредитов в размере около 3,5 млрд. долларов (2,4млрд. – гранты, 1,1 млрд. – кредиты), причем только 40% этой помощи поступило до момента капитуляции Японии. Остальная сумма, по мнению составителей «Белой книги», была бездарно растрачена чанкайшистами уже в ходе гражданской войны[71]. Подобные факты должны были еще раз подтвердить целесообразность прекращения всякой поддержки Чан Кайши и принятия Соединенными Штатами выжидательной позиции – «пока осядет пыль», по выражению Д. Ачесона[72].
Вместе с тем пассивное ожидание развития событий становилось все менее возможным по мере того, как Тайвань превращался в основную базу гоминьдановского руководства и военно-стратегический аспект тайваньской проблемы дополнялся политическим. Позиция администрации Г. Трумэна в отношении правительства КР, изложенная в «Белой книге», разделялась далеко не всеми американскими политическими лидерами. Сложившаяся за годы второй мировой войны традиция опоры на Чан Кайши в Китае не могла быть сломана так просто. К тому же, в 1949 г. стало четко обозначаться стремление республиканцев «раскрутить» тему «потери Китая» для политической дискредитации демократов, удерживающих контроль над Белым Домом с 1933 г. В ответ на «Белую книгу» сенаторы Г. Бриджс, У. Ноуленд, Маккэрэн и К. Уэрри выпустили меморандум, в котором отвергали основные аргументы администрации и называли «Белую книгу» «1054-страничной попыткой оправдать надуманную политику ничегонеделания, ведущую к угрозе завоевания Азии Советами»[73]. Более радикальные критики уже тогда начали утверждать, что речь идет не об ошибочной пассивности, а о целенаправленной подрывной политике, проводимой прокоммунистически настроенными чиновниками в госдепартаменте[74].
Тем временем, администрация пыталась продемонстрировать, что факт переезда гоминьдановского правительства на Тайвань не только не прибавил острову значимости в глазах Вашингтона, но скорее наоборот, окончательно устранил США от проблемы тайваньской обороны. В августе, после получения известий о начале закрепления Чан Кайши на Тайване, в Вашингтоне было предпринято новое межведомственное исследование ситуации. Несмотря на изменившуюся политическую ситуацию, вывод, содержащийся в докладе Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ) был тем же самым – Соединенные Штаты не обладают достаточными ресурсами для того, чтобы без серьезного ущерба для своих интересов силовым путем предотвратить захват Тайваня коммунистами[75].
Уверенность многих членов администрации Трумэна в неминуемой потере Тайваня отражает и один любопытный документ, составленный 26 августа 1949 г. В этом меморандуме известный нам генерал Ведемейер (занимавший тогда пост заместителя начальника штаба по политическому планированию) рекомендовал заместителю госсекретаря по связям с общественностью, Дж. Аллену, приступить к осуществлению «успокоительной пропаганды», которая должна была надлежащим образом подготовить «друзей США в Восточной и Юго-Восточной Азии» к известию о захвате острова коммунистами. Хотя данная рекомендация и не была сразу же использована, несколько позже, как мы увидим, идея Ведемейера окажется воплощенной в жизнь[76].
Насколько можно судить по имеющейся информации, действительному устранению США от участия в событиях вокруг Тайваня в конце лета – осенью 1949 г. помешала только существующая в американском государстве система принятия внешнеполитических решений. Если бы президентская администрация могла единолично определять курс внешней политики, все связи США с агонизирующим на Тайване гоминьдановским режимом были бы, по всей видимости, разорваны. Однако исполнительная власть должна была считаться с мнением конгресса, а также с его финансовыми полномочиями. В результате, помощь Чан Кайши продолжала поступать и после его переезда на Тайвань, как в соответствии с ранее принятыми законами, так и согласно новым. К примеру, в октябре 1949 г. был принят Закон о совместной обороне и взаимопомощи, предоставлявший правительству КР очередные 75 млн. долларов[77]. Кроме взаимодействия с конгрессом администрация должна была также приходить к внутреннему согласию, для чего требовалось достижение компромисса между многочисленными ее структурными подразделениями, ответственными за ведение внешней политики. В том же октябре 1949 г. в аппарате Совета национальной безопасности (СНБ) был разработан детальный план превращения Тайваня в стратегическую базу США, который, по мнению его авторов, мог быть реализован даже несмотря на сложность существовавшего положения. План предусматривал несколько этапов, на каждом из которых Соединенные Штаты должны были прибегать исключительно к средствам дипломатического давления. Сначала, необходимо было заставить Токио передать Тайвань по мирному договору не Китаю, а США. Затем, предполагалось добиться согласия на подобную схему со стороны Чан Кайши, в обмен на гарантии личной безопасности и обещание поддержки политики «возвращения на материк». Наконец, через Генеральную Ассамблею ООН нужно было оформить опеку США над Тайванем, а затем превратить остров в штаб Тихоокеанской антикоммунистической ассоциации, неприступность которого обеспечивалась бы мощным присутствием американских вооруженных сил[78]. Следует отметить, что существование подобных проектов не столько подчеркивало «коварство» трумэновской администрации, которая несмотря ни на что продолжала строить расчеты в отношении Тайваня, сколько отражало специфику внутренней организации американских внешнеполитических ведомств, при которой ни один из мыслимых вариантов политического поведения не должен быть упущен и сброшен со счетов без специального рассмотрения. Значение «плана СНБ» не выходило за пределы аналитической записки, содержание которой лишь давало пищу для размышлений главным ответственным лицам, но ни в коей мере не диктовало им надлежащую линию поведения.
Таким образом, можно утверждать, что разработка темы «спасения Тайваня» не являлась приоритетным направлением занятий трумэновской администрации осенью 1949 г. Однако американский конгресс практически компенсировал это обстоятельство, превратив обсуждение тайваньской проблемы в основной пункт повестки дня заседаний и слушаний в конце 1949 – начале 1950 гг. Понятно, что главным поводом для этого явился «исход» на остров гоминьдановского режима, тем не менее, в ходе дискуссий конгрессмены значительное внимание уделяли не только проблеме помощи старому союзнику – Чан Кайши, но и вопросу о сохранении Тайваня как такового, в качестве стратегического опорного пункта США в Восточной Азии. Интерес к тайваньской проблеме стал настолько ажиотажным, что некоторые члены конгресса даже совершили поездки на Дальний Восток, чтобы непосредственно познакомиться со сложившейся ситуацией. Один из них, влиятельный сенатор-республиканец, представитель штата Нью-Джерси А. Х. Смит, после возвращения, 4 ноября 1949 г., направил письмо Д. Ачесону, в котором предложил немедленно приступить к осуществлению ряда дипломатических шагов, необходимых для сохранения американского присутствия на Тайване. Интересно, что содержание предложений Смита почти буквально повторяло содержание охарактеризованного выше «плана СНБ» октября того же года[79]. Не дождавшись реакции на свое обращение, А. Смит решил познакомить со своим планом широкую публику. Сначала, 29 ноября, он изложил его в выступлении перед комитетом по иностранным делам (КИД) сената[80], а затем, 1 декабря, представил план на пресс-конференции журналистам, причем сообщил, что в ходе личной беседы он заручился полной поддержкой своего проекта со стороны столь влиятельной фигуры, как Дуглас Макартур[81]. Таким образом, с декабря 1949 г. обсуждение перспектив тайваньской политики США, по сути дела, приобрело публичный характер. Конгресс изначально захватил инициативу в борьбе с администрацией, предложив конкретную программу действий. Белый Дом и госдепартамент были вынуждены ограничиваться официальными заявлениями о приверженности традиционной политике, в то время как все межведомственные исследования и разработки носили секретный характер. Накануне наступления нового, 1950 г., интенсивность высказываний конгрессменов по вопросам, связанным с Тайванем, достигла апогея. 30 декабря 1949 г. прозвучало сразу два новых предложения: сенатор У. Ноуленд призвал к посылке на Тайвань очередной разведывательной миссии во главе с А. Ведемейером, с целью подготовки размещения на острове контингента вооруженных сил США; сенатор Р. Тафт заявил в интервью, что настало время послать к тайваньским берегам мощные подразделения военно-морского флота Соединенных Штатов. 2 января 1950 г. стало известно, что предложение Тафта поддержал бывший президент США Герберт Гувер[82]. Некоторые конгрессмены – представители демократической партии также высказывались в это время против политики «умывания рук». Давая общую оценку позициям представителей республиканской и демократической партий по тайваньской проблеме на рубеже 1949 – 1950 гг., В.Н. Барышников отмечал, что республиканцы выступали за военное вмешательство, демократы – за более мягкий подход, например введение торгового эмбарго против КНР[83]. Следует заметить, что и среди республиканцев существовала прослойка «умеренных» – такие известные партийные деятели как Г. К. Лодж-младший, А. Ванденберг, высказывали сомнения по поводу целесообразности полномасштабного военного вмешательства, У. Джадд говорил, что следует ограничиться лишь посылкой разведывательной миссии[84].
В администрации тем временем продолжалось скрытое от внимания посторонних бюрократическое обсуждение тайваньской политики, в ходе которого, по сути дела, окончательно подавлялось сопротивление сторонников ее активизации. 15 декабря военное министерство направило в госдепартамент предложения, разработанные в ОКНШ в свете последних событий (окончательного переезда гоминьдановского правительства на Тайвань): послать на Тайвань разведывательную миссию, выделить Чан Кайши дополнительные средства на приобретение необходимых для обороны острова вооружений. Госдепартамент предложения военных отверг, заявив, что подобные шаги лишь нанесут вред американским интересам на Дальнем Востоке[85]. 23 декабря госдепартамент официально отказал в помощи послу Китайской Республики, в этот же день по зарубежным дипломатическим миссиям США была разослана циркулярная телеграмма, составленная на основе предложений генерала А. Ведемейера от 26 августа. Американских дипломатов предупреждали, что окончательное поражение режима Чан Кайши ожидается в ближайшее время, и что это событие, равно как и переход Тайваня под контроль коммунистов, должны быть восприняты без лишних эмоций[86].
Очевидное расхождение в подходах между исполнительной и законодательной властями окончательно вышло на поверхность после того, как 3 января 1950 г. информация о циркуляре 23 декабря проникла в прессу. Ситуация требовала немедленного прояснения позиций, и не дожидаясь намеченной на 10 января конференции по тайваньской проблеме в КИД сената, где Д. Ачесон должен был обстоятельно охарактеризовать тайваньскую политику администрации, президент Г. Трумэн уже 5 января 1950 г. выступил с официальным заявлением. В очередной раз подтвердив приверженность США решениям Каирской и Потсдамской конференций, Трумэн сказал: «В настоящее время Соединенные Штаты не стремятся к приобретению особых прав или сооружению военных баз на Формозе. Кроме того, они не намерены использовать свои вооруженные силы для вмешательства в существующую ситуацию. Соединенные Штаты не станут проводить политический курс, который повлечет за собой вмешательство в гражданский конфликт в Китае. Также, правительство США не будет предоставлять военную помощь, или посылать военных советников для поддержки китайских сил на Формозе»[87]. Казалось, что здесь были расставлены все точки над i, разве что выражение «в настоящее время» оставляло некоторый простор для маневра. Эта фраза была добавлена в текст в последний момент, а выражение «США не хотят отделить Формозу от Китая», присутствующее в первоначальном варианте, напротив, исчезло. Инициатором таких перестановок выступил председатель ОКНШ Омар Брэдли[88].
Более развернутое толкование позиции американского правительства представил Д. Ачесон, сначала выступивший 10 января в КИД сената, а затем, 12 января в Национальном пресс-клубе. Наиболее важной частью этих выступлений была характеристика «оборонительного периметра» США в Восточной Азии – линия, очерченная Ачесоном, пролегала восточнее Тайваня и Южной Кореи, не захватывая их[89].
Понятно, что принимая вызов, брошенный конгрессом, и вынося свою политическую позицию на широкое обсуждение, администрация должна была запастись достаточным количеством веских аргументов, которые оправдывали бы отказ от продолжения поддержки Чан Кайши и поиска путей сохранения американского присутствия на Тайване. Помимо всего прочего, исполнительной власти пришлось столкнуться и с моральным аспектом проблемы – «уход» США с Тайваня означал окончательное устранение Вашингтона от участия в судьбе коренного населения острова и несомненное лишение последнего столь ценимого американцами права на самоопределение. Как отмечал в письме Дж. Кэрру (в то время – служащему американской дипломатической миссии на Тайване) один из тайваньцев: «Японцы-агрессоры получат от США гарантированную демократию, а мы, угнетаемые японцами на протяжении 50 лет, будем оставлены «на съедение» коммунистам»[90]. Идея провозглашения независимой «Формозской республики» была чрезвычайно популярна в конгрессе в первые дни после заявления Трумэна, в ее поддержку высказывались такие известные сенаторы как Тафт и Ванденберг[91]. Однако отстаивая позицию администрации, Д. Ачесон отверг возможность такого решения, причем также использовал этическое обоснование: «мы не можем отказаться от ранее признаваемого факта передачи Формозы Китаю только из-за того, что обстановка изменилась не в нашу пользу. Мы же приличные люди»[92]. В ходе дебатов в конгрессе по тайваньской проблеме Ачесон отмечал, что Соединенные Штаты не должны проводить в Азии империалистическую политику, уподобляясь при этом СССР[93]. Надо сказать, что и среди конгрессменов предложения сделать Тайвань независимым в конечном счете не получили поддержки большинства: 9 января КИД палаты представителей пришел к выводу, что «поздно проводить референдум [о статусе Тайваня среди жителей острова], Тайвань уже китайский, референдум будет истолкован как бесцеремонное американское вмешательство»[94].
Наиболее серьезным аргументом сторонников политики «умывания рук» в январе 1950 г. оставалось нежелание подавляющего большинства американцев подвергаться риску вовлечения в кровопролитную войну на Дальнем Востоке из-за пока еще вполне локальной тайваньской проблемы. Зловещий образ китайских коммунистов тогда еще только начинал формироваться, а в окружении Д. Ачесона и вовсе шли разговоры о высокой вероятности возникновения китайского «титоизма», с перспективой дальнейшего раскола внутри мирового коммунистического лагеря. В случае реализации данного варианта и коммунистический Тайвань не представлялся для США окончательно потерянным. Все эти обстоятельства привели в январе 1950 г. к фактической нейтрализации оппозиции курсу администрации со стороны «китайского лобби»; 17 января на партийной конференции сенаторы-демократы почти единогласно поддержали тайваньскую политику Г. Трумэна[95].
Однако претворение в жизнь программы устранения США от тайваньских дел, изложенной в выступлениях Трумэна и Ачесона, оказалось делом практически неосуществимым. Из слов представителей администрации следовало, что никаких специальных действий Соединенные Штаты предпринимать не будут – они просто воздержатся от прямого вмешательства в случае окончательного поражения Чан Кайши и захвата Тайваня НОАК. Понятно, что для осуществления такого «воздержания» необходимо было дождаться захвата – а он, как мы помним, откладывался по ряду причин. Длительный период напряженного ожидания конечно не мог быть «пустым» - дискуссии по тайваньской проблеме продолжались, и продолжалось фактическое сотрудничество США с чанкайшистами на Тайване[96].
Тем временем, в процесс формирования политики США в отношении Китая и Тайваня вмешался новый мощный фактор. В феврале 1950 г. сенатор Дж. Маккарти выступил со своей печально знаменитой речью, обвинив чиновников госдепартамента в сотрудничестве с коммунистами. В том же месяце Маккарти встретился с известным деятелем «китайского лобби», Альфредом Кохльбергом, который занимался разоблачением коммунистических агентов уже несколько месяцев, правда искал их не в госдепартаменте, а в Институте тихоокеанских отношений. Итогом встречи стало то, что проблемы «потери Китая» и «подрывной деятельности коммунистов в США» слились воедино – провалу во внешней политике нашлось простое объяснение[97]. Натиск маккартизма был настолько силен, что администрации Г. Трумэна пришлось по ряду позиций перейти к плотной обороне. В такой ситуации фактическое пренебрежение к последнему осколку «свободного Китая» - гоминьдановскому режиму на Тайване, продемонстрированное в январских заявлениях президента и госсекретаря, становилось мощнейшим козырем в руках их политических противников. Вполне естественным в связи с этим выглядит нежелание исполнительной власти каким-то образом активизировать процесс ухода с Тайваня весной-летом 1950 г. Тем не менее, администрация упорно отказывалась и от какого-либо отступления, смягчения январской позиции. 23 июня Д. Ачесон в очередной раз заявил, что США не будут принимать участие в гражданской войне в Китае[98].
Весь расклад сил изменился через два дня, 25 июня 1950 г., когда началась Корейская война. Она была истолкована в Вашингтоне как начало массированного наступления «мирового коммунизма» на позиции «свободного мира» в Восточной Азии. Тайвань теперь нужно было оборонять не просто из соображений защиты стратегических интересов США, или симпатий к Китайской Республике – остров оказался частью «зоны свободы», которую во что бы то ни стало нужно было сохранить в неприкосновенности, а в дальнейшем максимально расширить. Данное понимание очень быстро нашло воплощение в серии политических решений. О новых шагах США в отношении Тайваня президент Г. Трумэн официально заявил 27 июня. Основных шагов было два: во-первых, в Тайваньский пролив для его нейтрализации направлялись подразделения 7-го флота Соединенных Штатов и, во-вторых, изменялась позиция Вашингтона по вопросу о статусе Тайваня – он теперь признавался неопределенным вплоть до стабилизации обстановки в Азиатско-Тихоокеанском регионе[99].
Впоследствии, в мемуарах, Г. Трумэн утверждал, что к концу июня 1950 г. у него еще не было четкого представления о том, как в новой ситуации будут строиться отношения с гоминьдановским режимом, и что решение о вводе 7-го флота рассматривалось тогда как временное[100]. В тексте заявления 27 июня президент призвал гоминьдановцев прекратить любые диверсионные акты в отношении материка во избежание провоцирования коммунистов. Однако по мере развития событий в Корее, и особенно после начала участия в войне китайских «добровольцев», обратной дороги для США практически не оставалось. Уже 27 июля 1950 г. американский президент одобрил предложение СНБ о принятии новой программы военной помощи режиму Чан Кайши на Тайване, и об отправлении на остров группы военных советников[101]. Вскоре было принято решение об активном участии США в разработке экономической политики Китайской Республики. Связи Вашингтона и Тайбэя стали развиваться в геометрической прогрессии, и в такой ситуации перспективы захвата Тайваня НОАК выглядели уже достаточно призрачно. Во всяком случае, любая попытка подобного захвата подразумевала активное противодействие со стороны США. Вместе с тем очевидно, что власти КНР не могли полностью отказаться от намерений окончательно покончить со своим основным политическим противником, а также установить контроль над Тайванем. Возникал явный круг противоречий, в котором Соединенные Штаты играли одну из главных ролей. Их вовлечение в борьбу вокруг Тайваня представлялось теперь несомненным.
Исторический обзор процесса формирования тайваньской проблемы был бы неполным, если бы мы не обратили внимание на еще один весьма важный его аспект. Речь идет о зарождении проблемы представительства Китая в международных организациях, а также о вопросе признания двух китайских режимов другими членами мирового сообщества. Казалось бы, на фоне ожесточенного противостояния между КПК и гоминьданом, когда решался вопрос о жизни или смерти Китайской Республики, странно считать обозначенный аспект по-настоящему важным. Кстати говоря, именно такое отношение к нему можно было заметить в 1949 – 1950 гг. со стороны США и западноевропейских держав. Если большинство из них сразу и не признали КНР, подразумевалось, что после того, как в Китае останется один единственный режим, его признание произойдет почти автоматически, вне зависимости от политических симпатий и антипатий. Как отмечал в одном из выступлений Д. Ачесон: « Когда мы открываем посольство или миссию в другой стране, мы делаем это вовсе не для того, чтобы продемонстрировать одобрение курса ее правительства. Нам просто необходим канал для осуществления межгосударственных отношений и защиты законных интересов США»[102]. Мало кто до начала Корейской войны мог предвидеть будущее значение вопроса о формальных связях КНР и КР с мировым сообществом. Но оказалось, что после вмешательства США и «замораживания» гражданской войны в Китае, тема признания и представительства приобрела особый смысл, так как только на этом дипломатическом фронте КНР и КР смогли продолжить реальную борьбу, не имея возможности раз и навсегда разрешить свои фундаментальные противоречия.
Исходя из этого, важное значение имеет рассмотрение «стартового состояния», формальных позиций, занимаемых сторонами в «мировой бюрократической иерархии» накануне потрясений лета 1950 г.
Прежде всего, следует отметить существенное превосходство, сохраненное гоминьдановцами в интересующей нас сфере, несмотря на все их военные поражения. Представитель КР продолжал заседать в Совете безопасности ООН, причем в качестве постоянного его члена. Подобное право чанкайшисты получили благодаря тому же доброму союзническому отношению со стороны Соединенных Штатов, которое позволило им в Каире приобрести Тайвань. 26 июня 1945 г., в Сан-Франциско, на учредительной конференции ООН, делегация КР первой из 50-ти присутствующих поставила свои подписи под хартией этой организации.
После образования КНР лидеры нового государства заявили о своем стремлении занять место КР в ООН. Впервые это желание было сформулировано и донесено до генерального секретаря ООН 15 ноября 1949 г., причем в поддержку КНР сразу же выступили СССР, Польша и Чехословакия. 10 января 1950 г. представитель СССР внес на рассмотрение Совета безопасности резолюцию, в которой шла речь о непризнании полномочий представителя КР и содержалось предложение о его исключении из Совета безопасности[103]. Понятно, что подобный способ решения проблемы был неприемлем для остальных членов Совета и резолюция была отвергнута[104]. Однако реакция советского представителя на отклонение его проекта была довольно неожиданной – он объявил о временном прекращении своего участия в заседаниях Совета, вплоть до положительного решения вопроса о членстве КНР. Весьма примечательно, что в монографиях советского периода факт бойкота замалчивался[105]. Ряд западных авторов выдвигают предположение, что уход СССР из Совета безопасности ООН в январе 1950 г. представлял собой тонкий политический маневр, и имел целью установление зависимости Пекина от Москвы – ведь до тех пор, пока Советский Союз не возобновил бы участие в заседаниях Совета безопасности, решение вопроса о членстве КНР в ООН было даже теоретически маловероятным. При этом, по некоторым сведениям, Соединенные Штаты весной 1950 г. были готовы не использовать вето в случае внесения «приличной» резолюции о вступлении КНР в ООН (например, на правах «двойного представительства» с КР)[106].
После начала Корейской войны шансы КНР на членство в ООН резко сократились, а с момента принятия в феврале 1951 г. резолюции, в которой КНР признавалась агрессором, решение вопроса и вовсе было отложено на десятилетия. Таким образом, гоминьдановскому режиму удалось сохранить свои позиции в ООН и Совете безопасности, что стало для него важным козырем в ходе дальнейшей борьбы за выживание на Тайване.
В вопросе о признании со стороны мирового сообщества гоминьдановцам тоже поначалу повезло больше, чем коммунистам. До начала Корейской войны КНР установила дипломатические отношения с правительствами всего лишь 15 государств, еще несколько заявили о своем признании нового режима[107]. В числе последних была и Великобритания, которая заявила о признании КНР 5 января 1950 г., руководствуясь при этом, главным образом, своими экономическими интересами в Китае, которые были у нее наибольшими, по сравнению с остальными западными державами. Позиция США по поводу возможности признания КНР также не была полностью негативной. Еще в мае – июне 1949 г. между послом США в КР Стюартом и Хуан Хуа, отвечающим в КПК за международные связи, состоялось несколько встреч, в ходе которых главной темой бесед был вопрос о признании нового режима. Стюарт, следуя указаниям из Вашингтона, вовсе не отвергал такой возможности, лишь говорил о необходимости соблюдения двух условий: создании правительства, которое имело бы поддержку народа и выполнении этим правительством международных обязательств своих предшественников[108]. Однако целый ряд обстоятельств помешал нормализации отношений США с китайскими коммунистами в 1949 – 1950 гг. Во первых, сторонники гоминьдановского режима в США предприняли серьезные усилия для того, чтобы признания власти КПК Вашингтоном не произошло. Здесь показателен такой эпизод: 1 июля 1949 г. посол Стюарт (оставшийся в Нанкине и после эвакуации оттуда гоминьдановцев), был приглашен в Пекин для встречи с высшим руководством КПК. Понятно, что прежде чем принять приглашение, Стюарт запросил инструкций из Вашингтона. Но как раз незадолго до этого, 24 июня, 16 сенаторов-республиканцев и 6 сенаторов-демократов направили Г. Трумэну письмо с призывом ни в коем случае не признавать коммунистический режим в Китае. В ответном письме президент обещал «воздерживаться от непродуманных шагов» и в любом случае заранее проводить консультации с конгрессом. В тот же день Стюарту была направлена телеграмма с указанием в Пекин не ехать[109].
Несмотря на то, что на протяжении всего 1949 г. лидеры КПК явно стремились не доводить отношения с США до фазы открытой конфронтации, рассчитывая избежать таким образом полной зависимости от Советского Союза[110], их неосторожные, а часто и просто враждебные действия по отношению к американским дипломатам и собственности США в Китае тормозили процесс сближения и приводили к разрушению уже имеющихся связей. Как уже говорилось, американское посольство не стало странствовать по временным столицам вслед за гоминьдановским правительством, а осталось в Нанкине. Однако несмотря на настойчивые предложения коммунистов, Соединенные Штаты не пошли и на постепенное перемещение дипломатического персонала в Пекин, а 2 августа посол Стюарт и вовсе уехал в США[111]. 20 августа американское посольство было официально закрыто[112]. Помимо всего прочего, Вашингтон явно не хотел подвергать своих дипломатов риску – еще с осени 1948 г. американский консул в Мукдэне и четверо его сотрудников находились под домашним арестом, наложенным новыми властями. В октябре 1949 г., после того, как США прореагировали на образование КНР заявлением о продолжении признания КР в качестве единственного законного правительства Китая[113], в отношении сотрудников мукдэнского консульства были применены еще более жесткие меры – их месяц продержали в тюрьме а затем выдворили из страны, обвинив в шпионаже[114]. 14 января 1950 г. в Пекине по распоряжению правительства КНР были заняты несколько зданий, которые госдепартамент США считал своей собственностью. В ответ на это, Соединенные Штаты отозвали из КНР всех своих дипломатических представителей. Д. Ачесон так прокомментировал это радикальное решение: «Мы не хотим посылать туда наших дипломатов только для того, чтобы их бросили за решетку и держали в заключении годами»[115].
К моменту начала Корейской войны единственной дипломатической миссией США в Китае оставалось тайбэйское консульство. В конце 1950 г., после того, как американские и китайские солдаты начали стрелять друг в друга в Корее, это консульство было официально превращено в посольство, и на Тайвань приехал новый американский посол, Карл Ранкин – известный деятель «китайского лобби», активный сторонник Чан Кайши. Соединенные Штаты окончательно встали на позицию признания Китайской Республики на Тайване единственным законным правительством Китая.
Итак, мы можем сделать вывод, что тайваньская проблема как особый политический феномен возникла в результате: (1) образования двух противоборствующих политических режимов (КР и КНР), каждый из которых заявил претензии на единоличное обладание китайским национальным суверенитетом; (2) вытеснения одного из этих режимов (КР) на ряд прибрежных островов, самым крупным из которых являлся Тайвань; (3) вмешательства США и предотвращения окончательного разрешения политического спора между КР и КНР.
Прямое вовлечение США – одной из сверхдержав – вывело тайваньскую проблему на качественно новый уровень политической значимости. Американское участие в судьбе Тайваня превратилось в важнейший фактор развития ситуации в Тайваньском проливе. Характер этого участия в значительной степени мог теперь задавать параметры политического поведения Пекина и Тайбэя.
Мы выяснили, что борьба между различными группировками в американском правительстве по вопросу о целесообразности вмешательства во внутрикитайский спор была достаточно острой, причем за прекращение поддержки режима Чан Кайши и отказ от участия в обороне Тайваня публично высказывались весьма влиятельные фигуры, в том числе госсекретарь Д. Ачесон и президент Г. Трумэн. Окончательное же решение о вовлечении было принято очень быстро под давлением чрезвычайных обстоятельств (начала войны в Корее), которые нейтрализовали все аргументы против американского участия в событиях вокруг Тайваня.
Решение о «нейтрализации» Тайваньского пролива с помощью введения туда 7-го флота Соединенных Штатов не было первым эпизодом оказания поддержки закрепившемуся на Тайване гоминьдановскому режиму со стороны американского правительства. Однако это решение завершило период полной неопределенности, когда США фактически помогали Чан Кайши (оказывали техническое содействие в ходе эвакуации, предоставляли кредиты на покупку продовольствия и вооружений, медлили с дипломатическим признанием КНР, продолжая признавать гоминьдановский режим и т. п.), но открещивались от участия в судьбе Тайваня, когда дело доходило до официальных заявлений представителей администрации. Присутствие американского флота в Тайваньском проливе после 27 июня 1950 г., равно как и сам факт официального вмешательства столь влиятельной державы как США, несомненно внесли коррективы в планы Пекина относительно проведения операции по захвату Тайваня (хотя пока мы не имеем документальных подтверждений тому, что действия США явились непосредственным поводом для решения о переносе тайваньской операции НОАК – теоретически такое решение могло быть принято и раньше, на основании реалистичных оценок военного потенциала НОАК, либо могло быть связано с общим изменением обстановки из-за начала войны в Корее). Тайваньская проблема была «заморожена», и как впоследствии выяснилось – на долгие годы.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] См. например: Davidson J. The island of Formosa: past and present. N.Y., 1988; Shinkichi Eto. An Outline of Formosan history // Formosa today. Ed. by M. Mancall. New York – London, 1964; Long S. Taiwan: China’s last frontier. N.Y., 1991.
[2] Тодер Ф.А. Тайвань и его история (XIX в). М., 1978. В 1990-е гг. в России было опубликовано еще несколько работ, посвященных истории Тайваня. Среди них, как наиболее подробный, можно отметить очерк П.М. Иванова (Иванов П.М. Очерк истории Тайваня // Современный Тайвань. Иркутск, 1994).
[3] Английский исследователь Кристофер Хьюз в своей последней монографии отмечает, что претензии правительства КНР, выдвигаемые им на основании «исторических прав» Китая на обладание Тайванем, являются анахронизмом, т. к. в Китае до начала ХХ в. вообще не существовало национальной идеи в европейском понимании этого термина, суверенитет Поднебесной империи формально распространялся на всю заселенную людьми территорию. Понятно, что такой тип суверенитета никак не может выступать аргументом в современной дискуссии (Hughes C. Taiwan and Chinese nationalism: national identity and status in international society. London - New York, 1997. РР. 2-5).
[4] The Republic of China Yearbook 1998 // Government Information Office homepage (http://www.gio.gov.tw/info/yb97/html/ch2.htm).
[5] Hughes C. Op. cit. Р. 4. В работе П.М. Иванова говорится об административном включении островов Пэнху в состав одной из провинций Китая в период правления династии Южная Сун (1127 – 1279). Не совсем понятно однако, свидетельствовало ли это о распространении китайской административной власти и на близлежащий Тайвань (скорее нет, чем да). Надо заметить, что вся ранняя история Тайваня характеризуется П.М. Ивановым главным образом на основе данных, содержащихся в монографиях историков из КНР, что, конечно, ставит под сомнение объективность этой характеристики (Иванов П.М. Указ. соч.. С. 28, С.85).
[6] До сих пор на Тайване прослеживается традиция дифференциации населения по признаку принадлежности к потомкам переселенцев из Фуцзяни или Гуандуна. Кроме того, присутствует еще более дробное деление, так как «…внутриэтнические перегородки и лингвистические различия были характерной чертой населения и Фуцзяни, и Гуандуна, создавая специфику отношений среди мигрировавших китайских общинников» (Тодер Ф.А. Указ. соч.С. 16). Среди переселенцев из Гуандуна наиболее многочисленную группу составляли т. н. «китайцы-хакка» (Там же. С. 287).
[7] Поводом для активизации процесса переселения послужили социальные потрясения в Южном Китае в период династии Южная Сун (1127-1276).
[8] Shinkichi Eto. Op. cit. РР. 44-45.
[9] Некоторые современные тайваньские исследователи продолжают эту аналогию, утверждая, что в обоих случаях на Тайвань эвакуировались китайские патриоты, боровшиеся с иностранными завоевателями. В XVII в. в роли последних выступали «дикие маньчжуры», в наше время – коммунисты, действовавшие в качестве агентов Советского Союза (Copper J. Words across the Taiwan strait. Lanham, 1995. Р. 7 ).
[10] Тодер Ф.А. Указ. соч.. С. 86; Copper J. Op. cit. Р. 8.
[11] Тодер Ф. А. Указ. соч. С . 151.
[12] Гримм Э. Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). М., 1927. С. 94-95.
[13] Кроме всего прочего, Тайбэй стал первым китайским городом с электрическим уличным освещением (Tucker N. Taiwan, Hong Kong and the United States, 1945 – 1992: Uncertain Friendship. N.-Y., 1994. P. 27).
[14] По результатам переписи 1893 г. население Тайваня составляло около 2,5 млн. человек ( Shinkichi Eto. Op. cit. Р. 53).
[15] Shinkichi Eto. Op. cit. Р. 48.
[16] Hughes C. Op. cit. Р. 6.
[17] Ibid.
[18] Ibid.
[19] Fairbank J. China: a new history. Cambridge (Mass.), 1992. Р. 338.
[20] Shinkichi Eto. Op. cit. P. 54.
[21] Наиболее полное изложение данной концепции см. в: Цин Жу-цзи. История
американской агрессии на Тайване. М., 1956. С. 139-142.
[22] Бурин С. Н. Политика США на Дальнем Востоке // История внешней политики и дипломатии США. 1775 – 1877 / Отв. Ред. Н. Н. Болховитинов. М.: Международные отношения, 1994. С. 282.
[23] Thomson J., Stanley .P, Perry J. Sentimental imperialists : the American experience in East Asia. New York : Harper & Row, 1981. P. 26.
[24] Содержание проектов излагается по: Тодер Ф.А. Указ соч. С. 131-145.
[25] Yen S. Taiwan in China’s foreign relations, 1836-1874. Hamden (Conn.), 1965. Р.67
[26] Yen S. Op. cit. РР. 69-70.
[27] China : U.S. policy since 1945. Washington, D.C. : Congressional Quarterly, 1980.
PP. 85-88; Kerr G. Formosa betrayed // (http://www.formosa.org/~taiwanpg). PP. 388, 391.
[28] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States, 1945-1992 : uncertain friendships. New York : Maxwell Macmillan International, 1994. P. 29; Kerr G. Op. cit. P. 386.
[29] Коренные жители острова в феврале 1947 г. попытались с помощью массовых акций протеста добиться от гоминьдановской администрации расширения своих политических прав и проведения экономических реформ. Губернатор Чэнь Ю был вынужден пойти на переговоры с лидерами восставших, послав при этом секретную телеграмму в Нанкин с просьбой о помощи. Карательные войска прибыли на Тайвань в начале марта и на острове начался настоящий правительственный террор. По разным оценкам за две недели было уничтожено не менее 10-15 тысяч человек, по сути дела вся тайваньская образованная элита (См.: Mendel D. Politics of Formosian nationalism. Los Angeles,1970. PР.27-42).
[30] Kiyoshi Ito. History of Taiwan / Ed. By W. Chen // http://www.lecsu.com; Kerr G. Op. cit. P.380; Tucker N. Op. cit. P.73.
[31] Kerr G. Op. cit. P.375
[32] Kiyoshi Ito. Op. cit.
[33] Ibid.
[34] Ibid. Срок действия этого указа оказался гораздо более продолжительным, чем можно было тогда предположить. Военное положение было отменено на Тайване только 15 июля 1987 г.
[35] Kerr G. Op. cit. P.382.
[36] Ibid. P. 390-391.
[37] Tucker N. Op. cit. P.242.
[38] Kerr G. Op. cit. P. 390.
[39] Ibid. P. 395.
[40] Ibid.
[41] Ibid. P. 384.
[42] Ibid. P. 397; Барышников В. Н. Тайваньский вопрос в китайско-американских отношениях (1949-1958). М., 1969. С. 45.
[43] При этом было не так уж важно, что реально Ву мало что мог сделать, постоянно натыкаясь на сопротивление со стороны центральных ведомств, и только за первые 50 дней своего губернаторства дважды просился в отставку (Kerr G. Op. cit. P. 403)
[44] Из 2961 депутата Национального собрания на Тайвань эвакуировался 1281, из 760 депутатов Законодательного юаня – 376, из 180 депутатов Контрольного юаня – 57 человек. Подавляющее большинство во всех палатах принадлежало представителям партии гоминьдан (Clough R. Island China. Cambridge, Mass. : Harvard University Press, 1978.P. 52).
[45] Ibid. P. 403-404.
[46] China : U.S. policy since 1945. P. 86.
[47] Усов В.Н. Тайваньский кризис 1958 г. // Проблемы Дальнего Востока, 1993, №6. С. 118.
[48] Kerr G. Op. cit. P. 407.
[49] Blum R. Drawing the line: the origin of the American containment policy in East Asia. N.Y. – L.: W.W. Norton and Company, 1982. P. 167; Chang J.J. United States – China normalization: an evaluation of foreign policy decision making. Baltimor, 1986. P. 17; Tucker N. Op. cit. P. 30.
[50] Kerr G. Op. cit. P. 407; Воронцов В.Б. Судьба китайского Бонапарта. М.: Издательство политической литературы, 1989. С. 294.
[51] Kerr G. Op. сit. P. 388.
[52] Ibid. P. 407.
[53] История второй мировой войны, 1939 – 1945. В 12-ти томах. Т. 8. М., 1977. С. 29-30; Cairo Declaration. December 1, 1943 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/cairo.htm). Впоследствии, в 1961 г., вспоминая об этом эпизоде, известный американский дипломат Дж. Кеннан писал: «Из всех действий США, относящихся к этой несчастной категории [дальневосточной дипломатии в годы второй мировой войны], подписание Каирской декларации представляется мне наиболее плачевным по последствиям актом…Эта безрассудная передача Китаю стратегически важного острова…привела к возникновению ситуации, которая создает сегодня серьезные затруднения для ведения американской внешней политики, и представляет собой одну из наиболее острых проблем в современной системе международных отношений». (Цит. по: Mendel D. Op. cit. P. 26).
[54] Potsdam Declaration. July 26, 1945 // The Avalon Project at the Yale Law School (http://www.yale.edu/lawweb/avalon/decade/decade17.htm).
[55] Clough R. Op. cit. P. 6.
[56] Tucker N. Op. cit. PP. 27, 257.
[57] Mendel D. Op. cit. P. 26; Clough R. Op. cit. P. 6.
[58] Барышников В.Н. Указ. соч. С. 10.
[59] Там же. С. 12.
[60] Там же. С. 11.
[61] Корреспондент «Нью-Йорк Таймс» Тиллман Дардин отмечал в своем репортаже: «Иностранцы, только что возвратившиеся в Китай с Формозы свидетельствуют о факте настоящей резни, устроенной китайскими войсками и полицией во время [разгона] антиправительственных демонстраций месяц тому назад…Сообщают о том, что формозцы пытались добиться вмешательства ООН в происходящее на острове. Некоторые из них обращались в консульства различных государств с просьбами о передаче Формозы под юрисдикцию Совета верховных главнокомандующих союзных держав, либо превращении ее в американский протекторат» (Durdin T. Formosa killings are put at 10,000 // New York Times. March 29, 1947).
[62] Барышников В.Н. Указ. соч. С. 20.
[63] Mendel D. Op. cit. PP. 40-41.
[64] Kerr G. Op. cit. P. 359.
[65] Ibid. P. 361.
[66] Ibid. P. 360.
[67] Ibid. P. 369.
[68] Tang T. America's failure in China, 1941-50. Chicago: University of Chicago Press, 1963. P. 527.
[69] Schaller M. The United States and China in the twentieth century New York : Oxford University Press, 1990. P. 122; Tucker N. Op. cit. P. 31.
[70] Tucker N. Op. cit. PP. 29-30.
[71] United States relations with China. With special reference to the period 1944-1949. Michigan, 1971. P. 1042.
[72] Tucker N. Patterns in the dust : Chinese-American relations and the recognition controversy, 1949-1950. New York : Columbia University Press, 1983. P. 1.
[73] Chang J. Op. cit. P. 16.
[74] Ibid.
[75] Blum R. Op. cit. P. 166; Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 30.
[76] Tang T. Op. cit. PP. 527-528.
[77] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 242.
[78] Sino-American relations, 1945-1955. A joint reassessment of a critical decade / Ed. By H.Harding and Yuan Ming. Wilmington (Del): A scholarly resources imprint, 1989. P. 200.
[79] Congressional Record, XCVI, 81st congress, 2d cess. Wash., D.C.: GPO, 1950. P. 150.
[80] Ibid. PP. 156-160.
[81] Tang T. Op. cit. P. 528.
[82] Ibid. PP. 529-530; Kerr G. Op. cit. P. 393.
[83] Барышников В.Н. Указ. соч. С. 32-33.
[84] Tang T. Op. cit. P. 530.
[85] Tang T. Op. cit. PP. 528-529.
[86] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P 30; Blum R. Op. cit. P. 179.
[87] U. S. Department of State Bulletin. January 16,1950. P. 79.
[88] Sino-American relations, 1945-1955. PP. 199-200; Blum R. Op. cit. P. 180.
[89] China : U.S. policy since 1945. P.78.
[90] Kerr G. Op. cit. P. 401.
[91] Ibid. P. 398.
[92] Изложение смысла высказывания Д. Ачесона по: Барышников В.Н. Указ соч. С. 29-30.
[93] Sino-American relations, 1945-1955. Р. 200.
[94] Барышников В.Н. Указ соч. С. 31.
[95] Tang T. Op. cit. P. 535.
[96] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 31.
[97] Ibid. P. 30.
[98] Ibid. P. 32.
[99] Против американской оккупации Тайваня и происков США, направленных на создание двух Китаев. Сборник документов и материалов. Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 1958. С. 9. В своем заявлении Трумэн так объяснял причины американского вмешательства: «Нападение на Корею со всей очевидностью показывает, что коммунизм уже не ограничивается подрывной деятельностью для покорения независимых стран и будет теперь использовать военную интервенцию и войну… При таких обстоятельствах оккупация Формозы коммунистическими войсками будет прямой угрозой для безопасности в зоне Тихого океана и для вооруженных сил США, выполняющих в этом районе законные и необходимые функции. В связи с этим, я приказал 7-му флоту воспрепятствовать любому нападению на Формозу».
[100] Truman H. Years of trial and hope. Garden City, New York: Doubleday, 1956. P. 339.
[101] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 32.
[102] Цит. по.: Chang J. Op. cit. P. 19.
[103] Капица М.С. КНР: три десятилетия – три политики. М.: Издательство политической литературы, 1979. С. 48-49.
[104] Дж. Кэрр отмечает, что представитель КР в это время председательствовал в Совете безопасности, так что отклонение резолюции было, пожалуй, единственным возможным исходом (Kerr G. Op. cit. P. 399).
[105] К примеру, в монографии М.С. Капицы мы можем прочитать, что и после отрицательного голосования 10 января «представители СССР, Польши и Чехословакии во всех органах ООН настойчиво требовали восстановить права КНР» (Капица М.С. Указ. соч. С. 50).
[106] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 34.
[107] Энциклопедия нового Китая. М.: Прогресс, 1989. С. 156.
[108] Chang J. Op. cit. PP. 14-15.
[109] Ibid. P.15
[110] Schaller M. Op. cit. P. 124.
[111] China: U.S. policy since 1945. P. 87.
[112] Kerr G. Op. cit. P. 391.
[113] Ibid.
[114] Chang J. Op. cit. PP. 18-19.
[115] Цит. по.: Ibid. P.20; см также: Blum R. Op. cit. P. 184.
Глава 2. Эволюция политики США в отношении тайваньской проблемы в годы «холодной войны»
Как особый политический феномен тайваньская проблема приобрела все свои характерные черты в результате состоявшегося летом 1950 г. вмешательства США в ход противостояния между двумя китайскими режимами – КР и КНР. Зафиксировав факт американского вовлечения как пороговый для процесса формирования тайваньской проблемы, обратимся к рассмотрению ее эволюции. На данном этапе исследования мы остановимся на одном, но чрезвычайно важном аспекте этой эволюции: анализе характера американского участия в споре вокруг Тайваня. На протяжении периода «холодной войны» (как, впрочем, и после ее окончания) вовлечение США оставалось главным фактором, препятствовавшим разрешению фундаментальных противоречий между непосредственными участниками тайваньского противоборства. Политика, проводимая Соединенными Штатами, вне зависимости от ее конкретного содержания, все это время оказывала сдерживающее влияние на КНР, вела к укреплению позиций гоминьдановского режима на Тайване, не давала погибнуть Движению за независимость Тайваня. С течением времени менялись лишь формы и степень участия США. Основные этапы этих изменений мы и попытаемся охарактеризовать.
По нашему мнению, речь может идти о четырех основных этапах эволюции политики США. Первый этап продолжался с середины 1950 до конца 1954 г., с начала открытого американского вмешательства, провозглашенного в заявлении Г. Трумэна 27 июля 1950 г., до заключения Договора о взаимной обороне (ДВО) между США и КР 2 декабря 1954 г. Сутью происходящего в этот период было формирование первоначальной модели американского участия в противоборстве КР – КНР, зарождение основных направлений союзнических отношений США – КР, официальное оформление этих отношений.
Основным содержанием второго этапа, продолжавшегося с конца 1954 г. до середины 1960-х гг. являлось, на наш взгляд, «испытание на прочность» позиции США, производимое КНР посредством активной и агрессивной политики в отношении Тайваня. Модель стабилизации, выработанная Вашингтоном в 1950 – 1954 г., интенсивно функционировала в ходе нескольких «тайваньских кризисов» (1954-1955, 1958, 1962 гг.), дополнялась новыми чертами, провоцировала масштабную трансформацию тайваньского общества, пока не устарела в результате ряда изменений в международной обстановке, произошедших на протяжении 1960-х гг. Ухудшение советско-китайских отношений, война во Вьетнаме, рост политического влияния стран «третьего мира» требовали от США внесения серьезных корректив в тайваньскую политику.
Третий этап, продолжавшийся с середины 1960-х гг. до 1979 г. как раз и был посвящен выработке новой модели американского вовлечения в тайваньскую проблему, подхода, который впоследствии получил название «политики стратегической неопределенности». США пошли на сближение с КНР, сумев при этом сохранить все основные связи с КР, кроме дипломатического признания. Главный компонент стабилизирующего воздействия США на тайваньскую проблему – сдерживание КНР посредством предоставления гарантий безопасности Тайваню, был сохранен и зафиксирован в Законе об отношениях с Тайванем 1979 г.
Завершающее десятилетие «холодной войны» можно выделить в качестве отдельного этапа политики США в отношении тайваньской проблемы. События этих лет продемонстрировали эффективность новой модели американского вовлечения. Однако начавшийся с конца 1980-х гг. процесс переустройства глобальной системы отношений не обошел стороной и Тайвань. Расстановка сил в рамках тайваньской проблемы стала серьезно меняться – что, естественно, потребовало от Вашингтона поиска новых подходов. В данной главе мы рассмотрим четыре обозначенных этапа эволюции политики США, с 1950 до начала 1990-х гг.
2.1. Формирование основных направлений тайваньской политики США, 1950 – 1954 годы
Содержание заявления Г. Трумэна 27 июня 1950 г. свидетельствовало о начале активного участия США в противостоянии КР – КНР, однако о непосредственном характере этого участия пока оставалось только догадываться. Несмотря на то, что объективно введение 7-го флота в Тайваньский пролив отвечало интересам гоминьдановцев, в заявлении Трумэна ничего не было сказано о поддержке КР. Необходимость предотвращения захвата Тайваня коммунистами объяснялась лишь стратегической важностью острова, а не особым отношением США к правительству Чан Кайши. Более того, Трумэн призвал «китайское правительство на Формозе прекратить все воздушные и морские операции в отношении материка». 7-й флот должен был «следить за осуществлением этого» точно также, как и препятствовать «любому нападению на Формозу». Вместо того, чтобы ясно продемонстрировать свой выбор в пользу Чан Кайши, американский президент предпочел заявить, что «решение о будущем статусе Формозы должно быть принято после восстановления безопасности на Тихом океане, заключения мирного договора с Японией или обсуждения в ООН»[1]. Иначе говоря, Г. Трумэн отказывал гоминьдановскому режиму в безусловном праве на обладание Тайванем, присоединяясь к позиции Англии, утверждавшей, что статус Тайваня остается неопределенным.
Мы помним, как непросто принималось решение об американском вмешательстве в тайваньский спор, так что осторожные формулировки американского президента выглядят вполне объяснимыми. И Трумэн, и Ачесон не могли за несколько дней изменить свое отрицательное отношение к Чан Кайши, не могли они и полностью отказаться от надежд на скорое обнаружение советско-китайских противоречий. В случае такого развития событий, чрезмерное сближение с чанкайшистами могло бы лишить США ряда дипломатических преимуществ, прежде всего перспективы достижения взаимопонимания с коммунистическим правительством в Пекине. Однако попытка организовать разделение военно-стратегических и политических аспектов вовлечения после решения о его начале уже едва ли могла быть успешной. Невозможно было активно бороться за сохранение острова как стратегической базы, игнорируя фактически контролировавший его политический режим. Эта истина быстро была осознана американскими военными, в том числе и теми из них, кто относился к Чан Кайши без особого пиетета. Гоминьдановский режим с июня 1950 г. превратился в объективного союзника США, и воплощение этого факта в конкретные взаимодействия было лишь делом времени.
Вместе с тем, гоминьдановские лидеры понимали, что хоть союзническое отношение со стороны Соединенных Штатов обеспечено им в силу объективных обстоятельств, уровень и степень близости этих отношений будут зависеть от усилий, затраченных ими, и их друзьями в Вашингтоне, на соответствующую обработку американских политиков и общественного мнения. После получения фактических гарантий безопасности Чан Кайши стал надеяться на большее – на то, что американские вооруженные силы поддержат контрнаступление гоминьдановской армии и возвращение на материк правительства КР.
Сразу же после начала Корейской войны Чан Кайши предложил направить 30 тысяч бойцов гоминьдановской армии в поддержку силам ООН в Корее. Эта попытка «навязаться» в полноценные союзники США не имела успеха, из Вашингтона в ставку американского главнокомандующего Д. Макартура пришло указание «вежливо отклонить» предложение правительства КР[2].
Известно, что в ходе Корейской войны позиция Д. Макартура постепенно все более расходилась с позицией вашингтонского правительства. Главнокомандующий выступал за радикальную эскалацию военных усилий, а в администрации Г. Трумэна опасались, что это приведет к отвлечению ресурсов от европейского театра, вовлечению США в войну с «запасной командой» и развязыванию рук основным силам «мирового коммунизма»[3]. Уже 31 июля 1950 г. Макартур лично прибыл на Тайвань для ознакомления с ситуацией и переговоров с гоминьдановским руководством. В это время он еще не превратился в открытого оппонента политической линии, проводимой вашингтонской администрацией. В ходе бесед с Чан Кайши Макартур, в соответствии с рекомендациями госдепартамента, сообщил генералиссимусу, что Соединенные Штаты готовы предоставить гоминьдановцам военную помощь, в виде поставок вооружений и участия американских советников в подготовке кадрового состава армии КР и оперативном планировании. От предложения принять на себя командование гоминьдановской армией, сделанного ему Чан Кайши, Макартур отказался[4].
Через несколько дней, в августе 1950 г., Макартур написал свое знаменитое письмо, адресованное съезду американцев-ветеранов зарубежных войн. В письме Макартур подверг критике линию Вашингтона на «ограниченное» вмешательство в спор между КНР и КР и впервые употребил выражение, ставшее впоследствии крылатым: он назвал Тайвань «непотопляемым авианосцем», контроль над которым Соединенные Штаты должны сохранить во что бы то ни стало[5]. Еще во время визита на Тайвань, по сообщению А. Гарримана, Макартур в приватной беседе с последним поддержал идею о скорейшей высадке гоминьдановского десанта на материк, правда аргументировал это тем, что таким образом можно проще всего «отделаться» от Чан Кайши[6].
Об особом интересе, возникшем у Макартура к Тайваню после посещения острова, свидетельствует факт отправки туда 7 августа 1950 г. специальной разведывательной миссии, причем этот шаг был предпринят американским главнокомандующим без какого-либо предварительного согласования с Вашингтоном. Более того, участникам миссии даже было дано специальное указание избегать контактов с находящимися на Тайване представителями госдепартамента[7]. Результатом поездки стало составление т. н. «отчета Фокса», в котором эксперты макартуровского штаба однозначно высказывались за резкое увеличение объема военной помощи гоминьдановскому режиму[8].
После вмешательства КНР в Корейскую войну (ноябрь 1950 г.) Макартур стал открыто выступать за привлечение к участию в боевых действиях гоминьдановских войск. Следует заметить, что здесь Макартур не столько демонстрировал свое особое понимание ситуации, сколько выражал общую позицию большинства американских военных. Дело в том, что после нападения китайских «добровольцев» на позиции сил ООН в Корее, гоминьдановская армия в глазах американцев осталась единственным хранителем символического «союзнического духа» времен совместного американо-китайского противостояния японцам во второй мировой войне. Все недостатки правительства КР меркли перед окончательно проявившимся вероломством Пекина. Совершенно естественным казалось, что старые союзники рука об руку должны вступить в бой против общего врага.
В апреле 1951 г., после того как Макартур выдвинул идею применения ядерного оружия против КНР, Г. Трумэн наконец принял решение о его замене на посту главнокомандующего Мэттью Риджуэем[9]. Этим президент дал понять, что он не намерен идти на радикальные шаги в восточноазиатской политике, в том числе и в отношении Тайваня. Однако как уже отмечалось, сближение и сотрудничество США с КР на Тайване было объективно неизбежно. Модель американского вовлечения, зафиксированная в заявлении 27 июня 1950 г. постепенно эволюционировала в сторону интеграции военного и политического аспектов участия США в тайваньском споре.
Уже 27 июля 1950 г. на заседании СНБ Трумэн официально поддержал новую программу военного обучения гоминьдановцев и решение об отправке на Тайвань группы военных советников[10]. Полномасштабные поставки вооружений на остров начались в январе 1951 г[11]. На протяжении последующих 15 лет на Тайвань в среднем ежегодно поставлялось оружия, боеприпасов и боевой техники на сумму 167 млн. долларов, что в общем к 1965 г. составило 2,5 млрд. долларов[12].
Непосредственное сотрудничество американских и гоминьдановских военных началось в мае 1951 г., то есть уже после отставки Макартура. На Тайвань прибыло несколько сот офицеров вооруженных сил США, главной их задачей было оказание экспертной помощи чанкайшистам. Эту «Группу советников по военной помощи» возглавлял генерал Уильям Чейз и постепенно она превратилась в центр американского влияния на Тайване. К сентябрю 1951 г. в ее штате насчитывалось 300, а к концу десятилетия 2300 человек[13].
И все же, американское военное присутствие на Тайване не достигло в начале 1950-х гг. того масштаба, на который рассчитывал Чан Кайши. Вместо открытой поддержки политики «возвращения на материк», американцы занимались лишь систематическим укреплением Тайваня как стратегической военной базы. Вместе с тем, Вашингтон был объективно заинтересован в любом ослаблении КНР, особенно после ноябрьского вмешательства Пекина в Корейскую войну. Полумиллионная гоминьдановская армия отвлекала военные ресурсы КНР от корейского театра боевых действий, диверсионная деятельность гоминьдановцев на материке наносила ущерб экономике «Красного Китая». В какой степени Соединенные Штаты были готовы стимулировать это «тлеющее» противоборство КР-КНР? По сведениям, собранным разведслужбами КНР, можно судить о роли США как о достаточно активной, даже говорить о «тайной войне», которую Вашингтон вел против КНР, причем вести отсчет такой политики не с ноября 1950 г., а с конца 1949 г[14]. Современные американские авторы приходят к похожим выводам. Известно, например, что на протяжении 1951 г. силами ЦРУ США было обучено и переправлено на материк более 100 тысяч диверсантов с Тайваня[15]. Кроме того, с помощью американских денег и вооружений Чан Кайши удалось сохранить боеспособную группу генерала Ли Ми, к моменту переезда гоминьдановцев на Тайвань базировавшуюся в горных районах северной Бирмы, недалеко от границы с Китаем. В 1951-1952 гг. Ли Ми несколько раз посещал Тайбэй, где встретил теплый прием со стороны Чан Кайши, который даже назначил его на пост губернатора юго-западной китайской провинции Юньнань. На американских транспортных самолетах в Бирму с Тайваня были переправлены новые отряды гоминьдановцев, благодаря чему численность армии Ли Ми возросла с 3 до 20 тысяч человек. Только в 1953 г., после подписания корейского перемирия и многочисленных протестов со стороны бирманского правительства, США временно прекратили поддержку Ли[16].
Несмотря на очевидное стремление США использовать ресурсы КР для ослабления КНР, основой американской политики с начала 1950-х гг. стало все-таки не это «деструктивное» направление, а всестороннее, не только военное, но и экономическое укрепление Тайваня, которое не могло осуществляться иным путем кроме как через укрепление контролирующего остров гоминьдановского режима. В условиях негативного и скептического отношения Вашингтона к идее «возвращения на материк» подобный вариант американской политики был объективно наиболее выгодным для гоминьдановцев. Без помощи США тайваньская экономика, находившаяся в к 1940-х гг. в критическом состоянии, явно не справилась бы с «демографическим взрывом» в форме внезапного появления 2 миллионов новых обитателей острова, деятельность большинства которых – чиновников, военных и членов их семей, никак не способствовала приращению материальных благ. Гоминьдановскому руководству пришлось бы столкнуться с серьезными экономическими трудностями и неизбежно следующей за ними политической дестабилизацией, что не только окончательно превратило бы «возвращение на материк» в утопию, но и поставило бы под угрозу само выживание гоминьдановского режима на Тайване.
Как и в случае с военной помощью, американское содействие экономическому развитию Тайваня складывалось из двух компонентов: материально-финансовой поддержки и участия американских специалистов в экономическом управлении. В 1951 – 1965 гг. на Тайвань из США ежегодно поступало в среднем по 100 млн. долларов невоенной помощи в форме грантов и низкопроцентных кредитов. В пересчете на душу населения объемы поддержки тайваньской экономики Соединенными Штатами превышали в этот период помощь, предоставляемую любому другому американскому союзнику. Общий объем финансирования правительством США различных экономических программ на Тайване за 14 лет составил 1,7 млрд. долларов[17].
В 1951 г. на Тайвань была фактически импортирована «здоровая» финансовая система, взамен старой, разрушенной гиперинфляцией. Одним из первых направлений экономической политики правительства КР стала аграрная реформа, проведенная в 1949 – 1957 гг. при активном участии американцев, входивших в состав Совместной китайско-американской комиссии по аграрной реконструкции. В общей сложности 44% американской помощи было потрачено на восстановление и развитие экономической инфраструктуры острова – электростанций, железных и шоссейных дорог, портов, телеграфных и телефонных линий[18]. Не умаляя заслуг китайских хозяйственных руководителей, следует заметить, что роль США в создании основ будущего тайваньского «экономического чуда» была определяющей. А.В. Меликсетов, один из немногих советских авторов, давших оценку происходящему на Тайване в период гоминьдановского правления, пришел к выводу, что Тайвань являлся площадкой для грандиозного социально-экономического эксперимента, проводимого Соединенными Штатами[19]. Как мы увидим в дальнейшем, это верное наблюдение можно дополнить: эксперимент распространялся не только на социально-экономическую, но и на политическую и внешнеполитическую сферу. Соединенные Штаты, по сути дела, создавали себе союзника в виде КР на Тайване.
Вместе с тем, уже с начала 1950-х гг. обнаружилось, что Чан Кайши намерен в корне пресекать попытки США вмешаться в решение проблем внутриполитического устройства КР. Ни о какой либерализации политической жизни на острове в начале 1950-х гг. не приходилось и помышлять. После переезда гоминьдановского правительства на Тайвань Чан Кайши предпринял некоторые меры для повышения эффективности работы чиновничьего аппарата, погрязшего на материке в коррупции и злоупотреблениях. Была проведена чистка партийных радов, организована кампания по вступлению в гоминьдан лояльных представителей коренного населения. Вместе с тем, запрет на формирование новых партий отменен не был. После введения в действие в 1950 г., новой «Схемы» управления островом, стали проводиться альтернативные выборы на должности в муниципалитетах и уездных органах самоуправления, однако на более высоких властных уровнях (начиная с провинциального) начальники назначались сверху, а состав высших представительных органов КР был заморожен в соответствии с «Временными положениями» конституции[20]. Режим оставался авторитарным, и это создавало Соединенным Штатам определенные сложности в вопросах идеологического обоснования своего сотрудничества с КР.
Понимая, что это сотрудничество стратегически выгодно Соединенным Штатам, Чан Кайши осмеливался вступать в споры с американскими представителями на острове, даже тогда, когда речь шла о распределении поступающих из Вашингтона финансовых средств. Постоянной темой были разногласия по поводу формирования оборонного бюджета – Чан Кайши и гоминьдановские генералы выступали за непомерно высокие цифры. Сопротивлялись лидеры КР и попыткам американцев провести приватизацию ряда крупнейших предприятий острова, внести ряд либеральных черт в организацию экономики, привлечь к более активному участию в экономическом и политическом управлении коренных тайваньцев[21].
Большие надежды в Тайбэе связывали с президентскими выборами 1952 г. в Соединенных Штатах. Республиканцы критиковали доктрину сдерживания Трумэна, утверждали, что именно из-за «мягкотелости» уходящей администрации произошло несколько провалов в американской внешней политике, в том числе «потеря Китая». Взамен, предлагалось активизировать политику, осуществлять не только «сдерживание» коммунизма, но и «освобождение» народов, попавших под его влияние. Подобное изменение курса внешне полностью соответствовало реваншистским замыслам гоминьдановцев, поэтому победа на выборах республиканца Д. Эйзенхауэра была воспринята в Тайбэе почти с таким же восторгом, как в свое время известие о нападении японцев на Перл-Харбор и вступлении США во вторую мировую войну.
Уже первые шаги новой администрации показали, что радость чанкайшистов была не напрасной. В послании конгрессу 2 февраля 1953 г. Эйзенхауэр заявил, что он «отдал приказ 7-му флоту США впредь не защищать материковый Китай от возможных рейдов гоминьдановских войск». Это было объяснено тем, что «…существующее положение дел нелогично. Войска США в одно и то же время воюют с китайской армией в Корее и защищают КНР от возможных акций со стороны вооруженных сил гоминьдановцев на Тайване»[22].
Озвученное Эйзенхауэром изменение американских подходов было названо «спуском Чан Кайши с поводка» (unleashing). Впервые Вашингтон официально сформулировал свое предпочтение – защищать гоминьдановцев от коммунистов, а не наоборот. Вместе с тем, как это часто бывает, ничего действительно нового заявление Эйзенхауэра не содержало. Практическое сотрудничество США и КР в сфере подрывной деятельности против КНР, как мы видели, началось еще при Г. Трумэне, нынешнее же публичное объявление об этом было нужно новому президенту для достижения ряда политических целей, в большинстве своем прямо с Тайванем не связанных. Во-первых, как сам Эйзенхауэр отмечал в мемуарах, «спуск Чан Кайши с поводка» должен был послужить предупреждением Пекину, побудить его к скорейшему началу переговоров в Корее под угрозой распространения войны за пределы корейского полуострова[23]. Кроме того, американская публика и многие влиятельные представители республиканской партии в конгрессе ждали от Д. Эйзенхауэра решительных шагов, направленных на преодоление просчетов в дальневосточной политике администрации Г. Трумэна.
То, что «спуск с поводка» не будет равносилен предоставлению карт-бланш на ведение политики в отношении КНР, Чан Кайши имел возможность убедиться уже в том же феврале 1953 г. Согласно заключенному тогда между правительствами США и КР секретному соглашению, новые реактивные самолеты должны были поступить на Тайвань только в обмен на обещание Тайбэя консультироваться перед проведением любых военных акций против материка[24].
И все-таки, на протяжении первого срока президентства Д. Эйзенхауэра, Соединенные Штаты периодически демонстрировали готовность признать КР на Тайване за явного союзника, в отличие от времен Г. Трумэна, когда Чан Кайши приходилось довольствоваться «неофициальными» отношениями с США. 6 ноября 1953 г. Эйзенхауэр подписал документ СНБ 146/2, в котором исправлялась ошибка Ачесона, Тайвань официально включался в «оборонительный периметр» Соединенных Штатов, а также содержалось утверждение о необходимости защиты Тайваня от захвата враждебными США силами любой ценой[25].
Конечно же, Чан Кайши хотел, чтобы союзнические отношения США-КР наконец-то получили настоящее оформление, в виде Договора о взаимной обороне (ДВО), который США уже заключили к тому времени со всеми своими основными восточноазиатскими союзниками. Осенью 1953 г., после заключения ДВО с Кореей, был составлен проект подобного договора с Тайванем, однако госдепартамент, во главе с Джоном Ф. Даллесом, явно не хотел торопиться с его подписанием. Дело в том, что связь Вашингтона с Чан Кайши была крайне непопулярна среди западноевропейских союзников Соединенных Штатов. В Европе не испытывали к генералиссимусу никаких чувств, кроме презрения, и энтузиазм определенной части американских политиков по поводу «свободного Китая» оставался для европейцев непонятным. В 1954 г. в связи с проведением Женевской конференции по Индокитаю и рядом других событий, отношения с европейскими державами были для США особенно важны, и их не хотелось лишний раз портить из-за тайваньской темы. Но тут-то и сработало имевшееся у Чан Кайши преимущество – право вето в Совете Безопасности ООН. Даллес был вынужден пообещать Тайбэю скорейшее подписание ДВО в обмен на согласие Чан Кайши не голосовать против одобряемой американцами резолюции по условиям урегулирования в Корее[26].
При окончательном согласовании и подписании ДВО (2 декабря 1954 г.) Даллес сделал все возможное для того, чтобы избавить США от нежелательных последствий поведения их нового официального союзника. Чану было отказано в контроле над контингентами американской армии, которые по договору могли располагаться на острове[27]. В тексте ДВО шла речь лишь о защите Тайваня и Пескадорских островов, так называемые «прибрежные острова», которые Чан Кайши рассматривал в качестве своеобразного «трамплина» для возвращения на материк, даже не упоминались. Кроме того, после подписания договора госсекретарь США Д. Ф. Даллес и министр иностранных дел КР Е Гунчао обменялись нотами, в которых опять говорилось о необходимости согласования любых действий, предпринимаемых сторонами (прежде всего, конечно же, имелись в виду агрессивные акции гоминьдановцев в отношении материка)[28]. Таким образом, менее чем через два года после «спуска с поводка», Чан Кайши снова был на него «посажен», теперь уже на основании официального двухстороннего соглашения.
Общий настрой в отношении гоминьдановского режима, существующий к концу 1954 г. в администрации Д. Эйзенхауэра, хорошо характеризует директива СНБ № 5441, принятая по поводу подписания ДВО. Директива называлась «Политика США в отношении Тайваня и правительства республики Китай» и в ее тексте содержалась следующая фраза: «Соединенные Штаты должны предпринять все меры, чтобы не позволить войскам гоминьдана проводить наступательные операции против КНР, за исключением акций возмездия, одобренных президентом США»[29].
Завершая характеристику первого этапа американского вовлечения в спор вокруг Тайваня следует обратить внимание на еще одно особое направление этого вовлечения. Речь идет о поддержке, которую США оказывали КР в ООН, отстаивая ее право на членство в этой организации, включая присутствие гоминьдановского представителя в Совете Безопасности. Несмотря на то, что порой, как мы видели, имевшееся у КР право вето в СБ заставляло и Вашингтон идти на определенные жертвы, на протяжении всех 1950-х гг. именно США оставались главными сторонниками и гарантами присутствия чанкайшистов в ООН. С 1950 г. американский конгресс ежегодно принимал резолюцию, содержавшую протест против принятия в ООН КНР. Администрацией Г. Трумэна был изобретен особый механизм: в начале работы очередной сессии Генеральной ассамблеи ООН США вносили на голосование «резолюцию о моратории», запрещавшую даже включать в повестку дня вопрос о членстве КНР. Благодаря доминирующей позиции Соединенных Штатов в Генеральной ассамблее в 1950-е гг. механизм работал безотказно, и делегация Тайбэя продолжала заседать в ООН от имени всего Китая[30].
Вместе с тем, уже в начале 1950-х гг. в американском госдепартаменте шли разговоры о необходимости устранения аномалии с представительством Китая. В 1953 г., в беседе с Джавахарлалом Неру, Даллес допустил возможность принятия КНР в ООН, в случае если место Китая в СБ будет передано Индии. При этом подразумевалось, что КР в любом случае должна сохранить место в Генеральной ассамблее, и КНР может рассчитывать на участие в работе ООН только на правах «двойного представительства». Тот же Даллес несколько раз высказывал мнение, что в случае внесения в СБ резолюции о членстве КНР, Соединенные Штаты не должны использовать право вето, так как это создаст опасный прецедент и может впоследствии воспрепятствовать вхождению в ООН новых стран «свободного мира»[31].
Подобная неопределенность подходов к проблеме представительства отражала отсутствие у Вашингтона четкой политики в отношении международного статуса Тайваня. Фраза Г. Трумэна из заявления 27 июня 1950 г. на долгие годы осталась единственным официальным толкованием американской позиции. Как о возможном поводе для прояснения статуса острова Трумэн говорил тогда о заключении мирного договора с Японией. Однако обстоятельства, при которых происходило его подписание практически исключали вероятность принятия какого-либо окончательного решения. Из-за Корейской войны первоначальный план приглашения на конференцию в Сан-Франциско представителей КР и КНР сорвался, и договор подписывался без их участия[32]. В тексте договора (8 сентября 1951 г.) содержался лишь отказ Японии от прав и претензий на владение Тайванем. О том, кому во владение переходит остров ничего сказано не было[33]. Единственным намеком на направление этого перехода могло послужить состоявшееся в 1952 г. заключение отдельного мирного договора между Японией и КР[34]. Впрочем, на этот шаг японское правительство пошло только под сильным давлением со стороны США. Вашинготон пригрозил Токио, что в случае предпочтения Японией Пекина Тайбэю шансы на утверждение Сан-Францисского договора в американском сенате будут крайне невысоки. Японии пришлось согласиться на сближение с Чан Кайши, хотя это означало для нее утрату серьезных экономических преимуществ от полноценной торговли с материковым Китаем[35].
Ничего нового по вопросу о статусе Тайваня не содержал и ДВО. Он был специально рассмотрен с этой точки зрения в конгрессе США и конгрессмены пришли к выводу, что единственными документами, содержащими хоть какие-то определенные суждения о статусе острова, по-прежнему остаются Каирская и Потсдамская декларации. Впрочем, тут же было отмечено, что сами по себе они не способны достаточным образом обосновать принадлежность Тайваня[36].
Таким образом, к началу 1955 г. вопрос о международном статусе Тайваня оставался непроясненным. Для США не существовало однозначно выгодного варианта решения этой проблемы. С одной стороны, провозглашение Тайваня независимым государством избавило бы США от необходимости сдерживать Тайбэй от непродуманных шагов в направлении «возвращения на материк». С другой – это лишало Соединенные Штаты важного рычага давления на Пекин. Точно также, признание принадлежности Тайваня Китаю вроде бы укрепляло положения гоминьдановского режима на острове – но в ближайшей перспективе могло привести к его краху, в случае весьма вероятного успеха борьбы КНР за международное признание. Кроме этих рациональных соображений, присутствовала и объективная сложность реализации любого из названных вариантов. Провозглашение независимости Тайваня было вряд ли мыслимо, учитывая позиции тайбэйского и пекинского правительств по этому вопросу. Признание же Тайваня китайским требовало заключения некого нового договора, не совсем понятно кого с кем. В лучшем случае, можно было признать Тайвань не китайским, а гоминьдановским, что и было сделано в договоре 1952 г. между Японией и КР.
ДВО был подписан уже в обстановке «тайваньского кризиса», когда впервые с 1950 г. Мао Цзэдун решил по-настоящему испытать на прочность американо-гоминьдановский союз. Это событие можно считать этапным, хотя косвенное давление со стороны Пекина в связи с тайваньской проблемой в Вашингтоне почувствовали еще в начале 1951 г., когда КНР увязала заключение перемирия в Корее с отказом США от поддержки чанкайшистов. Однако обстрелы «прибрежных островов» в сентябре 1954 г. знаменовали начало силового давления непосредственно на позиции гоминьдановцев. От США теперь требовалась не только формальная поддержка и материальная помощь Тайваню, но и принятие ряда оперативных решений для предотвращения военного поражения Чан Кайши. Как мы увидим, Соединенные Штаты проявили готовность защищать КР и на этом уровне.
К началу 1955 г. участие США в споре вокруг Тайваня заключалось, преимущественно, во всесторонней поддержке гоминьдановского режима на Тайване: финансировании ряда военных и экономических программ на острове, участии американских экспертов в процессе реформирования тайваньской экономики и организации обороны Тайваня. Американское правительство оказывало КР и дипломатическое содействие, отстаивая ее сомнительные права на представительство Китая в ООН. В декабре 1954 г. союзнические отношения США-КР были официально оформлены в Договоре о взаимной обороне.
Одновременно с поддержкой КР и укреплением позиций гоминьдановского режима на Тайване, США стремились, используя конфликтный потенциал тайваньской проблемы, оказывать прямое давление на Пекин. До заключения перемирия в Корее летом 1953 г. действия США в отношении КНР по сути дела приняли характер «тайной войны».
Вместе с тем, роль союзника, которую США стали играть в отношении КР с начала 1950-х гг. обладала рядом специфических черт. Соединенным Штатам пришлось почти что создавать на пустом месте нового политического партнера, потому что состояние гоминьдановского режима к лету 1950 г. заставляло серьезно сомневаться в его способности самостоятельно организовать полноценное государственное управление даже на острове Тайвань. При этом, гоминьдановские лидеры умело использовали остававшиеся в их руках козыри для оказания давления на Вашингтон, и сохранили определенную долю самостоятельности, особенно в части принятия внутриполитических решений. Что же касается внешнеполитического курса, он был поставлен американцами под строгий контроль, что в конце концов нашло выражение даже в официальных договоренностях. Аномальный международный статус Тайваня и неадекватная позиция, занимаемая КР в ООН уже на начальном этапе американского вовлечения в тайваньскую проблему побуждали США к поиску вариантов устранения этих противоречий. Однако к концу рассматриваемого периода они продолжали существовать, так как антагонизм КНР – США и КНР – КР не позволял достичь необходимого компромисса.
2.2. Тайваньские кризисы 1954-1955, 1958, 1962 годов и политика США
Заключение перемирия в Корее 27 июля 1953 г. позволило лидерам КНР вновь обратиться к «отложенной» на время войны тайваньской проблеме. По сравнению с началом 1950 г., когда шансы Пекина на успешное проведение военной операции в отношении острова оценивались исключительно высоко, ситуация 1953 года требовала от КНР поиска новых подходов, с учетом фактора американского вмешательства. Пекин не мог теперь приступать к операции по «освобождению» Тайваня без дипломатической подготовки – надо было, по крайней мере, представить свои действия в качестве вынужденной реакции на жесткий империалистический курс США. Выгодная с этой точки зрения ситуация возникла летом 1954 г., когда стало ясно, что в ближайшие месяцы Соединенные Штаты намерены заняться укреплением своих позиций на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. В завершающую стадию вступили переговоры о заключении договора СЕАТО – его подписание представителями восьми стран-участниц намечалось провести в Маниле в сентябре 1954 г. Кроме того, в августе Дж. Даллес объявил о скором подписании Договора о взаимной обороне с Тайванем[37].
Для начала тайваньской операции НОАК совсем не обязательно было сразу приступать к штурму гоминьдановских позиций на Тайване: подразделения чанкайшистской армии контролировали несколько небольших островов, расположенных в непосредственной близости от материка. Самыми крупными из них были острова Цзиньмэнь и Матцу, которым Чан Кайши придавал особое значение, рассматривая их как исключительно важные стратегические пункты для проведения операции по «возвращению на материк». Прибрежные острова были сильно укреплены, здесь размещалась треть всех вооруженных сил Китайской Республики (КР)[38]. Еще в октябре 1953 г. командующий восточнокитайским военным округом Чэнь И направил в военный совет ЦК КПК свои предложения по «освобождению» островной группы Цзиньмэнь. 23 июля 1954 г. в официальной газете ЦК КПК «Жэньминь жибао» была опубликована редакционная статья под названием «Обязательно следует освободить Тайвань». 3 сентября 1954 г. артиллерия КНР в течение часа обстреливала Цзиньмэнь. Обстрел повторился 22 сентября. Среди многочисленных жертв оказались и два американских офицера[39].
Для обсуждения ситуации, сложившейся в Тайваньском проливе, в Вашингтоне 12 сентября было собрано специальное заседание СНБ, под председательством Д. Эйзенхауэра. Президент подчеркнул серьезность положения: активная помощь КР со стороны Соединенных Штатов неизбежно приведет к началу войны с материковым Китаем. Вместе с тем НОАК пока ограничивалась лишь обстрелами. По предложению Дж. Даллеса, решено было воздержаться от окончательных решений, попытаться использовать механизм ООН и отстоять статус-кво. Необходимость подписания ДВО с Тайванем теперь выглядела для американского руководства очевидной. С его помощью от Чан Кайши можно было получить официальное обещание «не допускать опасной самодеятельности в материковой политике»[40].
В ответ на заключение ДВО, КНР и СССР попытались провести через Генеральную ассамблею ООН резолюцию протеста. Однако не удалось добиться даже внесения вопроса в повестку дня[41]. В январе 1955 г. НОАК перешла в наступление[42]. Руководство КНР решило не трогать пока Цзиньмэнь и Матцу, а организовать захват ряда более мелких и отдаленных от Тайваня островов. 18 января 1955 г. был взят остров Ицзяншань, причем в сражении было уничтожено более тысячи гоминьдановцев. Этот успех НОАК гарантировал «освобождение» и находившегося неподалеку острова Дачэнь, так как его территория могла подвергаться с Ицзяншаня массированным обстрелам[43].
Резкое обострение ситуации в Тайваньском проливе в январе 1955 г. имело широкий резонанс. Впервые тайваньская проблема была осознана как проблема всего мирового сообщества. Противоборство КР – КНР в любой момент, в случае активного вмешательства США или Советского Союза, могло привести к новой крупномасштабной войне. В январе – начале февраля по инициативе лидирующих держав было сделано несколько попыток использовать механизм ООН для снятия напряженности. Новая Зеландия, действуя в соответствии с указаниями, поступившими из Лондона и Нью-Йорка, внесла в Генеральную Ассамблею проект резолюции о прекращении огня. СССР предложил свой вариант резолюции, с осуждением действий США и требованием вывода гоминьдановских войск с прибрежных островов. Однако ни та ни другая резолюция не собрала необходимого числа голосов. 5 февраля СССР выступил с инициативой созвать конференцию с участием всех заинтересованных сторон, в том числе КНР и США. Пекин это предложение не поддержал, сославшись на то, что тайваньская проблема, как внутреннее дело КНР, не может обсуждаться на международном форуме. Таким образом, участие мирового сообщества в разрешении тайваньского спора оказалось блокированным[44].
Что же касается Соединенных Штатов, то успех операции НОАК по захвату Ицзяншаня заставил администрацию Д. Эйзенхауэра принять срочные меры. 24 января президент обратился к конгрессу со специальным посланием, в котором заявил о необходимости предоставления ему широких полномочий по обороне Тайваня. 25 января «формозская резолюция» была принята палатой представителей, 28 января – сенатом. Теперь президент США был официально уполномочен самостоятельно принимать все необходимые решения не только в отношении обороны Тайваня и Пескадорских островов, но и в отношении «прилегающих территорий»[45]. Важно заметить, что в обеих палатах американского конгресса «формозская резолюция» встретила почти единодушную поддержку (410 против 3 – в палате представителей и 85 против 3 – в сенате)[46], что свидетельствовало о сформировавшемся среди американских лидеров к середине 1950-х гг. консенсусе по тайваньской политике.
Первым практическим применением «формозской резолюции» стало участие США в эвакуации гоминьдановцев с обреченного острова Дачэнь. 8 – 12 февраля 1955 г. 25 тысяч солдат и 18 тысяч местных жителей были вывезены на Тайвань на американских кораблях, причем предварительно госсекретарь Дж. Даллес обратился к советскому министру иностранных дел В. Молотову с просьбой оказать воздействие на Мао, чтобы тот позволил провести эвакуацию в спокойной обстановке. Молотов просьбу выполнил, и несколько дней НОАК воздерживалась от обстрелов Дачэня[47].
Приняв участие в обороне «прибрежных островов»[48], Соединенные Штаты впервые по-настоящему вмешались в противоборство КР – КНР, и американские лидеры смогли воочию убедиться, какой значительный конфликтный потенциал несет в себе тайваньская проблема. На одном из заседаний СНБ в феврале 1955 г., когда речь зашла о «прибрежных островах» Эйзенхауэр заявил, что «лучше бы они потонули»[49]. После захвата мелких островов, естественно было ожидать атаки НОАК на Цзиньмэнь и Матцу[50]. Весьма вероятный ее успех был бы для Чан Кайши настоящим крахом, учитывая идеологическое значение островов и количество дислоцированных на них подразделений гоминьдановской армии. Это понимали в Вашингтоне, и в марте 1955 г. на заседании СНБ было принято решение предупредить Пекин о возможности применения к нему ядерного оружия в случае продолжения агрессивных действий[51]. Эта угроза была озвучена Даллесом и Эйзенхауэром 15 и 16 марта[52].
К середине марта 1955 г. напряженность достигла максимального уровня. Каждый день мог принести известие о начале операции против Цзиньмэнь и Матцу, что, после прозвучавших из Вашингтона угроз, было равносильно известию о начале атомной войны. Однако ничего не происходило, руководители КНР явно восприняли сигнал всерьез[53]. Почти через месяц, 13 апреля 1955 г., на заседании Постоянного Комитета ВСНП, Чжоу Эньлай заявил о «желании китайского народа освободить Тайвань мирными средствами», что по сути означало отбой «военной тревоги». 19 апреля и Эйзенхауэр на заседании СНБ заметил, что он «не считает нужным рассматривать ситуацию на Дальнем Востоке как дело первостепенной важности»[54].
К этому времени администрация Д. Эйзенхауэра пришла к выводу о недопустимости сохранения «прибрежных островов» в качестве потенциального детонатора ситуации. 1 апреля на совещании в Белом Доме президент высказал предложение: убедить Чан Кайши эвакуироваться с островов, в обмен на «надежные гарантии безопасности» Тайваня со стороны Соединенных Штатов. 16 апреля в госдепартаменте было обсуждено конкретное содержание этих гарантий. Чан Кайши было предложено создать «совместную с США зону морской безопасности»; разместить на Тайване ядерное оружие; перебазировать на Тайвань дополнительные средства ПВО и контингент американской морской пехоты[55]. Однако лидер КР этот план отверг и не согласился даже на частичный вывод войск и эвакуацию гражданского населения с «прибрежных островов» (что позволило бы в случае их утраты снизить значимость этого события)[56]. Чан Кайши продолжал настаивать на необходимости укрепления Цзиньмэнь и Матцу в рамках политики «возвращения на материк» и сомневался в способности США компенсировать утрату «первого рубежа» обороны КР с помощью морской блокады[57].
Полное прекращение обстрелов «прибрежных островов» произошло в дни работы Бандунгской конференции в апреле 1955 г. В Бандунге премьер и министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай заявил о готовности Пекина начать с США прямые переговоры, в том числе и по тайваньской проблеме, отметив при этом, что «Китай никогда не откажется от своего суверенного права освободить Тайвань»[58]. В конце апреля США выразили свое положительное отношение к идее переговоров[59].
Таким образом, можно было приступать к подведению итогов произошедшего. Соединенные Штаты в 1954 – 1955 гг. впервые были вынуждены вмешаться в ход военного противостояния КНР – КР. Кризис показал, что при конфронтационном развитии событий первостепенное значение приобретает проблема «прибрежных островов», и что возможность манипулирования поведением Чан Кайши из Вашингтона имеет свои пределы. Ясно проявилась неспособность мирового сообщества каким-либо образом повлиять на разрешение тайваньской проблемы, даже в случае, когда развитие событий в Тайваньском проливе вело к возникновению прямой угрозы глобальной безопасности. Едва не оказавшись в состоянии атомной войны, США и КНР были вынуждены весной 1955 г. пойти на переговоры, что также стало одним из важных итогов кризиса.
Вместе с тем начавшиеся в августе 1955 г. в Женеве переговоры на уровне послов быстро продемонстрировали свою бесперспективность. Единственным достигнутым в их ходе соглашением, была договоренность о выдаче Пекином нескольких американских граждан[60]. Главным содержанием политических дискуссий с момента их начала стало обсуждение тайваньской проблемы: США настаивали на официальном отказе КНР от применения силы в отношении Тайваня, Пекин, естественно, не соглашался, и выдвигал встречные требования о прекращении «империалистического вмешательства» США. В декабре 1957 г. женевские переговоры были прерваны[61].
Даже если не принимать во внимание жесткую позицию КНР по Тайваню, переговоры 1950-х гг. были обречены на неудачу в силу направленности политики США на поддержку гоминьдановского режима. Участие ЦРУ в диверсионной деятельности против материкового Китая не прекратилось и после окончания Корейской войны, кризис 1954–1955 гг. лишь придал ему новый импульс. Объемы военной помощи правительству КР возросли. Гоминьдановская армия превращалась в своеобразный вооруженный резерв США в Восточной Азии, испытанный в боях и относительно дешевый в содержании[62]. В 1956 г. в администрации Эйзенхауэра пришли к выводу, что на Тайване необходимо разместить ядерное оружие. Ракеты «Матадор» были доставлены на остров к декабрю 1957 г., таким образом предупреждение о радикальных мерах, сделанное Вашингтоном Пекину, приобрело еще более субстанциональный характер[63]. К середине 1950-х гг. пика своего влияния в Соединенных Штатах достигло «китайское лобби» – наиболее ярким проявлением деятельности сторонников чанкайшистского режима в это время стало создание и функционирование так называемого «Комитета одного миллиона против допуска коммунистического Китая в ООН». Свое название «Комитет» получил из-за главной инициативы его организаторов – собрать миллион подписей под соответствующей петицией. Ядро «Комитета» составили конгрессмены У. Джадд, Б. Голдуотер, У. Ноуленд, С. Бриджес, владелец журналов «Тайм» и «Лайф» Г. Люс, генерал А. Ведемейер. Первый офис новой организации был открыт в октябре 1953 г., и ее деятельность, конечно же, не ограничивалась сбором подписей. Лоббирование интересов КР осуществлялось на самом высоком политическом уровне – в конгрессе и Белом Доме[64]. Сторонникам Чан Кайши даже удалось внедрить в разговорный обиход особую терминологию: Тайвань именовался Формозой (вопреки материковому словоупотреблению), Китайская Народная Республика – «красным» или «коммунистическим» Китаем, ее столица Пекин – «Бэйпином» (т. е. не «северной столицей», в переводе с китайского, а «северным спокойствием», как этот город назывался во времена смещения политического центра Китайской империи на юг)[65].
Вместе с тем во второй половине 1950-х гг. устойчивость пекинского режима уже не вызывала сомнений даже у членов «китайского лобби». Отсутствие дипломатических связей и торговое эмбарго в отношении КНР наносили ощутимый вред американским интересам в Восточной Азии. Объективная потребность в восстановлении контактов с материковым Китаем становилась более очевидной по мере улучшения внешнеполитического имиджа КНР в результате ослабления радикализма подходов Пекина к различным вопросам, в том числе и к тайваньской проблеме, после кризиса 1954–1955 гг. В 1955 и 1956 гг. Чжоу Эньлай в своих выступлениях говорил о «мирном освобождении Тайваня» как наиболее адекватном способе воссоединения Китая[66]. Результатом всего этого стала активизация деятельности сторонников нормализации отношений с КНР в американском конгрессе. В 1957 г. с предложением признать пекинский режим выступили сенаторы У. Фулбрайт и Т. Грин [67]. Однако события 1958 г. отсрочили перспективу американо-китайского сближения.
В 1958 г. одновременное действие нескольких факторов привело к новому обострению обстановки в Тайваньском проливе. Во-первых, усилилась общая напряженность в мировой политике после того, как в СССР был произведен удачный запуск первого искусственного спутника земли (октябрь 1957) и Москва получила возможность использования межконтинентальных баллистических ракет. Во-вторых, летом 1958 г. разразился кризис на Ближнем Востоке и 15 июля 1958 г., в соответствии с так называемой «доктриной Эйзенхауэра», в Ливан был введен 14-тысячный контингент американских вооруженных сил. В-третьих, в 1958 г. Мао Цзэдун испытывал потребность в создании «внешнего фона» для задуманных им радикальных шагов во внутренней политике («большого скачка» и создания «народных коммун»).
Летом 1958 г. Мао посчитал, что отвлечение внимания американских политиков на ближневосточные события создает благоприятную обстановку для возобновления давления на Тайвань. В 20-х числах июля 1958 г. НОАК провела первую серию обстрелов «прибрежных островов», которые, впрочем, были быстро приостановлены после снятия напряженности на Ближнем Востоке[68]. 17-30 августа 1958 г. состоялось заседание Политбюро ЦК КПК в Байдайхэ, на котором было принято окончательное решение о радикальном изменении внутриполитического курса[69]. 23 августа НОАК открыла шквальный огонь по острову Цзиньмэнь из 459 орудий; за 85 минут было выпущено 30 тысяч снарядов, гоминьдановцы понесли тяжелые потери, в числе прочих были убиты три заместителя начальника штаба, отвечавших за оборону «прибрежных островов»[70].
Обстрелы с этого момента стали проводиться практически безостановочно, и главной проблемой для гоминьдановского руководства теперь являлось снабжение «прибрежных островов» в условиях их фактической блокады. Вместе с тем хотя к артиллерийским обстрелам вскоре добавились авианалеты на Цзиньмэнь и Матцу, НОАК не предпринимала никаких шагов для организации штурма и захвата гоминьдановских позиций. В Вашингтоне на протяжении десяти дней анализировали ситуацию, затем 4 сентября госсекретарь Дж. Даллес выступил с заявлением, в котором связал оборону «прибрежных островов» с обороной Тайваня и потребовал от Пекина немедленно прекратить обстрелы[71]. Руководство КНР 6 сентября прореагировало на это предложением возобновить прерванные переговоры на уровне послов, но обстрелов не прекратило[72]. 7 сентября Соединенные Штаты начали подтягивать свои военно-морские силы в Тайваньский пролив. Сюда были направлены 6 авианосцев, 3 тяжелых крейсера, 40 эсминцев, подводные лодки. Это стало «самым крупным сосредоточением американского военного флота за всю его предшествовавшую историю»[73]. Главной задачей этой военно-морской группировки был прорыв блокады прибрежных островов, чего американское командование надеялось добиться используя систему конвоев. Однако еще 4 сентября правительство КНР объявило, что вводит 12-мильную зону своих морских владений. Это послужило дополнительным фактором обострения обстановки и увеличило вероятность провоцирования китайско-американского столкновения. Вашингтон заявил, что он признает только трехмильную зону, и приступил к осуществлению конвоев. Ситуация стала еще более напряженной после того, как 9 сентября советское правительство объявило, что агрессия в отношении КНР будет приравнена к нападению на СССР[74]. Мир снова оказался на грани ядерной войны.
Быстро обнаружилось, что бойцы НОАК прилагают все старания для того, чтобы в результате обстрелов не было нанесено ущерба американским кораблям. Хотя американцы прекращали конвоирование гоминьдановских транспортных кораблей на границе трехмильной зоны от материка, большая их часть успешно добиралась до Цзиньмэнь и Матцу. Летчики КР демонстрировали полное превосходство над материковыми ВВС – им удалось сбить 31 МИГ, потеряв при этом всего один F-86F[75]. Блокада, по сути, была прорвана, однако это никоим образом не сказывалось на обстрелах, которые НОАК продолжала вести с прежней интенсивностью. Для оказания дополнительного давления на Пекин администрация Эйзенхауэра приняла решение разместить пусковые установки ядерных ракет на самих «прибрежных островах» По мере затягивания кризиса некоторые военные руководители США все однозначнее высказывались за нанесение ядерного удара по КНР[76].
13 сентября китайские лидеры решили отступить, было объявлено о прекращении постоянных обстрелов и проведении их только по нечетным дням. Таким образом с «прибрежных островов» снималась блокада, что устраняло потребность в американских конвоях. 30 сентября из ЦК КПК в штаб восточного военного округа КНР была направлена директива, в которой утверждалось, что «сейчас более выгодно отложить освобождение острова Цзиньмэнь от гоминьдановских войск»[77]. 6 октября напряженность была окончательно снята, руководство КНР опубликовало «Послание к тайваньским соотечественникам». Освобождение «прибрежных островов» откладывалось до времени освобождения Тайваня, когда оно должно было «придти само собой»[78].
Вместе с тем совершенно очевидно, что захват каких-либо территорий, контролируемых гоминьданом, не был в 1958 г. главной задачей руководства КНР. Парадоксальным образом, тайваньская проблема превратилась для пекинских лидеров в удобный инструмент достижения определенных политических целей. В фазе обострения, тайваньский спор позволял КНР представить себя «жертвой империализма» и таким образом завоевать дополнительные симпатии стран «третьего мира». Кроме того, обстановка «осажденной крепости» способствовала лояльности населения режиму во время проведения радикальных внутриполитических экспериментов. В «спокойной» фазе тайваньская проблема предоставляла Пекину возможность ведения диалога с крупнейшей державой – США, в ходе которого можно было требовать от Вашингтона различных уступок, что не только льстило китайскому самолюбию, но и поднимало международный престиж КНР.
Самым существенным достоинством тайваньской проблемы в глазах пекинских лидеров выглядела ее «управляемость» – в зависимости от насущных потребностей можно было либо обострить, либо разрядить обстановку в проливе. В мемуарах Н. С. Хрущев вспоминал, что Чжоу Эньлай следующим образом ответил ему на вопрос, в чем заключался смысл операции 1958 года и почему КНР отказалась от военной помощи, которую Советский Союз предлагал ей летом 1958 г. для «освобождения Тайваня»: «Мы хотим, чтобы [гоминьдановский режим] оставался в радиусе досягаемости наших военных возможностей… Если бы мы заняли [прибрежные] острова, то силы Чана оказались бы от нас на таком расстоянии, что мы лишились бы возможности беспокоить его военными средствами в нужное для нас время»[79]. Таким образом, с помощью Цзиньмэнь и Матцу можно было регулировать степень напряженности в Тайваньском проливе.
В Вашингтоне многие политики осознавали это обстоятельство и продолжали убеждать Чан Кайши в необходимости отказа от «прибрежных островов». На пресс-конференции 30 сентября Дж. Даллес заявил, что в случае полного прекращения обстрелов гоминьдановским войскам следует эвакуироваться с Цзиньмэнь и Матцу на Тайвань[80]. В беседе с послом КР Джорджем Е Дж. Даллес отметил, что защищая «прибрежные острова» США поставили себя в международную изоляцию[81]. Однако как и в 1955 г., Чан Кайши не согласился с доводами американцев. Все чего Даллесу удалось добиться (и то только после специального личного визита на Тайвань), это достичь с лидером КР соглашения о сокращении гоминьдановского контингента на Цзиньмэнь и Матцу до 15 тыс. человек в обмен на обещание снабжать их новейшими типами вооружений[82].
Таким образом, главным итогом кризиса 1958 г. стала дальнейшая «консервация» тайваньской проблемы. Непосредственные участники противостояния – КНР и КР, в результате произошедших событий только укрепили свои позиции. Мао Цзэдун мог чувствовать удовлетворение от того, что ему удалось спровоцировать напряженность в отношениях между Вашингтоном и Тайбэем, достичь консолидации китайского общества перед лицом внешней угрозы. Для Чан Кайши важное значение имел факт неукоснительного выполнения США своих союзнических обязательств в отношении КР. Кроме того, в ходе кризиса 1958 г. Пекину не удалось взять под контроль ни сантиметра контролируемой гоминьданом территории, армия КР продемонстрировала свою боеспособность и гоминьдановские военные могли теперь рассчитывать на дополнительные поставки американских вооружений.
Проблема обороны «прибрежных островов» к концу 1950-х гг. окончательно превратилась в главную болевую точку тайваньской политики США. Когда в 1960 г. в ходе предвыборных дебатов кандидаты в президенты Р. Никсон и Дж. Кеннеди затрагивали тему Тайваня, они спорили именно о том, каким образом следует вести себя в отношении Цзиньмэнь и Матцу. Никсон отстаивал позицию «китайского лобби»: «прибрежные острова» входят в зону жизненно важных интересов КР, а следовательно, и США; «формозская резолюция» наделяет президента чрезвычайно важными и необходимыми полномочиями, поэтому должна действовать и впредь. Что же касается Кеннеди, то соглашаясь с общим курсом предыдущей администрации на поддержку КР против КНР, он считал продолжение американского участия в защите Цзиньмэнь и Матцу нецелесообразным, утверждал что их оборона невозможна с военной точки зрения, и что «формозскую резолюцию» необходимо отменить[83].
Вместе с тем став президентом, Дж. Кеннеди предпочел воздержаться от каких-либо резких движений в тайваньской политике, в том числе и в отношении «прибрежных островов». Первое официальное заявление по Тайваню прозвучало из уст представителя новой администрации, госсекретаря Д. Раска, 6 февраля 1961 г. Была подтверждена неизменность курса, Раск отметил, что «у США имеются строгие обязательства в отношении своего союзника, правительства народа Формозы, национального правительства Китая»[84]. Не совсем традиционное упоминание «народа Формозы» отражало настроение в поддержку схемы «один Китай – один Тайвань», с конца 1950-х гг. завоевывавшее все большую популярность среди ведущих американских политиков. За превращение Тайваня в независимое государство и ликвидацию всех аномалий с международным статусом острова и представительством Китая на мировой арене еще в 1959 г. высказывались авторы так называемого «доклада Конлона», представленного комитету по иностранным делам сената[85]. По некоторым сведениям, подобный вариант казался Кеннеди в начале его президентства вполне осуществимым, и только после приобретения достаточного опыта общения с гоминьдановскими лидерами он понял, что идея создания на Тайване независимого государства для них неприемлема
Новым вызовом для сложившейся модели трехсторонних отношений США – КР – КНР к началу 1960-х гг. стало изменение расстановки сил в Генеральной ассамблее ООН, вызванное стремительным ростом числа независимых государств в результате процесса деколонизации. «Третий мир» выходил на международную арену в качестве полноценного игрока и доминирование США в Генеральной ассамблее, характерное для 1940-х – 1950-х гг., стало подвергаться сомнению. КНР и КР не остались безучастными наблюдателями этого процесса, они повели упорную борьбу за привлечение новых государств на свою сторону с помощью денег, технической помощи, продажи вооружений. К середине 1960-х гг. некоторый перевес в этом отношении имела КР: из 37 новых членов ООН 21 государство имело дипломатические отношения с Тайбэем и признавало гоминьдановский режим единственным законным правительством Китая[86]. Однако уже в 1961 г. соотношение сил в Генеральной ассамблее поставило под угрозу сохранение членства КР с помощью «резолюции о моратории», ежегодно вносимой США с начала 1950-х гг. В ООН назревал очередной кризис, связанный с вопросом о приеме Монголии в число стран-участниц этой организации. Еще в 1955 г. Чан Кайши, ощущая себя единственным хранителем традиции китайского национализма, наложил вето на прием МНР, тем самым создав повод для недовольства со стороны СССР. Оно выразилось в голосовании советского представителя против членства в ООН Японии. В 1961 г., в случае повторения гоминьдановского вето, жертвой встречного удара неизбежно должна была стать Мавритания, подавшая заявку на членство в ООН. Такой поворот событий сказался бы на позиции других африканских государств-членов ООН, сочувствовавших Мавритании. При этом, на предыдущей сессии Генеральной ассамблеи в 1960 г. голосование по «резолюции о моратории» завершилось благополучно для КР только благодаря нейтральной позиции одиннадцати африканских стран[87].
Судя по заявлениям гоминьдановских лидеров в начале 1961 г., они не собирались идти на компромисс и допускать членство Монголии в ООН. Таким образом, надвигавшийся кризис могли предотвратить только активные дипломатические усилия новой американской администрации Дж. Кеннеди. Следует отметить, что принимая решение о тех или иных шагах, вашингтонские лидеры должны были учитывать не только то, что чанкайшисты могут лишиться представительства в ООН, но и возможный выход Генеральной ассамблеи из-под американского контроля в случае распространения недовольства, спровоцированного гоминьдановским вето. Иначе говоря, принимая меры для преодоления кризиса, Дж. Кеннеди должен был позаботиться не только о тайваньских, но и непосредственно об американских интересах.
В итоге оказанного на него давления, Чан Кайши согласился не применять вето в обмен на секретные гарантии Вашингтона не допускать вступления КНР в ООН, и в случае необходимости использовать для этого полномочия США как постоянного члена Совета безопасности. Вместе с тем американским лидерам, конечно же, не хотелось доводить дело до подобного варианта и они стали искать замену устаревшему механизму «резолюции о моратории». Решение было найдено в виде «резолюции о важном вопросе», которая уже не отвергала полностью возможность включения вопроса о приеме КНР в повестку дня, но требовала для его положительного решения большинства в 2/3 голосов. Эта резолюция была принята Генеральной ассамблеей и на протяжении 1960-х гг. представительство КР в ООН сохранялось именно с помощью подобного ухищрения[88].
Итак, в новое десятилетие КР вступала, с одной стороны, ободренная твердой поддержкой США, успехами островной экономики, а с другой – с ощущением неустойчивости своих позиций из-за неуклонного роста влияния КНР. Официальная политическая линия администрации Дж. Кеннеди вроде бы не допускала возможности американо-китайского сближения, но объективные предпосылки к этому продолжали нарастать. В Вашингтоне упрямо отказывались признавать реальность советско-китайского конфликта, к чему Чан Кайши и «китайское лобби» прилагали немалые усилия. Однако озабоченность Пекина обстановкой у своих северных границ неизбежно вела к стратегическому партнерству с Соединенными Штатами. Дополнительным фактором, побуждающим США к такому сближению с начала 1960-х гг., стали сообщения спецслужб о завершении в КНР работы по созданию собственной атомной бомбы. Отказывать в признании ядерной державе, и тем самым выводить ее из-под контроля мирового сообщества, было в высшей степени неблагоразумно.
Для Чан Кайши, которому в 1962 г. исполнялось 75 лет, идея «возвращения на материк» к началу 1960-х гг. не утратила своей привлекательности, хотя он не мог не понимать, что с каждым годом надежда на успех подобной акции становится все более призрачной. В 1962 г. Чан, по-видимому, решил использовать свой последний шанс: в условиях охлаждения отношений между Пекином и Москвой, тяжелой социально-экономической обстановки на материке (несколько лет подряд на КНР попеременно обрушивались наводнения и засухи, что усугубляло тяжелые последствия «перегибов» во внутренней политике пекинского правительства) генералиссимус предпринял попытку резко усилить военное давление на КНР, рассчитывая, главным образом, на антикоммунистическое восстание измученных многолетними бедствиями китайцев.
В июне 1962 г. в официальной тайваньской прессе началась кампания антипекинской пропаганды, подразделения гоминьдановской армии стали сосредотачиваться напротив материка, возросла интенсивность диверсионных рейдов. В КНР приняли ответные меры, укрепили оборонительные рубежи в провинции Фуцзянь – но на этот раз до открытой конфронтации дело не дошло. Снова все решила позиция Вашингтона: в администрации Кеннеди вовсе не собирались поддерживать гоминьдановскую авантюру, особенно учитывая нереалистичность надежд Чана на восстание на материке. В отличие от времени двух предыдущих кризисов, в 1962 г. между США и КНР действовал Варшавский переговорный канал, по которому Кеннеди и сообщил 23 июня 1962 г. в Пекин, что он не поддержит агрессию КР против материка[89]. Острота ситуации спала, гоминьдановским генералам пришлось развести войска по казармам. Чан Кайши в своих высказываниях стал отказываться от идеи военного контрнаступления, утверждая, что «возвращение на материк» произойдет естественным путем, по мере принятия китайским народом «трех народных принципов» Сунь Ятсена – основы гоминьдановской идеологии[90].
После трагической гибели президента Кеннеди его преемник, Л. Джонсон, уже 27 ноября 1963 г. направил Чан Кайши персональное послание, в котором обещал твердо следовать политике, проводимой своим предшественником[91]. Однако доминантой правления Джонсона стала Вьетнамская война, и именно она быстро превратилась в главный фактор, диктующий линию американского поведения в отношении тайваньской проблемы. Джонсон был убежден, что теперь, когда США вступили в непосредственное столкновение с коммунистическими силами в Восточной Азии, долг всех американских союзников помогать США в их нелегкой борьбе. В какой степени это относилось к Тайваню? Джонсон гораздо спокойнее, чем в свое время Трумэн, относился к идее прямого участия в боевых действиях гоминьдановских войск, тем более, что многие в США рассматривали КНР в качестве главного подстрекателя войны во Вьетнаме. И все же, в итоге, от прямого участия КР было решено отказаться и основной формой использования тайваньского потенциала стало превращение острова в базу для американских вооруженных сил. Кроме того, небольшие отряды гоминьдановских диверсантов направлялись в контролируемые противником районы для проведения специальных операций[92].
Примечательным фактом является то, что в годы Вьетнамской войны руководство КНР не предпринимало никаких попыток обострить ситуацию в Тайваньском проливе и тем самым создать для США дополнительные сложности. Дело в том, что подобное обострение создавало бы «второй фронт» для самого Пекина, в середине 1960-х уже открыто конфликтовавшего с Советским Союзом. Проблемы, имевшиеся во внешней политике у США и КНР, удивительным образом накладывались друг на друга и служили основанием для роста взаимного интереса и сближения.
В 1965 г. стал назревать очередной кризис в ООН, когда резолюция о вступлении КНР, традиционно с 1961 г. вносимая Албанией, чуть было не набрала большинства голосов. Хотя до двух третей, требуемых американской «резолюцией о важном вопросе», голосов не хватало, позиция КР становилась неустойчивой. Еще в 1964 г. Франция, первой из западных держав, установила с Пекином дипломатические отношения. В такой ситуации Соединенным Штатам пришлось согласиться с предложением Италии о создании при ООН специальной комиссии по изучению вопроса о представительстве Китая. Обиженный Чан Кайши хотел тут же демонстративно заявить о выходе КР из ООН, и только уговоры американского посла Макконаги удержали его от подобного шага[93]. В последующие несколько лет из-за негативного влияния «культурной революции» на внешнеполитическую репутацию КНР вопрос об изгнании чанкайшистов из ООН временно утратил остроту и актуальность.
В Соединенных Штатах во второй половине 1960-х гг. позиции сторонников Чан Кайши серьезно ослабли. В 1966 г. в комитете по иностранным делам сената под председательством У. Фулбрайта прошла серия слушаний, главным выводом участников которых стало утверждение о принципиально неправильном толковании основ китайской внешней политики всеми послевоенными американскими администрациями, ошибочном представлении о КНР как «агенте мирового коммунизма» и недостаточном внимании к мотивировкам поведения Пекина, базировавшимся на традиционном национальном интересе[94]. «Китайское лобби» ничего не смогло этому противопоставить. Многие его активисты на протяжении 1960-х гг. сошли с политической арены. Некоторые либерально настроенные сенаторы (Дуглас, Рибикофф, Джэвитс) публично отказались от членства в «Комитете одного миллиона». К 1968 г. в обеих палатах конгресса сторонники «Комитета» оказались в меньшинстве[95].
Впрочем, к концу 1960-х гг. и сам Тайвань уже радикально преобразился, если не в политическом, то в экономическом плане. «Экспортный бум» 1963 г. окончательно убедил Вашингтон в способности тайваньской экономики обходиться без американской помощи, о прекращении которой и было объявлено в июне 1965 г[96]. Естественно, это не означало прекращения американо-тайваньского экономического сотрудничества. Значение США как рынка для тайваньских товаров сохранилось, и в 1966 г. США стали главным торговым партнером Тайваня, обогнав лидировавшую до этого времени Японию[97]. А в 1968 г. произошло примечательное событие: Тайвань впервые предоставил Соединенным Штатам, испытывавшим финансовые затруднения в связи с войной во Вьетнаме, кредит в размере 40 млн. долларов[98].
Избрание Р. Никсона президентом Соединенных Штатов в 1968 г. знаменовало собой окончание особого этапа американского вовлечения в тайваньскую проблему, на протяжении которого в ходе нескольких кризисов США исправно выполняли свои союзнические обязательства перед Тайванем, а затем, после начала войны во Вьетнаме, получили определенную компенсацию, воспользовавшись военно-стратегическими и финансовыми ресурсами КР. К концу периода в ситуации вокруг Тайваня произошли серьезные изменения, и «союзническая» модель американского вовлечения перестала отвечать требованиям времени. Теперь перед вашингтонской администрацией стоял выбор: либо вообще отказаться от какого бы то ни было участия в судьбе Тайваня и позволить тайваньской проблеме разрешиться естественным образом в кратчайшие сроки, либо изобрести новую модель вовлечения, допускающую одновременное партнерство с двумя непримиримыми противниками – КР и КНР. При кажущейся простоте первого варианта, и неосуществимости второго, США пришлось все-таки предпочесть второй, и совершить то, что на первый взгляд казалось совершенно невозможным.
2.3. Разработка новой модели американского вовлечения, 1969 – 1979 годы
В многочисленных исследованиях процесса нормализации отношений между США и КНР отмечается парадоксальный факт: роль инициатора дружбы с Пекином выпала на долю Р. Никсона, начинавшего свою политическую карьеру в качестве ярого антикоммуниста, активного члена «китайского лобби». Давая оценку этому обстоятельству с точки зрения американо-тайваньских отношений, нельзя не отметить, что, возможно, именно благодаря такой позиции нового президента соображения политического реализма при формировании политики его администрации не затмили полностью чувства ответственности перед старым союзником, и гоминьдановский режим на Тайване не был оставлен на произвол судьбы. Кроме того, репутация Р. Никсона позволила ему гораздо смелее идти на контакт с Москвой и Пекином, чем это мог бы позволить себе на его месте другой политик, не имевший такого антикоммунистического прошлого.
То, что в случае избрания президентом Никсон пойдет на сближение с Пекином было известно еще до выборов 1968 г. В октябрьском номере «Форин аффэйрз» за 1967 г. была опубликована его статья, в которой будущий американский лидер прямо заявлял, что «невозможно более держать миллиардный китайский народ в озлобленной изоляции»[99]. Еще до инаугурации, в январе 1969 г., Никсон выступил с инициативой возобновить прерванные в 1963 г. варшавские переговоры послов США и КНР, и хотя по ряду причин тогда этого сделать не удалось, всем было ясно, что новый президент собирается внести в восточноазиатскую политику США серьезные коррективы. Весной-летом 1969 г. по конфиденциальным каналам через Францию, Пакистан и Румынию администрация Никсона настойчиво передавала в Пекин сигналы о готовности к конструктивному взаимодействию. Для КНР это было как нельзя кстати: с марта 1969 г. на советско-китайской границе началась настоящая локальная война. Вместе с тем, слишком торопиться не хотели ни в Вашингтоне, ни в Пекине: требовалось время и на разрушение демонизированных идеологических образов друг друга, и на разработку изощренной политики в треугольнике США – КНР – СССР, и на формулировку новых подходов к тайваньской проблеме.
В апреле 1969 г. госсекретарь США У. Роджерс заявил, что США готовы прямо сейчас, без каких-либо предварительных условий, признать существование двух китайских режимов – пекинского и тайбэйского[100]. Публично, американские официальные лица говорили об этом впервые, хотя, конечно, было понятно, что власти КНР ни за что не пойдут на схему «двух Китаев». В июле 1969 г. Никсон сформулировал свою «гуамскую доктрину»: теперь восточноазиатские союзники должны были довольствоваться материальной помощью США, без прямого участия американских вооруженных сил[101]. В первую очередь, Никсон имел в виду ситуацию во Вьетнаме, но и тайваньским лидерам, несомненно, пришлось задуматься о последствиях этого шага для обеспечения безопасности КР. В ноябре 1969 г. последовало первое относящееся к Тайваню решение в рамках «гуамской доктрины» - Вашингтон объявил о прекращении патрулирования Тайваньского пролива 7-м флотом США[102].
Тем временем, разрядка в отношениях между США и КНР все очевиднее выходила на поверхность. В декабре 1969 г. наконец-то удалось возобновить варшавские переговоры, причем американский посол Стоссел впервые получил возможность войти в здание китайского посольства по парадной лестнице[103]. Переговоры стали регулярно проводиться с января 1970 г., и снова быстро выяснилось, что главным препятствием на пути сближения является тайваньская проблема[104].
В ответ на растущую озабоченность Тайбэя изменением курса американской политики, на Тайвань в начале 1970 г. был отправлен вице-президент С. Агню, который попытался донести до гоминьдановского руководства две основных идеи: во-первых, то, что Пекин важен для США и «не замечать» его более не представляется возможным, и во-вторых то, что у лидеров КР нет оснований для тревог[105]. Со вторым положением в Тайбэе вряд ли могли согласиться, и для дополнительного успокоения гоминьдановцев в США был приглашен ставший к тому времени военным министром Цзян Цзинго – сын Чан Кайши. Во время визита, в апреле 1970 г., Р. Никсон лично пообещал Цзяну «не предавать Тайвань» ни при каких обстоятельствах. В американской администрации к тому времени явно приняли решение ориентироваться, в первую очередь, не на дряхлеющего генералиссимуса, а на его сына и наиболее вероятного преемника[106].
1970 год не принес никаких серьезных сдвигов в китайской и тайваньской политике США. Апрельское вторжение американских и южновьетнамских войск в Камбоджу отсрочило достижение какого-либо соглашения между Пекином и Вашингтоном, однако уже к началу следующего года, на волне широкого антивоенного движения в США, поиск новых подходов для решения восточноазиатских проблем приобрел исключительную актуальность. В это время в конгрессе сторонники сближения с КНР попытались отменить «формозскую резолюцию», впервые с момента ее принятия. Соответствующие резолюции, предложенные сенаторами Ф. Черчем (демократ) и Ч. Метайесом (республиканец) едва не набрали большинства голосов в январе 1971 г[107].
Серьезный шаг в направлении нормализации отношений США и КНР был сделан 2 июня 1971 г., когда из Пекина в Вашингтон, по секретному пакистанскому каналу пришло сообщение о готовности китайского руководства принять у себя президента Р. Никсона с официальным визитом. Помощник Никсона по вопросам национальной безопасности, Г. Киссинджер, один из главных «архитекторов» американо-китайского сближения, оценил это послание как «самое важное из числа тех, которые американские президенты получали со времени окончания второй мировой войны»[108]. 9 июля того же года Г. Киссинджер лично прибыл в Пекин, где в обстановке секретности провел переговоры с Мао Цзэдуном, Чжоу Эньлаем и другими лидерами КНР. Тайваньская проблема находилась в центре дискуссий, однако стороны понимали, что до нормализации отношений США – КНР, ее окончательное разрешение вряд ли возможно. Для Киссинджера главной задачей было не допустить разрушения основы американских гарантий Тайваню, уступив только в формальных вопросах, к которым китайцы традиционно проявляли повышенный интерес. В числе требований китайской стороны на первом месте стояло признание Тайваня провинцией КНР, на что Киссинджер быстро дал принципиальное согласие. Второй пункт, о выводе с Тайваня американских войск, вызвал больше споров, и в конце концов Киссинджер пообещал сделать это сразу после окончания войны во Вьетнаме. Еще одно требование Пекина – аннулировать Договор о взаимной обороне между США и Тайванем, Киссинджер искусно обошел, переключив внимание китайцев на другие темы[109]. Он всячески пытался показать, что нормализация отношений является приоритетной задачей для обеих сторон, и что она должна быть решена, независимо от успеха переговоров по тайваньской проблеме[110]. Именно в таком виде позиция КНР и США была отражена в принятом по итогам переговоров совместном документе[111].
Закрепление достигнутых договоренностей должно было состояться в ходе визита Р. Никсона в КНР, намеченного на февраль 1972 г. Тогда же лидерам США предстояло окончательно определиться со степенью компромисса, на который они готовы были идти в тайваньском вопросе. Дело в том, что предварительные обещания, данные Киссинджером руководству КНР в июле 1971 г. могли воплотиться в самые разнообразные варианты американского вовлечения в тайваньскую проблему после нормализации отношений с Пекином. К примеру, признание Тайваня частью Китая имело один смысл в случае отождествления «Китая» с пекинским режимом, и совершенно другой при употреблении понятия «Китай» в широком смысле. Признание Тайваня зоной, подконтрольной коммунистам, превращало в абсурд участие США в обеспечении безопасности острова, подрывало юридическую базу культурных и экономических контактов между США и Тайванем.
В итоге, в Шанхайском коммюнике, подписанном в феврале 1972 г. по окончании визита Р. Никсона в КНР, новый американский подход к тайваньской проблеме был сформулирован в следующей многозначительной фразе: «Соединенные Штаты принимают во внимание (acknowledge), что все китайцы, по обе стороны Тайваньского пролива, считают, что существует только один Китай, и Тайвань является его частью. Правительство США не оспаривает эту позицию. Оно подтверждает свою заинтересованность в мирном разрешении проблемы самими китайцами. Имея это в виду, оно видит своей конечной целью вывод всех американских войск и военных объектов с Тайваня. Вплоть до ее достижения, оно будет постепенно сокращать свое военное присутствие на Тайване, по мере снижения напряженности в регионе»[112].
Так как по сей день американское правительство признает Шанхайское коммюнике краеугольным камнем своей тайваньской политики, остановимся несколько подробнее на анализе его содержания.
Текст американской части Шанхайского коммюнике[113] готовился долго и тщательно. В обстановке строгой секретности, в специальном офисе на верхнем этаже здания госдепартамента в Вашингтоне, под руководством Г. Киссинджера три эксперта по восточной политике – А. Дженкинс, Р. Салливан и Ч. Браун сочиняли документ, который должен был устроить китайскую сторону, и в то же время обеспечить необходимый стратегический простор для дальнейших действий США[114]. Наиболее удачным в этом отношении оказалось выражение о «принятии во внимание» китайской позиции, вместо ее «признания». По свидетельству Киссинджера, оно было заимствовано им из составленного, но не использованного в 1950-е гг. документа госдепартамента, предназначенного для ведения переговоров с КНР[115]. Помимо неопределенной формулировки американской позиции, фраза содержала еще одну «ловушку»: использование слова «китайцы», вместо предлагавшегося сначала выражения «все люди», исключало из числа признающих китайский контроль над Тайванем тех коренных жителей острова, которые китайцами себя не считали[116]. Тем не менее, впервые со времени заявления Г. Трумэна 27 июля 1950 г. в Шанхайском коммюнике Соединенные Штаты официально признавали наличие у Тайваня некого статуса, пусть и не совсем определенного.
Двумя другими «столпами» американской политики, согласно Шанхайскому коммюнике, становились, во-первых, принцип мирного разрешения противоречий между КНР и КР[117], и во-вторых, отказ от какого-либо вмешательства США в это «мирное разрешение». Вашингтон отказывался даже назвать его «мирным воссоединением», чтобы не выразить тем самым своего предпочтения определенному исходу. Впрочем, в начале 1970-х гг. и КР и КНР однозначно выступали только за «воссоединение» Китая и Тайваня, так что глубинный смысл лексики Шанхайского коммюнике стал понятен только в 1990-е гг., когда в полный голос о себе заявило Движение за независимость Тайваня.
В Шанхайском коммюнике ничего не говорилось о судьбе Договора о взаимной обороне между США и Тайванем, что означало продолжение его действия в полном объеме и после 28 февраля 1972 г. Пекин на этом этапе утешился обещанием американцев постепенно сокращать военное присутствие на острове[118]. Таким образом, даже с учетом неизбежного дальнейшего сближения между США и КНР, у Китайской Республики еще оставалось пространство для отступления. Шанхайское коммюнике, конечно же, было ударом по позициям гоминьдановцев – но не таким сильным, как того можно было ожидать.
Гораздо более осязаемым было общее отрицательное влияние изменения курса политики США на позиции КР в мировом сообществе. В ноябре 1970 г. «албанская резолюция» о принятии КНР в ООН впервые собрала большинство при голосовании в Генеральной ассамблее. Резолюция о «важном вопросе» спасла гоминьдановцев и на этот раз, но в Вашингтоне поняли, что сохранение представительства КР возможно лишь в случае очередного дипломатического маневра. Соединенные Штаты начали оказывать на Тайбэй серьезное давление, убеждая Чан Кайши согласиться на схему «двух Китаев»[119]. Это вызвало настоящий раскол среди тайваньских лидеров: консервативная часть настаивала на уходе из ООН в случае приема туда КНР, либералы же считали, что членство в ООН надо сохранить во что бы то ни стало. Ходил слух о возможной отставке Чан Кайши и принятии его преемником, Цзян Цзинго, позиции либералов[120]. Однако накануне 26 сессии Генеральной ассамблеи ООН осенью 1971 г., Чан Кайши пошел лишь на мелкие перестановки: новым министром иностранных дел стал Чжоу Шукай, бывший посол КР в Соединенных Штатах[121]. Это означало, что скорее всего Тайбэй не согласится на «двойное представительство». Тем не менее, в августе 1971 г. администрация Никсона официально объявила о поддержке вступления КНР в ООН, хотя и с оговоркой, что это не должно быть сделано ценой изгнания КР[122].
В начале 1971 г. «счет» дипломатических признаний был все еще в пользу КР (63:51), и у гоминьдановского руководства до последнего момента сохранялась надежда на благополучный исход голосования на осенней сессии Генеральной ассамблеи. Чжоу Шукай, сразу после назначения на пост в июле 1971 г. развил бурную деятельность, ездил в США, встречался с представителями «сомневавшихся» стран. От американского госсекретаря У. Роджерса он получил обещание обеспечить доставку в Нью-Йорк делегаций некоторых мелких государств, готовых голосовать за КР, но стесненных в финансовом отношении. Сразу после начала работы Генеральной ассамблеи, США, вместе с Японией и Австралией, внесли резолюцию о «двойном представительстве», преодолев упорное сопротивление Чан Кайши[123]. Однако прежде чем эта резолюция должна была начать соревноваться с традиционной «албанской», предстояло проголосовать за «резолюцию о важном вопросе»[124]. И здесь все решило неожиданное известие: Г. Киссинджер назначил на день голосования свое отбытие в КНР для очередной встречи с китайским руководством. Вряд ли это было простым стечением обстоятельств, скорее всего таким способом часть американских лидеров, и прежде всего сам Г. Киссинджер, хотели выразить свое негативное отношение к идее «двойного представительства». Так или иначе, для принятия резолюции о важном вопросе не хватило 4-х голосов (55 «за», 59 «против», при 17 воздержавшихся)[125]. На 25 октября было намечено голосование по «албанской резолюции». За несколько минут до его начала Чжоу Шукай попросил слова, и сделал заявление об отказе делегации КР от участия в работе ООН. Гоминьдановцы гордо удалились, не дождавшись исхода голосования: 75 «за» принятие КНР и изгнание КР, 35 – «против», при 17 воздержавшихся. Уже 11 ноября делегация КНР во главе с министром иностранных дел Хуан Хуа прибыла в Нью-Йорк и включилась в работу 26 сессии Генеральной ассамблеи и Совета безопасности ООН[126].
Достижение взаимопонимания с руководством КНР принесло администрации Никсона немалые внешнеполитические дивиденды. Пекин стал оказывать США осторожную поддержку в самых разнообразных вопросах, от корейского урегулирования, до укрепления НАТО[127]. Естественно, что стадия нормализации, достигнутая после Шанхайского коммюнике, не могла рассматриваться сторонами как окончательная, прежде всего потому, что соглашение об установлении полноценных дипломатических отношений между США и КНР так и не было достигнуто. Вашингтон продолжал признавать тайбэйский режим, но на острове с беспокойством ожидали развития событий: после переизбрания на второй срок Р. Никсон мог решиться на доведение своей китайской политики до логического конца. Вместе с тем, в Тайбэе понимали, что умеренный характер Шанхайского коммюнике объяснялся не только стремлением Никсона к гарантированному переизбранию, но и более глубокими причинами. Военно-стратегическая заинтересованность США в контроле над Тайванем никуда не исчезла, а с конца 1960-х гг. она стала дополняться выгодами от экономического сотрудничества с островом[128]. Кроме того, многолетняя традиция союзнических отношений с КР накладывала на Вашингтон серьезные моральные обязательства. Таким образом, гоминьдановцам еще было за что побороться. В ноябре 1972 г., после победы на президентских выборах, Р. Никсон получил от Чан Кайши и Цзян Цзинго (ставшего в этом же году премьер-министром КР) пылкие поздравления[129]. Это можно было рассматривать как своеобразное «прощение», свидетельство того, что в Тайбэе признали объективную обусловленность сближения США и КНР и смирились с некоторым ослаблением американской поддержки. Однако гоминьдановские лидеры выражали своим посланием и надежду на то, что дальнейшего ослабления американо-тайваньских связей не произойдет, по крайней мере в ближайшие четыре года.
Можно сказать, что эти надежды в значительной степени оправдались, хотя, скорее, не столько из-за сознательного стремления никсоновской администрации, сколько из-за неожиданно возникших обстоятельств, затормозивших процесс нормализации американо-китайских отношений. Прежде всего, здесь имеется в виду уотергейтский скандал, приведший к преждевременному уходу Никсона со своего поста в августе 1974 г. Кроме того, сказывались противоречия, вызванные событиями завершающего этапа войны во Вьетнаме, советско-американской разрядкой, внутриполитической ситуацией в КНР, где шел процесс смены политических поколений[130]. Вплоть до 1978 г. прогресс в развитии отношений между США и КНР сводился к некоторому расширению экономических контактов, которые все равно значительно уступали по размаху американо-тайваньским[131], а также к организации неофициальных «офисов по связям» в Пекине и Вашингтоне, которые начали функционировать весной 1973 г[132]. Вместе с тем, характер американо-тайваньских связей после февраля 1972 г. стал постепенно меняться, прежде всего в силу того обстоятельства, что установление деловых и даже партнерских отношений между Пекином и Вашингтоном требовало от США устранения «антикитайской составляющей» союза с Тайванем. Соединенные Штаты не могли теперь даже косвенно поддерживать политику «возвращения на материк», способствовать подрывной и диверсионной деятельности гоминьдановцев. Курс на «мирное разрешение» тайваньской проблемы, провозглашенный в Шанхайском коммюнике, подразумевал проведение США политики сдерживания, причем в отношении обеих противоборствующих сторон. Таким образом, формально США возвращались к позиции, официально заявляемой в 1950 – 1953 гг., хотя, конечно же, реальные действия Вашингтона в тот период никак не соответствовали его поведению в 1970-е гг.
Существенным поводом для внесения напряженности в американо-тайваньские контакты после 1972 г. стал вопрос о сохранении дипломатического признания гоминьдановского режима Соединенными Штатами. С одной стороны, США пытались убедить тайваньских лидеров в нерушимости официальных связей, с другой – были вынуждены крайне осторожно подходить к их осуществлению, из-за ревнивого отношения Пекина. Уже весной 1973 г. лидеры КНР сформулировали три условия окончательной нормализации американо-китайских отношений, где на первом месте стоял отказ США от дипломатического признания КР, затем шли требования аннулирования Договора о взаимной обороне с Тайванем и вывода с острова всех американских войск[133]. В такой ситуации лидеры США предпочитали воздерживаться от любого проявления официального характера существующих связей с Тайванем, хотя иногда сделать это было совсем не просто. К примеру, весной 1974 г. возникла необходимость назначения нового посла в КР, в связи с уходом в отставку проработавшего восемь лет на этом посту У. Макконаги. 4 апреля послом был назначен Леонард Ангер, и в том же месяце правительство США согласилось на открытие двух новых консульств КР, в Портленде (штат Орегон) и в Канзас-сити[134]. Реакция Пекина на эти события была настолько острой, что когда посол КР в Вашингтоне Джеймс Шэнь подал прошение об отставке, американцы объявили, что нового посла они принимать не станут, в результате чего Шэню пришлось продолжить выполнение своих обязанностей вплоть до 1979 г[135].
Обещание, данное Вашингтоном Пекину в Шанхайском коммюнике относительно постепенного сокращения своего военного присутствия на Тайване, также привело на протяжении 1970-х гг. к изменениям в характере взаимодействия США и КР. Под давлением со стороны администрации, в октябре 1974 г. конгрессмены проголосовали за отмену «формозской резолюции» 1955 года[136]. В госдепартаменте пришли к выводу, что основа американских гарантий заложена в Договоре о взаимной обороне с КР, а формозская резолюция была нужна лишь для дополнительного сдерживания КНР во время кризисов 1950-х гг., поэтому ее отмена никак не отразится на безопасности Тайваня, но благоприятно повлияет на позицию Пекина в отношении США[137]. То же стремление к устранению препятствий на пути американо-китайского сближения заставило Вашингтон пойти на прекращение в 1974 г. прямой военной помощи КР, с заменой ее на продажу вооружений по рыночной стоимости. К концу 1970-х гг. Соединенные Штаты практически выполнили обещание вывести с Тайваня свои войска, и если в начале десятилетия на острове размещалось 10 тысяч американских военных, то к началу 1979 г. их осталось всего 600 человек[138]. Все эти действия, конечно же, снижали надежность американских гарантий, но отчасти компенсировались тем, что Соединенные Штаты не отказывались от участия в обеспечении безопасности Тайваня в принципе: так, в 1975-1976 гг. администрация Форда продала на Тайвань даже больше оружия, чем раньше поступало на остров в качестве безвозмездной помощи, благо что растущая экономика Тайваня позволяла правительству КР идти на подобные затраты[139].
Новые черты приобрела в 1970-е гг. деятельность «китайского лобби», которое было вынуждено после изгнания КР из ООН и подписания Шанхайского коммюнике пересмотреть свою стратегию и тактику. «Комитет одного миллиона» был преобразован в «Комитет в поддержку Свободного Китая», где лидирующее положение заняли известные конгрессмены и сенаторы У. Джадд, С. Тармонд, Б. Голдуотер[140]. Моральный аспект политики в отношении Тайваня, недопустимость предательства старого союзника[141], способствовали привлечению в ряды «китайского лобби» новых членов, среди которых выделялись сенаторы-республиканцы Д. Хэлмс, Г. Хэмпфри, О. Хатч, сенатор-демократ Г. Бирд[142]. Степень влиятельности «китайского лобби» продемонстрировал эпизод с посылкой американской делегации на похороны Чан Кайши в апреле 1975 г. Президент Форд сначала хотел назначить ее главой министра сельского хозяйства, но затем, после протестов со стороны «китайского лобби» (главным образом сенатора Б. Голдуотера), согласился на то, чтобы делегацию возглавил вице-президент Н. Рокфеллер и в ее состав вошли сенаторы Голдуотер и Фан, член палаты представителей Джадд и бывший посол США в КР Макконаги[143].
В середине 1970-х гг. и на Тайване, и в КНР, побывало значительное количество делегаций американских конгрессменов. Такие сенаторы как Джексон, Фулбрайт, Мэнсфилд, Э. Кеннеди известные своей пропекинской ориентацией, утверждали по возвращении, что дипломатическое признание КНР вполне возможно, и это не нанесет серьезного удара по американо-тайваньским отношениям[144]. В качестве примера приводилась «японская формула», воспользовавшись которой Япония в сентябре 1972 г. признала КНР единственным китайским правительством, установила с ней дипломатические отношения, но продолжила развитие взаимовыгодных культурных и экономических «неофициальных» контактов с «народом Тайваня». Такой вариант на первый взгляд казался весьма привлекательным, но решительно отвергался сторонниками КР, на том основании, что суть американо-тайваньских отношений, в отличие от японо-тайваньских, составляли военные гарантии. Объявление об этих гарантиях в июне 1950 г., как мы помним, привело к «замораживанию» тайваньской проблемы, и в 1970-е гг. Пекин, стремясь все-таки добиться ее разрешения в свою пользу, требовал от США аннулирования Договора о взаимной обороне, в котором, как казалось, и был заключен «корень зла». В годы президентства Дж. Форда, американской дипломатии, по прежнему ведомой Г. Киссинджером, пришлось искать способы убеждения китайских лидеров в том, что США не могут отказаться от защиты Тайваня в обмен на окончательную нормализацию отношений с Пекином. В ходе своего седьмого визита в КНР в ноябре 1974 г. Г. Киссинджер, ставший к тому времени госсекретарем, доверительно говорил пекинским руководителям, что подобное решение приведет к серьезному внутриполитическому кризису в США и подорвет доверие к Соединенным Штатам среди их союзников. Киссинджер просил Пекин подождать еще, и не сдерживать развитие американо-китайских отношений из-за тайваньской проблемы[145]. Однако китайцы упрямо стояли на своем, и нашли более восприимчивую к их требованиям фигуру в лице следующего американского президента, представителя демократической партии, Дж. Картера.
В ходе предвыборной кампании 1976 г. высказывания кандидатов в президенты по поводу тайваньской проблемы касались, главным образом, судьбы Договора о взаимной обороне (ДВО). Эта тема вышла на передний план, как в свое время проблема «прибрежных островов». В августе 1976 г. республиканцы, по инициативе Р. Рейгана, даже внесли изменения в свою платформу: в нее был добавлен пункт о неукоснительном соблюдении ДВО[146]. Однако победа досталась кандидату от демократической партии Дж. Картеру, в программе которого гораздо меньше внимания уделялось прочности американских союзнических обязательств.
Для администрации Картера нормализация отношений с Китаем первоначально не представлялась насущной задачей, внимание вашингтонских дипломатов было приковано к ближневосточным проблемам, к заключению панамского договора, переговорам с СССР по ОСВ-2. Лишь к началу 1978 г. проявились новые объективные факторы, способствовавшие американо-китайскому сближению. И в США, и в КНР усилились опасения по поводу внешнеполитического курса СССР. В Вашингтоне были недовольны возросшей активностью Москвы в Африке, укреплением советского тихоокеанского флота. В Пекине настороженно воспринимали советско-вьетнамские связи, к ноябрю 1978 г. воплотившиеся в заключение договора о дружбе.
Вместе с тем, позиция Дж. Картера и его помощника по национальной безопасности З. Бжезинского и в 1977 г. уже была достаточно определенной и заключалась в том, что ДВО не должен стать препятствием на пути нормализации отношений с Пекином. По свидетельству госсекретаря в администрации Картера, С. Вэнца, накануне его первого визита в КНР в августе 1977 г. текст «нормализационного» коммюнике уже был составлен и одобрен президентом, и только желание не портить отношения с конгрессом накануне голосования по Панамскому договору побудило Картера дать Вэнцу указание занять на переговорах жесткую позицию (вплоть до требования сохранить присутствие на Тайване американских военных)[147].
Вообще, с приходом Картера отношения между Вашингтоном и Тайбэем заметно испортились. Отчасти это, по-видимому, объяснялось приоритетным направлением политики администрации на защиту прав человека: на Тайване в конце 1970-х в этой сфере имелись огромные проблемы. По словам Г. Фелдмана, «если бы Тайвань в 1978 – 1979 гг. был демократическим государством, никакой американский президент не смог бы принять три требования КНР и обречь Тайвань на нынешние (то есть 1999 г. – И.Ц.) трудности в сфере налаживания международных контактов»[148]. Однако гоминьдановские лидеры в то время еще не осознавали всех преимуществ демократического имиджа, а либерализация политической жизни острова только начиналась.
Кроме указанного обстоятельства на политику США в отношении Тайваня в конце 1970-х гг. значительное влияние оказала позиция З. Бжезинского, который еще больше, чем в свое время Г. Киссинджер, делал ставку на стратегические преимущества американо-китайского партнерства. По словам Бжезинского, нормализация отношений с КНР должна была стать важным достижением США, серьезно укреплявшим национальную безопасность, ради чего вполне допустимо было пожертвовать отношениями с Тайванем[149]. В 1977 – 1978 гг. в Тайбэе ощутили последствия подобного подхода. Администрация Картера отказала КР в продаже новых типов военных самолетов, посол «свободного Китая» стал испытывать большие затруднения в доступе к официальным лицам Соединенных Штатов, на инаугурацию Цзян Цзинго в мае 1978 американцы прислали совсем не представительную делегацию, причем в это же самое время Бжезинский лично отправился с визитом в Пекин[150].
В ходе этого визита помощник Картера по вопросам национальной безопасности сообщил китайским лидерам, что «президент принял решение нормализовать отношения с КНР»[151]. Оставалось обсудить детали, причем было ясно, что Вашингтон готов идти на самые серьезные уступки. Бжезинский решил действовать в обстановке секретности, памятуя о том, какой успех подобная тактика принесла в начале 1970-х гг. Однако на этот раз ситуация была несколько иной, и администрации не приходилось рассчитывать на благосклонный прием результатов секретных переговоров конгрессом, как это было в 1971 г. В 1978 г. Пекин и Вашингтон всерьез обсуждали судьбу американских гарантий безопасности Тайваня, которые в глазах конгрессменов являлись гораздо более существенным элементом американо-тайваньских отношений, чем позиция США по вопросу о статусе Тайваня, по поводу которой Киссинджер и Никсон согласились пойти на компромисс в Шанхайском коммюнике. Кроме того, те итоги переговоров, которые были внезапно обнародованы в середине декабря 1978 г., очень сильно напоминали откровенное предательство интересов Тайваня. Американская сторона фактически приняла «три условия» Пекина: отказалась от дипломатического признания КР в пользу КНР с 1 января 1979 г., при сохранении неофициальных отношений с «народом Тайваня»; согласилась в течение 4-х месяцев вывести с Тайваня остатки американских войск; пошла на аннулирование ДВО, в соответствии с оговоренным в нем условием предварительного объявления о подобном решении за год до утраты договором силы[152]. В отношении продаж американского оружия на Тайвань, Картер с гордостью заявил, что Соединенным Штатам удалось добиться принципиального согласия Пекина в этом вопросе, и что поставки будут возобновлены после однолетнего моратория, объявленного на время, оставшееся до прекращения действия ДВО[153].
Стремление к секретности, отказ от проведения предварительных консультаций с конгрессом, откровенное пренебрежение законными интересами Тайваня значительно снизили эффективность достигнутых администрацией соглашений. Конгрессмены были возмущены: совсем недавно, в сентябре 1978 г., Картер поставил подпись под законом, одна из статей которого предписывала ему обязательно консультироваться с конгрессом в случае намерения внести изменения в ДВО. За неделю до президентского заявления 15 декабря в конгрессе была принята резолюция, запрещавшая американскому правительству идти на сближение с Пекином в ущерб КР. Само заявление специально было сделано сразу после роспуска конгресса на рождественские каникулы. Еще пренебрежительнее, чем с конгрессом, картеровская администрация обошлась с гоминьдановским руководством: посол КР был извещен о готовившемся заявлении американского президента всего за 12 часов. Из-за того, что Дж. Шэнь находился в это время на приеме, информация дошла до него еще шестью часами позже. В результате, телеграмма с сенсационным известием была прочитана в Тайбэе глубокой ночью и Цзян Цзинго был, в буквальном смысле слова, поднят с постели[154].
Негативное отношение к действиям администрации еще больше усилилось после того, как китайские лидеры опровергли утверждение, будто они согласились на продолжение поставок американских вооружений на Тайвань. Первым с подобным заявлением выступил китайский премьер Хуа Гофэнь на пресс-конференции уже 16 декабря 1978 г[155]. Таким образом, даже одна уступка, сделанная КНР, оказалась сомнительной и неполноценной.
Вместе с тем, существует мнение, будто в администрации Картера специально решили проигнорировать проблему безопасности Тайваня, чтобы инициатива ее обеспечения исходила не от исполнительной, а от законодательной власти. В этом случае Вашингтону было бы проще объясниться с Пекином, а Тайвань, учитывая настроения в конгрессе, явно не остался бы без защиты[156]. Конечно, в такое хитрое сознательное взаимодействие ветвей власти Соединенных Штатов поверить трудно, но в результате все получилось именно так: конгресс взял на себя инициативу и исправил просчеты, допущенные администрацией в ходе прямых переговоров с КНР.
Первый вариант закона, который должен был регулировать отношения с Тайванем после того, как они стали «неофициальными», в спешном порядке составлялся администрацией во второй половине декабря 1978 г. Тогда же на Тайвань была отправлена миссия во главе с заместителем госсекретаря У. Кристофером, для разъяснения гоминьдановскому руководству сути произошедшего и переговоров о содержании будущих взаимоотношений. На острове Кристофера встретили возмущенные толпы, его автомобиль забрасывали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами, причем полиция не проявляла особого рвения в сдерживании хулиганов. Тайбэйские политики не захотели вступать с американским представителем в содержательный диалог, а лишь заявили о том, что по их мнению отношения между США и КР могут быть либо официальными, либо никакими. Только в начале марта 1979 г. в Тайбэе согласились начать переговоры, после того, как из Вашингтона пригрозили закрыть все представительства и порвать с островом любые связи[157].
Тем временем, в конгрессе приступили к рассмотрению представленного президентом проекта Закона об отношениях с Тайванем (ЗОТ). Наиболее активно в обсуждении и внесении поправок участвовали сенаторы Ф. Чеч, Дж. Джэвитс, Д. Стоун, Дж. Хэлмс, конгрессмены К. Заблоки, Д. Фассел, Э. Дервински, Л. Вольф[158]. Поправки в президентский проект вносились по трем основным направлениям: обеспечению Тайваня гарантиями безопасности, созданию юридической основы для взаимоотношений в новых условиях, усилению роли конгресса в формировании политики США в отношении Тайваня[159]. В итоге, ЗОТ наполнился новым, чрезвычайно важным содержанием и обеспечил юридическую компенсацию за утративший силу Договор о взаимной обороне и ликвидированное дипломатическое признание. Что касается гарантий безопасности Тайваня, они присутствовали в ЗОТ в достаточно развернутом виде, хотя теперь они обеспечивались не полноценным двухсторонним соглашением, а внутренним законом Соединенных Штатов. Гарантии выражались в следующем: 1) стабильность в зоне Тайваньского пролива объявлялась предметом международной заинтересованности (Sec. 2b-2); 2) дипломатическое признание КНР Соединенными Штатами увязывалось с мирной политикой Пекина в отношении Тайваня (Sec. 2b-3); 3) США заявляли о том, что «любая попытка определить будущее Тайваня иначе, чем мирными средствами, в том числе с помощью бойкотов и эмбарго», будет рассматриваться ими в качестве «угрозы миру и безопасности на западе Тихого океана и предмета для серьезной озабоченности со стороны Соединенных Штатов» (Sec. 2b-4); 4) США заявляли о намерении продавать на Тайвань вооружения защитного характера (Sec. 2b-5), (Sec. 3a, b); 5) США заявляли о намерении поддерживать свою способность противостояния любой форме агрессии в отношении «народа Тайваня» (Sec. 2b-6)[160].
Соблюдение всех поименованных гарантий ставилось ЗОТ под достаточно жесткий контроль со стороны конгресса. Так, согласно ЗОТ, в случае возникновения угрозы безопасности Тайваня президент должен был незамедлительно проинформировать об этом конгресс и им вместе следовало заняться разработкой ответных шагов (Sec.3b, c)[161]. Вместе с тем, и это стало одной из наиболее характерных черт ЗОТ, ни в одной из его статей не говорилось о конкретных типах реагирования США на то или иное агрессивное действие в отношении Тайваня. В каждом отдельном случае только президент и конгресс могли решить, какой ответ будет наиболее адекватным. Подобная «стратегическая неопределенность», по замыслу авторов ЗОТ, должна была выполнять функцию сдерживания в отношении обеих сторон противостояния, и оставляла США достаточный простор для маневра.
Важную часть ЗОТ составили статьи, посвященные юридическому оформлению «неофициальных отношений». В отличие от президентского проекта, в окончательной редакции значительно повышался статус неофициальных представительств: Американского института на Тайване и Координационного совета по делам Северной Америки. Их персонал наделялся дипломатическим иммунитетом и всеми привилегиями, имевшимися у членов полноценных дипломатических миссий. Несмотря на формально частный статус, представительства финансировались из государственного бюджета и их состав формировался главами дипломатических ведомств (Sec. 10,11,16)[162].
Тщательной разработке подверглись в ЗОТ различные аспекты американо-тайваньских экономических отношений. Тайвань сохранил возможность получения кредитов Экспортно-импортного банка Соединенных Штатов, пользования статусом наибольшего благоприятствования в торговле. Была гарантирована неприкосновенность тайваньских вкладов в американских банках, тайваньцы по-прежнему могли подавать иски в американские суды и сами остались им подсудны (Sec. 4)[163].
Закон об отношениях с Тайванем был принят конгрессом в марте 1979 г. абсолютным большинством голосов в обеих палатах. Еще в ходе обсуждения в конгрессе проекта, представленного администрацией, Картер на пресс-конференциях выражал свое недовольство: «Я не соглашусь с принятием таких поправок, которые будут противоречить обещаниям, данным китайскому правительству… Я думаю, что любая поправка, дающая Тайваню оборонительные гарантии, будет неприемлема»[164]. Как уже отмечалось, в подобном недовольстве мог присутствовать значительный элемент политической игры. Так или иначе, президент не стал пользоваться правом вето и подписал ЗОТ 10 апреля 1979 г.
Закон об отношениях с Тайванем сразу же стал подвергаться ожесточенной критике со стороны КНР. Китайцы обнаружили в Законе много мелких уколов в свой адрес (упоминание не только «народа», но и «руководства» Тайваня; сохранение дипломатических привилегий для тайваньских представителей), но больше всего их возмутило юридическое оформление права на продажу Тайваню американских вооружений. Пекин занял позицию, в соответствии с которой американо-китайские коммюнике, как двухсторонние документы, обладали неоспоримым приоритетом перед односторонними актами, типа ЗОТ. Так как ни в одном из двух коммюнике («шанхайском» 1972 г. и «нормализационном» 1979 г.) не шло речи о продаже вооружений, лидеры КНР утверждали, что ЗОТ им противоречит и поэтому не может иметь юридической силы[165].
Тем не менее, невозможно было отрицать, что в тайваньской политике США произошел кардинальный сдвиг и она приобрела новую формальную структуру, в рамках которой функции Договора о взаимной обороне и дипломатического признания стал выполнять Закон об отношениях с Тайванем. Вместе с тем, суть этой политики, заключавшаяся в предоставлении Тайваню гарантий безопасности, осталась неизменной, несмотря на все старания китайской дипломатии. Последним эпизодом, завершившим переход США к «политике стратегической неопределенности» можно считать иск сенатора Б. Голдуотера, который он подал против президентской администрации в октябре 1979 г. Голдуотер вполне резонно заметил, что ДВО, утвержденный в свое время двумя третями сената, и для аннулирования требовал согласия такого же большинства этого органа. Назревал кризис, окружной суд решил дело в пользу сенатора, и только пересмотр этого решения в Верховном суде разрядил обстановку[166].
Итак, к концу 1979 г. характер американского вовлечения в тайваньскую проблему претерпел существенные изменения. США перестали рассматривать свои отношения с гоминьдановским режимом как союзнические, причем это произошло еще до прекращения действия ДВО. Уже в Шанхайском коммюнике США отказались от признания статуса Тайваня неопределенным и «приняли во внимание» принадлежность острова Китаю, что в условиях возраставшего международного авторитета КНР явно было в пользу Пекина, а не Тайбэя. В том же Шанхайском коммюнике США выдвинули принцип «мирного разрешения» тайваньской проблемы, который сводил на нет перспективу наступательного союза между США и КР. Принцип «решения проблемы самими китайцами» исключал и любые варианты невоенной поддержки антипекинской политики гоминьдановцев.
В начале 1970-х гг., после изгнания КР из ООН, чему Вашингтон внешне сопротивлялся, но косвенно способствовал, вопрос о защите этого гоминьдановского форпоста также был снят с повестки дня.
На протяжении 1970-х гг. эволюцию претерпела даже «святая святых» – американские гарантии безопасности Тайваня. С лета 1950 г. они составляли основу вовлечения США в тайваньскую проблему, и поэтому их сохранение или ликвидация означали бы продолжение или прекращение этого вовлечения. В 1970-е гг. уровень американских гарантий начал ослабевать. Сначала это выразилось в сокращении контингента американских войск на Тайване, в 1974 г. Соединенные Штаты прекратили оказывать КР прямую финансовую военную помощь. В этом же году была отменена «формозская резолюция», наделявшая президента особыми полномочиями по защите Тайваня и прилегающих территорий. Однако все эти шаги частично компенсировались продажей вооружений, значительно возросшей в объемах с середины 1970-х гг. Главным потрясением для системы обеспечения безопасности острова стало решение администрации Картера об аннулировании ДВО. Гарантии США утрачивали юридическую основу, и только стараниями американского конгресса они ее получили заново в рамках ЗОТ. Однако структура гарантий была уже не такой жесткой: они предоставлялись теперь по закону, а не по договору, не содержали конкретных обязательств США, базировались на продолжении поставок на Тайвань американских оборонительных вооружений.
В ходе разработки и принятия решений, изменивших структуру связей США и Тайваня в сфере безопасности сформировался особый тип взаимодействия между законодательной и исполнительной ветвями власти Соединенных Штатов. Белый Дом и госдепартамент, делавшие ставку в практической политике на сотрудничество с КНР, выступали за дальнейшее снижение уровня гарантий Тайваню, в соответствии с условиями, выдвигавшимися Пекином. Конгресс, не сталкивавшийся с необходимостью повседневного взаимодействия с КНР, акцентировал внимание на защите традиционных интересов Соединенных Штатов и их старых, проверенных союзников. Поэтому, на Капитолийском холме выражали недовольство по поводу «актов предательства» Тайваня администрацией и стремились исправить ущерб, нанесенный безопасности острова.
Решения, зафиксированные в американо-китайском коммюнике 1979 г. вводили новые правила и для «несиловых» взаимодействий в треугольнике США – КНР – Тайвань. США отказались от дипломатических отношений с КР в пользу КНР, но разработали особую формулу для продолжения «неофициальных» связей с Тайванем. Это стало закономерным итогом шедшего на протяжении 1970-х гг. процесса развития культурных и экономических отношений США с обоими участниками противостояния КР-КНР, который также стал отличительной чертой этого десятилетия в сравнении с предыдущими.
2.4. Политика США в отношении Тайваня в последнее десятилетие «холодной войны»
Объективный характер позиций исполнительной и законодательной власти при формировании тайваньской политики США, четко проявившийся в конце 1970-х гг., был подтвержден событиями начального периода администрации Р. Рейгана. Подобно Р. Никсону, в предшествовавшие президентству годы республиканец Рейган зарекомендовал себя убежденным сторонником сохранения и укрепления связей с гоминьдановским режимом. В ходе избирательной кампании 1980 г. он ругал Картера за чрезмерные уступки китайским коммунистам, сделанные осенью и зимой 1978 г., и даже говорил о своем намерении восстановить дипломатические связи с КР в случае избрания на президентский пост[167]. Однако еще до ноябрьских выборов тон высказываний был снижен, а в республиканскую платформу было включено признание статус-кво, при условии твердого соблюдения оборонительных гарантий Тайваню в соответствии с ЗОТ[168]. После же избрания Рейган стал преображаться на глазах. По утверждению поверивших было в него сторонников Тайваня он «не прошел лакмусовый тест на личное мужество, доверие и стратегическое постоянство»[169]. Рейгану пришлось отказаться от приглашения тайваньских лидеров на собственную инаугурацию; сохранить введенное при Картере правило недопуска представителей КР в правительственные здания и, что задело Тайбэй больше всего, вашингтонская администрация практически позволила Пекину осуществлять надзор над продажей на Тайвань американских вооружений[170].
Такая метаморфоза объяснялась резко возросшей в начале 1980-х гг. заинтересованностью США в стратегическом партнерстве с КНР, направленном против Советского Союза. После ввода советских войск в Афганистан в декабре 1979 г. на разрядке в отношениях между Москвой и Вашингтоном окончательно был поставлен крест, и Соединенные Штаты активизировали поиски противовеса «коммунистическому гиганту», каким тогда еще представлялся СССР. Госсекретарь А. Хейг был твердо убежден, что линия на сближение с КНР, проводимая с начала 1970-х гг., является наиболее правильной и выгодной в вышеобозначенном отношении. Естественно, что «старый союзник Тайвань» служил лишь помехой на пути реализации подобной стратегии[171].
Опасавшийся жесткой реакции Пекина Дж. Картер не решился после окончания в 1980 г. однолетнего моратория на поставку вооружений возобновить продажи в прежнем объеме. За 1980 г. на Тайвань было продано американского оружия на 290 млн. долларов, в то время как объем поставок в 1978 г. составлял 598 млн. долларов[172]. Тем не менее, еще при администрации демократов, в июне 1980 г., начались переговоры о продаже на остров специального «оборонительного» истребителя FX[173]. Заключение этой сделки стало главной темой китайско-американских споров в первый год президентства Р. Рейгана.
Китайские дипломаты с момента принятия ЗОТ умело поддерживали волну критики по поводу «присвоенного» американцами права снабжать Тайвань оружием. После аннулирования ДВО, в этом праве действительно стала заключаться суть американских гарантий. Почувствовав определенную «одержимость» новой вашингтонской администрации идеей партнерства с Пекином, лидеры КНР решили «дожать» Вашингтон, и полностью ликвидировать структуру обеспечения безопасности Тайваня, основанную на связях с США.
Уже в январе 1981 г. Пекин пошел на «меры устрашения» – в ответ на согласие Голландии продать Тайваню две подводные лодки Китай понизил отношения с этой страной до уровня поверенных в делах. Здесь явно присутствовало стремление, в соответствии с китайской пословицей, «убить курицу, чтобы испугать обезьяну»[174].
В начале 1980-х гг. у КНР появились и новые аргументы, подтверждавшие справедливость предъявляемых требований. Дело в том, что сразу же после окончательной нормализации американо-китайских отношений, в январе 1979 г., лидеры КНР объявили о значительном смягчении своей позиции по Тайваню. Теперь в официальных документах шла речь уже не об «освобождении», а о «мирном воссоединении» Китая и Тайваня; обстрелы «прибрежных островов», которые периодически проводились с 1950-х гг., были полностью прекращены; Дэн Сяопин начал говорить о сохранении некой «автономии» Тайваня после воссоединения. Китайские лидеры призвали Тайбэй откликнуться на их инициативу и для начала снять запрет на культурные, почтовые, транспортные контакты острова с материком[175]. Понятно, что на Тайване все это восприняли как очередную ловушку (вроде «мирного наступления» 1955-1956 гг.) и отказались идти навстречу Пекину. Тем не менее, позиция Китая, как автора «мирных инициатив» значительно укрепилась.
Сочетание всех названных факторов заставило Хейга и его единомышленников в американском правительстве искать пути разрешения «тайваньского кризиса», вызванного вопросом о продаже вооружений. Перспективы Тайваня здесь омрачались еще и тем, что в администрации Рейгана всерьез рассматривали возможность начала поставок оружия в Китай и, по ироничному замечанию Дж. Дрейер, главной проблемой для Хейга и компании стало не то, как нейтрализовать требования Пекина относительно поставок на Тайвань, а то, как заставить китайское руководство купить американские вооружения для их использования против СССР[176].
Естественным в связи с этим выглядел отказ Вашингтона от ранее объявленных сделок с Тайванем. В июне 1981 г. Хейг заверил китайских лидеров, что продажа истребителей FX если и состоится, то только после предварительных консультаций с Пекином[177]. В октябре 1981 г. состоялась встреча китайского премьера Чжао Цзыяна с Р. Рейганом, и в январе 1982 г. госдепартамент публично объявил, что продажа FX на Тайвань не состоится, а вместо этого будет организовано совместное американо-тайваньское производство истребителя F-5E (значительно уступавшего по боевым качествам машинам класса FX)[178]. Эта уступка, видимо, только раззадорила китайских лидеров, и на протяжении нескольких первых месяцев 1982 г. Вашингтон был подвергнут настоящему дипломатическому прессингу. По воспоминаниям Дж. Дрейер, весной 1982 г. она застала свою подругу, советника Совета национальной безопасности по делам Восточной Азии, в полном изнеможении и мрачном расположении духа. На вопрос о причинах подобного состояния, подруга ответила, что последнее время сотрудники СНБ вынуждены трудиться день и ночь, в связи с выдвинутыми КНР требованиями внести коренные изменения в ЗОТ, под угрозой разрыва дипломатических отношений[179].
В апреле 1982 г. Рейган направил Дэн Сяопину и Чжао Цзыяну письма, в которых выражал надежду на сокращение потребности Тайваня в вооружениях по мере постепенного, мирного решения тайваньской проблемы[180]. Понятно, что использование таких методов убеждения, как личные президентские послания, свидетельствовало об экстраординарности ситуации. Вместе с тем, среди членов рейгановской администрации и конгрессменов все шире распространялось мнение о надуманности проблемы и о том, что истоки напряженности следует искать не в подлинных американо-китайских противоречиях, а в специфике политической линии, проводимой госсекретарем Хейгом. В июне 1982 г. это, наряду с некоторыми другими причинами, привело к отставке Хейга и его замене на посту госсекретаря Дж. Шульцем. Как стало впоследствии известно, под руководством Хейга уже был почти полностью составлен и подготовлен к подписанию проект очередного американо-китайского коммюнике, в котором Соединенные Штаты брали на себя обязательство постепенно сокращать поставки вооружений на Тайвань, вплоть до их полного прекращения. Приход Шульца, не придававшего отношениям с КНР первостепенного значения, привел к торможению процесса и способствовал выхолащиванию хейговского радикализма из «третьего коммюнике». 14 июля 1982 г., по конфиденциальному каналу, на Тайвань были переданы так называемые «шесть гарантий» американского правительства, призванные успокоить гоминьдановских лидеров, находившихся в тревожном ожидании уже на протяжении нескольких лет[181]. Вместе с тем, даже Шульц и его новая команда в госдепартаменте не могли разрядить обстановку не подписывая вообще никакого коммюнике. Китайской стороне оно теперь было необходимо хотя бы для сохранения лица после предпринятой ожесточенной атаки. В итоге, 17 августа 1982 г. КНР и США подписали так называемое «третье коммюнике», в котором, главным образом, шла речь о судьбе поставок американских вооружений на Тайвань.
В коммюнике содержалась фраза, которую на первый взгляд можно было интерпретировать как реализацию замысла Хейга о радикальных уступках США. Фраза звучала следующим образом: «Имея в виду заявления, сделанные выше двумя сторонами, правительство Соединенных Штатов утверждает, что оно не собирается проводить долговременную политику продажи вооружений на Тайвань, что продажи вооружений на Тайвань не будут в количественном и качественном отношении превышать уровень, существовавший на протяжении нескольких последних лет с момента установления дипломатических отношений между Соединенными Штатами и Китаем, и что оно намерено постепенно сокращать поставки вооружений на Тайвань, вплоть до полного их прекращения через некоторое время»[182].
В конгрессе «третье коммюнике» встретили шквалом критики – за его противоречие ЗОТ, в котором ничего не говорилось об ограничении на поставки вооружений, и за секретный способ его подготовки, без консультаций с законодательной властью, что тоже шло вопреки положениям ЗОТ[183]. Представителям администрации пришлось растолковывать возмущенным конгрессменам, что уступки, содержавшиеся в коммюнике – условны, и что выполнение Соединенными Штатами взятых на себя обязательств произойдет только в случае выполнения определенных обязательств и китайской стороной. Речь шла, прежде всего, о принятии Пекином принципа «мирного разрешения» тайваньской проблемы, и в Белом Доме утверждали, что в тексте коммюнике руководители КНР согласились следовать этому принципу[184]. Из Пекина быстро последовало опровержение, лидеры КНР заявили, что они никоим образом не отказывались от своего права использования силы в отношении Тайваня. Неформально, ими даже были четко сформулированы обстоятельства, при которых сила будет обязательно применена: 1) в случае объявления Тайванем о своей независимости; 2) в случае неспособности тайваньских властей контролировать ситуацию на острове; 3) в случае заключения Тайванем союза с враждебным Китаю государством (имелся в виду СССР – И.Ц.); 4) в случае длительного и упорного отказа руководителей Тайваня вступать в переговоры с материком[185]. Однако в Вашингтоне продолжали настаивать на собственном толковании «третьего коммюнике», и в дальнейшем это способствовало фактическому игнорированию его положений. Любое увеличение поставок можно было увязать с «немирным» характером текущей тайваньской политики КНР. И все же, поначалу, коммюнике способствовало сдержанности и осторожному подходу американского правительства к поставкам вооружений на Тайвань. В Вашингтоне действительно занялись подсчетами, для того, чтобы не допустить превышения «уровня предшествовавших лет». Но в итоге арифметические упражнения привели администрацию Рейгана к парадоксальным результатам. Так как в качестве точки отсчета был избран 1978 г., когда уровень продаж был искусственно завышен накануне «нормализации», а затем цифра в 598 млн. долларов была еще и умножена на индекс инфляции, выяснилось, что даже неукоснительно выполняя условия коммюнике, США имеют возможность продавать на Тайвань вооружений на 830 млн. долларов в год[186]. Уже 19 августа 1982 г. Рейган объявил о заключении сделки по продаже на Тайвань шестидесяти «оборонительных истребителей» общей стоимостью 622 млн. долларов. Никаких возражений на это со стороны Пекина не последовало[187]. Таким образом, фактическим следствием подписания коммюнике стало не сокращение, а увеличение американских поставок. Что касается обещанного ограничения качественного уровня поставляемого на Тайвань военного оборудования, здесь Соединенные Штаты также предприняли ряд демонстративных шагов (например, продали на Тайвань радарные комплексы E-2T, намеренно собранные из бывших в употреблении частей[188]), после чего нашли способ обойти и этот пункт: было объявлено о неизбежном включении в поставки на Тайвань новых типов вооружений по мере того, как прежние устаревали и снимались с производства. Кроме того, на остров стали продаваться американские технологии, о нераспространении которых в августовском коммюнике ничего не говорилось[189].
История с подписанием «третьего коммюнике» стала последним отголоском потрясений конца 1970-х гг. В 1982 г. «наступление» Пекина было отбито, в Китае смирились с сохранением американских гарантий Тайваню в их новой конфигурации. Теперь на характер политики США в отношении тайваньской проблемы большее влияние стало оказывать не давление со стороны КНР, а другие факторы, в первую очередь связанные с ростом значения Тайваня как самостоятельного субъекта отношений. Парадоксально, но после 1979 г. связи США с островом приобрели более «нормальный» вид, стали похожи на обычное взаимодействие двух благожелательно настроенных друг к другу партнеров. Конечно, фактор зависимости тайваньского благополучия и безопасности от политической воли Вашингтона продолжал действовать, но старая схема союзнических отношений, когда США были готовы закрывать глаза на многочисленные «грехи» КР в экономической и внутриполитической сферах, уже не работала. Тайбэю приходилось искать новые ресурсы для того, чтобы доказать свое право на существование даже в условиях, когда некоторые политики в Соединенных Штатах были склонны рассматривать остров как помеху на пути реализации американских интересов.
Экономические связи США и Тайваня не пострадали от ликвидации дипломатических отношений, товарооборот в 1980-е гг. рос бурными темпами и к 1987 г. составил 31 млрд. долларов в год[190]. Увеличивался и объем американских инвестиций на острове – за 11 лет после 1978 г. частные предприниматели Соединенных Штатов вложили в островную экономику в 2 раза больше капиталов (1,3 млрд. долларов), чем за весь период «союзнических» отношений США и КР[191]. Вместе с тем, торговый дисбаланс, который раньше практически игнорировался, теперь стал отмечаться американцами в качестве серьезной проблемы. Помимо общей тенденции более критичного отношения к Тайваню, это объяснялось еще и тем, что дефицит бюджета превратился в 1980-е гг. в одну из острейших проблем, стоящих перед правительством Соединенных Штатов. За 8 лет, с 1979 по 1987 гг., торговый дефицит США в торговле с Тайванем увеличился с 2,3 до 19 млрд. долларов[192]. Тайбэйские лидеры понимали, что в их интересах поскорее избавиться от этого источника трений, и начиная с конца 1970-х гг. пытались искусственно стимулировать американский импорт. Однако долгое время это не приносило существенных результатов. В 1986 г. американский конгресс впервые попытался вмешаться в происходящее: особый закон требовал от Тайваня (и от двух других главных источников дефицита – Японии и ФРГ) ежегодного искусственного снижения дефицита по 10%, в течение 4-х лет. На равных правах с другими участниками мирового рынка, Тайвань стал подвергаться критике США и за такие вещи, как возведение барьеров для свободной торговли и нарушение прав интеллектуальной собственности[193].
Гораздо более критично, чем прежде, американцы стали относиться в 1980т-е гг. к проблемам внутриполитического развития Тайваня. И здесь, инициатива также принадлежала конгрессу. Уже в 1982 г. в подкомитете по делам Восточной Азии комитета по международным отношениям палаты представителей прошли слушания по поводу практики авторитарного правления на Тайване. В 1983 г. сенатор К. Пэлл убедил комитет по иностранным делам сената проголосовать за резолюцию о праве тайваньского народа на самоопределение, в 1984 г. была принята резолюция, призывавшая тайваньских лидеров отменить закон о военном положении и освободить всех политических заключенных[194]. Внимание к внутриполитической ситуации на Тайване подогревалось в 1980-е гг. несколькими крупными скандалами, порожденными деятельностью тайваньских спецслужб. В июне 1981 г., после допроса секретной полицией в Тайбэе исчез, а затем был найден мертвым, гражданин США, профессор Карнеги-Мэллонского университета Чэнь Вэньчэнь, приехавший на Тайвань навестить родственников. В октябре 1984 г. на крыльце собственного дома в Калифорнии был убит Генри Лю, иммигрант с Тайваня, работавший над критической биографией Цзян Цзинго. Оба эти случая сопровождались объявлением в конгрессе специальных слушаний, в ходе которых в адрес гоминьдановского режима высказывалось много нелицеприятных вещей[195].
Параллельно с этими новыми источниками давления на Тайбэй со стороны «старого союзника», гоминьдановские лидеры были вынуждены искать адекватный ответ на «удушающую» волну мирных инициатив, которыми их с 1979 г. не переставая атаковали с материка. Уже упоминавшиеся «9 пунктов», озвученные 30 сентября 1981 г. председателем Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей КНР Е Цзяньином, содержали призыв к началу межпартийных переговоров КПК – гоминьдан, обещание наделить Тайвань после воссоединения с Китаем статусом «особого административного региона», с сохранением в неприкосновенности его социально-экономической системы, и участием гоминьдановских лидеров в правительстве объединенного Китая[196]. На Тайване эта объединительная программа сразу же была подвергнута резкой критике; в контрпредложениях, выдвинутых гоминьдановским правительством в июне 1982 г., отмечалось, что проблема заключается вовсе не в том, как поделить полномочия Китая и Тайваня в случае воссоединения, а в том, какая форма правления будет существовать в едином Китае[197]. Надо отметить, что к тому моменту у Тайбэя еще не было в руках «демократического козыря», режим на острове оставался авторитарным, и предлагаемая гоминьдановцами «форма правления» заключалась в следовании «трем народным принципам» Сунь Ятсена. Понятно, что такая позиция выглядела недостаточно прочной – во всяком случае, ожидать от Вашингтона твердой поддержки «трех народных принципов» вряд ли приходилось, и отказ от пекинского предложения легко было назвать беспочвенным упрямством.
Тем временем, в Пекине продолжали развивать идею о «специальных административных регионах». В декабре 1982 г. в новой конституции появилась соответствующая статья (ст. 31)[198]. В июне 1983 г. последовало разъяснение новой политики Дэн Сяопином, сделанное им в интервью американскому профессору Ян Лиюю (такой способ был избран ввиду отсутствия настоящего переговорного канала между КНР и Тайванем). Дэн очертил границы автономии, предлагаемой Тайваню в рамках китайских инициатив: «строй может быть разным, но в международных делах представлять Китай вправе только Китайская Народная Республика»[199]. В остальном, даже в отношении сохранения собственных вооруженных сил, Тайваню была обещана полная самостоятельность.
В 1984 г. успешно завершились англо-китайские переговоры о передаче КНР Гонконга. Идея «специальных административных регионов» или, как ее часто стали именовать «одна страна – две системы», получила первое практическое воплощение. Китайские лидеры старались не акцентировать внимание на очевидной непохожести Тайваня и Гонконга (первый являлся де-факто самостоятельным государством, второй – английской колонией) и еще больше усилили нажим на Тайбэй. Говорилось о том, что вскоре последует договоренность о передаче КНР португальского Макао, а затем наступит очередь Тайваня[200].
На предложение объединится по принципу «одна страна – две системы» Цзян Цзинго ответил «политикой трех нет»: никаких контактов, никаких переговоров, никаких компромиссов c коммунистами[201]. В интервью журналу «Шпигель» в мае 1983 г. Цзян так объяснил свое нежелание «дружить» с Пекином: «Китайская Республика несколько раз вела мирные переговоры с коммунистами и вынесла из них горький урок. Поэтому, после 1949 г. мы приняли решение больше с ними переговоров не начинать»[202]. Однако гоминьдановские лидеры конечно же понимали, что простая «страусиная» позиция позволит им продержаться от силы несколько лет. Успехи экономической реформы на материке, вкупе с брожением в тайваньской прессе, где назревало глухое недовольство политикой запретов, косвенное давление США – все это неизбежно привело бы к уступкам, которые могли оказаться вынужденно серьезными. Кроме того, после отказа США от дипломатического признания КР, ее позиции на мировой арене, серьезно пошатнувшиеся еще в начале 1970-х гг., подверглись дальнейшему ослаблению. После потрясения, вызванного событиями 1971 и 1972 гг. Тайбэй попытался внести коррективы в свой внешнеполитический курс, чтобы как-то компенсировать утраченное. Уже тогда было решено приступить к созданию неофициальных представительств по экономическим и культурным связям в тех странах, которые предпочли поддерживать официальные дипломатические отношения с КНР, а не КР. При этом, министр иностранных дел Чжоу Шукай, на пресс-конференции в апреле 1972 г. заявил, что правительство КР не исключает возможности открытия подобных представительств и в социалистических государствах, кроме КНР, С. Кореи и Вьетнама - заклятых врагов КР [203]. Интересно, что гоминьдановский министр не включил в этот список СССР: по некоторым сведениям, Чжоу Шукай и некоторые другие тайбэйские лидеры в это время всерьез рассматривали вариант перехода под «ядерный зонтик» Москвы, ввиду очевидного крена Вашингтона в сторону Пекина[204]. Шли разговоры о возможности создания на Пескадорских островах базы советского тихоокеанского флота. Тайбэй даже выдал разрешение на проход через Тайваньский пролив советской военной эскадры – впервые с 1949 г[205]. Однако скоро заигрывание с Москвой прекратилось, в мае 1972 г. при формировании правительства Цзян Цзинго Чжоу Шукай был лишен своего поста и КР сохранила преимущественную ориентацию на Соединенные Штаты.
К началу 1975 г. КР удалось сохранить дипломатические отношения всего лишь с 31 государством, тогда как «неофициальные контакты» поддерживались с народами 114 стран[206]. После 1 января 1979 г. Тайбэю пришлось переводить в «неофициальный» режим работы и свое вашингтонское посольство. Но это было не самым неприятным последствием решения, принятого администрацией Картера. Отказ от дипломатических отношений с КР даже ее главного союзника подтолкнул ведущие международные финансовые организации к изгнанию Тайваня из своих рядов. В 1980 г. Международный валютный фонд, Всемирный банк, Ассоциация международного развития предпочли иметь дело с пекинским, а не тайбэйским режимом. Как мы помним, несмотря на достаточно гибкую политику, проводимую с начала 1970-х гг., лидеры КР по-прежнему отказывались даже обсуждать возможность дипломатического признания тех государств, или членства в тех международных правительственных организациях, которые имели официальные связи с Пекином. В 1980-е гг. стало окончательно ясно, что подобная позиция ведет Тайвань к внешнеполитическому краху.
Чтобы не допустить худшего сценария, высшее тайваньское руководство приняло решение ускорить процесс демократизации, вызревавший на острове с конца 1960-х гг. и использовать еще более гибкие подходы при разработке внешней политики КР. В случае превращения в демократическое государство, Тайвань приобретал важнейшее преимущество в противостоянии с КНР, где несмотря на определенные экономические успехи продолжал существовать жесткий политический режим. Кроме того, подобные реформы приводили в соответствие социально-экономические и политические структуры тайваньского общества, что, согласно «теории модернизации» являлось объективно необходимым. Что же касается корректировки внешнеполитического курса, она должна была обеспечить компенсацию за утраченные в1970-е – начале 1980-х гг. позиции в международном сообществе.
Главными «недемократическими» чертами политического строя Тайваня к середине 1980-х гг. были: отсутствие полноценных выборов в органы власти высшего и среднего уровней, запрет на создание новых политических партий, ограничения свободы слова, права жителей Тайваня на свободу перемещения, сохранение привилегированной позиции меньшинства материковых китайцев по сравнению с коренными обитателями острова. С приходом Цзян Цзинго на пост премьер-министра в 1972 г. некоторые послабления осуществлялись практически постоянно, однако вплоть до рассматриваемого периода ни одна из названных проблем полностью решена не была. Совпадение во времени «мирного наступления» КНР с началом принятия более решительных мер, указывает на взаимосвязь этих двух процессов.
В 1984 г., во время избрания на очередной шестилетний президентский срок, Цзян Цзинго пригласил на пост вице-президента Ли Дэнхуэя, коренного тайваньца по происхождению. В конце 1985 г., в новогоднем телеобращении, тайваньский лидер заявил, что следующий президент КР не будет принадлежать к семейству Цзянов. Это означало, что Цзян Цзинго, которому к тому моменту исполнилось 77 лет, фактически называл коренного тайваньца Ли Дэнхуэя своим официальным преемником[207].
В марте 1986 г., на 3-м пленуме ЦК гоминьдана 12-го созыва было принято решение о создании специальной комиссии, которая должна была изучить вопрос об отмене временных статей конституции и военного положения. Тогда же руководство гоминьдана согласилось вступить в переговоры с группой оппозиционных политиков, объединившихся перед предстоящими в декабре 1986 г. выборами в провинциальное собрание. Оппозиционеры, почувствовав, что режим готов к уступкам, решили пойти ва-банк и объявили 26 сентября о создании Демократической прогрессивной партии (ДПП). Несмотря на противозаконность этой акции, карательных мер не последовало, благодаря соответствующим указаниям, полученным спецслужбами лично от Цзян Цзинго. В интервью, данном «Вашингтон пост», Цзян сказал, что создание новых партий больше не будет рассматриваться как преступление, в случае если эти партии намерены соблюдать конституцию, не выступать в поддержку коммунистов и не призывать к независимости Тайваня. 14 июля 1987 г. было объявлено о прекращении действия закона о военном положении, с заменой его на закон о национальной безопасности, гораздо более либеральный, хотя и далекий от американского демократического стандарта. В октябре 1987 г. первая серия реформ завершилась отменой запрета на посещение материка всеми тайваньцами, кроме занимающих официальные посты и военных.
В Соединенных Штатах известия, поступавшие с Тайваня, восприняли с большим воодушевлением. Конгресс в конце 1987 г. проголосовал за поправку к закону «О финансировании госдепартамента», в которой специально предписывал этому органу исполнительной власти «поощрять движение к демократии на Тайване». Сенаторы К. Пэлл, Э. Кеннеди, конгрессмены С. Солартц и Д. Лич объявили о создании комитета «В поддержку демократии на Тайване»[208]. Однако говоря о тайваньской демократии, американские политики акцентировали внимание на необходимости обеспечения права на самоопределение народа Тайваня. В этом отношении, как мы видели, к концу 1987 г. еще не было достигнуто очевидного прогресса и агитация за независимость острова по-прежнему могла привести тайваньца к аресту и суровому наказанию. Однако демократизация политической жизни Тайваня уже получила мощный импульс, и после смерти Цзян Цзинго в январе 1988 г., и прихода к власти Ли Дэнхуэя, реформы быстро вышли на качественно новый уровень.
Параллельно с внутриполитической демократизацией (призванной усилить идеологический аспект американского вовлечения) и началом «разрядки» в отношениях с материком (служащей для нейтрализации пекинского «мирного наступления»), власти КР предприняли в 1980-е гг. ревизию некоторых основополагающих внешнеполитических установок, что должно было предотвратить окончательное разрушение системы связей Тайваня с главными международными культурными, экономическими, политическими институтами и мировым сообществом в целом.
Уже в 1984 г. тайваньские лидеры сочли возможным пойти на компромисс и послать делегацию на Олимпийские игры, отказавшись от использования флага, гимна и даже названия «Китайская Республика», в соответствии с требованиями КНР, предъявленными Международному Олимпийскому Комитету. Тайваньские спортсмены выступили на состязаниях в качестве представителей «Китайского Тайбэя»[209]. Однако в вопросах межгосударственных отношений гоминьдановское руководство в это время еще сохраняло жесткость: когда в 1984 г. Суринам выразил желание установить дипломатические отношения с КР, в Тайбэе выдвинули условие – порвать официальные связи с Пекином. Когда власти Суринама отказались это сделать, тайваньский МИД заявил, что в таком случае стремление Парамарибо к официальным связям с Тайбэем не может быть реализовано[210]. В 1986 г. на Тайване разгорелись жаркие споры по поводу того, стоит ли КР продолжать работу в Азиатском банке развития (АБР) по «олимпийской» формуле (то есть под условным названием) после принятия в эту организацию КНР. Временно, было решено не уходить из АБР, но и не принимать активного участия в его деятельности[211]. КР продолжала следовать подобной тактике вплоть до прихода к власти Ли Дэнхуэя. Компромиссы в международных организациях допускались, но полностью исключались в двухсторонних отношениях.
События 1980-х гг. показали, что новая модель американского вовлечения в тайваньскую проблему являлась достаточно устойчивой, даже в условиях острой заинтересованности Вашингтона в стратегическом партнерстве с Пекином. Вместе с тем, история с подписанием «третьего коммюнике» свидетельствовала о возможности дальнейшего ослабления американских гарантий Тайваню.
Озабоченность конгресса проблемой надежности американских обязательств продолжала выполнять в 1980-е гг. стабилизирующую функцию, нейтрализовать некоторые откровенно «антитайваньские» инициативы администрации. При этом, конгресс гораздо более жестко, чем раньше, стал акцентировать внимание на особых американских интересах в рамках экономических отношений США – Тайвань, и на ситуации с соблюдением прав человека и демократическими свободами на Тайване.
Осознание гоминьдановскими лидерами зависимости благополучия КР от позиции американского конгресса, стало одним из существенных факторов, приведших к ускорению процесса демократических преобразований на Тайване. В Тайбэе стремились дополнить моральный аспект благожелательного отношения конгрессменов (как к старому союзнику), идеологическим (как к демократическому режиму). В процессе начавшегося реформирования быстро оказалась затронута не только сфера внутренней политики, но и тайваньская дипломатия, и в особенности ее «материковая» составляющая. Тайвань из пассивного «антикоммунистического бастиона» стал превращаться в самостоятельного игрока на политической сцене, что вскоре неизбежно должно было привести к явному противоречию: США, отказавшиеся от союзнических отношений с Тайбэем, вынуждены были их де-факто осуществлять, так как в условиях реализации КР смелых политических инициатив даже гарантии безопасности, предоставлявшиеся Вашингтоном, воспринимались в качестве косвенного одобрения действий тайваньских лидеров. То, как руководство Соединенных Штатов пыталось выйти из этой непростой ситуации, и как развитие событий на Тайване, в Китае и в мировой политике создавало все новые и новые затруднения для американских дипломатов, станет предметом нашего рассмотрения в следующей главе.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Против американской оккупации Тайваня… С. 9.
[2] Kerr G. Op. cit. P. 408.
[3] Schaller M. Op. cit. PP. 141-142.
[4] Кулик Б.Т. США и Тайвань против КНР. 1949-1952.Новые архивные материалы // Новая и новейшая история, 1995, № 5. С. 31
[5] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 32.
[6] Кулик Б. Т. Указ. cоч. С. 31
[7] Kerr G. Op. cit. P. 417.
[8] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. PP. 68-69.
[9] Выступая в конгрессе после отставки, Макартур заявил, что «потеря Тайваня отодвинет наши западные границы назад до побережья Калифорнии, Орегона и Вашингтона» (Clough R. Op. cit. P. 58 ).
[10] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 33.
[11] Kiyoshi Ito. Op. cit.
[12] Jacoby N. U.S. aid to Taiwan. N.Y.: Praeger, 1966. P. 118.
[13] Ibid.
[14] Кулик Б. Т. Указ. cоч. С. 21
[15] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 64.
[16] Ibid. PP. 65-66.
[17] Li K.T. The evolution of policy behind Taiwan’s development success. New Haven: Yale University Press, 1988. P. 55.
[18] Clough R. Op. cit. P. 97.
[19] Меликсетов А. Г. Социально-экономическая политика Гоминьдана в Китае. 1927 – 1949 гг. М.: Наука, 1977. С. 211.
[20] Riggs F. Formosa under Chinese Nationalist rule. New York: Macmillan, 1952. Р. 51.
178 Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 54.
[22] U.S. Department of State Bulletin. Vol. XXVII, No. 711, Feb. 9, 1953.
[23] Sino-American relations, 1945-1955. Р. 205.
[24] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 36.
[25] Мирошников С.Н. Политика США в отношении республики Китай. 1953 – 1955 гг. Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. Томск, 1997. С. 10.
[26] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 40
[27] Ibid.
[28] Mutual defence treaty between the U.S. and the R.O.C. //The Taiwan experience, 1950-1980 / edited by James C. Hsiung and others. Columbus (Oxio): 1983. PP. 395-397.
[29] Мирошников С.Н. Указ. соч. С. 11-12.
[30] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 48; The Taiwan experience. P. 384
[31] Sino-American relations, 1945-1955. Р. 205; Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. PP. 48-49.
[32] Sino-American relations, 1945-1955. Р. 203.
[33] San Francisco Peace Treaty // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net).
[34] Treaty of peace between the R.O.C. and Japan // The Taiwan experience. PP. 392-394.
[35] Арсеньева Г. Указ. соч. С.10, 40; Sino-American relations, 1945-1955. Р. 203.
[36] Sino-American relations, 1945-1955. Р. 207.
[37] Clough R. Op. cit. P. 142.
[38] Ibid.
[39] Усов В. Указ. соч. С. 120 – 121.
[40] Мирошников С.Н. Указ. соч. С. 11.
[41] Усов В. Указ. соч. С. 122.
[42] Новейшие исследования китайских архивов показали, что Мао принял решение о переходе к активным действиям сразу же после того, как узнал, что в Договоре о взаимной обороне ничего не говорится об участии США в обороне «прибрежных островов» (Chang G., He Di. The absence of war in the U. S.-China confrontation over Quemoy and Matsu in 1954–1955 // American Historical Review. December, 1993. No. 98. P. 1513).
[43] Усов В. Указ. соч. С. 122.
[44] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 14–15.
[45] U.S. congressional authorization for the president to employ the armed forces of the United States to protect Formoza, the Pescadores and related positions and territories of that area, January 29, 1955 // The Taiwan experience. P. 431.
[46] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 13.
[47] Усов В. Указ. соч. С. 122.
[48] Дачэнь был взят НОАК 13 февраля, в тот же день под контроль коммунистов перешли острова Пишань и Юйшань. Несколько позже был взят остров Наньцзишань. На штурм Цзиньмэнь и Матцу Пекин в 1955 г. так и не решился (Усов В. Указ. соч. С. 121).
[49] Sino-American relations, 1945-1955. Р. 206.
[50] Доступные сегодня материалы неопровержимо свидетельствуют, что атака на Цзиньмэнь, в неминуемости которой Даллес был абсолютно убежден в марте 1954 г., в действительности не планировалась и была невозможна из-за отсутствия у НОАК необходимых ресурсов (Chang G., He Di. Op. cit. Р. 1518).
[51] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 41.
[52] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 15.
[53] По некоторым сведениям, именно с этого момента в КНР приступили к активной работе по приобретению собственного ядерного оружия (Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 41).
[54] Мирошников С.Н. Указ. соч. С. 15.
[55] Там же. С. 13–14.
[56] Clough R. Op. cit. P. 152.
[57] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 41.
[58] Арсеньева Г. Указ соч. С. 15.
[59] Там же.
[60] Chang J. Op. cit. P. 30.
[61] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 42.
[62] На подготовку и экипировку американского солдата требовалась сумма порядка 5 тысяч долларов. Тот же результат для солдата-гоминьдановца можно было достичь затратив всего 300 долларов (Ibid. P. 62.)
[63] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 19.
[64] Bachrack S. The committee of one million: “China lobby” politics, 1953–1971. N.Y.: Columbia university press, 1976. PP. 60–61
[65] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 46.
[66] О современном международном положении и внешней политике КНР. Выступление Премьера Государственного Совета и министра иностранных дел КНР Чжоу Энь-лая на третьей сессии Всекитайского собрания народных представителей первого созыва 30 июля 1955 года // Против американской оккупации Тайваня… С. 37; О современном международном положении, внешней политике КНР и об освобождении Тайваня. Выступление Премьера Государственного Совета и министра иностранных дел КНР Чжоу Энь-лая на третьей сессии Всекитайского собрания народных представителей первого созыва 28 июня 1956 года // Там же. С. 43.
[67] Chang J. Op. cit. P. 130
[68] Усов В. Указ. соч. С. 123.
[69] Бурлацкий Ф.М. Мао Цзэдун: «наш коронный номер это война, диктатура». М.: Международные отношения, 1976. С. 156–157.
[70] Усов В. Указ. соч. С. 124.
[71] U.S. Secretary of State Dulles’s Statement on the Taiwan Strait, September 4, 1958 // Taiwan experience, 1950-1980 / Ed. by J.C. Hsiung and others. Columbus (Ohio), 1983. P. 432.
[72] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 21.
[73] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 260. По сообщениям советских авторов, авианосцев было не 6, а 7 (Капица М.С. КНР: три десятилетия – три политики. Москва: Издательство политической литературы, 1979. С. 206 ).
[74] Правда. 1958. 9 сент.
[75] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 72.
[76] Ibid. P. 43.
[77] Усов В. Указ. соч. С. 125.
[78] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 43.
[79] Усов В. Указ. соч. С. 126.
[80] Там же. С. 125.
[81] Clough R. Op. cit. P. 156.
[82] Ibid. Р. 157.
[83] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 47.
[84] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 24.
[85] New York Times. November 1, 1959. P. 27.
[86] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 36.
[87] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 50.
[88] Ibid. PP. 49–50.
[89] Public papers of the presidents: John F. Kennedy, 1962. Washington, D.C.: GPO, 1963. PP. 276–277, 509–510.
[90] Clough R. Op. cit. P. 157. Впервые Чан официально отказался от использования силы против КНР еще в 1958 г. См.: Joint ROC – U.S. Communiqué. October 24, 1958 // America and island China : a documentary history // edited by Stephen P. Gibert, William M. Carpenter. Lanham : University Press of America, 1989. PP. 97–99.
[91] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 25.
[92] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 97.
[93] Ibid. P. 104.
[94] Schaller M. Op. cit. P. 170.
[95] Kusnitz L. Public opinion and foreign policy: America’s China policy, 1949–1979. Westport, Conn.: Greenwood press, 1984. P. 117.
[96] Li K.T.Op. cit. P. 123.
[97] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 109.
[98] Ibid. P. 111.
[99] Nixon R. Asia after Viet Nam // Foreign Affairs. Vol. 46, No. 1 (October). P. 102.
[100] Lasater M. Op. cit. P. 23.
[101] Vadney T.E. The world since 1945. London: Penguin Books, 1992. P. 333.
[102] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 102.
[103] Chang J. Op. cit. P. 31.
[104] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 102.
[105] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 46.
[106] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. PP. 104, 113.
[107] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 58.
[108] Chang J. Op. cit. P.32.
[109] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 104.
[110] Киссинджер пообещал китайским лидерам, что дипломатическое признание КНР Соединенными Штатами обязательно произойдет после переизбрания Никсона на второй срок в 1972 г. (Ibid) .
[111] U.S. Department of State Bulletin. Vol. 65, July-September, 1971. P. 121.
[112] The joint U.S. – China communiqué, Shanghai, February 27, 1972 // America and island China. PP. 113-114.
[113] В тексте Шанхайского коммюнике отсутствовала единая согласованная позиция США и КНР. Стороны пришли к выводу, что после констатации факта установления отношений, они просто изложат собственное понимание ситуации, в том числе и несовпадавшие точки зрения.
[114] Chang J. Op. cit. P. 103.
[115] Kissinger H. White House years. Boston: Little Brown and Company, 1979. P. 783.
[116] Dreyer J. China’s attitude toward the TRA / Prepared for presentation at the international conference on United States – Taiwan relations: Twenty Years after the TRA. Taipei, April 9-10, 1999 // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[117] В Шанхайском коммюнике КНР по-прежнему отказывалась признать принцип мирного разрешения тайваньского спора, тайваньская проблема называлась внутренним делом Китая и Пекин оставлял за собой право использовать для ее разрешения любые средства, в том числе военные (The joint U.S. – China communiqué, Shanghai, February 27, 1972. Р. 113).
[118] Своего пикового значения в 10 тысяч человек контингент американских вооруженных сил на Тайване достиг в 1970 г. (Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 111).
[119] Lasater M. Op. cit. P.23; Арсеньева Г. Указ. соч. С. 56.
[120] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 57.
[121] Там же. С. 72.
[122] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. P. 247.
[123] Ibid. P. 104.
[124] The “Albanian” resolution // America and island China. P. 104: The “Important question” resolution // Ibid. P.105; The “Dual representation” resolution // Ibid. PP. 105-106.
[125] Chang J. Op. cit. PP. 33-34.
[126] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 61-62.
[127] Chang J. Op. cit. P. 69.
[128] В 1971 г. товарооборот между США и Тайванем составил 1, 61 млрд. долларов, причем с 1969 г. Тайвань имел положительный торговый баланс (Ibid. P. 38; Арсеньева Г. Указ. соч. С. 117).
[129] Там же. С. 117.
[130] В январе 1976 г. умер Чжоу Эньлай, в сентябре того же года – Мао Цзэдун.
[131] Даже в 1978 г. товарооборот США - КНР составил всего 1 млрд. долларов, тогда как объем торговли между США и Тайванем достиг в это время 7,2 млрд. долларов (Chang J. Op. cit. P. 78).
[132] Ibid. P. 36.
[133] Lasater M. Op. cit. P. 27.
[134] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 125-126.
[135] Shen J. The U.S. and Free China: how the U.S. sold out its ally. Washington, D.C.: Acropolis Books, 1983. PP. 181-182.
[136] …Repeal of the Formosa resolution // America and island China. P. 115.
[137] China : U.S. policy since 1945. Р. 215.
[138] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 145.
[139] В 1974-1977 гг. США продавали на Тайвань оружия на сумму 200-300 млн. долларов в год, тогда как военная помощь в последний год ее предоставления (1973) составила всего 100 млн. долларов (Ibid. P. 146).
[140] Bachrack S. Op. cit. PP. 274-275.
[141] Заключение в 1973 г. парижских соглашений по Вьетнаму рассматривалось многими как явное предательство Южного Вьетнама Соединенными Штатами. Негативное воздействие этого события на репутацию США было настолько велико, что в Вашингтоне стали с повышенной осторожностью относиться к подобным решениям, чтобы не допустить окончательной деградации американского внешнеполитического имиджа. Это было с удовлетворением отмечено в Тайбэе, гоминьдановские лидеры даже несколько успокоились, утверждая, что по крайней мере в 1973 г. им ничего не грозит, так как «больше одного союзника в год Соединенные Штаты уж точно сдавать не станут» (Shen J. Op. cit. PP. 184-185).
[142] Chang J. Op. cit. P. 145.
[143] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 133.
[144] Там же. С. 129.
[145] Dreyer J. Op. cit. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[146] Chang J. Op. cit. P. 149.
[147] Vance C. Hard Choices. N.Y. Simon and Schuster. 1983. P. 79.
[148] Feldman H. Testimony on hearings marking the twentieth anniversary of the Taiwan Relation Act // Heritage Foundation. (http://www.heritage.org/library/testimony/test032599.html).
[149] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 132.
[150] Ibid. P. 131.
[151] Chang J. Op. cit. P. 39.
[152] Joint communiqué on the establishment of diplomatic relations between the U.S. and the PRC. December 15, 1978 // America and island China. PP. 201-203; Diplomatic relations between the U.S. and PRC. U.S. Statement. December 15, 1978 // Ibid. P. 203.
[153] Dreyer J. Op. cit. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[154] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 132.
[155] Lasater M. Op. cit. P. 31.
[156] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 134.
[157] Ibid. PP. 132; 136-137.
[158] Feldman H. Op. cit. (.http://www.heritage.org/library/testimony/test032599.html).
[159] Yates S. The Taiwan Relations Act after 20 years: keys to past and future success // Heritage Foundation. April 16, 1999. (http://www.heritage .org/library/backgrounder/bg 1272.html).
[160] Taiwan Relations Act. April 10, 1979. PL 96-98 // America and island China. P. 223.
[161] Ibid.
[162] Ibid. PP. 225-227.
[163] Ibid. P. 224.
[164] Dreyer J. Op. cit. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[165] Yang P. From strategic ambiguity to three noes: the changing nature of the U.S. policy toward Taiwan / Paper presented at the conference “U.S and its allies”, Tel Aviv, Israel, November 9-11, 1998 // Taiwan Security Research. http://www.taiwansecurity.org/TS/TS-Yang-2.htm
[166] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 136.
[167] Washington Post. April 24, 1980. A 1-2.
[168] Republican platform statement regarding Taiwan. August, 1980 // America and island China. P. 272.
[169] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 149.
[170] Ibid. PP. 137-138.
[171] Согласно наблюдениям М. Ласатера, А. Хейг коренным образом заблуждался, рассчитывая на неослабевавшую заинтересованность Пекина в союзе с США против СССР. После ввода советских войск в Афганистан, китайские лидеры пришли к выводу об ослаблении «угрозы с севера», так как для Москвы главным врагом в Азии теперь становились США вместо КНР. При этом, стремление США к «наведению порядка в Азии» после декабря 1979 г. представляло непосредственную угрозу и для Китая (Lasater M. Op. cit. P. 46). Далее, Ласатер показывает, как начиная с 1980 г. шло постепенное улучшение советско-китайских отношений, абсолютно незамеченное Вашингтоном, который продолжал делать ставку на Пекин (Ibid. PP. 46-48).
[172] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 148.
[173] Lasater M. Op. cit. P. 44.
[174] Ibid. P. 45.
[175] Ibid.
[176] Dreyer J. Op. cit. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[177] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 149.
[178] No sale of advanced fighter aircraft to Taiwan // America and island China. P. 293.
[179] Dreyer J. Op. cit. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[180] Letter from president Reagan to the Vice Chairmen of the Chinese communist party (Deng). April 5, 1982 // America and island China. PP. 296-297; Letter from president Reagan to Chinese Primier Zhao. April 5, 1982 // Ibid. PP. 297-298.
[181] «Шесть гарантий» включали в себя следующие обещания американского правительства: 1) США не пойдут на установление твердой даты окончания поставок вооружений на Тайвань; 2) США не станут проводить с Пекином предварительных консультаций по поводу таких поставок; 3) США не будут выступать в роли посредника между КНР и Тайванем; 4) США не пойдут на пересмотр положений ЗОТ; 5) США не изменят свою позицию в отношении статуса Тайваня; 6) США не будут принуждать Тайбэй к началу переговоров с Пекином (Yates S. Promoting freedom and security in U.S. – Taiwan policy. October 13, 1998 / Heritage Foundation. (http://www.heritage.org/library/backgrounder/bg1226es.html).
[182] U.S. – China joint communiqué. August 17, 1982 // America and island China. P. 313.
[183] Dreyer J. Op. cit. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[184] Lasater M. Op. cit. P. 56. В коммюнике китайская сторона заявляла, что «…предложения из 9-ти пунктов, сделанные Китаем 30 сентября 1981 г. (в этих предложениях излагалась развернутая программа автономии Тайваня, в случае его согласия на мирное воссоединение с материком – И. Ц.), представляют собой еще один существенный шаг в рамках фундаментальной политики мирного разрешения тайваньской проблемы» (…). Из этой фразы, по мнению американских дипломатов, следовало, что Пекин называет «мирное разрешение» тайваньской проблемы своей «фундаментальной политикой». Предварив перечисление своих уступок фразой «имея в виду заявления, сделанные выше», американцы подчеркивали взаимосвязь между следованием Пекина политике «мирного разрешения» и обещанными ограничениями поставок оружия на Тайвань.
[185] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 139.
[186] Ibid. P. 140.
[187] Hinton H. The Republic of China on Taiwan since 1949 // America and island China. P. 17.
[188] Ford S. America’s illogical rules make for dangerous policy in the Taiwan Strait // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Ford-9902.htm).
[189] Dreyer J. Op. cit. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[190] Taiwan trade with the United States // America and island China. P. 191.
[191] Prybyla J. Economic relations // America and island China. P. 57.
[192] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 170.
[193] Ibid. PP.170,172.
[194] Ibid. P. 183.
[195] Ibid. PP. 153, 183.
[196] Энциклопедия нового Китая. С. 186.
[197] Lasater M. Op. cit. P. 123.
[198] Энциклопедия нового Китая. С. 180-181.
[199] Дэн Сяопин. Основные вопросы современного Китая. Перевод с китайского. М.: Политиздат, 1988. С. 25.
[200] Соглашение о передаче Макао КНР в 1999 г. было достигнуто в апреле 1987 г.
[201] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 249.
[202] Lasater M. Op. cit. P. 124.
[203] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 75.
[204] Clough R. Op. cit. P. 164.
[205] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 127.
[206] Арсеньева Г. Указ. соч. С. 95.
[207] Здесь, и далее при характеристике процесса демократических преобразований на Тайване автор использовал результаты собственного исследования: Цветков И. А. Эволюция авторитарного режима на Тайване. Дипломная работа. РГПУ им. А. И. Герцена (рукопись). 1996.
[208] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 182.
[209] Shaw Yu-ming. Taiwan: a view from Taipei // Foreign Affairs. Summer, 1985. P. 1054.
[210] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 163.
[211] Lasater M. Op. cit. PP. 138-139.
Глава 3. Тайваньская проблема во внешней политике США в 1990-е годы
3.1. Новые факторы развития ситуации вокруг Тайваня
Во второй половине 1980-х гг., с приходом к власти в СССР М. Горбачева и коренным изменением курса советской внешней политики, вся система международных отношений пришла в движение, и этот процесс не обошел стороной и ситуацию вокруг тайваньской проблемы. Для преемника Р. Рейгана на посту президента США, Дж. Буша, разработка политической линии в отношении Тайваня уже не представлялась вынужденным дополнением к стратегии сдерживания СССР с помощью превращения КНР в партнера США. Вместе с тем развитие отношений с Китаем не могло мгновенно утратить всякую актуальность. Дж. Буш был хорошо знаком с этой страной, еще в 1970-е гг. он занимал пост главы американского «офиса по связям» в Пекине. К началу 1990-х гг. КНР и США имели значительную заинтересованность в дальнейшем упрочении экономических взаимоотношений. Уже тогда товарооборот между двумя странами составлял около 20 млрд. долларов, американские инвестиции в китайскую экономику достигали 450 млн. долларов[1]. Кроме того, рост экономического и военного потенциала КНР позволял предполагать, что эта держава в ближайшее время превратится в мощный силовой полюс мировой политики, и конструктивные отношения с Китаем будут необходимы США вне зависимости от наличия или отсутствия потребности в поиске противовеса Советскому Союзу.
Лидеры Тайваня с огромным вниманием следили за изменениями международной обстановки. Исчезновение главного мотива американо-китайского стратегического сотрудничества – совместного противостояния советской угрозе – было воспринято на острове в качестве важной предпосылки для укрепления американо-тайваньских связей. По крайней мере, существовала уверенность в том, что новая вашингтонская администрация не станет предпринимать никаких шагов, направленных на дальнейшее ослабление гарантий безопасности Тайваня. Настоящим «подарком судьбы» для КР стали события на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 г. Власти КНР жестоко расправились со сторонниками демократических реформ и тем самым продемонстрировали всему миру, что экономические успехи Китая не будут в ближайшее время дополнены политической либерализацией. Впервые за долгие годы в общественном мнении стран Западной Европы и США утвердилось мнение, что КР, всегда имевшая репутацию авторитарного режима и называвшаяся «Свободным Китаем» лишь по идеологическим соображениям, теперь уверенно и удивительно быстро движется к подлинной демократии, в то время как пекинский режим продолжает упорствовать и действовать в худших традициях авторитаризма. Однако уже через несколько месяцев после событий на площади Тяньаньмынь деловые контакты США и КНР были восстановлены практически в полном объеме, и к концу президенства Дж. Буша политические и идеологические предпочтения, столь очевидные летом 1989 г., так и не воплотились в конкретные шаги, направленные на усиление поддержки Тайваня Соединенными Штатами.
Только один эпизод, имевший место в сентябре 1992 г. внешне соответствовал «протайваньской» логике. Администрация Дж. Буша решила наконец-то удовлетворить давнее желание властей Тайваня и продать Тайбэю партию современных американских истребителей F-16. Что же побудило вашингтонских политиков отступить от традиционных принципов и пойти на прямое нарушение положений американо-китайского коммюнике 1982 года? Надо сказать, что в первые годы пребывания у власти администрация Дж. Буша не демонстрировала явного стремления увеличить объемы военных поставок на Тайвань. Действительно, после тяньаньмэньских событий Соединенные Штаты стали гораздо осторожнее относиться к поставкам оружия и военных технологий в КНР, но долгое время это никак не отражалось на военном сотрудничестве с Тайванем. Более того, в 1990-1991 гг. по инициативе американских властей были сорваны почти окончательно согласованные сделки по продаже Тайваню технологий, необходимых для создания на острове собственных баллистических ракет и запуска искусственного спутника[2]. Однако в начале 1990-х гг. у КР и ее сторонников в США появились новые серьезные аргументы, позволяющие уже не просить, а требовать предоставления Тайваню более мощных и современных типов вооружений. Во-первых, благодаря программе военных поставок из США в КНР, действовавшей в последние годы «холодной войны», Пекин приобрел значительное количество современного оборудования, способствовавшего усилению его боевого потенциала. Во-вторых, в 1991 г. Китай заключил крупную сделку с Советским Союзом, и приобрел 72 истребителя Су-27 и 24 перехватчика МИГ-31. В-третьих, некоторые страны, в частности Франция, выражали готовность продать на Тайвань свои истребители, что лишало американских производителей выгод от возможной сделки.
Осенью 1992 г. в США должны были пройти очередные президентские выборы, на которых Дж. Буш рассчитывал продлить свои полномочия еще на четыре года. В июле 1992 г. руководство концерна «Дженерал Дайнамикс», занимавшегося, в числе прочего, производством истребителей F-16, объявило о намерении уволить 5,8 тысяч человек со своих заводов в Техасе, в связи со сложностями в поисках рынка сбыта. В случае окончательного принятия такого решения, оказавшиеся без работы техасцы, и члены их семей, в ноябре 1992 г. скорее всего отдали бы свои голоса против действующего президента, не сумевшего отстоять их интересы. Возможность предотвращения массовых увольнений с помощью продажи на Тайвань крупной партии F-16 была предложена губернатором Техаса еще летом 1992 г., поэтому судьба рабочих «Дженерал Дайнамикс» явно находилась в зависимости от президентского решения. 5 августа 1992 г. Дж. Буш получил соответствующее письменное обращение, под которым стояли подписи 200 конгрессменов[3]. Естественно, что для обоснования продажи истребителей в нем приводились все вышеобозначенные аргументы, а не только проблема выживания «Дженерал Дайнамикс». Конгрессмены делали упор на то, что КР, как многолетний верный союзник Соединенных Штатов, вполне заслужила право на приобретение истребителей[4]. Вместе с тем когда Дж. Буш 2 сентября 1992 г. наконец-то дал свое согласие на продажу 150 истребителей F-16 общей стоимостью в 6 млрд. долларов на Тайвань, он, скорее всего, больше беспокоился по поводу 35 голосов техасских выборщиков, чем об обороне КР. Во всяком случае, именно такое заключение можно сделать на основании всей его политики по отношению к тайваньской проблеме на протяжении четырех лет президентского срока. Кроме того, весьма показательным фактом стала спокойная реакция Пекина на вопиющее нарушение американо-китайских договоренностей. Продажа 150 современных истребителей практически перечеркивала коммюнике 1982 г., но даже несмотря на это лидеры КНР предпочли воздержаться от радикальных ответных шагов, и ограничились выдвижением формального протеста. Дело в том, что жесткая реакция, принятие мер, наносящих серьезный ущерб отношениям двух стран, могли снизить шансы Дж. Буша на переизбрание. Этот президент, несмотря на все потрясения 1989 – 1992 гг. не пошел на свертывание сотрудничества с Китаем. Что же касается его конкурента, кандидата в президенты от демократической партии, Б. Клинтона, его приход к власти казался руководителям КНР настоящей катастрофой, ведь Клинтон превратил обвинения Буша в «заигрывании с китайскими коммунистами» в один из лейтмотивов своей предвыборной кампании.
Как известно, «тайваньская сделка» не спасла Дж. Буша, и президентом США стал Б. Клинтон. В каком виде предстала перед новой администрацией тайваньская проблема? Попробуем охарактеризовать ее состояние в этот период.
И через четыре с лишним десятилетия после заявления президента Трумэна о «нейтрализации» Тайваньского пролива, Соединенные Штаты продолжали обеспечивать неприкосновенность острова, посредством предоставления гарантий безопасности, зафиксированных в Законе об отношениях с Тайванем 1979 г. Подобный курс американской политики и в 1993 г. нельзя было назвать «наследием прошлого», реликтовым остатком «холодной войны». Для Клинтона, как и для его предшественников, быстрое разрешение тайваньской проблемы по пекинскому сценарию не могло представляться однозначным благом. Окончание «холодной войны», как мы видели, лишь увеличило шансы Тайваня на продолжение американской поддержки. Традиционные мотивы заинтересованности Вашингтона в сохранении статус кво и обособленном существовании острова не только не исчезли – к ним прибавились новые, прежде всего базирующиеся на значительном повышении «идеологической совместимости» США и Тайваня после демократизации последнего. Вместе с тем к 1993 г. стало ясно, что и после прекращения американо-советского противостояния у США будет достаточно поводов для того, чтобы «дружить» с Китаем, стремиться поддерживать партнерские взаимоотношения с пекинским руководством. Следовательно, балансирование между двумя режимами по-прежнему оставалось актуальной задачей, и от американских дипломатов, как и во времена Никсона, Картера и Рейгана требовалось немалое искусство для поддержания тайваньской проблемы в выгодном США стабильном состоянии.
В 1990-е гг. сохранение «разделенного Китая» было выгодно США по нескольким причинам. Среди основных мы бы выделили экономические, идеологические, политические и военно-стратегические мотивировки.
Экономические трения, периодически возникавшие между США и КР в 1980-е и 1990-е гг. не препятствовали быстрому развитию коммерческих связей между ними. Американские бизнесмены вкладывали в тайваньскую экономику огромные капиталы – к 1995 г. общий объем инвестиций составил 3,8 млрд. долларов[5]. Экспорт США на Тайвань вырос с 1986 по 1995 г. с 5,2 до 19,3 млрд. долларов, тайваньский импорт в США за тот же период увеличился с 19,7 до 26,5 млрд. долларов. Соединенные Штаты продолжали оставаться главным рынком для тайваньских товаров и вторым источником импорта (после Японии)[6]. Общий товарооборот между США и Тайванем превышал объемы торговли между США и КНР. В 1995 г. Тайвань являлся 7-м рынком для американских товаров (19,3 млрд. долларов), а Китай – лишь 13-м (11,7 млрд. долларов). При этом и Китай и Тайвань наращивали закупки в США и с каждым годом поглощали все большую долю американского экспорта. В 1986 г. они занимали, соответственно, 18 и 11 места в списке рынков США, а через 9 лет, как мы видим, значительно усилили свои позиции. Этот процесс объективно увеличивал ставки США и вносил дополнительную напряженность в ситуацию вокруг тайваньской проблемы[7].
Уверенно двигавшийся по пути демократизации Тайвань в 1993 г. гораздо больше, чем в любой другой предшествующий период, стал соответствовать Соединенным Штатам идеологически. Теперь Китайскую Республику можно было приводить в пример не только в качестве развитой экономики («витрины капитализма»), но и как общество быстро и практически безболезненно перешедшее от авторитарной формы правления к демократической. При этом, данное «политическое чудо» стало возможным в китайском обществе (или, по крайней мере, официально себя таковым именующем), что представляло особую важность для противопоставления островного и материкового режимов. Демократический Тайвань замечательно укладывался и в рамки общих внешнеполитических установок администрации Клинтона. В платформе демократической партии, составленной в 1996 г., шла речь о развитии и расширении «зоны демократии», как наиболее надежном и предпочтительном способе решения проблемы глобальной безопасности после окончания «холодной войны»[8]. Понятно, что такая логика могла привести Вашингтон только к увеличению заинтересованности в сохранении «очага демократии» в Восточной Азии, каковым в то время уже без сомнения являлся Тайвань.
Политический аспект вовлечения США в тайваньскую проблему к началу 1990-х гг. заключался в стремлении Вашингтона поддержать свою международную репутацию с помощью неукоснительного соблюдения обязательств по отношению к старому союзнику – Китайской Республике. Хотя связи США и Тайваня давно утратили официальный характер, и Договор о взаимной обороне между США и КР уже не действовал больше десятилетия, позиция США оставалась решающим фактором сохранения фактической независимости острова. Это прекрасно понимали и в Тайбэе, и в Пекине, и в других мировых столицах, и на американских политиках лежал груз ответственности за судьбу тайваньского народа. Несомненно, это воспринималось большинством американской политической элиты без особенного воодушевления, однако следует иметь в виду, что к 1990-м гг. тайваньская проблема превратилась для США в традиционный компонент внешней политики, ведь целое поколение дипломатов, военных специалистов, журналистов по сути дела выросло вместе с ней. В первой администрации Клинтона самые влиятельные фигуры были знакомы с Тайванем не понаслышке: У. Кристофер, ставший в 1993 г. госсекретарем, как мы помним, в 1978 г. после декабрьского заявления Дж. Картера ездил на остров успокаивать руководителей КР; У. Лорд, назначенный Клинтоном на пост помощника госсекретаря по делам Восточной Азии и Азиатско-Тихоокеанского региона, сопровождал президента Р. Никсона во время его исторического визита в КНР в 1972 г. Таким образом, даже самые смелые политические прогнозы в начале 1993 г. не могли содержать предположения о том, что новая администрация пойдет на быструю «ликвидацию» тайваньской проблемы в ущерб населению острова (то есть предоставит Пекину возможность беспрепятственно навязать Тайваню объединение по формуле «одна страна – две системы»).
Военно-стратегические интересы США на Тайване, на которых любили акцентировать внимание советские авторы в годы «холодной войны»[9], в начале 1990-х гг. не проявлялись так отчетливо, как, скажем, во время войны во Вьетнаме. На Тайване уже не было американских военных баз. Конечно, тайваньская армия, благодаря поставкам американских вооружений, сохраняла высокую боеспособность и командование вооруженных сил США по-прежнему могло рассчитывать на благожелательную позицию тайваньских властей и на военное содействие в случае возникновения какого-либо крупного вооруженного конфликта в регионе. Однако в Вашингтоне в это время мало кто прогнозировал серьезные осложнения для США в АТР, в кратко- и даже среднесрочной перспективе. Впоследствии, как мы увидим, рост военного и экономического потенциала КНР заставит многих аналитиков высказывать предположения о новой «китайской угрозе». Но в 1993 г. подобные идеи еще не получили широкого распространения.
В целом, можно констатировать, что за время, прошедшее с момента разрыва дипломатических отношений США и КР в 1979 г. и до прихода к власти администрации Б. Клинтона в 1993 г., заинтересованность США в сохранении раздельного существования КНР и КР не снизилась, а скорее возросла. Вместе с тем к началу 1990-х гг. стало совершенно очевидным, что в ближайшие несколько лет сохранение статус кво в Тайваньском проливе потребует от Соединенных Штатов приложения гораздо больших сил, чем в 1980-е гг. Политическое и экономическое развитие КНР и КР способствовали в это время возникновению ряда факторов, дестабилизирующих ситуацию в отношениях между островом и материком.
После смерти Цзян Цзинго в январе 1988 президентом КР стал Ли Дэнхуэй, коренной тайванец, родившийся в 1923 г. и получивший образование в трех университетах: японском, тайваньском и американском[10]. При президенте Ли демократические реформы были продолжены[11]. На протяжении 1988 г. так называемая «Комиссия двенадцати», составленная из высокопоставленных правительственных чиновников, занималась разработкой программы преобразований. В январе 1989 г. Ли Дэнхуэй подписал закон об общественных организациях, многопартийность обрела на Тайване юридическую основу[12]. После того, как в мае 1990 г. Национальное собрание КР проголосовало за избрание Ли Дэнхуэя президентом на очередной шестилетний срок, темп реформ значительно увеличился. В июне-июле 1990 г. по инициативе Ли была проведена «Конференция по национальным проблемам», в которой приняли участие 142 делегата, представлявших весь политический спектр общества. Важнейшим итогом конференции стало достижение согласия по вопросу об отмене «Временных статей конституции, действующих в период подавления коммунистического мятежа». В апреле-мае 1991 г., на внеочередной сессии Национального собрания, это решение обрело юридическую силу. Отмена «временных статей» свидетельствовала о том, что КР в одностороннем порядке прекратила состояние войны с КНР и признала материковый режим в качестве самостоятельного политического субъекта. Новая официальная позиция тайбэйского правительства по поводу отношений через пролив была зафиксирована в «Программе национального объединения» (ПНО), разработанной в конце 1990 – начале 1991 г. специально созданным «Советом по национальному объединению»[13]. Согласно ПНО власти КР по-прежнему придерживались позиции, что «материк и остров Тайвань являются частью китайской территории»[14], и что «национальное объединение» является целью политики Тайбэя. Однако средства достижения этой цели, предлагаемые в ПНО, вряд ли могли устроить материковых лидеров. Объединение «по-тайваньски» представляло собой длительный процесс, на протяжении трех стадий которого связи между островом и материком должны были постепенно развиваться, а материковый режим – эволюционировать в сторону «демократии, экономической свободы, социальной справедливости»[15]. Понятно, что ни о каком мгновенном «воссоединении» на основе формулы «одна страна – две системы» не могло идти и речи. В качестве самого первого шага, необходимого для начала реализации ПНО, ее авторы называли признание Китаем и Тайванем существования друг друга в качестве самостоятельных, равноправных «политических образований»[16]. Как мы видели, уже в мае 1991 г. власти КР осуществили это в отношении материкового режима.
Согласно одной из принятых весной 1991 г. поправок, вводился новый порядок выборов в центральные, провинциальные и местные представительные органы КР. Устранялось фиктивное «представительство материковых китайцев», весь состав Национального собрания и Законодательного юаня должен был избираться непосредственно на Тайване и среди граждан КР, проживающих за рубежом. Первые выборы по новым правилам состоялись в декабре 1991 г.: тайваньцы избирали депутатов Национального собрания – ключевого органа в период активного реформирования конституции. Во время предвыборной кампании Демократическая Прогрессивная Партия, набравшая на последних «дополнительных» выборах в Законодательный юань в 1989 г. 28,3% голосов, представила избирателям скорректированную платформу, содержащую прямой призыв к независимости Тайваня, вместо ранее присутствовавшего там «умеренного» тезиса о «самоопределении народа Тайваня». Лидеры ДПП вероятно рассчитывали на усиление радикальных настроений по мере разворачивания на острове либеральных реформ – но они ошиблись, и вместо планируемых 40% собрали лишь 23,9% голосов. Особенности тайваньского избирательного законодательства привели к еще большему проигрышу ДПП по числу мест в Национальном собрании – гоминьдан получил в верхней палате тайваньского парламента 79-процентное большинство, что превратило конституционную реформу во внутрипартийный вопрос.
Первая же сессия нового Национального собрания, начавшая работу в январе 1992 г., была практически полностью посвящена разработке и принятию очередных поправок к конституции. Самым важным с точки зрения перспективы развития отношений с материком было принятое тогда решение о сокращении президентских полномочий с 6 до 4 лет, введении ограничения на занятие президентского поста только на протяжении двух сроков и проведении следующих выборов не путем голосования членов Национального собрания, а путем всеобщего тайного голосования граждан КР. Была названа и дата ближайших президентских выборов – март 1996 г.
В декабре 1992 г. на Тайване прошли первые в истории КР по-настоящему свободные выборы всего состава Законодательного юаня. ДПП вновь вернулась к умеренной платформе с тезисом о самоопределении вместо независимости, и эта тактика опять принесла относительный успех: 32% голосов избирателей и 50 депутатских мест из 161. Гоминьдан получил 53% голосов и 102 места в парламенте.
Конституционная реформа и постепенная эволюция политической системы КР в сторону демократии, сопровождались внесением серьезных изменений в курс тайваньской внешней политики. Также как и во внутренних преобразованиях, инициатива принадлежала здесь президенту Ли Дэнхуэю. Вскоре после его прихода к власти внешняя политика Китайской Республики стала приобретать новые черты. Министр иностранных дел КР Фредерик Цянь в одном из интервью в 1989 г. сказал, что Тайвань теперь следует принципам «прагматической дипломатии». Принципиальная особенность нового подхода заключалась в резкой активизации внешнеполитического поведения Тайваня. Если раньше, стремясь завоевать более широкое международное признание, тайваньские лидеры действовали «с оглядкой», разделяли мир на «чужих» (признающих пекинский режим) и «своих» (всех остальных), то теперь, особенно после фактического признания КНР весной 1991 г., они оставили в прошлом все самоограничения и развернули кампанию за восстановление членства Тайваня в международных правительственных организациях (МПО). В 1990 г. Тайвань подал заявку на вступление в ГАТТ, в качестве «таможенной территории Тайвань. Пэнху, Цзиньмэнь, Матцу». В августе 1991 г., под названием «Китайский Тайбэй», Тайвань начал принимать участие в работе АПЕК. Кульминацией борьбы Тайваня за восстановление членства в МПО стала кампания за возвращение в ООН. Начиная с 1990 г. эта идея становилась все более популярной на Тайване, в 1993 г., по данным социологических опросов ее поддерживало порядка 70% населения острова. В августе 1993 г. Ли Дэнхуэй заявил, что он намерен в течение трех лет добиться возвращения Тайваня в ООН. Однако задача оказалась непростой, ежегодно направляемые в ООН дружественными Тайваню государствами (в 1993 г. дипломатические отношения с Китайской Республикой поддерживали 30 стран) письма с соответствующими предложениями не приводили даже к включению вопроса о приеме Тайваня в повестку дня Генеральной Ассамблеи. Пекин активно противодействовал данным инициативам, а Соединенные Штаты, на поддержку которых рассчитывали тайваньцы, не проявляли к вопросу никакого интереса. После очередного отказа в 1994 г. Фредерик Цянь заявил, что «в этом нет ничего страшного», и что «возвращение в ООН является стратегией, рассчитанной на длительный срок»[17]. Таким образом, от «штурма» ООН тайбэйские лидеры перешли к длительной «осаде», запасшись традиционным китайским терпением.
Расширение «жизненного пространства» по рецептам «прагматической дипломатии» подразумевало не только борьбу членство в МПО, но и установление контактов с максимально возможным числом государств, вне зависимости от позиции их правительств по отношению к Пекину, дипломатического признания КР или КНР. После проведения демократических реформ тайваньские лидеры рассчитывали на то, что теперь с ними на равных начнут разговаривать главы правительств ведущих государств Запада. С января 1990 г. по сентябрь 1993 г. число неофициальных представительств Тайваня в странах, не поддерживающих дипломатические контакты с КР, возросло с 66 до 89. Для налаживания и укрепления зарубежных связей руководители КР начали активно использовать так называемую «отпускную дипломатию» – наносить во время своих настоящих или мнимых отпусков «частные» визиты в государства, официально признающие КНР. По поводу таких поездок Пекину крайне сложно было предъявлять претензии принимающей стороне – формально, придраться было не к чему. Только за 1994 г. Ли Дэнхуэй побывал с официальными визитами в Никарагуа, Коста-Рика, Свазиленде, ЮАР, и с «частными» в Индонезии, Таиланде и на Филиппинах. Понятно, что в Тайбэе не собирались ограничиваться налаживанием отношений с развивающимися странами. В перспективе замышлялись визиты в государства Западной Европы и в США.
Демократические реформы на Тайване превратили Движение за независимость острова в мощную политическую силу, пользующуюся серьезной поддержкой населения и имеющую реальные шансы придти к власти в случае сокращения популярности гоминьдана. И хотя первая сепаратистская партия – ДПП, часто демонстрировала готовность к проведению умеренной линии, все равно, перспектива провозглашения Тайванем независимости, абсолютно нереальная на протяжении периода «холодной войны», теперь превратилась в один из возможных сценариев, который необходимо было принимать в расчет, в том числе и американским политикам. Учитывая позицию КНР, лидеры которой утверждали, что их реакцией на создание на Тайване независимого государства будет немедленное военное вмешательство, ситуация представлялась угрожающей. Для США это могло означать войну с Китаем – ведь в Законе об отношениях с Тайванем шла речь о неких мерах, которые США обязательно предпримут в случае возникновения угрозы безопасности острова, но ничего не говорилось о том, что провоцирование КНР посредством провозглашения независимости является недопустимым, и что это лишает Тайвань шансов на поддержку США.
Методы, взятые на вооружение в рамках «прагматической дипломатии» лидерами КР, явно не способствовали стабилизации системы отношений США – КНР - Тайвань. Соединенные Штаты опять оказывались в двусмысленном положении. С одной стороны, все то, чего добивался Тайвань практически полностью соответствовало американской системе ценностей, с другой – очевидное стремление тайваньских политиков превратить США в один из главных рычагов «прагматической дипломатии» не могло не вызывать у американских лидеров чувства настороженности. Инициативы Тайбэя к началу 1993 г. уже заставили США несколько раз оправдываться перед Пекином и, несомненно, сулили возникновение множества проблем и в будущем.
В свою очередь, подходы пекинских руководителей к тайваньской проблеме к началу 1990-х гг. также несколько трансформировались, и направление этой трансформации скорее способствовало усилению напряженности, чем наоборот. Общая оценка ситуации вокруг Тайваня китайскими властями в 1993 г. внешне выглядела вполне традиционно: «После того, как в 1949 г. образовалась КНР, которая стала единственным законным правительством Китая, группа военных и политических деятелей гоминьдановской клики нашла убежище на Тайване и с помощью администрации Соединенных Штатов создала разделение между двумя сторонами Тайваньского пролива»[18]. Продолжала действовать и политическая программа, предложенная в 1980-е гг. – воссоединение Китая и Тайваня на основании принципа «одна страна – две системы». Однако некоторые новые черты внутриполитической ситуации в КНР в конце 1980-х – начале 1990-х гг. способствовали росту внимания к тайваньской проблеме и превращению темы «национального воссоединения» в своеобразную идеологическую доминанту. По мнению английского исследователя К. Хьюза, подобные тенденции зародились еще в конце 1970-х гг., когда китайские лидеры всерьез озаботились поиском новых идеологических ориентиров после смерти Мао Цзэдуна. Идея «воссоединения Родины», как один из ключевых пунктов новой националистической программы, приобрела особую привлекательность после того, как достижение соглашения с США в конце 1978 г. превратило перспективу возвращения Тайваня под юрисдикцию КНР во вполне реальную[19]. Подписание коммюнике 1982 г., в котором Соединенные Штаты в принципе согласились на прекращение поставок вооружений на Тайвань в отдаленном будущем, еще более обнадежило китайских лидеров. С тех пор национализм постепенно набирал силу и затмевал коммунистическую идеологию. События на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. окончательно убедили большую часть китайской политической элиты в том, что для сохранения контроля над ситуацией в стране в условиях экономической либерализации, апелляция к национализму является наиболее перспективной. Успехи в экономике и рост военного потенциала замечательно соответствовали идее возрождения величия китайской нации, но часто шли в разрез с основными коммунистическими постулатами. В результате, к началу 1990-х гг. скорейшее разрешение тайваньской проблемы превратилось для Пекина в принципиальную задачу[20]. Вступая на пост председателя КНР в 1989 г., Цзян Цзэминь, среди прочего, пообещал, что за время его нахождения у власти в отношениях с Тайванем будет достигнут существенный прогресс, тем самым связав свое личное политическое будущее с тайваньской проблемой[21].
К началу 1990-х гг. у китайских политиков появился еще один существенный повод для того, чтобы занять максимально жесткую позицию по тайваньской проблеме и требовать скорейшего воссоединения Китая. Преклонный возраст и ухудшающееся здоровье «архитектора китайских реформ» Дэн Сяопина (род. в 1904 г.), заставляли задуматься о процедуре наследования верховной власти, которая, в условиях авторитарного режима, требовала от главных действующих лиц, лидеров властной иерархии КНР, максимума изворотливости и мастерства в ведении политических интриг. Понятно, что никто из числа занимавших ответственные посты в такой ситуации не хотел давать своим соперникам повод для критики за чрезмерную мягкость и нерешительность в реализации основных национальных задач, среди которых «воссоединение Родины», как мы видели, значилось в качестве одного из приоритетов.
Несмотря на очевидное увеличение числа факторов, способствующих разрушению хрупкой стабильности ситуации вокруг тайваньской проблемы, эйфория «деидеологизации» мировой политики, проявившаяся после окончания «холодной войны», не обошла стороной и китайско-тайваньские отношения. Многим в это время казалось, что после исчезновения «главного» противостояния двух сверхдержав, и все прочие конфликты, даже самые устойчивые, начнут быстро разрешаться. К тайваньской проблеме такое умозаключение могло быть применено чуть ли не в первую очередь, ведь практически с момента возникновения китайско-тайваньский конфликт развивался в условиях «холодной войны», был жестко подчинен ее внутренней логике. При рассмотрении ситуации с такой точки зрения, оптимизм могло внушать, прежде всего, невиданное с 1949 г. количественное и качественное укрепление связей между Тайванем и материковым Китаем. Хотя власти КР по-прежнему отказывались снять запрет на прямые торговые, почтовые и транспортные контакты с КНР, «непрямое» взаимодействие через Гонконг, Макао, портовые города Южной Кореи активно развивалось. Объем торговли, составлявший в 1979 г. всего 79 млн., в 1993 г. достиг 14,4 млрд. долларов[22]. КНР превратилась во второй по значимости рынок для тайваньских товаров после США[23]. Тайваньские бизнесмены стали активно инвестировать капиталы в материковую экономику, уже в 1991 г. эти вложения достигли 2,5 млрд. долларов и постоянно увеличивались[24]. Всего, за 1987-1993 гг. материк посетили более 6 млн. тайваньцев, из них 2 млн. – в 1993 г[25].
В 1991 г. сначала на Тайване, а затем на материке были созданы «неофициальные» агентства по связям через пролив: Straits Exchange Foundation (SEF) на Тайване, и Association for Relations Across the Taiwan Strait (ARATS) в КНР. Между их представителями стали проводиться рабочие встречи, в ходе которых решались некоторые технические проблемы: вопросы о выдаче угонщиков самолетов, рыболовные споры, проблемы защиты тайваньских инвестиций на материке. На апрель 1993 г. была запланирована «историческая» встреча лидеров двух агентств – Ку Чэньфу (SEF) и Ван Даоханя (ARATS). И в Китае, и на Тайване присутствовал значительный энтузиазм по поводу перспектив этой и будущих встреч, и дальнейшего сближения позиций Пекина и Тайбэя.
Однако на Тайване у многих имелись и серьезные опасения, в связи с угрозой поглощения маленького Тайваня гигантским Китаем в случае продолжения развития торговых и инвестиционных контактов с набранной скоростью. Именно это служило главным обоснованием отказа правительства КР разрешить прямые связи с материком. Стихийный рост торговли с КНР даже заставлял тайбэйских лидеров искать экономический противовес, в виде попыток организовать искусственную ориентацию тайваньской экономики на рынки Юго-Восточной Азии, чтобы таким образом избежать опасной зависимости от Китая. Формула «одна страна – две системы» никогда не пользовалась на Тайване популярностью, и лидерам КР вовсе не хотелось, чтобы Пекин получил возможность навязать ее острову с помощью экономических санкций. Таким образом, улучшение отношений, проявлявшееся в росте контактов, также было лишь относительным благом и способствовало возникновению проблем едва ли не в большей степени, чем их разрешало.
Администрации Б. Клинтона предстояло найти ответы на ряд непростых вопросов в связи с тайваньской проблемой, среди которых были и традиционные для американской внешней политики, и новые, порожденные событиями конца 1980-х – начала 1990-х гг. Прежде всего, продолжала требовать разрешения актуальная с начала 1970-х гг. головоломка: как не допустить пагубного влияния тайваньской проблемы на развитие американо-китайских отношений, не поступившись при этом объективными интересами США на Тайване. В условиях 1990-х гг. она конкретизировалась в необходимости поиска адекватного ответа на инициативы тайваньского руководства и средств сдерживания растущего «воссоединительного напора» со стороны КНР. Кроме того в результате резкого увеличения поддержки Тайваня американским конгрессом обострялась проблема сохранения традиционного баланса в отношениях между исполнительной и законодательной ветвями власти Соединенных Штатов в связи с принятием решений по тайваньской политике.
Степень осознания всего этого Б. Клинтоном и его помощниками в период предвыборной кампании 1992 г. пока не может быть оценена с достаточной степенью достоверности. Но если судить по содержанию заявлений, сделанных в это время, Клинтон, также как и некоторые его предшественники, сделал ставку на защиту традиционных американских ценностей, и занял жестко-критическую позицию по отношению к «пекинским диктаторам». Кандидат в президенты от демократической партии утверждал, что теперь уже не имеет смысла разыгрывать «китайскую карту», ругал Дж. Буша за «заигрывание с престарелыми правителями Китая, неприкрыто презирающими демократию и права человека». Клинтон обещал, что став президентом он не потерпит вопиющих нарушений прав человек в Китае, и в случае продолжения Пекином такой политики лишит КНР всех торговых привилегий[26]. Про Тайвань Клинтон специально ничего не говорил, не обещал, как Рейган в 1980 г., восстановить дипломатические отношения с островом, но исходя из его намерений в отношении Китая казалось, что Тайвань может рассчитывать не только на сохранение старых типов поддержки со стороны США, таких как тесные «неофициальные» отношения и поставки вооружений, но и на положительную реакцию Вашингтона на новые тайбэйские инициативы, вроде «отпускной дипломатии» или кампании за восстановление членства КР в ООН.
Уже первые два года президентства Б. Клинтона показали, что администрация демократов не готова к внесению существенных корректив в политику США по отношению к Китаю и Тайваню. Новый президент предпринял лишь неуверенную попытку давления на Пекин, заявив о намерении увязывать предоставление Китаю режима наибольшего благоприятствования в торговле (РНБ) с соблюдением в этой стране прав человека. Однако уже в июне 1994 г. Клинтон собственноручно убеждал конгрессменов проголосовать за возобновление РНБ для Китая, несмотря на отсутствие каких бы то ни было заметных улучшений ситуации с правами человека. Соображения практической выгоды брали верх. В Белом Доме пришли к выводу о целесообразности проведения в отношении КНР так называемой политики «конструктивного вовлечения», в рамках которой авторитарный Китай должен был всеми возможными способами подключаться к делам мирового сообщества, в расчете на то, что со временем его зависимость от мирового рынка и его заинтересованность в продолжении сотрудничества с международными организациями станут естественными препятствиями на пути милитаризации, агрессивного курса внешней политики, и в конечном счете приведут к позитивным сдвигам и во внутриполитической сфере. В рамках данного подхода Б. Клинтон в августе 1995 наложил вето на одобренный обеими палатами билль о финансировании госдепартамента, и в качестве оснований для такого решения, в числе прочего, указал на неприемлемость т. н. «поправки Мурковски» (Sec. 531) согласно которой Закон об отношениях с Тайванем 1979 г. признавался имеющим большую юридическую силу по сравнению с коммюнике 1982 г. Таким образом, обещание постепенно сокращать поставки оружия на Тайвань, сделанное администрацией Рейгана в 1982 г., формально не дезавуировалось. Попытка конгрессменов обеспечить беспрепятственное снабжение Тайваня необходимыми вооружениями в условиях растущей военной мощи КНР, а также подтвердить важную роль конгресса в определении тайваньской политики США оказалась безуспешной[27].
Первым по-настоящему серьезным тестом тайваньской политики новой администрации стал эпизод мая 1994 г., связанный с приземлением на Гавайях самолета президента КР Ли Дэнхуэя, якобы для дозаправки, по пути в Латинскую Америку, где Ли собирался нанести официальные визиты в Коста-Рика и Никарагуа – страны, поддерживающие дипломатические отношения с КР. О намерении Ли Дэнхуэя «проникнуть» на американскую территорию стало известно китайским властям, и посол КНР в Вашингтоне заявил по этому поводу решительный протест. В результате, согласно специальной инструкции госдепартамента, тайваньскому президенту во время дозаправки не позволили даже покинуть борт самолета, не говоря уже о публичных заявлениях и общении с журналистами. Естественно, такое «низкопоклонство» перед Пекином крайне возмутило многих конгрессменов и сенаторов, и для того, чтобы загладить обиду, нанесенную Ли Дэнхуэю администрацией, и подтвердить факт продолжающейся поддержки Тайбэя американским конгрессом, сенаторы Х. Браун и Ф. Мурковски направили тайваньскому президенту поздравления в связи с очередной годовщиной его инаугурации[28].
В госдепартаменте и Белом Доме не могли не понимать, что простая запретительная политика проблемы не решит, и тайваньские лидеры будут продолжать добиваться разрешения на въезд в США, права на аудиенцию у высших должностных лиц Соединенных Штатов, возможности выступить перед американской аудиторией. Кроме того, ни в одном из существующих американских законов невозможно было отыскать оснований для запрета на допуск в страну «частных» представителей демократического Тайваня. В такой ситуации совершенно естественным выглядело стремление ввести четкую регламентацию этой составляющей американо-тайваньских отношений. Несостоявшийся визит Ли подтолкнул госдепартамент к ускорению работы в данном направлении, и 27 сентября 1994 г. У. Лорд, помощник госсекретаря по делам Восточной Азии и Тихоокеанского региона доложил о ее результатах на специальном заседании сенатского комитета по международным отношениям. Выступление Лорда было озаглавлено «Обзор тайваньской политики» (Taiwan Policy Review) и структурно состояло из пяти частей: вступления; характеристики «традиционных и неизменных» основ тайваньской политики США; обзора недавно произошедших событий на Тайване, в Китае и в их взаимоотношениях; перечисления корректив, которые решено было внести в тайваньскую политику США; заключения.
Во вступлении У. Лорд рассказал о том, как шла работа над «Обзором»: «Администрация тщательно изучила каждый элемент наших неофициальных связей с Тайванем с целью исправления существующих аномалий и укрепления основы их функционирования… Мы проконсультировались с заинтересованными членами конгресса и частными лицами»[29]. Характеризуя основы тайваньской политики США, помощник госсекретаря отметил, что и после внесения корректив «базовая структура нашей политики по отношению к КНР и Тайваню останется неизменной». Эта структура включает в себя «…Закон об отношениях с Тайванем 1979 г. и три коммюнике с Китайской Народной Республикой – «Шанхайское» 1972 г., «По поводу нормализации отношений» 1979 г. и «Второе Шанхайское» коммюнике 1982 г.»[30].
Говоря об изменениях ситуации, приведших к необходимости пересмотра некоторых аспектов политики, Лорд назвал лишь самые общие факты – экономические успехи Тайваня, дополненные политической либерализацией, экономические успехи КНР, политической либерализацией не дополненные, прогресс в отношениях через пролив («переговоры идут тяжело, но определенные положительные результаты все же достигнуты»). Лорд высказал официальное одобрение правительством США переговорного процесса: «он служит интересам обеих сторон, интересам Соединенных Штатов и способствует стабильности и процветанию в регионе». В этом же разделе Лорд подтвердил, что «безопасность Тайваня является одним из наиболее важных аспектов нашей политики». Он подчеркнул, что «в результате данной корректировки не произойдет никаких изменений в политике поставок вооружений на Тайвань»[31].
Наиболее важной частью «Обзора тайваньской политики» стал раздел, в котором Лорд представил сенаторам «основное содержание произведенных изменений». Характеризуя их в целом, он сказал, что президент решил «укрепить наши неофициальные связи с Тайванем», но при этом «было бы серьезной ошибкой отказываться от фундаментальной политики нескольких администраций и принимать такие политические решения, которые в Китае несомненно восприняли бы как внесение элемента официальности в наши отношения с Тайванем». Таким образом, администрация давала понять, что собираясь усилить «неофициальный компонент» связей с островом, она намерена в равной пропорции ослабить, или предотвратить усиление, компонента «официального». За счет каких конкретных решений достигался такой результат? Во-первых, администрация заявляла, что она «выступает решительно против попыток конгресса узаконить допуск в США высших руководителей «Китайской Республики»[32]. Одновременно, администрация давала санкцию на визиты в КР высших официальных лиц, представляющих экономические и технические агентства правительства Соединенных Штатов, причем на острове американские чиновники могли встречаться с коллегами «любого уровня, который необходим для достижения целей визита». Кроме того, Лорд объявил о намерении администрации вести с Тайванем экономический диалог на неминистерском уровне (Sub-cabinet level)[33].
Вторым существенным изменением стало переименование «Координационной комиссии по делам Северной Америки», неофициального представительства Тайваня в США – в «Тайбэйское представительство по вопросам экономических и культурных связей» (Taipei Economic and Cultural Representative Office – TECRO)[34].
Последним направлением корректировки курса в «Обзоре тайваньской политики» стало четкое формулирование отношения американского правительства к стремлению Тайваня восстановить свое членство в международных правительственных организациях. В Законе об отношениях с Тайванем, который разрабатывался во времена, когда власти КР не проявляли большой озабоченности по поводу своего изгнания из международных правительственных организаций (так как принципиально отвергали возможность участия в их работе вместе с КНР), содержалась только одна фраза, касающаяся этой проблемы: «…Ничто в этом законе не должно быть истолковано в качестве основания для изгнания Тайваня из какой либо международной организации»[35]. Теперь же возникла потребность определить, как США будут относиться не к изгнанию, а к восстановлению членства Тайваня в международных организациях. Вместе с тем характеризуя изменения, побудившие Вашингтон к разработке «Обзора тайваньской политики», У. Лорд не упомянул «прагматическую дипломатию», принятую на вооружение руководством демократического Тайваня. По-видимому, в администрации не хотели чтобы после обнародования «Обзора» у кого-то создавалось впечатление о вынужденном, реактивном характере принимаемых мер, об успехе давления, оказанного Тайбэем. В результате, позиция США по данной проблеме была зафиксирована следующим образом: «Мы будем поддерживать членство Тайваня в тех организациях, где государственность не является обязательным условием членства, и мы будем способствовать тому, чтобы голос Тайваня был услышан в организациях, членство в которых для него невозможно»[36]. Таким образом, США официально отказывали Тайваню в прямой поддержке его стремления попасть в международные правительственные организации. Вместе с тем ничего не говорилось о противодействии этому стремлению. На практическом уровне это свидетельствовало лишь о некотором ужесточении, но не полном пересмотре политики: до 1994 г. США в отдельных случаях активно содействовали приему Тайваня в международные организации ( в Азиатский Банк, в АПЕК), хотя гораздо чаще хранили молчание и никак не помогали КР в ее борьбе за вступление в МВФ, Всемирный Банк, Всемирную Организацию Здравоохранения и ООН[37].
В заключительной части «Обзора» У. Лорд выражал надежду на то, что тайваньская политика США, столь успешно сформулированная и реализованная шестью предшествующими администрациями, после внесенных корректив продолжит обеспечивать стабильность в зоне Тайваньского пролива и на Дальнем Востоке, несмотря на произошедшие перемены на Тайване, в Китае и в мировой системе международных отношений[38].
«Обзор тайваньской политики» не был официально опубликован госдепартаментом, видимо для того, чтобы дополнительно подчеркнуть неофициальный характер американо-тайваньских отношений[39]. В администрации Клинтона надеялись, что теперь исполнительной власти будет гораздо проще отражать атаки со стороны протайваньски настроенных конгрессменов, равно как и нейтрализовывать инициативы Тайбэя в рамках «прагматической дипломатии».
В конгрессе «Обзор» восприняли без особых эмоций, понимая, что данный плод бюрократического творчества вряд ли сможет стать серьезной преградой на пути реализации тайваньской внешней политики, но в то же время позволит Соединенным Штатам более свободно действовать в сфере развития экономических и культурных связей с Тайванем. Уже в декабре 1994 г., впервые за 15 лет, на Тайвань приехал член действующего американского кабинета – министр транспорта Федерико Пена[40].
Завершив первые два года своего президентства обнародованием «Обзора тайваньской политики», Б. Клинтон мог считать, что он уделил достаточное внимание тайваньской проблеме. В 1993-1994 гг. наступило некоторое затишье после «первого приступа» демократических реформ на Тайване. Хотя после получения Демократической Прогрессивной Партией на выборах в Законодательный юань в декабре 1992 г. 33% голосов избирателей лидеры этой партии заявили о намерении в течение трех лет придти к власти, гоминьдан не собирался сдаваться без боя. В национальной партии шли сложные процессы внутренней трансформации, приведшие на протяжении 1993 г. к нескольким важным последствиям. Во-первых, в результате межфракционной борьбы в марте 1993 г. часть партийных лидеров, представлявших интересы «материковых китайцев» (приехавших на Тайвань в 1949 г. и их потомков), конституировали себя в качестве «Союза нового гоминьдана», на базе которого в августе 1993 г. возникла «Новая партия». Во-вторых, состоявшийся в этом же месяце 14-й съезд гоминьдана санкционировал ряд нововведений, превративших партию Сунь Ятсена в мобильную политическую организацию, ориентированную на существование в рамках современной демократической системы[41].
Позиция Новой партии (НП) по вопросу развития отношений с материком являлась одним из главных оснований для ее самоидентификации в рамках тайваньского политического спектра. В отличие от гоминьдана, который выступал за воссоединение с материком лишь в отдаленном будущем, и тем более сепаратистской ДПП, лидеры НП утверждали, что необходимо как можно быстрее развивать контакты с КНР во всех возможных сферах, не бояться «прямых» связей и немедленно начать переговоры с Пекином о создании некой «Китайской конфедерации», в рамках которой КР могла бы сохраниться в незатронутом «тайванизацией» виде[42]. Хотя даже для НП формула «одна страна – две системы» была неприемлема, эта партия после 1993 г. превратилась в наиболее «прокитайскую» политическую силу на острове. В ноябре 1993 г., во время местных выборов НП впервые выставила двух своих кандидатов – оба они не прошли, процент голосов, отданных за НП составил всего 3%. Зато настоящего триумфа добилась ДПП – кандидаты этой партии собрали 41% голосов, а гоминьдан впервые за свою историю не смог собрать большинства, за его кандидатов было подано лишь 47% голосов избирателей[43].
В июле 1994 г. Национальное собрание КР приняло третью серию поправок к конституции, после чего было заявлено о завершении «в целом» конституционной реформы. Поправки еще более расширили полномочия Национального собрания и президента. Самым существенным было то, что выборы президента КР теперь должны были производиться путем всеобщего, прямого, тайного голосования[44]. Таким образом, в марте 1996 г. (согласно официальной версии «впервые за тысячелетнюю историю Китая») тайваньцам предстояло избрать своего президента, и учитывая существовавшие на острове настроения, шансы кандидата от гоминьдана выглядели вовсе не абсолютными. Тайваньский народ получил возможность своим волеизъявлением привести к власти сепаратиста и спровоцировать кризис в китайско-тайваньских отношениях, невиданный по масштабам с 1949 г.
Эта угрожающая перспектива возникла посреди наверное самого благополучного за долгие годы периода в отношениях Пекина и Тайбэя. После прошедших 27-29 апреля 1993 г. в Сингапуре переговоров между лидерами SEF и ARATS, и достижения соглашения о регулярном проведении подобных консультаций в будущем[45], казалось, что остров и материк приближаются к реализации задач, обозначенных в тайваньской «Программе национального объединения» 1991 г. В 1994 г. «непрямая» торговля через пролив активно развивалась и увеличилась в объеме по сравнению с 1993 г. на 3,6 млрд., составив 18 млрд. долларов[46]. После принятия в КНР долгожданного закона о защите тайваньских инвестиций (одобрен ВСНП 20 декабря 1993 г.)[47], активность тайваньских бизнесменов значительно возросла – в 1995 г. их вложения материковую экономику уже оценивались в 30 млрд. долларов, что составляло 1/3 всех инвестиций тайваньцев за пределами острова. На материке ими было открыто около 30 тыс. фирм[48]. В 1993-1994 гг. напряженность в отношения вносили лишь отдельные, не связанные с «большой политикой» эпизоды: серия угонов самолетов, принадлежащих материковым авиакомпаниям, на Тайвань[49]; инцидент с гибелью в марте 1994 г. 24 туристов с Тайваня, когда китайские правоохранительные органы в кратчайшие сроки арестовали преступников[50].
Единственным серьезным поводом для беспокойства в это время стало четко проявившееся усиление Китая, рост внимания пекинских лидеров к военной мощи государства, их стремление сделать ставку на укрепление армии, как наиболее надежное средство решения всех внешнеполитических задач. Военные расходы КНР, даже по официальным данным, в 1991-1994 гг. ежегодно увеличивались на 17,5 %, в то время как в 1986-1990 гг. этот прирост составлял лишь 9%[51]. Китай стал более решительно, чем раньше, применять военную силу в ходе территориальных споров, прежде всего в Южно-Китайском море, где КНР отстаивала свое право на владение островами Спратли, на которые кроме нее претендовали Вьетнам, Филиппины и Тайвань. Рост агрессивных черт в поведении Китая вдохновил одного известного тайваньского автора на написание популярного футурологического эссе «Август 1995: китайское нашествие на Тайвань», в котором во всех подробностях характеризовались катастрофические обстоятельства этого события. За 1994 г. на Тайване было продано 288 тысяч экземпляров книги, что немало способствовало распространению панических настроений[52].
На уровне формулирования политических программ, 1993-1994 гг. в китайско-тайваньских отношениях были отмечены изданием двух существенных документов: «Белой книги», выпущенной в январе 1993 г. тайваньским МИДом и посвященной обзору направлений внешней политики Тайваня после окончания «холодной войны» и «Белой книги», опубликованной пекинскими властями в августе 1993 г., в ответ на очередное обращение КР в ООН с просьбой о восстановлении членства. Главным содержанием китайской «Белой книги» стало пространное обоснование исконной принадлежности Тайваня Китаю и доказательство невозможности дробления национального суверенитета, вытекающего из членства Тайваня в международных правительственных организациях[53]. В издании же, осуществленном правительством КР, выдвигался тезис о необходимости увеличения поставок американских вооружений на Тайвань в связи с ростом мощи и амбиций КНР, а также предлагалась обширная программа обменов визитами высших должностных лиц между США и Тайванем. Авторы тайваньской «Белой книги» рассчитывали на значительное укрепление американо-тайваньских отношений после перехода Белого Дома под контроль демократической администрации[54].
По прошествии нескольких лет в прессу проникла информация о том, что в Пекине к концу 1993 г. уже была четко сформулирована новая стратегия поведения в отношении Тайваня, в условиях изменившихся подходов тайбэйских властей. Эта стратегия должна была, по замыслу авторов, обеспечить в ближайшее десятилетие воссоединение Китая. План включал в себя три основных элемента: дипломатическую изоляцию Тайваня; косвенное военное давление на Тайбэй; установление экономической зависимости Тайваня от КНР[55].
Очевидно, что Соединенные Штаты оставались главным возможным препятствием на пути реализации данной стратегии. Только вмешательство Вашингтона могло предотвратить успех Пекина в осуществлении дипломатического и военного давления на Тайвань. На протяжении 1993-1994 гг. администрация Б. Клинтона своей политикой давала больше поводов для оптимизма Китаю, нежели Тайваню. Вместо поддержки дипломатических инициатив последнего, последовала разработка «Обзора тайваньской политики», в котором Вашингтон фактически настаивал на консервации существующего «технического» уровня участия Тайваня в делах мирового сообщества. Наращивание Пекином военной мощи также не вызвало жесткой реакции со стороны США – даже обстрелы филиппинских кораблей у атолла Спратли не стали поводом для серьезной критики Китая американской администрацией.
3.2. Кризис 1995-1996 годов и политика США
Трезвый анализ обстановки, сложившейся к концу 1994 г. неизбежно приводил к довольно неблагоприятным прогнозам развития ситуации в ближайшие несколько лет, хотя признаки «разрядки» в китайско-тайваньских отношениях заставляли многих журналистов и экспертов говорить о прямо противоположном – о радужных перспективах 1995 г[56]. По этой логике выходило, что Китай заинтересован в дальнейшем сближении и готов идти на значительные уступки. Оптимистические ожидания еще более усилились, когда председатель КНР Цзян Цзэминь 30 января 1995 г., в обращении по поводу наступления нового года по восточному календарю выдвинул программу из восьми пунктов, окрещенную в китайской прессе «новой крупной мирной инициативой». Обращение было озаглавлено «Продолжать бороться за воссоединение Родины» и содержало такие действительно новые предложения Пекина как согласие на прямые переговоры с тайваньскими лидерами о прекращении состояния войны между островом и материком, и приглашение тайваньских руководителей в КНР[57]. Цзян также сказал о том, что сохранение Пекином права применения силы в отношении Тайваня не означает, что «китайцы будут воевать с китайцами» – этого, по словам Цзяна, никогда больше не произойдет. Вместе с тем некие «иностранные силы по-прежнему пытаются помешать воссоединению Китая» – в случае их активного вмешательства власти КНР будут вынуждены отдать приказ о начале военной операции.
Наряду с либеральными коррективами курса, выступление Цзяна содержало и подтверждение старых позиций. Президент КНР сказал, что китайское правительство будет неуклонно следовать принципу «одного Китая» и противодействовать стремлению Тайваня расширить свое «жизненное пространство» в международном сообществе.
После обращения Цзяна в прессе появилось множество оптимистических комментариев, с благоприятными оценками будущего китайско-тайваньских отношений. Говорилось о том, что встреча Цзяна и Ли может произойти уже в 1995 г., и что эти два лидера являются весьма подходящими фигурами для ведения диалога о воссоединении: Ли - потому что он в глазах Пекина является самым влиятельным из числа сторонников «единого Китая» на Тайване, Цзян – потому что он гораздо более «гибок» и «миролюбив» по сравнению с политиками поколения Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина[58]. Однако уже в день провозглашения «восьми пунктов» стало ясно, что официальный Тайбэй не проявляет большого энтузиазма по поводу китайских инициатив. Представитель правительственного Совета по делам материка отметил в интервью, что «в словах Цзяна нет ничего по-настоящему нового. В них нет ничего конструктивного и они никак не способствуют развитию отношений между двумя сторонами пролива»[59]. Формальный ответ тайваньского президента китайскому последовал 8 апреля 1995 г. Ли выступил в критическом духе и основное внимание уделил отстаиванию позиции Тайваня по вопросам статуса отношений с материком (которые, по мнению Ли Дэнхуэя должны были вестись «как между двумя обособленными политическими образованиями (political entities)»), и необходимости формального отказа КНР от применения силы до начала переговоров (которые Ли по-прежнему предлагал провести в рамках какого-либо международного форума, и называл не «переговорами о воссоединении», а «мирными переговорами»)[60]. Таким образом, обмен обещаниями между лидерами КНР и Тайваня повлек за собой вовсе не ожидаемое сближение, а наоборот, вывел на поверхность все существующие противоречия. Создавалось впечатление, что именно это и было подлинным намерением обеих сторон, по крайней мере и Пекин и Тайбэй теперь получили моральное право на продолжение реализации своих традиционных политических стратегий. Тайбэйские лидеры, давшие понять, что Цзяну не удалось заманить их в ловушку «переговоров о воссоединении», в апреле 1995 г. предприняли новое наступление в рамках прагматической дипломатии: свой ответ на «восемь пунктов» Ли Дэнхуэй огласил после возвращения из трехдневной поездки по странам Ближнего Востока, а в качестве следующего пункта для нанесения визита Ли выбрал Корнуэльский университет, где он в свое время получил докторскую степень, и откуда ему пришло приглашение посетить юбилейную встречу выпускников в июне 1995 г. Просьбу о предоставлении визы для «частного» визита в Соединенные Штаты тайваньский президент подал еще в начале марта 1995 г., и практически одновременно в американском конгрессе сторонники Тайваня развернули кампанию в поддержку права Ли посетить свою «альма-матер»[61]. Однако в администрации Б. Клинтона посчитали, что настало время воспользоваться официальным поводом для воспрепятствования провокационной деятельности Ли, и на основании позиции, зафиксированной в «Обзоре тайваньской политики», отказали тайваньскому лидеру в выдаче визы. По утверждению представителя госдепартамента, «предоставление визы Ли Дэнхуэю нарушило бы основополагающий принцип неофициальности в отношениях между США и Тайванем»[62]. Такое решение привело к запуску известного еще со времен президента Дж. Картера механизма – обида, нанесенная Тайваню администрацией, компенсируется адекватными действиями конгресса. При этом, снова проявился двухпартийный характер поддержки, оказываемой Тайваню в конгрессе США. В начале мая 1995 г. совместная резолюция с требованием того, чтобы «президент как можно скорее продемонстрировал одобрение правительством Соединенных Штатов частного визита президента Ли Дэнхуэя в его альма-матер – Корнуэльский университет, а также транзитной остановки президента в Анкоридже (Аляска) для участия в работе ежегодной конференции, проводимой американо-тайваньским экономическим советом», была единогласно принята в палате представителей (396 – «за», «против» – нет) и почти единогласно - в сенате (97 – «за», 1 - «против»)[63]. Среди обоснований принятия такой резолюции упоминалась заинтересованность США в укреплении экономических связей с Тайванем («Тайвань является шестым торговым партнером Соединенных Штатов и ежегодно закупает в два раза больше американской продукции, чем КНР»), поддержка демократических преобразований на Тайване («Интересы Соединенных Штатов требуют защиты демократии и прав человека за рубежом, а Тайвань является образцовым примером рождающейся демократии, со свободной прессой, свободными выборами, стабильными демократическими институтами»). В резолюции говорилось, что «не существует законных оснований для отказа Ли Дэнхуэю нанести частный визит в Соединенные Штаты», а также отмечалось, что на протяжении 1994 года сенат американского конгресса несколько раз голосовал за разрешение Ли посетить страну[64].
Почти единодушное мнение конгресса вынудило администрацию пойти на пересмотр первоначально принятого решения. В ходе беседы Б. Клинтона с госсекретарем У. Кристофером они сошлись во мнении, что у исполнительной власти просто нет средств для того, чтобы предотвратить появление Ли Дэнхуэя в США. Даже в случае сохранения запрета, тайваньский президент имел возможность получить визу непосредственно из рук конгрессменов, которые приняли бы для этого специальный закон, и легко преодолели бы президентское вето. Поэтому, 22 мая 1995 г. было объявлено о согласии госдепартамента на выдачу визы Ли Дэнхуэю[65].
Эта победа «прагматической дипломатии» сразу же повлекла за собой контрмеры со стороны Пекина. Уже 23 мая Тайбэй получил болезненный удар, когда на заседании президиума Азиатского олимпийского комитета (АОК), под давлением китайской делегации, тайваньскому городу Гаосюну, ранее считавшемуся фаворитом конкурса, было отказано в праве проведения азиатских олимпийских игр 2002 г[66]. Вслед за этим, лидеры КНР развернули настоящую дипломатическую войну, причем избрали в качестве мишени не столько Тайвань, сколько пошедшее на поводу у тайбэйского руководства правительство Соединенных Штатов. Китайский МИД опубликовал 23 мая сердитое заявление, с требованием отменить решение о выдаче визы, причем отмечалось, что «в противном случае американо-китайским отношениям будет нанесен серьезный ущерб»[67]. Тут же было объявлено о намерении отложить запланированный визит главы генерального штаба ВВС КНР в США[68]. На Тайване предполагали, что очередной раунд переговоров между рабочими группами SEF и ARATS также будет отложен, но он состоялся в срок, 27-28 мая. Появилась надежда на то, что Пекин не станет губить разрядку в отношениях через пролив из-за корнуэльского визита, и что китайский гнев коснется, главным образом Соединенных Штатов, обойдя Тайвань стороной. Во всяком случае, в высказываниях тайваньских политиков в конце мая – начале июня было больше оптимизма, чем пессимизма. Даже после инцидента в АОК, депутат Законодательного юаня от правящей партии гоминьдан Тан Шаочун утверждал, что Тайвань «ожидает передышка, ведь теперь мы имеем приглашение из США»[69]. В июне тайваньский МИД выступил с новой инициативой: было обещано перевести 1 млрд. долларов на счет Фонда международного развития, в случае положительного решения вопроса о восстановлении членства Тайваня в ООН[70]. А с 7 по 12 июня, вопреки раздававшимся из Пекина предупреждениям и угрозам, Ли Дэнхуэй совершил свою «историческую» поездку в США[71]. Вслед за этим, с 15 по 22 июня тайваньский премьер-министр Лянь Чжань нанес «частный» визит в Австрию, Венгрию и Чехию[72].
Прием, оказанный Ли Дэнхуэю в США, должен был оставить у него смешанные чувства. Конечно, ему изначально не приходилось рассчитывать на пышную официальную встречу – в аэропорту Лос-Анджелеса его ожидало лишь несколько сот представителей тайваньской диаспоры. Но дальше начались уже совсем не предвиденные затруднения. Сначала самолету Ли была запрещена посадка в Нью-Йорке, и президенту пришлось довольствоваться аэропортом Сиракуз – ближайшим от города Итака, где находится Корнуэльский университет. Здесь тайваньского лидера ожидали три самых стойких защитника интересов КР в американском конгрессе – сенаторы Дж. Хэлмс, Ф. Мурковски и А. Дамато. Значительное число конгрессменов, первоначально планировавших принять участие в церемонии встречи, вынуждены были остаться в Вашингтоне, так как на день прибытия были намечены важные слушания по Боснии. Сама программа пребывания Ли Дэнхуэя в Итаке, по настоянию представителей госдепартамента, была подвергнута серьезным купюрам. Была отменена пресс-конференция Ли Дэнхуэя после выступления 9 июня; из помещения, где президент должен был произносить речь, убрали флаги Китайской Республики, развешенные там руководством университета. Принимающей стороне были даны жесткие указания именовать гостя просто «президент Ли Дэнхуэй с Тайваня», без упоминания официального названия его должности – «Президент Китайской Республики на Тайване»[73].
В своем выступлении Ли Дэнхуэй не сказал ничего экстраординарного, охарактеризовал экономические и политические достижения Тайваня, призвал Китай следовать его примеру, и в очередной раз заявил о готовности лично встретиться с Цзян Цзэминем. В ходе состоявшейся после выступления встречи с представителями деловых кругов США, Ли было официально передано приглашение посетить в сентябре 1995 г. очередную конференцию американо-тайваньского экономического совета.
На Тайване практически все, включая лидеров оппозиции, оценили поездку как значительный успех «прагматической дипломатии». Телевидение вело прямую трансляцию выступления Ли, в три часа ночи по местному времени, и многие не ложились спать, чтобы послушать своего президента. Популярность Ли Дэнхуэя на острове после поездки значительно возросла, и он превратился в бесспорного фаворита грядущей кампании по выборам президента КР. Казалось, что события развиваются по выгодному для Тайваня сценарию, ведь как еще до начала визита Ли отмечал депутат Законодательного юаня от партии гоминьдан Вэй Юн: «если визит будет успешным, и все увидят, что из-за него отношения КНР и США не испортились, другие страны могут последовать американскому примеру»[74].
Однако китайские лидеры не могли допустить того, чтобы Ли Дэнхуэй почивал на лаврах, равно как и не собирались выражать благодарность чиновникам госдепартамента США за их запоздалые попытки «загладить вину» с помощью корректировки программы пребывания тайваньского президента в Соединенных Штатах. 16 июня на Тайване узнали, что китайская сторона все же отказалась проводить в намеченный срок (в июле 1995 г.) вторую (после апрельской 1993 г.) встречу между лидерами SEF и ARATS. 17 июня из Вашингтона был отозван китайский посол, на что администрации Клинтона пришлось отвечать адекватно, и отзывать своего посла из Пекина[75].
Сразу после 9 июня в китайской прессе началась кампания обличения «предателя Ли Дэнхуэя». Теперь уже никто не называл его «умеренным политиком, желающим воссоединения Родины», как это было в начале года. Досталось и США: в редакционной статье англоязычной «Пиплс Дэйли» говорилось, что «допустив в страну Ли Дэнхуэя, США совершили акт экстремизма… То, что они делают – это игра с огнем»[76]. Далее, Соединенным Штатам припоминались все грехи в отношении Китая, совершенные во время Корейской и Вьетнамской войн, а визит тайваньского президента назывался очередным, сравнимым по значимости ударом по Китаю[77].
По мнению многих комментаторов, кризис в американо-китайских отношениях в действительности не был порожден злополучным визитом Ли: он объективно вызревал на протяжении 1994 – первой половины 1995 гг., и июньский эпизод лишь стимулировал его вступление в фазу обострения. Анализ настроений, господствовавших в американском конгрессе, особенно после «промежуточных» выборов 1994 г., принесших победу республиканцам, показывал, что на позицию большинства конгрессменов определяющее влияние оказывали не исключительные симпатии к демократическому Тайваню, а стремление, во первых, оказать давление на Пекин, и во-вторых, на президентскую администрацию. По словам председателя комитета по иностранным делам палаты представителей, Б. Гилмана, китайская политика США должна была подвергнуться полному пересмотру, так как при сохранении существующего курса Соединенные Штаты будут «терпеть ущерб в вопросах торговли, безопасности, прав человека, распространения вооружений»[78]. Вместе с тем администрация, сделавшая ставку на «вовлечение» Китая, не хотела сдавать позиции и под давлением конгресса переходить к конфронтационной схеме отношений с КНР. В Пекине это, похоже, прекрасно понимали, и пытались, демонстрируя гнев и возмущение, заставить Вашингтон идти на уступки. Во всяком случае, после изменения первоначального решения по визиту Ли Дэнхуэя под давлением со стороны конгресса, Б. Клинтон завоевал репутацию «нестойкого» политика – китайские лидеры могли резонно предположить, что американский президент не выдержит и напора с противоположной стороны. Состояние кризиса, в глазах Пекина, было в некотором роде многообещающим, ведь только острая дестабилизация ситуации могла подтолкнуть «слабую» американскую администрацию к принятию таких решений по тайваньской проблеме, на которые она при других обстоятельствах ни за что бы не пошла.
В конце июня – начале июля 1995 г. нагнетание страстей продолжилось. У американских ученых, артистов и музыкантов стали возникать проблемы с порлучением въездных китайских виз.19 июня в Китае был арестован известный правозащитник Гарри Ву. 2 и 3 июля в тайваньской прессе появились сообщения о начале незапланированных учений НОАК в Восточно-Китайском море, в районе к северу от Тайваня. Судя по непрекращающейся на материке кампании обличения «предателя Ли Дэнхуэя», который «совершил незаконный визит в США и упорно отказывается участвовать в переговорах о воссоединении Китая», подлинной целью проведения учений было принуждение Тайваня к отказу от «пагубной прагматической дипломатии»[79].
Несколько дней на Тайване царило настоящее смятение. Котировки ценных бумаг упали на 2,4%. Правительство предприняло специальные меры для восстановления спокойствия: агентству новостей было дано указание опубликовать опровержение «панических сообщений», а военное министерство подготовило специальный отчет для депутатов Законодательного юаня, в котором подтверждался факт проведения учений НОАК у острова Чжишуань, но говорилось о том, что эти учения «плановые и весьма незначительные по масштабам»[80].
По мере обострения кризиса становилось все более очевидным, что двумя его подлинными инициаторами и подстрекателями являются две политические силы – руководство КНР и американский конгресс. Хотя началом всему и послужил визит Ли Дэнхуэя в США, и недовольство Китая направлялось, главным образом, в адрес Белого Дома и госдепартамента США, в продолжающемся конфликте Тайбэй и администрация Клинтона выступали почти что в роли сторонних наблюдателей, вынужденных реагировать на инициативы Пекина и заявления лидеров конгресса. 9 июля в телевизионном интервью, в ответ на антиамериканские и антитайваньские меры, предпринятые руководством КНР, спикер палаты представителей республиканец Н. Гингрич предложил «официально признать существование свободного демократического Тайваня»[81]. Ничего подобного этому заявлению не раздавалось из уст столь высокопоставленного члена американского политического истеблишмента со времен президентской кампании 1980 г., когда кандидат-республиканец Р. Рейган призывал отменить недавнее решение администрации Дж. Картера о разрыве дипломатических отношений с КР. Но тогда об этом говорилось «по горячим следам», модель «неофициальных отношений» с Тайванем еще не продемонстрировала свою жизнеспособность, и не была такой общепризнанной, как в 1995 г. То, насколько радикальным было высказывание Гингрича можно судить и по отношению к нему со стороны, казалось бы, наиболее заинтересованных в усилении американской поддержки тайваньских лидеров. МИД КР вообще предпочел воздержаться от всяких комментариев, а депутаты Законодательного юаня от правящего гоминьдана в своих оценках были весьма сдержанны. Один из них заметил в интервью, что «в настоящее время наше правительство не выступает за установление полноценных дипломатических отношений с США, или какой-либо другой страной «большой семерки». Мы воздерживаемся от публичных призывов к мировому сообществу признать нас в русле концепции «двух Китаев»… Мы официально придерживаемся мнения, что Китай будет в конечном счете объединен… Если же мы станем во всеуслышание говорить о сепаратистском подходе, нам будет грозить военная атака с материка»[82]. Только выступающие за независимость острова члены ДПП, и сторонники сепаратистов за рубежом, высказали одобрение по поводу заявления Гингрича. Как отмечалось в редакционной ремарке «Тайваньского коммюнике»: «Независимость Тайваня – это реальность, и пытаться представить дело иначе есть ни что иное как страусиная позиция»[83]. Но даже представители этой части политического спектра выражали недовольство тем, что спикер палаты представителей поднял вопрос о признании Тайваня лишь в пылу полемики с Китаем, пытаясь отыскать средства давления на Пекин и заставить китайских лидеров освободить Генри Ву (таков был непосредственный контекст заявления Гингрича). Развитие событий показало, что Гингрич действительно не высказывал в интервью свою устойчивую политическую позицию и вовсе не хотел идти вопреки традиционной политике США. По слухам, на следующий день после интервью он был приглашен в Белый Дом для разговора с президентом, который просил его поаккуратнее обращаться с деликатной тайваньской темой. Кроме того, с Гингричем «провел беседу» Г. Киссинджер, «архитектор» политики «стратегической неопределенности» и давний политический ментор спикера. В результате, 18 июля в «Нью-Йорк Таймс» появилась заметка с характерным названием: «Обучение Гингрича, новичка во внешней политике», в которой содержалось признание конгрессмена в том, что он «в действительности не это имел в виду», а лишь хотел своей фразой «привлечь внимание Китая к ряду болезненных для США вопросов»[84].
Углубление американо-китайской ссоры заставило многих известных экспертов и комментаторов заняться выявлением ее причин и поиском путей выхода из кризиса. Г. Киссинджер, именуемый в тайваньской сепаратистской прессе не иначе, как «мистер Китай», за свою «примиренческую» позицию по отношению к Пекину, опубликовал несколько статей в «Вашингтон пост», «Лос-Анджелес Таймс», «Интернешнл Геральд Трибьюн», в которых выдвинул целую программу выхода из тупика. По мнению Киссинджера, администрация Клинтона, которая, несмотря на благие намерения, так и не смогла за два с половиной года сделать ничего полезного для развития американо-китайских отношений, теперь должна приложить все усилия для того, чтобы восстановить прерванный политический диалог с Пекином. Китайские руководители, в свою очередь, должны отказаться от «сверхжесткой» линии в отношениях с США, прекратить оказывать слабоспровоцированное давление на Тайвань. Должна прекратиться и внутренняя конфронтация в американском правительстве, конгрессу следует прекратить «китайскую войну» с администрацией. Ну и наконец, Киссинджер рекомендовал тайбэйским лидерам действовать осторожнее, не провоцировать Китай, не пытаться использовать США в качестве «средства» в рамках «прагматической дипломатии»[85].
Значительная часть экспертов не разделяла точку зрения Киссинджера относительно того, что жесткие шаги Пекина спровоцированы Вашингтоном и Тайбэем. С этого политического фланга исходили призывы к «сдерживанию» КНР, которое, по мнению таких специалистов по Китаю как Дж. Лилли, Дж. Сегала, Х. Фелдмана, Дж. Хогленда являлось единственным адекватным средством нейтрализации «новой китайской угрозы». Последний из перечисленных авторов отмечал в своей статье в «Интернешнл Геральд Трибьюн», что «также как России нельзя давать право вето в отношении контактов США с новыми демократиями Восточной Европы и Украиной, Пекин не должен иметь возможности определять то, как Вашингтону следует себя вести в отношениях с Тайванем. Американо-тайваньские отношения не могут превратиться в заложников мрачных параноидальных фантазий геронтократии, правящей в Пекине»[86].
Конечно, сложно было ожидать, что действующие политики, особенно в КНР и на Тайване, примут размышления американских экспертов в качестве руководства к действию и соответствующим образом изменят свое поведение. Во всяком случае, на протяжении всего июля напряженность не спадала, Пекин и конгресс обменивались очередными «уколами». 29 июля китайские власти задержали двух американских военных атташе, обвинили их в шпионаже и выслали из страны[87]. А с 21 по 26 июля, менее чем через месяц после окончания предыдущих учений, командование НОАК снова организовало военные маневры в Восточно-Китайском море. С побережья материковой провинции Цзянси, по целям, расположенным в море всего в 140 км к северу от тайваньской столицы, наносились удары учебными ракетами, не несущими боевого заряда. Тайваньским авиакомпаниям пришлось отменять рейсы самолетов через зону учений, фондовый рынок отреагировал на происходящее очередным падением курса акций. Однако в целом отношение тайваньцев к этим учениям было гораздо более спокойным, чем к предыдущим. Опрос, проводившийся 23 июля показал, что 71% респондентов не считают угрозу военной атаки с материка серьезной, 8% вообще ничего не знали об учениях, и только 20% были всерьез озабочены агрессивным поведением КНР[88].
В июле 1995 г. американский конгресс, также как и китайское руководство, не торопился прислушиваться к аргументам сторонников умиротворения. На Капитолийском холме были обнародованы разведданные о секретных поставках ракет среднего радиуса действия из Китая в Пакистан. В случае подтверждения этих сведений, администрации Клинтона пришлось бы не мириться с Пекином, как советовал Киссинджер, а в соответствии с действующим законодательством вводить против КНР полномасштабные экономические санкции[89]. Лидер республиканского большинства в сенате Р. Доул призвал своих коллег проголосовать за бойкот очередного Всемирного женского конгресса, который должен был пройти в сентябре 1995 г. в Пекине. Кроме того, конгрессмены решили заново обсудить, в связи с последними событиями, вопрос о целесообразности предоставления Китаю РНБ в торговле[90]. Инициативу по улаживанию разгорающегося конфликта пришлось брать на себя администрации. 16 июля госсекретарь У. Кристофер заявил в телевизионном интервью, что Белый Дом и госдепартамент выступают против бойкота женского конгресса и лишения Китая РНБ. В конце мая – начале августа, в Брунее, У. Кристофер должен был встретиться со своим китайским коллегой Цянь Циченем. По предположению некоторых комментаторов, учения НОАК 21-26 июля как раз и были приурочены к этому событию – чтобы в очередной раз напомнить американскому руководству о значении, которое китайская сторона придает тайваньской проблеме. Накануне отъезда в Бруней, Кристофер еще раз дал понять, что США настроены примирительно: говоря о злополучном визите Ли, он заявил, что «подобная поездка стала возможна лишь в силу особого стечения обстоятельств, повторение которого крайне маловероятно»[91].
В Брунее Кристофер и Цянь Цичэнь беседовали 1,5 часа, и судя по сделанным после этого заявлениям обе стороны выразили желание выбираться из «состояния свободного падения» (так охарактеризовал ситуацию в американо-китайских отношениях У. Кристофер). Вместе с тем ни о каких конкретных соглашениях объявлено не было. После возвращения Киссинджера в Вашингтон, в прессу просочились сведения о том, что китайское руководство, в порядке компенсации за нанесенный визитом Ли дипломатический ущерб, требует от Вашингтона подписания «четвертого коммюнике», в котором Соединенные Штаты однозначно заявляли бы о признании принадлежности Тайваня Китаю – чего не было сделано ни в 1972, ни в 1979, ни в 1982 гг[92].
Власти Тайваня тоже решили внести свою лепту в урегулирование конфликта. В начале августа Ли Дэнхуэй заявил, что он добровольно отказывается от приглашения посетить США в сентябре, для участия в работе ежегодной конференции американо-тайваньского экономического совета. Однако в силу демократических перемен, произошедших на Тайване, и тайваньский президент, так же как и американский, не мог единолично управлять развитием событий. Оппозиционная ДПП в августе организовала президентские «праймариз», по американскому образцу, победителем которых оказался вовсе не признанный фаворит, умеренный Су Синьлянь, а радикальный сторонник независимости Тайваня Пэн Мэнминь. Таким образом, стало окончательно ясно, что 23 марта 1996 г. тайваньские избиратели получат возможность отдать свои голоса за практически немедленное превращение Тайваня в независимое государство. И хотя по данным социологических опросов, в то время лишь 12% населения острова в той или иной степени высказывалось в поддержку данного сценария[93], сама перспектива превращения президентских выборов, по сути дела, в референдум о независимости, приводила в бешенство многих политиков в Пекине.
23 августа, в ходе работы 15 съезда гоминьдана, Ли Дэнхуэй официально объявил о своем намерении баллотироваться в президенты КР на новый срок. Делать это ему пришлось под аккомпанемент взрывов китайских ракет, потому что еще 15 августа китайское руководство развеяло все надежды на умиротворение и приступило к проведению очередного 10-дневного раунда учений в Восточно-Китайском море. На этот раз зона учений значительно расширялась – до 9000 квадратных километров, хотя запланированные цели по-прежнему не располагались ближе 150 км от тайваньского побережья. Снова главной учебной задачей были запуски высокоточных ракет – оружия, которое в Китае явно стали рассматривать в качестве главного средства устрашения Тайваня. Тайваньские военные признавали в интервью, что противоракетная оборона является самым слабым местом вооруженных сил КР[94].
Реакция Ли Дэнхуэя на известие об очередных учениях НОАК оказалась значительно более серьезной, чем в июле. Он заявил, что в октябре 1995 г. и тайваньская армия проведет крупномасштабные учебные маневры. Комментаторы сразу отметили изменение настроения Ли и связали это с его новым статусом участника президентской предвыборной гонки. Теперь и в КР, и в КНР, где Цзян Цземинь должен был достойно противостоять соперникам в борьбе за «наследство Дэна», лидеры не могли занимать умеренные позиции. Продолжение кризиса было объективно неизбежно.
Тем не менее, июльские «миротворческие» инициативы администрации Б. Клинтона приносили свои плоды. В соответствии с договоренностью, достигнутой Кристофером и Цянь Циченем в Брунее, 25 августа в Пекин прибыла делегация, возглавляемая помощником госсекретаря США П. Тарноффом. В итоге проведенных переговоров наиболее серьезные «бреши» в американо-китайских отношениях, возникшие после визита Ли Дэнхуэя, были ликвидированы. Китайские лидеры согласились вернуть в Вашингтон своего посла, и принять нового американского. Делегация американских женщин, во главе с супругой президента Х. Клинтон, должна была прибыть на Всемирный женский конгресс; Генри Ву был выпущен на свободу и получил возможность уехать из КНР в США; делегация китайских военных направлялась в Соединенные Штаты для участия в торжествах, посвященных 50-летию окончания второй мировой войны. Однако комплекс «традиционных» проблем в отношениях, конечно же, никуда не делся. Китай, помимо прочего, продолжал настаивать на официальных извинениях за допущение визита Ли, требовал от Вашингтона обещания не выдавать въездных виз тайваньским лидерам. За кулисами, китайские дипломаты пытались добиться от США и очередного официального и однозначного признания Тайваня частью Китая[95]. Предполагалось, что обо всем этом президенты двух стран смогут поговорить в октябре 1995 г. в Нью-Йорке, где оба они должны были присутствовать на церемонии празднования 50-летия ООН.
К концу лета 1995 г. воинственный настрой американских конгрессменов по отношению к Китаю и собственной администрации начал постепенно снижаться. Единодушная поддержка Тайваня, проявившаяся в мае, в августе уже едва ли была возможна. Даже третьи за 2 месяца военные маневры НОАК вблизи берегов Тайваня не повлекли за собой принятия резолюции протеста. Лишь самые стойкие «друзья Тайваня» – конгрессмены-демократы Ш. Браун, П. Дэйч, Р. Торричели направили У. Кристоферу письмо, в котором призывали госдепартамент более решительно реагировать на агрессивные действия Китая в отношении Тайваня. Тайвань, по мнению конгрессменов, является «суверенным, независимым государством, а не частью Китая… и не признавать это может быть удобно из политических соображений, но нереалистично»[96]. Судя по высказываниям конгрессменов, голосовавших в мае за выдачу визу Ли, жесткость реакции Пекина на это решение оказалась для них неожиданно сильной. По словам Д. Фейнштейн, сенатора из Калифорнии, она была «удивлена радикальностью ответных мер, предпринятых руководством КНР»[97].
Похожие настроения были отмечены и среди тайбэйских политиков среднего звена. Некоторые из них высказывались в том смысле, что решение Ли ехать в США было «непродуманным», что надо было подождать до марта 1996 г., до момента всенародного избрания, и уж потом активизировать «прагматическую дипломатию» – тогда у КНР было бы гораздо меньше законных оснований для начала военного давления. Пессимизма тайваньцам добавлял и экономический спад, в значительной степени спровоцированный действиями КНР. Фондовый рынок за лето 1995 г. упал на 19%, курс национальной валюты («нового тайваньского доллара») достиг в августе 1995 г. уровня, ниже которого он не опускался в течение четырех лет[98].
Однако уже в конце августа – начале сентября стало понятно, что официально заявляемая Пекином цель – добиться отстранения от власти на Тайване «предателя Ли Дэнхуэя», вряд ли может быть достигнута с помощью военных маневров. Опросы показывали, что наоборот, тайваньцы сплотились перед лицом внешней угрозы, и объединяющей фигурой стал именно действующий президент. В случае настоящей атаки с материка, по словам губернатора провинции Тайвань, члена партии гоминьдан Джеймса Суна, тайваньцы стали бы бороться «не за независимость, а за демократию», так что влияние оппозиции, и «левой» и «правой», в такой ситуации неизбежно бы сократилось[99].
27 сентября в Нью-Йорке госсекретарь США У. Кристофер и министр иностранных дел КНР Цянь Цичэнь обсудили детали намеченной на 24 октября встречи президентов США и Китая. Несмотря на примирительную позицию, которую администрация Б. Клинтона занимала по отношению к Пекину на протяжении нескольких последних месяцев, предложение китайского министра повысить статус поездки Цзян Цзэминя в США до уровня официального визита было отвергнуто. Представитель госдепартамента отметил, что «официальный визит главы государства возможен лишь в случае особо тесных, партнерских, договорных отношений между странами»[100]. Тем не менее, китайцы проглотили обиду и согласились на обычную рабочую встречу – четвертую по счету за время президентства Клинтона. Журналисты отмечали, что с президентом России Клинтон успел к тому времени встретиться уже 5 раз, причем эти встречи носили дружественный характер, в отличие от разговоров с Цзяном, которые были сугубо протокольными, и никогда не приводили к серьезным изменениям в политике[101]. Так случилось и на этот раз. Президенты посетовали на то, что злополучный визит Ли замедлил прогресс в важных переговорах по проблемам безопасности, соблюдения прав человека, распространения вооружений, и разошлись, не сделав никаких существенных заявлений. Цзян в очередной раз назвал тайваньскую проблему «центральным пунктом противоречий между США и Китаем»[102].
Осенью 1995 г. главными дестабилизирующими факторами являлись приближавшиеся выборы в Законодательный юань КР, которые должны были состояться 2 декабря, и набиравшая обороты на Тайване президентская предвыборная кампания. Тайбэйские лидеры прекрасно осознавали провоцирующую роль этих событий и даже несколько сократили свою, уже ставшую привычной, активность в рамках «прагматической дипломатии». Не было смысла еще сильнее «раскачивать лодку». Учения армии КР, о которых Ли Дэнхуэй объявил в разгар августовских маневров НОАК, состоялись 5 октября, но прошли тихо, без размаха, свойственного учениям материковой армии. Тайваньский президент без традиционного скандала отказался от участия в ежегодном саммите АПЕК[103]. И все же, избежать очередной демонстрации силы со стороны КНР не удалось, в конце ноября руководство НОАК снова объявило о начале проведения учений: у берегов материковой провинции Фуцзянь была произведена учебная высадка десанта с подводных лодок[104]. Таким образом, выборы 2 декабря прошли в обстановке очевидного внешнего давления. Несмотря на это, число тайваньцев, голосовавших за ДПП выросло по сравнению с 1992 г. ДПП получила 33% голосов (в 1992 г. – 31%) и 54 депутатских мандата (50), гоминьдан – 46% (53%) и 85 мест (96), Новая партия – 13% (в выборах 1992 г. не участвовала) и 21 место в тайваньском парламенте[105]. Комментаторы отмечали неожиданный успех НП и утверждали, что тема взаимоотношений с материком не была центральной в предвыборной кампании. Гораздо больше внимания уделялось внутриполитическим проблемам, и НП достигла высоких результатов именно благодаря своей антикоррупционной программе, а не из-за лозунга скорейшего воссоединения с материком[106]. Учитывая приведенные выше данные социологических опросов, согласно которым провозглашение Тайваня независимым государством, немедленно или в будущем, одобряло не более 12% тайваньцев, и успех ДПП в значительной степени базировался на привлекательности ее внутриполитической программы. Как любопытный факт можно отметить, что Рабочая партия Тайваня, выступающая за немедленное воссоединение Китая по формуле «одна страна – две системы», набрала в двух тайбэйских округах, где она выставила своих кандидатов, всего 1207 голосов (из 1,2 млн. возможных)[107].
На протяжении лета – осени 1995 г. вашингтонская администрация, в первую очередь озабоченная проблемой разрешения конфликта в отношениях с Пекином, почти что игнорировала факт силового давления, оказываемого КНР на Тайвань. Когда 3 августа 1995 г. в комитете по международным делам палаты представителей американского конгресса были организованы слушания по тайваньской проблеме, представитель госдепартамента заявил в своем выступлении, что «учебные запуски ракет, произведенные НОАК в июле, не создавали непосредственной угрозы для Тайваня»[108]. Этот аргумент стал главным обоснованием пассивной реакции администрации Клинтона на происходящее в тайваньском проливе вплоть до февраля 1996 г, когда У. Лорд повторил его, выступая на слушаниях в комитете по международным отношениям сената[109]. Такая позиция позволяла утверждать, что для начала реализации процедуры, предусмотренной в Законе об отношениях с Тайванем (исполнительная власть «немедленно информирует» конгресс о существовании угрозы безопасности Тайваня, и они приступают к «совместной разработке необходимых мер») нет главного основания – угрозы Тайваню, и поэтому ничего экстраординарного правительству США предпринимать не следует. Помимо нежелания в очередной раз сердить Пекин, нейтральная позиция Вашингтона имела и более сложное объяснение. Еще в сентябре 1995 г. заместитель министра обороны США Дж. Най-младший заметил в интервью: «На вопрос «что мы будем делать?» надо отвечать – «не знаем». В 1950 г. мы уже ответили однозначно, поместили Ю. Корею за пределы оборонительного периметра – и получили войну»[110]. Следуя этой логике, в 1995-1996 гг. администрация Клинтона не торопилась ни с однозначным противодействием давлению КНР на Тайвань, ни с прямой поддержкой скорейшего воссоединения Китая. Политика «стратегической неопределенности» впервые должна была пройти испытание на прочность в условиях кризиса, силового давления Китая на Тайвань.
После проведения на Тайване парламентских выборов и очередных маневров НОАК, руководство США решило наглядно продемонстрировать обеим сторонам, что такое политика «стратегической неопределенности». Сначала, 19 декабря 1995 г. через Тайваньский пролив прошла американская военная эскадра, возглавляемая авианосцем «Нимиц»; через месяц корабль ВМФ США «Форт Макгенри» зашел в шанхайский порт «с дружественным визитом». Эти действия не сопровождались никакими заявлениями официальных лиц, но были истолкованы комментаторами как несомненный сигнал Вашингтона Пекину и Тайбэю: «проявляйте сдержанность, Соединенные Штаты остаются главным силовым арбитром ситуации вокруг тайваньской проблемы»[111].
В оставшиеся до проведения на Тайване президентских выборов месяцы, сохранение тревожной обстановки прогнозировалось абсолютным большинством комментаторов. Напряженность стала быстро нарастать после публикации 24 января 1996 г. в «Нью-Йорк Таймс» сенсационного материала, содержащего текст служебной записки бывшего заместителя министра обороны Ч. Фримэна, адресованной помощнику президента по вопросам национальной безопасности Э. Лэйку. Фримэн недавно вернулся из КНР и сообщал Лэйку, что по полученной им от высокопоставленных китайских военных информации, НОАК планирует в ближайшее время приступить к ракетным обстрелам Тайваня. Все необходимые подготовительные мероприятия уже проведены, и в генеральном штабе ждут только окончательного решения политбюро. Также, Фримэн приводил в записке слова одного китайского генерала, который утверждал, что агрессия в отношении Тайваня не приведет к вмешательству США, так как американские лидеры «больше озабочены судьбой Лос-Анджелеса, чем Тайваня». В этой фразе содержался совершенно прозрачный намек на то, что КНР обладает способностью нанести ядерный удар по территории США с помощью межконтинентальных баллистических ракет[112]. Уже на следующий день представитель китайского МИДа официально опроверг всю информацию, опубликованную в «Нью-Йорк Таймс», однако многие простые граждане США в такой ситуации были готовы больше доверять известному американскому политику, а не пекинским властям. В начале февраля, в той же «Нью-Йорк Таймс» появились сообщения о закупке Китаем очередной партии российских истребителей Су-27 (72 машины), а также о состоявшейся год тому назад секретной сделке между КНР и Пакистаном о продаже в Исламабад ядерных военных технологий[113].
На 7 февраля в комитете по международным делам сената были назначены слушания по тайваньской проблеме. Накануне, сенатор Саймон заявил, что пришло время однозначно определить, какие действия правительство США предпримет в случае прямой агрессии КНР в отношении Тайваня. Сам сенатор полагал, что Соединенные Штаты в такой ситуации должны помочь Тайваню посредством направления в зону боевых действий подразделений американских ВВС[114]. Однако ни министр обороны В. Пэрри, ни помощник госсекретаря по делам Восточной Азии У. Лорд не согласились в ходе слушаний как-то конкретизировать американские планы.
Через несколько дней, 9 февраля, стало известно, что власти КНР приступили к серьезной передислокации своих вооруженных сил. Порядка 150 тысяч бойцов НОАК разместились вдоль береговой линии провинции Фуцзянь, как раз напротив Тайваня. Сюда же стягивались дополнительные подразделения авиации и подводного флота. 5 марта официальное китайское агентство новостей Синьхуа сообщило о намерении руководства НОАК провести новую серию учебных запусков ракет в непосредственной близости от Тайваня. На этот раз зона учений значительно расширялась и охватывала не только районы к северу от Тайваня, но и часть Южно-Китайского моря. Запланированные цели обстрелов располагались в 21 миле от северного тайваньского порта Цзилун, и в 32 милях от самого крупного южного портового города Гаосюн[115].
Известие о новых учениях НОАК, причем намеченных на дни, предшествующие президентским выборам на Тайване, заставило вашингтонских политиков перейти сначала к более решительным заявлениям, а затем и действиям. Что касается конгресса, он «бурлил» уже с момента сенсационной публикации в «Нью-Йорк Таймс» 24 января, сенаторы и конгрессмены выступали с резкими заявлениями, 2 февраля 80 конгрессменов поставили подписи под письмом Б. Клинтону, в котором они призывали президента «противостоять китайской агрессии всеми средствами, которые имеются в Вашем распоряжении, и обеспечить Тайвань всем необходимым для самообороны»[116]. После сообщения агентства Синьхуа 5 марта в конгрессе приступили к разработке специальной резолюции, призывающей Пекин «одуматься», а администрацию – принять необходимые меры для ликвидации угрозы Тайваню[117]. И даже министр обороны США У. Пэрри, до этого лишь «выражавший озабоченность» по поводу действий КНР, теперь заявил, что Пекин «совершает очень большую ошибку», и что в случае нанесения в ходе учений ущерба непосредственно тайваньской территории «наступят самые серьезные последствия»[118].
Несмотря на сигналы, поступающие из Вашингтона, пекинские лидеры не отказались от проведения запланированных учений. С 8 по 25 марта 1996 г. военные корабли КНР осуществляли в зоне Тайваньского пролива учебные стрельбы с помощью ракет среднего радиуса действия М-9, которые поражали учебные цели в непосредственной близости от Тайваня. Мало у кого теперь оставались сомнения в том, что действия КНР представляют собой целенаправленное военное давление на тайваньских избирателей накануне и во время президентских выборов. Хотя на острове уже успели привыкнуть к маневрам НОАК, и в марте 1996 г. их отрицательное влияние на экономику КР было даже более слабым, чем в июле или августе 1995 г.[119], мартовские учения имели гораздо более значительный резонанс в мире, потому что внимание широкой публики было привлечено к ситуации на Тайване и историческим президентским выборам. Соответственно, и поведение США в этой непростой ситуации оказалось предметом всеобщего обсуждения. Если раньше вашингтонская администрация могла «отмолчаться» и получить в ответ на это только упреки со стороны конгрессменов и сенаторов, то теперь «мягкая» позиция по отношению к Пекину была чревата падением репутации в глазах мировой демократической общественности. Возможно, что именно это обстоятельство подвигло Белый Дом на решительные действия.
10 марта с заявлением по тайваньской проблеме выступил госсекретарь США У. Кристофер. Он назвал действия Пекина «безрассудными» и объявил о направлении к берегам Тайваня кораблей ВМФ США, ведомых авианосцем «Индепенденс». Корабли должны были приблизиться к зоне маневров НОАК, и «находиться в состоянии готовности к оказанию помощи в случае, если таковая потребуется»[120].
На следующий день, по приказу, отданному лично президентом Б. Клинтоном, группировка ВМФ США у тайваньских берегов была усилена еще одним авианосцем («Джордж Вашингтон»). Американские военные корабли, в «обычном» режиме находившиеся на расстоянии порядка 200 миль от Тайваня, приблизились к нему на расстояние около 100 миль. Ни один из них не вошел в Тайваньский пролив или в официально очерченную Пекином зону проведения учений. Тем не менее, по оценкам экспертов, сосредоточение подразделений ВМФ США в непосредственной близости от Тайваня достигло степени, не фиксируемой со времени окончания войны во Вьетнаме[121].
Действия США не привели ни к каким видимым изменениям в поведении КНР – учения шли своим чередом. Китайские военные заявляли в интервью, что в случае, если американские корабли осмелятся зайти в Тайваньский пролив, их там встретит «море огня»[122]. Однако судя по высказываниям представителей администрации Клинтона, никто в Вашингтоне и не собирался углублять конфронтацию. Достаточно было и эффекта, оказанного на мировое общественное мнение телевизионными картинками американских авианосцев, спешащих на выручку Тайваню. Министр обороны Пэрри уже при посылке авианосцев назвал эту меру «разумной предосторожностью». У. Лорд в телевизионном интервью сказал, что «…подразделения ВМФ США направлены в район Тайваня для того, чтобы не допустить политических просчетов со стороны Пекина; они находятся там для убеждения наших друзей в том, что мы крайне заинтересованы в сохранении стабильности и мира в этом регионе, для того, чтобы не позволить ситуации ухудшаться и дальше»[123].
В дни, непосредственно предшествовавшие выборам на Тайване, НОАК и американские военные соревновались в зрелищности проводимых экзерсисов. В ответ на учебные вылеты китайских истребителей, американские F-14 и F-18 поднимались в небо с палуб авианосцев и кружили над Южно-Китайским морем, имитируя боевые перехваты и бомбовые удары[124].
Уже после окончания кризиса некоторые критики администрации Клинтона утверждали, что действия США в марте 1996 г. были вовсе не такими уж правильными и продуманными. Говорилось о том, что президент не пошел на неукоснительное соблюдение Закона об отношениях с Тайванем, который предписывает главе исполнительной власти советоваться с конгрессом, прежде чем предпринимать какие-либо меры для защиты Тайваня[125]. Некоторые эксперты были уверены в том, что решение об отправке авианосцев принималось администрацией в срочном порядке, для того чтобы не допустить принятия гораздо более решительных мер со стороны конгресса[126].
Так или иначе, ни одна из китайских ракет в марте 1996 г. не упала на тайваньской территории, президентские выборы состоялись в срок, 23 марта, и принесли вполне предсказуемые результаты. Ли Дэнхуэй продлил свои полномочия на 4 года, набрав 54% голосов. Второе место занял кандидат от ДПП Пэн Мэнминь с 21%. Третью и четвертую позиции заняли независимые консервативные кандидаты Линь Янгань (14,9%) и Чэнь Лянь (10%). Одновременно проводились выборы в Национальное собрание КР – верхнюю палату тайваньского парламента. Характерно, что здесь ДПП получила гораздо большую поддержку (около 30%), а гоминьдан – меньшую (около 50%). По мнению большинства комментаторов, это было вызвано тем, что гоминьдан как партия проигрывала в популярности своему лидеру, Ли Дэнхуэю, который за последние годы буквально «обворовал» ДПП, приняв на вооружение многие традиционные пункты ее политической программы[127]. При этом, Ли формально оставался сторонником воссоединения Китая «в будущем», что в условиях силового давления со стороны Пекина представлялось гораздо более адекватной позицией по сравнению с сепаратизмом ДПП.
Сохранение статус кво после выборов объективно устраивало Пекин, что бы там не писали в китайских газетах о «клике Ли Дэнхуэя», которую нужно «отправить на свалку истории». Учения НОАК, завершившиеся 25 марта, больше не возобновлялись, что свидетельствовало об устранении их первопричины – неопределенной политической ситуации на Тайване. Вновь избранный тайваньский президент прекрасно понимал, что пришло время для успокоения страстей, и старался без причины не вспоминать недавние события. Он даже принял решение о переносе на более поздний срок учений тайваньской армии, запланированных на 7-10 апреля 1996 г[128]. Кризис 1995-1996 гг. в китайско-тайваньских и американо-китайских отношениях можно было считать завершенным.
Начавшись с провокационного эпизода тайваньской «прагматической дипломатии» – визита президента Ли в США, кризис 1995-1996 гг. «подпитывался» дестабилизирующим влиянием двух важных избирательных кампаний на Тайване (парламентской и президентской). Соединенные Штаты в ходе кризиса постоянно находились в положении реагирующей стороны: им приходилось искать способы защиты своих интересов в Китае и на Тайване в условиях приходящих попеременно из Пекина и Тайбэя политических «вызовов». Впервые за время реализации США политики «стратегической неопределенности» перед ними встала задача адекватного противостояния силовому нажиму Китая на Тайвань. Администрация Клинтона пыталась решить все связанные с этим проблемы в рамках Закона об отношениях с Тайванем, и хотя по мнению критиков она не всегда действовала достаточно жестко, в решающий момент, в марте 1996 г., в зону противостояния были направлены американские авианосцы, и таким образом законодательно зафиксированные гарантии безопасности Тайваня оказались реализованными на практике.
После окончания кризиса появилась возможность заново оценить ситуацию вокруг тайваньской проблемы и сделать некоторые важные выводы. Для Пекина события 1995-1996 гг. послужили фактическим подтверждением его способности держать под контролем политическую ситуацию на Тайване, даже в условиях демократизации последнего. Силовое давление, с помощью организации демонстративных военных учений, оказалось действенной силой и обеспечило резкое падение избирательных рейтингов политиков, придерживающихся радикальных сепаратистских взглядов. Главным средством запугивания населения Тайваня стало использование в ходе учений тех видов вооружений (тактических ракет и подводных лодок), в отношении которых оборона острова была наиболее уязвима. На материке прекрасно понимали, что в ближайшем будущем Тайвань сможет нейтрализовать подобную угрозу только в случае приобретения оборонительных вооружений за рубежом, прежде всего в США. Однако в 1995-1996 г. вашингтонская администрация демонстрировала осторожный подход к вопросу о безопасности острова, и хотя и направила в конце концов к его берегам свои авианосцы, по сути дела санкционировала умеренное, не выходящее за определенные пределы, давление на Тайвань со стороны материка. Это вселяло оптимизм в души китайских политиков, укрепляло их в мнении, что в конце концов, несмотря на американские гарантии, им удастся «дожать» Тайвань и склонить его лидеров к политическому соглашению.
Население и политическая элита Тайваня пережили кризис наиболее остро, ведь в очередной раз в бурной череде событий решался вопрос о судьбе острова и его жителей. Вместе с тем именно объективные политические процессы в КР, и некоторые провоцирующие шаги ее лидеров, послужили непосредственным поводом для обострения ситуации. Еще до спада напряженности многие тайваньские аналитики стали обвинять Ли Дэнхуэя в непродуманности его визита в США, да и сам президент КР значительно приглушил свою «прагматическую» риторику. Он, как и большинство тайваньцев, был вынужден смириться, хотя бы на некоторое время, с необходимостью политической сдержанности, отказа от прямой конфронтации с Пекином. Однако это не свидетельствовало о его переходе на «примиренческие» позиции, о готовности немедленно начать переговоры о воссоединении. Скорее наоборот, агрессивный настрой КНР ликвидировал даже те незначительные ростки взаимопонимания, которые существовали в начале 1995 г. Настолько же, насколько Тайвань был отдален от сепаратистского выбора с помощью военных маневров НОАК, он был отдален ими и от перспективы добровольного воссоединения с материком.
Кризис продемонстрировал тайваньским лидерам, с одной стороны, возможность манипулирования поведением США посредством противопоставления президентской администрации и конгресса, а с другой – опасности, связанные с таким манипулированием. США доказали в марте 1996 г., что они Тайвань «в обиду не дадут», но это могло удовлетворить тайваньских политиков лишь отчасти: вместо гарантий спасения «в последний момент», им хотелось бы иметь средства предотвращения возникновения новой угрозы. А это могло быть обеспечено лишь с помощью дополнительных военных поставок на остров и, может быть, с помощью внесения корректив в официальную позицию США по тайваньской проблеме и американские законодательные акты.
3.3. Тайваньская проблема во внешней политике второй администрации Б. Клинтона
После кризиса 1995-1996 гг. многие американские журналисты, эксперты, политические лидеры приняли активное участие в дискуссии о перспективах тайваньской политики США. Отправной точкой для большинства из них была констатация факта роста военной мощи и внешнеполитических амбиций КНР, необходимость принятия адекватных мер для защиты американских интересов в Восточной Азии. В ходе дальнейшего анализа проявлялись разные, порой диаметрально противоположные точки зрения. Главным предметом споров стала судьба политики «стратегической неопределенности». По мнению радикальных сторонников Тайваня, от нее следовало отойти в пользу явной и однозначной защиты островной демократии от запугивания и угроз со стороны «пекинских диктаторов». Согласно выдвинутой экспертом консервативного «мозгового треста» «Хэритидж Фаундейшн» С. Ятсом политической программе, Соединенные Штаты должны были продолжать твердо настаивать на формальном отказе Пекина от применения силы в отношении Тайваня; увеличивать объемы поставок на Тайвань оборонительных вооружений, в том числе систем ПРО; перейти к однозначной поддержке членства Тайваня во всех международных организациях, включая ООН; организовывать с лидерами КР встречи на высшем уровне и никоим образом не препятствовать их деятельности по привлечению симпатий мирового сообщества к демократическому Тайваню[129].
Другая группа специалистов опиралась в своих рассуждениях на тезис о том, что Тайвань, по сути дела, представляет собой источник осложнений, помеху на пути реализации внешней политики США. Политика «стратегической неопределенности» подвергалась критике за ее беспомощность перед лицом кризиса и ее неспособность предотвратить его повторение в дальнейшем. По мнению авторов ряда аналитических публикаций, ситуацию вокруг тайваньской проблемы необходимо было стабилизировать, причем для этого требовалось не только изменение американских подходов, но и устранение некоторых провокационных черт поведения пекинских и тайбэйских лидеров. В марте 1998 г. в «Вашингтон пост» была опубликована статья бывшего заместителя министра обороны в администрации Клинтона Дж. Ная-младшего. Дж. Най утверждал, что ситуация вокруг Тайваня может быть стабилизирована с помощью двух взаимозависимых решений. Во-первых, необходимо добиться от тайваньских властей формального отказа от претензий на создание независимого государства. Во-вторых, США следует отказаться от неопределенности своего подхода и однозначно заявить о намерении придти на помощь Тайваню в случае китайской агрессии. По мнению Ная, сочетание этих двух политических заявлений способно «успокоить» Пекин и дать ему возможность вместо вынашивания агрессивных планов заняться более внимательной разработкой «воссоединительной формулы (к примеру, не «одна страна – две системы, а одна страна – три системы»), а также предоставить Тайваню больше «жизненного пространства» на международной арене[130].
Еще один бывший заместитель военного министра, Ч. Фримэн, изложил свои взгляды на разрешение тайваньской проблемы на страницах журнала «Форин Аффэйрз» летом 1998 г. По мнению Фримэна, Соединенным Штатам следовало «безоговорочно заявить о том, что они не станут поддерживать или одобрять любые односторонние изменения в статусе Тайваня, по инициативе Тайбэя или Пекина». Подобная позиция будет способствовать достижению соглашения между КНР и КР о многолетнем моратории на обсуждение вопроса о статусе острова. После подписания такого документа, американское правительство могло бы приступить к постепенному сокращению поставок вооружений на Тайвань – Фримэн полагал, что снабжение тайбэйских лидеров оружием является одним из главных дестабилизирующих факторов, и что использование ими этого оружия никак не способствует продвижению интересов США в регионе[131].
Прямо противоположную точку зрения отстаивал эксперт по внешнеполитическим вопросам института Кэйто (Cato) Т. Карпентер. Согласно его проекту, Соединенным Штатам наоборот следовало снять любые ограничения на поставки вооружений на Тайвань. Однако предоставляя таким образом лидерам КР возможность самостоятельно оценивать свои оборонительные потребности, и удовлетворять их в пределах, ограниченных лишь финансовыми резервами, Карпентер полагал, что в таких условиях США уже не будут иметь никаких моральных обязательств перед Тайванем и смогут открыто заявить о своем полном невмешательстве в китайско-тайваньский спор, даже если он превратится в войну между островом и материком[132]. Такой вариант развития событий, по мнению Карпентера, на нанес бы вреда США, так как Тайвань никак не связан с их жизненно важными интересами. Продолжение же американского вовлечения в нестабильный тайваньский конфликт чревато для США множеством осложнений[133].
Проекты Ная, Фримэна и Карпентера, при всей их оригинальности и аналитической изощренности, мало чем могли помочь политикам-практикам, так как были слабо проработаны в отношении механизма реализации. Как можно было раз и навсегда заставить Тайвань отказаться от провозглашения независимости, если каждые новые выборы, регулярно проводившиеся на острове, могли привести к власти лидеров, не связанных никакими обещаниями? Как можно было добиться от КНР согласия на воздержание от переговоров о воссоединении в течение нескольких десятков лет, если это воссоединение было провозглашено пекинскими властями «национальной задачей номер один»? И, наконец, как можно было быстро ликвидировать слабые места в обороне Тайваня и объявить о невмешательстве, не спровоцировав этим новый острейший кризис, а может быть даже военный конфликт, ведь китайские лидеры явно не стали бы сидеть сложа руки, глядя как Тайвань приобретает новейшие средства противоракетной и противолодочной обороны?
Большинство авторов, анализировавших ситуацию вокруг Тайваня и тайваньскую политику США в 1996-1999 гг., все же сходились во мнении, что политика «стратегической неопределенности» себя окончательно не исчерпала, и после незначительных корректировок сможет обеспечивать мир и стабильность в Восточной Азии еще долгие годы. Особенно много публикаций, содержащих подобную оценку, появилось накануне 20-летней годовщины подписания Закона об отношениях с Тайванем (апрель 1999 г.). Один из наиболее известных специалистов по тайваньской проблеме, М. Ласатер, писал в это время, что сохранение статус кво остается самой выгодной для США позицией. Эту позицию Ласатер назвал «тактически неопределенной, но стратегически ясной»: в каждом отдельно взятом эпизоде неизвестно, вмешаются ли США в конфликт, но совершенно ясно, что Вашингтон сделает все для мирного разрешения тайваньской проблемы. По утверждению Ласатера, в современной ситуации не стоит опасаться «ошибки» Пекина – недооценки им готовности Соединенных Штатов придти на помощь Тайваню. В силу многих обстоятельств, США почти наверняка вмешаются в любой конфликт между КР и КНР, и в Китае это прекрасно понимают. США обладают современным, мощным оружием, они без труда смогут локализовать конфликт в Тайваньском проливе, причем для этого совсем не нужно будет объявлять войну КНР. Точно также, вмешательство не повлечет за собой и автоматического официального признания тайваньского режима. У Пекина сохранится шанс «сберечь лицо» и американо-китайским отношениям не будет нанесено непоправимого вреда. Таким образом, даже в случае реализации худшего сценария, американские интересы сильно не пострадают, поэтому, по мнению Ласатера, политика, зафиксированная в Законе об отношениях с Тайванем и трех коммюнике, продолжает оставаться лучшим средством для поддержания стабильности в Тайваньском проливе[134].
Политику «стратегической неопределенности» защищали в своих работах и такие известные специалисты как Д. Хики и Ф. Янг. При этом, они не только критиковали проекты Ная, Фримэна, Карпентера, Ятса, но и осуждали практические шаги администрации Б. Клинтона предпринятые в 1997-1998 гг., которые, по их мнению, способствовали неблагоприятной «деформации» старых, проверенных и надежных подходов. Хики и Янг утверждали, что политика «стратегической неопределенности» крайне выгодна: она оказывает необходимое сдерживающее влияние на Пекин и Тайбэй, и при этом не загоняет Вашингтон в рамки каких-либо строгих обязательств. Хики особо предостерегал американское руководство от втягивания в китайско-тайваньские переговоры в качестве посредника, ведь это повлекло бы за собой сначала участие в долгом и сложном переговорном процессе, а затем выполнение функций гаранта неизбежно шаткого соглашения[135]. По мнению Янга, действия Клинтона на протяжении его второго президентского срока уже разрушили основы политики «стратегической неопределенности», и их необходимо срочно восстанавливать, в противном случае «региональная безопасность будет подвергнута серьезной угрозе»[136].
Итак, мы установили, что аналитические разработки американских политологов в 1996-1999 гг. вели к формулированию трех основных направлений развития тайваньской политики США: отказу от политики «стратегической неопределенности» в пользу более однозначной поддержки Тайваня; замене этой политики некой рационально выверенной сделкой между США, Китаем и Тайванем; и, наконец, сохранением прежнего курса в неизменном виде. Отношение ко всем подобным вариантам со стороны действующих политиков, представителей республиканской и демократической партий, можно было увидеть уже в ходе предвыборной кампании 1996 г. в США, которая началась практически сразу же после выборов 23 марта на Тайване. Хотя тайваньскую проблему никак нельзя было отнести к числу ключевых вопросов американской предвыборной гонки, различия в подходах между кандидатом от республиканцев, Р. Доулом, и президентом Б. Клинтоном, рассчитывающим продлить свои полномочия, проявились здесь достаточно четко. Наиболее развернуто свои взгляды на тайваньскую политику США Р. Доул изложил в выступлении 9 мая 1996 г. в вашингтонском Центре международных стратегических исследований. Прежде всего, Доул заявил о своей поддержке действий администрации, направленных на улучшение взаимопонимания с Китаем, в частности стремления Б. Клинтона предоставлять КНР режим наибольшего благоприятствования в торговле несмотря на продолжающиеся нарушения прав человека на китайской территории. Однако отмежевавшись таким образом от радикальных критиков китайской политики Клинтона, Доул перешел к перечислению своих разногласий с президентом, в частности, касающихся политики по отношению к Тайваню. Республиканский кандидат практически воспроизвел позицию сторонников усиления поддержки Тайваня, заявив, что Соединенные Штаты должны «твердо» гарантировать предоставление помощи КР, «если в отношении нее будет применена сила»[137]. Таким образом, Доул выступил за отказ от политики «стратегической неопределенности» в пользу однозначной «протайваньской» политики. Ничего не было сказано о недопущении провоцирующего поведения со стороны Тайваня: в соответствии со словами республиканского кандидата, Соединенные Штаты должны были вмешаться в китайско-тайваньскую войну, даже если бы она явилась следствием нападения КНР на Тайвань после объявления последним о своей государственной независимости. Впрочем, скорее всего, Доул здесь в большей степени шел на поводу у общественного мнения, настроенного в поддержку демократического Тайваня, чем выдвигал реальную политическую программу, которую начал бы реализовывать в случае своего избрания. В этой связи гораздо интереснее выглядят его конкретные предложения, направленные на повышение обороноспособности Тайваня. Во-первых, Доул сказал, что ввиду очевидного стремления Пекина увеличить свой военный наступательный потенциал на тайваньском направлении, США просто обязаны предоставить Тайваню новейшие оборонительные вооружения, в том числе системы противоракетной обороны и подводные лодки. Кроме того, Доул призвал к немедленному началу разработки и сооружения регионального комплекса ПРО (Theater Missile Defense – TMD) для Азиатско-Тихоокеанского региона, причем в финансировании и реализации проекта должны были принять участие не только Соединенные Штаты, но и их главные восточноазиатские союзники – Япония, Ю. Корея и Тайвань. Эта «Программа защиты тихоокеанской демократии», по убеждению Доула, смогла бы гарантировать стабильность в регионе даже в условиях растущих амбиций КНР[138].
Как мы видим, главный упор в выступлении Доула был сделан на вопросах обеспечения защиты Тайваня от возможной китайской военной агрессии. Что же касается не менее важного для самих тайваньцев аспекта, а именно, поддержки усилий КР в борьбе за расширение влияния на международной арене, республиканский кандидат не высказал никакой позиции, обошел стороной вопрос о членстве Тайваня в международных правительственных организациях, вопрос о визитах тайваньских лидеров в США. По-видимому, в рамках предвыборной стратегии, данные темы не рассматривались в качестве выигрышных, способствующих привлечению голосов американских избирателей. Впрочем, в предвыборной платформе республиканцев, одобренной на партийном съезде в Сан-Диего, содержалась фраза о «поддержке усиления роли Тайваня в международных организациях»[139].
Обратившись к программным заявлениям Б. Клинтона и членов его администрации, сделанным в 1996 г., мы увидим, что хотя общий курс на «вовлечение» Китая при сохранении поддержки Тайваня в целом совпадал с тем, что предлагали «умеренные» республиканцы, расстановка акцентов здесь все-таки была несколько иной. В отношении обеспечения безопасности Тайваня Клинтон, также как и Доул, говорил о необходимости мирного разрешения тайваньской проблемы, но утверждал при этом, что традиционная политика, зафиксированная в Законе об отношениях с Тайванем и трех коммюнике, гарантирует сохранение стабильности в Тайваньском проливе, и что события марта 1996 г. не опровергли, а подтвердили этот факт[140]. Понятно, что в рамках такой позиции не могло идти и речи о твердых гарантиях помощи Тайваню в любой ситуации. В отношении доуловской «Программы защиты тихоокеанской демократии» Клинтон высказывался в целом одобрительно[141], однако придерживался мнения, что в реализации подобных проектов спешка неуместна, и что АТР не должен рассматриваться в качестве места первоочередного разворачивания TMD[142]. Гораздо более однозначно Б. Клинтон и госсекретарь У. Кристофер говорили о своем отношении к внешнеполитической активности КР. В выступлении 17 мая 1996 г. в Нью-Йорке Кристофер отметил, что «если Тайвань намерен увеличивать свою роль в международных организациях, он должен делать это в строгом соответствии с политикой «одного Китая»[143]. Что госсекретарь имел в виду, употребляя выражение «политика одного Китая»? Ответ на этот вопрос, как нам представляется, можно найти в фразе Б. Клинтона, произнесенной им через несколько дней после выступления Кристофера: «США твердо выступают за мирное разрешение тайваньской проблемы. Это необходимо делать в контексте политики «одного Китая», которая к взаимной выгоде Соединенных Штатов, Китая и Тайваня осуществляется на протяжении почти двух десятилетий»[144]. Ключевым моментом здесь является датировка, предложенная Клинтоном. «Почти двадцать лет назад», в 1979 г., было принято решение о дипломатическом признании КНР и придании отношениям с Тайванем неофициального статуса. Таким образом, если понимать сказанное Клинтоном буквально, можно утверждать, что он определял политику «одного Китая» как курс, в рамках которого США официально признают лишь один китайский режим – КНР, а со всеми прочими, считающими себя «китайскими» (в частности, КР) поддерживают лишь неофициальные отношения. При такой трактовке термина, политика «одного Китая» не подразумевала признания Тайваня частью Китая, или даже «принятия во внимание» данного утверждения, как это было сделано в Шанхайском коммюнике в 1972 г. Хотя фраза о «принятии во внимание» была включена и в тексты коммюнике 1979 и 1982 гг., намеренное сокращение Клинтоном срока осуществления Соединенными Штатами политики «одного Китая», по нашему мнению, свидетельствовало, по крайней мере, о четкой расстановке акцентов, выделении приоритетных и второстепенных ее компонентов. Программные заявления Клинтона и Кристофера при таком их прочтении приобретают совершенно конкретный смысл – США будут поддерживать тайваньскую «прагматическую дипломатию» лишь до тех пор, пока она не будет посягать на основополагающий принцип неофициальности в американо-тайваньских отношениях. Политика «одного Китая» в ее интерпретации Кристофером и Клинтоном в 1996 г. никак не затрагивала сферы китайско-тайваньских отношений, переговоров о воссоединении Китая и т. д. Разрешение тайваньской проблемы по-прежнему отдавалось в руки самих китайцев, до тех пор, пока это разрешение развивалось по мирному сценарию.
Итак, мы видим, что события марта 1996 г. не привели к существенным изменениям в официально провозглашаемом администрацией курсе тайваньской политики США. Наблюдатели зафиксировали лишь явное стремление лидеров исполнительной власти Соединенных Штатов как можно скорее нейтрализовать отрицательное воздействие событий в Тайваньском проливе на развитие американо-китайских отношений. В уже цитируемом выступлении 17 мая У. Кристофер, помимо прочего, высказался за более частое непосредственное общение между президентами США и КНР в ходе обмена официальными визитами (как мы помним, еще осенью 1995 г. в Вашингтоне отказывались придать поездке Цзян Цзэминя в США статус «официального государственного визита»). В то же время, нельзя сказать, что Б. Клинтон, увлекшись налаживанием дружбы с Китаем, совершенно забыл про Тайвань и снизил уровень традиционно оказываемой ему поддержки. Даже если судить по главному параметру – уровню поставок вооружений, 1996 год выгодно отличался от нескольких предыдущих. Если в 1994 г. объем продаж американского оружия на Тайвань составлял 356 млн., а в 1995 г. – 177 млн. долларов, то в год президентских выборов в США и КР он достиг 460 млн. долларов, причем эта сумма сложилась из вооружений, предоставленных не только в период обострения обстановки в феврале-марте, но и на протяжении второй половины 1996 г[145]. В администрации Б. Клинтона следили за тем, чтобы шаги навстречу Пекину сопровождались адекватными сигналами Тайваню. Сразу же после переизбрания Клинтон отправил на Тайвань Ф. Лэйдера, возглавляющего Администрацию по делам малого бизнеса в правительстве США. Находясь на острове, Ф. Лэйдер, явно осознавая, что его визит связан не только с экономикой, но и с политикой[146], во всеуслышание заявил, что «США играли, и будут продолжать играть важную роль в сдерживании военных угроз и защите от запугивания». Кроме того, в ходе встреч с высшими тайваньскими руководителями, он «по личному поручению президента Клинтона» подтвердил неизменность политики США в отношении Тайваня[147].
Заверения в сохранении поддержки США после выборов последовали и со стороны законодательной власти – на Тайване побывало несколько делегаций конгрессменов. Одну из них возглавлял сенатор У. Коэн, который вскоре должен был занять пост министра обороны Соединенных Штатов. Тем весомее прозвучало его заявление о том, что американские вооружения будут поступать на остров в соответствии с Законом об отношениях с Тайванем (из этого по умолчанию следовало, что будущий министр не склонен слишком серьезно относиться к обещаниям сокращать поставки, зафиксированным в коммюнике 1982 г.)[148].
Параллельно с «успокоением» Тайваня, в конце 1996 г. началось активное воплощение в жизнь идеи о налаживании личных контактов между лидерами США и КНР. За три дня до поездки на Тайвань Ф. Лэйдера, Б. Клинтон принимал в Белом Доме министра обороны КНР; в ноябре 1996 г. американский президент встретился с китайским коллегой в ходе работы ежегодного саммита АПЕК в Маниле[149].
На протяжении нескольких месяцев после переизбрания Б. Клинтона, в прессу постоянно просачивались сведения о возможно имевших место фактах финансирования избирательной кампании демократов из восточноазиатских источников. Сначала, в конце ноября – начале декабря 1996 г., в Гонконге были опубликованы материалы журналистского расследования, свидетельствующие о передаче 15 млн. долларов из партийной казны гоминьдана в пользу демократической партии США. В феврале 1997 г. в «Вашингтон пост» появилась серия статей, содержащих информацию о тайных попытках уже властей КНР приобрести дополнительную поддержку среди демократов за счет распределения средств в размере 50-100 млн. долларов (по разным оценкам). По данному факту в американском конгрессе летом 1997 г. даже были проведены специальные слушания, в ходе которых основная часть опубликованных сведений получила дополнительные подтверждения[150]. Так или иначе, весьма характерным представляется то, что и правящая на Тайване партия, и власти КНР, стремились оказать поддержку именно демократам, а не республиканцам, демонстрируя таким образом общее одобрение политики, проводимой действующей администрацией.
В конце марта 1997 г. была осуществлена своеобразная репетиция встречи на высшем уровне между лидерами США и КНР. Китай посетил вице-президент Соединенных Штатов А. Гор. Хотя он и позволил себе сделать несколько критических замечаний по поводу несоблюдения китайскими властями прав человека, в целом вице-президент явно остался доволен оказанным приемом и конкретными результатами поездки (было подписано несколько важных экономических соглашений). В сепаратистском «Тайваньском коммюнике», давая оценку визиту Гора, авторы комментария особенно акцентировали внимание на том, что вице-президент США пил шампанское с китайским премьером Ли Пэном – человеком, отдавшим в июне 1989 г. приказ о применении танков против демонстрантов на площади Тяньаньмэнь[151].
Одновременно с Гором, в Китае гостил Н. Гингрич, лидер республиканцев. Нам неизвестно, были ли эти две поездки совмещены во времени специально, но в любом случае Гингрич составил Гору замечательный контраст, не смущаясь говорил о том, что в случае атаки на Тайвань США обязательно придут на помощь, причем делал это в беседе не с кем-нибудь, а с главой китайской Ассоциации по связям через Тайваньский пролив Ван Даоханем! Из Китая Гингрич отправился на Тайвань, где встретился с президентом КР Ли Дэнхуэем[152].
Согласно достигнутой между Пекином и Вашингтоном договоренности, Цзян Цзэминь прибыл с официальным визитом в США и 29 октября 1997 г. был принят Б. Клинтоном в Белом Доме. Представители тайваньской диаспоры организовали по этому поводу пикет, который постепенно переместился от резиденции президента к зданию конгресса. Здесь, прямо на ступеньках Капитолия, развернулся стихийный митинг, в котором приняли участие, помимо протестующих тайваньцев, и некоторые конгрессмены: сенатор-демократ Р. Торричелли, члены палаты представителей Л. Смит, П. Сэшенс, Дж. Уотс, С. Джонсон (все – республиканцы), Р. Эндрюс, Ш. Браун, П. Дэйч (все - демократы). Лейтмотивом большинства выступлений стала идея о необходимости признания Тайваня в качестве равноправного члена мирового сообщества, и возмущение по поводу того, что Б. Клинтон дошел до «развлечения диктатора в Белом Доме»[153].
Первая за долгие годы полноценная встреча на высшем уровне между КНР и США могла, по мнению многих комментаторов, привести к существенным сдвигам в двухсторонних отношениях. Ожидали и важных заявлений по тайваньской проблеме. Однако все чем американский президент смог удивить журналистов в этом вопросе, было заявление о том, что «переговоры между Тайбэем и Пекином должны начаться как можно скорее»[154]. Все остальное представляло собой повторение традиционных принципов. Чем же можно объяснить продемонстрированный этой фразой отход Б. Клинтона от политики невмешательства в разрешение тайваньской проблемы? Для лучшего понимания ситуации необходимо обратиться к рассмотрению того, как развивались китайско-тайваньские отношения в 1996-1997 гг.
Главными темами этих отношений в указанный период оставались, во-первых, вопрос о возобновлении переговоров, прерванных после визита Ли Дэнхуэя США и, во-вторых, серия затруднений, связанных с переходом Гонконга под юрисдикцию КНР 1 июля 1997 г. В инаугурационной речи 20 мая 1996 г. тайваньский президент заявил, что «во имя мира» он готов совершить поездку на материк и лично побеседовать с Цзян Цзэминем (как мы помним, до этого Ли Дэнхуэй соглашался провести подобную встречу лишь на «нейтральной» территории)[155]. Казалось, что уроки кризиса не прошли даром, и теперь исторический шанс не будет упущен, как это было сделано после оглашения Цзяном «8-ми пунктов» 30 января 1995 г. Однако быстро выяснилось, что позиции Пекина и Тайбэя по-прежнему кардинально расходятся. Китайские лидеры не хотели и слышать о возобновлении «технических» переговоров между ARATS и SEF, с которых в Тайбэе предлагали начать процесс сближения. Пекин настаивал на немедленном начале политических переговоров о воссоединении Китая. На Тайване такой вариант рассматривали как «ловушку», и на этом основании решительно отвергали.
По мере приближения 1 июля 1997 г., объективная необходимость решения ряда неотложных вопросов, особенно связанных с разработкой нового механизма «непрямых» связей Тайваня с материком после смены власти в Гонконге, побуждала тайбэйских лидеров искать выходы из тупика. В ходе решения этих проблем, правительство КР испытывало давление со стороны ряда ведущих тайваньских бизнесменов, заинтересованных в скорейшем налаживании отношений с КНР.
Отсутствие постоянного переговорного канала между Пекином и Тайбэем привело к возникновению накануне 1 июля 1997 г. весьма нервозной обстановки и решению ряда важнейших вопросов «в последний момент». 23 мая 1997 г. представители морских транспортных компаний Тайваня и Гонконга заключили соглашение о порядке осуществления грузовых и пассажирских перевозок после смены власти. Фактически единственным нововведением явилось решение о замене флагов, с национальных на нейтральные, при заходе в порты друг друга[156]. В июне 1997 г. тайваньский парламент наконец-то принял долгожданный «Закон об отношениях с Гонконгом и Макао». Согласно этому документу, статус двух бывших колоний признавался «особым» и после их перехода под китайскую юрисдикцию, что позволяло без препятствий продолжать осуществление контактов, именуя их «непрямыми»[157].
Следует отметить, что еще с весны 1995 г. правительством КР предпринимались шаги, направленные на минимализацию последствий «потери» Гонконга, в частности создавались «свободные экономические зоны» на западном побережье Тайваня, которые формально считались нейтральной территорией, и могли использоваться в качестве «перевалочных пунктов» для «непрямой» торговли с Китаем[158].
Весной 1997 г. противостояние между правительством КР и тайваньскими бизнесменами, заинтересованными в скорейшем разрушении всех искусственных препятствий на пути развития экономических связей с материком, достигло своего апогея. Гоминьдановские лидеры говорили об интересах «национальной безопасности», недопустимости бесконтрольного втягивания Тайваня в китайскую экономическую орбиту. Бизнесмены пытались действовать на свой страх и риск, прямо игнорируя предупреждения властей. Наибольший резонанс имел эпизод, связанный с инвестиционным проектом частной тайваньской компании «Формоза пластикс», в соответствии с которым на материке должна была быть построена гигантская ТЭС стоимостью 3,2 млрд. долларов. Когда все усилия тайваньского правительства предотвратить подписание контракта провалились, в Тайбэе занялись срочной разработкой пакета специальных законодательных мер. Уже в конце апреля 1997 г. депутаты Законодательного юаня приняли закон об обязательной регистрации всех инвестиционных проектов на материке в течение трех месяцев с момента начала их реализации. В конце мая были введены ограничения на объемы инвестиций (не более 50 млн. долларов на один проект), в июне – полный запрет на инвестирование в некоторые сферы (энергетику, строительство мостов и дорог)[159]. Таким образом, тайбэйским властям удалось предотвратить обвальное разрушение политики непрямых связей накануне 1 июля 1997 г.
Реакция правительства КР на передачу Гонконга была неоднозначной. С одной стороны, тайваньские лидеры заявляли, что они приветствуют «окончание периода колониального правления», с другой – утверждали, что «перспективы Гонконга внушают им опасения». Оппозиционная ДПП 28 июня организовала в Тайбэе 50-тысячную демонстрацию под лозунгом «нет объединению по принципу «одна страна – две системы»![160]. В Пекине же попытались максимально использовать пропагандистский эффект передачи Гонконга. В выступлении 1 июля 1997 г. Цзян Цзэминь отметил, что «перспектива окончательного воссоединения Китая теперь чрезвычайно близка», и что «применение формулы «одна страна – две системы» для Гонконга и Макао создает замечательный прецедент для окончательного разрешения тайваньской проблемы»[161]. Власти портового города Сямынь в провинции Фуцзянь соорудили на побережье огромный щит с красными иероглифами, призывающими к скорейшему воссоединению. В ясную погоду эта надпись была прекрасно видна с расположенного неподалеку острова Цзиньмэнь, контролируемого тайваньским правительством[162].
К осени 1997 г. интенсивность деловых, частных, культурных обменов между Тайванем и КНР значительно возросла и превысила уровень, существовавший до разрыва переговоров SEF – ARATS. Накануне передачи Гонконга представителям сторон так или иначе приходилось сталкиваться друг с другом для решения различных практических вопросов. Таким образом, естественным путем дело шло к возобновлению переговорного процесса именно на «техническом» уровне, как того хотели тайбэйские власти. На материке также постепенно стали склоняться к такому варианту, особенно после ряда внутриполитических событий, несколько ослабивших остроту вопроса о воссоединении. После смерти Дэн Сяопина 19 февраля 1997 г. и подтверждения полномочий Цзян Цзэминя на 15-м съезде КПК в сентябре 1997 г., процесс «перехода власти» в КНР можно было считать в целом завершившимся, и этот фактор больше не должен был оказывать дестабилизирующего воздействия на ситуацию вокруг Тайваня.
Внешнеполитические инициативы тайваньского руководства и внутриполитические изменения на острове не оказывали во второй половине 1996 – 1997 гг. серьезного воздействия на развитие трехсторонних отношений США – КНР – Тайвань. Вместе с тем хотя на Тайване и не происходило событий, сравнимых по масштабам с президентскими выборами, а в рамках «прагматической дипломатии» не предпринималось провокаций, похожих на визит Ли Дэнхуэя в США, некоторое движение в направлении дальнейшего расшатывания официальной политики «одного Китая» все-таки наблюдалось. Прежде всего, здесь нужно отметить очередной этап конституционной реформы, начавшийся в декабре 1996 г. с проведения всепартийной «Конференции по вопросам национального развития», и завершившийся принятием серии поправок к конституции в июле 1997 г. Поправки фактически ликвидировали провинциальный «этаж» власти, сохраняемый Чан Кайши и его преемниками в неприкосновенности с момента переезда правительства КР на Тайвань в 1949 г. С ликвидацией поста губернатора провинции Тайвань и провинциального законодательного собрания, Китайская Республика превращалась в самодостаточное государственное образование де-факто, сферы формальной и реальной юрисдикции центрального правительства сливались. Кроме этого решения, поправки вносили изменения в процедуру взаимодействия законодательной и исполнительной властей: теперь президент КР получал право назначать премьер-министра без согласия Законодательного юаня, но последний мог выразить правительству вотум недоверия. Срок полномочий депутатов увеличивался до 4-х лет[163]. Все эти изменения свидетельствовали о «взрослении» тайваньской демократии, приобретении политической системой острова устойчивой формы президентской республики.
Межпартийная борьба на Тайване в 1996-1997 гг. характеризовалась некоторым сближением позиций гоминьдана и ДПП, маргинализацией Новой партии, лидеры которой заявили о своем решительном несогласии с направлением конституционной реформы. По сообщениям сепаратистской прессы, в день принятия поправок к конституции некоторые члены НП организовали пикет с лозунгами: «Тайваньцы взбунтовались!» и «Цзян Цзэминь, на помощь!»[164].
Усиление позиций «умеренных» в ДПП привело в декабре 1996 г. к фактическому расколу партии, когда несколько радикальных сторонников независимости Тайваня, представителей «Тайваньской ассоциации университетских профессоров», объявили о создании Партии независимости Тайваня, уже в названии которой было зафиксировано ее основное программное устремление – создать на острове суверенное, независимое государство[165].
Уход радикалов способствовал росту популярности ДПП. На выборах мэров и глав местных администраций в ноябре 1997 г., впервые в своей истории ДПП сумела обогнать гоминьдан по проценту собранных голосов: 43% против 42%, и получила при этом 12 из 23 постов. Новой партии на этих выборах удалось набрать лишь 1,4%[166].
Лицом, ответственным за определение курса тайваньской внешней политики в 1996-1997 г. был новый министр иностранных дел, назначенный Ли Дэнхуэем после переизбрания – Джон Чан, сын Цзян Цзинго. На первой же своей пресс-конференции Д. Чан заявил о внесении некоторых корректив в «прагматическую дипломатию». В частности, он сказал, что вместо «лобовой атаки» на ООН, КР перейдет к борьбе за вступление в «функциональные» организации, типа Всемирного банка или Международного валютного фонда[167]. Впоследствии, в апреле 1997 г., тайваньский министр объявил о согласии КР участвовать в работе международных правительственных организаций если не в качестве полноценного члена, что хотя бы в статусе наблюдателя[168]. Впрочем, все эти тактические ухищрения не привели к сколь-нибудь заметным достижениям – КНР своим влиянием блокировала и «низкоуровневые» инициативы Тайваня. Одним из главных пунктов несогласия в это время стал вопрос о вступлении Тайваня во Всемирную торговую организацию. Несмотря на то, что островная экономика в значительно большей степени соответствовала требованиям, предъявляемым ВТО к своим членам, чем экономика КНР, принятие «таможенной территории Тайвань и Пэнху» в эту организацию постоянно откладывалось. В Пекине настаивали, что сначала в ВТО должна быть принята КНР[169].
В 1996-1997 гг. тайваньские лидеры продолжали осуществлять частные и официальные визиты за границу. Как наиболее «опасные», с точки зрения возможной негативной реакции Пекина, можно выделить поездки премьер-министра и вице-президента Лянь Чжаня в Украину (август 1996 г.), в Исландию и Австрию (октябрь 1997 г.); министра иностранных дел Д. Чана в Европу, с посещением Европейского парламента (май 1997 г.). Президент Ли Дэнхуэй в эти два года «частных» визитов не наносил, но зато в сентябре 1997 г. совершил тур по государствам Латинской Америки, официально признающим КР, который завершился подписанием важного для Тайваня договора – о включении Китайской Республики в «Систему латиноамериканской интеграции» в качестве полноправного члена[170].
Итак, возвращаясь к характеристике итогов государственного визита Цзян Цзэминя в США в октябре-ноябре 1997 г., мы видим, что сделанное в это время заявление Б. Клинтона о необходимости скорейшего возобновления переговоров между КНР и Тайванем, нельзя рассматривать в качестве попытки целенаправленного давления на Тайбэй – лидеры КР осенью 1997 г. и сами выступали за постепенное сближение с Пекином, а жесткое требование КНР – вести переговоры только о воссоединении, к этому моменту уже практически было снято.
Учитывая эти обстоятельства, позицию, продемонстрированную Б. Клинтоном в октябре 1997 г. можно оценить скорее как «протайваньскую», чем как «пропекинскую». Цзян Цзэминь так и не дождался от американского президента ясно сформулированного публичного подтверждения готовности США следовать, хотя бы, политическому курсу зафиксированному в «Обзоре тайваньской политики» 1994 г. Если надежды китайских дипломатов на ослабление поддержки Тайваня Соединенными Штатами в сфере безопасности не были осенью 1997 г. особенно велики, то уж на публичный отказ от поддержки членства Тайваня в международных правительственных организациях Пекин определенно рассчитывал. По сообщениям некоторых осведомленных комментаторов, во время одной из приватных бесед с Цзяном в октябре 1997 г., Клинтон все же заверил президента КНР, что США будут следовать так называемой политике «трех нет» – не поддерживать политику «двух Китаев», не поддерживать независимость Тайваня, не поддерживать членство Тайваня в международных правительственных организациях. По-видимому, в Белом Доме целенаправленно воздерживались от публичного объявления «трех нет», чтобы оставить эту возможность на потом, на время ответного визита Клинтона в Китай. Пока же китайским лидерам приходилось довольствоваться неофициальными заверениями американского президента, а также публичными высказываниями некоторых второразрядных чиновников госдепартамента «в духе» политики «трех нет». Первое полноценное объявление о «трех нет» последовало лишь в апреле 1998 г., когда госсекретарь М. Олбрайт, во время визита в Пекин, на пресс-конференции сказала, что «США придерживаются политики «одного Китая», не поддерживают независимость Тайваня и его членство в международных правительственных организациях»[171]. Хотя для китайских лидеров произнесение М. Олбрайт этих слов могло представляться большой дипломатической победой (и они надеялись «развить успех», добившись того же лично от президента Клинтона), на практике провозглашение «трех нет» мало что меняло в курсе американской политики. Выше мы уже рассуждали о специфике толкования термина «политика одного Китая» представителями администрации Клинтона. Совершенно очевидно, что они не подразумевали под «политикой одного Китая» признание суверенитета КНР над Тайванем. В Пекине же, по-видимому, в это выражение вкладывали именно такой смысл. Точно также, в Китае по-своему воспринимали отказ США от поддержки тайваньской независимости и членства Тайваня в международных правительственных организациях. Для лидеров КНР заявление о подобной политике было равносильно признанию единства американской и китайской позиций по поводу борьбы с тайваньскими сепаратистами и противодействия «прагматической дипломатии». Однако в Вашингтоне явно имели в виду нечто другое. Когда на одной из научных конференций, посвященных тайваньской проблеме, в декабре 1998 г., У. Лорда спросили, означает ли отсутствие поддержки определенных политических сценариев Соединенными Штатами то, что Вашингтон намерен бороться за их неосуществление, бывший помощник госсекретаря уверенно ответил: «Нет, не поддерживать это одно, а противодействовать – совсем другое»[172].
Ответный визит Б. Клинтона в КНР намечался на вторую половину 1998 г. Этому событию в Белом Доме придавали особое значение. Очередная встреча президентов США и Китая должна была не только продемонстрировать готовность Вашингтона к дальнейшему сближению, но и стать кульминационным пунктом всей китайской политики администрации Б. Клинтона. Она должна была заставить умолкнуть критиков, обвиняющих президента-демократа в недостаточном внимании к Китаю как новому мировому полюсу силы.
Естественно, что такая расстановка приоритетов отражалась на подходах к тайваньской проблеме. Стремление США сохранить стабильность в Тайваньском проливе и не допустить негативного влияния происходящих здесь событий на развитие отношений с Китаем еще с начала 1970-х гг. превратилось в традиционный компонент американской внешней политики, но в конце 1997 – первой половине 1998 гг. решение этой задачи приобрело особо важное значение. Нельзя было допустить срыва американо-китайского саммита из-за внезапных осложнений на Тайване, порожденных провокационной деятельностью островных политиков.
Ввиду отсутствия возможности оказать соответствующее давление на тайваньских лидеров по дипломатическим каналам, в администрации Б. Клинтона решили использовать придуманный самими же тайваньцами метод «частных» визитов. На остров одна за другой стали снаряжаться миссии, возглавляемые известными, но отставными политиками: Дж. Наем, Р. Холбруком, У. Пэрри. По дошедшей до журналистов информации, послы из Вашингтона, во-первых, пытались убедить тайваньских руководителей в необходимости скорейшего возобновления переговоров с КНР, и во-вторых, должны были проинформировать Тайбэй о том, что несмотря на поддержку, оказанную Тайваню в марте 1996 г., США не намерены вмешиваться в китайско-тайваньскую войну, если она будет порождена провозглашением независимости острова[173].
Неизвестно, в какой степени тайваньские лидеры изменили свою позицию в результате подобных усилий США, но в апреле 1998 г. переговоры на уровне SEF-ARATS возобновились после почти трехлетнего перерыва. На материк, для проведения беседы со своим коллегой из ARATS, направился заместитель председателя SEF. Было достигнуто принципиальное соглашение о проведении второй встречи лидеров неформальных агентств осенью 1998 г[174]. До приезда Б. Клинтона в КНР в конце июня 1998 г. обстановка в Тайваньском проливе оставалась спокойной.
30 июня 1998 г., во время встречи с представителями китайской интеллигенции в Шанхае, Б. Клинтон наконец-то публично заявил о проведении Соединенными Штатами политики «трех нет»: «Мы не поддерживаем независимость Тайваня, политику «двух Китаев» или «одного Китая – одного Тайваня». Мы также не думаем, что Тайвань должен быть членом международных правительственных организаций. Наша политика заключается лишь в том, что мы выступаем за мирное развитие событий»[175].
Комментаторы обратили внимание, что даже на этот раз американский президент выбрал для произнесения этих важных слов не официальную пресс-конференцию, которую они с Цзян Цземинем давали в Пекине, а неформальную встречу в Шанхае. Клинтон явно не хотел, чтобы у кого-то создавалось впечатление, будто США совершают существенный поворот в политике. Тем не менее, сразу же после распространения информации о заявлении последовал шквал недоуменных и критических комментариев. Объяснений, даваемых пресс-секретарями оказалось недостаточно, и Клинтону самому, на итоговой пресс-конференции 3 июля, пришлось заявить, что традиционная политика США в отношении Тайваня не изменилась[176]. Еще раньше, 2 июля, президент КР Ли Дэнхуэй, оценивая результаты визита Б. Клинтона в КНР признал, что серьезных поводов для беспокойства не существует, США по-прежнему демонстрируют готовность оказывать поддержку Тайваню[177]. Однако с подобными утверждениями мало кто был готов согласиться. Тайваньский политолог Ф. Янг, проанализировав заявление Клинтона, и стоящие за ним реальные политические инициативы, пришел к выводу, что действия администрации демократов привели к пересмотру основополагающих принципов политики «стратегической неопределенности». По мнению Янга, Клинтон явно выразил отношение США к перспективе возникновения на Тайване независимого государства, чего раньше никогда не допускалось; вмешался в отношения между островом и материком, послав на Тайвань «неофициальных» представителей; поддержал позицию КНР на будущих переговорах с Тайванем, высказавшись на одной из пресс-конференций летом 1998 г. не за «скорейшее разрешение тайваньской проблемы» (как это делали его предшественники), а за «скорейшее воссоединение Китая». Кроме того, Клинтон, находясь в КНР, ни разу не потребовал от Пекина официально отказаться от применения силы в отношении Тайваня[178].
Янг, как и многие другие ученые, политики и журналисты в США и на Тайване был уверен, что в угоду добрым отношениям с КНР Вашингтон в очередной раз пожертвовал интересами старого союзника – Китайской Республики. Типологически ситуация напоминала 1979 г., когда нечто подобное совершил президент Дж. Картер, или 1982 г., когда администрация Р. Рейгана согласилась подписать Второе шанхайское коммюнике. Примеры можно было отыскать и в совсем недавней истории – весной 1995 г. администрация Клинтона попыталась лишить Ли Дэнхуэя права на въезд в США. Во всех этих случаях на помощь Тайваню приходил американский конгресс, перегибы, допущенные администрацией, устранялись, подтверждалось продолжение поддержки КР Соединенными Штатами. Летом 1998 г. события развивались по точно такому же сценарию. В обеих палатах быстро сформировался двухпартийный консенсус. На протяжении июля 1998 г. были приняты три резолюции: 10 июля сенаторы единогласно проголосовали за внесение дополнений в хартию МВФ, которые сделали бы возможным членство Тайваня в этой организации[179]. Во второй резолюции, также единогласно принятой 10 июля, сенаторы настаивали на том, чтобы президент США потребовал от Пекина официального отказа от применения силы в отношении Тайваня. Кроме того, в резолюции подтверждались гарантии, предоставляемые КР в соответствии с Законом об отношениях с Тайванем 1979 г[180]. 20 июля 1998 г за подобную резолюцию проголосовали, при одном голосе «против», и члены палаты представителей[181].
Для того, чтобы развеять впечатление будто исполнительная власть пыталась посягнуть на гарантии Тайваню и только вмешательство конгресса спасло ситуацию, а также для предупреждения дальнейшего развития конфликта между ветвями власти, Б. Клинтон 26 августа 1998 г. адресовал конгрессменам письмо. Президент в очередной раз попытался доказать, что его неправильно поняли, и что «три нет» являются лишь новой формой преподнесения старых политических принципов[182]. В гораздо большей степени, чем это письмо, конгрессменов могли убедить практические дела, и надо сказать, что тут Клинтон действительно не демонстрировал никаких отклонений от традиционной политики. Более того, после визита президента в Китай администрация начала предпринимать специальные меры, направленные на укрепление обороноспособности Тайваня и морального духа тайваньцев.
В 1998 г. произошло резкое увеличение объема поставок американских вооружений на Тайвань. За год было продано материалов и оборудования на сумму в 1,2 млрд. долларов, то есть почти в три раза больше, чем в 1996 г[183]. Находясь в КНР, Б. Клинтон подтвердил намерение Соединенных Штатов продавать оружие на Тайвань, став первым из американских президентов, сказавшим об этом на китайской территории.
В ноябре 1998 г. Б. Клинтон направил на Тайвань министра энергетики США Б. Ричардсона. Хотя было объявлено, что он будет обсуждать с тайваньскими лидерами только вопросы экономического сотрудничества, большинство обитателей острова восприняло этот визит как свидетельство поддержки КР, как своего рода компенсацию за ущерб, нанесенный американо-тайваньским отношениям поездкой Клинтона в КНР. Подобная тактика сбалансированных шагов в отношении Китая и Тайваня, как мы неоднократно убеждались, вообще была свойственна политике Клинтона, как во время первого, так и во время второго президентского срока. Ричардсон стал первой фигурой министерского ранга, посетившей Тайвань с момента визита Ф. Лэйдера в декабре 1996 г[184].
Заметное потепление американо-тайваньских отношений во второй половине 1998 г. объяснялось, возможно, не только потребностью в устранении «перекоса» политики США в сторону КНР, отчетливо заметного после проведения двух саммитов и провозглашения политики «трех нет», но и особым отношением к Тайваню со стороны некоторых влиятельных фигур в новом правительстве Б. Клинтона. В частности, министр обороны У. Коэн, который еще до назначения на этот пост, как мы помним, лично уверял Ли Дэнхуэя в предоставлении гарантий в полном соответствии с ЗОТ, теперь мог подтвердить свои намерения на практике. В ноябре 1998 г. он принял в Пентагоне начальника генерального штаба КР и подробно обсудил с ним тайваньские оборонительные нужды[185]. Эта встреча имела для Коэна особое значение в связи с некоторыми новыми обстоятельствами, возникшими в результате действий американских конгрессменов.
Всплеск внимания к проблеме безопасности Тайваня, порожденный июньским заявлением Б. Клинтона, не был нейтрализован последовавшими успокоительными высказываниями и письмами – конгрессмены взяли вопрос на заметку, и в сентябре 1998 г., при обсуждении бюджета министерства обороны на 1999 г., внесли в текст соответствующего закона поправку: «Поручить министерству обороны исследовать возможность разворачивания в Восточной Азии региональной системы ПРО (TMD)…для защиты ключевых американских союзников – Китайской Республики на Тайване, Японии, Ю. Кореи»[186]. Кроме того, по предложению сенатора Ф. Мурковски, в текст закона была внесена фраза, предписывающая министру обороны изучить в срок до 1 февраля 1999 г. военную ситуацию в Тайваньском проливе и доложить об этом конгрессу. По мнению Мурковски, за 20 лет, прошедшие со времени подписания Закона об отношениях с Тайванем, произошли значительные изменения в военном балансе сил между островом и материком. Сенатор предлагал, после изучения этих изменений, рассмотреть вопрос о приведении ЗОТ в соответствие с изменившимися реалиями[187].
Министерство обороны положительно оценило заинтересованность конгрессменов в проблеме обороноспособности Тайваня и выразило готовность действовать в соответствии с предложенной конгрессом программой[188]. В Пекине известие о начале изучения перспектив создания ТМД в Азиатско-Тихоокеанском регионе встретили «в штыки», пресс-секретарь китайского МИДа назвал закон о финансировании министерства обороны США на 1999 г. «антикитайским»[189]. Это послужило началом масштабной кампании критики, непрекращающейся и по сей день (осень 1999 г.). Китайские официальные лица оценивали намерение соорудить TMD как «прямое американское вмешательство на Тайване» и как «попытку поддержать тайваньских сепаратистов»[190].
Вопрос о разворачивании TMD стал первой заметной трещинкой, проявившейся в американо-китайских отношениях после пекинского саммита. В конце 1998 г. по этим отношениям был нанесен очередной удар, на этот раз не связанный непосредственно с тайваньской проблемой: были обнародованы результаты специального расследования, проведенного в конгрессе, свидетельствующие о фактах проникновения китайских агентов в военные лаборатории США и переправке в КНР ряда сверхсекретных американских технологий. Этот скандал затянулся на несколько месяцев, затем последовали события в Косово, попадание американской ракеты в здание китайского посольства в Белграде (7 мая 1999 г.). Китайско-американские отношения снова резко ухудшились, администрация Клинтона опять оказалась в непростой ситуации, когда одновременно с жесткой полемикой с Пекином, ей приходилось заниматься и оправданиями перед конгрессом за чрезмерно «мягкую» политику «вовлечения», и пытаться все-таки следовать этой самой политике, отказ от которой был бы равносилен для Клинтона полной капитуляции.
В таких условиях, весной 1999 г. из зоны Тайваньского пролива стали поступать весьма угрожающие известия об активизации военных приготовлений на материке, и ответных действиях Тайбэя. В представленном конгрессу отчете Пентагона (февраль 1999 г.) говорилось о том, что в Южном Китае уже сосредоточено порядка 150-200 баллистических ракет среднего радиуса действия М-9 и М-11, и в ближайшем будущем ожидается дальнейшее наращивание ракетного парка до 650 единиц[191]. Подобные сведения содержались и в многочисленных публикациях тайваньских газет. Правительство КР, прекрасно осведомленное обо всех угрожающих тенденциях, пыталось что-то противопоставить действиям Пекина. Еще в 1997 г., по данным стокгольмского международного института исследования проблем мира, Тайвань лидировал в списке мировых импортеров вооружений. Его ежегодные закупки оценивались в 4 млрд. долларов, в то время как шедшая на втором месте Саудовская Аравия тратила на иностранное оружие 2,4 млрд. долларов в год, а КНР – 1,8 млрд. долларов[192]. К весне 1999 г. события в Тайваньском проливе уже совершенно четко попадали под определение «гонка вооружений». Несмотря на состоявшуюся в октябре 1998 г. вторую встречу лидеров ARATS и SEF, казалось, что развитие отношений КНР и Тайваня вступает в очередную фазу обострения. В марте 1999 г. для выяснения обстановки Б. Клинтон снова отправил на Тайвань У. Пэрри. После посещения Пекина и Тайбэя бывший министр обороны Соединенных Штатов вынужден был констатировать, что «если Китай будет вооружаться теми же темпами, к 2005 г. он получит подавляющее военное преимущество перед Тайванем»[193].
Все эти события подтолкнули двух влиятельных американских сенаторов, республиканца Дж. Хэлмса и демократа Р. Торричелли, к внесению законопроекта, названного авторами «Законом об упрочении безопасности Тайваня» (Taiwan Security Enhancement Act - TSEA). Закон был призван «гарантировать предоставление Тайваню всего необходимого для обеспечения его обороны оборудования, запретить любое политически мотивированное сокращение поставок вооружений, предоставить возможность закупки широкого спектра оборонительных материалов». «Широкий спектр» включал в себя системы ПРО, системы раннего предупреждения, подводные лодки, ракеты «воздух – воздух» и многое другое. Хэлмс и Торричелли предлагали обязать президентскую администрацию ежегодно представлять конгрессу доклады о запрошенных правительством КР вооружениях, с подробным разъяснением причин каждого отказа их продажи. В законопроекте также содержались предложения увеличить штат неофициального представительства США на Тайване и активизировать обмены между тайваньскими и американскими военными[194].
В конце мая 1999 г. конгрессмены еще раз выразили свою озабоченность по поводу ситуации в Тайваньском проливе. По предложению лидера республиканцев в Сенате, Т. Лотта, эта палата единогласно проголосовала за внесение поправки в закон о финансировании министерства обороны на 2000 г. В соответствии с этой поправкой, министерство ежегодно должно было представлять конгрессу отчет о соотношении военных потенциалов КНР и Тайваня, и обороноспособности острова[195].
Об окончательном принятии этого закона, и тем более о принятии TSEA, весной 1999 г. еще было говорить рано. Однако данные инициативы несомненно свидетельствовали о росте внимания к тайваньской проблеме со стороны американских политиков. В администрации Б. Клинтона к предложениям конгрессменов отнеслись без энтузиазма, ведь в случае принятия подобных законов Вашингтону предстояло бы объясняться с Пекином, а в 1999 г. отношения с КНР и так были серьезно испорчены. Кроме того, по мере приближения очередных президентских выборов на Тайване (которые должны были состояться в марте 2000 г.), напряженность в проливе неизбежно нарастала, и дополнительное дестабилизирующее воздействие на ситуацию было крайне нежелательно.
Таким образом, на протяжении 1997-1999 г. тайваньская политика администрации Б. Клинтона объективно претерпела мало изменений. Провозглашение «трех нет» в Шанхае конечно способствовало росту обеспокоенности тайваньских лидеров и их сторонников в США, однако на практике, благодаря увеличению поставок вооружений и отправке на Тайвань ряда «неофициальных» делегаций, «китайский уклон» в американской политике был компенсирован и серьезного ослабления поддержки КР Соединенными Штатами не произошло. Вместе с тем окончательно проявившиеся тенденции милитаризации Китая, гонка вооружений в Тайваньском проливе привели к объективному усилению угрозы безопасности данного региона. На это обратили внимание в США, и тайваньская политика США превратилась в предмет широкого обсуждения. Один из предложенных вариантов изменения политического курса, а именно отказ от политики «стратегической неопределенности» в пользу однозначной поддержки Тайваня, нашел отклик среди конгрессменов, был включен в предвыборную платформу республиканской партии, а также воплотился в ряде законопроектов. Сегодня борьба между исполнительной и законодательной ветвями власти США по вопросам политики в отношении Тайваня, по видимому, вступает в новую фазу обострения. В конце 2000 г., после проведения президентских выборов на Тайване и в США можно будет более определенно судить о перспективах этой борьбы и о направлении тайваньской политики США в ближайшие годы.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Morrison W., Cooper W. China – U.S. – Taiwan economic relations. Congressional Research Service: report for congress, 96-498 E. June 3, 1996. PP. 13-15.
[2] Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States. Р. 179.
[3] Yang P. From strategic ambiguity to three noes // Taiwan Security Research. (http://www.taiwansecurity.org/TS/TS-Yang-2.htm).
[4] Ibid.
[5] Американские инвестиции в экономику КНР тоже быстро росли в это время и в 1995 г. составляли 3,1 млрд. долларов (Morrison W., Cooper W. Op. cit. P. 19).
[6] Ibid. P. 16.
[7] Morrison W., Cooper W. Op. cit. P. 19.
[8] The 1996 Democratic Platform // Democratic National Committee (http://www.democrats.org).
[9] См. например: Барышников В.Н. Американская политика вооружения тайваньского режима // Проблемы Дальнего Востока. 1983. №1. С. 51-61.
[10] В 1946 г. Ли Дэнхуэй окончил сельскохозяйственный факультет токийского университета, в 1949 г. получил степень бакалавра в Тайваньском государственном университете, в 1959 г. – степень магистра в университете штата Айова, в 1969 г. – стал доктором сельскохозяйственных наук, защитив диссертацию в Корнуэльском университете.
[11] Ход демократических преобразований на Тайване характеризуется на основе материала, содержащегося в: Цветков И. А. Эволюция авторитарного режима на Тайване. Дипломная работа. РГПУ им. А. И. Герцена (рукопись).1996.
[12] Консервативный состав Законодательного юаня, более половины членов которого в 1989 г. еще были «материковыми ветеранами», не позволил принять закон об общественных организациях без ряда ограничительных поправок. Был сохранен запрет на создание прокоммунистических и сепаратистских организаций, при Исполнительном юане создавался специальный комитет по надзору за деятельностью политических партий. Только в 1992 г., когда все ветераны были наконец отправлены на пенсию, Законодательный юань проголосовал за снятие этих ограничений.
[13] ПНО была принята на заседании Совета по национальному объединению 22 февраля 1991 г. и утверждена Исполнительным юанем 14 марта 1991 г.
[14] Guidelines for National Unification // Copper J. Op. cit. P. 125.
[15] Ibid. PP. 126-127.
[16] Ibid. P. 126.
[17] Свободный Китай. 1994. № 4. С. 62.
[18] The Taiwan Question and reunification of China // Copper J. Op. cit. P. 78.
[19] Hughes C. Op. cit. P. 16.
[20] Участники организованной китайским правительством осенью 1993 г. научной конференции приняли решение считать присоединение Тайваня к КНР «задачей 1990-х гг» (Beijing Review. December 24-30, 1993. No. 52).
[21] Hickey D. U.S. – Taiwan security ties: toward the next millenium / Paper prepared for delivery at the conference “Taiwan on the threshold of the 21st century: a paradigm reexamined”. National Chengchi University. Taipei, Taiwan. January 4-5, 1999 // Taiwan Security Research (http://www.taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey.htm).
[22] Цыганов Ю. Тайвань в структуре региональной безопасности Восточной Азии. М., 1998. С. 52.
[23] Свободный Китай. 1997. № 4. С.24.
[24] Beijing Review. April 27-May 3, 1992. No. 17.
[25] Свободный Китай. 1994. № 2. С.44.
[26] Frost F. The United States and China: containment or engagement? // Australian Parliamentary Library Current Issues Briefs 5 1996-97, August 20, 1996 (http://www.aph.gov.au/library/pubs/cib/1996-97/97cib5.htm).
[27] Taiwan Relations Act amendment // Congressional Record. May 2, 1994. P. S4943.
[28] Congressional Record. May 19, 1994. P. S6109.
[29] Taiwan Policy Review // U.S. Department of State Dispatch. Vol. 5. No. 42. October 17, 1994.
[30] Ibid.
[31] Ibid.
[32] Лорд имел в виду попытки внести соответствующие изменения в Закон об отношениях с Тайванем, предпринимаемые сенаторами Брауном, Саймоном, Мурковски, Либерманом на протяжении лета 1994 г. См.: Congressional Record. July 1, 1994. P. S8408; Ibid. August 5, 1994. P. S10890
[33] Taiwan Policy Review.
[34] Здесь администрация демонстрировала восприимчивость к критике со стороны Конгресса. Сторонники Тайваня на Капитолийском холме неоднократно отмечали, что отсутствие в названии представительства указания на то, кого же оно представляет, не только унизительно для тайваньцев, но и абсурдно в принципе. См. например: Taiwan Policy // Congressional Record. July 21, 1994. P. S9337.
[35] Taiwan Relations Act. Section 4(d).
[36] Taiwan Policy Review.
[37] Yates S. The Taiwan Relations Act after 20 years: keys to past and future success (http://www.heritage .org/library/backgrounder/bg 1272.html).
[38] Taiwan Policy Review.
[39] Hickey D. U.S. – Taiwan security ties: toward the next millenium (http://www.taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey.htm).
[40] Free China Journal. December 2, 1994.
[41] Среди наиболее существенных внутрипартийных реформ можно назвать решение об избрании председателя гоминьдана тайным голосованием участников съезда; об изменении названия – не «революционно-демократическая», а «демократическая партия гоминьдан»; о проведении съездов не раз в 4, а раз в 2 года; запрет на партийную деятельность в вооруженных силах (Свободный Китай. 1994. № 1).
[42] Yu-Shan Wu. Moving Towards the Center: Taiwan's Public Opinion and Mainland Policy in Shift // Taiwan Security Research (http://www.taiwansecurity.org/TS-Wu.htm).
[43] Свободный Китай. 1994. №1. С. 10.
[44] Гудошников Л.М. Третий этап конституционной реформы и становление современного парламентаризма на Тайване // Проблемы Дальнего Востока. 1995. № 1. С. 32.
[45] Beijing Review. May 10-16, 1993. No. 19.
[46] Цыганов Ю. Указ. соч. С. 52.
[47] Beijing Review. February 28 – March 6, 1994. No. 9.
[48] Свободный Китай. 1997. №4. С. 24.
[49] Пик «угонного кризиса» пришелся на ноябрь 1993 г., когда только за один месяц было зафиксировано три подобных случая (Beijing Review. December 6-12, 1993. No. 49). Проблема была решена с помощью соглашения, достигнутого на переговорах SEF – ARATS: тайваньская сторона обязалась выдавать угонщиков материковым властям (Beijing Review. January 17-23, 1994. No. 3).
[50] Beijing Review. April 24-May 1, 1994. No. 17.
[51] Цыганов Ю. Указ. соч. С. 65.
[52] Far Eastern Economic Review. August 20, 1995. No. 29.
[53] Taiwan Question and reunification of China. PP. 78-92.
[54] Foreign affairs reports: foreign relations and democratic administration. Taipei: R.O.C. Ministry of Foreign Affairs. 1993.
[55] Свободный Китай. 1997. №4. С. 28.
[56] Far Eastern Economic Review. December 29-January 5, 1995. No. 1.
[57] В 1994 г. Ли Дэнхуэй заявил, что он готов встретиться со своим пекинским коллегой в ходе работы какого-нибудь международного форума. В «восьми пунктах» Цзян отметил, что «дела китайского народа должны решаться нами самими, без ожидания для этого какого-то международного повода».
[58] Far Eastern Economic Review. February 16, 1995. No.7.
[59] Taiwan Communiqué. April, 1995. No. 65.
[60] Taiwan Communiqué. June, 1995. No. 66.
[61] См.: Senate concurrent resolution relating to a visit by the president Lee Teng-hui of the Republic of China on Taiwan to the United States // Congressional Record. March 6, 1995. P. S3539.
[62] Far Eastern Economic Review. May 25, 1995. No. 21.
[63] Roll call Vote No. 157 Leg. // Congressional Record. May 9, 1995. P. S6315; Expressing the sense of the Congress regarding a visit by the president Lee Teng-hui of the Republic of China on Taiwan // Congressional Record. May 2, 1995. P. H4457.
[64] Concurrent resolution relating to a visit by the president Lee Teng-hui of the Republic of China on Taiwan to the United States // Taiwan Communiqué. April, 1995. No. 65.
[65] Far Eastern Economic Review. June 1, 1995. No. 22.
[66] Ibid. June 8, 1995. No. 23.
[67] Taiwan Communiqué. June, 1995. No. 66.
[68] Far Eastern Economic Review. June 1, 1995. No. 22.
[69] Ibid. June 8, 1995. No. 23.
[70] Ibid. July 6, 1995. No. 27.
[71] Yang P. From strategic ambiguity to three noes // Taiwan Security Research. (http://www.taiwansecurity.org/TS/TS-Yang-2.htm)
[72] Taiwan International Review. Vol. 1, Issue 1, July-August, 1995 (http://www.taiwandc.org/dpp/079504.htm).
[73] Far Eastern Economic Review. June 22, 1995. No. 25.
[74] Ibid. June 8, 1995. No. 23.
[75] Ibid. June 22, 1995. No. 25.
[76] People’s Daily. June 9, 1995.
[77] Ibid.
[78] Far Eastern Economic Review. June 22, 1995. No. 25.
[79] Ibid. July 20, 1995. No. 29.
[80] Ibid.
[81] Taiwan Communiqué. August, 1995. No. 67.
[82] Far Eastern Economic Review. July 27, 1995. No. 30.
[83] Taiwan Communiqué. August, 1995. No. 67.
[84] New York Times. July 18, 1995.
[85] Taiwan Communiqué. August, 1995. No. 67.
[86] International Herald Tribune. August 10, 1995.
[87] Far Eastern Economic Review. August 10, 1995. No. 32.
[88] Ibid.
[89] Ibid. July 27, 1995. No. 30.
[90] Ibid.
[91] Ibid. August 3, 1995. No. 31.
[92] Ibid. August 10, 1995. No. 32.
[93] Hickey D. Taiwan independence: image and reality. Paper prepared for delivery at the annual meeting of the American Political Science Association, Atlanta, Georgia, September 2-5, 1999 // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/Hickey-Taiwan-Independence-Image-and-Reality.htm).
[94] Far Eastern Economic Review. August 24, 1995
[95] Ibid. September 7, 1995.
[96] Taiwan Communiqué. October, 1995. No. 68.
[97] Far Eastern Economic Review. October 26, 1995. No. 43.
[98] Ibid. August 24, 1995. No. 34.
[99] Ibid. September 14, 1995. No. 37.
[100] Ibid. October 12, 1995. No. 41.
[101] Ibid. November 2, 1995. No. 44.
[102] China's president and Clinton meet to repair fences // New York Times. October 25, 1995.
[103] Вместо Ли Дэнхуэя на саммит поехал член Постоянного комитета ЦК гоминьдана Ли Ко Чэньфу (Far Eastern Economic Review. November 23, 1995. No. 47).
[104] Taiwan Communiqué. January, 1996. No. 69.
[105] Taiwan's ruling party barely keeps majority as opponents gain // New York Times. December 3, 1995.
[106] Far Eastern Economic Review. December 14, 1995. No. 50.
[107] Ibid.
[108] Taiwan Communiqué. October, 1995. No. 68.
[109] The United States and the security of Taiwan. Testimony by ambassador Winston Lord, assistant secretary of state for East Asian and Pacific affairs before the subcommittee on East Asia and the Pacific. Senate Foreign Relations Committee. February 7, 1996.
[110] Yang P. From strategic ambiguity to three noes (http://www.taiwansecurity.org/TS/TS-Yang-2.htm).
[111] Wang K. Chronology of recent events in U.S.-Taiwan and U.S.-China Relations // New Taiwan, Ilha Formosa. The Homepage for Taiwan's History, Present, and Future (http://www.taiwandc.org/hst-9596.htm).
[112] New York Times. January 24, 1996.
[113] New York Times. February 6, 7, 1996.
[114] Washington Post. February 7, 1996.
[115] Wang K. Chronology of recent events in U.S.-Taiwan and U.S.-China Relations (http://www.taiwandc.org/hst-9596.htm).
[116] Taiwan Communiqué. March, 1996. No. 70.
[117] Congressional Record. March 6, 1996. PP. S1605-1606. Резолюция была принята 19 марта палатой представителей, и 21 марта – сенатом.
[118] Hickey D. The U.S. and cross strait rivalry: strategic partnership and strategic ambiguity. Paper prepared for delivery at the conference, “War and Peace in the Taiwan Strait,” Program in Asian Security Studies, Duke University, February 26-27, 1999 // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey-2.htm).
[119] Newsweek. March 18, 1996.
[120] Wang K. Chronology of recent events in U.S.-Taiwan and U.S.-China Relations (http://www.taiwandc.org/hst-9596.htm).
[121] Yates S. The Taiwan Relations Act after 20 years: keys to past and future success (http://www.heritage .org/library/backgrounder/bg 1272.html).
[122] Hong Kong Standard. March 22, 1996.
[123] Wang K. Chronology of recent events in U.S.-Taiwan and U.S.-China Relations (http://www.taiwandc.org/hst-9596.htm).
[124] Ibid.
[125] Yates S. The Taiwan Relations Act after 20 years: keys to past and future success (http://www.heritage .org/library/backgrounder/bg 1272.html).
[126] Dreyer J. Op. cit. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
[127] Например, отстаивание более активного внешнеполитического курса и стремление добиться восстановления членства Тайваня в ООН.
[128] Wang K. Chronology of recent events in U.S.-Taiwan and U.S.-China Relations (http://www.taiwandc.org/hst-9596.htm).
[129] Yates S. The Taiwan Relations Act after 20 years: keys to past and future success (http://www.heritage.org/library/backgrounder/bg 1272.html).
[130] Washington Post. March 8, 1998. P. C7.
[131] Freeman C. Preventing war in the Taiwan Strait: Restraining Taiwan and Beijing // Foreign Affairs. July/August, 1998. PP. 6-11.
[132] Карпентер был уверен, что до этого дело не дойдет – Тайвань богат, и сможет обеспечить себя всем необходимым для обороны (Carpenter T. Let Taiwan defend itself // Taiwan Security Research. 1998 (http://www.cato.org/pubs/pas/pa-313es.html)).
[133] Ibid.
[134] Lasater M. Critical Questions in U.S. Taiwan Policy // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Lasater-990328.htm).
[135] Hickey D. The U.S. and cross strait rivalry: strategic partnership and strategic ambiguity (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey-2.htm).
[136] Yang P. From strategic ambiguity to three noes (http://www.taiwansecurity.org/TS/TS-Yang-2.htm).
[137] Taiwan Communiqué. June, 1996. No. 71.
[138] Currie К. Dole views similar to, more unilateral than those of President // Foreign Service Journal. September, 1996.
[139] The 1996 Republican Platform // Republican National Committee (http://www.rnc.org).
[140] В предвыборной платформе демократов говорилось, что «демократическая партия одобряет отправку подразделений американского ВМФ в Тайваньский пролив для гарантирования того, что китайские военные маневры не нарушат стабильности в регионе» (1996 Democratic national platform //The official cite of the Democratic National Committee (http://www.democrats.org).
[141] Идея разработки региональных систем ПРО впервые была принята на вооружение американским правительством в 1993 г., когда с подобным предложением выступил министр обороны в администрации Б. Клинтона Л. Аспин (Satoshi Morimoto, Ken Jimbo, Ken Suzuki, Yoichiro Koizumi. Theater Missile Defense (TMD) and Japan's Security // Plutonium. Winter 1998. No. 20 (http://www.glocomnet.or.jp/cnfc/pl20/index.html).
[142] Frost F. The United States and China: containment or engagement? (http://www.aph.gov.au/library/pubs/cib/1996-97/97cib5.htm).
[143] American Interests and the U.S.-China Relationship. Address by Secretary of State Warren Christopher to the Asia Society, the Council on Foreign Relations and the National Committee on U.S. - China Relations. May 17, 1996 // Former U.S. Secretary of State Christopher's Speeches (1993-97) (gopher://gopher.state.gov).
[144] Remarks by the President to the Pacific Basin economic council. May 20, 1996 // Office of the press secretary, White House (http://www.pub.whitehouse.gov).
[145] Hickey D. U.S. – Taiwan security ties: toward the next millenium (http://www.taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey.htm).
[146] Еще в сентябре 1996 г. на Тайвань приезжал заместитель министра финансов США Л. Саммерс. Он принял участие в ежегодной экономической конференции, встретился с Ли Дэнхуэем – но никаких политических заявлений не делал (Far Eastern Economic Review. September 26, 1996).
[147] Ibid. December 26, 1996.
[148] Ibid.
[149] Taiwan Communiqué. December, 1996. No. 73.
[150] Ibid. September, 1997. No. 77.
[151] Ibid. April, 1997. No. 75.
[152] Far Eastern Economic Review. April 10, 1997.
[153] Taiwan Communiqué. December, 1997. No. 78.
[154] The President's news conference with President Jiang // Weekly Compilation of Presidential Documents. Washington. November 3, 1997. P. 1677.
[155] Lee Teng-hui. Inaugural Address. May 20, 1996 // Messages & Speeches of President Lee Teng-hui (http://www.oop.gov.tw/presid/statment/congrat/e1-5.htm).
[156] Far Eastern Economic Review. June 5, 1997.
[157] Ibid. June 26, 1997.
[158] Ibid. June 15, 1995.
[159] Ibid. May 1; June 19 1997.
[160] Ibid. July 10, 1997.
[161] Speech by President Jiang Zemin at the Party Celebrating the Establishment of the Hong Kong Special Administrative Region of the People's Republic of China // Beijing Review. July 21-27, 1997.
[162] Far Eastern Economic Review. July 17, 1997.
[163] Taiwan Communiqué. September, 1997. No. 77.
[164] Ibid.
[165] Ibid. December, 1996. No. 73.
[166] New York Times. November 30, 1997.
[167] Wall Street Journal. June 26, 1996.
[168] Far Eastern Economic Review. May 8, 1997.
[169] WTO Entry Policy Reiterated // Beijing Review. May 12-18, 1997.
[170] Far Eastern Economic Review. September 25, 1997.
[171] Hickey D. U.S. – Taiwan security ties: toward the next millenium (http://www.taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey.htm).
[172] Ibid.
[173] China News. January 25, 1998.
[174] Taipei-Beijing Relations Since 1945 // Inside China Today (http://www.insidechina.com/china/special/tai_bei_time.html).
[175] Hickey D. U.S. – Taiwan security ties: toward the next millenium (http://www.taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey.htm).
[176] Reuters, July 3, 1998.
[177] Central News Agency (Taipei). July 2, 1998.
[178] Yang P. From strategic ambiguity to three noes // Taiwan Security Research. (http://www.taiwansecurity.org/TS/TS-Yang-2.htm).
[179] S. Con. Res. 30. July 10, 1998.
[180] S. Con. Res. 107. July 10, 1998.
[181] H. Con. Res. 301. July 20, 1998.
[182] Central News Agency (Taipei). August 26, 1998.
[183] Hickey D. The U.S. and cross strait rivalry: strategic partnership and strategic ambiguity (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey-2.htm)
[184] Reuters. November 11, 1998.
[185] Associated Press. November 3, 1998.
[186] Central News Agency (Taipei). September 25, 1998
[187] Ibid. September 30, 1998.
[188] Ibid. October 15, 1998.
[189] Agence France Press. October 6, 1998.
[190] Reuters. March 9, 1999.
[191] Financial Times. February 11, 1999.
[192] Следует иметь в виду, что, во-первых, внутренние военно-производственные мощности КНР значительно превышали тайваньские, и во-вторых, Тайвань закупал главным образом оборонительные вооружения (China News. June 12, 1998).
[193] Reuters. March 8, 1999.
[194] Agence France Presse. March 24, 1999.
[195] Central News Agency (Taipei). May 28, 1999. Голосование по поправке происходило через несколько дней после обнародования «отчета Кокса», содержащего информацию о похищении китайскими агентами американских ядерных секретов.
Заключение
За пятьдесят лет политика США в отношении Тайваня претерпела серьезные изменения, хотя сегодня, как и в 1950 г., Соединенные Штаты продолжают гарантировать неприкосновенность КР и препятствуют политическому объединению Тайваня с материком по формуле, предлагаемой Пекином. Очевидно, что мотивы, определяющие нынешний курс тайваньской политики Вашингтона, сильно отличаются от тех, которыми руководствовались президенты Г. Трумэн, Дж. Картер или даже Р. Рейган. То же самое можно сказать и о средствах обеспечения стабильности в Тайваньском проливе.
Исследование полувекового периода эволюции тайваньской политики США позволяет нам сделать некоторые выводы относительно того, каким образом за это время менялся характер американского вовлечения в тайваньскую проблему и чем объяснялись частые и довольно резкие изменения курса политики США. Кроме того, рассмотрение современной ситуации в Тайваньском проливе, основанное на анализе устойчивых тенденций, позволяет более взвешенно подойти к оценке перспектив разрешения тайваньской проблемы и роли, которую США способны сыграть в этом процессе.
Вовлечение США в тайваньскую проблему произошло, во многом, случайно -лишь нескольких месяцев региональной стабильности не хватило Пекину в 1950 г. для того, чтобы организовать операцию по высадке десанта и захвату Тайваня. После начала Корейской войны, Тайвань превратился в один из естественных рубежей на линии «сдерживания коммунистической экспансии» в Восточной Азии, которым Соединенные Штаты теперь уже не могли пожертвовать. Решение об отправке 7-го флота в Тайваньский пролив было принято президентом Г. Трумэном в течение двух дней и являлось настолько очевидным, что не встретило практически никакой оппозиции. Споры начались позже, когда выяснилось, что Чан Кайши не собирается мириться с положением статиста, а стремится к более активной роли, и на волне американской заинтересованности в успехе боевых действий в Корее хочет решить и свои собственные политические проблемы в рамках гражданской войны с коммунистами.
На протяжении 1950-х – начала 1960-х гг. американские политики были вынуждены действовать в двух почти противоположных направлениях – укреплять позиции гоминьдановского режима на Тайване, как своего естественного союзника в борьбе за предотвращение занятия стратегически важного острова коммунистами, и в то же время удерживать Чан Кайши от провоцирующих шагов в рамках провозглашенной им политики «возвращения на материк», что могло вовлечь Вашингтон в крайне нежелательный крупномасштабный конфликт с Китаем. Данная составляющая американской политики оставалась в то время неизвестной широкой публике, и неосведомленным наблюдателям (в том числе и пекинским лидерам) могло показаться, что США действуют в соответствии с классической «империалистической» логикой: хотят во что бы то ни стало удержать под контролем «китайский остров Тайвань» и, кроме того, стремятся использовать «марионеточный» гоминьдановский режим для оказания давления на своего идеологического оппонента – Китайскую Народную Республику. На почве такого взаимного непонимания (а в Вашингтоне тоже не знали наверняка, какие цели преследует в Тайваньском проливе Мао Цзэдун) и разразились кризисы 1954-1955, 1958, 1962 гг., США приняли непосредственное участие в обороне «прибрежных островов» и еще более увеличили объемы помощи, оказываемой тайбэйскому правительству в самых различных сферах. Следует заметить, что идея поддержки и укрепления «обособленного Тайваня» в 1950-е – 1960-е гг. не встречала никакой заметной оппозиции в американском политическом истэблишменте, споры, если они вообще велись, касались главным образом степени оказываемой поддержки, конкретных средств ее осуществления.
Внесение серьезных корректив в тайваньскую политику США стало необходимым тогда, когда в Вашингтоне ощутили острую потребность в налаживании отношений с КНР. Это произошло в конце 1960-х – начале 1970-х гг., и в рамках внешнеполитической концепции Никсона – Киссинджера тайваньская проблема впервые была осознана в качестве серьезного препятствия на пути реализации американских интересов. Вследствие этого, в Вашингтоне занялись поиском способа, с помощью которого можно было бы «отделаться» от старого союзника, так как он мешал приобретению нового, более важного. Вот тут-то впервые и сыграли свою роль некоторые черты американского вовлечения в тайваньскую проблему, сформировавшиеся за 20 лет и изменившие логику американского поведения. Выяснилось, что Тайвань уже невозможно рассматривать в качестве простого «стратегического пункта», от которого можно отказаться в пользу другого, приобретшего большую значимость. Связь с Тайванем также наполнилась новыми моральными и политическими аспектами – в начале 1970-х годов США гарантировали безопасность не только острова, но и его многомиллионного населения, заинтересованного в сохранении своего, более высокого чем на материке, уровня жизни; кроме того, Тайвань за 20 лет приобрел статус старого, верного союзника США, которого невозможно «бросить», не нанеся тем самым урона своей внешнеполитической репутации. Немаловажным было и то, что достигший высокого уровня экономического развития Тайвань теперь рассматривался в качестве важного коммерческого партнера Соединенных Штатов. В итоге, в администрации Никсона решили не отказываться от гарантий Тайваню сразу и полностью, а попытаться в ходе постепенной нормализации отношений с КНР снижать уровень поддержки КР в соответствии со степенью готовности пекинского руководства идти на компромисс в этом вопросе. Так как в Пекине были заинтересованы в нормализации американо-китайских отношений не меньше, чем в Вашингтоне, обособленный статус Тайваня действительно удалось сохранить, правда начиная с 1971 г. американская поддержка постепенно «таяла»: в 1971 г. Тайвань лишился представительства в ООН; в 1972 г. был вынужден принять фразеологию Шанхайского коммюнике; в 1974 г. лишился прямой военной помощи США в виде бесплатного снабжения оружием и американских гарантий по защите «прибрежных островов» в рамках Формозской резолюции; в 1979 г. Тайваню было отказано в договорных гарантиях безопасности и дипломатическом признании со стороны Вашингтона.
События 1978-1979 гг., с одной стороны, показали, что в США продолжают рассматривать Тайвань как «разменную монету» в отношениях с КНР, но с другой – продемонстрировали, что степень «нестратегической» заинтересованности в сохранении обособленного Тайваня в США уже настолько велика, что американский конгресс, как орган власти в действиях которого отражаются интересы наиболее широких кругов политической и экономической элиты Соединенных Штатов, не допустит, чтобы президентская администрация, руководствующаяся преимущественно «стратегическими» соображениями, полностью отказалась от гарантий тайваньской обособленности. Тогда же, в 1979 г., в Законе об отношениях с Тайванем была зафиксирована модель американских гарантий, собранная из немногих политических средств, остававшихся в арсенале Вашингтона после череды уступок Пекину на протяжении 1970-х гг. Этими средствами были, во-первых, официальное объявление о заинтересованности в безопасности «народа Тайваня» и, во-вторых, - право поставок на остров вооружений оборонительного характера. Несмотря на яростные протесты КНР, эти «необходимые и достаточные» средства обеспечения статус-кво в Тайваньском проливе были сохранены, и по сей день составляют основу внешнеполитического арсенала США в этом регионе.
Хотя уже с конца 1970-х гг. Пекин внес некоторые изменения в свою тайваньскую политику и китайские лидеры стали говорить о «мирном воссоединении» Китая, вместо «освобождения» контролируемых гоминьдановцами территорий – в КНР не собирались отказываться от возможности применения силы в отношении Тайваня; формула «одна страна – две системы», разработанная для Гонконга и навязываемая КР, не могла устраивать тайваньскую политическую элиту; в Тайбэе упорно отрицали возможность каких бы то ни было компромиссов с коммунистами. Все это свидетельствовало о том, что в ближайшем будущем «полюбовного» разрешения китайско-тайваньского спора ожидать не приходится. Для США это означало, что тайваньская проблема приобретает свойства особо устойчивого компонента американской внешней политики. Путей «самоустранения» Вашингтона от тайваньских дел оставалось все меньше: 1980-е годы ознаменовались значительным укреплением экономических и культурных связей между США и Тайванем; в 1990-е годы демократические реформы в КР создали прочный фундамент для дальнейшего сближения Вашингтона и Тайбэя. К моменту окончания «холодной войны» первоначальная логика вовлечения США в тайваньскую проблему уже оказалась полностью разрушенной – в это время Соединенные Штаты настаивали на недопущении силового варианта объединения КНР и Тайваня вовсе не из-за того, что остров был важным рубежом на линии сдерживания коммунизма!
Одновременно с упрочением и диверсификацией американских интересов на Тайване, США в 1980-е – 1990-е гг. сохраняли заинтересованность в сотрудничестве с КНР. На протяжении нескольких лет завершающей стадии «холодной войны» многим казалось, что партнерство США и Китая, держащееся на совместном противостоянии советской угрозе, после ослабления и распада СССР утратит свою основу – и в Вашингтоне, естественным образом сместят центр тяжести американского участия в китайско-тайваньском споре в сторону Тайваня. Подобные ожидания во многом способствовали ускорению процесса демократических преобразований на острове: тайбэйские лидеры торопились, стремясь не упустить свой «исторический шанс». Однако решающий момент наступил слишком рано для Тайваня. В 1989 г., когда позиции КНР на международной арене всерьез пошатнулись из-за событий на площади Тяньаньмэнь, островная демократия была еще слишком молода и слаба, и необходимой силы контрастного эффекта достичь не удалось. В Китае сумели преодолеть политический кризис, и за десятилетие, последовавшее за Тяньаньмэнь, добились заметных экономических успехов, гарантировавших превращение КНР в один из мировых полюсов силы, и обеспечивших сохранение внимания со стороны США после окончания «холодной войны». В итоге, ожидаемого «тайваньского уклона» в политике США не произошло, вашингтонским лидерам пришлось проводить сбалансированный курс «посередине» между Пекином и Тайбэем, причем делать это в условиях все более очевидной неспособности однозначного «освобождающего» выбора в пользу одной из сторон – рост заинтересованности США в контактах с КР и КНР происходил в 1990-е гг. синхронно и очень быстро.
Усиление Китая и демократизация Тайваня привели в 1990-е годы, с одной стороны, к переходу отношений между ними на качественно новый уровень (Тайбэй признал КНР в качестве самостоятельного политического образования, между островом и материком начались переговоры, произошел существенный рост экономических и культурных связей), а с другой – внесли в эти отношения напряженность, невиданную с 1950-х годов (возникла угроза прихода к власти на Тайване сепаратистов, тайбэйская «прагматическая дипломатия» оказывала провоцирующее воздействие на Пекин, в Китае набирал силу национализм, сопровождавшийся милитаризацией, в Тайваньском проливе начался новый виток гонки вооружений). Все это стало поводом для серьезного беспокойства в Вашингтоне. Ввиду очевидной неспособности «выхода из игры» (при любом варианте «ухода» США из Тайваньского пролива они слишком много теряли), американским политикам теперь приходилось рассчитывать лишь на эффективность средств удержания статус-кво в проливе – тех самых, которые применялись с 1979 г., ибо использование чего-то иного было возможно лишь ценой резкого ухудшения отношений с КНР (ведь именно пекинские лидеры стали в 1990-е гг. выступать за скорейшее разрешение тайваньской проблемы – с естественным нарушением статус-кво).
Президент Б. Клинтон уже в 1993-1994 гг. столкнулся с новыми вызовами, исходящими из зоны Тайваньского пролива. В первую очередь, Белый Дом тревожили дестабилизирующие инициативы руководства КР, и в Вашингтоне приняли решение противопоставить им программу четко регламентированного встречного поведения США (Обзор тайваньской политики 1994 г.). В это время Клинтон даже не пытался вторгаться в сферу силовых взаимодействий, качественный и количественный уровень поддержки Тайваня (выражавшийся в поставках вооружений и гарантиях безопасности) оставался совершенно тем же самым, что и в предыдущие годы. Очевидно, что статус-кво представлялся американской администрации единственно выгодным краткосрочным сценарием.
События 1995-1996 гг. внесли коррективы и в планы американского правительства, и в общую ситуацию вокруг тайваньской проблемы. Эпизод с пересмотром под давлением конгресса первоначального решения президентской администрации об отказе в выдаче визы на въезд в Соединенные Штаты президенту КР Ли Дэнхуэю свидетельствовал о преодолении Тайванем нового порога «значимости» в глазах американских политиков. Теперь сторонники Тайваня в США приобрели такой вес, что имели возможность блокировать не только радикальные инициативы президентской администрации, направленные на ослабление силовой поддержки КР, но и вполне умеренные, прагматические решения, принимаемые лишь для сохранения все менее устойчивой стабильности в Тайваньском проливе.
Последовавший за визитом Ли Дэнхуэя кризис в американо-китайских отношениях был спровоцирован руководством КНР, встревоженным ростом «протайваньских» настроений в США и настаивавшим, по крайней мере, на соблюдении традиционного баланса между «тайваньской» и «китайской» политикой Соединенных Штатов. Постепенно, кризис распространился и на китайско-тайваньские отношения, а весной 1996 г., накануне первых всенародных выборов президента на Тайване, возникла угроза его перерастания в полномасштабный вооруженный конфликт. Под давлением обстоятельств президенту Б. Клинтону пришлось принимать явно непростое решение об отправке в зону Тайваньского пролива двух американских авианосцев, и тем самым, впервые с 1979 г., прибегать к демонстрации силы для подтверждения гарантий, зафиксированных в Законе об отношениях с Тайванем.
Итогом кризиса стало временное снижение внешнеполитической активности Тайваня, некоторое успокоение пекинских лидеров – они поняли, что в целом способны держать ситуацию на Тайване под контролем, не допуская чрезмерного роста сепаратистских настроений. Что же касается США (не только политических лидеров, но и простых американцев), для них кризис вывел на поверхность все опасности, таящиеся в недрах тайваньской проблемы. Это стало особенно заметно после публикации в «Нью-Йорк Таймс» в январе 1996 г. сведений о вероятности нанесения Китаем ядерных ударов по американской территории в случае недовольства Пекина реакцией США на возможные силовые действия КНР в отношении Тайваня.
В условиях интенсивных дискуссий о судьбе тайваньской политики США, ведшихся не только в узком кругу политиков и специалистов, но и на страницах периодической печати, администрации Б. Клинтона пришлось заниматься восстановлением нарушенного баланса в отношениях с КНР и Тайванем. Несмотря на разнообразие предложенных проектов, призывающих и к «уходу» Соединенных Штатов из Тайваньского пролива, и к разным вариантам смещения «центра тяжести» внутри треугольника Пекин-Вашингтон-Тайбэй, президент Б. Клинтон, по сути дела, так и не решился на серьезные структурные изменения в тайваньской политике. Наметившееся в 1997-1998 гг. сближение между Вашингтоном и Пекином осуществлялось без значительного ущерба для американо-тайваньских отношений. Заявление Б. Клинтона 30 июня 1998 г. о проведении в отношении Тайваня политики «трех нет» являлось, скорее, очередным образцом «семантического манипулирования», активно применявшегося Вашингтоном в вопросах, касающихся тайваньской политики, еще с 1970-х годов, нежели свидетельством каких-то новых осязаемых ограничений поддержки КР. Даже если в действиях Б. Клинтона и можно было усмотреть некоторое смещение политических акцентов в сторону Пекина, это было вполне компенсировано отправкой ряда делегаций на Тайвань, акциями конгресса, увеличением поставок вооружений.
Вместе с тем развитие ситуации на Тайване, в КНР и в их взаимоотношениях, позволяет сегодня выдвинуть предположение о невозможности сохранения статус-кво в Тайваньском проливе в среднесрочной перспективе без внесения серьезных корректив в тайваньскую политику США. Если в США действительно заинтересованы в продолжении мирного сосуществования пекинского и тайбэйского режимов, а похоже, что это действительно так, американским политикам придется заняться поиском средств укрепления тайваньской безопасности, которые обеспечивали бы сдерживание многократно возросшей угрозы силовых акций со стороны материка, и в то же время не приводили к непоправимому ущербу для американо-китайских отношений, которыми в Вашингтоне, несомненно, дорожат. На уровне конгресса сегодня уже обсуждаются варианты включения Тайваня в будущую региональную систему ПРО, или законодательного закрепления права США на неограниченные поставки вооружений на Тайвань. Вероятность практического воплощения подобных мер находится пока под вопросом, однако дальнейшее обострение обстановки в проливе, которое, как нам представляется, объективно неизбежно при сохранении у власти в Китае нынешнего режима и при дальнейшем развитии демократии на Тайване, по-видимому повлечет за собой ужесточение позиции американского правительства. Во всяком случае, до тех пор, пока силовой потенциал Китая является несопоставимым по мощи с американским, твердость политики США в отношении Тайваня будет оставаться прямо пропорциональной уровню китайского давления на Тайвань.
В заключение, нам хотелось бы еще раз подчеркнуть: рассматривая тайваньскую политику США в тесной связи с американо-китайскими отношениями, мы постоянно обнаруживали, что при несомненной их зависимости и взаимообусловленности, поведение США в отношении Тайваня никогда не являлось простой функцией от состояния отношений между Вашингтоном и Пекином. Интересы США на Тайване за последние 50 лет постоянно расширялись, а Тайвань приобретал все большую субстанциональность в качестве самостоятельно действующего лица на политической (а также экономической и культурной) аренах. Сегодня, Тайвань своими действиями способен спровоцировать КНР на начало силовой акции, и в таком случае конкретная реакция США прогнозируется весьма сложно. Но несомненным фактом является то, что и в этой ситуации, принимая то или иное решение, американские политики будут вынуждены учитывать разносторонние интересы США – и в КНР, и на Тайване, что при современном масштабе этих интересов практически неизбежно приведет Вашингтон к активному «миротворческому» вмешательству. Будущее тайваньской проблемы во многом зависит от того, насколько правильно в Пекине сумеют оценить американскую готовность к подобному вмешательству, и насколько лидерам США удастся убедить Тайбэй в том, что в случае его провоцирующего поведения безусловная поддержка Соединенных Штатов ему вовсе не обеспечена.
Источники и литература
1. Источники
1.1. Дипломатические документы
· Гримм Э. Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842-1925). М., 1927.
· Cairo Declaration, December 1, 1943 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/cairo.htm).
· First United States - PRC Joint Communiqué, February 28, 1972 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/communique01.htm).
· Foreign Relations of the United States. 1950. Vol. 6. Wash., D. C.; GPO.1976.
· Foreign Relations of the United States. 1951. Vol. 7. Wash., D. C.; GPO 1983.
· Foreign Relations of the United States. 1961-1963. Vol. 22 // (http://www.state.gov/www/about_state/history/frusXXII/index.html).
· Foreign Relations of the United States. 1964-1968. Vol. 30 (http://www.state.gov/www/about_state/history/vol_xxx/index.html).
· Mutual Defence Treaty between the United States of America and the Republic of China, December 2, 1954 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/mutual01.htm).
· Potsdam Declaration. July 26, 1945 // The Avalon Project at the Yale Law School (http://www.yale.edu/lawweb/avalon/decade/decade17.htm).
· Second United States - PRC Joint Communiqué, January 1, 1979 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/communique03.htm).
· Third United States - PRC Joint Communique, August 17, 1982 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/communique03.htm).
· Treaty between Koxinga and the Dutch Government, February 1, 1662 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/koxinga.htm).
· Treaty of Peace between the Republic of China and Japan, April 28, 1952 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/taipei01.htm).
· Treaty of Peace with Japan, September 8, 1951 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/sanfrancisco01.htm).
· Treaty of Shimonoseki, April 17, 1895 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/shimonoseki01.htm).
· Yalta Declaration, March 24, 1945 // Taiwan Documents Project (http://newtaiwan.virtualave.net/yalta.htm).
1.2. Юридические акты США, КНР и Тайваня
· Constitution of China // International Constitutional Law (http://www.uni-wuerzburg.de/law/ch__indx.html).
· Taiwan Constitution // International Constitutional Law (http://www.uni-wuerzburg.de/law/tw__indx.html).
· Taiwan Relations Act. April 10, 1979. PL 96-98 // America and island China: a documentary history // Ed. by Stephen P. Gibert, William M. Carpenter. Lanham : University Press of America, 1989.
· U.S. congressional authorization for the president to employ the armed forces of the United States to protect Formoza, the Pescadores and related positions and territories of that area, January 29, 1955 // The Taiwan experience, 1950-1980 / edited by James C. Hsiung and others. Columbus (Ohio): 1983.
1.3. Материалы конгресса США
· Congressional Internet Service // (http://thomas.loc.gov).
· Congressional Record. Wash., D. C.: GPO, 1950-1999.
· H. Con. Res. 148 104th Cong., 2nd Sess.) – Concurrent resolution expressing the sense of the Congress that the United States is committed to the military stability of the Taiwan Straits and United States military forces should defend Taiwan in the event of invasion, missile attack, or blockade by the People's Republic of China. Agreed to in House March 19, 1996. Agreed to in Senate March 21, 1996 // Congressional Record, PP. H2342, H2377, S2627.
· H. Con. Res. 53 (104th Cong., 1st Sess.) – Concurrent resolution expressing the sense of the Congress regarding a private visit by President Lee Teng-hui of the Republic of China on Taiwan to the United States. Agreed to in House May 2, 1995. Agreed to in Senate May 9, 1995 // Congressional Record, PP. H4457, S6315, H4449.
· Morrison W., Cooper W. China – U.S. – Taiwan economic relations. Congressional Research Service: report for congress, 96-498 E. June 3, 1996.
· Security of Taiwan. Testimony by Winston Lord, Assistant Secretary for East Asian and Pacific Affairs, before the House Committee on International Relations, Washington, DC, March 14, 1996 // Department of State Internet Service. 1996 Statements, Communiques, Speeches, and Testimony About East Asia and the Pacific (http://www.state.gov/www/regions/eap/960314.html).
· Shirk S. The Taiwan Relations Act at twenty. Testimony before the House International Relations Committee, Subcommittee on Asia and Pacific. Wash., D.C., April, 14 1999 // (http: www.state.gov/www/policy_remarks/1999/15).
· Sutter R. China Policy: Managing U. S. – PRC – Taiwan Relations After President Lee's Visit to the U.S. CRS, 95-727. 1995.
· Sutter R. Taiwan: U.S. Policy Choices. CRS, 96-032. December, 1996.
· Sutter R. Taiwan's future: implications for the United States. Wash., D.C.: CRS, 1980.
· The United States and Taiwan. Susan L. Shirk, Deputy Assistant Secretary for East Asian and Pacific Affairs U.S. Department of State. Testimony before the House International Relations Committee. Washington, D.C., May 20, 1998 // Department of State Internet Service. 1998 Statements, Communiques, Speeches, and Testimony About East Asia and the Pacific (http://www.state.gov/www/policy_remarks/1998/980520_shirk_taiwan.html).
· The United States and the security of Taiwan. Testimony by ambassador Winston Lord, assistant secretary of state for East Asian and Pacific affairs before the subcommittee on East Asia and the Pacific, Senate Foreign Relations Committee, February 7, 1996 // DOSFAN Gopher Research Collection (gopher://gopher.state.gov).
· United States – Taiwan relations: the 20th anniversary of the Taiwan Relations Act. Hearing before the committee on foreign relations United States Senate, 106-43. March 25, 1999. Washington, D.C.: GPO, 1999.
1.4. Документы исполнительной власти США, КНР и Тайваня
· Дэн Сяопин. Основные вопросы современного Китая. Перевод с китайского. М.: Политиздат, 1988.
· Информация правительства Китайской Республики на Тайване // (http://www.gio.gov.tw/info/nation/russia/index.html).
· Против американской оккупации Тайваня и происков США, направленных на создание двух Китаев. Сборник документов и материалов. Пекин: Издательство литературы на иностранных языках, 1958.
· American Institute in Taiwan Web Service // (http://ait.org.tw).
· American Interests and the U.S.-China Relationship. Address by Secretary of State Warren Christopher to the Asia Society, the Council on Foreign Relations and the National Committee on U.S. - China Relations. May 17, 1996 // Former U.S. Secretary of State Christopher's Speeches (1993-97) (gopher://gopher.state.gov).
· Department of State Bulletin, 1950 – 1992.
· Foreign affairs reports: foreign relations and democratic administration. Taipei: R.O.C. Ministry of Foreign Affairs, 1993.
· Freedom of Information Act. Electronic reading room // (http://foia.state.gov).
· Lee Teng-hui. Inaugural Address. May 20, 1996 // Messages & Speeches of President Lee Teng-hui (http://www.oop.gov.tw/presid/statment/congrat/e1-5.htm).
· Public papers of the presidents: John F. Kennedy, 1962. Washington, D.C.: GPO, 1963.
· Remarks by the President [Clinton] to the Pacific Basin economic council. May 20, 1996 // Office of the press secretary, White House (http://www.pub.whitehouse.gov).
· Speech by President Jiang Zemin at the Party Celebrating the Establishment of the Hong Kong Special Administrative Region of the People's Republic of China // Beijing Review. July 21-27, 1997.
· The Dispatch, 1992 – 1999.
· United States relations with China. With special reference to the period 1944-1949. Michigan, 1971.
· U.S. State Department Web Service // (http://www.state.gov).
· Weekly compilation of presidential documents, 1990 – 1999.
1.5. Материалы американских и тайваньских политических партий
· The official cite of the Democratic National Committee // (http://www.democrats.org).
· Republican National Committee (http://www.rnc.org/).
· The Democrat Progressive Party (http://www.dpp.org.tw).
· The Kuomingtang (http://www.kmt.org.tw).
· The New Party (http://www.np.org.tw).
· Taiwan Independence Party (http://www.taip.org.tw).
1.6. Мемуары
· Kerr G. Formosa betrayed. Boston: Houghton Mifflin, 1965.
· Kissinger H. White House years. Boston: Little Brown and Company, 1979.
· Nixon R. Asia after Viet Nam // Foreign Affairs. Vol. 46, No. 1 (October).
· Shen J. The U.S. and Free China: how the U.S. sold out its ally. Washington, D.C.: Acropolis Books, 1983.
· Truman H. Years of trial and hope. Garden City, New York: Doubleday, 1956.
· Vance C. Hard Choices. N.Y. Simon and Schuster. 1983.
1.7. Сообщения информационных агентств
· Agence France Presse.
· Associated Press.
· Central News Agency-Taipei.
· Reuters.
1.8. Справочные материалы
· Тайвань: краткие справочные сведения / РАН. Институт Дальнего Востока; подгот. Л.М. Гудошников и др. Вып. 1-7. М., 1992-1997.
· Энциклопедия нового Китая. М, 1989.
· Military Matchups: R.O.C. and P.R.S. // (http://www.emeraldesigns.com/matchup/military.shtml).
· The Republic of China Yearbook 1998 // Government Information Office homepage (http://www.gio.gov.tw/info/yb97/html/ch2.htm).
· The Republic of China Yearbook. Taipei, 1988 – 1995.
2. Литература
2.1. Монографии
· Арсеньева Г.И. Тайвань и политика Пекина, Вашингтона и Токио (60-е - 70-е гг.). М., 1976.
· АСЕАН в системе международных политических отношений / Отв. Ред. Г. И. Чуфрин и др. М., 1993.
· Астафьев Г. В. США и Китай. М., 1983.
· Бажанов Е. П. Движущие силы политики США в отношении Китая. М., 1982.
· Барышников В. Н. Тайваньский вопрос в китайско-американских отношениях (1949-1958). М., 1969.
· Богатуров А.Д. Великие державы на Тихом океане. М., 1997.
· Бурлацкий Ф.М. Мао Цзэдун: «наш коронный номер это война, диктатура». М., 1976.
· Буров В. Г. Модернизация тайваньского общества. М., 1998.
· Галенович Ю. М. Москва-Пекин, Москва-Тайбэй: новое начало. М., 1994.
· Гудошников Л. М., Кокарев Н. А. Политическая система Тайваня. М., 1997.
· История внешней политики и дипломатии США. 1775 – 1877 / Отв. Ред. Н. Н. Болховитинов. М., 1994.
· История международных отношений на Дальнем Востоке. 1945-1977 / Отв. Ред. С. Л. Тихвинский. Хабаровск, 1978.
· Капица М.С. КНР: три десятилетия – три политики. М.: Издательство политической литературы, 1979.
· Капустин Д.Т. Тайвань и Южная Корея в китайско-американских отношениях. М., 1980.
· Каткова З.Д. Китай и державы, 1927 – 1937. М., 1995.
· КНР и Тайвань: некоторые вопросы взаимоотношений. М., 1992.
· Колобов О. А., Корнилов А. А., Макарычев А. С., Сергунин А. А. Процесс принятия внешнеполитических решений: исторический опыт США, государства Израиль и стран Западной Европы. Нижний Новгород, 1992.
· Ледовский А.М. Китайская политика США и советская дипломатия, 1942 – 1954. М., 1985.
· Меликсетов А. Г. Социально-экономическая политика Гоминьдана в Китае. 1927 – 1949 гг. М., 1977.
· Меркулов С. К. Американо-китайское сближение (вторая половина 70-х гг). М., 1980.
· Механизм формирования внешней политики США. М., 1986.
· Мироненков Е. Г. Тайваньский фактор в американо-китайских отношениях (1972-1984). Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. М., 1985.
· Мирошников С.Н. Политика США в отношении республики Китай. 1953 – 1955 гг. Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. Томск, 1997.
· Некоторые вопросы взаимоотношений материкового Китая и Тайваня. М., 1993.
· Сергунин А. А. США: аппарат президента по связи с Конгрессом и внешняя политика. Нижний Новгород, 1990.
· Современный Тайвань / В.Я Выборнов, Л.М. Гудошников, Т.В.Дикарева и др. Иркутск, 1994.
· США: внешнеполитический механизм. Организация, функции, управление. М., 1972.
· Тодер Ф.А. Тайвань и его история (XIX в). М., 1978.
· Уайт Т., Джекоби Э. Гром из Китая. М., 1948.
· Цин Жу-Цзи. История американской агрессии на Тайване. М., 1956.
· Цыганов Ю. Тайвань в структуре региональной безопасности Восточной Азии. М., 1998.
· Шевченко А. А. Внешняя политика США: процесс формирования и механизм осуществления. Киев, 1989.
· Шнейдер В.А. Проблема Тайваня в политике США в отношении Китая (1949 – 1971). Автореферат диссертации на соискание степени кандидата исторических наук. М., 1971.
· Blum R. Drawing the line: the origin of the American containment policy in East Asia. N.Y. – L.: W.W. Norton and Company, 1982.
· Chang J.J. United States – China normalization: an evaluation of foreign policy decision making. Baltimor, 1986.
· China : U.S. policy since 1945. Washington, D.C. : Congressional Quarterly, 1980.
· Clough R. Island China. Cambridge, Mass. : Harvard University Press, 1978.
· Copper J. Words across the Taiwan strait. Lanham, 1995.
· Davidson J. The island of Formosa: past and present. N.Y., 1988.
· Fairbank J. The United States and China. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1971.
· Foot R.The practice of power : US relations with China since 1949. Oxford : Clarendon Press ; New York : Oxford University Press, 1995.
· Formosa today// Edited by Mark Mancell. New York: Praeger, 1964.
· How J. Multicrises. Cambridge: MIT Press, 1971.
· Hughes C. Taiwan and Chinese nationalism: national identity and status in international society. London - New York, 1997.
· Jacoby N. U.S. aid to Taiwan. N.Y.: Praeger, 1966.
· Kusnitz L. Public opinion and foreign policy: America’s China policy, 1949-1979. Westport, Conn.: Greenwood press, 1984.
· Lasater M. Policy in evolution: the U.S. role in China's reunification. Boulder : Westview Press, 1989.
· Li K.T. The evolution of policy behind Taiwan’s development success. New Haven: Yale University Press, 1988.
· Li V. De-recognizing Taiwan. Wash., D.C.: Carnegie Endowment, 1977.
· Long S. Taiwan: China’s last frontier. N.Y., 1991.
· Mendel D.The politics of Formosan nationalism. Berkeley: University of California Press, 1970.
· Riggs F. Formosa under Chinese Nationalist rule. New York: Macmillan, 1952.
· Schaller M. The United States and China in the twentieth century New York : Oxford University Press, 1990.
· Sino-American relations, 1945-1955. A joint reassessment of a critical decade / Ed. By H.Harding and Yuan Ming. Wilmington (Del): A scholarly resources imprint, 1989.
· The future of Taiwan: a difference of opinion // Edited by Victor H. Li. New York: M.E. Sharpe, 1980.
· Thomson J., Stanley P., Perry J. Sentimental imperialists : the American experience in East Asia. New York : Harper & Row, 1981.
· Tsou, Tang. America's failure in China, 1941-50. Chicago: University of Chicago Press, 1963.
· Tucker N. Patterns in the dust : Chinese-American relations and the recognition controversy, 1949-1950. New York : Columbia University Press, 1983.
· Tucker N. Taiwan, Hong Kong, and the United States, 1945-1992 : uncertain friendships. New York : Maxwell Macmillan International, 1994.
· Two societies in opposition : the Republic of China and the People's Republic of China after forty years // Edited by Ramon H. Myers. Stanford, Calif. : Hoover Institution Press, 1991.
· Vadney T.E. The world since 1945. London: Penguin Books, 1992.
· Wolff L., Simon D. Legislative history of the Taiwan Relations Act. Jamaica, N.Y.: American Association for Chinese Studies, 1982.
2.2. Статьи
· Алексеев И., Николаев Ф. О проблеме Тайваня в американо-китайских связях // Международная жизнь, 1984, №5. С.35-41.
· Барышников В.Н. Американская политика вооружения тайваньского режима // Проблемы Дальнего Востока, 1983, №1. С.51-61.
· Барышников В.Н. Принципиальная позиция СССР по «тайваньскому вопросу» // Проблемы Дальнего Востока, 1982, №3,. С.40-49.
· Барышников В.Н., Гончаров С.Н. К вопросу о воссоединении Тайваня с КНР // Проблемы Дальнего Востока,1984,№3. С. 76-87.
· Васильев Н.В., Мироненков Е.Г. Тайваньский фактор в американо-китайских отношениях // Проблемы Дальнего Востока, 1985, №2. С. 58-64.
· Гудошников Л.М. Третий этап конституционной реформы и становление современного парламентаризма на Тайване // Проблемы Дальнего Востока. 1995. № 1. С. 92-101.
· Кулик Б.Т. США и Тайвань против КНР. 1949-1952.Новые архивные материалы // Новая и новейшая история, 1995, № 5. С. 19-40.
· Петухов В. США против воссоединения Тайваня с КНР // Азия и Африка сегодня, 1988, №9
· Петухов В. Тайвань и политика США в Восточной Азии // Проблемы Дальнего Востока, 1987, №5. С. 71-78.
· Усов В.Н. Тайваньский кризис 1958 г. // Проблемы Дальнего Востока, 1993, №6. С. 118-127.
· Яковлев А. Г. Международно-политическая стабильность в АТР и Китай // Проблемы Дальнего Востока. 1995. № 5. С. 3-9.
· Bazhanov Y. Russia and Taiwan // Berichte des Bundeinstituts fur ostwissenschaftliche und internationale studien. 2 Juli, 1996. No. 29.
· Buruma I. Taiwan’s new nationalists // Foreign Affairs. July/August, 1996. PP. 77-92.
· Carpenter T. Let Taiwan defend itself // Taiwan Security Research. 1998 (http://www.cato.org/pubs/pas/pa-313es.html).
· Chang G., He Di. The absence of war in the U. S.-China confrontation over Quemoy and Matsu in 1954-1955 // American Historical Review. December, 1993. No. 98. PP. 1500-1524.
· Chien F. A view from Taipei // Foreign Affairs. Winter, 1991/1992. PP. 93-104.
· Cross C. Taipei's identity crisis // Foreign Policy. No.51, Summer 1983.
· Currie К. Dole views similar to, more unilateral than those of President // Foreign Service Journal. September, 1996.
· Dreyer J. China’s attitude toward the TRA / Prepared for presentation at the international conference on United States – Taiwan relations: Twenty Years after the TRA. Taipei, April 9-10, 1999 // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Dreyer.htm).
· Ford S. America’s illogical rules make for dangerous policy in the Taiwan Strait // Taiwan Security Research, February 24, 1999. (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Ford-9902.htm).
· Freeman C. Preventing war in the Taiwan Strait: Restraining Taiwan and Beijing // Foreign Affairs. July/August, 1998. PP. 6-11.
· Frost F. The United States and China: containment or engagement? // Australian Perlianmentary Library Current Issues Briefs 5 1996-97, August 20, 1996 (http://www.aph.gov.au/library/pubs/cib/1996-97/97cib5.htm).
· Harrison S. Taiwan after Chiang Ching-kuo // Foreign Affairs. Spring, 1988. PP. 790-809.
· Hickey D. U.S. – Taiwan security ties: toward the next millenium / Paper prepared for delivery at the conference “Taiwan on the threshold of the 21st century: a paradigm reexamined”. National Chengchi University. Taipei, Taiwan. January 4-5, 1999 // Taiwan Security Research (http://www.taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey.htm).
· Hickey D. Taiwan independence: image and reality.Paper was prepared for delivery at the annual meeting of the American Political Science Association, Atlanta, Georgia, September 2-5, 1999 // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/Hickey-Taiwan-Independence-Image-and-Reality.htm).
· Hickey D. The U.S. and cross strait rivalry: strategic partnership and strategic ambiguity. Paper prepared for delivery at the conference, “War and Peace in the Taiwan Strait,” Program in Asian Security Studies, Duke University, February 26-27, 1999 // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Hickey-2.htm).
· Kresbash K. The presidential race: Clinton record, rhetoric promise to aid reelection // Foreign Service Journal. September, 1996.
· Lasater M. Critical Questions in U.S. Taiwan Policy // Taiwan Security Research (http://taiwansecurity.org/IS/IS-Lasater-990328.htm).
· Munro R. Giving Taipei a place at the table // Foreign Affairs. November/December, 1994. PP. 109-123.
· Nixon R. Asia after Viet Nam // Foreign Affairs. Vol. 46, No. 1 (October). PP. 111-125.
· Omestad T. Dateline Taiwan: a dynasty ends // Foreign Policy. No.71, Summer 1988. PP. 176-199.
· Shaw Yu-ming. Taiwan: a view from Taipei // Foreign Affairs. Summer, 1985.
· Unger L. Taiwan: The prosperous pariah - derecognition worked // Foreign Policy. No.36, Fall 1979.
· Wang K. Chronology of recent events in U.S.-Taiwan and U.S.-China Relations // New Taiwan, Ilha Formosa. The Homepage for Taiwan's History, Present, and Future (http://www.taiwandc.org/hst-9596.htm).
· Yang P. From strategic ambiguity to three noes: the changing nature of the U.S. policy toward Taiwan / Paper presented at the conference “U.S and its allies”, Tel Aviv, Israel, November 9-11, 1998 // Taiwan Security Research. (http://www.taiwansecurity.org/TS/TS-Yang-2.htm).
· Yates S. Promoting freedom and security in U.S. – Taiwan policy. October 13, 1998 / Heritage Foundation (http://www.heritage.org/library/backgrounder/ bg1226es.html).
· Yates S. The Taiwan Relations Act after 20 years: keys to past and future success // Heritage Foundation. April 16, 1999. (http://www.heritage .org/library/backgrounder/bg 1272.html).
· Yu-Shan Wu. Moving Towards the Center: Taiwan's Public Opinion and Mainland Policy in Shift // Taiwan Security research (http://www.taiwansecurity.org/TS-Wu.htm).
2.3. Пресса
· Far Eastern Economic Review.
· Financial Times.
· Hong Kong Standard.
· Inside China Today.
· Los Angeles Times.
· New York Times.
· Newsweek.
· South China Morning Post.
· Taiwan Communique.
· Taiwan International Review.
· Washington Post.
http://www.amstd.spb.ru/Library/Dis/dis_vved.htm